Джордж Эварт Эванс Собачьи радости

Впервые об этой собаке услыхали, когда мальчик по имени Дэнни Льюис вернулся домой с прогулки в горы и сказал, что его укусила огромная коричневая лиса, которая бегает со скоростью поезда.

Ребята играли в индейцев среди скал на вершине горы Гилфах-и-Рид. Дэнни спрыгнул с большого камня и чуть не угодил на спину этой лисы. Она спала на солнышке, свернувшись калачиком. Лиса укусила мальчика и умчалась по тропинке к ферме Крейг-ир-Хесг.

Дэнни она укусила, сомневаться не приходилось — зубы вонзились прямо в его предплечье,— однако жители Понтигвейта не были уверены в том, что это была лиса. Вот уже много лет в окрестностях горы Гилфах не встречали ни одной лисы; во всяком случае с тех пор, как Дженкинс, по прозванию Ферма, принялся их отстреливать.

Первым человеком, рассмотревшим ее как следует, был Вил Хьюз Флегонс. У самого подножья горы, где стоит ферма Крейг-ир-Хесг, есть отлогий участок земли, глубоко врезавшийся в склон. Однажды воскресным утром Вил Флегонс сидел там, прислонившись к скале. С ним была его борзая сука, знаменитая Тонипэнди Анни; Флегонс прочитал газету и было задремал, как вдруг сука натянула поводок и принялась яростно лаять и куда-то рваться. Флегонс поднял голову и увидел то, что ее так взволновало.

Примерно в двухстах метрах от него среди скал рыскала огромная коричневая борзая. Когда пес услышал лай Анни, он круто повернулся и высоко поднял голову, словно прислушиваясь. Ах, какая это была голова! Плавные линии, красивая посадка, словно у змеи. Пес высоко нес голову, но, как только заметил Флегонса, бросился вниз по склону и исчез посреди вересковой пустоши в направлении фермы Крейг-ир-Хесг, за каменоломней.

Вил Флегонс с одного взгляда понял, что пес — прекрасный скороход. Собака неслась словно на бегах, перелетая, как птица, через скалы и овечью ограду легко, будто фея; так ни одна собака в этой долине не бегала.

Спустя четверть часа Анни снова напала на след коричневого пса, как раз на вересковой пустоши. Он мирно грелся на солнце. Флегонс остановился, отцепив поводок от ошейника Анни, и сказал ей очень нежно, как всегда делал накануне соревнований:

— За ним, девочка!

Пес заметил, что к нему мчится знаменитая Анни, поднял голову и принялся с интересом за ней следить. Но в тот момент, когда он привстал ей навстречу, он увидел вдали Флегонса, стоявшего с поводком в руке. Даже не понюхав Анни, пес развернулся и словно ветер понесся прочь. И Анни решила, что это — состязание в беге, и во всю прыть помчалась за ним.

У Вила Флегонса было несколько излюбленных соленых словечек, которые он пускал в ход при всякого рода неожиданностях. Он, должно быть, все их припомнил, увидев, что случилось с его знаменитой Анни, когда она начала преследовать огромную борзую. Он не мог поверить собственным глазам. Казалось, пес бежал, а Анни стояла на месте, и, прежде чем они оставили позади половину вересковой пустоши, пес был так же далек от Анни, как богатый родственник от любого из нас. Заметьте, это случилось с Тонипэнди Анни, которая обставляла всех конкурентов и вынуждала скрежетать зубами всех букмекеров.

Флегонс подумал, что у него начнется нервный тик. Ему оставалось только поймать суку и отправиться домой, но он слишком разволновался, пытаясь угадать, чей это пес, и не сразу смог заснуть. Вначале Флегонс подумал, что это собака Тума Абердара, которая, видимо, сорвалась с цепи; но собака Тума не способна была так бегать, а тем более оставить позади Анни, словно комнатную собачонку. Так ни до чего и не додумавшись, измученный Флегонс наконец уснул, и ему снилось, будто он скакал к морю верхом на огромной борзой.

На следующий день он обошел все пивнушки в Понтигвейте, расспрашивая о собаке, встреченной в горах, но когда он заговаривал о ней, никто из собутыльников не принимал его рассказ всерьез, подозревая, что Вил просто хочет пропустить пинту за чужой счет; в результате этой вылазки он ничего не добился.

Но спустя неделю-другую одно стало ясно: борзая одичала. Не было хозяина, который бы ее разыскивал, впрочем, если бы даже кто-то и попытался ее поймать, то не смог бы подойти к ней ближе чем на четверть мили. Стоило псу заметить, что к нему кто-то приближается, как он тут же украдкой оглядывался и бесшумно, словно лиса, исчезал в густом папоротнике.

Он, должно быть, люто ненавидел людей. Он не ждал их появления, ему достаточно было учуять запах. Видимо, его последний хозяин жестоко с ним обращался. Он избивал собаку так, что в ней исчезло доверие к людям. Вилу Флегонсу это было ясно как день, однако пес покорил его своей стремительностью, и за его поимку он пожертвовал бы собственным глазом.

Теперь при первой возможности Вил Флегонс подавался в горы и следил там за псом. Однажды вечером он одолжил у кого-то подзорную трубу, чтобы понаблюдать за ним. Он обнаружил пса, как обычно, в горах, близ Большой Скалы и целых полчаса рассматривал его в трубу, прикидывая, насколько он велик, любовался его спиной и линиями его сильного тела. Неожиданно Флегонс заметил, что на собаке ошейник. Все сразу стало понятно. Флегонс сложил подзорную трубу и отправился домой, а Тонипэнди Анни потрусила за ним. Как бы изловить этого пса?

— Я поймаю его,— сказал Флегонс, — и уж тогда мы повеселимся, Анни, девочка.

Первым делом он заглянул к Дею Банане, который жил от него через два дома, и попросил одолжить ему терьера. Нужно сказать, что Дей Банана гордился своим терьером, хоть в нем была смешана кровь четырех пород,— он был чемпионом по ловле крыс. Дей даже слышать не хотел о том, чтобы одолжить Флегонсу терьера, пока тот не сказал ему, как можно будет на этом заработать. Таким образом, пришлось посвятить в эту тайну и Дея.

Флегонсу пришла мысль натаскать Анни, чтобы она схватила одичавшего пса за ошейник, когда они вдвоем будут играть в горах. Анни будет держать пса, пока не подоспеют Флегонс и Банана. Поворчав и побрюзжав вволю, Дей Банана согласился одолжить своего терьера, чтобы Анни могла с ним попрактиковаться, разумеется, при условии, что Флегонс подкинет ему пачечку-другую зелененьких, когда одичавший пес выйдет победителем во всех предстоящих собачьих бегах.

Так вот, оба они принялись тренировать Анни хватать пса за ошейник. Впрочем, это было самым несложным — Анни была понятливой. Флегонс нянчился с нею словно с младенцем, и она все схватывала на лету. Скоро она начала выполнять все, что от нее требовалось, так естественно, будто всю жизнь только этим и занималась, а терьеру Дея Бананы во время тренировок пришлось туго — правда, поначалу он старался показать, что умеет драться; при этом он отчаянно визжал и огрызался, так что его приходилось то и дело усмирять.

Итак, все шло прекрасно, и спустя неделю Флегонс решил, что Анни достаточно натренировалась и готова к поимке одичавшей борзой. Однажды вечером перед самыми сумерками они вместе с Бананой, захватив Анни, подались в горы, держа направление на Гилфах, а добравшись туда, спрятались там за овечьей изгородью.

Вскоре сверху спустилась борзая, и Анни сыграла отведенную ей роль с хитростью обезьяны. При виде ее одичавший пес сделался будто шелковый. Он прыгал вокруг Анни, терся о нее боком и задирал голову, выказывая истинное дружелюбие. Тут-то Анни с быстротой молнии извернулась и проделала то, что от нее требовалось; все прошло безупречно; но потом... впрочем, Анни даже не поняла, что случилось потом. Как только пес понял, что Анни схватила его за ошейник, он тут же напряг шею и резким движением головы и туловища отбросил суку вместе с ошейником на десять метров в сторону, в заросли папоротника; Флегонс и Банана глазом не успели моргнуть, как он пулей понесся наискось через вересковую пустошь. Несчастная Анни вернулась к хозяину с поджатым хвостом и положила к его ногам лопнувший ошейник. Флегонс обнаружил на нем имя владельца — малосимпатичного парня из соседней долины,— оно было отчетливо выбито на латунной пластинке.

Любой другой на месте Вила Флегонса после подобного происшествия оставил бы в покое бесхозного пса в горах, однако трудно было ожидать, чтобы Флегонс теперь целиком сделал ставку на свою Анни, ведь он знал, какой скоростью обладал одичавший пес. На свободе у пса развились особые качества: он мог обставить на несколько ярдов любую собаку из тех, которых Флегонсу когда-либо доводилось наблюдать в погоне за зайцем или кроличьей шкуркой.

Как бы там ни было, борзая находилась в горах вот уже второй месяц, а Флегонс все ломал голову, как ее изловить; приближалась зима, и собаке все труднее становилось отыскивать пищу в горах, а женщины в Топ-Роу — дома этой деревни достигали середины склона горы — по вечерам выносили с черного хода кости и другие отбросы. Борзая стала регулярно с наступлением темноты наведываться в деревню, чтобы кормиться.

Дом Флегонса, по счастью, находился в Топ-Роу; и потому, естественно, ему пришла идея выбрасывать кости и мясные обрезки в верхней части сада, у ограды, рядом с калиткой, и попытаться схватить собаку в тот момент, когда она заберется в сад полакомиться отбросами.

Целую неделю после наступления темноты Флегонс сидел в засаде в своем саду, при этом он набрал столько костей, что можно было открыть фабрику по их переработке. Но ему так и не удалось поймать борзую. Однажды ночью он увидел пса, но тот ретировался прежде, чем Флегонс успел сделать шаг в его сторону.

Однако риск был у Флегонса в крови, а уж когда он чувствовал, что где-то пахнет деньгами, то в терпеливости мог сравниться с пауком. И потому, хотя ему уже дважды не удавалось поймать пса, он решился еще на одну попытку; ведь валлиец привык трижды испытывать судьбу, дорогая Анни, сказал он однажды, вернувшись с ней с пробежки по горам, и добавил:

— На этот раз мы его добудем!

У Флегонса был еще один козырь: сама Тонипэнди Анни. Очевидно, трюк был старый, но зато испытанный.

К этому времени Анни была уже не прочь, чтобы за ней немного поухаживали, поэтому Флегонс был уверен, что стоит ему привязать Анни в сарае и оставить дверь открытой, как пес тут же явится на ее зов, будь он даже на расстоянии пяти миль от Топ-Роу и вовсе беспородный.

И нужно отдать должное Анни — пес-таки к ней явился. На вторую ночь Флегонс, угощавшийся в засаде для бодрости духа из бутылки, увидел, как одичавший пес крадучись проник в сарай. Это был он, ошибки быть не могло; Флегонс отчетливо рассмотрел его в неярком свете, проникавшем сквозь заднее окно кухни, который он нарочно не погасил. Зов Анни заставил пса прийти.

Флегонс умирал от желания тут же броситься в сарай, но в эту ночь усилием воли он принудил себя остаться в укрытии, ибо знал — чтобы захлопнуть дверь за борзой с наружной стороны, требуется терпение и хитрость. Поэтому он выждал, пока пес потихоньку не выскользнул из сарая, словно тень в горах.

На следующий день Флегонс смастерил на дверях сарая нехитрое приспособление, привязал к нему веревку и протянул ее в свое укрытие, так что, когда он дергал за веревку, дверь с треском захлопывалась на защелку. Вил Флегонс умел шевелить мозгами, когда очень нужно было.

Вечером, ожидая появления пса, Флегонс был так же взволнован, как в тот раз, когда Анни выиграла сто фунтов стерлингов и Серебряный кубок претендентов. Теперь Флегонс был настолько уверен в успехе, что, прежде чем пес проскользнул в калитку, мысленно истратил по меньшей мере несколько сотен из воображаемого выигрыша.

Как и накануне, пес очень медленно и осторожно прокрался в калитку; оказавшись во дворе, он быстро, не оглядываясь по сторонам, скользнул в сарай.

Флегонс затаил дыхание, а Анни тут же прекратила скулить. Пес был в сарае. Флегонс выждал для верности еще несколько мгновений, потом резко потянул за веревку — дверь сарая с треском захлопнулась. Тут же послышались злобное рычание и громкий лай.

Флегонс помчался вверх по тропинке, на ходу зажег факел, мысленным взором он уже видел собственную фотографию в газетах вместе с борзой и крупные заголовки: ЧЕМПИОН ГОДА: ПОБЕДИЛ ВСЕХ ПРЕТЕНДЕНТОВ... Флегонс проник в сарай. В одном углу сжалась в комок перепуганная до смерти Анни, вероятно желавшая в тот момент, чтобы на ее месте был кто-нибудь другой; напротив нее сидела одичавшая борзая, готовая, казалось, испепелить Флегонса взглядом. Но Флегонс не торопился схватить собаку; он опустился на колени и заговорил.

Про Вила Флегонса ходили россказни, будто он так умело обращался с собаками, что мог погладить самую свирепую стоило ему немного с ней поговорить; так он выиграл не один раз пари, причем собаки его никогда не кусали. Однако теперь, чем дольше он говорил, тем злее становился одичавший пес, отвечая рычанием на самые нежные слова. И когда в конце концов Флегонс очень осторожно протянул руку, пес метнулся вперед, словно лопнувшая пружина, изо всех сил цапнул его за руку и перемахнул через него. Борзая с силой навалилась на дверь, защелка отлетела, а сама она вихрем понеслась в горы.

Утром следующего дня хирург наложил Вилу три шва на тыльную сторону ладони; старый доктор присовокупил к этому строгие наставления на будущее. Слух о ночном происшествии стал всеобщим достоянием в долине.

После всего сказанного не покажется удивительным, что Вил сильно озлился на одичавшего пса; чего же еще было ожидать! Если кто-либо упоминал при Виле о борзой, он начинал ругаться последними словами. Послушать его, так выходило, что пес был никудышный, никакой не бегун, и вообще ничего в нем не было примечательного, просто на вид заметнее других.

Но однажды утром несколько недель спустя Флегонс ввалился в бар к Файнону в отличнейшем расположении духа. Анни должна была скоро ощениться, и Флегонс доподлинно знал, от кого будут щенки. Теперь не имело ни малейшего значения то, что он не поймал одичавшую борзую. И все прошлые неприятности были делом пустячным. Подумаешь, искалеченная рука и в придачу три недели вынужденного отсутствия на работе. Зато у Анни будут щенки, отцом которых был одичавший пес. И Флегонс не будет Флегонсом, если эти щенки не превратятся в самых быстроногих тварей о четырех лапах, в противном случае он клянется, что станет разводить кроликов.

Накануне появления на свет щенят Флегонс ходил в приподнятом настроении. Он заранее придумал для них несколько звучных имен вроде Коричневая Молния и Потомок Чемпиона и даже начал сооружать небольшой загон, где намеревался содержать будущих медалистов. Но, проснувшись однажды утром, он обнаружил, что знаменитая Анни принесла обыкновенных дворняжек, в которых самым непостижимым образом сочетались признаки представителей разных пород. Почти все они были похожи на терьера Дея Бананы.

После этого происшествия только один человек осмелился упомянуть при Виле Флегонсе про одичавшую борзую; но он был пришлым и никто не посвятил его в это дело.

Загрузка...