Когда Ник наконец добрался до финансируемого государством вампирского комплекса на 163-й Западной улице, кое-кто поджидал его у двери квартиры.
Всего существовало тринадцать зданий, в которых обитало, вероятно, восемьдесят процентов вампиров, проживавших и работавших на Манхэттене. Дом Ника находился в северной части города.
Он назывался Ковен 6.
Ник подозревал, что какой-то придурок из М.Р.Д. счёл это название смешным.
Как он и говорил, он не возражал против государственного жилья.
Во-первых, не нужно было платить Манхэттенскую ренту.
Во-вторых, что, вероятно, более важно, здания имели свою собственную, финансируемую М.Р.Д. систему безопасности, включая живых охранников. Это означало, что никто не мог без разрешения войти или выйти из здания, не говоря уже о квартире Ника.
Это разрешение могло быть выдано только одним из двух способов: самим Ником, через сканирование сетчатки, распознавание голоса и его коды имплантатов, с использованием современной системы безопасности, встроенной в его входную дверь, или через М.Р.Д.
Поэтому, увидев её, он знал, что она должна здесь находиться. Он также знал, что она, скорее всего, послана М.Р.Д.
Последнее и заставило его нахмуриться, сверяясь со временем и датой в гарнитуре, которую он всё ещё носил. Четверг.
Он совсем забыл, что сегодня четверг.
В большинстве случаев ему просто доставляли пакеты с кровью к двери.
Три раза в неделю (для него — по четвергам, субботам и вторникам) для одного из его приёмов пищи М.Р.Д. присылало сотрудника, чьи услуги финансировались государством.
Ник подозревал, что зоологи, биологи и даже сотрудники правоохранительных органов, которых они держали в центральном управлении М.Р.Д. в Вашингтоне, знали, что большинству вампиров никогда не хватит пакетов с кровью, если давать их каждый день подряд.
На протяжении многих дней, растянувшихся на недели, месяцы, годы.
Как и у всех вампиров, у Ника также имелась возможность нанять законного добровольца вдобавок к «сотрудникам», поставляемым М.Р.Д., но он полагал, что они хотели дать ему и другим вампирам, которые следовали правилам, ещё больше оснований не покидать резервацию.
Существовала огромная, разросшаяся торговля кровавым спортом всех видов, даже в одном лишь Нью-Йорке. Большая его часть происходила на условиях разной степени законности.
Если привычка к свежей крови станет слишком дорогой или слишком опасной для вампиров, учитывая, сколько самопровозглашённых линчевателей по-прежнему бродит по улицам, это может подтолкнуть довольно многих вампиров искать способы срезать углы — способы, которые покусились бы на вопросы безопасности гражданского населения.
И всё же было чертовски странно, когда тебя кормил государственный служащий.
Ник знал, что это не должно иметь значения, но это было важно.
Он не мог отделаться от мысли, что это всё равно что бросить льву часть туши мёртвого животного, но не позволить проклятой твари охотиться самой.
Ник, как и большинство вампиров, был создан для охоты.
Теперь он занимался сёрфингом.
Он занимался сёрфингом и возвращался домой, чтобы питаться от шлюхи крови, финансируемой правительством из его собственных налогов и налогов каждого человека в городе.
Увидев его, она нахмурилась и скрестила руки на груди.
— Ты опоздал, — объявила она.
Он с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза.
Это уже второй раз, когда какой-то человек сегодня совал нос в его дерьмо.
Чёрт, не просто сегодня, а в течение последних шести часов.
Удивительно, какими самоуверенными некоторые из них стали теперь, думая, что всех его сородичей посадили на поводок. Так или иначе, это не беспокоило Ника в случае с Кит, относившейся к нему практически как к любой другой личности, которую она застала за совершением колоссальной глупости.
Возможно, по той же причине, в отличие от Кит, Ник не потрудился ответить женщине, стоявшей у его входной двери.
Он оглядел её с ног до головы, не в силах сдержать хотя бы некоторого интереса. К тому времени, учитывая сёрфинг и то, что он в течение нескольких часов был окружён кровью в том переулке, Ник чертовски проголодался. Он был настолько голоден, что почувствовал, как его кожа покраснела, когда он посмотрел на женщину.
В конце концов, он всё равно ответил ей.
— Меня задержали, — сказал он хрипло. — Работа.
— Работа? — она нахмурилась, потом тоже посмотрела на него. — Кто ты?
— Миднайт, — сказал Ник, чувствуя себя так, словно за этот день произнёс это слово уже раз сто.
Пройдя мимо неё к двери, он остановился перед панелью безопасности, чувствуя на себе её взгляд, когда набирал цифровой код доступа, открывающий панель безопасности, затем прижал руку к считывателю.
Как и в полицейском участке (только без голограммы робота за пуленепробиваемым органическим стеклом) Ник должен был показать свой имплантат сканеру в дополнение к отпечатку руки, затем штрих-коду и, в конце концов, глазам, которые сканировались последними.
Если ему когда-нибудь понадобится в спешке забежать в свою квартиру, он окажется в полном дерьме.
Когда дверь, наконец, издала тихий сигнал, и замок щёлкнул, Ник оглянулся на неё, схватился за ручку и повернулся, потянув тяжёлую панель на себя.
К тому времени часть гнева ушла с её лица.
Она смотрела на его задницу, когда он повернулся.
Ник обнаружил, что его голод обострился прямо перед тем, как она подняла на него глаза.
Заметив её взгляд, он невольно улыбнулся ей.
— Ты голодна? — вежливо поинтересовался он, придерживая для неё дверь.
Она посмотрела на его лицо, и рассмеялась с тихим фырканьем.
— Я?
— Да, — сказал он. — Это вызывает у тебя чувство голода, верно?
Идя впереди него, она покачала головой.
— Ты у меня сегодня первый, — немного покраснев, она уточнила: — Мой единственный. Я имею в виду сегодня.
Ник кивнул, ничего не сказав.
Однако он видел, как расслабились её плечи.
Он заметил, что человеческий инстинкт бояться таких, как он, на самом деле никуда не девался, независимо от того, насколько дерзко или напористо они вели себя по отношению к нему. Это было особенно правдивым, когда вампир находился в разгаре голодной реакции.
Интересно, что это не менялось в зависимости от того, как долго они были в бизнесе кормления существ, подобных ему.
Даже самые отъявленные наркоманы, одержимые жаждой крови, фетишисты… все они боялись. По крайней мере, все, с кем Ник когда-либо сталкивался.
Этот страх возбуждал их, но никогда не уходил.
Как только его голод по-настоящему просыпался, они, казалось, понимали это на каком-то уровне — даже если его глаза ещё не изменились, и его клыки не удлинились, и не было никакого другого видимого признака.
Чёрт возьми, редко можно встретить людей, которые не боялись бы его, даже когда он не испытывал жажды крови. Кит была одной из немногих не-боящихся, с которыми он сталкивался за долгое время.
Разговаривая с Кит, Ник почти задавался вопросом — может, она не знает, кто он такой. Может быть, именно поэтому он каждые пять минут показывал ей татуировку «V» на своей руке.
Слегка хмыкнув при этом воспоминании, Ник вошёл в гостиную, и в ответ на его присутствие зажёгся свет.
Квартира не была шикарной, но и не такой уж плохой.
Жильё было не столь отменным, как его квартира в Лос-Анджелесе, но зато открывался вид на океан, даже если большая его часть отражалась в куполе.
Но на самом деле Нику не хотелось думать о Лос-Анджелесе.
Вместо этого он напомнил себе, что его квартира здесь, в Нью-Йорке, всё равно значительно лучше квартир, в которых он жил, когда был полицейским-человеком в Сан-Франциско. Там он обычно был вынужден жить в пригороде, потому что не мог позволить себе жить в черте города на зарплату полицейского. А тут у него даже имелась приличная мебель — опять же, оплаченная добрыми людьми штата Нью-Йорк и тем, что осталось от Соединённых Штатов Америки — и первоклассная звуковая система.
Ник взглянул на женщину, которая осторожно вошла в его гостиную.
Она смотрела, как он снимает длинное пальто и бросает его на спинку стула в столовой.
Он ослабил галстук и теперь в открытую смотрел на неё.
Она красивее предыдущей.
Длинные, слегка вьющиеся тёмно-рыжие волосы.
Голубые глаза. Длинные ноги. Красивая грудь.
Она была одета в тёмную юбку и облегающую бледно-голубую эластичную блузку, и хотя эта одежда едва ли была клубной, она плотно обтягивала её фигуру. Она также носила сапоги на каблуках и длинный кулон на цепочке, который привлекал ещё больше внимания к её груди.
Ник всё ещё пялился на неё, когда она хмыкнула, заставив снова посмотреть ей в глаза.
Но на этот раз она улыбнулась ему.
— Думаю, мне не нужно спрашивать, голоден ли ты, — сказала она, насмешливо изогнув бровь. — Или нравятся ли тебе женщины.
Он ответил ей улыбкой.
На этот раз его взгляд был явно хищным, и он поймал себя на том, что слишком долго удерживает её взгляд, прежде чем снова заговорить.
— Садись на диван, — сказал Ник ей, указав подбородком в сторону предмета мебели с обивкой цвета ржавчины.
Она сделала, как он сказал, и он почувствовал, как его голод обострился.
Он ничего не мог с собой поделать — ему нравилось, когда они откликались на его потребность.
Всё в ней уже сделалось покорным, а он ещё даже не укусил её. Он в равной мере чувствовал это в ней и видел, даже до того, как она подошла к дивану и опустилась на край, выжидающе глядя на него.
Этот взгляд её голубых глаз заставил его мгновенно затвердеть.
Ник снял галстук и положил его поверх тёмного пиджака.
Подойдя к ней, он расстегнул рукава рубашки, затем несколько верхних пуговиц. Прежде чем сесть рядом с ней, он сбросил туфли, оставив их почти под кофейным столиком.
Опустившись на середину дивана, он снова посмотрел ей в глаза.
— Иди сюда, — сказал он, понизив голос почти до рычания. — Предложи мне своё горло.
Он увидел, как у неё перехватило дыхание, и его возбуждение усилилось.
— Сейчас же, — сказал Ник, и его голос стал жёстче рычания.
Она придвинулась ближе к нему на диване. Затем осторожно, со страхом, смешанным с желанием в глазах, она откинула голову назад, обнажив длинную шею.
Муки голода усилились.
— Я могу тебя трахнуть? — спросил Ник хрипло. — Как только мы начнём?
Некоторые из них, особенно мужчины, занимались только оральным сексом.
Другие соглашались исключительно удовлетворить рукой.
Время от времени Ник натыкался на тех, кто вообще не позволял ему делать ничего в плане секса, так что ему приходилось дрочить после того, как они уходили.
Впрочем, он подозревал, что эта девушка вряд ли скажет «нет» сексу.
Он не ошибся.
После малейшего колебания она кивнула один раз.
— Секс возможен, — сказала она, слегка задыхаясь.
Его губы растянулись в слабой улыбке, но Ник серьёзно кивнул ей, когда она встретилась с ним взглядом.
— Ладно, — сказал он. — Тогда сними верх.
И снова он наслаждался наблюдением за тем, как её лицо становится ярко-красным, горло сжимается в тугой комок, а дыхание становится неглубоким, переходя в серию почти задыхающихся вздохов. Несмотря на всё это, она почти не колебалась, прежде чем сделать то, о чём он просил. Потянувшись к низу облегающей бледно-голубой блузки, она нерешительно стянула её через голову, затем высвободилась из рукавов.
Она уронила одежду на пол, который был чистым, так как служба уборки приходила всего за день до этого. Ещё одно преимущество жизни в данном здании — бесплатные уборщицы, которые приходили всякий раз, когда Ник вспоминал о необходимости запланировать их визит.
Ему не нужно было просить её снять лифчик.
Сняв блузку, женщина потянулась назад, расстёгивая кружевное голубое нижнее бельё и снимая его с рук и плеч.
Его она тоже уронила на ковёр.
Ник секунду просто смотрел на неё, потом снова кивнул головой.
— Ну же, — сказал он. — Ближе.
Она придвинулась ближе к нему, на этот раз застенчиво.
Он просто сидел, пока она не оказалась достаточно близко, чтобы её нога прижалась к его ноге. Она повернулась боком, чтобы посмотреть ему в лицо. Одну ногу она подогнула под себя, поднимая юбку почти до бёдер, и скользнула своей задницей и этими бледными, белыми грудями вверх к нему, пока почти не оказалась у него на коленях.
Как только она перестала двигаться, Ник протянул руку и начал поглаживать её кожу пальцами. Он почувствовал, как она реагирует на холод его тела, на лёгкость его прикосновений, а затем ощутил запах её реакции, даже до того, как её дыхание стало учащаться.
Он просто сидел, поглаживая её кожу, наблюдая, как её лицо становится всё более и более расслабленным, пока она ждала его. Он почувствовал, как в ней растёт волнение, нетерпение, граничащее с отчаянием, и, слабо улыбнувшись, наклонился и начал целовать её шею.
Он знал, что она чувствовала его удлинившиеся клыки сквозь губы, пока он поднимался от её плеча к шее.
Она тихонько всхлипнула, когда Ник так и не укусил её, и его голод усилился до такой степени, что он на мгновение остановился, прикрыв глаза.
Открыв их, Ник поднял голову. Женщина смотрела на него.
Увидев умоляющее, просящее выражение на её лице, он схватил её за волосы другой рукой, грубо притянув к себе и запрокинув голову, чтобы ещё больше обнажить горло. Она позволила ему, практически обмякнув в его объятиях.
На этот раз он не сдерживался.
Он вонзил свои клыки в её горло, и она издала стон, достаточно громкий, чтобы Ник укусил ещё глубже, всасывая кровь в рот и глотая, прежде чем полностью осознал, что делает. Он пил, казалось, целую минуту, стискивая в кулаке её длинные волосы, а другой рукой сминая одну из этих полных, красивых грудей.
Он сжал её, и она снова застонала, прижимаясь к нему ещё теснее, даже когда его зубы впились ей в горло.
Спустя ещё несколько мгновений Ник заставил себя помедлить.
Он поднял голову. Теперь они оба раскраснелись, а она тяжело дышала.
Её лицо было тёплым, горячим для его инфракрасного зрения. Она смотрела на него остекленевшими глазами, и сейчас Ник чувствовал в ней желание, осязаемое сквозь выпитую кровь.
Он всё ещё смотрел ей в лицо, когда она потянулась к его поясу и начала расстёгивать ремень маленькими ловкими пальцами. Он продолжал наблюдать за её лицом, пока она делала это, и его возбуждение сделалось почти болезненным к тому времени, когда она справилась с пряжкой, а затем расстегнула его брюки спереди.
Он не стал её раздевать.
Он хотел, чтобы она сделала это сама.
— Теперь ты, — хрипло сказал он, отталкивая её руку, когда она потянулась к нему.
Ник встал ровно настолько, чтобы снять рубашку, которую она каким-то образом незаметно для него расстегнула, пока он кормился ею. Избавившись от рубашки, он снял брюки и нижнее бельё, бросив их на пол рядом с остальной их одеждой.
Она поднялась следом, чтобы полностью освободиться от юбки, а затем и от нижнего белья.
Когда Ник на этот раз схватил её, притягивая к себе, она издала низкий, почти хриплый вздох.
От этого голод вернулся интенсивным порывом, почти ослепив его.
Едва приняв осознанное решение, он с лёгкостью поднял её и бросил на диван. В этот раз он швырнул её на живот, и прежде чем она успела опомниться или отреагировать, он вошёл в неё сзади, вонзив клыки в плечо и одновременно погрузившись в её тело до упора.
Она застонала в голос.
Он стал пить быстрее, издавая низкое рычание.
Схватив её бедро одной рукой, он снова вдолбился в неё, и она издала слабый стон.
Теперь он мог по-настоящему чувствовать её мысли.
Кровь уже связала их.
Теперь эта связь постепенно усиливалась.
В первый раз Ник выпил достаточно, чтобы почувствовать изначальные шепотки её разума. Во второй раз он выпил достаточно, чтобы услышать этот шёпот как более громкое бормотание, затем как почти слова, сопровождаемые картинами, кусочками её жизни, фрагментами её снов.
Теперь он открыл себя тому, что чувствовал — той более прочной нити, связывающей их. Он открыл себя её эмоциям, мыслям, страхам, воспоминаниям, разочарованиям, желаниям… печалям.
При этом он начал замедляться, не торопясь, лаская пальцами её клитор и попку, другой рукой массируя её грудь, и через некоторое время почувствовал, что каждая косточка, каждый мускул в её теле превратились в желе.
Тогда она застонала по-настоящему, выгибаясь и извиваясь под ним при каждом толчке, своим телом и разумом побуждая его войти глубже, двигаться сильнее. Ник перестал кормиться ровно настолько, чтобы сосредоточиться на доведении её до медленного — мучительно медленного — оргазма, несколько раз удерживая её на пределе, пока она не начала кричать на него, прижимаясь к нему сильнее, почти неистово, прося его, прося позволить ей сделать это…
После этого его разум немного помутился.
Однако он никогда не отключался полностью.
Он никогда не терял самообладания.
Он никогда не позволял себе терять контроль — больше нет, не в такие моменты.
В любом случае, М.Р.Д. не очень-то обрадуется, если он убьёт хорошенький подарок, который они оставили ему на пороге, когда он вернулся домой.