Полно народу возле колодца собралось. Оно и ясно — день жаркий наступил, лето к макушке своей подползает. Печёт да жарит. Землю к плодородию пробуждает. Только поливать успевай — а то и подпалит чего.
Да и после изгнания Борисиного не так много времени прошло. Помнит ещё люд. Так что ближе друг к другу держаться старается. А Варе ждать не с руки — быстрее надо в поле тяте обед тащить. Так что миновала Варвара толпу колодезную да к речке поскорее пошла — там вода тоже пригодная.
К речке-то идти легко — под бугор, ноги сами собою подгоняются, вёдра весело позвякивают, выворачиваться смешно начинают, если очень ходко идти. Как лягушки-переростки ртами глубокими вперёд-назад машут. Вот бы так и обратно вышагивать легко было.
Подошла Варя к руслу спокойному, свежестью журчащему да под руками солнечными переливчатому. Заслонилась рукой от зайчиков солнечных, прям с глазами играться норовящих. Да всё равно горсть водяная её настигла — видно рыба какая мимо плыла, да хвостом махнула здорово. Хотя чего это за рыба такая может быть? Не иначе как чудо-юдо-рыба-кит.
Огляделась Варя по сторонам. Не в поисках рыбы чудной, а что никого поблизости не было. Да и задрала подол повыше к поясу, чтоб не замочить, ноги оголяя.
С берега-то неудобно воду зачерпывать — ток песка речного загребсти можно. Приходится на глубину лезть. Там как раз и рыбёшку можно какую прихватить.
Разбежалась Варя да и прыгнула в воду самую. Плеск такой поднялся, точно глыба туда обвалилась. Видно, без рыбы сегодня обойтись придётся.
А вода-то студёная — не гляди, что день жаркий. Где-то видать ключи рядом бьют. Аж ноги у Варвары заломило да зубы свело. Пришлось даже поперескакивать с места на место — благо что дно бескаменное.
Кто ж это смеяться тут вздумал? Обернулась Варя стремглав, вёдрами половчее вооружившись. Увидала смешливого. Да и опустила их снова. Такого вёдрами простыми не возьмёшь.
— Ты чего, мавок топить вздумала? — посмеиваться продолжая, Тихон у ней спросил. Откуда только взялся?
— Так их не топить, их поджигать надобно, — даже сама Варя не заметила, как на полном серьёзе ответила. У неё-то опыт с мавками обращения имеется.
Не стал Тихон тему развивать, чего да как с мавками делать надо. А Варя уж «настудилась», воды чистой полны вёдра зачерпнула да обратно к берегу поскорее пошла. Поторапливаться надо, а то кожа на ногах уж в гусиную превращаться начинает.
Хорошо на берегу — земля тёплой кажется. Даже в горку дорога не пугает, и вёдра пока руки пока что не оттягивают. Солнце только глаза слепить пытается. И Тихону, что ли тоже? Чего он иначе всё вниз глаза пялит? Он же ж, от Вари в отличии, спиной к Ярилу стоит?
Не без подозрения Варя сама под ноги себе под ноги глянула. Ну, так и есть — забыла она про подол подобранный. И перед парнем коленками и сверкает…
И чего теперь? Завопить? Вёдра побросать да наутёк пуститься?
Надо, наверное…
Да вот ещё! Зря Варя что ли морозилась, вёдра эти самые набирая? Ток чего Тихон этот всё никак очи наглые никак не отводит? Ещё и молчит, языкастый такой.
— Вёдра-то может заберёшь у меня?! — не выдержала Варвара, да первое, что в голову пришло, ляпнула. С возмущением даже.
А Тихон чего-то и послушался. Дёрнул оба сразу — чуть не расплескал. Натянулась у него на плечах рубаха, да руки крепкой мышцой очертились. Развернулся Тихон да и вперёд по тропинке пошёл. Послушный какой… Может, и не опускать подола?.. Ай, ладно… А то увидает ещё кто.
Опустила Варя платье нормально да следом за Тихоном засеменила. Смелость-то её подевалась куда-то. Стеснение к груди набежало. Так что смотрит Варя аккурат на тропку и на Тихона глаз не поднимает. А у самой всё лицо горит, будто огоньки невидимые на щеках завелись да потухать не желают. И Тихон и дальше молчит. Только вёдра Варины тащит.
Зато легко Варваре в горку идти.
Вышли они уж из-под бугра, тут Тихон и заговорил:
— Ворожить умеешь, Варвара? Чего наворожила?
С подозрением Варвара на него посмотрела. Взгляд опять знакомый, насмешливый. Проморгалась Варя. Да нет, откуда ему знать. Но виду серьёзного на себя напустила.
— А ты с чертями, значит, драться умеешь? — спрашивает.
— А ты их и привечаешь? — не полез за словом в карман Тихон.
Вот уж к дому Вариному подходить стали. Забрала тогда Варя у Тихона вёдра:
— К себе не зову — а то жениться на мне придётся.
С одобрением Тихон кивнул. Вот уж расходиться стали, как у самой калитки Варя обернулась да позвала парня.
Обернулся тот.
— Ты чего к реке-то ходил? — запоздало спросила.
Тихон и глазом не моргнул:
— На тебя полюбоваться.
Закатила Варвара глаза показательно:
— Мог бы и не отвечать, коли правды говорить неохота.
Рукой ей Тихон махнул да дальше пошёл.
И отчего так бывает: не верят люди, когда правду им говорят?
***
Чего это там вдалеке мелькнуло? Светлое, как голубь крылами махнул. За кустами самыми. Варя бы и внимания не обратила, да что-то её как к сонной траве потянуло — разворот знакомый у плеч. Да движения привычные: на первый взгляд неповоротливые, кряжистые. Однако ежели приглядеться да привыкнуть, то что-то правильное в них проскальзывает. Как звериное. Медведь — он ведь тоже неуклюжим кажется. А как в атаку пойдёт, лапами своими размахивая — и кому та грация нужна?
Тихон.
Узнавать чего-то его Варвара стала по движениям.
Сначала вроде и значенья ему не придала — пошёл человек да пошёл по своим делам. Травницу[1] продолжила свою вязать. Да мысли в голове стали роиться непонятные. Куда это на ночь глядя Тихон собрался? Чего около леса бегает? И о чём вообще с ним давеча Умила балаболила?
Нет, не выходит у Вари больше Травница. Так и хочется ей лицо злобное углём пририсовать. Отложила тогда Варя куклу подальше — а то мало ли, чего получится. Вроде и к дому пойти решила. А всё равно глаза так и мелькают в ту сторону, где Тихон скрыться изволил.
Да нет, дурная что ли Варя? Не пойдёт же она за парнем в ночи почти что…
Дурная.
Пойдёт.
Пошла уже, по сторонам всё время оглядываясь. Будто написано на ней, куда и зачем шагает, а все люди добрые и прочитать могут. Так что людям на глаза лучше не попадаться.
А и интерес Варю берёт. Азарт охотничий. Будто в детстве — озорство какое затеяла, и надо поскорее с ним разобраться, пока никто не прочуял.
К полеску Варя подошла. Негустому совсем, не опасному. Сквозь деревья всё небо высокое видать. Туманом ночным будто покрытое. Ноги росою прошибает. Быстро свет гаснет, а деревья замирают будто перед Варей. Серость небесная в звёзды будто окунается, а те парят, как не бывало ни в чём. Будто в себя засасывать норовит. Аж голова кругом идёт.
Забыла почти Варя, зачем со двора-то вышла. Пока хруст слева где-то не услыхала. Думала, зверь, пока очертания человечьи не увидала.
Сидит Тихон на поляне. Видно, как голову задрал да на месте застыл. Воздух его фигуру ночной обдувает — рубаха шевелится. Да кудри в темноте чёрными Варе кажутся. И вообще чего-то щемит у неё в сердце. И звёзды высокие кружиться начинают.
Тоска у Вари холодом по телу расползается. Будто стоит она тут и теряет чего-то. А к Тихону сейчас и придёт кто… Чего иначе он в лес ночной явился? И чего Варе обидно так от этого? А вот возьмёт она и попортит встречу!
Нарочно посильнее кустами захрустев, пошла Варя прям в его сторону. Обернулся Тихон. Резко так, по-звериному. Не разглядеть Варваре лица Тихонова. Пока вплотную не подошла. Да рядом села. Показалось ей в темноте, или правда Тихон улыбнулся маленько?
— Красивая сегодня луна, Варвара? — вроде и невзначай Тихон её спросил. А Варя голову наверх задрала, будто бы не знала, что не видать сегодня луны никакой — только звёзды. Да почему-то ответила:
— Помереть от красоты можно.
Тишина тогда повисла. Не спросил Тихон, чего это Варвара сюда пришла. А Варвара не спросила, кого ждёт Тихон. Только травами вечерними пахнет. Да сверчки пострёкивают. Полоска закатная вдалеке затухает. Да пичуга какая-то песню печальную допевает.
Вздохнул Тихон да откинулся назад — на спину на траву густую лёг. Руки под голову сложил.
— Ты как думаешь, для чего огоньки в ночи зажигаются? — на полном серьёзе Варю вопросил.
Сама Варя тогда наверх посмотрела. Дорожкой будто парной оно вдоль украшено. И звёзд — тьма тьмущая, аж в глазах рябит.
— Боги на нас глядят, — не спеша Варя проговорила. — Решают чего-то. Не посрамиться бы перед ними.
Серьёзно Тихон её услышал. Без усмешки привычной.
— Боги — они мир творили, — в тон ей отозвался. — Думаешь, их удивить чем ещё можно? Наверняка всего уже навидавшиеся.
И весело Варе отчего-то стало. И теплее. Мамка уж наверное её домой кличет. Только как домой пойти, когда небо такое высокое? Когда кузнечики ночные хорошо так стрекочут? Когда тепло чужое совсем рядом чуется? Чуть Варвара даже рядом не опустилась. Да вовремя спину напрягла.
А и Тихону валяться чего-то надоело. Сел он снова. Близко совсем оказался. Варя тоже двигаться не стала.
— Чего смеёшься? — обиженно даже у неё получилось. Просто не ожидала она смеха Тихонова, ни с того ни с сего над ухом раздавшегося. Над нею что ли?
— А помнишь, как мы в детстве на болото за морошкой ходили?
Правда. Над нею смеётся. Сразу Варя припомнила день тот злосчастный. Да всё равно головою зачем-то мотнула. А Тихон ей и напомнить решил:
— Когда старшие захотели нас, детей, уму-разуму учить. К собирательству приучить да на болотах не блуждать. Все ж ровно по тропе той прошли, ты одна спотыкнулась. Обо что только? Всегда ж ты такая была — чтоб загогулину себе найти. Так и кувырнулась в трясину самую. И голос у тебя громкий был — кричать начала так, что бабка твоя с другого конца лесного услыхала. Тебя ж вытаскивать начали, а ты не вытаскиваешься. Полощешься только, как утка. А как увидала бабку свою, к тебе, глаза вытаращив, несущуюся… Так не уткой — лебедем подлетела да от неё наутёк пустилась. По тому же болоту, только больше в топь не попадаючи. Ток бы бабка тебя не догнала.
И сердиться Варя вроде собирается. Да только не получается ничего — губы сами собой в улыбке растягиваются — так смешно Тихон рассказывает.
— Это ещё что, — и Варе есть, чего вспомнить. — А тебе-то чем река замёрзшая той зимой не угодила? Ты ж не дитятко неразумное был — седьмой год пошёл. А избу заморозил — воды натаскал на пол да окна пооткрывал. А как родители твои вернулись — так всё село их крик и услыхало.
— Так они на льду поскользнулися просто, — просмеялся Тихон. — А так-то довольны остались. Это ты не понимаешь ничего — а у нас дома кататься можно было.
— Ага, — подхватила Варя. — А больше ничего и нельзя было.
Хотела Варя и припомнить, как нос ему в детстве самом пальцами зажимала — чтоб аж краснел. Да не стала чего-то.
Ветер ночной стал подниматься. Небо почернело окончательно, как дымом его заволокло. Вздрогнула Варя, когда вой волчий вдалеке раздался.
— Не боись, — Тихон ей велел. — Этот далеко волк. А тот, которого ищет он — ещё дальше.
— Он разве ищет кого? — не поверила Варя. — Волки ж от одиночества на луну воют.
— Это кто тебе сказал? — усмехнулся Тихон. — Они ж не дураки — зачем им на луну-то выть? Они друг с другом так разговаривают. Да и луны сегодня нет.
Посмотрела Варя на всякий случай повнимательнее. Действительно, нет.
— Волки вообще зверьё дружное. И не жестокое — когда сыт, ни в жисть человека трогать не будет, — будто и мечтательно Тихон продолжил. А Варя в сторону воя стихшего обернулась. — А вот человек ему опасен. Чуть что — шкуру норовит спустить…
— Так волк прямо и дастся — шкуру с себя спускать, — с улыбкой лёгкой Варя отозвалась. Будто и стало ей жалко серого лесного. Никто ж ведь ему не ответил.
Кивнул только Тихон, да ничего не сказал боле. О своём чём-то задумался. А тут хруст из полеска какой-то раздался. Тяжёлый, ветки ломаются под ним. Будто медведь идёт. Обернулись Варя с Тихоном назад — никого не увидели. Да и медведей у них не водится вроде.
— Пошли уж, — весело Варе Тихон велел. — Это тебя, наверное, леший ищет. Лешачихой сделать хочет.
— Тьфу на тебя! — возмутилась Варвара, на ноги подскакивая. Лешачихой ей становиться не с руки как-то. — А может, ты и сам леший, просто Тихоном прикинулся!
— А может, — согласился вдруг парень. И разглядела Варя улыбку его. Не привычную хитрую, а будто со звериной тенью какой-то — когда веселье на лице не совсем доброе проступает, опасное будто. Куражистое зато.
Отшатнулась от него Варвара. Не то, прям испугалась — девка-то боевая. Вот только боевичить с Тихоном не хочется очень.
А лицо у Тихона уж поменялось — обычное стало. Оглянулся он по сторонам, Варю в плечо легонько подтолкнул:
— Пошли уже, не всю же ночь здесь куковать.
Мамка конечно дома не обрадовалась — бранить начала было. А вот бабка наоборот — не сказала ничего. Только хитровато на Варвару глянула.
***
Легко и быстро у Варвары забор получилось перескочить. Чуть к поташне[2] взять, из-за угла у неё выглянуть. Да Тихона опять завидев, на крышу в один миг и забраться. Колотится у Варвары сердце, пока она к настилу прижимается да ниже стать старается. Чего за угол просто не спряталась? Да Варвара и сама не знает. Просто разум что-то отключаться стал, когда вдруг Тихона завидит.
Сразу и настрой боевой куда девается. И слово умное молвить сложно становится. И вообще смотреть только на него хочется. И когда красивым таким стать успел? Вот ото всех парней отличается. И этот не такой, и тот неправильный. У Тихона только и лицо мужеское, и голос глубокий, и плечи широкие. И волосы так, как надо вьются. А у всех остальных — недоразумение сплошное.
И чего-то стесняться его Варвара начала. После той ночи, что в лесу они сидели. И сама себя даже ругать начала, что следом увязалась. И что ругалась с ним ране. И вообще…
Да только всё равно не без радости думает, что так ведь и не пришёл к Тихону на встречу тогда никто.
Так шибко Варя головою вниз далась, что аж подбородок заломило — это Тихон обернулся неожиданно и зачем-то. Одни глаза у Вари над крышею торчат. Видят, как снова в чуть ли не в припрыжку Тихон дальше зашагал. Чему только обрадовался, непонятный?
***
Как пожар тот начался, никто в разумение взять никак не мог. Тучи сгустились. Тяжёлые, чёрные, будто дым апосля костерища в небо повалил. Тяжёлые, мрачные. Того и гляди к земле притянуться норовят. Замерла земля та. Цветы головки малые попрятали, точками капельными прикинувшись. Будто просили безмолвно — не нужно дождя насылать, уже есть тут влага небесная. Да маленькие они больно, чтоб боги высокие их расслышали.
Свет сначала село озарил. Яркий, того и гляди ослепит всех. Холодный, не от солнца. А потом удар такой раздался, словно молот огромный Перунов по середине треснул. Покачнулась земля, кажется. Ветер жестокий завыл — того и гляди мёртвые из-под земли вылезать начнут.
Крик тогда раздался чей-то. И дым цветом с небом грозовым сливаться начал, кверху пополз. И огонь как раз пожирать поташню начал. Сильный, огромный — лапищами своими размахивать стал, словно людей страшно подзывая. Да на окрестные дома метить начиная. Из поташни повыбегал народ. Шум, сумятица поднялись. Скот голосами мощными загрохотал, волнение людское подниматься стало.
За вёдра хвататься стали — тушить. Ведь ветром сейчас разнесёт пламень яркий, все дома деревянные и поглотит.
Сильный огонь получился, злобный. Не хочет люду подчиняться, сопротивляется. Опалить всё пытается, зачернить всех. А сам так и пожирает построение деревянное.
Хватает Тихон у Вари ведро с водою да прямо в пасть горячую выбрасывает. Вроде и приструнится пасть, а потом будто вторую открывает. Будто как у змея, много у огня голов смертоносных. Вторым ведром уж Стоян борется, а Варя за новыми бежит. Никогда так резво ноги её не носили, как сейчас — всё мысли подгоняли, что ежели сейчас не справятся…
Староста командует — зычно, громко. Сурово даже. Будто поспорить с богами пытается, что на поселение напасть такую наслали. Словно даже ростом Владимир выше стал. На себя что ли хочет внимание Перуново перевлечь? Чтоб дал уж пламени стихнуть. Которое мужиков всех уж в чёрный перекрасило. А они всё равно- зубы постиснут, пот со лба смахнут, и обратно. У баб вёдра дёргают. Ругаются, на чём свет стоит. Да дело своё туго знают. Вот уж пламень загоняется потихоньку, чёрными струпьями покрывается. Задушить уж думает, а не сжечь. А на него только сильнее навалились дружно, уж победу предчувствуя. Будто огонь жуткий и сердца чужие зажечь смог, что в едином порыве биться стали. Покуда голос испуганный, Дарьин, вроде, воздух не прорезал:
— АНИСЬЯ-ТО ГДЕ?!
Как обухом по голове Варю ударило. А все и припомнили разом, что бабка-то её внутри, в поташне была. А теперь её и нету нигде…
Вывалились у Вари вёдра её, уж все руки оттянувшие. Полилась по земле влага спасительная. А Варя и не заметила. Ток поскользнулась на ней, когда к двери, прогоревшей насквозь полетела.
Чего делать собиралась? Сама не знает. Только мысль перепуганная в голове стучит: «Бабушка…» Да слезы глаза щипать начинают. А по всему телу тоска набивается.
Больно Варе стало — в плечо её толкнули, чуть с ног не сшибли. А покуда Варя равновесие удержать старалась, Тихон мимо промелькнул да внутри дома горящего и скрылся. Хотела Варя следом дёрнуться, да уж держат её женщины местные. Увещевают что-то. Только не слышит их Варвара.
Для неё весь мир будто остановился. Замер. Только сердца стук его сотрясает. Да мысли в голове роятся перемешанные. Бабушка улыбающаяся перед глазами стоит. А в горле замораживает будто чего — не смотри, что жар стоит.
Да где же она… И Тихон…
Мысли сами собою путаются. Будто отрывается внутри чего. Нет их…
Как саму Варю молнией поразило. Мысль пришла, а тело закаменело всё. Будто исчезнуть пытается. На части развалиться.
Вдруг… Не верит Варя, что среди дыма едкого рубашка мелькнула. Да передник, цветастый раньше.
Вывалились они, будто не всерьёз. Понарошку. Может, кажется это Варваре, разума лишающейся? Как бабка её лицо отирает, на земле сидючи. Как Тихон дыхание перевести пытается да зубами белыми вроде как улыбается. Как лица их дождём омывает, что наконец с неба выливаться стал. Что жива и бабка, и Тихон.
Выпустили её, наконец.
Смогла Варя, шатаясь, около бабки бухнуться. Пальцем в щёку впалую тыкнулась. Вроде настоящая. И глаза такие же — светлые, живые, чумные только. А Тихон-то здесь? Вот он. Стоит, пошатываясь.
Поднялась Варя на ноги. Глазами она с Тихоном встретилась. Вроде дрогнуло у него что-то внутри. Губы как-то странно искривились.
Тут у Вари все силы и закончились. Потянуло её вперёд сильно. Прям на грудь Тихону. Запах гари в нос ударил. Лицо к груди чужой прижалось. А руки — за спиной сцепились. Дрожь у Вари по телу пошла. И радость, и страх будто её на части тянут. А руки Тихоновы кольцом сзади касаются.
И тепло по-человечески очень стало.
[1]Травница — кукла, славянский оберег.
[2] Поташня — пекарня.