Варяги и ворюги

Глава 44 Зона

Зона 3741/55-фэ, как Галлия, делилась на три части: режимную, производственную и все остальное. В режимной части находились восемь бараков, где жили заключенные, да еще небольшой изолятор. Туда обычно попадали за нарушения режима. Производство в зоне было сосредоточено в двух столярных мастерских. Там делали заготовки для книжных полок, упаковывали готовые комплекты в доставляемый с воли картон и отправляли обратно на волю. Где-то там комплекты распатронивали, покрывали лаком и полировали, потом собирали и развозили по большим городам. Когда-то в зоне был сосредоточен весь производственный цикл, но зэки приноровились использовать лак и прочие химикаты не по назначению. Зонное руководство неоднократно пыталось решить проблему традиционным путем, наладив всеобъемлющий учет и нещадно карая виновных, однако зараза росла, ширилась и захватила ползоны. Тогда и было принято решение вывести вредные в воспитательном плане операции куда-нибудь подальше. Пусть травятся на воле.

Работа в столярных мастерских происходила только зимой, когда население зоны возвращалось с южной командировки. На командировке занимались тем, что запасали материал на зиму, перерабатывая завозимый из Ленска лес.

Следует остановиться коротко на истории распределения заключенных по баракам. В далекие и благодатные для зоны времена, когда приказ руководства определялся не обсуждаемыми установками центра, а сам по себе представлял альфу и омегу внутризонного порядка, при расселении руководствовались двумя основополагающими принципами — пролетарского интернационализма и социальной однородности. Что, конечно же, приводило к очень положительным в плане воспитания результатам. Социально близкие воры правильно влияли на вражескую пятьдесят восьмую (впоследствии семидесятую) статью, а национальные меньшинства растворялись в коллективе и не могли скрытно косить от работы и злоумышлять насчет побега и нарушений режима, общаясь между собой на непонятном для персонала языке. Потому что любая попытка такого общения в многонациональном бараке без труда фиксировалась и приводила к повышению бдительности.

Так уж получилось со временем, что мощный приток контрреволюционеров, шпионов и антисоветчиков иссяк, и, как следствие, социальная однородность восторжествовала сама собой. Случайно заскочивший в зону лектор по распространению сказал даже, что это эпохальное событие убедительно подтверждает универсальность гениального тезиса о создании новой исторической общности — советского народа.

Аплодисменты аплодисментами, с гениальным тезисом тоже спорить не стали, но вскоре оказалось, что воплощать в жизнь принцип пролетарского интернационализма становится все труднее и труднее. Постоянно вспыхивавшие в многонациональных бараках конфликты подавлялись с той же отточенной десятилетиями решительностью, но в условиях всеобщего смягчения нравов проявлять эту решительность становилось морально тяжело. Поэтому подаваемые заключенными прошения о переводе из одного барака в другой стали чаще встречать понимание, и довольно быстро первый барак полностью заселился башкирами и татарами. Там же образовалась и азербайджанская автономия, которая первоначально находилась в третьем бараке вместе с грузинами и армянами, но оказалось, что национальные конфликты в третьем бараке не исчезают, а лишь усиливаются, да еще возникает угроза религиозных разногласий. Шестой барак полностью сформировали из москвичей, так как, по совершенно непонятным причинам, выходцы из столицы ни в одном коллективе не приживались ни в какую — проявляли гонор и заносчивость, за что бывали биты неоднократно. Два барака — второй и четвертый — занимали так называемые местные. Те, кто попал в зону с этой стороны Урала. Прибывающие из европейской части страны, республик Средней Азии и Дальнего Востока в этих бараках встречались холодно и вынуждены были искать себе другое место.

Сходным образом было сформировано и население прочих бараков, из которых особо следует выделить седьмой. Там обитала лагерная элита, и попасть туда было намного труднее, чем превратиться, к примеру, в верблюда и попытаться в таком виде просквозить через игольное ушко. Старостой седьмого барака был некто Зяма, доверенное лицо пахана зоны Кондрата. Критерии отбора в седьмой барак не поддавались никакой логике, но не удовлетворяющий этим критериям человек уже на третий день бежал в контору с заявлением о переводе куда угодно. Хоть к черту.

Можно было бы предположить, что теневой диктатор Кондрат пытается окружить себя исключительно близкими ему по духу рецидивистами, и первоначально в седьмой барак направлялись те, кто по документам тянул уже третий срок. Но из них Кондрат оставлял себе хорошо если каждого пятого, а остальных решительно списывал в национальные образования или по территориальному признаку. Так же, может, даже чуть хуже, обстояло дело с осужденными за особо тяжкие преступления. А вот мелкую шпану Кондрат явно привечал, отсеивая только явных придурков.

Теперь о третьей части нашей лесотундровой Галлии. В ней располагалось административное здание или контора — с кабинетом начальника, бухгалтерией и архивом. Рядом — две казармы для солдат внутренних войск, несущих нелегкую службу по охране объекта. Чуть поодаль — общежитие для офицеров и персонала. Прачечная, обслуживаемая заключенными. Пищеблок, продсклад, каптерка. Мастерская, где ремонтировалась кое-какая техника. Клуб с библиотекой. Конечно же, двухэтажный коттедж для начальника. Выделенный проволокой по периметру и находящийся под отдельной охраной маленький барак на три комнаты, куда, по замыслу, должны были приезжать на несколько дней родственники к примерно ведущим себя заключенным. Но так уж получилось, что барак этот постоянно пустовал. И вовсе не потому, что примерных заключенных не было. Просто зимой, как мы уже знаем, в зону не пробиться. А летом все были на южной командировке и приезжать было не к кому.