21

Шейн Баррингтон заставлял себя не думать о сыне. Естественно, даже для такого мастера в хладнокровном свершении самых низких и беззастенчиво подлых дел в бизнесе убийство Артура Когтем у него на глазах при том, что он был совершенно беспомощен и не мог ничем помешать злодею, превратилось в невыносимо страшное воспоминание, постоянно всплывавшее в памяти помимо его воли. Усугублялось это переживание еще и тем, что Баррингтон не представлял, что Коготь сделал с телом, имея в виду его загадочный намек, что все происходящее — часть какого-то его глобального плана.

Странно, но после того как Баррингтон полностью выбросил сына из своей жизни и ни на мгновение не вспоминал о нем в течение многих лет, мертвый Артур начал постоянно всплывать в памяти Шейна. И дело было, естественно, вовсе не в том, что в Баррингтоне внезапно проснулись давно забытые семейные чувства. Если не считать бывшей жены, от которой он удачно откупился два десятилетия назад, Артур оставался его единственным живым родственником. А в такой примитивной банальности, как дружба, Баррингтон никогда не нуждался. Сотрудники, подчиненные, слуги — да; друзья — нет, никогда.

Не испытывал Баррингтон и привязанности к местам, где ему приходилось жить. Не было даже того, что он мог бы назвать домом, хотя Шейн владел роскошнейшими особняками на трех континентах. Родина тоже не вызывала в нем никаких сентиментальных чувств. Просто место, из которого ему когда-то посчастливилось сбежать, и, естественно, никакой потребности возвратиться туда у Баррингтона никогда не возникало. Что же касается восторга перед совершенством архитектуры или бесценными произведениями искусства, подобное он считал проявлением душевной слабости и оставлял натурам бесхребетным и ничтожным. Короче говоря, Баррингтон ощущал себя по-настоящему счастливым только в движении: в самолете или в быстро мчащемся автомобиле. Движение с большой скоростью нравилось ему, казалось, мир сжимается под ногами. А поскольку компания «Баррингтон комьюникейшнс» производила сверхсовременные системы, ее владелец мог чувствовать себя полубогом почти в любой ситуации.

И все-таки, если бы Баррингтону предложили назвать место, где ему лучше всего, Шейн без колебаний назвал бы этот пентхаус с бескрайним геометрическим видом на городской пейзаж из небоскребов из стекла и стали, который, казалось, каждый день на рассвете заново возникал из небытия. А после того страшного мгновения Баррингтон больше не выходил за балконную дверь, он даже не смотрел в окно.

Теперь, за четыре минуты до прибытия гостьи, Шейн сказал себе, что настало время продемонстрировать знаменитую баррингтоновскую силу воли. Он раздвинул шторы и приоткрыл балконную дверь. Он сделает все, чтобы не уподобиться тем слабакам, которых в прошлом давил как слизняков. В планах Баррингтона не было места чувству вины. Он вышел на балкон, приблизился к перилам и взглянул вниз на «Эндикотт армз». На мгновение его пробрала дрожь, но Шейну быстро удалось избавиться от жуткого воспоминания, и он уже смотрел на здание на противоположной стороне улицы так, словно с ним ничего не было связано.

К Баррингтону вернулось ощущение полного самообладания, он чувствовал себя подобно повелителю варваров, стоящему на груде тел поверженных врагов. В последнее время «Баррингтон комьюникейшнс» стала еще на несколько миллиардов долларов богаче и никогда не была столь могущественна, как теперь. Зияющие дыры в финансовой структуре надежно залатаны, и при этом у Шейна оставалось более чем достаточно для обеспечения дальнейшей экспансии его империи, для будущих побед. Любой финансовый магнат, оказавшийся столь безрассудным, чтобы возомнить себя равным Баррингтону и осмелиться тягаться с ним, очень скоро понял бы, какую страшную ошибку совершил.

Баррингтон приложил руку к стеклу и улыбнулся. По сути, сколь немногого они требовали взамен. Теперь наступил черед второго поручения от СЕМЕРЫХ. Как и в случае с первым заданием, нынешняя задача показалась Шейну странной, совершенно произвольной и никак не связанной ни с каким глобальным планом, к тому же сообщили ее Баррингтону в краткой немногословной форме, без объяснений. Тем не менее, так же как и с получением информации о системе безопасности ООН, нынешнюю задачу Шейн мог выполнить — при его-то положении и влиянии — без особых затруднений.

Он взглянул на свой «Ролекс». Встреча назначена на семь часов. Достаточно поздно для того, чтобы гостье пришлось отменить все свои планы на вечер. Он заставил ее подождать десять минут, дабы поубавить избыток самоуверенности и заменить его полезным в подобных ситуациях страхом. Дешевый трюк, конечно, и вряд ли необходимый. Однако ощущение собственного могущества, какими бы мелкими ни были обстоятельства, доставляло Баррингтону истинное удовлетворение. Если бы у него исчезла возможность получать подобное удовольствие, жизнь стала бы нестерпимо скучной.

Шейн отвернулся от своего туманного отражения в оконном стекле и произнес в микрофон, вшитый в отворот пиджака:

— Впустите ее.

Стефани Ковакс, восходящая звезда новостных программ на «Баррингтон ньюс нетуорк», усилием воли заставила себя не броситься к зеркалу, чтобы поправить волосы и макияж, когда коротко остриженная блондинка за секретарским столом легким взмахом идеально наманикюренной ручки указала ей на дверь. И вот она, Стефани Ковакс, ас телевизионных журналистских расследований, бесстрашная обличительница аферистов и коррупционеров, на жизнь которой так много раз покушались, в которую стреляли, а однажды один маньяк даже ранил ножом, которую обливали грязью продажные коллеги, Стефани Ковакс, никогда и ни при каких обстоятельствах не отступавшая даже в столкновениях с мужчинами, в два раза превосходившими ее ростом и агрессивностью, теперь нервничает, как жалкий котенок, только потому, что самый главный шеф их компании пригласил ее на встречу.

Чего ожидать в подобной ситуации? Ну что ж, вполне может случиться, что ее уволят. Именно об этом Стефани непрестанно думала в течение последних пяти минут и мысленно уже начала составлять план своих дальнейших действий, задавая себе цепочку вопросов. Кому первому позвонить? Кто был тот чиновник, который сказал ей на торжественном приеме по поводу вручения телевизионных наград: «Если вы когда-нибудь решите бросить вашу передачу…»? Какой телестудии сейчас нужно новое лицо, чтобы поднять рейтинг? Какая новостная программа отчаянно нуждается в обновлении?

Впрочем, дело даже не в отыскании новой работы на телевидении. Стефани была очень успешным тележурналистом и человеком, слишком уважаемым, чтобы ее могли всерьез волновать подобные проблемы. То, что по-настоящему мучило Стефани в эту минуту и отчего ее с ног до головы пробирала дрожь, заключалось в ином: если Шейн Баррингтон уволит вас, он сделает все, чтобы с вами и вашей репутацией было покончено навеки. На вашей карьере поставят большую жирную точку. Стефани очень-очень посчастливится, если через месяц она сможет стоять перед камерой и рассказывать о вредных последствиях внезапных июньских дождей для урожая соевых бобов.

Она на мгновение остановилась у двери, поправила выбившийся локон и вошла в надежде, что взгляд Баррингтона не проникнет дальше поверхностного слоя ее профессионального самообладания.

— Вы просили меня зайти, мистер Баррингтон?

Шейн Баррингтон оказался выше ростом, чем на фотографиях и телевизионных кадрах, однако жесткое лицо и темные зловещие глаза невозможно было не узнать. Не сказав ни слова и не изменив выражения лица, он указал Стефани на черное кожаное кресло у противоположной стены. Сам же, когда она села, остался стоять, тем самым вынудив ее смотреть на него снизу вверх.

— Мисс Ковакс, — начал он. — Стефани. Я рад, что вы смогли уделить мне несколько минут вашего крайне ценного времени. Надеюсь, что не помешал какому-нибудь важному расследованию, которым вы в настоящее время заняты. Мне очень неприятно было бы думать, что по моей вине какой-нибудь негодяй смог увильнуть от правосудия, носителем которого вы в немалой мере являетесь.

Стефани сделала попытку рассмеяться.

— О, в море хватит рыбы! В этом-то и вся прелесть моей работы: объектов, заслуживающих внимания, всегда хватает с избытком.

Баррингтон взглянул на нее, и на его лице не было улыбки.

— Без сомнения. Я очень хорошо вас понимаю.

Затем повернулся и сел за столик из матового стекла в середине комнаты. Стефани не могло не броситься в глаза отсутствие в кабинете телефона и компьютера. Более того, на столе вообще ничего не было, что могло бы нарушить его восхитительное совершенство.

— Иногда мне приходится слышать, что я не обращаю должного внимания на эту часть деятельности нашей корпорации. Что не проявляю должной заинтересованности в телевидении. Словно телевидение — уже устаревшая технология, пережиток прошлого. А Шейна Баррингтона, как известно, интересует только будущее. Так?

— Так, — эхом отозвалась Стефани.

— Но ведь это же абсолютно неверно, Стефани. Я пристально слежу за тем, что происходит на наших новостных каналах. И признаюсь, особенно внимательно я следил за вашими репортажами. За вашими бесстрашными расследованиями.

Стефани показалось, что слово «бесстрашный» Баррингтон употребил в качестве насмешки. Если бы кто-то другой осмелился использовать подобный издевательский тон в беседе с ней, ему бы, конечно, не поздоровилось. Никому не удавалось до сих пор унизить ее и уйти от расплаты. Но на сей раз, к своему величайшему недоумению, Стефани продолжала смиренно улыбаться, будто бедная собачонка, которую приласкал хозяин. Слава Богу, она пока еще не ягненок в очереди на заклание.

Глаза Баррингтона засверкали так, будто он получал удовольствие от замешательства собеседницы.

— Вам надо отдать должное, вы умеете обходиться с плохими парнями. Без пощады. Без снисхождения. Мне это нравится.

Стефани все еще не понимала, куда он клонит, но первоначальное напряжение начало понемногу спадать. Наверное, Баррингтон все-таки пригласил ее не для того, чтобы уволить.

— Некоторые к тому же говорят, что я слишком беспечен в отношениях с телевидением нашей компании. Я не указываю продюсерам каналов, что они должны показывать. Но пока передача имеет хорошие рейтинги, какое мне дело до того, что они там транслируют, верно? Делай программу о чем хочешь. О средстве по уничтожению тараканов, сериал о маньяке, специализирующемся на убийстве старушек, — что угодно. То, что будет пользоваться успехом у телезрителей.

Все лучше и лучше… Ему нравится то, как она подходит к подаче новостей. Он всегда был сторонником редакторской свободы. Но что-то все-таки беспокоило Стефани…

Баррингтон откинулся на спинку кресла и положил руки на стол. Его глаза вновь потемнели.

— Однако порой людям нельзя просто так доверить ту или иную работу. Иногда им необходимо указать. — Он мрачно улыбнулся. — Сверху.

Ну, кажется, началось. Беседа приобрела зловещий поворот.

— Я принял решение, что кому-то придется осуществить очень серьезное расследование, которое должно сопровождаться поистине безжалостным разоблачением, без всяких скидок и границ. Расследование деятельности одной группы лиц, представляющих громадную опасность для нашей страны и для всего мира. Кто-то должен вывести на чистую воду сумасшедших фанатиков.

Он сделал паузу. Настало время для главного, подумала Стефани.

— Эта группа — христиане-евангелисты. А расследователь — вы.

У-уф! Она и не предполагала, что разговор может принять такой оборот, первоначально направление у него было совсем иное, но Стефани Ковакс не из тех, кто позволит добыче уйти из рук, чтобы ею воспользовался какой-нибудь телевизионный новичок, отчаянно стремящийся к славе и успеху. В ее деле нужно обладать либо мгновенной реакцией, либо оставить все надежды на блестящую карьеру. Она мгновенно оправилась от недоумения и через несколько секунд уже сияла подобострастной улыбкой.

— Ваше доверие — великая честь для меня, мистер Баррингтон. Постараюсь не подвести.

— Очень надеюсь. Я буду внимательно наблюдать за вашей работой.

Загрузка...