Вечерняя песня

Глава 19

Проснувшись через несколько часов, Джеймс и Алина долго разговаривали, признаваясь, что дни, проведенные в разлуке, обоим показались целой вечностью. А потом, нежно поглаживая волосы жены, Джеймс сказал:

— Скоро Стивен возвращается в Бофорт Плейс. Он хочет, чтобы мы приехали в гости, и я ничего не имею против. Там сейчас моя мать, и я хочу познакомить вас.

Муж показался Алине каким-то неуверенным и она, потянувшись, поцеловала его.

— Да. Мне тоже этого хочется. Странно, что мы с ней до сих пор не встретились. Ведь я твоя жена уже четыре месяца.

— Да, но, уезжая из Норкасла, я хотел остаться с тобой наедине. А у Гвендолин были дела в Бофорт Плейсе, и потом, она едва ли решилась бы на путешествие зимой. Видишь ли, моя мать совсем не похожа на Маргарет, и тягаться силами с природой не берется.

— Думаю, она более чувствительная женщина, — Алина почувствовала, как муж расслабился. Улыбнувшись, он поцеловал ее в макушку.

— Значит, через несколько недель мы сможем отправиться в Лондон, — продолжал Джеймс.

Алина замерла и похолодела при одном только слове: ЛОНДОН!

Она чуть не закричала во весь голос: «Нет!» но вовремя опомнилась, понимая, что такая реакция покажется странной.

Поэтому Алина попыталась придать своему лицу и голосу выражение спокойного безразличия и только сказала:

— В Лондон? Но зачем мы туда поедем?

— Зачем? — повернувшись, Джеймс озадаченно посмотрел на жену. — Чтобы предстать перед королем, — помолчав немного, добавил: — Мне казалось, ты встретишь это известие с большей радостью.

— Не знаю. Мне, например, совсем не хочется ехать в столицу. Провинция, по-моему, гораздо милее.

— Ты когда-нибудь была в Лондоне?

— Нет, — Алина надеялась, что леди Кларисса и в самом деле не была там. Этой темы они с герцогом не затрагивали, он только сказал, что Джеймс никогда не видел его племянницу, ведь та всю жизнь провела в поместье отца. А из этого вполне логично следовало, что леди Кларисса никогда не была в Лондоне.

— Ага, это все и объясняет. Когда ты приедешь туда, то поймешь, почему все стремятся в этот город.

— Моя кузина леди Агнес всегда говорила, что это грязный, вонючий город, полный воров и нищих.

Джеймс усмехнулся.

— Да, так и есть. Но помимо этого в Лондон съезжаются купцы и ремесленники со всего света. К тому же, там много золотых и серебряных дел мастеров, которые с превеликим удовольствием украсят твои прелестные ушки и шейку, — Джеймс легонько пощекотал шею жены. — Тебе ведь хочется этого, правда? — он коснулся кончиком пальца мочки ее уха. Та улыбнулась.

— Разве есть женщина, которой не хотелось бы? Но ведь ты уже подарил мне очень красивые серьги и ожерелье, и я вполне ими довольна.

— Это, конечно, очень хорошо, любимая, но неужели ты хочешь отказаться от новых украшений? — Джеймс замолчал, вопросительно глядя на жену. — Ты что, не хочешь туда ехать?

Алина почувствовала, как в ней начинает просыпаться надежда.

— Нет. Если честно, не хочу.

— Но почему?

— Я ведь уже говорила. Мне милее деревенская жизнь. Я была в Йорке, и он мне совсем не понравился.

— Но Йорк и Лондон совсем не одно и то же. Лондон — большая, красочная ярмарка. Только не говори, что тебе не хочется туда попасть. Вот уж никогда бы не поверил, что ты будешь довольствоваться деревенской жизнью, — Джеймс нахмурился. — Вероятно, есть еще какая-то причина.

«Ну вот, теперь я вызвала в нем подозрения», — в отчаянии подумала Алина. Она лихорадочно пыталась найти хоть сколько-нибудь убедительный предлог.

— Ты сочтешь меня глупой.

— Я не буду смеяться, обещаю, — Джеймс коснулся кончиком пальца губ жены. — Только скажи правду. Я хочу знать, о чем ты думаешь.

— Мне не хочется встречаться с королем. Я почему-то боюсь его. И потом, отец никогда бы меня не отпустил туда. Он говорил, что король Генри слишком любит женщин.

Джеймс усмехнулся.

— Да, этого у него не отнять. А уж такую красавицу, как ты, он и подавно не упустит. Однако, король не будет пытаться соблазнить мою жену. Он не захочет обижать Норвенов. Мы всегда были наиболее преданными его сторонниками. А таких людей король ценит. И потом, я обещаю, что не отпущу тебя от себя ни на шаг. Можешь ничего не бояться.

— Но это еще не все, — помолчав немного, Алина добавила: — Я не хочу встречаться с дядей.

— А… теперь понятно.

— Не шути. Это, действительно, так. Он будет расспрашивать меня о тебе, и пытаться вытянуть информацию.

— Какую еще информацию?

— Не знаю. Какую захочет узнать. Когда ты рассказал о его вероломстве по отношению к твоей семье, я не хотела верить, но что-то подсказывало, что ты говоришь правду. Я знала и о других его грехах, слышала их разговоры с отцом. Мой дядя — опасный человек. И если я отправлюсь в Лондон, он будет заставлять меня шпионить за тобой или оказывать ему помощь в каком-нибудь из нелицеприятных деяний. А если я откажусь, он не пощадит меня и станет напоминать, чем я обязана семье. Будет клеветать на тебя, а если я встану на твою сторону — обвинит в предательстве. Этот страшный человек всех настроит против меня — родителей, кузину, всех. Боюсь, я не выдержу этого.

Джеймс привлек жену к себе и еще крепче обнял ее.

— Любимая, прости. Конечно, ты боишься. Я ведь не знал. Но ты не должна беспокоиться из-за Танфорда. Предоставь это мне. У меня есть в этом кое-какой опыт. Сев в постели, Джеймс потянул за собой Алину и пристально посмотрел ей в глаза. — Ты не должна бояться Танфорда. Я не отойду от тебя ни на шаг, и не позволю запугивать мою жену.

Алина покачала головой.

— Он все равно что-нибудь придумает. Уж я-то знаю.

— Ты не веришь мне?

— Конечно, верю.

Алине казалось, что сердце вот-вот разорвется на части. Верить Джеймсу легко, но постоянно думать о том, что ей Джеймс верить не должен, куда труднее. Она испытывала ужасные угрызения совести, выдавая ложь за ложью, и ненавидела себя за это. Понимала, что должна решиться и во всем признаться, но не могла заставить себя произнести вслух страшные слова. Если она расскажет, кто такая на самом деле и какая роль отведена ей в махинациях герцога, Джеймс станет презирать ее. Оттолкнет от себя, и она никогда больше не ощутит его любовь, прикосновения, улыбку. К тому же, открыв правду, она поставит под удар родителей.

— В таком случае, предоставь это мне.

— Ну почему нам надо обязательно ехать в Лондон? — спросила девушка, чуть не плача.

— Потому что я должен хоть какое-то время провести при дворе. Танфорд будет пытаться настроить Генри против меня. Я должен быть в Лондоне, опровергнуть те россказни, которые сочинил про меня герцог, и доказать Генри, что я по-прежнему его верный сторонник и хороший, добрый друг. А еще хочу представить тебя королю и убедить его в счастье и благополучии моего брака. Ибо одному Богу известно, что уже успел наговорить Танфорд.

Алина смотрела на мужа глазами, полными отчаяния. Если бы только он знал, что герцог задумал обратить все это против него самого! Алина уже сейчас представляла, с какой иронией герцог наблюдает за тем, как Джеймс знакомит короля с женой, и через какое-то время объявляет Генри и всему двору, что жена Джеймса — никакая ему не племянница, а простая танцовщица. От этих мыслей замирало сердце. ЭТО БУДЕТ УЖАСНО! Она не допустит, чтобы такое произошло с ее мужем.

Джеймс снова прижал жену к себе и ласково погладил по волосам.

— Успокойся, давай больше не будем говорить об этом.

Алина доверчиво прижалась к мужу, чувствуя себя удивительно спокойно в его сильных руках. Во что бы то ни стало, она должна удержать Джеймса от поездки в Лондон. Если же не удастся… тогда она расскажет всю правду, какие бы последствия это ни повлекло.

Спустя две недели, в первых числах апреля, Джеймс и Алина покинули Чесвик. Дороги все еще утопали в грязи, в которой то и дело увязали доверху груженые повозки. Но ехать до Бофорт Плей-са было недалеко, поскольку земли Норвена граничили с этим поместьем на западе, а сам Чесвик располагался на юге владений графа.

Джеймса хорошо знали во владениях Бофорта. В деревнях, через которые проезжали супруги, крестьяне уважительно здоровались, а когда Джеймс и Алина подъехали к воротам Бофорт Плейса, их радостно приветствовали охранники.

Бофорт Плейс представлял собой красивое здание из белого камня, уступающее Норкаслу по размерам, но не по изяществу. Джеймс, усмехнувшись, сообщил Алине, что Бофорт и в подметки не годится Норкаслу по обороноспособности. Но девушка видела в Бофорте лишь очень красивый замок.

Из дверей выскочил Стивен и со всех ног устремился навстречу супругам. Его лицо так и светилось радостью.

— Джеймс! Кларисса! Мы с Гвендолин совсем вас заждались, — Стивен помог Алине спешиться и, расцеловав в обе щеки, повернулся к Джеймсу.

— Боже милостивый, Стивен! — воскликнул Джеймс. — Мне кажется, ты вымахал на целый дюйм с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Ты стал таким же высоким, как я.

— Ну что ты, — усмехнувшись, возразил Стивен, которого так и распирала гордость. — Ты просто не заметил этого, когда мы охотились. Твои мысли были заняты… мм… чем-то другим.

Из замка вышла женщина и, хотя это получалось у нее медленнее, чем у Стивена, она тоже спешила. Женщина явно была в возрасте, но лицо хранило остатки былой красоты. Хотя появились первые морщинки, но кожа все еще оставалась нежной, тонкой и красивой. Большие глаза под бровями красивой формы обрамляли густые ресницы. Они очень походили на глаза Джеймса, отличаясь только цветом — они были зелеными. Когда же она улыбалась, лицо озарялось мягким светом, и нетрудно было понять, чем эта женщина так пленила графа Норвена много лет назад.

— Сынок! — радостно воскликнула женщина, и Джеймс, подбежав, крепко обнял ее. — Я так давно не видела тебя и очень хочу познакомиться с леди Клариссой. Почему вы не приезжали раньше? — посмотрев на сына, она лукаво улыбнулась.

— Можно подумать, я не понимаю.

К удивлению Алины, Джеймса смутили слова матери. Когда он неловко посмотрел на Алину, девушка поняла: муж боится, что она обидит мать своим пренебрежительным отношением. Теперь ей стало ясно, почему Гвендолин не могла приехать в Норкасл, как Маргарет, и почему они остались на зиму в Чесвике вместо того, чтобы приехать к матери Джеймса. Алина много думала об этом и решила — Джеймс либо не любит мать, либо стыдится ее. Но теперь, видя, как сердечно и радостно они приветствуют друг друга, поняла, что ошибалась. Джеймс беспокоился, что Кларисса пренебрежительным видом или тоном обидит мать, простолюдинку, возлюбленную знатного лорда.

Да, Кларисса могла бы отнестись так к Гвендолин, решила Алина, а вот она — нет. Быстро шагнув вперед, девушка протянула свекрови обе руки, — Простите. Вы должны винить только меня,

— Алина улыбнулась. — Отправляясь в Чесвик Кип, мы не предполагали, что он пребывает в таком беспорядке. И приехали бы сюда гораздо раньше, но не хотелось оставлять замок в столь ужасном состоянии.

Алина заметила, как Джеймс расслабился.

— Познакомься, мама, это моя жена, леди Кларисса. Кларисса, это моя мама, Гвендолин.

Женщина взяла протянутые руки невестки в свои и, крепко пожав их, улыбнулась.

— Моя дорогая, я так рада видеть вас.

— Спасибо. Очень жаль, что познакомились мы только сейчас.

— Пустяки. Я все прекрасно понимаю.

— Да, — вмешался в разговор Джеймс. — Конечно же, ты права, мама. Не слушай Клариссу. Она вовсе не виновата в том, что мы явились сюда с таким опозданием. Все было именно так, как ты думаешь. Просто мне не хотелось ни с кем делить внимание жены.

— И не удивительно, — с улыбкой заметила Гвендолин. — Леди Кларисса такая красавица, — она снова повернулась к Алине. — А теперь идемте. Я провожу вас в вашу комнату, и мы сможем немного поболтать, пока Джеймс со Стивеном будут говорить на свои скучные мужские темы.

Женщины прошли через главную залу и поднялись по лестнице в спальню. Это была просторная светлая комната с большими окнами и роскошной мебелью. Алина восхищенно вздохнула:

— Какая красота! — она прикоснулась к великолепному гобелену, висящему на стене.

— Да, Джеймс всегда любил красивые вещи. Видите это покрывало на стене? Он привез его из крестовых походов, — Гвендолин подошла к небольшому сундучку и с любовью погладила резную, медную крышку. — Джеймс привез и это, но пусть он сам покажет вам, что внутри. Ему непременно захочется это сделать.

Эти слова разожгли в девушке любопытство. Однако, она ничего не сказала, позволив Гвендолин продолжать.

— А я подарю вам вещь, которая принадлежит только мне, — подойдя к Алине, она сняла с пальца массивный золотой перстень с большим сверкающим рубином и протянула его невестке. — Вот, — она улыбнулась, когда Алина не протянула за перстнем руку. — Возьмите. Он ваш. Я дарю его вам.

— Мне? — изумленная Алина взяла перстень и стала с восхищением рассматривать его. — Он, конечно, очень красив, но…

— Никаких «но», — Гвендолин подняла руку.

— Не отказывайте мне. Этот перстень подарил мне отец Джеймса. А теперь он должен перейти к вам. Я знаю, когда вы поженились, Джеймс не мог подарить никаких драгоценностей.

— Он подарил вот это, — Алина с нежностью провела рукой по золотым звеньям пояса. — А еще красивое ожерелье и серьги.

— Но вы должны принять и перстень, — настаивала Гвендолин. — Жаль, что я не могу дать вам свое обручальное кольцо. Такая леди, как вы, вправе этого ожидать.

— О нет, не надо ни о чем жалеть, — быстро произнесла Алина. — Я никогда еще не видела перстня красивее, и с большим удовольствием буду его носить.

— Это перстень нашей любви, и вам я желаю того же. Хочу, чтобы вас и моего сына связывала такая же любовь, как и меня с его отцом. Священники говорили, что мы грешим. Но разве можно назвать грехом столь сильное и прекрасное чувство? Именно такое чувство должно связывать мужчину и женщину. Надеюсь, то же происходит у вас с Джеймсом.

— Да, думаю, да, — Алина улыбнулась свекрови, но когда та стала надевать перстень ей на палец, на глазах девушки заблестели слезы. Ей совестно было принимать подарок, который Гвендолин преподносила от чистого сердца. Если бы та только знала, какую боль Алина должна причинить ее сыну, то возненавидела бы невестку.

— Вот и хорошо, — на глаза Гвендолин тоже навернулись слезы. Приподняв руку Алины, она взглянула на перстень. — Сколько раз я видела Джеймса обозленным и понимала, что он стал таким только по моей вине. Что, если бы не я, ему не пришлось бы жить, стыдясь своего происхождения.

— Вы не должны так говорить! — воскликнула Алина. — Ведь, иначе, Джеймс не появился бы на свет.

Женщина улыбнулась.

— Вы правы. Спасибо за ваши слова. Думаю, Джеймс сделал верный выбор. У меня были кое-какие сомнения на этот счет, но теперь, когда я встретилась с вами, то поняла, что лучшую жену мой сын едва ли мог найти.

Алина порывисто обняла свекровь.

— Спасибо, — прошептала она. — Дай Бог, чтобы вы оказались правы.

Вечером того же дня, после ужина, Алина и Джеймс поднялись в спальню. Джемма помогла девушке раздеться, расплела косу и, расчесав, свободно распустила волосы по плечам.

Когда карлица ушла, Джеймс тоже разделся, набросил халат и подвел Алину к небольшому, украшенному резьбой, сундучку, который уже показывала Гвендолин.

— Я хочу кое-что тебе подарить, — он открыл сундучок маленьким ключиком и поднял крышку.

Сундучок был полон самых разных украшений: блестящие драгоценные камни, изящные золотые и серебряные цепочки, красивые браслеты, украшенные камнями. Широко раскрыв глаза, Алина с удивлением смотрела на все это богатство.

— Джеймс! Как красиво! — она протянула руку к сверкающему содержимому сундучка. Но так и не решилась прикоснуться. — Ты привез это из крестовых походов?

— Вижу, моя мать обо всем тебе рассказала, — усмехнулся Джеймс. — Да, большую часть я привез с Востока. Остальное попало в сундучок позже.

Как зачарованная, смотрела Алина на драгоценности.

— Но что именно ты хочешь мне подарить?

— Все, моя глупышка, — улыбнулся Джеймс. — Ведь ты моя жена. Кому еще должно это принадлежать?

— О, — у Алины перехватило дыхание. — Ты серьезно?

— Конечно, серьезно. Вот, смотри, — взяв из сундучка кольцо, Джеймс надел его на палец жене. Потом вытащил другое. Разворошив груду драгоценностей, он нашел красивые серебряные серьги с маленькими глазками из черного камня и вдел Алине в уши.

— А это будет красиво сочетаться с цветом твоих волос, — вытащив цепочку с подвесным кулоном из рубина, Джеймс застегнул ее на шее жены. — Но даже огонь этого камня не сможет сравниться с пламенем твоих волос.

Джеймс чувственно улыбнулся и, просунув руку под сорочку жены, погладил гладкое плечо. Улыбаясь, он легонько потянул сорочку вниз, и та упала на пол, стремительно скользнув по стройному телу. Рубиновый кулон сверкал между округлых холмиков груди.

Джеймс восхищенно смотрел на жену и слегка дрожащими от возбуждения руками украшал ее роскошные волосы сверкающим ожерельем. Потом подвел Алину к постели, уложил и поставил рядом сундучок.

Медленно, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловать жену, Джеймс украшал ее обнаженное тело драгоценностями. Положив на ямочку пупка, тускло мерцающий изумруд, он нагнулся, чтобы поцеловать это место. Опутал грудь золотыми и серебряными цепочками, между которыми соблазнительно проглядывали розовые бутончики сосков. Прервав свое занятие, чтобы поцеловать их, Джеймс продолжал украшать тело Алины.

Он долго лежал, глядя на жену и, наконец, хриплым от желания голосом произнес:

— Ты у меня гораздо красивее, чем все эти побрякушки.

Потом, стремительно сбросив с Алины все украшения, привлек ее к себе и долго не отпускал, снова и снова доказывая ей свою любовь.

Супруги находились в Бофорт Плейсе уже около месяца. Стараясь не думать о предстоящей поездке в Лондон, Алина наслаждалась счастьем сегодняшнего дня. Ее ночи с Джеймсом были страстными, а дни проходили в дружеском общении со Стивеном и Гвендолин. Алина полюбила остроумного, жизнерадостного Стивена, как младшего брата. С каждым днем становилась все ближе и мать Джеймса. В ее обществе Алина чувствовала себя гораздо проще, чем с Элизабет и Маргарет. Хотя и те были с ней очень добры. Гвендолин, как и сама Алина, проявляла небольшой интерес к шитью и ведению домашнего хозяйства, поэтому большую часть времени женщины пели, играли на лютне и рассказывали друг другу истории о героических сражениях и страстной любви.

Порой Алина уединялась с Джеммой и Малькольмом. Вскоре после того, как они приехали в Бофорт Плейс, Алина узнала, что Джемма учит мальчика кувыркаться и ходить колесом. Поначалу, Алина приходила в ужас, боясь, что Джеймс обо всем узнает, но, наблюдая за их уроками, все больше склонялась к тому, что сама не прочь этим заняться. И вскоре не выдержала и присоединилась к Джемме и Малькольму.

Мальчик оказался способным учеником и буквально с ходу схватывал все, чему его учили. Уроки стали проходить практически каждый день, и Алина сожалела, когда ей не удавалось убежать вместе с ними в лес за замком, где они тренировались.

Шли дни, и Алина стала замечать, что месячные слишком задерживаются. Девушка восприняла это известие с восторгом, оно могло означать только одно — она беременна.

Однако, Алина не спешила сообщать Джеймсу радостную новость, желая окончательно убедиться в своих подозрениях. Она буквально грезила ребенком, представляя, какой он будет хорошенький и на кого похож. Однако, прошло еще некоторое время, прежде, чем Алина поняла — как раз беременность и может спасти ее. Если она признается, что ждет ребенка и поэтому не может отправиться в путешествие, Джеймс, возможно, не станет просить о поездке в Лондон. Он едва ли захочет подвергать опасности ее саму и своего наследника, к тому же, если ей придется остаться до рождения ребенка в Бофорт Плейсе, то Джеймс без нее тоже не поедет. Особенно, если она попросит его остаться.

Безмятежная жизнь продолжалась еще несколько дней. Но однажды вечером, когда они с Гвендолин направлялись в главную залу ужинать, мать Джеймса весело сказала:

— Просто замечательно! Сегодня за ужином нас ждет развлечение, после обеда в замок забрели артисты. Они замечательно выступают. Я наблюдала из окна, как они тренировались во дворе. Среди них есть человек, метающий ножи в какую-то девушку. Страшно подумать, как близко они вонзаются, но все же не касаются ее.

Чувствуя, как сжимается сердце, Алина переступила порог залы. Повернув голову, она постаралась окинуть присутствующих невозмутимым взглядом. Возле большого очага стояла группа людей в пестрых костюмах артистов. Среди них был карлик, в котором Алина сразу узнала Беорна, незнакомые мужчина и женщина, стройная, хорошенькая Сигни. А рядом спиной к входу стоял метатель ножей Джирт.

Алина резко подалась назад. У нее вдруг закружилась голова, она пошатнулась. Гвендолин, озабоченно нахмурившись, поддержала невестку.

— В чем дело, дорогая? Вы так побледнели.

— Ничего страшного, — попыталась улыбнуться Алина. — Мне стало немного нехорошо. Это пройдет, я уверена.

Что делать? Алина застыла от ужаса. Джирт, конечно же, будет смотреть в сторону главного стола, откуда полетят монеты, и увидит ее. Без всякого сомнения, в своей изысканной одежде и красивой белой шляпке она мало похожа на прежнюю Алину, но это не имеет значения. Джирт узнает ее еще до того, как завершит выступление.

Алина поняла, что остается только одно. Судорожно вздохнув, она отступила еще на шаг. Ей не пришлось прилагать слишком много усилий, чтобы притвориться больной. Ее и в самом деле тошнило, кровь отхлынула от лица, делая его мертвенно бледным.

— Кларисса? — Джеймс в мгновение ока оказался рядом с женой, и та благодарно прильнула к нему, спрятав лицо у него на груди. — В чем дело? Мама? Что случилось?

— Не знаю. Кларисса вдруг страшно побледнела и едва не упала, — Гвендолин выглядела взволнованной, и Алине стало стыдно, что она так ее напугала.

— Со мной все в порядке. Просто немного нехорошо. Вот здесь… — она прижала ладонь к животу.

— Я отнесу тебя в комнату, — легко подняв жену на руки, Джеймс повернулся к матери.

— Пошли за Джеммой.

Джеймс пронес жену через залу и стал подниматься по лестнице. Алина спрятала лицо на его груди, чтобы никто из артистов не смог ее узнать. Через несколько минут супруги оказались у себя в комнате, и Джеймс осторожно положил жену на кровать.

— В чем дело? Почему тебе стало плохо? — озабоченно нахмурившись, он пощупал лоб Алины.

— Не знаю. Но ничего страшного, все пройдет.

Алина поняла, что настал подходящий момент, и она может признаться мужу в своей беременности. Отличный предлог, чтобы, сославшись на недомогание, оставаться в постели до тех пор, пока из замка не уйдет труппа. Джеймс вот-вот возобновит разговор о поездке в Лондон, но, узнав о будущем ребенке, вполне может отказаться от этой затеи.

Однако, как ни старалась, Алина не могла заставить себя произнести нужные слова. Она про сто лежала и слабо улыбалась Джеймсу.

Пришла Джемма, и они с Алиной убедили Джеймса вернуться в залу. Как только он вышел, Джемма присела на край постели.

— Значит, ты видела их?

— Да. Но почему ты меня не предупредила? Я вошла в залу и едва не лишилась чувств.

— Я сама увидела их всего несколько минут назад. Почти весь день мы с Малькольмом провели в лесу, а когда возвращались в замок, то едва не столкнулись с нашей труппой нос к носу. Слава Богу, я увидела их первая и быстро спряталась за бочку с водой, но когда смогла незаметно выбраться оттуда, ты уже спустилась к ужину, — Джемма облегченно вздохнула. — Нас спасла Пресвятая Богородица, Я уж думала, мы погибли.

— И я тоже.

— Пойду и принесу каких-нибудь трав, чтобы твое недомогание показалось всем более правдоподобным.

Джемма отправилась за корзинкой, в которой они хранили травы, и Алина осталась наедине со своими мыслями. Она могла сделать так, что Джирт и остальные артисты не увидят ее. Труппа пробудет в замке дня два, не больше, и ей лишь остается продолжать притворяться больной и не выходить из спальни. А Джемма будет помогать.

Но подобная уловка сойдет только на этот раз. Она совсем запуталась во лжи, и когда-нибудь Джеймс разоблачит ее. Ее могут узнать другие артисты, или герцог через своих людей распустит слухи. В конце концов, обман все равно раскроется. И чем дольше она будет лгать, тем хуже для нее самой и Джеймса. Алина понимала, что не может больше откладывать признание.

Она должна рассказать Джеймсу правду.

Но при одной только мысли, чем это обернется для ее родителей, становилось страшно. Тан-форд не пощадит их, может быть, даже убьет. Она не должна этого допустить. Возможно, поехав с Джеймсом в Лондон, ей удастся как-нибудь вытащить мать и отца из дома герцога. А потом расскажет всю правду, не рискуя при этом их жизнями. Алина решила, что должна хотя бы попытаться это сделать. Если же не удастся вызволить родителей, она будет вынуждена во всем признаться Джеймсу и молить Бога, чтобы Танфорд не осуществил угроз в отношении Гарольда и Беры.

Алина поняла, что пока не может рассказать Джеймсу о своей беременности. В этом случае, он может отказаться ехать в Лондон, и тогда она не спасет родителей. А значит, остается делать вид, что ничего не произошло, и отправиться в Лондон. И уже там рассказать Джеймсу правду.