Вечная Вдова

Глава 1 Перед рассветом

Небо над долиной неторопливо катившего на закат свои воды Эглиса было в эту ночь ясным, и сотни звезд, раскатившиеся бриллиантовой россыпью по пронзительно-черному своду, бесстрастно взирали с недосягаемой высоты на землю. И словно их отражение в огромном зеркале, мерцали, перемигиваясь со звездами, десятки костров, усеявших голые холмы, с юга окаймлявшие реку. Обычно безлюдный край, холодный, неприветливый, а порой и смертельно опасный для чужаков, в эту ночь был полон жизни. Вокруг каждого из множества костров сидели или лежали, кутаясь в шерстяные плащи, и ближе придвигаясь к огню, пришедшие с полудня люди. Для четырех сотен мужчин, сильных, здоровых, по большей части еще весьма молодых, эта ночь, проведенная вдали от родного дома, могла стать последней в их жизни. Четыреста человек, не своей волей оказавшиеся здесь, в этой промерзшей пустоши, готовились на рассвете встретить свою смерть.

Возле одного из костров, расположенного на самом краю лагеря, расположились четыре человека. Было холодно, порывы ледяного ветра, дыхание пробуждающейся зимы, как говорили в этих краях, налетали с далеких северных гор, и потому мужчины, чтобы согреться, садились ближе к огню, с веселым треском пожиравшему подбрасываемые ветки сухостоя. Здесь было очень мало лесов, и только невысокий кустарник, бурно разраставшийся в укрытых от ветра лощинах, служил источником топлива. Поэтому развести жаркий огонь было весьма непросто, и мужчины спасались от стужи, передавая по кругу кожаную флягу, распространявшую вокруг себя терпкий запах вина. Драгоценного напитка, выданного по приказу командира небольшого отряда, как раз должно было хватить, чтобы согреться, но явно не доставало для того, чтобы хоть малость захмелеть. Четверо здоровых, крепких воинов были привычны к выпивке, а потому нисколько не опасались того, что от дара виноградных лоз из жаркого полуденного края их рука станет не такой твердой, а глаз - менее острым, чем должно для грядущей битвы.

Мужчины, удобно расположившиеся вокруг костра, и постепенно переставшие замечать порывы холодного ветра, заставлявшего забыть о том, что на юге уже минула середина лета, знали, что могут не дождаться следующего вечера, но сейчас они не думали об этом. Кто-то уже настолько свыкся с мыслью о смерти, сам не один раз обрывая чужие жизни, и потому твердо зная, что однажды подобное произойдет и с ним, что не придавал предстоящему бою ни малейшего значения, положившись на волю судьбы. Иные же, хотя для них все это было в первый раз, старались не выказать свои чувства перед старшими товарищами.

- А вот, помню, как-то ходил я против корханцев, - немолодой уже, но еще по-прежнему сильный воин, седовласый богатырь, способный, пожалуй, голыми руками свалить медведя, похвалялся былыми своими подвигами, в такт словам размахивая флягой, в которой еще соблазнительно плескалось вино. - Служил я тогда в Дьорвике, что на юге, в пограничной страже. Степняки в ту пору решили устроить набег, собрались с силами, да и перешли границу. А какая там граница? Равнина, гладкая, что твой стол, для всадников сущее раздолье. Нас тогда было сотни полторы, а из Корхана пожаловало едва ли не полтысячи гостей. Нечего было и думать, чтобы эту орду встречать на границе, обошли бы нас стороной, и давай поселки жечь, пока мы там стоим. И командир наш, воин опытный, немало схваток прошедший, решил, хоть такого приказа и не было, отступить к реке. Головой своей рисковал, ясное дело, ведь ошибись он, пропусти врага, живо на плаху бы бросили. В Дьорвике дисциплина в войске железная, а все потому, что тамошний король слуг своих возвышает не за голубую кровь, а за верность и доблесть в бою, - наставительно молвил седой ветеран. - Всякий может стать полководцем, но уж коли признали тебя, не смей ослушаться воли старшего. Карают там сурово, и не важно, землю твои предки пахали, или во дворцах жили, с серебра да золота яства вкушали.

Воин высморкался в два пальца, а все прочие терпеливо ждали продолжения истории. Рассказчик, однако, не спешил. Он помолчал несколько мгновений, должно быть, вернувшись во времена своей молодости, когда жизнь казалась проще и ярче.

- Ну вот, отошли мы, значит, от границы к реке, там мы и встали, напротив бродов, решили степняков дожидаться, - наконец нарушил молчание старый воин, словно внезапно заметивший заинтересованные взгляды своих товарищей, не решавшихся поторопить ветерана, но желавших узнать, чем закончились те давние события. - Вдоль берега кольев натыкали, ловчих ям даже накопали. Словом, подготовились к встрече, как смогли. И действительно поперли корханцы точно на нас. Полезли в воду, из луков стрелять принялись, а течение сильное, хоть и мелко, а коней с копыт сбивает. Да и мы тоже не дремали, известное дело. Пока они в воде барахтались, из самострелов да луков мы их там, что куропаток, набили. Пожалуй, с сотню степняков мы положили, а сами едва дюжину бойцов потеряли. Повертелись корханцы на том берегу, повизжали, саблями помахали, да и двинулись обратно в степь. - Словно только сейчас обнаружив у себя в руках сосуд с драгоценным напитком, воин сделал добрый глоток, довольно крякнув, и степенно утерев ладонью седые усы, спускавшиеся до середины груди.

- Эх, кабы и нам так завтра, - протянул молодой парень по имени Ратхар, сидевший по левую руку от рассказчика. Он не отрываясь, смотрел на старого воина, жадно ловя каждое его слово, и в широко открытых глазах парня метались сполохи костра. - Правда, здорово было бы, дядька Аскольд?

Юноша, которому едва исполнилось восемнадцать зим, был не столь привычен к крепкому вину, как его товарищи, а потому уже немного захмелел, и речь его стала немного несвязной. Да и волнение перед битвой, для него первым настоящим боем, давало о себе знать.

- Двинулись они, значится, в степь, отошли от границы лиг на полста, - продолжал, словно и не расслышав слов Ратхара, тот, кого называли Аскольдом, - покружили, сделали добрый крюк, да и вернулись, только севернее того места, где мы их первый раз встречали. Покуда стража дьорвикская спохватилась, вырезали подчистую пять селений, да с сотню душ в полон увели. Снарядили за ними погоню, и я, старый, там был, да разве ж сыщешь, поймаешь ли степной ветер? Что с теми полонянами стало, мне неведомо, но мыслю, продали их в Шанграских горах. Мы же в тот раз со зла налетели на становище какое-то, всех, кого там нашли, порешали, да и вернулись к себе. - Старый воин, десятник, под началом коего ныне служил и Ратхар, и прочие, что слушали сейчас рассказ о былых походах, в сердцах сплюнул, отвернувшись от огня. Он был родом из Гарда, а потому почитал огонь превыше всего, никогда не оскверняя его, и не допуская, чтобы такое случилось у него на виду. - Эх, вспомнить сейчас стыдно, ведь детей малых конями топтали, баб на копья вздымали, а думали, будто месть мстим!

- Так война ведь, десятник, - развел руками другой воин. - Чего тут жалеть?

Это такой же юнец, как и Ратхар, тоже русоволосый и белокожий. Они были похожи, точно братья, только глаза его были не серыми, цвета стали, а карими. И сколь схожи они были с Ратхаром внешне, настолько же похожей была буря чувств, кипевшая в глубине души каждого из них, и стыдливо скрываемая от старших товарищей.

Для парня по имени Скарт это тоже был первый поход, и он грезил о подвигах, славе и богатой добыче, но мысль о смерти, которая избирает своих жертв, невзирая на то, молоды они, или стары, искушенные то воины или неумелые сопляки, не оставляла его весь минувший день.

- Война, малой, это когда ты грудь на грудь с равным в поле рубишься, а когда баб с пацанятами мечом сечешь - это не война, а убийство, - тяжело вздохнув, ответил Аскольд, и под взглядом старого рубаки Скарт потупился. - Коли хочешь знать, что есть война, лучше Кайдена спроси.

Десятник кивком указал на молчавшего доселе четвертого воина, сидевшего на корточках в стороне от огня, и, кажется, задремавшего. В отличие от юношей, переполненных волнением, пусть и тщательно скрываемым даже от самих себя, и уж подавно, от всех прочих, он старался использовать оставшееся до рассвета время с толком, набираясь сил.

- Верно, Кайден, - подхватил Ратхар. - Ведь твой народ славится, как непобедимые бойцы, способные в одиночку уложить десяток вооруженных врагов голыми руками. Чего же вы ютитесь на своих островах, когда могли бы завоевать целое королевство?

Кайден, еще довольно молодой мужчина, смуглый, темноволосый, высокий и прямой, точно клинок меча, только усмехнулся, взглянув на своего юного товарища. Его глаза, пронзительно голубые, точно сапфиры чистой воды, насмешливо сверкнули, когда тот, кого назвали Кайденом, бросил на своего юного товарища оценивающий взгляд. Он и впрямь был родом с острова Скельдин, клочка суши, лежавшего в нескольких днях пути к востоку от материка.

Архипелаг, омываемый теплыми водами морского течения, славился своими залежами янтаря, высоко ценимого в самых дальних краях, но равно был известен и тем, что каждый мужчина, живший там, был действительно умелым воином. Боевое искусство скельдов, передававшееся по наследству, было окутано тайной, ибо обитатели тех островов никогда не брали в обучение чужаков, и многие поговаривали об особой магии, которой владели островитяне.

- А зачем нам твое королевство, - чуть устало, точно в сотый раз подряд отвечал на один и тот же вопрос, спросил воин, пристально взглянув на Ратхара. - Для чего оно рыбакам и мореходам? Нам хватает той земли, что даровали нашим предкам милостивые боги, ее мы защищаем от недобрых гостей, приходящих порой из-за моря. Нас мало, и нам не нужна целая страна. Наше мастерство воинов нужно вовсе не для того, чтобы покорять иные народы, обращая их в рабство, или подобных глупостей. Мы можем защитить себя от врага, оборонить своих жен и детей, свои дома, а именно это и должно делать тем, кто смеет считать себя мужчинами. Жизнь человека священна, и отнимать ее, разрывать сотканную Небом нить можно, только защищая другие жизни, но не ради того, чтобы потом во хмелю похваляться подвигами в грязном кабаке. Так завещали нам пращуры, что пришли на острова с запада, и тем живет наш народ много веков.

- А что ж тогда наш десятник, - у Ратхара от выпитого развязался язык, и сейчас он произносил речи, которых на трезвую голову поостерегся бы. - Сколько он по свету ходил, сколько сражался? И ведь не на пороге дома врагов встречал, а в дальних краях да под чужими знаменами бился! Он что ж, не мужчина?!

- Молод я был тогда, - снисходительно усмехнулся в усы Аскольд. - Чего уж!

Десятник ничуть не обиделся на слова своего юного товарища. Старый воин понимал, что это говорит не сам Ратхар даже, а выпитое вино, да и самого его потянуло вдруг поговорить. Никому было неведомо, суждено ли пережить завтрашний день, и воины спешили высказать все невысказанное прежде кому угодно, товарищу, побратиму, случайному знакомому, очищая совесть, облегчая душу, ведь может статься, следующий раз говорить они уже будут перед душами пращуров.

- Ветер в голове гулял, что уж говорить, - вздохнул с некоторой грустью Аскольд. - Мечтал о славе, о подвигах, вот и бродил по земле от края до края, разве что в орочьих лесах не довелось побывать, а так всюду был по эту сторону Шангарского хребта. Эх, - десятник вздохнул, не то чтобы очень грустно, скорее даже довольно. Видимо, вспомнил в этот миг что-то из былых своих приключений. - На родине, правда, не был с той поры, как ушел из дому, да теперь в Альфионе мой дом, и его завтра буду защищать.

- А с эльфами бился, старшой, - сверкнув глазами, спросил вдруг Ратхар, сделавший еще один глоток из пустевшей понемногу фляги. - Скажи, бывал ты в эльфийских лесах?

- Довелось, - кивнул Аскольд, скривившись. - Едва ноги унесли оттуда. Нет ничего хуже, чем в лесу драться с эльфами. Длинноухих лес и защитит, и от холода укроет, и о неприятеле весточку пошлет, а для чужих он хуже любой крепости, никогда не пустит, ежели не захочет. Я тогда в дьорвикском войске служил, вот и ходили в И'Лиар. Полсотни нас выступило в тот поход, гнались за шайкой эльфов, разоривших несколько хуторов, а вернулось семеро. Эльфы - воины, хоть куда, а уж на свой земле им равных нет и не будет. Даром, что ли, даже эссарские легионы их лесные цитадели взять не могли, а уж не чета те воины были нынешним, и в бой их вели не нынешние горлопаны-рыцари, а великие стратеги.

Воины замолчали, задумавшись каждый о своем. Юноши мечтали о походах и битвах, о воинской славе, а старшие вспоминали тех, с кем в былые времена бились плечом к плечу, и кого уже не было под этим небом.

- А завтра, десятник, как думаешь, выстоим ли, - волнение перед боем давало о себе знать, и долго молчать Ратхар не мог. - Выдержим, или ляжем тут все? Говорят, варваров множество, несколько сотен.

- А может, они и не пойдут сюда, - предложил Скарт. - Ты же сказывал, как степняки вас обманули, кружным путем пройдя. Вдруг и эти так же задумали? Мы их тут ждать будем, а они за нашей спиной станут деревни жечь да крестьян резать.

- Нет, эти пойдут на нас, - уверенно ответил за десятника Кайден, нахмурившись. В голосе его чувствовалось напряжение. - Хварги больше всего боятся, что их назовут трусами, и если мы стоим здесь, они не посмеют пройти стороной. Так велит их честь, и значит, будет бой, здесь и сомневаться не в чем. А уж выстоим ли, то одним богам ведомо, но что не побежим, это точно. Северяне не берут пленных, а если кто и попадется к ним живым, его все равно прикончат, только чуть позже, перед образами их богов. Если потерпим поражение, всех ждет один исход, только не нужно заранее готовиться к худшему. Нас много, во главе - опытный воин, не единожды и с варварами переведывавшийся, так что сдюжим, если боги не попустят.

- Скажи, Кайден, - Ратхар придвинулся поближе к островитянину. - А как вышло, что ты покинул свою родину? Ваших почти не встретишь на материке, как мне сказывали. - Юноша сам удивился своей смелости. В иное время он не решился бы задать товарищу такой вопрос, но сегодня была особенная ночь, и много было разрешено из того, что прежде казалось немыслимым.

Воин же задумался, сомневаясь, стоит ли сейчас отвечать на вопрос Ратхара, но вспомнил, что завтра, очень может быть, некому и не с кем будет уже беседовать.

- Меня изгнали, - лицо скельда помрачнело, и голос его стал глухим. - Теперь мне нет пути на родные острова.

При этих словах Кайден против своей воли коснулся шрама на левой щеке, там, где мужчины его народа носили клановую метку. И перед глазами его на мгновение вновь встал отец, подносящий к лицу сына раскаленный железный прут.

- Изгнали, - вскинул брови Скарт, прислушавшийся к разговору. - Но за что?

- Ты, верно, знаешь, что мы никого и никогда не учили своему воинскому искусству, - это было правдой, и юноши, удивлявшиеся, почему умелый воин ни разу не продемонстрировал свое мастерство на плацу, наставляя новобранцев, застыли, внимая каждому слову товарища. - Вернее, лишь для одного рода в давние времена мы сделали исключение. Лучшие из лучших покидали острова, отправляясь в столицу Эссара, и там учили всему, что умели сами, наследников престола Империи, ведь истинный правитель должен быть лучшим во всем. Но с той поры минули века, пала древняя держава, и запрет почти никогда не нарушался. Предки заповедали нам держать в тайне наши умения, но я стал одним из тех, кто их нарушил.

Боец, мыслями вернувшийся на много лет назад, вздохнул, словно вспомнив нечто постыдное. Он умолк, а Ратхар и Скарт, по-детски простодушные, хоть и пытались изо всех сил казаться взрослыми мужчинами, едва сдерживались, чтобы поторопить товарища.

- Однажды, я тогда был совсем юным, возле наших берегов о скалы разбился корабль, пришедший с юга, - вымолвил, наконец, Кайден, заметив вдруг, что все, собравшиеся в эти минуты возле почти прогоревшего костра, не сводя с воина глаз, ожидая продолжения рассказа. - Мы подобрали только одного человека, мальчика, моего ровесника, и мой отец приютил его в нашем доме. Мы сдружились с этим юношей, я стал считать его почти братом, и однажды решил обучить его тому, чему меня самого учил опытный наставник. Я думал, раз этот юноша живет под одной с нами крышей, вкушает наш хлеб, его не должно считать чужаком. Но старейшины моего народа решили иначе, и нас с побратимом в год моего совершеннолетия изгнали из племени. На попутном корабле, бросившем якорь возле наших берегов, мы прибыли на материк, где пути наши разошлись. С той поры минуло двенадцать лет, которые я провел в странствиях. Я ничего больше не умею, кроме как сражаться, и тем зарабатываю себе на хлеб.

- Изгнали за то, что учил, - изумился Ратхар. - Что же такого умеют твои родичи, чего нельзя знать чужакам?

- Давай потешимся, - Кайден вскочил на ноги, хотя мгновение назад сидел на корточках, пребывая в такой неудобной позе столь долго, что мышцы его наверняка затекли и одеревенели. - Попробуй ударить меня. Не бойся, мой юный друг, - воин усмехнулся, видя замешательство Ратхара. - Хочешь взять нож? Так даже интереснее. Давай же!

Юноша, вставший напротив воина, резким движением выхватил из ножен на поясе тяжелый боевой нож. Широкий, скошенный у острия клинок блеснул в отсвете мечущегося пламени костра. Ратхар считал, что неплохо владеет этим ножом, и ему уже доводилось пускать кровь пару раз, хотя о тех случаях юноша и сам предпочел бы не вспоминать. Тем не менее, теплая рукоять и тяжесть клинка в руке придавали уверенность, и Ратхар, метнувшись вперед, сделал стремительный выпал.

Кайден стоял в спокойной расслабленной позе, в которой не было ничего общего с привычными боевыми стойками. Он просто смотрел на своего противника, даже не напрягая мышцы. Ратхар в последний миг хотел остановить руку, ибо испугался, что ранит товарища, но вдруг понял, что противника нет больше перед ним, словно тот растворился в морозном воздухе, и клинок пронзил пустоту, а Кайден невесть как очутился вдруг по левую руку от юноши. Ратхар резко развернулся, очерчивая перед собой длинным клинком мерцающий полукруг. Теперь он больше не собрался осторожничать, решив, что Кайден виноват сам, и ударил в полную силу, так быстро, как только умел. Клинок молнией вспорол воздух, а спустя мгновение Ратхар почувствовал, как подкашиваются ноги, и увидел стремительно надвигающуюся на него землю.

Юноша пришел в себя спустя пару мгновений и понял, что лежит, уткнувшись лицом в пожухлую прошлогоднюю траву, на плечи ему давит что-то тяжелое, а шею холодит сталь собственного ножа, которым уже завладел Кайден.

- Вставай, друг, - воин поднялся на ноги, освобождая противника из захвата, и протягивая ему ладонь.

- Как ты это сделал, - опершись на руку товарища, юноша поднялся на ноги. Кайден протянул ему нож рукоятью вперед. - Ты научишь меня?

- Ты же слышал, что нам запрещено учить чужаков, - покачал головой воин. - Наставников у тебя и так хватает, и они ничуть не хуже меня владеют оружием. Попроси Асольда, он такие ухватки знает.

- Тебя самого изгнали из своего рода, - возразил Ратхар, пряча клинок в ножны. - Ты больше не скельд, так что же скрывать?

Спор, едва начавшись, прервался, ибо внимание собравшихся возле костра воинов привлекло появление постороннего. Из сумрака вынырнула закутанная в плащ с капюшоном фигура, в которой сидевшие у костра мужчины узнали еще одного воина из своего десятка. Перед боем солдаты разбрелись кто куда, спеша выпить с новыми приятелями, повидать старых знакомых, которым довелось очутиться в одном с ними отряде, а трое бойцов стояли в дозоре, в числе прочих охраняя лагерь от внезапного нападения. Хотя враг, надвигавшийся с севера, и предпочитал честный бой, никогда прежде, по слухам, не опозорив себя внезапным нападением, лишняя предосторожность никогда не была во вред, и командиры выставили вокруг стойбища многочисленные посты. Как раз один из таких часовых и подошел к костру.

- Десятник, - воин откинул капюшон, давая разглядеть себя. - Дозорные возвращаются! - Он указал на край лагеря, где началась какая-то суета. Воины от соседних костров поднимались на ноги, спеша в ту сторону и что-то негромкими голосами взволнованно говоря друг другу на ходу.

- Вот как, - Аскольд легко, словно юноша, поднялся на ноги, вглядываясь вдаль. - Да их, верно, всего трое?

- Да, десятник, - кивнул покинувший пост часовой. - Только трое вернулись. - Воин резко развернулся и двинулся к окраине лагеря, туда, где командиры указали его место.

Аскольд, сопровождаемый своими бойцами, поспешил туда, где в кольце сбежавшихся со всего лагеря воинов стояли три разведчика, посланные на север несколько часов назад. Вернее, покинули лагерь пять человек, и то, что вернулось их меньше, было недобрым знаком. Самые опытные следопыты во всем войске, умелые охотники, способные красться, не издавая ни единого звука, они должны были разузнать, близко ли враг. Поверх чешуйчатых панцирей воины надели сшитые из множества лоскутков плащи, походившие на первый взгляд на нищенские лохмотья. Накидки, сделанные по образу и подобию эльфийских плащей, позволяли оставаться незамеченными, даже находясь в десятке шагов от врага.

- Ну что, видели хваргов, - на разведчиков, угрюмых и сосредоточенных, со всех сторон сыпались вопросы. Воины перебивали друг друга, спеша получить ответ. - Они близко? Сколько их? Правда, что почти тысяча?

- Они близко, - ответил старший среди троицы, обведя тяжелым взглядом окруживших его людей. - И их много, на всех хватит.

- Расступитесь, - раздался в толпе властный голос, и воины, подчиняясь, отпрянули в стороны. - Дайте дорогу. - К разведчикам подошел стройный молодой воин в настоящей кольчуге, тускло блестевшей в отсветах ближних костров, и с длинным прямым мечом, завистью всех молодых бойцов, на бедре. Магнус, лорд, под чьим знаменем выступили в этот поход Аскольд, Ратхар, и еще три дюжины воинов, властно взглянул на вернувшихся лазутчиков: - Вас ожидает лорд Фергус. - Рыцарь сделал приглашающий жест рукой и резко развернулся на каблуках, так, что поля дорогого плаща взлетели, точно крылья. Не глядя на дозорных, он двинулся к центру лагеря, где высились шатры командиров, а воины поспешили следом за ним, оставив своих товарищей пребывать в недоумении.

- Не многие завтра увидят закат, - мрачно произнес кто-то в толпе. - Коли вылезли эти нелюди из-за своих гор, так обратно не уйдут, пока не зальют нашей кровью эту проклятую равнину. Молитесь, братья, всем богам, о коих ведаете, пусть завтра даруют быструю смерть в бою, а не на капище в Хваргланде от шаманского ножа.

На воина, конечно, зашипели, требуя, чтобы тот заткнулся и не хоронил никого раньше срока, но почти все понимали, что он прав, говоря, какая их ждет судьба. Завтра предстоял бой со страшным врагом, опасным не оружием или выучкой, но своей первобытной яростью, сломить которую мало кому было по силам.

Хваргланд, заснеженная равнина, промерзшая насквозь, был давней головной болью жителей всех окрестных земель. Когда-то там были могучие королевства, даже названия которых ныне стерлись из памяти людей. Редкие смельчаки, отвадившиеся посетить те земли, рассказывал о руинах величественных городов, могучих замков, возвышавшихся на морском берегу, о прекрасных статуях из розового мрамора и дворцах с золотыми кровлями. Мудрецы порой говорили о теплом течении, омывавшем в незапамятные времена берега той земли, и дарившем свое тепло жившим на тех берегах людям. Течение это, якобы, по воле неведомых богов вдруг сменило свой путь, и ныне воды его ласкали берега островов Скельде, а в тот край пришла вечная зима.

Иной раз говорили, что с тех берегов и пришли на юг люди, основавшие затем Эссарскую империю, доселе непревзойденное государство, на несколько веков объединившее под своими знаменами половину всех обитаемых земель. Но кто бы ни жил там в стародавние времена, пустоши, обрывавшиеся холодным, почти круглый год скованным льдом морем, ныне были заселены многочисленными племенами, до сих пор пребывавшими в дикости, и яростно завидовавшими своим более цивилизованным соседям. Большую часть года эти племена, которых их соседи называли хваргами, были отрезаны от всего мира, ибо между их землями, и лежавшими дальше на полдень королевствами высились почти непроходимые горы, Ледяные Зубы, покрытые вечными снегами. В это время варвары, обитавшие к северу от хребта, добывали морского зверя, охотились на бродивших по тундре оленей и немногочисленных мамонтов. Но на несколько месяцев в году, когда наступало лето, и тепло приходило, совсем ненадолго, даже в те негостеприимные края, в горах открывались перевалы, прямая дорога на юг, и тогда бывало, что орды варваров обрушивались на населенные земли, неся разрушения и смерть.

Так случилось и на этот раз, когда сотни варваров, движимых жаждой разрушения, вторглись в земли княжества Вильхирм, раскинувшегося между Эглисом, одним из притоков могучего Арбела, и Ледяными Зубами. Этот край, дикий, почти необжитый, населенный малым числом людей, пришедших с юга много лет назад, первым принял удар хваргов, и малочисленные ополчения разбросанных по равнине селений не выдержали натиска, тем более, хварги двинулись на юг слишком поздно. В горах вот-вот должен был выпасть снег, надежно запирая путь, и никто не ожидал, что дикари с полуночных пустошей соберутся в набег, рискуя на всю зиму остаться по эту сторону неприступных гор. Но что-то подстегнуло хваргов, заставив их выступить в поход, когда жившие на юге люди уже облегченно вздохнули, и по равнинам Вильхирма заструилась кровь, и разнеслись крики истязаемых пришельцами жителей.

Хватая то, что успели, люди бросились бежать на юг, прося защиты у правителя королевства Альфион, сильной державы, отделенной от Вильхирма водами Эглиса, а сам князь с малым войском укрылся в своей столице, оставив земли и народ на поживу кровожадным варварам. И король Эйтор, отважный и мудрый правитель, внял мольбам беженцев, отправив на север отряд воинов, во главе которых он поставил искушенного полководца, храброго воина, не раз доказывавшего свою в бою отвагу и верность государю, лорда Фергуса.

- Хварги вторгаются в пределы королевства раз в полвека, или даже реже, - произнес владыка Альфиона, провожая в поход своего верного слугу, несмотря на возраст, по-прежнему яростного бойца, ставшего также и искушенным военачальником. Если кто и мог малыми силами сдержать натиск врага, то лишь он, Фергус, преданный соратник своего короля. - Обычно им хватает добычи на землях, что простерлись по правому берегу Эглиса, так и ныне они могут повернуть на север. Но я все же приказал собрать войско, тебе же, мой друг, предстоит лишь следить за тем, что замыслят варвары. Вас слишком мало, чтобы дать им бой, этим кровожадным тварям, лишь обликом подобных людям. Сбереги воинов, дождись ополчения лордов полуденных земель, - король Эйтор не приказывал, но просил, преклоняясь перед отвагой и доблестью старого лорда.

- Мы не позволим врагу ступить на земли Альфиона, - твердо молвил в ответ Фергус, в глазах которого на миг вспыхнуло прямо-таки юношеское упрямство. - И если суждено будет схватиться с варварами, мы не дрогнем, мой государь.

И войско, ведомое опытным и храбрым рыцарем, двинулось к дальнему рубежу. Каждый воин был полон решимости биться насмерть, если только прикажет их предводитель, которому все до единого бойцы верили свято, без сомнений и колебаний исполняя любую волю Фергуса.

Три сотни воинов из полуночных уделов, триста крепких, обученных владеть оружием мужчин, отправились в этот поход. Альфион, раздробленный на десятки феодов, которыми почти безраздельно правили рыцари, не имел сильного постоянного войска, за исключением немногочисленных отрядов наемников, служивших королю. Сотня таких солдат удачи, грозных лучников из далекого Дьорвика, выступила на северную границу из Фальхейна, столицы королевства, остальные же воины были ополченцами, которых на зов короля привели рыцари из окрестных феодов. Жители Альфиона были привычны к оружию, ибо сами защищали свои дома, не ожидая подмоги ни от кого, даже от ближайших соседей, и потому могли считаться неплохими воинами.

Каждый рыцарь в мирное время держал под оружием малую дружину, охранявшую родовой замок и границы владений, но почти все мужчины феода за исключением древних стариков и подростков собирались три раза в год в его замке, обучаясь воинскому искусству, дабы не растерять полученный навык. Поэтому, получив из столицы тревожную весть, несколько рыцарей, не мешкая, созвали своих кметов, и повели отряды на соединение с Фергусом. Ратхар и Скарт, двое юношей, отданных под начало десятника Аскольда, умелого бойца, и были такими ополченцами. Первый раз за свою недолгую жизнь они выступили вместе с бывалыми воинами в настоящий поход, в конце которого их ждала не потешная, как прежде в замке своего лорда, а самая настоящая битва с врагом, о жестокости которого ходили легенды. И ныне этот час настал.

Шли быстро, не отягощая себя обозами, взяв лишь малое количество припасов. Пока отряд, насчитывавший всего триста бойцов, двигался на север, ибо лорд Фергус намеревался встретить варваров на границе, не допустив их на земли королевства, к небольшому войску присоединилась еще сотня мужчин из Порубежных Уделов. Земли, лежавшие вдоль Эглиса, и отделенные от остального Альфиона горной грядой, были вольны от рыцарей, и управлялись самими крестьянами, которые почти не несли обязанностей перед королем, кроме защиты северных границ державы. Здесь тоже жил привычный ко всему народ, и местным мужикам не раз приходилось брать в руки копья и топоры, отражая набеги вильхирмцев или просто разбойничьих шаек, порой забредавших в эти небогатые края в поисках хоть какой-то добычи. Поэтому Фергус был очень рад присоединившимся к его отряду воинам, ни в чем не уступавшим тем ополченцам, что шли под его знаменем из столицы.

За время похода десятники, все как один бывшие опытными бойцами, воинами из личных дружин рыцарей, что явились под знамена Фергуса, старались научить ополченцев как можно большему числу воинских премудростей, используя для этого каждую свободную минуту. На привалах, разделив воинов на два отряда, они заставляли их сходиться в потешных схватках, когда одни атаковали, а другие оборонялись, или просто разбивали своих людей на пары, и молодые парни яростно рубились друг с другом деревянными мечами, здесь же и изготовленными на скорую руку.

Но времени было немного, и в конечном итоге Фергус мог всецело полагаться только на своих наемников. Лучники из Дьорвика были настоящими мастерами, способными со своими боевыми луками, длинными, в рост человека, и такими тугими, что не всякий мог бы натянуть их, творить чудеса. И могло статься, что лавина стрел, обрушенная этой сотней воинов на врага, остановила бы противника, заставив его отступить. Во всяком случае, сам Фергус очень хотел бы, чтоб так оно и было.

По пути к Эглису, пограничной реке, войско повстречало немало беженцев, тащивших на себе или везших на телегах захваченный из домов скарб. Люди были напуганы, он опасались преследования, хотя враг и был еще очень далеко. И их ужас передался многим молодым воинам, которые, в лучшем случае, успели принять участие в схватках с разбойниками, а сейчас должны были своей грудью встретить натиск варваров, яростных и беспощадных, коих, к тому же, было, если верить слухам, намного больше, чем воинов Альфиона.

Не доходя нескольких лиг до Эглиса, за которым земли Альфинона кончались, Фергус решил сделать привал. Он собирался встретить врага на границе, если, конечно, хварги двинутся дальше на юг. Разорив Вильхирм, варвары могли вернуться в свои края, и это вполне устроило бы и старого полководца, и самого короля. Северное княжество было не такой желанной добычей, чтобы из-за нее стоило посылать на смерть сотни своих воинов, а потому Эйтор приказал своему слуге не переходить границу без веской причины, и не губить зря людей. Поэтому Фергус, выслав вперед разведчиков, и велел воинам отдыхать, набираясь сил перед грядущей схваткой, которая могла и не состояться.

Наконец дозорные вернулись, и сразу же были призваны пред очи командира. Рыцарь Магнус откинул полог шатра полководца, пропуская перед собой трех воинов, и сам последним зашел внутрь, а полдюжины бойцов, сопровождавших его, встали возле входа, охраняя совет. Несмотря на то, что хварги предпочитали биться честно, при свете дня, все воины были насторожены, ожидая внезапного нападения. Варвары вели себя непредсказуемо, и вполне могли устроить вылазку под покровом тьмы.

- Мой лорд, - командир разведчиков, опытный воин в летах, настоящий ветеран, войдя в освещенный десятками свечей шатер, с достоинством поклонился Фергусу, ожидавшему разведчиков в окружении полудюжины рыцарей.

- Вас вернулось только трое, Эдельберт, - старый рыцарь удивленно вскинул брови. - Что случилось с остальными вашими товарищами?

- Мы наткнулись на десяток хваргов на обратном пути, - ответил Эдельберт. - Это был, видимо, их дозор, следивший за нашим войском. Семь из них уже никому и ни о чем не расскажут, но Геранд и Дилк остались там. Мы спешили вернуться в лагерь, и бросили их тела. Прости, господин. - Воин виновато склонил голову.

Фергус, прихрамывая, подошел к солдату, положив ему на плечо широкую ладонь. Рыцарь, слывший в Альфионе лучшим полководцем, и самым преданным королю лордом, был невысок, на голову ниже старшего из разведчиков, и когда он двигался, было видно, что воин заметно прихрамывает на левую ногу. В давние времена меткая стрела чудом не сделала Фергуса калекой, но, несмотря на увечье, он по-прежнему мог дать фору бойцам вдвое моложе его, сражаясь хоть верхом, хоть пешим. Виртуозно владевший любым оружием, от засапожного ножа, до тяжелого копья, старый лорд порой выступал еще на турнирах, повергая на землю многих умелых рыцарей.

- Скверно, когда не можем мы предать земле своих павших товарищей, - глядя в лицо воину, произнес Фергус. Один глаз его был скрыт бархатом повязки, памятью о еще одном пропущенном ударе, но второй сверкал силой и мудростью. В былые времена воины отказались бы идти в поход с тем, кто носил такие раны, но Фергус словно притягивал победу, и те, кто сейчас плечом к плечу с ним готовился встретить врага, были уверены, что и ныне удача не отвернется от их предводителя. - Но ты поступил правильно, мой друг. Судия простит тебе этот грех, ведь ты сделал так, дабы спасти жизни сотен своих братьев, которым суждено принять бой вскоре.

- Что вы видели на том берегу, - спросил один из рыцарей, вставая рядом с Фергусом. Плечистый бородач, похожий на гнома, только ростом повыше подгорных жителей, был облачен в распахнутый на груди камзол, под которым переливалась тяжелая золотая цепь, обвивавшая его могучую шею. - Верно ли, что хваргов очень много?

- Их орда громадна, - бесстрастно ответил воин, взглянув на рыцаря. - Мы насчитали не меньше двенадцати сотен. Они сейчас в десяти лигах от Эглиса, и если выступят с рассветом, к полудню уже будут здесь.

- О боги, двенадцать сотен, - сокрушенно воскликнул один из лордов. - В наших ли силах их сдержать здесь?

- Будь между нами и хваргами хоть простой частокол, я бы ни на миг не усомнился, что мы остановим эту орду, - обернувшись, заметил Фергус. Старый рыцарь принялся расхаживать по шатру, размышляя вслух. - Но мы будем биться с ними в поле, надеясь только на прочность наших лат и крепость щитов, однако это не повод впадать в отчаяние.

- И как не впасть в отчаяние, если их втрое больше, а у нас лишь малая часть людей - настоящие воины, - спросил бородатый рыцарь, нахмурившись. - Простые селяне, неумелые, не готовые к битве, они просто разбегутся при виде такой тьмы вражеских воинов, о коих рассказывают столько жутких историй. Многие готовы бежать на юг уже сейчас. Люди боятся, и я, признаться, разделяю их страх.

- А эти варвары, они точно перейдут реку? - спросил командир наемников-дьорвикцев. Хоть он и был чужеземцем, Фергус пригласил его на совет, возлагая именно на стрелков, которыми командовал этот рыцарь, успевший проявить свою доблесть, большие надежды. - Быть может, их орда вернется на север? Они, должно быть, взяли неплохую добычу и утолили уже свою жажду крови, - предположил южанин.

Молодой воин неуверенно взглянул на своих товарищей, нервно поглаживая кончиками пальцев аккуратную бородку. Крис Дер Фаллен, рыцарь из далекого южного королевства, прежде не сталкивался с хваргами, зная об этом народе больше по чужим рассказам. Но даже то, что он слышал из чужих уст, заставляло с опаской и известным уважением думать о притаившемся где-то неподалеку противнике.

- Барабаны бьют, не умолкая, - помотал головой Эдельберт. Сейчас он, простой воин, имел привилегию говорить, не дожидаясь на то позволения благородных лордов, не спрашивая его. - Мы подкрались близко к их стойбищу и видели, что творится там. Шаманы пляшут свои пляски до полного исступления, а воины хором орут какие-то воинственные песни. - Опытный воин, в отличие от иных своих товарищей, уже сражался раньше с варварами-северянами, хорошо узнав их обычаи. - Они знают, что за рекой их ждет войско, и рвутся в битву.

- Хварги бросаются в бой и против десятикратно превосходящего их врага, и бьются до смерти, пока не падет последний воин, - добавил предводитель небольшого войска. - Зная же, что нас меньше, чем их, варвары тем более схватятся с нами, и каждый будет рваться вперед, боясь, что иначе его братья истребят всех врагов, и ему нечем будет похваляться у себя дома.

- Проклятье, - лорд Симус, тот самый бородач, яростно сжал кулаки. Он привел с собой полсотни воинов, но понимал, что даже вдесятеро большего числа бойцов могло не хватить, чтобы здесь остановить порыв хваргов. - Они нас сомнут, даже не заметив, и пока с юга подойдут ополчения других лордов, пока король соберет достаточно наемников, эти ублюдки разорят половину королевства.

- Я уверен, мы сумеем остановить их, - зло отрезал Фергус. - Нужно лишь с умом подготовиться к битве.

- Будь у нас хотя бы пара сотен всадников, я лично повел бы их в атаку прямо сейчас, - воскликнул один из рыцарей, воздев кулак к небу. - Мы вытоптали бы в землю становища хваргов, перебили бы их шаманов, и обратили бы орду в бегство, рассеяв ее по ранинам.

- У нас нет и двух десятков всадников, - усмехнулся Фергус. Действительно, во всем отряде, который и войском-то назвать было сложно, кони были лишь у нескольких рыцарей и их оруженосцев, да еще несколько кобыл тащили телеги с припасами. Против нескольких сотен варваров можно было выставить, в лучшем случае, две дюжины конных воинов. - Но нам не понадобится кавалерия, хватит и той силы, что есть. Скажи, друг мой, - Фергус обратился к Эдельберту, - Где, по-твоему, хварги перейдут реку?

- Брод есть как раз перед нашим лагерем, - пожал плечами ратник. С полководцем он держался без подобострастия, не как раб перед господином, а как младший со страшим, ведь оба они были, прежде всего, воинами. - Там воды всего по пояс будет, течение слабое, берег удобный. Думаю, здесь и нужно их ждать. К тому же брод тянется на сотни саженей, ни частокол вкопать, ни рва отрыть мы не успеем, если даже сейчас начнем. И лучников у нас мало, чтобы их вдоль всего брода расставить.

- Выходит, у берега нам их не сдержать, - Фергус не спрашивал, а утверждал. Он и сам успел осмотреть берег Эглиса на несколько лиг выше и ниже по течению, сопровождаемый всего полудюжиной воинов. Полководец рисковал, ведь шайка хваргов, вырвавшаяся вперед основных сил, вполне могла подстеречь его на этой стороне реки, и тогда жизнь прославленного рыцаря, которого уважали даже его враги, могла бы прерваться. Но старый лорд рискнул, предпочитая видеть все своим единственным глазом, а не полагаться только на сведения разведчиков, и теперь хорошо представлял, где придется принять бой. - Жаль. Хорошо было бы не дать им выбраться из воды, расстреляв во время переправы, ну да ладно.

- Думаю, мой лорд, врага лучше встретить на холмах, - предположил Симус. - Там у нас будет хотя бы небольшое преимущество, ведь наши воины будут стоять выше, на склонах, а врагу придется карабкаться вверх.

- Да, мы отведем войска назад, - согласился Фергус. - Позади нас есть лощина, которая, словно след от клинка, рассекает холмы с север на юг, и там мы примем бой. Хварги не посмеют выбрать иной путь, наоборот, они всей толпой ринутся именно на нас, ведь для них избежать боя равносильно признанию в собственной трусости.

- Тем более, когда на одного нашего воина приходится не меньше трех выродков, - усмехнулся один из рыцарей. - Если они уклонятся от схватки, то мы сами назовем их трусами.

- Верно, - старый рыцарь кивнул, соглашаясь. - Они руководствуются своим кодексом чести, и это будет на руку нам в предстоящей битве. Будь на месте хваргов более цивилизованный враг, нам пришлось бы ждать обходных маневров, засад, ловушек, а здесь все решится в простой сшибке, грудь на грудь. И в этом бою нам нужно будет просто выстоять перед их натиском. Король повелел нам защитить Альфион он вторжения дикарей, и мы должны исполнить его волю.

- Мои воины не побегут, - с пафосом произнес Магнус. Как и для большинства его воинов, большей частью простых крестьян, для молодого, - а было ему лишь двадцать три зимы, - рыцаря, грядущая схватка должна была стать первым настоящим сражением. Он бился на турнирах, пару раз лично участвовал в охоте за слишком досаждавшими его подданным разбойниками, но только сейчас воину предстояло сойтись в бою не просто с равным, а с гораздо более сильным противником. - Они готовы принять смерть, но ни за что не покажут грязным варварам свои спины.

- Мы станем утесом, о который бессильно разобьются волны варваров, - рыкнул Симус. - Воля короля будет исполнена в точности. Ни один хварг не пройдет на юг там, где мы будем биться. - Плевать было Симусу, да и многим другим, на волю короля и прочие возвышенные глупости, но сама атмосфера совета располагала к таким громким словам, достойным быть увековеченными летописцами в своих хрониках, что вели еще со времен Эссара.

- Да, мы выполним волю государя, - Фергус, в отличие от многих рыцарей, ныне служивших под его началом, говорил совершенно искренне, хотя бы потому, что он знал короля Эйтора еще юношей, и сам учил его владеть клинком. - Я верю в стойкость ваших воинов, тем более, они все знают, что глупо будет ждать пощады от северян, но завтра все мои надежды будут связаны с бойцами уважаемого рыцаря Криса. Его лучники станут, если будет на то воля Судии, той силой, которая принесет нам победу. Мастерство твоих воинов, благородный рыцарь, известно, - Фергус в упор взглянул на чужеземца, пронзая его взглядом единственного уцелевшего глаза, - и я верю, что завтра они подтвердят свою славу.

Командиры спорили до рассвета, решая, как с большей пользой заставить принять смерть своих воинов. Они знали, что пережить близящийся день можно лишь по воле небес, но сомневались, что всемогущие боги явят свою милость. А простые воины и вовсе ни о чем не думали, спеша набраться сил, дабы встретить свою смерть бодрыми и отдохнувшими.

Десятник Аскольд, проводив взглядом исчезнувших в шатре Фергуса разведчиков, спокойно вернулся к своему костру. Пламя уже почти угасло, и пришлось добавить в огонь сухих ветвей. Приняв новую порцию пищи, костер с гулом вспыхнул вновь, разбрасывая всюду множество искр.

- Недобрые вести принесли разведчики, - вздохнул десятник, уставившись на мечущееся пламя, чей странный танец завораживал, намертво приковывая к себе взгляд. - Если варвары никуда не ушли раньше, то теперь, узнав о нашем появлении, они, должно быть, только и ждут, чтобы ринуться в бой. И если мы хотим выжить, придется биться, словно дикие звери.

Воины слушали, каждый, будучи погружен в свои мысли, и рассеянно кивали, бросая в ответ короткие и, по большему счету, бессмысленные фразы. С той стороны, где возвышались шатры предводителей смехотворно малочисленного воинства, до бойцов из отряда Магнуса донеслись разговоры, сказанные на странном наречии, мало походившем на альфионское. Лишь часть слов была вполне понятна, но все равно смысл фраз, произнесенных с некоторой ленцой, все равно терялся.

- Дьорвикцы, - криво усмехнувшись, вымолвил Аскольд, бросив взгляд в сторону ярко полыхавших костров, вокруг которых расселись наемники, носившие на плащах королевский герб. - Чужаки, они готовы бесстрашно умереть за нашу землю. Как же это глупо!

Наемники, выступившие в поход под предводительством настоящего рыцаря, неизменно привлекали внимание прочих воинов, вставших под знамя лорда Фергуса. Просты ополченцы, да даже кое-кто из немногочисленных рыцарских дружинников, взирали на уроженцев далекого Дьорвика, ни на мгновение не расстававшихся с огромными, по грудь стоящему мужчине, луками, с уважением и некоторым восхищением. В ответ наемники бросали на своих спутников горделивые взгляды, словно насмехаясь над ополченцами, пытавшимися выглядеть воинственно, но почти не преуспевшими в этом.

Профессиональные солдаты, наемники, живущие войной, ради войны и во имя войны, южане смотрели не на внешнее обличие, копья или доспехи, но на боевой дух, на тот огонь, который неизменно загорается в глазах подлинного служителя войны в предвкушении очередной битвы. В тусклых глазах тех, кто по воле своих господ двинулся к границе, навстречу безжалостному врагу, чаще можно было увидеть только неуверенность и откровенный страх.

- Возможно, если хваргов все же не очень много, эти парни завтра сумеют остановить их и обратить в бегство, - предположил десятник Аскольд. - Дьорвикские лучники заставили уважать себя даже эльфов, так, возможно, по силам им будет справиться и с варварами-северянами.

Те, кто слышали эти слова, лишь согласно кивнули в ответ. Возможно, чужеземцы и относились ко всем прочим бойцам, объединенным под началом лорда Фергуса, с некоторым презрением, но, право же, это была их привилегия. Так получилось, что на привалах наемники разбивали лагерь возле бивуака дружинников Магнуса, и все, включая Ратхара и самого Аскольда, могли воочию убедиться, что молва о дьорвикских лучниках вовсе не преувеличивала их способности.

Каждую свободную минуту эти суровые, уверенные в себе воины использовали для тренировок. Водрузив на краю большого поля круглые щиты, они отступали на две сотни шагов и принимались исступленно расстреливать их, раз за разом неизменно попадая в цель. Стрелы, направляемые твердой рукой умелых лучников, ложились в центр мишени, в круг поперечником дюймов шесть, насквозь пронзая дубовую доску толщиной больше дюйма. Те из альфионцев, кто видел это, лишь уважительно кивали головой, надеясь втайне на то, чтобы никогда не довелось им оказаться противниками этих грозных воинов.

- Сотня лучников способна обратить в бегство вчетверо больший отряд конницы или тяжелой пехоты, не потеряв при этом ни одного из своих, - заметил десятник тоном знатока. - Или просто перебить их всех, не доводя дело до рукопашной схватки. С полутора сотен шагов они могут обрушить на противника град стрел, выпуская из по дюжине каждую минуту. Поверь, перед этим дождем не устоят ни какие латы, и даже самый смелые бойцы не смогут сдержать свой страх. Из всех народов только дьорвикцы используют в бою именно луки, достигнув в мастерстве владения этим оружием немалых высот.

- Почему так, дядька Аскольд? - живо спросил Ратхар, охотно узнававший нечто новое, и потому часто донимавший расспросами своих старших товарищей. Аскольд и Кайден, в прочем, относились к нему со снисхождением, чаще давая достаточно подробные ответы.

- Никто кроме дьорвикцев не сражается с эльфами, - пожал плечами десятник. - Длинноухая нелюдь никогда не отличалась многочисленностью, в отличие от нас, людей, а потому, чтобы уменьшить свои потери в бою, они сперва обстреливают противника из луков, обрушивая на него тысячи стрел. Порой случается так, что слабые духом воины обращаются в бегство, но даже если этого не случается, они все равно расстраивают боевые порядки, открывая бреши, в которые и вклиниваются эльфы. Не все эльфы - лучники, но часто именно эльфийские стрелы, но вовсе не клинки, решают исход сражения, поэтому противникам Перворожденных и не остается ничего иного, кроме как отвечать ушастой нелюди той же монетой.

- Разве лук лучше арбалета? - поинтересовался теперь уже Скарт, тоже внимательно слушавший рассказ Аскольда. - Ведь болт, говорят, может пробить даже кирасу.

- Лук луку рознь, - усмехнулся десятник. - Великие народы древних времен, эльфы и гномы, дали нам два изобретения, которыми люди пользуются до сих пор. Недомерки создали арбалет, действительно мощное оружие, против которого не устоит никакая броня, и к тому же сложное, как все, что выходит из рук подгорных мастеров, и при этом исключительно надежное. Эльфы же, как никто иной ведающие о свойствах дерева, любой былинки, что растет под этим небом, создали большой боевой лук, иначе называемый сложным, или же составным из-за своей необычной конструкции. Этот лук отличается от всех прочих, ибо дуга его изготавливается не из одного куска дерева, а из нескольких, причем разных пород. А еще она усиливается жилами, рогом или костью, и иногда даже стальными пластинами, правда, сами Перворожденные обходятся вовсе без металла. Это не просто палка со связанными бечевкой концами, а настоящее оружие, не менее мощное, чем большинство самострелов, притом, что из лука можно выпустить полдюжины стрел за то же время, что потребуется арбалетчику, чтобы взвести свое оружие и сделать единственный выстрел. Страшное оружие.

Аскольд, разговорившись со своим юным спутником, невольно вернулся мыслями в прошлое. Старый десятник весьма некстати вспомнил свой поход, точнее, вылазку, в И'Лиар. Тогда он в полной мере смог понять, что такое эльфийские луки, и до сих пор не верил, что смог выбраться из тех проклятых лесов живым.

- Эльфийский лук бьет прицельно не менее чем на две сотни шагов, на что способны только тяжелые арбалеты, взводимые при помощи лебедки или ворота, - сообщил Аскольд Ратхару, слушавшему своего командира с живым интересом. Юноша старался даже не дышать, лишь бы не сбить с мысли десятника. - И на таком расстоянии стрела, выпущенная из лука, способна пронзить кольчугу или кованый шлем. Подобными луками и пользуются дьорвикские лучники, а кроме них еще кое-кто из варварских народов, корханцы, к примеру. Правда, про кочевников говорят, что они принесли это оружие с собой с запада, перебравшись через Шангарские горы, а не переняли его у эльфов.

- Но если боевой лук так хорош, почему же только в Дьорвике его используют воины? - удивился Ратхар, на которого слова десятника вкупе с тем, что он видел собственными глазами, наблюдая за упражнениями наемников, поглазеть на которые обычно собиралась едва ли не половина войска, произвели должное впечатление, заставив проникнуться к лучникам неподдельным уважением.

Сам юноша прежде охотился в родных лесах, в том числе и с добрым тисовым луком, который изготовил своими руками, потратив на это немало времени и сил. С трудом разыскав в ближнем лесу подходящую ветку, высушив ее, Ратхар потом еще долго скреб получившуюся заготовку ножом, придавая ей нужную форму. Немало дней прошло, прежде чем юноша приладил к своему творению конопляную тетиву и смог пустить первую стрелу, улетевшую, кстати, невесть куда.

Лук, правда, получился не слишком тугой, и стрелы его едва ли могли пробить даже плохонькую броню, но для охоты было самое то. Это оружие не подводило Ратхара никогда, хотя сам он и не мог бы назвать себя хорошим стрелком, а уж следопыт из него и вовсе был отравительный, так что Ратхар не слишком часто возвращался домой после прогулок по лесу с добычей. Но, во всяком случае, с полусотни шагов юноша мог четыре раза из пяти попасть в мишень размеров с человеческую голову, и считал это неплохим достижением.

- Составной лук, тот, который изготавливается из разных материалов, накладываемых один на другой слоями, сделать не проще, чем арбалет, хоть последний и требует много металла, - пояснил Аскольд. - Но пользоваться арбалетом может всякий, и для того не нужно быть особенно сильным. Арбалет, например, можно долгое время держать взведенным, находясь в засаде, можно тщательно прицелиться из него, а боевой лук даже самый сильный человек сможет держать натянутым считанные мгновения, после чего оружие просто разорвет от напряжения. Чтобы метко стрелять из лука на большое расстояние, нужно тренироваться постоянно, развивая силу, накапливая мастерство. Это оружие для настоящих воинов, не для ополченцев, берущихся за оружие только в случае нужды. А у дьорвикцев просто нет иного выхода, кроме, как обучать таких воинов. В схватке с эльфами эту нелюдь можно заставить вступить в ближний бой, только засыпав стрелами, ответив на каждый их выстрел двумя своими. Именно из-за такой высокой скорострельности на юге и пользуются луками, нам же, и нашим соседям, сражающимся с такими же людьми, вполне хватает и арбалетов. Но завтра нам нужно надеяться не на стрелы и болты, а на копья, да еще на крепость собственных рук. Возможно, если все мы будем биться стойко, то кому-то удастся дожить до очередного заката, - невесело усмехнулся десятник.

Постепенно многоголосый гул, стоявший над лагерем, стих, и только часовые, расставленные вокруг на случай внезапного нападения, перекликались друг с другом. Воины, несмотря на волнение, одинаково сильно и у безусых юнцов и у седых ветеранов, засыпали, придвинувшись поближе к кострам, дававшим хоть какое-то тепло, и укрывшись плащами. Никто не ведал, что ждет их на рассвете, но все понимали, что к битве нужно накопить побольше сил, а для этого нужна была обильная сытная пища, а также и крепкий сон. Явившиеся на берег Эглиса воины не желали пренебрегать ни тем, ни другим.

Умолк и Аскольд, склонив голову и погрузившись в свои мысли, которые никак нельзя было назвать веселыми. Старый воин, привыкший к пению стрел и звону стальных клинков, с наслаждением вдыхавший запах свежей крови, был спокоен, хоть и не мог не понимать, что ждет его после близящегося рассвета. Этот бой был для него не первым, и, как всякая битва, мог стать последним, но это не значило, что нужно впадать в отчаяние.

Мысль о смерти стала привычной за годы странствий и сражений, и постепенно Аскольд перестал придавать ей значение. Прежде он оказывался лучше своих противников, сильнее их и опытнее, но рано или поздно, это десятник знал точно, найдется более удачливый или более ловкий боец, который и заберет себе его жизнь. Такова судьба воина, и старый солдат давно смирился с ней.

Аскольд смирился тем, что смертен, как и все люди, но, коль скоро у него еще было право выбора, предпочитал испустить последний вздох на поле боя, сжимая в руках клинок, обагренный кровью поверженных врагов. По мнению старого воина такая кончина была много лучше, достойнее мужчины, нежели умереть в постели, будучи дряхлым немощным старцем, не способным поднять меч, любить женщину. И потому Аскольд был даже рад, что завтра предстоит бой, и он нисколько не печалился, хотя участь и самого Аскольда и всех, кто явился сюда вместе с ним, был предрешена. А спокойствие и невозмутимость ветерана частью передались и молодым бойцам из его десятка, а это значило, что на рассвете они выйдут против врага не дрожащими, трясущимися от ужаса ничтожествами, а воинами.

- Дядька Аскольд, - вдруг уважительно обратился к командиру Ратхар. - А, правда, что ты будущее предсказываешь?

Воин пристально взглянул на юношу, несколько мгновений промедлив с ответом. Этот парень старался казаться мужественным и невозмутимым, сдерживать свой страх, словно опасаясь насмешек. Правда, получалось это у Ратхара не слишком убедительно, хотя ждать иного от восемнадцатилетнего юнца было бы попросту опрометчиво.

Аскольд был стар, и смирился со своей участью, но этого мальчишку десятнику было искренне жаль. Возможно, из парня со временем вышел бы толк, ведь он держался гораздо лучше, чем сам Аскольд перед первым своим сражением, о чем ныне воин вспоминал с некоторым стыдом. Но трус не тот, кто чувствует страх, ибо не бояться нельзя, но тот, кто позволяет ему заглушать голос разума. А Ратхар смог совладать со своими чувствами, что дорогого стоило.

- Никому из смертных не дано видеть свое будущее, даже тем, что кичливо называют себя чародеями, - негромко произнес Аскольд, поняв, что юноша все еще ждет ответа, преданно взирая на своего наставника и командира. - Сказать тебе, что будет, могут только боги, да только нечасто они снисходят до беседы со смертными, - усмехнулся воин. - Все мы в их воле.

- Будет тебе, - хлопнул десятника по плечу Кайден. - Потешь парня.

- Ну ладно, будь по-твоему, - вновь усмехнувшись, Аскольд, присев на корточки, достал из заплечной котомки кожаный мешочек, покрытый замысловатыми символами. Воин встряхнул мешок, в котором что-то перекатывалось, и размашистым жестом высыпал его содержимое перед собой. На утоптанную землю упали костяные пластинки, на которые были нанесены странные, никогда раньше не виданные Ратхаром символы.

- Руны, древний дар бессмертных богов. Хагалаз, Эваз, Эйваз, - перечислил Аскольд, указав на три из них, полукругом лежавшие перед юношей, и добавил: - Смерть, путь, выбор.

- Мне суждено умереть, - немного испуганно спросил Ратхар. - Что это значит? Завтра в битве я погибну, верно?

- Смерть будет на твоем пути, - пожал плечами Аскольд. - Но ею он не завершится. Тебя ждет путь, а в конце его - выбор. И не жди, будто я скажу тебе, что тебя ждет завтра. Руны никогда не отвечают прямо, нужно уметь истолковать знаки, что посылают нам с их помощью небеса. Это великое искусство, которое я так и не смог постичь. А потому не думай ни о чем, парень. Не стоит во всем винить богов, и полагаться на них тоже не стоит. Мы сами способны творить свою судьбу, вот что главное. - Десятник собрал руны, спрятав их в кисет. - Отдыхай, завтра предстоит тяжелый день, и тебе понадобятся силы. Запомни, свою судьбу каждый, кто считает себя воином, держит в правой руке.

Ратхар послушно раскинул на земле плащ, сейчас служивший юноше постелью, и растянулся на нем во весь рост. Он смотрел на небо, где завораживающе мерцали мириады звезд, и порой стремительным росчерком проносились метеоры. Волнение перед завтрашним днем не оставляло юношу, и он не скоро смог уснуть, хотя и устал за время похода.

Сунув руку за пазуху, юноша сжал в кулаке оберег. Оправленный в настоящее серебро камень висел у него на шее, и воин ни за что не расстался бы с ним. Быть может, он не слишком верил во всякую магию, ибо прежде ни разу не видел истинного чародея, но это был дар той, о которой Ратхар не забывал ни на мгновение весь этот поход. Вытащив оберег, юноша задумчиво вертел его в руках, с интересом глядя, как на гладкой, отшлифованной до блеска поверхности играют отсветы догоравшего костра.

- Тигровый глаз? - это Кайден как всегда бесшумно подошел сзади. Скельд не хотел кого-то пугать, просто это была привычка, въевшаяся в кровь с детства, и ничего поделать с нею воин не мог.

- Подарок, - подняв голову, тихо произнес Ратхар, чувствуя непонятное смущение. Втайне юноша ждал, что бывалый воин осмеет его, потешившись над суевериями темных крестьян.

- Сильный оберег, - вопреки подозрениям юного воина произнес Кайден со всей серьезностью. - Он дарует удачу в разных делах. Если воин ранен, этот камень может отвести врагу глаза, заставив его подумать, что ты мертв, остановить руку, готовую нанести последний удар.

- Его подарила мне девушка, - вдруг вымолвил Ратхар, сам удивившись, что рассказывает это товарищу. - Она обещала, что будет ждать меня.

- Ты счастливый человек, - тихо, словно не хотел, чтобы его услышал кто-либо из находившихся поблизости спутников, сказал скельд. - Тебе есть к кому возвращаться, есть, о ком думать, о ком мечтать. Завтра предстоит тяжелый бой, и мало кому доведется дожить до заката, но ты должен выжить, Ратхар. Мы с десятником пытались научить вас хоть чему-то, и я верю, что усилия наши не пропали понапрасну.

- Я готов, Кайден, - пытаясь придать голосу уверенность, ответил юноша. - Я буду биться изо всех сил, не уступлю врагу!

- Их слишком много, - покачал головой дружинник Магнуса. - Когда врагов втрое больше, выстоять против их натиска не сможет даже мастер, а среди нас так мало умелых бойцов. Я прошу тебя, Ратхар, не лезь вперед, будь осторожнее. Здесь не место для подвигов. Лучше подумай о той, которая ждет тебя дома. Ты любишь, - произнес воин, - и это прекрасно. И потому ты не должен умереть завтра, не можешь умереть, друг. А теперь спи, копи силы перед боем, поскольку силы тебе точно понадобятся.

- Едва ли я смогу уснуть, - признался Ратхар. - Я не боюсь, нет, - уверил он Кайдена. - Просто прежде мне никогда не приходилось сражаться всерьез, тем более отнимать чью-то жизнь.

- Я понимаю, поверь, - кивнул островитянин. - Половина из тех, что собрались здесь ныне, думает о том же, гадает, что будет завтра. Чтобы привыкнуть ждать смерти спокойно, нужно пройти через многое, и, знаешь, я не желал бы тебе такого пути. Война - это не только подвиги, это кровь, грязь, предательство, все самое мерзкое, что есть в наших душах, и она меняет каждого до неузнаваемости.

Юноше странно было слышать такие речи из уст того, чьи соплеменники считались едва ли не лучшим бойцами в известном мире. Поэтому Ратхар промолчал, просто не зная, что ответить. Он был молод и, что скрывать, жаждал подвигов, страстно желал славы и не отказался бы от трофеев. Но юноша знал, что завтра ни ему, ни его товарищам, тем, кого привела сюда воля их лордов, не достанется ничего из всего этого. Ныне им предстояло биться не за трофеи, а за собственную жизнь, ибо проигравшему в грядущем бою не стоило надеяться на милость победителя.

- Все, довольно слов, - Кайден, прежде присевший на корточки возле юноши, резко встал, двинувшись прочь. - Нам всем нужно отдохнуть, чтобы крепче держать завтра свои клинки. Видят боги, если мы хотим увидеть завтра закат, нам понадобятся все силы, - спокойно молвил скельд. - Не думай ни о чем, друг мой, и помни, что мы с Аскольдом будем приглядывать за вами. Мы победим, верь, - произнес воин, прежде, чем раствориться в ночной мгле.

Спустя несколько минут почти весь лагерь был уже погружен в сон. Бодрствовали лишь несколько часовых, предусмотрительно расставленных командирами, да те бойцы, кому выпал черед поддерживать огонь. Все прочие же мерно посапывали, закутавшись в плащи. А молодой воин, к которому все никак не шел сон, вспоминал родной дом, деревушку, затерянную среди лесов срединного Альфиона, своих родителей, братьев и сестер, оставшихся в отчем доме. Он не знал, осмелятся ли варвары, если удача завтра окажется на их стороне, так далеко уходить от своих земель, но был намерен биться столь яростно, чтобы эти кровожадные дикари оставили мысли о дальнем походе.

А еще Ратхар вспоминал Хельму, вспоминал вкус ее поцелуя, которым девушка проводила своего возлюбленного в первый поход. Словно наяву он ощутил запах ее нежной, точно бархат, кожи, и будто вновь коснулся золотых локонов, будто сотканных из чистого шелка, а ушей его коснулся заливистый смех.

Ратхару было, ради чего ждать возвращения домой, и из-за этого предстоящая битва уже не так страшила юношу. Ведь за день до того, как лорд созвал ополчение, в которое выпал жребий вступить и Ратхару, Олмер пообещал выдать за юношу свою дочь. Что ж, если суждено будет вернуться живым, если удастся уцелеть в близящейся битве, старый охотник уж точно сдержит слово, ведь как не выдать единственную дочь за настоящего героя, доблестного воина, с удачей вернувшегося из похода.

Веки Ратхара с каждой секундой словно наливались свинцом. Постепенно мысли стали путаться, лица, тех, кого в эту ночь вспоминал юноша, будто подернулись туманом, и, наконец, сон сморил Ратхара за пару часов до рассвета. И всю ночь юноше слышались странные слова Аскольда: "Хагалаз, Эваз, Эйваз. Смерть. Путь. Выбор".