Вечная Вдова

Глава 8 Возвращение

Берег неумолимо надвигался, а паром, прилично разогнавшийся, как будто и не пытался сбавлять ход. Полдюжины находившихся на нем людей, путники, у которых возникла надобность переправиться через реку Тейн, на мгновение испугались, что просто врежутся в причал. Однако опасения их были напрасными.

- Правей, правей! - старый паромщик, ветхий старичок, казалось, столь хрупкий, что готов рассыпаться от легчайшего дуновения ветерка, но при этом весьма бойкий, занявший место на носу парома, представлявшего не более чем очень большой плот, покрытый настилом из неструганых досок, прикрикнул на плечистого парня, стоявшего на корме, возле рулевого весла. - Куда правишь, криворукий?

Однако кормчий, при одном взгляде на которого мгновенно угадывалось сходство с самим паромщиком, разумеется, со скидкой на изрядную разницу в летах, оказался не таким уж и косоруким. Да и старик прикрикнул на него скорее просто по давней привычке, а вовсе не из-за того, что почуял опасность.

Рулевой одним едва уловимым движением могучих, перевитых жилами рук, изменил курс парома, направив его точно к причалу, на котором уже суетились несколько человек. Тяжело нагруженный плот мягко ткнулся в дощатый настил, и паромщик тотчас бросил на берег свернутый кольцом канат, который один из его подручных поймал на лету.

- Готово, - сообщил работник переправы, закрепив канат и завязав его хитрым узлом. - Сгружай!

- Ну, братья, впрягайся, - дождавшись кивка хозяина переправы, скомандовал рослый бородатый мужик в стеганой куртке, на груди которой были нашиты несколько железных пластин. - Навались!

Паром, совершавший уже не первый рейс, в этот раз перевез через Тейн, довольно широкую но спокойную реку, последнюю из двух подвод, прибывших с севера, а также большую часть караванщиков. Вторая телега, укрытая рогожей, два смирные кобылы, явно не годные под седло, и трое возниц уже ждали товарищей на левом берегу реки, возле приземистой избушки, в которой и проводили время в ожидании путников паромщики.

Шесть человек легко скатили телегу по сходням на берег, после чего принялись запрягать лошадей. Вечерело, и сумерки каждый из путников, или, точнее, почти каждый из них, хотел встретить под крышей, в тепле и желательно в сытости. А потому следовало торопиться.

- Все, здесь начинаются земли лордов, - произнес тот самый бородач, командовавший своими спутниками. - По большему счету, мы только сейчас оказались в владениях владыки Альфиона. Если поспешим, до темноты уже будем в Лагене. Вы с нами?

Старшина караванщиков взглянул на двух человек, прежде наравне со всеми помогавших переправляться, толкая телеги и возясь с конской упряжью. Одним из них был зрелый мужчина, худощавый, довольно высокий, жилистый, среди прочих выделявшийся слишком смуглой кожей. Альвен, уроженец островов Скельде, о которых в этих краях мало кто слышал, честно делил с торговцами, отправившимся вместе со своим нехитрым товаром из далекого северного селения в ближайший крупный город, расположенный, как оказалось, в трех дневных переходах. Не отставал от него и еще один человек, в общем-то, случайно прибившийся к обозу, юноша по имени Ратхар. Этот был коренным альфионцем, может, с малой примесью южных кровей, вот только волосы его были не русыми, а седыми, и лишь кое-где остались темные пряди. Спутники поглядывали на парня с некоторым удивлением, но в расспросы не пускались.

- Зачем нужно было везти горшки и всякие поделки вашего кузнеца в такую даль, Эмер, - поинтересовался Ратхар у того, кто возглавлял небольшой - две подводы, два возницы да пять охранников, те же крестьяне, взявшие в руки оружие - обоз, когда они вместе впрягали коня. - Неужели ближе негде было все это продать?

Одна из телег была нагружена всевозможными изделиями из железа, замками, дверными петлями, какими-то частями конской упряжи, но больше всего было оружия и деталей доспехов, причем весьма неплохого качества. Вторая подвода принадлежала гончару, кроме того, в не лежали мешки со шкурами, добытыми охотниками-северянами. Меха высоко ценились лордами, и, по мнению Ратхара, только эти несколько кожаных, наглухо завязанных мешков и стоили того, чтобы везти их в оказавшийся таким далеким город.

- Ты сам видел, земли к северу от Тейна почти не населены, - пожал плечами стражник, покосившись на юношу. - Там столько кузни и горшков никому не нужно, да и заплатить по-настоящему щедро никто не сможет.

Действительно, по пути к переправе обоз миновал только два поселка, каждый дворов на тридцать. В одном, том, что был ближе к Тейну, даже нашелся постоялый двор, вполне приличный, а вот рынка или его подобия заметно не было. Селения, укрывшиеся за невысокими палисадами, были окружены полями, клочками плодородной земли, с великим трудом отвоеванными предками нынешних их обитателей у казавшегося вечным леса. Близилась очень, и потому, проезжая мимо, караванщики видели стоявшую стеной рожь и сгибавшийся под тяжестью колосьев ячмень. Хлеб и пиво, которое здесь варили лучше всего в Альфионе, большего обитателям этого сурового края было не нужно.

Жители этих земель, называемых Порубежными уделами, во всем полагались на себя, и так же, как не ожидали они войска, могущего в случае нашествия защитить этот край от врага, не ждали здесь и торговцев из дальних земель, сами обеспечивая себя всем необходимым. Им нередко завидовали те, кто селился южнее, в том краю, который давно был поделен между жаждущими наживы и славы лордами. Возможно, жители порубежья и впрямь пользовались многими вольностями, в том числе и правом постоянно владеть оружием. Но воистину жить здесь, среди лесов, казалось, существовавших с самого сотворения мира, было нелегко, и не всякий смог бы так существовать, от рождения до смерти не прекращая тяжелого и почти бессмысленного состязания с самой природой. Однако суровые обитатели Порубежных уделов, считавшихся чем-то вроде северного щита королевства, хотя едва ли эти земли видели по-настоящему серьезные нашествия врагов, держались. Более того, они все-таки ухитрялись одерживать победы, а потому нет-нет, да и появлялся среди дремучих лесов новый поселок, как и все прочие селения, отгородившийся от мира частоколом, водяная мельница или просто свежая вырубка, едва заметная рана на теле раскинувшейся на тысячи лиг чащи.

- Лорд Грефус, на землях которого стоит Лаген, город, в который мы и направляемся, охотно покупает оружие, поэтому наш кузнец везет множество топоров, копейных наверший и даже несколько мечей и кольчуг. Руды в болотах возле нашего селения хватает, как и оружия для того, чтобы защищать свои дома. Ты же знаешь, Ратхар, - произнес Эмер. Стражник был не против скоротать путь беседой, а интерес его юного попутчика лишь тешил самолюбие Эмера.- Лорды недолго могут жить в мире с соседями, а потому желают, чтобы их арсеналы всегда были полны. Ну а гончар наш тоже хочет продать кое-что из своих поделок горожанам. Золото, да даже и медь, они ведь равно ценятся и в самом Фальхейне, и в нашем диком краю, - усмехнулся стражник. - Это мы только с виду такие дремучие.

От переправы на юг, туда, куда и направлялся обоз, вели сразу две дороги, словно расходившиеся веером. Обе они исчезали за холмами, поросшими еловым лесом, казавшимся особо мрачным и опасным сейчас, под вечер. И обе дороги не казались наезженными. Колеи, выбитые колесами и конскими копытами, заросли жесткой травой, а придорожный кустарник сдавливал их со всех сторон, явно давно уже скучая по топору.

- Ну, что, вы с нами? - спросил своих попутчиков, Альвена и Ратхара, старшина каравана, когда все приготовления были завершены, и можно было снова отправляться в путь. Хоть люди и устали, их грела мечта о жарком очаге, жареном мясе и горьком пиве, что ждет усталых путников в ближайшей корчме, а потому никто не роптал.

- Пожалуй, до города можно идти и вместе, - пожал плечами юноша. - Быть может, там кто-нибудь хоть что-то слышал о событиях на севере. Ты как, Альвен, - взглянул на своего товарища Ратхар. - Пойдешь в город, или у тебя свои дела?

Скельд немного помолчал, думая, как поступить дальше. Он понимал, что спешка сейчас ничего не даст, но разум говорил об одном, сердце же требовало иного. И потому Альвен, взглянув на ставших бок о бок караванщика и юного воина, покачал головой:

- Здесь наши пути расходятся, - произнес воин. - Мне нужно на восток, так что сейчас и расстанемся. Спасибо тебе за все, Эмер, - кивнул он старшине караванщиков. - А тебе, Ратхар, желаю добраться скорее домой, - молвил он, встретившись взглядом со своим спутником. - Ты счастливый человек, ведь тебя есть, кому ждать. И стань хорошим воином, парень. Это твой путь, если даже сейчас ты так не думаешь.

Последние дни превратились для Альвена в настоящий кошмар, но никто даже не подозревал об этом. Днем воин старался помогать своим невольным попутчикам, ведь коль Эмер не потребовал с них никакой платы за постой, следовало хоть посильным трудом отблагодарить на удивление простодушного селянина. И скельд делал все, что мог, честно разделив с торговцами все трудности пути. Если надо, он был готов вступить в бой, сражаясь плечо к плечу с этими людьми, но поездка проходила спокойно, и разбойников, которых так боялись обозники, не было видно. Однако, останавливаясь на ночлег, караванщики неизменно выставляли сторожа, охранявшего покой спящих товарищей.

Альвен с великой охотой помог бы попутчикам в этом деле, благо, в отличие от простых крестьян, берущихся за оружие лишь по необходимости, он был настоящим бойцом, способным в одиночку отстоять весь невеликий обоз от любой шайки грабителей. Но столь далеко доверия попутчиков к пришельцу с севера не распространялось, и Авльен не винил их в этом. Он был здесь чужаком, и никто не обязан был верить словам какого-то бродяги, который запросто мог оказаться разбойником, и среди ночи перерезать глотки стражникам, взяв их добро. Пожалуй, только Эмер не испытывал сомнений в честности как Альвена, так и его юного спутника, прочие же относились к чужакам, старавшимся заслужить доверие, с известной долей настороженности. А потому, едва на лес опускалась ночь, скельду не оставалось ничего иного, кроме как забыться тяжким сном. И начинался кошмар.

Стоило только закрыть глаза, и Альвен точно проваливался в полную непроглядного мрака бездну. Он бесконечно падал, видя перед собой ускользающий луч света, и почему-то знал, что должен настигнуть его любой ценой. А затем все мгновенно изменялось, и воин оказывался посреди родного селения, видя вокруг мертвые тела своих соплеменников. Он бродил меж домов, всюду натыкаясь на изуродованные, иссеченные клинками неведомых убийц тела. Наконец воин ступал через порог родного дома, и первым, что он видел, была его жена, качающая на руках долгожданного сына.

Оба они были мертвы, поскольку Алвьен видел покрыты запекшейся кровью следы ударов, перекрещивавшие грудь его Азиль, и также он видел кровь на головке младенца, которого она баюкала. Те, кто незваными явился на Скельде, дабы убивать, даже не касались оружия, просто вытащив младенца из его колыбельки и ударив об угол стола, после чего ушли прочь, не задержавшись здесь, как не задерживались нигде.

Альвен знал, что его жена и сын мертвы, поскольку видел их безжизненные тела, которые не успел даже предать земле, оставив это скорбное дело своим родичам, явившимся в селение со старейшинами других родов. Но во сне все всегда не так, как наяву, и вещи, невозможные в обычной жизни, кажутся вполне естественными в грезах. И потому Альвен не пугался, видя оживших мертвецов. Его сны только улыбался и тянул ручки к отцу, а Азиль, не отрываясь смотревшая на мужа, одни губами произносила единственное слово:

- Отомсти!

Воин не знал, любила ли его эта девушка, что была вдвое моложе того, которого род сделал ее мужем. Азиль, уроженку племени, обитавшего далеко на юге, шесть лет назад привезли купцы, порой наведывавшиеся на Скельде. Альвен помнил, как ее вместе еще с полудюжиной рабынь, доставленных с побережья, согнали на берег, и скельды, возглавляемые старейшинами, обступили пленниц. А те, юные девушки, еще слишком молодые, чтобы стать матерями, затравленно смотрели на островитян. И лишь одна, та, которую ее родители некогда нарекли непривычным здесь именем Азиль, взирала на все происходящее с полнейшим безразличием, словно уже устав бояться. Она не думала более о собственной участи, и Альвен, один из тех, кому и предназначались рабыни, привезенные алчными торговцами из неведомых земель, встретившись взглядом со стоявшей чуть в стороне от прочих девушкой, увидел в ее глазах пустоту.

Позже, лаская ставшую его женой чужеземку на супружеском ложе, Альвен нежно касался пальцами, огрубевшими от рукояти меча и тугой тетивы рассекавших ее спину рубцов, следов кнута. В эти мгновения воин думал о том, каково это, стоять на помосте перед толпой зевак, обнаженной, слушая, как торговец, для которого люди давно уже стали не более, чем прибыльным товаром, расхваливает твои прелести, набивая цену. Стоять и дрожать, слыша стон воздуха, рассекаемого занесенным для удара бичом.

Воин никогда не спрашивал Азиль о ее прошлом, сперва просто потому, что рабыня, не сразу свыкшаяся хоть с каким-то подобием свободы, не знала языка, с трудом выговаривая лишь имя взявшего ее в свое жилище мужчины, а потом - чувствуя, что разговор этот будет неприятен ей, из покорной пленницы ставшей хозяйкой дома, пусть и в чужом краю.

Возможно, Азиль, дитя неведомого народа, не чувствовал того, что называется любовью, просто смирившись со своей участью, этого Альвен не знал. Да они и не думали о любви, сходясь с привозимыми из-за моря рабынями лишь ради продолжения рода, ради того, чтобы родившиеся от смешения их крови дети могли стать воинами лучшими, чем их отцы. Но сейчас, каждую ночь видя полные боли глаза, беззвучно шевелящиеся губы, скельд чувствовал только смертельную тоску, которую не передать словами. И никому, ни единому человеку, не дано было знать, что мучит неизменно спокойного, кажущегося абсолютно невозмутимым, воина.

Он не оставил попыток напасть на след убийц, хотя все меньше верил в успех. Мир, о котором Альвен прежде слышал только от чужеземных моряков, появлявшихся на берегах Скельде раз в полгода, а то и реже, оказался намного больше, чем можно было представить. И глупо было бы надеяться найти в этом мире нескольких человек, о которых воин не знал ничего.

И все равно Альвен не оставлял своих попыток, а потому всякий раз, когда обоз останавливался в каком-нибудь селении, он неизменно задавал жителям его один и тот же вопрос. И всякий раз ему неприветливо отвечали, что ничего не видели, ничего не знают, и что им нет ни до чего дела. Можно было смириться с неудачей, однако в очередной раз, оказавшись на переправе, воин вновь обратился все с тем же вопросом к старому паромщику, несмотря на годы, отличавшемуся остротой ума и твердой памятью.

- Скажи, почтенный, - убедившись, что никого из попутчиков нет рядом, и никто не услышит лишнее, не предназначенной для чужих ушей, произнес вполголоса воин, отойдя в сторонку вместе с хозяином переправы. - Не припомнишь ли, появлялись здесь в последние дни люди, пришедшие с востока. Их могло быть не очень много, и они наверняка куда-то спешили.

- С востока, говоришь? - прищурился паромщик, окинув скельда пристальным взглядом.

- Да, верно, - терпеливо кивнул Альвен. - Всадники. Их не могло быть много, возможно, всего шесть или семь человек, - уточнил он. - Наверняка вооружены. Они могли ехать на запад или на юг.

- Кажется, я припоминаю кое-кого, - протянул паромщик, хмуря брови от напряжения. - Небольшой отряд переправлялся здесь шесть дней тому назад. Пять воинов, вооружены до зубов, по виду - наверняка не из наших краев, скорее, из Келота. Лица свирепые, вспомнить страшно.

При этих словах мужика, явно бывалого и привычного ко многому, передернуло от нахлынувших неприятных воспоминаний. А Альвен, от волнения перестав даже дышать, едва сдержался, чтобы не схватить старика за грудки и вытрясти из него все слова, которые паромщик произносил, не спеша, словно наслаждаясь своей речью.

- А главным у них был такой человечек, тщедушный, неприметный, серый какой-то, - с трудом подобрал подходящие слова собеседник скельда, мысленно вернувшийся почти на неделю назад. - Заморыш, одним словом. Смотришь на него, и не разберешь, откуда он родом, да сколько лет ему, хоть и видно, что не молод уже. Но на всех смотрел с таким презрением, будто он не меньше, чем король Альфиона. Помню, из рук котомку не выпускал, все прижимал к груди, и так зыркал, если кто на нее смотрел, что мороз до костей пробирал, - покачал головой паромщик. - А воины те, головорезы, каких мало, вокруг него все время держались, никого не подпускали, а сами за этим тщедушным ходили, как за дитем малым. Берегли, значит.

Тело воина охватила нервная дрожь. Альвен вдруг почувствовал себя охотничьим псом, учуявшим близкую добычу. Странник, чужеземец, пустившийся в отчаянную погоню, он сам едва ли верил, что сумеет отыскать убийц, истребивших весь его род в таком большом мире, но удача не оставила его. Чудом выживший во время безумной, в чем он признавался себе уже потом, попытки пересечь океан на рыбацкой лодке, скельд и теперь не мог объяснить происходящее иначе, как волей небес. Его враги оказались так близко, как воин и представить себе не мог.

- А не знаешь ли случайно, куда они направились потом?

- На восток, в сторону хребта, - уверенно ответил паромщик. - С тех пор, как законный наследник Хальвина, нашего покойного короля, исчез, варвары, что живут в Олгалорских горах, никого к себе не пускают, ни купцов, ни простых путников. Этой дорогой почти не пользуются, вот я и запомнил, когда эти чужеземцы свернули в ту сторону. Обычно ведь все прямо на юг едут, в Ланген, - добавил старик.

- Благодарствую, - кивнул Альвен, пытаясь ничем не выказать своего возбуждения. Цель была близка, и уж теперь он не упустит тех, кто подло истребил его родичей. - Ты очень помог мне, почтенный. - Островитянин вытащил из кошеля, висевшего на поясе, несколько янтарных камней: - Вот, возьми. Ювелиру продай или знахарю, они дадут тебе за это немало золота.

Паромщик подкинул на ладони, узкой, сморщенной, камни, похожие на застывшие солнечные лучи, а затем взглянул на Альвена.

- Это опасные люди, помяни мои слова, путник, - негромко произнес старик, сверкая глазами из-под седых кустистых бровей. - Я видел много разных людей, видел рыцарей, встречал и разбойников, но таких - никогда. Они давно уже разучились ценить жизни других людей. Я вижу, ты хочешь встретиться с ними, и уж не для того, чтобы поговорить, но подумай, нужно ли тебе это.

Альвен немного помолчал, подумав, а не послать ли старика, куда подальше, но затем все же изменил свое мнение. Скельды почитали силу и мастерство, но также с уважением относились они к старости, ибо телесная немощь часто означала, что лихая удаль просто уступила место мудрости и проницательности. А этот дряхлый дед, проживший на свете много лет, видел многое, и наверняка научился к старости узнавать людей, что проходили мимо по своим делам, не обращая на старого паромщика внимания, с первого взгляда. Но кое-что в Альвене он, верно, не смог разглядеть.

- Быть может, для них ничто чужая жизнь, - так же негромко молвил в ответ воин, встретившись с паромщиком взглядами. - Но я давно уже перестал бояться за собственную. И я возьму их жизни, ибо иначе незачем жить и мне самому.

Тяжело груженые телеги, поскрипывая плохо смазанными колесами, покатились на юг, к невидимому за холмами городу, и караванщики, предвкушая долгожданный отдых, ощутили вдруг небывалый прилив сил. Для них путешествие почти завершилось.

- Прощай, друг, - произнес напоследок Эмер, единственный, кто не проявлял к чужаку явного подозрения, проникшись, кажется, искренним доверием к пришельцу из неведомых земель. - Куда бы ни держал ты путь, Альвен, пусть он будет легким, а в конце его ты обретешь то, к чему стремишься.

Старшина караванщиков двинулся за обозом, тащившимся по лесной дороге. Скельд только усмехнулся, ибо знай Эмер, какая цель ждала воина в конце его странствий, он, пожалуй, не стал бы так искренне желать достигнуть ее.

Караван растворился в вечернем сумраке, а Альвен, вновь оставшийся в одиночестве, направился на восток, ступив на дорогу, что вела к далеким горам, о которых, равно как и об их обитателях, воин не знал пока ничего. Одиночество не пугало путника, ибо он вполне полагался на себя, и не ждал ни от кого помощи. Воин верил, что его сил хватит, дабы исполнить долг, а потому двинулся в неизвестность без тени сомнений. Но когда Альвен уже уходил прочь, размеренно шагая по заросшей колее, в спину ему раздался возглас.

- Альвен, - Ратхар едва не бежал, спеша догнать своего попутчика, прежде чем, тот уйдет слишком далеко. - Альвен, знаешь, я задолжал тебе, - произнес юноша, став напротив воина. - Я должен тебе собственную жизнь, и я никогда не забуду об этом долге. Не ведаю, свидимся ли мы еще когда-нибудь, но если будет нужно, ты только скажи, и я верну тебе долг.

- Пустое, - внезапно севшим голосом ответил Альвен. - Забудь обо всех долгах. Иди своей дрогой, возвращайся домой. Думаю, там тебя заждались, так не заставляй своих родных переживать слишком сильно.

- Но скажи, почему ты так внезапно покидаешь нас, Альвен? Ты словно бежишь от кого-то, или, напротив, за кем-то гонишься.

Несколько мгновений воин думал, насколько уместно будет поделиться с этим юношей своей историей. Альвен верил, что не случайно наткнулся на умирающего Ратхара там, на севере, в преддверие скованных вечной стужей равнин. Судьба зачем-то свела их вместе, пусть ненадолго. Но все же бой, к которому стремился Альвен, был только его боем.

- Я здесь, чтобы исполнить волю своего народа, - коротко ответил воин. - Иди своей дорогой, Ратхар, и не думай ни о чем. Если не случайно мы встретились, то наши пути еще пересекутся, и тогда, быть может, ты все узнаешь. Прощай, друг, и впредь будь острожен, - усмехнулся Алвьен. - В другой раз, когда будешь истекать кровью в какой-нибудь глуши, меня может не оказаться рядом.

Они расстались, разойдясь в разные стороны. Альвен неутомимо двинулся в указанном стариком-паромщиком направлении, с трудом сдерживая себя от того, чтобы перейти на бег. Воин шел налегке, положив на правое плечо свое копье, а через левое перекинув дорожный мешок, отнюдь не пополневший за последние дни. Он должен был сберечь силы для самого важного дела, которое еще предстоит выполнить.

Кому-то показалось бы глупым пешком гнаться за всадниками, однако конь хорош, когда нужно преодолеть несколько лиг. Тогда верховой действительно легко обгонит пешего, каким бы хорошим бегуном тот ни был. Но если нужно проехать сотни лиг, то невозможно гнать скакуна во весь опор, поскольку он может просто свалиться замертво. И Альвен знал, что те, кого он преследовал, будут ехать не спеша, и потому пеший, если он достаточно крепок и вынослив, чтобы шагать и днем и ночью, обходясь несколькими часами сна, легко настигнет их. А уж в своей выносливости воин не сомневался.

А караван торговцев уже затемно прибыл в город. Лес, стоявший по обе стороны дороги сплошной стеной, и ночью казавшийся особенно жутким - не даром здесь ходило столько историй про оборотней и жестоких лесных призраков, похищающих неосторожных странников, - расступился, и перед путниками предстал Лаген.

- Вот он, - обрадовано вымолвил Эмер, возглавлявший обоз. - Добрались, слава всем богам!

Лаген стоял на западном берегу небольшого озерца, куда впадали две речушки, что несли свои воды с востока, от тех самых гор, которые считались границей Альфиона. На несколько сотен футов вокруг были вырублены все деревья, дабы обеспечить защитникам города больший обзор, а тех, кто посмеет напасть на него, лишить материала для изготовления на месте осадных приспособлений вроде башен и обычных штурмовых лестниц.

Возможно, на искушенных путешественников городок не произвел бы особого впечатления, но Ратхару, кроме замка своего лорда не видевшему более почти ничего, Лаген показался огромным. Сложенная из серого камня стена опоясывала город, замыкая его в непроницаемое кольцо. Быть может, она была не особенно высокой, и башни, возвышавшиеся по углам ее, не были столь мощными, но юноша видел перед собой настоящую твердыню, жители которой, наверное, не знали, что такое страх перед внезапным появлением врага.

- Идем, идем, - поторопил не столько своих товарищей, сколько Ратхара, старшина обоза. - Они уже, поди, и ворота закрыли. Как бы не пришлось ночь под стенами провести, - досадливо вздохнул он, смерив взглядом городские стены. - Здешняя стража не слишком расторопна.

Подобно большинству замков и укрепленных селений, попросту городов, Лаген был не только обнесен стеной, достаточно крепкой, чтобы некоторое время сопротивляться ударам тарана, но и рвом. Ров, правда, был неглубокий, и склоны его оплыли, став слишком пологими, чтобы быть действительно серьезным препятствием. Но зато неведомые строители прокопали узкие каналы, соединившие ров с озером, а потому даже в слабом свете звезд была видна заполнявшая его темная вода, на поверхности которой играли неверные блики.

В город вели единственные ворота, прорубленные в южной стене, поскольку чаще всего именно с полудня наведывались в этот мало населенный край торговцы, которым в городе всегда были искренне рады. И чтобы попасть внутрь, за стены, нужно было сперва преодолеть также подъемный мост, обычно гостеприимно перекинутый через ров, дабы не создавать приезжим излишних трудностей. Но сейчас, когда на землю опустилась ночь, путь в Лаген был закрыт.

- Ну, что ж, потревожим доблестных стражей, - усмехнулся Эмер, став на самом краю рва и задрав голову вверх.

Окна в надвратной башне, над которой неподвижно, точно какая-то тряпка, висел штандарт с гербом лорда этих земель, были освещены, и при желании можно было представить, как коротает ночь здешний гарнизон.

- Эй, наверху, отворяй ворота! - гаркнул Эмер так, что крик его эхом разлетелся по всей округе.

Некоторое время царила тишина, затем на башне, между зубцами, возник какой-то человек, торговцам представший лишь темным силуэтом. Ни фонаря, ни факела он с собой не имел, дабы не становиться слишком хорошей мишенью для притаившихся внизу стрелков, выдавая себя ярким светом.

- Кого демоны принесли в такую пору, - сиплым голосом спросил недовольный страж, перегнувшись через каменный парапет, чтобы лучше видеть прервавших веселье людей. - Кто такие?

- Торговцы, с севера, - ответил Эмер. - Привезли оружие для вашего лорда. Давай, давай, пускай мост, - нетерпеливо добавил он. - Мы не собираемся ночевать в чистом поле.

Стражник исчез, и Ратхар подумал в этот миг, что на них просто решили не обращать внимания. Но опасения его оказались ложными, поскольку вскоре из-за стены раздался скрип, скрежет, и мост, поддерживаемый толстыми цепями, опустился, открывая темный проем городских ворот. Затем поползла вверх железная решетка, еще одно препятствие на пути тех, кто пожелает незваными явиться в город. Судя по тому, что поднималась она быстро, без лязга и шума, механизм, вероятно, смазывали и вообще держали в подобающем виде, в отличие от многих крепостей, где от слишком мирной жизни ворота порой не закрывались месяцами, ржавея и буквально врастая в землю.

Внутри торговцев ждали во всеоружии. Десяток крепких мужиков в стеганых куртках, в мирное время заменявших кольчуги, а также шлемах с широкими полями, собрались возле ворот. Половина держала под рукой взведенные арбалеты, остальные тоже были при оружии, прицепив на пояса короткие клинки. Видимо, стражники всерьез опасались, что под видом мирных торговцев в их город под покровом ночи могут проникнуть враги или хотя бы шайка разбойников.

- Ну, показывай свой товар, - потребовал один из воинов, видимо, старший, властно обращаясь к Эмеру.

- Смотри, - пожал плечами караванщик. - Нам скрывать нечего. - Он откинул рогожи, укрывавшие телеги, позволив стражникам внимательно изучить содержимое возов.

Стражники вроде бы и впрямь не нашли ничего недозволенного, но исправно перебирали горшки и корчаги до тех пор, пока приезжие не догадались, чего ждут доблестные воины, не спешившие пропускать обоз в город.

- Вот, пошлина, - Эмер вытащил из кошелька несколько серебряных монет, сунув их в широкую, точно лопата, ладонь главного стражника. - Кажется, столько нужно?

- Все верно, - пересчитав монеты и попробовав одну из них на зуб по давней привычке, кивнул воин. - Езжайте. Где постоялый двор, знаете, или провожатого дать?

- Не первый раз в Лагене, - снисходительно отмахнулся Эмер. - Уж как-нибудь разыщем, почтенный.

Грохоча колесами по не слишком ровной булыжной мостовой, телеги, сопровождаемые расслабившимися стражниками, прокатились по улице. Городок оказался довольно тесным, словно сдавленным крепостными стенами. Дома, высокие, по три этажа, нависали над улочкой, словно скалы, и в первые мгновения Ратхар, не привычный к большим городам, почувствовал себя словно на дне горного ущелья.

Город был погружен во тьму. Лишь кое-где сквозь плотные ставни из окон пробивался слабый свет, да на перекрестках тускло горели масляные лампы и приходилось прилагать немало усилий, чтобы не подвернуть ногу, или просто не ступить в кучу конского навоза, которых хватало с лихвой.

- Владетель этих земель, что, постоянно живет здесь, - поинтересовался Ратхар у старшины караванщиков. - Как он может переносить всю эту мерзость? Кругом грязь, и нечем дышать.

Замечание было справедливым. Сточные канавы, почти переполненные, источали гнилостный запах, такой сильный, что караванщики, закрывая лица плащами, только раздраженно плевались, беспрестанно бранясь. Этот шум привлек внимание патруля стражи, обходившего ночной Лаген. Четверо крепких парней в куртках, легких касках и кольчужных пелеринах, прикрывавших плечи, верхнюю часть груди и спины, покосились на пришельцев, стискивая рукояти кордов, но все же прошли мимо, ничего не сказав. Должно быть, воины поняли, что видят перед собой не более, чем припозднившихся купцов.

- А днем к этому прибавляется еще и жуткая сутолока, особенно на рынке, - усмехнулся Эмер, не первый раз оказавшийся в Лагене. - Кстати, мой тебе совет на будущее, парень. Гуляя по улицам, не держись слишком близко к стенам домов, а то запросто обольют помоями, да еще и пошлют, куда подальше, если станешь возмущаться.

- В моем родном селе свинарники и то чище, - фыркнул Ратхар, получив в ответ усмешки своих спутников, вполне разделявших мнение юноши.

Постоялый двор, видимо, не впервые дававший приют гостям с севера, нашли быстро. Двери были заперты, но из-за них доносился неровный гул, а из окон на мостовую падали красноватые отблески факелов или ламп.

- Кто? - не слишком приветливо прозвучало из-за массивной двери, должно быть, поддавшейся бы не всякому топору, после того, как Эмер на правах главного в небольшом отряде несколько раз ударил по доскам рукоятью кинжала.

- Гости, - коротко ответил караванщик. - На постой пустишь, хозяин, или другой трактир поискать?

Дверь тотчас отворилась, и на пороге, подслеповато щурясь в темноту, появился рослый мужик в чистом фартук, обтягивавшем огромное брюхо. Пожалуй, подумал Ратхар, скромно стоявший в сторонке, это чрево запросто могло вместить в себя бочонок пива, да еще половину свиной туши, к примеру.

- Гостям мы всегда рады, - внимательно рассмотрев торговцев, произнес трактирщик. - Проходите, уважаемый. Ешьте, пейте, коли найдется, чем заплатить.

- За конями нашими пусть кто-нибудь присмотрит, - потребовал Эмер. - И за возами тоже. Мы на торг приехали.

- Будьте спокойны, товар ваш в целости и сохранности будет, - уверил гостей хозяин постоялого двора, при упоминании о торге подобревший еще больше. Понятное дело, удачную сделку нужно обмыть, а уж он постарается облегчить кошельки купцов, на скупившись на пиво и даже вино, хотя последнего в таком заведении могло и не быть.

Несмотря на поздний час, постояльцы трактира бодрствовали, собравшись в общем зале на первом этаже. Человек десять, занявшие четыре столика в разных концах зала, поглощали пиво, хоть и не особо оживленно, скорее так, чтобы чем-то занять себя. Служанки, одна уже довольно старая, кряжистая и широкая в кости, а вторая, наоборот, совсем юная, лет пятнадцати, сновали между столами, мощными сооружениями, наверняка изготовленными с расчетом на то, чтобы пережить не одну потасовку. Возле входа дремал, опустив голову на грудь, здоровый бородатый мужик, взглянув на которого, Ратхар лишь уважительно хмыкнул, оценив мощь его мускулов. Возле табурета, на котором и нес свою нелегкую службу местный страж, стояла прислоненная к стене увесистая дубина.

- Прошу, почтенные, располагайтесь, - широким жестом трактирщик указал на освещенный множеством свечек, укрепленных на подвешенном под потолком тележном колесе, зал. - Чего желаете, пиво, мясо?

- Пойдем-ка, глянем на наших лошадей, - предложил Эмер. - Знаешь, не доверяю я никому, кони-то у нас как-никак единственные.

Хозяин постоялого двора пожал плечами, признавая правоту постояльцев. Эмер куда-то исчез, должно быть, направившись на конюшню, а его попутчики, обосновавшись за одним из столов, громогласно потребовали пива, да побольше, вызвав неприязненные взгляды компании, сидевшей неподалеку. Там стучали кости, и порой раздавались возгласы, то разочарованные, то, напротив, полные удовлетворения, и горка монет, в основном меди, в очередной раз меняла своего владельца.

Раз взглянув на плутовские физиономии игроков, явно пытавшихся обжулить случайного знакомого, только и просившего после каждого броска, что отыграться, юноша ощутил смутное беспокойство. Тем временем один из постояльцев, заметив новые лица, поднялся из-за стола и нетвердой походкой двинулся к селянам, едва успевшим пригубить поднесенного расторопной служанкой темного пива.

- Почтенные путники, не угостите ли воина, получившего жестокие увечья в схватках со страшными варварами, кружечкой пива?

Действительно, увечий у долговязого и худого, точно щепка, парня, хватало. Один глаз был скрыть повязкой, на левой руке не доставало мизинца, а правую щеку перечеркивал рубец не очень старого шрама.

- В каких же боях ты заработал столько ран? - без особого почтения произнес один из товарищей Эммера, подобно своим спутникам, рассматривая незнакомца, не очень походившего на воина.

- О, я бился на севере с кровожадными варварами, - не спрашивая разрешения, конопатый сел на свободный табурет, завладев кружкой одного из торговцев. - Людоеды-хварги, жуткие твари, лишь внешне схожие с человеком, явились из-за покрытых вечными льдами гор, предав все на своем пути разорению!

В этот миг Ратхар решил, что встретил здесь одного из воинов, что шли на выручки их отряду, павшему на берегах Эглиса. Король, отправляя горстку храбрецов на север, обещал немедленно послать им вдогон настоящее войско, ибо понимал, что не под силу трем сотням бойцов, сколь угодно отважных, сдержать яростный натиск тысяч варваров.

- Они двинулись на юг, подобно горной лавине, сметая все на своем пути, - расписывал одноглазый зверства хваргов. - Но доблестный лорд Фергус, верный слуга и первый воин нашего славного владыки Эйтора, встретил их на равнине, на правом берегу полноводного Эглиса. Закованные в броню рыцари смели орду дикарей, втоптав их в землю. Копытая боевых коней дробили черепа, стальные жала копий пронзали плоть и клинки из звонко стали отсекали руки мерзким дикарям. Славная была сеча, но не только кровь хваргов оросила в то утро мерзлую землю, - вздохнул ветеран. - Немало доблестных воинов, что явились в тот суровый край под королевскими знаменами, пало. И мне досталось изрядно, но все же повезло больше, нежели тем, кто так и остался на поле.

В душе Ратхара в этот миг поднялась волна ярости, а в глазах внезапно потемнело. На миг у юноши перехватило дыхание, ибо такой неслыханной наглости он не ожидал. И дело тут было не только в обмане, но в том, что этот проходимец, пользовавшийся доверием простодушных крестьян, оскорблял своими лживыми словами память тех, кто сейчас гнил там, на берегах далекой реки, оставленный на поживу зверью.

- И что же славный Фергус, - тем временем спросил кто-то из торговцев, не слышавший рассказанную прежде Ратхаром историю. - Должно быть, он уже вернулся в Фальхейн?

- Нет, сей доблестный воин остался там, на севере, с малым числом сподвижников, дабы ждать самого короля, который, говорят, уже выступил в поход, - уверенно молвил конопатый. - Я бы рад вместе с этим великим рыцарем и дальше биться с врагами, да только раны мои слишком тяжелы, чтобы на равных сражаться вместе с прочими товарищами.

- Говоришь, Фергус перешел Эглис, - мрачно произнес Ратхар, охваченный праведным гневом. - В кавалерийской атаке, значит, втоптали хваргов в землю? А теперь доблестный лорд, почти без воинов, в чужом краю ждет подхода королевского войска? Слушай же, как все было на самом деле, проходимец, - воскликнул юноша, так, что его наверняка слышал каждый, кто оказался в этот миг на постоялом дворе. - Мы встретили орду варваров не на правом, а на левом берегу Эглиса, и в пешем строю приняли на себя первый их удар. Воины сражались, как обезумевшие, и сам Фергус бился среди простых солдат, окруженный своими рыцарями и оруженосцами. И все до единого они пали там, не пропустив врага. Так что отныне короля с войском ждут лишь расклеванные воронами тела.

- Да ты просто мошенник! - вскричал конопатый. - Люди, слушайте. Этот сопляк говорит, будто погиб в схватке с какими-то грязными дикарями сам лорд Фергус, великий воин!

Люди, та самая разбойного вида компания, загудели, поддерживая своего приятеля, а те, кто прежде не обращал внимания на беседу, притихли, сосредоточив свое внимание на происходящем. Наиболее опытные из присутствовавших уже почуяли назревающую драку, предусмотрительно отодвигаясь подальше от спорщиков.

- Это ты мошенник, - выпятив челюсть, твердо произнес Ратхар, по спине которого в этот миг побежали мурашки. - Я сам бился там, и выжил один из всего войска, что повел на север доблестный Фергус. И я взял в том бою немало жизней хваргов, а ты, красующийся шрамами, слишком старыми, чтобы заработать их в этой недавней схватке, едва ли совладал бы в бою грудь на грудь с единственным впавшим в боевое бешенство северянином.

- Зато я совладаю с тобой, щенок, - прошипел конопатый, вскакивая из за стола и выхватывая длинный нож. - Не смей порочить мое имя, ничтожество!

- Это ты, шарлатан и обманщик, не смей порочить имя тех воинов, что приняли смерть ради того, чтобы ты сейчас мог сидеть здесь, в тепле и уюте, и глотать пиво! - зло бросил в ответ Ратхар, глядя прямо в глаза конопатому мошеннику, на скулах которого играли желваки.

Он стоял в двух шагах от Ратхара, лицом к лицу, уверенный в себе, к тому же подогретый изрядным количеством пива, а, возможно, и крепкой браги. Но выпитое, сказавшись на способности мыслить, нисколько не отразилось на ловкости рук, и длинный, тускло блестевший в неярком свете, заполнявшем трактир, нож так и порхал в руках конопатого, выдавая немалы опыт в обращении с таким оружием.

- Ну, великий воитель, победитель северных варваров, - криво ухмыльнулся одноглазый, демонстрируя прорехи в зубах. - Иди сюда, малыш! Говоришь, выжил один из целого войска, сопляк. Да ты, верно, бросился бежать, стоило только увидеть дым над лагерем варваров молокосос! Сейчас я спущу с тебя шкуру, мальчишка!

Несмотря на обидные слова, Ратхар не спешил кидаться в драку. Все же он не чувствовал себя действительно искушенным воином, хотя слова о трусости и дезертирстве больно резали по сердцу. Однако юноша сдерживался, пытаясь как можно больше понять о своем противнике. Ясно было, что этот человек весьма уверен в себе, и тому должны быть причины. Он ловко обращался с ножом, а Ратхар понимал, что в такой тесноте короткий, всего дюймов десять, клинок может быть опаснее любого меча.

- Что же ты молчишь, - распалял самого себя одноглазый, дергаясь из стороны в сторону, словно выбирая лучшую позицию для атаки. - Язык проглотил? Ты оскорбил меня, а за такие оскорбления я беру плату кровью, ничтожный червь!

Он еще говорил что-то обидное и непристойное, а рука вдруг метнулась вперед, словно существуя отдельно от тела. Но Ратхар вовсе не был неумехой, а потому ловко ушел от первого выпада, подавшись чуть назад. он тоже владел ножом, пару раз, еще в родном поселке, пустив его в ход, хотя в тех потасовках, как теперь понимал молодой воин, было немного чести. Да и потешный поединок с Кайденом накануне битвы тоже кое-чему научил юношу, и хотя Ратхар не мог двигаться, выпада из поля зрения противника, он все же припомнил некоторые ухватки скельда.

Конопатый полагал, что достанет своего противника, выразившего явную неуверенность и испуг, первым же ударом, но нож пронзил воздух, а спустя миг кулак Ратхара врезался его одноглазому сопернику под ребро.

- Тварь, - конопатый широко отмахнулся ножом, кончиком клинка все же царапнув юношу по груди, но Ратхар в этот миг не почувствовал боли. - Выпущу кишки, щенок!

Они кружили, обмениваясь ударами, и нож со свистом рассекал воздух. Дважды Ратхар чуть замешкался, заработав длинный порез на предплечье, и неглубокий укол в ключицу, не мешавший юноше продолжать бой.

Конопатый, в руках которого был нож, чувствовал себя несомненным победителем, но безоружный Ратхар и не думал отступать. Одноглазый был действительно опасен, обладая длинными руками и отменной реакцией. Клинок вспарывал воздух, очерчивая мерцающие полукружья, и конопатый, наступая на своего противника, торжествующе кричал, сопровождая каждый выпад очередным оскорблением:

- Сопляк! Ничтожный щенок! - клинок пошел на новый замах. Конопатый метил своему противнику под ребро, ударив так быстро, что за движением едва можно было уследить. - Я удушу тебя твоими же погаными кишками, молокосос! - Ратхар не только уследил, но и смог увернуться, Это привело его противника, разразившегося потоком еще более непристойных оскорблений, в неописуемую ярость.

Удары сыпались все чаще, но цели ни один из них не достиг. Юноша, ловко уходивший от атак конопатого, просто тянул время, не собираясь добровольно надеваться на нож своего противника. Наконец он улучил подходящий момент, и, после очередной атаки, не достигшей цели, перехватил руку одноглазого, вывернув ее так, что лжеветеран взвыл от боли, выронив оружие на грязный пол. Сбив его с ног, Ратхар отправил своего противника в полет в дальний угол трактира.

- Берегись, - раздался рядом испуганный крик, и юноша едва усел уклониться от кулака, чуть не снесшего ему лицо. - Осторожнее, парень! - вновь крикнул кто-то.

Один из приятелей конопатого, увидев поражение своего товарища, а, возможно, и вожака, атаковал юношу, обрушив на него град ударов. От нескольких Ратхар сумел уклониться, еще два отбил, вовремя подставив предплечье, но следующий пропустил, и кулак врезался ему в челюсть со страшной силой. В сознании Ратхара промелькнула мысль о том, что в ладони его противник наверняка зажал гирьку-свинчатку.

В глазах юноши потемнело, и он не успел ни уклониться, ни закрыться от очередного удара, вскользь нанесенного по лицу, так, чтобы причинить как можно большие страдания, и пришедшегося в нос. По подбородку потекла горячая кровь, и это, как ни странно, отрезвило Ратхара, легко отбившего новый удар.

Отскочив назад и едва не ударившись спиной об одну из колонн, поддерживавших потолок, юноша смог разглядеть своего нового противника. Невысокий, тот был весьма широк в плечах, хотя и заплыл жирком. Он был не молод, на макушке уже появилась обширная плешь, но в глазах, также затуманенных обильной выпивкой, горел боевой задор и несомненная жажда убийства.

- Я размозжу тебе голову, сопляк! - прорычал лысый, стремительно метнувшись вперед, чтобы окончательно расправиться с ошеломленным противником.

Возможно, этот мужик умел драться, но он не рассчитал своих сил. Увернувшись от кулака, действительно способного если не раздробить череп, то уж точно вбить в него нос, сломав тонкие косточки переносицы, Ратхар без затей ударил своего противника ногой в пах. Вовремя кулачных боев, так любимых в селении, где родился юноша, подобные удары были просто недопустимы, и сели кто-то забывался, его могли побить всем поселком. Но дружинники лорда Фергуса, наставлявшие неумелых ополченцев пред походом, помимо прочего обучили их и кулачному бою, не тому ритуалу, к которому привыкли вчерашние крестьяне, а настоящей схватке, когда у воина не остается никакого оружия, кроме собственного тела, но зато кругом полно жаждущих его смерти врагов.

Сейчас Ратхар вспомнил некоторые уроки Аскольда, сурового десятника из дружины своего господина, и действовал так, точно был в гуще сражения. А потому, заставив противника от боли согнуться, выронив увесистую гирьку, взглянув на которую, не всякий бы подумал, что этот кусок металла может быть опасным оружием, юноша не остановился на достигнутом.

Лысый, кое-как справившись с болью, попытался атаковать вновь, но получил прямой удар в живот, а затем Ратхар без затей ткнул своего противника большим пальцем в левый глаз. Что-то влажно хрустнуло, и таверну огласил истошный вопль. Наука гардского витязя, учившего неловких ополченцев самым мерзким, "грязным", но и самым опасным приемам, заставляя попадать пальцем в подкинутую вверх монету, не прошла даром. Ратхар твердо усвоил, что в драке - именно в драке, а не в молодецкой потехе - для победы хороши все средства, и решительные боец может за считанные мгновения свалить более сильного и крупного соперника, успокоенного этой самой силой, уверенного в себе, в своей победе, и оттого еще более уязвимого.

- Будете со своим приятелем, как близнецы, - прохрипел юноша, только сейчас понявший, насколько тяжело далась ему эта короткая схватка. - Грязные выродки!

- Пустить кровь, - вдруг раздались нестройные крики. - Смерть ему! Прикончить сопляка!

Приятели лысого и конопатого, четыре крепких парня, разом вскочили из-за стола, смахнув на пол горсть мелких монет, и ринулись к Ратхару, выхватывая из ножен кинжалы и разматывая кистени на тонких цепочках. Караванщики, для которых явившийся с севера юноша успел стать хоть немного своим, тоже не мешкали, став стеной на пути мошенников и жуликов, жаждавших мести за своих искалеченных и опозоренных товарищей.

Спутники Эмера оставили все свое оружие, кроме поясных ножей, в возах, поскольку не дело бродить по трактиру с топорами и луками. Но и ножей им было вполне достаточно. Все это были крепкие мужики, быть может, не особо искусные в бою, но и их противники тоже не казались рыцарями, бравшими в руки меч едва ли не раньше, чем начинали ходить.

Они стояли так несколько мгновений, пятеро против четырех, сжимая рукоятки тяжелых ножей, равно способных рассекать и хлеб, и человеческую плоть. Откуда-то появился сам трактирщик, за спиной которого переминался с ноги на ногу вышибала, явно не зная, что делать. Повисло напряжение, которое в любой миг могло прерваться жестокой схваткой. Несколько постояльцев, прижимаясь к стенам, тихонько двинулись к выходу или к лестнице, ведущей наверх, туда, где располагались комнаты для гостей.

- Всем стоять, - вдруг раздался властный крик. - Ни шагу больше!

Что-то тренькнуло, и длинная стрела, прочеркнув зал, впилась в стену точно между двумя партиями готовых к схватке постояльцев.

Ратхар, зажимая болевшую от удара скулу, обернулся, увидев ворвавшегося в трактир с топором наперевес Эмера, за спиной которого стоял один из возниц, держав в руках лук с наложенной на него стрелой.

Воцарилась полнейшая тишина, нарушаемая только причитаниями и приглушенными стонами бандита, которого Ратхар миг назад лишил глаза, да грохотом мебели в дальнем углу, где пытался встать на ноги конопатый. Их приятели, увидев лучника, оцепенели. Конечно, в стесненных условиях лук не был грозным оружием, но уж одну стрелу караванщик, наверняка умевший обращаться с ним, все же успеет пустить, а это значит, кто-то из лихой четверки умрет или получит очень тяжелую рану. Конечно, уцелевшие потом, возможно, отомстят, но только никто не желал стать причиной этой мести, предпочитая все же сохранить собственную жизнь.

С грохотом распахнулась входная дверь, и на пороге, сверкая кольчужными бармицами, возникли четыре городских стражника, облаченные в зелено-желтые туники, скрывавшие легкие доспехи. Выхватив корды, блюстители порядка, тем более бдительные в ночную пору, решительно двинулись вперед, и желание драться сразу покинуло всех остальных. Как бы то ни было, эти четверо, помимо умения неплохо обращаться с оружием, обладали еще и огромной властью, а значит, могли убивать без колебаний, не опасаясь потом чьего либо гнева. Это понимали и торговцы-северяне, и здешняя подозрительная публика.

- Всем опустить оружие, - властно приказал один из стражников. - Живо, не то окажетесь в темнице лорда, все вместе!

Никто даже не пытался спорить, и ножи мгновенно оказались в ножнах, а стрела - в колчане. Появление воинов остудило горячие головы, словно ушат ледяной воды.

- Кто это сделал? - процедил сквозь зубы командир патруля, указав на лысого разбойника, зажавшего руками лицо. Сквозь пальцы его сочилась кровь. - Это серьезное преступление, и виновный будет жестоко наказан, - бросил воин.

- Вот он, господин, - один из приятелей лысого поспешно указал на Ратхара, еще не отошедшего от горячки боя, и потому смотревшего на всех, в том числе и на стражников, точно готовый к броску волк. - Он затеял ссору, и жестоко покалечил нашего приятеля. Мы сидели, пили пиво, никого не трогали, а тут является эта деревенщина и устраивает настоящий погром. Всыпьте ему плетей, господин!

Стражник смерил не внушавшего доверия свидетеля полным презрения взглядом, пристально посмотрев затем на Ратхара.

- Зачем ты покалечил доброго горожанина, чужак?

- Все было не совсем так, - вдруг встрял в разговор один из караванщиков, заработав недовольные взгляды как стражников, так и бандитов. - Один из этих мошенников лгал, будто получил увечья, сражаясь против варваров под началом лорда Фергуса. Наш спутник сам бился под знаменами этого доблестного рыцаря, и уличи мошенника, но тот схватился за нож и полез в драку. К нему присоединился и второй, которого наш товарищ лишил глаза. Он лишь защищался, не думая ни с кем ссориться.

Стражник задумчиво взглянул на Ратхара, видимо, решая, стоит ли верить всему сказанному. А юноша неподвижно стоял у колонны, неосознанно выбрав позицию для боя, чтобы спина была хоть немного защищена.

- И каково же здоровье лорда Фергуса, юнец? - спросил стражник.

- Он мертв, - коротко ответил юноша. - Меньше надо слушать всяких проходимцев! А это, - Ратхар демонстративно, чтобы видел каждый, поднял с пола нож, которым прежде его пытался ударить конопатый "ветеран", - это я забираю себе, как трофей. И жалею, что не могу повесить себе на шею, точно медальон, второй глаз подлеца, который горазд нападать со спины.

- Оскорбив меня, ты совершил еще одно преступление, - усмехнулся воин. - Но я знаю об участи, что постигла этого доблестного воина. Вести с берегов Эглиса дошли и до этих мест, потому я верю тебе. Лорд Фергус, действительно, мертв, и это не тайна для нас. Я не стану спрашивать, почему ты жив, когда прочие воины погибли, но не стану и наказывать тебя за то, что оговорил шарлатана. Но лучше тебе, юнец, убраться из города поскорее, а то еще ввяжешься в какую-нибудь драку, и можешь не отделаться так легко, как сейчас.

- Благодарю, господин, - кивнул Ратхар. - Я уеду из города завтра же.

Стражники ушли, прихватив с собою и разбойников, которые, конечно, не были никакими разбойниками, а просто мелкими мошенниками и воришками, не чуравшимися, правда, обагрять свои руки кровью простаков.

- Да, крут ты, парень, - уважительно хмыкнул Эмер, уже готовый к тому, что придется вновь развязывать кошель, дабы успокоить стражников. Конечно, он не обязан был вступаться за Ратхара, но юноша был прав, и негоже, если бы он пострадал лишь из-за того, что пытался приструнить нескольких проходимцев. - В драке под руку тебе лучше не попадаться, приятель!

- Меня учили не драться, а убивать, - бесстрастно произнес в ответ юноша, все еще слышавший крик своего противника в тот миг, когда вонзил ему в глазницу палец. Воспоминания были далеко не самими приятными. - Учили воины, закаленные в настоящих сражениях, и это несправедливо, что они уже мертвы, а я уцелел. Я успел опробовать это умение в настоящем бою, Эмер. Видят боги, я не желал никого калечить.

- Все правильно, - ободряюще похлопал по плечу своего юного спутника старшина караванщиков. - Это подло, бить в спину, и если уж бьешь, будь готов поплатиться за такую низость. Поединок - это одно, там есть место правилам, а в драке каждый стремится одолеть противника, используя все средства.

После потасовки и разговора со стражей веселье как-то самой собой угасло, и торговцы, посидев еще немного в опустевшем трактире, ушли спать. Все они разместились в двух тесных комнатках, поскольку на большее монет у Эмера не хватило, да никто и не требовал особенных удобств. Спали едва ли не вповалку, постелив себе прямо на полу, поскольку настоящие кровати достались вовсе не каждому.

Ратхар долго не мог заснуть, сперва переживая события минувшего вечера. Он сам не ждал от себя такой жестокости в схватке, поскольку прежде едва ли дрался всерьез, разве что с парнями из соседнего села. Постепенно мысли юноши вернулись к оставленному дому и Хельме, которая, Ратхар верил в это всей душой, ждала его, ждала героя, вернувшегося из похода. А он, кажется, слишком задержался в пути. Так, вспоминая свою возлюбленную, впервые поцеловавшую юношу, в тот день, когда лорд Магнус объявил имена воинов, которым суждено было разделить с ним опасности похода на север, юноша и уснул, счастливо улыбаясь. А утром его разбудил людской гомон и падавшие на лицо солнечные лучи.

Они стояли возле городских ворот, сквозь которые, сопровождаемые пристальными взглядами полудюжины стражников, потоком вливались в город крестьяне их окрестных поселков. Несколько мгновений Ратхар и вышедший проводить его Эмер молчали, глядя друг на друга.

- Ну вот, и с тобой пришла пора расставаться, - наконец вымолвил караванщик. - Ступай, парень, домой. Думаю, тебя там заждались. Все уже знают, что Фергус и его воины погибли, и, наверное, кое-кто уже похоронил тебя. Так что возвращайся скорее, обрадуй своих родителей и друзей. Ну, бывай, - Эмер хлопнул Ратхара по плечу. - Удачи тебе, парень.

- Прощай, Эмер, - произнес в ответ юноша. - Спасибо тебе за все. Удачной торговли и легкой дороги.

Юноша развернулся и пошел прочь из города. Стражники не обратили никакого внимания на одинокого путника, покидавшего Лаген. А юноша лишь скользнул по ним безразличным взглядом, и, отступив в сторону, чтобы пропустить тяжело груженую телегу, запряженную заморенной гнедой кобылой, вышел за ворота, двинувшись прочь от городских стен, на запад, туда, куда уводил тракт, в это утро на диво оживленный.

Ратхар шагал легко, поскольку не имел вовсе никакой поклажи. На поясе его висел нож, единственное оружие, поскольку свой клевец, взятый с тела убитого хварга, юноша оставил на севере, в селении, где гостил целый день. Кроме того, в тощем кошельке звенело несколько медных монет, прощальный дар Эмера. Этих денег должно было хватить на хлеб и воду, когда Ратхар доберется до очередного трактира, а большего спешившему домой юноше было и не нужно.

Дорога, извивавшаяся меж холмов, упиралась в закат. Леса становились все менее густыми, а поселков, небольших деревушек и совсем уж крохотных хуторов по пути попадалось все больше. В отличие от сурового порубежбя, жители этих мест не возводили частоколы и не насыпали рвы вокруг своих поселений, разве что самый маленькие хутора, стоявшие на отшибе, по давней привычке еще были как-то укреплены.

Чем дальше тракт уводил на запад, тем оживленнее становился он. Навстречу мерившему широкими шагами дорожную пыль юноше все чаще попадались путники, пешие, конные, сидевшие на козлах телег. Порой Ратхара обгоняли настегивавшие породистых скакунов всадники, рыцари или гонцы, перевозившие срочные депеши. Места вокруг становились все более узнаваемыми, и вот, наконец, поднявшись на вершину холма, юноша увидел внизу, посреди засеянных пшеницей и рожью полей, родное селение, которое он покинул почти месяц назад, став под знамена своего лорда. Их уходило три десятка, а вернулся только он один, не самый храбрый и далеко не самый умелый из всех.

- Я дома, - улыбнувшись сам себе, произнес Ратхар, стоявший на вершине холма и смотревший вниз, на распростертые у его ног поля и усадьбы. Юноша вдруг почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза. Он и представить не мог, насколько соскучился по родному дому. - Я вернулся!

Свелькхир ничуть не изменился за минувшее время, все так же оставшись беспорядочным скоплением домов, среди которых сновали люди. Жизнь крестьянина тяжела, ибо земля всегда требует заботы, и соседи Ратхара не переставали трудиться даже зимой. Юноша без труда различил родной дом, стоявший почти в центре поселка, и выглядевший побогаче многих соседских лачуг. Впрочем, ни ода изба не смогла бы сравниться с жилищем настоящего хозяина этих мест.

Замок лорда Магнуса тоже был виден с этого холма, серая громадина, венчавшая далекую горушку. А также был виден и приткнувшийся на опушке леса хутор, покосившаяся изба, да несколько амбаров и кривобоких сараев. Туда юноша часто бегал прежде, и туда же свернул он сейчас, поборов желание скорее увидеть отца и мать. Ратхар хотел сперва обрадовать свою любимую, ту, что обещала ждать его. Сердце молодого воина бешено колотилось в предвкушении встречи, о которой он мечтал все эти дни.