Глава 4 Нежданные встречи

Шторм, сильнейшая буря, принесенная с севера, бушевал над океаном долгих два дня, заставив мореходов искать укрытия, пеша к потаенным бухтам на побережье, или пряча свои корабли в лабиринте островов, длинной грядой протянувшихся вдоль материка с севера на юг. Кому-то повезло, и они сумели переждать ярость стихии, но были и те, кто стал невольной жертвой суровым и порой весьма жестоким богам океана, не имевшим имен, кои давно были забыты, но столь часто проявлявшим свой крутой нрав.

Порывы ветра опрокидывали суденышки, капитаны которых не успели вовремя отдать приказ убрать паруса. Волны, огромные водяные валы высотой с крепостную стену, захлестывали корабли, сметая с их палуб людей, навсегда исчезавших в сумраке морской бездны. Порой отчаянным морякам уже казалось, что спасительный берег близок, и в последний миг их выносило на скалы, в щепу разбивая днища казавшихся крепкими кораблей.

Сколько их было, тех несчастных, что покинули родные дома, движимые кто нуждой, кто чувством долга, который превыше страха за собственную жизнь, а кто и жаждой наживы, тех, кто навсегда исчез в тяжело ворочавшихся волнах? Никто, ни один мудрец, наверное, не смог бы дать ответ. Но, собрав свою дань, океан, наконец, вновь успокоился, и те, кто уцелел, сумев спастись от ветров и волн, смогли продолжить свой путь.

Острогрудая ладья, над которой трепетал, хлопая на ветру, треугольный парус, украшенный умело исполненным изображением одного из легендарных монстров глубин, морского змея, свернувшегося кольцом, легко взбиралась на волны, вспарывая носом воду. За кормой ее оставался пенный след, исчезавший почти мгновенно. На палубе предавались безделью немногочисленные моряки, все еще не верившие, что им удалось пережить ураган, столь сильный, что даже убеленные сединами старцы не могли вспомнить, было ли нечто подобное прежде.

- Правду говорят, в прежние времена, перед тем, как выйти в плавание, капитаны приносили жертву морским демонам, сбрасывая в волны с самого высокого утеса, какой только могли найти, прекрасных дев, юных и чистых душой, - произнес стоявший на носу ладьи человек, высокий, стройный, точно ясень, светловолосый, взиравший на водную гладь пронзительным взором синих, словно чистейшая бирюза, глаз.

Стоявший рядом с ним моряк, невысокий, кряжистый, столь крепко державшийся на ходившей ходуном палубе, точно врос в прочные доски не меньше, чем по колено, лишь невразумительно что-то буркнул, е то в знак одобрения былых обычаев, не то, напротив, осуждая кровожадность собственных предков.

- В те далекие времена, задобрив богов океана, мореходы без опаски отправлялись в путь, проводя вдали от твердой земли долгие месяцы, - задумчиво молвил меж тем человек с глазами цвета бирюзы. - С ними была милость богов, получивших свою жертву.

- Где же найти столько юных дев, чтобы всякий раз задабривать тех, кто таится в глубинах? - хмыкнул кряжистый моряк, не сводя глаз с горизонта. - Нет, Хреки, лучше полагаться на свои силы, на умение, что дается нам ценой пота и крови, на чутье океана. А деве место на ложе, но никак не в бездне.

- Бойся говорить такое здесь, - без тени иронии произнес названный Хреки человек, что был капитаном этого корабля, предводителем трех десятков отчаянных парней, не боявшихся ни людей, ни демонов. - Если услышат те, кто дремлет на дне морском, просыпаясь раз в сотню лет, не видать нам больше родных берегов, Фрейр. Почти смирившись с забвением, они не позволят столь явно презирать себя.

Ладья, носившая имя "Жемчужный Змей", ведомая твердой рукой своего капитана, держала курс на юго-запад, к побережью, с каждым часом становившееся ближе на несколько лиг, но по-прежнему очень далекое. Шторм, налетевший столь внезапно, что даже бывалые моряки, могущие предсказывать перемены погоды за день, лишь видя изменение цвета волн или формы облаков, скользящих по небосводу, не успели ничего учуять. Удар стихии едва не прервал поход, когда "Жемчужного Змея", вопреки усилиям команды, вынесло на скалы.

Мастерство капитана Хреки, известного в этих водах, как самый опытный шкипер, но также и прослывшего одним из самых жестоких пиратов, не щадившим никого, и не боявшимся ввязаться в бой даже с втрое превосходившим по числу воинов противником, спасло отважных моряков. Ладья укрылась в узком проливе меж двух безымянных островов, там переждав непогоду, и, как только своенравный океан, должно быть, насытившийся человечьей кровью, немного утих, пираты, жаждавшие добычи, но еще больше желавшие окунуться в кипящий яростью котел отчаянной схватки, вновь вышли в море.

Земля, что дала жизнь этим отважным и жестоким воинам, подлинным хозяевам океана, была готова забрать ее в миг рождения. Клочки каменистой земли, острова, расположенные почти в самом центре протянувшегося вдоль материка архипелага, не могли кормить тех, кто выбрал их для своего дома. Даже ячмень, из которого островитяне варили столь любимое пиво, приходилось большей частью привозить через море. Но, боги, не дав своим детям богатства при рождении, наделили их яростью и доблестью, вложив в души этих людей неутолимую жажду крови, жажду сражений. И десятки стремительных и легких лодий, точно таких же, как "Жемчужный Змей", вновь и вновь уходили в океан, и горе было мореходу, что встречал их на своем пути. Рыдали в далеких портах, стоявших на побережье, безутешные вдовы, плакали осиротевшие дети. А на островах, омываемых тяжелыми волнами, лилось рекой янтарное вино, и женщины примеряли привезенные украшения из золота и одежды из роскошных тканей, из похода своими супругами и женихами.

И вот ныне "Жемчужный Змей", словно хищник, вышедший на охоту, рыскал по волнам, стремясь к добыче, о которой ведомо было лишь его бесстрашному капитану. Шторм лишь отсрочил гибель тех, кому суждено было ныне повстречаться с пиратами, но ненадолго. Но пока горизонт был пуст. Плавание шло своим чередом, пока один из матросов, неизменно осматривавших окрестности с вершины единственной мачты, не заметил вдали нечто, привлекшее его внимание.

- По левому борту лодка, - пронесшийся над палубой звонкий крик заставил встрепенуться расслабившихся, накапливая силы после жестокой схватки со стихией, единственного боя, в котором шансы команды "Жемчужного змея" и его противника были равны, моряки. - Пятьсот саженей!

- Будь я проклят, - капитан Хреки, прищурившись, напрягая глаза, вовсе не столь зоркие, как в юности, впился взглядом в утлое суденышко, которым играли тяжелые волны. - Какой безумец решился выйти в море в такую пору на этой ничтожной посудине?

- Может, его унесло от берега? - пожал плечами Фрейр, полностью согласный с данным своим капитаном в адрес того, кто мог оказаться на лодке, определением. - Шквал налетел так внезапно, что не мудрено, если он застал кого-нибудь неподалеку от берега, и унес в океан. А может, ее просто соврало с якоря.

- Что ж, думаю, сейчас мы это узнаем, - усмехнулся Хреки, и обернувшись назад, приказал моряку, стоявшему у тяжелого рулевого весла: - Лево на борт, Гарди! Взглянем, кого послали нам боги морей!

"Жемчужный Змей" не был самым крупным судном в этих водах, как не был он и самым быстрым кораблем, хотя скорость его при попутном ветре оказалась достаточной, чтобы легко настигать тяжеловесные купеческие посудины с юга. Ладья, которой уже долгих шесть лет командовал Хреки, отличалась отменной маневренностью, вот и сейчас, чтобы изменить курс, опытный кормчий, а иных на палубе "Змея" и не могло быть, лишь едва заметно шевельнул веслом. Ладья прошла точно справа от лодочки, вблизи казавшейся еще более хрупкой и ненадежной, так, что коснулась ее бортом, едва не опрокинув эту утлую посудину.

- Давай, - кивнул Хреки двум своим людям, застывшими у борта "Жемчужного Змея" с длинными баграми в руках. - Посмотрим, что это за невидаль!

Лодка, не слишком большая, как раз, чтобы вместить трех человек, была точно такой, на каких рыбачили вблизи своих берегов все островитяне, не важно, какого они были племени. А при спокойном море иные храбрецы даже путешествовали на таких посудинах, снабженных мачтой с единственным парусом, меж островов, порой преодолевая весьма приличное расстояние. Сейчас мачта была снята, хотя, возможно, она просто переломилась, не выдержав очередной порыв ветра.

- Да здесь кто-то есть! - удивленно воскликнул один из мореходов, перегнувшись через борт. - Капитан Хреки, тут человек, на дне лежит!

- Он жив? - предводитель пиратов удивился не меньше, чем его матросы. Кругом не было обитаемой суши, и этот человек, кем бы они ни был, должен был выйти в море дня два назад, или еще раньше, чтобы шторм смог принести его в эти воды. - Поднимите его на палубу, живее! - приказал капитан.

Несчастного, кажется, даже не дышавшего, аккуратно втащили на палубу, опустив прямо на отполированные босыми ногами корабелов доски. Большая часть команды "Жемчужного Змея" сбежалась, чтобы посмотреть на спасенного, обступив его со всех сторон.

- Какой храбрец мог выти в море на этом несчастном корыте? - недоуменно вымолвил Хреки. - Он, должно быть, отчаянно смел, или просто безумен!

- А разве смелость и безумие, не есть одно и то же, - хохотнул Фрейр. - Забери меня демоны глубин, если этот парень родом не со Скельде! - вдруг воскликнул громила, указывая рукой на татуировку, что украшал левую щеку спасенного путешественника.

- Ты прав, - согласно кивнул капитан, разглядывая того, с кем свела их судьба в этих пустынных водах. Смуглый, темноволосый, он был уже не молод, но пребывал в самом рассвете сил. Жилистый, легкий, наверняка очень ловкий и смертоносно быстрый в бою. - Это и впрямь скельд. И он, кажется, еще жив.

С обитателями Скелде предки отчаянных парней с "Жемчужно Змея", в незапамятные времена пришедшие сюда из неведомых краев, бились долго и яростно. Отважные моряки и храбрые воины, едва высадившись на этих островах, далекие пращуры решили покорить их все, подчинив себе, а если надо, то и истребив до последнего человека тех, кто населял этот скудный край прежде. И они начали поход, переходя от одного клочка суши к другому, и если их встречали сталью, то разили всех без жалости, освобождая место, чтобы воздвигнуть свои селения. Они пришли, чтобы остаться, и не терпели возле себя слишком сильных соседей, огнем и мечом изничтожая всякого, кто осмеливался сопротивляться.

Частью эта затея удалась, но в очередной раз напав на племя, обитавшее далеко на севере, пираты потерпели поражение, столкнувшись с умелыми и невероятно отважными воинами. Острова, также заселенные пришельцами из далеких краев, просто явившимися сюда чуть раньше, приглянулись морским кочевниками, ибо были достаточно велики, чтобы прокормить несколько сотен жителей. А еще они давал Солнечный Камень, янтарь, высоко ценившийся и на островах, и на материке. Племя мореходов было не чуждо торговли, не все инее всегда добывая себе с боя, а потому вожди решили, что стоит отнять столь щедрую в сравнении со всем, что находилось рядом, землю у тех, кто уже начал считать себя ее хозяевами.

Эта война была жестокой и бессмысленной, ибо в ней не могло быть победителями. Ярость столкнулась с яростью, жажда схватки - с отчаянием тех, кому было нечего терять. Кровь лилась долго, не год и не два, покуда, наконец, противники, не сговариваясь, не прекратили эту бессмысленную войну, проникшись друг к другу неподдельным уважением. И те, и другие превыше всего ценили храбрость и воинское искусство, а потому стали если и не друзьями, то добрыми соседями, забыв с годами о том, сколь яростно истребляли друг друга прежде.

- Он жив, но в беспамятстве, - сообщил один из моряков своему капитану, приложив ухо к груди скельда, невесть как оказавшегося здесь, вдали не только от своих островов, но и от любой суши вовсе.

- Приведите его в чувства, - распорядился Хреки. - Думаю, он просто лишился сил, пытаясь противостоять стихии. И как только этот парень набрался смелости выйти в море на таком суденышке? Отсюда до скельде дней пять пути, если идти на хорошем корабле хотя бы при боковом ветре.

Скельды, великолепные воины, лучшие из всех, кого видела эта земля, словно в насмешку оказались отравительными моряками. Они не строили большие корабли, почти никогда не удаляясь от своих островов больше, нежели на полсотни лиг. В прочем, опытные мореплаватели сами часто были гостями на Скельде, привозя туда любые товары, о каких можно было мечтать, и загружая трюмы янтарем доверху перед тем, как пуститься в обратный путь.

Хреки знал, что далеко не всякого привечают эти островитяне, жившие многие века, точно отшельники. Они зорко стерегли свою землю, но никогда не посягали на чужое, хотя, будучи способны выставить не менее двухсот воинов, каждый из которых стоил полудюжины любых других бойцов, скельды вполне могли покорить несколько соседних островов, населенных малочисленными и слабыми племенами. Но нет, они влачили свое существование давно, не меняя ничего, и почти никогда не покидая Скельде.

- Будь я проклят, нет ни воды, ни пищи, - кто-то из моряков, не дожидаясь приказа своего капитана, уже обследовал лодку, притянутую к борту "Жемчужного Змея". - Мачта сломана. Похоже, этот смельчак попал в самое сердце шторма, и чудом уцелел там.

- Верно, шторм и принес его в эти края, - пробасил Фрейр. - Но без паруса, без весел, сколько же дней этот безумец провел в океане? - удивленно покачал головой гигант. - Чудо, что мы подобрали его сейчас.

Тем временем усилия сведущего в лекарском деле матроса увенчались успехом, и, после того, как он сунул скельду под нос флакон с какой-то отвратительно вонявшей жидкостью, горе-путешественник очнулся. Закашлявшись и судорожно вздохнув, он открыл глаза, мутным взглядом уставившись на капитана Хреки.

- Приветствую тебя на борту "Жемчужного Змея", - произнес капитан на языке, известном всем жителям островной гряды. - Меня зовут Хреки, и все эти люди признают меня своим капитаном. - Мореход указал на почтительно стоявших поодаль матросов, рослых молодцев с соломенными волосами и серыми глазами, тускло блестевшими, точно клинки из хорошей стали.

Сам Хреки не испытывал к скельдам особо теплых чувств, все же сильна была память предков о том, как беспощадно истребляли друг друга два народа-скитальца, не поделившие несколько ничтожных клочков суши, выраставшей из океанских волн. Но он не мог сказать, что ненавидит их, поскольку причин для столь сильного чувства просто не было.

- Хреки? Я слышал о тебе, - хрипло вымолвил после недолгой паузы скельд, сделав попытку встать на ноги. - Самый умелый капитан, и самый беспощадный пират во всем восточном океане.

- Да, иные считают меня таковым, - кивнул Хреки.

Морехода ничуть не оскорбило сказанное спасенным островитянином, скорее, напротив, заставило испытать гордость, хоть на мгновение. Если уж эти отшельники знают о нем, то мягкотелые жители побережья должны трепетать при одном упоминании имени грозного капитана.

- Итак, назови же теперь свое имя, - спросил Хреки. - И поведай нам во имя демонов глубин, что же заставило тебя пуститься в плавание на столь неподобающем корабле?

Капитан имел право знать все, он мог задавать вопросы, и требовать ответа на них, ибо здесь, на палубе свей ладьи, не было никого превыше Хреки, ни человека, ни бога. Спорить с ним могла только вся команда, но никто из них и слова не скажет в защиту чужака, вздумай капитан даже бросить его за борт. Разумеется, Херки и не думал так поступать.

- Это наши дела, дела моего рода, - ответил скельд, так и не назвав своего имени. - Я должен был попасть на побережье, и не мог ждать, когда к нам придет какой-нибудь купец. Следовало спешить, и я пустился в плавание, взяв с собой небольшой запас воды и пищи. Но внезапно налетел шторм, едва не опрокинувший мою лодку. Мачта оказалась сломана, я не знал, куда плыть. Мне пришлось провести в океане, не видя земли, пять дней. Вода кончилась, и я должен был уже умереть от жажды. Это просто дар небес, что ты подобрал меня, капитан.

- Смело, но глупо, - покачал головой Хреки. - Не знаю, что за нужда погнала тебя в путь, но даже такие сухопутные крысы, как скельды, должны понимать, что не на этом куске дерева пересекать океан. - Капитан указал на лодку, которую его матросы уже деловито брали на буксир, не желая бросать на произвол судьбы даже столь неказистое суденышко.

- Порой долг оказывается превыше жажды жить, - сухо ответил спасенный скельд. - Гибель в пути лучше, нежели бездействие, сколько не утешай себя мыслью о том, что не в твоих силах что-либо сделать.

- Что ж, быть может, ты и прав, - пожал плечами предводитель морских бродяг.

- Скажи мне, Хреки, куда ты держишь путь? - вдруг спросил скельд. - Ты спас меня, хотя мог оставить на волю морских богов, и я желаю отблагодарить тебя, но ничего не могу дать. Но если ты доставишь меня на материк, неважно, куда, в порт ли, или же в самую глухую бухту, то ты сослужишь огромную службу всему моему народу. Придя на Скельде, ты сможешь взять столько янтаря, сколь пожелаешь, и никто не станет препятствовать тебе. Прошу, помоги. Ты знаешь, наша земля богата, и если ты согласишься сейчас, то немалая часть этого богатства отныне станет принадлежать тебе безраздельно.

- За все, чего ни пожелаю, я плачу только сталью, - ощерился Хреки. - Зачем мне заключать с тобой сделку?

- Ты пират, но ты и торговец, - произнес в ответ скельд. - Я знаю, ты частый гость во многих портах, и там не только грабишь, но и торгуешь. Подумай, - взглянув в глаза Хреки, вдруг молвил спасенный путешественник, понизив голос. - Неужели боги морей свели нас вместе здесь, в отрытом океане, просто так? Я не могу рассказать всего, но прошу тебя о помощи, капитан Хреки. А потом, если мне доведется вернуться на Скельде, проси любую службу. А если нет, - спокойно добавлю скельд, - то любой из моих братьев сочтет за честь вернуть тебе этот долг.

Первой мыслью было, конечно, потребовать, чтобы скельд присоединился к пиратам в их походах. Хреки понимал, что один этот боец даже сейчас, безоружный, измотанный переходом через океан, борьбой со стихией, стоит двух, а то и трех его лучших бойцов. Один человек может быть не менее опасным, чем добрая треть команды, и иметь на палубе "Жемчужного Змея" такого воина дорогого стоило. Пусть даже это будет позже, когда скельд исполнит свой долг, не важно в чем и перед кем. Хреки знал, что эти люди держат слово.

- Хорошо, мы пойдем на закат, и доставим тебя на берег, - решил капитан. - Там тоже можно наткнуться на посудину какого-нибудь купца, и почистить его трюмы. Быть может, ты прав, все это не случайно, и боги воздадут мне за доброе дело.

Что заставило отважного и беспощадного морехода дать такой ответ, не смог бы догадаться никто. Иные, конечно, поверили бы, что взыграла алчность, ведь янтарь, которым были столь богаты острова Скельде, ценился высоко, и его охотно купят на побережье. Но Хреки не лгал, сказав, что все привык добывать в бою. Он рыскал по океану вовсе не в поисках богатой добычи, но движимый желанием вновь и вновь окунаться в багровую бездну яростной схватки. Никогда капитан не опускался до того, чтобы разорят убогие рыбацкие поселки, ибо знал, что там никто не сможет дать ему отпор, потешив перед смертью доброй битвой.

Нет, не алчность двигала в этот миг вожаком морских разбойников, но иное. Он вздрогнул, прочитав в глазах спасенного скельда боль, отрешенность и безысходность. Этому человеку была безразлична собственная жизнь, да иначе он не решился бы пускаться в плавание на кривобокой лодчонке. Он уже был мертв, лишенная души, более не способная чувствовать человеческая оболочка. И только долг двигал им, заставляя еще к чему-то стремиться.

Этот человек, столь удачно встреченный Хреки, привык быть сильным ровно настолько, насколько это было нужно ему прежде, теперь же он лишь покорно ждал, не надеясь уже, что удача повернется к нему лицом. Какая бы цель не заставила его отправиться в путь, ради нее скельд был готов на все, и его решимость заставила сердце Хреки, давным-давно огрубевшее, сжаться, ибо он знал, на что способны люди, пребывающие в таком состоянии души. И если каким-то силам угодно было, чтобы на пути умирающего скельда оказался он, капитан Хреки, то, быть может, они захотят, чтобы мореход исполнил волю того, благо, это вовсе не казалось тяжким трудом.

- Но как ты продолжишь путь дальше? - спросил затем капитан. - Ты слаб, не можешь твердо стоять на ногах. Это похоже на безумие, и мне даже неловко требовать плату с умалишенного.

- Мы будем в пути не меньше двух дней, - уверенно произнес скельд. - Мне хватит этого времени.

Островитянин оказался прав. На следующий день мореплаватель, едва не исчезнувший в морской пучине, уже вовсю метался по палубе, сражаясь с одному ему известным противником. Матросы, заворожено наблюдавшие за тем, о чем столь много слышали, но чего почти никто из них не видел наяву, не могли уследить за островитянином взглядом, лишь раздосадовано бранясь.

Еще через день на горизонте показалась затянутая дымкой полоска земли. "Жемчужный Змей" добрался до материка. А там, на суше, творились разные дела.


Хрустнула под подошвой вышитого сапожка сухая ветка, должно быть, сорванная с дерева недавней бурей. Девушка низко склонилась над землей, увидев в сплетении буйно разросшихся трав россыпь земляники. Откинув упавшую на глаза непокрную золотую прядь, она потянулась к налитым соком кроваво-красным ягодам. Берестяное лукошко, висевшее на сгибе локтя, было почти полным, но все равно находка отправилась туда.

Выбравшись из кустов, девушка, совсем юная, ей не было еще и семнадцати лет, взглянула на небо, сегодня абсолютно безоблачное, и направилась на восток. Близился вечер, и ей пора было возвращаться домой. Всюду, куда бы ни падал взгляд, высились могучие дубы, листва которых шелестела на ветру, да стеной стоял густой кустарник, ветви которого переплелись так сильно, что без топора сквозь заросли нечего было и думать пробраться. Ничто не напоминало о близком человеческом жилье, казалось, лес этот, угрюмый, словно скрывающий угрозу в своем сумраке, тянется на сотни, на тысячи лиг.

Девушка, которую при рождении нарекли Хельмой, не боялась леса, с детства гуляя в одиночестве по сумрачным чащобам, которые, при должной фантазии, легко было принять за таинственные эльфийские леса. Фантазии у Хельмы хватало, хватало и храбрости заходить в самые заросли, в надежде увидеть если и не эльфа, о которых рассказывали немало чудных историй, то хоть бы единорога. Кое-кто из стариков утверждал, что эти волшебные создания доживали свой век как раз возле Ольховки, затерянной в лесах деревушки, что и была родиной Хельмы. Будто бы изредка единороги показывались на глаза людям, и того, кому довелось узреть это невиданное существо, ждала удача, а юных дев - любовь до гроба. Единорога Хельма, однако же, так и не встретила, но однажды во время такой прогулки повстречала молодого парня из своей же деревни. Юноша по имени Ратхар, ныне отправившийся в поход с лордом, пришелся по нраву не только Хельме, но и ее отцу, человеку суровому и непреклонному, и вскоре жрец должен был обвенчать их.

Пробираясь по лесу, который уже окутывал вечерний сумрак, Хельма вновь вспоминала своего возлюбленного, быть может, в этот самый миг бившегося с жуткими варварами с севера, против которых и двинул спешно собранное ополчение лорд Магнус. О дикарях, изредка беспокоивших север Альфиона, ходили страшные слухи, и немало воинов в былые времена сложили головы, защищая от них земли королевства.

Стараясь отогнать неприятные мысли, Хельма попыталась представить скорую свадьбу. Она вообразила Ратхара, вернувшегося из похода настоящим мужчиной, себя в лучшем платье и с венком на роскошных, цвета воронова крыла, волосах, а также старого жреца, читающего молитвы, призванные скрепить союз двух влюбленных. Словно наяву, перед взором девушки стоял ее возлюбленный, такой сильный и такой нежный, возмужавший, из юнца превратившийся в мужчину. Но для того, чтобы стать мужчиной, ему понадобится еще кое-что, и она, Хельма, даст ему это. При таких мыслях девушка, доселе не ведавшая иных мужских ласк, кроме объятий и робких, неумелых поцелуев, зарделась, хоть и некого ей было стыдиться в этот миг.

Когда рядом захрустели ветви, а затем раздался шелест кустов, Хельма даже не испугалась. В семье она была единственным ребенком, старший брат девушки умер еще в младенчестве от занесенного заезжими торговцами мора, а потому Олмер, первый охотник в округе, не боявшийся выходить с одним ножом на медведя, учил дочку тому, что должен был уметь справный парень. Поэтому девушка, обернувшись на звук, как бы невзначай положила ладошку на рукоять висевшего на поясе короткого ножа, которым, как и охотничьим луком, она умела пользоваться не хуже иных юношей из своего села. Она сразу поняла, что подкрадывается к ней не дикий зверь, тот бы никогда не стал так шуметь, подбираясь к жертве, а человек. Должно быть, кто-то из деревенских парней решил подшутить, напугав Хельму, первую красавицу на селе, обиженный, что девушка выбрала не его. Что ж, случалось ей остужать горячие головы слишком рьяных ухажеров прежде, и сейчас не придется затаившемуся в чаще глупцу покуражиться.

Вновь раздался шорох среди зарослей, и Хельма поняла, что кто бы ни приближался к ней, таиться он и не думает. Вдруг ветви раздвинулись, и на прогалину вышел незнакомый человек. Мужчина лет тридцати, высокий и худощавый, явно был не из местных. Хотя Хельма не знала так хорошо всех соседей, обитавших на разбросанных по округе хуторах, не стал бы простой селянин, идя в лес, наряжаться в камзол с серебряным шитьем, и уж подавно никто из деревенских не имел привычки таскать на бедре длинный меч в потертых ножнах.

Чужак, гладко выбритый, и довольно симпатичный, с интересом уставился на так и не выпустившую рукоять ножа девушку, не проронив ни слова. Хельме вдруг стало не по себе от этого пристального, точно у змеи, взгляда, ощупывавшего ее с ног до головы. Мужчина был спокоен, лицо его не выражало никаких чувств, и это насторожило девушку больше всего. Она никак не могла понять, кто же это такой бродит по лесам один, даже без заплечного мешка, но с хорошим клинком, который едва ли был по карману большинству дружинников лорда. Хельма немного разбиралась в оружии, и была уверена, что на бедре этого странного человека висит не простая железка.

В том, что незнакомец был в этом лесу вовсе не один, Хельма убедилась, едва только эта мысль промелькнула у нее в голове. Вслед за пристально рассматривавшим девушку чужаком из тех же зарослей вышел еще один вооруженный мужчина. Он был старше, усы и короткая бородка серебрились сединой, и кроме широкого меча на поясе этот человек был вооружен арбалетом. Взведенное, хоть сейчас в бой, оружие, второй незнакомец вскинул на плечо, так, что граненый наконечник короткой стрелы уставился в небо.

- Кто это у нас тут, Карл, - арбалетчик с усмешкой взглянул на Хельму. Говорил он с чудным акцентом, выдававшим чужеземца. - Уж не шпион ли бродит по этим зарослям, не соглядатай ли короля?

- Думаю, это, скорее, добрый подарок для милорда, - тот, что был назван Карлом, тоже усмехнулся, и усмешка эта показалась Хельме очень недоброй. Не сводя взгляда с девушки, Карл шагнул вперед.

- Что ты говоришь, - вскинул брови человек с арбалетом. - Какой подарок?

- Взгляни на нее, - обернулся к товарищу Карл. - Разве лицо этой красавицы тебе никого не напоминает, приятель?

- Проклятье, - оскалился арбалетчик. - И верно, похожа, как две капли вводы! - Незнакомцы переглянулись, кивнув друг другу.

- Кто ты, юная дева, - в голосе Карла, вновь обратившего свой взор на девушку, сквозил металл, а взгляд его вдруг стал холоден, точно январская луна. - И откуда ты? Где твой дом?

- Я живу тут, рядом, - Хельма почувствовала, что голос ее дрожит. И было отчего, ведь эти странные чужаки, о присутствии которых в лесу никто не знал, могли сделать все, что им заблагорассудится, не боясь, что кто-то помешает. До деревни было больше лиги, и никто не услышал бы мольбы девушки о помощи. - Моя деревня вон за тем лесом. И мой отец, должно быть, уже беспокоится, а может, уже ищет меня.

- Думаю, он не будет против, если его прелестная дочка составит компанию утомившимся путникам, - улыбнулся почти по-доброму Карл. - Не желаешь развлечь нас, красавица?

Незнакомцы одновременно сделали шаг к Хельме, словно окружая ее. Они двигались плавно, точно хищные звери, и уверенно, как люди, знающие свои возможности, и не боящиеся ничего. Девушка крепче вцепилась в рукоять ножа, понимая, сколь смешно выглядит ее жест перед лицом двух вооруженных воинов. Однако ощущение потертой кожи, обвивавшей рукоять, придавало хоть немного уверенности, пусть чувство это и было ложным.

- Не бойся, красавица, - вкрадчиво произнес арбалетчик, делая еще шаг. - Смотри, Карл, она испугана. Ну что же ты, оставь нож в покое. Мы просто отведем тебя к нашему вождю, а он тебя не обидит.

Карл вдруг метнулся вперед, одним прыжком преодолев отделявшее его от девушки расстояние. Хельма, страх которой был так силен, что разум на мгновение отключился, не поняла сама, как короткий клинок, работа сельского кузнеца, покинул ножны. А спустя мгновение по лесу разнесся приглушенный крик Карла, прижавшего руки к лицу, а девушка поняла, что бежит сквозь заросли, сжимая в руках нож, клинок которого был покрыт кровью.

- Тварь, - Карл, сквозь пальцы которого сочилась кровь из глубокого пореза, бросился в погоню, но его опередил человек с арбалетом, почти нагнавший Хельму. Страх подстегивал девушку, и она буквально летела, словно подхваченная ветром птица.

- Ульф, хватай ее, - бесновался где-то позади раненый чужак, пытаясь догнать своего товарища. - Проклятая девка!

Хельма поравнялась с могучим древним дубом, за которым уже был виден просвет среди стоявших стеной лесных исполинов. До дома оставалось совсем недалеко, а уж там отец не даст ее в обиду. Но в тот момент, когда девушка уже решила, что оказалась в безопасности, что-то ударило ее по ногам, и Хельма кубарем прокатилась по земле, выронив нож, исчезнувший где-то в густой траве. А встать она уже не сумела, ибо на нее сверху навалилось что-то тяжелое, пахнущее потом и оружейной смазкой.

- Устроили охоту, - человек, крепко прижавший девушку к земле, говорил с тем же странным акцентом, что и арбалетчик Ульф. Хельма едва не заревела от досады, поняв, что из леса ее живой не выпустят. - Что за дичь вы гоните?

- Дикая кошка в человеческом обличье, - несмотря на погоню, Ульф, первым приблизившийся к пленнице, даже не запыхался. - Поцарапала нашего Карла.

- И на кой ляд она вам сдалась? - третий чужак, лица которого Хельма пока не видела, поскольку уткнулась носом в мох, чуть ослабил хватку.

- Хотели подарить милорду, - последовал ответ. - Думаем, ему она придется по вкусу. Ее лицо... - названный Ульфом чужак умолк, словно предлагая третьему незнакомцу самому завершить его фразу.

- Ну-ка, - сообщник Ульфа рывком поднял Хельму на ноги, развернув ее лицом к себе. - Да, похожа. - Тот, кто поймал Хельму, был высок и плечист, настоящий великан. Густая черная борода была грубо подстрижена, а лоб пересекал рубец старого шрама, должно быть, след от ножа или скользящего удара мечом. Третий чужак был одет в кожаную куртку и узкие штаны, а на бедре его тоже висел длинный меч. - Ну что, пора преподнести наш подарок милорду? - Он взвалил Хельму себе на плечо и двинулся вглубь леса. Ульф и ожидавший приятелей поодаль Карл двинулись следом.

Девушка, которую, как мешок, легко тащил бородатый силач, затравленно молчала. Она не понимала, куда ее несут таинственные похитители, все, что видела Хельма - это каблуки того незнакомца, который взвали ее себе на плечо, да носы прочных кожаных сапог ступавшего за ним след в след Карла, что-то негромко бубнившего себе под нос.

- Она хоть говорить умеет, - обернувшись назад, весело спросил бородач. - Или вы изловили немую?

- Умеет, - усмехнулся Ульф, которого Хельма уже узнавала по голосу. - Думаю, она много чего умеет, так что будь осторожен, а то станешь кривым, как Карл. Ну и нравы в этой глуши, если даже девки вместо того, чтобы звать на помощь, за ножи хватаются! - Похититель расхохотался.

Хельма не пыталась сопротивляться, понимая, что ей все равно не вырваться из медвежьих объятий бородача, а если удастся сделать это, то его приятели легко настигнут беглянку. Ей не на кого было надеяться, некого было просить о помощи, а опускаться до того, чтобы взывать о милосердии к своим похитителям дочь Олмера охотника не собиралась, понимая, что в ответ услышит лишь глумливые насмешки.

Надежда была только на то, что отец ее, обеспокоившись долгим отсутствием свой единственной, а потому любимой, дочери, отправится в лес по ее следам. Он мог выследить любого зверя, исходив вдоль и поперек все чащи на десятки миль окрест, и Хельма не сомневалась что ее отце легко отыщет ее. И тогда этим чужакам, жаждущим потехи, придется худо, ибо Олмер, без страха сходившийся в схватке один на один с огромными свирепыми медведями, точно не испугается трех обычных мужчин, пусть даже те и были вооружены.

- Проклятье, - разбойник, ли кем он еще мог быть, вдруг оступился, едва не уронив свою ношу, когда под ногами его вдруг захлюпала болотная жижа. - Так можно и в трясину провалиться, только тебя и видели.

Лес сменился поляной, поросшей высоким тростником и камышом. Хельма, корой отец запрещал ходить на болота, знала, что, ступив на кажущуюся такой надежной землю, поросшую травой, можно в одно мгновение утонуть, с головой скрывшись в бездонной топи.

- Ерунда, - произнес шествовавший позади Карл, все еще постанывавший от боли. - Тут тропа надежная. Зато никаких следов.

Он был прав, и Хельма, услышав это, пришла в отчаяние. Никто не сможет обнаружить следы на болоте, оставленные несколько часов назад. и пусть по следам похитителей ринется вся дружина лорда, они, бесцельно побродив по лесу, вынуждены будут вернуться ни с чем. А на ее, Хельмы, тело, быть может, кто-нибудь случайно наткнется спустя несколько дней или даже недель, хотя к тому моменту до лакомой человечьей плоти наверняка доберутся лесные обитатели.

Внезапно захотелось плакать, вернее, реветь навзрыд от острого чувства безысходности, от ощущения собственной беспомощности. Но девушка сдержалась, ибо не желала радовать и без того довольных собой и жизнью - исключение, составлял, пожалуй, один только Карл, - похитителей.

Меж тем болото, в этом месте, видимо не особо протяженное, вновь сменилось лесом. Судя по тому, как быстро чужаки миновали топь, они или сами были искушенными следопытами, или кто-то из них просто знал эти места.

С каждым шагом лес заметно редел. Наконец, деревья расступились, вокруг стало светлее, и Хельма поняла, что они выбрались из рощи на поляну, прилично удалившись от деревни. Отовсюду раздавалось конское ржание и приглушенные разговоры, причем говорили на языке, прежде девушкой никогда не слышанном.

- Вот и все, - бородач, не особо церемонясь, поставил Хельму на ноги. - Дальше ножками, красавица, и не вздумай бежать - все равно никуда не денешься. А если проявишь к нашему господину должное почтение, и будешь нежна с ним, то вскорости вернешься домой целой и почти невредимой, - довольно хохотнул пришелец.

Оглядевшись, девушка поняла, что оказалась в походном лагере, разбитом в лесной глуши целым отрядом. На поляне, довольно просторной, дымились костры, над которыми висели котелки, распространявшие приятный запах. Ближе к лесу под присмотром сразу трех вооруженных мечами и арбалетами людей в запыленных камзолах паслись стреноженные кони, которых Хельма насчитала не менее двух дюжин. Статные скакуны, ничем не напоминавшие заморенных крестьянских лошадок, были настоящими боевыми конями, сделавшими бы честь любому рыцарю.

Примерно столько же, сколько было лошадей, бродило по поляне и людей, все как один крепкие, при оружии, большинство - довольно молодые. На одежде их Хельма не увидела никаких гербов, а это означало, что в лесной глуши, подальше от чужих глаз и ушей, обосновалась многочисленная шайка разбойников, в лучшем случае - наемный отряд. Девушка представила, что будет, если эта ватага до зубов вооруженных чужаков явится в их село. Едва ли два десятка мужиков с топорами и рогатинами смогут защитить свои дома, своих жен и ребятню от таких гостей.

- Милорд, - выступивший вперед Ульф окликнул проходившего мимо рослого светловолосого мужчину, которого сопровождал еще один воин, придерживавший рукой висевший на бедре длинный клинок. - Милорд, мы изловили тут кое-кого. Извольте взглянуть?

- Что, - светловолосый обернулся, обведя взглядом трех похитителей, меж которых стояла сотрясаемая дрожью Хельма. - Кого вы притащили, проклятье?

- Взгляните, - Ульф, почтительно поклонившись, указал на девушку, которую бородач, дождавшись косого взгляда своего товарища, подтолкнул вперед. - Мы думаем, вы не откажете принять от нас такой дар, милорд?

Светловолосый крепыш, статный и довольно молодой, уверено подошел к девушке. Пальцы, словно стальные тиски, крепко, но аккуратно, словно боясь раздавить, сжали подбородок Хельмы, которая была почти на две головы ниже вожака разбойников. Гигант запрокинул ее голову, вглядываясь в лицо похищенной, а Хельма невольно рассматривала незнакомца.

Этот человек почти ничем не отличался от прочих воинов, с интересом приблизившихся к своим вернувшимся из леса товарищам. Его простой коричневый камзол был распахнут на груди, и тонкая белоснежная рубаха облегала мощные мышцы. Ничем, ни одеждой, ни оружием, этот высокий и еще весьма молодой мужчина не бросался в глаза. Из украшений Хельма заметила только пару золотых перстней, да тяжелую цепь из того же благородного металла, обвивавшую мощную шею предводителя чужаков.

Отчего то девушке в память намертво врезалось массивное кольцо-печатка из красного золота, украшавшее безымянный палец. На перстне был выгравирован королевский герб, голова вепря, грозно скалившего изогнутые клыки. Вот только на штандартах Его альфионского величества Эйтора, в этом девушка не усомнилась ни на миг, голова та была обращена на восток, не на закат.

Взгляды пленницы и вождя неизвестных воинов встретились, и Хельма словно оказалась на миг в сердце зимы, такой стужей повяло от этого мужчины. Его пронзительно голубые глаза не выражали ничего, ни похоти, ни даже простого интереса к своей пленнице, точно не живой человек стоял здесь, а каменное изваяние. И на узком, гладко выбритом лице его также не отражались никакие чувства, и это показалось девушке, сердце которой сжалось в ожидании конца, самым страшным. Душа этого человека словно была уже давно мертва, но тело по неведомой причине еще жило.

- Посмотрите, милорд, - осторожно произнес Ульф. - Она ведь так похожа... - сейчас воин был само почтение. Перед ним стоял прирожденный вожак, и уж если Хельма ощутила исходящую от светловолосого великана волю и власть, то сопровождавшие его бойцы должны были чувствовать это еще отчетливее.

- Как ты смел, - прошипел тот, кого величали милордом, отпуская Хельну, невольно отступившую за спину бородача, который даже не сделал попытки ее остановить. - Как ты посмел, я спрашиваю? - В голосе гиганта появилась холодная, старательно сдерживаемая ярость, и Хельма, ощутившая происходящие с вожаком этих наемников перемены, только сжалась в комок от страха.

- Но я думал, вам понравится, - голос Ульма вдруг задрожал, словно воина охватил ужас. - Мы так долго были в пути, а она ведь похожа, как две капли воды, на...

Договорить арбалетчик не успел. С шипением покинул ножны длинный узкий клинок, висевший на поясе вожака, а спустя миг три фута закаленной, остро оточенной стали вонзились в живот Ульфа, насквозь проткнув его тело. Разбойник дернулся и обмяк, испустив дух.

- Это слишком, - раздался возмущенный возглас за спиной у вожака. Несколько воинов, остановившиеся поглазеть на происходящее, со всех сторон обступили своего предводителя, у ног которого лежало безжизненное тело их товарища. - Никто не может убивать просто так, без суда, а лишь по собственной прихоти, и даже вам такое не позволено, господин.

Лязгнула сталь. Воины уверенно шагнули к вожаку, замыкая его в кольцо. Пальцы их сомкнулись на рукоятях кинжалов и мечей.

- Кто-то желает бросить мне вызов? - предводитель отряда все тем же лишенным малейшего выражения эмоций взглядом обвел вмиг отпрянувших назад воинов. - Я готов испытать судьбу. - В голосе командира звучал металл, и никто не посмел сделать шаг вперед, принимая бой. Его воля, даже не выраженная явно, в приказах и повелениях, подавляла всякого, кто был рядом. Вожак был силен, и, точно в волчьей стае, никто из молодых хищников не чувствовал себя способным потягаться с ним в честном бою.

Карл и третий похититель, расширенными от ужаса глазами глядя на коснувшееся земли тело их товарища, и на окровавленный клинок в руке своего вожака, тоже отступили назад, затаив дыхание. А светловолосый гигант вдруг метнулся вперед, одним стремительным, почти неразличимым для взгляда человека ударом свалив наземь бородача.

- Для этого мы вернулись в Альфион, псы, - в голосе вожака, обернувшегося к своим опешившим спутникам, слышался едва сдерживаемый гнев. Он говорил тихо, едва не шепотом, но от этого было только страшнее. Хельма, о которой, кажется, все уже забыли, сжалась от ужаса, инстинктивно пытаясь найти укрытие, но такой же ужас охватил и ее похитителей. - Ради этого вы пошли за мной? Вы хотите, чтобы завтра вся округа схватилась за оружие, узнав о нас. Хотите, твари, драться с дружинами всех лордов, по землям которых нам придется пройти? Это не война, и эти земли - не покоренная страна, запомните это, ублюдки, пока мне не пришлось прирезать еще кого-то!

Бородач, сбитый с ног мощным ударом, попытался встать, но воин, что был вместе с вожаком, наголо бритый пожилой боец, жилистый и быстрый, изо всех сил пнул его по ребрам, заставив вновь растянуться на земле. Ветеран ощерился, точно хищный зверь, сходство с которым ему придавал рубец шрама, пересекавший правую щеку, и тянувшийся от виска до уголка рта.

- А ты, дева, прости моих слуг, - сейчас в голосе обращавшегося к не помнящей себя от ужаса Хельме светловолосого вожака слышались нотки вины, хотя едва ли этот воин привык слишком часто просить прощения. - Они понесут должную кару, поскольку неправильно поняли мою волю. Они тебя не тронули?

- Нет, господин, - едва слышно ответила Хельма.

- Вот, возьми, - воин протянул Хельме широкую мозолистую ладонь, на которой лежал массивный золотой перстень, не тот, с гербом, что бросился в глаза девушке, а другой, тоже массивный. - Прости моих спутников, и забудь все, что случилось. Возвращайся домой, и не рассказывай о том, что видела нас, хорошо? Клянусь, мы не тронем никого в этих краях, и вскоре вовсе покинем их. Мы не враги тебе и твоим соплеменникам, но лучше будет, если о нас никто не узнает пока.

Девушка, не глядя на перстень, который по меркам ее семьи представлял целое состояние, попятилась назад. Она не верила, что все закончилось так хорошо, не верила, что действительно осталась жива. Пожалуй, даже пожелай она вспомнить лица своих похитителей, ей бы это не удалось, так силен был страх, охвативший ее. Удалившись на несколько шагов от вожака, окруженного своими спутниками, и осторожно обойдя распластавшегося на земле бородача, Хельма развернулась и что было сил кинулась в лес.

- Напрасно, ваше высочество, вы ее отпустили, - воин со шрамом на лице с сомнением покачал головой. - Если она скажет кому-нибудь, что видела нас, придется дальше и впрямь продвигаться с боями. Неважно, за кого нас примут, может, за обычных разбойников, но лорд этих земель поднимет дружину.

- Лорда нет сейчас, - помотал головой вождь. - Он ушел на север с частью своих воинов. Хварги вновь грозят нашим полуночным границам, и Эйтор решил остановить их на берегах Эглиса. И тот юнец, что недавно стал владетелем этого края, решил, верно, наслушавшись старинных баллад, разделить тяготы похода со своими слугами.

- Все равно, пока никто не знает о нашем присутствии, и пусть так остается как можно дольше, - упрямо повторил старый боец. - По крайней мере, пока к нам не присоединился Кратус, лучше не привлекать к себе внимания.

- Что ты предлагаешь, Витар?

- Убить ее, мой принц, - пожал плечами воин. - Вы не хуже меня знаете, что лучше пожертвовать одним человеком, чтобы спасти жизни десятков.

- Она же совсем ребенок, - недовольно произнес задумавшийся вождь, смотревший туда, где исчезла, буквально растворившись среди зарослей, девушка, при виде которой его сердце сжалось от боли и горечи. - Карл, Барг, - принявший решение вожак окликнул неудавшихся похитителей. - Ступайте за ней, и убейте. Но сделайте это быстро, чтобы она не мучилась!

- Слушаемся, милорд, - поднявшийся с земли бородач ответил за себя и товарища. - Не извольте беспокоиться.

- И возвращайтесь быстрее, еще нарветесь на кого-нибудь, - бросил вослед им воин со шрамом. - Ночью эти леса небезопасны.

Чернобородый Барг, едва не волоча на себе Карла, бросился в сумрак леса, туда, где должна была сейчас находиться освобожденная пленница. Он запомнил, в какую сторону убегала девушка от покойного Ульфа, и сейчас намеревался перехватить ее еще в лесу.

А Хельма, не чуя под собой ног, бежала прочь от поляны, облюбованной странным отрядом. Она не разбирала дороги, но по привычке все равно шла в сторону села. Девушка рыдала, наконец выпустив накопившийся за вечер страх наружу. И потому она не сразу среагировала, когда на ее пути появилась фигура вышедшего навстречу из зарослей человека.

- Стой, - бородатый крепыш шагнул к Хельме, вытягивая из ножен длинный кинжал. По привычке девушка повторила его жест, но пальцы ее вместо рукояти поясного ножа схватили пустоту. - Куда ты спешишь?

- Ага, вот ты где, - за спиной раздался радостный возглас, и Хельма, обернувшись, увидела Карла, лицо которого украшал теперь едва запекшийся рубец. - Хотела так быстро покинуть нас, красавица? Мы ведь так соскучились за время похода по женской ласке.

- Перережь ей глотку, и пойдем в лагерь, - прорычал Барг. - Нечего тянуть время.

- Нет, друг мой, - оскалился Карл. - Эта тварь поцарапала меня, и теперь я хочу возмещения ущерба. - Разбойник уверенно двинулся к замершей Хельме. - Потешусь с ней, доставлю красавице удовольствие перед смертью. - Он взглянул на бородача: - Ты как, не желаешь присоединиться?

Барг только презрительно сплюнул, а Карл, рванувшись вперед, опрокинул Хельму на спину, сам навалившись сверху. Намерения мужчины были вполне понятны, и девушка попыталась выбраться из-под него, извиваясь, точно змея. Но Карл держал крепко, одной рукой прижимая пленницу к земле, второй пытаясь разорвать подол ее платья. При этом мужчина возбужденно хрипел в предвкушении удовольствия.

Когда ткань все же поддалась насильнику, принявшемуся стаскивать с себя бриджи, раздался едва слышный шорох, и за спиной увлекшегося своей жертвой Карла появился еще один человек.

- Вам, что, трудно выполнить простой приказ, - воин со шрамом на лице, тот, что советовал предводителю отряда избавиться от девушки, презрительно скривился, глядя на сверкающие в ночном сумраке ягодицы Карла, рычавшего и отчаянно бранившегося от возбуждения. - Что ты смотришь? - Воин взглянул на Барга, только пожавшего плечами в ответ.

Карл, поглощенный процессом, не понял, какая сила взметнула его вверх, как не понял он, почему вдруг оказался лежащим на спине в нескольких шагах от своей жертвы. А Витар спокойно вытащил из-за голенища сапога кривой нож, и, рывком запрокинув растянувшееся на земле Хельме голову, плавным движением перерезал ей горло.

- Паршивые собаки, - воин навис над затравленно уставившимся на него Карлом, сжимая в руке клинок, с которого капала еще горячая кровь убитой девушки. - Вы хоть что-то можете выполнить в точности.

- Прости, Витар, - Карл всхлипнул, зная, что может остаться здесь же, рядом с зарезанной селянкой, если правой руке их вождя взбредет в голову, что отряд ничего не потеряет, лишившись такого бойца. Тому, кто только что хладнокровно перерезал горло юной девушке, не составит ни малейшего труда оборвать еще одну жизнь. Уж это Крал понимал превосходно. - Демоны попутали. Прости, друг!

Витар еще раз смерил пытавшегося отползти в кусты наемника презрительным взглядом, и, не произнеся больше ни звука, развернулся и направился в лагерь. Неудавшийся насильник, опираясь на протянутую Баргом руку, поднялся с земли, отряхнув одежду от приставшего к ней лесного мусора, подтянул штаны и двинулся следом. Он старался не смотреть на лежавшую в луже собственной крови девушку.


А где-то далеко на юге, по раскинувшемуся на сотни лиг древнему лесу, осторожно, стараясь ничем, ни малейшим шумом не выдать своего присутствия здесь, пробирался охотник, подкрадывавшийся к своей жертве. Он был насторожен, жадно вслушиваясь в доносившиеся из изумрудных зарослей шорохи, ноздри его улавливали любой, едва различимый запах, ибо от осторожности и внимания зависело сейчас, вернется ли охотник с добычей и почетом в свой дом, или же зверь, избранный жертвой, окажется удачливее.

Охотник не был человеком, ибо что мог делать человек средь заповедных рощ И'Лиара, лесного королевства эльфов. Здесь, в этих зачарованных кущах, уже много веков не ступала нога чужака, и Перворожденные правили этим краем безраздельно, жестоко отвечая на любые посягательства воинственных соседей.

Эльф, скрадывавший сейчас добычу, притаившуюся где-то в сумраке леса, был еще молод. По меркам своего народа он был совсем юношей, таковым же посчитали бы его и люди, попадись Перворожденный им на глаза. Стройный, слишком стройный, чтобы сойти за человека, он двигался так плавно, как никогда не смог бы двигаться простой смертный. Грива рыжих волос спадала по плечам эльфа, на челе поддерживаемая узкой шелковой ленточкой, дабы капризные пряди некстати не заслонили обзор.

Эльф был одет в узкую куртку зеленого цвета, делавшую своего обладателя почти невидимым в лесу, и такие же штаны, выпущенные поверх коротких сапожек, не имевших подошвы. Был у охотника и плащ, но его он оставил на скрывшейся за кустами лесной поляне, дабы тот не мешал ему, сковывая движения. Но поясе молодого эльфа висела серебряная фляга в кожаной оплетке, в которой плескалось настоящее вино, напиток, равного которому никогда не доводилось пробовать живущим за пределами И'Лиара, по меньшей мере, уже тысячу лет.

И, разумеется, охотник, на узком лице которого отражалось сейчас сильнейшее напряжение, был вооружен. Он сжимал в руках длинный лук, на шелковой тетиве которого лежала тонкая стрела с узким граненым жалом. Свои знаменитые большие луки, изготовленные из кости, дерева и жил, эльфы использовали в бою, засыпая противника дождем неизменно попадавших в цель метких стрел, остановить которые не могли и самые прочные латы. Ныне же охотник был вооружен простым деревянным луком, но и с этим нехитрым оружием он мог стать смертельно опасным противником для любого врага. Кроме лука и узкого колчана, вмещавшего дюжину легкоперых стрел, эльф был вооружен длинным кинжалом с украшенной серебром рукоятью.

Эльф сейчас был напряжен, точно тетива его лука. В каждом шорохе, в каждом движении листвы ему виделся хищник, затаившийся рядом, и готовый нанести удар, стоит только охотнику замешкаться хоть на долю мгновения. Эльфу приходилось убивать разную добычу, в том числе и двуногую дичь, чьим оружием были не клыки и когти, а топоры и арбалетные болты. Он был молод, но это не значило, что он был неопытен. Сегодня же Перворожденному предстояло доказать свое превосходство в схватке с волком.

Эльфы не убивали тех, с кем делили свой лес. Ни один зверь не осмелился бы тонуть Перворожденного, как и эльф никогда не стал бы отнимать жизни четвероногих своих братьев, всех, в чьих жилах текла горячая кровь. И даже с матерым хищником эльфы, встретившись на узкой лесной тропе, могли разойтись миром. Лишь покрытые чешуей гады были неподвластны тем чарам, которыми каждый эльф владел с рождения, все же прочие, кто вскармливал свое потомство молоком, подчинялись этой таинственной силе, никогда не причиняя вред эльфам.

Но что было верно для тех, кто населял И'Лиар, не распространялось на зверей, обитавших за пределами лесного царства. И если оказавшиеся в землях людей или гномов Перворожденные еще могли усмирить встретившегося им дикого зверя, ручные создания видели в стройных златокудрых детях Леса врагов, кидаясь на них с яростью и разя без пощады. Потому люди, вторгнувшись в эльфийские леса, первым делом вывели породу цепных псов, за версту чуявших эльфа, какими бы чарами он не скрывал свое присутствие. Собаки стали самыми страшными врагами лесных стрелков, намного более опасными, чем закованные в сталь легионы. И, видимо, ныне по заповедным лесам метался, убивая всех на своем пути, волк, укушенный одним из таких псов.

Бешеный зверь, матерый хищник, первым делом перебил собственную стаю, что было верным знаком блуждающей в его крови заразы. Но волк, не остановившись, принялся убивать всякое живое существо, что оказывалось рядом, и уже три эльфа стали его жертвами. Опытные бойцы и умелые охотники, они не смогли одолеть взбесившегося зверя, который метался по лесам, угрожая заразить немало здешних обитателей. Один из эльфов, попавшийся в зубы волку, был еще жив, когда его нашли родичи. Он долго мучался, и ни один маг лесного народа не сумел помочь ему, исцелив от принесенного из дальних краев яда.

Охотник, долго шедший по следу, и ныне подобравшийся к бешеному зверю так близко, как не подбирался еще никто за много дней погони, видел, как страдал его собрат, которому из милосердия дали яд, дабы облегчить его мучения. И он не желал повторить эту участь, весь обратившись в зрение, слух и нюх, став таким же хищным зверем, как и тот, кому была уготована сегодня роль добычи.

Легкий ветер, блуждавший средь вознесшихся в небо невиданными колоннами лесных исполинов, донес до охотника запах псины и свежей крови, а затем ветви слева от эльфа шевельнулись, и к замершему неподвижно охотнику устремилась серая тень. Волк, подкравшийся почти вплотную, прыгнул, намереваясь обрушиться всей своей массой на эльфа, застигнутого врасплох.

Охотник в последний миг заметил опасность, мгновенно разворачиваясь лицом к атаковавшему из засады хищнику, и падая на колено. Мышцы его напряглись, тетива надежного лука скрипнула, едва не лопнув от усилия стрелка, и в брюхо взмывшему ввысь на добрых три ярда волку вонзилась длинная стрела. Эльф лишь казался чересчур хрупким, но сила скрытая в этом стройном теле была такова, что пущенная даже не целясь, стрела почти по самое оперение вошла в плоть зверя.

Волк пролетел над головой пригнувшегося к земле эльфа, кубарем прокатившись по земле, и вновь вскочив на все четыре лапы. Зверь был смертельно ранен, но зараза, которую он носил в себе, придала ему силы, приглушая боль от впившейся в плоть стальной занозы. Тех мгновений, что еще мог прожить волк, хватило бы, чтобы нанести охотнику смертельную рану. И эльф, понимавший это, рванул из тетивы следующую стрелу, не спуская глаз с оскалившего страшные клыки хищника. Морду волка покрывала кровавая пена, мышцы его, перекатывавшиеся под гладкой шерстью, напряглись, и зверь вновь прыгнул. И в полете его настигла вторая стрела, вонзившаяся точно в грудь.

Волк, взвыв, упал, мордой взрывая траву и прошлогоднюю листву, и уже более не поднимался. Он лишь пару раз дернулся, пытаясь встать, но это усилие и отняло оставшиеся в нем силы.

Эльф, прислонив к стволу дерева лук, медленно, словно боясь вспугнуть уже мертвую добычу, вытащил из ножен кинжал, и крадучись двинулся к волку. Хищник был мертв, но охотник не желал рисковать зря, опасаясь, что обезумевший зверь мог просто затаиться. Подойдя к распластавшемуся на земле волку сзади, эльф, убедившись, что его противник действительно мертв, оседлал тушу. Запрокинув назад голову, охотник полоснул по горлу кинжалом, наверняка добивая жертву.

- Приветствую тебя, - прозвучавший за спиной эльфа тихий, словно лишенный эмоций голос, заставил охотника вскочить на ноги, принимая боевую стойку. - Богатый трофей! Ты удачливый охотник.

Перед замершим, пригнувшись к земле, эльфом стояли другие эльфы, числом трое, и было бы странно встретить в этих землях иных разумных созданий. Но охотник был уверен, что никого из его собратьев не должно быть ближе, чем в дюжине лиг, и тем более никто не смог бы подобраться незамеченным так близко.

Один из троицы двинулся вперед, ступая плавно, так, что под его ногами не шелохнулась ни единая былинка. Незнакомец остановился в пяти шагах от охотника, азарт которого еще не прошел после схватки с опасным хищником. И едва лишь разглядев, кто перед ним, тот, одним ловким движением бросив кинжал в ножны, припал на колено, прикладывая руку к правой стороне груди. Будь перед ним особа королевской крови, и охотник приветствовал бы ее стоя, положив руку на эфес клинка или иное оружие, но того, кто стоял сейчас перед молодым эльфом, должно было встречать именно так.

Голова эльфа, стоявшего перед коленопреклоненным охотником, была гладко выбрита, сверкая в лучах с трудом пробивавшегося сквозь густые кроны деревьев солнца. Щеки его, лоб и изящные кисти рук были покрыты причудливыми извивами татуировки, и это говорило о том, что к охотнику обращался маг. А посох этого мага, навершье которого было украшено настоящими живыми цветами, указывал на ранг чародея. Перед юным охотником стоял один из тех, кого народ И'Лиара почитал едва ли не выше Короля, называя их Говорящими С Лесом. Это был один из эн'нисаров, величайших магов народа Перворожденных, тех, кто, отринув мирские заботы, ушел в добровольно изгнание, дабы стать ближе к Лесу, в конце своего пути слившись с ним и пополнив армию лесных духов.

- Л'леме, - едва слышно прошептал охотник, еще ниже склоняя голову. До сего мгновения никогда ему не приходилось видеть эн'нисара, тем более говорить с ним, и сейчас молодой эльф не ведал, что должно сказать.

- Подымись с колен, воин, - чародей, голос которого звучал бесстрастно, а лицо и взгляд не выражали никаких чувств, сделал жест рукой, повинуясь которому, охотник встал с колен. - Назови себя, юноша.

- Эвиар, - произнес свое имя охотник и, задумавшись на миг, добавил: - Младший сын э'лая Феара.

- Воин из княжеского рода, - удовлетворенно кивнул чародей. - Юнец с незамутненным сознанием, жаждущий подвигов, и не задумывающийся о власти. Именно тебя и искал я в этом лесу. И прежде хочу поблагодарить тебя, юный воин, за твою отвагу, за острый глаз и твердую руку. Хищник, сраженный тобою, мог бы пролить еще немало крови, и ты сделал благо, оборвав его страдания.

- Л'леме, вы явились, дабы поблагодарить меня? - с удивлением спросил Эвиар. - но разве стоит того содеянное мною.

- Тебя благодарю не я, а Лес, - поправил охотника маг, в голосе которого не отражались никакие чувства. - Я же нашел тебя, дабы передать особое поручение. У меня нет времени и нужды пояснять, почему был избран именно ты, но, предваряя вопросы, которые возникнут неизбежно, скажу, что времени нет, и нужно спешить, покуда не случилось непоправимое. И судьбе было угодно, чтобы ты стал тем орудием, которое должно восстановить равновесие. Прежде скажи, доводилось ли тебе, юный воин, бывать во владениях людей?

Под этим бесстрастным взглядом Эвиар вдруг ощутил себя маленьким, слабым и беззащитным. На него зелеными, точно изумруды, зрачками смотрел сам Лес, по своей воле поделившийся с этим магом силой и мудростью целой вечности. И точно такими же, сосредоточенными, исполненными скрытой мощи, не злой или доброй, на какой-то безразличной, были два других эльфа, два эн'нисара. До сих пор оба они не проронили ни слова, цепкими взглядами насквозь пронзая ощутившего странный трепет охотника.

- Однажды я ступал по землям их королевства, что сами люди нарекли Фолгерком, - с некоторым сомнением ответил охотник. Эвиару не нравилось, что пришедший из леса маг так часто указывает ему на его юный возраст, но выказывать недовольство, тем более спорить, эльф не смел. - С небольшим отрядом воинов мы преследовали тогда пришедших в наши леса охотников и лесорубов, убивших трех наших братьев на границе. Четыре дня мы гнались за ними, пройдя не один десяток лиг по человеческим владениям, пока не настигли и не покарали незваных гостей.

- Что ж, ты бился с людьми, бывал в их землях, хотя едва ли знаешь обычаи этого народа, - кивнул маг. - Тем более, обычаи разные в каждом их государстве, и все их не ведают даже сами люди. Ты уже прошел крещение кровью, а, значит, сможешь исполнить нашу волю.

- Что же вы хотите от меня, л'леме? - почтительно спросил Эвиар. - Я молод и не достаточно опытен, но я готов исполнить ваше повеление, если это только в моих силах. - Молодой эльф не помнил, чтобы кто-либо хоть однажды рассказывал о чем-то подобном. Никто прежде не слышал, чтобы великие маги, отшельники, почти никогда не показывавшиеся на глаза собственным соплеменникам, просили кого-нибудь о помощи. И сейчас Эвиар не ведал, чего ему ждать, какую службу желает получить от него эн'нисар.

- Ты, воин, должен немедля идти на север, через земли Дьорвика и Келота, в королевство людей, что названо Альфион, - ответил чародей, пристально взглянувший на Эвиара. Молодому охотнику показалось, что перед ним змея, завораживающая эльфа странным немигающим взглядом. - Ты должен будешь добраться до столицы этого государства, куда вскоре прибудет человеческий маг, принесший в наш мир то, что навсегда может погубить его. Вещь великой мощи, колдовской талисман, порожденный в час смертельной опасности разумом наших предков, он долго был сокрыт, пребывая на самом краю мира, но сейчас он вернулся, и те, кто завладели им, таят недобрые намерения. Мы должны отвечать за ошибки своих пращуров, и тебе выпала доля исправить их.

- Л'леме, что же я смогу сделать, - удивленно произнес Эвиар. - Я не маг, и даже в воинском искусстве я далеко не лучший. И что такого попало в руки людей, если это грозит разрушить мир?

- Слышал ли ты, юный воин, о Улиаре, великом маге нашего народа?

- В моих жилах течет капля его крови, - кивнул Эвиар. - Улиар был одним из моих предков, основателей нашего рода, но он жил так давно, что мне известно лишь имя, и ничего более.

- Так ли? - склонил голову на бок эн'нисар, проявив хоть какое-то подобие эмоций. - Ужели тебе ничего не ведомо об одном из творений Улиара, том, что после назвали вершиной чародейского Искусства в разных землях?

Эвиар чуть заметно кивнул. Эльф понял, о чем спрашивал его маг, хотя и не мог понять, насколько серьезно может говорить могущественный чародей о том, что было только преданием, поучительной притчей, истоки которой были скрыты во тьме минувших веков.

- Легенды, - пожал плечами охотник. - Старые сказки, которые знает, наверное, каждый из нас. Это ведь было в столь давние времена, что никому не дано знать, что истина в тех рассказах, а что вымысел.

- Это не сказки, - с внезапной горечью произнес маг, опустив взгляд. Впервые за все время этой странной беседы Эвиар поверил, что перед ним живое существо, способное чувствовать. - Это правда, о которой нам хотелось бы забыть. В тот тяжкий для И'Лиара час этот чародей сотворил то, что привлекло внимание многих великих магов, и тех, кто был чужд Искусства, но был наделен немалой властью, и жаждал получить ее еще больше. Тогда маг из рода людей, пожертвовал собой, став отверженным для своего народа, избавил нас от беды, и казалось, что все давно и надежно забыто. Но не все думали, что эти истории - лишь сказка, и они нашли реликвию, сотворенную некогда Улиаром.

- Если это истина, л'леме, и если нам грозит опасность, призовите Короля, - предложил Эвиар. - Лучшие воины и сильнейшие маги нашего народа смогут остановить тех безумцев, которые ныне так опасны для нас.

- Король тоже заражен жаждой власти, - покачал головой эн'нисар. - И те маги, о которых ты говоришь, могут не справиться с соблазном. А потому именно на тебя пал выбор, и ты должен исполнить нашу волю. Ступай в земли людей, Эвиар, сын Феара, и принеси нам творение нашего безумного брата, а лучше сокрой его там, где никто и никогда не сможет уже найти его, и никому не говори об этом. Лучше будет, если даже мы, Хранители Леса, не узнаем о том, где найдет покой эта вещь. Иди на север, воин, и будь осторожен, ибо ты не вправе ошибиться.

Голос разума вопил, что это глупо, что Эвиар обрекает себя на венную смерть, ведь невозможно пройти в одиночку по землям людей, сохранив при этом жизнь. Но что-то в его душе заставило юного эльфа согласно кивнуть, не посмев заикнуться даже о всех опасениях.

- Да будет так, - твердо вымолвил Эвиар, словно пребывавший в этот миг под воздействием неких чар. Но сам он сейчас не думал об этом. - Я исполню вашу волю, л'леме!

Эвиар вновь опустился на колени, выражая покорность. Ни один эльф не смог бы противиться воле тех, кто сам стал частью Леса, ибо это значило пойти против самого Леса. И Эвиар понял, что ему предстоит долгий путь к неведомой цели.

Охотник, забыв о желанной добыче, исчез, растворившись в зарослях. И тогда два мага, прежде молчавших, приблизились к своему спутнику.

- Сможет ли он, - с сомнением произнес один из эн'нисаров, похожих меж собой, точно братья. - По силам ли это такому юнцу? Что одиночка способен сделать там, где бессильны целые армии?

- Он не будет один, - отрицательно помотал головой тот, что говорил с Эвиаром. - И там, где недостаточно будет его сил или умения, память крови придет на помощь этому воину. Улиар был не так прост, как кажется нам теперь. Он предусмотрел многое, и этот юнец стал нашим орудием потому лишь, что кровь великого мага в нем оказалась необычайно сильна. Он последний наследник Улиара, и должен исправить ошибку своего пращура, пока она не обернулась катастрофой. И да поможет ему Лес.

Спустя два дня молодой воин, отмеченный доверием тех, кто хранил его народ, пересек северную границу лесного королевства. Ни один из стоявших в дозоре эльфов не заметил его, так осторожен был Эвиар. Он шел налегке, взяв с собой лишь оружие, ибо понимал, что поход по владениям людей не будет легкой прогулкой. За спиной оставался родной край, великий И'Лиар, его изумрудные рощи, его прозрачные, словно хрусталь, озера, звонкие ручьи, а впереди лежали враждебные, чуждые и непонятные земли иного народа.

Загрузка...