Ведьма и зеркало

ГЛАВА 12

Через полчаса я сидела с двумя фактически посторонними мужчинами за накрытым столом, на котором еще и алкоголь стоял. Оказалось каким-то особенным извращенным удовольствием представлять реакцию моей матушки на всю эту пасторальную картину. Наверняка бы она начала истошно орать. Но, надеюсь, до почтенной родительницы моей, Таволгиной Анны Георгиевны, никогда не дойдет этот прискорбный факт.

— Итак, дама твоя, Кир, не рядовая, — высказал свое веское суждение Павлицкий, сияя счастливейшей улыбкой после пары бокалов виски. Со льдом. Льда у меня не водилось, но, оказалось, для двух магов это сущие пустяки. — Ты же не просто так столько лет по пятам за Таволгиной-младшей ходишь. Тут интерес какой-то есть. Чуешь ты что-то, хитрая твоя морда.

Кирилл Александрович после потребления той же дозы алкоголя, что и его друг, никак не переменился, и ни капли добрей или веселей выглядеть не стал. Как будто бы все градусы для него значили не больше, чем градусы Цельсия.

— Я бы предпочла, чтобы подобных разговоров в моем присутствии не велось, — не смогла сдержать недовольства я, глядя на вино в своем стакане.

Никогда бы не подумала, что буду жалеть об отсутствии приличных бокалов под вино, с алкоголем я имела отношения… словом, их не было. Однако сейчас, не имея возможности должным образом сервировать стол, я испытала определенную неловкость, хотя и не понимала, почему же меня вообще беспокоит мнение магов.

— Вот уж глупости, — фыркнул без тени сомнения Павлицкий. — Куда лучше, если тебя обсуждают в твоем же присутствии, а не перемывают кости за спиной. К тому же, подозреваю, Кир бы зарычал на меня, заведи я разговор о вас в другое время.

Сказав это, Никита захохотал, будто произнес какую-то необыкновенно удачную шутку. Только — вот беда, — ее, кроме него, никто и не понял. Я — так точно не поняла, а вот во взгляде Левина мелькнул туман какой-то странной задумчивости, понять значение которой не удалось.

— Что же, я очень рада, если ваш друг готов так рьяно защищать мое доброе имя, — пожала я плечами и все-таки решилась пригубить немного вина. Ну, не умру же я, в конце концов, от такой малости?

Никита снова засмеялся. Как ни странно, но вот в состоянии легкого подпития Павлицкий производил на меня куда лучшее впечатление. Маг стал казаться куда менее опасным, а заодно и менее лицемерным.

— О, рьяно, весьма рьяно. Ведь, по словам Кира, вы создание удивительной чистоты и кротости, буквально ангел, зачем-то появившийся на грешной земле, — огорошил меня Павлицкий и сделал еще глоток виски.

Я так и замерла с бутербродом в руке, имея силы только на то, чтобы переводить взгляд с одного мага на другого. Никита казалась чрезвычайно довольным собой, Кирилл Александрович же шел красными пятнами и смотрел в свою тарелку так, словно от этого зависела его собственная жизнь.

А у меня самой как будто бы отнялся язык. Это ведь не может быть тем, о чем я подумала, не так ли? Подобного никак не могло произойти.

Левин молчал долго и очень уж… красноречиво. Человек может говорить и телом, лицом, выражением глаз. И пусть Кирилл Александрович не произнес ни слова, но чуть опустившиеся плечи, разворот головы, нервно сжавшаяся в кулак кисть руки — все это поведало мне даже слишком много.

И теперь я испытывала смятение, не понимая, как быть. Мне не хотелось ранить чувства человека явно хорошего… Но…

— Ник, я тебя убью, — почти простонал надзирающий инспектор, как будто боясь повернуться в мою сторону.

Павлицкий угрозой не проникся вообще.

— Сколько тебя знаю — столько обещаешь, — пропел не без ехидства Никита, снова наполнил свой стакан и с довольным урчанием принялся за мясо. Когда первый кусок оказался прожеван, Павлицкий продолжил: — И, вообще, я только что сделал тебе большое одолжение, оборвав нелепую мелодраму. Пусть я и не понимаю твою склонность к ведьмам, тем более, после всего случившегося… В конце концов, каждый имеет право на свои собственные глупости.

Верхняя губа Кирилла Александровича совершенно по-волчьи дрогнула, как будто он хотел оскалиться.

Я обмерла, пытаясь свыкнуться с мыслью, что, кажется, все поняла как раз правильно. Кирилл Левин, многолетний черный кошмар моей жизни, оказывается… В общем, я ему, видимо, симпатична.

И как быть теперь с этим новым знанием?

А Кириллу Александровичу тоже неловко, он как будто меньше стал.

Я тяжело вздохнула и залпом выпила свой стакан до дна, надеясь, что доза алкоголя поможет мне уложить все в голове. После таких вот откровений я даже готова была перейти на виски, и все равно, что меня сморит после нескольких глотков.

— Эк даму-то проняло, — весело фыркнул Павлицкий.

Кажется, его одного все происходящее только веселило.

— Тебя никто не просил вмешиваться. Вообще никто. Только все усложнил. Как всегда, — пробормотал Левин. — Извините нас, Софья Андреевна, это все лишнее. Нам не стоило на вас все это вываливать… В общем. Если мы вас обидели или оскорбили…

И снова Павлицкий рассмеялся, глядя на друга, как на круглого дурака.

— Слушай классиков, бестолочь. Любовью оскорбить нельзя.

Я бездумно продолжила:

— "Кто б ни был тот, кто грезит счастьем, нас оскорбляют безучастьем".

В голове понемногу начало шуметь, но зато и смущение отхлынуло.

— О. Дама-то классику любит, начитанная, стало быть, — еще больше обрадовался Павлицкий, которого тоже уже повело. — Ты бы ковал железо, пока горячо. Ну, хотя бы ради того, чтобы Анну Георгиевну удар хватил от радости.

Если бы у меня начался роман с магом, все равно с Левиным или кем другим, родительницу мою непременно хватит удар. Тут других вариантов и быть не может.

— Я тебя сейчас из окна выброшу, — сообщил другу Кирилл Александрович. — Десятый этаж. Так что следи за языком.

Говорил надзирающий инспектор убийственно серьезно. На месте Павлицкого я бы прислушалась и больше зубоскалить не стала. Однако у Павлицкого, кажется, имелись на этот счет свои мысли. Ну, или он просто был бессмертным.

Левин внезапно поднялся на ноги так резко, что едва не опрокинул табурет, на котором сидел.

— Софья Андреевна, давайте ненадолго оставим Никиту в обществе виски. Я хотел бы объясниться.

На мага я смотрела с очевидной всем беспомощностью. Не было во мне уверенности, что стоит выслушать его. Возможно, все обернется только хуже. Но под издевательским взглядом Никиты Павлицкого я все-таки кивнула, и мы с Левиным перешли в комнату, закрыв за собой дверь.

Только видимость приватности. Если Никита пожелает узнать, о чем мы говорим, ни дверь, ни стена помехой для него точно не окажется.

Левин начал с места в карьер, даже не дав мне толком опомниться или собраться с мыслями.

— Вы действительно мне небезразличны, Софья Андреевна, — выпалил Кирилл Александрович, не отводя лихорадочно горящих глаз.

Все-таки пьян. Не слишком сильно, но достаточно для того, чтобы потянуло на откровенность. А я пьяна достаточно для того, чтобы хватило духа выслушать признание мага.

— Сейчас даже кажется, что вы всегда меня привлекали. Вы такая… словно грустная заколдованная принцесса, которая смотрит на мир из окна своей башни, но никогда сама не попытается выйти наружу. Трогательно. Но я уже разучился верить. Жизнь дала мне пару полезных уроков, вот…

Кирилл Александрович стал вдруг косноязычным, то ли из-за виски, то ли из-за смущения, не суть. Красота фраз мне была безразлична, потому что каждое слово, каждый вздох Левина дышал такой искренностью и чувством…

А я… Что я? Уже приговорена судьбой к суженому.

И вот что смешно, ведь и Костя сравнивал меня с принцессой, но его слова не вызвали во мне ничего, кроме неверия и раздражения, а вот Кирилл Александрович…

— Я понимаю, вам тяжело было все эти годы из-за моего повышенного внимания. Простите. Я верить боялся. Такой вот трус, Софья Андреевна.

Каждое слово, произнесенное мужчиной, отдавалось где-то глубоко внутри, возможно, что и в сердце, но ответить взаимностью я просто не могла. Хотя бы потому, что он ничего и не просил. Кирилл Александрович знал про моего суженого. И все понимал.

— Я вам очень благодарна, — тихо произнесла я, не отводя взгляда. — Вы даже не представляете, насколько сильно. И трусом бы я вас не назвала. Для того, чтобы признаться в своих чувствах, требуется немалое мужество.

Мужчина не улыбнулся, даже не попытался улыбнуться.

— Это не я говорю, а алкоголь. Сам бы я не решился, наверное.

В груди после признания Кирилла Александровича поселилось тихое мягкое тепло, а в мир вокруг будто красок добавили, он уже не казался теперь невыносимо серым. Не находилось подходящих слов, чтобы объяснить магу, как дороги мне были его чувства.

— Но у вас… суженый, — тихо, безнадежно отозвался Левин, а потом резко отвернулся. Плечи опустились, словно усталые крылья, и мне невольно захотелось подойти поближе, попытаться утишить боль, но было так страшно дать ложную надежду. Потом будет только больней.

— У меня суженый, Кирилл Александрович, вы правы. Мы не выбираем своей судьбы…

Левин продолжал стоять ко мне спиной.

— Стахович далеко не самый милый и добрый человек, Софья Андреевна. Думаю, об этом догадывается ваша мать, и даже ваша подруга, пусть она особа и неглубокого ума. И вы хотите связать с кем-то вроде него свою дальнейшую жизнь?

Я понурилась. Сколько же раз придется мне объяснять магам такие элементарные вещи? Но ведь до последнего Кирилл Александрович будет верить, что все в руках человека. И как же он заблуждается в этом.

— Я могу желать или не желать что угодно. Судьба уже все решила за меня. Этого не изменить.

Сцена вышла неловкая.

— Кир, она это будет говорить бесконечно, — крикнул из кухни Павлицкий. — Ведьмы всегда помешаны на судьбе. Вот только что-то так вовремя ее судьба решила подвернуться, что и не передать.

Я возмущенно уставилась на закрытую дверь, будто именно она во всем случившемся и виновата.

Мне захотелось сделать что-то гадкое с Павлицким. Очень гадкое.

— Никита никогда не демонстрирует такт, если ему это невыгодно. Ну, или мне, — вздохнул с расстройством Кирилл Александрович, раздраженно передернув плечами. — Простите его, он действительно невыносим, но опасности Ник для вас не представляет.

Павлицкий рассмеялся.

— Вот в последнем я бы не был так уверен.

Надзирающий инспектор обернулся и покачал головой, давая понять, что его друг блефует. Он почти улыбался.

— Если эта ведьма тебе что-то сделает, я буду представлять для нее очень даже большую опасность. И все равно Стахович нарисовался как-то очень вовремя. И все слишком быстро понеслось по наклонной.

Я слушала его и понимала, что в Павлицком говорит паранойя. Костик — моя судьба. Судьба. Он не мог появиться вовремя или не вовремя. Он появился точно в то время, когда и должен был, не раньше и не позже.

— Мне тоже так думается, вот только Софья Андреевна не разделяет нашей уверенности. Она упорно верит в судьбу. И есть шанс, что права именно она.

Хотя бы кто-то меня поддерживает.

— Ну, я же не запрещаю. Давай, мы все-таки посадим Стаховича по какой-нибудь причине. Может, у Софьи Андреевны судьба — ему передачки носить или еще что.

Я всплеснула руками в молчаливом возмущении и уселась на диван, пытаясь как-то справиться с собственными чувствами, а заодно и с мыслями, которые разбегались в разные стороны как испуганные мыши. Зря я пустила в дом этих двоих. Зря не выставила из квартиры, едва только зашла речь об алкоголе.

— Нам не стоило пить. Всем. Особенно втроем, — пробормотала я, опустив голову. Начинало немного мутить. Я вообще плохо реагировала на алкоголь, плохо и скучно, появлялась тошнота и сонливость. — Недаром говорят: "Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке".

Левин подошел и уселся рядом со мной.

— А что такого плохого в искренности? — спросил он.

Дверь в комнату бесшумно открылась, и в образовавшейся щели явственно был виден глаз Павлицкого. Один. Этот прохвост даже не делал вид, что мы с Кириллом Александровичем наедине. Он понял, что я его заметила, однако вовсе и не подумал исчезнуть.

— Я понимаю, вам нравится зубоскалить над нами, — тихо вздохнула я, даже не пытаясь скрывать своей обиды и расстройства.

Левин покосился на меня.

— Понимаете, Софья Андреевна, все действительно вышло слишком уж подозрительно. История с Арцевым, обряд на кладбище, ваши чертовы зеркала… и тут посреди этой бури как тихий остров возникает Константин Стахович. Ну и какая женщина не бросится в объятия нечаянного помощника и защитника?

Голос мага звучал ровно, спокойно, он анализировал все случившееся как части паззла, который предстояло собрать. И несмотря на то, что у Левина ко мне имелись нежные чувства, я для него оставалась в том числе и деталью картины преступления.

Павлицкий совсем махнул рукой на политес и вошел в комнату.

— Интересный способ манипулировать, — отозвалась я. — Но, выходит, обо мне Костику совершенно ничего неизвестно. Я привыкла быть одна и сама решать возникающие в моей жизни проблемы. Мужчина… Словом, у меня не было и нет намерений… бросаться в чьи-либо объятия.

Тихо засмеялся Павлицкий. Они с Кириллом Александровичем многозначительно переглянулись. Вообще, мне показалось даже, будто эти двое настолько хорошо понимают друг друга, что им и слов не требуется.

— Ну, вы сломали Стаховичу шаблон, поздравляю. Видимо, он рассчитывал, что придется иметь дело с женщиной податливой, мягкого характера, для которой его внимание станет манной небесной. А тут такой забавный сюрприз как вы, Софья Андреевна, — продолжил Павлицкий, который в точности мне напоминал бродячего кота, которого однажды сердобольный родитель подобрал у ближайшей помойки и принес домой. Кот отмылся, отряхнулся и сделал вид, что он тут жил всегда и, вообще, вот как раз он, кот, тут главный.

Верить в теорию магов мне категорически не хотелось. Если я и сломала Костику шаблон, то Левин на пару с Павлицким пытались сломать мне картину мира, причем делали это старательно и упорно.

— Вы не производите с первого взгляда впечатление волевого человека, — отметил вполголоса Левин. — Как раз тот случай, когда первое мнение обманчиво.

Вот и зачем разглядывать под лупой, что я из себя представляю. Словно бы не было иных вопросов, которые требовали немедленного решения.

— Та девушка с кладбища? — резко сменила тему я. — Кукла. Она как-то себя показала?

Кирилл Александрович и его друг одновременно покачали головой.

— Все тихо в Датском королевстве, — произнес Павлицкий, разом растеряв всю веселость.

Я тяжело вздохнула.

— Плохо… Очень плохо. Значит, тот, кто ее вызвал, сам и кормит. Такому духу нужна живая кровь. Много крови.

А еще странно. Зачем было вообще поднимать из могилы ту несчастную, чтобы после не спускать ее с поводка? Вот этой проблемой точно Кириллу Александровичу стоило бы заняться вплотную. Во-первых, мучить умерших — ужасно, во-вторых, поднятый из могилы мертвец — это очень большая проблема для живых.

— Насколько много? — деловито уточнил Никита.

Я покопалась в памяти и произнесла с удрученным вздохом:

— Один человек в три дня. Я бы на вашем месте полицейские сводки подняла. О пропавших без вести. Хотя они же там неохотно заводят дела о пропаже людей.

Кирилл Александрович пробормотал под нос ругательство.

— Кир, думаешь, и это стоит добавить в нашу большую кучу странностей с Софьей Андреевной в центре?

Левин кивнул.

Я скользнула взглядом по окну и заметила в отражении на стекле не три фигуры, а четыре. Дух все еще болтался возле меня и слушал все, что говорилось в комнате. И не избавиться ведь от него никак. Зачем только привязался?

И тут я вспомнила…

— Арцев.

Мужчины уставились на меня, будто не понимая, о чем идет речь.

— Он ведь хотел, чтобы моя мать сделала для него кое-что запрещенное, применила черное колдовство. Она отказалась, но обычно, если люди состоятельные чего-то сильно желают, легко они не успокаиваются. Арцев наверняка принялся искать кого-то другого для своей цели.

Кирилл Александрович задумчиво нахмурился.

— Пожалуй, вы правы, стоит проверить, не нашел ли покойный себе еще какую ведьму. Ник, не в службу, а в дружбу?

Павлицкий кивнул, но словно бы своим мыслям, а не Левину.

— А Софья Андреевна действительно настолько сильна, как ты мне сказал? — спросил Никита невпопад. — Нет, дочка Таволгиной, я все понимаю, но все же…

Внезапно на меня обрушилась буквально лавина магии, сминая волю, корежа тело, причиняя такую боль, что даже вздох стал мукой.

Павлицкий, гад.

Он не шевельнулся, не произнес не единого слова. Нападение его стало для меня поистине внезапным.

Закричала не я, закричал Левин. Он требовал, чтобы друг прекратил, чтобы оставил меня в покое, но Павлицкий улыбался — и ничего больше.

Как же они меня утомили, эти интриганы от магии.

Я тихо начала про себя привычный ведьмовской говор, которым протаптывала дорожку к тем силам, которые были моими помощниками, защитниками, были моим оружием.

— Как вода вытекает сквозь пальцы, так и сила твоя проходит сквозь меня, да в землю стекает. Как трава после бури поднимается, так и я поднимаюсь. Все, что мне готовил, пусть к тебе вернется…

Ведьма не может напасть неожиданно, ведьме нужно время, чтобы призвать ту мощь, с которой она связана от рождения.

— Слово мое крепкое, — закончила я плести чары.

Павлицкий сложился молча и опустился на пол, только воздух глотал жадно, словно бы надышаться никак не мог. Кирилл Александрович подняться помог только мне, на друга своего маг глядел так, что на месте Никиты я бы выпрыгнула в окно прямо сейчас. Благо, этаж десятый и наверняка убьется. В глазах Левина я видела желание убивать, причем убивать мучительно.

Стоять я могла, только лишь опираясь на руку надзирающего инспектора, и это оказалось почему-то приятно. Не слабость разумеется, а помощь которую я получила, даже не прося о ней.

— Вопрос снят, — прохрипел через несколько секунд Никита, не предпринимая попытки встать на ноги. — Какое качественное зеркало. Хорошо еще, ничего серьезного не использовал. Кирилл, окажись я на месте Стаховича, я бы ради такой тоже многих убил. Дай Софье Андреевне точку опоры — и она влегкую мир перевернет.

Кажется, несмотря на все, Павлицкий был чертовски доволен собой. Теперь мне тоже хотелось его убить.

— А просто спросить было нельзя? — возмутилась я.

Боль и страх отступили. Осталась злость. Раньше мне думалось, будто бы я на подобные чувства просто неспособна, считала, злость и гнев — совершенно не касаются меня. Зря. Всего-то пара часов в обществе Никиты Павлицкого — и я сама себе уже напоминаю забытый на плите чайник. Видимо, талант этого мага заключается в том, чтобы вытаскивать из потаенных уголков души самое низкое и омерзительное.

— Кир, нуждаюсь в помощи и поддержке, — простонал с пола Павлицкий, намекая, что неплохо было бы поднять и его.

Левин упрямо мотнул головой.

— Не дождешься. Я же просил тебя не причинять вреда Софье Андреевне. Хватает и того, что ты ей нервы попортил.

Мне даже немного польстило, что Кирилл Александрович предпочел встать на мою сторону, признав таким образом, что поступок его друга был отвратителен.

— Да бросьте вы оба так на меня смотреть. Ничего такого уж страшного я не использовал. Ведьмы ведь большие мастерицы, когда речь идет о зеркалах. Ну, а то, что Софья Андреевна получила пару неприятных минут, так я тоже. Квиты.

Гений и злодейство. Павлицкий и совесть.

Хорошо, хотя в этом Левин отличен от своего друга.

— Простите его, — обратился ко мне Кирилл Александрович, который, кажется, в этот момент раскаивался за двоих. — Обычно Ник руководствуется благими намерениями, вот только они его вечно ведут по кривым дорожкам в какие-нибудь буераки.

Прощать Павлицкого не входило в мои планы, тем более, что ухмылялся он весьма мерзко, но не хотелось расстраивать Кирилла Александровича, и я кивнула.

— Ну вот какая славная девушка, всех готова простить, — фыркнул Никита, медленно, осторожно поднимаясь на ноги. — В общем, предлагаю поступить так: ты, Кир, поройся в полицейских сводках на тему пропавших людей, я пощупаю окружение Арцева и постараюсь узнать, не нашел ли он себе кого другого для оказания колдовских услуг. А Софья Андреевна…

До чего же человек невыносимый.

— А Софья Андреевна — ведьма, и не имеет никакого отношения к вашей славной конторе, — решительно заявила я, нахмурившись.

Внезапно я услышала сперва тихий смешок, а потом полноценный смех. Левин от души веселился, видя мое недовольство. Честно говоря, я даже опешила сперва. Не так часто можно увидеть, как Левин от души веселится. Не зря ведь про себя я звала его дементором: радости в маге не было ни капли.

— Ну ладно, я пока пополз отсюда. А вам двоим, видимо, нужно еще договорить.

Я бы сказала, что как раз договаривать нам с Левиным и не стоило. У меня не хватит воли и решимости сказать ему категорическое нет, хотя должна я поступить именно так. Он… Он наверняка решит, что у него есть надежда… Словом, дело обернется совсем дурно.

Однако уполз из моей квартиры Павлицкий довольно споро, хотя и в полусогнутом состоянии.

И мы остались в квартире с Кириллом Александровичем вдвоем.

Я почувствовала, что начинаю краснеть от мучительного смущения, которого прежде никогда не испытывала рядом с этим мужчиной. Быть может, все дело заключалось в том, что теперь мне стало известно о его чувствах, однако же рядом с Костиком ничего подобного в моей душе не возникало, пусть он и ухаживал за мной, и говорил, будто любит.

Будто любит.

Что там он испытывает ко мне на самом деле, я могла только догадываться. О моих чувствах и говорить не приходилось.

Левин стоял рядом со мной. Мы оба молчали, и тишина в квартире была такая, что, кажется, я могла услышать, как неспешно течет время. Единственный звук, который существовал для меня в тот момент — это дыхание Кирилла Александровича. Слишком тяжелое.

А потом он внезапно схватил меня за плечи, повернул к себе и поцеловал так, что я сразу поверила: уже не первый год его мучили чувства ко мне. Губы у него были горячие, сухие, и мне почему-то подумалось, что это самый правильный момент в моей жизни, что никого не было до него, и никого не будет после.

Мои руки будто сами обвили шею Левина… И тут я осознала, что веду себя по-настоящему ужасно.

Я оттолкнула мага, но слабо, без настоящей решимости. Другой мужчина, подозреваю, ничего бы не заметил, однако Кирилл Александрович отступил тут же. Взглянув в его глаза, я почувствовала себя палачом, который занес топор над беззащитной жертвой.

— Я в вашей воле, Софья Андреевна, — горько усмехнулся Кирилл Александрович, опуская голову. — Несколько лет назад мне казалось, будто весь мир рухнул, будто я никогда не смогу даже довериться женщине, не говоря уже о том, чтобы полюбить… Глупость едва не подростковая. Но потом появились вы. И мне плевать на всяческих суженых, на все плевать. Судьба? Я и с ней готов бороться, если вы согласитесь только… Если вы только скажет, что я хоть сколько-то вам небезразличен, пусть даже самую малость.

Сердце заполошенно колотилось в груди как перепуганная птаха. Кровь стучала в висках.

Я могла только смотреть на этого мужчину, не более, не нашлось ни единого слова, чтобы дать ему ответ. Но мое беспомощное молчание оказалось для Левина красноречивей любых слов.

— Вы, как всегда, предпочли не лгать мне. Я знаю, вы не любите меня. Вы просто не могли полюбить меня. Но если бы у меня не было совершенно никакой надежды, вы бы сказали сразу. И если бы вы влюбились в Стаховича — вы бы тоже сказали сразу. Такие женщины, как вы, никогда не мучают напрасными надеждами. Но вы молчите. Значит, у меня есть шанс. Я хочу добиться вас, Софья Андреевна. И прошу вас позволить мне сделать это.

Если я действительно и была принцессой, запертой в башне, то сейчас у ворот этой башни стоял рыцарь с тараном и решимостью разнести все до основания, только чтобы добраться до меня.

Я зажмурилась и выпалила:

— Вы же знаете. Костя — мой суженый. Как это изменить? Это ведь невозможно.

Левин тихо хмыкнул.

— А у меня получится. Вот увидите. Главное, чтобы вы сами этого хотели.

В этот момент маг вышел из комнаты, а потом хлопнула входная дверь.

Человек желает победить судьбу. Сюжет не нов, но обычно такие истории заканчиваются дурно, потому что судьба в любом случае сильней. Она всегда сильней, иначе и не бывает.

Но то, что говорил мне Кирилл Александрович… Я ведь хотела ему верить и хотела, чтобы он победил мою судьбу. Я не любила Стаховича, он мне даже не нравился. А уже учитывая, что маги подозревают его желании применить черное колдовство…

Ну, а вдруг моя судьба его исправить? Вернуть на путь истинный?

Костик позвонил вечером, но я малодушно не взяла трубку, найдя для себя оправдание в правиле Яны "Настоящая девушка поздно вечером занята, даже если она совершенна свободна". Моя подруга относилась к числу тех, кто никогда не звонит первой, не принимает приглашение на выходные после среды и все в таком духе. У нее все это отлично работало, подозреваю, все дело в кукольной внешности и обаянии, с кем-то другим фокус мог бы и не пройти.

И что мне все-таки делать со своей жизнью?

Костя — моя судьба, но я не люблю его, и кажется, он вызывает во мне смутное беспокойство. Вероятно все дело в разговорах о черном колдовстве, которые вели при мне Левин и Павлицкий. Но меня и саму смущало поведение Костика, его необъяснимая настойчивость, которую никак нельзя объяснить внезапно возникшими чувствами. Не бывает так. Господи, да в чувства Кирилла Александровича ко мне верилось куда больше, честное слово. Наоборот, все его пристрастное поведение отлично вписывалось в общую картину подавляемых чувств. Да и надзирающий инспектор всегда вел себя как человек исключительной честности.

— Не было ни гроша, и тут алтын, — вздохнула я, передернув плечами. — Мама бы совсем с ума сошла, если бы только узнала, что на самом деле со мной происходит.

Дух в оконном стекле согласно покивал. Он все еще ошивался рядом, но никак особенно себя не проявлял. Что понадобилось выходцу с той стороны, я все еще не знала, как его отвадить — представления не имела. Да и в последнее время мне казалось, что дух вообще наименьшая из моих проблем. Были и куда более серьезные.

— Ну, ты-то что мне скажешь, ряженый? — обратилась я к духу без особого трепета. Правда, и приближаться не рисковала. Мало ли что.

Тот развел руками, намекая, что лучше мне подумать своей головой.

Утром Костя снова позвонил, однако на этот раз я решила, что стоит поговорить. Всегда говорят, что утро вечера мудренее. В моем случае, конечно, не особо, но хотя бы теперь у меня доставало решимости посмотреть в глаза собственной судьбе. Или злому року, большой разницы нет на самом деле.

— Соня, доброе утро. Так соскучился по тебе, когда мы сможем снова увидеться?

Я замерла и про себя сосчитала до десяти, чтобы не ляпнуть первое просившееся на язык.

— Возможно, сегодня вечером. У меня после обеда всего один клиент. Время будет.

Костя вздохнул с удовлетворением.

— Тогда я заеду за тобой в семь, Соня. Ты не против, надеюсь?

Я сказала, что, разумеется, не против, и свернула разговор, сославшись на большую занятость. Ко мне, и правда, должны была заглянуть пара знакомых дам бальзаковского возраста, но там была скорее беседа за гадальными картами, чем что-то по-настоящему серьезное. Просто я нравилась этим женщинам, а заодно они любили немного колдовской экзотики и туманные предсказания. Впрочем, знать все это Костику необязательно. Он ведь уже составил обо мне свое мнение, пусть оно пока и не меняется.

День тянулся чрезвычайно медленно и казался таким пустым и никчемным, что оторопь брала. Обычно вся моя жизнь состояла именно из таких дней: спокойных, размеренных и одиноких. Мое уединение нарушали разве что визиты моих клиентов, да попытки соседей выяснить отношения со странной особой, которая возмутительно редко выходит из дома.

Раньше меня все устраивало, так почему же сейчас мне все кажется таким жалким, почему меня кажется, что моя жизнь должна была пройти не так, не взаперти?

Когда подошло время встречи с Вадимом, я озадаченно подумала, что, кажется, помощь психолога требуется уже мне самой. Зато сам "хороший мальчик" выглядел уже весьма неплохо. Со времени нашей последней встречи он как будто стал выше ростом, а в глазах появилась уверенность и даже радость.

— Здравствуйте, Софья, — улыбнулся он мне так, словно мы были давними друзьями. — А я, кажется, женюсь.

Этой новостью Вадим меня ошарашил прямо с порога.

— И от матери я съехал. После этого она решила полежать в кардиологии, но возвращаться я точно не стану.

Я озадаченно кашлянула.

— Это же замечательно. Значит, та женщина, которую вы просили приворожить…

Улыбка Вадима стала еще шире и довольней.

— В общем, она сказала, что я ей тоже симпатичен. Ничего большего я пока не добился… Но я непременно женюсь. И вас на свадьбу приглашу. Вы так мне помогли.

Признаться, даже неловко было слушать такие славословья в свой адрес.

— Да не так уж много я и сделала, Вадим. Это все вы сами.

Мой уже то ли клиент, то ли нет махнул рукой.

— Конечно, сам. Но без вас я собирался бы еще лет десять. И невесть когда собрался бы. А так… Немного колдовства, разговор с умной женщиной — и моя жизнь уже не кажется беспросветным черным болотом, в котором я завяз по уши. Наверное, никогда не чувствовал себя таким свободным и счастливым.

Излишний энтузиазм Вадима меня понемногу начал пугать.

— Помните, однажды чары развеются, — напомнила я с тревогой. — И придется снова бороться со всем миром самостоятельно. Вы должны помнить об этом, Вадим, иначе потом произойдет крах иллюзий.

Только бы не оказалось так, что своим вмешательством я только навредила этому, в целом вполне хорошему, молодому человеку. Не раз мне доводилось видеть, как люди становились зависимы от платных чудес как от наркотиков.

— Я знаю это, Софья. Не волнуйтесь, — со всей серьезностью произнес Вадим. — Но вы ведь не отрастили мне крыльев и не научили дышать под водой, Значит, когда ваше колдовство развеется, я все равно смогу делать то же самое. Пусть будет трудней, но я просто не хочу становиться прежним и вечно ждать неведомого чуда, которое никогда не случится.

Я замерла, повторяя про себя слова своего гостя.

Сперва я наставляла его на путь истинный, теперь же он оказывал для меня ту же услугу, пусть того и не знал.

Я всю жизнь ждала чуда, но его так и не случилось. Может, стоит самой попытаться что-то изменить?