Ведьма и зеркало

ГЛАВА 5

Костик задержался допоздна и, кажется, мог бы и вовсе остаться у моих родителей на ночь, по крайней мере, мама предложила это легко и как нечто обыденное. Забавное дело, я пропустила тот момент, когда кто-то стал настолько близок родителям помимо меня. Даже как-то… Не знаю, неловко. Хорошо еще, Костя вежливо улыбнулся и отказался. По-видимому, из-за меня.

— Ну, спокойной ночи, Анна Георгиевна, Андрей Алексеевич, Соня. Я поехал домой, — с улыбкой попрощался Костя, бросив на меня на прощанье весьма долгий взгляд, который, кажется, пришелся по вкусу моей матери.

— Милый мальчик. Определенно милый, — довольно произнесла матушка, закрывая дверь. — И действительно расположен. Сегодня он приехал к нам только потому, что волновался о тебе.

Я пожала плечами и посмотрела за окно.

— Мама, он ведь твой ученик, верно? — задала я вопрос достаточно важный, когда речь идет о колдунах и ведьмах.

Передача знаний и дара — это всегда несет огромную ценность в нашем мире.

— Пока что нет, — ответила матушка. — Присматриваюсь к нему.

Забавно, право слово.

— То есть, чтобы взять его в ученики — ты доверяешь Косте недостаточно, но при этом считаешь, что можешь подсовывать его собственной дочери, — прокомментировала я. Ситуация казалась мне все более абсурдной.

Мама повернулась ко мне и пожала плечами.

— Ну, если вы друг другу понравитесь — это не моя печаль. Как потенциальный зять меня Костя полностью устраивает. Но муж — это не могильный крест, всегда можно избавиться, если надоест. С ученичеством, сама понимаешь, так легко не выйдет.

Да уж, логика у моей родительницы была поистине железной, даже в какой-то мере машинной. Но чем-то же не устраивает до конца маму Костя как ученик?

— Так что все-таки с ним не так? — спросила я напрямик мать, решив разобраться во всем сразу. — С Костей?

Родительница пожала плечами без особой озабоченности.

— Да вот совместимость сил, — махнула она рукой.

Ну да, в дом-то она Костю пускает без вопросов и даже на ночь оставляет.

— Ложись спать пораньше, Соня. День выдался тяжелым, беспокойным. Тебе нужно отдохнуть как следует.

Со сном-то у меня все сложилось, но вот с отдыхом… Я снова застыла между двух зеркал, вокруг меня стояли зажженные свечи, чье желтое сияние разгоняло темноту, вот только я откуда-то точно знала, что за этой темнотой на самом деле ничего нет. Нет моей комнаты, нет всего дома, вообще ничего нет. Только я и смутный силуэт, который приближается ко мне через зазеркалье. И никак не удавалось понять, хочу ли я встретиться со своим суженым или нет.

— Жди меня, Соня, жди, — доносился до меня мягкий вкрадчивый голос. — Я уже совсем рядом, Соня.

Одна за одной гасли свечи, и я тонула во тьме под шелест чужого голоса. И только зеркало продолжало мертвенно светилось, а мой суженый все шел и шел ко мне, и вот мертвенно-бледная рука уже протянулась через стекло, коснулась меня… И я проснулась.

Надо мной склонился встревоженный отец.

— Сонечка, что-то с тобой не в порядке, — произнес он.

В глазах его, таких же серо-голубых, как и мои собственные, застыла тревога.

— Снилось просто… — пробормотала я, подтягивая колени к груди.

На душе было неспокойно, тоскливо как-то. Словами и не описать.

— С тобой что-то происходит, дочка. Что-то не слишком хорошее, — сказал папа, присаживаясь рядом со мной на постель.

С чего он взял такую ерунду?

— Так, снилось что-то муторное, — ответила я без особой тревоги. — Бывает. Мелочи.

К сожалению, папа всю жизнь очень уж дотошен, когда речь заходила о мелочах. В отличие от мамы, которая обращала внимание только на нечто поистине масштабное.

— Или не мелочи, — задумчиво произнес отец, покачав головой. — Что тебе снилось?

Я хмыкнула. Нет, рассказывать о сне все мне было не с руки. Тогда бы пришлось выкладывать и о своем неудавшемся гадании.

— Да толком и не помню, — отозвалась я с улыбкой. — Какие-то неясные образы. Правда, мелочи, папа. Даже упоминания не стоит.

Голова слегка ныла, во рту было сухо, но, в целом, я чувствовала себя вполне… терпимо. Не хуже обычного.

— Распереживалась вчера, верно? Из-за Левина? — снова заговорил отец так ласково, как мог только он. Мама нежничать особо не любила.

Я покачала головой.

— Не больше обычного. Я уже привыкла к нему. Ну, в той или иной степени.

Левин был только вершиной айсберга под названием "Одна моя большая проблема", и, кажется, он даже не являлся корнем всех зол в данном конкретном случае.

— Просто все как-то странно завертелось, па, — задумчиво произнесла я. — Словно вдруг стала маленькой лодкой, которую затянуло в водоворот. И сколько ни греби веслами, а выплыть не получится. Даже водоворота — и того не разглядеть.

Отец вздохнул и погладил меня по голове.

— Ты сильная, выгребешь из любого водоворота. Ты же моя дочка, вот и мама твоя так каждый раз говорит.

Я весело фыркнула. Когда речь заходит о том, что я вся в отца, обычно до комплиментов дело не доходило. Чаще всего в этот момент и мне, и папе объясняли про то, насколько мы оба слабовольные, несуразные и далее по списку.

— Именно, я вся в тебя. Поэтому, наверное, и влипла так серьезно.

И снова меня погладили по голове, утешая и подбадривая.

— Глупости это все, ты у нас чудесная, Сонечка. Самая замечательная девочка на всей земле. Уж я это знаю.

Да уж, мои родители, не смотря на мой довольно-таки почтенный возраст, считают меня своей маленькой драгоценной девочкой. И, наверное, до моих седых волос вряд ли хоть что-то изменится.

— Вот только ваших ожиданий не оправдала, — покаялась я с тяжелым вздохом. — Но, наверное, к этому уже все и так привыкли.

Обсуждать эту тему можно было бесконечно, именно потому поднимать ее совершенно не хотелось.

— Пойдем завтракать, Соня. И тебе наверняка нужен чай покрепче.

Мама поднялась чуть позже, когда стол был уже накрыт, и сияла куда ярче тусклого ноябрьского солнца.

— Сегодня у меня будет встреча с городским начальством Инспекции. Так сказать, налаживание сотрудничества и добрососедских отношений. Заодно прощупаю почву, не хочет ли кто-то из "больших шишек" надавить на меня при помощи единственной дочери, — радостно сообщила родительница.

Да, мало кто способен радоваться тому, что, возможно, назревает конфликт.

— Считаешь, кто-то из начальства решил устроить многоходовку? — флегматично осведомился папа, подливая мне молока. — Они же лет десять не пытались устроить переворот в Ковене. Может, все-таки все дело в Кирилле Левине и его озлобленности? Чего стоит ушлому инспектору найти кого-то не слишком чистого на руку и попросить об услуге?

Мама пожала плечами и вроде бы не слишком доверчиво.

— Левин другого полета птица. Если вцепится, то намертво, но чтобы кого-то сознательно подставлять… Не его стиль.

Папа пожал плечами.

— Если бы ему удалось уличить хотя бы Соню, его карьера могла бы снова пойти в гору. А если бы при этом еще и тебя задел — вообще бы взлетел. Хороший вариант, чтобы все исправить.

Слишком очевидно. Я тоже не верила.

— Сам Левин вряд ли пошел на такое ради своей карьеры, — вынесла вердикт матушка. — Но у Левина есть очень уж заботливые друзья, всегда готовые прийти на помощь. К примеру, милый мальчик Никита Павлицкий.

Так все-таки Никита, а не Николай. И чем именно он настолько сильно не угодил моей маме? Она еще в аэропорту говорила, что он скользкий и что его должны за что-то бить. Моя родительница резка на слова, тут ничего не скажешь, но обычно говорит правду, пусть и грубой форме. Скользкий? Почему именно скользкий? Скользкий — означает подлый? Или просто изворотливый?

— Чем тебе так сильно не угодил Павлицкий? — не удержалась и спросила я.

Мама трагически вздохнула и всплеснула руками, едва не опрокинув свой стакан.

— Господи ты боже мой, Сонька, вот скажи, как можно быть настолько не от мира сего? Павлицкий на городском уровне такое откалывал, что об этом несколько месяцев говорили в Ковене. Но ты как всегда ничего не знаешь. Приди в себя, наконец.

Мне оставалось только глазами хлопать. Крыть-то все равно нечем.

— Но так ведь спокойней, мама, — неуверенно улыбнулась я. — Мне совершенно не хочется знать, кто, как и кого именно обманывает, предает. И ради чего — тоже не хочется.

Папа вздохнул украдкой, мама же отвесила мне затрещину.

— Ума как не было, так и нет. То, что ты не хочешь играть во все эти подковерные игры, не значит, что и другие не захотят тебя в них втянуть. Ты должна хотя бы в курсе быть, что происходит.

Я понурилась, понимая, что, вероятно, на этот раз родительница моя все-таки права. Куда проще было бы разобраться в плетении той паутины, в которую угодила.

— Так что там с Павлицким? — тихо спросила я, надеясь получить ответы.

Мама вздохнула и принялась убирать со стола.

— Их было трое друзей, один перспективней другого. Левин, Павлицкий, Одинцов. Мушкетеры, чтоб их всех. Один за всех и все за одного. Умные, одаренные. Вместе начали работать в Инспекции. И Павлицкий из них троих был самым хитрым, самым мерзким. Однажды ему пришла в голову замечательная идея по поводу того, как повысить свою раскрываемость. Он просто решил сам их… ну, если не создать, то спровоцировать. Подбил нескольких молоденьких идиотов из наших, нашептал в уши. Они не знали, что "мудрые советы" им дает инспектор. Стали баловаться черным колдовством, а тут, как понимаешь, коготок увяз — всей птичке пропасть. А потом Павлицкий триумфально задержал всю группу черных колдунов, взял с поличным. Что было дальше, сама понимаешь.

Я и понимала. Мораторий на смертную казнь, не было его на нашей стороне мира, той, которую не видели обычные люди. Ну, пропали люди. Так бывает, что люди пропадают. Полицейские положенное время поперекладывают бумажки с одной стороны стола на другую, но, конечно, ничего не найдут. Да и искать не станут всерьез. Мы живем по другим законам.

— А что Павлицкий? — помертвевшим голосом задала я самый важный вопрос.

Мама передернула плечами, даже не глядя в мою сторону.

— Да что с ним сделается? Дураки те, конечно, выложили все, что приходил, рассказывал… Но так мало ли какие бредни приходят в голову черных колдунов? Наговаривают на порядочного мага, вот и все. Их и слушать никто не стал, — буднично, безо всякого надрыва продолжала свой невеселый рассказ. — А Павлицкий по служебной лестнице поднялся, да еще на несколько ступенек. Такой и через тебя перешагнет — не заметит.

Каждое слово казалось кислотой, которая капает на кожу.

Разве можно вот так поступать? Настолько подло, настолько жестоко…

— Ты не пыталась помочь этим бедолагам?

Мама замерла, словно ее ударили.

— Эх, Сонька… Чем черным уже поможешь? Тут помилования нет и быть не может. Павлицкого я пыталась вслед за ними отправить. Да только толку не было. Не докажешь, что это он им подбрасывал идеи. Никак не докажешь.

Жизнь бывает и жестокой, и подлой, и очень, очень несправедливой. Поэтому я и сторонилась ее, застыв в своем ожидании на долгие годы. Лучше не знать о том, какая на самом деле жизнь, какие на самом деле люди. Пока я никого не вижу, проще верить, что мир не такой кошмарный, каким он и является.

Но как Павлицкому совести хватило поступить так? Точнее, ее отсутствия.

Конечно же, я не могла говорить о невиновности тех, кого Павлицкий так легко отправил на смерть. Они сами выбрали свой путь и за это поплатились, но разве нет вины за тем, кто им этот путь показал, вывел на него?

Но правосудие в руках магов, не колдунов. Поэтому и приговоры выносят нам, а не магам. Они почти неприкосновенны.

— И Павлицкий с Левиным большие друзья… — осторожно, будто каждое слово пробуя на вкус, произнесла я.

Скажи мне, кто твой друг… Что же, дружба Кирилла Левина с Никитой Павлицким говорила о надзирающем инспекторе только дурное.

— Как ни странно, да. Эти двое друзья, — кивнула моя родительница.

Папа нахмурился.

— Или, наоборот, вовсе не странно. Нужно, чтобы рядом с Соней постоянно кто-то находился. Нужно, чтобы всегда нашлись свидетели, которые могли бы подтвердить, что именно и когда делала наша дочь.

Мать кивнула, соглашаясь.

— И хорошо бы это были не мы с тобой, Андрюша. Сам знаешь, показания родителей всегда ставятся под сомнение.

Все верно, но кто именно? Друзей у меня не так чтобы много, и далеко не каждому можно навязать свое общество на двадцать четыре часа в сутки. Разве что…

— Вернусь снова к Яне. Поживу у нее, — сказала я, немного успокоившись. — Ей со мной будет веселей, а у меня появится стабильное алиби. Пусть она и близкая подруга, но не родственница же.

Если, конечно, после впечатляющего общения с моей мамой Яна вообще пожелает со мной разговаривать. В аэропорту наговорили моей подруге много чего такого, что она может припомнить.

— Ну, к Янке можно. Костик говорил, к тебе Левин уже заходил. Значит, мог что-то и притащить. А вот у нее квартира чистая. Звони этой курице. Пусть тебя забирает. С чемоданом. И от нее ни на шаг, тебе ясно?

Яна, как и подобает настоящей подруге, согласилась снова принять меня под своей крышей, разве что маму мою ругала на чем свет стоит и требовала предоставить расписку, что именно мать меня к ней, Яне, и направила для проживания. Я только улыбалась. Все равно не поможет, случись что.

От мысли, что ближайшее время проведу с подругой, на душе стало легче. Свобода. Да, относительная, да, с Левиным, который будет все также стоять над душой, но свобода. Из родительской квартиры я уходила, с трудом удерживаясь от счастливой улыбки.

— Ну, могла хотя бы изобразить, что тебе грустно с родителями расставаться, — проворчала мама, целуя меня на прощанье. — Езжай уже. И сиди у Янки своей тихо, как мышь, понятно? Ни на шаг от подруги? В идеале, можете еще и фотографироваться каждые три минуты для надежности. Кажется, это модно…

Вот только в любви к селфи меня сложно упрекнуть.

— Хорошо, я буду очень осторожна.

Яна ждала меня в машине у подъезда, подниматься к родителям она отказалась категорически. Несмотря на то, что более позитивного человека, чем моя подруга, найти было сложно, назвать ее образцом христианских добродетелей точно никто бы не назвал. Так просто прощать мою маму Яна не собиралась.

— Надзирающую сволочь уже предупредила? — сварливо поинтересовалась подруга, заводя машину. — А то будет бегать по всему району.

Я пожала плечами. Наверняка мать предупредит инспектора, что я съехала от них с отцом. Ну, и сама я собиралась позвонить Кириллу Александровичу и сказать о том, где буду жить в ближайшее время. Лучше проявить добрую волю, возможно, это вернет хоть каплю его доверия.

Хотя кого я обманываю, в самом деле? Кажется, для инспектора дело принципа не верить всем, а особенно мне. Чем же я так не угодила Кириллу Александровичу?

Или не я ему не угодила? Но кидается на меня Левин с таким рвением, будто это все очень и очень личное.

— Ты в другом районе живешь. Значит, бегать Левин будет не под твоими окнами, — улыбнулась я, пристегиваясь ремнем безопасности.

Яна красноречиво фыркнула.

— Ага. Мечтай. Ты ведь у Левина "любимица", ради того, чтобы тебе нервы потрепать, он и ко мне в Дзержинский район прискачет.

Есть и такая вероятность. Как же все-таки неприятно, когда ничего дурного не сделал, но все равно тебя никак не желают оставлять в покое.

— Надеюсь, когда-нибудь это все закончится, — пробормотала я, прижимаясь лбом к стеклу. — Так уже покоя хочется. Просто жить в своем доме. И чтобы не трясло после каждого стука в дверь или телефонного звонка. Я устала, Яна.

Подруга несколько минут молчала, словно ожидая продолжения. Вот только сказать-то было на самом деле нечего. Просто так сильно измучили меня всего лишь за пару дней.

— Ну, оно и неудивительно, что ты устала. Тут любой бы устал. Но должно же все прийти в норму рано или поздно. Тут, как говорится, или ишак умрет, или эмир, или я.

Потрясающее утешение.

— Вот только вряд ли я протяну в таком режиме двадцать лет.

Но, разумеется, не только вся эта история с надзирающим инспектором волновала мою подругу.

— Соня, душа моя, а что там у тебя намечается со Стаховичем? — каким-то особенным, совершенно лисьим тоном поинтересовалась подруга, искоса поглядывая на меня.

Я удивленно уставилась на Яну.

— Со Стаховичем? У меня с ним ничего не намечается. Он рвется к моей матери в ученики. А она не против, если он будет с таким же рвением рваться мне в мужья, — ответила я как есть.

Если ученичество Костика меня особо не волновало, то вот матримониальные планы мамы в некоторой степени беспокоили. А что, если однажды эти двое договорятся до того, что своего зятя матушка вполне готова взять в ученики? На такую сделку Костя, вероятнее всего, согласится.

— Какая прелесть, — фыркнула Яна, кажется, сочувствовать мне не собираясь. — То есть учить просто так Костика Анна Георгиевна не собирается? А как Стахович к тебе относится? Конечно, я не особо-то одобряю карьеризм и все в этом духе, но, может, присмотришься к парню? Часики тикают, а Стахович не дурак, не урод, да и вообще…

У нормальных людей жизнь куда проще, чем у меня. Вот уж точно ходячая проблема.

— Я-то могу присмотреться, вот только… Словом, ты знаешь, пробуй не пробуй, а у меня с мужчинами всегда не вязалось как-то.

Яна заехала на стоянку у дома и принялась парковаться. В этот раз процесс почему-то оказался не легким и не быстрым. Что-то у подруги не клеилось, а когда она, наконец, встала на нужное место, умудрилась задеть бампером бордюр.

Подруга тихо выругалась и в сердцах ударила по рулю.

— Вот не задался день.

Однако по поводу маленькой аварии долго Яна переживать не стала, снова вернувшись к прежней теме. Что поделать, Яна обожала обсуждать личную жизнь, в особенности чужую.

— Хватит себя хоронить заживо, Сонька. Уж не знаю, что там за ерунда с тобой случилась, что ты ото всего мира закрылась на семь замков, но, может, хватит? Если Стахович будет в тебе заинтересован, не стоит отмахиваться. Так-то он ничего. И, учитывая, что он хочет стать учеником твоей матери, будет очень милым.

О да, он наверняка будет стараться, тут и сомнений быть не могло. И от этого во рту горчило.

— Думаешь, я хочу, чтобы с меня сдували пылинки, чтобы не вызвать неудовольствие моей всемогущей матери? По-моему, отвратительно.

Мы вышли из машины, и я вытащила из багажника свой чемодан. Кажется, бампер не погиб смертью храбрых.

— Хватит уже витать в облаках, Соня. Ты ведь не героиня любовного роман, и прекрасный принц с неба не свалится, чтобы увезти тебя в даль на белом коне. Поверь моему опыту, идеальных мужчин все равно не бывает. А любовь… она проходит быстро. В итоге остается только здравый расчет.

Я покосилась на подругу.

— Ты же каждый раз замуж выходила по любви. Разве нет?

Яна кивнула и направилась к подъезду.

— По любви. И как только она уходила, я разводилась, чтобы найти новую любовь. Так и живем. Но я же тебя знаю, ты из тех, для кого слово "развод" под запретом.

На это можно было только рассмеяться.

— О чем ты вообще, Яна? Если я не думаю о замужестве, какой может быть развод, в самом деле?

Ведь я жду только одного человека, который, наверное, и не придет никогда. Он мог даже умереть за столько лет.

А сегодня снова не удастся поставить свечу на окно, и почему-то кажется, что вот именно сегодня он может посмотреть в мое окно и понять, что я жду… Но сегодня мое окно будет темным, мертвым. И завтра. И, наверное, послезавтра.

Расстраиваться ли мне из-за этого? Или стоит, наконец, попытаться смириться, скинуть давнее проклятие, которое не дает покоя?

— Соня, где ты опять витаешь? — вернула меня на грешную землю Яна и открыла подъезд. — Тащи уже свое богатство, пока не замерзла. Не май месяц, знаешь ли. Хотя у нас и в мае нежарко.

Жила Яна в месте, которое можно было назвать удивительным, в сталинке. Я любила такие дома, сталинский ампир слишком сильно напоминал мне ампир обычный, а заодно и Санкт-Петербург, пасмурное небо которого я любила сильней всего на свете. Сама я никогда бы не выбрала такой дом: слишком дорог и долог оказался бы ремонт. Яна же с легкостью махнула на все затруднения рукой.

— Я не витаю, — отозвалась я, — так, задумалась немного. Пойдем уже внутрь. Действительно холодно как-то.

Снег поскрипывал под ногами. Все-таки лег в ноябре. В прошлом году уже в октябре были сугробы по пояс, и мороз стоял такой, что на улицу носа казать не хотелось. На этот раз природа была милостива, и завьюжило только в ноябре.

— А Костику ты все-таки не давай отставку, не подумав, если он решит поухаживать. Он не хуже прочих. Да и колдун к тому же, — продолжала наставления Яна, топая передо мной по лестнице. — Когда еще такой шанс подвернется? Анна Георгиевна, конечно, многое может, но даже ей не так уж легко найти для тебя подходящего ухажера.

Конечно, всем известно, что для меня лучше. Может, действительно известно.

— Я подумаю над твоими словами, — тихо вздохнула я.

Левину я позвонила сразу, как только оказалась в квартире подруги. Признаться, мне редко самой приходилось набирать номер надзирающего инспектора. Кто пожелает сам звонить такому человеку?

— Вы решили мне что-то сообщить, Софья Андреевна? — спросил Левин с явным интересом. Его низкий голос звучал так обманчиво, вкрадчиво… Наверняка решил, будто сейчас я примусь каяться в грехах.

— Да, Кирилл Александрович, — подтвердила я. — В ближайшее время я собираюсь жить у подруги Яны Лановой. Не хочу, чтобы вы меня потеряли.

С какой-то непонятной мне мрачностью рассмеялся Левин.

— Вот уж того, что я вас потеряю, бояться, Софья Андреевна, точно не стоит. Впрочем, говорите мне адрес.

И адрес я назвала.

— Надеюсь, на этот раз обойдемся без попыток пересечь границу?

В голосе Кирилла Александровича звучал откровенный сарказм. Хотелось сообщить ему, что сарказм — это низшая форма юмора, но, конечно же, я не стала озвучивать эту свою мысль.

— Предпочитаю не совершать вещей бесполезных. Хватило и одного раза.

Инспектор хмыкнул.

— Что же, ваша искренность не мешает обладать и кое-каким умом. Удивительное дело.

Как мило, что меня вот в такой завуалированной форме назвали дурой. Есть что-то противоестественно, когда человек с манерами говорит неприятные и даже оскорбительные вещи. Потому что отвечать сложно.

— Надеюсь, вы не станете вольно или невольно вредить своей подруге, — обронил словно бы невзначай инспектор и положил трубку.

А замерла испуганно, понимая, что если все обернется для меня дурно, то и Яна непременно пострадает. Почему раньше мне в голову не пришло поразмыслить о таком повороте событий? Я напросилась к подруге и потяну ее за собой на дно.

Бросившись к Яне, рассказала ей все, но та рукой только махнула. Кажется, Яна не принимала происходящее всерьез. Она вообще редко что-то принимала всерьез, не шла по жизни — танцевала, напевая под нос легкомысленные мелодии. Переживать хоть о чем-то раньше времени у Яны не было в привычке.

— Глупости. Прорвемся, Сонька. С нами двумя Левин точно не справится. А уж учитывая вмешательство твоей матери…

Я кивнула. Второй раз за жизнь от всей души радовалась деятельной натуре своей матери и ее манере пытаться управлять моей жизнью в каждой мелочи.

— Понимаешь, мне все кажется, что моя история только часть чего-то большего, часть какой-то хитроумной интриги, суть которой никак не удается уловить. И не удается понять, кто же стоит за случившемся.

Яна пожала плечами.

— Ставлю на Левина. Ему наверняка хочется снова оказаться на коне.

Главным претендентом на звание коварного злоумышленника для подруги стал надзирающий инспектор.

— Мама ставит на Павлицкого, — произнесла я. — И кому мне верить?

С ответом Яна нашлась не сразу.

— Почему бы им не развлечься на пару? Друзья ведь.

Тоже логично. Почему обязательно, чтобы один играл за спиной другого?

От тяжелых размышлений меня отвлек звонок мобильного телефона. Номер был незнакомым и сейчас это, конечно, не сулило ничего хорошего, однако трубку я по давней привычке сняла.

— Здравствуйте, это Софья? — услышала я в трубке мужской смутно знакомый голос.

— Да, — настороженно ответила я, пытаясь понять, с кем говорю. — Кто это?

— Это Вадим, мы встречались недавно в доме вашей матери.

"Хороший мальчик" по имени Вадим мне вспомнился, хотя, готова поспорить, в толпе я его никогда бы не узнала.

— Да, Вадим. Вы что-то хотели?

Мужчина тяжело вздохнула, словно не решаясь дать ответ.

— Дело в том… Словом, вы ведь… экстрасенс?

Честное слово, едва не рассмеялась. Экстрасенс, придумал тоже. Ведьма я, ведьма. По-другому не назовешь мое ремесло. Но если человеку проще так называть, пусть буду экстрасенсом. Вот только…

— С чего вы взяли? — поинтересовалась я, пытаясь сообразить, с чего вдруг мужчине понадобилась помощь магии и колдовства. Представители сильной половины человечества обычно не падки на подобные услуги, они обычно страстно отрицают даже саму возможность чего-то сверхъестественного.

Вадим нервно кашлянул.

— Видите ли, так говорит моя мать. Она постоянный клиент Анна Георгиевны, вот и…

Разумеется, от матери. Но поверил-то почему?

— И после этого вы решили, что я такая же, как и моя собственная мама?

Кажется, "хороший мальчик" совсем смутился, потому что пауза затянулась. Уж решила было, что он собирается бросить трубку, но у Вадима хватило духу заговорить снова.

— Видите ли, то, что делала ваша мама обычно работало, уж не знаю, как, но работало. И если вы тоже… Словом, мне нужна такая же помощь. Могу я к вам обратиться, Софья?

Что такого могло стрястись в жизни "хорошего мальчика" и любимого маменькиного сына, чтобы хватило духа и отчаяния обратиться к ведьме?

— А почему не моей матери позвонили? — удивилась я, пытаясь понять все мотивы Вадима.

Снова тяжелый вздох.

— Тогда наверняка дома узнают. Не хочу.

Здесь я могла понять этого мужчину.

— Пока не знаю, в чем дело, обещать ничего не могу, — сразу предупредила я. — Не со всем справлюсь, не за все возьмусь. В остальном же…

Вот незадача, я ведь не в своем доме.

Яна, верно поняв мои затруднения, тут же заверила, что клиента я принять могу и у нее, она даже подкинет все, что нужно.

— Можете приезжать. Сегодня. В шесть вечера.

Вадим покорно выслушал, на какое время ему назначено без недовольства или возмущения. И адрес записал молча.

Странный он какой-то. Почему он позволил мне ставить условия? Он ведь клиент, он должен диктовать условия. Что-то не так с "хорошим мальчиком" Вадимом.

Ровно в шесть часов зазвонил домофон.

— Надо же, какая пунктуальность, — прокомментировала Яна. — Поди сильно мужика приперло, явился минута в минуту.

Я согласно кивнула. Конечно, может быть Вадим просто хорошо воспитан… Но слишком уж точен.

Через несколько минут клиент уже тихо стучал во входную дверь.

— Ты его на кухне прими, — сказал мне подруга. — Там все, что нужно, найдешь. Словом, не мне тебя учить. А я в спальне побуду, чтобы не смущать лишний раз.

Все-таки с подругой мне бесконечно повезло. Кто бы вот так запросто пустил к себе пожить, да еще и позволил клиентов водить. Да Яне памятник при жизни ставить нужно.

— Спасибо тебе, — тепло улыбнулась я подруге, но та только рукой махнула. Для нее никакой жертвы не было.

Когда я открыла дверь, первое, что мне бросилось в глаза — это то, что Вадим стоял, опустив голову, и даже не сразу посмотрел на меня. Как будто разглядывать пол для него было делом несравнимо более важным, чем разговор со мной.

— Здравствуйте, Вадим, — поприветствовала я клиента и посторонилась, пропуская его в квартиру.

— Добрый вечер, Софья, — отозвался "хороший мальчик", все еще не глядя на меня.

Я рассматривала его с искренним удивлением. На улице снежная каша, серая, мерзкая, а у Вадима и ботинки начищены до зеркального блеска, и на идеально отутюженных брюках ни единой капли. Да если он приехал на автомобиле, все равно как умудрился остаться настолько чистеньким?

— Так что вас ко мне привело? — спросила я, провожая мужчину на кухню.

На табуретку он тоже сел как отличник за парту: идеально прямо, руки на столе перед собой, только тетради не хватает и ручки для полного сходства.

— Понимаете… Мне очень симпатична одна женщина… Она долгое время не обращала на меня никакого внимания, а когда я попытался… ну, наладить отношения, все пошло наперекосяк. А вы ведь экстрасенс, не могли бы вы…

При первом знакомстве Вадим не показался мне косноязычным. То ли тема разговора его настолько сильно смущала, то ли же сам факт, что он признал у меня некие паранормальные способности, настолько выбил человека из колеи.

— Вы хотите, чтобы я эту женщину приворожила? — задала я вопрос напрямик.

Вадим низко опустил голову, и мне удалось в малейших подробностях разглядеть идеально подстриженные и уложенные светлые волосы. Честное слово, даже Яна, для которой разбивать сердца было в порядке вещей, не так старательно следила за своей прической.

Приворот. Я бы даже могла его провести после того, как клиент произнес бы ритуальную формулу, которая бы переложила всю вину на Вадима. Тогда бы Инспекция погрозила мне пальцем, но сделать бы ничего не смогла.

Вот только гадкое это дело — вызывать в людях страсть искусственно.

— Да. Хочу. Вы на это способны?

Я тяжело вздохнула и кивнула. Приворожить я могла. Могла и убить. Ведьмы знают много такого, чего делать не стоит.

— Да, но вам не стоит об этом просить, Вадим. Поверьте. Приворот подойдет только тем, кто желает отомстить. Если вы любите ту женщину, результат вас ужаснет.

Мама всегда твердила, что нельзя с порога заворачивать клиента, и пусть приворот — дурное дело, можно предложить что-то еще. Привлечь внимание женщины, в конце концов, можно разными способами. К несчастью, я была слишком прямой по натуре.

Вадим поднял голову, и удалось, наконец, разглядеть, какие несчастные у него глаза.

— Почему вы так говорите? — еле слышно спросил он.

Господи, как же он робок. Пожалуй, тут даже меня переплюнул. Возможно, именно это и оттолкнуло в итоге ту, которая так понравилась Вадиму. Ну, и еще его мать, разумеется. Уж сколько раз мне доводилось видеть подобное: властная мать при слабохарактерном сыне. Ни одна женщина не выдерживала этой комбинации, по крайней мере, долго.

— Потому что любовь — это дар чего-то, что нашему восприятию неподвластно. Люди верующие говорят подчас, что она от бога. А с ним равняться не выйдет и у экстрасенсов. Приворот… Это как подсадить человека на наркотик. Только наркотиком будете вы. Привороженный будет страдать с вами, страдать без вас, а уйти не сможет. В итоге, ненавидящая жертва останется с несчастным мучителем.

Вадим с каждым словом все больше походил на побитую собаку. И казалось, что в своем явно дорогом костюме он чувствует себя так же уютно, как мог почувствовать себя в гробу.

— Так вы мне отказываете?

Я кивнула.

— Не хочу разом ломать две жизни. Потом совесть мучить будет. Поверьте, Вадим, даже… экстрасенсы в любви не помогут. Попробуйте что-то сделать сами.

Когда за "хорошим мальчиком" захлопнулась дверь, Яна вышла ко мне и отчеканила:

— Ну и дура ты, Сонька.