Весь следующий день и ночь схлопнулись в один сплошной нервный комок. Все были предельно измотаны “мозговым штурмом”. Их никто не тревожил. Дом как будто пропал из мира. Никто не искал пропавшую более суток назад рыжеволосую студентку Свету.
Тут Стражи, особенно чистильщики, не имели равных. Но у Вали было стойкое ощущение, что Жанна Павловна ищет свою внучку, не смотря на уверения Максима, что вспомнить о девушке не сможет ни один человек. И когда миновала полночь, Вале начало казаться что в печной трубе бьется птица.
“У птицы нет головы”, поняла Валя. Обрывки мыслей, которые никак не хотели собираться в цельную картину, начинали раздражать.
До нового рассвета оставалась пара часов. Но в доме никто не спал. Валя поднялась с необъятного зеленого дивана, миновала угасающий камин и скользнула в ванную комнату.
“Я должна быть сильной”, — думала Валя, подставляя лицо струям горячей воды, мерно бегущей из поросшей полумесяцем ржавчины душевой лейки. От воды шел пар. Но Валя не чувствовала тепла. Водила взглядом по трещинам в зеленоватом кафеле, стараясь запереть между двумя сколами, все свои несчастья, — “ пусть бы я была прабабушкой Геллой. Или хотя бы папой. Они были… несгибаемые. А я…”
Валя всхлипнула, порадовавшись, что никто ее не слышит. Ей нельзя проявлять слабость. В очередной раз.
— Сваришься! — раздался недовольный голос Юрия, а потом в ее молочный пар ворвалась его рука и опустила разболтанный рычаг. Ржавая лейка-полумесяц прекратила плакать парным кипятком. А Валя только сейчас заметила, как побледнела красивая татуировка — Анубис на руке ее мужчины.
Юрий бесцеремонно одернул занавеску и на мгновение окинул Валю взглядом. Казалось бы неуместным в данных обстоятельствах. Затем небрежно отбросил на допотопную стиральную машинку-полуавтомат расшитое синими розами полотенце, которое подготовил было для Вали. Потом, закрываясь, щелкнул замок на облезлой ручке ванной комнаты. Обозначая оставшимся в гостиной Стражам, что им стоит заняться своими делами.
— Так. Попьем чайку! — раздался из гостиной нарочито громкий и бодрый голос Ольги.
Юрий усмехнулся краешком рта и быстрым движением стянул с себя футболку и бросил на пол. Затем к его ногам упала остальная одежда.
Валя все еще ошеломленно его оглядывала и уперлась ладонями в широкую крепкую грудь, когда он сделал шаг навстречу, в чашу старомодной массивной ванны на хищных, будто бы птичьих, гнутых ножках.
— Юра, сейчас не… — Валя не смогла договорить. И не смогла оттолкнуть крупное горячее тело. Наконец-то она начала чувствовать тепло.
Юрий продавил сопротивление ее рук, нежно, но непреклонно. Заставил прижаться всем телом. До той степени, пока из передавленной грудной клетки юный ведьмы, не начал с сипом выходить воздух. Только тогда он очнулся и подался чуть назад, позволяя Вале сделать глубокий судорожный вдох. Тут же переросший в терпкий то ли кровавый то ли карамельный поцелуй. Отдающий солью и ветром. И тлеющим костром.
— Люблю тебя, маленькая, — хрипло выдохнул мужчина куда-то в Валин висок.
Да. Она знала. Но слышала впервые. Так что от неожиданности поскользнулась, но он удержал ее, поднял по-хозяйски обхватив за бедра. И теперь Валины глаза, угольно-черные в свете тусклой запотевшей лампы, смотрели в его — волчьи, прозрачно-голубые.
Два коротких напряженных вдоха и выдоха. Юрий перехватил Валю одной рукой, второй небрежно хлестнул по рычагу ветхого смесителя. Вода полилась на них хрустальной теплой россыпью.
Юрий с приглушенным урчанием припал к Валиной груди, покрывал ее короткими то ли поцелуями то ли укусами. Валя обхватила Юрия за шею дрожащими от напряжения пальцами. Юрий вжался в ее тело, поцеловал в зажмуренные веки. Валино напряженное лицо расслабилось. Он положил ее на матовое дно глубокой ванной, и навалился всей своей тяжестью на мгновенье.
Затем приподнялся на руках. Валя сдавленно охнула, когда Юрий заполнил ее собой изнутри. С его намокших и потемневших волос на Валино лицо частыми каплями стекала прозрачная, с железным привкусом, вода. Валя зашлась дрожью, когда Юрий сделал первое неожиданно резкое движение. И последующий за ним блаженный спазм заставил ее изогнуться, упереться затылком в неподатливую чашу.
Несколько раз неверная картинка перед Валиными глазами пыталась расколоться: она то видела перед собой серые глаза, потемневшие, подернутые дурманом желания. То того же оттенка небо, сворачивающееся в спираль.
Наконец она откинулась и блаженно раскинула руки, с запозданием сообразив что в ванной для этого никак не могло быть места.
Руки опустились в пушистый молодой снежок. Алые ягоды на груди и на шее почти все полопались: сок растекся по некогда белым жемчужинам и застыл розоватыми разводами.
Валя перевела дыхание и перекатилась на бок. Нагота ее не смущала. И даже не потому что она была совершенно одна под этим серым небом.
Дойти до могильного камня с каменным ангелом труда не составляло. Надо было просто попросить. И мир подернулся рябью, из снега вырос постамент с крылатым исполином.
В ногах у ангела, покрытая серым инеем сидела Гелла, еле заметно покачиваясь из стороны в сторону. Она выглядела… вовсе не Великой, хоть и давно мертвой ведьмой. А скорее — иссушенной болезнью уходящей старухой. С видимым усилием Гелла разомкнула пергаментные веки. Зыркнула угольно-черными глазами.
Валя не помнила ее такой. Даже в гробу прабабушка лежала менее изможденной.
— Они нашли источник, — прошелестела Гелла, не размыкая губ, — я бы тебя не дозвалась, если бы не твой волк. Он обострил твой слух. И сорвал с тебя хрустальную слезу. В процессе.
Валя отстраненно отметила, что в иное время, смутилась бы от таких слов. Но сейчас ничего не почувствовала. И прабабушка вовсе не пыталась ее смутить. Лишь говорила как есть.
— Время пришло, Валя. Пора выбирать, кого оставить а кого отдать. Промедлишь — никто не уцелеет. И ты тоже.
Прабабушка перевела дух и уставилась на Валю в упор. На какое-то мгновение взгляд Геллы потерял фокус, и Валю прошиб ледяной пот. От того, каким неживыми, кукольными показались ей глаза так похожие на ее собственные. Страх смерти, тупой, животный, впервые по-настоящему взял ее за горло.
— У меня было еще два дня, — попробовала сопротивляться Валя, — мне нужно два дня.
— Время пришло, — повторила прабабушка, больше похожая на мумию прежней Геллы, — они забрали камень, который должен венчать ритуальный нож. “Адово ярмо”. Они пройдут через любую дверь. Они не дадут истечь еще двум дням. Самое большее — через сутки все преграды падут. Либо ты ляжешь на алтарь напуганной жертвой либо решившейся на сделку дурой. Либо ты примешь бой…
Валя отчаянно уставилась, на тающий в инее силуэт Геллы.
Последние слова уже не прозвучали.
Но Валя их услышала. Голос прабабушки в Валиной голове звучал сильно и насмешливо:
“Но оружие выберешь ты”
Валя улыбнулась самыми уголками губ и с силой подалась навстречу. Тугим струям горячей воды. Дрожащему от напряжения телу Юрия. Боковым зрением проводила уносящуюся в сток цепочку с артефактом-каплей из горного хрусталя.
Валя впилась в Юрия ногтями, закусила зубами его обжигающее плечо. До чувства горячего терпкого металла на губах. Его тело закаменело и разразилось последней судорогой. Руки впились в борта ванны, выламывая куски. Раскалывая купель.
Полоснуло по живому. Валю окатили мелкие алые брызги. Из распоротой раны Юрия, исходя теплом и самой жизнью, хлестала кровь.
“Жертва”, — произнес в Валиной голове голос Геллы.
И Юрий уронил свое тело на Валю, придваливая ее точно приумножившейся массой, вышибая из ее легких последний воздух.
Валя услышала звучный стук. Это ее собственная голова ударилась о кафельный пол, виски и затылок сдавило тугим обручем. Даже не боли. Ватной тошнотворной немоты.
Тьма знакомо откусила от беленого потолка ванной сначала бока, а после сузила мир до яркой удаляющейся точки. И наконец прыгнула навстречу.