Ведьмин костёр: обожжённые любовью

Глава 16

Улана, как почувствовала, что я попала в беду, выросла рядом.

– Вам нехорошо? – всплеснув руками, нарочито громко произнесла служанка.

Я кивнула, и тогда она подхватила меня под локоть и повела наверх. Я спиной чувствовала полный ненависти взгляд Добронеги. Хоть и старались родители дать ей красивое имя, не было в ней ни добра, ни неги.

Только вошли в горницу, как следом влетел князь.

– Почему босая? Я на лестнице увидел, что ты без обуви. Улана, быстро принесли горячей воды.

Подхватив меня на руки, усадил на кровать и, укутав плечи пуховым одеялом, принялся растирать стопы. Мне было страшно неловко, что передо мной на коленях стоит см правитель Града и греет дыханием мои ноги. Я чуть ли не наяву ощутила, как горит на спине кожа, которую пригрозилась спустить с меня Добронега.

– Кто я вам? – не хотела лишний раз вопрошать, но спросила.

– Богами данная, – Олег поднял на меня глаза. В них плескалась нежность. – Сердцем чувствую, что не просто так ты появилась в моей жизни.

– А если я беду принесу?

– Выдержу. Будь только рядом. Если захочешь, дитя твое за свое буду выдавать. А мы с тобой еще народим, общих. И будут они мне все дороги.

– Экий вы скорый. Я всего второй день в вашем доме, а вы о детях заговорили. Будто вам мало тех, что уже есть. Неправильно все это. Мы чужие друг другу. Незнакомцы.

Я помнила, как совсем недавно князь обмолвился, что я люба ему. Уж не одержим ли он мной? Слышала, есть такая особенность у мужчин, когда они на всякие уступки пойдут, все пообещают, лишь бы заполучить желаемое, а потом… Потом, стоит поддаться на уговоры, интерес к жертве пропадает. Как пропал, например, у князя к несчастной Бажене. А ведь я слышала, еще года нет, как они женаты.

– Никому никогда не говорил, а тебе признаюсь. Я видел тебя во снах. Ты была там моей женой. Поэтому и выторговал у брата.

– Сны ложь.

– Нет. Я каждую родинку на твоем теле знаю. Нарочно попросил у Ганны, чтобы та посмотрела, когда тебя купали, есть ли у тебя родинка под левым сосочком. И шрам на два пальца на бедре.

Я открыла от изумления рот. Шрам был. И родинка была. Но не лжет ли мне князь, чтобы настоять на своем?

– Какое имя у меня было в ваших снах? Раз давно снюсь, должны были как–то звать?

Я решила, если скажет Ягори – значит, точно врет. Это имя не настоящее и дано мне чужими людьми.

– У тебя в моих снах много имен. Я называл тебя ладой, любавой или золотинушкой.

Я скривила лицо. Неопытную меня такие речи могли провести, но сейчас я уже повидала мир, а потому перестала быть наивной.

Князь усмехнулся, увидев мое недовольство, и продолжил:

– Но ни разу во сне я не называл тебя Ягори. Это не твое имя. Ты не та, за кого себя выдаешь.

– А какое же по–вашему настоящее?

На этом вопросе в горницу вошли двое слуг. Князь поднялся и отошел в сторону. Один слуга принес небольшой ушат, который сразу же по велению хозяина поставил мне под ноги, а второй вылил туда ведро горячей воды. Я потрогала ее кончиками пальцев. Понимала, что сильно горячее мне нельзя. Но вода оказалась на ощупь приятной.

Князь дождался, когда слуги уйдут, и снова встал рядом, но на этот раз на колени не бухался. Взяв за подбородок, заставил смотреть глаза в глаза.

– Тебя зовут Ясна. И ты княжеская дочь.

– Я рома, – поторопилась я откреститься, убирая чужие пальцы со своего лица. – Меня зовут Ягори, что значит, огонек. Мой дом дорога. А сны ваши врут.

– Я каждый раз с наслаждением опускаю голову на подушку и погружаюсь в сон, потому что там ты моя жена. И я могу целовать тебя без спроса. Знай, что во сне ты подо мной кричишь и плачешь от счастья.

Вроде и говорил князь убедительно, а верить ему не хотелось. Я чувствовала подвох, но никак не могла нащупать его.

– У меня другие сны. В них я оплакиваю своего супруга.

– Однако, стоило тебе до меня дотронуться, как ты увидела нас двоих. Ты почувствовала мою нежность. И сама попросилась остаться. Зачем–то боги привели тебя ко мне?

– Это не боги привели. Из двух зол я выбрала меньшее.

Что еще я могла ответить? А ведь я совсем забыла о том видении, что случилось у меня сразу по прибытии в дом князя. В нем волосы у меня были распущены, и тянулась я для поцелуя не без удовольствия, что только подтверждало сны Олега.

Что за игры устраивают с нами боги? То странный нищий приносит мне рыжий локон, направляя в сторону Арпатских гор, то теперь сны князя, которые можно назвать вещими. Если бы боги были простыми людьми, я бы решила, что они поспорили, какой дорогой я пойду: останусь с князем или кинусь за призрачным «братом»? Меня искушают?

– Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал? – князь терял терпение.

– Отпустите. Я вернусь к своим и буду с благодарностью вспоминать вашу милость.

– А я хочу, чтобы ты запомнила это.

Он наклонился ко мне и накрыл мои губы поцелуем. Опрокинув на кровать, навис надо мной. Его дыхание было тяжелым, а взор туманным. Нетерпеливая мужская рука прошлась по моему телу и остановилась на груди.

– Хочу тебя, – пальцы сжались, сдавливая грудь. – До боли хочу.

– Послушай, как бьется в моем чреве ребеночек, – я спустила руку князя на живот. Даже через плотную ткань сарафана хорошо ощущалось, как выгнулся сын Игоря. – Не надо нас волновать. Не надо никаких слов и обещаний. Дай время отходить положенное. А потом будет видно. В моем видении у меня не было живота, значит, надо погодить.

Я выбрала верные слова. Пыл князя сошел на нет. Словно крупный медведь, с неохотой покидающий берлогу, он выбрался из моей постели.

– Три месяца дам погодить. Чтобы родила и оправилась после родов. А потом ты моя. Без уверток и обещаний.

Вот и поговорили.

Как только князь вышел, в комнату вбежала Улада. Вытерла мне ноги, раздела и уложила в постель. Глаза прятала. Видно было, что подслушивала под дверью. Я настолько устала, что не стала выяснять, что думает обо мне прислуга. Главное, чтобы не понесла по чужим покоям.

Сейчас меня больше занимали догадки, не стала ли я игрушкой в руках богов. Для чего они подослали нищего? Пусть не сразу, но я заметила его маленькую женскую ногу, его мальчишеский смех, и то, что незнакомец не оставлял на снегу следы, хотя под его поступью тот скрипел. И уж больно быстро он растворился в толпе. Будто и не человека я встретила вовсе, а ходока из приграничья.

А еще мне запомнилось, как он пожелал Добронеге быть поласковей с людьми. Это понятно – какой человек не хочет, чтобы к нему относились, если не с уважением, то хотя бы терпимо. Но крепче всего в память въелись слова, услышанные следом. «Хотя бы перед смертью. Боги с нее спросят». Неужели он пророчил ей скорую смерть?

Расскажи я о том князю или самой Добронеге, они рассмеялись бы. Кто такой этот перехожий человек, чтобы присушиваться к его словам? Для них он просто пустобрех, белебеня.

– Кто же ты на самом деле? – вслух произнесла я, поворачиваясь на другой бок. – Зачем упомянул Великую Ткачиху?

Я села, когда мне внезапно открылось, что нищего могла подослать сама Мокошь. Но зачем она отправила мне рыжую прядь? Как предупреждение, чтобы была верна Игорю и сберегла себя от искушения стать любовницей князя? А кто же тогда насылает сны Олегу? Кто натравливает его на меня? Неужели сам Перун вставляет палки в колеса судьбы?

Вспомнилось, что рассказывали старухи, объясняя на свой лад, отчего Перун так суров. Я всегда с опаской обходила его идола в храме. Так и чудилось, что метнет молнию за мое непослушание. И непонятна мне была история, почему Мокошь, имея такого грозного мужа, как Перун, вдруг полюбила Велеса. Как она могла порушить семейные устои, за которые сама радеет, и отдаться другому мужчине? Может, виной тому была как раз суровость мужа и ласковый нрав любовника? Но не хорошо закончилась та измена. Погибли от руки Перуна все дети Великой Ткачихи. Неужели и сейчас он мстит ей через меня? Не успокоился за прошедшие тысячелетия? До сих пор ищет, как досадить Мать–Земле?

– Вот же! – воскликнула я и, скинув с себя одеяло, кинулась мерять шагами комнату.

Стоило попросить милости у одной богини, как меня тут же услышал ее противник. Права я или навыдумывала на тяжелую голову невесть что, но по всему выходило, что я попала меж двух жерновов!

Сжав на горле ночную рубашку, я остановила свой бег. Как же я сразу не догадалась, что под видом нищего в дом пришла верная помощница Мокоши? Только которая из них? Среча – богиня удачи или Несреча?

– Я ведь поступила правильно, – зашептала я, вновь возобновляя свой бег, – нищего не обидела, не отказала ему в куске хлеба. Значит, ему винить меня не за что. Среча или Несреча – они принесли мне весть от Великой Ткачихи. А вот надменная Добронега не распознала, проявила себя как сквалыга. Уж не потому ли ей и напророчили скорую смерть? Только ведь даден ей шанс исправиться до того, как к ней заявится Лихо Одноглазое. «Пусть будет ласковей с людьми».

Я метнулась к сундуку, в котором Улада хранила мои домашние вещи. Саму ее я отпустила. Она девушка молодая, должна веселиться, а не сидеть в праздничную ночь вместе с добровольной отшельницей.

Наскоро одевшись, я побежала вниз. Пусть не нравилась мне Добронега, но она была матерью троим детям. И я никак не хотела, чтобы они сделались сиротами.

– Ты куда? – окликнул меня от своей двери князь. Должно быть слышал, как я вышагивала по горнице, а потом вдруг хлопнула дверью.

– Предупредить хочу, что вашей супруге беда грозит, – я обернулась лишь на мгновение и дальше понеслась к лестнице.

– Да постой ты! Объясни лучше! – князь в одной нижней рубахе да портках метнулся в свои покои, чтобы одеться.

– Не могу! Боюсь опоздаю!

Влетев в залу, где слуги убирали со столов, поискала Добронегу глазами, но увидела лишь Уладу, забившуюся в угол и горько рыдающую.

– Что с тобой? – я кинулась к ней. – Кто обидел?

Она подняла на меня красное лицо. Сняла с головы платок. Короткие, неровно обрезанные волосы, рассыпались по плечам.

– Кто с тобой такое сотворил?! – ужаснулась я. Нет худшего наказания для незамужней девушки, чем отрезать косу, растимую чуть ли не с самого рождения.

– Хозяйка, – Улада давилась слезами и едва могла говорить. – Сначала по щекам надавала, а потом ножом косу оттяпала.

– За что?!

– Выпытывала, о чем князь с тобой разговаривал.

– Выпытала?!

Улада только кивнула. Ей ли противиться хозяйской воле?

Со двора донесся полный ужаса крик. Мы обе обернулись на дверь. К ней несся, застегиваясь на ходу, князь. Мы побежали следом и застыли на крыльце, глядя, как по двору носится горящий человек. Он кричал звериным голосом и невозможно было понять, мужчина то был или женщина.