Великий и Могучий

Глава 38

Капитан Рогов почти не сомневался, что искомым злоумышленником является тот из докторов наук, который вчера виделся с полковником Спицыным. Но полной уверенности всё-таки не было. Требовалось подтверждение самого полковника, и Рогов имел все технические и юридические возможности его получить. В карманах капитана лежало много всякой всячины, и в том числе инъектор, заряженный какой-то из разновидностей сыворотки правды. У него давно чесались руки вколоть её обоим подозреваемым и таким образом сразу же узнать, который из них ради личных карьерных целей срывает стратегически важные для страны исследования.

Однако столь простой путь к истине был для него наглухо закрыт. Все препараты, развязывающие язык, весьма негативно влияют на работу сердца. Молодой здоровый организм это влияние даже не заметит, но оба подозреваемых уже давно не были ни молодыми, ни пышущими здоровьем. Вероятность того, что допрос с применением спецсредств закончится смертью допрашиваемого, была весьма высока. Прикончив обоих учёных, Рогов сорвал бы работы по проекту «Русский мир» окончательно и бесповоротно.

Полковник тоже не юноша, но всё-таки помоложе них, да и сердце у него гораздо крепче, так что ему вколоть волшебное снадобье можно без опаски. Да и если на то пошло, страны он сейчас нужен намного меньше, чем учёные. Их заменить некем, по крайней мере, сразу, а его с лёгкостью (и с радостью) заменит любой из заместителей-подполковников.

Рогов зашёл в кабинет Спицына без стука, не переставая удивляться, что в такой серьёзной организации, как ФСБ, его абсолютно никто не пытается не только задержать, но даже поинтересоваться, куда и к кому он идёт и по какому вопросу.

— Входи, Толик, — предложил ему полковник, хотя Рогов уже был внутри. — Я тебя ждал, и распорядился, чтобы тебе никоим образом не препятствовали. Мой агент в милиции сообщил, что ты навёл там немалый шорох. Что ж, они сработали непрофессионально.

Многие считали, что у Спицына есть агенты абсолютно везде, но Рогов полагал такое суждение изрядно преувеличенным.

— У милиции не было шансов. Мы ожидали того, что будет сделано, полковник. Только не знали, кто именно это сделает. Теперь, как вы понимаете, знаем. Итак, один из оставшихся в «матюках» докторов наук — ваш агент, и вы вчера с ним встречались.

— Поправка. Они оба — мои агенты. Ещё с тех времён, когда работали в здешнем пединституте. Вчера я действительно встречался с одним из них. И что?

— Полковник, скажите мне только одно — этот тип и есть автор тех знаменитых писем?

— Толик, ты служишь в конторе, куда наивных людей не берут. Почему же ты считаешь, что я сдам тебе агента? Ты разве не знаешь, что ФСБ своих не сдаёт?

— Если вы добровольно мне не сообщите нужную информацию, я буду вынужден применить насилие.

— Знаешь, парень, я бывал в стольких горячих точках, что все уже и не припомню. И там моими противниками были люди куда покруче тебя. С некоторыми из них даже взглядом встречаться, и то страшно было. Неужели ты надеешься меня запугать? Да если бы я тебя хоть чуть-чуть боялся, тебя бы сейчас к моему кабинету и на пушечный выстрел не подпустили!

Рогов понял, что ни уговорить, ни запугать Спицына он не сможет. Тот чувствует себя очень уверенно, и намерен отстаивать свою позицию бесконечно. Капитана такое положение дел совсем не устраивало. Тонкие комбинации конторой, в которой он служил, разыгрывались редко. Считалось, что самый простой путь к цели чаще всего является и самым надёжным. Если не действует угроза насилия, значит, нужно применять насилие. Помимо прочего, это повысит вероятность того, что в следующий раз подействует угроза.

Конечно, полковник ФСБ — весьма значительная фигура, но раз он категорически не желает делиться необходимой информацией, миндальничать с ним никто не станет. Разумеется, если полковник на самом деле нужной информацией не владеет (или Рогов не сможет заставить его оной поделиться, что в данной ситуации одно и то же), то за подобные действия по отношению к работнику спецслужбы, тем более, в достаточно высоком звании, капитан будет наказан, возможно, даже тихо казнён. Но он был уверен, что действует правильно, и всё закончится благополучно.

Не было сомнений, что полковник не даст так просто сделать себе укол. Но если всадить ему пулю в плечо, он утратит всякую возможность сопротивляться, и даже не сможет вызвать помощь. Стрелял Рогов отлично, нужные точки на человеческом теле знал наперечёт, потому без лишних (и бесполезных) разговоров приступил к реализации своего нехитрого плана. Неуловимым движением он выхватил пистолет, на который заранее навинтил глушитель, и удивился, почему выстрел получился таким громким, а отдача такой сильной, что он даже уронил оружие на пол. Потребовалось несколько секунд, чтобы он понял: стрелял на самом деле не он, а в него, точнее, в его пистолет. Выстрел был удивительно метким, выпущенная пуля обезоружила Рогова, не причинив ему вреда.

— Хватит играть в ковбоев! — призвал Спицын. — Рогов, что ты тут, чёрт возьми, вытворяешь? Хочешь затеять войну между спецслужбами? Ты совсем с катушек слетел? На Россию тебе что, наплевать? Ты хоть понимаешь последствия своих действий?

В кабинет заглянул какой-то человек с пистолетом наготове, у него за спиной виднелись и другие. Полковник властно махнул рукой, мол, ситуация под контролем, уйдите, не мешайте. Дверь послушно закрыли.

— Вы скрываете информацию, необходимую для страны. И вы же апеллируете к её интересам? — удивился Рогов.

— Садись, Толик. Я тебе кое-что расскажу о том, что происходит в этом НИИ и вокруг него. Поговорим спокойно, без стрельбы и драки. Кстати, драться с тобой я не собираюсь, ты ведь владеешь чем-то вроде джиу-джитсу, верно? Зато стреляю я уж точно не хуже тебя, а твоё оружие сейчас лежит на полу. Так что выкинь из головы дурные мысли и слушай меня внимательно.

— Вы мне скажете, кто автор писем?

— Нет. Даже если бы знал, не сказал бы. Это ты узнаешь из других источников. Если узнаешь, конечно. Чисто из любопытства, почему ты не попытался узнать у меня то, что тебе нужно, через своё начальство?

— Две причины. Первая: если вы не скажете мне, то не скажете и моему начальству.

— Верно. А вторая?

— Вторая: начальство по моему запросу задницу от кресла поленится оторвать, не то что работника другой спецслужбы о чём-то спрашивать. Мой авторитет в конторе близок к нулю, и вам это прекрасно известно.

— Мне, Толик, известно почти всё. Работа такая. Так вот, что я хотел тебе сказать. Что разрабатывается в «матюках», ты прекрасно знаешь, и знаешь, насколько это важно для страны. Не исключаю, что именно там решается, быть России или ей суждено исчезнуть с политической карты мира, как это совсем недавно произошло с СССР.

— Фальшиво как-то всё это звучит. Хватит пропаганды, полковник. Ближе к делу!

— Уже закончил. Так вот, стратегическая разработка финансируется, в том числе, из фондов министерства обороны, да только исполнителям на всё это наплевать — воруют, гады! Важнейшие исследования не проводятся, или проводятся так, что лучше бы не проводились, а выделенные на них деньги уважаемые учёные преспокойно кладут себе в карман!

— Мне это известно. Вы ведь послали рапорт и в нашу контору. Я так полагаю, узнали от своих агентов?

— Ну, а от кого же ещё? И удивлён, что для вас это оказалось новостью. Точнее, не удивлён, а не верю в это!

— Я «матюками» занялся совсем недавно. Но причины, по которым мы смотрим на эти проделки тружеников науки сквозь пальцы, мне известны.

— Не поделишься?

— Это как раз никакой не секрет. Зарплаты в «матюках» низкие. Очень низкие. Если им запретить воровать, с голоду они, конечно, не помрут, но что разбегутся, это точно. На чём все эти стратегические разработки и завершатся.

— Так нужно было писать докладные наверх, чтобы это исправить!

— Писали. Дважды или трижды, я точно не знаю. Но ответ всегда один и тот же — нет денег.

— И министерство обороны тоже так ответило?

— Эти вообще считают, что наш НИИ занимается ерундой. Для них оружие — это только пистолет, баллистическая ракета или тому подобное. Они знают, что добрым словом и пистолетом можно добиться большего, чем одним только добрым словом, но делают из этого вывод, что важен только пистолет, а слово, доброе оно там или нет — это так, необязательное к нему приложение. А раз необязательное, то и финансировать его можно по минимуму.

— Идиоты!

— Полностью с вами согласен. Так что же было дальше?

— Вчера я встречался с агентом. Слежку, кстати, не заметил. Ни за ним, ни за собой. Старею, наверно. Или уже постарел. Так вот, агент мне рассказал, что ты, Толик, натравил на наших учёных эту жутковатую парочку, Воронцовых. Он попросил моей защиты от этих деятелей. Очень просил, следует отметить. И что я должен был делать? Перенаправить его к тебе, потому что именно твоя контора курирует НИИ? Но если ты этих типов ввёл в игру, разве ты их уберёшь? Другой вариант — удалить их со сцены самому. Я выбрал именно этот путь.

— Не верю! Полковник, у вас должны были быть чертовски веские причины для того, чтобы пытаться сорвать мою операцию!

— Станиславский, блин! Имелись у меня эти причины! Хочешь, чтобы я их тебе показал? На, смотри!

Полковник задрал рубашку, и Рогов увидел, что вся верхняя часть туловища Спицына покрыта обильными шрамами.

— Вы говорили, что побывали во многих горячих точках, — вспомнил капитан.

— Чушь! Толик, ты не поверишь, но там я не получил ни единой царапины!

— А откуда же тогда взялись эти шрамы?

— Отсюда! Я обзавёлся ими в этом городе! Много лет назад я, тогда ещё молодой и глупый, проходил здесь двухмесячную стажировку. Жизнь казалась мне светлым праздником. Вернувшись отсюда в Москву, я собирался жениться на дочери генерала, и удачная карьера была мне обеспечена.

— Полковник, ваша биография имеет отношение к делу?

— Самое непосредственное. Итак, здесь я проходил стажировку. Сопливый молокосос в звании лейтенанта, этакий столичный хлыщ, опыта ноль, амбиции и самоуверенность — бесконечные. И вот мой наставник даёт мне учебное задание. Требовалось завербовать одного заводского инженера, крайне негативно настроенного к КГБ, и вообще, по старым понятиям, злостного антисоветчика. В таком агенте никто не нуждался, вербовка была чисто учебной. Но воспринял я её, как экзамен, хотя ничего подобного наставник не говорил и в виду не имел. Я же должен был показать своё превосходство над провинциальными неудачниками! И считал провал вербовки катастрофой.

— Вы наверняка это и сами знаете, но в среднем каждая третья вербовка неудачна, и сотрудник в этом не виноват.

— Теперь знаю и спокойно к этому отношусь. А в то время было не так. Когда не подействовали ни уговоры, ни подкуп, ни стандартные угрозы, я пригрозил насилием.

— Примерно как я с вами, — отметил Рогов.

— Вот именно. Только мои результаты были гораздо хуже. Парень не выглядел атлетом, а я, как-никак, имел и имею неплохую подготовку для рукопашного боя, но результат оказался плачевным. Он меня не просто избил, а переломал несколько рёбер, причём так, что была угроза повреждения лёгких. Мне сделали несколько операций, здоровье, как ни странно, почти не пострадало, а вот репутация и карьера — увы. Пока я тут валялся по больницам, моя так называемая невеста вышла замуж, и зятем генерала стал кто-то другой. Она же, точнее, генерал по её просьбе, обеспечил, чтобы я не смог появиться в Москве. Меня переводили из одной горячей точки в другую, непрерывно давая задания за гранью смертельного риска. Всех бы наверняка устроило, если б я погиб. Но я больше не делал глупостей, и ни разу даже не был ранен. Просто решал свои вопросы, избегая конфликтов. И мне это каким-то чудом удавалось.

— Полковник, лекция затянулась, вы не находите?

— Это уже практически её конец. Когда нашему кадровому управлению стало ясно, что дальше швырять сотрудника из одного ада в другой уже просто неприлично, мне предложили на выбор несколько провинциальных городишек, этот был в перечне, и я выбрал именно его. Мой бывший наставник всё ещё работал здесь, я вновь попал к нему в подчинение. И он мне запретил мстить парню, который сорвал ту вербовку. Да и я к тому времени поумнел. Пришлось, знаешь ли. Иначе бы не выжил. Ко всему прочему, полученные от него шрамы мне здорово помогли. Все, кто их видел, считали меня ветераном, прошедшим настоящую мясорубку, а не неумелым желторотиком, каким я поначалу и был.

— Ну и какое отношение всё это имеет к моему делу?

— Понимаешь, Толик, парня того звали Павел Воронцов. Когда мой агент на него пожаловался, я не смог устоять перед искушением совместить приятное с полезным. Хотя, конечно, немного стыдно, что не сдержался. Теперь тебе должно быть понятно, почему я встрял в эту историю.

— То есть вы прекрасно понимали, что срываете мою операцию?

— Понимал, не идиот же я. Но тут вот какое дело, Толик. Все твои операции так или иначе срывались. Поправь меня, если была хоть одна удачная. Наверняка будет сорвана и эта. Не мной, так кем-нибудь или чем-нибудь другим. Такая уж у тебя судьба, смирись. Поэтому твоя операция во внимание не принималась. Ты уж извини.

Капитан покинул здание в полном расстройстве. Личность злоумышленника так и осталась не установленной. Рассказ полковника выглядел не очень правдоподобно, его необходимо будет тщательно проверить, но интуиция подсказывала, что любую мыслимую проверку он выдержит. А вот насколько этот рассказ близок к истине — другое дело. Доверять словам офицера спецслужбы, даже после их проверки — непростительная наивность.