Великий и Могучий

Глава 43

— Молодые люди, учитывая, что вы не специалисты в лингвистике, я буду излагать всё как можно проще, временами жертвуя ради простоты точностью формулировок, — начал свой рассказ Лебедев. — Итак, человек своими органами чувств воспринимает множество разнообразных сигналов и как-то реагирует на них. Мы рассмотрим только звуки, поскольку именно они относятся к лингвистике. Да и то не все, а лишь небольшая их часть. Есть звуки, которые мы воспринимаем непосредственно, а есть такие, которые являются кодом. Например, вот такой звук, — профессор зашипел. — Что это, по-вашему, такое?

— Змея, — определила Нина. — Гадюка, наверно. Злая причём.

— Вот именно. Этот звук вы восприняли напрямую, таким, какой он есть. Но вот мыши не шипят. Сейчас вот под вашим стулом, Нина Георгиевна, удобно расположилась мышь, и она не шипит.

Нина непостижимым образом вскочила на стул и уже открыла рот, чтобы завизжать, но в последний момент передумала. Сохранив молчание, женщина быстро восстановила присутствие духа, и осторожно заглянула под стул. Беглый осмотр показал, что никаких мышей там нет, и скорее всего, никогда и не было. Метнув на хозяина квартиры испепеляющий взгляд, Нина спрыгнула на пол и демонстративно села на другой стул.

— Вы испугались мышь, Нина Георгиевна, — продолжил Лебедев. — А точнее, вы испугались слова «мышь», которое я произнёс. Это и есть реакция на код, понимаете?

— Понимаю, — обиженно буркнула Нина. — Нужно ли было заставлять меня скакать подобно горной козе, чтобы объяснить разницу между первой и второй сигнальными системами?

— Вот как, вы, оказывается, разбираетесь в этом вопросе? Не ожидал. Откуда?

— Мы с Павлом Дмитриевичем много работали с компьютерами. У них тоже есть аналоговые сигналы и кодовые. Например, некоторые компьютеры контролируют температуру процессора. Это аналоговый сигнал. А нажатие клавиши — кодовый.

— Отлично! Это облегчает мою задачу. Итак, второй сигнальной системой мы воспринимаем звуки-коды. Коды бывают разные. Например, звук телефонного звонка — это тоже код. Он означает, что с вами кто-то желает связаться. Или выстрел стартового пистолета. Это тоже кодовый сигнал. Но мы ограничимся только такими кодовыми сигналами, как слова. Итак, молодые люди, которой из сигнальных систем мы воспринимаем слова?

— Второй, естественно, — заявил Павел. — Вы же только что это сами сказали.

— Очень распространённая ошибка! Неправильно! Я сказал, что они воспринимаются второй сигнальной. Но это не означает, что только ею! Слова мы воспринимаем обеими системами! Ведь если слово ничего не означает, мы же на него всё равно реагируем, верно? Например, слово «ррр» что-нибудь означает?

— Ничего, насколько понимаю.

— В целом, да. Но если вы кладёте девушке руку на плечо, а она вам говорит «ррр», что она при этом, по-вашему, имеет в виду?

— Рычание, подражание хищнику. Угроза, предупреждение. Убери руку, а то хуже будет. Думаю, как-то так.

— Совершенно верно, Павел Дмитриевич. То есть, звуки этого слова всё-таки нечто означают. И точно так же нечто означают звуки любого слова, независимо от того, имеет ли это слово какое-либо кодовое значение. Это понятно?

— Да, Борис Павлович.

— Итак, слушая речь, мы воспринимаем не только её кодовое значение, иначе называемое понятийным ядром, но и значение составляющих её звуков. Коды мы воспринимаем второй сигнальной системой, а сами звуки — первой. Или, если угодно, сознанием и подсознанием. Это не совсем точно, зато понятно. Кстати, воздействие подобного рода на подсознание называют нейролептическим программированием. Этим НЛП, конечно, не ограничивается, но звуковое воздействие на подсознание занимает в нём весьма заметное место.

— Вы рассказываете понятно и очень интересно, — отметила Нина.

— Спасибо. Я ведь в прошлом преподаватель, вы это знаете. Продолжим. Собственно, мы уже подошли к тому, чем занимается фоносемантика. К её предмету. А именно, как верно сказала Нина Георгиевна, к значениям этих звуков. Каждый, повторяю, каждый набор звуков имеет какое-то значение. Какое именно, зависит от множества факторов. Например, я зашипел, и вы представили змею. А эскимос о змее бы и не подумал. Или подумал бы в самую последнюю очередь. То есть, значение звуков зависит также и от того, кто эти звуки воспринимает. Не удивляйтесь. С кодовыми значениями слов дело обстоит точно так же. Вот, например, Павел Дмитриевич, что такое, по — вашему, «пленум политбюро»?

— Ну, заседание высших чинов КПСС.

— Вот! Вы жили в то время, потому знаете, и эти слова для вас что-то значат. А для вашей дочери, проживающей ныне не то в Норвегии, не то в Швеции?

— Думаю, ничего не значат. Она никогда особо не интересовалась историей. И не особо тоже не интересовалась.

— Вот видите! Итак, есть зависимость восприятия звуков от субъекта восприятия. Теперь рассмотрим проблему в таком аспекте. Наборов звуков бесконечно много. Все их изучить невозможно. Поэтому мы используем небольшое упрощение. Определяем значение каждого звука отдельно, а звуков в русском языке совсем немного, около полусотни, а затем суммируем эти значения, и получаем фоносемантическое значение слова. Но, увы, с суммированием всё не так просто. Исследования показывают, что ударный слог значит больше, чем остальные, первый звук важнее других, ну и всякое такое прочее. Для корректного суммирования требуется правильно подобрать весовые коэффициенты.

— Я думала, что лингвистика относится к гуманитарной области. Но вы широко используете термины и методы точных наук.

— Сейчас все науки очень тесно переплетаются, Нина Георгиевна. А без математики вообще никуда. Ещё великий Леонардо, не тот, что ди Каприо, говорил, что в науках, не имеющих связи с математикой, нет ни капли достоверности. Фоносемантика же с математикой имеет самую непосредственную связь. Продолжим. Итак, рабочая методика состоит в том, чтобы определить значения каждого звука и правила их сложения для получения фоносемантических значений всего слова. Я употребил множественное число, потому что этих значений много. Сила, доброта и многое другое. В подробности входить не стоит.

— И для чего всё это нужно? — поинтересовался Павел.

— Это нужно для того, чтобы речь сознанием и подсознанием воспринималась гармонично. Составив алгоритм фоносемантического расчёта, мы можем согласовать смысл текста и его восприятие подсознанием. В этом случае его воздействие резко усиливается. Например, вы никогда не думали, почему богослужения у православных проводятся на некоем особом языке, так называемом церковнославянском, который мало кто из слушателей понимает?

— Мы атеисты, вообще-то.

— Куда катится мир? — горестно вздохнул Борис Павлович. — Маг-атеист! Кто мог раньше такое представить? Ну, ладно. Я сам вам скажу. Текст молитв составлен так, чтобы должным образом воздействовать на верующих. Усиливает Веру, понимаете? Чем больше человек молится, тем сильнее верует, а чем сильнее верует, тем больше молится.

— Положительная обратная связь, — прокомментировал Павел.

— Именно так! Затем система «Вера — количество молитв» достигает равновесия в точке насыщения, и перед нами предстаёт фанатично верующий человек. Что и требуется, собственно говоря. Кстати, РПЦ тоже участвует в «Русском мире».

— РПЦ — это Русская Православная Церковь?

— Она, родимая. Но наш НИИ с ней почти не взаимодействует. Только группа, непосредственно занимающаяся этим языком. А теперь перейдём к основной проблеме, возникшей в ходе реализации проекта…

Далее Лебедев рассказал, что же именно происходило в НИИ «матюков». Для того, чтобы определить фоносемантические значения звуков, требовалось проводить опрос людей. Эти люди должны были слушать звуки и оценивать их по разным параметрам. Им также предлагалось оценить по тем же параметрам совершенно бессмысленные слова. Так и шлифовалась методика, известная ещё со времён СССР и в зачаточном виде широко используемая ныне в рекламе и политтехнологиях.

Беда была в одном — финансовые средства разворовывались, и вместо обычных людей сотрудники НИИ опрашивали своих коллег, то есть, как говорят социологи, выборки были не репрезентативными. Сотрудники НИИ, пусть даже вкупе со своими близкими родственниками — это далеко не вся Россия, и уж точно никак не Украина с Белоруссией. Если результат таких исследований напрямую использовать в проекте «Русский мир», вместо ожидаемого эффекта получится большой пшик (уже довольно много масштабных проектов закончились именно так по той же самой причине — разворовывание выделяемых финансов, или, в просторечии, распил бабла).

Борису Павловичу это не нравилось. Он поставил в известность о происходящем знакомого полковника ФСБ, тот доложил своему начальству в Москву, но этим, увы, всё и ограничилось. Больше Лебедев делать ничего не собирался. Как говорится, плетью обуха не перешибёшь. Однако остаться в стороне ему не удалось. Как-то вечером в гости без приглашения заявился Гринберг, и между коллегами состоялся довольно неприятный разговор.

— Боря, ты же понимаешь, что нужно что-то делать. Мы собственными руками убиваем «Русский мир»! — заявил Аркадий Исаакович.

— Что ты предлагаешь? Я говорил с Аристарховым, его всё устраивает. Он считает, что если не давать персоналу воровать, люди разбегутся. В Москве с ним согласны. Спецслужба, которая нас курирует, об этом знает, и тоже ничего не предпринимает. Так что сделать мы с тобой ничего не можем, — возразил ему Лебедев.

— Можем! — уверенно объявил Гринберг, и подробно изложил свой план.

Оценки звуков собирались для того, чтобы влиять на подсознание во время чтения или прослушивания текста. Положительные значения некоторых фоносемантических параметров доверие к тексту усиливают, отрицательные — ослабляют, вплоть до полного неприятия. Если бы оценки определялись корректно, написанный по разработанной методике текст проник бы в сознание значительного количества тех, кто его прочитает или прослушает. Но, поскольку имеющиеся оценки отражают мнения всего нескольких людей, стандартная методика позволит наполнить текст доверием только для них (на самом деле, ещё и для подобных им, но это сути не меняет).

Из этих соображений Гринберг сделал парадоксальный вывод. Оказывается, в результате того, что персонал института тестировал вместо всего русскоязычного населения только сам себя, теперь в компьютерах НИИ оказался ключ к подсознанию каждого сотрудника! Можно было составить текст, индивидуально действующий на подсознание любого, в том числе и директора. И Лебедев немедленно составил на имя Аристархова новую докладную, где очень убедительно описал, что воровать нехорошо, и распил бабла нужно немедленно прекратить.

Однако что-то не сработало. Директор не принял никаких мер, а Лебедеву наедине сказал: «да, я с тобой согласен, красть, конечно, нехорошо, но изменить мы ничего не можем». Лебедев и Гринберг были неимоверно удивлены столь ничтожным эффектом, они несколько раз перепроверили методику, но ошибки не нашли. Ошибки не было, но и ожидаемого результата они тоже не получили.

Борис Павлович попросил совета у полковника, который разбирался в психологических аспектах воровства гораздо лучше кабинетных учёных, тот пару дней ситуацию обдумывал, а потом дал весьма правдоподобное объяснение, которое доктора наук приняли на ура. По мнению сотрудника ФСБ, никакой самый убедительный текст не сможет даже на йоту изменить ничьё мировоззрение, если он этому самому мировоззрению противоречит. Потому попытка доказать воришке (в роли коего в данном случае выступал Аристархов), что воровать нехорошо, заранее обречена на провал. Что абсолютно закономерно и произошло.

Если человек считает допустимым (с моральной точки зрения) воровать, продолжал полковник, то переубедить его никакими словами не удастся. А вот побудить его прекратить красть — возможно. Для этого есть разные способы — запугать, доказать, что это невыгодно, и другие. Но лучше всего — отвлечь. У директора есть хобби, которому он отдаётся со всей страстью? Вот об этом хобби и надо ему завлекательно написать.

Лебедев составил нужное письмо, взяв за основу статью Википедии о Гималаях. О том, что Аристархов этими горами бредит, в НИИ знали все. Письмо ушло к адресату через спамерский сайт, о котором Лебедеву как-то между делом рассказала одна сотрудница, Анжелика Чернова. На этот раз результат превзошёл все ожидания. Директор потерял интерес не только к распилу бабла, но и ко всему НИИ «матюков» в целом.

Полковнику результат тоже понравился. Он немедленно написал очередной рапорт начальству, и вновь сверху получил только указания держаться подальше от «Русского мира». И тогда полковник решил провести операцию неофициально, не ставя в известность руководство (на самом деле руководство обо всём прекрасно знало, но делало вид, что им это неизвестно; в спецслужбах вообще крайне тяжело понять, кто что знает и кому что положено знать). Целью операции было сделать директором НИИ Лебедева, который обязался распил бабла в «матюках» прекратить. Полковник, используя возможности своей организации, обещал нейтрализовать московский, головной, НИИ русского языка, чтобы они не назначили директором своего человека.

Всё шло по плану, пока Лебедев не услышал фразу капитана Рогова в адрес пока неизвестного тому злоумышленника «убью гада!». Только тут Борис Павлович понял, что это совсем не игра, а самая настоящая битва, и участвуют в ней довольно жестокие бойцы. Полковник его слегка успокоил, рассказав, что из себя представляет Рогов, сколько дел он успешно раскрыл за карьеру и какова цена его угрозам. Но потом на арене появились Воронцовы, тут уж Лебедев запаниковал по-настоящему, и полковник попробовал устранить на некоторое время источник беспокойства. О дальнейших событиях супруги знали по личному опыту, потому необходимости в их пересказе не было.

— А о действенности нашей методики, молодые люди, вы можете судить не только по эффективности тех трёх писем, которые я отправил нашим директорам, но и по успеху моей лекции. Вы ведь пришли выбивать из меня признание, а вместо этого уже очень долго слушаете нудное изложение событий, которые вас, в общем-то, изначально совсем не интересовали. Это потому, что я использую фоносемантические конструкции, вычисленные по результатам опросов наших сотрудников. Для воздействия на людей, имеющих высшее образование, они более-менее годятся, но для населения в целом потребуются новые исследования, — завершил своё выступление Лебедев.

— И совсем ваша лекция была не нудной, — возразила Нина. — И методика ваша — просто чудо! Настоящая магия! Это я вам как супруга и ассистент Верховного Мага Северного Космоса заявляю. Вы даже убедили меня, что действовали в интересах страны и всё такое прочее. Думаю, что и Пашу тоже. Но это ничего не меняет. Дело должно быть закрыто, и нас не касается, как его закрытие скажется на эффективности «Русского мира». Паша, звони.

— Да, не касается, — согласился Павел. — Как говорится, делай, что должно, и будь, что будет.

Он нажал на своём телефоне нужную кнопку вызова, дождался ответа и сообщил ответившему:

— Анатолий Семёнович, мы закончили расследование. Нужный вам человек — Борис Павлович Лебедев. Он даже ничего и не отрицает.

— Ждите, сейчас приеду! — обрадовался капитан Рогов и прервал связь.

— Вы позвонили Рогову? — Лебедев побледнел. — Он же меня убьёт! Что вы наделали!

— Мы выполнили порученную работу, — ответила Нина. — Остальное — не наше дело.

— Рогов же фанатик! Он помешан на своей службе, и для него больше ничего не существует!

— Ошибаетесь, Борис Павлович, — возразил Воронцов. — Он очень интересуется футболом, я с ним обсуждал чемпионат мира, который вот-вот начнётся, и могу об этом судить уверенно.

— Ладно. Хоть маленький, но шанс! Попробую им воспользоваться.

Лебедев включил компьютер и начал лихорадочно стучать по клавишам.

— Что вы делаете? — поинтересовалась Нина.

— Завещание пишу. Только бы успеть!

— Может, лучше позвать на помощь вашего полковника?

— Спасибо за совет, но нет, не лучше. Не отвлекайте меня, пожалуйста, Нина Георгиевна. Тут цена малейшей ошибки — жизнь. Правда, гарантии сохранения жизни при отсутствии ошибок тоже никто не даёт.

Лебедева больше не отвлекали, и он забарабанил по клавиатуре с удвоенной скоростью. А Воронцовы с нетерпением ждали Рогова, желая как можно быстрее избавиться от совершенно не нужного им дела, которое доблестный капитан им подло навязал.