Глава 42

Хоть супруги и решили игнорировать слежку, всё равно то Павел, то Нина поглядывали назад, но никаких машин, преследующих их «Форд», в глаза не бросалось. Им даже в голову не пришло, что коллеги капитана Рогова знали, куда детективы-любители держат путь, и потому могли спокойно ехать поодаль, не привлекая внимания.

Павел припарковал свой автомобиль возле дома, в котором проживал Борис Павлович Лебедев, вышел из машины, оглядел небольшой дворик и снова никаких признаков слежки не обнаружил. Дождавшись, пока Нина тоже выйдет, он включил противоугонку и вместе с женой направился к двери подъезда. Разумеется, тут, как и почти везде, имелся домофон, не давая так просто войти нежелательным визитёрам. Впрочем, совсем недавно в чужой подъезд проник нежелательный визитёр Миша, и никакие домофоны ему не помешали.

— Что сейчас делаем, Нина? — поинтересовался Павел. — Он же может просто нам дверь не открыть.

— Попросим его. Если не откроет, тогда и будем думать. Может, его вообще дома нет.

Лебедев, как оказалось, дома был, и на вызов ответил сразу.

— Борис Павлович, это Павел и Нина Воронцовы, — представился Павел. — Нам можно войти?

— Входите, — тяжело вздохнув, разрешил Лебедев и отпер вход в подъезд.

Поднявшись на лифте, супруги оказались перед распахнутой дверью, возле которой стоял, ожидая их, одетый в застиранные до дыр джинсы, не то обрезанные, не то оборванные до колен, и столь же неновую рубашку хозяин квартиры.

— Здравствуйте! — поприветствовал его Павел. — Мы хотим вам задать несколько вопросов.

— Проходите, располагайтесь, — пригласил Лебедев. — Чай, кофе? Или чего покрепче?

— Кофе, пожалуйста, — попросила Нина.

— Сейчас заварю. Я вас ждал завтра, думал, сегодня вы будете отдыхать после тех неприятностей, которые обрушились на ваши головы, в том числе и по моей вине. Нина Георгиевна, я искренне прошу у вас прощения за то, что вам повредили лицо. Клянусь, это не планировалось. Вас должны были просто арестовать на пару-тройку недель, чтобы вы не помешали спецоперации ФСБ. Драка — целиком инициатива нашего спецназа, имеющего далеко не лучшую репутацию.

— Синяк — ерунда, — отмахнулась Нина. — Не переживайте. Да и ошибаетесь вы, в том, что драку затеяли эти милые юноши. На самом деле это моя заслуга. В тот момент мне казалось, что так будет правильно.

— Всё равно, бить женщину — это недопустимо!

— Забудьте, Борис Павлович, это действительно мелочь. Мой подбитый глаз не стоит того внимания, которое вы ему уделили. Вот когда меня изнасиловали на публике, это было серьёзно. Вся моя жизнь тогда перевернулась.

— Но как такое возможно? Носит же земля таких…

— И пусть их носит дальше. У вас, я слышу, чайник уже кипит. Мы оба пьём чёрный и без сахара.

— Надо же, я тоже, — Лебедев отправился на кухню, откуда вскоре вернулся с тремя чашками напитка, который, если судить по запаху, ничем не уступал любимому сорту Павла и Нины. — Извольте, господа, чёрный кофе. И пусть московские идиоты называют его в среднем роде, нас, настоящих русских людей, это ни к чему не обязывает.

— Спасибо, — поблагодарил Павел и сделал глоток. — Кофе действительно отменный. Тем не менее, позвольте настоящим русским людям в нашем лице кое о чём спросить вас, тоже настоящего русского человека.

— На самом деле, молодые люди (а по сравнению со мной вы ещё совсем молодые), у вас ко мне всего один вопрос. А именно: не я ли автор писем, побудивших уволиться трёх директоров филиала НИИ русского языка? Верно?

— Да, Борис Павлович, мы хотели задать именно этот вопрос.

— Полагаю, что в случае моего отрицательного ответа вы намеревались применить ко мне некоторые болезненные меры физического воздействия, в просторечии именуемые пытками. Не знаю, смогли бы вы осуществить это намерение на практике, вы не выглядите садистами. Но я избавлю вас от неприятного решения, чтобы впоследствии вы не испытывали муки совести из-за того, что запытали старика до смерти. Понимаете, я человек ещё старой, советской закалки, и если чего-то не хочу говорить, то никакие пытки меня не заставят. А сердце у меня ни к чёрту, поэтому долго пытать не удастся. Итак, ответ на ваш вопрос — да, именно я составил те три письма, и, судя по результату, составил их отлично.

— Всё оказалось намного проще, чем мы предполагали, — отметила Нина. — Что не может не радовать.

— Куда уж проще? — удивился Лебедев. — Ладно, несравненный Анатолий Семёнович не смог решить столь элементарную задачку, но вы-то, люди с высшим техническим образованием, почему так долго тянули? Неужели занятия этой вашей магией настолько повлияли на способности к логическому мышлению? Тут дел всего-то на пять минут!

— Нам так не показалось, — призналась Нина. — Но мы всё-таки её решили.

— Вот смотрите, — Борис Павлович приступил к объяснениям. — Сначала определяем, куи продест, то есть кому это всё выгодно. Мотив тут очевиден — кому-то понадобилось кресло директора. Претендентов на него осталось всего двое: я и Аркаша Гринберг. Теоретически, так сказать. Ведь мы с ним, после всех этих увольнений, единственные оставшиеся в НИИ люди с учёной степенью доктора филологических наук. То есть, вам предстояло выбрать на роль злодея одного из нас. Выбор прост. Даже имея самое больное воображение, невозможно представить, чтобы во главе сверхсекретного проекта по решению стратегических задач внешней политики был назначен еврей. Всё, задача решена.

— Вы же сами говорили о Розентале, — напомнила Нина.

— И могу повторить, Нина Георгиевна. Дитмар Эльяшевич Розенталь — выдающийся, если не величайший, русский лингвист. Причём признанный всеми отечественными учёными нашего профиля. Но это в Москве, а у нас, в провинции, до сих пор всё по-старому. Еврей — значит, наверняка потенциальный предатель. При первой возможности сбежит в Израиль, а то и в США, и немедленно передаст ЦРУ и Моссаду все наши секреты, которые только сможет передать.

— Разве это необоснованные опасения? — поинтересовался Павел.

— Павел Дмитриевич, я не хочу говорить о евреях вообще, но Аркаша — настоящий патриот СССР и России. Я его давно знаю. Он мне неприятен, характер у него мерзкий, он высокомерен до отвращения и имеет целый ряд невыносимых привычек. Но это к делу не относится. России он предан беззаветно. Когда-то мы с ним в очередной раз поссорились, и я посоветовал ему убираться в свой Израиль. А он мне ответил: «Боря, моя страна — Россия, и только она. Даже если тут начнутся погромы, я всё равно никуда не уеду. Мне лучше умереть в России, чем жить вне её!». Вот так, молодые люди. А многие русские крикуны без малейшей примеси еврейской крови бегут на Запад при первой же возможности. Мир, знаете ли, несколько сложнее ваших представлений о нём.

— Мало ли что сказал Аркадий Исаакович, — возразила Нина. — По делам нужно судить, а не по словам. Со словами у многих полный порядок.

— Вы правы, Нина Георгиевна. Судим по делам. Аркаша подготовил для советских, а потом и российских школ несколько тысяч учителей русского языка и литературы. Среди его студентов есть и известные учёные-лингвисты. Известные в научном сообществе, естественно, вы о них вряд ли что-нибудь слышали. Как с этим обстоят дела у вас?

— Ну, мы с Пашей работали на заводе. Тоже на благо Родины, можно сказать.

— Хорошо. Пусть так. Продолжим сравнение. Трое детей Аркаши живут в России. Он и их воспитал патриотами. А вы?

— У нас одна дочь, и живёт она в Норвегии, — покраснела Нина.

— А не в Швеции? — усомнился Павел.

— Или в Швеции. Но она вышла замуж за скандинава, вот туда и уехала. Кстати, мы давно не смотрели, нет ли от неё писем.

— То есть, вы её так воспитали, что она среди граждан России мужа не искала. Западный уровень жизни перевесил любовь к Родине.

— Можно и так сказать. Но там не особый уровень жизни. Её муж — безработный бомж.

— Стало быть, замуж хоть за бомжа, лишь бы прочь из России. И последнее, а то мы немного отвлеклись от основной темы. Аркаша в юности два года отслужил в Советской Армии. А вы, Павел Дмитриевич?

— Давайте, действительно, вернёмся к основной теме, — отвёл глаза Павел.

— Как скажете. Вам уже известно, что из себя представляет проект «Русский мир», разработкой которого занимается, наряду с другими организациями, наш НИИ, называемый в народе «матюками»? Видите, народ под русским языком понимает исключительно матерщину, но этот аспект проблемы мы обсуждать не будем.

— Мы предполагаем, что в рамках проекта «Русский мир» разрабатывается некое лингвистическое оружие, которое собираются использовать против Украины, Молдавии, Белоруссии и, наверно, ещё Израиля, — сообщила Нина. — И прототипами или, быть может, опытными образцами такого оружия являются написанные вами письма.

— Браво, молодые люди! В этом вопросе логическое мышление вам не изменило. Ну, раз главное вы и так знаете, не будет большой беды, если я вам расскажу остальное. Кстати, Молдавии в этом списке нет. У них уже другой язык, если не считать Приднестровья, а те и так наши союзники. Зато в список нужно включить Казахстан. Там много русских. Так вот, слушайте. Вы знакомы с таким разделом лингвистики, как фоносемантика?

— К сожалению, нет, — призналась Нина. — Если судить по названию, фоносемантика, насколько я понимаю, должна изучать значения звуков?

— Да, Нина, это именно так и есть, — подтвердил Павел. — Я когда-то в юности, ещё в эпоху исторического материализма, читал одну книжку на эту тему. Научно-популярную. Забыл, к сожалению, как она называлась.

— Эх, золотое было время, — вздохнул Борис Павлович. — Издавались умные книжки, и они находили своего читателя. А как обстоят дела сейчас? Вот захотел я выяснить, что же такое из себя представляет этот знаменитый Большой Адронный Коллайдер. Думаете, это легко? На русском языке толковой литературы я так и не нашёл. Есть статьи, написанные физиками для физиков, мне они совершенно непонятны, и есть другие статьи, написанные безграмотными журналистами для подобного им самим быдла. Там даже мне, неспециалисту, ясно, что это полнейшая чушь. Что ж, я свободно читаю по-английски, так что нашёл в конце концов грамотную статью, написанную на понятном мне уровне. Но ведь подавляющее большинство наших сограждан по-английски не читают. Так что для них БАК так и останется или неизвестным, или мистически-загадочным.

— И мы тоже, к сожалению, по-английски не читаем.

— Я почему-то совсем не удивлён. А вообще вы что-нибудь читаете?

— Да, беллетристику. А что?

— Лучше бы вы совсем ничего не читали. Что из себя представляет современная отечественная беллетристика? Или маги с драконами, или бабские детективы. А то и ещё лучше — как нужно было правильно выиграть Великую Отечественную Войну. Казалось бы, что общего в такой «литературе»? А общее то, что её авторы понятия не имеют о том, о чём пишут, а читатели принимают эту ерунду за истину. Павел Дмитриевич, вот вы якобы маг. А вы читали какую-нибудь современную российскую книжку о магах?

— Читал, и не одну. Хотите спросить, как эти книжки соотносятся с реальностью? Да никак. Это же фантастика, полёт воображения, и не более.

— Не фантастика, а фэнтези, — поправил Лебедев. — Вот в СССР писали настоящую фантастику. Она звала нас к звёздам, к новому миру, построенному на принципах социальной справедливости, к прогрессу! Вы читали «Туманность Андромеды» Ефремова?

— Конечно, читал, Борис Павлович. И она мне очень нравилась. И сейчас нравится. Но всему своё время. Давайте вернёмся к этой вашей фоносемантике.

— Да, действительно. Что-то я стал много отвлекаться от основной темы. Это следствие работы в НИИ. Когда я был преподавателем, за мной такого не водилось. А может, просто старею. Но это неважно. Слушайте, и если что-то будет непонятно, спрашивайте.

Доктор филологических наук Борис Павлович Лебедев приступил к чтению лекции, которая, учитывая все обстоятельства, вполне могла оказаться последней в его жизни.

Загрузка...