Великий итальянский атеист Ванини

Глава третья ИСПЫТАНИЕ СИЛ

Закончив обучение в Падуанском университете, Ванини твердо решил ехать за границу. Посещение университетских центров различных стран было в ту эпоху обычным для студентов и ученых. Перед длительным путешествием, от которого молодой Джулио ждал так много, он захотел посетить родные края. Он побывал в Неаполе и в родном Тавризано. Для Ванини обучение не закончилось в стенах университета — он продолжает много читать, поддерживает связи с ученым миром Италии. «Будучи в Неаполе, — пишет Ванини, — я получил от Захария Олимпия, человека очень образованного, небольшую книжку Альберта (Великого) о простуде и читал его положения с большим интересом, но некий человек в капюшоне смеялся надо мной» ⁴⁴. Ванини не признает отдыха без книг и размышлений: в пути, в гостинице Неаполя, везде и всегда он обеспокоен каким-нибудь нерешенным вопросом, который кажется мелким и смешным рядовой монашествующей братии — «людям в капюшонах».

Из Неаполя Ванини едет в Тавризано. По дороге в Тавризано он услышал как-то карканье ворона; ему сказали, что оно предвещает несчастье и смерть, но Ванини не остановило это суеверие, и он поехал на родину. Неоднократно в своих книгах Ванини показывает бессмысленность и беспочвенность суеверий. Вскоре Ванини покидает Италию и отправляется за Альпы, в Германию.

В свое время немецкие университеты славились свободомыслием. Ванини надеялся найти здесь людей, которые поймут его. В таких университетских центрах, как, например, Виттенберг, где почти сто лет назад Лютер сжег папскую буллу, положив начало немецкой реформации, собирались студенты многих стран. Однако давно уже отшумели бури великой крестьянской войны, стих свежий ветер реформации; Лютер и Меланхтон осудили учение Коперника, а от либерализма немецких университетов остался только внешний этикет. Еще за тридцать лет до приезда в Германию Ванини прогрессивным ученым не разрешалось читать студентам курса философии, их даже неохотно принимали в университеты. Лютеранство, став государственной религией, превратилось из учения, будившего передовую мысль, в застойный, покрытый жирком благопристойности и ханжества кодекс церковной морали. Церковь вторгалась в дела семьи и учебных заведений. В последних дозволялись антикатолические, но не антицерковные, вольнодумные выступления. В Германии Ванини и его друг Джиноккио убедились, что по религиозной нетерпимости лютеранские университеты не на много уступают таким бастионам католического мракобесия, как Сорбонна.

В «Диалогах» итальянский мыслитель рассказывает о следующем эпизоде. Когда Ванини и Джиноккио покидали Страсбург, они заметили ворона, летавшего над кораблем. Джиноккио захотел остаться, но Ванини настоял на отплытии. Путешествие закончилось благополучно. Заканчивая рассказ об этом эпизоде, Ванини замечает: «мне помогает разум и то, что я строю свою жизнь по законам природы, поэтому истинные философы не ропщут на меня, но многие люди — осуждают» ⁴⁵. Он вспоминает в «Диалогах», что видел в Германии человека, который слушал службу в особой часовне из-за боязни заразиться какой-нибудь болезнью при посещении церкви. Этот пример Ванини приводит, когда говорит о вреде сборищ во время церковной службы.

Посетив Страсбург, Кельн и другие немецкие города, молодые итальянские философы направились в Прагу. В Праге существовал национальный университет, основанный еще во времена гуситских войн. Это была единственная славянская страна, которую посетил Ванини.

Давно уже было подавлено движение гуситов. Чехия утратила свою независимость и попала под иго Австрии; началась католическая реакция, иезуиты взяли контроль над образованием в свои руки. Страной правил Матвей— ярый католик, поддерживавший мероприятия пражского архиепископа Логелия, направленные на борьбу с протестантами. Несмотря на разгул католической реакции в Чехии, научная мысль там стояла на высоком уровне. Чехия была в это время страной выдающихся ученых: астрономов, математиков, биологов. В годы пребывания в Чехии Ванини и Джиноккио там работал прославленный биолог Адам Залужанский, продолжала свою деятельность «Община чешских братьев» — хранительница революционных традиций чешского народа. Ванини проводит несколько диспутов с представителями умеренного анабаптистского направления — мемнонитами ⁴⁶. В Италии сильней был радикальный анабаптизм, с которым, безусловно, был знаком Ванини.

Описывая свои богословско-философские диспуты в различных городах Европы, Ванини, желая оградить свои книги от нападок цензуры, а себя — от преследований инквизиции, нередко вкладывал свои мысли в уста противников по научным спорам. На многочисленных встречах с мемнонитами, как рассказывает сам Ванини, шла речь о том, что христиане спорят между собой о ничтожных предметах, стоимость которых не более стоимости козьей шерсти. Речь шла, очевидно, о догматических спорах между лютеранами и католиками, кальвинистами и анабаптистами и т. д. «Они не имеют никаких прав, — говорит Ванини, — предавать друг друга анафеме» ⁴⁷. Таким образом, велись дискуссии о веротерпимости и бессодержательности догматических споров. Даже среди такого относительно демократического течения, как анабаптизм, Ванини не мог найти веротерпимости. В споре с одним анабаптистом он высказался весьма двусмысленно по адресу католической церкви, заявив, что «римские католики так же далеки от еретиков, как ложь от истины»⁴⁸.

Не найдя общего языка с лютеранами Германий и анабаптистами Чехии, Джулио Ванини решает ехать в Нидерланды, страну Тиля Уленшпигеля, где под знаменами кальвинизма и анабаптизма победила буржуазная революция и была основана республика. Здесь, в Голландии, он попадает в крупный хозяйственный и культурный центр Амстердам, а затем посещает Флиссинген, Гент и Брюссель.

Ванини мог воочию убедиться в том, какого процветания достигли Нидерланды в результате буржуазной революции и освобождения от ига католической Испании, хотя обратной стороной медали являлась беспощадная эксплуатация трудового народа. Ванини проводит здесь множество диспутов и получает большую известность как ученый. В своих «Диалогах» он говорит о спорах с атеистами, в действительности вкладывая свои мысли в уста этих атеистов. В то время в Нидерландах была широко распространена книга, доказывавшая, что бог — это при рода. Иезуит Дюран писал, что если это и не была книга самого Ванини, то он ею безусловно воспользовался. Можно полагать, что жизнь в Нидерландах дала Ванини много нового. Многое получили от Ванини и его слушатели — нидерландцы. Как и везде, Ванини не только дискутирует и проповедует, но и продолжает свои научные изыскания. Собрав большой фактический материал, он приходит к выводу, что излечение человеческого организма зависит не от божественной воли, а от принятия необходимых медицинских мер. Во Флиссингене он видел однажды, как человек, укушенный бешеной собакой, бежит к морской воде, желая излечиться. По этому поводу Ванини саркастически замечает: «бог проявляет свою силу при помощи чудес, которые совершают святые, но я очень боюсь, что это только сказка»⁴⁹. Такие высказывания, относящиеся к периоду его пребывания в Нидерландах, говорят о том, что Ванини выступал здесь не против атеистов, а против католических легенд.

Из Голландии Ванини едет в Швейцарию — страну реформаторов Цвингли и Кальвина. Многие итальянские мыслители, приверженцы швейцарского реформатора Цвингли и вольнодумцы разных направлений, побывали здесь. Наиболее сильная волна итальянской эмиграции приходится на 40–60 годы XVI в. Студенты и их учителя, монахи-вольнодумцы и образованные городские аристократы, вступившие в конфликт с римским престолом, находили себе приют в таких швейцарских городах, как Женева, Цюрих, Базель, а также в крупных центрах других стран — Лондоне, Страсбурге, Кракове. Там они основывали итальянские землячества, которые нередко существовали дольше, чем религиозные учения. Цюрих был колыбелью реформаторского движения в Швейцарии. В этом движении можно отметить не только цвинглианское направление, но и более радикальное — анабаптистское, близкое значительной части итальянских протестантов. В швейцарских реформаторах итальянцы видели инициаторов борьбы за религиозную свободу. Главой цюрихских реформаторов был Буллингер. Он возглавлял цюрихскую высшую школу, где было хорошо поставлено обучение древним языкам. На его работы сильное влияние оказал Эразм Роттердамский. Гуманистическая направленность трудов цюрихского реформатора привлекала итальянцев, его знали и читали в Италии, особенно в Неаполе, и считали вдохновителем реформационного движения.

Много итальянских эмигрантов жило в Базеле, одном из наиболее популярных университетских центров и прославленном центре книгопечатания. За Базелем сохранялась слава города гуманистов и религиозной веротерпимости.

Однако в течение XVI в. кальвинизм постепенно становится нетерпимым к проявлению передовой мысли. В жизни и обучении начинает господствовать девиз: «Страх божий есть начало всяческой мудрости».

В Женеве в середине XVI в. крупным аристократом-протестантом Галеаццо Караччоли было организовано итальянское землячество. Караччоли бежал из Южной Италии, где он участвовал в движении против испанского ига. Богатые итальянские кальвинисты при поддержке Кальвина организовывали в Женеве сукнодельческие, шелкоткацкие и часовые мануфактуры. Итальянское землячество в Женеве во главе с проповедником Чельзо Мартиненго из Бреши было тесно связано с Италией. В землячестве шла борьба между богатыми владельцами мануфактур и кальвинистской беднотой, возглавлявшейся гуманистом Себастьяпо Кастелио. Он выступал против кальвинистской тирании. Кальвинистские власти с большим подозрением относились к итальянским эмигрантам, недаром они чаще всего оказывались жертвами кальвинистской инквизиции, начавшей свою карательную деятельность в Женеве с 1542 г. Еще за три десятилетия до приезда в Швейцарию Джулио Ванини и его друга Джиноккио, из Женевы вынужден был бежать Джор дано Бруно, отказавшийся принять кальвинистскую религию.

Поэтому итальянские эмигранты начала XVII в. находят убежище не в кальвинистской Швейцарии, а в Англии, Франции, а также таких славянских странах, как Польша и Моравия. И все же Ванини направился в Швейцарию, чтобы лично ознакомиться с тем, как живет и чему учит соседняя с Италией протестантская страна, поднявшая когда-то знамя борьбы против католической реакции.

Религиозная нетерпимость, преследование всякой свободной мысли не могли не привести Ванини к столкновению с кальвинистами Швейцарии. Свое отношение к официальным теологическим учениям Ванини выразил следующими словами: «Когда я обучался теологии, я представлял себе, что некий демон утаил способы помешать продвижению и развитию человека, чтобы затем обмануть его в присутствии всего народа с целью удержать народ в идолопоклонничестве и толкнуть его на гибель»⁵⁰. Богословие Ванини считал тормозом в развитии человеческой личности. Поэтому в Швейцарии его диспуты проходили в такой накаленной атмосфере, что однажды в Женеве он чуть ли не стал жертвой одного из участников спора.

Из Женевы Джулио Ванини едет во Францию. Это было трудное и опасное путешествие для прогрессивного философа, исколесившего почти всю протестантскую Европу. На каждом шагу его могли подстерегать агенты инквизиции. Во Франции только что отгремела тридцатилетняя гражданская война, проходившая под знаменами гугенотской религии — кальвинизма. В 1598 г. был подписан Нантский эдикт, который установил некоторое равноправие между католическим Парижем и гугенотским Югом и в какой-то степени смягчил религиозные страсти. Теперь от преследования гугенотов католические власти перешли к преследованию атеистов и вольнодумцев. Иезуит Мерсени пугал своих современников тем, что в Европе насчитывается более 60 тысяч атеистов.

Во Франции бывали многие итальянские эмигранты, находившие здесь применение своим силам и талантам. В начале XVI в. во Франции провел свои последние годы великий итальянский художник Леонардо да Винчи, а в начале XVII в. — великий итальянский мыслитель Томмазо Кампанелла. Ванини прибыл в Лион и начал здесь читать лекции по философии. Его смелые речи и новые идеи принесли ему славу. О характере его лекций в Лионе можно судить по словам иезуита Дюрана, который писал, что Ванини произносил атеистические проповеди под предлогом преподавания философии. Об антирелигиозной направленности мыслей Ванини говорит эпизод, рассказанный им самим: «Когда я жил в Лионе, в месяце марте (1611 г.), я слышал от нескольких друзей, что один паж явился в небольшую гостиницу и был там прекрасно принят хозяином. Но когда последний попросил у него 30 сольдов за плохой суп, паж рассердился и отправился в свою комнату. Там бросил какой-то порошок в сосуд с жидкостью и покинул гостиницу. После того, все, кто входил в комнату, подвергались воздействию исходивших из сосуда паров и корчились в танцах. Все, не только католики, но и гугеноты, полагали, что это сделал дьявол. Джулио Чезаре (говорил он о себе), однако, смеялся над этими сказками старушек и относил все это за счет естественных причин»⁵¹. В Лионе Ванини разоблачает религиозные вымыслы и суеверия, проповедуя материалистическое восприятие всех явлений жизни. Блюстителям католических догм без большого труда удалось изобличить Ванини в атеизме, и ему пришлось бежать из Лиона.

В 1611 г. он вернулся в Италию. Казалось, завершился круг его скитаний: ни в лютеранской Германии, ни в кальвинистских Швейцарии и Голландии, ни в гугенотских областях Франции не нашел Джулио Ванини условий для пропаганды своих идей. Диспуты, лекции, беспрерывные поездки, преследования со стороны официальных и церковных властей, новые друзья и последователи и неизбежная разлука с ними — вот что представляла собой жизнь Ванини в эти годы.

«Все вместе, — говорит Герцен о Бруно, Ванини и других философах XVI–XVII вв., — придавало тогдашним деятелям характер трепетного беспокойства и волнения. Они не были в полном миру ни с собой, ни с окружающими… Они были беспокойны, потому что окружающий их порядок становился пошлым и нелепым, а внутренний был потрясен… таким людям… не дается великий талант счастливо и спокойно жить в среде прямо противоположной их убеждениям» ⁵².

Джулио Чезаре Ванини приехал в свободную Венецию. В XVI в., в годы католической реакции, Венеция стала прибежищем передовых философов, поэтов, писателей, преследуемых церковью. Знаменитый поэт Пьетро Аретино писал о Венеции: «Свобода этой великой и добродетельной республики показала мне, что значит быть вольным человеком». Здесь процветали научные общества — академии, где свободно излагали свои взгляды философы разных школ. Участником этих собраний был Галилей, одним из наиболее энергичных деятелей этих обществ был современник Ванини, ярый враг папства — Паоло Сарпи. К концу XVI в. Венеция становится центром свободомыслия, где еще продолжали издавать светские книги. В начале XVII в. папство пытается подчинить себе светскую власть Венеции: дело доходит до наложения на республику папой Павлом V интердикта ⁵³, но венецианское правительство отказывается повиноваться. По приказанию папы иезуиты, театинцы и капуцины покинули пределы Венецианской республики. На Паоло Сарпи было совершено покушение. Однако независимое по отношению к папской курии поведение Венеции не означало возможности полной свободы мысли и действий в ее землях. В Венеции действовала своя инквизиция, жертвой которой стал великий философ-атеист Джордано Бруно. Не желая идти на дипломатический разрыв с папской курией, венецианское правительство выдало его римской инквизиции, которая после долгих лет заключения отправила его на костер.

В Венеции Джулио Ванини попал в своеобразную обстановку. С одной стороны — атмосфера относительной свободы, независимость от папской власти; с другой стороны — примеры Паоло Сарпи, чудом сохранившего себе жизнь, и Джордано Бруно… Это заставляло быть осторожным.

«Когда я был в Венеции, — рассказывал впоследствии Ванини, — один нечестный обманщик говорил своим, что ближайшей весной, с первыми дождями, должен появиться мессия. «Вместе с дождями и маленькими лягушками», — добавил я». Этот проповедник якобы сказал также: «Все новые религиозные законодатели вплоть до Христа прославились позорной казнью» ⁵⁴. В «Диалогах» эти мысли приписаны другому, однако в действительности они принадлежали самому Ванини, — об этом свидетельствуют его произведения.

Смелые речи, независимое поведение и острая критика римской курии поставили Ванини под угрозу расправы со стороны генерала ордена кармелитов. Единственным выходом из создавшегося положения было бегство в Лондон. Ванини надеется обрести желанную свободу на Британских островах: читать, пропагандировать свои идеи без постоянного страха попасть на костер.

Лондон становится в этот период местом прибежища прогрессивно настроенных иностранцев. Лондонская церковь иностранцев была открыта для дискуссий, и в ней собирались свободомыслящие фламандцы и итальянцы. Ученые кружки (академии), собиравшиеся в Лондоне в последние десятилетия XVI в., в качестве желанных гостей принимали итальянских эмигрантов, бежавших от инквизиции. Они несли с собой достижения передовой итальянской науки, прогрессивные идеи философии. В Лондоне побывал и Джордано Бруно. В конце XVI в. в Англии появляется немало переводов итальянских книг. Трудно сказать, был ли Ванини знаком с какими-либо английскими философами до своей поездки в Англию, хотя он мог познакомиться с ними в Падуанском университете или в таких городах, как Женева, Базель, Страсбург, где еще в 50-х годах XVI в. существовали общины английских эмигрантов. Доподлинно известно только, что в Венеции он познакомился с видными английскими деятелями, которые помогли ему в осуществлении его планов. Это были сэр Дадлей Карлтон, посол Англии в Венецианской республике, и его секретарь, английский дипломат сэр Исаак Уэйк. Карлтон считал, что Ванини и Джиноккио, обученные искусству спора в монастырских школах и университетах католической страны, смогут разоблачать католицизм и таких его «теоретиков», как Беллармино, более умело, чем это делают англиканские философы. К тому же «венецианский протестантизм», как называли в Англии религиозное свободомыслие Сарпи и Аретино — решительных противников папского произвола в Венеции, — был решительнее и острее тяжеловесного теологического оружия англиканских богословов. По своим убеждениям Ванини был близок Сарпи и Аретино, и Карлтон был убежден, что в Италии и Ванини и его друг Джиноккио неминуемо попали бы на костер. Он помог Ванини и Джиноккио бежать. Молодые философы не считают себя больше членами ордена кармелитов и отправляются в Англию. При этом им пришлось соблюсти всяческие предосторожности: их сундуки с книгами, рукописями и некоторыми вещами были оставлены у хозяев, чтобы их отъезд не был замечен. У них было рекомендательное письмо Карлтона мэру города Кентербери Чемберлену, в котором было сказано следующее:

«Венеция, 29 апреля 1612 г.

Мой дорогой сэр Чемберлен,

необходимость приводит к тому, чтобы подвергнуть Вас назойливым просьбам Ваших друзей. То, о чем я сейчас прошу Вас, как о христианском деянии, — это помочь двум чужеземцам, которые отправляются в Лондон с этим моим письмом» ⁵⁵.

Рекомендация королевского посла сделала свое дело: Ванини и Джиноккио были встречены как почетные гости, они были приняты мэром церковной столицы Англии — Кентербери, который представил их архиепископу Кентерберийскому. Ванини поселился у архиепископа в Кройдоне — предместье Лондона. Все шло хорошо, и Ванини был очень доволен крайне внимательным к нему отношением. Это давало ему основания предполагать, что в Англии он сможет свободно писать и выступать. Приподнятое настроение Ванини отражается в письме, написанном им в Венецию его покровителю Карлтону:

«Глубокочтимый и превосходнейший государь, убедившись, с каким желанием и любовью меня принимают благодаря Вашей любезности, я приношу мое нижайшее почтение Вашему превосходительству, а также хотел бы сказать, какую радость ощущаю я, находясь в этих краях, и с каким удовольствием пребываю я при глубокочтимом архиепископе Кентерберийском. Мой государь высокочтимый, у меня становится радостно на душе, когда я думаю о том, насколько я должен быть благодарен святейшему, глубоко мною уважаемому и досточтимому отцу, у которого я ныне пребываю. За это в свою очередь я должен благодарить Ваше превосходительство, которое меня представило к его двору. Поэтому, не будучи в состоянии предоставить Вам что-либо в обмен за эту помощь и любезность, я всю жизнь буду крайне признательным слугой Вашего превосходительства, перед которым склоняюсь в глубоком почтении, прося у нашего господа такого счастья для Вас, которое бы Вы пожелали.

Из Ламбетского дворца, 9 октября 1612

Вашей глубокочтимой светлости слуга

Джулио Чезаре Ванини»⁵⁶

Ванини верил в добропорядочность и бескорыстие высоких сановников английской церкви и поэтому искренне благодарил тех. кто, как он думал, помог ему найти настоящее место в жизни. Поэтому он хотел, чтобы его высокие покровители хорошо его узнали. К этому же, очевидно, стремился и его друг Джиноккио, которого взял к своему двору архиепископ Йоркский. Друзья были разделены большим по тем временам расстоянием, но, очевидно, держали между собой связь. Об этом можно судить по письму Ванини в Венецию сэру Исааку Уэйку, в котором он очень вежливо, но с большей, чем в предыдущем письме, простотой пишет:

«Милорд,

я являюсь должником Вашего превосходительства в отношении ответа на письмо, которое было послано Вами в прошлом месяце. Это объясняется тем, что, находясь в Кройдоне, я не смог выполнить своего долга.

Могу сообщить, что, слава богу, я чувствую себя хорошо и радостно, будучи обласкан глубокочтимым монсеньёром архиепископом, который давно уже держит меня при себе, подавая тем самым надежду в один пре красный день хорошо разобраться во мне.

Отец Джован Баттиста ⁵⁷, мой брат, в течение трех месяцев находится в Йорке при дворе тамошнего архиепископа, который его любит и принимает с большой любезностью. Последний раз он писал мне, что был пожалован у этого архиепископа подарком.

Тобиа Робинсон сказал мне, что познакомился с Вашей светлостью в академии Авзония. Я еще не повидал господина Чемберта, однако не премину, как и ранее, пойти и посетить его, сделав так, как Ваша светлость мне писала.

Прошу Вас уведомить меня, если мой сундук, который я оставил в комнате отца капеллана, будет погружен на корабль, идущий в Лондон, и прошу направить его мне Желаю, чтобы мне представился случай услужить Вам, как я уже это делал ранее, глубокоуважаемый милорд, всячески восхваляя высокое посредничество Вашего сиятельства в моем деле. Целую Ваши и господина капеллана руки, прося у нашего господа всяческого счастия для Вас.

Вашей уважаемой светлости

Джулио Чезаре Ванини.

Р. S. Чемберт сказал мне, что мой сундук уже прибыл, за что благодарю Вас больше, чем за что бы то ни было» ⁵⁸.

Речь шла, очевидно, о книгах и рукописях, которые остались в Венеции и теперь были доставлены в Лондон через агента Уэйка, некоего Чемберта.

У Ванини уже установились первые связи с английскими просвещенными кругами. Тобиа Робинсон, о котором говорится в этом письме, принадлежал к этому кругу и был членом одной из академий. Архиепископ держал при себе Ванини в Ламбетском дворце в Кройдоне, желая использовать знания и таланты молодого, но уже известного философа для прославления англиканской церкви. Сам факт покровительства двух ее высоких сановников передовым итальянским философам значил очень много Это «преимущество» англиканской церкви нужно было «зафиксировать» официально, поэтому вскоре после их приезда в Англию была организована церемония отречения двух бывших братьев-кармелитов не только от монашества, но и от католической веры вообще. Это полностью совпадало с желаниями Ванини и Джиноккио, которые считали католицизм наименее веротерпимой и край не жестокой религией. «Я знаю, — писал Ванини, — что большинство людей (религия мне запрещает сказать все) думают, что те, кого рассматривают как бесноватых, являются просто мучимыми меланхолическим настроением. Предвзятое мнение и жестокость играют в этом немалую роль: таким образом в Испании и в Италии все верят в существование бесноватых, во Франции— только некоторые, в Германии и Англии — никто. Я не приписываю это различию в климате, — саркастически замечает Ванини, — так как, когда католицизм процветал в этих двух последних странах, там насчитывали большое количество одержимых» ⁵⁹.

Ванини и его друг по собственному убеждению, хотя и при активной поддержке своих английских покровителей, решили официально порвать с католичеством. В странах протестантизма они не нашли религиозной свободы, но еще верили, что в Англии ее найдут. Эта вера поддер живалась внешним дружелюбием, которое их окружало в первые месяцы жизни на Британских островах.

Процедура отречения Ванини и Джиноккио от католичества готовилась заранее и произошла в торжественной обстановке 28 июня 1612 г. в церкви иностранцев в Лондоне. О нем мы узнаем из письма, отправленного 2 июля этого же года Чемберленом в Венецию сэру Карлтону: «В прошлое воскресенье в присутствии большого количества людей, среди которых был доктор Фрэнсис Бэкон, два кармелита произнесли в итальянской церкви в Лондоне публичную исповедь, они говорили о своей вере, об обращении и отреклись от своих прежних заблуждений.

Я не был там по вине моего слуги, которого посылал узнать о дне церемонии, и он сообщил мне, что ее не будет в этот день. Мне сказали, что старший отличился большой ученостью, а его товарищ — красноречием» ⁶⁰.

Старший — это Ванини, его товарищ — Джиноккио. Отречение от католической веры двух видных католиков воспринималось в официальных кругах как прославление англиканской церкви, порвавшей с папским престолом». В укреплении престижа английской церкви был заинтересован сам король, этим и объясняется участие в деле Ванини и Джиноккио светских чиновников, вроде Чемберлена или Карлтона, и таких духовных сановников, как архиепископы Кентерберийский и Йоркский.

Духовные пастыри англиканской церкви рассматривали отречение Ванини и его друга от католичества как последний шаг в направлении критики церкви и религии. В дальнейшем они ожидали от итальянских философов защиты всех порядков и норм государственной англиканской церкви. Ванини же и Джиноккио рассматривали свое отречение от католичества как первый серьезный шаг, открывающий им путь к широкой деятельности, свободной от религиозных пут. Вплоть до своего отречения они полагали, что в Англии они смогут найти условия для такой деятельности. Однако очень скоро они поняли, что ошиблись.

После отречения оба они живут в Лондоне и в Ламбетском дворце в Кройдоне как гости архиепископа Кентерберийского и продолжают свои выступления. Почти через месяц после церемонии публичной исповеди итальянских философов, 23 июля 1612 г., Чемберлен писал Карлтону о том, что Ванини и Джиноккио с большим успехом проповедуют в церкви итальянцев. Это было последнее сообщение, в котором о них отзывались в благоприятном тоне; после него происходит резкий перелом в отношениях между английскими хозяевами и их итальянскими гостями. Их проповеди не ограничиваются лишь критикой католической церкви. Ученики Падуанского университета, они выступают за свободомыслие и веротерпимость, которых не было и в англиканской церкви. Образованная в результате реформации, проведенной королевской властью в 30-х годах XVI в., она была орудием в руках абсолютизма.

В первые годы правления Елизаветы Тюдор, после кратковременного периода католической реакции, англичане ощутили результаты реформы: они получили независимость от Рима, освобождение от всех папских поборов, богослужение, проповеди и библию на английском языке. Буржуазии и новому дворянству реформа принес — ла наиболее важное — значительную часть конфискованных монастырских земель, распродаваемых королевской властью. По своей догматике в этот начальный период реформации англиканская религия была близка к кальвинизму. Однако с конца XVI в. она все больше стала сближаться с догматикой и церемониалом католической церкви. Постепенное расхождение между королевской властью, с одной стороны, и буржуазией и новым дворянством — с другой, приводит к появлению и укреплению пуританского течения, требующего полного очищения англиканской церкви от католицизма. Под давлением буржуазии и дворянства, сочувствовавших более радикальным реформаторским течениям, королевская власть снисходительно относилась к протестантам-иностранцам. Английские пуритане, недовольные порядками англиканской церкви, посещали церковные собрания эмигрантов и прежде всего — церковь иностранцев в Лондоне, в которой выступали Ванини и Джиноккио. Пуританское движение развивалось в больших городах, особенно в Лондоне. Представители церковных властей, охраняющие основы королевского абсолютизма, начинают преследовать пуритан, рассматривая их как еретиков и потенциальных мятежников. Этим прославился архиепископ Кентерберийский Джон Уитгифт, боровшийся с пуританами методами инквизиции и отстранивший от должности более двухсот священников. Террор усилился при архиепископе Ричарде Банкрофте.

С конца XVI в. важное значение приобретает более радикальное, опирающееся на слои мелкой городской и сельской буржуазии движение индепендентов (независимых). Они не признавали власти короля над церковью, отказывались посещать богослужения государственной церкви. Индепенденты были кальвинистами крайне левого направления. Их вешали, заключали в тюрьмы, высылали. Фрэнсис Бэкон считал этот террор «добрыми мерами». Движение индепендентов было революционным в отличие от кальвинистского движения в Нидерландах и движения анабаптистов в Германии. Пережившие поражение немецкие анабаптисты к этому времени сложили оружие, а нидерландские кальвинисты после победы превратили свою религию из знамени буржуазной революции в катехизис ростовщического преуспевания. Хотя индепендентство подавлялось, а пуритане преследовались, церковным и светским властям не удалось окончательно победить. Англия переживала предреволюционную пору, волнение умов продолжалось, несмотря на все попытки короля Якова I Стюарта (1603–1625) установить прочные абсолютические порядки на основе выдвинутого им принципа: «монархи — подобие божие». Он был яростным противником пуритан — сторонников последовательной реформации «Реформация есть зло, — писал ко роль, — потому что она провозглашает равенство, а равенство есть враг порядка и единства, этого отца порядка». Он хотел любыми средствами защитить государственную англиканскую церковь и угрожал изгнать из Англии всех пуритан. Его отношение к верхушке англиканской церкви было выражено в любимой им формуле «Нет епископа — нет и короля»

В этой сложной обстановке надо искать причины любезной гостеприимности высоких сановников англиканской церкви по отношению к Ванини и Джиноккио в задачи церковников входило держать молодых итальянских философов при себе, изолировать их от радикальных кругов общества, использовать их для укрепления и прославления англиканской церкви Кентерберийский архиепископ держал Ванини при себе, «при своем столе», как говорил сам философ в одном из своих писем Уэйку. Архиепископы заигрывали с ними, делали им подарки.

Вскоре церковные власти вынуждены были убедиться в тщетности своих планов. В проповедях Ванини и Джиноккио, направленных против католицизма, все сильнее начинает звучать призыв к веротерпимости и братству. Это привлекает на проповеди пуритан и пугает англиканских покровителей Ванини и Джиноккио В дальнейшем их проповеди становятся, очевидно, все более радикальными. Молодым философам казалось, что кафедра церкви иностранцев в Лондоне стала местом их свободных выступлений. Но вскоре им пришлось убедиться в ханжестве англиканских церковников Как только проповеди стали более радикальными, чем это было желательно церковным властям, Ванини и Джиноккио лишились покровительства своих хозяев и остались без всяких средств к существованию. 13 января 1613 г. архиепископ Кентерберийский сообщает епископу Баса, что он лишил двух итальянских философов всяческой поддержки. Пока это была попытка оказать на них давление. Из почетных гостей они превратились в бедных просителей. В письме к сэру Карлтону мэр Кентербери Чемберлен писал 14 января 1613 г.:

«Два итальянских брата, рекомендованные Вами, приходили сегодня ко мне и вели со мной длинную беседу, из которой выяснилось их недовольство и недостаток у них средств к существованию. Они вынуждены сами убирать свою постель и подметать комнату… Его (Ванини) товарищ, Джованни, находится не в лучшем положении на севере, т. к. его покровитель держит его в очень затруднительном положении в отношении денег, и он вынужден жить не в городе, а в деревне, поэтому он подписывает свои письма: «Джованни в пустыне»»⁶¹.

Чемберлен пытался воздействовать на них, наставить их «на путь истинный», заставить отречься от свободомыслия и служить официальному англиканству: «Я советовал им, — с типично англиканским ханжеством писал Чемберлен, — сделать наилучшее, что только можно во имя любви к Христу».

Угроза голода не сломила Ванини и Джиноккио. Они отказались служить англиканству. Тогда к материальным бедствиям присоединились угрозы и преследования. Итальянские философы оказались под двойным ударом— англиканских и католических властей. Последние через свою сеть агентов инквизиции следили за каждым их шагом, начиная от бегства из Венеции вплоть до отречения от католичества. Джован Франческо Бьонди, секретарь посольства Венецианской республики в Англии, служивший также английскому королю Якову I, 13 марта 1613 г. направил Карлтону свадебную песню, сочиненную Джиноккио, для того, чтобы доказать его вероотступничество. Он же сообщал, что один католический посол в гневе от поведения Ванини и его сообщников и угрожает, что «все они будут отправлены на костер» ⁶². От истощения Ванини и Джиноккио заболели: «оба брата больны, — сообщает Бьонди, — более молодой истощен от такой жизни у архиепископа Йоркского. Они перебиваются милостыней своих знакомых». Это же подтверждает и Чемберлен: «не знаю что будет, — пишет он Карлтону 25 ноября 1613 г., — но оба брата, которых Вы направили в Англию, находятся в нужде и оба больны, особенно тот, который помоложе; они живут подаянием тех, кто считает их друзьями и знакомыми» ⁶³.

Ванини и Джиноккио испытали на себе религиозную нетерпимость и жестокость представителей протестантской веры и открыто заявили, что англиканская вера не лучше католической. В январе 1614 г. они были схвачены и как отступники от веры переданы в руки архиепископа Кентерберийского, которого венецианский посол в Лондоне Антонио Фоскарини характеризовал как человека пылкого и непримиримого в вопросах религии. Архиепископ приказал заключить Ванини и Джиноккио в башню лондонской крепости Тауэр, где они томились в течение 49 дней. Из заключения их поодиночке водили на допрос.

Новые документы, обнаруженные в 1932 г., дают представление о содержании этих допросов. На первом допросе Ванини подтверждал свое твердое решение об отречении «от католицизма, папизма и учений папской курии», а также о том, что он якобы «хочет жить и умереть в англиканской вере». Возможно, последняя фраза носила характер самозащиты от англиканского церковного судилища. На втором допросе Ванини вынужден был пояснить, для чего он прибыл в Англию: он боялся преследований со стороны генерала ордена кармелитов Энея Сильвия, который мог подвергнуть его строжайшему наказанию за резкие выступления в Венеции. Когда Ванини был в Венеции, генерал ордена действительно требовал его возвращения в Неаполь, и английский посол Карлтон тогда еще считал, что Ванини угрожал костер. Причины приезда Ванини в Англию были известны и английским судьям, поэтому целью второго допроса, очевидно, являлось выяснить «скрытые намерения» обвиняемого, которых в действительности у него не было. У Ванини были враги и среди итальянцев, живших в Лондоне, бывших фактически агентами архиепископа Кентерберийского Одним из основных виновников осуждения Ванини и Джиноккио являлся проповедник и настоятель итальянской церкви капуцин фра Фульгенцио (он же Асканис Гаэтано или Асканио Болиано). Определенную роль в осуждении Ванини и Джиноккио сыграл второй их соотечественник, бывший монах Камилло Маркетти.

Материалы третьего допроса дают основания предполагать, что на Ванини и Джиноккио был сделан донос и что автором его был фра Фульгенцио: «Я нашел, — говорится в донесении, — судя как по самим книгам, так и по их собственным речам, что их (Ванини и Джиноккио) главным занятием на протяжении многих месяцев было изучение трудов Аретино и Маккиавелли»⁶⁴. Этим обвинением доносчик хотел подтвердить вольнодумство и безбожие Ванини и его друга. Ванини держался весьма стойко: обращаясь к этому эпизоду своей жизни, Ванини говорит, что он на себе испытал, чего стоит борьба за идеи, которые он защищал «ценой своей крови».

Обоих друзей присудили к смертной казни. Спасти Ванини и Джиноккио от расправы удалось лишь с помощью друзей, обратившихся к официальным влиятельным лицам. В Лондоне у Ванини был друг и исповедник Джироламо Морави, духовник венецианского посла в Лондоне Фоскари. Последний относился к вопросам религии достаточно индифферентно. Благодаря этому Морави удалось помочь заключенным в крепости Ванини и Джиноккио. В их судьбу вмешался также испанский посол дон Диего Сармиенто де Лупа. О нем ходили слухи как о вольнодумце. Во всяком случае Ванини и его друг были освобождены и покинули Англию. Вместе с иллюзией о свободной жизни на Британских островах была утрачена и мечта о разумной религии и веротерпимости церкви. Друзья стояли перед суровой истиной: от окружавшего их религиозного фанатизма некуда было уйти. Было лишь два выхода из положения: смириться с обстоятельствами, вернуться в лоно католической церкви и служить ей или продолжать борьбу, но уже отбросив юношеские мечты о какой-то стране свободы и счастья.

Ванини вернулся на континент измученный духовно и физически. Папские агенты инквизиции хорошо знали, в каком нелегком положении находится человек, избежавший гибели в английской тюрьме и стоящий у порога католической. Его легче всего можно было сломить и подчинить или уничтожить. Ванини предстояло выбирать между спокойной жизнью католического теолога и костром…