Великий побег

Глава 25

Машина Панды исчезла на следующее утро вместе с ним. Люси перебралась в дом, забросила одежду в стиральную машину, приняла душ, но голова раскалывалась, и потому после душа не полегчало.

Из того, что надеть, Люси нашла только черный купальник и одну из футболок Панды. Босиком поблуждала по опустевшим комнатам. Хозяин дома забрал большую часть одежды, папки с документами и кофейную кружку, которую таскал по утрам. Люси переполняли чувства, одно болезненнее другого: сожаления при мысли, через что он прошел, гнев на то, как устроен мир, на себя за то, что влюбилась в человека, у которого не все в порядке с психикой. И ярость на Панду.

Несмотря на свои заверения, он морочил ей голову. Каждым нежным прикосновением, каждым разделенным с ним взглядом и сокровенной улыбкой она чувствовала, как он говорил о своей любви. Многие люди прошли через посттравматический стресс, но это не значит, что они все сбегали от жизни.

От гнева становилось легче, и Люси лелеяла его. Она не в состоянии была жалеть Панду или себя. Уж куда лучше обратить жалость во что-то противоположное.

«Беги, трус. Ты мне не нужен».

В тот же день Люси решила вернуться в его дом.

Несмотря на страдания, она не забыла обещание, данное Бри, помочь убрать следы ночного вандализма, но когда пришла в коттедж, Майк заявил, что они с Тоби сами справятся с беспорядком, а девочкам нужно отдохнуть. Возражать она не стала.

Люси подождала до полудня, чтобы прийти в коттедж за вещами. И обнаружила Бри, которая с блокнотом под рукой и затуманенным взором сидела за кухонным столом, а рядом поглупевшего от любви Майка. Слабый след от щетины на шее Бри и нежное собственническое обращение Майка с любимой не оставляли сомнения, как провели ночь эти двое, когда Тоби уснул.

– Ты не можешь уйти, – заявила Бри, когда Люси сообщила о своих намерениях. – Я работаю над планом спасения своего бизнеса, и ты мне нужна как никогда.

Майк постучал по блокноту, испещренному записями, явно сделанными рукой Бри, и сказал:

– Мы не хотим, чтобы ты одна оставалась в большом доме. Мы будем за тебя переживать.

Впрочем, эти двое не сводили глаз друг с друга, даже когда говорили с Люси, и Тоби был не лучше.

– Майк и Бри женятся! – объявил он, войдя в кухню.

– Угомонись, Тоби, – улыбнулась Бри. – Никто еще не собирается жениться.

По взглядам, которыми обменялись Майк с Тоби, можно было понять, что у них на сей счет имеются иные идеи.

Люси решила, что не стоит мешать их счастье с собственными неурядицами. Пообещала заскочить на следующий день и, помахав на прощанье, ушла.

Она продолжала лелеять свой гнев, но после нескольких дней прогулок в одиночку, когда ее изводила злость, и длительных поездок на велосипеде, которые все равно не помогали обрести сон, Люси поняла, что придется ей еще чем-нибудь заняться. В конечном итоге она включила оставленный Пандой лэптоп и вернулась к работе. Поначалу Люси не могла сосредоточиться, но мало–помалу нашла, чем отвлечься, что ей нужно было позарез.

Может, виною всему была боль от разрыва с Пандой, только Люси поймала себя на том, что все чаще вспоминает ту, другую, боль, которую терпела первые четырнадцать лет своей жизни с родной матерью, профессиональной хипповщицей.

« Люси. Я не приду ночевать сегодня. Дверь закрой».

«Я боюсь. Не уходи».

«Не веди себя, как маленькая. Ты уже большая девочка».

Но какая там большая девочка, когда ей было-то всего восемь. И следующие несколько лет только она и отвечала за их пришедшее в упадок домашнее хозяйство.

«Люси, черт возьми! Где деньги, которые я спрятала в ящике комода?»

«Я взяла их заплатить за квартиру! Ты хочешь, чтобы нас снова выкинули на улицу?»

Люси всегда считала, что чувство ответственности появилось у нее после смерти Сэнди, когда приходилось самой заботиться о Трейси, но теперь-то понимала, что все началось гораздо раньше.

Люси писала, пока не начинало сводить мускулы, но писать вечно она не могла, и когда останавливалась, принималось сильно ныть сердце. И тогда она снова укрывалась за стеною гнева. Лишь призвав его на помощь, она могла продолжать дышать.

Панде не терпелось приступить к новой работе: обеспечивать безопасность на съемках в Чикаго высокобюджетного боевика в сценах со стрельбой, но спустя два дня после начала он заболел гриппом. Вместо того чтобы лежать в постели, он работал, несмотря на озноб и высокую температуру. Дело кончилось пневмонией. Панда все равно продолжал работать, поскольку выбора у него не было. В противном случае он валялся бы в постели и только бы и думал что о Люси Джорик.

« Будь лучшим, в чем ты хорош…»

Великий девиз. Вплоть до дня, когда Панда встретил ее.

– Ну ты и задница, – заявила ему Темпл во время одного из чересчур часто повторяющихся телефонных разговоров. – У тебя был такой шанс обрести счастье, а ты прощелкал его. А теперь занимаешься самоуничтожением.

– Только потому, что, по-твоему, ты наладила свою жизнь, не значит, что все этого хотят, – возразил Панда, радуясь, что Темпл не видит, каким изможденным он выглядит, да и натянут как стрела.

Работы ему предлагали больше, чем он мог справиться, поэтому пришлось нанять двух бывших копов. Одного послал с заданием в Даллас, другого подрядил присматривать в Лос–Анджелесе за актером–подростком.

Снова позвонила Темпл. Панда покопался в кармане в поисках платка, чтобы высморкаться, и опередил ее, прежде чем она начала разглагольствовать на тему Люси:

– Как продвигаются съемки нового сезона?

– Не считая того, что продюсеры постоянно орут на нас с Кристи, все идет отлично.

– Вы вдвоем уложите их на лопатки. Тебе повезло, что у них нет времени заменить тебя, иначе на пару искали бы новую работу.

– Они бы пожалели, – высказалась Темпл. – Зрителям уже наскучило старое шоу, и им понравится новая программа. Она гораздо сердечнее. Кристи все еще придется носить красное бикини, но у нее больше экранного времени, и она его блестяще использует. – Панда услышал, как она чем-то захрустела. Яблоком? Сельдереем? Или она позволяет себе каждый день есть печенье? – Я сделала тренировки более веселыми, – похвасталась подруга. – И сегодня ревела! Настоящими слезами. Рейтинг взлетит до небес.

– Да у меня комок в горле, как только представлю такое, – протяжные слова перешли в кашель, который Панда быстренько заглушил.

– Нет, правда, – стала уверять Темпл. – Одна участница – ее зовут Эбби – с ней ужасно обращались, как с каким-то ребенком. Это просто… тронуло меня. У них у всех свои истории. Не знаю, почему я не находила времени выслушать более внимательно.

Он-то знал, почему. Если бы Дьяволица стала обращать внимание на чужие страхи и ненадежное положение, то поневоле ей пришлось бы приглядеться к собственным проблемам, а к этому раньше она не была готова.

Темпл продолжила с полным ртом:

– Обычно после пары недель съемок я хрипну от крика, но теперь послушай-ка меня.

– Изо всех сил стараюсь этого не делать.

Он глотнул воды, чтобы подавить еще один приступ кашля.

– Я считала, что Люси из ума выжила со своим подходом к упражнениям «вполне сойдет», но она на кое-какую идею меня натолкнула. Я работаю над долгосрочной программой тренировок, которая больше приближена к жизни. И… Представь… У нас есть съемки скрытой камерой, где мы учим зрителей читать на этикетках состав продуктов, разыгрывая фальшивые ссоры в проходах между полками в супермаркете.

– Тебе за это точно вручат «Эмми».

– Твой сарказм не впечатляет, Панда. Издевайся сколько хочешь, но мы, наконец, сможем помогать людям так, чтобы результат оставался надолго. – И потом, поскольку ей все еще хотелось, чтобы он считал ее железной леди, сказала: – Позвони Макс. Она оставила три голосовых сообщения, а ты не ответил ни на одно.

– Потому что не хочу с ней говорить, – огрызнулся он.

– Вчера я звонила Люси. Она все еще живет в доме.

Позвонили по другой линии, дав Панде возможность извиниться и переключиться. Увы, на сей раз звонила Кристи.

– Мне некогда разговаривать, – предупредил он.

Она не обратила на его слова никакого внимания.

– Темпл поразительно вела себя на нашем интервью. Совершенно естественно и открыто.

Он не сразу понял, что Кристи говорит о длительном врачебном сеансе, который Кристи с Темпл только что отсняли. Продюсеры запланировали использовать материал, чтобы начать новый сериал, понимая, что исповедь Темпл как лесбиянки станет шумной рекламой.

– Ближе к концу мы пригласим Макс, – сказала Кристи, – вид этой парочки способен растопить самые черствые сердца. Зрители точно полюбят Темпл в новом качестве. А я надену платье.

– Готов биться об заклад, что в обтяжку.

– Нельзя иметь сразу все.

– Хочу только одного, – проворчал Панда. – Я хочу, чтобы вы с этой дьяволицей, твоей подружкой, оставили меня, черт возьми, в покое.

Короткая осуждающая пауза.

– Ты мог бы жить более настоящей жизнью, Панда, если бы сделал, что я советовала, и тогда бы прекратил срывать свой гнев на других.

– Сейчас вешаю трубку и иду искать окно повыше, чтобы выброситься.

Но сколько бы он ни жаловался, в иные дни чувствовалось, что их навязчивые телефонные звонки – единственный якорь, за который он держится. Эти женщины беспокоились о нем. И они единственной тонкой ниточкой связывали его с Люси.

Осень на Чарити–Айленд заявилась рано. Исчезли туристы, посвежел воздух, и в кроне кленов начали появляться первые алые мазки. Когда-то такое трудное писательство обернулось для Люси спасением души, и наконец завершенная рукопись была отправлена отцу.

Следующие несколько дней Люси каталась по острову на велосипеде и гуляла по опустевшим пляжам. Когда это случилось, она точно не знала, только сквозь боль и гнев каким-то образом поняла, как собирается строить свое будущее.

Больше никакой работы лоббистом, которую Люси терпеть не могла. Она собиралась прислушаться к сердцу и снова начать лично работать с детьми. Но это еще не все. Совесть подсказывала ей, что свою подержанную славу мисс Джорик может использовать, чтобы стать защитником в более широком смысле. На сей раз она сможет заняться этим через то, что по-настоящему приносило удовлетворение, – через стремление писать.

Когда ее до отвращения честный отец–журналист прочел рукопись и позвонил Люси, то подтвердил то, что та уже поняла:

– Люси, ты настоящий писатель.

Она собиралась написать книгу, не о себе или о своей семье, а о реальных детях, попавших в жизненные тиски. Книга станет не сухим академическим томом, а захватывающим чтивом, полным личных историй детишек, консультантов, рассказанных так, чтобы высветить наиболее уязвимые места социальной благотворительности. Имя Люси на обложке гарантирует внимание общественности. Это значит, что тысячи людей, может, сотни тысяч, кто никогда не задумывался о неимущих детях, по-настоящему проникнутся проблемами, с которыми столкнутся на страницах книги.

Ясная цель нашлась, но не принесла в душу Люси покоя, по которому она так тосковала. Как она могла позволить себе влюбиться в Панду? Ком горечи так сильно жег грудь, что временами Люси казалось, что еще чуть-чуть и вспыхнет пламенем.

Рукопись она отправила. А в преддверии быстро приближавшегося октября позвонила пресс–секретарю матери, который связал ее с журналистом «Вашингтон Пост». В предпоследний день сентября Люси сидела в солярии, прижав к уху телефон, и давала интервью, которого так долго избегала.

«Это было унизительно… Я запаниковала… Тед один из самых прекрасных людей, которых я встретила… провела последние несколько месяцев, работая над книгой отца и пытаясь обрести почву под ногами… собираюсь написать книгу… выступать от лица детей, у которых нет голоса…»

Про Панду ни слова.

После интервью она позвонила Теду и впервые с достопамятных событий поговорила с ним. Потом стала упаковывать вещи.

С тех пор как Люси переехала, Бри несколько раз бывала в своем старом загородном доме. И пришла через день после интервью помочь подруге собраться. За всего лишь несколько месяцев Бри, Тоби и Майк вплелись в ткань жизни Люси, и она знала, что будет скучать по ним. Но как бы ни близка была ей Бри, рассказать ей о Панде Люси не могла. Да и ни с кем не могла говорить о нем, даже с Мег.

Бри сидела на высоком стуле за стойкой, наблюдая, как Люси освобождает большой стальной холодильник.

– Забавно, – произнесла Бри. – Я думала, что мне станет плохо, когда зайду сюда, а чувствую только ностальгию. В этой кухне мама столько негодных обедов приготовила, а папочкино барбекю делу не помогало.

Отец Бри натворил дел похуже, чем сгоревшее мясо, но рассказывать эту историю – не дело Люси. Она подняла почти полную банку горчицы:

– Хочешь взять?

Бри кивнула, и Люси поставила горчицу в картонную коробку вместе с другими остатками продуктов, которые перекочевывали в коттедж.

Бри подтянула вверх рукава толстого свитера, который натянула из–за осенней прохлады.

– Я себя чувствую лентяйкой теперь, когда не приходится проводить все дни в лотке.

– Какая еще лень? Ты же трудишься, как одержимая.

Бри потеряла треть годового сбора из–за вандалов, компании панков–рокеров, которых поймали, когда они приехали к парому. Но благодаря сухой летней погоде и теплым дням, она все же умудрилась собрать больше тысячи фунтов меда (больше 450 кг – Прим.пер.).

– По гроб жизни буду любить пастора Сандерса, – заявила Бри.

Священник Церкви Милосердия устроил ей встречу с оптовым закупщиком на острове от сети магазинов подарков Среднего Запада. Женщине приглянулись пробные товары Бри: душистый мед, косметические средства, свечи, открытки, восковая полироль и одно–единственное уцелевшее от рук вандалов рождественское украшение.

– В сделку входят и новые карусельные этикетки, – рассказала Бри. – Они ей понравились. Она сказала, что этикетки придают продукции необычную утонченность. Но я все же не ожидала такого большого заказа.

– У нее хороший вкус.

– Просто не знаю, что бы делала, если бы не ее заказ. Ну, вообще-то, знаю, но радости мне никакой не доставило бы то, на что пришлось бы пойти. – Бри снова кивнула, когда Люси показала нераспечатанную упаковку моркови. – Не могу смириться с мыслью о том, чтобы жить на деньги Майка. Плавали, знаем. Больше такого не хочу.

– Бедный Майк. Все его желания – лишь заботиться о тебе, а ты только и жаждешь, что быть самостоятельной. Скоро тебе все равно придется выйти за него.

– Знаю. Что касается Майка… – Бри мечтательно улыбнулась. – Он же такой преданный. И никуда не денется.

Люси заглушила боль.

– Помимо прочего, каждую ночь туда–сюда лазит к тебе в спальню через окно.

Бри тут же покраснела и упрекнула:

– Я сказала тебе по секрету.

– Так же ты мне сообщила, какой он неутомимый любовник. Уж этот секрет я унесу с собой в могилу.

Бри не обратила внимания на насмешки Люси.

– Я ведь и вправду верила Скотту, что никуда не гожусь, но теперь мне только и осталось, что жалеть его бедную крошку–малолетку. – Мечтательная улыбка вернулась. – Кто бы мог подумать, что такой пуританин, такой религиозный парень, как Майк, может быть таким…

– Энергичным, – прервав ее, подсказала Люси.

На лицо Бри набежала тень:

– Если Тоби нас застанет…

– Что он сделает рано или поздно. – Люси добавила кусок пармезана и, поборов желание разнести о стену, банку непочатого апельсинового джема.

– Майк все больше нервничает, что приходится прятаться. Он угрожает отозвать свои, хм, услуги… пока я не соглашусь назначить дату. Шантажирует. Можешь представить?

Люси закрыла холодильник.

– Что тебя удерживает, Бри? Ну в самом деле?

– Я просто так счастлива. – Она скрестила ноги и задумалась. – Я понимаю, что мне придется преодолеть отвращение к браку, никуда не денусь. Только не сейчас. Ты ведь будешь возвращаться на остров, чтобы повидаться с нами?

На остров возвращаться Люси больше никогда не хотелось.

– Конечно, – заверила она. – Давай пока оттащим это барахло в коттедж. И не будем долго прощаться. Долгие проводы – лишние слезы, ладно?

– Конечно, не будем.

Но обе знали, что будет нелегко удержаться от слез. Так и случилось.

Мало–помалу кашель у Панды прошел, и к нему начали возвращаться силы, но он ощущал себя так, словно потерял то ли руку, то ли ногу. Его рефлексы притупились: сторонний наблюдатель не заметил бы, но он-то знал. Панда стал не так меток в стрельбе, а если выходил на пробежку, то без причины терял темп. То опрокидывал кофейную кружку, то ронял ключи от машины.

Интервью Люси в «Вашингтон Пост» он прочел. Ни одного упоминания о нем, да и с какой стати? Но ему не понравилось, что снова во всех новостях мелькало ее лицо.

Он заметил у себя пару седых волос. И словно мало ему было поводов для депрессии, еще и работа не ладилась, как надо. Актриса, играющая второстепенную роль в боевике, начала то и дело крутиться у него под ногами и не принимала «нет» в качестве ответа. Она была неземной красоткой с телом, которое могло бы конкурировать с фигурой Кристи, и покувыркаться в постели с очередной женщиной было бы лучшим способом смыть память о предыдущей из них, но Панда не мог даже думать об этом. И сказал актрисе, что у него есть другая.

Той ночью он впервые за долгие годы напился вдрызг. И проснулся в панике. Несмотря на все предосторожности, привидения, которых он давно уже мог держать на расстоянии, снова вернулись. Тогда он позвонил единственному человеку, пришедшему в голову, который, вероятно, мог бы помочь.

– Кристи, это я…

Люси нашла себе жилье и работу в Бостоне, пока пресс–секретарь Нили отбивался от лавины звонков из средств массовой информации: « Мисс Джорик начинает новую работу и слишком занята, чтобы давать еще интервью». Люси старалась загружать себя работой по уши до рекламного тура ее первой книги.

В последний вечер в Вирджинии она сидела с родителями в патио особняка, где выросла. Чтобы согреться, Нили натянула один из старых свитеров Люси, который дочь носила еще в колледже, и все равно умудрялась выглядеть аристократкой, даже когда прихлебывала горячий чай из кружки. Ее обычно аккуратно причесанные волосы ерошил октябрьский ветерок.

Изящное сложение матери и ее родословная, тянущаяся еще от первых переселенцев, прибывших на «Мэйфлауэре», составляли примечательный контраст с более темными привлекательными чертами отца и его жесткостью сталевара. Мэт подложил в костер дрова.

– Мы пользовались тобой, – резко заявил он.

Нили сжала ладонями теплую кружку:

– Это случилось постепенно, и ты всегда с такой радостью откликалась, что мы ничего не замечали. Вот читаешь, что ты написала… И сердце переворачивается, а мозги проясняются.

– Рад, что ты решила продолжить писать, – одобрил отец. – Знаешь, я помогу всем, чем смогу.

– Спасибо, – отозвалась Люси. – Ловлю тебя на слове.

Ни с того ни с сего Нили ошарашила Люси одним из «ударов» наотмашь, что было коронным приемчиком матери на политическом поприще:

– Ты готова рассказать нам о нем?

Люси сжала бокал с вином.

– О ком?

– О мужчине, который погасил искорки в твоих глазах, – не колеблясь, сказала Нили.

– Все… не так плохо, – солгала Люси.

– Я тебе вот что скажу… – голос Мэта упал до зловещего рычания. – Если я когда-нибудь встречусь с этим сукиным сыном, то надеру ему задницу.

– Еще одно напоминание, как признательны мы все, что президентом выбрали меня, а не тебя, – подняла бровь Нили.

Панда дважды обошел квартал, прежде чем набраться храбрости и войти в трехэтажное здание из коричневого кирпича. Когда-то район Пилсен значился прибежищем чикагским польским эмигрантам, а сейчас здесь билось сердце городской мексиканской общины. Узкий коридор покрывали яркие граффити или, возможно, это были фрески – трудно сказать, учитывая район, где так явно бросалось в глаза смелое публичное искусство.

В конце коридора Панда обнаружил дверь. На табличке значилась сделанная от руки надпись:

ВООРУЖЕН И ОЧЕНЬ ОПАСЕН

ЗАХОДИ КАК-НИБУДЬ

Куда, к черту, его послала Кристи? Панда толкнул дверь и вошел в комнату, обставленную в стиле ранней Армии спасения с потрескавшимся кожаным диваном, парой разномастных легких стульев, кофейным столиком светлого дерева и вырезанным словно бензопилой орлом под постером, гласившим:

МОРСКАЯ ПЕХОТА США

Помогаем умереть плохим парням с 1775 года

Появившийся из соседней комнаты мужчина был возраста Панды, помятый, начинающий лысеть, с большим носом и длинными усами, которые спускались к подбородку.

– Шейд?

Панда кивнул.

– Я Джерри Эверс. – Протягивая руку, мужчина подошел слегка неровной походкой. Взгляд Панды невольно устремился на ногу Эверса. Тот покачал головой, потом подтянул вверх мешковатые джинсы, показывая протез:

– Сангин. Третий батальон Пятого.

Панда уже был в курсе, что Эверс воевал в Афганистане, и кивнул. Морпехам Пятого полка пришлось жарко в провинции Сангин.

Эверс махнул папкой, которую держал в руке, в направление мягкого стула и хохотнул:

– А ты был в Кандагаре и Фаллудже? Как же тебе удалось уцелеть, удачливый ты сукин сын?

– Другим пришлось куда хуже, – заметил очевидное Панда.

Эверс фыркнул и шлепнулся на диван.

– Забей на хрен. Мы тут о тебе говорим.

Панда почувствовал, что расслабился…

К первому ноября Люси окончательно освоилась с жизнью в Бостоне, в квартире, которую снимала в Джамайка–Плейн. Когда она не писала, то работала, и хотя все время уставала, но никогда еще не получала столько удовольствия от новой работы и вечной занятости.

– Вам-то что? – презрительно усмехнулась семнадцатилетка, сидевшая напротив Люси на диване. – Вы про меня ваще не в курсах.

Запах специй и тако проникал в консультацию из кухни, где каждый день Роксберийский центр–приют готовил обед для приблизительно полусотни бездомных подростков. К их услугам также были душ, прачечная, раз в неделю медицинское обслуживание и шесть консультантов, помогавших беглецам, скитальцам, уличным подросткам, лет с четырнадцати, обрести убежище, пойти в школу, получить школьные аттестаты, карточки социального страхования и найти работу. Некоторые кроме дурного обращения ничего в жизни и не видели. Другие, как эта девочка с красивыми скулами и трагичным взглядом, столкнулись с ужасным физическим насилием. Консультанты в центре–приюте имели дело с психически ненормальными, больными, беременными, проститутками и тому подобным.

– А чья проблема, что я ничего о тебе не знаю? – спросила Люси.

– Да ничья.

Шона с угрюмым выражением глубже забилась в диван. Через окно в двери Люси видела, как несколько подростков стаскивают украшения Хэллоуина: летучих мышей, черных картонных ведьм, скелеты с красными сверкающими глазами в дырявых глазницах.

Шона осмотрела наряд Люси: короткую черную кожаную юбку, ярко–розовые колготки, грубые ботинки.

– Хочу моего старого социального работника. Она была куда лучше вас.

Люси улыбнулась:

– Это потому что она не обожала тебя так, как я.

– Теперь вы просто издеваетесь.

– Вовсе нет. – Люси ласково погладила девочку по руке и тихо сказала, подчеркивая каждое слово: – Ты одно из великих творений вселенной, Шона. Храбрая, как львица, коварная, как лисица. А еще ты умная и преодолеваешь все трудности. Почему бы не любить тебя?

Шона отклонила руку Люси и осторожно покосилась на нее:

– Да у вас не все дома, леди.

– Знаю. Дело в том, что ты настоящий чемпион. Мы все так думаем. Если захочешь серьезно удержаться на работе, уверена, ты сообразишь, как это сделать. Сейчас можешь идти.

– Что значит, могу идти? – оскорбилась девочка. – Вам положено помочь мне вернуть работу.

– И как же мне положено это сделать?

– Сказать мне, что делать.

– А я понятия не имею.

– Как это понятия не имеете? Я сдам вас директору. Она уволит вас в два счета. Вы ничегошеньки не знаете.

– Ну, вообще-то, я здесь меньше месяца, так что, может, и так. Как мне лучше поступить?

– Рассказать, что мне нужно сделать, чтобы удержать работу. Типа появляться каждый день, уважать босса…

И следующие несколько минут Шона читала Люси лекцию, повторяя советы, которые ей давали другие консультанты.

Когда девочка, наконец, иссякла, Люси восхищенно кивнула:

– Ух ты! Да это тебе следовало сидеть здесь вместо меня. Все-то ты отлично знаешь.

Враждебность Шоны пропала как не бывало:

– Вы вправду так считаете?

– Конечно. Как только получишь диплом об окончании средней школы, то сможешь устроиться на любую работу, вот увидишь.

К тому моменту, когда ушла Шона, Люси смогла справиться по крайней мере с одной подростковой проблемой. Такая, казалось, незначительная вещь, а для бездомной девочки просто непреодолимый барьер: у Шоны не было будильника.

Люси окинула взглядом пустую комнату для консультаций с ее потертым удобным диваном, уютным креслом и вдохновленной граффити настенной росписью. Вот работа, для которой она, Люси, предназначена.

Этим вечером она уходила домой позже обычного. Идя к машине, раскрыла зонтик, чтобы спрятаться от холодной вечерней мороси, и стала думать о книге, которую еще нужно писать, прежде чем свалиться замертво в постель. Никакой охоты по коридорам Конгресса, никаких стуков в двери корпораций, чтобы повидаться с большими шишками, которые хотели встретиться с ней только потому, чтобы похвастаться знакомством с дочерью президента Джорик. Превращать книгу в свою общественную позицию куда лучше.

Люси обошла лужу. Прожектор заливал светом ее автомобиль, один из двух оставшихся на стоянке. Люси почти закончила план книги, и полдюжины издательств уже обращались с просьбой взглянуть на него. Учитывая, какое великое множество авторов прилагают усилия, чтобы опубликоваться, может, следовало чувствовать угрызения совести, но Люси их отбросила. Издатели чуяли, что ее имя на корешке книги будет гарантией большого тиража и крупных продаж.

Она решила показать истории бездомных детей их глазами: почему они бросили семьи, как живут, их надежды и мечты. Не только через пострадавших детей, вроде Шоны, но и менее афишируемых пригородных подростков, ведущих бродячий образ жизни, в благополучных общинах.

Пока Люси сосредотачивалась на своей работе, то словно заряжалась энергией, но только отпускала вожжи, возвращалась ярость. Люси никак не желала избавиться от гнева. Когда она уставала до мозга костей, когда желудок отказывался принимать еду, когда без причины на глаза наворачивались слезы… Гнев помогал справиться.

Люси почти дошла до машины, когда услышала, что кто-то бежит. И обернулась.

Невесть откуда выскочил подросток. Тощий, с запавшими глазами, в грязных порванных джинсах и в темном капюшоне, пропитанном водой. Он схватил ее сумочку и толкнул Люси на землю.

Зонтик отлетел в сторону, тело пронзила боль, и все накопившееся бешенство в душе Люси обрело мишень. Она выкрикнула что-то нецензурное, вскочила с мокрого асфальта и припустила за парнишкой.

Он бросился по тротуару, миновал фонарь и оглянулся. Подросток не ожидал, что она кинется за ним в погоню, и рванул со всех ног.

– Брось сумку! – во вспышке ярости закричала Люси.

Но он продолжал бежать. Она за ним.

Невысокий парнишка несся как угорелый. Люси было уже все равно. Ее охватила неуемная жажда мщения. Мстительница бежала по тротуару, гремя по бетону башмаками. Подросток свернул в переулок между приютом и офисным зданием. Она бросилась прямо за мальчишкой.

Выход перегораживали деревянный забор и мусорный бак, но Люси не отступила, даже не подумала, что будет делать, если у парня окажется оружие.

– Ну-ка отдай!

Хрюкнув, он подтянулся и заскочил на мусорный бак. Сумка зацепилась за острый угол. Воришка кинул ее и, снова подтянувшись, перескочил через забор.

В бешеной ярости Люси попыталась забраться за ним на мусорный бак. Ботинки заскользили по мокрому металлу, и она поранила ногу.

Медленно возвращался здравый смысл. Люси глотнула воздух, возбуждение наконец-то иссякло.

Дура. Дура. Дура.

Люси подобрала сумку и похромала обратно к тротуару. Кожаная юбка смягчила падение, но розовые колготки порвались, ободрались коленки и руки. Несмотря на звон в ушах, все-таки ничего, кажется, не сломано.

Люси дошла до тротуара. Дура. Панда пришел бы в ярость, увидев, как она бросилась в переулок. Впрочем, будь поблизости Панда, подросток вряд ли бы даже приблизился к ней.

Потому что Панда грудью защищал людей.

Ей вдруг стало дурно.

Панда защищал людей.

Она еле–еле дотянула до тротуара, прежде чем обессилено осела, угодив ботинками в выбоину. В желудке образовалась тяжесть, и в памяти всплыли его слова.

«… ни с того ни с сего шмякнул подружку о стену. Сломал ей ключицу. Ты хочешь, чтобы с тобой такое случилось?»

Люси сжала виски ладонями.

« Я не люблю тебя, Люси… Я не люблю тебя.»

Ложь. Не потому все это, что он не любил ее. А потому, что любил слишком сильно.

С ударом грома разверзлись небеса. Проливной дождь стучал по плечам сквозь плащ, колол голову острыми иголками. Солдат, который пытался задушить жену… Мужчина, избивший подружку… Панда видел в себе такой же, как в них, источник опасности для Люси, еще одного врага, от которого нужно было ее защитить. И именно это стремился сделать.

Зубы начали выстукивать дробь. Люси прикинула, уж не плод ли это ее воображения, но сердце-то знало правду. Если бы не так заботливо взращиваемый упорный гнев, она бы раскусила Панду гораздо раньше.

Замедлил ход и остановился белый вэн. Люси увидела, как опустилось стекло, и высунул голову пожилой мужчина с шапкой седых волос.

– С вами все хорошо, леди?

– Все… отлично.

Она с трудом встала на ноги. Вэн проехал.

Вспышка молнии разорвала ночь, и с ней Люси увидела муку в глазах Панды, услышала фальшивую враждебность в его голосе. Панда не верил, что сам не причинит Люси вреда.

Люси обратила лицо к мрачному дождливому небу. Он жизнь отдаст, чтобы защитить ее. Даже от себя самого. Как сможет она бороться с таким железным упрямством? Она видела только один способ. Собственную железную волю.

И некий план…