Великолепная семерка

ВИНСЕНТ КРОКЕТ, СТРЕЛОК ПОХОРОННОГО ЭСКОРТА

Меня зовут Винсент Крокет. Стоя в толпе, я старался не высовываться. Мы, дезертиры, народ скромный. Спор о похоронах индейца забавлял меня, и только. Я прибыл сюда из краев, где индейцы прекрасно обходились без катафалков и персональных могил.

Их тела стаскивали в овраги и присыпали известкой, прежде чем завалить землей. Все трупы были оскальпированы солдатами-победителями, неграми из полка «бизонов». Очередное, и, похоже, последнее восстание шайенов было в очередной раз потоплено в крови. И я, Винсент Крокет, дезертир от кавалерии, простился с уцелевшими красными братьями, с которыми прожил полтора года, и каким-то чудом пробрался мимо патрулей сквозь кордоны. А потом двигался на юг, меняя имена в каждой новой гостинице.

Почему на юг? А вы посмотрите на глобус и все поймете сами. Те, кто, цепляясь за каждую трещинку, карабкается вверх – те лезут на север. А если человек катится кубарем или скользит вниз – он окажется на юге.

Что может быть южнее, чем Техас? Здесь было много таких, как я, которые скатились сюда из других участков глобуса. Никто не спрашивал лишнего, каждый сам рассказывал о себе только то, что считал нужным. И каждый старался показать все, на что он способен, потому что здесь не было другого способа завоевать уважение. Твое имя, происхождение, твои былые заслуги здесь ничего не значили. Здесь смотрели прежде всего на то, как ты делаешь дело, каким бы оно ни было, и как ты держишь слово, кому бы ты его ни дал.

Я кочевал из города в город, перегонял чужой скот, охранял чужие ранчо и старался оставаться незаметным. Со дня сотворения первого револьвера не было более мирного и уравновешенного ковбоя в Техасе. Наверно, мои ангельские крылышки показались шерифу из Ларедо подозрительно белыми, и однажды он пригласил меня к себе. Угостил конфискованным виски, поговорил о новых породах мясного скота, от истории животноводства перешел к истории вообще и рассказал, что его отец участвовал в обороне Ричмонда[2] до самого последнего дня.

«Сейчас уже не важно, кто на чей стороне воевал», – сказал шериф.

«Да, не важно, – сказал я. – Мой отец тоже там был, причем на той же стороне, что и твой».

«Я это понял по тому, как ты сидишь в седле», – сказал шериф и выложил на стол газету, присланную из Остина. Меня сразу привлекла фотография, изображающая офицера-кавалериста. Текст не задержал моего внимания, я пробежал его мельком (офицер считался пропавшим без вести… в плену у мятежных индейцев… есть основания считать его дезертиром…), а вот от снимка глаз было не оторвать. Перед выходом на зачистку бунтующей резервации мы минут десять позировали перед заезжим мастером дагеротипии.

«Не могу дать тебе на память эту газету, – с сожалением сказал шериф. – Перед отъездом можешь не заходить, попрощаемся заранее».

Что может быть южнее, чем Техас? Только Мексика. Необходимо было пересечь Рио-Гранде, чтобы на какое-то время оказаться вне поля зрения янки. А это следовало сделать скромно и незаметно. Так что, стоя в толпе таких же, как я, мужчин в пропыленных джинсах и ковбойских шляпах, я вполне довольствовался ролью зрителя. Когда в повисшей тишине вдруг прозвучал издевательски едкий голос, и бритоголовый забрался на катафалк и взялся за вожжи, я понял, что придется сменить роль.

Все, что я знал о способах решения расовых конфликтов, свидетельствовало об одном. Человек гордится своим цветом кожи тогда, когда ему больше нечем гордиться. Следовательно, он полное дерьмо. Следовательно, и все его поступки будут на сто процентов состоять из натуральнейшего дерьма. Если такой человек осмелится стрелять, он будет делать это из-за угла, в спину и только из дробовика. В данном случае было совершенно очевидно, что бритоголовый наглец, бросивший вызов общественному мнению, не доедет до кладбища в одиночку.

Дело было не в том, что наглец мне чем-то понравился. И даже не в том, что, по мнению толпы, он был точь-в-точь неуловимый Крис Потрошитель Банков, только лысый. Вряд ли бы настоящий Потрошитель Банков стал околачиваться здесь с пустыми седельными сумками на плече.

Нет, дело было в другом. У нас, Крокетов, в роду заведено, что каждое дело следует делать только так, как его следует делать. А сейчас следовало прикрыть дерзкого возницу огнем, потому что сам он этого сделать не сможет, заняв руки вожжами.

Я одолжил у охранника дилижанса, ожидающего отъезда, дробовик и патроны, перемахнул через коновязь и подошел к катафалку.

Бритоголовый настороженно повернулся ко мне, но я улыбнулся и устроился рядом, переламывая ружье.

– Э, нет, постойте, постойте, – запротестовал владелец похоронного бюро. – Что это вы затеяли? Для перестрелки поищите другое место. Моя колымага, как вы изволили выразиться, обошлась мне в восемьсот долларов! Это единственный катафалк на весь округ! Если вы его зальете своей кровью, кто мне его отмоет? Не думаю, что вы будете в состоянии это сделать. И хуже того, в вас-то могут и не попасть, и тогда пули продырявят лакированное дерево! Вы знаете, сколько стоит черный лак? А стеклянные дверцы? Где я потом найду такое стекло, по-вашему?

За такие слова стоило бы продырявить его самого, но меня удержал голос из народа.

– Я готов заплатить за каждую дырку, лишь бы увидеть, как парни это сделают, – выкрикнул из-за изгороди широкоплечий бородач, у которого я взял ружье.

– Я тоже! И я плачу! – раздались голоса в толпе, и кто-то уже начал сбор денег для новорожденной страховой компании. Или букмекерской конторы.

Я тряхнул патрон возле уха и загнал его в ствол. Тряхнул второй – и вернул его обратно в патронташ. Третий патрон меня вполне устроил, и он занял свое место в стволе. Я вскинул ружье, приложился и повел стволом, описывая широкую восьмерку, чтобы освоиться с чужим оружием.

– Никогда еще не катался на катафалках, – сказал я. – Не думал, что удастся это сделать при жизни.

– Ничего сложного, телега как телега, – ответил бритоголовый, спокойно раскуривая сигару и незаметно оглядываясь. – Готов? Поехали.

Застоявшиеся лошади фыркнули, заскрипели колеса, и катафалк наконец-то сдвинулся с места. Следом за нами молча двинулась и толпа зрителей. На площади, в окружении растерянной стайки мух, остался только владелец похоронного бюро, пересчитывающий собранные деньги.

Главная – она же единственная – улица городка вела прямиком от площади на кладбище, плавно поднимаясь в гору. Заинтересованные зрители перебегали вслед за катафалком, держась поближе к стенам домов.

Бритоголовый продолжал незаметно оглядываться, сохраняя беспечно-презрительную улыбку.

В открытой набедренной кобуре я заметил у него легкий «смит-вессон» калибра «.22»[3], и настроение у меня немного ухудшилось. Хороший револьверчик, легкий, приятный в обращении, и патроны к нему не занимают много места… Ничего не имею против продукции Смита и Вессона, но эта мелкокалиберная игрушка была бы более уместна при охоте на голубей. Поскольку сейчас мы сами находились в опасности, я бы предпочел, чтобы мой партнер сменил носимое оружие. Из его седельной сумки, которую он бросил под ноги, внушительно выглядывала рукоятка армейского кольта сорок пятого [4] калибра. Если дойдет до стрельбы, лучше бить наверняка. Чем здоровее пуля, тем спокойнее ведет себя противник после того, как ты в него попадешь. Причем неважно, куда попал. Сорок пятый калибр может успокоить одним только звуком выстрела и вспышкой, если же пуля попадет хотя бы в пятку, от такого удара с человека слетает шляпа. Человек – если посмотреть с точки зрения пули, что-то вроде мешка с водой. Крупная пуля солидно входит в этот мешок и остается там, и вся сила от ее удара разлетается в разные стороны, отбивая почки, печенку и прочий ливер. Мелкая пуля прошьет цель и полетит себе дальше безо всякой пользы. Я попытался выразительным взглядом передать партнеру свои баллистические соображения, но он, по-видимому, не собирался изменять своим городским привычкам.

Мне не нравилось его самоубийственное спокойствие, и я непрерывно вертел головой, держа ружье наготове, стволом кверху. При этом нам еще удавалось поддерживать непринужденную беседу, словно мы не двигались по пустынной улице под прицелом невидимых стрелков, а стояли рядом за стойкой бара.

– Давно здесь? – спросил я.

– К сожалению.

– Откуда приехал?

– Додж. А ты?

– Томбстоун. Как у вас с работой?

– Глухо.

– У нас то же самое. Такие времена.

– Ждешь дилижанса?

– Да вот хотел устроиться на него охранником, – сказал я. – Опоздал. А ты?

– У меня тоже были планы насчет дилижанса, – усмехнулся бритоголовый.

«С краснокожими снюхались!» – раздался крик невидимого обвинителя.

Я машинально развернулся, вскинув ружье на голос, но бритоголовый одернул меня:

– Полегче. На голоса не обращай внимания. Мы доедем.

– Что доедем до кладбища, я не сомневаюсь. Лишь бы не остаться там, – ответил я и добавил: – Обрати внимание. Сзади. Слева.

Бритоголовый оглянулся и тоже засек паренька в кожаном жилете, оторвавшегося от толпы. На бедре у мальчишки болталась кобура, но я сразу понял, что зря поднял тревогу. К тому же паренек принялся улыбаться и миролюбиво показывать нам пустые ладони.

Он не станет стрелять в спину. Он просто зритель, который хочет бесплатно занять место в первом ряду, он ничего не упустит из виду, а потом с плохо скрытым ликованием расскажет приятелям, как раздались звуки выстрела и седоки рухнули наземь…

Бритоголовый тоже все это понял.

– Этот не опасен, – снисходительно произнес он, поворачиваясь лицом к дороге.

И тут же, не поворачивая головы, жестко добавил:

– Окно слева, второй этаж. Занавеска дернулась, видел?

На это угловое окно я поглядывал уже давно. Катафалк медленно приближался к одиноко стоявшему дому. Обе стороны улицы были усеяны болельщиками, которые стояли, опасливо прижимаясь к стенам. А здесь не было никого. Возможно, обитатели смотрели на нас из-за окон. В одном из них створка была поднята, и в проеме слегка колыхалась занавеска. Я, честно говоря, не заметил, чтобы она дернулась как-то по-особенному. Может, это был просто порыв ветра, который мы не ощутили здесь, внизу.

– Да видел, видел, а что толку? – ответил я бритоголовому, с видом задумчивого идиота глядя в другую сторону. – Отсюда не достану. Он за углом. Пускай вылезет…

Всегда неприятно чувствовать себя мишенью. И то, что ты уже сидишь при этом на катафалке, одной ногой, можно сказать, в могиле, тоже как-то не радует.

Занавеска отчетливо дернулась еще раз, и краем глаза я увидел вспышку в глубине черного проема окна. Я выстрелил. Приклад крепко саданул меня по скуле, зато я своими глазами увидел, как оконная рама взорвалась звенящими осколками и провалилась внутрь комнаты. И только тогда я сообразил, что противник стрелял в меня, даже не высовываясь, из глубины комнаты.

Ну, что я говорил? Полное дерьмо!

Сопровождавшие нас на расстоянии болельщики одобрительно засвистели. Среди них нашлись люди, способные оценить меткий и быстрый выстрел. Мальчишка в кожаном жилете восхищенно покачал головой, потихоньку приближаясь к катафалку.

– Как насчет выборов? Никуда не выдвигался? – я продолжил непринужденную беседу, держа под прицелом соседние окна.

– Нет. Подходящего штата не нашлось, – бритоголовый с сожалением оглядел и выбросил то, что осталось от сигары после выстрела из окна.

– Ну вы там, крутые! Убирайтесь отсюда, а то хуже будет! – последовало деловое предложение из толпы.

– Угрожают. Значит, стрелять уже не будут, – заключил я. – Приехали.

Бритоголовый, доставая из нагрудного кармана новую сигару, сосредоточенно глядел вперед. Лошадки уныло тянули катафалк в гору, дорога поднималась все выше, и над ней медленно вырастала перекладина деревянной арки, украшавшей вход в царство покоя и тишины. «Впрочем, тишине здесь оставаться недолго», – подумал я, глядя, как у ворот, так же медленно, вырастали фигуры встречающих. Сначала показались шляпы. Потом их стало видно по пояс, и когда катафалк выкатился на плоскую вершину горы, их стало видно во весь рост.

– Смотри-ка, почетный караул, – сказал бритоголовый.

Катафалк остановился у кладбищенских ворот. На нашем пути стояла жидкая цепь наиболее решительных защитников цветовой однородности могильного перегноя. Последний оплот белых братьев. Численный состав: пять голов. Из них трое пьяных – они смотрели мимо нас, облизывая губы. Двое других казались трезвыми. Один в шляпе с дыркой якобы от пули, другой в стоптанных до голенищ сапогах с дорогими мексиканскими шпорами. Вооружение (справа налево): винчестер (у дырявой шляпы), кольт «Фронтиер» (наверно, достался от дедушки-шерифа), ремингтоновский дробовик (у стоптанных сапог), и еще пара револьверов, разглядеть которые было невозможно: пьяные владельцы стремились держать руки за спиной. То ли от стыда за свое оружие, то ли в наивной надежде нас удивить.

– В чем дело? – с беспечной улыбкой спросил мой бритоголовый партнер, так же, как и я, цепко фиксируя взглядом расстановку сил противника и его вооружение.

На правом фланге, в секторе бритоголового, выделялись двое, явно настроенные по-боевому: Дырявая Шляпа и Внук Шерифа. Их пальцы так и вздрагивали у спусковых крючков. На беду свою, они стояли рядом. Остальные трое, на моем фланге, были безопасны, несмотря на грозный вид, с которым они подпирали бока, расставляли ноги (словно держали между колен пивной бочонок) и засовывали пальцы под ремень.

Я успел перезарядиться и мог бы при необходимости накрыть всю эту стайку двумя картечными выстрелами. Правда, для этого не мешало бы под благовидным предлогом сойти с катафалка и встать под более острым углом.

Пока я рассчитывал углы поражения, бритоголовый все уже решил за меня. Я краем глаза увидел его руки, и все стало ясно. Не выпуская вожжей из рук он, тем не менее, уже не сжимал их. Бедренная кобура была расстегнута и каким-то образом подтянулась к поясу, а потертая деревянная рукоятка «смит-вессона» словно сама выползала наверх, подрагивая от нетерпения.

– В чем дело? – беспечно спросил бритоголовый.

– Поворачивай лошадей и катись отсюда, – ответил Дырявая Шляпа.

И, не дожидаясь ответа, навел на нас свой винчестер. Стоявший рядом Внук Шерифа вскинул свой «Фронтиер». Два выстрела моего партнера прозвучали слитно, как возглас «назад!». Внук Шерифа тут же выронил револьвер и со стоном схватился за пробитое запястье. Винчестер с лязгом выпал на землю, а его хозяин, с перекошенным от боли и злобы лицом, держался за плечо. И из-под пальцев медленно сочилась кровь. Внук Шерифа пополнил свою коллекцию дырок.

Бритоголовый крутанул револьвер на пальце и вернул его обратно в кобуру. Улыбка его казалась еще беспечнее за облачком порохового дыма.

Недаром он мне так понравился с самого начала. В данных условиях его выбор оружия был идеальным. Он не стал убивать противников, а только обезоружил, но тяжело каждого из них поранил, так что они получили вполне уважительную причину не упорствовать.

Когда окончательно стало ясно, что новых предложений не будет, бритоголовый обернулся к толпе, сопровождавшей катафалк и благоразумно занявшей места в зрительном зале за развалинами.

– Мне нужно шесть человек! – махнул он им сигарой.

Шестеро волонтеров вышли из укрытия и направились к катафалку. Шаг их, поначалу бодрый и решительный, становился все медленнее по мере приближения к кладбищенским воротам, в которых по-прежнему стояли пятеро. Бритоголовый принялся раскуривать сигару. Подняв глаза и увидев, что на нашем пути все еще стоят поборники расовой чистоты трупов, он удивленно вскинул брови. Этого хватило для того, чтобы цепь расступилась, и гроб несчастного индейца Сэма был при всеобщем ликовании внесен на святую землю.

– Парни! Выпивка за мной! – воскликнул гробовщик, опрометчиво взмахнув пачкой денег, полученных в качестве страховки за катафалк. Деньги были моментально выхвачены одним из обрадовавшихся парней, и все весело отправились на поминки по старине Сэму.

Катафалк развернулся на месте и с неприличной резвостью покатил вниз, как будто лошадки стремились поскорее избавиться от своих опасных седоков.

Я вытряхнул патроны из стволов дробовика и сдал ружье владельцу. А бритоголовый попал в цепкие объятия коммивояжера:

– Парни! Я не уеду, пока не угощу вас!

Он протянул нам плоскую бутылку. Бритоголовый отхлебнул из горлышка и передал виски мне.

– Откуда вы такие? – восторженно спросил коммивояжер.

Бритоголовый молча указал большим пальцем назад.

– И куда направляетесь?

Мой лаконичный партнер так же молча проткнул указательным пальцем пустоту перед собой.

– Вот это было шоу! Я такого до смерти не забуду! – продолжал восторгаться коммивояжер. – Жалко, надо уезжать! Может быть, поедете с нами! С такими парнями не страшно пересечь весь Техас!

– К сожалению, у нас другие планы, – ответил ему бритоголовый со странной улыбкой.

Дилижанс, поднимая за собой клубящееся облако жгучей техасской пыли, быстро уносился прочь.

А мы, два главных участника шоу, еще долго глядели на опустевшую дорогу. Казалось, мы оба жалели о том, что дилижанс укатил без нас. Я допил виски и отбросил бутылку.

– Куда ты теперь?

– Все равно. А ты?

– Посмотрим. Может, найду работу. Говорят, есть вакантное место вышибалы в баре.

Бритоголовый кивнул, и я понял, что при необходимости мы могли бы найти друг друга где-нибудь в районе стойки, недалеко от выхода.

– Ну, пока, – я накинул шляпу на голову и направился к своей лошади.

– Постой. Как твое имя?

– Скажем, Винн.

– А я Крис.

– Знаю, – сказал я, вспомнив, что говорили о нем в толпе. Приятно, что он назвался мне Крисом. Сам-то я почти никогда и никому не называл свое настоящее имя.