Великолепный обмен: история мировой торговли

ГЛАВА 2. ХОЗЯЕВА ПРОЛИВОВ

Немногие истории из античной классики так трогают душу современного человека, как провал афинской экспедиции на Сицилию во время Пелопоннесской войны.

В гавани восточного сицилийского порта Сиракузы и выше, на равнине, афинское войско схватилось с войском из Спарты — далекой от Сицилии греческой области. Солдат схватился с солдатом, корабль с кораблем. Знаменитый хронист Фукидид не сдерживался в оценках, говоря об этом: «Это было важнейшее военное событие не только за время этой войны, но, как мне кажется, во всей эллинской истории, насколько мы знаем ее по рассказам, событие самое славное для победителей и самое плачевное для побежденных».^{65}

Но как же Пелопоннесская война сказалась на истории торговли? Весьма значительно, поскольку Афины превратились в империю, благодаря торговле самым важным из товаров — зерном — и особенностям географии Греции, ставшей колыбелью европейской цивилизации. Культурные и общественные основы цивилизации Запада впервые проявились именно в Древней Греции, а современные западные традиции контролировать жизненно важные морские пути и стратегические проходы происходят из культурных и географических особенностей Греции, ее зависимости от импорта зерна. Те силы, которые заставили Британию и США в XIX и XX веках взять под контроль мировые торговые пути, впервые возникли в Греции, которая держала в своих руках пути доставки пшеницы и ячменя.[6]

Почему же гордые Афины не рассчитали свои ресурсы и потерпели поражение у далеких берегов Сицилии? Этот вопрос волновал европейских историков с тех пор, как Фукидид — опальный афинский командир — написал об этом в своих знаменитых хрониках. Интерес к этому древнему конфликту тем больше, что на полях сражений Средней Азии великие державы мира столкнулись еще ожесточенее. Трудно не сравнить сегодняшних политиков с главными действующими лицами этой афинской истории: блестящий, заносчивый и вероломный «ястреб» Алкивиад и осторожный, законопослушный «голубь» Никий, которого жители Сиракуз схватили и казнили.

Но что же в первую очередь сделало Афины империей? Древняя Греция состояла из примерно сотни мелких городов-государств, которые, как в калейдоскопе, складывались в узоры вечно меняющихся союзов и почти постоянно воевали между собой. «Греция» была не страной, а культурным и языковым понятием. И только внешняя угроза, в первую очередь персидское вторжение в начале V века до н. э., могло объединить это раздробленное братство в единое целое. Но даже тогда объединение произошло ненадолго.

Беглый взгляд на карту Эгейского моря дает следующую картину. Береговая линия Греции изрезана, испещрена бесчисленными островами, полуостровами, заливами, бухтами и проливами. Такая сложная топология в придачу к довольно гористому ландшафту Греции обусловила то, что почти вся торговля велась по морю.

Наряду с географией важным фактором, влияющим на торговлю в Греции, были скудные почвы, так что городам-государствам постоянно грозил голод. Первым человеческим цивилизациям, которые обосновались между Тигром и Евфратом, а также на илистых берегах Нила, повезло с самыми плодородными в мире почвами. А в гористой Греции редко встречались заливные луга, греки довольствовались скудной землей на известняках, на которую выпадало ежегодно только 60 дюймов осадков. Из-за этих сельскохозяйственных ограничений население Греции концентрировалось на побережье и совершенствовалось в рыбной ловле, ремеслах и торговле.

Хотя традиционное греческое хозяйство не могло обеспечить зерном даже само себя, оно производило достаточно вина и оливкового масла, чтобы менять их на привозные пшеницу и ячмень. Греческий хозяин полагался на торговлю не только для того, чтобы прокормить свою семью. Благодаря полученным доходам он освобождал время для участия в собраниях и в военном ополчении (гоплиты).^{66}

В начале первого тысячелетия до н. э., в то же самое время, когда в греческих полисах впервые появилась демократия, греки начали сбывать излишки продуктов. Даже по греческим меркам почвы Аттики — местности, управляемой Афинами — выделялись бедностью. Фукидид полагал, что неплодородность земли спасала Афины от вторжений и, таким образом, содействовала стабильности политической обстановки. «Ведь как раз там, где плодородие почвы приводило к некоторому благосостоянию, начинались гражданские раздоры, отчего эти поселения теряли способность обороняться и вместе с тем чаще привлекали к себе алчность чужеземцев. В Аттике же при скудости ее почвы очень долго не было гражданских междоусобиц, и в этой стране всегда жило одно и то же население».^{67} Эта «устойчивость бедной земли» привлекала богатство, силу и знания из других, более богатых и могущественных, но охваченных смутами полисов.

Ячменя в Греции выращивалось достаточно, но растущие аппетиты богатеющих греков требовали пшеницы. Эта зерновая культура нуждалась в основательном поливе, что при нечастых и нерегулярных дождях местного климата было весьма затруднено. Как в песнях про английского народного средневекового персонажа Джона Ячменное Зерно, церемониальным хлебом для жертвоприношений и в Риме, и в Греции был ячменный хлеб, подходящий для засушливого климата и скудных почв. До VI века до н. э., когда зерном начали активно торговать, пшеничный хлеб греки ели только по праздникам.^{68}

Откуда же в греческом хозяйстве появлялась пшеница? До VI века, в основном, из Египта, этой житницы Средиземноморья. Геродот упоминает фараона Амасиса,^{69} который отдал греческим купцам торговый город Навкратис, на Канопском рукаве Нила.

Греки колонизировали Сицилию, чтобы воспользоваться богатыми вулканическими почвами вокруг горы Этна. Город Сиракузы основан в конце VIII века до н. э. к югу от горы колонистами из Коринфа — самого сильного соперника Афин на юго-западе. Но бескрайние, богатые просторы к северу от Черного моря стали настоящей золотой жилой для греков. Примерно в то же время, когда коринфские землепашцы построили Сиракузы, эгейские полисы начали отправку больших партий колонистов к плодороднейшим долинам Буга и Днепра, которые теперь находятся на территории южной Украины. Далее в этой книге словом «Понт» будет называться греческий Понт Эвксинский — современное Черное море.

Греческие города закупали зерно с Понта или Сицилии, руководствуясь в выборе простой географией. Афины и их союзники на Эгейских островах отправляли корабли за зерном на северо-восток, к Понту. Другая группа — Спарта, Коринф, Мегары (которые находятся между Афинами и Коринфом) и их союзники — предпочитали Сицилию. Корабли из Коринфа и Мегар через Коринфский залив плыли прямо к Сицилии или проделывали долгий путь вокруг Пелопоннеса. Оба пути проходили через узкие проливы, удобные для разбойных действий противников или пиратов. Например, корабли из Коринфа и Мегар легко можно было перехватывать на западном входе в Коринфский залив, где ширина пролива составляла всего около мили. Южный путь к Сицилии тоже проходил мимо вражеских государств, особенно когда приходилось идти проливом с многочисленными островами между Пелопоннесом, где находилась Спарта, и островом Крит.

До афинских и эгейских поставщиков добраться было даже труднее. Дорога к житнице Понта проходила не через один, а через два узких прохода между Эгейским и Черным морями: Дарданеллы (Геллеспонт — «море Геллы») и севернее — еще более узкий Босфор. А выйдя из афинского порта Пирея, корабли должны миновать множество островов Саронического залива. К середине VII столетия до н. э. скудные долины Аттики поставляли растущим Афинам лишь малую часть продовольствия. Этот полис все больше зависел от внешних поставок зерна, получаемого в обмен на дорогие предметы искусства и товары, которые имелись в изобилии: керамику, ткани, оливковое масло и вино.

Так сама жизнь Афин попала в зависимость от самого ненадежного в мире торгового пути. Более того, шторма и облачность делали море непроходимым большую часть года, ограничив навигацию периодом с начала мая по конец сентября — всего лишь четыре с половиной месяца.^{70} (До изобретения компаса облачность, особенно по ночам, затрудняла ориентирование.)

Население Греции росло, и борьба за доступ к источникам зерна в условиях сложной геополитической обстановки привела к образованию двух противоборствующих группировок — одной руководили Афины, другой — Спарта. Интересы этих двух союзов пересекались все больше и больше, пока столкновения не переросли в катастрофу Пелопоннесской войны.

Уже в 700 году до н. э. шла «великая игра» эллинов за Геллеспонт и черноморское зерно. Около 660 года до н. э. Мегары — главный соперник и сосед Афин и союзник Спарты — основали Византии и Халкидон, «сторожевых псов» Босфора. Вскоре западноэгейский полис Митилена захватил мыс Сигей, у входа в Геллеспонт, всего в нескольких милях от развалин Трои.

Около 600 года до н. э. Афины нанесли ответный удар, отняв Сигей у Митилены. В 535 году афинский тиран Писистрат начал интенсивную колонизацию берегов Черного моря и постройку укрепленных поселений на проливах (другими знаменитыми проектами его 33-летнего правления были постройка городской системы водоснабжения и открытие первой публичной библиотеки в Афинах).

Также Писистрат укрепил все три острова, лежащие с южной стороны от Сигея — Тенедос, Имброс и Лемнос. В 506 году Афины захватили плодородный западный берег эгейского острова Эвбея, отняв его у полиса Халкида. Это приобретение сыграло двойную роль, увеличив поставки зерна и обеспечив «морскую магистраль», по которой корабли могли безопасно ходить между Пиреем и Геллеспонтом. Несколько раз во время персидских нашествий, в конце VI — начале V века до н. э., черноморская торговля прерывалась. Но афиняне продолжали следить за игрой и наконец вытеснили силы персидского царя Ксеркса с полуострова Сестос, образующего один из берегов Геллеспонта. Это случилось в 480 году до н. э., через два года после разгрома персидского флота у Саламина (остров на юго-западе от Афин).

Афины с трудом пережили нападение персов. Во время Саламинского сражения население города даже пришлось эвакуировать. Наученные таким опытом, афиняне возвели Длинные стены — два параллельных вала, в сотне ярдов друг от друга. Они тянулись на 4 мили, от города к порту Пирея, чтобы Афины могли выдержать любую сухопутную осаду, обеспечивая поставку продуктов с моря.

При этом, однако, стены сделали Афины более уязвимыми со стороны моря. В 476 году до н. э. Спарта схватила Афины за горло, перекрыв Геллеспонт и Босфор, когда спартанский воитель Павсаний захватил, соответственно, Сестос и Византии. Впрочем, афиняне почти сразу же выбили оттуда спартанцев.

К 450 году до н. э., чтобы обезопасить торговые пути, афинский флот начал более-менее регулярно патрулировать Черное море. В мире, где граждане становились солдатами по мере надобности, в мире временных армии и флота это было делом неслыханным. Сам Перикл водил боевую эскадру, чтобы показать, как сильны Афины на море.

В мирное время афинские купцы ежегодно переправляли через Геллеспонт более миллиона бушелей зерна. Во время голода корабли перевозили до трех миллионов бушелей в год. Большая часть черноморского зерна загружалась в Феодосии, расположенной восточнее слияния Буга и Днепра.

Прибрежная и материковая часть Причерноморья поставляла грекам также скот, шерсть, рыбу и лес. А не особенно искушенное местное население ценило греческие товары гораздо выше, чем цивилизованные и пресыщенные египтяне. Греческие торговцы на Черном море получали гораздо больший доход со своих вложений, нежели в Египте, поэтому торговля постепенно перемещалась на север.

К этому времени в Афинах уже поняли, что недостаточно иметь сильный флот. Легкость, с которой враг мог перекрыть узкие проливы в Эгейском море, Геллеспонт и Босфор, заставляла искать способы взять под политический контроль ключевые точки в самых узких местах морского торгового пути. Более того — даже захватить несколько городов и крепостей было недостаточно. Другие государства тоже зависели от тех же самых морских путей, и всем требовались люди и ресурсы, чтобы распоряжаться этими путями. Единственным способом разрешить эту ситуацию было объединение в группу государств со сходными интересами, которая постепенно превратилась в афинскую империю.

Чем закончилась эта уловка — стальной кулак, прикрытый бархатной перчаткой, — современным читателям хорошо известно. Афины обрели друзей в Эгейском и Черном морях, помогая защититься от пиратов и местных «варваров», дерзнувших посягать на земли, отнятые у них греческими поселенцами. Афины, в свою очередь, собирали дань со всех союзников и запрещали брать налоги на провоз зерна в Пирей. И напротив, контроль над Эгейским морем позволял Афинам наказывать соперников — Спарту, Коринф и Мегары. К примеру, в начале Пелопоннесских войн Афины в узком входе в Коринфский залив построили свою базу Навпакт, чтобы препятствовать проходу судов к Коринфу и Мегарам.^{71} Афины использовали все политические и военные средства, чтобы удержать колеблющихся союзников, таких как Родос (расположенный с юго-запада от побережья современной Турции), а также Хиос и Лесбос — острова в западной части Эгейского моря. Афины могли даже манипулировать ценами на зерно и делать запасы на случай осады или чумы. Всякий купец — афинский или иноземный, — который пытался обойти рынок или перепродать зерно, отдавался под суд, грозивший ему смертной казнью.

Пелопоннесская война, как и Первая мировая, началась с небольшого конфликта. Он произошел в 431 году до н. э. между сторонниками олигархии и демократии в крошечном полисе Эпидамне (современный албанский город Дуррес). Демократы обратились за помощью в город Керкиру (Корфу), который был основателем Эпидамна и сильным морским государством, союзным с Афинами. Керкира отказалась помочь демократам, тогда они попросили помощи коринфского флота и получили ее.

Керкиряне, раздраженные вторжением Коринфа во внутренние дела их бывшей колонии, постарались разбить коринфский флот. Афиняне забеспокоились, что Коринф может объединиться со спартанскими союзниками, захватить крупный флот Керкиры и нарушить баланс сил. Это спровоцировало морской конфликт между Афинами и Коринфом, а он скоро перерос в «глобальный» конфликт греческой ойкумены.

Вначале дела складывались хорошо для Афинской империи. Афиняне одержали у Пилоса, на юго-западе от Пелопоннеса, победу, захватив в плен множество спартанцев. В этот момент спартанцы, которым вечно не хватало живой силы, чтобы держать в подчинении рабов-илотов, готовы были заключить мир, чтобы вернуть плененных солдат. Вместо этого Афины продолжили войну.

В 415 году до н. э. молодой и дерзкий сторонник экспансии Алкивиад и опытный и осторожный ветеран Никий спорили о вторжении на Сицилию. Алкивиад подчеркивал важность сицилийского зерна для Афин. Никий возражал, что на Сицилию лучше не нападать как раз по причине ее обеспеченности: «Но больше всего они превосходят нас тем, что… пользуются хлебом своим, а не привозным».^{72}

Спор выиграли «ястребы». В результате, значительные силы ушли к Сицилии, оставив дом открытым перед врагом. Великий спартанский флотоводец Лисандр не стал атаковать Афины напрямую. Он подошел к Геллеспонту, беззащитному горлу империи. Хитрый наварх собирал силы и дожидался середины лета (405 год до н. э.), когда к югу, пока море было судоходным, отправилась большая часть кораблей с зерном и другими ценными грузами. В этот самый момент он напал на остатки афинского флота в устье реки Эгоспотамы в Геллеспонте недалеко от Сестоса. Спартанцы потопили или захватили почти все афинские корабли и перебили тысячи солдат. Лишь одна галера смогла уцелеть и догрести до Афин, чтобы доставить домой страшное известие. Когда весть о поражении прибыла в Афины, «громкий вопль отчаяния распространился через Длинные стены из Пирея в город. Никто не спал в ту ночь».^{73}

Вторжение в Афины уже не понадобилось — жестокий клинок голода мог опустошить город гораздо эффективнее и с меньшими затратами, чем самые грозные спартанские гоплиты. Заключив унизительный мир, Афины сохранили независимость, но и только. Они лишились последних кораблей, вынуждены были разрушить укрепления в Пирее и срыть Длинные стены, позволявшие городу не страшиться осады. И наконец, главное унижение — их вынудили стать союзниками Спарты.

Афины еще поднимутся и даже вырвут у слабеющего спартанского флота черноморскую торговлю, но уже никогда не достигнут таких вершин влияния и власти. Следующим противником стали Фивы, взявшие контроль над проливом в 360 году до н. э., хотя Афины завоевали его всего за три года до этого. Вскоре Филипп Македонский, отец Александра Великого, атаковал Геллеспонт у Перинфа (городок на побережье Пропонтиды — внутреннего моря между Геллеспонтом и Босфором), а потом и сам Византии. И снова афиняне, вдохновляемые оратором Демосфеном, устояли. Афины снова сохранили жизнь, но мало что, кроме нее.

Александр поручился, что греческие корабли станут ходить по морям свободно, хотя это обещание не мешало ему время от времени захватывать какой-нибудь корабль с богатым грузом, чтобы показать, кто на самом деле хозяин проливов. В последующие столетия Афины, хоть и сохраняли независимость, но контролировать торговые пути уже не могли. Именно в Афинах впервые появились многие европейские научные и культурные институты. Стали Афины пионером и другой, менее славной традиции. За века, прошедшие со времен Пелопоннесской войны, они стали первой в ряду дряхлеющих европейских империй, прошедших унизительный путь от мировых держав до тематических архитектурных парков, знаменитых только произведениями искусства, архитектурой, учебными заведениями и своей историей.

Греция — колыбель европейской цивилизации, и ее географические особенности, несомненно, легли в основу европейской стратегии мореплавания, сделав главной задачей обеспечение безопасности главных морских путей. Венеция, затем Голландия и Англия стали Афинами соответственно XIII, XVII и XIX веков. Эти государства переросли свои продовольственные ресурсы, их жизнь и благосостояние стали зависеть от морских путей и их ключевых участков, таких как Каттегат (пролив между Швецией и Ютландией), Ламанш, Суэцкий канал, Аденский, Гибралтарский, Малаккский проливы и опять — снова и снова — Дарданеллы и Босфор.

Сегодня все возрастающий поток нефти, добываемой на территории Саудовской Аравии, Ирака и Ирана, проходит через Персидский залив, и министрам Вашингтона, Лондона, Нью-Дели и Пекина нет нужды напоминать о том, как важно, чтобы мореплавание в этих тесных водах было свободным. Напротив, великие торговые государства средневековой Азии, выросшие у просторов Индийского океана, не получили этого исторического урока. Мусульманские державы веками перекрывали европейцам выход из сердца мира на торговые пути Индийского океана только потому, что мусульмане завоевали большие территории вокруг «задней калитки» Европы — Персидского залива и Баб-эль-мандебского пролива. К примеру, могущественный Абассидский халифат, столицей которого был Багдад, ничего не делал, чтобы обезопасить свой главный порт в Персидском заливе — Ормуз, — позволяя в нем хозяйничать пиратам. (Не делали этого и арабские государства, считая более важным делом строительство дорог и присмотр за ними.)

Монголы и китайская империя Мин хотя и устраивали морские набеги на Японию, Индонезию и в Индийский океан, очень мало интересовались защитой Малаккского пролива, через который проходили все торговые пути на запад. Ни один мусульманский правитель Индии не позаботился о морских торговых путях до тех пор, пока на них не появились португальцы. Тогда Малик Аяз — мусульманский правитель города Диу на западном побережье Индии — воззвал к Мамлюкам (правителям Египта) о помощи, чтобы избавиться от португальцев. В 1508 году объединенный индийский и египетский флот внезапно явился перед португальской флотилией в бухте Чаула (к югу от современного Мумбаи) и нанес европейцам жестокое поражение. На следующий год португальцы отправили в Диу еще больший флот и вернули свое влияние, открыв европейскую торговлю пряностями, которая до этого считалась монополией мусульман.

Два ежегодных муссона беспрепятственно гоняли груженые корабли по Индийскому океану от Басры до Малакки, и никакой стратегии мореплавания здесь не требовалось. Так географические свойства побережий Индийского океана не позволили мусульманским странам подготовиться ко вторжению европейцев.

Дорога в Индийский океан далась европейцам непросто. Как мусульмане уже показали в Чауле, с ними справиться было не так легко, как с индейцами Нового Света. Через несколько лет после поражения в Диу египетский флот восстановил силы и сумел одолеть европейцев у Адена. Мусульмане владели Баб-эль-мандебским проливом до самого 1839 года, когда англичане отняли этот порт у Османской империи. Несмотря на яростное сопротивление и хорошее техническое оснащение мусульманских кораблей, они не смогли противостоять тем, кто прошел суровую школу в Дарданеллах, Каттегате, Гибралтаре и Ламанше.

Нетрудно заметить, что привычки, которые афиняне приобрели в Геллеспонте, до сих пор проявляются в присутствии американского флота в Баб-эль-мандебском, Гибралтарском, Ормузском и Малаккском проливах. Временное поражение португальцев у Чаула отозвалось атакой на американский эсминец «Коул» в порту Адена в 2000 году. Но мы заглянули слишком далеко вперед. Почти тысячелетие отделяет Пелопоннесскую войну от падения Рима, и еще одно тысячелетие прошло от распада Римской империи до европейского владычества, которое установили португальцы в Индийском океане.

А большую часть времени, прошедшего после падения Рима, приверженцы новой могущественной монотеистической религии контролировали дальние торговые пути так же плотно, как их сейчас контролирует Запад, и наследие этого времени хорошо заметно до сих пор.