Венера из Антальи

23 Оля Беседа у фонтана

Белоснежная ангорская кошка неслышным прыжком вскочила на парапет фонтанчика, попила с лапки, облизалась и уставилась на Никиту с нескрываемым удивлением; брат объяснялся слишком уж эмоционально. Вода в фонтанчике журчала с такой силой, будто бы доказывала мне искренность напора рассказчика.

— …и вот, сидя в кустах, я решил поправить крышку гроба, — с актерскими интонациями продолжал он, поглаживая кошку. — Смотрю — а там что-то блестит. Приоткрываю — статуэтка.

— Венера Анталийская? — вставила я недоверчиво.

— Эта догадка делает честь твоему уму, сестричка, — сдержанно улыбнулся Никита. — Это действительно была та самая статуэтка. Я ее еще в музее отлично рассмотрел, так что наверняка не подделка. Конечно же, удивился — не то слово! Как она сюда попала, почему, что теперь с ней делать… И тут, по закону сюжетных спекуляций — полиция. Ну, думаю, все: прощай, Родина, сейчас явятся янычары с кривыми кинжалами и арестуют…

— Так как же Венера попала в гроб? — перебила я, нехорошо щурясь на Круглову. — У тебя есть какие-нибудь соображения?

— Мы и сами не можем этого понять, — несмело вставила Юля. — Оля, а помнишь, когда мы вернулись в номер, ты сразу заметила, что там пахнет какими-то гадкими приторными духами… какими ни одна уважающая себя женщина никогда пользоваться не будет? Я, кстати, такими тоже никогда не пользовалась. Значит, там был кто-то третий?

— Продолжай, Никита, — я спокойно проигнорировала Юлину реплику, хотя в глубине души и нашла ее справедливой с точки зрения формальной логики.

Теперь от Кругловой можно было ожидать всякого: кто мог гарантировать, что она специально не разлила в моем номере эти мерзкие духи, чтобы отвести от себя подозрения?

— Статуэтку я, естественно, спрятал там же, рядом с дорогой… — Никита взял кошку на руки, и она довольно замурчала, ласкаясь. — Иначе полиция поймала бы нас «на горячем», со всеми уликами. И уж тогда никто ничего не смог бы доказать.

— Оля, только не думай, пожалуйста, что Венеру украла я! — Круглова просительно взглянула мне в глаза.

Я вновь не отреагировала на ее реплику: ведь в запасе у меня имелась козырная карта — находки в ее рюкзаке! А потому следовало больше слушать, чем говорить. Во всяком случае — пока.

Юля явно нервничала — комкала носовой платок, тихонько сопела, все время порывалась что-то сказать, но тут же замолкала. Резкая линия ее профиля рельефно отсвечивала на фоне освещенного фасада гостиницы.

— Оленька, я просто уверен, что Юля никакого отношения к краже статуэтки не имеет! — Никита попытался погладить меня по плечу. — Возможно, ее просто использовали втемную…

— Что ты меня гладишь? — взвилась я. — Я тебе кошка, что ли? И вообще: как можно использовать человека, если он сам этого не захочет?! Кто использовал? Зачем? Ты можешь ответить на эти вопросы? Нет? Вот и я не могу. А может, это она тебя использовала? Как-то слишком быстро вы сошлись.

— Тебе, Никита, надо было сразу обо всем рассказать полицейскому офицеру. Честно, как все оно и было. — Юля явно боялась встречаться со мной взглядами. — Это все из-за тебя…

Эта реплика взбесила меня окончательно: барышня явно пыталась переложить ответственность за все произошедшее на моего брата. Я насилу сдержалась: чем больше Круглова будет доказывать свою невиновность, тем проще будет изобличить ее во лжи.

— Что еще имеешь нам сообщить? — спросила я с невозмутимостью Снежной королевы. — О международной гробовой выставке, которая якобы должна пройти в этом зачуханном поселке, о покойнике, которого ты должна была забрать из Турции в Москву… И вообще: нам давно уже кажется, что ты — не тот человек, за которого себя выдаешь!

Почему-то вспомнились слова брата об известной русской самозванке, княжне Таракановой, сказанные в день приезда на пляже. А ведь Никита как раз собирался проследить биографию Кругловой именно от этого исторического персонажа! Стало быть, не ошибся…

Круглова сглотнула слюну и беспомощно взглянула на брата. Тот, однако, демонстрировал полный нейтралитет. То ли заранее знал ответы на все вопросы, то ли тоже имел какой-то козырь в рукаве…

— Рассказывай, мы ждем, — молвила я почти доброжелательно.

Судорожно вздохнув, Круглова молвила дребезжащим от волнения голосом:

— Я действительно не работаю в штате «Московского гроба»… Я даже фирму такую не знаю. Я дипломированный ландшафтный дизайнер…

Это признание заставило меня улыбнуться.

— Интересно, а кем ты представишься нам в следующий раз? — с кривой усмешкой спросила я. — Примой-балериной из Большого театра? Учительницей начальных классов? Владелицей мастерской по стрижке собак? Послушай, а может, ты вовсе и не Юля Круглова, а какая-нибудь Сонька Золотая Ручка?

— …ландшафтный дизайнер по оформлению могил, — закончила Юля, нисколько на меня не обидевшись. — Работаю всего год, насилу дождалась отпуска. И вот, буквально за какие-то считаные дни до отъезда, одна моя новая знакомая… сделала мне предложение, от которого я не смогла отказаться. Съездить в Анталью и окупить отдых. Она отрекомендовалась менеджером «Московского гроба» и сказала: мол, если завезешь в Турцию этот треклятый ящик, из-за которого у нас так много проблем, то не только выйдешь «в нули», но и немного заработаешь. А если все пройдет гладко, получишь новую работу.

— А почему нельзя было сразу нам об этом сказать? — с улыбкой уточнил Никита. — Или ты посчитала, что менеджер фирмы ритуальных услуг звучит более гордо, чем ландшафтный дизайнер по оформлению могил?

— Женщина, которая просила перевезти гроб, как раз и попросила называться именно старшим менеджером «Московского гроба». Мол, так надо. И для солидности, и чтобы ни у кого лишних вопросов не возникало. Да и по документам гроб, якобы ввозимый для покойника, следовало задекларировать. — Юля трогательно шмыгнула носом. — А дальше мне было сказано доставить гроб именно в этот городок. Якобы для международной выставки ритуальных услуг. Представительница «Московского гроба» заплатила мне наличными. Документов я у нее не спрашивала — какие еще документы, если тебе дают пачку долларов и предлагают отдохнуть?

Было очевидно, что Круглова с трудом сдерживается, чтобы не зареветь. Искренность, с которой она объяснялась, исподволь настраивала меня в ее пользу, однако кое-какие сомнения все-таки оставались. И сомнения эти были очень серьезными.

Я уже сформулировала свой главный вопрос, однако Никита опередил меня.

— Допустим, так оно и есть. Но неужели тебя ничего не насторожило? — светским голосом поинтересовался он, почесывая кошку за ушком.

— Гроб я осмотрела еще в Москве, ничего подозрительного не обнаружила, — деревянным голосом ответила Юля. — Я ведь тоже сперва подумала: здесь что-то нечисто. Ну, какой-нибудь замаскированный тайник или двойное дно, как в кофре контрабандиста.

— Это у тебя двойное дно, — с хрустом ввернула я первую фразу из продуманного намедни спича, прикидывая, как теперь будет оправдываться наша скромница. — Допустим, все, что ты нам сейчас рассказала, — правда. Я говорю — допустим… Тогда ответь: как в твоем рюкзаке оказалось альпинистское снаряжение, вполне пригодное для ограбления музея… а главное — барсетка Никиты, которая бесследно пропала из взятого напрокат «Фиата-Уно»?

Этого вопроса Круглова уже не выдержала. Лицо ее жалко скривилось, задергался подбородок, ссутулились плечи — она заплакала. Бежали по лицу прозрачные круглые слезы, а Юля быстро, горячо бормотала, всхлипывая:

— Я сразу поняла, что меня тут кто-то хочет подставить… я никогда прежде не бывала в этом поселке… честное слово, я не брала никаких барсеток… никаких альпинистских принадлежностей… ничего я не крала…

— Кстати, а как при помощи альпинистских принадлежностей можно ограбить музей? — Никита точно вошел в паузу, предназначенную для очередного всхлипа.

— Как, как… не знаю, — отмахнулась я, незаметно входя в роль следователя. — Но тут все-таки не горный курорт, а твоя барышня — явно не скалолазочка. Это не мне надо объяснять, зачем этот шнур ей нужен. Вот пусть она сама и объяснит!

Юля по-прежнему всхлипывала, никак не отреагировав на нашу перепалку:

— …никаких альпинистских принадлежностей я не знаю… никогда прежде не была в этой гостинице!..

— То есть как это не была? — искренность тона Кругловой заставила меня усомниться в своих подозрениях. — А как же портье?!

— Не была вообще никогда… ни разу в жизни… мы с Никитой доставили этот чертов гроб по назначению, встретили полицию и направились сюда!.. — оправдывалась девушка рыдающим фальцетом.

— Если бы я не утопила этот чертов альпинистский шнур и рекламные проспекты нашей гостиницы, еще до того как полиция прибыла с обыском, нас бы обязательно увезли в чудной решетчатой машине, — деловито пояснила я брату, с сожалением глядя на Юлю. На ее лице не было косметики, и слезы не стекали по щекам неопрятными грязными струйками.

— Оля, мне кажется, Юле можно верить, — вступился Никита, приобнимая спутницу за плечи.

Мой брат всегда искренне и сильно страдал из-за чужой неправоты. В девяноста девяти случаях из ста неправой была, естественно, я. Вот и теперь, успокаивая Круглову, он делал мне знаки — мол, ну зачем же так, у тебя нет никаких серьезных причин ее подозревать, просто фатальное стечение обстоятельств… А может, ее действительно кто-то подставил?

Я понимала: брат-гуманист демонстрирует Юле не только свою искреннюю сердечность, но и скрытые возможности давления на меня. Конечно же, говорить с Никитой следовало не тут, у фонтана, а в номере, один на один. Присутствие тут обсуждаемой Кругловой было психологической ошибкой. Вникая в доводы «за» и «против», девушка явно возвышалась в собственных глазах, как человек, заслуживший находиться в центре внимания и страстей. Поэтому оправдания ее по мере продолжительности речей звучали все тверже.

И тут кошка, сидевшая на коленях Никиты, напряглась, выгнула спину, навострила уши и угрожающе зашипела куда-то в темноту. Спустя секунду из-за живой изгороди донесся жуткий металлический скрежет — будто бы мешок с железяками сбросили с пятого этажа.

Брат мгновенно перемахнул через туевые кустарники. Мы бросились следом. Первое, что я увидела, был мотоцикл — тот самый, на котором меня и доставили в гостиницу. Вскоре из кущей вылез и сам владелец. Поглаживая разбитый локоть, Фатих смотрел на нас виновато и чуточку униженно. Он выглядел, словно плохой танцор, который во время несложного пируэта налетел на стоящий в центре комнаты стул.

— Какая неожиданная встреча! — воскликнула я. — Фатих, вы, наверное, подслушивали наш разговор? А ведь подглядывать и подслушивать нехорошо. Неужели в детстве семья и школа не ознакомили с такой доктриной?

Фатих явно не хотел встречаться со мной взглядом. Он даже не нашел никакого мало-мальского оправдания. Просто стоял, дурацки улыбался и виновато молчал.

— А может, вы хотели продать нам кожаную курточку «икс-эль»? — энергично наседала я. — Вы, наверное, хотели подслушать, какие у нас размеры и какие цвета мы предпочитаем.

Никита аккуратно поднял мотоцикл и поставил его на подножку.

— Потрудитесь пояснить, что тут происходит! — с напором спросил он Фатиха. — Вы всегда подслушиваете гостей вашего города или это у вас впервые?

Молодой человек судорожно сглотнул слюну и дернул кадыком.

— Понимаете, тут такая неожиданность… Городок у нас маленький, все друг друга знают. Иностранцев вообще почти не бывает. А тут — полиция. Мне, как вы понимаете, стало очень интересно, чего же они от вас хотят.

— Любопытство не порок, но большое свинство! — откомментировал брат.

— Вы дальше, дальше послушайте… — все более обескураженно продолжал Фатих. — Я, конечно, сразу понял, что это какая-то ошибка. Вы ведь люди приличные, на русских мафиози совершенно не похожи. Тем более что полиция быстро уехала. Смотрю — вы к фонтану идете. И тут из темноты какой-то незнакомый женский силуэт. У нас в городке женщинам по темному времени суток ходить нельзя, я уже говорил вот этой госпоже…

— Женщина была одета в такое длинное-длинное бесформенное платье на манер балахона? — перебила я, припомнив вчерашнюю ночную прогулку по городку.

— Вот именно. В платке и в больших темных очках на пол-лица. Я сразу подумал — а зачем ей темной ночью солнцезащитные очки? — Фатих просительно заглянул мне в глаза, будто я могла ответить на этот вопрос. — А вы что — ее знаете?

— Что было потом? — строго перебил брат.

— Едва она меня увидела — сразу куда-то скрылась. Испугалась, наверное. Или посчитала, что у меня нехорошие намерения. А я вот не стал ее догонять и остался…

— Подслушивать? — сдержанно улыбнулась я; все-таки на этого безобидного коммивояжера решительно невозможно было сердиться!

— Так оно само собой получилось… Интересно же! — Фатих обезоруживающе приложил руку к груди.

— И что ты собираешься делать теперь? — прищурился Никита. — Бежать в полицию? Заявлять, что мы отпетые мошенники и гнусные обманщики?

— Нет, ну зачем сразу в полицию?! — доверительно опроверг молодой турок. — Если вы действительно знаете, где теперь Венера Анталийская… Не проще ли содрать с властей страховку? Статуэтка застрахована на миллион долларов, обещанное вознаграждение — четверть миллиона. Да за эти деньги… вы вполне можете открыть в Стамбуле хороший магазин по продаже кожаных плащей, сумок и курток и жить припеваючи! А я вам всегда помогу!

— Короче, хочешь упасть в долю… — задумчиво прикинул брат, и по его интонации я безошибочно поняла, что он не против.

— Вы ведь в чужой стране, наших порядков и законов не знаете, — с интонациями торгового агента перебил Фатих и поманил дальше: — Единственный способ — самим выяснить, что произошло на самом деле, а уж потом претендовать на премию! А я могу все аккуратно сделать. Меня ведь в Анталье каждая собака знает!

На востоке уже брезжил ранний рассвет. Рваные облака истончались, всплывая над призрачным солнцем. Небо незаметно окрашивалось в бледно-розовые тона. Стоя под сенью магнолии, Никита деловито шептался с Фатихом, и до меня то и дело долетали обрывки их реплик:

— …надо выяснить, что это за странный бородатый турок…

— …я все выясню, троюродный дядя жены брата в полиции…

— …никто ничего не должен знать…

И лишь Юлю предложение Фатиха совершенно не заинтересовало. Отвернувшись, она старательно вытирала платком заплаканное лицо. В какой-то момент мне даже стало ее чуточку жалко, однако усилием воли я отогнала сострадание к Кругловой. Ведь если ее действительно кто-то подставил, то виновата в этом только она.

А уж если сама виновата — пусть сама и отдувается!