Казалось, что все, конец, еще час-другой и неотвязно висевшие над головами самолеты добьют их если не сами, то наведут солдат. Но когда все плохо до последней крайности, в этом есть и свой плюс — хуже не будет.
Так и есть, пошел дождь, тут же исчезли самолеты, а потом пропал и контакт с преследователями. Даже с упавшем темпом герильерос оторвались и понуро брели, добивая обувь на каменных осыпях. Пожалуй, надо развести огонь под ближайшим скальным навесом и, наконец, пожрать горячего, впервые за неделю.
— Привал. Всем по глотку сингани, — приказал касик.
Бойцы второй колонны имени Педро Атуспария, вернее, те, кто остался под командой Васи, тяжело опустились на землю и немедленно задрали ноги вверх — кто на камень, кто на подставленный рюкзак, — явив миру убитые напрочь ботинки. Даже горные «дахштейны» касика не вынесли напряженного ритма последних дней и потеряли половину шипов, а местами зияли прорехами в швах. Еще неделя таких переходов и отряду придется воевать босыми.
Армия вцепилась им в хвост практически сразу, как только колонна перешла границу, и висела бульдогом, не отпуская, отчего герильерос вынужденно сбрасывали в тайники по дороге весь тяжелый груз, лишь бы оторваться. Но оторваться даже налегке не выходило — над головой, постоянно сменяясь, кружили самолеты, наводя преследователей на колонну.
И вот спасительный дождь.
Васю клонило в сон — организм настойчиво требовал отдыха, каменно-тяжелые мысли ворочались в голове еле-еле, но он командир, а не рядовой боец и ему прямо сейчас необходимо решить, что делать дальше. Можно продолжать двигаться вперед, рискуя тем, что дождь кончится и чертовы самолеты прилетят снова и будут нудно раз за разом заходить на цепочку бойцов, можно повернуть назад и просачиваться в спасительную Боливию. Чуйка подсказывала команданте, что их с охотой выпустят обратно, но это означало подставить остальных — он разделил колонну на три части еще три дня назад и приказал добираться самостоятельно. Тогда это решение казалось верным — чем мельче отряд, тем сложнее его выследить. Сейчас же важнее не размер, а координация действия и если он повернет назад, то как узнают об этом Эустакио и Катари, назначенные командирами групп? И как узнает об этом Чино, чья колонна прошла сквозь посты месяцем раньше почти незамеченной — стычку с патрулем можно и не считать на фоне того, что творится сегодня.
Да, это вам не у пронькиных ребят, как говаривал дядя Миша… Пьяный воздух побед над слабой и бестолковой боливийской армией сыграл с Васей злую шутку, армия перуанская действовала куда уверенней и злее. Из всех грандиозных планов создания второго партизанского очага осталось лишь упрямое желание добраться до лагеря Чино, где бы он ни был, да снова найти Катари. Если, конечно, их не помножили на ноль перуанские вояки. И ведь снова все в сильной степени из-за латиноамериканского разгильдяйства и восторженности, да собственной доверчивости, уж пора бы привыкнуть, что сказанное надо делить на десять, так нет же! «У нас создана структура», «индейцы поддержат», «армия слаба» — ну и где та структура, где те индейцы? Ладно он сам повелся, но куда смотрели Антонио, Габриэль и Хавьер? Впрочем, последний пока занимался обучением и не успел влезть в дела толком. Тьфу, чертовы латинос. И ведь все равно с ними надо работать, на одних индейцах не вывезти. Тем более в других странах — Чили, Аргентине… Кстати, как там дела у колонны Че? Не дай бог прищемят точно так же, и погибнет героический партизан ни за понюшку табаку, ни за горсточку мате. Говорил же ему — не суйся, рано, сперва Чили, но нет, родина зовет, на волю, в пампасы!
Усилием воли Вася заставил себя бросить эти мысли. Все будет хорошо, они выберутся. И в Аргентине угнездятся, и здесь до Чино дойдут. Думать надо над тем, что сделать здесь и сейчас, а не разнюниваться.
Лучше всего, конечно, разбить лагерь на несколько дней — обсушиться, постираться, подлечить сбитые ноги и потертости, починить одежду и обувь, но надолго ли дождь и даст ли армия им такую передышку? Да и жрать что-то нужно, а почти все запасы оставлены в тайниках — если границу пересекали, таща на загривках килограмм по сорок, то сейчас облегчили до десяти, оставив только оружие, боеприпасы и немного чорки. Ну и «моторолы» — такие ценности нужно держать при себе.
Вася посмотрел на часы — через пять минут как раз время связи. Чуть ли не со стоном повернулся набок, покопался в тощем рюкзаке и вытащил наружу замотанную в полиэтиленовую пленку рацию, включил и грустно уставился на слабый огонек индикатора — батареи тоже не вечные, еще день-два и сядут окончательно, а до генератора еще надо добраться.
Дождавшись точного времени, касик трижды щелкнул тангентой, подождал, щелкнул еще три раза и принялся вслушиваться, выкрутив громкость почти на максимум.
Безучастные радиоволны отвечали шипением и треском, Вася давил на кнопку передачи, посылая сигнал вызова на связь и вздрогнул, когда вдруг ему ответил человеческий голос. Касик радостно приник ухом к рации, но тут же с ожесточением сплюнул и с трудом подавил желание ответить матом на предложение из эфира:
— Партиза… ш-ш-ш… пака Амару! Вы окружены… ш-ш-ш… тивление беспол… ш-ш-ш… тесь…ш-ш-ш… перуанское командование гарантируе… ш-ш-ш… ш-ш-шдавайтеш-ш-ш… храните себе ш-ш-шизнь…
Уронив руку с рацией, он сосредоточился на дыхании, успокаиваясь и ожидая паузы в призывах сдаваться, а дождавшись, снова и снова троекратно щелкал — понятное дело, что армия оседлала частоту, но, может, Катари будет легче, если он услышит его щелчки. И вообще, как ни странно, настойчивость армии и непрерывные атаки самолетов подтверждали, что они все делают правильно.
Карту приграничного района удалось достать весьма условную, чуть ли не 1920 года, местный проводник потерялся на второй день эпопеи, так что шли на северо-запад, и забирались повыше в горы. А там чем выше, тем тяжелее.
Пакуя рацию обратно, Вася нащупал в рюкзаке пакетик с маленькой жменью вяленых листьев. Вот тоже еще проблема — кока кончается, а без нее тяжелые переходы в горах станут почти невозможными, для его измотанного отряда уж точно. Это же настоящие горы, а не привычное боливийское плоскогорье. Хотя тут есть и хорошая сторона — им пока удается уходить от неподготовленных к таким условиям солдат. Лишь бы патронов хватило.
Думай, командир, думай.
Вася вытянул ноющую ногу — он подвернул ее на второй день перехода, когда бежали, спасаясь от внезапного минометного обстрела. Стиснув зубы он тогда доскакал до укрытия и, шипя сквозь зубы матерные проклятия, туго перетянул ступню бинтом. Груз с него сняли сами бойцы, как он не сопротивлялся — ладно если здоровый касик волочет груз наравне со всеми, но уж хромому никак не положено. Сейчас у него остались только винтовка, пистолет и похудевший до безобразия рюкзак с рацией, но он снова почти сравнялся заплечным весом с остальными. Первым делом группа избавилась от миномета и запаса мин, потом пришел черед «лишнего» снаряжения, всех этих гамаков с сетками, одеял, подстилок и прочего минимального партизанского комфорта. Потом, когда в одной из перестрелок убили радиста, оставили большую радиостанцию и батареи.
Наконец, сбросили запас еды, оставив только немного вяленого мяса и высушенного на горном морозе картофеля, почти невесомого.
Вася вытянул ногу и пошевелил носком туда-сюда — лодыжка отозвалась ноющей болью. А завтра снова идти, к намеченной точку у озера Лорискота и бог весть, сколько еще придется кружить, карабкаясь вверх и спускаясь вниз. Надо отдохнуть. Хорошо хоть ушли в район совсем без дорог, куда армия не может перебрасывать подкрепления на грузовиках. Так что надо держаться подальше от шоссе и долины Рио-Мауре, где группу могут легко зажать в отрогах.
— Негро!
— Да, команданте! — неутомимый перуанец возник перед ним будто из ниоткуда.
Ниоткуда? Или это просто кажется от утомления?
— Выставь часовых, два поста. Смена каждый час. Остальным спать.
— Может, горячего сварить? — предложил лейтенант.
— Вода есть?
— Вон там ручеек бежит, нам хватит.
— Да, сварите похлебку на чорки и спать. Утром снова марш.
Пока в котле булькали картофель и раздробленное на камнях мясо, Вася из последних сил простирнул носки и разложил их сушиться на горячих камнях у импровизированного очага под навесом. Потом похлебал варева и уснул, как убитый.
Утром первым делом тщательно перебинтовал ступню, натянул сверху чистый носок и после нескольких попыток впихнул-таки ногу в ботинок. Сел плотно, не соскочит, но для гарантии Вася все равно завязал шнурки.
— Подъем, ребята.
— Дождь будет идти еще дня два, у нас тут всегда так, — обрадовал его Негро.
— Хорошо. Действуем, как договаривались — продвигаемся на соединение с Чино, по дороге ищем следы Эустакио и Катари, они должны быть рядом.
Снова тонкая цепочка тронулась в путь по мокрым скалам. Двигались медленно, переход под дождем выматывал и нес опасностей ничуть не меньше преследования — какая разница, погибнуть в бою или сорваться на камни? Мозг так и норовил из экономии отключить все лишние функции, соскользнуть в полудрему и двигать тело на автопилоте, уперев взгляд в спину впереди идущего. Встряхнув головой, касик задрал ее вверх, подставляя капающей с небес влаге, сильно потер лицо и тронулся дальше, все время взбадривая себя. Отключаться нельзя, так и влететь недолго — в пропасть или в засаду.
План, какой был план! Большой, хороший… три раза «ха»! Все то же головокружение от успехов, привыкли воевать с псевдоармией, а столкнулись с противником чуть серьезнее — и все, кранты. Так что сейчас лучше избегать столкновений, в крайнем случае придется разбить отряд на двойки-тройки с перуанцем в каждой и пробираться в селения кечуа в надежде, что своих примут. Впрочем, выходить к жилью надо все равно — за едой, за кокой, за теплом, в конце концов. Неизвестно, сколько смогут еще выдержать его люди. Или пойти в последний бой. Пусть убьют в настоящей схватке, а не шальной пулей с самолета. Вася криво усмехнулся — почему-то эта мысль обрадовала.
Дневной марш с привалами каждый час, как ни странно, прошел спокойно, вечером они снова стали лагерем, если это можно так назвать — оборванные, грязные, упрямые, верящие в своего касика. Почти на автомате организовали охранение, даже не пришлось ничего приказывать. Отдыхали, снова похлебали горячего, всего по кружке на человека. Даже от такой малости стало легче, кое-кто и разговоры завел. Нет, не об убитых, оставленных в заваленных камнями могилах по дороге, а то и брошенных в горячке боя, когда не было шансов похоронить и сил унести тело, забирали только самое ценное — часы, оружие… И не о Чино и Катари, лишь бы они были живы. Если же нет… Смерть Катари сейчас, наверное, самое худшее, что может произойти..
Отстояв свою смену на часах, Вася устроился под скалой, где не доставал ветер, и завернулся в пончо. Холодно. И дождь, пусть он не заливал за каменный карниз, но пропитывал воздух и все вещи, добавляя к холоду влажность. Наверное, от этого касик дремал нервно, просыпался от каждого звука и заснул совсем под утро, лишь для того, чтобы увидеть кошмар.
Вася закричал, вскинулся, оглядел безумным взглядом всполошившихся бойцов, выдохнул и махнул им рукой — все в порядке, ребята. И тут же понял что нет, не все в порядке, его бил озноб. Серьезный такой, который не разгонишь десятком упражнений, заставляя кровь бежать быстрее. Заболел, не иначе сильная простуда. Врач сказал бы точнее, но врач погиб на четвертый день, в прикрытии, когда они прятали рацию. Или на пятый — память отказывалась выдавать лишние детали, все сливалось в одну протяжную агонию.
Отыскав в рюкзаке мешочек с дедовыми корешками, Вася, проклиная свою неспособность к шаманской науке, выбрал вроде бы подходящий и откусил треть. Удивительное сочетание горечи и мыльного вкуса взбодрило получше зарядки — касик честно жевал снадобье пять минут, отмеряя время по часам, потом долго и с наслаждением отплевывался и заел предпоследней таблеткой аспирина, показавшейся слаще сахара.
После условного завтрака отряд снова двинулся вперед, сегодня им предстояло пересечь дорогу, за которой вроде бы есть несколько небольших общин.
— Вот тут, — Негро показал кружочек на карте, — живут родственники Пати, можем попробовать дойти до них.
— И что мы им скажем? Ваш сын и брат погиб, встречайте нас? — мрачно отмел такую перспективу Вася.
— Мы же не знаем, погиб он или нет, он шел с группой Эустакио.
— Давай для начала просто перейдем шоссе. А потом посмотрим, примут ли нас общины.
Местная магистраль, обозначенная на карте как дорога, такого высокого звания не оправдывала — так, немного укатанная широкая горная тропа. Они залегли метрах в двухстах и битый час всматривались в каждый камешек, обнюхивали каждую песчинку, и вслушивались в каждый звук, прежде чем касик послал вперед парный дозор. Бойцы помахали им с другой стороны и тогда остальные броском — ну, им он точно казался броском, но внешний наблюдатель назвал бы этот маневр иначе, — присоединились к ним. Армия сюда, похоже, не добралась.
После полудня они встретили первого местного, пастуха. Имя «Тупак Амару» и царское кипу сделали свое дело, он поделился нехитрой снедью и поведал, что два дня назад в долине сильно стреляли и потом солдаты увозили трупы — «много убитых», но кого и сколько, он сказать не мог, зеленая форма армии и герильерос похожа, да и сам не видел. Но видел его брат, он должен подойти позже.
Вася с Негро переглянулись.
— Значит, кто-то из наших цел и пробивается к Чино.
— Дождемся брата. Привал, и давай-ка сменим повязки, — сил идти дальше у касика уже не было.
С перевязками тоже беда — бинты на исходе, а потертости на ногах понемногу начинают гноится. Когда закончили, часовой снизу привел брата пастуха, кечуа принес еды, коки и рассказал, что позавчера внизу разгромили отряд Катари.
— Ты все видел сам?
— Да, касик. Я знаю, где спрятались трое уцелевших.
Веселенькое дело.
— Можешь привести их сюда?
— Завтра с утра, если выйду сейчас.
Интересно, у них остались патроны? Если убит Катари… нет, нельзя даже думать об этом, Катари не такой дурак, чтобы дать себя убить. Но в любом случае нужно найти Чино. И даже если нет Чино, то снова начинать с нуля, обратной дороги уже нет. Нельзя прийти и сказать «Извините, ничего не вышло», индейцы такого касика не поймут.
На склоне чуть ниже пещерки, где укрывались пастухи, выбрали хорошую позицию, подкатили несколько валунов и оборудовали «последний рубеж». Теперь отдыхать до рассвета — армия не воюет ночью, что боливийская, что здешняя. Дождь на время стих, костерок догорал, можно лечь на свернутое пончо, смотреть в низкое мокрое небо и представлять, что все идет по плану. Но просто лежать нельзя, надо пользоваться передышкой, выдавливать из себя болезнь и усталость при каждом удобном случае. Думы кружились и затихали, Вася массировал ноги, разгонял кровь и понемногу натруженные мышцы ныли все меньше и меньше, и даже успокаивалась потянутая связка.
Что же все-таки у Исабель? Барбароха так ничего и не успел ответить и пророчество деда повисло в воздухе — может, старый калавайя имел в виду вовсе не появление правнуков, а Вася все истолковал неверно? Но что делать, если он не ошибся и у него будет сын? Почему-то мысль о дочери даже не пришла ему в голову и он чуть не рассмеялся, когда понял это.
Негро тем временем распределил смены, из которых пришлось исключить второго заболевшего — о своем ознобе Вася никому не сказал и теперь, съев таблетку и пожевав корешок, старался согреться в пещерке, куда они натащили горячих камней из костра, набились скопом и устроились бок о бок, чтобы потеплее.
А что, если сын? Губы сами растянулись в улыбку — ну что же, научится петь ему колыбельные. Какие? Да вот хотя бы «По долинам и по взгорьям», если в медленном темпе и тихо, то чем не колыбельная? Вася про себя спел первые такты, вспоминая, как пел ее хор Александрова — с еле слышным вступлением и мощным крещендо под конец.
Ничего, и не из таких передряг выбирались.
Из этой же надо выбраться хотя бы для того, чтобы не смотреть виновато на Римака и не рассказывать ему, куда делись минометы, радиостанция, и прочие с таким трудом добытые ништяки.
Больной организм снова не хотел засыпать, в голову лезли самые разные мысли — о том, насколько здесь удобная позиция, как ее оборонять, если кончится дождь, какими силами в этот раз будет действовать армия… Те же мальчишки в такой же зеленой форме, их придется убивать. А за что? В чем виноваты эти перуанские парни?
«Спохватился» — вяло одернул себя касик. — «Раньше, небось, об этом не думал, а как получил люлей с пригоршней, так полезли вселенские вопросы». Утешало, что эти мысли ненадолго — стоит прекратиться дождю и на них набросятся сверху и снизу и всю мораль вышибет из башки боевым адреналином.
Ночью их стало на одного человека меньше, умер раненый в последнем бою Качо. Ослабленный организм, усталость, простуда — резко скакнула температура и не выдержало сердце. Но утром их стало на трех человек больше, молодой кечуа принес еще еды и привел трех бойцов из группы Катари. Они подтвердили сведения о разгроме, но не могли сказать, жив командир или нет, про Эустакио и его людей тоже ничего не слышали. У них тоже беда с обувью, зато часть снаряжения группы спрятана недалеко и до нее можно добраться, пока армия не очухалась. Господи, какой малости можно радоваться, и это после взятия Сукре, Камири и вообще всей Боливии. Наверное, так чувствовал себя Че в неудачном варианте своей эпопеи, когда попал из министров в объект охоты.
Еще раз осмотрев позицию, касик решил, что передышку можно продлить — если за два дня армия их не догнала, то в ней нет сумасшедших, готовых таскаться по горам в дождь. Затем собрал группу, выбрал самые целые ботинки и приказал передать их тройке самых выносливых и наименее уставших. Через полчаса они вместе с двумя бойцам Катари в качестве проводников отправились за спрятанным в схроне.
Днем организму стало полегче, сработал то ли дожеванный утром корешок, то ли более комфортная ночевка, то ли постоянно сменяемые горячие камни, да и одежду удалось подсушить. Сидя за валуном в дозоре в обнимку с карабином, укрытый аж двумя пончо, Вася наслаждался жизнью — настоящей, где все полной мерой, и лишения, и радости. И есть настоящее, правильное дело.
Ну торчал бы он в Москве, в МГУ или даже ИЛА, писал магистерскую или статьи в журнал, ходил к друзьям на защиты, сидел на конференциях, по вечерам играл бы на компе. Assasin Creed XXXVIII какой-нибудь или что там за последние два года новенького появилось? Выслушивал бы благосклонные похвалы от научного руководителя, мечтал о поездках в экспедиции, варился во всей этой чертовой толерантности, индексах цитирования, политкорректности напоказ… Так ведь и живут, и всех все устраивает — и гранты, и гастарбайтеры, и закормленность до отупения. «Это наука, политика нас не интересует». Ага, как же. Можно откупаться от мировых проблем ненапряжной солидарностью, порционным милосердием с поездками в детдом раз в год. Или даже без поездок — сдать ношеные вещи и чувствовать сопричастность. И все довольны, система крепчает, а потом бац — империализм поворачивается ко всем своим страшным мурлом и поздно кричать «волки!»
Да и терпимость их тоже липовая, стоит задеть устои, как наваливаются всей кодлой и гнобят любого, кто посмел высказать несовпадающее с одобренным в сообществе мнением. Главное, чтобы грант не отобрали, а индейцев и прочие объекты этнографии любить лучше издалека, на экранах телевизоров или на страницах дорогих изданий. И ведь за долю даже не малую, а малюсенькую — квартирку в «элитном» комплексе и возможность посещать «элитные» магазины — готовы оправдывать систему, дающую горстке людей неограниченные богатства.
Ух, как его заносит! Вася встряхнулся и в серой завесе дождя скорее даже угадал, чем увидел движение внизу. Раз, два, три, пять, семь, десять, двенадцать человек… Тревога!
Это были «носильщики» и ребята из группы Эустакио, колонна, как капли ртути, собиралась вместе. С ними пришел еще один местный с хорошей вестью — отряд Катари цел и он может провести к нему.
До вечера делили принесенное, особенно тщательно, по счету — патроны. Утром дождь стих окончательно и они, радостные от того, что с неба больше не льется вода и что все идет к желанному завершению, вышли на соединение.
И налетели на патруль.
Горячечный бой Вася запомнил плохо, только крик одного из самых молодых бойцов «Мы пропали! Бежим!» и ответный рев Негро «Здесь никто не бежит!».
Выстрелы, взрывы гранат, а потом внезапно тишина. Вероятно, патруль оказался слишком слаб и отступил за подкреплением, но в любом случае дорога перекрыта и надо искать другой путь. Местные кечуа переговорили друг с другом и один из них вызвался провести совсем уж стремной горной тропой. Как они прошли и никто не убился, Вася так и не понял, но они прошли и к вечеру спустились на уединенное плато, скорее даже небольшую площадку в два или три гектара, поросшую невысоким высокогорным кустарником и низкими деревьями.
Из-под ветвей им навстречу вышел худой, как перезимовавшая лама, Катари, а за ним Чино, лихорадочно блестевший глазами за стеклами очков.