Вершина Мира

Глава 15

Кислородное оборудование пришло в Катманду, когда всё остальное снаряжение для восхождения на гору было уже почти готово. Оставались сущие мелочи, а на дворе уже заканчивался февраль, и нужно было уже думать о выходе в экспедицию. Тридцать кислородных билонов различного объёма, качества, веса и материала изготовления, были доставлены в миссию вместе с четырьмя автономными дыхательными системами и заправочной станцией.

Автономные дыхательные системы пожарных, изготовленные в виде глухих кожаных шлемов меня, не впечатлили, а вот сама кислородная станция и медицинский набор дыхательных масок, внушили мне робкую надежду, что наша авантюра всё же может получиться. Причем главной надеждой была именно станция. Она оказалась совсем другого принципа действия, чем мы заказывали, и к тому же довольно компактной. Уоддел ругался последними словами и оправдывался перед нами, за подмену, но я и Арсений были чертовски довольны. Эта станция стоила гораздо дешевле той, что хотели получить мы, зато она была гораздо лучше приспособлена для наших целей.

Станция представляла из себя два ящика из прочного дерева, окованные железом, с кожаными ручками по бокам. Размер каждого — примерно шестьдесят на шестьдесят сантиметров и общий вес комплекта был в пределах ста килограмм. На крышках — трафарет «OXYGEN» или если переводить на русский «КИСЛОРОД».

В первом ящике находился сам химический генератор, который состоял из следующих элементов: реторта из толстой стали объёмом около трёх литров, закрывающаяся фланцем на болтах; топка: небольшой переносной железный ящик с керосиновой горелкой; охлаждающая спираль из медной трубки, которую надо было погружать в ведро с водой; две промывочные колбы (толстостенное стекло в деревянных оправках), заполненные слабым раствором щёлочи для очистки газа.

Во втором ящике находились насос и арматура. Насос был ручным двухступенчатым компрессором, напоминающий усиленный велосипедный насос: первый цилиндр диаметром сорок миллиметров, второй — пятнадцать миллиметров, соединённые последовательно. К насосу шли ручки-рычаги для накачивания вдвоём. Так же в ящике находилось водяное охлаждение второго цилиндра (бак с водой и трубка вокруг), манометр с пружиной Бурдона и шкалой до ста двадцати атмосфер, переходники и клапаны из латуни.

С этим же комплектом шли и шесть стальных баллонов на три литра каждый. Вес одного баллона составлял двенадцать килограмм. Баллоны хранятся в том же ящике, обложенные паклей и войлоком.

Работала эта хрень по следующему принципу. В реторту засыпается хлорат калия с оксидом марганца. Реторта ставится в топку, начинается нагрев. Выделяющийся кислород идёт по медной трубке через охлаждающую спираль и фильтры. Чистый газ поступает в насос. Два человека качают насос, закачивая газ в баллон. На заполнение одного баллона требовалось потратить от четырёх до шести часов работы.

Предназначалась эта станция для небольших больниц и лабораторий, где много кислорода не требовалось и самое главное, станция была нихрена не безопасной! Нужно было непрерывно следить за ретортой на огне, чтобы она не взорвалась, и за утечками газа, во избежание пожара. Но! Все эти минусы легко перекрывались огромным плюсом того, что использовать её можно было и в полевых условиях, так как ящики вполне реально было тащить караваном и даже несколькими носильщиками. Она была примитивна, медлительна и опасна, но это было наше спасение.

Если установить станцию на высоте пяти-шести тысяч метров, то после небольшого обучения справиться с ней могли бы даже шерпы-носильщики. Днём они будут плавить снег для воды, ночью топить керосинку для реторты. Носильщики по очереди будут качать насос, в то время как альпинисты могут отдыхать, в ожидании заправки своих баллонов. С той же высоты шерпы понесут баллоны выше, в специальных чехлах с ремнями, освободив основную группу от дополнительной нагрузки.

Так как станция была медицинской, в комплекте так же шли три медицинские каучуковые маски. Они крепились к баллону латунным вентилем с резиновым шлангом. К маскам так же шли мешки-резервуары. По идее, под контролем врача кислород подавался небольшими порциями при удушье у больного или резкого ухудшения его состояния.

— А маски то неплохие, гораздо лучше моих! — Арсений радостно вертел в руках каучуковый намордник, внимательно разглядывая конструкцию — Если в мешок поместить патрон с известью, то и переделывать почти ничего не надо! Главное клапана проверить, чтобы работали как часы. Уж очень они тут хлипкие, могут от дыхания замёрзнуть на морозе.

— Из остального я так понял нам только баллоны пригодятся? И то, малая часть — В это же время я разглядывал разношерстный ассортимент кислородных резервуаров. — Что за хрень нам прислали⁈ И это всё рабочие варианты⁈

Чего там только не было! Баллоны и правда были как будто из какого-то фильма, снятого в стиле стимпанк. Литые, кованные, сварные, окрашенные и ржавые, миниатюрные и огромные, выполненные из стали или цветных сплавов… мои глаза перепрыгивали с одного на другой, и я тихо шалел от фантазии инженеров их изготовивших.

— Все испытаем! — Фомин тоже оглядел груду — Можно будет накачать их воздухом. Посмотрим сколько в какой влезает, и как они держат давление.

— Это же несколько суток работы! — Я пораженно уставился на Фомина — ты представь, сколько насос качать придётся⁈ Да он просто нагрузки не выдержит!

— Наш насос мы побережём — Фомин с любовью погладил промасленный цилиндр компрессора — В той кузне, что нам оборудование делало, есть паровой, для мехов, вот его-то и используем, только переходники наши будут. Не переживай Сидор, это уже мои проблемы. Я думаю, что за неделю я представлю тебе рабочий вариант высотного кислородного аппарата, моей оригинальной конструкции! У меня уже почти всё готово!

— Твоей конструкции? — я прищурился. — Опять будешь мастерить чёрт-те что из подручных деталей?

— А что остаётся? — Фомин усмехнулся. — У англичан всё рассчитано на больничные койки, у пожарных — на полчаса работы в задымлённом подвале. А нам нужно дышать там, где воздух сам по себе убивает. Значит, придётся делать новое.

Он говорил уверенно, но я видел, как в уголках глаз мелькала усталость. Эти недели в Катманду превратили Фомина в тень самого себя: ночами он корпел над чертежами и клапанами, днём бегал по кузням и мастерским, а между этим спорил с нами о каждой мелочи.

— Смотри, — продолжал он, — я возьму маску медицинскую, укреплю клапана бронзовыми пластинами, мешок-резервуар заменю на двойной: внутренний из каучука, внешний — из кожи. Вдох пойдёт через патрон с известью, выдох — тоже туда. В результате мы получим замкнутый цикл, как у настоящего дыхательного аппарата. Кислород из баллона будет подаваться маленькими дозами, только чтобы поддерживать объём. Экономия получится колоссальная.

Я, всё это время, вертевший в руках латунный вентиль, нахмурился:

— Теория красивая. Но представь, что клапан замёрзнет, или известь перестанет работать. Человек вдохнёт дважды — и всё, конец.

Фомин пожал плечами:

— Потому и будем испытывать. Я начну с себя. Если умру — значит, не вышло.

— Герой, мать твою, — буркнул я, но внутри всё сжалось. Мысли о том, что этот упрямец действительно сунет голову в кожаный шлем и начнёт дышать своей адской смесью, не давали покоя. — Может на Норсоне испытаем? Его не жалко.

— Идя хорошая, я подумаю — Усмехнулся Фомин — Ты за меня переживаешь, или за аппарат? Не бойся, Волков, всё должно, просто обязано получиться! А если не получиться, могу предложить тебе альтернативную систему жизнеобеспечения! Она даже, наверное, получше сработает, чем кислород!

— Это чего за система? — Удивился я — Мы вроде все варианты обсудили…

— На мой ранец для баллонов прикрепим три бутылки самогона! — заржал Арсений — Будешь дышать парами спирта, и я тебе гарантирую, сам не заметишь, как до вершины дойдёшь!

— Тфу на тебя, алкаш!

В это время в комнату заглянул Норсон, как будто услышал, что речь зашла про него. Лицо англичанина было красным — он только что вернулся с тренировки с гуркхами.

— Господа, — сказал он, — мне кажется, вы строите излишне мрачные планы. У вас целая гора железа, насос, маски, клапаны. Всё это похоже на какой-то чёртов локомобиль! А ведь наверху вам нужны лёгкость и надёжность, а не музей техники.

Я не выдержал и рассмеялся:

— Вот именно, капитан. У нас не экспедиция, а последняя авантюра. Всё тут будет в первый раз, и эта груда металла тоже. Если мы доберёмся до вершины с этим «локомобилем», то, уверяю вас, вся Европа и Америка будут стоять в очереди, чтобы купить себе такую же чепуху. Дыхательный аппарат конструкции Фомина! Если вернёмся живыми, то он мне потом ещё акваланг для подводного плавания сделает!

Мы с капитаном одновременно засмеялись. У меня просто было хорошее настроение, а Норсон подумал, что я шучу. Наивный, в моих словах не было и капли шутки. Фомин поднял глаза от своих чертежей.

— Посмотрим, кто будет смеяться последним. Через неделю, — он ткнул пальцем в разложенные эскизы, — у нас будет первый испытательный экземпляр.

И тут я понял: дело уже не в кислороде, не в баллонах, не в насосе. Всё это было лишь оболочкой. Фомин загорелся идеей! Арсений и правда увлёкся конструированием аппарата на столько, что это теперь для него дело чести.

Ровно через семь дней во дворе миссии было шумно и пахло сразу всем: керосином, мокрой золой из печурки, нагретой резиной. Гуркхи поставили вдоль стены три бадьи с водой — «на всякий пожарный». Кузнец из соседней мастерской, что делал для нас большинство вещей для похода, и предоставил в аренду паровой насос, приволок свой кожаный фартук и, не дожидаясь просьб, уселся наблюдать: «такое каждый день не увидишь».

Фомин разложил на столе «потроха» своего детища: кожаный наружный мешок, внутри — каучуковый резервуар, круглый патрон с известью, закреплённый медной скобой, две коробочки клапанов, крышки на винтах с войлочными прокладками, бамбуковая рамка на ремнях для баллонов. На отдельной доске — латунный «досылатель» кислорода: игольчатый кран с тонким соплом и кусочек стеклянной трубки, в которую он налил немного воды.

— Наш «расходомер», — довольно сказал Фомин. — Пузырьки идут — значит, кислород капает. Считать будем по секундам. Это временное решение, пока не нанесли маркировку на вентиль.

С утра в кузне уже нагнали один трёхлитровый баллон до семидесяти атмосфер. Свисток парового привода там ещё не утих, когда гуркхи приволокли цилиндр в наш двор на волокуше, осторожно, как бочку с порохом. Манометр Бурдона показывал дрожащую стрелку, латунь поблёскивала — всё выглядело подозрительно прилично.

— Порядок такой, — объявил я, — сначала проверка герметичности. Потом — пробный вдох на месте. Потом — ходьба по двору с различными нагрузками. Если чёртова штука не убьёт нас здесь, повезём её к ближайшей горе для новой проверки.

Мыльный раствор зашипел почти на всех штуцерах. Арсений держал лампу поближе, я смотрел, чтобы нигде не «дышало». Пузыри были, но их было мало, и это само по себе казалось чудом. Там, где газ прорывался, Арсений аккуратно подтянул места соединений гаечным ключом.

— Надеваю, — сказал Фомин, накинув на плечи рамку с баллоном и опустив на голову маску. Кожаные ремни легли на затылок, под подбородком — пряжка, щёки тут же блеснули от каучука. Он несколько раз глубоко выдохнул в открытый мешок, согревая систему, потом кивнул: — Подачу на две «пузырька» в секунду.

Я приоткрыл иглу. В стеклянной трубочке, опущенной в баночку, лениво пошли пузырьки — раз… два… три… Английский врач в это время держал на запястье Фомина свои большие пальцы и бормотал: «Пульс восемьдесят четыре… дыхание восемнадцать… цвет нормальный…»

Первые пять минут прошли тихо. Слышно было только мягкое «шш» вдоха, «фф» выдоха и редкий «пук» пузырька в стекле. Фомин поднял руку, показал большой палец.

— Как? — крикнул Норсон.

— Сухо во рту и чуть кислит — известь, — донёсся приглушённый голос. — Но дышится неожиданно легко.

На десятой минуте Фомин кивнул на мешок:

— Чуть осел — добавь пол-пузырька.

Я аккуратно повернул иглу — теперь пузырьки шли быстрее, почти три в секунду. Врач снова считал пульс.

— Девяносто и ровно. — повторил я за английским доктором, и посмотрел на Фомина — Ладно, гулять пойдём?

Мы привязали к поясу Фомина верёвку — страховка, как на леднике. Ему взвалили на плечи двадцатикилограммовый мешок с песком. Он сделал круг по двору, потом второй. На третьем круге из-под кожаной крышки клапанной коробочки пошёл едва заметный пар — температура воздуха была минусовая и ветерок подморозил латунь. Фомин остановился, поднял ладонь.

— Замерзают, — спокойно сказал он.

Я уже держал в руках заранее приготовленную валяную «шапочку» — тёплый чехол на клапанную коробку, изнутри подбитый фланелью. Натянули, закрепили ремешком. Через минуту пар исчез.

— Лучше. Идём дальше.

На пятом круге случился первый срыв. Фомин резко махнул рукой, согнулся, в маске хрипло закашлял. Мешок-резервуар был сплющен, игла — прикрыта: я по невнимательности вернул её почти в ноль, когда поправляли чехол. Арсений влепил мне взгляд «я тебя убью позже», рывком открыл подачу — пузырьки забили часто, мешок расправился.

— Живой? — спросил я.

— Живой, — прохрипел Фомин, распрямившись.

Снова пошли круги. Теперь уже уверенно. Пятнадцатая минута — пульс девяносто шесть, дыхание шестнадцать. Двадцатая — пульс девяносто восемь, губы розовые, взгляд ясный. Я сам не заметил, как перестал ждать беды на каждом шаге.

— Испытание два, — сказал я. — Ступени.

Во дворе была узкая лестница на галерею. Двадцать две ступени. Фомин поднялся дважды подряд, не сбавляя темпа. На вершине галереи постоял, помахал рукой «нормально», спустился.

— Как?

— Как будто лёгкие стали больше, — усмехнулся он. — Не легче, чем без аппарата, но ровнее. Нет той паники, когда вдох пустой.

— Теперь — выдержка по времени, — объявил я. — Сорок минут непрерывной работы в режиме три пузырька в секунду.

Мы поменяли баллон на другой, с шестьюдесятью атмосферами, чтобы исключить разницу в давлении. Время поползло. Я сидел с блокнотом, отмечая каждые пять минут: «цвет», «пульс», «мошки в глазах», «шаткость». На тридцать пятой минуте Фомин попросил воды — «сухость». Мы заранее подготовили трубочку с глотком тёплого чаю — сняли маску ровно на три вдоха, не дольше, снова закрепили. Никаких головокружений.

— Прорыва углекислого газа не чувствую, — сообщил он в сорок минут. — Если известь выработается, должно стать «тяжело-сладко» во рту и тянуще в груди. Пока чисто.

— Тогда — финал. Испытание три: нагрузка и «шторм».

Гуркхи по моему знаку подняли на галерее брезент и начали махать им, создавая порывистый поток. Внизу мы с Норсоном тянули Фомина на верёвке вперёд-назад, как на стене, — имитация рывков и срывов. В какой-то момент кожаная стяжка на мешке щёлкнула, пропуская струйку кислорода. Арсений в два движения наложил на ремень резервный «жгут», перехватил — течь пропала.

— Пятьдесят четыре минуты, — отщелкал я часы. — Снимаем.

Маска сползла, Фомин закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов уже обычным воздухом, прислушался к себе.

— Голова ясная. Шум в ушах — пониже, чем обычно после бега. Руки не дрожат.

Я щёлкнул ногтем по корпусу патрона с известью — тот был тёплый, пахло щелочью. На вес — стал заметно тяжелее: сорбция шла, он накапливал в себе влажность. Клапанная коробка — сухая, чехол тёплый. Игла — ходит чётко. В стеклянной трубке — вода мутновата от микропузырьков.

— Запишем расход: три пузырька в секунду сорок минут плюс ступени… На глаз — около двенадцати — четырнадцати литров чистого кислорода ушло. Значит, трёхлитровый при семидесяти атмосферах — порядка двухсот десяти литров на старте. Делим на темп — полтора часа непрерывной «поддувки» на одного. Если экономить — больше.

— При условии, — поднял палец Арсений, — что известь не «устанет» раньше и что клапаны не прихватит.

— Клапаны — в войлок, — кивнул я, — и ещё: сделаем вторую независимую иглу с готовой установкой на «один пузырёк». Штатная — «рабочая», запасная — на шнурке, откинуть и открыть на ощупь.

— И маркировку, — добавил Норсон, уже откровенно загораясь. — На мешке — красная полоса «подача», синяя «выдох», на игле — риски: «0», «1», «2», «3». На баллоне — табличка «давление/время». Чтобы альпинист видел и не думал.

— Сделаем, — сказал Фомин и вдруг улыбнулся — Господа, эта штука работает!

Мы переглянулись. Впервые за всё время у меня внутри не шевельнулся страх, а что-то горячее и уверенное легло под рёбра. Я глянул на список в блокноте и карандашом дописал:

'Аппарат Фомина, вариант №1: годен для хода на высоте. Требует: чехлы на клапаны, дополнительные резервные ремни, запасные иглы, двойной патрон извести на комплект, маркировку для альпиниста.

— Завтра, — сказал я, — выезжаем на Шивапури. Там выше и холодней. Если пройдёт и там — двинем к ледникам.

— А я, — объявил Арсений, — заберу себе первый номер. Кому как не мне в это «дыхало» дуть первому на склоне?

— Заберёшь, — согласился я. — Но сперва каждый, каждый, отработает «слепую» сборку и снятие маски за десять секунд, смену баллонов, известкового патрона и мелкий ремонт аппарата. Ночью, в рукавицах, на ветру. Ошибки там — это не синяк, это могила.

Норсон коротко кивнул. Гуркхи, доселе молчавшие, синхронно сказали своё «чакхончо» — значит, поняли и приняли. Без них нам никуда хода нет, они наши постоянные спутники. Фомин поднял большой палец.

Вечерний Катманду уже пах дымом и пряностями. Во дворе миссии сохли на верёвке войлочные чехлы, манометр остыл, стрелка легла на ноль. Мы собрали аппарат в ящик, затянули ремни. Гора всё ещё стояла там же, выше облаков, равнодушная. Зато у нас впервые был ответ. Мы научились нести с собой кусочек воздуха. И это меняло всё!