Вершина Мира

Глава 3

— Привал! — Выйдя на небольшую удобную полянку, через которую бежал горный ручей, я остановил караван.

Искать другое место не было смысла, солнце стремительно катилось к горизонту, день заканчивался. Такого же мнения явно придерживались и Паша с Бауржаном, так как идя в головном дозоре дальше они не поехали, а остались поджидать нас именно здесь. наши проводники всегда выбирали самое удобное место для ночёвки и я им полностью доверял.

— Разбиваем лагерь бойцы, здесь ночевать будем!

Эта поляна явно пользовалась популярностью у местного населения, путешественников и купцов, так как здесь виднелись следы костровища обложенного камнями, возле которого кто-то не поленился и расположил небольшие валуны, заменяющие путникам сидения. Мы шли караванным путем и такие места встречались нам часто.

Стрелкам и казакам второй раз повторять не пришлось, они шустро соскочили с лошадей, и каждый занялся своим делом, под руководством Бочкарева. За несколько дней пройденного пути уже каждый знал, что ему делать и чья сейчас очередь заниматься бивачьими делами: кто-то, тут же передав своих лошадей казакам отправился за хворостом, дровами и кизяком для костра; казаки и Бауржан снимали вьюки с коней, вешали торбы с овсом и спутывал им ноги; дежурный повар отправлялся по воду, а остальные занимались установкой палаток.

Вскоре поляна уже напоминала небольшой военный лагерь, четко и грамотно расположенный. Девять палаток встали в два ряда, окружив костровище, на котором бурлил котел с похлебкой. В каждой палатке располагались по два человека, и только у меня, Бочкарева и Егорова палатки были отдельными. Было сумрачно и холодно; начинал накрапывать дождь. Дым от костра не подымался кверху, а повис в воздухе неподвижными белыми полосами.

Повар помешивал похлебку, часовые мокли на посту, а остальные участники экспедиции, укрываясь от дождя уселись в палатках, и распахнув их пологи терпеливо дожидались своего ужина, пользуясь последними лучами заходящего солнца чтобы сделать неотложные дела. Кто-то чинил порванные о ветку шаровары, кто-то чистил винтовку, а кто-то, в том числе и я, делал записи в дневниках. Все разулись, спрятав сапоги от дождя под специально растянутым навесом, под которым сушились и портянки. от этого места шел непередаваемый «аромат» солдатской казармы.

Основная дорога из Пржевальска в Тибет вела вдоль реки Тюп к перевалам. Первый участок пролегал по горным дорогам Тянь-Шаня: перевалы Ак-Суу и Нарынский тракт. Далее путь выходил в район Нарына — главного рубежа, откуда шли все экспедиции к югу, в сторону высокогорных плато и Кашгарии. Когда-то, и Пржевальский ходил этим путем, и он хорошо был обозначен на имеющихся у нас картах.

Этот поход сильно отличался от ставших мне уже привычными полярных переходов. Ветер, дождь, мошка, запах конского и человеческого пота, стойкое амбре лошадиного навоза были нашими постоянными спутниками. Одежда насквозь пропиталась запахом дыма костров. На дворе стояла осень 1898 года и скоро зима должна была вступить в свои права.

График нашего движения сложился следующий. Подъём обычно ещё до рассвета — около пяти часов утра. В горах солнце встаёт позднее, но в отряде поднимались рано, чтобы уйти в путь в прохладу. Дежурный повар разводил костёр, ставил котёл с чаем и похлёбкой. Завтрак был прост: чай, галеты, каша, иногда с мясом. Пока стрелки собирали палатки, казаки и Бауржан распутывали спутанные за ночь ноги у лошадей, седлали и вьючили животных.

В среднем караван проходил двадцать пять — тридцать километров в день. Двигались цепочкой: впереди разведка из Смогулова и Луцкого, затем я и Егоров, за нами казаки, потом вьючные лошади и замыкали колонну стрелки с Бочкаревым.

Тропа вдоль реки Тюп шла среди холмов и лесистых склонов, часто переходила то на один берег, то на другой. При переправах через притоки мы раздевались до гола, перебирались вброд, а животных вели за узду. Эти переправы я вспоминал с содроганием. Горные реки были чертовски холодными.

Примерно к двенадцати часам дня делался длительный привал — около двух часов. Лошадей распрягали, давали овёс и воду, сами путешественники отдыхали в тени, кто-то правил записи, кто-то латал одежду или обувь. На костре варили похлёбку или чай. После привала караван снова отправлялся в путь и шел до вечера. Обычно двигались ещё пять-шесть часов, пока солнце не клонилось к горам.

Вдоль Тюпа встречались редкие киргизские кочевья: юрты, стада овец и яков, мы иногда покупали у местных кумыс или сушёное мясо.

К вечеру искали удобную поляну у воды: с ровным местом для палаток и пастбищем для коней. Ставили лагерь: палатки — в два ряда, костёр посередине, часовые выставлялись на холмах или у дороги. Ужинали похлёбкой, чаем, иногда тем, что купили у кочевников. После ужина шли записи в дневники и карты, обсуждались планы следующего дня. Засыпали рано — около девяти — десяти часов вечера, так как путь утомлял всех.

Сейчас мы шли относительно быстро и не имели задержек в пути, но именно там, в Кашгаре и ждало нас одно из главных препятствий на маршруте. Это был главный административный центр Восточного Туркестана. Там сидел амбань, подчинённый наместнику в Илийском крае. Именно он выдавал всем караванам пропуска и торговые сертификаты. Там же стоял и гарнизон из тысячи человек.

У нас был паспорт и охранная грамота от китайских властей выданные в Пекине, но по данным полученным из Генерального штаба, даже наличие таких документов не гарантировало нам проход. По негласному распоряжению Пекина европейцев старались задерживать и отправлять обратно по любому поводу, препятствуя им в продвижении по стране. Собирать географические и топографические данные в неспокойных землях Восточного Туркестана, входившего в империю Цин, будет непросто и опасно. Даже если нас пропустят, то дальше мы будем идти в сопровождении китайских военных отрядов, которые будут нас передавать как эстафетную палочку друг другу. А нам это надо? Нам это не надо, лишние глаза нам ни к чему, ведь моим заданием является не только исследовательская деятельность, но и разведка.

Я иду маршрутом, который должен был пройти Пржевальский, и выполняю его план. Он тоже, был не только исследователем, а в первую очередь военным разведчиком. Все его походы в Центральную Азию, финансировало военное ведомство, и ходил он туда, впрочем, как и я, по их приказу. По его возвращении из походов вояки получили исчерпывающую информацию о местном климате и географических особенностях региона — в частности, о водных и горных преградах, а также о состоянии путей сообщения. Последнее было особенно ценным — важно было понимать, подходят ли они для передвижения пеших и конных войск, для поставки необходимых армии грузов. Немаловажной была также информация о местной флоре и фауне, так как армию надо чем-то кормить.

— Исидор Константинович, — тихо подошёл ко мне Егоров, — Хотел с вами поговорить. Меня волнует, как мы будем проходить Кашгар. Там ведь каждый европеец на виду. Нам конечно идти туда ещё долго, однако надо подумать об этом уже сейчас.

— Ты мысли мои что ли читаешь Миша? — ответил я так же негромко. — Тоже об этом думаю. Варианта собственно два. Либо идем как шли, положившись на паспорт и грамоту, либо можно схитрить.

Я ненадолго замолчал, пытаясь в голове сформулировать свою мысль. Мы сидели у костра. Дым вился над нашими головами, мешался с туманом, а в свете огня лица казаков выглядели суровыми и напряжёнными. Они слушали наш разговор, не перебивая.

— План такой, — продолжил я. — В Пржевальске я взял еще и другие документы у наших пограничников. По ним мы числимся как караван купцов, идущих в Яркенд. Можно переодеться в киргизскую одежду. Бауржан будет говорить за всех на таможне. Казахский язык для китайцев привычнее.

— А если не поверят? — спросил Бочкарев.

— Тогда у нас есть второй путь: через боковые тропы Чантанга. Но это высота, холод и голод. Там из нас никто не ходил, селений там почти нет, и нужную дорогу будет найти чертовски трудно.

— Лучше с людьми договариваться, — сказал Бауржан, хитро улыбнувшись. — В Кашгаре всё решает серебро и подарки. Если амбань или его писцы получат свой «бакшиш», они станут нашими друзьями. Пройдем по паспорту, а отряд сопровождения нас потеряет, «случайно».

Я кивнул. Это был самый надёжный способ. Генеральный штаб ещё в Петербурге снабдил нас не только картами, но и слитками серебра и коробками с дорогими товарами для подарков.

— Так и сделаем, но немного всё равно схитрим. — сказал я, подводя итог. — Основной отряд пойдет по нашему паспарту, но нам придется разделиться. Казаки и Хамзин переоденутся в киргизов, у казаков морды смуглые, а Хамзин вообще татарин, так что они вполне смогут за них сойти. Бауржан будет за куца, и эта часть отряда пойдет под видом каравана в Яркент, нам нужно получить купеческий пропуск от амбана. Иметь два комплекта документов нам нужно кровь из носа. Если где-то не будут пускать нас как европейцев, будем проходить под видом купцов. Но готовьтесь: даже если пропустят основной отряд по паспорту, мы можем и не договорится, чтобы убрали сопровождение. Тогда китайские отряды будут передавать нас от поста к посту, словно почтовый пакет. А это значит, что настоящие записи и наблюдения придётся вести тайком. Днём будем вести «чистые» научные дневники, а настоящие карты и заметки — ночью, в палатках. Оба каравана пойдут друг за другом, как появится возможность, снова соединимся.

Мои люди переглянулись. Каждый понимал, что играем мы в опасную игру. Стоит одному китайскому офицеру заподозрить неладное — и нас либо отправят обратно, либо мы исчезнем где-нибудь в степи.

Я затушил окурок в камнях, оглядел отряд и добавил:

— Отдыхайте, завтра начнём репетицию. Пусть каждый знает, что говорить и как себя вести у китайских постов. Ошибки у нас быть не должно.

Очередное утро похода началось с пронизывающего холода, в пути мы были уже две недели, подойдя к перевалу. Перед нами был Ак-Суу — перевал высотой почти четыре тысячи метров. Горный воздух был чист и резок, как сталь, а над нами возвышались снежные пики Тянь-Шаня. Дорога к перевалу Ак-Суу стала куда более тяжёлой, чем на равнине: тропа то взбегала каменной лестницей вверх, то исчезала среди осыпей, где лошади скользили и цеплялись копытами за камни. Казаки и стрелки выбивались из сил, пытаясь удержать лошадей на тропе. Повсюду слышалась ругань и крики.

— Хабаров, твою дивизию! Ты чего, не видишь, что ли⁈ Осади Елку! Кожевников, взнуздывай крепче Черныша, — кричал Бочкарёв казакам, — не дай Бог, сорвётся конина вниз!

Склон был крутым, и приходилось вести лошадей в поводу. Вьюки перекатывались, верёвки натягивались до скрипа, и каждый шаг отдавался в ногах, словно подъем в бесконечную колокольню.

По мере того как мы поднимались выше, начинала меняться и природа. Сначала исчезли лиственницы, затем карликовая берёза, а вскоре и вовсе остались лишь серые скалы, кое-где припорошенные снегом. Горный ручей, сопровождавший нас снизу, превратился в тонкую струйку, а потом и вовсе исчез.

У самого гребня перевала дорогу перегораживал снежный карниз. Казаки и стрелки взялись за лопаты и кирки, прорубая узкий проход, куда можно было осторожно протащить лошадей с поклажей. Работа заняла больше часа, и всё это время ветер свистел у нас над головами, бросая в лицо снежную пыль. Опасная ситуация, снег тут появился не сам по себе, эта была лавина, и снова сойти она могла в любой момент. Пока бойцы ковырялись в снегу под руководством Бочкарева, мы с Егоровым корпели над картой, записывая пройденный маршрут. Вести записи и сьемку местности во время движения было невозможно, Егоров на коротких остановках составлял кроки, которые и служили нам подсказками при работе с картой.

— Ну вот, теперь дорога открыта, — сказал Егоров, вытирая пот и поправляя винтовку за плечами, когда снежный тоннель наконец-то был вырыт.

— Как бы нас снежком не присыпало, пока мы тут ковыряемся, — буркнул Бочкарев — Поторопиться надо, Исидор Константинович. Снег мокрый, может снова сойти.

— Погнали — Махнул я рукой, — Командуй Женя, и правда, нужно поторапливаться.

Когда мы поднялись на сам перевал, перед глазами раскинулась картина, от которой у многих перехватило дыхание. Внизу, далеко под нами, лежала широкая долина, скрытая в лёгкой дымке. На востоке виднелись новые гряды хребтов — словно неприступные стены, за которыми скрывался Нарын.

Мы остановились. Караван вытянулся цепочкой, люди переговаривались негромко, поправляли упряжь. Я достал блокнот и сделал несколько быстрых набросков и заметок: высота, направление хребтов, примерное расстояние до следующих перевалов.

— Вот и первый серьёзный рубеж, — сказал я, обращаясь к отряду. — За Ак-Суу начинается настоящий поход. Дальше будет только труднее, но теперь мы знаем, что можем пройти и это.

Казаки перекрестились, а Паша с Бауржаном переглянулись и улыбнулись: они оба бывали в Кашгаре и путь был им хорошо знаком. Именно их советами я пользовался, когда выбирал маршрут, и именно они рассказали мне о трудной дороге до первого серьёзного анклава китайских властей.

Дорога вниз оказалась не легче подъёма. С одной стороны, обрывы уходили в туманную пропасть, с другой громоздились серые скалы, осыпавшиеся под каждым шагом. Лошади скользили, и казакам приходилось держать их под уздцы, а иногда и буквально тащить за собой, выбирая более надёжные уступы.

— Тише, братцы! — окликал Луцкий казаков. — Не гони, не торопись, тут каждая тропинка с характером.

Осыпь гремела под копытами, и камни с гулом летели вниз. Несколько раз караван останавливался, чтобы перестроиться и осторожно провести вьючных коней по узкой кромке.

Ниже, где склоны становились положе, появились редкие кусты и скрюченные карагачи. Воздух потеплел, а запах сырости и травы после каменной пустыни казался почти волшебным. Люди вздохнули свободнее, лошади повеселели, зафыркали и сами рвались вперёд.

К вечеру мы достигли зелёной долины, где между холмами извивался быстрый горный поток. Подъем и спуск с перевала занял у нас полный день, почти пятнадцать часов чистого пути. Вдоль реки тянулась тропа, по которой двигались небольшие группы всадников и караванов. Это был путь к Нарыну.

Вскоре показались и первые юрты местных киргизов. Дым из шаныраков, лай собак, запах кумыса — всё это говорило, что после сурового перевала мы снова среди людей.

Двое всадников подъехали ближе, с интересом разглядывая наш отряд. Один крикнул на киргизском, Бауржан ответил ему. После короткого обмена словами я понял, что это обычные кочевники, возвращавшиеся с пастбищ. Узнав, что мы направляемся в Нарын, они махнули рукой на юг:

— Дорога хорошая, но берегитесь дождей. В низинах тропы размывает, и тогда караван может встать.

— Баке, спроси его, где можно купить одежду — напомнил я Бауржану — Нужно взять несколько комплектов, если ты не забыл.

— Тут мы ничего не купим — Смогулов покачал головой — Это бедные пастухи, чего они нам продадут? Мы же купцами будем, а не оборванцами? Нужно догнать какой ни будь торговый караван и купить у них. До Кашгара обязательно купим, не переживай начальник.

— Ну смотри, тебе виднее — Кивнул я головой, полностью доверяя проводнику.

Мы поблагодарили киргизов и продолжили путь. Впереди уже не было снежных стен и ледяного ветра, но новые испытания — грязь, разливы рек и первые признаки китайского контроля — ждали нас у самой долины Нарына.