В памяти у Этли Пайн, словно стальная заноза, засело воспоминание: ей шесть лет, и вторгшийся в их дом мужчина выбирает с помощью детской считалки между ней и Мерси, ее сестрой-близнецом. В итоге он останавливается на Мерси и уносит ее с собой. Больше Этли никогда не видела сестренку…
Теперь, спустя тридцать лет, специальный агент ФБР Пайн едет в тюрьму особо режима, где отбывает пожизненный срок особо опасный убийца-маньяк, признавшийся во многих преступлениях. Этли узнала его. Это он приходил в их дом вечность назад. И теперь она хочет задать ему всего один вопрос: «Где моя сестра?»
Эни, мини, майни, мо.
Специальный агент ФБР Этли Пайн смотрела на мрачный фасад тюремного комплекса, в котором содержались едва ли не самые опасные люди-хищники на земле.
Сегодня ей предстояла встреча с одним из них.
Исправительная тюрьма максимально строгого режима исполнения наказаний Флоренс, находившаяся в сотне миль к югу от Денвера, была единственной такого рода в федеральной системе. Отделение особо строгого режима являлось одним из четырех в федеральном исправительном комплексе. В целом на этом участке земли содержали более девятисот заключенных.
С высоты птичьего полета Флоренс напоминал россыпь бриллиантов на черном фетре, а люди, охранники и заключенные, были жесткими, как драгоценные камни. Здесь не знали жалости к малодушным или тем, кого легко запугать, однако потерявших рассудок только приветствовали.
В отделении строгого режима, среди прочих, сейчас содержались Унабомбер, Взрывник бостонского марафона, террористы 11 сентября, серийные убийцы, авторы взрывов в Оклахома-Сити и шпионы. А также лидеры белых расистов и боссы мафии и картелей. Многим из заключенных предстояло умереть в федеральной тюрьме, отбывая по несколько пожизненных сроков.
Тюрьма находилась в настоящей глуши, и никому еще не удалось из нее сбежать, но, даже если б кому-то и сопутствовал успех, ему было бы негде спрятаться. Вокруг тюремного комплекса не росло ни единой травинки, ни единого дерева или кустика. Здание по периметру окружала стена высотой в двенадцать футов, поверх которой шла армированная колючая проволока, а вдоль всей длины были установлены датчики движения. Пространство вдоль стен патрулировали охранники с собаками — двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. Любой заключенный, добравшийся до этого места, будет почти наверняка убит либо клыками, либо пулями. И едва ли многие станут скорбеть о серийных убийцах, террористах или шпионах, похороненных в земле Колорадо.
Из окон в камерах, шириной в четыре дюйма и длиной четыре фута, пробитые в толстом бетоне, заключенные видели лишь кусочек неба и крышу тюрьмы. Флоренс был устроен так, что ни один заключенный не знал, в какой части комплекса он находится. В камерах, размером семь футов на двенадцать, в буквальном смысле все, кроме самих заключенных, было сделано из уложенного бетона. Душ выключался автоматически, туалеты имели защиту от засоров, надежная изоляция стен не позволяла заключенным контактировать друг с другом, двойные стальные двери открывались и закрывались при помощи механизированной гидравлики, а еду подавали через щели в металле.
Любое общение с внешним миром запрещалось, за исключением комнаты посещений. Для непокорных заключенных или на случай кризисных ситуаций имелся блок Зед, известный также под названием Черная дыра. Там полностью отсутствовало освещение, а в каждую бетонную кровать были встроены ограничители движения.
Одиночное заключение являлось здесь правилом, а не исключением. Тюрьма строгого режима существовала не для того, чтобы узники заводили новых друзей.
Охрана обыскала и тщательно отсканировала автомобиль Этли Пайн специальными устройствами, имя и документы сверили со списком посетителей, после чего ее сопроводили к главному входу и показали стоявшим там охранникам ее документы специального агента ФБР. Из своих тридцати пяти лет жизни последние двенадцать она провела с блестящим значком на бедре. На золотом фоне распростер крылья орел, под ним стоит Юстиция с весами и мечом. Пайн видела определенную справедливость в том, что на значке, представляющем лучший правоохранительный орган в мире, изображена женщина.
Она оставила свой «Глок 23» охранникам, а «Беретту Нано», которую обычно носила в кобуре на лодыжке, — в машине. Пожалуй, единственный случай, когда Этли добровольно отдала оружие. Однако федеральная тюрьма особо строгого режима установила собственные правила, которые ей приходилось соблюдать, если Пайн хотела попасть внутрь, — а она очень хотела.
Этли Пайн была высокой, более пяти футов и одиннадцати дюймов босиком. Такой рост достался ей в наследство от матери, которая могла похвастаться своими шестью футами[271]. Однако Пайн не отличалась гибкостью и изяществом, и ее никогда не пригласили бы позировать для обложки журнала в качестве худой, как щепка, модели. Она стала крупной и мускулистой благодаря ежедневным фанатичным занятиям культуризмом. Ее бедра, икры и ягодицы, твердые как камень, а также плечи и дельтовидные мышцы привели бы в восторг любого скульптора; сильные руки представляли собой сплетение мышц, и вся она казалась выкованной из куска железа. Кроме того, Пайн участвовала в соревнованиях по смешанным единоборствам и кикбоксингу и научилась множеству приемов, позволявших ей одерживать победу над более крупными соперниками.
Эти умения она изучала и оттачивала с единственной целью — чтобы выжить в мире мужчин. Физическая сила, выносливость и уверенность, которые они давали, требовались ей как воздух. Угловатые черты лица делали ее внешность привлекательной и даже завораживающей. Темные волосы спадали до плеч, а будто подернутые дымкой голубые глаза казались удивительно глубокими.
Пайн никогда прежде не бывала во Флоренсе. Ее вели по коридору два дюжих охранника, не сказавших ни единого слова, и первое, что произвело на нее впечатление, — это жутковатая тишина и спокойствие, царившие вокруг. Как федеральному агенту ей довелось посетить множество тюрем, и обычно она сразу погружалась в какофонию шума, криков, свиста, проклятий, оскорблений и угроз; пальцы заключенных сжимали прутья решеток, она видела злобные взгляды в темноте камер. Если ты не был животным, когда попадал в тюрьму, то, покидая ее, обязательно им становился. В противном случае ты умирал.
«Повелитель мух».
Со стальными дверями и унитазами.
Однако она чувствовала себя здесь как в библиотеке. Эта тюрьма произвела на нее сильное впечатление. Немалое достижение для заведения, где содержат мужчин, которые вместе уничтожили тысячи людей при помощи бомб, пистолетов, ножей, ядов или просто кулаков. А в случае шпионов — ценой предательства.
Ухвати за лапу тигра[272].
Пайн приехала из Сент-Джорджа, штат Юта, где жила и работала, через весь штат Юта и половину Колорадо. Навигатор сообщил, что у нее уйдет немногим более одиннадцати часов, чтобы преодолеть 650 миль. Она сумела сделать это менее чем за десять — ей помогла привычка водить автомобиль на бешеной скорости, а также мощный двигатель внедорожника и определитель радаров, позволявший обойти неминуемые скоростные ловушки.
Этли остановилась лишь один раз, чтобы воспользоваться туалетом и перекусить. А в остальное время мчалась к цели, утопив педаль газа в пол.
Она могла долететь до Денвера и дальше ехать на машине, но у нее было время, и Пайн хотела подумать о том, что будет делать, когда доберется до места. А долгая поездка по огромным пустым пространствам Америки давала ей такую возможность.
Этли выросла на Востоке и провела бо́льшую часть своей профессиональной жизни на открытых пространствах американского Юго-Запада. Она надеялась, что ей никогда не придется оттуда уезжать, потому что любила его высокое небо и бескрайние просторы.
После нескольких лет в Бюро Пайн имела возможность выбирать задания. По единственной причине: она согласилась отправиться в такое место, в котором не хотел оказаться ни один другой агент. Большинство мечтали попасть в одно из шестидесяти шести отделений на местах. Некоторым нравился жаркий климат, и они стремились в Майами, Хьюстон или Феникс. Другие мечтали подняться по карьерной лестнице ФБР, поэтому выбирали Нью-Йорк или Вашингтон, округ Колумбия. Лос-Анджелес пользовался популярностью по множеству причин, как и Бостон. Однако Пайн все это не интересовало. Ее устраивала сравнительная уединенность местного подразделения, находившегося среди пустошей. И до тех пор, пока она давала результат и была готова выполнять свою работу, ее оставляли в покое.
Часто Пайн оказывалась единственным федеральным агентом на сотни миль вокруг, и это ей нравилось. Кое-кто называл ее закрытой, некоторые обвиняли в желании держать все под контролем и считали слишком замкнутой, но это было не так. На самом деле Этли со всеми умела находить общий язык. Впрочем, невозможно быть хорошим агентом ФБР, не обладая искусством общения с людьми. Однако ее вполне устраивала уединенная жизнь.
Пайн заняла должность в местном отделении Бюро в Сент-Джордже, штат Юта. Группа состояла из двух человек, и Этли провела там два года. Когда у нее появилась возможность, она перевелась в офис на одного агента в крошечный городок под названием Шеттерд-Рок, в недавно созданное подразделение, находившееся к западу от Туба-Сити, настолько близко к Национальному парку Гранд-Кэньон, насколько возможно, чтобы не считаться частью парка. Там она наслаждалась обществом своей секретарши, Кэрол Блюм. Ей было около шестидесяти лет, и она проработала в Бюро несколько десятилетий. Блюм называла своим героем бывшего главу ФБР Эдгара Гувера, хотя тот умер задолго до того, как она поступила в ФБР.
Пайн не знала, верить этой женщине или нет.
Часы посещений во Флоренсе давно закончились, но Управление тюрем удовлетворило просьбу коллег Этли из Бюро. Было ровно двенадцать часов дня — самое подходящее время; так считала Пайн, ведь разве чудовища не появляются только после полуночи?
Ее привели в комнату для посетителей и усадили на металлический стул возле стены из толстого поликарбонатного стекла. Телефон заменяла круглая металлическая труба, обеспечивавшая единственную возможность вербального общения. По другую сторону стекла на таком же стуле, прикрепленном к полу, будет сидеть заключенный. Сиденья были неудобными; вполне осознанное решение.
Если заключенный начнет возмущаться — пусть катится ко всем чертям.
Пайн ждала, положив скрещенные руки на плоскую ламинированную поверхность перед собой. Она прикрепила значок ФБР на лацкан, потому что хотела, чтобы он его увидел. И не спускала взгляда с двери, через которую его введут. Он знал, что она придет. Он согласился на ее визит, воспользовавшись одним из немногих прав, которыми здесь обладал.
Пайн слегка напряглась, когда услышала приближавшиеся шаги нескольких человек. Дверь с тихим гудением открылась, и первым, кого она увидела, был здоровенный охранник без шеи и с такими широкими плечами, что те едва прошли в дверной проем. Вслед за ним появился второй, потом третий; такие же крупные и внушительные.
«Интересно, — подумала Этли, — установлен ли минимальный вес в качестве необходимого условия для работы здесь?» Вероятно, так и было. А также прививка от столбняка.
Она отбросила эти мысли, как только они появились, потому что увидела закованного в кандалы Дэниела Джеймса Тора, все его шесть футов и четыре дюйма[273]. За ним вошли еще трое охранников, и небольшое помещение по ту сторону стекла оказалось заполненным людьми. Пайн уже знала, что заключенных здесь переводят из одного места в другое лишь в сопровождении трех охранников — как минимум.
Очевидно, для Тора требовалось удвоить это число.
На его голове не осталось ни единого волоса. Он равнодушно смотрел прямо перед собой, пока охранники усаживали его на стул и пропускали стальную цепь через кольцо в полу. Пайн знала, что обычно во время посещений здесь так не поступают.
Однако подобная практика не касалась пятидесятисемилетнего Тора. Он был в белом комбинезоне и черных ботинках на каучуковой подошве, без шнурков. Глаза смотрели через очки в черной оправе, сделанной из мягкой резины, без единой металлической детали. Линзы из тонкого пластика будет очень непросто превратить в оружие.
В тюрьме необходимо учитывать самые незначительные детали, ведь у заключенных полно времени, чтобы придумать разные способы причинения вреда себе и другим.
Пайн знала, что тело Тора под комбинезоном полностью покрыто татуировками. По большей части их сделал он сам, но некоторые нанесли его жертвы, которым пришлось стать мастерами татуировок, прежде чем Тор отправил их в небытие. По слухам, каждая картинка рассказывала историю жертвы.
Тор весил около двухсот восьмидесяти фунтов[274], и, по прикидкам Пайн, лишь десять процентов его веса являлось жиром. Она обратила внимание на выступавшие на предплечьях и шее вены. Вероятно, от нечего делать здесь оставалось только качать мышцы и спать, решила она. А Тор родился с отличными физическими данными и в старших классах был спортсменом и настоящей звездой. Как жаль, что превосходное тело получило безумный, пусть и блестящий ум…
Охранники, удовлетворенные тем, что Тор надежно прикован, вышли, оставив их одних. Однако Этли знала, что они останутся за дверью, — она их слышала. Как и Тор, Пайн в этом не сомневалась.
Она представила, как он каким-то образом разбивает стекло. Сможет ли она устоять перед его натиском? Интригующий, пусть и гипотетический вопрос. Какая-то ее часть хотела, чтобы он попытался.
Его взгляд наконец упал и задержался на Пайн.
Этли смотрела через стекло или между прутьями камеры на огромное количество монстров, многих из которых сама арестовала. Однако Дэниел Джеймс Тор от них отличался. Пожалуй, он был самым жестоким и успешным серийным убийцей своего времени, а может быть, и всех других поколений.
Заключенный положил скованные руки на ламинированную поверхность и наклонил толстую шею направо так, что лопнула петля на рубашке. Затем его взгляд скользнул по значку и снова остановился на Пайн.
Его губы на мгновение презрительно искривились, когда он увидел знак закона и порядка.
— Ну? — спросил Тор негромким безжизненным голосом. — Ты хотела встретиться.
Мгновение, которое она ждала целую вечность, наконец пришло.
Этли Пайн наклонилась вперед, и ее губы оказались в дюйме от толстого стекла.
— Где моя сестра?
Эни, мини, майни, мо.
Мертвый взгляд Тора не изменился после того, как прозвучал вопрос Пайн. Она слышала, как по другую сторону двери шептались и переминались с ноги на ногу охранники, которые изредка постукивали ладонями по рукоятям металлических дубинок. Просто для практики — на случай если их придется прямо сейчас пустить в ход и обрушить на голову заключенного.
Судя по выражению лица Тора, Этли знала, что и он их слышит. Очевидно, он не пропускал ничего из происходившего вокруг, хотя в какой-то момент допустил ошибку, если оказался здесь.
Пайн снова откинулась на спинку стула, сложила руки на груди и стала ждать ответа. Он никуда не мог уйти, а она не спешила, и в ее жизни не было ничего важнее вопроса, который она задала.
Тор окинул ее внимательным взглядом — должно быть, именно так он оценивал своих жертв. Следствие установило имена тридцати четырех. Но это были далеко не все. Предполагалось, что общее число превышает официальное в три раза. Этли пришла сюда ради неустановленной жертвы, единственной, которую следствие даже не рассматривало, чтобы добавить ее к списку преступлений, совершенных этим чудовищным извращенцем.
Тор сумел избежать смертного приговора лишь из-за того, что согласился сотрудничать с властями и сообщил о местонахождении останков трех жертв. Его признание принесло некоторое облегчение трем семьям. И Тору позволили жить дальше, пусть и в клетке, до тех пор, пока он не умрет собственной смертью. Пайн могла без труда представить, как Тор договаривается со следствием, — скорее всего, с самодовольной усмешкой на лице, потому что прекрасно понимает, что совершает выгодную сделку. Его жертвы мертвы. А он — нет. Этот человек признавал только смерть других людей.
Тора арестовали, осудили и вынесли ему приговор в середине девяностых. Он убил двух охранников и одного заключенного уже в тюрьме, в 1998 году. В штате, где это произошло, не было смертной казни, в противном случае его казнили бы. Однако Тора перевели в тюрьму особо строго режима Флоренс. Сейчас он отбывал почти сорок последовательных пожизненных заключений. И если он не окажется Мафусаилом, то умрет здесь.
Впрочем, все это ни в малейшей степени не смущало Тора.
— Имя? — спросил он, словно был клерком, проверяющим заказ.
— Мерси Пайн.
— Место и время?
Он над ней издевался, но Этли решила ему подыграть.
— Андерсонвилль, штат Джорджия, седьмое июня тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.
Тор повернул голову в другую сторону. Вытянул длинные пальцы, потрескивая суставами. Казалось, огромный мужчина состоит из множества болевых точек.
— Андерсонвилль, штат Джорджия, — задумчиво повторил он. — Город, где случилось много смертей. Ведь именно там находился лагерь для военнопленных во время Гражданской войны. А ты знала, что начальника лагеря, Генри Вирца, казнили за военные преступления? Казнили за то, что делал свою работу. — Тор улыбнулся. — Он был швейцарцем. Совершенно нейтральным. Его повесили. Вот такая странная справедливость.
Улыбка исчезла так же быстро, как появилась, словно погасла спичка.
— Мерси Пайн, — повторила Этли. — Шесть лет. Исчезла седьмого июня восемьдесят девятого года. Андерсонвилль, юго-западный округ Мейкон, штат Джорджия. Хотите, чтобы я описала дом? Я слышала, что вы обладаете фотографической памятью, когда речь заходит о ваших жертвах, но, быть может, вам требуется помощь… С тех пор прошло много времени.
— Какого цвета были ее волосы? — спросил Тор; его губы слегка приоткрылись, и Пайн увидела крупные прямые зубы.
В ответ Пайн показала ему свои.
— Такого же, как у меня. Мы были близнецами.
Казалось, ее слова вызвали искру интереса у Тора, которой раньше Пайн не замечала. Она ожидала подобной реакции. Она знала об этом человеке все, за исключением одного.
Он наклонился вперед, кандалы звякнули, и Пайн поняла, что задела его за живое.
Тор снова посмотрел на ее значок.
— Близнецы, ФБР, — нетерпеливо сказал он. — Продолжай.
— Известно, что вы совершали преступления в том регионе в восемьдесят девятом году. Атланта, Коламбус, Олбани, центр Мейкона. — Пайн вытащила тюбик оранжево-красной помады из кармана и нарисовала точки на стекле, каждая из которых обозначала упомянутые города. Потом соединила точки и получила знакомую фигуру. — Вы были математически одаренным ребенком. Вам нравились геометрические фигуры. — Она указала на рисунок. — Форма бриллианта. Именно благодаря этому вас в конце концов удалось поймать.
Вот ошибка, которую допустил Тор. Его подвела созданная им самим модель.
Он поджал губы. Пайн знала, что ни один серийный убийца не признается в том, что кто-то его перехитрил. Очевидно, перед ней сидел психопат, страдавший нарциссизмом. Люди часто считают его сравнительно безобидным отклонением, потому что это понятие вызывает образ самовлюбленного мужчины, жадно разглядывающего свое отражение в воде или зеркале. Однако Пайн знала, что нарциссизм, вероятно, одно из самых опасных свойств, которым может обладать мужчина: такой человек не способен к сопереживанию. Из чего следует, что чужая жизнь не имеет для него никакой ценности, а убийство производит действие фентанила: мгновенная эйфория, вызванная доминированием и уничтожением другой личности.
Вот почему почти все серийные убийцы являются нарциссами.
— Но Андерсонвилль не являлся частью вашей схемы. Вы оказались там случайно? Решили отвлечься? Что заставило вас прийти в мой дом?
— Это ромб, а не бриллиант, — ответил Тор.
Пайн никак не отреагировала на его слова.
— Моя схема являлась ромбом, косоугольником, если вам так больше нравится, четырехугольником, фигурой с четырьмя сторонами равной длины и неравными диагоналями, — продолжал Тор, словно читал лекцию в классе. — Например, воздушный змей становится параллелограммом только в том случае, если он ромб. — Он бросил покровительственный взгляд на рисунок на стекле. — Бриллиант нельзя считать верным или точным математическим термином. Так что не повторяй свою ошибку снова. Это смущает. И к тому же исключительно непрофессионально. Ты вообще готовилась к нашей встрече? — Пренебрежительно взмахнул скованными руками и бросил полный отвращения взгляд на нарисованную на стекле фигуру, словно Пайн изобразила нечто мерзкое.
— Благодарю вас, вы выразились предельно ясно, — сказала Этли, которой было наплевать на параллелограммы в частности и на математику в целом. — Так почему вы изменили свою схему? Прежде этого не случалось.
— Ты предположила, что я изменил схему. И что находился в Андерсонвилле вечером седьмого июня тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, — сказал Тор.
— Я не говорила, что это произошло вечером, — ответила Пайн.
Улыбка вновь промелькнула на его губах.
— Но разве бука не приходит только поздно вечером? — спросил он.
Пайн вспомнила, что совсем недавно думала о чудовищах, которые наносят удар ровно в полночь. Чтобы ловить таких убийц, нужно мыслить как они. И это всегда вызывало у нее глубокое внутреннее беспокойство.
— Шесть лет? — продолжал Тор, прежде чем она успела ответить. — Близнец? А где именно это произошло?
— В нашей спальне. Вы забрались в окно, заклеили нам рты лентой, чтобы мы не позвали на помощь. Вы держали нас и не давали подняться.
Она достала из кармана листок бумаги и поднесла его к стеклу, чтобы он увидел, что на нем написано.
Его взгляд переместился к листку, но лицо оставалось невозмутимым, и Пайн не смогла прочитать его выражение, даже несмотря на весь свой опыт.
— Детская считалка в четыре строки? — сказал он и зевнул. — Что дальше? Решила со мной поиграть?
— Вы ударяли нас по лбам, когда читали считалку, — продолжала Пайн, слегка подавшись вперед. — Каждое новое слово соответствовало другому лбу. Вы начали с меня, а закончили на Мерси. Затем вы ее забрали, а со мной сделали это.
Этли отвела волосы в сторону и показала шрам у левого виска.
— У меня нет уверенности в том, чем вы меня ударили, — сказала она. — Все произошло очень быстро. Может быть, просто кулаком. В моем черепе появилась трещина. — Потом добавила: — Вы были крупным мужчиной, а я — маленькой девочкой. — Сделала небольшую паузу. — Но я больше не маленькая девочка.
— Нет, совсем нет. Как насчет пяти футов и одиннадцати дюймов? — предположил Тор.
— Моя сестра также была высокой для шести лет, но худой. Огромный мужчина вроде вас мог легко унести ее на руках. Куда вы ее унесли?
— И снова предположение. Ты сама сказала, что прежде я никогда не менял свою схему. Как ты думаешь, почему я нарушил ее тогда?
Пайн еще ближе наклонилась к стеклу.
— Дело в том, что я вас помню. — Она окинула его взглядом. — Вас практически невозможно забыть.
Тор растянул губы, точно тетиву лука, перед тем как выпустить фатальную стрелу.
— Ты меня запомнила? И появилась только сейчас? Двадцать девять лет спустя?
— Я знала, что вы никуда отсюда не денетесь, — ответила Пайн.
— Слабый выпад и недостойный ответ. — Тор снова посмотрел на ее значок. — ФБР. Где твоя территория? Где-нибудь поблизости? — добавил он с некоторым нетерпением.
— Куда вы ее унесли? Как умерла моя сестра? Где ее останки? — резко спросила Пайн.
Все три вопроса она задала очень быстро, потому что не раз их повторяла, когда ехала сюда.
Однако Тор спокойно продолжал свои рассуждения:
— Очевидно, это не местное отделение. Ты не из тех, кто будет сидеть в главном офисе. Ты носишь одежду свободного покроя, пришла не в часы посещений, что не соответствует инструкциям ФБР. И у тебя нет напарника. Ваша братия любит путешествовать парами, если речь идет об официальных делах. К этому следует добавить личный интерес.
— Что вы имеете в виду? — спросила Пайн.
— Ты потеряла сестру-близнеца и стала одиночкой, как если бы лишилась своей половинки. Ты не можешь ни на кого опереться, не можешь никому доверять с тех пор, как разорвана ваша эмоциональная связь. Ты не замужем, — добавил он, взглянув на ее безымянный палец. — Таким образом, у тебя нет никого, кто мог бы избавить тебя от потери длиной в жизнь, пока ты не умрешь в одиночестве, разочарованная и несчастная. — Тор замолчал, и на его лице появилось любопытство. — Однако произошло какое-то событие, которое привело тебя сюда почти через три десятилетия. Неужели тебе потребовалось так много времени, чтобы набраться мужества для встречи со мной? Агент ФБР… Это наводит на определенные мысли.
— У вас нет никаких причин не отвечать мне, — сказала Пайн. — С вас могут снять одно пожизненное заключение, но из Флоренса вам не выйти.
Его ответ стал для нее неожиданным, однако она могла бы его предвидеть.
— Ты выследила и арестовала не менее полудюжины таких людей, как я, — заявил Тор. — Наименее талантливый из них убил четверых, самый способный отправил в иной мир десятерых.
— Талантливый? — холодно сказала Пайн. — Я не стала бы это так называть.
— Однако без таланта здесь не обошлось, — возразил Тор. — Это совсем непростое дело, и не важно, как к нему относится общество. Тем, кого ты арестовала, конечно, было далеко до меня, но следовало же тебе с чего-то начать. Складывается впечатление, что ты специализируешься на подобных делах. Хочешь выйти на поединок с таким, как я. Замечательно ставить перед собой высокие цели, но так можно стать чересчур честолюбивой или самоуверенной. Подлететь слишком близко к солнцу, когда перья твоих крыльев связывает лишь воск. Слишком часто все заканчивается смертью. Она может иметь божественный вид, но, полагаю, только не твоя. Однако я бы попытался…
Пайн отбросила этот безумный монолог, в конце которого прозвучала прямая угроза. Но если он думает о том, чтобы ее убить, значит, ей удалось завладеть его вниманием.
— Все они действуют на Западе, — сказала Пайн. — Здесь куча открытых пространств и нет полицейских в каждом квартале. Люди приезжают и уезжают, кто-то пытается спрятаться, другие ищут новых впечатлений, длинные участки изолированных автострад… Миллиард мест, где можно избавиться от останков. Это вдохновляет… таланты вроде вашего.
Тор развел руки в стороны, насколько позволяли цепи.
— Совсем неплохо, — заметил он.
— Было бы лучше, если б вы ответили на мои вопросы, — сказала Пайн.
— Мне также известно, что тебе не хватило всего одного фунта, чтобы попасть в олимпийскую сборную США по тяжелой атлетике, когда ты училась в колледже. — Когда Пайн ничего не ответила, Тор продолжал: — «Гугл» добрался даже до Флоренса, специальный агент Этли Пайн из Андерсонвилля, штат Джорджия. Я потребовал дополнительную информацию на тебя как условие нашей встречи. У тебя даже имеется собственная страница в «Википедии». Она не такая длинная, как моя, но, следует признать, у тебя еще все впереди. Однако есть ли у тебя гарантия долгой карьеры?
— Один килограмм, а не фунт, — возразила Пайн. — Меня подвел рывок, у меня всегда были с ним проблемы. Моя коронка — толчок.
— Да, килограмм, — Тор усмехнулся. — Моя ошибка. Значит, на самом деле ты слабее, чем я думал. И, конечно, неудачница.
— У вас нет никаких причин не отвечать на мой вопрос, — повторила Пайн. — Никаких.
— Желаешь завершения, как все они? — скучным голосом спросил Тор.
Пайн кивнула, но только из-за того, что опасалась сказать лишнего. Вопреки утверждениям Тора, она хорошо подготовилась к встрече. Вот только невозможно быть полностью готовым к встрече с таким человеком, как он.
— А тебе известно, что мне на самом деле очень, очень нравится? — спросил Тор.
Пайн продолжала молча смотреть на него.
— Я в самом деле по-настоящему рад, что сумел определить всю твою жалкую жизнь.
Тор внезапно подался вперед. Его широкие плечи и массивная лысая голова, казалось, заполнили все стекло, словно он проходил мимо окна спальни маленькой девочки. На одно ужасное мгновение Пайн снова стало шесть лет, и демон ударял ее по лбу в ритме с каждым словом, вместе со смертью, которую нес той, кого коснулся последней.
Мерси. Он коснулся Мерси, не Этли.
МЕРСИ.
Не ее.
Затем она сделала едва заметный выдох и невольно прикоснулась к значку на куртке.
Ее пробный камень. Неизменный магнит. Нет, ее розарий.
Однако ее движение не осталось незамеченным Тором. Он не стал триумфально улыбаться; в его взгляде не было даже гнева, лишь разочарование. А потом, через мгновение, взгляд утратил интерес, глаза стали пустыми, он расслабился и откинулся на спинку стула. Плечи опустились, и энергия ушла вместе с оживлением.
Пайн почувствовала, как все клетки ее тела начали закрываться. Она провалила дело. Тор ее испытывал, и она полностью провалила тест. Бука пришел в полночь и обнаружил, что она никуда не годится.
— Охрана! — рявкнул Тор. — Я готов. Мы закончили.
Он злобно ухмыльнулся, и Пайн прекрасно поняла причину.
Это был единственный случай, когда он мог им приказывать.
Они вошли, отстегнули цепь от кольца в полу и повели его к двери. Пайн встала.
— У вас нет причины не говорить мне, — снова сказала она.
Тор даже не соизволил поднять на нее глаза.
— Кроткие никогда не унаследуют землю, Этли Пайн из Андерсонвилля, близнец Мерси. Привыкай к этой мысли. Но если захочешь еще раз излить свои чувства, ты знаешь, где меня найти. И теперь, когда я с тобой познакомился… — Он неожиданно повернулся к ней, и его черты исказило яростное желание; вероятно, это было последнее, что видели его жертвы. — Я тебя никогда не забуду.
Металлический портал закрылся. Пайн прислушивалась к звукам шагов — охранники уводили Тора в его бетонную клетку семь на двенадцать.
Она еще мгновение смотрела на дверь, затем стерла помаду со стекла, и цвет крови перешел на ее ладонь. Потом проделала прежний путь, получила пистолет и покинула тюрьму особо строгого режима Флоренс, вдыхая свежий воздух на высоте ровно в одну милю над уровнем моря.
Она не станет плакать. Она не пролила ни единой слезинки после исчезновения Мерси. Однако ей хотелось почувствовать хоть что-нибудь. Но ничего не было. Она стала невесомой, ничтожной и пустой, словно оказалась на Луне. Он сумел высушить все, что в ней еще оставалось. Нет, он ее не высушил.
Высосал.
И самое ужасное — она так и не узнала, что произошло с ее сестрой.
Этли проехала на запад сотню миль до Салайды и нашла самый дешевый мотель; это путешествие она проделала на свои деньги.
И перед тем как заснуть, вспомнила вопрос, который ей задал Тор.
И ты приехала только сейчас? Двадцать девять лет спустя?
На то была причина — во всяком случае, в сознании Пайн. Но нельзя исключать, что и тут она ошибалась.
Ночью ей не снился Тор. В ее снах не было сестры, исчезнувшей почти три десятилетия назад. Она увидела шестилетнюю Этли Пайн, которая первый раз в жизни шла в школу не сжимая в ладони руку Мерси. Одинокая маленькая девочка с хвостиками, потерявшая свою вторую половинку, как сказал Тор.
«Лучшую половинку», — подумала Пайн, потому что именно с ней происходили самые разные неприятности, а старшая сестра, родившаяся на десять минут раньше, всегда за нее заступалась и прикрывала. Неизменная верность и любовь.
За всю свою последующую жизнь Этли никогда не испытывала ничего подобного.
Может быть, Тор прав относительно ее будущего.
Может быть.
А потом другой его выпад, тот, что прошел сквозь ее защиту и угодил прямо в солнечное сплетение.
Ты определил мою жизнь?
Когда Пайн почувствовала, что у нее задрожали губы, она встала, добрела до ванной комнаты и засунула голову под душ. И стояла так до тех пор, пока холод не стал таким невыносимым, что она едва не закричала от боли. Однако ни одной слезинки не смешалось с ледяной водой.
Этли встала на самом рассвете, приняла душ, оделась и поехала домой. На полпути остановилась, чтобы что-нибудь поесть. Когда снова села в свой внедорожник, она получила эсэмэску.
Пайн написала ответ, захлопнула дверцу, включила двигатель и вдавила педаль газа в пол.
Гранд-Кэньон является одним из семи природных чудес света и единственным, находящимся в Америке. Это второй по величине каньон после Цангпо в Тибете, который немного длиннее и значительно глубже. Гранд-Кэньон каждый год посещают пять миллионов человек, приезжающих со всего мира. Однако не более одного процента добираются до той точки, где сейчас находилась Этли Пайн: берег реки Колорадо на самом дне каньона.
«Призрачное ранчо» на дне Гранд-Кэньон — не только самое популярное место ночлега под крышей, оно является единственным. Добраться сюда можно тремя способами: по воде, на муле или на своих двоих.
Пайн доехала до аэропорта Национального парка Гранд-Кэньон, где села в дожидавшийся ее вертолет Национального парка, который доставил Этли на дно каньона. После посадки Пайн и ее спутник, рейнджер парковой службы Колсон Ламберт, не теряя времени пошли дальше пешком.
Пайн шагала быстро, пожирая пространство длинными ногами, внимательно глядя по сторонам и прислушиваясь к треску погремушек; одна из причин, по которой природа наделила ими гремучих змей, — чтобы люди оставляли их в покое.
«Где моя погремушка?» — подумала Этли.
— Когда его нашли? — спросила она.
— Сегодня утром, — ответил Ламберт.
Они обошли неровный участок скалы. Пайн увидела синюю парусину, натянутую над жертвой, и двух мужчин. Один был в джинсах; второй, такой же крепкий, как Ламберт, — в форме парковой службы: серая рубашка, светлая шляпа с плоскими полями и черной лентой с буквами СНП[275]. Пайн его уже встречала. Мужчину звали Гарри Райс.
Другой был высоким и худым, его лицо носило следы многих лет, проведенных под открытым небом в суровых условиях. На густых седеющих волосах остался след широкополой шляпы, которую он держал в руке.
Пайн показала ему значок и спросила:
— Как вас зовут?
— Марк Бреннан. Я один из тех, кто занимается мулами.
— Это вы обнаружили тело? — спросила Пайн.
Бреннан кивнул:
— Перед завтраком. Увидел круживших в воздухе канюков.
— Вы не могли бы уточнить время?
— М-м-м… семь тридцать.
Этли прошла вдоль парусинового навеса, присела на корточки и посмотрела на тело; остальные собрались вокруг нее.
Мул весил более половины тонны, прикинула она, а его рост составлял примерно шестнадцать ладоней. Кобыла, скрещенная с ослом, рожает мула. Они двигаются медленнее лошадей, но более устойчивы, дольше живут, а также необычайно сильны и выносливы.
Пайн натянула перчатки из латекса, которые достала из поясной сумки, затем подняла хлыст, лежавший рядом с несчастным животным. Ковбои называют его мотиватором и используют, чтобы убедить мулов не обращать внимания на траву вдоль тропы или отказаться от желания немного вздремнуть на ходу.
Она коснулась им застывшей передней ноги животного.
— Окоченение уже началось. Мул определенно находится здесь довольно давно, — сказала она ковбою. — Вы нашли его в семь тридцать. Он был таким же окоченевшим?
Бреннан покачал головой:
— Нет. Однако мне пришлось отогнать нескольких тварей, которые собрались попировать. Можно увидеть следы здесь и здесь, — добавил он, показывая на места, где были вырваны куски мяса.
Пайн посмотрела на часы. Шесть тридцать вечера. Прошло одиннадцать часов с того момента, как Бреннан обнаружил труп мула. Теперь ей требовалось установить временной промежуток с другой стороны.
Она слегка переместилась и посмотрела на брюхо животного.
— Его выпотрошили. Сначала нанесли удар сверху, а потом сделали разрез вдоль живота. — Посмотрела на Бреннана. — Насколько я поняла, это один из ваших мулов?
Тот кивнул, присел на корточки и печально посмотрел на животное.
— Салли Белль. Надежная, как скала. Ужасно обидно.
Пайн посмотрела на засохшую кровь.
— Ее смерть не была легкой. Никто ничего не слышал? Мулы в состоянии поднять ужасный шум, а каньон представляет собой мощную акустическую систему.
— Отсюда до ранчо несколько миль, — заметил Райс.
— Но здесь находится лесничество, — сказала Этли.
— И все же оно довольно далеко, а дежурный рейнджер ничего не видел и не слышал, — ответил Райс.
— Ладно, но в кемпинге «Сияющий ангел», что возле «Призрачного ранчо», полно пеших туристов и лодочников. Ранчо не может принять всех, и многие отправляются в «Сияющего ангела». И хотя мне известно, что «это очень далеко», мул должен был дойти сюда из загона на ранчо.
— Там было много людей, — вмешался Ламберт. — Но никто из тех, с кем мы говорили, ничего не видел и не слышал.
— И еще один важный вопрос, — продолжала Пайн. — У кого хватит смелости наклониться над мулом и начать резать ему живот?
— Верно. — Бреннан кивнул. — Хотите услышать мое мнение? Если ты начнешь свежевать мула, его крик будет слышен в соседнем округе.
Пайн посмотрела на седло.
— Ладно, и кто же мог быть седоком? — поинтересовалась она.
— Бенджамин Прист, — ответил Райс. — Его нигде нет.
— Он приехал вчера, — продолжал Бреннан. — В составе группы из десяти человек.
— Это максимальное число? — спросила Пайн.
— Да. Мы каждый день приводим две группы, — ответил Бреннан. — Мы прибыли вместе с первой.
— Значит, он приехал сюда, и что потом? — спросила Пайн.
— Мы остановились на ночь на «Призрачном ранчо». И собирались отправиться дальше после завтрака. Через Черный мост и обратно до Южного Края. Всё как обычно.
— То есть пять с половиной часов вниз и примерно столько же обратно? — уточнила Пайн.
— Да, примерно, — подтвердил Бреннан.
Этли огляделась по сторонам. На дне каньона было около тридцати градусов, а на Южном Краю на двадцать градусов холоднее. Она уже чувствовала, как ручейки пота стекают по ее лицу, собираются под мышками и на спине.
— Когда вы заметили, что Прист исчез? — спросила Пайн.
— Сегодня утром, когда все собрались в холле на завтрак, — ответил Райс.
— А где остановился Прист? — спросила она. — В одном из номеров или в коттедже?
— В коттедже, — ответил Бреннан.
— Расскажите про вчерашний вечер, — попросила Этли.
— Все пообедали в столовой, — сказал Бреннан. — Кто-то стал играть в карты, другие подписывали открытки. Несколько туристов уселись на камнях, чтобы охладить ноги в ручье. Обычное дело. Потом все отправились спать, в том числе и Прист.
— Когда его видели в последний раз?
— Насколько нам удалось выяснить, вчера вечером, в девять часов, — ответил Райс.
— Однако никто не видел его в постели или как он выходил из коттеджа?
— Нет.
— Ну, тогда как сюда попала Салли Белль? — спросила она, глядя на Бреннана.
— Сначала я подумал, что она как-то сумела выбраться из загона, — сказал тот. — Потом заметил, что нет ее седла и упряжи. Значит, кто-то надел на нее седло и все остальное.
Пайн продолжала смотреть на Бреннана.
— Что вы подумали, когда обнаружили, что мул исчез? — спросила она.
— Ну, я подумал, что кто-то решил немного развлечься и покататься до завтрака. — Бреннан покачал головой. — Я не раз видел, как парни вытворяли здесь самые безумные вещи.
— Опишите Приста, — попросила Этли.
— Около пятидесяти. Рост пять футов восемь дюймов. Вес примерно сто восемьдесят фунтов.
— Белый? Черный?
— Белый. Темные волосы.
— В хорошей форме?
— Плотный, но без лишнего веса. Однако и не бегун на марафонские дистанции.
— Всадники на мулах не должны весить более двухсот фунтов? — спросила Пайн.
Бреннан кивнул:
— Верно.
— Вы хотя бы раз с ним разговаривали? — спросила Пайн.
— Немного, когда спускались.
— Он показался вам встревоженным?
— Несколько раз он показался мне бледным, — сказал Бреннан. — У мулов неровные спины, и они часто шагают по краю тропы. Так что они сами, а также всадники оказываются рядом с обрывом. Сначала это может действовать на нервы. Но Прист довольно быстро справился со страхом.
Пайн посмотрела на Ламберта.
— Что у вас на него есть?
Тот достал и открыл блокнот.
— Вот что я получил из Вашингтона. Работает на государственного подрядчика «Белтуэй». Консалтинговая компания «Козерог».
— Семья?
— Не женат. Детей нет. Есть брат, который живет в Мэриленде. Родители умерли.
— Вы поставили брата в известность? — спросила Пайн.
— Он внесен в договор в качестве контакта для связи в экстренных ситуациях. Мы сообщили ему, что его брат исчез.
— Мне нужна контактная информация брата, — сказала Этли.
— Я пришлю ее вам по электронной почте.
— Как повел себя брат?
— Встревожился, — ответил Райс. — Спросил, следует ли ему сюда вылететь. Я сказал, чтобы подождал. С большинством исчезнувших людей все оказывается в порядке.
— Но не со всеми, — заметила Пайн. — Где его вещи?
— Пропали, — ответил Ламберт. — Должно быть, он взял их с собой.
— Брат звонил Присту после того, как я с ним говорил, — сказал Райс. — Также писал ему по электронной почте. Потом связался со мной и сообщил, что не получил ответа. Никакой реакции.
— Какая-то активность в социальных сетях?
— Об этом я не подумал, — признался Райс. — Но могу проверить.
— Как он сюда добирался? На машине? На автобусе?
— Я слышал, что он приехал на поезде, — ответил Бреннан.
— Где остановился?
— Мы проверили «Эль Товар», «Сияющего ангела», «Тандерберд» и все другие возможные варианты, — ответил Райс. — Он не бронировал номер ни в одном из них.
— Но он должен был где-то остановиться, — сказала Пайн.
— Он мог выбрать один из палаточных лагерей либо на территории парка, либо где-то рядом, — заметил Ламберт.
— Ладно, он приехал на поезде. Но если он прибыл из округа Колумбия, то сначала должен был прилететь в Скай-Харбор. И мог остановиться где-то там, пока не отправился в Уильямс, штат Аризона. Ведь именно оттуда уходит поезд, не так ли?
Ламберт кивнул.
— Там есть отель у вокзала, — сказал он. — Возможно, Прист ночевал там.
— А вы искали его здесь? — спросила Пайн.
— Мы постарались осмотреть максимально большую территорию, — ответил Ламберт. — Пока никаких следов. И скоро станет темно.
Этли огляделась по сторонам. Издалека донесся отрывистый лай койота, за которым эхом последовал треск гремучей змеи. «Возможно, между хищниками установилось шаткое равновесие на то время, когда день уступает место сумеркам», — подумала она. Среди мощных стен каньона существовало множество уязвимых экосистем. Сюда вторглись люди. С природой всегда всё в порядке, пока не появляется человек.
Пайн повернула голову налево, где далеко от них, на границе Аризоны и Невады, находилось озеро Мид. Справа, и тоже довольно далеко, было озеро Пауэлл, в штате Юта. А между двумя водоемами расположился гигантский каньон, глубокая расселина в земле Аризоны, которую можно увидеть не только из самолета с высоты в тридцать пять футов, но даже из космоса.
— Завтра нам нужно организовать спасательную команду и начать поиски по квадратам, — сказала Пайн. — Так далеко, насколько возможно. А что известно о тех, кто ехал верхом на мулах вместе с Пристом? И о туристах?
— Все уже уехали. Некоторые — до того, как исчез Прист, — ответил Ламберт.
— Тем не менее мне потребуются их имена и контактная информация, — сказала Этли. — И будем надеяться, что, если с Пристом действительно что-то случилось, мы не позволили преступнику уйти отсюда пешком, уехать на муле или уплыть.
Ламберт выглядел смущенным и сразу посмотрел на второго рейнджера.
— Кто-нибудь приглядывает за мулами по ночам? — спросила Пайн.
Бреннан покачал головой.
— Прошлой ночью я проверил их примерно в одиннадцать вечера. Все было в порядке. Здесь водятся койоты и пумы, но они не станут нападать на мулов, находящихся в загоне. Их там просто затопчут.
— Верно. И то же самое произошло бы с тем, кто попытался бы ее освежевать, — многозначительно сказала Пайн, глядя на мертвую Салли Белль. — Значит, в одиннадцать вечера она была жива. Дежурный рейнджер ничего не слышал. Как его зовут?
— Сэм Кеттлер.
— Как давно он работает в Службе национальных парков? — спросила Пайн.
— Пять лет. Из них два — в каньоне. Он хороший парень. Бывший военный.
— Мне нужно с ним поговорить, — сказала Этли, мысленно раскладывая по полочкам полученную информацию.
Потом ее взгляд скользнул над мертвым животным. Что-то здесь было не так.
— Почему кровь натекла около загривка мула? Она должна быть под животом? — спросила Пайн и посмотрела на мужчин, которые ответили ей недоуменными взглядами.
— Мула передвигали, — сказала Пайн. — Помогите мне его перевернуть.
Каждый взялся за ногу, и они перевернули мертвое животное на другой бок.
И там, прямо на шкуре, увидели буквы: дж. и к.
— Проклятье, и что это значит? — спросил Ламберт.
«Проклятье, и что это значит?» — подумала Пайн.
— Я привел Сэма Кеттлера, — сказал Колсон Ламберт.
Пайн стояла перед крыльцом столовой «Призрачного ранчо», когда к ней подошел Ламберт с мужчиной в форме рейнджера.
— Он дежурил, когда Прист и мул исчезли.
Пайн бросила на Кеттлера быстрый оценивающий взгляд.
Рост почти шесть футов и два дюйма, мускулистые загорелые предплечья, светло-серые глаза. Когда он снял шляпу, чтобы вытереть со лба пот, Этли увидела коротко подстриженные белокурые волосы. Примерно ее ровесник. «Привлекательный мужик», — подумала Пайн, глядя, как ходят желваки на крепко сжатых челюстях Кеттлера.
— Колсон сказал, что вы ничего не слышали? — спросила она.
Кеттлер покачал головой.
— Вечер выдался довольно тихий. Когда все отправились спать, я обошел лагерь, занялся бумажной работой, проверил мусор, на случай если его не убрали надлежащим образом. В противном случае мелкие хищники устраивают в лагере настоящий хаос. Отогнал их подальше. В остальном же всё как обычно.
— Колсон ввел вас в курс дела?
Кеттлер перенес вес с одной ноги на другую.
— Исчез турист, кто-то зарезал мула. — Он состроил гримасу. — Отвратительная история.
— Вот главные вопросы, на которые я хочу получить ответ: зачем было уводить мула из загона, а потом его убивать? — спросила Пайн. — Сейчас мы не знаем, какова роль Приста в случившемся. Это мог сделать кто-то другой; быть может, Прист его случайно заметил, и убийца мула от него избавился.
— Такое возможно, — согласился Ламберт.
Этли покачала головой. Инстинкт подсказывал ей, что ее предположение неверно. Слишком большое количество совпадений. Слишком много фактов это подтверждало — и так же много опровергало.
Жизнь не похожа на фильмы или книги. Иногда простейший ответ оказывается правильным.
Она бросила быстрый взгляд на Кеттлера.
— Подумайте еще. Вы не заметили ничего необычного?
Тот покачал головой.
— Если б видел, сказал бы.
— Вы не слышали шагов уходящего мула?
— Я совершенно уверен, что услышал бы стук копыт, — заверил Кеттлер. — Как вы думаете, когда это могло произойти?
— Я не уверена, — ответила Пайн. — Но совершенно определенно после одиннадцати.
— Во время обходов я удаляюсь на значительное расстояние от загона. Если мула забрали в это время, я вполне мог не услышать.
— Хорошо, если вспомните что-то еще, дайте мне знать.
— Обязательно. Удачи вам.
Кеттлер зашагал прочь, быстро и легко, и Этли отметила про себя то, как мышцы плеч натягивают его рубашку.
— Что теперь? — спросил Колсон, отвлекая ее внимание от уходившего Кеттлера.
— Если учесть, что завтра нам с самого утра предстоит начать обыскивать каньон, я собираюсь поужинать и отправиться спать.
Через несколько часов Пайн смотрела в потолок комнаты десять на десять в «Призрачном ранчо». Кто-то из местных служащих нашел для нее матрас, простыню и комковатую подушку. Сегодня это был ее дом. Она не испытывала никаких затруднений: ей не раз приходилось проводить ночь, глядя в потолок в местах, которые ей не принадлежали.
«Призрачное ранчо» находилось на территории, которая прежде носила название «Лагерь Рузвельта», в честь президента Теодора Рузвельта. Он останавливался здесь в 1913 году после того, как объявил Гранд-Кэньон национальным памятником. Пайн также узнала, что именно Рузвельт приказал племени хавасупаи покинуть эти земли, чтобы построить здесь парк, тем самым изгнав их из собственного дома. Непокорным хавасупаи потребовалось двадцать пять лет, чтобы уйти отсюда, через много лет после смерти Рузвельта.
Пайн их не винила.
«Призрачное ранчо» построила и дала ему имя Мэри Элизабет Джейн Колтер, знаменитый архитектор каньона, в 1922 году. Оно стояло в тени трехгранных тополей и сикомор, в окружении многочисленных тропинок, крошечный оазис в огромной пасти каньона. В маленькой столовой висел почтовый ящик, куда туристы бросали открытки. Караван мулов забирал их на следующий день. На открытках ставили печать: «Доставлено мулами со дна Гранд-Кэньон». Что гораздо круче, чем мир смартфонов и приборов, названных «Алекса»[276], которые теперь управляют жизнью, верно?
У Пайн была с собой смена одежды и другие необходимые вещи, возимые в багажнике вместе с сумкой, в которой лежало то, что требовалось для проведения экспертиз, и она погрузила сумки в вертолет перед тем, как отправиться на дно каньона. Этли не могла рассчитывать на специалистов ФБР, готовых в любой момент прибыть на место преступления, если требовался серьезный анализ произошедшего. Специальным агентам, работавшим в небольших отделениях, приходилось все делать самостоятельно.
Пайн являлась агентом ФБР, в чьи обязанности входило следить за порядком в Гранд-Кэньон, и сейчас она представляла собой кавалерию, состоявшую из одного человека. Ее вполне устраивало такое положение вещей.
Пешие туристы и те, что путешествовали на мулах, еще оставались в своих постелях, либо в спальнях, либо в рубленых домах с косыми крышами. Пайн поужинала с ними в большой столовой с темными потолочными балками, за длинным столом со стульями с деревянными спинками. Никто не знал, кто она такая, и Этли не стала рассказывать о себе и о том, что привело ее в каньон. Она не любила светских разговоров, предпочитая слушать других — так можно многое узнать.
За ужином Пайн выбрала рагу и кукурузный хлеб и выпила три стакана воды. В Гранд-Кэньон требовалось поддерживать водный баланс. Перед тем как лечь спать, она еще раз поговорила с Бреннаном и Ламбертом. Лежа в кровати, взглянула на часы — полночь давно миновала, но термометр показывал, что снаружи двадцать семь градусов, и в комнате было душно. Пайн распахнула окно, чтобы проветрить ее, разделась до нижнего белья и положила оба пистолета так, чтобы без проблем до них дотянуться.
Она понятия не имела, где находится Бенджамин Прист. К этому моменту он вполне мог выбраться из каньона, но кто-то обязательно должен был его увидеть. Описание Приста раздали всем рейнджерам и поместили на сайте Службы национальных парков. И если этот тип по какой-то необъяснимой причине убил и написал две странные буквы на боку Салли Белль, он за это ответит.
Пайн составила отчет, куда внесла все, что ей удалось узнать, и отправила его по электронной почте своему начальству вместе со списком туристов, который получила от парковой полиции. Сведения передадут в различные офисы агентства по всей стране, что позволит проследить за любым из них. Она также сообщила о случившемся в офис во Флагстаффе, и те попросили ее держать их в курсе событий.
Теперь до самого утра ей было нечего делать.
Пайн слушала шум ветра снаружи и журчание воды в реке Брайт-Эйнджел-Крик.
У туши мула поставили двух часовых, в противном случае несчастную Салли Белль обглодали бы ночные хищники. Пайн открыла глаза, и Гранд-Кэньон вместе с мертвым мулом исчезли из ее мыслей.
На их месте возник Дэниел Джеймс Тор.
Можно сказать, что Этли ждала почти всю свою жизнь возможности встретиться лицом к лицу с человеком, который был виновен в исчезновении ее сестры.
Почему она ждала двадцать девять лет?
Шесть месяцев тому Пайн лишь смутно помнила мужчину, который забрался в их спальню почти тридцать лет назад. Доктора называли это по-разному, но все сводилось к тому, что дело тут в амнезии, вызванной молодостью и травмирующими обстоятельствами исчезновения Мерси. Разум Пайн ради ее благополучия заблокировал те воспоминания. У ребенка — и, как выяснилось, у взрослой Этли.
Утром следующего дня мать нашла ее в крови, без сознания, с заклеенным ртом, и сразу вызвала «Скорую помощь». Этли отвезли в больницу. Множество раз во время серии тяжелых операций врачи опасались за ее жизнь. Со временем рана на голове зажила; мозг не получил необратимых повреждений, и в результате она вернулась из больницы домой, а в семье Пайн остался только один ребенок.
Этли не сумела оказать существенную помощь полиции. А к тому времени, когда она вернулась домой, дело практически закрыли.
И Пайн продолжала жить дальше. Ее родители развелись — главным образом из-за того, что произошло той ночью. Им тогда было по двадцать пять лет, оба изрядно выпили и не услышали, как незнакомец влез в их дом; они спали, когда одна их дочь получила серьезные травмы, а другую похитили. Они винили друг друга.
Ко всему прочему главными подозреваемыми являлись именно родители. А один полицейский считал, что отец Пайн, находившийся под воздействием алкоголя и наркотиков, зашел в комнату дочерей, унес с собой Мерси, убил ее и каким-то образом избавился от тела.
И хотя их отец и мать прошли проверку на детекторе лжи, а Этли сказала, что ее отец не был тем мужчиной, который вошел в ее комнату той ночью, полиция ей не поверила. Почти все жители города жестко осуждали Пайнов, и им пришлось уехать.
После развода Этли осталась с матерью, и ее жизнь навсегда изменилась после исчезновения Мерси.
По мере того как она становилась старше, ее существование все больше теряло смысл; у нее полностью отсутствовали амбиции, и она ничего не хотела. Складывалось впечатление, что ее главная задача состояла в том, чтобы ни в чем и никогда не добиться успеха. Этли рано начала пить и курить «травку», устраивала драки, ее не раз задерживала полиция, ей предъявляли обвинения в употреблении алкоголя. Она часто попадалась на кражах в магазинах. Ей было на все плевать. В том числе на себя.
Но как-то раз она отправилась на окружную ярмарку и ни с того ни с сего решила обратиться к предсказательнице будущего. Женщина в маленькой палатке была одета в разноцветную мантию, голову ее украшал тюрбан, а лицо закрывала вуаль. Пайн помнила, как усмехнулась, уверенная, что перед ней мошенница.
Женщина взяла ее за руку и посмотрела на ладонь, но ее взгляд почти сразу вернулся к лицу Этли. А на лице самой предсказательницы появилось недоумение.
— Что? — без особого интереса спросила Пайн.
— Я чувствую два пульса. Два сердца.
Этли напряглась. Она не говорила гадалке, что у нее была сестра-близнец. Она ей вообще ничего не говорила.
Женщина более внимательно посмотрела на линии на ладони Пайн и нахмурилась.
— Что? — снова спросила та, на этот раз с интересом.
— Два биения сердца, совершенно определенно. — Гадалка немного помолчала. — Но только одна душа.
Этли смотрела на женщину, а та не сводила с нее взгляда.
— Два сердца и одна душа? — переспросила Пайн, а когда женщина кивнула, удивленно сказала: — Как такое возможно?
— Я думаю, тебе известно, как такое возможно. Более того, ты знаешь, что это правда.
И с этого момента Этли неустанно добивалась любой поставленной перед собой цели. Как если бы жила две жизни, а не одну. Чтобы добиться того, чего не имела ни единого шанса получить Мерси.
Ее физика, природная сила и атлетизм сделали Этли настоящей звездой спорта в старших классах. Она играла в баскетбол, занималась бегом и была подающей в команде по софтболу, участвовавшей в чемпионате штата.
Однажды Пайн пошла с парнями из футбольной команды в спортивный зал, где выяснилось, что она может поднять более серьезный вес, чем многие из них. С тех пор вся ее страсть и яростные амбиции были сосредоточены на штанге. Словно ракета, Этли вышла на уровень национальной команды и стала один за другим выигрывать кубки.
Кое-кто считал ее самой сильной женщиной в Америке.
А потом она поступила в колледж, где попыталась попасть в олимпийскую команду — и потерпела неудачу.
Ей не хватило одного килограмма, всего 2,2 фунта.
Эта неудача — не из-за себя, а из-за Мерси — оказала на нее парализующее действие. Но ей оставалось только двигаться дальше.
Так появился мир ФБР и ее карьера; ничего другого Пайн для себя не представляла.
С самого начала она стремилась на Запад, потому что именно здесь, на огромных открытых пространствах, охотились на своих жертв самые опасные хищники на земле. Этли прочитала о них все, что только возможно, изучила каждого, умела так хорошо составлять психологические профили преступников, что ей предложили место в Отделе поведенческого анализа № 3 в Бюро. Этот отдел исследовал преступления против детей.
Пайн отказалась. Она не хотела составлять психологические профили чудовищ, хотя технически такой профессии в ФБР не существовало. Это был миф, увековеченный массовой культурой. Нет, Пайн хотела сама надевать наручники на монстров, зачитывать им права и наблюдать, как судебная система отправляет их в такие места, где они уже никогда и никому не смогут причинить вред.
Такое будущее Этли было предопределено в тот момент, когда ко лбу Мерси в последний раз прикоснулся палец и мужчина с жуткой завершенностью сказал: «Мо».
Именно так она жила, пока шесть месяцев назад не произошло одно событие.
Приятель Пайн, кое-что знавший о ее прошлом, предложил ей попробовать пройти процедуру восстановления памяти при помощи гипноза.
Она слышала о таких сеансах, Бюро применяло их в ряде случаев, однако результаты получались разные. Использование данной практики вызывало бурные споры; многие ее поддерживали, но многие критиковали. Пайн знала, что иногда они приводили к появлению ложных воспоминаний и страдали невинные люди.
Однако она ничего не теряла, предпринимая такую попытку.
После многочисленных сеансов с гипнотерапевтом из глубин ее подсознания наконец появился Дэниел Джеймс Тор — точно злобный зверь, выбравшийся из адской дыры на дневной свет.
Проблема состояла в том, что до того, как подвергнуться гипнозу, Пайн многое узнала о Торе. Всякому, кто занимался серийными убийцами, было известно его имя. По сравнению с ним типы вроде Теда Банди казались неумелыми и некомпетентными. Пайн изучила его карьеру, пики активности, прошлое жертв.
Таким образом, возникал очевидный вопрос: возник ли Тор из ее подсознания, потому что действительно влез в окно их комнаты ночью 7 июня 1989 года? Или явился на свет из-за того, что она так хотела? Ведь он находился в их местах как раз в то время? И согласится ли он сказать, где похоронена Мерси, убил он ее или нет?
Отец Пайн уже давно умер. Он проглотил заряд картечи из дробовика после того, как в течение недели пил и принимал наркотики в дешевом мотеле в Луизиане, и закончил свою жизнь в день рождения дочерей. Пайн не считала его смерть совпадением. Возможно, отец пытался показать ей, что он чувствовал свою вину из-за случившегося с ней и Мерси. Но получилось так, что в каждый свой день рождения она вспоминала о том, что именно в этот день ее отец снес себе голову.
Ее мать еще была жива. Пайн знала, где она живет, но они отдалились друг от друга. Зрелость не помогла Этли сблизиться с ней, и дистанция между ними лишь увеличилась, превратившись в подобие Гранд-Кэньон. Быть может, даже больше — ведь Пайн удалось выяснить, что разум способен довести до конца все, что угодно, в особенности когда он играет с тобой в игры. Он может заставить видеть вещи, которых не было, или не видеть того, что смотрит прямо тебе в лицо.
Значит, это был Тор? Или ее гипотеза — полная чепуха?
Правда состояла в том, что она не знала…
Пайн снова закрыла глаза, но они почти сразу открылись. И не в том дело, что она не могла спать. Просто услышала шум снаружи.
Ей потребовалось двадцать секунд, чтобы полностью одеться, засунуть запасную «Беретту» в кобуру на щиколотке и сжать в правой руке «Глок 23».
А потом она поступила, как делала всегда.
Устремилась навстречу неизвестному.
На широких открытых просторах Северной Аризоны, куда почти не попадал другой свет, ярко горели звезды.
Однако на дне Гранд-Кэньон, откуда открывался великолепный вид на небо, звезды будто утратили часть своего сияния, ведь ему приходилось проделывать такой долгий путь до земли. Только теперь Пайн поняла, какие крутые здесь стены, которые, казалось, поглощали весь свет.
Она присела на корточки в темноте и повернулась на полные триста шестьдесят градусов.
И никого нигде не увидела. В темноте не мерцал огонек сигареты — курить здесь запрещалось из-за опасности пожара. Нигде не светился экран телефона. Когда можно рассчитывать только на одного мобильного оператора, прием получается выборочным или вовсе отсутствует. Беспроводного доступа к Интернету здесь не было. На ранчо имелся платный телефон, и, чтобы позвонить по нему, приходилось пользоваться кредитными карточками. Департамент технологии с этой задачей не справился. Любителям «Фейсбука», «Инстаграма» и «Твиттера» приходилось ждать возвращения во внешний мир, чтобы потакать своим привычкам.
Ее взгляд уходил все дальше и дальше, она осматривала все больше темных участков земли.
Вот, снова.
Кто-то крался, стараясь не шуметь, а не просто вышел прогуляться ночью. Пайн встречалась и с тем, и с другим — и инстинктивно чувствовала разницу.
Пригибаясь к земле, с «Глоком» в руке, Этли осторожно двинулась вперед.
В другой руке она сжимала мощный фонарик. Его луч выхватывал скорпионов, и ядовитые существа застывали в потоке белого света.
Пайн услышала крик мула. В лагере имелось два загона — один коммерческий для «Призрачного ранчо»; в другом, находившемся дальше, держали мулов парковой службы. Но второй был на другом берегу реки, рядом с водой. Этли знала, что крик донесся из ближайшего загона.
Может быть, кто-то собрался вывести наружу и прикончить еще одного мула или добавить другие буквы на шкуру? Может быть, явился пропавший Бенджамин Прист, охваченный безумной ненавистью к крупным животным?
Пайн старалась двигаться максимально быстро и бесшумно, продолжая светить фонариком на землю, — здесь водилось шесть видов гремучих змей, и все выползали по ночам на охоту. Этли не опасалась наступить на змею — они ощущают вибрацию от шагов и наверняка успеют отползти в сторону.
До загона осталось около ста футов. Шаги, которые ее сюда привели, стихли.
Через мгновение послышался новый крик и фырканье.
И тут слева от себя Пайн уловила движение и увидела вышедшего из темноты мужчину.
Сэм Кеттлер приложил палец к губам и указал в сторону загона для мулов. Этли кивнула.
Через мгновение Кеттлер оказался рядом с ней.
— Там кто-то есть, — сказала ему Пайн.
— Знаю. Вероятно, я следил за вами обоими.
— Вы видели, кто это?
— Нет.
— Ну тогда постараемся узнать. Вы вооружены?
Кеттлер похлопал по кобуре.
— Надеюсь, оружие не потребуется, — сказал он. — Я не для того пошел в парковую службу, чтобы стрелять в людей. Мне хватило этого в армии.
Дальше они двинулись вместе, изо всех сил стараясь не шуметь.
Пайн понравилось, как Кеттлер двигался; его силуэт был практически незаметен, а каждый следующий шаг тщательно выверен; казалось, будто он скользит, а не идет по неровной земле.
Этли уже видела загон.
Она вставила фонарик в специальную бороздку поверх «Глока», продолжая всматриваться в загон.
Кеттлер вытащил пистолет и снял его с предохранителя.
Шум доносился с дальней стороны.
Кеттлер показал на себя и свернул влево. Пайн кивнула и двинулась направо.
Через несколько мгновений она перешла на бег, свернула за угол и остановилась, направив луч фонарика и пистолет на стоявшего перед ней человека.
Кеттлер уже занял позицию сбоку, направив оружие на ту же цель.
Человек закричал и отскочил назад.
— ФБР! Поднимите руки, чтобы я могла их видеть, или я буду стрелять, — приказала Пайн.
В следующее мгновение она слегка расслабилась, когда поняла, на кого смотрит.
— Вот дерьмо, — воскликнула девочка-подросток, одетая в шорты, длинные носки, шлепанцы и футболку с короткими рукавами. Она расплакалась. — Пожалуйста, не трогайте меня… Господи, пожалуйста, не стреляйте…
Этли опустила пистолет на сорок пять градусов, глядя на длинный предмет, который девочка держала в правой руке. Потом сделала еще один шаг вперед и направила пистолет в землю.
Это был не нож. Девочка держала в руке морковку.
Кеттлер также подошел ближе и опустил пистолет.
— Проклятье, какого дьявола ты здесь делаешь? — резко спросила Пайн.
Девочка показала морковку.
— Я пришла покормить Жасмин. Это мул, на котором я приехала.
— Тебе известно, что вчера утром одного из мулов нашли мертвым?
Она кивнула.
— Наверное, именно поэтому я сюда пришла. Мне хотелось проверить, всё ли с ними в порядке.
Этли убрала пистолет в кобуру.
— Как тебя зовут?
— Шелби Фостер.
— Ладно, Шелби… Ты здесь с родителями?
— С отцом и братом.
— Откуда ты?
— Из Висконсина. Там нет ничего подобного. Здесь так красиво…
— Да, верно, — Пайн кивнула. — Хорошо, Шелби, покорми Жасмин морковкой, а потом мы проводим тебя обратно.
Кеттлер также убрал пистолет, а потом посмотрел на тонкие шлепанцы девочки.
— Здесь полно гремучих змей и скорпионов, мисс. У вас совсем неподходящая обувь.
— В домике у меня есть сапоги. Мне просто не хотелось снова надевать их. У меня распухли ноги от езды верхом.
Кеттлер доброжелательно улыбнулся.
— Да, такое случается. Но в следующий раз думайте перед тем, как выходить из дома, ладно?
Позднее, когда они уже подходили к одному из домиков, Шелби спросила у Пайн:
— Значит, вы агент ФБР?
— Да, — ответила та.
— Я думала, агентами обычно бывают мужчины.
— Так и есть. Но я женщина.
— Но это же круто, — восхитилась Шелби.
— Вы правы, — согласился Кеттлер, что заставило Пайн посмотреть на него.
— Вам удалось узнать, кто убил мула? — спросила Шелби.
— Пока нет, но мы обязательно это выясним.
— Но кто мог совершить такую ужасную вещь?
— К несчастью, поблизости есть ужасные люди, Шелби. Так что будь максимально осторожна. Не смотри на экран своего телефона двадцать четыре часа в сутки. И не носи постоянно наушники. Это сразу делает тебя легкой мишенью. Будь начеку. Хорошо? — Когда девочка с тоской посмотрела на нее, Пайн улыбнулась и добавила: — Девочки должны присматривать друг за другом, ведь так?
Шелби улыбнулась в ответ и кивнула. Этли проводила ее взглядом, когда она входила в домик.
— Ну, пожалуй, мне лучше вернуться, — заметил Кеттлер.
— Спасибо за помощь, мистер Кеттлер.
— Моего отца зовут мистер Кеттлер. А я Сэм.
— Этли.
Кеттлер огляделся по сторонам.
— Вы знаете, я перебрался сюда, чтобы обрести мир и покой. Никак не ожидал, что здесь может случиться нечто подобное… Все сильно напряжены.
— Ну, у вас и прежде пропадали люди.
— Да, но никогда не убивали мулов. Почему-то это встревожило меня больше, чем пропажа человека. — Он кивнул ей. — Дайте мне знать, если вам потребуется какая-либо помощь.
Пайн достала визитную карточку и протянула ее Кеттлеру.
— Номера сотовых телефонов на обороте, — сказала она. — Если вы что-нибудь вспомните или просто захотите поговорить, позвоните мне.
Он приподнял шляпу.
— Может быть, как-нибудь мы выпьем пива. Колсон сказал, что вы живете в Шеттерд-Рок.
— Я живу в Тусаяне, это недалеко.
— Вы правы. — Кеттлер убрал визитку в карман рубашки. — Ну, тогда до встречи.
Он улыбнулся и пошел прочь. Пайн смотрела ему вслед, размышляя о том, что ей удалось узнать.
Если девочка-подросток сумела выбраться из домика и практически незаметно попасть к загону, значит, Бенджамин Прист мог проделать то же самое. Мул мертв. Возможно, такая же участь постигла и Приста.
Несмотря на огромные размеры каньона, едва ли тело здесь сможет долго оставаться незамеченным. В любом случае летающие или наземные хищники обратят на него свое внимание. Но Этли хотелось отыскать живого Приста. У нее были к нему вопросы, и Пайн надеялась, что он на них ответит. Ей не нравилось, когда кто-то убивал животных — из-за того, что потом он иногда начинал убивать людей.
Она посмотрела на часы. Примерно через шесть часов начнутся серьезные поиски мистера Приста. Но у нее появилось чувство, что вне зависимости от того, найдут они его живым или мертвым, вопросов станет только больше. И очень может быть, что все это окажется лишь верхушкой пресловутого айсберга.
Пайн вытерла пот со лба, чтобы не заливал глаза. Она сидела на валуне и смотрела в сторону реки Колорадо. Поиски шли уже восемь часов, начавшись сразу после завтрака.
Семь рейнджеров и она. Им предстояло освоить огромное пространство, которое вместе с находившимся наверху парком превышало размеры штата Род-Айленд. Даже вертолет не давал никаких гарантий на успех. И нигде не было видно круживших в небе канюков, которые могли бы им помочь.
Итак, они ничего не нашли. Никаких следов Бенджамина Приста. И по-прежнему не знали, где и как он сумел выбраться из каньона.
Этли еще раз внимательно огляделась по сторонам. Если бы Прист попытался взобраться вверх по склону вчера утром, ему потребовались бы часы. По опыту она знала, что подъем занимает в два раза больше времени, чем спуск.
Пайн недоуменно покачала головой. Но если Прист хотел покинуть каньон, зачем он взял мула из загона? От Бреннана она знала, что Прист не собирался ехать на муле в темноте и в одиночку. Он с трудом спустился в каньон при дневном свете, когда рядом находился опытный ковбой.
Труп Салли Белль забрал вертолет при помощи лебедки и упряжи, приспособленной для перевозки крупных животных. Эксперт сделает вскрытие. У Пайн появилось предчувствие… вскрытие покажет, права она или нет. Этли воспользовалась набором своих инструментов, насколько это было разумно при данных обстоятельствах, но ее исследования ни к чему не привели, и ответов она не получила.
К ней подошел Ламберт.
— Когда я отправил вам сообщение о том, что здесь произошло, вы ответили, что уехали из города по личному делу. У вас всё в порядке? — спросил он.
Пайн посмотрела на него.
— Я просто отдыхала и расслаблялась. Бюро иногда предоставляет мне такую возможность, — ответила она.
— Значит, отдыхали?.. Я не стал бы к вам обращаться, если б знал.
— Расслабьтесь, Колсон, у меня был отпуск, а теперь он закончился. — Этли глянула на землю перед собой.
— Вы уже получили какую-то информацию из Флагстаффа?
— Пока нет. И я не знаю, каков приоритет нашего запроса.
Посмотрев по сторонам, Ламберт произнес:
— Не думаю, что мы найдем его здесь.
— Может быть, он мертв. Так что нам нужны поисковые собаки.
— Будет сделано.
— Сегодня ночью девочка-подросток выбралась из своего домика, прихватив морковку для Жасмин, мула, на котором она приехала, — сказала Пайн.
— Она дошла до загона мулов? И что произошло дальше? — спросил Ламберт.
— Мы проводили ее до домика, и я попросила ее быть в дальнейшем более осторожной.
— Мы?
— Там был Кеттлер. Он также ее услышал.
— Меня это не удивляет. Сэм всегда настороже.
— Кеттлер сказал, что служил в армии. И вы об этом упоминали…
Ламберт кивнул.
— Спецназ. Один его сослуживец рассказал мне, что у Кеттлера множество медалей, в том числе «Пурпурное сердце»[277]. Но он никогда об этом не говорит.
— Солдаты, которые делают больше всех, не склонны распространяться о своих подвигах, — заметила Этли.
— Согласен. И он прекрасный спортсмен. Участвовал в двадцатичетырехчасовом супермарафоне. А также в забеге от одного края Гранд-Кэньон до другого и обратно. Ему совсем немного не хватило до рекорда.
Пайн знала, что рекорд принадлежит человеку, который сумел преодолеть всю дистанцию менее чем за шесть часов. Путь в сорок две мили при перепаде высот двадцать две тысячи футов[278].
— Это впечатляет. — Она немного помолчала. — Вы сказали ему, что я живу в Шеттерд-Рок.
— Ну, он расспрашивал про вас после того, как вы встретились, — признался Ламберт.
— Он сказал, почему я его заинтересовала? — осведомилась Пайн.
Рейнджер удивленно посмотрел на нее.
— Может быть, вы понравились ему, Этли.
— Моя работа такова, что я не думаю о подобных вещах.
— Ну, у всех есть личная жизнь. Но, с другой стороны, у меня дома три подростка. Вот почему сейчас я не знаю, насколько личной является моя жизнь.
— Наверное, ее попросту нет…
Ламберт усмехнулся и снова огляделся по сторонам.
— Ну, и что мы будем делать теперь?
— Пока совсем не стемнело, я намерена улететь отсюда на вашем вертолете, — заявила Пайн.
— И что предпримете? — спросил Ламберт.
— Проведу дьявольски серьезное исследование.
— Надеюсь, я вызвал вас не только ради мертвого мула. Мне известно, что у вас есть и другие дела.
— Никаких проблем. Я — агент ФБР и женщина в одном лице. Поэтому способна заниматься сразу несколькими вещами одновременно, наравне с лучшими.
Пайн бросила большую сумку на пол и оглядела свою спартанскую двухкомнатную квартиру на окраине Шеттерд-Рок, городке таком маленьком, что его предместья и крошечный центр напоминали целующихся кузенов. Дом был трехэтажным, и квартиры в нем арендовали самые разные люди. В городе имелось лишь еще одно «высотное» здание в три этажа — отель, где останавливались туристы, направлявшиеся в Гранд-Кэньон.
С тех пор как Пайн покинула дом, она никогда не жила в квартире, где было больше двух комнат. А родилась и провела детство на ранчо на три комнаты в сельской части штата Джорджия.
Она слышала, что писательница Маргарет Митчелл неизменно жила в двухкомнатных квартирах по очень простой причине: она не хотела, чтобы у нее кто-то останавливался на ночь. Пайн не знала, правда это или анекдот, но вполне разделяла ее чувства. Она также была женщиной с одной спальней и совершенно не переносила гостей.
В ее квартире не было домашних животных и цветов в горшках, а в жизни — никаких хобби, к которым она могла обратиться после окончания расследования. Пайн слышала, что работа не должна становиться жизнью. Но не знала другой жизни, кроме работы. И ее это вполне устраивало.
После исчезновения сестры Этли посещала психотерапевта. Шестилетний ребенок, перенесший тяжелую утрату, не получил от общения с врачом никакой помощи. Она лишь испытывала смущение и страх.
Четыре года назад Пайн предприняла еще одну попытку. С аналогичным результатом. Она сидела на сеансах групповой терапии и слушала, как участники расхаживали по комнате и обсуждали друг с другом самые интимные подробности своей жизни. Когда пришел ее черед, Пайн, в которую стреляли, ранили ножом и атаковали множество раз во время исполнения профессиональных обязанностей, начала отчаянно потеть и в итоге выбрала путь труса — отказалась что-либо говорить и больше никогда не посещала подобных собраний.
По какой-то причине она испытывала отвращение к имуществу и хотела пройти по жизни, обладая минимально необходимым количеством вещей. В список входили и люди. Некоторые психиатры могли бы интерпретировать это как страх перед новыми тяжелыми потерями. Возможно, они были бы недалеки от истины. Но Пайн никогда не давала себе шанс глубоко заглядывать в свою психику, чтобы доказать истинность или ошибочность данной теории.
Она приняла душ, чтобы смыть грязь и пот Гранд-Кэньон, потом надела чистую одежду и села за сучковатый кухонный стол из древесины сосны, который стоял в квартире, когда она ее сняла, и теперь служил домашним офисом. Проверила электронную почту, телефонные и текстовые сообщения.
Среди них было письмо от ее прямого начальника, находившегося во Флагстаффе. Он хотел знать, каков прогресс в ее расследовании. Когда Пайн изучала электронную почту, она отметила около дюжины человек, которым также отправили письма. Двое из списка рассылок занимали более высокое положение в субординационной цепочке, чем ее непосредственный начальник; остальных она не знала.
Ее привлекли к расследованию по единственной причине: Гранд-Кэньон являлся федеральной собственностью и имел особое значение в глазах правительства США. И Шеттерд-Рок существовал именно благодаря ему. Этли немедленно взялась за дело, как только получила назначение сюда, и затратила немало усилий, чтобы добиться хороших отношений со Службой национальных парков, местной полицией и индейскими племенами на близлежащих территориях. Это оказалось непростой задачей, но Пайн старалась изо всех сил, и ее искренность и напряженная работа принесли ей симпатии всех местных служб.
Этли сделала себе чашку кофе, уселась перед лэптопом и начала поиск консалтинговой компании «Козерог». Она получила множество ссылок, но ни одна из них не имела ничего общего с оборонной промышленностью.
Пайн отправила сообщение Колсону Ламберту, чтобы тот уточнил название фирмы, и спросила, от кого он получил эту информацию.
Ламберт ответил через несколько минут, что название фирмы и сферу ее деятельности сообщил ему брат Приста.
Этли взглянула на часы. На Восточном побережье было больше одиннадцати вечера, и она подумала, что, вероятно, уже слишком поздно звонить брату Приста.
Затем снова пролистала сообщения, полученные по электронной почте, — и у нее неожиданно возникла новая идея. Пайн вошла в персональную базу данных ФБР и посмотрела все незнакомые имена из списка рассылки.
И удивленно заморгала, когда на мониторе появилась фотография и краткие биографические сведения.
Пайн смотрела на одно из имен в списке рассылки. Его там не должно было быть.
Питер Стьюбен. Исполнительный помощник директора Службы национальной безопасности ФБР, из чего следовало, что он здесь главный. СНБ, одно из шести отделений ФБР, создана в 2005 году после событий 11 сентября в связи с резко возросшей опасностью терроризма. В некотором смысле чуть ли не самое важное отделение, которое занималось предотвращением угроз против Соединенных Штатов.
Имя одного из самых высокопоставленных функционеров ФБР стояло в списке рассылки, касающейся мертвого мула. И, быть может, исчезнувшего туриста, связанного с несуществующей компанией, хотя Пайн вполне могла допустить, что военные подрядчики стараются не оставлять следов на публичных сайтах.
Прежде Пайн работала в ФБР на Восточном побережье — и заметила, что персонал Бюро, находящийся по другую сторону Миссисипи, консервативен, его сотрудники строго придерживаются правил и процедур и не понимают, почему нельзя эти самые правила и процедуры, принятые в Нью-Йорке или округе Колумбия, установить на Юго-Западе как гигантский шаблон правоохранительных протоколов. Пайн прекрасно понимала, почему эти правила здесь не годятся — главным образом из-за огромного количества особенностей, которые требуют и заслуживают внимания и уважения. Тут практически у всех имелось самое разное оружие, а также здоровый скептицизм относительно федерального правительства. Здесь ты мог ехать целый день и не встретить ни одного человеческого существа на территории, напоминающей поверхность необитаемой планеты.
Однако Пайн давно перестала сражаться с парнями с Восточного побережья, старалась не выделяться, делала свою работу и никогда не просила помощи, пока в ней не возникало острой необходимости.
Но если СНБ заинтересовалась ее делами, она не знала, насколько успешной будет такая стратегия. Ей не составило никакого труда представить вертолет, набитый надменными агентами ФБР с акцентом Нью-Джерси, которые появятся в разгар ее расследования и вежливо, но твердо предложат ей отправляться к дьяволу.
Раззадоренная этими мыслями, Пайн снова посмотрела на часы — и решила рискнуть.
Она набрала номер, который ей прислал Ламберт, и дождалась первого длинного гудка. После второго услышала встревоженный голос:
— Да?
— Мистер Прист?
— Да?
— Эдвард Прист?
— Да, с кем я говорю?
— Я специальный агент Этли Пайн, ФБР, штат Аризона.
— О господи… Вы звоните из-за Бена? Он мертв. О дерьмо. О господи!
Пайн услышала, как мужчина разрыдался.
— Нет, мистер Прист, — твердо сказала она. — Нет, я звоню вам по другой причине. Я расследую исчезновение вашего брата, но пока нам не удалось его найти. Насколько мы знаем, он еще жив.
Она услышала, как дыхание в трубке постепенно успокаивается.
— Вы до смерти меня напугали, — наконец рявкнул он. — Почему вы позвонили так поздно?
— Я приношу вам свои извинения, но мы не можем терять времени. Вы сказали одному из моих коллег, что ваш брат работает в консалтинговой компании «Козерог».
— Верно. Так и есть.
— Эта фирма относится к «Белтуэй»?
— Да.
— У вас есть их адрес и телефон для связи?
Прист явно колебался.
— Телефон для связи? — уточнил он.
— Или адрес.
— Я… у меня нет такой информации. Я лишь помню, как брат говорил мне, что работает там.
— Когда? — спросила Пайн.
Теперь в его голосе появилось подозрение.
— А какое это имеет значение? Он исчез в Гранд-Кэньон, а не на кольцевой дороге в округе Колумбия.
— Дело в том, что я попыталась найти эту компанию, но в округе Колумбия ее нет.
Молчание.
— Я… я думаю, он сказал мне это около шести месяцев назад, — сказал Прист после долгой паузы.
— Значит, вы никогда не бывали в его офисе?
— Нет.
— Он что-то говорил вам о своей работе?
— Он… он часто повторял шутку, ну, вы знаете… обычные приколы, когда речь заходит об округе Колумбия.
— Вы хотите сказать, что-то вроде: «Я тебе расскажу, но тогда мне придется тебя убить»?
— Совершенно верно.
— Ладно.
— Агент Пайн, что происходит?
— Сейчас мне сложно делать выводы. Вы не могли бы рассказать о прошлом вашего брата? Образование, детство, семья… ну, вы понимаете.
— Я все уже рассказывал вашему коллеге.
— Если вы повторите мне еще раз, это может помочь.
Он тяжело вздохнул.
— Мы росли в основном на Восточном побережье, но нам пришлось много переезжать. Наш отец служил в военно-морском флоте. Ушел в отставку в статусе «ноль-семь».
— Контр-адмирал.
— Да, вы правы. Вы из семьи военных моряков?
— Нет, но у меня были друзья… Что еще?
— Бен был… я хотел сказать, есть мой младший брат. У нас еще две старших сестры. Бен живет в Старом городе Александрии, штат Вирджиния. Одна сестра во Флориде, другая в Сиракузах.
— Насколько я поняла, ваш брат не женат.
— Нет, он так и не отважился. Работа — вся его жизнь.
— Образование?
— Джорджтаун. Студент и выпускник.
— Политология?
— Да. Но откуда вы знаете?
— Удачная догадка. Вы можете дать мне его домашний адрес? — спросила Пайн.
— Послушайте, я хочу сотрудничать с вами, но сейчас мне пришло в голову, что я ничего про вас не знаю — даже то, действительно ли вы агент ФБР.
— С вами уже связывался Колсон Ламберт из Парковой службы США. Я могу сообщить вам номер моего значка и телефонный номер в Бюро; там подтвердят, что я работаю в ФБР. А завтра, если захотите, можете позвонить мне по этому номеру.
Прист не стал отвечать сразу.
— Нет, я думаю, всё в порядке, — заговорил он после небольшой паузы. — Зачем вам звонить мне, если вы не работаете в ФБР, не так ли?
«Я могу назвать сразу несколько причин», — подумала Пайн. Однако озвучивать их Присту не стала.
Он дал ей домашний адрес брата.
— Значит, Бен с вами не связывался? — спросила Пайн.
— Нет. Послушайте, я спросил у того парня, Ламберта, следует ли мне к вам вылететь.
— Я считаю, что будет лучше, если вы останетесь дома. Когда появятся новости, я немедленно с вами свяжусь. И вы можете позвонить мне с любыми вопросами или тревогами. Или если у вас возникнут мысли, которые могут оказаться полезными.
— Вы думаете, исчезновение Бена как-то связано с его работой?
— Я не стану утверждать, что это не так. Во всяком случае, на данный момент.
— Вы думаете, он мертв?
— Я ничего не думаю. Мы слишком мало знаем. Но нам следует уточнить очевидные моменты. У вашего брата были враги?
— Мне о них ничего не известно.
— Хорошо, — сказала Пайн. — А вы говорили с сестрами?
— Нет. А почему я должен был с ними говорить?
— Ну, на случай, если он входил в контакт с кем-то из них.
— Да, вы правы. Я не подумал… Но я полагаю, что он сначала позвонил бы мне, а не сестрам. Мы живем рядом.
— И все же на всякий случай вам лучше не говорить им, что он пропал. Просто спросите, не связывался ли он с ними.
— Ладно, я им позвоню. И сообщу вам о результатах наших разговоров.
— Благодарю, мистер Прист. Я рада, что вы согласились помочь.
— Как вы думаете, вам удастся найти Бена?
— Я буду стараться изо всех сил. И еще одно. У вас есть недавние фотографии вашего брата, которые вы могли бы мне прислать?
— Да, есть. Со дня рождения моей жены в прошлом месяце. На них я, моя жена и Бен. Я пришлю вам снимки по электронной почте.
— Отлично. — Этли продиктовала свой адрес и повесила трубку.
Прошла минута. Она получила письмо, открыла его, посмотрела на фотографию и увидела высокого стройного мужчину ростом шесть футов и три дюйма. Очевидно, Эдвард Прист. В центре стояла его жена. С другой стороны — невысокий коренастый мужчина в очках. Бен Прист.
Тут ей в голову пришло еще несколько вопросов, и Пайн решила перезвонить Эдварду.
— Я получила фотографию, благодарю вас. У меня появилось еще несколько простых вопросов. На фотографии ваш брат в очках. А он носит контактные линзы?
Ответ Эдварда Приста сильно удивил Пайн, и ее мысли устремились совсем в другом направлении.
— Нет, агент Пайн, вы неправильно поняли. Это я ношу очки, а не Бен. Мой брат заметно выше меня, и он стоит слева.
— Доброе утро, специальный агент Пайн.
Этли едва успела отпереть дверь офиса ФБР в Шеттерд-Рок. Мощная дверь с надежным замком, защищенным от взлома, интерком и видеокамера. Это могло показаться избыточным в таком месте, но для усиленного протокола безопасности всегда имелись веские причины. В конце семидесятых два агента ФБР в Эль-Сентро, штат Калифорния, были убиты из дробовика в своем незащищенном офисе. Убийцей оказался социальный работник, находившийся под следствием за растрату фондов. С тех пор Бюро существенно улучшило охрану всех своих подразделений, начиная от крупных и заканчивая самыми маленькими.
Кэрол Блюм приветствовала Пайн из-за своего письменного стола в приемной офиса, состоявшего из двух комнат. Кроме того, в здании находились юридическая фирма, кабинет дантиста, строительная и страховая компании.
И еще одно федеральное правоохранительное учреждение.
Пайн закрыла за собой дверь.
— Знаете, Кэрол, мы уже довольно давно работаем вместе. Вы можете называть меня Этли.
— Я люблю, чтобы все делалось профессионально. Насколько мне известно, именно таким хотел видеть Бюро мистер Гувер.
— Тем не менее мое предложение остается в силе. И мистер Гувер работал очень давно.
Пайн пришла на работу в джинсах с широким кожаным ремнем и большой медной пряжкой квадратной формы, пыльных сапогах, белой рубашке и ветровке. Блюм выглядела исключительно официально: темно-синий пиджак, белая плиссированная юбка, туфли на низком каблуке и нейлоновые чулки; густые золотисто-каштановые волосы собраны в аккуратный пучок. Она почти не пользовалась косметикой, и Пайн подумала, что макияж ей не помешал бы. Кэрол Блюм была замечательной женщиной, которая старательно поддерживала форму, а огромные изумрудные глаза отлично сочетались с рыжеватыми волосами, острым подбородком и высокими скулами, что придавало ей экзотический вид, каким бы глупым и вышедшим из моды этот термин ни казался сейчас. Однако к ней отлично подходило и другое слово: профессионализм.
— Я положила папки с текущими делами на ваш письменный стол. Днем вам будут звонить из Флагстаффа, чтобы вы ввели руководство в курс последних новостей. Напоминание в вашем календаре.
— Благодарю вас, — сказала Пайн.
— Знаете, мне нравится, что вы никогда не пишете лишних бумаг и не устраиваете показухи.
Этли внимательно посмотрела на Блюм.
— Я работала в других офисах, — продолжала секретарша, — где, перед тем как появлялось начальство, начиналась бурная деятельность и возникали бумаги с новыми серийными номерами.
— Я понимаю, о чем вы говорите, Кэрол.
— Но вы никогда так не делаете.
— Не вижу смысла. Я работаю, чтобы доводить расследования до конца, а не устраивать фокусы с документами.
— Как прошел ваш отпуск?
— Всё в порядке.
— И чем вы занимались?
— Путешествовала.
— В какое-то необычное место?
— Нет, не особенно.
Огромные глаза секретарши стали еще больше.
— Хотите об этом поговорить?
— На самом деле нет, — сказала Пайн.
Глаза затуманились.
— Выпьете кофе? Я только что купила для офиса новую кофеварку.
— Должно быть, вам пришлось заполнить целую тонну бумаг…
— Так и было бы, но я купила ее на собственные деньги.
— Вы храбрая женщина. Я бы охотно выпила кофе, спасибо.
— Черный?
— Как всегда.
Пайн вошла в свой кабинет и закрыла за собой дверь.
Ей казалось странным и немного лицемерным то, что Блюм хотела, чтобы их отношения оставались сугубо профессиональными, однако неизменно интересовалась всеми аспектами личной жизни своего босса. Впрочем, нельзя исключать, что она просто старалась вести себя дружелюбно. Несмотря на то что они работали вместе уже год, Этли не слишком хорошо знала свою секретаршу.
Вероятно, обо мне она думает то же самое. Быть может, это к лучшему.
Пайн повесила ветровку в маленький шкаф, села за потрепанный стандартный письменный стол из серой латуни, из тех, что ФБР покупало огромными партиями, и включила компьютер.
Бюро все еще отставало в том, что касалось технологий, и компьютеру Пайн было уже восемь лет. Когда ей требовалось решить какую-то серьезную задачу, она обращалась к собственному лэптопу или телефону. Иногда ее даже удивляло, что для входа в Интернет не приходится использовать модем.
Постучав в дверь, с чашкой горячего кофе вошла Блюм.
— Вы завтракали? — спросила она.
— Нет.
— Хотите есть? Я могу сходить в булочную. Мне совсем не трудно.
— Со мной всё в порядке, благодарю.
— Завтрак — самая важная трапеза, — не унималась секретарша. — У меня шестеро детей, и я знаю это совершенно точно.
Пайн оторвалась от файла, который только что открыла.
— Я буду иметь это в виду.
— Что-нибудь еще?
Этли понимала, что Блюм просто хочет чем-нибудь заняться, но проблема состояла в том, что она могла все сделать сама. Рано или поздно Бюро поймет это, и Блюм может потерять работу. Впрочем, колеса бюрократической машины вращаются медленно; сначала она выйдет на пенсию.
— Нет, я… — Пайн замолчала, и Блюм продолжала вопросительно смотреть на нее. — Да, есть кое-что. Вы можете выяснить, имеют ли буквы дж. и к. какой-то специальный смысл? Не просто как буквы алфавита.
— В связи с чем? — спросила Блюм.
— Они были вырезаны на шкуре мертвого мула, которого нашли на дне Гранд-Кэньон. Я понимаю, что информации слишком мало, и не особенно рассчитываю, что вы сумеете что-то выяснить.
Однако на лице секретарши появилось задумчивое выражение.
— Ну, кое-что пришло мне в голову… но сначала я должна провести небольшое расследование.
Она вышла. Пайн проводила ее удивленным взглядом.
В течение следующего часа она просматривала остальные дела, чтобы подготовиться к ежемесячной беседе с начальством. Этли потратила немало сил на то, чтобы изучить местные законы. Кроме того, множество раз побывала в индейских племенах, оказывавших заметное влияние на происходившие в регионе события. С ними невозможно установить добрые отношения за несколько недель. Но за проведенное здесь время Пайн поймала грабителя банков, покончила с опиатной торговой цепочкой, отыскала серийного насильника, нападавшего на индейских женщин, и это помогло ей заручиться доверием местных жителей, без которого она не могла хорошо делать свою работу.
Пайн закрыла файлы и допила кофе, оказавшийся крепким и слишком резким. Потом посмотрела на противоположную стену, где остался отпечаток кулака.
Тут она была ни при чем — один из подозреваемых, потеряв терпение, решил напасть на агента ФБР.
Второй след на стене находился ниже и был заметно больше. Он остался от головы подозреваемого, которого Пайн отшвырнула от себя, после чего их конфликт пришел к быстрому разрешению.
Она надевала на почти потерявшего сознание подозреваемого наручники, когда Блюм, услышавшая шум, спокойно открыла дверь и спросила, не требуется ли вызвать полицию, чтобы та увезла отсюда этого дебила.
Именно она предложила Пайн оставить следы на стене.
— Некоторым людям требуется визуальная стимуляция, — сказала тогда Блюм. — Иногда картина стоит тысячи слов.
Это была блестящая идея, Пайн оценила ее, и следы на стене не стали убирать. Подозреваемый подал на Этли жалобу, заявив, что та напала на него без всякой причины. С тех пор Пайн установила в кабинете скрытую камеру, которая также записывала звук. Кнопка включения съемки находилась у нее под столом на уровне колена. Камера была нужна не для физической защиты — речь шла о психологическом спокойствии. Она находилась здесь на тот случай, если другой «дебил» солжет относительно того, кто кого атаковал.
Зазвонил ее сотовый телефон; она посмотрела на номер и нахмурилась. И сделала еще один глоток кофе.
Звонили из Флагстаффа. Слишком рано. Плохой знак.
— Пайн, — сказала она.
— Пожалуйста, подождите, с вами будет говорить Роджер Эйвери.
Роджер Эйвери?
Он не являлся непосредственным начальником Пайн, и она не ожидала звонка от него. К тому же Эйвери находился на два уровня выше ее босса. Он проработал в ФБР шесть лет, менее половины ее срока, но теперь агенты занимали командные посты через три или четыре года. Пайн никогда не заполняла нужных бумаг, чтобы получить подобную должность; более того, изо всех сил боролась за то, чтобы остаться на полевой работе, а не торчать на постоянной основе в офисе. У нее имелось вполне определенное мнение о должности контролера ФБР: они весь день сидят за письменным столом, дают указания агентам, как вести дела, и при любой возможности играют роль «квотербека в понедельник утром»[279].
Пайн легко переносила контакты с непосредственным начальством, но ей никогда не нравилось разговаривать с Эйвери. Она скорее предпочла бы перенести колоноскопию без пропофола[280].
Через мгновение она услышала в трубке его голос.
— Пайн?
— Да, сэр, — ответила Этли.
— Вы удивлены моим звонком?
— Ну, я ожидала звонка, чтобы отчитаться по своим расследованиям, но не от вас, сэр.
— Я люблю держать руку на пульсе, так что на этой неделе сам разговариваю с агентами.
Руку на пульсе. Этот человек провалит любой тест на полиграфе.
— У меня в календаре помечено, что звонок состоится днем, — сказала Пайн.
— Я решил позвонить вам раньше. Знаю, что вы не любите сидеть за письменным столом. Но если вы заняты…
Как и любой другой контролер, он вовсе не имел это в виду. Если б Этли сказала ему, чтобы проваливал куда подальше, поскольку ей нужно работать, она могла бы сразу попрощаться со своей карьерой.
— Нет, всё в порядке. — Пайн потянулась, чтобы открыть нужные файлы, но его следующие слова заставили ее остановиться.
— Я не сомневаюсь, что вы прекрасно справляетесь с текущими проблемами, — заявил Эйвери. — У меня никогда не возникало необходимости предъявлять вам какие-то претензии в этом отношении.
Смысл его слов не вызывал сомнений. У него имелись претензии к ней за то, что иногда она слишком рьяно делала свою работу. Однако Пайн никогда не считала, что оскорбленные чувства или сломанная рука являются достаточным поводом, чтобы не узнать правду. «Дебил», которого она швырнула на стену, не только написал на нее жалобу, он также подал в суд. Позднее выяснилось, что этот тип уже несколько раз нападал на полицейских и обычных граждан, так что Пайн никак не пострадала и дело в суде закрыли.
— Хорошо, — сказала Этли. — Вас интересует что-то еще? Дело в том, что я собиралась уходить.
— Давайте поговорим о Гранд-Кэньон.
Пайн подалась вперед на дешевом стуле, отвратительном предмете мебели, купленном на мелкой распродаже, у которого даже не было удобной спинки. С тем же успехом можно сидеть на желатине во время землетрясения. Она уже собиралась приобрести новый стул на средства агентства, а потом принять удар за то, что не заполнила необходимые для такого случая документы. А если кто-то из администрации Бюро пожелает явиться в Шеттерд-Рок, чтобы сделать ей выговор за то, что она обзавелась удобным стулом, пусть приезжают.
— Каньон? — спросила она.
— Мертвый мул.
— Верно.
— И как продвигается расследование? — спросил Эйвери.
— Я работаю над ним. Прошло еще слишком мало времени.
— Это так. Но меня интересуют некоторые детали…
— Я отправила вам предварительный отчет, — сказала Пайн.
— Я его читал. Сейчас меня интересует, что вам удалось выяснить после этого.
— Я не знаю, кто убил мула, почему и как и где сейчас злоумышленник, — сказала Пайн. — А в остальном все хорошо.
Эйвери проигнорировал ее сарказм, что удивляло.
— Бенджамин Прист?
До сих пор Этли никому не говорила, что человек, называвший себя Бенджамин Прист, на самом деле им не был.
— Вчера вечером я говорила с его братом, — сказала она.
— И каковы результаты разговора? — терпеливо спросил Эйвери.
Похоже, он знает ответ и хочет получить подтверждение. Или нет.
— Его брат ничего не знает о консалтинговой компании «Козерог». Ни адреса, ни телефонов. Бенджамин Прист никогда не рассказывал ему о своей работе. И на данный момент я не нашла свидетельств существования этой компании. — И пока Эйвери никак не успел отреагировать на ее слова, Пайн решила перехватить инициативу: — А вам удалось что-нибудь выяснить, сэр?
— Но не я провожу расследование, Пайн. Оно ваше.
— Да, сэр.
— Что-то еще?
Этли решила сбросить атомную бомбу.
— Складывается впечатление, что нашим расследованием заинтересовалась Служба национальной безопасности. Вам об этом что-нибудь известно?
Несколько секунд Эйвери ничего не отвечал, но Пайн показалось, что прошло гораздо больше времени. Она слышала лишь дыхание контролера. Как ей показалось, оно немного участилось.
Неужели я только что пустила собственную карьеру под откос?
— Продолжайте расследование, Пайн, — наконец сказал Эйвери. — И если вам потребуется помощь, сделайте запрос.
— Есть, сэр.
— И… Этли?
Теперь «Этли»? Все страньше и страньше…
— Слушаю?
— Позаботьтесь о том, чтобы у вас были глаза на затылке.
И он повесил трубку.
Пайн получила такой же совет ровно один раз за все время своей работы в ФБР.
Когда она проводила расследование и выяснилось, что Бюро следило за ней.
Через мгновение Блюм открыла дверь. Должно быть, слышала телефонный звонок и отголоски ее разговора.
— Всё в порядке, агент Пайн?
Этли посмотрела на нее.
— Все хорошо, миссис Блюм.
Чу-чу-поезд. Или Хутервилльский экспресс. Выбирайте наименьшее из зол.
Пайн стояла перед железнодорожным вокзалом в Уильямсе, штат Аризона. Именно отсюда каждый день отправлялся поезд в Гранд-Кэньон, а потом возвращался обратно. Путешествие к южному краю каньона составляло шестьдесят пять миль в каждую сторону и занимало неспешные два часа и пятнадцать минут. За меньшее время она могла бы долететь от Феникса до Сиэтла.
Пайн только что поговорила с людьми из персонала поезда и показала фотографию настоящего Бенджамина Приста. Никто не вспомнил, чтобы он ехал в поезде. Затем она дала описание фальшивого Приста, но ей сказали, что совсем немногие джентльмены под него подходят.
На имя Бенджамина Приста был выписан билет туда и обратно, и кто-то воспользовался им, чтобы добраться до южного края каньона. Однако обратный билет до Уильямса так никто и не предъявил. Его покупали за наличные — и никаких следов кредитной карты. «Очень интересно, — подумала Пайн, — билет достаточно дорогой… Возможно, кто-то хотел скрыть свою личность? Наверное, так и было».
Затем она отправилась в железнодорожный отель — камин с каменной облицовкой, ковер, в котором тонули ноги, полированные деревянные балконы и колонны; все вместе производило впечатление гостеприимства высшего класса. Жизнедеятельность отеля зависела от пассажиров поезда. Вот почему персонал старался произвести хорошее впечатление на гостей и убедить их здесь остановиться, прежде чем двигаться дальше.
Пайн подошла к стойке регистрации, показала молодой женщине-портье фотографию настоящего Приста и рассказала ей, когда тот мог у них останавливаться. Потом дала описание мошенника. Женщина покачала головой.
— Я не узнаю́ ни того ни другого, — сказала она.
— А вы тогда дежурили?
— Да, обычно я работаю в дневную смену.
— Кто-нибудь еще находился у стойки регистрации? — спросила Пайн.
— Нет, только я.
— Хорошо, а вы не регистрировали гостя по имени Бенджамин Прист в тот день, о котором я спросила?
Дежурная нажала на несколько клавиш, посмотрела на монитор и покачала головой.
— Нет, у нас не было гостей с таким именем. Значит, он здесь не останавливался.
Пайн знала, что это вовсе не обязательно так. Он мог использовать вымышленное имя, фальшивое удостоверение личности или изменить внешность. Она поблагодарила дежурную и вышла из отеля, размышляя о том, что путешествие сюда оказалось совершенно бесполезным. Затем села в свой внедорожник и включила двигатель.
В этот момент ей позвонила Кэрол Блюм.
— Я отправила вам статью с новостями из «Аризона газетт».
— О чем она?
— Об исследовании, которое якобы имело место в Гранд-Кэньон.
— А когда оно якобы имело место? — уточнила Пайн.
— В тысяча девятьсот девятом году.
— И какое оно имеет отношение к моему расследованию через сто с лишним лет?
— Просто прочитайте, — предложила Блюм. — Кроме того, я послала вам более позднюю статью, в которой препарируется сообщение девятьсот девятого года. Вместе они помогут вам оценить их.
— Хорошо, — сказала Пайн. — Но вы можете хоть намекнуть?
— Буквы дж. и к. уже появлялись в Гранд-Кэньон.
— Что? — удивилась Этли.
— Прочитайте статью, потом поговорим.
Пайн посидела несколько минут, подставив лицо под кондиционер. Термометр снаружи показывал почти 32 градуса. И несмотря на сухой воздух, было невероятно жарко.
Ее телефон звякнул, и она открыла электронную почту. Очевидно, Блюм увеличила текст, чтобы его было удобно читать, и Пайн потребовалось всего несколько минут, чтобы пробежать статью глазами.
В 1909 году два исследователя по имени Джордан и Кинкейд, которые работали в Смитсоновском институте, предположительно, наткнулись на пещеру, расположенную довольно высоко, на одном из утесов Гранд-Кэньон.
Джордан и Кинкейд? Дж. и К.
Пайн стала читать дальше.
Они вошли в пещеру и нашли свидетельства существования древней цивилизации, которая могла быть, как говорилось в статье, используя давно отброшенный презрительный термин, «азиатской» или даже египетской. Предположительно, ученые обнаружили в подземной цитадели, состоявшей из множества помещений, всё — от погребальных урн с мумиями до статуй, напоминавших Будду.
Во второй статье, написанной всего несколько лет назад, сообщалось множество дополнительных подробностей. Пайн потребовалось десять минут, чтобы прочитать ее. Автор статьи был настроен так же скептически, как и она, относительно мнимой экспедиции. В документах Смитсоновского центра не нашлось упоминаний об исследователях по имени Джордан и Кинкейд, которые, как утверждалось в первой статье, имели первоклассную камеру, но не сделали ни одной фотографии открытия столетия. Автор попытался угадать, где могла находиться пещера, и предполагал, что, скорее всего, между реками Найнти-Фор-Майл и Тринити.
Пайн знала, что там есть места с египетскими названиями: Башня Сета, Храм Изиды и Храм Озириса. Согласно более поздней статье, в те времена, когда они появились, Египет стал местом, куда отправлялось множество крупных экспедиций, о которых часто сообщали в новостях. В Каньоне Призраков встречались азиатские имена, такие, как Пирамида Хеопса, Монастырь Будды и Храм Шивы. А кроме того, не остались без внимания древние боги из египетских, греческих, индуистских, китайских и скандинавских мифов.
В заключение автор статьи написал, что в каньоне есть множество пещер, многие из которых обнаружены в разные годы туристами и исследователями. Судя по всему, автор считал, что в пещере, найденной Джорданом и Кинкейдом, на самом деле обитали анасази, первые люди, поселившиеся в долине. Именно они создали стиль жизни пуэбло и вырубили пещеры в горах, как и многие другие древние культуры.
Навахо являлись потомками анасази, имя которых на языке навахо означает «древние». Более того, в Кэньон-де-Шей есть так называемая Пещера Мумий, где жили анасази. Она находится на высоте в триста футов над дном Гранд-Кэньон и состоит из двух смежных пещер, насчитывающих более пятидесяти помещений и круглых церемониальных сооружений, чей возраст превышает тысячу лет.
Затем Пайн прочитала последний абзац более поздней статьи. Очевидно, предположил автор, Джордан и Кинкейд высекли буквы дж. и к. на скале над входом в пещеру. Почему автор сделал такой вывод, Этли не знала, больше в статье ничего сказано не было.
Она позвонила Блюм.
— Как вам удалось так быстро это отыскать?
— Я выросла в Аризоне и знала о статье в «Газетт» девятьсот девятого года, которая является частью местного фольклора. Когда я была подростком, мы с отцом, историком-любителем, отправились путешествовать по дну каньона. Он рассказал мне о легенде и отвел в места с египетскими названиями. Я подумала, что это обычная газетная мистификация, хотя мой отец считал, что тут все не так просто. Но египтяне в Аризоне? Я вас умоляю. Однако буквы дж. и к… Джордан и Кинкейд. Вот что я вспомнила, когда вы утром попросили меня провести небольшое расследование. Возможно, это не имеет ни малейшего отношения к вашему делу, но больше ничего, даже отдаленно связанного с буквами дж. и к., мне найти не удалось.
— Ну что ж, хорошая работа, благодарю, — сказала Пайн. — Значит, вы спускались на дно каньона?
— О, много раз, когда была моложе. И, кстати, я ездила туда на муле, много лет назад.
— Хорошо, что вы рассказали мне.
— Вы еще вернетесь в офис?
— Может быть. — Пайн посмотрела на часы. — Я знаю, что вы уходите через час.
— Я останусь и поработаю, — сказала Блюм. — Сегодня у меня нет других дел.
— В таком случае я попрошу выписать вам сверхурочные.
— Вам не следует беспокоиться, агент Пайн. Приятно чувствовать себя полезной.
— Спасибо. Может быть, мы еще встретимся сегодня.
Этли поехала дальше, размышляя о том, какое отношение экспедиция, которая, возможно, проходила более века назад, может иметь к мертвому мулу и национальной безопасности.
Может быть, я не хочу этого знать.
По дороге домой Пайн миновала место, давшее имя городу — Шеттерд-Рок. Оно находилось всего в миле от него — и на самом деле было единственной причиной его появления.
Местная легенда, позднее подтвержденная реальными фактами, обеспеченными НАСА и учеными федерального уровня, гласила, что несчетное количество лет назад здесь упал метеор размером со старый «Фольксваген-жук». Когда-то тут находилось небольшое место обнажения породы, но метеор превратил ее в пыль, оставив после себя кратер и крупные осколки скалы, которые были разбросаны по обширному плоскому участку земли.
И в местный лексикон вошло название Шеттерд-Рок[281]. Город под таким именем появился около сотни лет назад, когда предприимчивый молодой человек по имени Элмер Ланкастер покинул родную Пенсильванию, чтобы сколотить себе состояние на Западе. Вероятно, он наткнулся на осколки скал, услышал местную легенду и решил пустить здесь корни. Начал продавать метеориты с прилавка, который поставил на обочине единственной дороги, и даже нанял в помощь индейцев. В национальных одеждах те танцевали на дороге, держа в руках «камни с небес», как они их прозвали, и за скромную сумму в пять долларов любой желающий мог стать владельцем одного из них.
Бизнес оказался прибыльным — ведь вокруг валялись миллионы осколков, и даже если б они закончились, можно было сделать еще.
Ланкастер использовал часть заработанных денег, чтобы проложить новые улицы и построить дома и необходимую для жизни инфраструктуру. Кроме того, он заявил, что его новый город, названный Шеттерд-Рок, является самой важной геологической локацией на планете Земля и открыт для новых поселенцев и бизнеса. Люди из других мест, склонные к доверчивости и не имевшие в достатке здравого смысла, купились на его обещания — так родился Шеттерд-Рок.
Тем не менее в течение следующего столетия здесь не наблюдалось значительного роста населения, но все же в городке проживало около тысячи душ, которые зарабатывали себе на жизнь разными способами, как бывает в маленьких городках. В том числе и одна женщина с пистолетом и значком ФБР.
Метеоритами до сих пор торговали в большом фанерном здании, но инфляция сделала свое дело, и теперь один осколок стоил пятьдесят долларов. Индейцы поумнели и перестали работать на других. Предприимчивый хопи и его партнер навахо купили метеоритную франшизу, и их дела со всех точек зрения шли превосходно. Кроме того, они торговали кофе, холодным пивом и необыкновенно вкусными ячменными лепешками. Пайн также купила камень, но лишь для того, чтобы поддержать местную экономику.
Она свернула на парковку своего многоквартирного дома: оштукатуренные стены, крыша с красной черепицей, всё в юго-западном стиле. Дверные рамы из кованого железа, штукатурка приглушенного желтого цвета. Здесь росли местные растения, из чего следовало, что им не требовалось много воды. На Юго-Западе много хорошего, но регулярные дожди в данную категорию не попадают.
Когда сапоги Пайн застучали по асфальту, она почувствовала, как жар проникает сквозь подошвы и носки до самых стоп. На такой высоте солнце палило нещадно, как в Денвере. И сейчас наносило мощные удары по Этли.
Она застряла в пробке из-за столкновения на дороге и поэтому вернулась в офис слишком поздно. Однако Блюм прислала ей новое сообщение по электронной почте. Пайн собиралась прочитать его, потягивая холодное пиво у себя в квартире. Таким было ее представление о том, как следует проводить свободный вечер — и не нужно выходить на улицу.
По пути от парковки к дому Этли прошла мимо двоих парней двадцати с небольшим лет. Они сидели в вишнево-красном «Форде F150» с высоким кузовом и мощными задними колесами. Машина выглядела вполне подготовленной для шоу «Битва автомобильных монстров». Парни курили «травку» и пили пиво. Один — индеец с длинными черными волосами, завязанными сзади кожаным шнурком, в грязных джинсах, разноцветной рубашке с короткими рукавами и покрытой пятнами широкополой шляпе; на поясе у него висел нож в кожаных ножнах. Второй — белый; от солнца кожа у него сильно шелушилась, и это сразу бросалось в глаза, потому что он был в майке. На поясе у него висела кобура с пистолетом «ЗИГ-Зауэр».
В штате Аризона было позволено носить оружие всеми возможными способами, открыто и скрытно; для этого не требовалось специального разрешения, обучения или мозгов.
Пайн посмотрела на подставку для ружья в кузове «Форда» — и увидела изящный «Браунинг», дробовик двенадцатого калибра и «АР-15», из которого можно убить очень много людей за весьма короткое время.
Одного из парней она узнала — и кивнула ему на ходу.
— Я слышал, ты работаешь на федералов? — заявил тип с обгоревшей кожей.
— А кто спрашивает?
Обгоревший кинул банку от пива в кузов «Форда».
— Когда-то я был федералом. Армия. Они меня трахнули, — негромко сказал он, с угрозой глядя на Пайн.
Она не сумела определить, под кайфом он или же просто мерзкий тип. Или и то и другое.
— Сожалею, если так.
— Так ты федеральный агент или нет? — спросил он, подходя ближе.
— Да, я федеральный агент.
— Они и тебя трахнут.
— Не сейчас, — ответила Пайн.
Он сделал затяжку.
— Может, тебе стоит бросить это, чтобы у тебя прояснилось в голове? — сказала Этли, не спуская с него взгляда. — В особенности если ты за рулем. Ты ведь не хочешь новых проблем с властями, верно?
— Мы в свободной стране, не так ли? Я сражался за это дерьмо.
— У тебя есть карточка, разрешающая медицинское использование марихуаны? В противном случае хранить ее и курить в Аризоне противозаконно. Кроме того, по федеральным законам ты не должен носить оружие, когда куришь «травку», хотя штат Аризона считает иначе.
— У меня ПТСР[282]. Я оставил карточку дома. Можешь арестовать меня, если хочешь.
— Если у тебя нет карточки, я могу тебя арестовать. Это серьезное уголовное преступление.
— Как я уже говорил, у меня есть карточка. Просто я ее забыл. Я воевал в Ираке, леди. Если б ты оказалась в Ираке, тоже стала бы курить «травку».
Пайн перевела взгляд на его приятеля, которого, казалось, не интересовала их беседа.
— А как насчет тебя?
— Моя карточка также осталась дома.
Пайн покачала головой. Она не станет арестовывать этих парней. И все же…
Этли посмотрела на «АР-15» и сказала типу со сгоревшей кожей:
— Полагаю, твоя «АР» в полном порядке.
— Это не моя винтовка, — ответил тот.
— Конечно, — сказала Пайн, которой изрядно надоел этот разговор. — Ладно, парни, хорошего вам вечера. Только не принимайте наркотики, не пейте и не садитесь за руль, ладно? И поосторожнее с оружием.
Она собралась уйти, но Обгоревший встал у нее на пути.
— Я с тобой еще не закончил.
— А я закончила.
Когда Этли проходила мимо него, он грубо схватил ее за руку.
Пайн перехватила его запястье, резко завела назад и сильно толкнула наглеца головой вперед на «Форд». Он ударился лбом о металлический капот и медленно сполз на асфальт.
Свободной рукой Пайн выхватила из кобуры «Глок» и направила на его приятеля, который потянулся за ножом.
— Не делай этого, если не хочешь умереть прямо здесь! — рявкнула она. — Положи нож на землю и отбрось его ногой в сторону. Сейчас же.
Парень быстро выполнил ее приказ, положив нож на землю, после чего отбросил его в сторону на два фута.
Обгоревший негромко застонал и перевернулся на спину. Пайн наклонилась и вытащила его «ЗИГ» из кобуры.
— Эй, ты не имеешь права забирать мой пистолет! — запротестовал он.
Она направила на него «Глок».
— Если ты еще раз ко мне прикоснешься, то уже никогда не очухаешься. Понял?
Обгоревший не ответил, и Пайн ткнула его сапогом.
— Я спросила, ты меня понял?
— Ладно, я понял… Дерьмо!
— И скажи спасибо за то, что я не хочу тратить минуты своей жизни на таких идиотов, как вы. А теперь проваливайте отсюда.
Обгоревший с трудом поднялся на ноги и при помощи приятеля забрался на пассажирское место «Форда».
Когда индеец подошел, чтобы забрать нож, Пайн поставила на него ногу.
— Это вряд ли. — Она помолчала, внимательно разглядывая парня. — Я тебя знаю. Твоего старика зовут Джо Ядзи, верно? Ты его сын, Джо-младший. Ему известно, что ты водишься с такими ублюдками?
— Мне двадцать четыре года. И я могу гулять с кем пожелаю.
Пайн продолжала краем глаза наблюдать за Обгоревшим — вдруг тот потянется к «Браунингу» или «АР».
— Тогда думай головой, — сказала она, обращаясь к индейцу. — Что ты здесь делаешь?
— Тут живет наш приятель. Кайл Чавес.
Пайн кивнула. Она знала семью Чавес. Родители были нелегальными иммигрантами, но много работали, каждое воскресенье ходили к мессе, и у них никогда не возникало проблем. Однако их сын, Кайл, был источником самых разнообразных неприятностей. Пару раз он едва не попался Пайн.
— Как я уже сказала, думай головой.
— Думаешь, ты крутая? — закричал Обгоревший из машины.
— Увези его отсюда, пока я не передумала и не арестовала вас обоих, — сказала Пайн.
Ядзи быстро сел в «Форд», завел двигатель и уехал.
Пайн смотрела им вслед, пока машина не скрылась из виду.
Потом она подняла нож, засунула «ЗИГ» Обгоревшего в карман и стала подниматься по лестнице в свою квартиру.
Ей очень хотелось пива.
В электронном послании Блюм содержалась информация о сайте, на котором она нашла две исходные статьи. Если буквы, вырезанные на муле, указывали на Джордана и Кинкейда, то оставивший их человек мог иметь доступ к этой информации.
Всякий раз, заходя на цифровой сайт, ты оставляешь электронные отпечатки в виде собственного IP-адреса. Бюро арестовало множество мошенников, которые этого не знали. Пайн понимала, что шансов очень мало, но Блюм рассказала ей, что существует совсем немного сайтов, имеющих отношение к данной теме, так что им могло повезти. При обычных обстоятельствах Этли переправила бы информацию специалистам по информационным технологиям Бюро, которые проверили бы сетевой трафик.
Однако сейчас ей совсем не хотелось так поступать.
Глаза на затылке.
Так ей сказал Эйвери, однако он не был ее союзником. Тем не менее оставался начальником, и не исключено, что решил помочь по какой-то пока неизвестной ей причине. Или просто предоставил действовать самостоятельно. Лишь время покажет, какая из версий верна.
Пайн допила пиво и достала из холодильника две свиных сосиски. Она уже разожгла стоявшую на балконе маленькую жаровню, которая досталась ей вместе с квартирой, — предыдущий жилец не стал ее забирать. Оставалось лишь добавить новую порцию угля. Этли не слишком хорошо готовила, но каждый день есть вне дома было для нее слишком дорогим удовольствием, к тому же следовало заботиться о здоровье.
Она бросила плоские сосиски на горячий гриль, и ее тут же окутал аромат мяса со специями.
Потом Пайн достала из холодильника бутылку с водой, откупорила ее и сделала несколько больших глотков. Обезвоживание становилось здесь серьезной проблемой. Многие из тех, кто отправлялся в Гранд-Кэньон, всякий раз об этом забывали, несмотря на предупреждающие знаки, развешенные повсюду; в них говорилось, сколько воды и соли следует взять с собой и какое количество нужно употреблять во время путешествия. Обезвоживание несло смертельную угрозу. Артериальное давление падало до опасно низких значений, сердце билось медленнее, и некоторые органы могли отказать. Тогда тебе конец. И все из-за недостатка воды.
Пайн сделала немного салата — помидоры, огурцы, сахарный горох и свекла, — полила его лимонной заправкой домашнего изготовления и поставила тарелку на кухонный стол. Потом проверила сосиски. Они были готовы брызнуть соком, а еще на них остались следы горячего гриля.
Как раз как она любила.
Этли села за стол и поела, одновременно изучая сайт, адрес которого ей прислала Блюм. Его авторы были явно помешаны на теории заговора. Вся страна, а быть может, и весь мир погружались в паранойю. И никто не знал, чего больше — вреда или пользы — приносит Интернет.
Пайн написала сообщение другу, работавшему в дополнительном офисе «Гугла», расположенном в Солт-Лейк-Сити, рассказала ему о сайте и попросила отследить IP-адреса тех, кто туда заходил в течение последних нескольких недель. Она не представляла, насколько велик входящий трафик, и решила, что будет правильно ввести ограничение по времени, чтобы понять, сколько человек придется проверить.
Затем закончила ужин и сложила посуду в посудомоечную машину.
Было почти девять часов, но Этли не чувствовала усталости.
Вскоре пришел ответ от ее друга из Солт-Лейк-Сити. Он получил всю нужную информацию и завтра постарается сообщить ей, что ему удастся узнать.
Пайн откинулась на спинку стула и стала обдумывать то, что ей было известно. Но надо сказать, что в голове у нее царила изрядная мешанина. Как мул с вырезанными на шкуре буквами связан со старой легендой и исчезнувшим военным подрядчиком, а еще с человеком, который выдавал себя за него?
Нет, тут она ошибалась. Пока у нее не имелось доказательств, что Бенджамин Прист был военным подрядчиком. Он мог быть кем-то совершенно другим. К тому же Бенджамина Приста даже нельзя назвать пропавшим — исчез человек, который назвался его именем.
И почему этим делом заинтересовалась Служба национальной безопасности?
Пайн даже не могла доказать, что настоящий Бенджамин Прист когда-либо посещал Гранд-Кэньон. Она знала лишь, что кто-то, выдававший себя за него, спустился на дно каньона, а потом исчез, оставив тело изувеченного мула.
Сбежал ли самозванец ночью? Некоторые туристы проходят по тропе от одного края до другого по ночам, спасаясь от дневной жары, — ведь с мая по сентябрь воздух там как в сауне.
Этли множество раз проделывала этот путь по ночам, несколько часов спала на берегу реки Колорадо, потом поднималась на противоположную сторону, чтобы увидеть рассвет. Однако она находилась в превосходной физической форме, хорошо знала маршрут, и у нее было необходимое снаряжение, в том числе налобный фонарик. Идти в темноте по неровным скалистым тропинкам без освещения — настоящее самоубийство.
Значит, парень, который заметно нервничал, когда спускался в каньон на муле, совершил путешествие пешком ночью, да еще в одиночку? Пайн не могла объяснить такое явно нелепое предположение. Но она понимала, что едва ли ей удастся сегодня вечером разобраться с этой загадкой.
Она разделась, приняла душ и надела спортивные шорты и белую майку. Сидела на кровати и рассматривала свои покрытые жесткими мозолями руки. Ей пришлось сильно скрести пальцы, чтобы избавиться от мелких частичек мела, оставшихся после работы со штангой.
Когда не уезжала из города, чтобы провести расследование, она три раза в неделю ходила в спортивный зал в центре Шеттерд-Рок. Раньше в здании находился китайский ресторан, но оказалось, что жители города предпочитают тягать железо, а не есть курицу «гунбао». Рядом расположился зал смешанных боевых единоборств, где Пайн занималась кикбоксингом другие три раза в неделю.
Однако на седьмой день, в отличие от Бога, она не отдыхала. Надевала кроссовки «Найк» и бегала по плоским сухим равнинам, позволяя безжалостному солнцу прожаривать ее тело. Не получивший статуса города Туба-Сити находился на востоке от Шеттерд-Рок и примыкал к западной части территории навахо, совсем как вводное слово. Шеттерд-Рок вырос за пределами границ владений навахо, внутри Пейнтед-Дезерт. Лето здесь стояло жаркое и сухое, зима была холодной и столь же сухой из-за служивших барьером гор на юге.
После первой проведенной здесь зимы Пайн думала, что ее кожа в буквальном смысле начнет слезать. Она извела тонну смягчающих кремов, а в ее квартире и офисе с ноября по апрель работали увлажнители воздуха. Тем не менее ей приходилось коробками покупать бальзам для губ и крем «Авино».
Этли улеглась в постель, положив одну руку на лоб и продолжая смотреть в темный потолок. Было немногим больше десяти, и даже через закрытое окно до нее доносился злобный вой койота.
В сельских районах Джорджии также водились койоты. Однажды у нее на глазах отец пристрелил одного из них, когда тот попытался украсть их цыплят. Однако он был не лучшим стрелком, и койот умер не сразу. Пайн помнила, как она плакала, когда смотрела на несчастное животное, корчившееся от боли. Должно быть, пуля попала в спину, и у него отказали задние ноги. Отец подошел к нему и хладнокровно выстрелил в голову, избавив от страданий. Затем вернулся к единственной оставшейся дочери, вытащил изо рта тлеющую сигарету и засунул все еще дымившийся пистолет за пояс.
— Послушай меня, Ли: нельзя заставлять живых существ страдать. Они, как и мы, созданы Богом, и нам следует избавлять их от мучений, понимаешь? Ты меня слышишь, девочка? Боль — это плохо. Неправильно. Ты меня слышишь?
Это случилось уже после того, как у них отняли Мерси. Все они изменились, побывав на краю; их жизнь стала другой. Боль… да, они были уверены, что Мерси испытывала боль.
Этли вытерла глаза и кивнула отцу, но не могла оторвать глаз от мертвого животного, чей застывший взгляд был направлен, как ей казалось, исключительно на нее, пока кровь вытекала из изуродованной головы. И она знала, что не забудет его жалобный вой, когда в него попала первая пуля. Его убили за то, что он просто охотился, чтобы поесть. Она не забудет, как он корчился на земле с изуродованной спиной, не понимая, что случилось, но инстинктивно чувствуя, что его жизнь подходит к концу, отчаянно пытаясь встать и убежать.
И выжить.
Эта мысль заставила Пайн вспомнить о сестре.
И о том, что Мерси могли оставить примерно в таком же состоянии, когда ее унесли из единственного дома, который она знала. Какая-то неизвестная сила отняла у нее жизнь. Без всякой на то причины, если не считать прихоти жестокого безумца.
Избавил ли кто-то тебя от мучений?
Забрал ли твою боль, Мерси?
Я надеюсь, что так и было. Я молюсь об этом.
И тут Пайн наконец захотела выпустить то, что слишком долго находилось у нее внутри. Она превратилась в перегороженную плотиной реку, мучительно пытавшуюся вырваться на свободу.
Но у нее не получилось. Слезы не приходили.
Впечатляющий образ Дэниела Джеймса Тора промелькнул перед ее мысленным взором.
Если он забрал Мерси, Пайн молилась, чтобы ее конец был быстрым. Но она слишком хорошо знала историю Тора, чтобы поверить в это.
Так и заснула, думая о сестре. И сон ее был тревожным.
Впрочем, так бывало почти всегда.
Поисковые собаки — нулевой результат.
«И что тут удивительного?» — подумала Пайн.
В длину каньон достигал 280 миль и в ширину — почти 18, с огромным количеством укромных уголков и расселин, которых не сосчитать за всю жизнь. Поэтому не стоило удивляться, что тело найти не удалось. Однако не следовало исключать, что труп не удалось обнаружить по той простой причине, что в каньоне его не было.
Рано утром Ламберт прислал Этли сообщение о результатах поисков — точнее, об их полном отсутствии.
У Пайн не было ресурсов, чтобы проверить весь каньон, как и ни у кого другого. Не говоря уже о могучей реке Колорадо, действующей на твердый и мягкий камень, из которого состоял Гранд-Кэньон, одновременно как отбойный молоток и скальпель. Именно по этой причине он и существовал. Если мистер Мошенник упал в ледяные быстрые воды Колорадо, его тело могло сейчас находиться в Мексике.
Пайн надела спортивный костюм, захватила сумку со сменой одежды, которую приготовила с вечера, села во внедорожник и уехала.
Путь до спортивного зала занимал десять минут. Впрочем, за это время можно доехать до любого места в Шеттерд-Рок. Час пик наступал в тот момент, когда тебе удавалось увидеть две едущих машины одновременно. Пайн припарковалась на пустой улице.
Было еще рано и совсем нежарко. Но солнце уже взошло, и очень скоро станет теплее, а потом всякий, кто окажется под открытым небом, будет потеть, если начнет двигаться чуть быстрее, чем очень медленным шагом.
Пройдет еще два месяца, прежде чем погоду можно будет назвать прохладной или освежающей.
Но сейчас Пайн собиралась вспотеть изнутри.
Она вошла в зал и кивнула владельцу.
Его звали Кенни Куни, уроженец острова Мауи. Рост пять футов и восемь дюймов, вес 240 фунтов, мощные плечи.
Он занимался у стойки, и на грифе его штанги было столько блинов, что тот выгибался под их тяжестью. Куни кивнул в ответ и сделал очередной подход. Его футболка пропиталась по́том в процессе битвы со штангой, а шорты сильно натянулись на мощных загорелых бедрах с выступающими венами.
Его спортивный зал принадлежал к традиционной школе — здесь отсутствовали модные излишества, имелся лишь необходимый минимум для серьезного любителя тяжелой атлетики.
И еще одно: Кенни не верил в кондиционеры во время занятий спортом. В зале стояли лишь два напольных вентилятора, неспешно гонявших теплый воздух слева направо и обратно. Если ты не начинал здесь потеть, тебе следовало проверить свои железы и поры.
В зале находились еще два человека. Оба бывали здесь постоянно. Один, высокий черный мужчина лет пятидесяти с великолепным прессом, другой — коренастый белый лет сорока, который разрабатывал поврежденное колено. Пайн не знала их имен, более того, никогда не спрашивала. Ей было лишь известно, чем они обычно тут занимались. Вероятно, и им про нее — ничуть не больше. Постоянные посетители приходят сюда не для разговоров, а для того, чтобы поднять как можно больше железа. И они берегут дыхание — ведь, если все делать правильно, у тебя не остается сил на болтовню.
Пайн сняла толстовку, под которой была надета майка, и стали видны все четыре татуировки. На дельтовидной мышце астрологический символ Близнецов. Римская цифра два, похожая на символ «пи», но с дополнительной черточкой внизу. Другую дельтовидную мышцу украшал астрологический символ планеты Меркурий, управляющей миром близнецов. Он состоял из креста внизу, круга в верхней его части и направленного вверх полумесяца в верхней части круга.
Вдоль обеих длинных рук Пайн, начинаясь на предплечьях и заканчиваясь на дельтовидных мышцах, шли слова: «Без Пощады»[283].
Близнецы, общность, сестры. Пайн сделала татуировки еще в колледже. Когда она участвовала в соревнованиях по тяжелой атлетике, многие про них спрашивали, потому что она их не прятала, но Этли никогда не отвечала на подобные вопросы. Они предназначались только для нее и сестры и ни для кого другого.
Она размялась и начала яростно поднимать штангу, направляя на железо разочарование от бесплодного расследования.
Многочисленные приседания со штангой, затем упражнения для пресса, стойка, становая тяга, рывок, отжимания от пола на одной ноге, подтягивания на перекладине, отжимания на брусьях, броски медицинского мяча, маятниковые подъемы с тридцатифунтовыми гирями, а потом с сорокафунтовыми.
Затем несколько статических упражнений, так что пот лил с нее градом, пока Пайн стояла неподвижно; затем бесконечная серия выпадов с гирями, отжимания с гирями и поднятыми ногами, скручивания брюшного пресса, приседы сумо с гантелями, а напоследок еще десять минут скакалки со скрещиваниями на каждом пятом прыжке.
И вот наступил последний и главный номер программы. Все остальное было просто разминкой. Репетицией перед решающим шоу. Этли хотела это делать на фоне усталости; в противном случае оно не имело ни малейшего смысла.
Пайн надела диски на гриф, намазала мелом руки и склонилась над штангой.
Она была высокой для женщины, занимающейся тяжелой атлетикой. В этом имелись как плюсы, так и минусы. С точки зрения физики низким людям приходится поднимать вес на меньшую высоту. К тому же короткие мышцы лучше подходят для взрывных нагрузок, все по тем же законам. Однако более длинные мышцы Пайн давали ей огромный рычаг, недоступный для более коротких.
Она закрыла глаза и полностью сосредоточилась на своей задаче, как способны лишь тренированные атлеты. Разум готов; теперь необходимо совершить так называемый «динамический старт», который позволит отделить вес от пола. Сделав неожиданное резкое движение и одновременно присев на корточки, Пайн чисто выполнила первую часть подъема, и гриф оказался у нее под подбородком. Затем выпрямила ноги и поднялась вместе со штангой, завершив первую фазу упражнения. Резко выдохнув, вскинула штангу над головой, одновременно исполнив разножку. Оставалось лишь поставить ноги параллельно и удержать вес.
Быстро и четко. Вес взят.
Выполнение олимпийских упражнений — это больше, чем считают обычные люди. Речь идет не только о грубой силе. Пайн видела огромных мужчин, намного более мускулистых и жилистых, чем она, которые не могли сделать толчок или рывок с весом, вполне доступным для нее. Да, конечно, необходимо быть сильным, но твоя техника должна быть безупречной. Вот почему такие термины, как разножка, подъем на грудь, присед, динамический старт и второй рывок навсегда поселились в ее сознании и мышечной памяти. Необходимо проделать все этапы в определенном порядке, с использованием переднего и верхнего моментов движения, чтобы у тебя появился шанс сдвинуть двойные колонны массивных дисков, находящихся по обе стороны грифа.
Пайн бросила штангу и остановила ее движением руки, когда та подпрыгнула вверх, после чего огромный вес остался лежать на полу. Великолепно отработанное движение, которое она делала тысячи раз.
Она сняла несколько дисков, вновь поставила фиксирующие кольца и приготовилась, восстанавливая дыхание, расслабляя ноги и еще раз натирая мелом руки. Для этого упражнения Этли надела кожаные кистевые лямки на запястья, потому что нагрузка на суставы будет огромной. А так она получала гарантии, что ее руки и металл не пойдут в разные стороны.
Ладно, а это за «золото». Или хотя бы за место в проклятой команде. В мечтах.
Пайн наклонилась, установила кистевые лямки, широко расставила руки так, что те касались дисков, и крепко сжала гриф. И снова сосредоточилась. Данное упражнение требовало не только физических, но и интеллектуальных усилий. Возможно, интеллектуальных даже в большей степени. Она представила выброс силы и точный рывок, требовавшиеся для того, чтобы оторвать вес от пола и поднять его над головой одним плавным движением. Гриф на несколько мгновений окажется на уровне талии, затем последует мощный рывок, и она взметнет штангу над головой — прямые руки, зад в нескольких дюймах от пола. Не самое естественное движение, оно требует огромной внутренней силы и концентрации. И здесь нельзя допустить даже минимальную ошибку.
В этом суть рывка.
«Тот, кто придумал это движение, был больным ублюдком», — подумала Пайн.
Рывок всегда получался у нее хуже; он был ее заклятым врагом, ее Ватерлоо, причиной, по которой Этли не попала на Олимпийские игры в Афинах 2004 года, где когда-то давным-давно началось олимпийское движение. Насколько особенной была та Олимпиада? Ну, Пайн так и не узнала…
Она выровняла дыхание, постепенно увеличивая продолжительность вдохов и выдохов. Теперь ей оставалось выбрать оптимальный момент для последнего вдоха и выдоха, чтобы приступить к первой фазе рывка. Сейчас все упиралось во время, технику и уровень взрывной силы, которую не в состоянии осознать большинство мужчин и женщин.
Этли провела первую часть безупречно, сидя на корточках с разведенными в стороны руками в виде буквы V и штангой точно над головой, а ее зад почти касался покрытого резиной пола. Тяга, приложенная сила, исполнение получились едва ли не самыми лучшими за все время.
Однако она еще не закончила упражнение.
Ладно, Этли, это же ради денег. Просто встань. Что может быть проще. Просто встань. Один… два… три…
Но когда она попыталась встать, все пошло не так — дрожание бедра, судорога подколенного сухожилия, слегка подался в сторону левый трицепс — и ей пришлось бросить штангу, а самой упасть назад.
Она так и осталась сидеть, тяжело дыша; с ее лица на грудь стекал пот, взгляд был устремлен в пол.
Поражение.
Мужчины, занимавшиеся в зале в начале ее тренировки, давно ушли.
Но Кенни Куни оставался рядом.
— С вами всё в порядке? — небрежно спросил он, отрываясь от бумажной работы, которой занимался у стойки.
Пайн кивнула и выставила вверх большой палец.
Такое с ней случалось не в первый раз.
Куни вернулся к работе.
— Дерьмо, — пробормотала Этли.
Она была не на высоте. Несмотря на безупречно выполненную первую часть попытки, допустила ошибку в финале, а все остальное не имело значения. Ее ментальная механика полностью разрушена. Запугали. Она боялась.
Дерьмо.
Наконец Пайн поднялась на ноги, выполнила несколько упражнений из йоги и пилатеса, что было необходимо, чтобы правильно закончить тренировку. Все ее мышцы чувствовали себя хорошо; сухожилия, связки и хрящи благодарили за облегчение после безжалостной работы с железом.
Она приняла душ, переоделась в одежду для работы и вышла из зала с еще мокрыми волосами.
Это было ее личное время. А теперь до конца дня ею завладеет ФБР.
Пайн подъехала к своему офису и свернула на подземную парковку. Там сидел дежурный, а когда рабочий день закончится, верхнюю дверь опустят, и потребуется ключ для доступа на парковку.
Такой уровень безопасности не имел отношения к Пайн.
Просто в том же здании находился еще один орган юстиции.
ИТС. Иммиграционная таможенная служба.
Сейчас оно больше известно как иммиграционная служба. Ее сотрудники активно действовали в Аризоне, выявляя и депортируя большое количество людей, превратив свою деятельность в настоящий политический футбол. В результате им стали угрожать, и все здание могло стать мишенью для террористического акта. Отсюда охрана и дополнительный замок с карточкой-ключом.
Пайн периодически встречала в здании парней из ИТС. Она знала всех работавших здесь агентов, но редко разговаривала с ними, потому что они держались особняком. Этли представляла ФБР под началом Управления юстиции. ИТС входило в состав Министерства внутренней безопасности. Таким образом, имело место некоторое соперничество на федеральном уровне, но обычно их интересы не пересекались. Однако они также являлись федеральными агентами, и Пайн была готова прикрыть им спину.
Подземный гараж днем защищал машины от солнца. Здесь это было необходимо, в особенности летом. В противном случае ей пришлось бы на несколько минут включать кондиционер на полную мощность, прежде чем сесть в машину. И даже после этого, оказавшись внутри, она сразу вспотела бы.
Пайн припарковалась рядом с автомобилем, накрытым брезентом.
Эта машина когда-то принадлежала агенту-ветерану ФБР по имени Фрэнк Старк, который был ее наставником во время второго назначения после Куантико[284]. Все агенты ФБР получают документы, значки и первое назначение после окончания учебы. Его цель — выяснить, способны ли они работать в поле. Через год испытательный срок заканчивается, и их отправляют на новое место.
Пайн выпало ехать в Кливленд, который в кругах ФБР иногда называют «ошибка на озере».
Именно там она познакомилась со Старком.
Этли подняла брезент и посмотрела на кабриолет «Форд Мустанг» 1967 года с внутренней отделкой из кожи и таким же верхом, классического бирюзового цвета. Старк с помощью молодого агента Пайн старательно восстановил этот автомобиль.
Они работали в гараже-мастерской Старка за его домом, построенным в пятидесятых годах двадцатого века, одним из множества точно таких же коттеджей, которые тянулись до самого горизонта.
Когда Старк спросил, хочет ли Пайн помочь, в первый момент она собралась отказаться. Ни для кого не являлось секретом, что это последнее назначение Старка, который просто ждал момента, когда можно будет выйти на пенсию. У него было хобби: он восстанавливал старые автомобили. Но что-то в просьбе пожилого агента задело тайную струну в душе Этли, и она согласилась помочь. Во всяком случае, на некоторое время.
Они начали с того, что разобрали машину на мелкие детали, тщательно описав каждую и складывая их в коробки с соответствующими этикетками. Кое-что оставили, что-то пришлось заменить. В процессе они сделали множество фотографий. Раздевая машину до металлических костей, использовали скорлупу грецких орехов и пескоструйную обработку, чтобы полностью убрать всю краску и при этом не оставить следов на металле. Существуют специальные инструменты для полной разборки машины, хотя иногда они импровизировали, пуская в дело открывалку для бутылок, чтобы снять водосточный желобок. Усилили панель пола в багажнике, чтобы переделать обычный глушитель на два.
Шасси пришлось заново отполировать и покрыть специальной серебряной грунтовкой. Внешнюю обшивку установили заново после тщательной шлифовки и ремонта, а в тех случаях, когда это было невозможно, поставили новые металлические панели, сделанные по исходным спецификациям местной компанией, найденной Старком. Затем покрасили внешнюю обшивку в тот же оттенок бирюзы, что и на оригинале. Кроме того, полностью переделали электрику, покупая новые болты и гайки либо приводя в порядок старые.
Завершив покраску, они установили «Динамат», который отправлял шум и жар от выхлопных газов под машину, где им было самое место. Изначально на машине стоял восьмицилиндровый двигатель мощностью в 289 лошадиных сил, но на данную модель поставили всего несколько сотен таких движков. В 1967 году был сделан новый шаг в конструкции «Мустанга», и появилась возможность устанавливать более мощный двигатель. Они решили, что мощность в 390 лошадиных сил, как на большинстве «Мустангов», выпущенных в том году, будет в самый раз, но это привело к необходимости двойного выхлопа, поскольку одна выхлопная труба не выдерживала нагрузок. В результате их восьмицилиндровый мотор с исходной мощностью в 390 лошадиных сил выдавал 320, что очень хорошо для автомобиля такого размера.
Откидной верх не подлежал восстановлению, но Старк нашел компанию, занимавшуюся подобным ремонтом, и они установили его на место. Потом пришел черед новых шин и ободов, хромированных передних и задних бамперов, совершенно новых сигнальных фонарей, передних и задних сидений, обитых кожей, а также огромного количества ручной работы и чрезмерных сумм денег, которые Старк поначалу тратить не собирался.
Однако Пайн чувствовала, что агент-ветеран, бездетный вдовец, просто хотел чем-то заполнить свое одиночество, и понимала, что жизнь его станет и вовсе пустой после того, как он сдаст значок. А так как Пайн была столь же одинока, они оказались идеальной парой. Могли часами и даже днями работать вместе, обмениваясь лишь короткими фразами вроде: «Передай мне тот ключ» или «Принеси холодного пива».
Добровольная помощь Этли растянулась на два года. Старк вышел на пенсию через месяц после того, как они закончили свой грандиозный проект. Одновременно Пайн перевели на новое место. Но перед этим они совершили долгую поездку на полностью восстановленном «Мустанге». Старк разрешил ей сесть за руль на обратном пути, и на автостраде она опустила верх, позволив мощному выхлопу могучего двигателя пронестись над асфальтом, когда они, как ракета, мчались вперед.
Они заранее решили, что в том случае, если их остановят полицейские, покажут свои значки агентов ФБР, чтобы избежать неприятностей. Федеральные агенты решили, что они заслуживают такого послабления.
Они мчались со скоростью сто двадцать миль в час, с опущенным верхом; ветер разметал волосы Пайн, и она подумала, что не испытывала ничего лучше за многие годы. Она действительно чувствовала себя великолепно. И если б Старк не был на тридцать лет старше ее и дьявольски капризным, она могла бы, в приступе эйфории, его поцеловать.
К несчастью, через месяц после того, как Пайн перевели в другое место, Старк умер от сердечного приступа. Его нашли в гараже; он сидел на стуле, рядом валялся выпавший из его руки гаечный ключ.
Этли была ошеломлена, когда узнала, что Старк написал завещание, в котором оставил ей права на «Мустанг». Она приехала, чтобы забрать его, и с тех пор он сопровождал ее на каждое новое назначение.
Когда Пайн перебралась на новое место на Запад, она перегнала «Мустанг», но не стала держать его возле своего дома после перевода в Шеттерд-Рок, а поставила здесь, где он был защищен от солнца и двуногих хищников. Ей до сих пор снились кошмары о том, как кто-то угоняет уникальный автомобиль, а потом разбивает его.
Пожалуй, это единственное, чем она владела. Всякий раз, садясь за руль «Мустанга», вспоминала, как много работы вложено в его восстановление. Он олицетворял два года ее жизни и самую длинную личную связь, какая у нее была, длиннее, чем отношения с мужчинами.
Пайн провела ладонью по крылу и подумала о Старке, наделенном удивительной мудростью. Он, вне всякого сомнения, мечтал о дочери, которой у него уже быть не могло, пока среди его коллег не появилась Пайн, всего лишь год назад закончившая обучение в Куантико.
Он был хорошим другом, быть может, единственным настоящим другом в Бюро, да и в любом другом месте.
Однажды, когда они устанавливали четырехкамерный карбюратор «Холли», Старк сказал, что Бюро было его жизнью. И единственным исключением явилось восстановление старых автомобилей.
Он вытер руки старой тряпкой, глотнул пива из пластикового стаканчика и, глянув на нее из-под клочковатых седых бровей, прорычал:
— Не повторяй мою ошибку, Пайн. Пусть для тебя все будет иначе.
Она подтянула последний болт на карбюраторе и посмотрела на своего наставника.
— Откуда вы знаете, что это было ошибкой?
— Если ты задаешь такой вопрос, значит, ничего не извлекла из этой истории.
Как если бы восстановление «Мустанга» являлось серьезным делом, а не обычным ремонтом старого автомобиля.
Но, кто знает, быть может, так оно и было… Возможно, Пайн что-то поняла. Но из этого еще не следовало, что она попытается что-то изменить.
Этли опустила брезент и направилась к лестнице, которая вела к ее офису, когда зазвонил сотовый телефон.
Это был ее приятель, специалист по информационным технологиям из Солт-Лейк-Сити.
— Что-нибудь нашел? — спросила она, входя в коридор, в конце которого находился ее кабинет.
— Да, нашел, но как-то все странно.
— Это расследование вообще очень странное… Что ты обнаружил?
— За последние несколько месяцев на сайт заходило много народа. Я не смог отследить всех, но один заметно выделяется.
— И кто же он?
— Я узнал один из IP-адресов, — последовал неожиданный ответ.
— И как ты смог это сделать?
— Потому что он принадлежал тебе, Этли.
— Ну, это я и так знаю, — нетерпеливо сказала она. — Я недавно заходила на сайт, чтобы проверить его. Кстати, моя секретарша тоже. Именно она рассказала мне о нем.
— Я узнал твой адрес после того, как ты вошла со мной в контакт. Но когда стал проверять дальше, на глаза мне попались странные строчки кода, поэтому тебе стоит попросить ваших компьютерных спецов из ФБР проверить твой лэптоп.
— Зачем?
— Я думаю, что его взломали.
— Кофе, агент Пайн?
Этли вошла в офис, где ее приветствовала Блюм. Немолодая женщина, как всегда, была одета как истинный профессионал: юбка, пиджак, туфли-лодочки, чулки, минимум украшений и чуть меньше макияжа, чем обычно.
Пайн рассеянно кивнула и вошла в свой кабинет. Закрыла дверь, села за стол и посмотрела на компьютер.
Взломан?
Кем и почему?
Приятель рассказал ей кое-что еще. Тот, кто взломал ее компьютер, мог сделать это удаленно. Иными словами, взять компьютер под контроль и заставить его делать все, что пожелает злоумышленник, даже не входя в здание.
— Если он сумел проникнуть в твой компьютер, — добавил ее приятель, — тогда он может видеть, как ты нажимаешь на клавиши.
Пайн выдернула из сети провод питания в тот самый момент, когда Блюм вошла в кабинет с чашкой кофе.
— Проблемы? — спросила секретарша.
— Мой компьютер взломали, — ответила Этли.
— Следует ли мне выключить из сети и мой?
— Вероятно, да.
— Я немедленно свяжусь со службой поддержки во Флагстаффе, — сказала Блюм. — Они кого-нибудь пришлют.
— Благодарю.
— Это как-то связано с сайтом, который я вам показала? — спросила Блюм.
— Не знаю. Может быть.
Секретарша вышла и закрыла за собой дверь.
Пайн взяла телефон и посмотрела на него. Возможно, с ним тоже что-то не так?
Она бросила взгляд на стационарный телефон, стоявший на письменном столе. Чтобы подслушивать разговоры по нему, злоумышленнику пришлось бы пробраться в ее кабинет или к распределительному щитку, находящемуся в подземном гараже, в запертом помещении с видеонаблюдением, благодаря присутствию здесь коллег из ИТС. Пайн сомневалась, что кто-то способен это сделать.
Когда из Флагстаффа приедут специалисты, она попросит их проверить всё. А до тех пор Этли решила ни с кем не входить в контакт — ни из кабинета, ни по личному телефону.
Она оставила чашку с кофе на столе и вышла из кабинета, миновав Блюм на такой скорости, что та лишь успела сказать:
— Агент Па…
Но Пайн уже закрыла за собой дверь. Затем сбежала вниз по лестнице в гараж, села в свой внедорожник и выехала на улицу.
В трех кварталах находился дежурный магазин, где имелось то, что ей сейчас было нужно и что стало почти невозможно найти.
Пайн припарковалась на свободном месте перед магазином, выскочила из машины и по прямой направилась к таксофону, который стоял рядом с автоматом, продававшим пакеты со льдом. В Шеттерд-Рок имелось несколько телефонов-автоматов по двум причинам: далеко не у всех были мобильники, хотя в это трудно поверить, и мобильная связь здесь не отличалась надежностью.
Она скормила телефону несколько монет и набрала номер.
Парковый рейнджер Ламберт поднял трубку после второго гудка.
— Алло?
— Колсон, это Этли.
— С какого номера вы звоните? — спросил он.
— Не имеет значения. Послушайте, у вас произошло что-то необычное в связи с исчезновением Приста?
Пайн так и не сказала Ламберту или кому-то еще, что человек, называвший себя Бенджамином Пристом, на самом деле им не являлся.
— Что вы имеете в виду под словом «необычное»?
— Все, что выходит за рамки нормального. Например, делал ли кто-то из верхней части пищевой цепочки о нем запрос?
— Нет, ничего похожего не было.
— Есть ли что-то новое в расследовании?
— Собаки ничего не нашли, как я уже докладывал. Мы проверили все возможные варианты.
— Приступят ли теперь к расследованию агенты парковой службы?
— Это выходит за пределы моей компетенции.
Пайн нахмурилась, глядя на таксофон. Совсем не похоже на Колсона Ламберта, которого она знала.
— Эдвард Прист прислал вам фотографию брата?
— Послушайте, Этли, не хочется показаться грубым, но мне пора идти. У меня дела в офисе. До встречи.
И он отключил телефон.
Пайн медленно повесила трубку на рычаг. Ну, косвенно он ответил на ее вопрос. С его стороны происходили странные вещи.
Этли бросила в автомат еще несколько монет и набрала следующий номер. Серия длинных гудков, затем включился автоответчик. Однако его память была переполнена, и она не смогла оставить сообщение.
Разочарованная Пайн вернулась в свой внедорожник и уехала. На всякий случай проверила в зеркале заднего вида, не следует ли за ней какой-то автомобиль.
На обратном пути в офис она размышляла о том, что делать дальше.
Ламберт намерен ее игнорировать, это очевидно. Автоответчик Эдварда Приста переполнен сообщениями. Ее компьютер и, возможно, сотовый телефон подверглись атаке хакеров. Отделение национальной безопасности Бюро каким-то образом вовлечено в расследование. Босс ее начальника позвонил ей, задавал вопросы только об одном деле и практически прямо предупредил о необходимости соблюдать осторожность.
Ко всему прочему она расследует исчезновение человека, который предположительно является кем-то другим, вот только это не так. Где он может быть? И где настоящий Бенджамин Прист?
Кто убил и изуродовал несчастного мула? Зачем? И какое отношение ко всему этому может иметь, скорее всего, фальшивая история более чем столетней давности о египтянах в Гранд-Кэньон?
Пайн провела ладонью по еще влажным волосам и решила, что сейчас самый подходящий момент вернуться на место преступления.
Она развернулась и поехала на запад.
Тридцать минут спустя Этли уже находилась возле южного края каньона. Ее федеральный значок давал ей доступ в парк в любое время. Она поставила внедорожник на свободное место возле здания Главного управления парка, на участке, зарезервированном для парковой полиции. На ее внедорожнике стояли федеральные номера, и Пайн сомневалась, что у нее могут возникнуть проблемы.
Она вышла из машины и огляделась по сторонам. Вокруг было полно туристов. Большинство просто разгуливали возле края каньона, наслаждаясь видом и делая фотографии. Некоторые останавливались на ночь в мотелях. Другие возвращались обратно. Кто-то брал в аренду мулов, чтобы спуститься в каньон, или делали это на своих двоих.
Несмотря на огромную популярность среди туристов, Гранд-Кэньон считался экстремальной средой. Каждый год здесь умирали люди. Причины были самыми разными: сердечные приступы, падения с высоты, столкновения с животными, обезвоживание, гипонатриемия, дисбаланс электролитов, когда человеческий мозг раздувается из-за избытка жидкости. Кроме того, гибли любители прогулок на плотах в опасных стремнинах реки Колорадо.
Пайн увидела мужчину в спортивных шортах, майке и беговых кроссовках, бежавшего по дорожке к парковке. Он остановился, сделал несколько растяжек и направился к грязному «Джипу» с опущенным брезентовым кузовом. На переднем бампере стояла приводная лебедка. На заднем красовалась наклейка: АРМИЯ СИЛЬНА.
— Привет, Сэм.
Сэм Кеттлер повернулся, услышав голос Пайн.
Она подошла к нему.
— Разве вы не работаете здесь вечерами?
— Обычно, но не сегодня, — ответил Сэм.
Она окинула его внимательным взглядом. Майка и шорты открывали то, что пряталось под формой. У Сэма Кеттлера была превосходная мускулатура, и каждая мышца идеально переходила в соседнюю. Но, в отличие от многих парней с раздутой грудью и опухшими руками, имевшими совершенно неразвитую нижнюю часть тела, его бедра, живот и икры производили даже более сильное впечатление, чем все остальное.
— И что же вы здесь делаете? — спросила Этли.
— Бегаю по дорожкам. Только что закончил.
Пайн оглянулась через плечо.
— И какую вы выбрали? Уже довольно жарко.
— С юга на север и обратно.
— Вы проходите весь маршрут от одного края до другого и обратно?
Сэм кивнул, сунул руку в салон машины и вытащил полотенце, чтобы вытереть лицо.
— Сколько времени у вас уходит на всю дистанцию? — спросила Пайн.
— Шесть часов пятьдесят восемь минут. Я начал очень рано.
Пайн была поражена.
— Пробежать сорок две мили с двадцатью двумя тысячами футов вертикального снижения и подъема, в том числе пять тысяч футов подъема на южный край?
Кеттлер закончил вытираться и достал бутылку с водой из сумки, привязанной к поясу.
— Да, так и есть, — ответил он. — Правда, до рекорда мне еще очень далеко. Я никогда его не побью.
— Но едва ли найдется один человек на миллион, способный пробежать эту дистанцию так же быстро, как вы.
Сэм допил воду из бутылки.
— А вы что здесь делаете? — спросил он.
— Приехала кое-что проверить.
— Вам удалось выяснить, что случилось с мулом?
— Нет, я продолжаю над этим работать.
— Я уверен, вы во всем разберетесь. — Кеттлер отвернулся, и Пайн показалось, что он напрягся, когда отвел взгляд в сторону.
Она немного подождала, но тот молчал.
— Ну, тогда до встречи, — сказала Этли, уже собраясь отойти.
— Послушайте…
Она повернулась.
— Да?
— У вас найдется время выпить пива и, быть может, поужинать сегодня вечером? — спросил Сэм.
— Значит, вечером вы также не работаете?
— Еще одна причина, по которой я сегодня бегал. — По его губам промелькнула озорная улыбка. — Мне уже не двадцать, и требуется время, чтобы прийти в себя.
Она ненадолго задумалась. Наконец ответила:
— Звучит неплохо.
— Есть одно местечко в Шеттерд-Рок, — сказал Кеттлер.
Пайн улыбнулась.
— «Пицца Тони», — предположила она.
— Как вы догадались?
— Ну, это практически единственное место в Шеттерд-Рок, где можно выпить пива.
— Семь часов подходит?
— Встретимся там.
Пайн вошла в здание управления и спросила, как ей найти… не Колсона Ламберта, а другого рейнджера, Гарри Райса.
Тот находился в амбаре с мулами вместе с Марком Бреннаном, который за них отвечал.
— Вы сегодня сопровождаете группу вниз? — спросила Этли у Бреннана.
Райс посмотрел на нее — как ей показалось — с некоторой не вполне понятной тревогой. Впрочем, кто знает, что ему рассказало о ней начальство…
Бреннан втирал целебную мазь в переднюю ногу мула.
— Сегодня мы должны доставить туда припасы. Этим буду заниматься я. Группу поведут два других ковбоя.
Пайн кивнула и повернулась к Райсу.
— Я разговаривала с вашим приятелем, Колсоном, и у меня сложилось впечатление, что расследование ведется без особого старания.
— Мы повсюду искали того парня, — сказал Райс, глядя в точку, расположенную за левым плечом Пайн. — Но ничего не нашли.
С полминуты все молчали.
— Колсон больше не кажется заинтересованным в проведении расследования. Вы разделяете его позицию, Гарри?
Райс по-прежнему не смотрел ей в глаза.
— Я — парковый рейнджер, а не полицейский.
— А что по поводу СНБ? Они взяли на себя это расследование? Я спросила у Колсона, но он повесил трубку.
Райс пожал плечами.
— Ваш вопрос находится за пределами моей компетенции.
— Похоже, эта фраза теперь у всех на устах, — ответила Этли, размышляя о том, что Райсу и Ламберту могли дать прямые указания.
Бреннан перевел взгляд с Пайн на Райса.
— Происходит что-то такое, о чем я не знаю? — спросил он.
— Скорее всего, — ответила Пайн. — Марк, вы видели Приста. Я хочу, чтобы вы поговорили с художницей-криминалистом, с которой я сотрудничаю, чтобы та составила его портрет.
— Зачем? — спросил Райс. — Обычно художников-криминалистов используют для того, чтобы идентифицировать кого-то. Но нам известна личность исчезнувшего человека.
— Неужели? — сказала Пайн.
Райс заметно удивился.
— Нам рассказал его брат. Это Бенджамин Прист.
— Я спросила у Колсона, получил ли тот фотографию Приста от его брата. Он мне не ответил.
— Подождите минутку. Вы утверждаете, что исчезнувший мужчина вовсе не Бен Прист?
— Я люблю все проверять. И не строю предположений. — Пайн посмотрела на Райса. — Так вы, парни, просто сделали вывод или получили подтверждение?
— Мне не нравится ваш тон, Этли, — заявил Райс.
— А мне не нравится, когда со мной играют, Гарри.
Бреннан продолжал переводить взгляд с одного федерала на другого, и недоумение в его взгляде усиливалось.
— Вот почему, Марк, мне нужно, чтобы вы сходили со мной к художнице.
— Но у меня есть работа здесь, — возразил он.
— Значит, найдите того, кто сделает ее за вас.
— Что здесь происходит, агент Пайн? — негромко спросил Бреннан, когда они вышли из здания. — Ведь вы с Райсом работаете на федеральное правительство, не так ли?
— Верно, — ответила она. — Однако федеральное правительство иногда бывает большим неповоротливым зверем. А я двигаюсь в собственном направлении. — Она достала из кармана телефон и показала Бреннану фотографию Бенджамина Приста, которую ей прислал его брат Эдвард. — Видите высокого парня на снимке? Вы его узнаете? Мог он быть в группе из десяти человек вместе с Пристом?
— Нет, исключено. В группе не было таких высоких мужчин. И никого похожего на этого парня.
— Вы делали групповую фотографию? Кто-то вообще снимал туристов? — спросила Пайн.
— Возможно, кто-то и фотографировал. Но, насколько мне известно, групповых фото никто не делал.
Этли убрала телефон.
— Ладно, пойдем пообщаемся с художницей.
Дженнифер Ядзи была замужем за Джо Ядзи-старшим, который служил в Национальной полиции навахо. Он входил в две сотни принявших присягу полицейских, занимался патрулированием участка Туба-Сити, расположенного в западной части резервации навахо, ездил на «Шевроле Трейлблейзер», принадлежавшем департаменту, и в одиночку отвечал за территорию площадью в семьдесят квадратных миль. Пайн знала, что Джо нес службу, вооружившись «Глоком 22», перцовым баллончиком, «АР-15», дробовиком, бронежилетом, телескопической дубинкой и самыми важными инструментами копа: спокойной манерой поведения и пониманием людей, живущих в этих местах, которое приходит, только если ты здесь вырос.
Дженнифер Ядзи являлась одной из трехсот вспомогательных служащих Национальной полиции. И хотя большая часть ее обязанностей требовала присутствия в отделе информационных технологий, она была отличным художником и продавала свои картины по всему Юго-Западу; кроме того, ее нередко приглашали принять участие в самых разных выставках. А еще она неофициально исполняла обязанности художника-криминалиста.
Ядзи также работала в полицейском участке Туба-Сити. Именно туда и направились Пайн и Бреннан.
Хотя ее сыну уже исполнилось двадцать два года, самой Ядзи было всего сорок пять лет. Пять футов и пять дюймов роста, длинные черные волосы, непринужденная улыбка, небольшие морщины вокруг глаз и рта. Коллегам казалось, что любое занятие доставляет Дженнифер удовольствие.
Пайн познакомилась с ней через месяц после переезда в Шеттерд-Рок. Она постаралась узнать всех работников правоохранительных органов города, помогала им ресурсами и советами в расследованиях. И провела немало времени с ними за барной стойкой, стараясь поскорее понять местные реалии. На самом деле Бюро высоко ценило способность своих агентов устанавливать добрые отношения с местной полицией и даже входило в непосредственный контакт с другими агентствами, чтобы выяснить, насколько хорошо конкретный агент ФБР с ними сотрудничает.
Однажды, когда они с Ядзи зашли в бар, Дженнифер пошутила, что женщины все еще огромная редкость в правоохранительных органах и им следует поддерживать друг друга. Пайн с ней согласилась. В большинстве регионов страны женщины не часто становились полицейскими офицерами или представителями правоохранительных органов. Ну а здесь, на провинциальном Юго-Западе, их практически не было.
После того как Пайн представила Бреннана и рассказала, что ей требуется, Ядзи отвела их в малый зал для совещаний, где стоял лэптоп. Она не пользовалась бумагой, карандашами и красками.
— Как почти все остальное, — с улыбкой сказала Ядзи, — искусство полицейского портрета перешло на цифру.
Пайн и Бреннан сели напротив, а Дженнифер нажала на несколько клавиш, запустила компьютерную программу и посмотрела на Бреннана.
— Вы готовы? — спросила художница.
Он кивнул. Пайн показалось, что Бреннан выглядит нервным и неуверенным, как перед болезненным медицинским исследованием или полиграфом, а вовсе не перед обычным описанием по памяти виденного ранее человека, чтобы Ядзи смогла воссоздать его образ на экране компьютера.
Дженнифер задала серию вопросов, и каждый последующий был немного более детальным, чем предыдущий. Начиная с базовых — мужчина или женщина, форма носа, кривая подбородка, морщины на шее и вокруг глаз, строение и цвет волос.
Примерно через час диалога Ядзи развернула компьютер, чтобы они смогли увидеть, что у нее получилось.
— Ну как? — спросила она.
Пайн посмотрела на Бреннана, который разинул рот от удивления.
— Проклятье, мэм, это он! — воскликнул он.
— Приятно получать позитивную обратную связь, — с улыбкой ответила Ядзи.
— Джен, ты можешь распечатать портрет и прислать его мне по электронной почте? — спросила Этли.
— Сейчас все будет.
Когда они уходили, Пайн отвела Ядзи в сторону, предложив Бреннану встретиться возле ее внедорожника.
— Вчера вечером я видела твоего сына возле своего дома, — сказала она.
Улыбка Ядзи исчезла, и она нахмурилась.
— Джо-младшего?
Пайн кивнула.
— Он был с одним обгоревшим на солнце придурком, у которого какие-то проблемы с федералами, — продолжала Пайн. — Мне пришлось немного сбить с него спесь.
— Тим Мэллори. Его вышибли из армии за алкоголь и наркотики, — сказала Ядзи. — В прошлом году он перебрался сюда из Филадельфии, и Джо стал проводить с ним довольно много времени.
— Мэллори оказывает на него плохое влияние. И еще Джо сказал, что он приехал, чтобы встретиться с Кайлом Чавесом. Едва ли его влияние лучше.
— Я не знала, что он связался с Кайлом, — призналась Ядзи.
— Они курили «травку» и пили. Послушай, я знаю, что такое случается с молодыми парнями, но не хочу, чтобы у Джо были неприятности, которые приведут к серьезным последствиям.
— Отец предложил ему попытаться поступить в полицию, но Джо сказал, что ему неинтересно.
— И чем он сейчас занимается? — спросила Пайн.
— Всякой ерундой. Берется за случайную работу. Иногда не возвращается домой. Я готовлю ему еду, пытаюсь говорить о будущем. Однако у меня ничего не получается.
— А его братья?
— Томас в колледже, в Портленде, штат Орегон. Мэтт в старших классах средней школы, собирается поступать в Уэст-Пойнт.
— Замечательно, это впечатляет.
— Но не Джо. Его отец недоволен. Он только о нем и думает. Ведь ты же знаешь, что Джо назвали в его честь.
— У меня нет детей, — сказала Пайн. — Но могу представить, как сильно это вас с Джо беспокоит.
— Муж не понимает, что делать. Никакие его слова не доходят до сына. — Ядзи пожала плечами и печально улыбнулась. — На языке навахо имя моего сына Ахига. Знаешь, что это значит?
Этли отрицательно покачала головой.
Ядзи безнадежно вздохнула.
— «Он сражается», так это переводится с навахо. Джо живет в соответствии со своим именем. Во всяком случае, когда возвращается к родителям.
— Я лишь хотела тебя предупредить, — сказала Пайн.
— Спасибо, Этли. Я дам знать мужу. И удачи тебе в расследовании с исчезнувшим Пристом.
Пайн вышла на солнце, размышляя о том, что ей потребуется нечто более весомое, чем удача. И еще она подумала, что материнство не для нее.
Она довезла Бреннана до парка, развернулась и поехала обратно в Шеттерд-Рок.
Кэрол Блюм встала из-за письменного стола, когда Пайн вошла в офис.
— Парни из отдела информационных технологий осмотрели наши компьютеры, удаленно. Они обнаружили на них вещи, которых там быть не должно, и изъяли их.
— Значит, наши компьютеры действительно кто-то взломал?
— Да. Сейчас они выясняют, кто мог это сделать. Возможно, виноват тот сайт, на который я заходила. В таком случае я очень сожалею, агент Пайн.
— Всё в порядке, — сказала Этли. — Я думаю, такое вполне могло случиться и без того.
— Они также проверили наши телефоны, — доложила Блюм. — Сотовые и стационарные. С ними всё в порядке.
— Это хорошо. Потому что у меня закончились четвертаки.
— Пришел отчет из криминалистической лаборатории во Флагстаффе, — сказала Блюм. — Они хотят, чтобы вы им позвонили. У меня есть номер их телефона.
Пайн взяла листок с номером, вошла в свой кабинет, закрыла за собой дверь и набрала номер. После второго гудка ей ответила Марджери Робертс, помощник судебно-медицинского эксперта ФБР. Пайн уже работала с ней.
— Должна признаться, Этли, что никогда прежде не делала вскрытие мула. Точнее, если речь идет о животном, следует использовать слово «аутопсия». Наверное, мне следует поблагодарить вас за новый опыт.
— Да. У меня это также первый случай. Что вам удалось узнать?
— Смертельный удар нанесен ножом с длинным лезвием, направленным вверх; по форме он немного напоминает косу.
— А буквы на шкуре? — спросила Пайн.
— Они также вырезаны ножом. У вас есть какие-то мысли о том, что они могут означать?
— Мы провели расследование, и у нас появилась ниточка.
— Удачи вам.
— И какой наркотик дали Салли Белль?
— Кто вам об этом рассказал? — удивленно спросила Паркс. — Я припасла информацию про наркотик напоследок.
— Невозможно начать резать полутонного мула, предварительно не оглушив его.
— Несомненно… Ладно, тесты показали, что преступник использовал ромифидин. Это успокоительное средство, используемое в ветеринарной медицине, когда они имеют дело с крупными животными вроде лошадей и мулов.
— Хорошо, теперь мы знаем как. Осталось выяснить, кто и почему, — сказала Пайн.
— Всегда самые трудные вопросы.
— Вот почему мне платят так много.
По непонятной причине Пайн никак не могла решить, что надеть на встречу с Кеттлером.
— Ты ведь далеко не в первый раз отправляешься на свидание, — сказала она себе, стоя перед зеркалом на внутренней стороне шкафа и разглядывая один предмет одежды за другим. — Хотя с тех пор прошло уже немало времени…
В конце концов Этли выбрала летнее платье с джемпером и сандалии. «Глок» она решила положить в сумочку, а «Беретту» оставить дома, рассчитывая, что на свидании ей не потребуется дополнительное оружие.
На поездку до ресторана у нее ушло несколько минут. Она увидела припаркованный возле тротуара «Джип» и посмотрела на часы. Без одной минуты семь. Мистер Кеттлер, очевидно, предпочитает приходить раньше.
Она припарковалась, вошла внутрь и сразу увидела Сэма, устроившегося в задней части совсем крошечного заведения. Он встал и помахал ей рукой.
Кеттлер был одет в джинсы и белую рубашку навыпуск, что лишь подчеркивало его загар. Верхняя пуговица рубашки расстегнута, открывая гладкую бронзовую кожу, короткие волосы слегка растрепаны, словно их по дороге взъерошил ветер.
«Но это лишь прибавило ему привлекательности», — подумала Пайн.
Вместо формального рукопожатия они быстро обнялись.
— Вы выглядите иначе без формы, — сказал Сэм, когда они сели за столик. — Ну, я хотел сказать, иначе и намного лучше.
И смущенно замолчал.
Этли, помедлив несколько секунд, пришла ему на помощь:
— Благодарю. Однако я не уверена, что мне нравится больше — когда вы в шортах и майке или так, как сейчас.
Оба рассмеялись. Лед наконец был сломан.
Они заказали пиво, а потом салат и пиццу. Чокнувшись бутылками, каждый сделал по большому глотку.
Кеттлер посмотрел в окно.
— Вам нравится здесь жить?
Пайн пожала плечами.
— Близко от работы. Мой офис находится чуть дальше на той же улице.
— В том же здании, что и ИТП, не так ли?
— Откуда вы знаете? — спросила Этли.
— Они часто появляются в парке. Ищут незаконных иммигрантов. Мне приходилось пару раз бывать в их офисе, чтобы обеспечить ребят информацией. А иногда рейнджеры должны участвовать в конференциях, которые там проходят.
— Конференции? О чем?
— Ну, лучше всего я могу это описать так: они напоминают нам о долге федеральных офицеров ставить их в известность о нелегальных иммигрантах, чтобы ИТП могла их забрать, — ответил Кеттлер.
— Но в парковой службе не могут работать нелегалы, — сказала Пайн. — Они не пройдут проверку при приеме.
— Верно, но у нас есть подрядчики, специалисты по ландшафту, люди, работающие в магазинчиках сувениров и ресторанах, водители грузовиков, доставляющие разные грузы, и тому подобное.
— И вы многих сдаете?
— Пока нет. Ну, если они станут нарушать закон, то я их задержу. Но тех, кто хорошо работает и не лезет на рожон, я не трогаю.
— Подобная философия представляется мне разумной… Кстати, как долго вы спали после сегодняшней пробежки? — На ее лице появилась озорная улыбка.
— Примерно столько же, сколько ушло на забег. Я не становлюсь моложе.
— Из спецназа в парковую службу. Плавный переход, — заметила Пайн.
— А кто рассказал вам про спецназ?
— Колсон. Он узнал об этом от вашего сослуживца. Полная грудь медалей, в том числе «Пурпурное сердце». Впечатляет.
— В особенности на словах, — заметил Кеттлер.
— Интересно, почему? Вы служили своей стране и сражались на войне.
Сэм допил пиво и помахал официантке, чтобы та принесла еще. Получив свою бутылку, сделал глоток.
— Это не было войной, Этли, — сказал он после паузы.
— Но чем тогда?
— Я не подписывался стрелять… — Кеттлер замолчал и отвернулся.
— Во что стрелять, Сэм?
— Ни во что. — Он немного помолчал. — Послушайте, давайте сменим тему. Я не для того пригласил вас, чтобы беседовать о глупой войне.
Несколько мгновений она изучающе смотрела на него.
— Вы делали свою работу, Сэм. Делали то, что должно. Не больше и не меньше. И это все, что может каждый из нас.
Он поднял голову.
— Отвечу на ваш вопрос: я поступил в парковые рейнджеры, чтобы защитить тех, кого стоит защищать здесь, в нашей стране. Я не достаю пистолет. Я помогаю людям получать удовольствие от каньона. И каждый день просыпаюсь, поставив перед собой лишь эту цель. Гранд-Кэньон — замечательное место. Я смотрю на него, и всякий раз на моем лице появляется улыбка.
— А в свободное время играете в Супермена и бегаете по тропинкам, — с улыбкой сказала Пайн.
Кеттлер улыбнулся в ответ.
— Я уверен, что и вы так не раз поступали.
— Я часто путешествую по горам, но никогда там не бегаю — во всяком случае, как вы.
— Меня невероятно воодушевляет бег. Я начинаю чувствовать себя живым. Буду рад разделить с вами это ощущение.
— Ну, ваше желание вполне может исполниться, — весело ответила Этли.
Принесли их салаты и пиццу, и они прервались на несколько минут на еду, а потом продолжали беседовать о местной политике и отношениях с индейскими племенами, и о том, как огромная дыра в земле может оказаться едва ли не самым потрясающим зрелищем в мире.
Покончив с едой, допили по второй бутылке пива и отправились погулять.
Мимо проехал грузовичок с мороженым, позвякивая колокольчиком, и, повинуясь импульсу, Пайн купила два ванильных стаканчика.
Они шли дальше, лакомясь мороженым, а вечерняя жара окутывала их со всех сторон. Пайн даже решила снять джемпер и повязать его вокруг талии.
— Вот уж не ожидал, что у вас есть татуировки, — сказал Кеттлер, глядя на ее руки и предплечья.
— Я люблю удивлять.
— Близнецы и Меркурий.
— Вы интересуетесь астрологией?
— Только когда читаю свой гороскоп. А что означает «Без пощады»?
— Это личное, — коротко ответила она.
— Все нормально, — поспешно сказал Сэм, заметив ее недовольный взгляд.
— Извините, я веду себя странно, когда речь заходит о подобных вещах, — заметила Пайн.
— Не беспокойтесь. Со мной тоже так бывает.
— А я не видела у вас никаких татуировок.
— У меня есть одна, но в таком месте, что ее не видно.
— Интересно, и где же? — игриво спросила Этли.
В ответ Сэм сдвинул пояс джинсов, открыв верхнюю часть бедра. Ей пришлось нагнуться — татуировка была совсем маленькой.
— Подождите минутку, это Хоббс?
— Да, из «Келвина и Хоббса».
— Да, ладно, бывший спецназовец с мультяшным тигром на бедре… Считайте, что вы меня поразили.
— Что я могу сказать? В детстве я обожал эти комиксы.
Он вернул на место джинсы и показал на ее мускулистые руки:
— Вы атлет олимпийского калибра, не так ли?
— Хорошо, для протокола. Я не имею ни малейшего отношения к странице в «Википедии», — ответила Пайн и с любопытством посмотрела на него. — Значит, вы решили проверить меня перед сегодняшней встречей?
Вопрос был задан с легкой флиртующей улыбкой.
— Если честно, я проверил вас в тот момент, когда впервые увидел.
Она рассмеялась.
— Полагаю, работа не оставляет вам много свободного времени, — сказал Сэм.
— Да, обычно так и есть.
— Ну, тогда я рад, что сегодня у вас выдался свободный вечер.
Она прикоснулась к его плечу.
— Да, и я. Это было весело.
Он посмотрел на ее открытую икру.
— Из чего в вас стреляли?
— Большинство людей думает, что это родинка.
Кеттлер пожал плечами.
— Я — не большинство. Мне довелось видеть множество входных отверстий от пуль.
— К счастью, двадцать второй калибр. Пуля осталась внутри, в противном случае выходное отверстие было бы уродливым.
— Как это случилось?
— Неудачный арест. Я совершила ошибку. Но с тех пор усвоила урок. Такое больше не повторится. — Она сделала паузу. — Ладно, это моя история. А куда вас ранили, когда вы получили медаль?
Сэм покачал головой, улыбнулся и доел мороженое.
— Это не то место, которое я мог бы показать вам на первом, втором или даже десятом свидании. Я в некотором роде старомоден.
Этли взяла его под руку.
— Это хорошо. Потому что я в некотором роде также старомодна.
Пайн зашевелилась и переместилась сначала вправо по своей постели, потом влево. Она медленно выходила из какого-то смутного сна, и что-то металось в ее ухе, словно туда залетел надоедливый москит.
Наконец Этли открыла глаза и посмотрела на звонивший телефон, который лежал на тумбочке у кровати.
Электронный москит, покоривший весь мир.
Взяв его, она невнятно произнесла:
— Пайн…
— Агент Пайн, это Эд Прист.
Этли резко села. Она сразу проснулась, словно выпила полный кофейник кофе, а потом кто-то вылил ей на голову еще одну чашку.
— Я пыталась связаться с вами, но ваш автоответчик переполнен, и я не смогла оставить сообщение.
— Происходит нечто странное, — сказал Прист.
— Расскажите как можно подробнее.
— Я не уверен, что это следует делать по телефону.
— Я могу с вами встретиться, — предложила Этли. — Вылечу к вам утром.
— Вам не придется. Я в Аризоне.
Пайн посмотрела на часы на своем телефоне. Было почти одиннадцать вечера.
— Вы в Скай-Харбор?
— Нет. Я вылетел в Феникс с Восточного побережья, потом на легком самолете добрался до Флагстаффа. Я только что приземлился.
— Оставайтесь там. Я за вами приеду. Дайте мне пару часов.
— Они закрываются. Похоже, мой рейс был последним.
— Во Флагстаффе есть кафе, где подают блины, — Этли назвала адрес. — Оно открыто двадцать четыре часа семь дней в неделю. Вы можете взять машину напрокат?
— Нет, но здесь есть стоянка такси.
— До города всего четыре мили, — сказала Пайн. — Встретимся в кафе.
Она быстро оделась, подхватила оба своих пистолета и вышла из дома.
В такое позднее время поездка получилась одинокой. На небе было полно звезд, изредка она видела пролетавший спутник. Для Пайн именно в этом состояла кардинальная разница между рассеянным светом, наполнявшим все вокруг на Восточном побережье, и тем, что она неизменно видела здесь.
Небо.
Ты видел его полностью, каждый миллиметр, его огромность и недоступность. Оно становилось частью повседневной жизни, свободным взглядом, брошенным в космос. Каждую ночь это небо показывало тебе, каким незначительным ты являешься. И со временем ты начинал в это верить. А некоторая доза смирения еще никому не мешала.
Пока внедорожник с ревом летел на юг, разум Пайн двигался сразу в нескольких направлениях. Перед тем как ее разбудил звонок Приста, она размышляла о том, как ей добраться до Эда Приста, поскольку тот оставался единственной возможностью связаться с его братом. И вот ее желание исполнилось.
Она въехала на парковку кафе, выскочила из внедорожника, в два длинных шага оказалась у входа, распахнула дверь и огляделась по сторонам. В зале находились около пятнадцати посетителей, расположившихся за столиками и в кабинках, но она тут же обнаружила Эда Приста. Он выглядел в точности как на фотографии, которую прислал ей ранее.
Прист сидел в самой дальней кабинке и старался не привлекать к себе внимания, спрятавшись за большим меню и все время поглядывая по сторонам. Рядом с ним на полу стоял чемодан на колесиках и с кучей наклеек. Этли поспешно подошла к нему, скользнув взглядом по чемодану, и села напротив.
— Агент Пайн?
Она достала документы и значок и показала ему.
Прист с облегчением откинулся на спинку стула.
— Не думайте, что у меня паранойя, но я хотела бы взглянуть на какой-нибудь документ, удостоверяющий вашу личность, — попросила Пайн.
Он достал права штата Мэриленд и показал ей.
— Так почему вы решили прилететь сюда?
— Потому что я не знаю, где Бен. Он так со мной и не связался. И никто не может сказать, куда подевался мой брат. Складывается впечатление, что он исчез.
Этли вытащила из сумочки телефон и показала ему копию рисунка, сделанного Дженнифер Ядзи.
— Вы узнаете этого человека?
— Нет. А должен?
— Это компьютерный набросок мужчины, который называл себя Бенджамином Пристом. Он спустился на муле на дно каньона, после чего исчез. Как видите, этот человек не имеет ничего общего с вашим братом. Более того, он больше похож на вас; я подумала, что Бен — это вы, когда получила присланную вами фотографию.
Эд Прист положил на столик меню и принялся пристально вглядываться в портрет на экране телефона.
— Я… я не понимаю. Зачем этому человеку называть себя Бенджамином Пристом? Проклятье, где мой брат?
— Когда вы видели его в последний раз?
Когда подошла официантка, Пайн заказала кофе, а Прист — полный завтрак.
— Я не ел весь день, — объяснил он, когда официантка отошла. — Я всегда нервничаю во время полета и не могу есть.
— Так даже лучше. В самолетах кормят просто ужасно… Ну, так что относительно вашего брата?
— Я видел его около двух недель назад. Он заезжал к нам домой.
— У него была для этого какая-то причина? — спросила Пайн.
— Пожалуй, нет. Он позвонил и спросил, может ли приехать на обед. Сказал, что у него появилось свободное время и он хочет повидаться с семьей.
— Какое впечатление он на вас произвел?
Прист откинулся назад и принялся теребить бумажную салфетку.
— Вы должны понимать, что мой младший брат был звездой в нашей семье. Лучший выпускник школы, квортербек футбольной команды, основной снайпер баскетбольной команды, хотя он ненавидел баскетбол. Но Бен знал, что является превосходным игроком. Он закончил лучшим в классе в Джорджтауне, а я учился в Университете Мэриленда.
— Но это хорошие учебные заведения, оба, — возразила Пайн.
— Да, однако Бен всегда находился на другом уровне. Мне оставалось радоваться, что я старше. Идти по его стопам — едва ли я справился бы. Он добивался успеха во всем, чем занимался, он высокий и привлекательный… Вы же видели его фотографию. А у меня ничего этого не было.
— Однако он так и не женился? И у него нет детей?
— Верно. У него были девушки в старших классах и в колледже, но после того, как закончил учиться, Бен полностью сосредоточился на карьере.
— И какова она? — спросила Пайн.
Они немного помолчали, пока официантка разливала кофе.
— Карьера вашего брата? — повторила Этли, сделав глоток кофе.
— В данный момент вам об этом известно не меньше, чем мне, — со вздохом ответил Эд Прист. — Я лишь знаю, что он много путешествовал. Проклятье, два года назад я ездил с детьми в Диснейленд, и он пожелал мне счастливого дня рождения. Я спросил, где он; Бен ответил: «Где-то на Среднем Востоке». В другой раз он оказался в богом забытом Казахстане. Мои дети получали по праздникам от него подарки с иностранными наклейками на коробках, а внутри лежали необычные вещи. Иногда мне приходилось платить таможне, чтобы они отдали мне его посылки.
— И вы никогда не спрашивали у него, чем он зарабатывает на жизнь?
— Я уже говорил, что спросил один раз, и он так странно пошутил… Я не хотел на него давить. Просто подумал, что он должен хранить свою работу в секрете. В округе Колумбия он не один такой.
— Консалтинговая компания «Козерог»?
— Однажды Бен заговорил об этом, когда я спросил, как у него дела. Он сказал, что основал собственную компанию. Я спросил, чем она будет заниматься, и брат ответил: «Помогать людям, которые в этом нуждаются».
— Однако я не смогла найти в округе Колумбия компанию с таким названием.
— Знаю. — Эд Прист кивнул. — Я и сам проверял. Моя профессия — бухгалтер. Я работаю в аудиторской фирме в Мэриленде. Заглянул в правительственные документы — и ничего не нашел.
— Вы не рассказали, как выглядел ваш брат, когда две недели назад зашел к вам на обед.
— Понимаете, Бен может производить сильное впечатление, к тому же он необыкновенно умен. Знает все и обо всем. Я часто шутил, что он обязательно победил бы в шоу «Своя игра». Но в тот вечер Бен выглядел более расслабленным, чем обычно, и был непривычно открытым.
— О чем он говорил?
— О политике. О событиях в мире. О бейсболе. Он — болельщик «Вашингтон нэшнлс».
— Он вас о чем-нибудь просил? Что-то вам дал? Хотел, чтобы вы что-то для него сделали?
— Нет, ничего такого не было.
Принесли заказ Приста; он посыпал яйца солью и перцем и полил блины сиропом. Потом посмотрел на Пайн, не сводившей с него глаз, и заметил:
— Вы не похожи на человека, который ест такие вещи.
— Я могла бы вас удивить. — Она сделала еще один глоток кофе. — С какими ожиданиями вы сюда приехали?
— Не уверен, что у меня есть какие-то ожидания. Но я очень беспокоюсь за брата. Прежде, всякий раз когда я пытался с ним связаться, он неизменно отвечал мне. Но не сейчас. Я думаю, с ним что-то случилось. А теперь вы говорите, что в Гранд-Кэньон находился не он и кто-то воспользовался его именем… Как вы думаете, тот человек что-то с ним сделал? Украл его личность?
— Я не знаю, — ответила Пайн. — Но что именно заставило вас прилететь сюда?
Прист бросил на нее смущенный взгляд.
— Ваш автоответчик полон непрочитанных сообщений, — продолжала Этли. — Вы — бухгалтер и производите впечатление человека, который склонен придерживаться правил. Если вы перестанете отвечать на звонки, клиенты будут недовольны. — Она помолчала. — Так кто же столько раз звонил вам, а вы не хотели отвечать?
Прист положил вилку и принялся вертеть в руках кофейную чашку.
— Я — обычный человек. У меня есть жена и дети. Как уже говорил, в отпуск я езжу в Диснейленд. Я тренирую бейсбольную команду сына. И не готов участвовать в безумных международных заговорах.
— В международных заговорах? Не хотите объяснить?
— Просто у меня такое чувство…
— Вы считаете, что ваш брат — шпион?
— Средний Восток, Казахстан… Несуществующая компания… А теперь еще и это? Мне трудно такое признать, но, очевидно, я совсем не знаю своего брата. Во всяком случае, профессиональную сторону его жизни.
— Но вам было известно, что ваш брат собирался отправиться в Гранд-Кэньон?
— Да, он позвонил мне и рассказал о предстоящей поездке. Никогда прежде Бен не ездил на муле. Заявил мне, что такое путешествие всегда значилось в его списке неосуществленных желаний. Он казался взволнованным. И все подготовил заранее. Наверное, так полагается.
— Верно. А вы не представляете, как мужчина, которого я показала вам в своем телефоне, мог оказаться на месте вашего брата?
— Нет… Вы уверены, что Бена не было в группе, которая спустилась в каньон?
— Я показала фотографию вашего брата, которую вы прислали мне по телефону, рейнджеру, спускавшемуся в каньон в тот день. Он сказал, что такого человека в его группе совершенно определенно не было. И еще добавил, что в ней не было никого, имевшего хотя бы отдаленное с ним сходство, даже если б он захотел замаскироваться. Рост вашего брата составляет около шести футов и трех дюймов, а вес — около ста восьмидесяти фунтов?
— Это верно. Он самый высокий в нашей семье, — нервно добавил Эд Прист, посмотрев на значок ФБР. — Но мой брат — хороший человек. Я уверен, что он не стал бы участвовать в чем-то плохом.
— Вы же сами сказали, что совсем не знаете его, — во всяком случае, с профессиональной стороны. — Этли откинулась назад.
— Да, я так сказал, — со вздохом ответил Эд Прист.
— И какие же сообщения были на вашем автоответчике?
— Кто-то вешал трубку. В конце концов я проверил их. Все звонки были сделаны с одного номера. Когда я перезвонил на него, никто не ответил.
— Вы можете назвать мне номер? Я его проверю.
Прист достал сотовый телефон и продиктовал цифры.
— Каковы ваши планы на пребывание здесь? — спросила Пайн.
— У меня их нет. Я был в панике, когда принял решение лететь сюда. Потом решил позвонить вам и послушать, что вы можете предложить.
— Я не уверена, что у меня есть для вас хорошие предложения. Но вы должны понять, мистер Прист, что ваш брат вовлечен в нечто очень серьезное, так что и вам может грозить опасность.
— Мне! Но почему?
— Кто-то может подумать, что ваш брат сообщил вам нечто важное. Или, увидев, что вы прилетели сюда, они решат, что брат с вами связался и вы намерены с ним встретиться.
— Но никто не знает о том, что я здесь, кроме вас, — растеряно сказал Прист.
— Вы бронировали ваш билет при помощи кредитной карты?
— Ну да. Конечно, а как иначе?
— Тогда вы в системе. И люди, имеющие к ней доступ, теперь могут отслеживать ваши передвижения. Например, наблюдать за нами прямо сейчас.
Прист оглядел ресторан и только после этого посмотрел на Пайн.
— Вот дерьмо… Вы серьезно? — пробормотал он.
— Совершенно.
— У меня такое ощущение, что я оказался в каком-то извращенном фильме… Что мне теперь делать? Должен ли я поселиться в каком-нибудь отеле? Или, может быть, лучше остановиться у вас?
Этли некоторое время обдумывала его вопрос.
— Сегодня вы можете переночевать у меня… во всяком случае, провести в моей квартире то время, что осталось от ночи, пока мы не придумаем что-то другое.
— Вы уверены? Я не хочу навязываться. И если вы правы и за мной следят, значит, опасность может грозить и вам.
— Я приняла подобные вещи в тот момент, когда согласилась на службу в Бюро, мистер Прист.
— Пожалуйста, называйте меня Эд. Могу я зайти в туалет перед уходом? Происходящее оказывает пагубное действие на мой желудок.
— Конечно. А я пока расплачусь.
Направляясь к стойке, чтобы расплатиться, Пайн искоса наблюдала за Пристом, который шел к туалету. Затем она отвела его к своему внедорожнику и положила чемодан в багажник.
Они выехали на дорогу и покатили обратно на север.
Этли посмотрела на часы. Было почти два часа ночи. Но она была уверена в одном: сегодня ей едва ли удастся выспаться.
Пайн уступила Присту свою спальню, а сама отправилась на диван в гостиной. Она на этом настояла.
Легла и закрыла глаза. До рассвета оставалось совсем немного.
Примерно через полчаса Этли услышала шум в первый раз. Глухой удар, шаг, скрип двери или окна. Или чего-то еще.
Ее пальцы сомкнулись на рукояти пистолета, и она принялась моргать, чтобы глаза быстрее приспособились к темноте.
Тиканье кухонных часов эхом отзывалось у нее в голове. Она дожидалась новых звуков. И когда это случилось, тихо скатилась с дивана и положила на него две подушки в длину, а сверху накрыла их одеялом. Затем скользнула вдоль двери из твердых пород древесины в дальний угол комнаты, присела там на корточки и навела пистолет на дверь. Свободной рукой потянулась влево.
Тик-так, тик-так.
Потом скрип и шаги.
Этли продолжала держать под прицелом определенную точку комнаты.
В дверном проеме появился человек, который тут же направился к дивану, наставив на него пистолет.
Так продолжалось несколько секунд. Сжимавшая оружие рука отчаянно дрожала. Потом пистолет опустился, человек отступил назад и начал отворачиваться от дивана.
Свободной рукой Пайн нажала на выключатель.
Человек отпрыгнул назад.
— Положи пистолет и ляг на пол лицом вниз, руки на голову, пальцы переплетены, ноги расставлены в стороны. Немедленно, или я тебя пристрелю.
Эд Прист послушно выполнил приказ Пайн. Медленно опустил дрожащими руками пистолет на пол, лег, положил руки на голову, ноги широко расставил в стороны. И расплакался.
Пайн встала, подошла к нему, взяла пистолет и положила его на кофейный столик. Потом села на диван и посмотрела на лежавшего на полу мужчину.
— Откуда… как вы узнали? — спросил Прист, по щекам которого текли слезы.
— Ты сам облегчил мне задачу. Во-первых, ты плохой лжец. Меня учили в ФБР распознавать вранье. Но мне мои умения даже не потребовались. Когда я спросила, кто звонил тебе столько раз, что на твоем автоответчике не осталось свободного места, ты ответил, что набрал номер, но тебе никто не ответил, и я поняла, что ты врешь. Я тоже позвонила по номеру, который ты мне назвал. Он не обслуживается. А взгляды, которые ты бросал на меня украдкой в кафе? И твой чемодан. Тут ты себя сразу выдал.
— Мой чемодан!..
— Я заметила на нем наклейку ПИЗ — «проверка и защита», — говорящую о том, что в чемодане лежит что-то ценное или хрупкое. Такие же используют и в тех случаях, когда в багаже находится огнестрельное оружие. Кроме того, я поняла, что у тебя в чемодане пистолет, потому что на авиалиниях на оружие ставят кабельную стяжку до пункта назначения. Это стали делать после стрельбы в Форт-Лодердейле. Одна стяжка для пистолета, две — для ружья. В твоем случае была только одна, значит — пистолет. К тому же у тебя маленький чемодан, его можно взять в салон как ручную кладь, но тебе пришлось получать его из багажа, о чем свидетельствовала наклейка на ручке. Естественно, ты не мог пронести пистолет в самолет… Ну, и зачем кроткому на вид дипломированному бухгалтеру возить с собой огнестрельное оружие? Разве что для того человека, с которым он намеревался первым делом встретиться в Аризоне. Ну, а когда ты предложил остановиться у меня, я уже не сомневалась, что не ошиблась.
— Если вы это знали, то почему сразу меня не арестовали?
— Все просто. Ты не совершил никаких противозаконных действий. Ты имеешь право держать пистолет в чемодане. В Аризоне это разрешено. Я хотела выяснить, как ты собираешься его использовать. А когда поняла, что ты задумал, решила тебе подыграть. — Она сделала небольшую паузу. — Вопрос лишь один: почему? Ты действительно Эд Прист, бухгалтер, у тебя есть семья, и ты ездишь в отпуск в Диснейленд. Ты не правительственный убийца и не палач мафии.
— Значит, вы меня проверяли?
— Конечно, проверяла. Я никому не верю до тех пор, пока не получу подтверждение того, что мне говорят. Не пора ли тебе встать с пола, сесть на стул и рассказать, зачем ты пытался меня убить?
Прист осторожно поднялся на ноги и тяжело опустился на стул напротив нее. Он так и не переоделся с дороги.
— Я не врал, когда сказал, что позвонил по тому номеру. Но солгал, что мне не ответили. Должно быть, они отключили телефон после разговора со мной.
— Что тебе сказали?
— Что, если я не прилечу сюда и не убью вас, моей жене и детям конец.
— И ты им поверил?
— Они прислали мне фотографии жены, когда та делала покупки в магазине, и детей в школе. Очевидно, они за ними следили.
Пайн обдумала его слова. «Зачем отправлять сюда Эда Приста, чтобы он сделал грязную работу? Неужели тот, кто за этим стоит, не мог прислать профессионала, чтобы меня убить?»
— А они объяснили, почему необходимо это сделать?
— Вы расследуете исчезновение моего брата.
— А они сказали, почему твой брат исчез?
Прист колебался.
— Нет, но я понял, что все очень серьезно.
— Настолько серьезно, чтобы убить федерального агента? Это могло привести тебя к смертной казни.
— Семья значит для меня больше, чем собственная жизнь! — рявкнул Прист, который медленно успокаивался. — Но я не смог спустить курок. Я… наверное, я не убийца.
— Очевидно, нет. Я за тобой наблюдала.
— Ну и что теперь со мной будет? Я сяду в тюрьму?
— Я видела, что ты не собирался меня убивать. Но когда те люди узнают, что ты не стрелял, то будут тобой очень недовольны.
Прист закрыл лицо руками и разрыдался.
— О господи, моя семья… Я убил свою семью…
— Об этом мы можем позаботиться. Мы поместим их под защиту, пока не разберемся с безобразиями, которые происходят.
Прист перестал плакать и посмотрел на нее.
— Вы… вы можете это сделать?
— Однако мне потребуется твоя помощь.
— Но как я могу помочь? Я ничего не знаю.
— Возможно, ты знаешь больше, чем тебе кажется. В настоящий момент ты — моя лучшая ниточка, ведущая к преступникам.
— И как же мы будем действовать? — спросил Прист.
— Я позвоню, чтобы о твоей семье позаботились. И хотя уже раннее утро, нам стоит попытаться немного поспать. Впереди у нас много работы.
— Я очень сожалею, агент Пайн.
— Ты не первый, кто хотел меня убить.
Прист втянул в себя воздух.
— Господи, я не представляю, как вы можете выполнять такую работу.
— Забавно, но это единственная работа, к которой я всегда стремилась.
— Твоя семья находится на конспиративной квартире в Мэриленде, — сказала Пайн Присту, когда они утром пили кофе на кухне.
— Как вы им объяснили, что происходит?
— Тебя интересует, что я сказала про твою роль?
— Да, наверное, — Прист кивнул.
— Я знаю, как вести себя в подобных ситуациях, Эд. Можешь вздохнуть с облегчением — по крайней мере сейчас.
— И что мы будем делать?
— Для начала нам необходимо найти твоего брата.
— Но как?
— У тебя есть его контактные данные?
— Конечно. И я оставил ему дюжину сообщений. Однако он ни разу не ответил.
— Может быть, нам следует сформулировать их иначе…
Прист удивленно на нее посмотрел.
— Что вы имеете в виду?
— Позвони ему и оставь сообщение, в котором говорится, что твоей семье угрожают, а тебя шантажируют и заставляют убить федерального агента. Тебе отчаянно нужна его помощь, поскольку ты не знаешь, что делать, но всерьез подумываешь о том, чтобы нажать на спусковой крючок. Скажи, что у него есть полчаса, чтобы связаться с тобой до того, как ты на это решишься.
Несколько мгновений Прист молча смотрел на Пайн.
— Неужели вы серьезно? — наконец спросил он.
— Настолько, что, если ты не сделаешь этого прямо сейчас, пока я сижу рядом с тобой, я арестую тебя за покушение на убийство.
— А я думал, вы пытаетесь мне помочь…
Этли покачала головой.
— Я ничего подобного не говорила. Моя работа состоит в том, чтобы отыскать правду. И я готова перешагнуть через тебя и твоего брата, чтобы добиться результата.
Прист закрыл глаза и трясущейся рукой потер лоб, закрыв лицо. Пайн отвела его руку в сторону.
— Пора принимать решение, Эд. Времени прятаться нет. Доставай телефон и звони.
Он набрал номер.
— Включай громкую связь.
— Вы мне не верите?
— Тебе нужен ответ? Ты пришел, чтобы всадить пулю мне в голову.
Прист включил громкую связь.
«Это Бен. Оставьте сообщение. Я постараюсь вам перезвонить», — послышался голос из трубки.
Пайн кивнула Присту, и тот оставил сообщение, тщательно следуя ее инструкциям. Потом она отключила телефон и посмотрела на него.
— И что теперь? — спросил Прист.
— Подождем тридцать минут.
— А если он не перезвонит?
— В таком случае ты перешел Рубикон. Я буду вынуждена тебя арестовать.
Прист нахмурился.
— Но это лишь ваше слово против моего, у вас нет никаких улик.
Пайн достала телефон и нажала на несколько кнопок. Раздался голос Приста, объяснявшего, почему тот собирался убить Пайн.
— Вы записали наш разговор? — спросил он.
— Конечно. Ты попал в высшую лигу, Эд. Если хочешь выжить, тебе следует играть лучше.
— Я не просил о том, чтобы это дерьмо на меня выплеснулось, — резко сказал он.
— Не стоит винить меня, вини брата. Если он позвонит тебе в течение получаса, договорись с ним о встрече. Я пойду с тобой.
— Но мы понятия не имеем, где он сейчас, — возразил Прист.
— Именно по этой причине мы ждем его звонка.
Пайн замолчала и откинулась назад. Прист выглядел сильно озабоченным. Но и он молчал.
До тех пор, пока двадцать восемь минут спустя не зазвонил телефон.
Прист посмотрел на Этли, и та кивнула.
— Не включай громкую связь, у него могут возникнуть подозрения.
— Что я должен сказать?
— Веди себя естественно. Ты рассержен и смущен и хочешь знать правду.
Прист ответил на звонок и поднес телефон к уху, а Пайн наклонилась к нему поближе, чтобы слышать их разговор.
— Алло?
— Эдди?
— Проклятье, Бен, где тебя носит? — выпалил Прист. — Что происходит? Вся моя жизнь пошла под откос!
— Просто успокойся, братишка. Все будет в порядке. Но, пожалуйста, скажи мне, что ты не убил федерального агента.
— Пока нет. Но Мэри и дети…
— С ними все будет в порядке.
— Ты не можешь знать!
Пайн коснулась его руки, поднесла палец к губам и безмолвно произнесла: «Пусть говорит».
Прист смолк. Через мгновение его брат начал говорить.
— Ты не должен был оказаться вовлеченным в эти дела, Эдди. Мне очень жаль. Но все вышло из-под контроля.
— Что именно? — спросил Эд.
— Я не могу говорить об этом по телефону.
Этли снова коснулась плеча Приста, указала на него, потом на телефон.
— Тогда давай встретимся, — предложил Эд. — И ты мне все расскажешь.
— Где ты сейчас находишься?
— В Аризоне. Рядом с Гранд-Кэньон, где ты предположительно исчез. Вот почему я сюда прилетел. А ты где?
— На самом деле не слишком далеко.
— Где ты хочешь встретиться?
— На южном краю Гранд-Кэньон есть отель. «Эль Товар».
Пайн посмотрела на Приста и кивнула.
— Хорошо, я уверен, что сумею его найти.
— Мы можем встретиться там сегодня вечером и поужинать. Забронируй столик на свое имя. Но не слишком рано; например, на девять часов. Только мы с тобой. Я… я не буду похож на себя.
— Ты ранен? — спросил Эд.
— Нет, но я изменю внешность, — ответил Бен.
— Ладно.
— Кто-нибудь знает, что ты здесь?
— Нет, я никому не говорил.
— В девять часов в «Эль Товаре». Там я объясню тебе, что смогу.
И прежде чем Эд успел что-то ответить, его брат повесил трубку.
Прист отключил телефон и положил его на стол. И, как будто задерживал дыхание все время разговора, выдохнул и опустил голову.
Пайн встала и налила себе еще кофе.
— Значит, до вечера мы ничего не будем делать? — спросил он.
— Ты ничего не будешь делать до вечера. А я позову своего приятеля, чтобы тот за тобой присмотрел.
— Иными словами, позаботитесь о том, чтобы я не сбежал.
— Можно сказать и так. Он — вышедший в отставку полицейский-хопи, ныне полицейский рейнджер. Хопи традиционно уважают землю и любят мир. Но если ты попытаешься что-то сделать с моим другом, он так быстро надерет тебе задницу, что ты даже не поймешь, как это случилось.
— Большое вам спасибо, — пробормотал Прист.
— Большое тебе пожалуйста.
«Эль Товар» открылся в 1905 году на южном краю Гранд-Кэньон, получил свое имя в честь испанского путешественника и входил в сеть отелей, которой владела компания Фреда Харви. Здание отеля расположилось всего в двадцати футах от края каньона и было выстроено в деревенском стиле с использованием орегонской сосны и местного известняка — пирамидальная крыша, башенки, веранды и щипцы. Но внутренняя отделка представляла собой смешение самых разных стилей, от искусства юго-западных индейцев до швейцарских деревянных изделий. Из зала в задней части отеля открывался великолепный вид на каньон.
Эд Прист поднялся в отель по широким деревянным ступенькам. Часы показывали одну минуту десятого, но снаружи было еще тепло, хотя солнце давно растворилось на западе.
Эд быстро прошел через вестибюль в ресторан, назвал свое имя метрдотелю, и его проводили к находившему в дальнем конце зала столику. Время ужина прошло, и посетителей почти не было.
За столиком, накрытом на двоих, никто не сидел.
Прист сел и огляделся по сторонам.
Потом посмотрел на часы и принялся вертеть в руках салфетку.
К нему подошла официантка с винной картой, чтобы принять заказ, но Эд отказался, сославшись на то, что ждет гостя.
Прошло минут десять, и Прист уже едва справлялся с беспокойством. Он принялся кусать ногти, без конца вертел головой и даже рассеянно стучал ножом о вилку.
— Эдди?
Он поднял глаза и увидел высокую женщину.
Сначала на его лице появилось недоумение, потом он оглядел женщину более внимательно и разинул рот.
— Бен?!
— Не так громко, Эдди. У меня превосходный слух.
Бенджамин Прист был одет в синие брюки, белую блузку с длинным рукавом, бежевый полотняный пиджак и туфли на низких каблуках. На голове темный парик, лицо скрывали солнечные очки и легкий макияж.
Он сел и положил сумочку на соседний стул.
— Когда ты сказал про маскировку, я даже подумать не мог, что ты имел в виду это, — прошипел Эд.
— Такова моя задача — быть непредсказуемым.
— Я надеялась, что вы так и скажете, — вмешалась Пайн, усаживаясь на стул напротив Бена.
Тот дернулся и попытался встать, но Этли выложила на стол значок ФБР и сдвинула в сторону полу пиджака, показывая пистолет в кобуре.
— Давайте не будем устраивать сцену, Бен, — предложила она, и тот медленно опустился на стул.
— Проклятье, кто вы такая?
— Ваш дружелюбный сосед, агент ФБР. Ну, а теперь, когда мы представились друг другу, вам следует рассказать, какого дьявола здесь происходит.
— Я не могу. У вас нет допуска.
— Если у меня нет допуска, то его наверняка нет у вашего брата. И если вы не можете ничего ему рассказать, тогда зачем вы здесь?
— Это сложно.
— Ни секунды не сомневаюсь.
— Послушайте, я не могу ничего рассказать вам здесь, — заявил Бен Прист.
— Тогда где? Вы же сами предложили это место.
Он нервно огляделся по сторонам.
— Снаружи. У меня есть пикап. Но вы должны знать, что понятия не имеете о том, во что ввязываетесь.
— Полностью с вами согласна. Именно по этой причине я здесь. Чтобы понять.
— Вы действительно работаете в ФБР?
Этли еще раз показала ему значок, а другой рукой подтолкнула к нему удостоверение личности. Бен внимательно изучил и то и другое.
— Выходим, — наконец сказал он.
Пока они шли к выходу из отеля, взгляды Бена и Этли постоянно находились в движении. Пайн старалась отыскать тех, кто обращал бы на них хоть какое-то внимание. Но в ресторане отеля было совсем мало посетителей и несколько человек обслуживающего персонала. Эд Прист, наоборот, смотрел прямо перед собой.
Они подошли к двери, Пайн шагнула вперед, распахнула ее, вышла, огляделась по сторонам и только после этого кивнула братьям.
— Где ваша машина? — спросила она у Бена.
— На парковке. Светло-зеленый «Эксплорер».
— Мы уедем на вашей машине, а потом вернемся за моей. Дайте ключи, я поведу.
— И куда мы поедем? — спросил Бен.
— На небольшую прогулку для долгого рассказа. Вашего рассказа.
Бен уселся на пассажирское сиденье, Эд устроился сзади.
— Давайте с самого начала, — потребовала Этли, когда они выезжали с парковки на дорогу, ведущую в парк. — Консалтинговая компания «Козерог»?
— Ее не существует, — сказал Бен.
— Но, Бен, ты же говорил мне, что работаешь там, — вмешался Эд.
Бен повернулся, чтобы посмотреть на старшего брата.
— Я сожалею, Эдди. Издержки профессии.
— И с чем она связана? — спросила Пайн. — Вы работаете в разведке?
— Раньше работал.
— На нашу сторону?
— Не все так просто.
— Для меня предельно просто. Если вы шпионите на другую страну, то у нас появляется очень серьезная проблема.
— Дерьмо, Бен… пожалуйста, скажи мне, что это ложь! — воскликнул Эд.
— Я могу действовать в интересах другой страны, не работая против своей. Но союзники остаются союзниками, пока не превращаются во врагов. А иногда враги становятся союзниками. Все постоянно меняется.
— Вы работаете на одного из наших союзников или на одного из врагов? — спросила Пайн.
— Я работаю на себя — после того, как довольно долго трудился на Дядю Сэма и других. И делаю это хорошо и честно.
— Ладно, продолжайте, — подтолкнула его Этли.
— Я открыл собственный бизнес.
— И чем вы занимаетесь?
— Помогаю в устройстве самых разных вещей.
— Например? Парень на муле, делающий вид, что является вами?
— Несомненно, вы слышали об отмывании денег?
— Я не только об этом слышала. Я расследовала несколько таких дел.
— Ну так вот, отмывать можно не только деньги. Отмывают еще и людей.
— Вы имеете в виду смену личности? Вы делаете так, что люди исчезают?
— Вроде того.
Пайн чувствовала, что он лжет, но решила продолжать.
— Кстати, о том парне, что ехал на муле. Он исчез, оставив мертвое животное с вырезанными на боку буквами дж. и к.
Бен тяжело вздохнул.
— Я не знаю, что это значит, — признался он.
Этли решила, что в данном случае он, скорее всего, говорит правду.
— Этот мужчина должен был уехать на муле ночью? — спросила она.
— Да.
— Ладно, и в чем состоял план?
Бен покачал головой.
— Я не могу вам сказать.
— Вы знаете, где он сейчас?
Бен снова покачал головой.
— Он не вышел на связь.
— Известно ли нашему правительству, чем он занимается?
Прист не ответил.
— А вы знаете, что Отдел национальной безопасности ФБР очень заинтересован в этой истории?
Бен снял очки и протер стекла.
— Не стану утверждать, что я в неведении.
— Просто великолепная двусмысленность, — резко заявила Этли. — Вы практически ничего мне не рассказали, и я начинаю терять терпение.
— Бен, ты должен работать с агентом Пайн, — умоляюще сказал Эд. — Она переправила мою семью в безопасное место. Нам угрожают.
— Я знаю, Эдди. Ты мне все рассказал, но я ничего не могу сделать.
— Чепуха! — взорвался Эд. — Именно ты — причина того, что нам угрожает опасность.
— Нет, — резко возразил Бен, — ты сам во всем виноват. Тебе следовало держаться подальше от этого дела. Тогда они никогда не пришли бы за тобой.
— Я лишь пытался войти с тобой в контакт, когда ты исчез. Что я, по-твоему, должен был сделать?
Бен указал на Пайн:
— Ты говорил с ней. Ты говорил с ФБР. Они это знают.
— Кто знает? — быстро спросила Этли.
И вновь Бен ничего не ответил.
— Она мне позвонила; что мне было делать? — спросил Эд.
— Послушай, этот разговор нас никуда не приведет, — сказал Бен. — Мне нужно возвращаться.
— Вы никуда не пойдете, — вмешалась Пайн. — Либо вы начнете работать со мной, либо я вас арестую.
— На каком основании? — спросил Бен.
— Препятствие отправлению правосудия и напрасная трата времени полиции. На ваши поиски ушли тысячи долларов и многие часы времени полицейских, которые могли помогать другим людям.
— Чушь, и вы сами это прекрасно знаете, — заявил Бен.
— Ну, решать будет судья, — спокойно сказала Этли. — Но я бы предпочла, чтобы вы ответили на мои вопросы и мы добрались бы до сути происходящего.
— А кто вам сказал, что я хочу добраться до сути? — холодно спросил Бен. — Или чтобы вы до нее добрались?
— Вы подвергли опасности вашего брата и его семью. Вы должны помочь это исправить.
— Нет, на самом деле не должен, — заявил Бен.
— Бен! — вскричал Эд. — Мы же семья.
— В данном вопросе моя семья на втором месте. Все слишком серьезно. Мне очень жаль, Эдди, но дело обстоит именно так.
— Ах ты, сукин сын! — крикнул Эдди. — Все считали тебя золотым мальчиком, но на самом деле ты эгоистичный ублюдок!
Пайн не обращала внимания на их перепалку. Они находились на пустом участке дороги. Стало уже совсем темно, и Этли не видела огней за спиной.
И все же ее профессиональное чувство опасности сходило с ума.
— Прекратите, — сказала она.
В этот миг что-то ударило их сзади с такой силой, что колеса «Эксплорера» оторвались от асфальта. В следующее мгновение машина рухнула на жесткое покрытие, их подбросило вверх, и лишь ремни безопасности помешали им удариться о потолок головами. Одновременно сработали подушки безопасности.
Машину занесло, и она оказалась на обочине — небольшой полосе травы шириной в шесть футов. Дальше начиналась стена могучих деревьев.
Пайн не пыталась изменить направление движения машины. Она выглядывала из-за подушки, стараясь справиться с управлением, чтобы избежать бортового удара о деревья, находившиеся с ее стороны. В результате они врезались в дерево левым углом переднего бампера.
Несмотря на сработавшие подушки безопасности, Этли ударилась головой об окно.
В следующее мгновение поврежденный бензобак треснул, и в пролившийся бензин попала искра. Язык пламени облизнул бок внедорожника.
Пайн, остававшаяся внутри, застонала и потеряла сознание.
Маленькая девочка. Манит ее.
Маленькая рука тянется, чтобы помочь.
Напряженный шепот.
Поспеши, Ли. Пойдем. Ты в беде. Пойдем. Быстрее, Ли.
Пайн пришла в себя так же быстро, как и потеряла сознание. Она оттолкнула сдувшуюся подушку и в зеркале заднего вида увидела подкрадывавшееся к ней пламя.
Смешанный запах горящего пластика и обивки вызывал тошноту.
Этли ощущала тяжелую вонь пролившегося бензина и понимала, что от удара бензобак потерял герметичность.
Образ сестры, которая ее звала, постепенно тускнел.
Ли, а не Этли. Так называла ее Мерси. Сокращенное имя, которое надолго к ней пристало. Она была Ли Пайн, пока не поступила в колледж.
Почему-то она не возражала снова стать Этли. Имя Ли символизировало прошлое. А прямо сейчас Пайн не была уверена, что у нее есть будущее.
Она отстегнула ремень и посмотрела на пассажирское сиденье.
Бен Прист привалился к двери; по лбу его стекала тонкая струйка крови.
На заднем сиденье Эд Прист держался за плечо и стонал.
Этли попыталась открыть дверь, но та не поддавалась. Ее заклинило после удара. Тогда она перебралась на заднее сиденье, протянула руку через Эда и распахнула заднюю дверцу, потом отстегнула ремень безопасности и вытолкнула его из машины — пламя подбиралось все ближе.
Пайн чувствовала жар каждой клеточкой кожи. Раскаленные пары в бензобаке могли взорваться в любой момент. Вспышка пламени, все будет кончено, и копы соберут ее обугленные останки в мешок для трупов.
Ее сапоги коснулись земли, и она оттащила Эда от машины. Затем, не обращая внимания на опасность, побежала к пылавшему внедорожнику, распахнула дверцу со стороны пассажира, отстегнула ремень Бена и вытащила его наружу. Взвалила крупного мужчину на плечо и быстро отнесла подальше от пылающей машины к брату.
Достав пистолет, огляделась по сторонам. То, что в них врезалось, должно быть, еще находилось где-то рядом. Она вытерла рукой кровь со лба, вынула из кармана телефон, позвонила в 911 и попросила помощи, постаравшись указать место катастрофы как можно точнее.
Посмотрев на часы, обнаружила, что уже почти десять. Пайн не знала, как быстро здесь появятся местные полицейские.
Взрыв озарил ночь, и Этли бросилась на землю, когда осколки «Форда» полетели в разные стороны. Рядом падали раскаленные детали.
Неожиданно вскрикнул Эд Прист.
Пайн бросилась к нему и увидела, что из его предплечья торчит кусок металла. Осколок металлической отделки «Эксплорера» пронзил кожу, точно огненная стрела, и рана сильно кровоточила.
Этли не стала пытаться вытащить кусок металла — просто сняла куртку и крепко стянула рану, которая могла стать причиной сильного кровотечения, если осколок рассек артерию.
— Помощь скоро прибудет, — сказала она.
Эд кивнул и со стоном опустился на землю.
И тут Пайн увидела огни.
Но не на земле.
В воздухе.
Вертолет быстро спускался; прожектор аккуратно обследовал землю, точно язык змеи, прежде чем остановился на Эде и Пайн. Затем луч отыскал неподвижное тело Бена Приста и застыл.
«Вертушка» приземлилась в пятидесяти футах, и на них обрушился мощный поток воздуха от винта, обеспечив дополнительным кислородом горящую машину, отчего пламя стало сильнее и повалил черный дым. Раздался еще один мини-взрыв, заставивший Пайн снова припасть к земле, но через мгновение она посмотрела на вертолет, пытаясь оценить его силуэт и конфигурацию винта.
— Что случилось? — простонал Эд.
— Просто лежи и молчи, — прошептала в ответ Пайн, не сводя глаз с вертолета.
Потом засунула руку в маленькое отделение в кобуре, достала оттуда лазерный прицел, прикрепила его к планке Пикатинни на пистолете и направила на место крепления винта вертолета. А затем изменила решение и сдвинула прицел на дверь.
Та распахнулась, и на землю спрыгнули два солдата в бронежилетах и боевых шлемах. Оба держали в руках «М16» с лазерными прицелами. Парни были готовы к боевым действиям.
Как только Пайн их увидела, она сразу опустилась на землю, стараясь максимально укрыть свой силуэт, прекрасно понимая при этом, что схватка пойдет уже не на равных. Ее «Глок» и резервная «Беретта» не давали ей шансов против оружия, обладающего максимальной боевой мощью на поле боя. Попадание в корпус или голову в такой ситуации будет смертельным. «М16» не наносит ран — после выстрела внутренние органы просто исчезают.
Вот почему Этли решила провести переговоры.
— ФБР. Представьтесь, или я открою огонь! — крикнула она.
Ни один из боевиков никак не показал, что намерен ей отвечать. Вместо этого один из них что-то бросил в ее сторону.
Она прижалась головой к земле и сказала себе, что все будет кончено через секунду. Никакой боли. Просто… ничто.
Какая-то часть ее сознания попрощалась с жизнью. Другая проклинала тот факт, что она умрет, так и не узнав причины собственной гибели.
Что-то упало на землю, последовала ослепительная вспышка, потом взрыв.
И вновь мир Этли Пайн окутал мрак.
— Специальный агент Пайн?
Этли сделала глубокий вдох, и в нос ей ударил запах антисептиков.
Интересно, царит ли на Небесах идеальная чистота?
В том, что ад не станет об этом беспокоиться, она не сомневалась.
— Специальный агент Пайн?
Ее веки затрепетали и снова опустились.
Потом она открыла глаза и больше не стала их закрывать.
На нее с тревогой смотрела Кэрол Блюм.
Секретарша облегченно вздохнула, когда увидела, что ее босс открыла глаза.
Пайн повертела головой из стороны в сторону и обнаружила, что лежит на койке.
— Где я? — спросила она.
— В приемном покое.
Этли коснулась лба и обнаружила марлевую повязку.
— Как я сюда попала?
— Вас привезла машина «Скорой помощи».
— А что с остальными?
— С остальными?
Пайн попыталась сесть, но Блюм положила ей руку на плечо и мягко уложила обратно.
— Я была с двумя мужчинами, — сказала Этли.
— Про мужчин я ничего не знаю. Мне позвонили и сообщили, что с вами произошел несчастный случай и вас доставили сюда.
— Кто позвонил?
— Кто-то из персонала больницы.
— А почему они связались с вами?
— На самом деле они позвонили в офис. Должно быть, увидели ваш значок и прислали сообщение мне. Я сразу приехала сюда.
— Я успела позвонить в полицию. Нас ударили сзади. Кто-то пытался нас убить.
Блюм покачала головой.
— Могу лишь повторить, что мне никто ничего не рассказал.
В этот момент появился доктор в белом халате и светло-голубых брюках и с планшетом в руках. Возраст — под пятьдесят, редеющие волосы и спокойный, почти скучающий взгляд.
— Как вы себя чувствуете, мэм? — весело спросил он.
— Я в порядке, — ответила Пайн. — А как дела у двух мужчин, которые были со мной? Они также получили ранения. Один из них серьезное.
Спокойствие доктора моментально исчезло.
— Другие люди? С вами никого не было, — заявил он. — У вас сотрясение мозга. Я полагаю, вы не можете сейчас ясно мыслить.
— Я могу мыслить с предельной ясностью, — холодно ответила Пайн. — В машине со мной находились еще два человека.
Он покачал головой.
— Послушайте, я всего лишь дежурный доктор в приемном покое. Вчера вечером к нам приехала одна машина «Скорой помощи», которая привезла вас. Автомобильная катастрофа. Вы сумели отбежать от дороги и получили ранение.
— Кто вам это рассказал?
— Команда «Скорой помощи».
— А полицейские? — спросила Пайн.
— Я не видел полицейских.
— Дерьмо… — Пайн села и оттолкнула доктора, который попытался ее остановить. — Где моя одежда и пистолеты?
— Они надежно заперты, — ответил врач.
— Принесите. Мне нужно уйти.
— Мы оставим вас здесь, чтобы понаблюдать за вашим состоянием.
— Нет, я ухожу.
— Я врач, и говорю вам…
Пайн спустила ноги с кровати и сняла прикрепленные к руке медицинские приборы.
— Я — агент ФБР. И говорю вам, чтобы вы принесли мне мои вещи; в противном случае я арестую вас за вмешательство в работу федерального офицера.
Врач посмотрел на Блюм, пока Этли стояла в легком больничном халатике. Даже босиком она возвышалась над ним. Выражение ее лица и окровавленная повязка на голове ясно говорили о том, что с этой женщиной лучше не спорить.
Врач повернулся к Блюм:
— Она это серьезно?
— Ну, я никогда не видела, чтобы она шутила… Можете не сомневаться: вы отправитесь в тюрьму, если не сделаете, как она сказала, и я вам советую ее послушаться.
Двадцать минут спустя Пайн, полностью одетая и вооруженная, вышла из больницы вместе с Блюм.
Совсем недавно наступил рассвет.
— А как вы получили сообщение из офиса? — спросила Этли.
— Я получила его рано утром, когда проверяла почту.
— В какое время вы это делаете?
— В пять часов утра, каждый день. На всякий случай. Я сожалею, что не посмотрела раньше.
— Там было двое мужчин, — сказала Пайн, снимая с головы повязку и выбрасывая ее в урну. — Нас сознательно столкнули с дороги, а потом рядом приземлился вертолет. Из него вышли двое в бронежилетах и с боевым оружием. Один из них бросил светошумовую гранату, и я потеряла сознание. Свои раны я получила после столкновения на шоссе, и это объясняет то, что со мной в результате произошло. — Пайн посмотрела на небо, чтобы проверить положение солнца. Ее часы разбились при столкновении, а телефон разрядился. — Я оставалась без сознания в течение восьми часов. — Она посмотрела на Блюм. — Вы мне верите?
— Я надеялась, что вы не станете задавать этот вопрос, специальный агент Пайн. Конечно, я вам верю. Значит, люди из вертолета забрали обоих мужчин?
— Или увезли их на машине, которая в нас врезалась… Но да, их забрали.
— Это как-то связано с делом убитого мула и исчезнувшего Бена Приста?
Пайн кивнула. Тем временем они подошли к стоявшему на парковке светло-зеленому «Приусу» Блюм.
— Вот только исчезнувший Бен Прист — вовсе не настоящий Бен Прист, — добавила Этли.
Они сели в машину, и Блюм завела двигатель.
— А где настоящий? — спросила секретарша.
— Он был одним из двух мужчин, которые находились со мной в машине. Он и его брат, Эд, который прилетел с Восточного побережья и позвонил мне. Я заехала за ним в кафе во Флагстаффе и отвезла к себе домой. Он пытался убить меня, думая, что я сплю.
Блюм совершенно хладнокровно отреагировала на ошеломляющий рассказ Пайн.
— Он действительно попытался? И как сильно вы его отделали?
— Мне не пришлось. В последний момент он испугался. На самом деле Эд — неплохой парень. Какие-то люди угрожали его семье. Ему пришлось выбирать: либо они, либо я. Поэтому он прилетел сюда, чтобы покончить со мной, но не смог. Через него мне удалось связаться с настоящим Беном Пристом. Вчера вечером мы встретились в «Эль Товаре», потом сели в «Эксплорер» Бена Приста и поехали на юг. На нас напали на шоссе.
— Похоже, ночь у вас выдалась оживленной, — заметила Блюм.
— Нам нужно съездить на место катастрофы. Я хочу кое-что проверить.
Пайн объяснила секретарше, куда ехать, и примерно через час они затормозили в нужном месте.
Но там ничего не оказалось.
Сожженный остов «Эксплорера» исчез. Следы шин и обломки убрали.
Блюм остановила машину на обочине. Они вышли и направились к тому месту, где сгорел «Эксплорер».
— Они неплохо потрудились, — заметила Пайн. — Но недостаточно тщательно.
Она указала на упавшее дерево.
— Кто-то спилил дерево цепной пилой, на стволе остались следы от зубчиков. Потом они при помощи той же пилы вырезали часть ствола, в которую врезался «Эксплорер». Но если покопаться в земле, мы найдем зеленую краску и мелкие обломки машины. — Затем она показала на траву на обочине: — Им пришлось срезать траву, потому что та сгорела. Могу спорить, что если мы принесем сюда металлодетектор, то найдем целую кучу деталей «Эксплорера». Машина взорвалась, и я уверена, что какие-то ее части остались в лесу.
— Тем не менее кто-то потратил немало времени, чтобы навести здесь порядок, — заметила Блюм.
— Я вытащила двух мужчин из машины. Когда она взорвалась, металлический обломок попал Эду в руку. Вот почему нет моего пиджака — я замотала им рану. — Этли показала на рукав рубашки, где остались следы крови. — И они не заметили вот это. Его кровь. Она попала на меня, когда я перевязывала рану.
— Вы сказали, что вызвали полицию? — напомнила Блюм.
Пайн кивнула.
— И думаю, что в какой-то момент она сюда приехала. Но никто не успел бы избавиться к этому моменту от всех улик.
— Я могу проверить, — предложила секретарша. — Посмотрим, что произошло. — Она помолчала, глядя на место нападения. — Вы никому не рассказывали про фальшивого Бена Приста?
Этли посмотрела на нее.
— Нет, никому.
— Что-то показалось вам странными?
— Верно. — Пайн кивнула.
— Ну, с вертолетами, солдатами в бронежилетах, с боевым оружием и светошумовыми гранатами это выглядит более чем странно.
— С каждой минутой все больше и больше.
— А мне эта история с самого начала казалась немного необычной. Ведь не каждый день видишь мертвого мула с вырезанными на шкуре буквами.
Они вошли в офис, когда зазвонил сотовый телефон Пайн, который она зарядила в автомобиле Блюм, и ей совсем не понравилось имя, загоревшееся на экране телефона.
Секретарша посмотрела на нее.
— Позвольте я угадаю. Звонит начальство.
Пайн состроила гримасу.
— Точно.
— Вопрос в том, насколько высокое…
— Дьявольски высокое.
Специальный агент Клинт Доббс возглавлял офис в Фениксе. Он командовал всеми отделениями ФБР на территории штата Аризона, и в его распоряжении находился легион агентов. Но складывалось впечатление, что прямо сейчас все его внимание было сосредоточено на одном из них, отвечавшим за самый новый отдел, который состоял всего из одного человека.
Этли Пайн.
— Твоя работа как единственного агента в отделе состоит в том, чтобы делать все, Пайн, — резко сказал Доббс, когда та уселась за письменный стол с телефоном в руке. — Но по правилам. Ошибки недопустимы.
— Да, сэр. Мне это известно, сэр, я так и делаю.
— О, ты так все и делала в данном расследовании? — скептически спросил он.
— Да, сэр.
— Тогда почему семья из Мэриленда, которая находится на конспиративной квартире по твоему требованию, звонит в Бюро и спрашивает, где их муж и отец? А этот человек оказывается братом недавно исчезнувшего в Гранд-Кэньон мужчины? И ты как раз ведешь это дело… Я только что беседовал с твоим непосредственным начальством, и оно не в курсе последних событий, Пайн. Так что не пора ли тебе иначе сформулировать ответ на вопрос о том, все ли ты делаешь в полном соответствии с правилами?
— Ситуация требовала немедленных действий, сэр. У меня не было времени, чтобы доложить. Однако все будет занесено в мой следующий отчет.
— Только не надо вешать мне лапшу на уши. У меня есть куда более важные дела, чем звонить в восьмое и самое маленькое подразделение под моим началом. Я рассчитывал на большее от тебя, Пайн. Ты превосходно себя показала в агентстве, но подобные поступки могут уничтожить хорошую карьеру.
— Да, сэр.
— Я пытаюсь тебя по-дружески предупредить, Пайн.
— Да, сэр. И я это ценю, сэр.
— А вот я не уверен. Пойми, твои ошибки негативно ударяют по мне. Такова цена за должность СРА[285].
— Я прекрасно вас понимаю, сэр.
— Нет, я так не думаю; в противном случае ты вела бы себя иначе. Как думаешь, зачем я тебе звоню? Мне необходимо заниматься куда более важными вещами. Но мой сотовый телефон разрывается с пяти утра. Мне звонили из Вашингтона. Заместитель директора. Проклятье, я удивился, что твоим делом не заинтересовался сам директор…
— И как поживает заместитель директора?
— Вот только дисциплину нарушать не нужно, Пайн. Я это терпеть не стану.
— Я даже помыслить о таком не могу, сэр.
— Короче, заместитель директора был очень взволнован. Я даже не уверен, что правильно все понял. Это совершенно невозможно, Пайн. Неприемлемо. Ты меня поняла?
— Да, сэр.
— Насколько мне известно, ты попала в автомобильную катастрофу?
— Да, попала. Но я в порядке. Только немного понервничала. Меня выписали из больницы, и я вернулась на работу.
— Ты разбила автомобиль Бюро?
— Нет, я находилась в другом внедорожнике, сэр.
— И каков статус этого автомобиля?
— Он разбит. Но расходы лягут на меня. У меня есть страховка. Бюро не о чем беспокоиться, сэр. Я не была на службе.
— Молись о том, чтобы все оказалось именно так.
— Да, сэр.
— И, Пайн, возьми небольшой отпуск. Как я понял, поиски пропавшего мужчины зашли в тупик. А тебе прекрасно известно, что люди в Гранд-Кэньон постоянно теряются. Некоторых находят, а иногда удается отыскать их тела. Но я не считаю, что правильно тратить деньги налогоплательщиков и твое время на это дело. Пока что у нас есть только мертвый мул. Местная полиция разберется. Так что возьми небольшой отпуск, приведи голову в порядок, займись страховыми документами и постарайся избежать новых неприятностей. Ты меня поняла?
— Все предельно ясно, сэр.
Но Доббс уже повесил трубку.
Этли положила телефон на стол и подняла голову, когда в дверь постучали. В кабинет заглянула Блюм.
— Гроза миновала? — спросила она.
Пайн кивнула.
— Мне надрали задницу из самого Феникса.
— Попробую угадать: Клинт Доббс?
Пайн снова кивнула.
— Единственный и неповторимый.
— Однажды я на него работала, когда он еще пробивал себе путь вверх по лестнице. Уже тогда было очевидно, что он мечтает стать СРА. Некоторые агенты хотят работать в поле, другие предпочитают письменный стол. Доббс относится к последней категории.
Пайн молчала.
— Тогда он был совершенно никчемным и злобным. Говорят, теперь смягчился, — сказала Блюм, внимательно глядя на Пайн.
— Он практически приказал мне взять отпуск, — сказала она.
— И вы возьмете?
Этли посмотрела на свою секретаршу.
— Я — агент ФБР. Мне нельзя нарушать правила.
— Но вы не удовлетворены?
— Меня едва не прикончили люди, которые, как мне кажется, имеют прямое отношение к моему собственному правительству. Тот человек, что стоит во главе Службы национальной безопасности, отслеживает электронную почту. Мой главный босс минуту назад сказал, что заместитель директора звонил ему и сделал выговор, в результате чего мне было предложено взять отпуск.
— Значит, вопрос в том, станете ли вы работать на свой страх и риск — или пойдете в ногу со всеми?
Пайн не стала отвечать сразу.
— Они могли легко покончить со мной прошлой ночью, — наконец заговорила она. — Меня вывели из строя. Однако они забрали Бена и Эда Пристов. И не забрали меня.
— Ну и почему они этого не сделали?
— Убивая агента ФБР, ты пробиваешь дырку в осином гнезде.
Блюм кивнула.
— Я кое-что узнала, пока вы беседовали по телефону с Доббсом. Во-первых, местная полиция приняла ваш звонок, но ее отозвали до того, как они прибыли на место. По их словам, вы перезвонили им и сказали, что произошла ошибка.
— Что еще?
— Участок дороги, на котором это случилось.
— Что о нем известно?
— Я позвонила своему другу, работающему в полиции штата. Эта территория находится под их юрисдикцией. Прошлой ночью там нес дежурство его приятель. Он видел, как дорожная бригада блокировала участок на автостраде.
— Дорожная бригада? — повторила Пайн.
— Да. Но я точно знаю, что недавно они закончили ремонт автострады. Им там было совершенно нечего делать.
— Они занимались тем, что забирали Бена Приста, — заключила Этли. — Именно по этой причине я не видела других машин.
Она напортачила. Встреча с Пристом на людях казалась ей самым безопасным вариантом. Но она недооценила своих противников. И ее ошибка могла стоить братьям жизни.
Блюм прервала ее размышления:
— Требуются немалые усилия, чтобы перекрыть дорогу, агент Пайн.
— Да, верно.
— Как вы думаете, ФБР в курсе происходящего? Я хочу сказать, что они знают о вчерашних событиях и отзывают вас из-за того, что не хотят, чтобы вы пострадали?
— Или до того, как я узнаю правду, — сказала Этли.
Блюм сердито покачала головой.
— Я всегда могла опереться на Бюро, даже если не каждый раз соглашалась со всем, что оно делало. Я хотела сказать, что мы — «хорошие парни».
— Я пошла в ФБР по двум причинам: защищать хороших людей и наказывать плохих. Предельно просто. Но тогда все видится только в черном и белом цвете.
— Очевидно, эту ситуацию нельзя отнести ни к белой, ни к черной, — сказала Блюм. — И что теперь будет?
— Я не могу продолжать данное расследование внутри обычных границ.
— В таком случае ваши возможности ограничены. Что мы будем делать?
— Мы? — Пайн бросила на нее быстрый взгляд. — Нет, не так. Если я это сделаю, а потом меня поймают за руку и выяснят, что вы мне помогали, то и вам конец.
— Но я ваша секретарша. Моя работа состоит в том, чтобы помогать вам.
— Кэрол, это не входит в ваши прямые обязанности. Я намерена уйти с экранов радаров. И не могу позволить вам следовать за мной по весьма сомнительному пути.
— Почему? Я уже достаточно взрослая, чтобы принимать самостоятельные решения.
— Но это может стать для вас карьерным самоубийством, — сказала Пайн.
— Ну, я уже думала о том, чтобы сменить работу. Мой муж развелся со мной ради какой-то шлюхи. Дети выросли, разъехались по стране и теперь живут далеко от меня. Я не очень хорошо понимаю, что происходит, но уже достигла такого возраста, что не слишком беспокоюсь о последствиях.
— И чем вы собирались заняться?
— Стать частным детективом, — ответила Блюм. — За десятилетия, проведенные на работе в Бюро, я видела всё — от архивов суда до вскрытий и заключений судебной экспертизы, хорошо проведенные расследования и безобразно выполненную работу. Проклятье, я написала достаточное количество отчетов, которые положено делать агентам, чтобы понять, как все устроено. Я помогала множеству новичков, когда они пытались разобраться в странностях деятельности Бюро. Я слушала и запоминала. И я идеально подхожу физически для данной роли. Вы только взгляните на меня. Никто не увидит во мне угрозы. Я смогу слушать и наблюдать столько, сколько захочу.
— Теперь я вижу ту вашу сторону, о которой прежде не подозревала, миссис Блюм.
Секретарша бросила на нее недоверчивый взгляд.
— Ну, теперь самое время увидеть ее, специальный агент Пайн… Если честно, я думала, что вы всё быстрее схватываете.
Этли причесывалась, глядя в зеркало в своей ванной комнате.
Она приняла душ и смыла кровь с раны возле виска. Голова у нее все еще болела после удара об окно внедорожника и действия светошумовой гранаты.
Пайн заклеила рану пластырем и прикрыла его и синяки черными волосами. Но потом приподняла волосы и посмотрела на другой шрам, которому было много лет.
Постоянный след. Знак внимания от человека, забравшего ее сестру.
Снаружи уже стемнело. Блюм довезла Этли до Гранд-Кэньон, чтобы та забрала свой внедорожник. Они вернулись в офис на двух машинах и работали там до конца дня.
Пайн отвела взгляд от зеркала и отражения шрама, взяла телефон и посмотрела на маленький экран. Там была копия рисунка, сделанного для нее Дженнифер Ядзи. Изображение исчезнувшего мужчины, выдававшего себя за Бена Приста, — во всяком случае, так утверждал Марк Бреннан.
В ФБР существовала база данных для распознавания лиц, но Пайн понимала, что, если обратится к ней, используя свой код доступа, они сразу узнают, чем она занимается. И если Клинт Доббс будет верен своему слову, она перестанет быть агентом ФБР. Таким образом, этот рисунок и ниточка были для нее бесполезны, пока она не найдет способ обойти запреты. И Этли собиралась сделать это как можно быстрее.
Она положила телефон и провела пальцем по старому шраму.
Когда-то под ним находилась трещина в черепе. Это было серьезное ранение; она потеряла сознание и пролежала всю ночь, истекая кровью, с сотрясением мозга.
Однако она никогда не жаловалась. Ей повезло.
В отличие от Мерси.
Этли хотела знать наверняка, что именно Дэниел Джеймс Тор забрал ее сестру, — только так она могла выяснить, что произошло с сестрой после ее исчезновения.
Пайн разделась и собралась лечь в постель, когда зазвонил телефон.
Это был Сэм Кеттлер.
— Извини за поздний звонок, — сказал он.
— Нет, всё в порядке. Что-то случилось?
— Просто хотел спросить, не найдется ли у тебя времени, чтобы выпить пива?
— Не думаю, что «Тони» сейчас открыт.
— Знаю. Но я в двадцати минутах от твоего дома, ну и подумал, может, ты не против немного погулять… Вечер сегодня отличный.
Пайн не ответила. Она собиралась начать путешествие, которое, весьма вероятно, станет концом ее карьеры в ФБР.
Кто бы говорил о неудачном выборе времени…
— Послушай, Этли, все нормально. Я выступил как болван, когда позвонил тебе так поздно. Сам не знаю, о чем думал. Просто я…
— Нет, всё в порядке. Приезжай. Мысль о пиве мне очень нравится.
На самом деле так и есть. К тому же кто знает, когда у меня появится другой шанс?
— Послушай, ты уверена? Мне не хочется навязываться, но у меня появилось ощущение, что так и происходит.
— Ты приедешь и увидишь, что у меня иммунитет к давлению. Но давай выпьем в твоем «Джипе». У меня дома жуткий беспорядок.
— Да, конечно. У меня и в мыслях не было приходить без приглашения. Я думал, мы просто посидим на ступеньках или что-нибудь в таком роде…
Этли улыбнулась.
— Да, ты старомоден, я помню.
Она дала ему свой адрес, надела шорты и футболку и стала смотреть в окно, дожидаясь, когда он приедет. Увидев его «Джип», спустилась вниз босиком. Плохая идея — асфальт все еще был горячим после жаркого дня.
Они сидели в его открытой машине с бутылками холодного пива в руках. На улице было все еще жарко, хотя часы показывали почти одиннадцать.
— Проклятье, как же приятно, — сказала Пайн, выпив сразу половину бутылки.
Сэм улыбнулся и посмотрел сквозь ветровое стекло.
— Простые вещи в жизни, верно? — Потом взглянул на нее и нахмурился. — Что случилось? — он указал на ее висок, который приоткрылся, когда она повернула голову.
Пайн прикоснулась к пластырю.
— Неловкое движение, — ответила она.
— Неловкость тебе не свойственна, — заметил Кеттлер.
— Ну, здесь тебя могут ждать сюрпризы… Но на самом деле это ерунда, Сэм.
Он кивнул и заерзал на сиденье. Этли это заметила.
— Что такое?
— Завтра вечером в Фениксе будет концерт Сантаны, — сказал он, опустив глаза на руль. — Я поменялся сменами. Хочешь пойти?
И посмотрел на нее.
Пайн вдруг почувствовала смущение.
— Хм-м-м… спасибо за приглашение. Но я не смогу. Извини.
Он быстро отвел взгляд.
— Ну, ничего страшного. Слишком поздно предупредил. Я и сам не знаю, о чем думал. — Рассмеялся. — Всегда хотел играть на гитаре, как Карлос. Я и миллион других парней. Проблема в том, что я даже подпеваю фальшиво.
— В другой раз?
— Да, конечно.
Несколько мгновений они молчали, глядя вперед сквозь ветровое стекло.
Этли чувствовала себя неловко и как-то странно. Какая-то ее часть думала о парне, сидевшем рядом. Другая размышляла о деталях завтрашнего путешествия.
Кеттлер, в свою очередь, замкнулся после того, как она отклонила его приглашение.
Пайн откашлялась.
— Так что же заставило тебя пойти работать в Гранд-Кэньон? — спросила она.
Он поднял голову.
— Проклятье, это завораживающее место. И дело не только в геологических формациях, местности, туристах и всем остальном. У каньона поразительная история. Здесь многое началось.
— Например?
— Ты когда-нибудь слышала про Масау?
— Нет.
— Бог смерти у хопи. Говорят, он живет в каньоне. На берегах реки Нанковип есть родовые зернохранилища пуэбло. А еще Игл-Рок в Игл-Пойнте, на западном краю каньона. Уалапаи[286] считают его священным. Часть племен хопи верит, что каньон — это сипапу, портал, благодаря которому они вскарабкались по тростнику в небо, чтобы попасть в Четвертый мир.
— И ты во все это веришь? — спросила Пайн, приподняв брови.
На лице Сэма появилось смущенное выражение.
— Ну, я бы с радостью поверил в какие-то из легенд… Для меня каньон — вовсе не достопримечательность, которую стремятся увидеть туристы. Это живое, дышащее место. Там есть дюжина растений, которые можно встретить только в Гранд-Кэньон. И он постоянно эволюционирует. Морские водоросли в реке привели к появлению ракообразных, из-за них пришла форель, что, в свою очередь, привлекло лысого орла, одного из немногих видов птиц, использующих речной коридор в качестве зимнего ареала. — Кеттлер постучал себя по виску. — Понимаешь, это умное существо. Ну разве не круто?
Этли улыбнулась.
— Ну, тебя послушать, так очень круто. И я увидела твою другую сторону, мистер Кеттлер.
— На работе я держу рюкзак с необходимым снаряжением. Иногда, когда не на дежурстве, я брожу или бегаю по каньону. И лазаю по горам.
— По горам? — переспросила Пайн.
— Да, я был армейским рейнджером, а для этого необходимо овладеть альпинистскими навыками. Я проходил обучение в Джорджии. И теперь ношу с собой веревки и прочее снаряжение. Знаешь, я уже облазал весь каньон. — Он посмотрел на нее. — Тебе бы понравилось.
— Может быть. В подходящей компании. — Этли улыбнулась и слегка толкнула его в плечо.
Сэм наморщил лоб.
— Что-то не так? — спросила она.
— Послушай, полное признание. Есть еще одна причина, по которой я пришел к тебе сегодня.
Пайн выпрямилась.
— Что?
— Колсон Ламберт и Гарри Райс.
— И что с ними?
— Их перевели в другое место.
— Неужели! Куда?
— В Национальный парк Сион, штат Юта. Прямо сейчас. Что чертовски неудобно — ведь у обоих семьи и дети, которые учатся в местных школах. Гарри и Колсон уезжают, оставляя семьи здесь, пока не найдут на новом месте жилье и школы. — Он посмотрел на нее. — Судя по твоей реакции, ты не знала.
— Понятия не имела.
— Это имеет какое-то отношение к мулу? Просто я не понимаю, как такое может быть… Но больше ничего необычного не произошло. Я хотел сказать… — Он смолк.
— Может быть, Сэм. Пожалуй, так и есть.
— Ладно. Полагаю, ты ничего не можешь мне рассказать?
— Действительно не могу.
— Понимаю. Однако я хотел, чтобы ты знала про Ламберта и Райса.
— Спасибо, я ценю то, что ты меня предупредил. Честное слово.
Они немного помолчали.
— Если ты хочешь поговорить о… — начала Пайн.
— О чем, например?
— О твоей службе в армии?
— Я больше не служу в армии. Она осталась в прошлом. Я хочу смотреть вперед.
Этли подумала о себе.
— Иногда невозможно двигаться вперед, пока не разберешься с прошлым, — сказала она.
— Наверное, ты права. Но я был солдатом, как и многие другие парни. И я в порядке. Правда. Никаких проблем.
— Хорошо.
Они попрощались и даже обнялись — и на этот раз объятие продлилось чуть дольше, чем в пиццерии Тони.
Этли почувствовала, какие у Кеттлера сильные пальцы, сквозь тонкую ткань футболки, когда он положил руки ей на плечи. И еще его запах — пот, смешанный с мылом и шампунем. Голова у нее слегка закружилась. И тут то, что она намеревалась сделать завтра, обрушилось на нее, точно кусок бетона.
Она отодвинулась и быстро поцеловала его в щеку.
— Спасибо за пиво. И приглашение на Сантану. Оно много для меня значит.
— В любое время, — ответил Сэм, и его рука скользнула по ее голому предплечью. — Жду момента, когда мы снова сможем встретиться.
Пайн направилась к своей квартире, и для этого ей пришлось еще раз наступить на горячий асфальт, пока она не оказалась на более прохладном тротуаре. Повернулась и увидела, что Кеттлер улыбается.
Этли посмотрела на свои босые ноги.
— Я знаю, это глупо, верно? — сказала она.
— Ну, ничего такого глупого, если смотреть с моего места… Проклятье, выглядит очень даже красиво.
Две минуты спустя, после того как она бросила последний взгляд в сторону отъезжавшего «Джипа» Кеттлера, Пайн рухнула на свою постель.
Проклятье, выглядит очень даже красиво, ха?
Она поняла, что улыбается, вспоминая время, проведенное с Сэмом. Но потом подумала о том, что ждало ее завтра, и улыбка потускнела.
Каковы были шансы на то, что именно в Гранд-Кэньон она наконец найдет человека, с которым ей нравится проводить время? Но между ними встанет ее работа…
Ты ведь именно на это подписалась, Этли, когда надела значок.
Она проснулась на следующее утро в семь часов, взяла телефон и позвонила Кэрол Блюм.
— Встретимся в офисе через час.
— Я там буду, — ответила та. — Вы правы — перед началом вашего отпуска нам стоит привести в порядок старые дела.
— Тогда договорились.
— Куда вы собираетесь?
— Я намерена совершить восхождение на гору Нибо, в штате Юта. Мне требуется немного проветриться. Возьму с собой все свои вещи и уеду прямо из офиса. Меня не будет пару недель. Флагстафф займется моими текущими делами. Я договорилась. И пока меня нет, офис официально считается закрытым. Так что у вас также получится небольшой отпуск.
— Ну, тогда я отправлюсь в Лос-Анджелес, навестить дочку. У меня есть внук, которого я не успела избаловать.
Пайн надела солнечные очки, поехала в офис, припарковалась в подземном гараже и по лестнице поднялась к лифту.
Блюм ее опередила. Она даже успела приготовить кофе.
В восемь часов вечера того же дня дверь гаража поднялась. Из него выехал черный внедорожник Пайн, свернул направо и покатил по автостраде на север. Следом за ним из гаража появился «Приус» Блюм, который выбрал противоположное направление.
Заработали двигатели двух внедорожников. Один следовал за машиной Пайн, другой за «Приусом» Блюм.
В полночь дверь гаража открылась снова.
Наружу выехал «Мустанг» 1967 года, с поднятым верхом и закрытыми окнами.
За рулем сидела Пайн. Блюм устроилась на пассажирском сиденье. Этли надела джинсы, хлопковую рубашку с длинным рукавом и ветровку. Блюм сменила юбку, пиджак и «лодочки» на брюки, светло-синий свитер и туфли без каблуков.
Они сняли наличные со своих банковских счетов, поскольку теперь им не следовало пользоваться кредитными картами.
В гараже осталась накрытая брезентом машина, занявшая место «Мустанга».
Пайн свернула налево и поехала на юг по автомагистрали 89.
Они только что «официально» перешли на нелегальное положение.
— Вы уверены, что они не смогут отследить эту машину? — спросила Блюм, когда они ехали на восток по 40-й федеральной автостраде.
— Я поставила ее в подземном гараже поздно вечером, когда перебралась в Шеттерд-Рок, — ответила Этли. — И езжу на ней только по ночам, но в последнее время довольно редко. Именно по этой причине я установила там зарядное устройство, в противном случае аккумулятор уже давно бы сел.
— Но они могут отслеживать номера машин.
— Если и так, у них нет данных о том, что машина принадлежит мне, потому что я не стала записывать ее на свое имя.
— Почему?
— Потому что ее хозяин все еще остается таковым, хотя он мертв. С точки зрения закона он владелец «Мустанга».
— Сколько времени это у нас займет?
— Нам нужно проехать около двух тысяч двухсот миль, — ответила Пайн. — Тридцать три часа, если мы не будем останавливаться.
— Я уже не так молода, как мне хотелось бы, — заявила Блюм. — Нам придется остановиться, чтобы немного прийти в себя.
— Мой мочевой пузырь не так велик. Но нам почти все время нужно будет ехать по сороковой автостраде, а к западу от Миссисипи мы сможем почти лететь. Так что дорога займет два дня. Если вы сможете сесть за руль.
— Амбициозный план. Но я в игре. Кстати, о полетах: самолет исключался?
— Кредитные карты, удостоверения личности… Мы сразу бы попали в систему. Да, это исключено. Вот почему только наличные. У меня есть дебетовая карта на крайний случай, но она привязана к счету моего друга. Потом я просто верну ему деньги, если возникнет необходимость взять их оттуда. И по возможности мы не должны использовать наши настоящие имена. Иначе можем попасться. И нам не следует распаковывать вещи — вдруг придется быстро уносить ноги.
— Принято. А куда ваш друг отведет мой «Приус»?
— Достаточно далеко, чтобы всякий, кто отслеживает ваши передвижения, поверил, что вы уехали в Лос-Анджелес. Не беспокойтесь, он будет хорошо заботиться о вашем автомобиле.
— А внедорожник?
— Я выбрала гору Нибо не просто так. Моя подруга, которая на нем уехала, и в самом деле намерена уйти в горы на две недели. И я сомневаюсь, что за ней будут следить до самого конца, — они вернутся, как только убедятся, что внедорожник едет в нужном направлении.
— А ваш телефон? — спросила Блюм.
— Остался во внедорожнике. На случай, если они его отслеживают, я в обозримом будущем нахожусь в Юте. Ваш телефон я положила в «Приус». И взяла с собой несколько одноразовых. Они лежат в сумке за вашим сиденьем. Я загрузила в каждый все важные номера, а также портрет фальшивого Бена Приста.
— А они могут отследить покупку одноразовых телефонов и сим-карт?
— Могли бы, если б я их покупала. Но это сделал для меня другой человек в качестве одолжения. Шесть месяцев назад.
— Еще до того, как вы узнали, что они вам потребуются? — удивилась Блюм.
— Я предпочитаю быть готовой к любым неожиданностям и иметь возможность уйти с радаров, но при этом оставаться на связи. — Этли посмотрела на свою спутницу. — Нам нужно быть на высоте, верно? Мы теперь играем в высшей лиге.
— Я поняла это, как только начала работать на ФБР. — Блюм посмотрела на часы. — Уже почти час ночи. Вы готовы дальше вести машину?
— Я спала на полу своего кабинета восемь часов. Меня хватит по меньшей мере до Оклахома-Сити.
— Но ведь до него довольно далеко?
— Примерно тринадцать часов, если вдавить педаль газа в пол. И мы можем остановиться для позднего ланча.
— Ваша выносливость впечатляет, — сказала Блюм.
— Я добралась на этом автомобиле от Восточного побережья до Юты за два с половиной дня и останавливалась только для того, чтобы воспользоваться туалетом и немного подремать на парковках, а ела на ходу. — Пайн похлопала ладонью по приборной доске. — В нем есть что-то особенное. Когда сидишь за рулем, хочется ехать все дальше и дальше.
Прошло некоторое время.
— Вы не верите, что Джордан и Кинкейд нашли в Гранд-Кэньон тайную пещеру с египетскими артефактами? — нарушила молчание Пайн.
— Нет, не верю.
— А ваш отец?
Блюм ответила не сразу.
— Я думаю, мой отец хотел в это верить. Мы не раз спускались в каньон и искали. Конечно, ничего не нашли.
— Даже с учетом букв дж. и к. на входной двери? — спросила Пайн.
Блюм улыбнулась.
— Мой отец всю жизнь ненавидел свою работу. И мечтал стать искателем приключений вроде Индианы Джонса.
— Он еще жив?
— Нет, мои родители умерли. А у вас?
— Моя мать жива.
— Где она живет?
— Вам лучше немного поспать, чтобы иметь возможность сменить меня, когда я устану.
Пайн ехала вперед.
В Оклахома-Сити они поели барбекю. Потом Блюм, которая бо́льшую часть пути проспала и чувствовала себя превосходно, села за руль, а Пайн перебралась на пассажирское сиденье, отодвинула его максимально назад, чтобы вытянуть длинные ноги, и мгновенно заснула.
Блюм ехала дальше, делая лишь короткие остановки, чтобы сходить в туалет и размять ноги, а один раз час поспала на парковке. Когда они приближались к Нэшвиллу, свернула на заправку и разбудила Этли.
— Небольшой отдых, — сказала она. — И нам пора меняться. Я устала.
Пайн кивнула. Было совсем темно, но до рассвета оставалась еще пара часов. На пустой парковке горел только один довольно слабый фонарь.
Этли зевнула, потянулась, потерла шею и пошла за Блюм к туалетам.
Не успели они закрыть дверь, как та снова распахнулась.
Внутрь вошли трое парней.
Высокие, худые, немногим старше двадцати, все модно и дорого одеты, хотя они постарались сделать так, чтобы их одежда казалась совсем простой. Двое были в шортах цвета хаки, открывавших загорелые мускулистые ноги, разноцветных рубашках с коротким рукавом от «Роберта Грэма» и мокасинах. Третий — в мешковатых джинсах, сильно выцветших, белой рубашке с длинным рукавом навыпуск и мягких туфлях от «Гуччи».
Один из них смял банку от пива и бросил в пустую мусорную корзину. Они стояли и молча разглядывали двух женщин.
Блюм повернулась и посмотрела на них.
— Вы перепутали туалет, — сказала она. — Мужской находится рядом.
Парень в джинсах шагнул вперед, взглянул на приятелей и усмехнулся, показав превосходные белые зубы.
— Нет, это именно то место, куда мы хотели попасть, потому что вы здесь, — сказал он.
— Должно быть, ты издеваешься, — недоверчиво сказала Этли. — Парни, вы что, пришли прямо со студенческой вечеринки?
Парень улыбнулся и из заднего кармана вытащил бутылку «Мэйкерс Марк»[287].
— Тут ключевое слово — вечеринка, леди.
Блюм посмотрела на Пайн, которая не сводила взгляда с полупустой бутылки. Затем произнесла:
— Этого не будет.
— Перестаньте; мы искали как раз таких, как вы двое, — сказал мужчина. — Зрелые женщины, что может быть лучше? И поверьте: вам понравится то, что вы получите.
Он откупорил бутылку, сделал глоток виски, передал ее своим приятелям, и каждый из них немного выпил из горлышка.
Пайн изучила каждого.
— Неужели для вас это единственная возможность потрахаться? — спросила она.
— Проклятье, мы можем получить любую телку, какую только захотим. Я вполне могу положиться на собственное очарование. И деньги моей семьи. — Он указал на своих спутников. — Кстати, мои друзья тоже.
— В таком случае зачем сидеть в засаде возле женского туалета?
Парень ухмыльнулся.
— Потому что мы можем и мы хотим.
— С нами не получится, — резко сказала Блюм.
Усмешка исчезла с губ парня.
— Не думаю, что у вас есть выбор.
— В таком случае вы не слишком хорошо продумали свой план.
Парень вытащил из кармана небольшой нож.
— Я не люблю насилие, но тут уж как получится… А теперь просто делайте то, что мы скажем, и никто не пострадает.
— О, кто-то совершенно определенно пострадает, — ответила Пайн.
Она шагнула вперед и обезоружила парня, сломав ему запястье. Когда тот взвыл от боли и согнулся, она схватила его за шиворот, нагнула голову вниз и мощным апперкотом, который нанесла коленом, вышибла пару идеальных передних зубов. А затем, используя его вес, швырнула на зеркальную стену над раковиной и разбила его головой зеркало. Парень упал на раковину лицом вниз; его развернуло, он рухнул на пол и так и остался лежать, подвывая от боли.
— Эй, эй! — крикнул второй парень и бросился в бой, но тут же отлетел назад после того, как Пайн пнула его ногой в горло; он ударился спиной о стену и сполз на пол, пытаясь втянуть в себя воздух.
Этли подошла и окончательного вырубила его, ударив предплечьем — и его голова с глухим стуком ударилась о выложенную кафелем стену.
Последний зарычал!
— Тебе конец, сука. У меня черный пояс.
Однако он прекратил рычать и отпрыгнул назад, когда Пайн вытащила и направила на него пистолет. Другой рукой она достала значок ФБР.
— Теперь ты свое получишь, мистер Дебил.
— О, дерьмо! — воскликнул парень. — Черт тебя побери…
— На пол лицом вниз, — приказала Пайн. — Давай!
Парень послушно лег, но не сдержался и выпалил:
— И почему вы не вытащили свой проклятый пистолет сразу? Зачем было надирать им задницы?
— Потому что она могла и хотела, — сказала Блюм.
Этли вытащила из кармана пластиковые наручники и сковала троих парней вместе, руки и ноги, спина к спине, так что они не могли пошевелиться. После того как Пайн и Блюм воспользовались кабинками и вымыли руки, Этли набрала 911. Она рассказала диспетчеру, что произошло, и сообщила, где они находятся.
— Я не могу остаться, чтобы предъявить им обвинение; просто посадите их на пару лет за глупость.
Когда Пайн села за руль «Мустанга», Блюм повернулась к ней.
— Круто! — сказала она с восхищением.
— У меня был неплохой мотив.
— Ага, я поняла. Нам угрожали.
— Нет, просто я хотела срочно попасть в туалет.
Этли свернула на 81-ю автостраду и нажала на газ.
Шоссе носило название «Магистраль Тракера», и по дороге, которая вилась между горами, они проехали мимо множества буровых вышек. Остановились, чтобы купить еду навынос в кафе возле Роанока, штат Вирджиния, работавшем круглосуточно. Когда покатили дальше, Пайн положила пакет с картошкой фри на колени, а сама принялась за двойной чизбургер, в то время как Блюм неспешно ела свой сэндвич, лишь изредка прихватывая картофель.
— Вы не любите бургеры и картошку фри? — спросила Пайн.
— Очень люблю. Но в моем возрасте они перестали отвечать мне взаимностью, как прежде. В этом смысле они похожи на мужчин.
Закончив есть, она откинулась на сиденье и заснула.
Через несколько часов Пайн свернула на 66-ю автостраду и поехала на восток, в сторону Вашингтона. Примерно в это же время проснулась Блюм.
— Где мы сейчас? — спросила она, потягиваясь.
— В двух часах от округа Колумбия.
— Я никогда не была в округе Колумбия.
— Учитывая то, как вы восхищаетесь мистером Гувером, меня это удивляет.
— Ну, он был уже мертв, когда я начала работать в ФБР, поэтому…
— Но ведь есть Здание Гувера. Кстати, оно разваливается на части.
— Вы там никогда не работали. Вы были в ВПО, — добавила Блюм, имея в виду Вашингтонский полевой офис.
Пайн бросила на нее быстрый взгляд.
— Вы изучали мою биографию?
— Конечно. А вы хотели бы иметь идиотку в качестве секретарши?
— Я часто бывала в Здании Гувера, — сказала Пайн. — Они ищут новый дом, но Конгресс, очевидно, не дает им денег.
— Ну, сейчас самое время прекратить разбазаривать деньги налогоплательщиков.
— Верно, чтобы Пентагон мог потратить их на постройку туалетов стоимостью десять тысяч долларов каждый.
— Где мы остановимся, когда доберемся до места? — спросила Блюм.
— У меня есть приятель. Сейчас он в командировке за океаном. Мы остановимся у него, в Северной Вирджинии.
— Для одинокой женщины у вас очень много приятелей.
— Пока они держат дистанцию, я веду себя хорошо.
Они ехали дальше. Их путешествие подходило к концу.
Дом, в котором жил «приятель», находился в Арлингтоне, штат Вирджиния, в районе, носившем название Болстон. Курт Феррис был следователем УУР[288] в армии, и недавно его перевели за океан на шесть месяцев для расследования преступлений, совершенных теми, кто носит военную форму за границами США. Пайн познакомилась с ним, когда они вместе работали над делом шайки контрабандистов в Форт-Белвуаре, имевшей интернациональные связи.
Они раскрыли дело и расстались друзьями, и Этли решила обратиться к нему с просьбой посоветовать место, где можно остановиться в Вирджинии. В ответ он сразу предложил свою квартиру, пока она ему не нужна. И поклялся, что будет держать рот на замке, после того как Пайн сказала, что работает под прикрытием над делом Бюро.
Дом находился рядом с торговым центром Болстон-Молл. В районе провели широкомасштабную реновацию, и он стал одним из самых популярных среди образованных и состоятельных представителей миллениалов[289], селившихся здесь, чтобы работать и развлекаться. Тогда Пайн удивилась, что Феррис мог позволить себе такое жилье на доход армейского офицера, но вспомнила, что его родители оставили своему единственному ребенку значительное наследство, когда погибли в автомобильной катастрофе.
Дом был новым, и все двери открывались не ключами, а при помощи кодов доступа, которые Феррис ей сообщил. Что оказалось очень полезным, потому что Пайн не хотела никому называть свое имя или показывать удостоверение личности обслуживающему персоналу дома.
Блюм оставила сумку в своей спальне, но не стала распаковывать ее, на случай если им придется поспешно покидать дом, как ей посоветовала Пайн.
Она прошлась по квартире с тремя спальнями, высокими потолками и маленьким балконом, выходившим на прямоугольник парка. Комнаты были обставлены со вкусом и изяществом, кухня оборудована по последнему слову техники.
После того как Блюм проверила все, в том числе кладовую и многочисленные кухонные принадлежности, Пайн вышла из своей комнаты.
— Красивое место. Ваш друг холостяк? — спросила Блюм.
— Да, он не женат.
Блюм взяла снимок с комода. На ней был сфотографирован высокий красивый мужчина в военной форме рядом с двумя пожилыми людьми.
— Это он? — спросила Блюм.
— Да, Курт с родителями.
— Настоящий красавец и хороший друг, если разрешил вам здесь остановиться. Должно быть, у вас близкие отношения.
И она выжидающе посмотрела на Пайн.
— Я не люблю девчачьей болтовни, — ответила та.
— Как и я. Ведь мы обе уже не девочки.
Этли вздохнула.
— Я думаю, Курт хочет больше, чем просто дружбы. Нет, он совершенно определенно этого хочет. Но не думаю, что жизнь с ним будет хорошей идеей.
— Мешает карьера, — сказала Блюм. — Он на востоке, вы на западе?
— Да, частично дело в этом.
— А еще?
— Возможно, я сама до конца не разобралась.
— По крайней мере, честно. Мужчины могут быть простыми, а отношения — нет. По крайней мере, с точки зрения женщины.
— Однако я кое-кого встретила, я хочу сказать… парковый рейнджер.
— Правда? И как его зовут?
— Неужели вы знаете много парковых рейнджеров? — удивилась Пайн.
— На самом деле да.
— Сэм Кеттлер.
— А вот его я не знаю.
— Он работает в Гранд-Кэньон всего пару лет и был на дежурстве в «Призраке», когда исчез мужчина, выдававший себя за Приста.
— Вот как? Вы познакомились и начали встречаться? Довольно быстро.
— Я бы не сказала, что мы начали встречаться. Один раз съели вместе пиццу и выпили пива. А потом он привез пиво к моему дому — в последний вечер перед нашим отъездом. Мы посидели в его «Джипе» и поговорили.
— Должно быть, он вас заинтриговал, — сказала Блюм.
— Почему вы так решили?
— Вы только что сказали, что сели в его машину и выпили с ним пива перед тем, как отправиться в эту поездку. А ведь вы были озабочены происходящим. И легко могли отклонить его предложение. Но вы согласились. В общем, я сделала очевидный вывод.
— Ну, пожалуй, я действительно заинтригована.
— Хороший парень?
— Да.
— И на чем вы расстались?
— На самом деле ни на чем. Думаю, он захочет, чтобы мы еще раз встретились.
— А вы?
Пайн, вздохнув, потерла губы.
— Это сложно.
— Но и вы сложнее многих.
— С чего вы взяли? — резко спросила Этли.
— Я знаю о вашем прошлом, агент Пайн. О том, что произошло в вашем детстве.
— Но это не имеет ни малейшего отношения ко всему остальному.
— Вы уверены? Такой опыт оставил бы тяжелую психологическую травму у любого человека.
— У меня нет никаких травм. В противном случае я не работала бы в ФБР. Я провалила бы психологический тест.
Блюм кивнула.
— Ладно. Ко всему прочему мне известно, что вы побывали в тюрьме особого режима в Фениксе, чтобы кое-что выяснить.
Пайн холодно посмотрела на нее.
— Я никому не рассказывала о своей поездке.
— Но вы получили специальное разрешение на посещение вне приемных часов. И запрос прошел через бюрократическую машину ФБР. Я видела его след. Вы узнали то, что вас интересовало?
— Нет, не узнала, — сказала Этли тоном, который ясно давал понять, что разговор на эту тему закончен.
Блюм поставила фотографию на место.
— Что теперь? — спросила она.
— Я приму душ. От меня все еще воняет теми тремя извращенцами из женского туалета. Предлагаю вам сделать то же самое.
Пайн разделась в спальне и взглянула на свое отражение в вертикальном зеркале, висевшем на стене. Сначала на многочисленные шрамы, которые остались после самых разных схваток во время работы в ФБР. Пулевое ранение на задней части икры, которое заметил Кеттлер. Арест прошел неудачно. Ей повезло, что она тогда не погибла, но на память получила уродливую, хоть и маленькую, рану. Пуля действительно застряла в ноге, и только при помощи скальпеля хирург сумел ее извлечь. Тут ей повезло — если б пуля вышла, оказалась бы порванной артерия. Теперь ранение выглядело как маленькая, покрытая волдырями меланома.
Шрам от удара ножом был следствием ошибки агента, с которым она работала, когда они следили за подозреваемым. К счастью, Этли сумела прийти в себя и вырубить его, так что ей и ее напарнику не пришлось заплатить максимальную цену. Шрам напоминал сороконожку.
Пайн обернулась и посмотрела на нижнюю часть спины. Этот след не имел отношения к Бюро. Виновата была штанга. Спортсменам олимпийского калибра, которые занимаются тяжелой атлетикой, нередко приходится делать операции на пояснице.
Она не сумела заставить себя посмотреть на татуировки на дельтовидных мышцах: Близнецы и Меркурий. И не стала поднимать руки, чтобы увидеть надписи на каждой: «Без Мерси» или «Без пощады», это как посмотреть.
Нет, не слова тут были главными. Имя.
Она приняла душ, позволив воде и мылу смыть последствия встречи в женском туалете, вытерлась, надела свежую одежду и руками привела в порядок волосы.
Когда Пайн зашла на кухню, она обнаружила, что Блюм жарит овощи в масле.
— Что вы делаете? — спросила Этли.
— Нам обеим требуется домашняя еда. А ваш приятель оставил полный холодильник продуктов. Я полагаю, мы можем их использовать?
— Он так сказал. Я оставлю ему чек за продукты, которые мы съедим. Значит, вы готовите?
— Мне приходилось кормить шестерых детей. Так что я научилась. Хотя на самом деле в большинстве случаев это были гамбургеры, сэндвичи и сыр. Когда у тебя шестеро детей, приготовить нормальную еду довольно сложно. Кроме того, я ходила на работу. Ваша мать готовила?
Пайн не стала отвечать на вопрос. Вместо этого села на кухонный стол и взяла лэптоп.
— Продолжаете работать? — сказала Блюм, посыпая перцем овощи. — Мы только что проехали почти через всю страну. Вы могли бы часок отдохнуть.
Этли напечатала несколько слов и теперь ждала, когда закончится поиск.
— Если честно, я давно уже не спала так хорошо, пока вы вели машину, — призналась она.
— У вас замечательная машина. У моего бывшего была похожая. Но до вашей ей далеко. К несчастью, он ничего не понимал в автомобилях. В конце концов ее пришлось отправить на свалку.
— Человек, который владел этим «Мустангом», был особенным. Он очень много помогал мне, когда я начинала работать в Бюро. Если б не он, я не стала бы такой общительной.
По губам Пайн промелькнула быстрая улыбка, словно чтобы превратить в факт то, что было лишь предположением для большинства людей, которые знали ее.
— Аллилуйя за друзей, — сказала Блюм.
— Что вы готовите?
— Курицу по-милански. У меня очень неплохо получается, и не важно, что я это сама говорю. Я нашла булочки чиабатта, которые намерена разогреть в духовке. Хотите сделать салат? Все нужное лежит в холодильнике. Только не берите рукколу, она для курицы.
Этли встала, вымыла руки и вытерла их кухонным полотенцем. Потом достала из шкафчика большую миску, распахнула дверцу холодильника и взяла все, что нужно для салата.
— Должна признаться, я даже представить не могла, что мы будем готовить себе ужин на Восточном побережье или в любом другом месте.
— Жизнь непредсказуема, — ответила Пайн, разрезая помидоры и огурцы на доске, взятой в шкафчике.
Блюм подготовила котлеты из куриных грудок, которые сначала смазала простым греческим йогуртом, а потом обваляла в панировочных сухарях с майораном, базиликом и тимьяном. Затем полила сковороду оливковым маслом первого отжима и поджарила котлеты по три минуты с каждой стороны.
Закончив делать салат, Пайн накрыла на стол и поставила тарелку с зеленью.
Блюм выжала лимон на готовые котлеты и выложила их на рукколу. Затем достала из духовки булочки и отправила их в корзинку, в которую предварительно постелила салфетку.
— Я заметила, что у вашего друга есть винный шкаф, — сказала она, махнув рукой в сторону кухонной стойки. — Я предпочитаю красное вино, но «Шардонне» или, еще того лучше, «Пино Гриджио» больше подойдут к курице. Хотите проверить, пока я все разложу по тарелкам?
Через минуту Пайн принесла откупоренную бутылку «Пино» и бокал в одной руке, а бельгийский эль — в другой.
— Вот лучшее белое вино для меня, — сказала она, показывая пиво.
Налила вино в бокал для Блюм и поставила его перед ней, после чего села за стол.
Секретарша чокнулась своим бокалом с бутылкой пива Этли.
Некоторое время они ели молча.
— Очень вкусно, — наконец сказала Пайн.
— Я могу показать вам, как это делается.
Сначала Этли никак не отреагировала на ее предложение.
— Вы знаете, было бы замечательно. Если честно, я не слишком хорошо готовлю.
— Чем проще, тем лучше. И нужны свежие продукты.
— Верно. Думаю, вы могли бы научить меня готовить несколько блюд. — Пайн отвела взгляд и сделала глоток пива.
Блюм внимательно посмотрела на нее.
— Для Сэма Кеттлера?
— Вы о чем?
— О, да бросьте, агент Пайн. Я слишком стара, чтобы мной манипулировать.
Этли улыбнулась.
— Ладно, он мне нравится. Кажется, мы подходим друг другу.
— Ну, благодарение богу; нет такого закона, который это запрещает. Вы сказали, что нравитесь ему, и после того, что рассказали мне, я тоже так думаю. И не важно, считаете вы, что это сложно или нет, — вам следует с ним встретиться, когда вы вернетесь.
— Если мы вернемся, — сказала Пайн, вновь став серьезной.
— Признаю́ свою ошибку. Ну, и каким будет наш следующий шаг?
Пайн положила нож и вилку и взяла бутылку пива.
— Брат Бена Приста дал мне его домашний адрес. Это в Старом городе, в Александрии. Я предполагаю, что за домом следят, поэтому мы будем наблюдать за наблюдателями — и одновременно проведем небольшую разведку.
— Хорошо.
— Затем — семья Эда Приста. Мне нужно войти с ними в контакт так, чтобы никто не узнал.
— Но разве они не находятся сейчас под охраной?
— Я не знаю. У меня не получилось поселить их на настоящей конспиративной квартире. Но мне сообщили, что ФБР за ними следит. Возможно, охрану отозвали после того, как заместитель директора позвонил Доббсу.
— Кроме того, есть еще люди из вертолета, которые забрали братьев Прист. Как вы думаете, где они могут сейчас находиться?
— Ну, я могу выдвинуть кое-какие предположения…
Блюм сделала глоток вина и задумчиво посмотрела на своего босса.
— Кто они такие? И, что еще важнее, где их база?
— Я узнала тип вертолета.
— И?..
— «UH-72A Лакота». Мне доводилось на них летать.
— А кто их использует? — спросила Блюм.
— Главным образом армия Соединенных Штатов.
Курт Феррис также оставил для Пайн свой автомобиль — «Киа Соул». Перед тем как перебраться в округ Колумбия из дикого Форт-Брэгга, в штате Техас, он ездил на «Додже Рэм» с открытым кузовом и двойными задними колесами. Однако «Рэм» оказался слишком большим для улиц и парковок Болстона, и Курт сменил его на «Киа». Пайн знала, что ему это не нравилось, потому что он сам рассказал ей об этом. Он говорил, что чувствует себя слабаком на колесах.
Она припарковалась на обочине Ли-стрит в Старом городе Александрии, штат Вирджиния, в пяти коттеджах от дома Бена Приста, построенного в девятнадцатом веке. Это был престижный исторический район, растянувшийся вдоль берега реки Потомак.
С помощью «Гугла» Пайн узнала, что дом Приста стоил более двух миллионов долларов. Интересно, какого рода работой он занимался, чтобы обеспечить себя таким жилищем? Например, позволил другому человеку занять его место и спуститься на муле на дно Гранд-Кэньон, а потом исчезнуть? Прист говорил про «отмывание» людей, но она ему не поверила. Быть может, ей следует еще подумать над теми его словами.
Прист сказал ей, что служил в американской разведке до того, как завести собственное дело. Если бы Пайн могла использовать возможности Бюро, она сумела бы заглянуть поглубже в прошлое этого человека, отыскать, на какое агентство он работал и какого рода задания выполнял. Однако сейчас Этли делала то, чего делать не следовало, поэтому официальные ресурсы были ей недоступны.
Некоторое время она наблюдала за домом — и вскоре поняла, что никто, кроме них, им не интересуется.
И тут у нее появилась возможность сделать следующий ход.
Пайн уже видела эту женщину раньше, когда та выходила из своего дома. Она была соседкой Приста, и не просто соседкой — их дома стояли совсем рядом. Этли проверила их со стороны заднего входа и обнаружила, что дворы разделяет лишь невысокая ограда. Возможно, Прист и эта женщина общались друг с другом.
Женщине было за шестьдесят; редеющие седые волосы уложены так, что сразу становилось понятно: у нее есть деньги и она любит себя побаловать. Такой же вывод Пайн сделала, глядя на ее одежду от дорогих дизайнеров, туфли и солнечные очки. Загорелая кожа и хорошая физическая форма; еще она производила впечатление человека, привыкшего отдавать приказы, а не выполнять их. Ее наблюдения подтвердила горничная или домоправительница в форме, которая относила в дом многочисленные сумки из бордового «Ягуара» последней модели, с опускающимся верхом.
Со своего наблюдательного пункта Пайн в бинокль сумела прочитать названия магазинов на сумках и пакетах: «Гуччи», «Диор», «Луи Виттон» и «Эрмес». Зал славы моды.
У Пайн не было ни одной вещи прославленных брендов. Ее выбором скорее был «Андер армор»[290], но даже если б у нее и появилось желание приобрести что-то в этих магазинах, она не могла бы позволить себе ничего из того, чем они торговали. Этли сомневалась, что ей по карману даже пакеты, в которые они складывали покупки. Ко всему прочему ее размеры не подходили под стандарты высокой моды. Она была большой в тех местах, которые по общественным нормам должны быть маленькими, и маленькой там, где следовало быть большой.
Когда женщина повернулась и зашагала по улице, осторожно переставляя ноги в туфлях на очень высоких каблуках по неровно уложенным плиткам тротуара и одновременно проверяя свой телефон, Пайн выбралась из «Киа» и пошла по улице параллельно женщине. Она рассчитала все так, чтобы встретиться с ней в начале следующего квартала.
— Прошу меня простить, мэм…
Женщина остановилась и неодобрительно посмотрела на Пайн, одетую в джинсы, ветровку и сапоги.
— Мне не нужно то, что вы продаете, — тут же заявила она низким, хорошо поставленным голосом.
— Дело не в этом.
— И у меня нет наличных, если вы просите милостыню.
Женщина двинулась дальше, и Этли последовала за ней.
Та остановилась и достала телефон в золотом футляре.
— Я позвоню в полицию, если вы не оставите меня в покое.
— Я и есть полиция, — сказала Пайн, доставая значок ФБР.
Женщина медленно опустила телефон.
— Вы из ФБР? Не может быть.
— Но это так, — сказала Пайн.
Женщина сурово оглядела ее с головы до ног.
— Вы не так выглядите, — наконец заявила она.
— В этом весь смысл, когда ведешь наблюдение, — объяснила Пайн.
— Вы за кем-то следите? — На лице женщины появился ужас, а потом она выпалила: — Что натворил Джеффри?
— Джеффри?
— Мой муж. Он инвестиционный менеджер. Они постоянно делают что-то незаконное. Он мой второй муж, — добавила она, словно это освобождало ее от любой ответственности. Потом ее рука метнулась к груди. — Слава богу, я держу свои активы отдельно. Маленький подлец…
— Я здесь не из-за Джеффри. Меня интересует ваш сосед.
— Мой сосед? Какой именно?
— Бен Прист.
Женщина совсем иначе взглянула на Пайн, и в ее глазах появилось понимание.
— Да, он любопытный тип, этот Прист.
— Как вас зовут?
— Мелани Ренфро.
— Вы давно здесь живете?
— Да. Двадцать лет. Джеффри переехал ко мне после свадьбы. Он жил в округе Колумбия. Капитолий. Но я ни за что не согласилась бы туда перебраться, даже если б мне приплатили. Налоги там в два раза больше, чем в Вирджинии. Так что у него было только два варианта: либо он переезжает сюда, либо свадьбы не будет.
— Вы не хотите выпить кофе?
— На самом деле именно туда я и направляюсь.
Пайн последовала за Ренфро в кафе на Кинг-стрит, главной улице, которая пересекала Старый город и реку Потомак. Они сделали заказ, получили кофе и, взяв чашки, направились к столикам. Больше в кафе никого не было, хотя мимо по улице проходили люди — главным образом матери с колясками, а также мужчины и женщины в деловых костюмах и с портфелями.
Ренфро сделала глоток кофе и промокнула губы бумажной салфеткой.
— Что натворил Бен?
— Вы сказали, что он любопытный тип.
Женщина кивнула и огляделась по сторонам, словно являлась героиней фильма и проверяла, не подслушивает ли их кто-то. Перехватив взгляд Пайн, усмехнулась.
— Это так волнующе… — сказала она. — А я думала, что самым интересным событием сегодняшнего дня будет окраска волос и восковая депиляция. Но это намного лучше. И куда менее болезненно, чем депиляция.
— Рада, что могу доставить вам удовольствие. Итак, Прист…
— Верно. Он перебрался сюда около… семи лет назад. Тогда я еще была замужем за Паркером, моим первым мужем. Он умер от сердечного приступа четыре года назад. Два года спустя я вышла за Джеффри. Некоторые мои друзья посчитали, что слишком рано. Но в моем возрасте нельзя знать, сколько тебе осталось. Нужно сжечь свечу до конца, ведь так?
— Верно. Значит, вы знакомы с Пристом?
— О да. Мы встречались на обедах, вечеринках и барбекю. Кстати, у меня есть превосходный поставщик продуктов, обеспечивающий крупные мероприятия, если вам потребуется.
— И какое он производил на вас впечатление?
— О, он был повсюду и занимался буквально всем. Может легко и красиво поддержать разговор на любую тему. Прист знает несколько языков. А еще он высокий и красивый. Я часто его приглашаю, потому что он неизменно вызывает интерес у моих гостей и нравится подругам. Он с ними флиртует, ничего серьезного, но они довольны. Казалось, он умеет играть роль и знает, как оказаться в центре внимания.
— Он вам рассказывал, чем зарабатывает на жизнь? — спросила Пайн.
— Он говорил, что преподавал в Англии, в Кембридже или в Оксфорде, ну, в одном из них. А потом заработал деньги на удачных инвестициях и стал путешествовать по миру. Я думаю, у него приличное состояние. Но он ведет странный образ жизни. Надолго исчезает, а потом в два часа ночи к его дому подъезжает такси.
— Он никогда не упоминал о том, что работает на правительство?
— Послушайте, если вы из ФБР, я готова вам помочь. Но я совсем вас не знаю. А в наши дни так легко подделать значки и документы…
— Прекрасно вас понимаю. Я разыскиваю Бена Приста, потому что он исчез в Аризоне. Именно там находится офис, в котором я работаю.
— О господи, — воскликнула Ренфро. — А вам известно, что с ним случилось?
Этли убрала в сторону волосы, чтобы показать рану, которую получила, когда «Эксплорер» врезался в дерево.
— Я была с ним, когда его похитили. Меня едва не убили. Я не люблю, когда похищают людей. И еще меньше, когда меня пытаются убить.
Кровь отхлынула от лица Ренфро.
— О господи, бедняжка…
— Вот почему мне важна любая ваша помощь, — продолжала Пайн.
— Конечно. Иногда я думала, что Бен — шпион. Ну, он такой умный и легко говорит на разных языках… А еще он похож на Джеймса Бонда, верно? Я видела его в смокинге. Проклятье, будь я на двадцать лет моложе, могла бы с ним сбежать. Джеффри великолепен и зарабатывает кучу денег, но он точная копия Дона Риклса[291].
— Хорошо… А он когда-нибудь приглашал вас к себе в гости?
Ренфро выглядела удивленной.
— Теперь, когда вы сказали, я поняла, что не приглашал… Нет, подождите, я ошиблась. Один раз мы выпивали у него на заднем дворе.
— Но в доме вам бывать не доводилось?
— Нет. Наверное, я об этом никогда не задумывалась… Ну, он же мужчина. А я люблю устраивать вечеринки у себя дома. Возможно, у него там беспорядок… Не стоит забывать: Бен холостяк. — Она немного помолчала. — Подождите, он голубой? Если так, четыре мои подруги будут сильно расстроены. И если честно, я тоже.
— Нам об этом ничего не известно, — ответила Пайн. — А он никогда не говорил ничего странного?
Ренфро сделала несколько глотков кофе, размышляя над новым вопросом.
— В каком смысле странного?
— Ничего конкретного. Просто ваши впечатления.
— Ну, кое-что было… Я устроила вечеринку под открытым небом. Совсем недавно.
— И что произошло?
— Ну, Бен, как всегда, был обаятелен и развлекал гостей рассказами о своих путешествиях за океаном…
— Вы не запомнили, где именно?
— Пожалуй, нет. Дайте-ка подумать… Он что-то говорил о том, как случайно перешел границу, и ему ужасно повезло, что он сумел вернуться обратно целым и невредимым.
— Продолжайте.
— Теперь я припоминаю. Он сказал «Станы». Я не совсем поняла, что он имел в виду…
— Один из «станов». Узбекистан, Казахстан… Республики, которые входили в Советский Союз. Центральная Азия.
— О, тогда понятно, — продолжала Ренфро. — Звучит разумно. Ну, что я могу сказать? Я пошла в колледж, чтобы найти мужа… Бен сказал: мир непредсказуем, и никогда не знаешь, что может случиться. А я спросила у него, имеет ли он в виду что-то конкретное.
— И что он ответил?
— Он сказал: «Мне придется подождать, чтобы узнать ответ».
— И как вы отнеслись к его словам?
— Ну, он рассмеялся, выпил вина, игриво похлопал меня по руке и сказал, чтобы я его не слушала и что он просто шутит. Слишком много спиртного. Однако дело в том, что вечеринка тогда только началась. И это был второй его бокал.
— А он когда-нибудь еще вел себя подобным образом?
— Ну, нет, пожалуй… Во всяком случае, именно так. Он показался мне встревоженным. Я помню, что обратила внимание на то, как Бен отрешенно смотрит в пространство. Прежде он никогда так не вел себя на моих вечеринках. Он всегда находился в центре внимания, развлекал гостей… И это показалось мне странным.
Пайн достала телефон и показала Ренфро рисунок, который сделала Дженнифер Ядзи.
— Вы видели этого человека здесь? С Пристом?
Ренфро внимательно посмотрела на экран.
— Вы знаете, лицо кажется мне знакомым…
— В каком смысле?
Ренфро откинулась на спинку стула и позволила солнечному свету упасть на свое лицо.
— Я не слишком хорошо сплю, и так было всегда, — призналась она. — Моя мать страдала от бессонницы; наверное, я унаследовала это от нее. — Она наклонилась вперед и взяла чашку с кофе двумя руками. — Я находилась наверху. Вернулась из кухни с чашкой чая и выглянула из окна на улицу. Было что-то около часа ночи, но светло как днем, из-за полнолуния. По улице проехала машина и остановилась перед домом Бена.
— Какая машина? Такси?
— Нет, обычный автомобиль. Но в наши дни это мог быть «Убер» или что-то в таком же роде… Из машины появился мужчина, подошел к ней сзади, водитель открыл багажник и достал из него чемодан. А когда мужчина поднял голову, я смогла его разглядеть. — Ренфро постучала по экрану телефона Пайн. — Он был очень похож на этого человека.
— Он вошел в дом Приста?
— Дверь открылась, мужчина вошел, и дверь тут же захлопнулась.
— Вы думаете, дверь открыл Прист? — спросила Пайн.
— Я не видела его, но кто еще это мог быть?
— Вы потом видели того мужчину?
— Нет.
— Когда это было?
— Я могу сказать совершенно точно, потому что Джеффри уехал в командировку. Десять дней назад. — Ренфро посмотрела на Пайн, которая уставилась в пустоту. — Это вам поможет?
— Да, наверное.
— Если он шпион, может быть… ну, я даже не знаю… наши враги его поймали, — взволнованно предположила Ренфро.
«Или его поймали мы», — подумала Пайн.
Кэрол Блюм поправила зеркало в «Мустанге», чтобы удобнее было наблюдать за домом Эда Приста.
Она пришла к выводу, что он очень неплохо устроился. Эд Прист жил с семьей в престижном районе Бетесда, штат Мэриленд, в двухэтажном кирпичном доме, выкрашенном в белый цвет, с боковым гаражом на три машины. Двор находился в идеальном состоянии — как водолюбивые цветы, так и лужайки, что показалось Блюм необычным. А еще мульчирование!.. Она содрогнулась.
Слегка напряглась, когда из гаража на улицу выехала машина.
За рулем сидела Мэри Прист, на заднем сиденье устроились два маленьких мальчика.
Когда кроссовер «Лексус» проезжал мимо нее, Блюм успела разглядеть профиль Мэри Прист через открытое окно. Бледное, измученное лицо, лихорадочно-красные щеки. Очевидно, женщина переживала тяжелые времена и явно не рассчитывала на изменения к лучшему, хотя ее с сыновьями отпустили из конспиративной квартиры, проживание в которой организовала Пайн.
Блюм направилась вслед за Прист, и обе машины выехали на одну из главных улиц, ведущих в центр Бетесды. Мальчики были школьного возраста, но после того, что произошло, Мэри, вероятно, решила не отпускать их пока на занятия.
Блюм следовала за ними на значительном расстоянии — машин на улицах было совсем немного, и «Мустанг», конечно, привлекал внимание.
«Лексус» остановился возле дома на одной из небольших улиц Бетесды. Над входом висела табличка — образовательный центр, где дети углубленно изучали математику, английский и другие предметы. Прист вышла из машины и повела сыновей внутрь, а Блюм удалось найти свободное место, чтобы припарковаться на противоположной стороне улицы.
Через пять минут Мэри Прист вышла, но не стала садиться в машину, а зашагала по улице. Блюм выбралась из «Мустанга» и последовала за ней.
Приближался полдень, и Блюм предположила, что Прист решила сходить в магазины, пока дети на занятиях. Но она свернула в сторону кинотеатра, купила билет, и Блюм последовала ее примеру.
Они вошли в пустой зал. Прист заняла место в центре, Блюм села через несколько рядов за ней.
Теперь оставалось только ждать. Сначала она подумала, что у Прист с кем-то назначена встреча, но женщина не проверяла телефон, не смотрела на часы и не поглядывала в сторону входа. Она не сводила глаз со сложенных на коленях рук.
Когда начали показывать рекламный ролик, Блюм решила рискнуть. Она встала, прошла по ряду, где сидела Прист, и уселась рядом с ней.
Та даже не повернула головы в ее сторону, полностью погруженная в собственные мысли.
Теперь у Блюм появилась возможность изучить ее более внимательно. Возраст не более сорока, миниатюрная, темно-русые волосы до плеч. Аккуратная одежда, отсутствие лишнего веса, кремовые брюки, туфли без каблуков, легкая синяя рубашка без рукавов открывает изящные загорелые руки. Сумочка от «Кейт Спейд» на соседнем сиденье.
И тут Прист попыталась смахнуть слезы с глаз, а потом расплакалась по-настоящему и закрыла лицо руками.
Блюм раскрыла сумочку, вытащила упаковку салфеток и протянула ее соседке.
Та увидела ее, вздрогнула и посмотрела на Блюм. Но заметив, что рядом сидит немолодая женщина, сразу расслабилась, улыбнулась и поблагодарила ее. Вытащив несколько салфеток, вернула упаковку, вытерла глаза и высморкалась.
— Я… я думаю, это аллергия, — сказала она, не глядя в глаза Блюм.
— Я думаю, это жизнь. Я не раз сидела в кинотеатрах, и у меня тоже возникали проблемы с «аллергией».
Прист негромко рассмеялась — и тут же немного смутилась.
— Я даже не хотела смотреть этот фильм и купила билет только из-за того, что он идет именно сейчас.
— Я поступила так же, — ответила Блюм. — Просто хотела уйти из дома и немного отвлечься.
— Меня зовут Мэри.
— Кэрол, — представилась Блюм. Они пожали друг другу руки. — Время ланча уже почти наступило, если вы не против. В моем возрасте я начала ждать момент, когда можно будет поесть. Да и вам, судя по вашему виду, самое время перекусить.
— Я уже и не помню, когда ела в последний раз. Вы живете… где-то здесь?
— Нет, я приехала из другой части страны. У меня тут друзья, но сегодня они работают. Вы знаете хорошее кафе где-нибудь поблизости?
— Да.
— Может быть, сходим туда? — предложила Блюм.
Прист рассмеялась.
— Мне нужно убить время, так какого черта, почему бы и нет?
Они вышли из кинотеатра, и Мэри повела Блюм на другую улицу.
— Это французское кафе. У них хорошее меню, пусть и немного выходящее за рамки правильного питания, но мне сейчас не помешало бы выпить вина.
Блюм одобрительно кивнула.
— Звучит привлекательно. Я давно перестала считать калории или ограничивать себя в алкоголе.
— Я с нетерпением жду этого времени, — с тоской ответила Прист.
Официант провел их к столику.
— Конечно, звучит как клише, но я умею слушать, — сказала Блюм, когда они сели и принялись изучать меню. — У меня шестеро детей, и я в разводе, который, приходится признать, получился не слишком мирным. У меня полно внуков, часть из них я даже не видела. Я много путешествовала и обладаю большим жизненным опытом, так что если хотите выговориться, я готова предоставить вам превосходный анализ диванного эксперта.
Прист улыбнулась и потерла глаза.
— Господи, такое впечатление, что мне вас послали небеса.
— Пути Господни неисповедимы, — сказала Блюм.
Они заказали по бокалу «Мерло», и каждая сделала по глотку, прежде чем Прист приступила к рассказу.
— Моя история может показаться безумной, даже для такой опытной женщины, как вы.
— Ладно.
— Дело в моем муже.
— Ну, это не кажется мне безумным.
— Нет, нет, вы не понимаете. Он меня не обманывает, ничего такого. Эд хороший человек.
— Тогда что, Мэри?
Прист покачала головой.
— Вы мне не поверите.
— Не беспокойтесь, просто расскажите.
— Мой муж… Ну, все началось с его брата.
— Что именно?
— Он занимается чем-то странным, но я толком ничего не знаю. И мы оказались вовлечены в его дела.
— Чем-то странным? Вы имеете в виду что-то криминальное?
— В том-то и дело, что я не имею ни малейшего понятия. Могу лишь сказать, что мой муж уехал, даже не сообщив мне куда. Он никогда прежде так не поступал… Господи, он самый обычный дипломированный бухгалтер.
— Ваш муж до сих пор не вернулся?
— Нет, возникли новые обстоятельства. В наш дом пришло проклятое ФБР и заявило, что они будут нас защищать.
— Боже мой! И вы думаете, что это связано с братом вашего мужа?
— Должно быть. Я хочу сказать, что ничего подобного прежде не случалось.
— А вы говорили с мужем?
— Нет, с тех пор, как он уехал. Я в ужасе. Я даже не знаю, всё ли с ним в порядке.
— Но вас больше не охраняют? Ну, я хочу сказать, что рядом не видно агентов ФБР.
— Это еще одна странность. Они просто взяли и ушли. И сказали, что всё хорошо. Мол, ложная тревога.
— И что вы стали делать?
— Я поступила, как любая другая жена, — к дьяволу слетела с катушек, извините за выражение.
— Ну, я на вашем месте вела бы себя так же.
— Я стала кричать парням: «Где мой муж? Что все это значит? Какое вы имеете отношение к тому, что происходит?»
— И что они ответили?
— А ничего. Просто ушли. Я взяла телефон и начала обзванивать друзей и коллег по работе Эда. Но никто из них ничего о нем не слышал.
— И брат?
— Я и ему позвонила, но он не ответил. Я оставила несколько сообщений. Ничего. Ублюдок… Он с нами практически никак не связан. А теперь такое!..
— Но у вас нет уверенности, что он имеет к происходящему отношение?
— Почему он в таком случае не перезвонил?
— А далеко он живет?
— В Старом городе. Старый город Александрии. Это в Северной Вирджинии, на противоположном берегу реки.
— Вы бывали у него дома?
— Я отправилась к нему в тот день, когда агенты ФБР уехали. Я стучала и стучала. Никакого ответа.
— Полагаю, у вас нет ключа от его дома? Вы могли бы проверить, всё ли с ним в порядке. Быть может, он получил ранение или ему стало плохо…
В ответ Мэри порылась в сумочке и вытащила ключ.
— Ключ у меня есть. У Эда он появился довольно давно. Брат, наверное, о нем забыл. Он ему дал ключ, когда надолго уехал из города, хотел, чтобы Эд заезжал к нему и проверял, всё ли там в норме.
— И вы зашли туда? — спросила Блюм.
— Я побоялась. Кроме того, там стоит сигнализация, а код знает только Эд. И он никогда не входил туда без брата.
— Да, впечатляющая история… Я хотела дать вам какой-то совет, но никак не ожидала услышать нечто подобное. Мне показалось, что у вас домашние неприятности или проблемы на работе, может, у кого-то из родственников…
— Понимаю. Но мне стало намного легче от того, что я все вам рассказала. Мне казалось, я схожу с ума. Так и было. А потом появились вы, точно ангел небесный…
Блюм почувствовала укол совести, но ее лояльность была отдана не Мэри Прист. На кону стояли очень серьезные вещи.
— Я рада, что наши пути пересеклись, — искренне сказала она.
Женщины сделали заказ и продолжали беседовать после того, как принесли еду.
— Я думаю, вам следует продолжать звонить мужу, — сказала Блюм, — но не возвращайтесь в дом его брата. Если к происходящему имеет отношение ФБР, там может происходить что-то опасное. Вы должны думать о собственной безопасности и безопасности ваших детей. На данном этапе, я полагаю, лучше ничего не предпринимать. Если брат вашего мужа вовлечен в преступную деятельность, разумно держаться от него подальше.
— А мне следует сообщить о том, что Эд пропал? Он ведь действительно исчез. Боже мой, я не могу поверить, что произношу эти слова. Мой бедный муж…
Блюм задумчиво посмотрела на нее.
— Подождите еще день. А потом можете всерьез подумать о том, чтобы обратиться в полицию. Я сожалею, что вы втянуты в этот кошмар. Вы показались мне хорошим, заботливым человеком. И не вызывает сомнений, что вы не имеете к происходящему никакого отношения.
На глазах Прист снова появились слезы.
— Я знаю. Понимаете, моя жизнь и без этого дерьма совсем непростая. Мне нужно вырастить двух сыновей. Эд обеспечивает нам высокий уровень жизни, но ему приходится очень много работать. По большей части я одна с детьми. До настоящего момента все было нормально. Но сейчас я просто не могу представить, где может находиться мой муж.
Они заговорили о своих семьях, а когда закончили есть, Блюм спросила:
— Почему бы вам не зайти в туалет, чтобы освежиться? Ваш макияж не потек, о нем можно не беспокоиться, но глаза покраснели и припухли. — Она достала бутылочку «Визина» из сумочки и протянула ее Прист. — Я пригляжу за вашими вещами. И заплачу за ланч; я настаиваю.
— О нет, не стоит…
— Это то немногое, что я могу для вас сделать после того, как вы столько страдали.
Потом они дошли до образовательного центра, где и расстались.
— Огромное вам спасибо, Кэрол.
— На самом деле я ничего такого не сделала.
— Нет, сделали. Вы меня выслушали и поверили. Этого достаточно.
Они пожали друг другу руки, и Блюм направилась к своей машине.
Забравшись внутрь, она открыла сумочку и достала ключ от дома Бена Приста, который вытащила из сумочки Мэри Прист, пока та находилась в туалетной комнате.
Блюм не зря оплатила ужин.
И, может быть, они с Пайн сумеют найти мужа Мэри Прист. Лучше живого.
Два часа ночи — отличное время для проникновения в чужой дом.
Так думала Пайн, которая сидела на корточках на заднем дворе Бена Приста и выводила из строя систему охранной сигнализации и телефонную линию. Несколько отрезанных участков проволоки, изменение внутренней цепи… теперь она сможет войти внутрь, и система безопасности ничего не заметит.
Этот фокус не входил в курс подготовки агентов ФБР, но Этли улучшала свои навыки постоянным самообразованием. Секрет ей раскрыл владелец компании, которая занималась установкой систем безопасности в частных домах. Люди и организации с глубокими карманами могли защитить себя от того, что делала Пайн, заказав более мощную трубу для проводов и усложнив систему. Однако большинство владельцев домов, даже такие, как Бен Прист, не могли себе этого позволить — или делали это недостаточно эффективно.
Этли встала, развернулась на триста шестьдесят градусов, чтобы проверить, все ли спокойно, и быстро направилась к задней двери. Она старалась держаться в тени, поскольку знала, что Мелани Ренфро страдает от бессонницы, а одно из ее окон выходит на задний двор дома Приста.
Вставила ключ, который дала ей Блюм, в замок, повернула его и уже через несколько секунд вошла в дом и закрыла за собой двери — как раз в тот момент, когда на кирпичные ступеньки крыльца упали первые капли дождя.
Пайн прислушалась и убедилась, что нет никаких новых звуков, — она отлично справилась с охранной системой. Затем достала фонарик и посветила им вокруг себя, одновременно отметив, что в воздухе пахнет затхлостью. Но это ее не удивило — в старых домах, как бы тщательно за ними ни ухаживали, такое бывает.
Задняя дверь выходила в прихожую с встроенными полками, в углу стояли резиновые сапоги. Этли сразу направилась в соседнее помещение — кухню. Та оказалась маленькой и не слишком хорошо оборудованной. Рассмотрев ее в свете фонарика, Пайн увидела, что техника давно устарела, мебель куплена несколько десятилетий назад, на полу линолеум. Она открыла холодильник и увидела, что тот совершенно пустой и не слишком чистый.
Этли проверила все ящики и шкафы. По большей части они также были пустыми. Всего несколько тарелок и кухонных принадлежностей, причем у нее появилось ощущение, что они здесь для вида или принадлежали прежним владельцам.
Дождь заметно усилился, и Пайн слышала, как он стучит по крыше и барабанит в окна. Потом вспышка молнии озарила внутреннюю часть дома, и почти сразу последовал оглушительный удар грома.
Она перешла из кухни в маленькую столовую; впрочем, мебели здесь не было никакой, и эта комната только называлась столовой. Вдоль стен шла изящная рейка для защиты от спинок стульев, покрытая толстым слоем пыли; ее давно следовало покрасить. С потолка свисала старомодная люстра в форме ананаса.
Пайн рассчитывала, что у Приста есть кабинет в доме, и поняла, что не ошиблась, когда распахнула дверь напротив столовой, по другую сторону коридора. Она направила внутрь луч фонарика — и увидела большой прямоугольный стол для двоих, кожаное кресло и стенной стеллаж, заполненный книгами, а также настольный компьютер и маленький деревянный картотечный шкаф. Этли сразу поняла, что этой комнатой совершенно определенно никто не пользовался.
Она все тщательно проверила. Картотечный шкаф оказался пустым.
Ящики письменного стола — тоже.
Пайн открыла и потрясла каждую книгу, но наружу ничего не выпало.
Ничего.
Она села за компьютер, не сомневаясь, что тот защищен паролем. Но ей его даже не предложили ввести. Все было стерто. Жесткий диск либо изъяли, либо уничтожили.
Дерьмо.
Оставался один вопрос: это сделал Бен Прист или кто-то другой?
Пайн вышла из кабинета и по узкой лестнице поднялась на второй этаж.
Там обнаружились три спальни и смежные с ними ванные комнаты.
Этли проверила каждую, закончив обыск в спальне Приста. Она не сомневалась, что не ошиблась, поскольку лишь эта комната была обставлена. Судя по всему, Прист, как и Маргарет Митчелл, не любил принимать гостей. Переднюю спинку кровати украшала изящная резьба, в старом шкафу она нашла немного одежды, и больше ничего.
Бен очевидным образом являлся сторонником минимализма. Ванная комната была маленькой, а аптечка — пустой, как холодильник на первом этаже.
У Пайн появились сомнения в том, что Прист здесь жил.
Или забрал все свои вещи перед отъездом на Запад.
Возможно, это сделал кто-то другой.
Мелани Ренфро не говорила про фургоны; мебель осталась в доме, хотя ее было совсем немного.
Этли посмотрела на кровать, а потом поступила самым естественным образом — заглянула под нее.
Луч фонарика на что-то натолкнулся. Под довольно высокой кроватью было достаточно свободного места. Пайн протянула длинную руку и вытащила наружу старую картонную коробку.
Она сидела на корточках и изучала ее содержимое.
Старая баскетбольная фуфайка и древний кубок. Этли проверила дату. С тех пор прошло более двадцати лет. Она прочитала надпись: «Самому ценному игроку — футбол, Бен Прист».
Бен получил кубок в школе.
Там же лежали носки с синими полосками и без пятки.
И старый, сдувшийся баскетбольный мяч.
Зачем он сохранил эти вещи? Или просто забыл про них?
Она села на кровать и снова принялась изучать свои находки.
Фуфайка, носки, кубок, баскетбольный мяч.
Баскетбольный мяч?
Что сказал Эд Прист?
Мой брат не любил баскетбол, но знал, что он хороший игрок.
Тогда зачем он сохранил баскетбольный мяч? К тому же старый и сдувшийся?
Пайн тщательно, дюйм за дюймом, осмотрела мяч в луче фонарика.
А потом принялась ощупывать его пальцами.
Из-за роста ее пригласили играть в баскетбольную команду в старших классах, и она участвовала в соревнованиях Любительского спортивного союза. Ей довелось держать в руках тысячи баскетбольных мячей. Пальцы на уровне инстинкта знали, какой должна быть поверхность, хотя каждый был немного другим.
И Этли нашла.
Она нащупала на поверхности крошечный шов. Направила на него луч фонарика, который высветил его, идущий вдоль черной полоски всего на два дюйма. Она его не заметила бы, если бы прежде не нащупала. Пайн провела вдоль него пальцами и обнаружила выступ. Застывший клей. Этого не мог сделать производитель; кто-то что-то спрятал внутри.
Пайн достала швейцарский армейский нож, который всегда носила с собой, и разрезала шов. Кожа легко разошлась под лезвием, из образовавшегося отверстия вышел воздух, и она разрезала мяч на две половинки.
Внутри не оказалось резиновой камеры, лишь черная подкладка под внешней кожаной оболочкой.
Этли принялась внимательно ее разглядывать и увидела флешку, приклеенную к внутренней поверхности. Именно приклеенную, а не просто засунутую через дырку. В противном случае она стучала бы, выдавая свою тайну, если б кто-то взял мяч в руки.
Пайн аккуратно отрезала флешку от подкладки, положила ее в карман, вернула мяч обратно в коробку и убрала ее под кровать.
Поднявшись на ноги, она услышала, как открылась дверь внизу.
Этли вытащила пистолет.
Она знала: стоит ей сдвинуться с места, и старая половица заскрипит, оповестив того, кто появился, о ее присутствии.
Посмотрела на окно, которое находилось в футе от нее. Сможет ли она до него добраться, не наступая на скрипучие половицы?
Пайн сомневалась, что у нее получится, а потому осталась стоять на месте.
Однако она понимала, что очень скоро такая стратегия станет неприемлемой.
При обычных обстоятельствах Этли заявила бы о своем присутствии и предложила «гостям» представиться. Однако она забралась в чужой дом как частное лицо и в данный момент не исполняла обязанности федерального агента. И если здесь появится полиция, у нее будут серьезные неприятности.
Но даже если это не полиция, у нее по-прежнему серьезные неприятности.
Поэтому Пайн застыла на месте и продолжала ждать.
Если это копы, они предложат тем, кто находится в доме, сообщить о своем присутствии.
Она повернула голову и посмотрела на улицу. За окном царила ночь; значит, там не было полицейской машины с зажженными сигнальными огнями.
Этли услышала шаги — кто-то прошел по половицам на первом этаже и остановился.
Она прекрасно знала, о чем он думает.
Шаг. Остановка. Оценка ситуации. Еще пара шагов. Остановка. Оценка.
Шаги стали приближаться; кто-то поднимался по лестнице.
Ситуация становилась все более рискованной; ведь она стояла на открытом месте — и ее сразу увидят, как только откроют дверь спальни.
Внезапно небо за окном озарила вспышка молнии.
Жди удара грома, жди.
От последовавшего за вспышкой грохота дом содрогнулся.
Пайн воспользовалась моментом и переместилась за дверь.
Снова шаги. Потом ей показалось, что она слышит разговор. Слов ей разобрать не удавалось, но зато Этли поняла, что в доме больше чем один человек.
Пайн все еще считала, что на ее стороне будет преимущество, если она сумеет застать их врасплох. Если же нет, преимущество сразу перейдет на сторону противника.
Шум шагов мешался с голосами — незваные гости уже добрались до верхней площадки лестницы. Они двигались, как и она, от одной спальни к другой, пока не оказались перед последней.
Пайн следила за их продвижением по скрипу половиц.
Она застыла на месте, когда шаги послышались у самой двери в спальню.
Дверь приоткрылась на дюйм, потом резко распахнулась, но наткнулась на неровность пола и застыла, не задев Пайн.
В спальню вошли двое мужчин.
Этли осторожно выглянула из-за двери. Это были не копы, если только полиция не начала носить черные лыжные маски.
Оба мужчины были вооружены; оба слегка присели, оглядывая комнату.
Пайн надеялась, что они не повернутся в ее сторону.
Однако ее надеждам не суждено было осуществиться.
Как только один из мужчин ее заметил, Пайн ударила ногой дверь, и ее край врезался ему в лицо. Он застонал и упал назад, налетев на своего напарника. В результате дуло его пистолета дернулось вверх и палец рефлекторно нажал на спусковой крючок. Пуля угодила в потолок, и на них посыпались куски штукатурки и пыль.
Первый мужчина плюхнулся на задницу. Прежде чем он успел прийти в себя, Этли надолго вывела его из игры, с разворота врезав ему ногой в голову, при этом вложив в удар весь свой немалый вес. Он беззвучно упал на спину.
Второй громила вскочил на ноги, но прежде, чем он поднял пистолет и выстрелил, левый кулак Пайн обрушился на его челюсть; в момент удара она разогнула ноги, постаравшись максимально использовать кинетическую энергию. Затрещала кость, тип в маске уронил пистолет и застонал от боли, а Этли, не теряя времени, провела боковую подсечку, и он рухнул на пол. И сразу, не давая ему возможности прийти в себя, наклонилась над ним и ткнула указательным пальцем в глаз. Когда он взвыл и закрыл лицо ладонями, она с силой ударила его каблуком по голове.
Мужчина тихо застонал и потерял сознание, оставшись неподвижно лежать рядом со своим напарником.
Пайн быстро обыскала их, но у них не оказалось с собой никаких документов. Тогда она сняла с лиц маски и сфотографировала обоих на телефон. Затем осмотрела оружие и также сфотографировала его.
А еще через мгновение быстро сбежала вниз по лестнице.
Она покинула дом так же, как и проникла в него. Потом обогнула кирпичную стену и заднюю часть сада и оказалась на улице уже в следующем квартале. Добежала до следующего перекрестка, свернула налево, снова вышла на улицу, где находился дом Приста, и посмотрела из-за угла, стоит ли кто-то возле него.
Она никого не увидела. Впрочем, кто-то мог сидеть в одной из машин, припаркованных у тротуара, но было слишком темно, чтобы разглядеть, кто там в них сидит.
Пайн потерла костяшки пальцев левой руки.
Позднее нужно будет приложить к ним лед.
Это были не полицейские. И не федеральные агенты. Двое парней в лыжных масках, вооруженных пистолетами. Кто они такие? И, что еще важнее, на кого работают? И почему их заинтересовал Прист?
Этли сомневалась, что они забрались в дом из-за нее. Если б они видели, как она туда входила, то вели бы себя гораздо осторожнее перед тем, как шагнуть в единственную комнату, где она могла прятаться. Один из них вошел бы первым, чтобы выманить ее, а другой разобрался бы с ней.
Во всяком случае, она поступила бы именно так.
Пайн напряженно размышляла над тем, что произошло, и даже не обратила внимания на сильный дождь. Только после очередной вспышки молнии заметила, что стоит под одним из множества больших деревьев, росших вдоль улиц Старого города, чьи могучие корни в нескольких местах пробили кирпичные тротуары.
Она повернулась спиной к дому Приста и зашагала в сторону припаркованной «Киа».
Часы показывали начало четвертого, до рассвета осталось не так уж много времени. Пайн хотелось побыстрее добраться до дома и изучить содержимое флешки.
Но когда она подходила к машине, она заметила какое-то движение слева.
Направлявшийся к ней человек не пытался действовать скрытно.
— Мы можем поговорить?
Она обернулась — мужчина, невысокий, аккуратный, азиат, немногим старше сорока лет; в плаще, очках и шляпе из мягкого фетра с опущенными полями. В руке он сжимал зонтик, но странным образом держал его не за рукоять.
Пайн ответила на предложение азиата, наставив на него пистолет.
Он даже не дрогнул, увидев оружие.
— Я искренне рассчитываю, что вы умный человек. Мне представляется, что наша встреча может оказаться полезной для нас обоих.
Он говорил с легким акцентом, но его английский был безупречным, пусть и немного формальным.
— Кто вы такой?
— Быть может, я сумею — хотя бы частично — объяснить деликатное положение, в котором вы оказались.
— Я вас слушаю.
— Не здесь. Нам будет удобнее в другом месте.
— Я с вами никуда не пойду.
— Однако я настаиваю, — сказал азиат.
Пайн указала на пистолет.
— Полагаю, что все козыри у меня на руках.
Он двигался так быстро, что Этли даже не сумела заметить, как зонтик зацепил пистолет и вырвал его из ее руки. Пайн внезапно оказалась безоружной, что никогда ей не нравилось.
Она присела и сделала вид, что занимает боевую стойку, затем приподняла брючину и выхватила «Беретту». Но прежде чем она успела ее поднять, азиат прыгнул вперед и аккуратным ударом выбил второй пистолет из ее руки.
Пайн выпрямилась и посмотрела на него.
— Кто вы такой? — спросила она.
Мужчина положил зонтик на капот машины, припаркованной у тротуара.
— Я настаиваю на том, чтобы вы поехали со мной. Моя машина стоит неподалеку.
— Я не поеду.
И вновь он переместился так быстро, что Пайн едва успела блокировать его удар ногой. Однако ее отбросило на капот, и она перекатилась на противоположную сторону.
Сразу вскочила на ноги, но оказалось, что недостаточно быстро — следующая атака сбила ее с ног, и Этли ударилась о ствол дерева, проросший сквозь кирпичный тротуар.
Она встала, вытерла кровь с губ и приняла защитную стойку.
— Вы весьма упрямы, — сказал мужчина.
Пайн ничего не ответила. Он берегла дыхание. Ей никогда не приходилось драться с таким быстрым противником, даже ее инструкторы по боевым единоборствам ему уступали. Он был на пять дюймов ниже Пайн и на тридцать фунтов легче, однако ей еще не доводилось пропускать такие сильные удары.
Она сделала обманный выпад ногой, который азиат с легкостью блокировал. Это движение позволило ей оказаться в глубоком приседе, к чему она и стремилась. Пайн вышла из него с мощным ударом локтя, направленным противнику в горло. Это был умный ход, однако азиат легко ушел в сторону и ударом ноги в спину опрокинул ее на мокрый тротуар.
Пайн медленно поднялась, стряхнула грязь с брюк и подула на оцарапанные ладони.
— Я полагаю, мы оба можем признать, что ситуация становится смешной.
Этли видела только один выход.
Она бросилась вперед — и получила жестокий удар в голову, а сразу вслед за ним второй, в область живота.
Оба удара потрясли ее, но череп у Пайн был весьма прочным, а долгие годы работы с тяжестями сделали живот практически неуязвимым.
Она покачнулась, словно вот-вот потеряет сознание.
Но в самый последний момент метнулась вперед, обхватила ногами торс мужчины и его левую руку, а правую рванула вверх, сделав захват рычагом.
Момент силы ее движения был так велик, что оба рухнули на мостовую, и с головы мужчины слетела шляпа.
Пайн сжала мускулистыми ногами торс противника, одновременно стараясь завести его правую руку за голову, чтобы вывернуть плечевой сустав. Слыша его тяжелое дыхание, еще сильнее сжала торс, чтобы помешать диафрагме двигаться. Ни один человек, оказавшийся в таком положении, не сможет остаться в сознании.
Пайн подумала, что ее противник начинает слабеть.
Она ошибалась.
Указательным пальцем прижатой к боку левой руки он сильно ткнул ее во внутреннюю часть бедра, постепенно усиливая давление. Вскоре Пайн перестала чувствовать ногу, а затем через все мышцы и суставы левой стороны ее тела прошла судорога боли.
Она вскрикнула, чувствуя себя совершенно беспомощной, а он отбросил ее бесполезную левую ногу в сторону.
Еще через мгновение его правый локоть с силой ударил Пайн в челюсть, что позволило ему полностью вырваться из ее захвата. Еще один удар локтем — он высвободил правую руку и откатился влево. Затем вскочил на ноги и нанес сокрушительный удар носком ботинка Этли в живот.
Ее вырвало тем немногим, что еще оставалось в желудке.
Она лежала на мостовой, настолько ошеломленная, что едва видела маленького мужчину, который над ней склонился.
— Я составил о вас ошибочное мнение, — сказал он, сжимая правую руку в кулак. — Вы не так умны, как мне показалось вначале.
И тут тишину ночи нарушил вой сирены.
К ним быстро приближалась полицейская машина.
Мужчина посмотрел в ту сторону, откуда доносился пронзительный вой, и это дало Пайн столь необходимый шанс.
Несмотря на то что азиат превзошел ее на всех этапах схватки и оказался более сильным бойцом, он совершил единственную ошибку: неправильно оценил длину ее ног.
Этли выбросила правую ногу вверх и носком ботинка ударила его в пах.
Противник вскрикнул, согнулся и сделал неуверенный шаг назад.
Продолжая лежать на мостовой, Пайн наблюдала, как он, все еще сгорбившись, подхватил шляпу и, спотыкаясь, скрылся в темноте под приближавшийся вой сирены.
Она медленно поднялась, подволакивая все еще плохо слушавшуюся левую ногу, подняла пистолеты, отперла машину, упала на водительское сиденье и несколько секунд просто сидела, дожидаясь, когда полицейский автомобиль промчится мимо.
Должно быть, кто-то услышал выстрел и вызвал копов.
Пайн опустила стекло, выплюнула кровь вместе с частью зуба, завела двигатель и медленно отъехала от тротуара.
Оставалось надеяться, что проклятая флешка того стоила.
— Вам нужен еще лед, агент Пайн?
Блюм стояла перед дверью в ванную комнату.
Обнаженная Этли сидела в ванне, которую наполовину наполнила льдом из морозильника и шкафа для вина.
— Нет, достаточно! — крикнула она.
— Вы так и не рассказали мне, что произошло, — продолжала секретарша.
Пайн осторожно переместила руки и ноги в засыпанной льдом ванне.
— Я все расскажу, только дайте мне немного времени.
Чувствительность возвращалась к ее левой ноге, и теперь та пульсировала от боли.
— Принести вам чего-нибудь поесть или выпить?
— Я выпью пива.
— Сейчас семь утра.
— Тогда пусть будет два пива. И спасибо.
Пайн услышала, что Блюм ушла, и снова опустилась на лед.
Она сможет просидеть здесь еще несколько минут. За последние три часа Этли постоянно влезала в ванну со льдом и выбиралась наружу. Лед требовался, чтобы снять боль и предотвратить появление опухолей, но ее терпение не было беспредельным.
К тому моменту когда Блюм вернулась и постучала, Пайн медленно поднималась с ледяного ложа. Она завернулась в полотенце, открыла дверь и взяла одну из бутылок, принесенных Блюм.
— Вы выглядите ужасно, — сказала та. — Челюсть распухла, губы рассечены, а под левым глазом синяк. И двигаетесь вы так, словно вам сто лет. Вы с кем-то подрались или свалились с большой высоты?
— Ощущение такое, словно случилось и то и другое, — пробормотала в ответ Этли, усаживаясь на закрытую крышку унитаза и делая большой глоток пива. Потом взяла кусок льда из ванны, завернула его в полотенце и приложила к лицу.
— Я готова обменять вторую бутылку на всю историю, — предложила Блюм, продолжавшая держать в руке пиво.
Пайн посмотрела на нее и кивнула.
— Присаживайтесь, это займет некоторое время, — предложила она.
Блюм с чопорным видом уселась на край ванны и выжидающе посмотрела на своего босса.
Этли рассказала, что произошло, начиная с момента, как она вошла в дом Приста, до неудачной схватки с азиатом и возвращения домой.
— Никого лучше я прежде не встречала, — сказала Пайн. — А я дралась с очень серьезными противниками. Но этот парень из другой лиги.
— Однако в конце концов вы одержали победу, — заметила Блюм.
Этли закашлялась, поставила пиво на пол и схватилась за бок.
— Ну, чувствую я себя совсем не как победитель…
Она встала, открыла аптечку, взяла бутылочку «Адвила», проглотила четыре таблетки, запив их водой из-под крана, и опустилась на прежнее место.
— А вы уже пробовали посмотреть, что на флешке? — спросила Блюм.
Пайн покачала головой.
— Я очень надеюсь, что там есть то, что нам поможет.
— Должно быть, Прист считал эту информацию очень важной, если так тщательно ее спрятал.
— На это я и рассчитываю. Больше в доме не оказалось ничего, что представляло бы хоть какой-то интерес.
— Могу я сделать вам что-нибудь поесть?
— Я в порядке. Просто нужно посмотреть, что на флешке, а потом мне необходимо немного поспать. Лед сделал свое дело. Я чувствую, как опухоль спадает.
Пайн пустила в ванну, освободившуюся ото льда, горячую воду, надела спортивные брюки и носки и перешла на кухню с лэптопом и флешкой в руках. Полотенце со льдом она продолжала прижимать к лицу.
Блюм поставила перед ней стакан горячего чая.
— Перечная мята. Должна помочь от всех ваших проблем.
— От перечной мяты не запьянеешь, — проворчала Этли.
— Это совсем другое лекарство. Пейте.
Пайн положила на стол лед, сделала несколько глотков из чашки, потом открыла лэптоп, вставила флешку в порт USB, нажала на нужные клавиши — и содержимое флешки стало загружаться. На экране появилось предложение ввести пароль.
— Дерьмо! — воскликнула Пайн. — Конечно, он поставил защиту. — Она покачала головой. — И за это я позволила надрать себе задницу?
— А вы не сможете угадать пароль?
— Возможно. Если он является чем-то личным для Приста. Но если это случайно сгенерированное компьютером слово, необходимы серьезные мощности, чтобы его подобрать.
— Ну, нам что-нибудь да придет в голову, — сказала Блюм. — А у вас есть какие-то идеи относительно двух типов, которые забрались к Присту вслед за вами?
— Нет, но у меня есть возможность их проверить.
Этли взяла телефон и вывела на экран фотографии оружия.
— Не думаю, что мне доводилось видеть такие пистолеты раньше, — сказала она. — Подождите, сейчас я проверю в Интернете…
— Однажды они уже вышли на нас, — предупредила Блюм. — Разве они не могут отследить нас через ваш компьютер?
— Они смогут, если я не воспользуюсь одним из вариантов ВЧС.
— ВЧС?
— Виртуальная частная сеть. Она позволяет спрятать онлайн-отпечатки в надежно защищенных туннелях. Та сеть, которой я пользуюсь, — продолжала Пайн, — одна из самых надежных. Она позволяет входить в Интернет практически анонимно.
Этли нашла базу данных пистолетов и принялась просматривать одну страницу за другой, периодически переводя взгляд на фотографии в телефоне. В какой-то момент она остановилась.
— Проклятье, — пробормотала она.
— Что?
— Подождите.
Пайн продолжала изучать базу данных, пока не нашла фотографию второго пистолета. Она посмотрела на Блюм.
— Вот почему я их не узнала.
— И почему?
— Один — это «МП-443 Грач». А другой — «ГШ-18».
— Не вызывает сомнений, что это не американские пистолеты. Я никогда о них не слышала, — призналась Блюм.
— Верно. Они русские. «Грач» использует полиция, а «ГШ» — военные.
Некоторое время женщины смотрели друг на друга.
— Ну, конечно, тут замешаны русские, — наконец будничным тоном заявила Блюм. — Они всегда оказываются плохими парнями.
— Но почему? Какое отношение может иметь Москва к мертвому мулу в Гранд-Кэньон?
Ни одна из них не находила ответа на этот вопрос.
— Вы должны немного поспать, агент Пайн. Вам необходимо отдохнуть и восстановить силы. Интуиция подсказывает мне, что скоро вам потребуются все ваши умения.
— Я думаю, они понадобятся нам обеим, — ответила Этли.
Она зашла в свою спальню и разделась, потому что даже легкая ткань причиняла боль ее избитому телу. Взглянула на свой живот. В том месте, куда ее ударил азиат, остался желто-пурпурный синяк. Провела ладонью по ноге, чтобы отыскать точку, на которую надавил ее противник, чтобы избавиться от захвата. Ногу все еще покалывало. Должно быть, он нажал на нерв, о существовании которого Пайн не подозревала.
Она осторожно опустилась на постель, продолжая левой рукой держать лед у лица, а в другой сжимая «Глок». Сделала несколько глубоких вдохов, и ее пострадавшие ребра выразили свое глубокое неудовольствие.
Этли закрыла глаза и позволила мыслям вернуться к двум мужчинам в доме.
К русским.
А потом — к мастеру зонтика, столь легко надравшему ей задницу.
Он хотел, чтобы она куда-то с ним поехала. Сказал, что объяснит некоторые вещи и ей станет понятно затруднительное положение, в которое она попала.
Пайн хотела понять, как азиат ее нашел. Наблюдал ли он за домом Приста и видел, как она туда вошла? Или как она выходила — и просто последовал за ней?
Такой сценарий выглядел самым вероятным, потому что она постаралась войти в дом незаметно.
Связан ли азиат с двумя мужчинами, проникшими в дом? Пайн так не думала.
Значит, он их противник?
Очевидно, русские были обычными наемниками. Азиат казался чем-то большим.
Этли отложила пакет со льдом, протянула руку и взяла с тумбочки значок.
Она знала каждую грань прочеканенного металла. После того как получила его после окончания академии в Куантико, она провела всю ночь, ощупывая значок, словно читала его при помощи азбуки Брайля.
В некотором смысле — нет, в единственном смысле — фигура Юстиции олицетворяла все, из чего состоял мир Пайн. Правосудие. Речь не шла о всеобщем благе. Только о том, что правильно, а что нет, на индивидуальной основе. Для каждого человека. Потому что, если ты пренебрегаешь людьми, идея всеобщего блага становится несбыточной мечтой, созданной теми, чье представление о нем почти всегда является преференциями для себя и им подобным.
Пайн скрестила руки на груди. Значок в одной, «Глок» в другой.
Два ключевых компонента не только ее работы, но и, возможно, ее личности.
Кто она без них?
Потерянная, понесшая тяжелую утрату девочка из Андерсонвилля, штат Джорджия?
Пайн закрыла глаза и, уже засыпая, произнесла слова, которые повторяла уже почти тридцать лет:
Я никогда тебя не забуду, Мерси. Никогда.
За окном все еще бушевала непогода, когда Этли проснулась в начале вечера того же дня. Она повернулась и застонала — на нее обрушилась боль от всех ее ушибов и синяков.
Пайн побрела в ванную комнату и приняла обжигающе горячий душ, позволив воде ослабить боль, потом вытерлась, оделась и отправилась на кухню, где Блюм сидела с ее лэптопом и чашкой кофе.
— Ваше лицо выглядит намного лучше, — заметила секретарша.
— Внешний вид бывает обманчивым.
— Налить вам кофе? Я только что сварила свежий.
— Со мной всё в порядке.
— Хотите чего-нибудь съесть?
— Я возьму сама.
Пайн открыла холодильник, достала йогурт, взяла чайную ложечку из ящика, села за стол и принялась есть.
— Так вы не восполните недостаток энергии, — заметила Блюм.
— Это в самый раз для того, кого ударили в лицо молотком, сделанным из плоти и крови. Я еще не готова что-то жевать. Или к горячим напиткам. Чай, который вы мне вчера сделали, оказал крайне неприятное воздействие на внутреннюю полость моего рта.
— Ну, ладно…
Пайн посмотрела на экран лэптопа.
— Удалось подобрать пароль? — спросила она.
— Даже близко подойти не вышло. И как мы сможем это сделать, не опираясь на ресурсы Бюро?
Этли отложила ложечку.
— Давайте попробуем учесть ситуацию, — предложила она. — Я нашла флешку в баскетбольном мяче. Вместе со старым футбольным кубком. Кроме того, там лежали спортивные носки и баскетбольная фуфайка. — Пайн помолчала и постаралась вспомнить остальное. — На фуфайке была надпись «Лига католической церкви».
— У католической церкви есть баскетбольные лиги?
— Видимо, да.
— Какой пароль у беспроводного доступа в Интернет вашего друга?
— Semper Primus, — ответила Пайн, а когда Блюм вопросительно на нее посмотрела, объяснила: — «Всегда первый» — это латынь. Армейский девиз.
Секретарша вышла в Интернет и принялась искать католические церкви, расположенные рядом с домом Приста.
— В Старом городе Александрии есть католическая базилика Святой Марии, совсем рядом с домом Приста.
Этли встала и взяла висевшую на спинке стула куртку.
— Вы куда?
— В церковь.
— Пойти с вами?
— Нет. Вам лучше оставаться здесь.
— Ну, раз уж вы собираетесь в храм, я вознесу за вас молитву, — обещала Блюм.
— Ну, это не причинит вреда, — бросила Пайн через плечо.
Базилика Святой Марии, с готическим фасадом из серого камня, самая старая католическая церковь в Вирджинии, находилась на Южной Ройял-стрит. Строгий вид слегка смягчали четыре пары двойных деревянных дверей с медными защитными накладками.
Дождь начал стихать, когда Пайн остановилась на противоположной стороне улицы и огляделась по сторонам. По тротуару шли какие-то люди; мимо медленно проехал пикап, чьи габаритные огни вскоре исчезли в темноте.
Табличка перед входом сообщала, что костел основан в 1795 году. Белая статуя давшей ему имя святой Марии стояла в нише, высоко над входной дверью.
Пайн вышла из машины и зашагала по улице. Дойдя до базилики и внимательно оглядевшись, стала подниматься по ступенькам.
К счастью, дверь была открыта. Этли вошла внутрь и закрыла ее за собой.
Она миновала еще одни двери и оказалась в зале богослужений с огромными окнами из цветного витражного стекла. Над алтарем с мраморным полом висел распятый Иисус. По обе стороны широкого нефа шли ряды скамеек.
Пайн и сама не понимала, зачем пришла сюда. Быть может, из-за упоминания церковной баскетбольной лиги? Сомнительная связь, если она вообще существовала. С другой стороны, больше никаких подсказок у нее не было.
Она села в первом ряду и продолжала смотреть по сторонам, пытаясь найти то, что могло бы ей помочь.
Через некоторое время из-за двери за алтарем вышел мужчина.
Белый воротничок-колоратка указывал на то, что он священник. Высокий, почти шесть футов и шесть дюймов, достаточно молодой, явно меньше сорока, с рыжими волосами и множеством веснушек.
«Должно быть, классический ирландский священник, — подумала Пайн. — Интересно, сколько их еще осталось?»
— Привет, — сказал он. — Боюсь, вы опоздали на последнюю мессу.
— Я зашла, чтобы немного подумать. Надеюсь, я не нарушила никаких правил?
— Конечно, нет, — ответил священник. — Мы открыты для всех, кто ищет спокойное место, где можно подумать и исповедовать свои верования. — Подойдя ближе и взглянув на ее разбитое лицо, он спросил: — С вами всё в порядке?
— Я попала в автомобильную аварию несколько дней назад. Еще не все зажило.
Священник с сомнением произнес:
— Ко мне не раз приходили женщины и говорили такие же слова. Если дела у вас дома складываются не слишком хорошо, я здесь для того, чтобы выслушать. Никто не должен подвергаться дурному обращению. Я могу помочь и предложить убежище. Не исключено, что вам стоит обратиться к властям.
В качестве ответа Пайн улыбнулась и показала руку, на которой отсутствовало кольцо.
— Я не замужем. При этом занимаюсь боевыми единоборствами. На свете не так уж много мужчин, способных со мной справиться. Виноват действительно несчастный случай.
— О, я сожалею. Стоит ли удивляться — люди безответственно водят машины и пишут сообщения за рулем… — Он протянул руку. — Я — отец Пол.
— Меня зовут Ли, — ответила Пайн, пожимая его руку.
— Вы живете где-то рядом?
— Нет, я здесь в гостях. Живу на Западе.
— Широкие открытые пространства, верно?
— Да, намного более открытые, чем здесь. Святой отец, могу я задать вам вопрос?
— Конечно. Священникам задают много вопросов. Но не рассчитывайте, что мой ответ обязательно будет правильным. — Он усмехнулся.
Пайн тепло улыбнулась в ответ.
— Я думаю, что один из моих друзей является вашим прихожанином.
— В самом деле?
— По иронии судьбы, его зовут Бен Прист[292].
— О, Бен… Да, да, так и есть. Хотя я уже довольно давно его не видел.
— Он говорил мне, что играл в церковной баскетбольной лиге.
Отец Пол улыбнулся.
— Да, но это неформальная лига. Я основал ее примерно два года назад. Как вы, наверное, догадываетесь по моему росту, я и сам играл в баскетбол. Но Бен, хотя он и старше меня на несколько лет, исключительный игрок. Легкий форвард. Мы проводим матчи между командами церквей нашего региона. Ничего официального, но это отличные соревнования.
— Вы сказали, что давно его не видели?
— Верно. Более того, на прошлой неделе у нас была игра, но он не пришел. Я позвонил ему, однако он не ответил. Правда, Бен довольно часто уезжает… Я уверен, что он вернется. — Священник немного помолчал. — Так вы друзья с Беном?
— Да. И с его братом Эдом и его семьей.
Отец Пол наморщил лоб.
— Как странно… Бен никогда не упоминал брата.
— Эд Прист. Он живет в Мэриленде с женой и детьми.
— Хм-м-м… Ну, если подумать, Бен всегда неохотно говорит о себе. Он предпочитает слушать других.
— Да, он такой, — согласилась Пайн.
— Откуда вы его знаете?
— Через общих друзей. И знакомы мы не так давно. Я рассчитывала встретиться с ним во время этого визита. Однако он перестал отвечать на мои телефонные звонки.
— Вы заходили к нему домой? — спросил священник.
— Да. Но мне никто не открыл.
— А он знал, что вы приедете?
— Да. Мы даже строили планы, как будем проводить время.
Теперь отец Пол выглядел встревоженным.
— Надеюсь, с ним ничего не случилось.
— Я уверена, что с ним всё в порядке. Вы же знаете, он часто уезжает. — После небольшой паузы она добавила: — Вот только я не знаю куда.
Отец Пол уселся на скамейку рядом с ней.
— Вы сказали, что познакомились с Беном через его друзей. Насколько хорошо вы его знаете?
— Странно… Он производит впечатление человека, не склонного рассказывать о себе, как вы и говорили. А вы что о нем знаете?
— Вероятно, не больше, чем вы.
— Я даже не знаю, чем Бен зарабатывает на жизнь. Он как-то упоминал политику и правительство, ну, что-то в таком роде… Полагаю, многие люди здесь заняты подобными вещами.
— Да, вы правы. — Священник кивнул. — Вероятно, половина моих прихожан как-то связана по работе с федеральным правительством.
Пайн попыталась улыбнуться.
— Я знаю, это прозвучит глупо…
— Что?
— Мне всегда казалось, что Бен может быть… ну… шпионом.
Тут улыбка Пайн стала шире, словно она считала свое предположение смешным, хотя рассчитывала, что отец Пол проглотит наживку.
— По правде, я и сам так думал, — сказал он.
Этли сделала вид, что удивлена.
— Правда? И почему?
— Миллион незначительных причин, каждая из которых сама по себе ничего не значит. Но вместе они подвели меня к мысли, что он находится на нелегальном положении, если можно так выразиться.
— Мне очень хотелось бы его найти. Вы знаете кого-то из его друзей?
Отец Пол задумался.
— Ну, есть один человек, Саймон Рассел. Он также играет в нашей лиге. Так уж получилось, что его привел Бен. Мы сделали для него исключение, ведь он не принадлежит к нашему приходу. Насколько я понял, они вместе работали. Во всяком случае, раньше.
— И чем он зарабатывает на жизнь?
Отец Пол улыбнулся.
— Похоже, он такой же, как Бен. Ничего про себя не рассказывает. Однако у него великолепный трехочковый бросок.
— А как он выглядит?
Священник удивился.
— Вы говорите как полицейский.
— Нет, но мне хотелось бы его узнать, если мы случайно встретимся.
— Немного выше, чем я, и очень худой. У него почти не осталось волос. Небольшая бородка. Такого же возраста, как Бен… ну, может быть, чуть старше.
— Вы знаете, как с ним связаться?
— На самом деле да. Однажды я заходил к нему домой выпить с Беном и несколькими другими игроками. Мы заняли первое место в лиге в прошлом году, одержав победу в ответном матче, и Саймон под влиянием момента пригласил нас отпраздновать. Я подумал, что это очень мило с его стороны. Бен живет рядом, но он никогда нас к себе не приглашал.
— Он держится особняком, — заметила Этли.
— И это еще слабо сказано.
Отец Пол написал адрес на листке бумаги и отдал его Пайн.
— Если вы найдете Бена, — сказал он, когда провожал ее к выходу, — попросите его позвонить мне. Я хочу знать, что с ним всё в порядке.
— Я так и сделаю, — обещала Этли, оглядывая внутреннее убранство церкви. — У вас тут красиво.
— Так и есть. Но это лишь внешние атрибуты. Главная сила любой церкви, я надеюсь, прихожане. Иисус был бедняком. Вера являлась его истинным сокровищем. Вы католичка?
— Нет. Мои родители не водили нас в церковь. И, боюсь, теперь, когда я стала взрослой, у меня уже не появится такой привычки.
— Ну, это никогда не поздно.
Она печально посмотрела на него.
— Вы действительно так думаете?
Пайн остановила «Мустанг» у тротуара напротив дома, в котором жил Саймон Рассел, расположенного рядом с Капитолийским холмом. Как и Старый город Александрии, этот район был одним из самых дорогих и престижных. Пайн два года работала в округе Колумбия в Вашингтонском офисе ФБР. Единственное жилье, которое она могла себе позволить на оклад GS-13[293], — дешевая двухкомнатная квартира в полутора часах езды от центра.
Чем бы Рассел ни зарабатывал на жизнь, платили ему хорошо. «Интересно, — подумала Пайн, — как выглядит его жилище внутри — такой же у него спартанский вид, как у Приста?» Впрочем, возможно, сегодня она ничего не сумеет выяснить. Несмотря на то что в доме было много окон, ни в одном не горел свет; во всяком случае, Этли его не увидела.
Она выбралась из машины, перешла улицу, свернула налево, в следующем квартале направо, оказалась в переулке и решительно направилась дальше. Еще один поворот направо, и Пайн остановилась у задней части дома Рассела. Здесь также находился гараж на одну машину, похожий на старомодные конюшни, которые она видела в Англии.
Кирпичная стена с высокими деревянными воротами окружала заднюю часть дома Рассела. Пайн проверила ворота — заперты.
Она осмотрелась, схватилась за верхнюю часть стены и подтянулась, чтобы заглянуть на другую сторону. Это простое движение едва не заставило ее закричать от боли — каждая клеточка избитого тела отчаянно протестовала против дополнительных усилий.
Продолжая держаться за верх стены, Этли окинула взглядом небольшой садик — маленький фонтан с фигурой льва посередине, несколько стульев, столик из кованого железа и надежная деревянная дверь в заднюю часть дома. Успокаивающее, хорошо организованное пространство, не представлявшее для нее никакого интереса.
С этой стороны в доме также не горел свет.
Пайн спрыгнула на тротуар и вернулась обратно, решив попытаться войти в дом с главного входа. Она подошла к двери и постучала.
Никакой реакции.
Этли снова постучала, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не обращает на нее внимания. А также проверить, не появился ли ниндзя с зонтиком.
И постучала в третий раз.
К двери никто не подошел. Она заглянула внутрь через боковое окно. Слишком темно, чтобы что-то увидеть.
Ладно. Каков план Б?
Ей совсем не хотелось забираться еще в один дом. В прошлый раз удача ей едва не изменила. И она решила заняться самой скучной и утомительной полицейской работой, которая иногда приносила огромную пользу.
Наблюдением.
Пайн устроилась поудобнее на водительском сиденье так, чтобы постоянно видеть дом Рассела.
Вскоре после полуночи ее бдительность принесла плоды.
Со стороны Капитолия на улице появился высокий мужчина, одетый в короткий макинтош и фетровую шляпу; в руке кожаный портфель. Он поднялся по ступенькам к входной двери своего дома и достал из кармана ключи.
Мужчина уже вставлял ключ в замочную скважину, когда к нему подошла Этли.
— Мистер Рассел…
Он резко повернулся и посмотрел на нее.
— Кто вы такая? И что вам нужно?
Обычная паранойя или нечто большее?
Пайн достала значок.
— Я работаю в ФБР и пришла поговорить о вашем друге Бене Присте.
Его взгляд стал еще более подозрительным.
— Бен? Что с ним случилось? Почему им заинтересовалось ФБР?
— Мы можем войти и поговорить внутри?
После короткого колебания Рассел кивнул.
— Хорошо.
Он впустил ее в дом, отключил сигнализацию, закрыл и запер дверь. Сняв шляпу и макинтош, оставил их на вешалке в маленькой прихожей.
Этли заметила, что волосы у него действительно сильно поредели, а те немногие, что остались, продолжали расти, как хотели, — и Рассел им не препятствовал. Аккуратная бородка и усы, казалось, компенсировали недостаток волос на макушке. Он был довольно стройным, и Пайн решила, что у него пятнадцатый размер обуви, что вполне подходило для человека ростом в шесть футов и семь дюймов[294]. Дополняли портрет длинный тонкий нос и быстрые карие глаза. Над ними на компактном лбу выделялись брови, также не знавшие, что такое порядок.
Пайн осмотрелась по сторонам. Квартира Рассела производила куда более приятное впечатление, чем жилище Приста. Мебель явно была антикварной, далеко не новой и уютной. Справа от прихожей находилась комната с камином, отделанным известняковыми панелями с изображением церкви. На стенах висели картины, написанные маслом, и Этли решила, что это подлинники.
Ковру, на котором она стояла, было не менее ста лет. Кроме того, Пайн успела заметить дорогие обои на стенах коридора и оштукатуренные потолок и стены. Чуть раньше она обратила внимание на медные водосточные трубы снаружи и покрытую шифером крышу. Теперь так уже не строят. Разве что у тебя есть достаточно денег, чтобы заплатить за такой дом.
Рассел прервал ее размышления.
— Хотите что-нибудь выпить? Или вы на работе? — спросил он.
— А что будете пить вы?
— Джин с тоником. «Бомбей сапфир» — мой любимый выбор оружия.
— Я буду только тоник, благодарю.
Рассел провел ее по коридору к большой овальной резной деревянной двери — такие обычно бывают в церквях, — распахнул ее, и они вошли в просторную комнату, обставленную как библиотека или кабинет.
Вдоль трех стен шли шкафы, заполненные книгами. Посреди комнаты стоял огромный письменный стол, под которым лежал потускневший восточный ковер. Здесь также имелся камин, а еще удобный кожаный диван и стулья. И небольшой комод, на котором стояли бутылки и стаканы.
— Со льдом? — спросил Рассел, взяв два стакана. — Для вашего тоника?
— Да, спасибо.
Он открыл филенчатую дверь шкафа, за которой оказался морозильник, разрезал лайм, лежавший в вазочке на комоде, положил по ломтику в каждый стакан, затем налил джин с тоником себе и только тоник ей. Она наблюдала за ним.
Слегка встряхнув стаканы, Рассел протянул один Пайн, взял пульт управления и навел его на камин; раздался щелчок, свист загоревшегося газа, и в камине запылало голубое пламя. Хозяин дома сел на диван и указал на один из стульев.
— Приятная комната, — сказала Пайн, усаживаясь на стул и оглядываясь по сторонам.
— На самом деле я люблю здесь работать и провожу тут довольно много времени.
— И чем именно вы занимаетесь? — заинтересовалась Пайн.
Рассел сделал глоток. Выражение его лица — и до того не слишком приветливое — стало еще более холодным.
— Это вас не касается — вот первый ответ, который приходит мне в голову. Если у вас нет ордера. Но даже и тогда я не обязан отвечать. А теперь расскажите о Бене.
— Он исчез.
Рассел ничего не ответил, только слегка повернул голову и стал смотреть на синее пламя.
— Вас это не слишком удивило, — заметила Этли.
Он пожал плечами.
— Бен регулярно исчезает.
Пайн решила рискнуть, рассчитывая, что Рассел поведет себя более открыто.
— Неужели его регулярно похищают и увозят на вертолете? — поинтересовалась она.
Ее слова привлекли внимание Рассела.
— Это гипотетическое утверждение или вы говорите об известном факте?
— Он в беде. В большой беде. Давайте пока ограничимся этим.
— Я готов ограничиться этим, — заявил Рассел.
Пайн оглядела комнату.
— Если бы мне пришлось составлять ваш профиль на основании того, что я увидела у вас в доме, я написала бы, что вы из богатой семьи, много путешествовали, интересуетесь геополитикой, излишне бдительны и вас беспокоит будущее вашей страны.
— Я не стану делать наш разговор длиннее, спрашивая, как вы пришли к таким выводам.
Однако Пайн продолжала:
— Серебряный набор на столе — от «Тиффани». Монограмма показывает, что это, скорее всего, семейная реликвия. Могу спорить, что он старше, чем ваши бабушка и дедушка. Значит, вы получили его по наследству. О людях, у которых имеются такие вещи, обычно заботятся и в других отношениях. Остальные мои рассуждения основаны на книгах, многочисленных замках и системе безопасности, а также детальных картах Китая и Среднего Востока на стене.
— А беспокойство о нашей стране? — поинтересовался Рассел.
— На стене висит фотография в рамке с благодарностью предыдущего президента за службу.
Казалось, теперь Рассел посмотрел на нее совсем другими глазами. Он сделал еще глоток джина с тоником и кивнул.
— Хорошо. Не исключено, что ваш анализ верен. Что вы хотите от меня сейчас?
— У вас есть какое-то представление о том, над чем работает Бен и могло ли это привести его к неприятностям?
— Мы не работали вместе.
— Но я слышала совсем другое, — возразила Пайн.
— В таком случае ваш информатор ошибся.
— Вы никогда не обсуждали с ним рабочие вопросы?
— На то не было никаких причин.
— А он ничего не обсуждал с вами?
— Я думал, что уже ответил на ваш вопрос.
— Он живет в Александрии, а вы — здесь. Как ему удалось убедить вас играть в церковной лиге?
— Наверное, на какой-то скучной вечеринке у нас зашел разговор о церкви и баскетболе.
— Значит, вы не имеете никакого представления о другом парне?
— О каком еще другом парне? — резко спросил Рассел.
— И о защищенном паролем послании, оставленном Беном.
Теперь хозяин дома не спускал с Пайн глаз, позвякивая льдом в стакане.
— Что с вашим лицом? — спросил он после паузы.
— Налетела на дверь, — ответила Этли.
— Да, вы на что-то налетели… Может быть, на кулак.
— Издержки профессии.
— Могу я спросить, как вы оказались вовлечены в это дело? — осведомился Рассел.
— Это моя работа.
Рассел откашлялся.
— Вы работаете в Отделе национальной безопасности Бюро? Или в разведке? — Он немного помолчал. — Но, если мне будет позволено делать выводы, скажу, что вы не похожи на сотрудника Национальной безопасности или разведки.
— Значит, вы с ними знакомы. И вам известно о существовании таких отделов в Бюро. Из чего следует, что какой-то информацией вы обменивались. — Увидев, что он не намерен отвечать, Пайн добавила: — И к какой категории, по-вашему, я отношусь?
— К тем, кто не поддается контролю, — сразу ответил Рассел.
Этли показала на полки:
— У вас тут книги на русском, китайском, корейском и арабском языках. Вы говорите на всех?
— Как и многие другие в этом городе.
— Я пришла к вам, решив, что это будет кратчайший путь к решению моей задачи; я всегда стараюсь так поступать — конечно, если есть возможность.
— Сожалею, что разочаровал вас, — сказал Рассел.
— Значит, вы просто отдельно взятые игроки одной баскетбольной команды?
Рассел сделал большой глоток, прежде чем ответить на ее вопрос.
— Он хороший легкий нападающий. — Вытер рот тыльной стороной ладони. — Может сделать отличный пас после прохода и создать себе возможность для броска. Его бросок в прыжке со средней дистанции работает как часы. Тут ему следует отдать должное. Ну а я с моим ростом живу в трехсекундной зоне. Броски в прыжке с разворотом, крюки, броски от щита, борьба за подборы. Раньше я мог забивать сверху. Теперь мои колени отказываются делать такую работу.
Пайн поставила свой стакан и встала.
— Ну, спасибо за тоник.
Рассел посмотрел на нее.
— Вы действительно работаете на ФБР? — спросил он.
Она вырвала листок из блокнота и что-то написала на нем.
— Таким образом вы сможете связаться со мной, если ваше отношение к происходящему изменится.
Рассел, не глядя, взял листок и положил на стол, стоявший рядом с диваном.
— Вы заставили меня о многом задуматься, — сказал он, позвякивая льдом в своем стакане, и огонь из камина осветил его лицо, на котором появилось облегчение.
— Как жаль, что я не могу сказать вам того же… Можете меня не провожать.
Пайн не стала возвращаться к своей машине, понимая, что Рассел будет наблюдать за ней в окно. Вместо этого она свернула налево, быстро прошла по улице, на следующем углу повернула направо и заняла позицию у дерева, откуда могла наблюдать за его входной дверью.
Она ничего не получила от Рассела, если не считать очень странных флюидов.
Двадцать минут спустя появились шансы, что все может измениться.
Из дома вышел мужчина и зашагал в противоположном направлении.
Пайн быстро подошла к «Мустангу» и медленно поехала за ним.
Решение следовать за Расселом на машине оказалось правильным — он прошел всего два квартала, когда рядом с ним у тротуара остановился черный внедорожник, и через мгновение Рассел уже сидел внутри. Машина быстро покинула территорию вокруг Капитолийского холма и покатила по улицам города на север.
Пайн хорошо знала округ Колумбия, поскольку раньше работала здесь. Внедорожник повернул на запад, проехал через деловой район и снова направился на север, в самую богатую часть города.
Когда они въехали в Кливленд-парк, находившийся в северо-западной части Вашингтона, внедорожник сбросил скорость. Этли последовала его примеру. Даже в такой поздний час движение было напряженным, и это не могло не радовать, потому что позволяло ей слиться с потоком машин. Однако она знала законы слежки за подозреваемым и не сомневалась, что никто во внедорожнике не подозревал о наблюдении.
Когда машина с Расселом свернула к Международному центру, Пайн напряглась.
Она решила, что знает, куда они направляются.
Когда внедорожник притормозил, а потом остановился возле контрольно-пропускного пункта, ее подозрения подтвердились.
Хотя знаменитый архитектор Бэй Юймин и консультировал создателей этого сооружения, Пайн всегда считала, что больше всего оно похоже на крепость.
Но, с другой стороны, чего еще ждать от посольства Китайской Народной Республики?
Внедорожник въехал на территорию и скрылся из вида.
Пайн не могла последовать за ним, поэтому поехала дальше по улице, нашла место, где можно было развернуться, припарковалась, выключила габаритные огни и стала ждать.
Китайцы… Мог ли парень, который ее избил, быть китайцем?
И какое отношение Саймон Рассел и предположительно Бен Прист имеют к китайцам?
Этли не имела права входить на территорию посольства, даже если б действовала как агент ФБР. С тем же успехом здание могло находиться в Пекине. Оно стояло на китайской земле — во всяком случае, так утверждали международные протоколы.
А если в дело вовлечены китайцы, то как они связаны с двумя русскими, которых она вырубила в доме Приста?
Несмотря на поздний час, Пайн набрала номер Блюм и рассказала ей, что произошло.
— Как вы думаете, почему Рассел поехал в посольство?
— Это не может быть простым совпадением — ведь он отправился туда сразу после разговора со мной. Из чего следует, что Бен Прист хотя бы частично связан с китайцами.
— Что вы собираетесь делать дальше?
— Подожду, когда Рассел вернется, и прослежу за ним.
Этли дала отбой и пригнулась, когда фары проезжавшей мимо машины скользнули по «Мустангу».
Стрелки часов показывали два часа ночи, когда черный внедорожник выехал из посольства.
По номерам Пайн определила, что это тот же автомобиль, но, к сожалению, не видела, находится ли внутри Рассел.
Однако у нее не оставалось выбора, и она поехала за внедорожником.
Машин на улицах почти не было, и Этли решила рискнуть — обогнала черный автомобиль и заглянула внутрь. Однако тонированные стекла помешали ей понять, кто сидит внутри.
Она проехала мимо дома Рассела, припарковалась и стала ждать.
Через несколько минут хозяин уже подходил к своему дому — очевидно, внедорожник остановился в паре кварталов и остаток пути Рассел прошел пешком.
Пайн раздумывала, стоит ли ей снова подойти к нему, когда Рассела окружили четверо мужчин, как только он открыл замок. Они втолкнули его внутрь и захлопнули дверь.
На мгновение Пайн застыла. Затем начала действовать.
Она резко свернула направо, потом еще раз направо и въехала в переулок, где уже успела побывать. Остановившись рядом с задним двором Рассела, перелезла через стену и мягко приземлилась в траву с другой стороны. Пригнувшись к земле, пробежала к дому и заглянула в окно. Ничего не увидела, но услышала шум. Она понятия не имела, кто такие эти люди и чего они хотели от Рассела. Однако не сомневалась, что это не полицейские. Те, показав значки, арестовали бы его на крыльце дома. Они не стали бы заталкивать Рассела внутрь.
При обычных обстоятельствах она сразу позвонила бы в 911. Но только не сейчас.
Этли проверила замок на окне, вытащила нож и сдвинула в сторону задвижку. Окно бесшумно открылось, она влезла внутрь, сразу присела и обнаружила, что находится на кухне. Достала пистолет и вышла в коридор, воспользовавшись тем, что уже побывала в доме и знала расположение комнат.
Услышав голоса, замерла.
— Я не понимаю, чего вы от меня хотите.
Голос Рассела.
Этли достала одноразовый телефон, позвонила по 911, сообщила адрес и рассказала, что происходит в доме.
— Поспешите, — сказала она, заканчивая разговор и убирая телефон.
Потом вытащила «Беретту» из кобуры на щиколотке и двинулась по коридору с пистолетом в каждой руке. Что бы ни произошло дальше, она чувствовала, что едва ли все закончится хорошо для кого-то из участников происходящего.
Однако Пайн не умела отступать.
Через пару секунд она оказалось на перекрестке — справа гостиная, напротив кабинет Рассела.
В доме было темно, никто не стал включать лампы. Впрочем, Этли и не ждала, что вторгшиеся в дом люди станут совершать преступление при ярком свете.
Она осторожно выглянула из-за угла, чтобы понять, что происходит.
Падавший из окна свет позволил ей увидеть четверых мужчин, стоявших полукругом возле Рассела, сидевшего на стуле.
— Я не знаю, о чем вы говорите, — сказал тот. — Я не знаком ни с кем из китайского посольства.
— Забавно, вы ведь только что там побывали, — сказал один из мужчин.
— Вы приняли меня за кого-то другого.
— Что рассказал вам Бен Прист?
Рассел медленно выпрямился.
— Что я получу, выдав эту информацию?
— Что вы хотите? — спросил тот же мужчина.
— Свободный выезд, — ответил Рассел.
— Не думаю, что это возможно. Вы слишком глубоко завязли.
Послышались сирены, что заставило всех повернуться к окну.
— Дерьмо, — выругался один из мужчин.
— Ты думаешь? — отозвался другой.
— Разберись с ними, — сказал первый мужчина. — Возьми с собой парней. Ты знаешь, что делать.
Трое мужчин направились к двери, и Пайн увидела, как они что-то вынимают из карманов.
В комнате остались только Рассел и первый мужчина.
У Этли появилась возможность рассмотреть последнего более внимательно. Немногим за пятьдесят, волосы цвета соли с перцем, длинные баки. В костюме и галстуке. Морщинистое лицо, нос сломан как минимум однажды. Он выглядел крепким, и это впечатление почти наверняка было верным.
Пайн метнулась к одному из окон и увидела, как возле дома остановилась патрульная машина. Из нее вышли два офицера. Их встретили трое мужчин.
— Дерьмо, — выдохнула Этли.
Они держали значки и удостоверения личности, как она сама тысячи раз.
Похоже, это какие-то федеральные агенты.
Полицейские проверили документы и заговорили с мужчинами.
Пайн вернулась на прежний наблюдательный пост и снова стала следить за разговором Рассела с агентом.
— Вы не можете так поступить, — сказал хозяин дома. — Это противозаконно.
— Ничто не противоречит закону, если ты сам его представляешь.
— Я требую адвоката. Немедленно.
— Мы не можем арестовать вас, Рассел. Мы делаем свою работу иначе. Поэтому не рассчитывайте, что мы зачитаем вам права. Этого вы от нас не дождетесь.
— Вы не можете меня заставить, — заявил Рассел.
— А вот здесь ваш поезд сошел с рельсов. Вопросы национальной безопасности бьют любые козыри.
— Проклятье, даже конституционные права?
— Конституция защищает всех американцев. И если потребуется принести в жертву нескольких, так тому и быть, — продолжал мужчина. — Для меня это предельно простая арифметика.
— Я хочу, чтобы вы покинули мой дом.
— О, не беспокойтесь, мы уйдем. Вместе с вами.
— Я никуда не пойду, — заявил Рассел.
— И вновь вы ошибаетесь. Как только мои люди закончат разговаривать с местной деревенщиной, мы с вами отправимся в путешествие. Нас уже ждет самолет.
— И куда он полетит?
— Это секретная информация, — ответил мужчина.
— Чепуха.
— Ладно, я дам вам подсказку. Мы вывезем вас из этой страны туда, где местные власти не станут препятствовать откровенному разговору с вами. — Он немного помолчал и добавил: — С применением любых методов.
— Вы собираетесь меня пытать? Бросьте. Вы больше не можете так поступать.
— Забавно. Я не получал подобных указаний.
— Вы всё потеряете, если так поступите, — заявил Рассел.
— Думаете, вы единственный, кого нам пришлось убеждать в последнее время? И я до сих пор в полном порядке.
Рассел побледнел.
— Послушайте, это смешно. Я американский гражданин.
— Как и я. И куда нас это привело? Вам известны вещи, которые могут навредить другим американцам. И если нам нужно что-то сделать, чтобы предотвратить утечку информации, мы это сделаем.
— Безумие какое-то… Я выйду из дома и поговорю с полицейскими.
Мужчина вытащил пистолет и направил его Расселу в голову:
— Нет, не выйдете.
— Вы намерены застрелить меня? Здесь?
Мужчина постучал пальцем по дулу пистолета.
— Глушитель. Они нас не услышат. Ваш выбор. Меня устроит любой вариант.
— Послушайте, вы не должны вставать на этот путь, — сказал Рассел.
— Боюсь, что должен.
Неожиданно мужчина упал на пол.
Рассел в изумлении уставился на него, а когда поднял глаза, увидел Пайн, державшую пистолет дулом вниз. Она ударила мужчину по голове рукоятью.
Этли поманила Рассела за собой:
— А теперь шевели ногами. Быстро.
— Спасибо.
Пайн посмотрела на пассажирское сиденье «Мустанга».
Они уже уехали из района, где жил Рассел. Пайн свернула к тротуару, остановилась и выключила двигатель.
Рассел все еще выглядел бледным и потрясенным, но постепенно приходил в себя.
— Я спасла вас не просто так, — резко бросила Пайн. — Теперь вам придется рассказать мне всё.
— Послушайте, я не имею права, понимаете? Я не мог рассказать им и не расскажу вам.
— Эти парни собирались вас убить. Или пытать до тех пор, пока вы все им не расскажете.
— Может быть, — не стал возражать он.
— Тут нет никаких «может быть». Кто они такие?
— Я не знаю.
— Чепуха. Они федералы, но тот, кто вас допрашивал, сказал, что они не могут арестовать вас на территории США. Тем самым список заметно сужается. И вы это знаете.
Рассел упрямо покачал головой.
— Тот тип блефовал.
— Вы уверены?
— Да, совершенно. Это Америка, а не Москва.
— Забавно, что вы так сказали; ведь двое русских, забравшихся в дом Бена Приста, пытались меня убить.
Рассел бросил на нее быстрый взгляд, втянул в себя воздух и покачал головой.
— Послушайте, никто не собирается выкидывать меня из окна или впрыскивать нервно-паралитический газ.
Этли включила двигатель.
— Отлично, тогда я верну вас тем ребятишкам. Никаких проблем. Надеюсь, вам понравится там, куда они вас отвезут. И то, что впрыснут.
Рассел положил руку на руль.
— Нет, подождите… пожалуйста, не поступайте так.
— Я нуждаюсь в услуге за услугу — прямо сейчас.
— Что вы хотите?
— Вы побывали в китайском посольстве. И не лгите мне — я следовала за вами до самого конца, как и та четверка, что потом вас схватила. Зачем вы туда ездили?
Рассел посмотрел из окна в темноту. Он выглядел как загнанный в угол зверь, отчаянно и тщетно ищущий путь к спасению.
— Поехать к ним меня заставил ваш визит.
— Объясните, — потребовала Пайн.
— Бен Прист.
— Какое отношение он имеет к китайцам? И к русским?
— Я говорю о геополитике, а там не бывает прямых путей. Вы хорошо играете в шахматы?
— А вы проверьте.
— Союзники иногда становятся врагами. И наоборот. Статус может быть временным или постоянным. Или ситуационным. Связанным с конкретной сделкой. Одноразовым. Проклятье, на самом деле бывает все, что угодно.
— Бен говорил что-то похожее, — заметила Пайн.
— Ему ли не знать…
— Значит, вы с ним действительно работали вместе?
— Мне известно, чем он занимается. Давайте остановимся на этом.
— Я не в том настроении, чтобы останавливаться на полпути. В чем состояла работа Приста?
— У него превосходные связи. Он способен проводить операции, которые нельзя организовать по обычным каналам. Это все, что я могу вам сказать.
— Вернемся к шахматам, — предложила Этли. — Каким будет первый ход? И как нам добраться до Бена?
— Я ничего не знаю точно. Всё только в теории.
— Как вы связаны с Китаем?
— Я выполнял для них кое-какую работу, — ответил Рассел.
— Шпионили против нашей страны?
Он нахмурился.
— Не говорите глупости. У них имеются вполне законные интересы, и я сообщаю о них в нужных местах. Но вот что я вам скажу: китайцы полагают, что могут произойти какие-то значительные события. Они пока не уверены, какие именно, но у них возникли серьезные подозрения и, разумеется, опасения. Как и у меня.
— Я готова выслушать ваши теории.
— Сейчас мир находится в сложном положении. Существуют горячие точки. Средний Восток, в особенности Иран. Россия. Северная Корея. Однако никогда ситуация не обострялась там одновременно. Некоторые люди в данных случаях искали и находили быстрый и легкий выход.
— В историю вовлечен азиат. Он может быть северным корейцем или китайцем. Он едва не убил меня.
— Это интересно, — Рассел кивнул. — Я уверен, вам известно, что наша страна ведет мирные переговоры с Северной Кореей, направленные на то, чтобы те отказались от ядерного оружия?
— Да, я знаю. И китайцев очень интересует, чем все закончится.
— Переговоры проходят не слишком удачно. Более того, в любой момент они могут прекратиться.
— И по какой же причине Северная Корея откажется от дальнейших переговоров? — спросила Пайн.
— Например, смена правительства.
Она удивленно посмотрела на Рассела.
— Где? В Северной Корее?
— А как насчет того, чтобы прямо здесь?
Глаза Этли широко раскрылись.
— Это безумие.
— Со временем я научился лишь одному: никогда не говори «никогда».
— Но как кто-то может осуществить нечто подобное у нас?
Рассел покачал головой.
— Как я назвал вас при первой встрече?
— Неконтролируемой. Подождите, вы хотите сказать, что люди, находящиеся внутри нашего правительства, планируют его свергнуть?
— Да, такой вариант возможен.
Пайн откинулась на спинку сиденья.
— И вы хотите сказать, что они объединятся для этого с Северной Кореей? Чистое безумие!
Рассел вытащил пачку сигарет и коробок спичек.
— Вы не против, если я закурю? Я уже давно не переживал такой стресс.
— Опустите стекло и выдыхайте дым наружу. Как вы можете играть в баскетбол и курить?
— Обычно я выкуриваю одну сигарету в месяц. Если это меня убьет, так тому и быть.
Он опустил стекло, раскурил «Мальборо», сделал затяжку и выдохнул дым в открытое окно.
— Ну, раз уж вы со мной откровенны, — сказала Пайн, — могу сообщить вам, что Бен поменялся местами с человеком, который спустился на муле на дно Гранд-Кэйньон, а потом исчез.
— С каким человеком?
Этли показала ему рисунок в телефоне.
— Вы его знаете?
Рассел внимательно изучил рисунок и покачал головой.
— Если б я начал строить предположения, то сказал бы, что он знал о происходящем и решил помочь Бену.
— И что он мог?
— Мог захотеть донести информацию до нужного места, но не знал, как это лучше сделать… Вы упомянули вертолеты и то, что Бена похитили. Откуда вы знаете?
— Потому что я там находилась. И они использовали армейский вертолет.
— Дерьмо… Значит, задействованы высшие эшелоны власти, — с тревогой сказал Рассел.
— Насколько высокие? — спросила Пайн.
— Быть может, даже более высокие, чем мы думаем. Если они забрали Бена, не исключено, что решили обрубить концы. Или изолировать всех, как поступают с носителями вируса Эбола. Вот почему они пришли за мной.
— Однако они оставили меня в живых, — напомнила ему Пайн.
Рассел внимательно посмотрел на нее.
— Значит, вам очень повезло.
— Вы действительно думаете, что в нашем правительстве готовится переворот?
Казалось, его позабавила недоверчивость Пайн.
— Разве вы сами не сказали только что, что Бена увезли на армейском вертолете? Я знаю, что ФБР изображает из себя патриотов, но у вашего агентства серьезные проблемы, разве не так? Все вы коррумпированы, так говорят.
— Но свержение правительства…
— Люди сыты по горло округом Колумбия. Они видят в нем лишь сдерживающий фактор. А потом узнаю́т, что диктаторские правительства надирают определенные задницы по всему миру, — и начинают хотеть того же.
— Но мы не такие, — возразила Пайн.
— То, каковы мы, устанавливают могущественные люди, которые сообщают нам, кто мы есть. Мы — плутократия и являемся таковой уже достаточно давно. А следующий логичный шаг после плутократии — олигархия. Я не занимаюсь демагогией, лишь констатирую факты. Я видел, как это происходит во множестве мест.
— Есть ли что-то, о чем вы можете говорить и что позволит мне найти Бена Приста?
Рассел сделал долгую затяжку и выдохнул дым в окно.
— Вы когда-нибудь слышали про ОЗБ?
— Нет, а мне следовало? — спросила Пайн.
— Это аббревиатура. Означает «Общество за Бога».
— Звучит низкосортно.
— В реальности это группа очень серьезных людей. Они оказывают огромное влияние на решение многих мировых вопросов. Среди них есть тяжеловесы во всех областях профессиональной деятельности со всего мира. Нечто вроде «мозгового центра».
— Сейчас мозговые центры повсюду, — заметила Пайн.
— Но этот политически ориентирован. Он создан более восьмидесяти лет назад. Его члены активно участвуют в ТРД[295]. Публикуют документы, устраивают презентации, работают с правительствами и компаниями по всему миру. Пытаются делать что-то хорошее, как следует из названия.
— И какое отношение они имеют к моему расследованию? — спросила Пайн.
— Бен Прист являлся членом «Общества».
Этли некоторое время молчала, осмысливая слова Рассела.
— Хорошо. Вы думаете, что его план с исчезнувшим парнем согласован с «Обществом»?
— Я не знаю. — Он пожал плечами. — Но могу утверждать, что ОЗБ имело отношение к нескольким случаям, когда его члены начинали говорить о серьезных недостатках, правительственных злодеяниях в некоторых развивающихся странах, ну и тому подобное.
— Но не с коррупцией в нашей стране?
— Коррупция есть коррупция, не так ли? И, насколько мне известно, члены «Общества» не стали бы уклоняться от выполнения своего долга.
— Как мне их найти?
— Им принадлежит здание в округе Колумбия на Эйч-стрит.
Пайн снова откинулась на спинку сиденья и положила руки на руль.
— Вы можете отвести меня туда? Вы — человек плаща и шпаги. А я — следователь, для которого интересы страны всегда стояли на первом месте.
— Я не знаю. Мне нужно подумать.
— Мы не можем терять время.
Рассел повернулся и снова выдохнул дым в открытое окно.
Через мгновение его отбросило на Пайн, когда нога ударила его по голове через открытое окно.
Рассел сильно ударился о руль, его швырнуло обратно, и он сполз вперед — его удержал лишь ремень безопасности.
Этли посмотрела направо и увидела азиата, но на этот раз у него в руках не было зонтика. Он уже тянулся к дверной ручке.
Пайн выжала сцепление и с силой надавила на педаль газа.
«Мустанг» рванулся вперед, точно снаряд.
Следующий перекресток автомобиль промчался со скоростью семьдесят миль в час.
— Проклятье, — сказала она.
На втором перекрестке развернулась на сто восемьдесят градусов и поехала обратно, одновременно вытащив что-то из кармана.
Вскоре увидела азиата.
Он быстро шел по тротуару.
Этли сбросила скорость, он замедлил шаг.
Она опустила стекло и подняла руку.
Азиат приготовился к нападению. И посмотрел на Пайн.
Она сфотографировала его на телефон, после чего достала пистолет.
Сейчас я прикончу сукина сына.
Однако он в одно мгновение исчез.
Пайн снова нажала на газ.
Пять минут спустя, после множества поворотов она заехала на стоянку возле «Старбакса». Остановив машину, посмотрела на Рассела. У него не было пульса. Глаза остекленели. Он умер. Этли ощупала его затылок. Его позвонки напоминали кусочки головоломки, выпавшие на пол из коробки.
Один удар в голову, проведенный в небольшое открытое окно, привел к тому, что спина сильного мужчины была сломана.
Несколько минут Пайн размышляла. Когда она приняла решение, оно ей не понравилось, но у нее не было другого выхода. Во всяком случае, так она сможет остаться агентом ФБР и избежать тюрьмы.
Пайн выехала со стоянки.
Теперь ей предстояло сделать то, о чем она раньше не могла и подумать.
Я должна избавиться от тела.
Этли Пайн обладала невероятной силой.
Но труп, как и следовало ожидать, был мертвым весом, и перемещать его оказалось совсем непростым делом.
Она открыла пассажирскую дверцу «Мустанга», присела, взяла тело Саймона Рассела под мышки и вытащила его из машины. Затем поставила так, чтобы спина Рассела опиралась на автомобиль, и прижала его бедром ноги к «Мустангу», одновременно придерживая торс предплечьем.
Ладно, это будет похоже на обычное силовое упражнение.
Досчитав до трех, она отпустила тело. Когда труп начал падать вперед, подхватила его, забросила на плечо и встала. Тело высокого худого мужчины оказалось в воздухе, сложившись пополам на ее широком плече.
Пайн медленно двинулась вперед.
Она тщательно продумала свой план. Нет ничего «обычного» в том, что агент ФБР несет на плече труп. Она нарушила все известные протоколы о месте преступления, а также несколько законов.
Пока Этли сидела в «Мустанге», обдумывая ситуацию и план дальнейших действий, ее мучили сомнения и чувство вины и раздирал на части внутренний конфликт, как никогда прежде. В результате Пайн решила, что ей остается только одно: двигаться дальше. Если она попытается привлечь Бюро, имея мертвое тело на руках, то снова увидит свет дня лишь после того, как достигнет возраста Блюм.
Проще всего было бросить тело Рассела в лесу, но она не могла так поступить. Его разорвут на части дикие звери, что будет не только неуважением к нему, но и помешает судебной экспертизе. Этли Пайн, следователь-криминалист, не могла этого допустить.
Она удачно выбрала место, далеко в сельской части штата Вирджиния. Здесь не было людей и камер наблюдения. Одна дорога туда и обратно. Ей пришлось довольно долго ездить, пока она не оказалась здесь. Пайн знала эту местность: несколько лет назад, когда она работала в вашингтонском отделении Бюро, ей довелось вести расследование совершенного тут преступления. Типичная территория для действий серийного убийцы. Далеко от любого жилья, вокруг полно земли, где можно похоронить жертву, полиции нет, пустые дороги, никаких свидетелей. Всё как обычно в подобных делах.
Старый дом выглядел так, словно его построили в шестидесятые. Проволочный забор завалился, бетонное крыльцо потрескалось, краска на стенах облупилась, двор зарос сорняками.
Но у дома имелись двери и окна и никаких соседей. Пайн понятия не имела, кто раньше владел им и почему его тут построили.
Здесь пахло гниением и плесенью — время ничего не пощадило.
Этли распахнула дверь ударом ноги, внесла Рассела внутрь и положила на дощатый пол. Потом достала из кармана написанную ранее записку и засунула ее в карман его рубашки, чтобы полиция нашла ее и использовала. В ней рассказывалось, что произошло с Расселом.
Затем Этли склонилась над мертвецом.
— Мне очень жаль, Саймон. Я… я не хотела, чтобы все так закончилось. Но я доберусь до парня, который отнял у тебя жизнь. Чего бы мне это ни стоило.
Она вышла из дома, вернулась в машину и медленно покатила прочь с погашенными габаритными огнями. Выехав на шоссе, включила фары и прибавила скорость.
Через двадцать минут Пайн взяла одноразовый телефон, позвонила по 911 и сообщила место и то, что они там найдут.
Она вернулась к дому в Болстоне, когда уже начинался рассвет. Блюм в пижаме спала на диване. После коротких колебаний Пайн осторожно тронула ее за плечо.
Секретарша заморгала и села, а Этли направилась на кухню, открыла холодильник и достала пиво.
— Где вы были? — сонно спросила Блюм.
— Извините, мне не следовало вас будить.
— Всё в порядке. Я ждала вас, но задремала… Что произошло?
Пайн откупорила пиво и села на стул напротив.
— Я не уверена, что мне следует вам рассказывать.
— Почему нет?
— Тогда вы станете соучастницей.
— Боюсь, этот корабль давно отплыл, моя дорогая. И, если вам станет легче, я стала вашей соучастницей очень охотно.
Этли сделала глоток пива и поморщилась — ее рот все еще болел после удара азиата.
— Это длинная история.
— Я никуда не тороплюсь, — заверила ее Блюм.
Пайн последовательно рассказала ей о том, что произошло.
— Вам повезло, что азиат не убил вас прошлой ночью, — сказала секретарша, когда Пайн описала смерть Рассела от удара ногой.
— Прямо сейчас я не чувствую себя удачливой, но понимаю, что вы имеете в виду. Однако мне удалось сделать снимок. — И она показала Блюм фотографию азиата.
Внимательно ее рассмотрев, та заявила:
— Он выглядит совершенно безобидным.
— Отличное прикрытие, потому что он смертельно опасен. — Пайн сделала несколько глотков пива. — Очевидно, нужно проверить группы особого назначения.
— Не хочу выглядеть как слишком заботливая мать, но не кажется ли вам, что сейчас самое время немного поспать? Если вы не восстановите силы, то не сможете двигаться дальше.
Этли медленно поднялась на ноги.
— Мне не следовало вовлекать во все это вас, Кэрол, — грустно сказала она. — Я не имела права просить вас помогать мне. Я даже не могу сосчитать, сколько законов нарушила. Моя карьера в ФБР отправилась псу под хвост, и уже не важно, как все закончится. Проклятье, скорее всего, я попаду в тюрьму…
— Ну, это лишь один из способов взглянуть на проблему, — ответила Блюм.
Пайн удивленно посмотрела на нее.
— А другой?
— Вам удастся раскрыть дело, и вам вручат большую медаль. И приличное место, которое вы сможете занять.
Этли мрачно улыбнулась в ответ.
— Так говорит Дж. Эдгар Гувер?
— Нет, специальный агент Пайн, это в чистом виде Кэрол Блюм.
Когда сон легко приходил к ней?
И было ли такое вообще?
Пайн повернулась и посмотрела на часы на телефоне.
Девять утра.
Она слышала, как люди ходят по коридорам своих квартир. Гудение лифтов. Шорох шин проезжавших мимо машин.
Самые обычные звуки. Они не должны были прервать ее сон. Этли плотно закрыла шторы, и солнечный свет не попадал в спальню.
Она невероятно устала.
Однако проснулась.
Пайн встала, босиком подошла к комоду и взяла книжечку с кредитками. Там, за другими документами, лежала самая ценная ее вещь, которая значила для нее даже больше, чем значок ФБР.
Она достала старую фотографию и положила ее на ладонь. Снимок был маленьким, как и все остальные предметы в книжечке.
Моментальный снимок, сделанный на «Полароиде», столь популярном в те времена, где они запечатлены вместе с Мерси. Этли не помнила ни одной другой такой фотографии. Это было за три дня до исчезновения сестры.
Почему-то тот момент навсегда остался в ее памяти.
Они вместе с матерью и сестрой пошли в торговый центр, находившийся рядом с домом, где они жили. Мать купила им мороженое, и они уселись на шершавую скамью, пока она курила и болтала с двумя подругами.
Потом одна из подруг вытащила камеру, чтобы сфотографировать висевшее в витрине платье, которое ей понравилось. Она не могла позволить себе такую дорогую покупку, но Этли слышала, как женщина сказала, что можно купить похожую ткань и сшить такое же. Потом мать попросила у нее камеру, чтобы снять своих девочек вместе. В их семье не было фотоаппарата, вот почему Пайн не помнила о других снимках с сестрой.
Несмотря на то что мать часто находилась под воздействием наркотиков, иногда у них бывали и хорошие моменты. Этли не сомневалась, что она любила обеих дочерей, но по-своему, невнятно и неправильно. Обычно она просто не знала, что с ними делать. Она родила девочек в девятнадцать, и едва ли ее можно было считать взрослой.
Мать сделала фотографию, и та тут же автоматически выползла из камеры. Подруга матери показала, как держать снимок за края, пока изображение медленно и чудесно проявляется на бумаге. Позже мать купила дешевую деревянную рамку и повесила снимок в комнате девочек. Почти сразу после этого в их спальню проник незваный гость и унес Мерси. А Этли стала безмолвным свидетелем страшного преступления…
Пайн пальцем провела по волосам сестры на фотографии; такого же цвета и фактуры, как и у нее. Существовал лишь один способ различить их: волосы Мерси немного вились, а у Этли были совершенно прямыми.
Возможно, в этом содержался какой-то смысл.
Пайн часто спрашивала себя, какой стала бы Мерси, повзрослев. Она не сомневалась, что девочка с большим и добрым сердцем, выросши, заботилась бы обо всех, сопереживая любому горю. И выбрала бы такую профессию, чтобы помогать людям, которые в этом нуждались.
Да, именно таким стало бы призвание Мерси.
Этли была легкомысленной и проказливой девчонкой.
Мерси — настоящим ангелом.
Но ангел исчез.
А проказница стала полицейским.
Жизнь любит забавные повороты.
Пайн отодвинула штору, распахнула дверь и вышла на балкон, выходивший в маленький зеленый сад, большую редкость в таком густонаселенном районе. Воздух был свежим, небо — безоблачным, солнце давно взошло, но она еще не чувствовала его тепло, потому что смотрела на запад.
Складывалось впечатление, что день в столичном регионе будет приятным.
А она прошлой ночью избавилась от тела.
С этими мыслями Этли вернулась в спальню, чтобы проверить новости на телефоне.
Ничего.
Она включила телевизор и прошлась по местным новостным каналам.
Саймон Рассел был прав. Переговоры с Северной Кореей только что закончились провалом, о чем и доложил ведущий с мрачным выражением лица. «Быть может, Рассел узнал об этом от китайцев», — подумала Пайн. Затем пошло сообщение о пожаре в местной школе, затем — о стрельбе и наконец об учителе, который занимался сексом с учеником. Но никто не рассказал о том, что в заброшенном доме найдено тело, о чем полиции сообщил неизвестный, или об описании убийцы, оставленном рядом с телом. Очевидно, это событие посчитали недостаточно важным, чтобы включить в сводку новостей. Или полиция решила придержать информацию по каким-то своим причинам. Или им просто приказали люди, похитившие братьев Прист.
Она отложила фотографию в сторону и крепко проспала еще несколько часов, потом двадцать минут стояла под душем, позволив горячей воде обжечь спину в безуспешной попытке забыть вчерашнюю ночь. Надела чистую одежду, а та, от которой пахло насильственной смертью Саймона Рассела, отправилась в стиральную машину, куда Пайн положила двойную порцию порошка.
— Я приготовила ланч и заварила свежий кофе, если вас это интересует, — сказала появившаяся из кухни Блюм, которая держала в руке чашку.
— Замечательно, спасибо. Мой рот чувствует себя намного лучше.
— Как и ваше лицо, которое выглядит вполне прилично. Целительное действие льда, «Адвила» и отдыха.
Они поели сэндвичи, сидя в обеденной зоне на кухне и запивая их кофе. Окно выходило на улицу, где в это время суток кипела жизнь.
— Полагаю, на этой улице сейчас больше народа, чем живет в Шеттерд-Рок, — заметила Блюм, бросившая взгляд в окно.
— Так и есть, — ответила Пайн, проглатывая последний кусочек сэндвича и принимаясь за картофельные дольки, лежавшие на ее тарелке.
— Я успела забыть, как много людей живет на Восточном побережье.
— Одна из причин, по которой я отсюда уехала. Слишком много народу.
— И, может быть, слишком много бюрократов, пытавшихся объяснить вам, как следует работать?
— Да, и это тоже.
Этли убрала со стола, сполоснула тарелки и положила их в посудомоечную машину. Когда она вернулась в комнату, Блюм открыла лэптоп.
— Пока вы спали, я нашла организацию «Общество за Бога». Выглядит довольно любопытно. Можно считать, что у них нет сайта, но я послушала кое-какие из их выступлений и должна признать, что они произвели на меня впечатление.
— А список членов существует в природе? — спросила Пайн.
— Мне его найти не удалось. Но у них есть офис на Эйч-стрит.
— Рассел так и говорил.
— Вы собираетесь туда пойти?
— Да.
— Я хотела бы составить вам компанию.
Этли колебалась.
— Если только вы не опасаетесь, что на нас может напасть отряд ниндзя. Но даже и в этом случае я все равно пойду, но тогда мне придется прихватить пистолет. Ваше слово?
Пайн разинула рот.
— У вас есть пистолет?
В ответ Блюм достала из сумочки небольшое, но эффективное оружие.
Этли бросила на него взгляд.
— «Кольт Мустанг».
— Верно. Снаряжен патронами «девять-семнадцать» калибра девять миллиметров.
— Совсем неплохо, как резервное оружие; но его убойная сила не впечатляет.
— Зато он компактный, легкий и дьявольски точный на близком расстоянии.
— Вот уж не ожидала, что вы разбираетесь в пистолетах.
— Я из Аризоны. Оружие заложено в нашем ДНК. По слухам, я родилась с копной волос, а в моем очаровательном кулачке был зажат инкрустированный самоцветами никелированный «Дерринджер».
— Но в обойме у вашего «Кольта» только шесть патронов.
— Если мне потребуется больше шести выстрелов, чтобы справиться, значит, я ошиблась с выбором работы, — с улыбкой сказала Блюм.
Пайн оставалось лишь улыбнуться в ответ, и они вместе вышли из квартиры.
Они взяли «Киа». «Мустанг» уже видели несколько раз, и Пайн беспокоило, что он привлекает излишнее внимание. Если б она не использовала свой внедорожник для отвлекающего маневра, то предпочла бы поехать именно на нем. Задним умом все крепки, а решения, которые принимаются в режиме реального времени, никогда не оказываются идеальными.
Они нашли нужный им дом, построенный в древнегреческом стиле с украшенными изящными резными капителями ионическими колоннами, стоявшими по обе стороны от входа. Но он был весьма неудачно втиснут между двумя восьмиэтажными офисными зданиями из стекла и стали. Пайн припарковалась в ближайшем подземном гараже, и они вышли на улицу.
Мужчины и женщины в деловых костюмах с рюкзаками и портфелями сновали взад и вперед, без конца проверяли свои телефоны и решали деловые вопросы в тени правительственных зданий.
— Весьма энергичный город, — заметила Блюм.
— Можно и так сказать, — ответила Пайн. — А можно иначе: столица лжи и болтовни.
Они направились к штабу «Общества за Бога». Высокие двойные двери из массивного дуба выглядели достаточно прочными, чтобы выдержать прямое попадание из гранатомета.
На стене они увидели звонок и переговорное устройство, а рядом с ними — медную табличку, предлагавшую позвонить.
Так Пайн и сделала.
Им тут же ответили.
— Чем я могу вам помочь?
— Мы из ФБР. Хотим поговорить с кем-нибудь о Бенджамине Присте.
— Вы можете показать свои документы нашей камере?
Пайн заметила, что линзы направлены прямо на них.
Дерьмо.
Она показала значок, но не стала доставать удостоверение личности.
— Благодарю вас. Один момент.
Вскоре они услышали звук приближающихся шагов. Дверь распахнулась. На пороге стоял крупный мужчина с козлиной бородкой, в сером костюме с синим галстуком.
— Следуйте, пожалуйста, за мной.
Пайн и Блюм молча зашагали за ним, разглядывая просторные комнаты из коридора, по которому шли. Удобная мебель, элегантные картины, многочисленные скульптуры. Вдоль стен защитные рейки, декоративные панели, пилястры, колонны, медальоны, балюстрады, фризы и фрески, способные удовлетворить самый полный список желаний любого фаната архитектуры.
Их привели в большой офис, вдоль стен которого стояли многочисленные стеллажи с книгами. Казалось, от каждой поверхности поднимается сладковатый аромат трубочного табака.
Мужчина с бородкой ушел, прикрыв за собой дверь и не сказав больше ни единого слова.
Пайн огляделась по сторонам.
— Почему у меня такое ощущение, будто я очутилась в шпионском романе шестидесятых годов? — спросила она. — Где ты, Джордж Смайли[296], когда ты мне так нужен?
Блюм обратила внимание на стопку книг, лежавших на приставном столе.
— Это арабский язык? — спросила она.
Пайн посмотрела через ее плечо.
— Да, — сказала она. — Саймон Рассел также читал на арабском языке.
— В самом деле?
Пайн и Блюм вздрогнули и посмотрели на кресло с высокой спинкой, которое стояло к ним спиной.
Сейчас оно повернулось к ним, и они увидели, что на нем сидит маленький мужчина с густыми седыми волосами. Он был одет в костюм-тройку, из нагрудного кармана торчал кончик платка.
Когда мужчина поднялся на ноги, оказалось, что его рост не превышает пяти футов[297].
— Пожалуйста, присаживайтесь, — сказал он, указывая на два стула, стоявших перед массивным письменным столом, заваленным открытыми книгами. Уселся за него, переплел пальцы и принялся изучать обеих женщин.
— Мы не знали, что в комнате кто-то есть, — сказала Пайн.
— Очевидно, — не стал спорить мужчина. — Кстати, меня зовут Оскар Фабрикант.
— Благодарю вас за то, что вы согласились нас принять.
— О, пожалуйста, называйте меня Оскар. Вы обе агенты ФБР?
Этли показала значок.
— Я — агент. А это моя помощница.
Она очень рассчитывала, что сможет довести дело до конца, так и не назвав их имен.
Фабрикант кивнул.
— А теперь перейдем к делу. Вы только что упомянули Саймона Рассела.
— Да. — Пайн была недовольна собой за то, что не дала себе труда более тщательно осмотреть комнату. Теперь мужчина знал, что существует связь между ней и мертвецом.
— А откуда вы знаете Саймона?
— Я его не знаю.
— Однако вам известны его предпочтения в чтении?
— Бен Прист рассказал мне о нем, — солгала Пайн.
— Понятно. И вы пришли сюда по причинам, связанным с Беном?
— Да. — Она оглядела офис. — Вы управляете «Обществом»?
— Я не уверен, что кто-то «управляет» этим местом. У нас все более демократично, кто-то даже скажет «хаотично», и нет никакой иерархии. — Оскар улыбнулся.
— Тем не менее нас привели именно к вам.
— Ну, я здесь дольше, чем другие. Так уж получилось, что мне приходится выполнять многие административные обязанности. Я не против. — Он устроился поудобнее в своем кресле.
— Я видела ряд выступлений вашего «Общества», — сказала Блюм. — Это очень интересно.
— Благодарю вас, — ответил Фабрикант.
— Вы имеете представление о том, где может находиться Бен? — вмешалась Пайн.
— А почему вы считаете, что мне это может быть известно?
— Он здесь работает?
— Никто здесь не работает. Мы добровольно отдаем свое время и умения.
— И какого рода деятельностью вы занимаетесь?
— Мы анализируем. Читаем. Обсуждаем. Говорим и слушаем. Путешествуем, пишем бумаги. Выступаем с лекциями. Поддерживаем некоторые политические решения. Лоббируем по важным вопросам тех, кто обладает властью. — Он повернулся к Блюм. — Мы выступаем в ТРД, что дает нам глобальную платформу. Я полагаю, что совокупное количество людей, которые нас слушают, достигает одного миллиарда в различных социальных сетях. А это уже серьезно. Что сейчас можно сделать без социальных сетей?
— Ну, очевидно, тут есть как плюсы, так и минусы, — заметила Пайн.
Фабрикант откинулся на спинку кресла и некоторое время разглядывал визитеров.
— Ну, и как я могу вам помочь? — наконец спросил он.
— Что вы можете рассказать нам о Бене Присте? — спросила Пайн.
— Бен — наш друг. Он обладает острым умом. Путешествует по миру. Очень интересная личность.
— Хорошо, но чем он занимается?
— Разными вещами. Некоторое время работал в правительстве…
— В каком подразделении?
— В Государственном департаменте, я полагаю.
— Именно такой ответ дают, когда хотят скрыть то, чем они на самом деле занимаются? — спросила Пайн.
— Мне нечего больше добавить, — заявил Фабрикант.
— Ладно, мы пришли к выводу, что Прист помогает людям, которые в этом нуждаются. И в данный момент — кому-то вполне определенному.
— И кому же?
— У меня нет имени, но есть фотография.
Пайн показала ему портрет из своего телефона. Она внимательно наблюдала за Фабрикантом, чтобы понять, узнает ли тот мужчину.
— Не стану утверждать, что я с ним знаком, — ответил Оскар.
Либо он был превосходным игроком в покер, либо действительно не узнал человека с экрана телефона, решила Этли.
— Вам что-нибудь известно о том, чем Прист занимался в последнее время? — спросила она.
— На самом деле нет.
Пайн огляделась по сторонам.
— У вас впечатляющий кабинет.
— Честно говоря, я считаю, что он слишком вычурный. Раньше принадлежал крупному бизнесмену, который ничем не брезговал. Он не американец, но решил построить здесь особняк, когда понял, как выгодно находиться рядом с правительством и людьми, которым нужно давать взятки.
— Некоторые вещи не меняются, — заметила Пайн.
Фабрикант кивнул.
— Тут я с вами согласен.
— Разговоры, путешествия и анализ, — проговорила Этли. — Должно быть, это дорогое удовольствие.
— Как я уже говорил, все наши члены работают бесплатно. Естественно, мы финансируем их путешествия и другие расходы, но никто не получает заработной платы.
— Однако у вас имеются источники финансирования, — не сдавалась Пайн.
— У нас есть спонсоры.
— И кто они?
— Частные люди. И желают таковыми остаться… Вы считаете, что Бену грозит опасность?
— Скорее всего.
— Это очень печально.
— Да, конечно, — для него. — Пайн внимательно посмотрела на него. — Могу я говорить прямо?
— Мне показалось, что вы именно так и делаете.
— Я еще не вышла на первый уровень боевой готовности.
Фабрикант развел руки в сторону.
— Прошу вас.
— Я пришла к выводу, что в данном случае возможны международные осложнения.
— Например?
— Послушайте, я намерена рискнуть и считать, что вы действительно общество, которое стремится делать добро, и рассказать вам то, что на данном уровне обычно не делаю — ведь я вас, если быть откровенной, совсем не знаю. Но я чувствую, что у меня остается все меньше времени, и хочу получить полезную информацию на этого мерзавца.
— Я вас слушаю.
— Речь идет об эпической катастрофе, которая произойдет в самом центре нашей страны и может ее уничтожить.
Фабрикант заметно помрачнел.
— Надеюсь, это и есть первый уровень вашей боевой готовности. Мне не хотелось бы думать, что возможен переход на более высокий… — Он немного помолчал. — И что же вы имеете в виду?
Пайн посмотрела на Блюм.
— Не исключено, что речь идет о перевороте в правительстве.
Фабрикант не сумел скрыть удивления.
— Переворот? Мы живем в Америке, а не в какой-то банановой республике.
— Но эта страна началась с революции.
— Верно, но много лет назад, — возразил Фабрикант.
— Вы считаете, что история никогда не повторяется?
— На самом деле она повторяется постоянно.
— Тогда ладно, — сказала Пайн.
— Вы говорите всерьез?
— Люди, которые об этом знают, вполне серьезны.
— Вы имеете в виду людей вроде Бена Приста и Саймона Рассела?
— И, возможно, китайцев, которые в это вовлечены.
— Почему вы так решили?
Этли достала телефон. Фабрикант наклонился и посмотрел на фотографию на экране.
— И кто это такой?
— Человек, который дважды пытался меня убить. Я хотела бы знать его имя и послужной список.
— Позвольте мне позвонить тому, кто сможет помочь.
Оскар поднял трубку, произнес несколько слов и положил ее.
Пайн успела досчитать до десяти, когда в дверь постучали.
— Войдите, — сказал Фабрикант.
Дверь распахнулась, и вошел мужчина в костюме, почти такой же маленький, как хозяин кабинета.
— Покажите фотографию Филиппу, — попросил хозяин кабинета.
Тот секунду смотрел на снимок, потом перевел взгляд на Фабриканта и кивнул.
— Ты можешь сказать ей, — разрешил Оскар.
— Его зовут Сон Нам Чон.
— И кто он такой? — спросила Пайн.
— Ваш самый худший кошмар, — ответил Филипп.
— Даже если он и вправду очень опасен, ему никогда не быть моим самым худшим кошмаром, — резко сказала Этли.
— Он китаец? — спросила Блюм.
Филипп посмотрел на нее.
— Нет.
— А кто тогда? — спросила Пайн.
— Кореец.
— Кореец? Южный или северный? — уточнила Этли.
— Насколько мне известно, он родился на юге. В детстве оказался в Северной Корее, там его задержали и отправили в лагерь. Он сумел выжить и теперь работает на тех, кто хорошо платит. Весьма квалифицированный оперативник. И чрезвычайно опасен, если возникает такая необходимость.
— Значит, Сон — его фамилия? — спросила Пайн.
Филипп покачал головой:
— Нет, Чон. Он уже довольно давно живет в нашей стране и изменил имя на западный манер. Чрезвычайно осторожен, у властей ничего на него нет.
— Но как такой человек вообще мог попасть в Соединенные Штаты? — спросила Блюм.
— Если вы располагаете достаточными ресурсами, возможности есть всегда, — ответил Филипп.
Пайн посмотрела на Фабриканта.
— Мирные переговоры с Северной Кореей только что закончились неудачей, — сказала она. — И этот тип появляется на американской земле. Как вы думаете, тут есть какая-то связь?
— Я не могу утверждать, что связи нет. — Оскар повернулся к Филиппу. — Благодарю, ты можешь идти.
— У Приста здесь есть кабинет? — спросила Этли, когда Филип вышел.
— Да.
— Мы можем на него взглянуть?
Фабрикант долго смотрел на нее.
— Я буду вам весьма признательна, — сказала Пайн.
— Я попробую это устроить, — ответил он. — Идемте со мной.
В маленьком кабинете Приста совершенно не чувствовался аромат табачного дыма, но он был так же точно завален разными предметами, как и кабинет Фабриканта. Очевидно, представители тесного круга элиты, благосклонных гениев, не отличались аккуратностью. Кроме того, Пайн отметила, что здесь нет никаких личных вещей, фотографий, сувениров из путешествий или репортажей с семейных праздников. Складывалось впечатление, что у Приста просто не было жизни помимо работы.
Ну, в этом смысле мы с ним похожи.
Книги стояли на полках и были сложены на полу. Папки с документами лежали на столах и тоже на полу. На письменном столе высились горы каких-то бумаг, книг и папок.
Почетное место на письменном столе занимал компьютер фирмы «Эппл».
Фабрикант наблюдал за Пайн, пока она вместе с Блюм осматривала кабинет.
— Прист — человек Возрождения, и у него множество интересов.
— У меня складывается впечатление, что вы здесь все такие, — заметила Блюм.
— Да, на самом деле так и есть. Однако некоторые из нас специализируются на каких-то отдельных вещах.
Пайн села за письменный стол и посмотрела на компьютер.
— Мне необходимо войти в него.
— Я не уверен, что могу разрешить вам это; к тому же не сомневаюсь, что нужно знать пароль.
— Прист оставил флешку, которая, как мне кажется, содержит нечто важное. К сожалению, данные там также защищены паролем.
— В таком случае вам не будет никакой пользы от компьютера Бена.
— Нет, тут вы ошибаетесь, — возразила Пайн.
— В каком смысле?
— Я покажу вам.
Ее пальцы застыли над клавишами, но она продолжала разглядывать вещи на письменном столе Приста.
— Что вы делаете? — спросил Фабрикант.
— Профилирую, за неимением лучшего термина.
Ее взгляд продолжал блуждать по различным предметам, пока не остановился на кофейной чашке, в которой стояли ручки. На боку у чашки была реклама фильма.
Она напечатала Кайзер Созе.
Ничего не произошло. Тогда она добавила еще одно слово. А потом еще и поменяла их порядок.
Компьютер ожил.
— Как вы это сделали? — спросил Фабрикант.
— Пароли очень трудно держать в памяти. Некоторые люди используют наборы для различных приложений, что позволяет им помнить только пароль от набора. Но большинство старается совместить их с вещами, находящимися рядом. Это помогает не забывать их. — Она оглядела кабинет. — Тут нет фотографий, произведений искусства или сувениров. Никакого отображения личности человека, который здесь работает. За исключением… — Она указала на кружку. — «Обычные подозреваемые». Кевин Спейси играл персонажа с кличкой Болтун[298]. Я попробовала очевидные комбинации вроде «Болтун это Кайзер Созе». Но я встречалась с Пристом и пришла к выводу, что он совсем непрост. Он идет собственным путем. И я попробовала изменить порядок слов, «Созе Кайзер Болтун», и — бинго.
Фабрикант беззвучно похлопал в ладоши.
— Впечатляет. Мне нравится, как работает ваша голова.
Пайн вставила флешку и подождала, когда появится иконка для пароля.
— Вы думаете, пароль будет тем же? — спросила Блюм.
— Сомнительно, но я попытаюсь. Быть может, нам повезет.
Она напечатала «Созе Кайзер Болтун», но ничего не произошло.
— Что же, не получилось.
— А вы уверены, что данные на флешке имеют отношение к вашему расследованию? — спросил Фабрикант.
— Прист потратил немало усилий, чтобы спрятать ее, так что, при прочих равных, я практически уверена.
Она снова стала нажимать на клавиши, и на экране компьютера появился список файлов Приста.
— Вы не против, если я распечатаю список его файлов? Тогда я смогу более внимательно изучить их позднее.
— Конечно. Но только список файлов, а не их содержимое. Я не могу позволить вам забрать работу Бена без его разрешения.
— Ну, я надеюсь, что однажды он вернется и сам все мне даст, — сказала Пайн.
— Все действительно настолько серьезно?
— А как вы сами считаете, если в деле замешан Сон Нам Чон?
Пайн распечатала список файлов и выключила компьютер.
Фабрикант проводил их до выхода из здания и, прежде чем закрыть дверь, протянул ей свою визитку:
— Здесь все мои контактные номера. Если что-то произойдет и вам понадобится моя помощь, обращайтесь без колебаний.
— Благодарю, — сказала Этли, забирая визитку.
— Почему вы снова не попытались начать анализировать Приста? — спросила Блюм, когда они шли по улице к подземной парковке. — Ведь это могло помочь подобрать пароль.
— Я могу попытаться, — сказала Пайн. — Но если пароль у него в голове, мы его не отыщем.
— Стакан наполовину полон.
— Верно.
— Что вы думаете о людях из «Общества»? — спросила Блюм.
— Они либо те, за кого себя выдают, либо лишь витрина для какого-то жуткого дерьма.
— Они не стали бы нам помогать, если б были плохими, — сказала Блюм.
— Тут все зависит от того, как определять понятия помощь и плохие.
— Это правда.
Они подошли к «Киа» и сели в машину. Пайн выехала на улицу, свернула налево и сразу бросила взгляд в зеркало заднего вида.
— Ну вот, — сказала она.
— Что такое?
— За нами следят.
— Интересно, кто это может быть?
— Бросьте, Кэрол. Здесь не требуется трех попыток. «Общество за Бога» село нам на хвост. Господи, я никак не думала, что они будут делать это вот так, не скрываясь.
— И как вы намерены поступить? Постараетесь оторваться? — спросила Блюм.
— Не совсем.
— Почему нет?
— Я хотела бы получить кое-какие ответы.
Блюм откинулась на спинку сиденья.
— Ну, вы всегда знаете, как правильно задать вопрос.
Мужчина, следовавший за Пайн и Блюм, свернул вслед за ними, продолжая держаться на небольшом расстоянии.
«Киа» еще раз повернула налево, потом направо, и мужчина едва успел проскочить светофор, чтобы не отстать от них.
Вскоре он на некоторое время выпустил их из вида, но почти сразу увидел опять.
Через несколько минут «Киа» припарковалась прямо на дороге рядом с другой машиной.
Мужчина оглянулся, увидел у себя за спиной свободное место, заехал на него задом, заглушил двигатель и стал ждать.
Блюм вышла из машины.
Мужчина посмотрел на часы и откинулся на спинку сиденья.
Но уже через мгновение дверь со стороны пассажира распахнулась, и он увидел, что на него направлен пистолет.
Пайн забралась в машину и села рядом с ним.
— Пожалуй, нам лучше сразу перейти к делу, — сказала она.
Мужчина перевел взгляд с нее на Блюм, смотревшую на него через стекло со стороны водителя. Она помахала Пайн и села на заднее сиденье.
Обе узнали мужчину — именно он открыл дверь «Общества» и проводил их в офис Фабриканта.
— Вы не можете так поступать, — заявил он. — Это противозаконно.
Этли вытащила значок:
— Вот мое право остановить любого, кто ведет себя подозрительно.
— Я ничего подозрительного не делал.
— А что делали? — резко спросила Пайн.
— Хотел поговорить с вами.
— О чем?
— Я знаю Бена.
Этли опустила пистолет.
— Я вас слушаю. Но прежде скажите, как вас зовут.
— Уилл Кандлер.
— Хорошо, Уилл, я вас слушаю.
Кандлер откашлялся и так сильно сдавил руль руками, что костяшки пальцев побелели.
— Он чем-то занимался. Чем-то по-настоящему опасным.
— Расскажите мне то, чего я не знаю, — предложила Пайн. — И побыстрее.
— Некоторое время назад Бен поздно засиделся в своем кабинете. Он выглядел таким взволнованным, что я спросил у него, что случилось.
— И что он ответил? — спросила Блюм.
— Сначала просто накричал на меня. Сказал, всё в порядке, бла-бла-бла. Но я настаивал. Предложил свою помощь. Я уже давно в округе Колумбия, работал в двух администрациях. У меня есть полезные контакты. К тому же я служил в разных качествах по всему миру.
— И он вам открылся?
— Кое в чем. Вы должны понимать, что Бен никогда не открывает карты. У него есть несколько друзей, но главным в его жизни давно стала работа.
— Да, я знаю; она для него важнее семьи.
— Так или иначе, Бен не стал вдаваться в детали, но сказал, что планируется нечто невероятное. И если это событие случится, оно будет иметь глобальные последствия. Насколько я понял, Бен пытался его предотвратить.
— Но он не сказал вам, о чем речь? — спросила Пайн.
— Нет.
— Если Прист узнал про заговор, люди, его организовавшие, должны были догадаться о том, что их планы раскрыты, — сказала Блюм. — И теперь они не станут пытаться довести дело до конца. — Она посмотрела на Пайн. — Ведь так?
— Не знаю, — ответил Кандлер. — Я лишь обнаружил, что стоящие у власти люди невероятно изолированы, а потому не в состоянии оценить, что можно осуществить, а что нет.
— Иными словами, они опьянены властью, — сказала Блюм.
— Да, так будет точнее, — согласился Кандлер.
Пайн подумала об армейском вертолете, который сел в Аризоне и улетел через несколько минут, забрав на борт раненых братьев Прист. А потом — о русских в доме Бена Приста. И федералах в доме Саймона Рассела. И, наконец, о Сон Нам Чоне, корейце и наемном убийце. И если переворот запланирован, тогда кто выступает против кого? И кто хозяева Чона?
— Возможно, мы сумеем кое-что сделать, — сказала Блюм.
Кандлер покачал головой.
— Я — ученый, а не Джейсон Борн[299].
— Спасибо за информацию, — сказала Пайн. — Если вспомните что-то еще, вот телефон, по которому вы можете со мной связаться.
Она написала номер на листке бумаги и протянула его Кандлеру.
— Послушайте, есть кое-что еще, — сказал он, когда они выходили из машины.
— Что? — быстро спросила Пайн, сунув голову внутрь машины.
— Мистер Фабрикант ушел сразу вслед за вами. Я слышал, как он сказал, что куда-то направляется.
— Куда?
— Я не расслышал. Но спросил у секретарши. Она отвечает за все его перемещения.
— И она знала?
— Да, знала. Она объяснила, что очень удивилась, когда мистер Фабрикант вошел в ее офис сразу после вашего ухода и сказал, что ему требуется.
— И куда же он собрался? Пожалуйста, только не говорите, что в Северную Корею.
— Нет, он летит в Москву. Сегодня вечером.
Все рейсы из округа Колумбия в Москву отправлялись из международного аэропорта Далласа. В тот вечер их было два: «Люфтганза» и «Турецкие авиалинии»[300].
Пайн следила за зоной вылета «Люфтганзы», Блюм — за «Турецкими авиалиниями». Этли попыталась использовать свой значок, чтобы пройти контрольно-пропускной пункт Управления транспортной безопасности, но персонал потребовал, чтобы она показала удостоверение личности, а также удостоверение личности Блюм.
— Ладно, — сказала Пайн, когда они шли по аэропорту, — мы только что уничтожили наше прикрытие. Если кто-то из нас увидит что-то подозрительное, сразу посылаем сообщение друг другу.
— Вас поняла, — ответила секретарша.
«Люфтганза» стартовала в десять тридцать, «Турецкие авиалинии» — ровно в одиннадцать. Пайн предполагала, что Фабрикант выберет «Люфтганзу», потому что самолет сначала приземлится в Мюнхене, а оттуда полетит в аэропорт Домодедово. Рейс «Турецких авиалиний» продолжался на несколько часов дольше, но посадка была во Внукове, что существенно ближе к Москве, чем Домодедово.
Она посмотрела на часы и принялась изучать людей, расположившихся в зоне вылета.
Для маскировки Пайн надела бейсболку и очки для чтения, которые купила в аэропорту. Блюм обзавелась шляпой и тоже очками. Этли делала вид, что смотрит в книгу, которую также приобрела в магазине.
Через минуту Пайн улыбнулась. Она угадала, потому что Оскар Фабрикант решительно шагал в ее сторону с небольшой сумкой и портфелем в руках.
Этли послала сообщение Блюм, отложила книгу, сняла очки, встала с кресла и двинулась ему наперерез. Потом достала телефон и визитку, которую он ей дал, и набрала номер его сотового телефона.
Она видела, как он роется в карманах. Нашел телефон, вынул его и посмотрел на экран.
— Быть может, нам лучше поговорить с глазу на глаз, — сказала Пайн, останавливаясь рядом.
Фабрикант заметно вздрогнул, когда увидел ее, и убрал телефон в карман.
— Ну и ну, какое совпадение, — сказала она. — Вы убегаете, я охочусь…
Фабрикант повернулся и быстро пошел прочь, пока не заметил Блюм, подходившую с другой стороны.
Он остановился, и Пайн показалось, что его маленькая фигурка начинает растворяться в плитках пола аэропорта.
Этли подошла к нему, взяла за плечо и повернула лицом к себе.
— Москва? В самом деле? Не хотите объяснить?
Фабрикант продолжал озираться по сторонам, когда к ним подошла Блюм.
— Не сейчас, — сухо сказал он. — Может быть, когда я вернусь, если у меня возникнет желание.
Пайн достала значок.
— Вы никуда не полетите. Я официально задерживаю вас.
— У вас нет для этого никаких оснований. Я не нарушаю закон, отправляясь в Россию. Так что прошу меня простить.
Этли крепче сжала его плечо.
— Почему вы собираетесь лететь в Москву?
— По делам. По моим собственным делам. — Фабрикант поднял руку и попытался высвободиться, но у него не получилось. — Неужели мне придется вызвать полицию? — гневно спросил он.
— Если хотите. Но я думаю, будет лучше, если мы отойдем в сторону и поговорим.
— Мне нечего вам сказать. И я должен успеть на самолет.
— В таком случае вам стоит вызвать полицию. И тогда я смогу поболтать с ними про «Общество за Бога», место, из которого ведется шпионаж.
— Полнейшая чушь.
— Неужели? Денежные пожертвования от источников, которые вы отказываетесь раскрыть? Ваши люди, путешествующие по миру и собирающие разведывательную информацию? Кстати, один из членов замешан в заговоре против правительства, а теперь он и вовсе исчез. А как только я рассказала вам об этом, вы сразу собрались в Москву? Что же, давайте обратимся в полицию. Я уверена, что вы успеете все объяснить, а потом отправитесь на свидание с Путиным. Ведь в последнее время русские с нами совсем не ссорились, верно?
Чем дольше говорила Пайн, тем меньше становился Фабрикант.
— Где вы хотите побеседовать? — спросил он, когда та замолчала.
— Здесь есть бар. И мне не помешает выпить.
Они нашли место как можно дальше от остальных посетителей бара, к ним подошла официантка и взяла заказ. Пайн выбрала пиво, Блюм — кока-колу, Фабрикант — бокал «Мерло».
— Так почему Москва? — спросила Этли. — Мне совершенно точно известно, что ваша поездка носит спонтанный характер и является следствием моего визита.
— Я не уверен, что должен вам что-то объяснять.
— Вы выбираете такой путь? — сказала Пайн. — У меня есть все основания задержать вас за глупость.
— У меня две степени доктора философии из двух университетов Лиги плюща, — резко ответил Фабрикант.
— Ну так ведите себя соответственно, — вмешалась Блюм. — Господи, мы не можем впустую тратить время.
Все молчали, пока им не принесли заказ.
После того как официантка ушла, Фабрикант вытер пот со лба.
— Ладно, послушайте: то, что вы рассказали, навело меня на мысль, что поездка в Москву необходима, — сказал он.
— Что именно? — спросила Пайн.
— Прежде всего, что русские побывали в доме Бена. — Он замолчал и принялся постукивать пальцами по столу.
— Оскар, мы ждем, — поторопила его Пайн.
— Давид Рот.
— Кто?
— Человек, фотографию которого вы мне показали, ту, что на вашем телефоне. Тот, кто занял место Бена. Я его знаю. Его зовут Давид Рот.
— Но почему вы не сказали мне сразу? — спросила Пайн.
— Потому что хотел все обдумать. Более того, именно по этой причине я намерен лететь в Россию.
— Но почему? — удивилась Пайн. — Разве Рот — русский?
— Нет. Но он много знает о России.
— Откуда вы его знаете?
— Он хорошо известен в определенных кругах.
— В каких именно?
Фабрикант выпрямился и посмотрел в глаза Пайн.
— Давид Рот является одним из главных инспекторов по ОМП.
Пайн и Блюм переглянулись.
— Рот инспектирует оружие массового поражения? — переспросила Пайн.
— У него легендарное прошлое, — продолжал Фабрикант. — Дело в том, что его отец, Герман Рот, был одним из ведущих инспекторов во время первой проверки, которую наша страна проводила вместе с Советским Союзом в девяностых годах. Обе стороны договорились об уменьшении ядерных арсеналов, а для этого требовались реальные проверки на местах. Именно тогда произошел развал Советского Союза, однако инспекции продолжались, и сокращение арсеналов завершилось к две тысячи первому году. Со временем Давид занял место отца.
— Но зачем эксперту по ОМП спускаться на муле на дно Гранд-Кэньон? — спросила Пайн.
— Понятия не имею, — ответил Фабрикант. — Но это вызывает тревогу.
— Я бы сказала, что это преуменьшение года. Я же говорила, что речь идет о правительственном перевороте внутренними силами.
— А вы уверены, что в заговоре участвуют только внутренние силы?
Пайн, собравшаяся сделать глоток пива, медленно опустила бутылку.
— Что вы имеете в виду?
Фабрикант огляделся по сторонам и понизил голос:
— Русские пытались повлиять на результаты последних выборов, используя самые разные инструменты: средства массовой информации, внедрение фальшивых сведений, попытки давления на избирателей и так далее.
— Все это задокументировано, — заметила Этли.
— Да, но не исключено, что это лишь первый шаг.
Она подалась вперед.
— Вы хотите сказать, что их план включает в себя несколько шагов?
— Все, что делают русские, рассчитано на большие сроки, — ответил он. — В этом отношении они похожи на китайцев. А американцы склонны мыслить короткими периодами. Взгляните на наш бизнес, к примеру. Он существует лишь на протяженности одного квартала, поскольку Уолл-стрит считает, что так правильно.
— То есть вы хотите сказать, что вмешательство в последние выборы могло быть лишь первым залпом? — вмешалась Блюм.
— Давайте взглянем на проблему так: они атаковали наш демократический процесс выборов, но вследствие этого произошло кое-что еще, — ответил Фабрикант.
— Что?
— Многие американцы перестали верить властям. А также Конгрессу и средствам массовой информации. — Он указал пальцем на Пайн: — И ФБР.
— И к чему это нас ведет?
— История показала, что, когда люди перестают верить властям, правительства часто свергаются, — сказал Оскар.
— Но здесь подобные вещи невозможны, — возразила Блюм. — Вы сами сказали, что у нас не банановая республика.
— Ну, так говорят про себя все страны, пока с ними не случается что-то подобное
— О какой вовлечённости русских идёт речь? — спросила Пайн.
Фабрикант пожал плечами:
— Точно не знаю. Но некоторые американцы, занимающие высокопоставленное положение, восхищаются русскими. Они считают, что их модель управления эффективнее в ряде важных аспектов. И они такого же мнения о китайцах, способных принимать решения и мгновенно их выполнять. В то время как демократия беспорядочна и неэффективна; к тому же она часто впадает в ступор. Что делает диктатуру более привлекательной формой правления.
— Но только не для меня, потому что тогда нам пришлось бы расстаться со свободой, — заявила Пайн. — Я предпочитаю беспорядочность и недостаточную эффективность.
— Но вы уже частично расстались со свободой, — парировал Фабрикант. — Ради компенсаций, которых никогда бы не получили. Я не стану утверждать, что согласен с таким подходом. Более того, я его противник. Но эти идеи не настолько безумны, чтобы другие в них не верили. Мало того, я смело могу утверждать, что многие из тех, кто стоит у власти, поддерживают диктатуру.
— Значит, вы считаете, что русские перешли от удаленных атак на информационные системы к работе с некоторыми американскими партиями с целью превратить нашу страну в нечто напоминающее Россию? — спросила Блюм.
— Лаконично, но точно во всех принципиальных аспектах, — ответил Фабрикант.
Пайн и Блюм еще раз переглянулись.
— Итак, по поводу вашего путешествия в Москву? — сказала Пайн.
— Я намерен проверить свою теорию. Я провел там значительное время, и у меня имеются серьезные контакты в критически важных местах. Возможно, мне удастся получить какие-то ответы.
— И что будет, если ваша теория окажется верной? — спросила Блюм.
— Тогда я вернусь и попытаюсь помешать ее реализации.
— Однако мы можем прочитать о свержении правительства уже в завтрашних газетах, — заметила Этли.
— Но мы все равно должны попытаться, — сказал Фабрикант.
— Я не намерена сдаваться, — заявила Пайн. — Просто считаю, что нужно действовать максимально быстро.
— И как вы предлагаете это сделать? — спросил Фабрикант. — Я не могу вбежать туда и закричать о заговоре и попытках свержения правительства при помощи русских. В таком случае я просто исчезну.
Этли посмотрела на часы.
— Ладно, вы всё еще успеваете на свой рейс, — сказала она. — У вас есть мой телефон, а у меня — ваш. Будем поддерживать связь.
Казалось, Фабриканта удивило ее поведение.
— Благодарю вас.
— Еще рано меня благодарить. Мы не знаем, что принесет нам завтрашний день.
Они встали и направились к выходу из кафе, где столкнулись с двумя мужчинами в форме.
И тут все договоренности были нарушены.
АДМИНИСТРАЦИЯ ВАШИНГТОНСКОГО АЭРОПОРТА.
Так было написано на блестящих значках.
Их было двое; стройные, мускулистые, мощные предплечья с выступающими венами, холодные взгляды. Каждый держал руку у ремня с кобурой, возле рукояти пистолета.
Тот, что справа, посмотрел на Этли.
— Специальный агент Пайн? — спросил он.
Она наклонила голову, оглядывая полицейского с головы до ног. Потом посмотрела ему в лицо.
— В чем дело?
— Мы получили инструкции задержать вас, — вмешался второй полицейский.
— От кого инструкции и на каком основании вы хотите меня задержать?
— Нам не сообщают подобные детали, мэм; мы лишь должны задержать вас до того момента, когда за вами приедут.
— И где вы намерены меня держать? — спросила Пайн.
— У нас имеется специальное место. — Он посмотрел на Фабриканта и Блюм. — И ваших друзей тоже.
— Я должен успеть на самолет, — сказал Фабрикант.
Первый полицейский покачал головой, снял фуражку, открыв короткую стрижку, вытер лицо и снова надел фуражку.
— Ничего не можем поделать. Извините.
— В ваших инструкциях говорится «друзья и знакомые»? — уточнила Пайн. — «Остановить и задержать»?
— Мы делаем то, что нам говорят, мэм. Пожалуйста. Следуйте за нами. — Он указал на дверь, которая находилась слева от него.
Войти в нее можно было только при помощи специальной карты-пропуска.
Этли посмотрела на дверь, потом окинула взглядом аэропорт, где было полно людей.
— Ладно, идем, — сказала она.
Они все вместе подошли к двери, где один из офицеров вставил карточку, открыл дверь, и они оказались в пустом коридоре.
— Куда теперь? — спросила Пайн. — У вас здесь есть камера?
— Верно.
— Могу я сделать телефонный звонок?
— Я так не думаю.
— Почему?
— Мы лишь выполняем инструкции.
— Вы слишком часто это повторяете, — заметила Этли.
— Потому что это правда.
— Могу я поговорить с вашим начальством?
— Зачем? У вас есть жалобы?
— Да, есть, но, если подумать, лучше я направлю их непосредственно вам.
Пайн нанесла ему с разворота удар ногой в голову, сразу сбив с ног. Когда он попытался подняться, она провела мощный выпад локтем в голову. Полицейский рухнул на пол и остался неподвижно лежать.
Когда его напарник потянулся к пистолету, Блюм уже успела вытащить свой и направить ему в голову.
— Держите руки так, чтобы я могла их видеть, и у нас не возникнет проблем. Если вы попытаетесь отобрать у меня пистолет, то сразу станете очень, очень мертвым.
Она приняла стойку Уивера, чтобы у него не осталось ни малейших сомнений в том, что она способна выполнить свою угрозу.
— Вы совершаете большую ошибку, — прорычал полицейский.
— Господи, вы напали на полицейского! — воскликнул Фабрикант.
— Все верно, она так и сделала. А теперь опустите пистолет, — сказал полицейский Блюм.
— Ни за что, — ответила та.
— Пожалуйста, делайте, как он сказал, — взмолился Фабрикант. — Нас могут застрелить.
— Если я опущу пистолет, они нас обязательно застрелят, — ответила Блюм.
Пайн достала оружие и направила его на полицейского.
— На колени, — сказала она. — И я не буду повторять дважды.
Мужчина опустился на колени.
Как только он это сделал, Пайн тут же ударила его по голове рукоятью пистолета. Мужчина застонал от боли, потерял сознание и упал вперед.
С помощью Блюм они уложили полицейских рядом и сковали их пластиковыми наручниками.
— Возвращает к приятным воспоминаниям о том, что произошло на стоянке в Теннесси, — заметила Блюм. — Мужчины совершают глупые поступки. Этому просто нет конца.
— Господи! — вскричал Фабрикант. — Вы атаковали двух полицейских офицеров. — Потом он сердито добавил: — И сделали меня соучастником. Я могу сесть в тюрьму.
— Я бы не стала из-за этого беспокоиться, — сказала Пайн.
— Но я видел, как вы на них напали. Вы не сможете это отрицать.
— Она имела в виду совсем другое, — сказала Блюм.
— В таком случае поясните, потому что я вас не понимаю.
— Она имела в виду, что они не настоящие копы, — сказала Блюм.
— О чем вы говорите? — прорычал Оскар и указал на лежавших на полу мужчин. — Видит бог, они же в форме. Они нас задержали.
— Не имеет значения, — сказала Пайн. — Они фальшивки.
— Но откуда вы знаете? — не унимался Фабрикант.
Блюм указала на грудь одного из них:
— У него нет личного знака с именем. Большая ошибка номер один. Ни один полицейский не забудет надеть значок. Более того, тебе не разрешат заступить на дежурство, если у тебя его нет. Существует несколько причин, по которым это необходимо.
— И у них неправильная обувь, — добавила Этли, указывая на мокасины мужчин. — На дежурстве нельзя носить ничего похожего. — Затем она указала на ствол, торчавший из кобуры одного из них. — Не говоря уже о том, что ни один коп не надевает на пистолет глушитель.
— Три страйка, и ты вылетел, — сказала Блюм.
Ошеломленный Фабрикант посмотрел на нее.
— Значит… они собирались…
— Выстрелить нам в голову из пистолетов с глушителями, — спокойно заявила Блюм.
— Ладно, вам нужно поспешить, чтобы не опоздать на рейс, — сказала Пайн Фабриканту. — Постарайтесь выяснить все, что получится. И дайте мне знать как можно скорее.
— А что вы сделаете с ними? — Он указал на лежавших на полу мужчин.
— Рано или поздно их найдут, — ответила Пайн. — И я очень надеюсь, что у них будут большие неприятности из-за того, что они выдавали себя за полицейских аэропорта. Не моя проблема — и это хорошо, потому что мои возможности ограничены.
Фабрикант кивнул, еще раз посмотрел на скованных мужчин и выбежал в дверь. Пайн и Блюм последовали за ним и зашагали в противоположном направлении.
— Ну что ж, похоже, все развивается по худшему сценарию. Очевидно, эти парни имели доступ к данным Агентства транспортной безопасности, если им стало известно, что мы прошли через контрольно-пропускной пункт.
— Они действовали быстро.
— Ты действуешь быстро, если у тебя есть ресурсы. Но если ты спешишь, то ошибаешься в мелких деталях. Именные значки, обувь и глушители. Впрочем, последняя ошибка уже очень серьезная.
— Благодарение Господу за большие ошибки. Теперь мы сможем прожить еще один день, — сказала Блюм.
— День еще не закончился, — напомнила ей Пайн.
Пайн разобрала «Глок» и «Беретту» и принялась тщательно чистить каждую деталь. Блюм уселась напротив за кухонным столом.
— Позвольте угадать: это ваш способ ухода от стресса? — спросила она.
Этли не подняла глаз. Она чистила ершиком дуло «Глока».
— Помогает сконцентрироваться. Что, в свою очередь, ослабляет напряжение, — согласилась Пайн. — Если ты плохо ухаживаешь за своим оружием, это может стоить жизни.
Блюм пила чай, осматривая кухню.
Было ранее утро следующего дня; после рассвета прошло совсем немного времени, но в окна начал просачиваться свет.
Обе женщины выглядели усталыми и растрепанными. Обе явно спали не слишком хорошо.
— Когда я была молодой, то могла легко представить, как я радостно готовлю на кухне, а под ногами у меня бегает шестеро детишек, — сказала Блюм.
Пайн подняла голову.
— Но вы же это сделали, верно?
— О да, дети у меня есть. Но ничего похожего со мной не происходило. Мы жили в трейлере размером с эту кухню. Скотт, мой бывший муж, не мог позволить себе даже спаренный передвижной дом. К тому же он был слишком занят в день зарплаты — пропивал деньги. Если получал.
— Как же вы сумели вырастить детей?
— Я умела хорошо шить. Меня научила бабушка. Я продавала платья в магазин в городке, где мы жили. И еще пекла торты. И убирала дома, когда дети уходили в школу. А в свободное время даже работала водителем такси. Я делала все, что было в моих силах, чтобы вырастить детей.
— Но вы были молоды, когда начали работать в ФБР.
— Я вышла замуж в девятнадцать, специальный агент Пайн. И все мои дети родились к тому моменту, когда мне исполнилось двадцать восемь. Все это время я постоянно была беременна. — Прежде чем Этли успела спросить, как можно родить столько детей за такой короткий промежуток времени, Блюм добавила: — Однажды у меня родились близнецы.
Когда она произнесла слово «близнецы», Пайн снова принялась чистить оружие. Однако секретарша еще не закончила.
— А потом пришло время, когда дети пошли в школу, и я ответила на объявление, в котором предлагали место в ФБР. Прежде я никогда не работала в офисе. Или на правительство. Но мне была ужасно нужна эта работа.
— Почему?
— Она считалась престижной. Это же Эф-Бэ-Эр. Но я не знала, возьмут ли меня туда. Я прошла курс в колледже. За два года получила диплом младшего специалиста. А еще я взахлеб читала. И очень внимательно следила за новостями во всем мире. Мне казалось, что я обладаю высокими этическими принципами, просто мне никак не удавалось себя проявить.
— Но почему вы сомневались, что получите работу? — спросила Пайн.
— Я знала, что на эту должность претендовало много женщин, обладавших более высокой квалификацией, чем я. И, да, тогда офисную работу делали исключительно женщины. Мужчины вели расследования, а женщины заполняли бумаги и готовили кофе. — Она немного помолчала. — Другая проблема состояла в том, что Скотт занимался всякой дрянью. Практически на грани нарушения закона. Я не сомневалась, что Бюро тщательно меня проверит. Сама я никогда не совершала противоправных действий, но если б они заглянули в прошлое Скотта, то могли бы решить, что я его соучастница, или пошли бы по пути наименьшего сопротивления и выбрали одну из сотен других женщин, у которых не было таких проблем.
— Но вы получили работу. Должно быть, они поговорили с вашим мужем, — сказала Пайн.
— Так и было. И Скотт совершил благородный поступок. Он сказал им, что я не имею ни малейшего отношения к его делам. И дал мне самые лучшие характеристики. Как и все остальные, к кому они обращались. Ну, вы знаете, обычные дела: трудолюбивая, честная, патриотически настроенная…
— Значит, ваш бывший в конце концов повел себя благородно.
— Не совсем.
Пайн отложила инструменты и посмотрела на Блюм.
— Как так?
— Через неделю после того, как я получила работу, Скотт подал на развод. Оказалось, что он встречался с богатой шлюхой на тридцать лет его старше. Он вдохновенно лгал ей, и, как многие другие женщины — к величайшему сожалению, — она полностью попалась в его сети. Он был красивым, тут следует отдать ему должное. И обаятельным. И ужасным козлом, когда начинал прикладываться к бутылке. Так или иначе, но он ушел к ней, переселился в большой дом и стал водить ее «Ягуар». Но из-за того, что все деньги принадлежали ей, я не получала алиментов. От него приходили смехотворные суммы, и всегда с опозданием. Во время развода Скотт сказал, что дал мне хорошие рекомендации и взял на себя ответственность за свои действия, чтобы я получила работу и смогла содержать детей самостоятельно, потому что он уже собирался уйти.
— Как вам удалось удержаться от искушения застрелить его? Я серьезно.
— Временами я была к этому близка, — призналась Блюм. — Но не могла оставить детей без присмотра.
— Тем не менее вы говорите, что сейчас далеки от детей. А ведь вы всем пожертвовали ради них.
— Мне очень нравилось в Бюро, однако платили там совсем мало; впрочем, льготы и пособия были хорошими. В результате, чтобы сводить концы с концами, я пошла на вторую работу. А иногда мне приходилось работать еще в двух местах. Из чего следовало, что я почти не занималась детьми и пропускала важные события в их жизни. Выступления, каникулы, спортивные соревнования и однажды выпускной вечер. Они обижались. Я совершенно точно это знала, ведь они не раз говорили мне об этом открытым текстом. Возможно, винили меня за то, что их оставил отец… впрочем, он никогда не обращал на детей особого внимания.
— Должно быть, вам было тяжело.
Блюм допила чай.
— Да, нелегко. Но они были моими детьми, и я их любила. Несмотря ни на что.
— А что стало со Скоттом?
— Он потратил все шлюхины деньги и нашел другую. А потом стал толстым и лысым, и его прежний бизнес накрылся. Затем появились проблемы со здоровьем. Насколько я знаю, сейчас он находится в каком-то государственном доме для престарелых на Восточном побережье. Он звонил мне оттуда несколько раз.
— И что сказал?
— Что ему одиноко и хотелось бы с кем-нибудь поговорить.
— Как смело с его стороны…
— О, я с ним поговорила. Это уже не имело никакого значения. Он оставался отцом моих детей. К тому же Скотт расплатился за свою паршивую жизнь. Должно быть, он внес меня в свой контактный лист, потому что около полугода назад мне позвонили из заведения, в котором он находится. Сказали, что у него началось раннее слабоумие. Он перестал помнить то, что было вчера.
— Может быть, это не так уж и плохо, — заметила Пайн, глядя в сторону.
— Ну, почему же? У него были и хорошие воспоминания.
— Я имела в виду плохие.
Блюм внимательно посмотрела на нее.
— Я сумела поведать вам историю всей своей жизни за десять минут. А вы?
— Вы же сказали, что читали мое досье. И как оно вам? — спросила Этли.
— Всегда лучше услышать из первых уст.
Пайн пожала плечами и ничего не ответила.
— В тот раз, когда вы зашли в офис после пробежки, на вас была жилетка. Татуировки на дельтовидных мышцах. Близнецы и Меркурий. Это связано с двойняшками. И вы опустили глаза, когда я сказала, что родила близнецов. — Блюм посмотрела на Пайн. — А еще слова «Без Пощады» на ваших предплечьях.
— У многих людей есть татуировки.
— У многих людей обычные татуировки. «Люблю тебя, мама», акула или роза. Но не у вас. Ваши татуировки имеют смысл. Важный для вас.
— Вы психолог? — тихо спросила Этли, смазывая пружину спускового крючка.
— Нет, но, в отличие от большинства людей, я хороший наблюдатель. И слушатель.
— Я в порядке. Благодарю. — Пайн принялась собирать пистолеты.
— Дэниел Джеймс Тор?
Руки Этли слегка дрогнули, и металлические детали звякнули, стукнувшись друг о друга.
— Хотите поговорить? — спросила Блюм.
— Нет. Почему у меня должно возникнуть такое желание?
— Потому что мы вместе прыгнули в пропасть, — ответила Блюм. — Вот только нам еще не удалось приземлиться на дно каньона, и никакой игры слов. Я считаю, что у меня появились кое-какие права и привилегии в отношениях с моей соучастницей в преступлениях. Если вы со мной не согласны, я вас пойму. Но такова моя позиция; просто я хочу, чтобы вы о ней знали.
Пайн закончила собирать «Беретту» и вернула оба пистолета в кобуру.
Блюм терпеливо ждала.
Снаружи начался легкий дождь.
— Я проверила, рейс Фабриканта стартовал вовремя, — сказала Этли, бросив взгляд на часы. — Скоро его самолет сядет в Мюнхене.
— Будем надеяться, что он узнает что-нибудь полезное.
Пайн рассеянно кивнула и некоторое время молчала.
— Полиция считала, что это сделал отец. Забрал мою сестру, — после долгой паузы заговорила она.
— Не хочется быть бесчувственной, но вы уверены, что он невиновен?
— Отец прошел тест на детекторе лжи. Как только выяснилось, что Мерси исчезла, он был уже сломленным человеком. Мои родители развелись. Отец покончил с собой.
— Он оставил записку?
— Мне об этом ничего не известно. Мой отец не был склонен к планированию. Он действовал, повинуясь импульсам.
— Он мог покончить с собой из чувства вины, — осторожно предположила Блюм.
— Я так не думаю. То есть я хочу сказать, что он не испытывал вины за то, что причинил вред Мерси. Он не мог смириться с тем, что был слишком пьян, чтобы защитить ее.
— Почему вы так уверены?
— Я прошла реконструкцию памяти, под гипнозом. Отец ни разу не возник в моих воспоминаниях, зато появился Дэниел Джеймс Тор.
— Вы помните, как он похитил вашу сестру?
— Вот только я не знаю, действительно он это сделал или мое сознание само пришло к такому выводу, — ведь мне было известно, что он находился поблизости в то время, и я хотела наконец выяснить, что случилось с сестрой.
— Я понимаю вашу дилемму.
— Вы знали о Торе?
— Конечно. Я работала в Бюро, когда его взяли в Сиэтле. Он убивал женщин и молодых девушек и на Юго-Западе тоже. Одну во Флагстаффе.
— А еще одну в Фениксе и одну в Хавасу-Сити. Эти три места образуют треугольник.
Блюм задумчиво кивнула.
— Верно. Теперь я вспомнила. Он создавал математические закономерности. Так его и поймали. Какой идиот…
Пайн покачала головой.
— Конечно, у Тора отсутствуют некоторые хромосомы, но он совсем не идиот.
— Значит, вы с ним встречались?
— Верно.
— И как прошел ваш разговор?
— Плохо.
— Он признался в похищении вашей сестры?
— Нет. Я на это и не рассчитывала. Во всяком случае, не во время первой встречи.
— Первой? Вы намерены поехать к нему в тюрьму еще раз?
— Таков мой план.
— И какова цель?
— Правда. Называйте меня наивной, но это единственная цель, которую я преследую с самого начала.
— А если вы ее так и не узнаете? Потому что я не представляю, чтобы такая мразь, как Тор, когда-нибудь выдал свою тайну. Зато могу представить, как он развлекается, завязывая вас узлами. Что еще ему там делать?
— Тут я готова рискнуть.
Прежде чем Блюм успела ответить, загудел сотовый телефон, и Этли посмотрела на пришедшее сообщение. Его прислал Курт Феррис.
Уходите немедленно. Они знают, где вы находитесь. Будут у вас через десять.
— Пора сваливать! — рявкнула Пайн.
Она и Блюм схватили сумки, которые так и не распаковали, и побежали к парковке.
Через шестьдесят секунд «Мустанг» выскочил из подземного гаража и помчался на юг. Пайн свернула на следующем перекрестке и поехала обратно, пока не оказалась в трех кварталах от дома, где находилось их временное жилище, после чего остановила машину возле начала одного из переулков.
— Что вы делаете? — спросила Блюм.
— Хочу кое-что проверить.
Минуту спустя к дому подкатили четыре черных внедорожника, и внутрь вбежали двадцать бойцов в полном снаряжении.
Блюм посмотрела на Этли.
— Вы именно это хотели увидеть?
Та кивнула, и они уехали подальше.
— Курт не написал мне, кто за нами придет, — сказала Пайн. — Я подумала, что это может быть Бюро.
— Мы едва успели, — сказала Блюм. — Интересно, как им удалось узнать, где мы остановились?
— У военной разведки повсюду глаза и уши. К тому же в здании полно камер. К счастью, Курт сумел узнать об опасности и предупредить нас.
— У Большого Брата утечки? — заметила Блюм.
— Большой Брат подсел на стероиды. И они собираются преследовать нас по полной программе.
— Ну и кем вы хотите быть? — неожиданно спросила Блюм.
Пайн удивленно на нее посмотрела, выезжая на автостраду и вдавливая педаль газа в пол.
— Что?
— Вы хотите быть Тельмой или Луизой?[301]
Они расплатились наличными за номер в мотеле в округе Стаффорд, штат Вирджиния, примерно в часе езды к югу от округа Колумбия, и устроились в маленьком дешевом номере, вновь оставив сумки нераспакованными, как делали в течение всей поездки.
Блюм села на одну из двух кроватей.
— Как вы думаете, у Курта будут неприятности? — спросила она. — Из-за того, что он позволил нам у него остановиться?
— Я сказала ему, чтобы ссылался на неведение. Я — его подруга, которая попросила разрешения остановиться в его доме, пока он в отъезде. Курт не знал, чем я собиралась заниматься на самом деле.
— Но как ему удалось узнать, что за нами выслали целый отряд? — спросила Блюм.
— Курт работает в Отделе уголовного розыска ФБР. Естественно, у него полно друзей среди военных, в том числе в разведке. Должно быть, они сообщили ему, или он сам узнал через сети, которые регулярно прослушивает.
— А как, по вашему мнению, к этой истории относится ФБР?
Пайн села на другую кровать, сняла туфли и легла.
— Трудно сказать. Они знают, что я солгала относительно своей поездки, им известно, что я продолжаю расследование после того, как мне приказали его прекратить. И им уже наверняка сообщили про двух парней в аэропорту Далласа.
— Как вы думаете, Бюро сумело связать Саймона Рассела с последними событиями? — спросила Блюм.
— Тут все на уровне предположений. Они вполне могут не знать про армейский вертолет, который увез Приста и его брата… Проклятье, вполне возможно, что они вообще не занимаются этим делом.
— Но почему?
— Национальная безопасность кроет все. Весьма вероятно, что их отозвали точно так же, как они отозвали меня.
— Как может выглядеть свержение правительства? — задумчиво спросила Блюм.
— В других странах президент или группа генералов захватывают средства массовой информации и заявляют: вследствие — сюда вставляем любую идиотскую причину — вводится военное положение, выборы откладываются из-за присутствия повсюду врагов нации, в том числе в высших эшелонах власти. Это оправдывает отказ от демократических норм. Затем президент сообщает, что остается на должности пожизненно. Посмотрите, что происходит в Китае. Или, например, генералы вводят танки в столицу и говорят всем, что теперь они отвечают за страну и спасут ее. А гражданам остается лишь исполнять приказы. Или группа советников высшего звена устраивает хунту. Или несколько миллиардеров, которым надоело выбрасывать деньги на содержание консервативных партий, выбирают более прямой путь к осуществлению своих целей.
Блюм посмотрела на нее.
— Ну и что мы можем сделать? Реально?
— Для меня это новая территория, Кэрол. В Куантико не читали курс о том, как противодействовать свержению правительства США. Может быть, им следует его ввести.
— Каким будет наш следующий шаг?
В ответ Пайн открыла страницу с названиями файлов Бена Приста.
— Нам необходимо отыскать пароль к флешке. Он может находиться в названии других файлов с его компьютера.
Этли открыла лэптоп, сидя на кровати и положив рядом телефон с названиями файлов, выведенными на экран.
— Прист уже показал нам, что относится к категории людей, которые связывают пароли с личными вещами, — сказала она.
— А на что еще он мог опираться, придумывая пароли? — спросила Блюм.
— Возможно, на что-то у себя дома…
— Что лежало вместе с баскетбольным мячом и спортивной фуфайкой?
— Что еще может быть? — продолжала размышлять Пайн. — У него есть брат с детьми. Значит, у Бена Приста имеются племянники. Подождите минутку, вы же ходили на ланч с его женой. Вы узнали…
— Конечно, узнала. Их зовут Билли и Майкл. — Блюм еще немного подумала. — Билли одиннадцать лет, Майклу — девять.
Пайн записала эти сведения на листок бумаги.
— Еще какие-то детали? — спросила она.
— Билли любит обычные лыжи и водные, он питчер[302] в команде Малой лиги. А еще ужасно боится, что ему предстоит ходить на свидания, когда он станет старше. Майкл — самый главный читатель в семье, занимается лакроссом и часто выводит мать из себя. И еще играет на бас-гитаре. Оба проводят много времени в социальных сетях, не выпускают из рук сотовые телефоны — в особенности Билли — и считают, что единственная цель в жизни их отца состоит в том, чтобы быть их личным банкоматом. Возможно, это связано с тем, что он постоянно работает.
— И вы столько всего узнали во время ланча с женщиной, с которой только что познакомились?
— Матери легко идут на обмен информацией. Мы делаем это исключительно эффективно. И с большими подробностями. Она тоже много узнала про моих детей.
Пайн делала заметки, пока Блюм говорила.
— Хорошо, вы дали мне много идей для поиска паролей.
Она работала несколько часов, используя программу для создания диаграммы на основе подсказок Блюм, а также названия файлов из компьютера Приста.
После того как последний вариант не сработал, Пайн разочарованно вздохнула.
Блюм, задремавшая на своей кровати, проснулась через минуту. Дождь барабанил по крыше одноэтажного мотеля.
— Не вышло, как я понимаю, — сонно сказала секретарша.
— Судя по всему, семья его брата не настолько для него важна, чтобы стать основой для пароля, а в названиях файлов нет никаких подсказок касательно его работы.
— Я ужасно хочу есть, — заявила Блюм. — Когда мы ехали сюда, я видела на улице кафе.
Они припарковались за зданием кафе и вошли внутрь. Сделав заказ, сидели и пили кофе, а за окном шумел дождь.
Блюм выглянула в окно.
— Господи, неужели здесь всегда так? — проворчала она. — Скоро я начну подумывать о самоубийстве… Мне просто необходимо солнце.
— У них идет дождь, но бывает и солнце. А потом наступает осень и выпадает снег, — отозвалась Пайн.
— Вот уж спасибо… — Блюм содрогнулась. — Так вот почему вы перебрались на Юго-Запад? Из-за погоды.
— Я почти что уехала в Монтану или Вайоминг.
— Господи, вы знаете, как много снега там выпадает? — с ужасом спросила Блюм.
— Погода не имела для меня решающего значения.
— Что же тогда?
— Я уже говорила. Люди — точнее, их отсутствие. — Она посмотрела на Блюм, которая поднесла к губам чашку с кофе. — Я не люблю толпы.
— А как вы определяете толпу?
— Ну, когда есть еще кто-то, кроме меня.
— Ну, тогда я сожалею, что создаю вокруг вас толпу, — немного обиженно сказала Блюм.
— На самом деле, Кэрол, я рассматриваю нас как одну единицу, поэтому когда говорю «меня», то включаю вас, и наоборот.
— Вы знаете, когда у меня в доме было шестеро детей, из них трое в пеленках, я мечтала побыть одна, хотя бы несколько минут. Я жила с ощущением, что в каждую секунду моей жизни кто-то зовет меня и требует, чтобы я что-то сделала.
— А теперь? — с любопытством спросила Пайн.
— Я живу одна. Просыпаюсь одна. Ем одна. Ложусь в постель одна. — Она посмотрела на Пайн над чашкой с кофе. — И я никому такого не посоветовала бы. Никому. Толпа там или нет… Иногда дело просто в другом человеческом существе, которое греет тебе ноги в постели или приносит аспирин, когда у тебя жутко болит голова. И я говорю совершенно серьезно.
Принесли их заказ, и они, погрузившись в собственные мысли, молча принялись за еду.
— О чем вы думаете? — спросила Блюм, когда они закончили есть.
— О расследовании. О моей карьере. Можно ли сказать, что и то и другое закончилось?
— А вы никогда не думали о карьере вне Бюро? — спросила Блюм.
— Нет.
— Я Лев. По знаку Зодиака. Мы — упрямые фанатики контроля с небольшой добавкой доброты. Но мы адаптируемся. Я думаю, вы тоже сумеете. Кстати, вы, случайно, не Лев? Или у вас другой знак?
Пайн смотрела на нее, но не отвечала.
— Я спросила… — начала Блюм.
Она смолкла, увидев, что Этли вскочила на ноги и бросила на стол деньги.
— Уходим.
— Что такое? — спросила секретарша, когда они быстрым шагом возвращались в мотель.
— Вот мой ответ на ваш вопрос: я Козерог.
Исписанные возможными паролями листочки бумаги валялись по всей кровати Пайн. Блюм активно помогала ей, подсказывая слова, которые Этли вносила в программу.
— Когда вы скачали ваше программное обеспечение? — спросила секретарша.
— Как только у меня не получилось отыскать пароль вручную, — ответила Пайн, пальцы которой летали по клавишам лэптопа. — Я постоянно получала новые пароли, и всякий раз терпела неудачу. Но будет легче, как только нам удастся сузить параметры поиска. Может быть, в конце концов мы справимся с этой задачей.
Блюм положила рядом с Этли последний листок.
— Ну вот, думаю, это всё.
— А теперь проверим наше везение.
— Не говорите так.
— Почему?
— Потому что мне не везло последние двадцать лет, — заявила Блюм.
Пайн нажала последнюю клавишу на лэптопе.
— Ну, всё.
Программа начала перебирать возможные варианты.
— Что заставило вас вспомнить о Козероге? — спросила Блюм.
— Я пыталась понять, почему Прист выбрал такое название для несуществующей компании. Я не знала, Козерог ли он сам, однако это была единственная ниточка для продолжения попыток разгадать пароль. Но пока вы не заговорили о Львах, я о нем даже не думала. Так что, если у нас получится, заслуга будет принадлежать вам. — Она замолчала и посмотрела на экран. — Проклятье…
Последний вариант пароля оказался правильным, и экран ожил.
— Получилось, — сказала Пайн.
— И каков же пароль? — спросила Блюм.
Этли посмотрела на экран.
— Нечто невероятно сложное, но все, за исключением букв у и м, связано со знаком Козерога.
— А на что указывают буквы у и м?
— Вероятно, Билли и Майкл. Уильям — полное имя Билли. Из чего следует, что Прист считал важными своих племянников — во всяком случае, включил их имена в пароль.
— Проклятье, а это еще что такое? — спросила Блюм.
На экране появилась картинка. Пайн принялась просматривать одну страницу за другой, и все они оказались техническими рисунками. Она остановилась на одной зловещей диаграмме и нажала на несколько клавиш, чтобы увеличить ее, потом прочитала надпись на соседней странице.
— Это… по-корейски.
— Вы понимаете, что там написано?
— Нет, но я могу довольно быстро найти перевод.
Этли записала несколько букв на листок, затем перешла на перевод с корейского онлайн и ввела туда буквы. Компьютер выдал перевод почти мгновенно.
— Расщепляющиеся материалы, — медленно проговорила Пайн. — Расщепляющиеся? Это связано с ядерным топливом.
Блюм села на кровати.
— Боже мой… Северная Корея собирается сбросить на нас атомную бомбу? — пробормотала она.
— Если так, то тогда понятно участие Давида Рота. И Сон Нам Чона. Быть может, это план Б Северной Кореи на случай, если мирные переговоры не увенчаются успехом? Нанести по нашей стране ядерный удар?
— Но если Северная Корея планирует нечто подобное, как объяснить похищение братьев Прист на военном вертолете? — спросила Блюм.
Этли пожала плечами.
— Может быть, им стало известно об этом плане и они решили отследить его до первоисточника?
— Значит, нам следует показать нашу находку… ну, я не знаю, директору ФБР? — спросила Блюм.
— Нет никаких доказательств, что все это — правда. Если мы отправимся в ФБР с тем, что у нас есть, то можем попросту исчезнуть.
— Люди в нашей стране не исчезают просто так.
— Скажите это братьям Прист. — Пайн немного подумала. — Но даже если у нас и будут доказательства, я не уверена, что нам следует их предъявлять.
— Что вы имеете в виду?
— Заместитель директора сделал все, чтобы снять меня с расследования. Он никогда не поступил бы так, не получив одобрения своего босса и босса своего босса. На самом деле это может идти сверху, Кэрол. — Она посмотрела на Блюм. — Я имею в виду самый верх.
Несколько секунд обе женщины молчали, осмысливая огромность такого варианта развития событий.
— Но мы должны что-то сделать, — наконец сказала Блюм.
Пайн согласно кивнула.
— Для начала нужно найти Давида Рота.
— Как?
— Последний раз его видели в Гранд-Кэньон. Подождите минутку… В файле есть что-то еще. — Она перелистнула еще несколько страниц, пока не нашла нечто новое. — Похоже на карту. А здесь указаны широта и долгота.
— Агент Пайн, это очень похоже на Гранд-Кэньон. — Блюм побледнела.
— Дерьмо, так и есть. — Этли, продолжавшая смотреть на карту, побледнела еще сильнее. — Как вы… как вы думаете, могли ли северные корейцы каким-то образом поместить ядерный заряд в каньоне?
— А Прист с Ротом об этом узнали…
Пайн кивнула.
— Тогда понятно, зачем Рот хотел попасть в Гранд-Кэньон, — чтобы найти бомбу.
Ее телефон загудел. Пришло текстовое сообщение.
— От Оскара Фабриканта. Он в России.
— И что пишет?
Этли прочитала сообщение:
— «Проверьте смерть Фреда Уормсли. Он был очень близок к Роту и отцу Рота».
Пайн вышла в Интернет и нашла нужную статью.
— Так… здесь сказано, что некоторое время назад тело Фреда Уормсли нашли в Потомаке, рядом с островом Трех Сестер. Полиция предполагает, что он упал в воду, когда находился на мемориальном бульваре Джорджа Вашингтона, течение затащило его на глубину, и он утонул.
— Но Фабрикант, очевидно, думает иначе, — заметила Блюм.
— Не исключено, что Давид Рот с ним солидарен. — Этли обратила внимание на другую часть истории. — Уормсли работал в Управлении национальной безопасности и занимал там очень высокое положение. Вот почему полиция проводила более тщательное расследование, чем обычно. В любом случае они пришли к выводу, что это был несчастный случай, но теперь я начинаю думать, что на них надавили, чтобы они закрыли дело.
Блюм погрузилась в размышления.
— Ладно, Рот был экспертом по ОМП, — наконец заговорила она. — Он узнал о заговоре северных корейцев — возможно, от Уормсли. А тот, в свою очередь, получил информацию по своим каналам в УНБ. Затем его убили — возможно, Сон Нам Чон. После этого Рот вошел в контакт с Пристом. Каким-то образом им удалось выяснить, что ядерный заряд спрятан в Гранд-Кэньон. Тогда Рот под видом Приста решил спуститься вниз с целью проверить, так ли это, но чтобы никто не знал, что он в курсе дела. Может быть, он пытался обезвредить заряд?
— Ну, я не знаю… — ответила Пайн. — Но почему Рот обратился именно к Бену Присту?
— Может быть, они были давно знакомы. И Прист ему помогал.
— Но если Рот знал, что в Гранд-Кэньон находится ядерный заряд, почему он не обратился в правительство? — спросила Пайн.
Блюм снова задумалась.
— Может быть, опасался, что, если Северная Корея узнает, что у нас появились подозрения касательно их планов, они просто его подорвут. Может быть, Рот пытался незаметно его разрядить. Тут я строю предположения. Я понятия не имею, как работает атомное оружие.
— Я тоже. Мне лишь известно, каковы бывают последствия взрыва.
— Хорошо, что будем делать дальше?
— Я полагаю, пришло время возвращаться на Запад.
— Слава богу, — обрадовалась Блюм. — А то мне уже начинает казаться, что мой загар побледнел. — Она смущенно улыбнулась. — Извините, дурная шутка. Я начинаю так себя вести, когда нервничаю.
Этли уже вводила какие-то цифры в компьютер.
— А что, если долгота и широта обозначают место, где заложен ядерный заряд? Может быть, Рот пытался кое-что сказать тем, кто найдет мертвого мула. Дж. и к.? Эти буквы могут быть наводкой на тайную пещеру для тех, кому известна легенда.
— Слишком много вопросов, на которые нам требуются ответы, — заметила Блюм.
— И эти ответы находятся в одной из самых глубоких дыр в земле, — сказала Пайн.
В одиннадцать часов утра по кредитной карте были куплены два билета в один конец из Национального аэропорта Рональда Рейгана, Вашингтон, до Флагстаффа, штат Аризона. Самый быстрый рейс предлагал «Американ эйрлайнс» с посадкой в Фениксе, откуда самолет почти сразу отправлялся во Флагстафф. Дата вылета — через три дня после приобретения билетов.
Номер кредитной карты Кэрол Блюм заметили все заинтересованные стороны. Были собраны ударные отряды, в аэропорт Рейгана отправили группу разведки, чтобы детально изучить обстановку на месте и подготовить все необходимое для ареста Блюм и Пайн до того, как они поднимутся на борт самолета.
Однако люди, стоявшие во главе операции, испытывали некоторое беспокойство: ведь Блюм вполне могла появиться одна. Поэтому два других аэропорта, а также железнодорожный и автобусный вокзалы в округе Колумбия также были взяты под наблюдение.
Второй отряд на всякий случай отправился во Флагстафф. Кроме того, дома Пайн и Блюм, а также офис в Шеттерд-Рок уже некоторое время находились под наблюдением.
Теперь им оставалось только ждать.
— Куда вы хотите поехать? — Водитель такси с подозрением посмотрел на Пайн и Блюм.
Это был черный мужчина лет шестидесяти в фетровой шляпе; на широкой груди болтались очки на цепочке, ворот клетчатой рубашки открывал грудь, заросшую седыми волосами.
— Харперс-Ферри, Западная Вирджиния, — ответила Пайн.
— Леди, вы же знаете, что находитесь в Вирджинии, а не в Западной Вирджинии? — спросил таксист.
— Я умею читать карту, — ответила Пайн.
— А вам известно, как далеко отсюда до Харперс-Ферри?
— Примерно сто миль. Вы сможете проделать весь путь за два часа.
— Черт подери, что вы такое говорите? Послушайте, мэм, я не езжу в Западную Вирджинию.
Пайн показала ему пять купюр по пятьдесят долларов. Она воспользовалась кредиткой приятеля, чтобы снять с его счета наличные.
— Здесь двести пятьдесят долларов. Вы все еще не ездите в Западную Вирджинию?
Водитель задумался.
— Однако мне придется возвращаться, — заявил он.
— Тем не менее вы гарантированно получите более пятидесяти долларов за час. Я сомневаюсь, что для вас это невыгодно.
Блюм достала из кошелька еще сто долларов.
— А это компенсация за бензин, — добавила она. — И за то, что вы невероятно симпатичный человек.
— Должно быть, вам обеим очень нужно добраться до Харперс-Ферри. Зачем?
— Я слышала, что это место имеет интересную историю, — заявила Пайн.
— И у вас нет машины?
До того как купить по кредитке билеты на самолет, Блюм отвезла «Мустанг» в аэропорт Рейгана и оставила на долговременной стоянке, чтобы добавить достоверности тому, что они собираются лететь во Флагстафф.
— Мы приехали в гости из другого города, — сказала Пайн.
Таксист кивнул.
— Ладно. Дело в том, что я готов взять ваши деньги, но вам будет намного дешевле поехать на автобусе или на поезде.
— Я не люблю толпу, — ответила Пайн. — Вы берете заказ или нет? Если, конечно, не можете заработать больше в другом месте.
Мужчина посмотрел на их вещи.
— И это всё? У вас нет другого багажа?
— Да, больше ничего у нас нет. — Пайн кивнула.
Он пожал плечами и надел очки.
— Ладно, леди, поехали.
Они добрались до железнодорожного вокзала в Харперс-Ферри чуть больше чем за два часа. Городок находился на границе двух Вирджиний. Деревянный вокзал был построен в викторианском стиле и выкрашен в красный цвет. В качестве фундамента использовали старые военные сооружения.
Они заплатили обещанные деньги, и таксист достал из багажника их сумки.
— Надеюсь, вы насладитесь историей, — сказал он, похлопав по карману, в который положил купюры.
— Может быть, у нас появится своя история, пока мы будем здесь находиться, — сказала Блюм.
Водитель усмехнулся и легонько толкнул ее в плечо костяшками пальцев.
— Тогда вперед!
Он уехал, а через тридцать минут на вокзал с ревом ворвался поезд «Амтрак кэпитол лимитед».
Они заранее купили билеты за наличные на другой станции. Когда женщина в кассе попросила предъявить удостоверение личности, Пайн показала ей значок.
— ФБР, под прикрытием, — тихо сказала она. — Я сопровождаю ценного свидетеля. Надеемся поймать очень плохих парней. Никому про нас не рассказывайте.
Кассирша, женщина в почтенном возрасте, посмотрела на Блюм и улыбнулась.
— Вы благородно поступаете, милая. Я никому не скажу ни слова.
Блюм улыбнулась в ответ.
— Мы все делаем, что можем.
Поезд отошел от платформы, опоздав всего на пару минут.
Они купили билеты в спальном вагоне с собственной ванной и душем. Положив сумки, уселись на голубой диванчик и стали смотреть в окно на проплывавшие мимо картины Западной Вирджинии. Вскоре будет Мэриленд, затем Пенсильвания и Огайо, потом Чикаго, где им предстояло пересесть на Главный Юго-Западный поезд. Они прибудут в Аризону задолго до того, как самолет, на который они купили билеты, вылетит из аэропорта Рейгана.
Пайн оглядела купе.
— Я никогда прежде не ездила на поезде. А вы?
— Однажды, — ответила Блюм. — Вдоль калифорнийского побережья. Мне было шестнадцать, и я первый раз покинула дом, ехала в гости к тете. Я тогда получила огромное удовольствие. Чувствовала себя свободной как птица. А три года спустя стала мамой, и мне удавалось поспать не более двух часов за ночь.
Они пообедали в вагоне-ресторане. Блюм заказала бокал вина, Пайн, как всегда, пиво. Обе женщины легли спать не раздеваясь: Этли — на верхней полке, Кэрол — на нижней. Мерное покачивание поезда помогло Пайн быстро заснуть, и она не просыпалась до шести утра.
Они проехали Питтсбург в полночь, в Чикаго поезд прибыл в девять часов утра. Они вышли из вагона и позавтракали в кафе на вокзале, огромном здании на западном берегу реки Чикаго.
Пайн и Блюм предстояло убить шесть часов до отхода Главного Юго-Западного поезда.
Пока они ели, секретарша смотрела телевизор, висевший на стене.
— О господи, — пробормотала она.
Пайн взглянула на экран и увидела фотографию Оскара Фабриканта. Внизу шла бегущая строка: АМЕРИКАНСКИЙ УЧЕНЫЙ НАЙДЕН МЕРТВЫМ В МОСКВЕ. ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО ЭТО САМОУБИЙСТВО.
Пайн и Блюм переглянулись.
— Он не стал бы кончать с собой, — тихо сказала Пайн.
— Как они его нашли? — спросила Блюм.
— Должно быть, узнали, что он встречался с нами. Может быть, от двух фальшивых полицейских. — Этли ударила ладонью по столу. — Мне не следовало его отпускать. Он уже тогда был мертвецом.
— Вы не могли его остановить, — сказала Блюм.
— Взяли бы с собой.
— Но мы не можем брать с собой всех, с кем сталкиваемся, чтобы защитить их. Все мы в конечном счете погибнем. Но это так ужасно… — Блюм содрогнулась.
Пайн посмотрела на нее.
— Я считаю, что будет лучше, если вы останетесь здесь, Кэрол. Снимите комнату в отеле и поживите тут несколько дней.
— Если я воспользуюсь своей кредитной карточкой, они постучат в мою дверь через час. — Она указала на экран. — И я не хочу, чтобы обо мне написали бегущей строкой, будто я покончила с собой.
— Но вы можете найти место, где берут наличные, — возразила Этли.
Блюм упрямо покачала головой.
— Я не позволю вам сделать это в одиночку, агент Пайн. Вы сами сказали: мы — единое целое, команда. И я считаю, что очень неплохо работаем вместе.
Пайн долго смотрела на нее.
— Вы так не думаете? — спросила Блюм и нахмурилась.
— Я давала клятву, а вы — нет. Давала подписку, понимая, какая опасность мне может грозить. А вы — нет.
Блюм махнула рукой.
— О, вам не следует об этом беспокоиться. Я знаю, что не являюсь специальным агентом, как вы, но я работаю в ФБР и обещала на совесть выполнять свои обязанности. И собираюсь сдержать слово. Кроме того, я вырастила шестерых детей, не потеряв ни одного. Так что можете не сомневаться: я сумею помочь и вам.
Пайн улыбнулась.
— Вы однажды уже спасли мне жизнь. В аэропорту.
Блюм наклонилась над столом и похлопала Этли по руке.
— И если потребуется, сделаю это снова. Мы с вами две крутые женщины в мире мужчин. Вы можете назвать мне более уважительную причину, чтобы держаться вместе?
Улыбка Пайн стала еще шире.
— На самом деле не могу.
Главный Юго-Западный поезд № 3 вышел из Чикаго с двумя локомотивами П43 и девятью пассажирскими вагонами и покатил на Юго-Запад Соединенных Штатов. В нем находилось четырнадцать человек обслуживающего персонала и сто тридцать пассажиров. Максимальная скорость, которую он развивал на длинных участках пути, достигала девяноста миль в час. Однако средняя была немногим больше пятидесяти пяти миль в час, и поезду предстояло преодолеть две тысячи двести миль до Лос-Анджелеса, сделав тридцать одну остановку в восьми штатах.
Пайн и Блюм устроились на своих местах, когда поезд выезжал из центра Чикаго.
— Как вы думаете, грозит ли опасность кому-нибудь еще из «Общества за Бога»? — спросила Блюм.
— Я никого не могу вычеркнуть, — ответила Пайн. — Но, надеюсь, они сообразят, что происходит, и постараются затаиться.
— Может, имеет смысл позвонить кому-то в ФБР? — продолжала секретарша. — Тому, кому можно доверять? Я хочу сказать: если атомная бомба находится в Гранд-Кэньон, они должны об этом узнать.
Пайн не стала отвечать сразу.
— Нет, Кэрол, — наконец заговорила она. — Если Рот, инспектор по ОМП, узнал о ядерной бомбе в каньоне, что он должен был сделать в первую очередь? Или Бен Прист, если уж на то пошло? Я хочу сказать, что не верю в их предательство.
На лице Блюм появилось недоумение.
— Им следовало немедленно обратиться к властям, — сказала она.
— Однако они этого не сделали. Армейский вертолет увез обоих братьев Прист. Парни, как мне показалось, похожие на федералов, собирались забрать Саймона Рассела, чтобы подвергнуть его пыткам. Затем нас едва не убили два фальшивых копа в аэропорту. И мы видели, что люди, выглядевшие как военные, ворвались в дом Курта Ферриса.
— Иными словами, вы считаете, что наши люди оказались плохими парнями, — сказала Блюм.
— Я понятия не имею, известно ли им про атомную бомбу, — быть может, они лишь пытаются предотвратить утечку, чтобы не началась всеобщая паника. Но прямо сейчас наше правительство похищает направо и налево американских граждан и совершает странные и отвратительные поступки. Складывается впечатление, что эти люди забыли о том, что такое закон.
— Господи, с тем же успехом мы могли бы находиться в Северной Корее или Иране, — пробормотала Блюм.
— Или в России, — добавила Пайн. — Потому что они также вовлечены в эту историю. — Она помолчала, на лице у нее появилось недоумение. — Вот уж не думала, что русские и северные корейцы такие хорошие союзники, что работают вместе, чтобы заложить атомную бомбу на территории Америки. Неужели они хотят начать третью мировую войну? Если так, то победы им не видать. Как и любой другой стране, которая захочет выступить против нас.
— Но как могли северные корейцы или русские доставить сюда ядерный заряд так, что никто об этом не узнал? — спросила Блюм. — Серьезно, разве такое возможно?
— Полагаю, они привозили его по частям в течение длительного времени. А потом собрали в пещере, находящейся в стороне от обычных туристических маршрутов, о которой никто не знает. Ведь туристы не проходят через контрольно-пропускной пункт или магнитометр, когда собираются спуститься вниз.
— Так вы считаете, что широта и долгота показывают, где именно расположена пещера? — спросила Блюм.
— Да. — Пайн кивнула.
— А что мы будем делать, когда вернемся в Аризону?
— Я и сама пока не знаю. Но нам предстоит долгая поездка на поезде, чтобы принять решение.
Этли вышла из купе и отправилась в вагон, где продавали закуски и напитки. Она купила пиво и чипсы и села в одиночестве в вагоне с большими окнами, отведенном для туристов.
Потом решила позвонить и взяла телефон.
— Алло?
— Привет, Сэм, это Этли.
— Этли, у тебя новый номер?
— Да, я путешествую. И пользуюсь другим телефоном. Как дела?
— Всё в порядке. Ты скоро вернешься?
— Да, я уже на пути домой. Как прошел концерт?
— Что?
— Карлос Сантана.
— О, хорошо. Просто классно. Чувак еще способен зажигать. Я взял с собой приятеля. Но с тобой было бы гораздо веселее.
— Я рада это слышать. Кстати, Сэм, есть какие-то новости о Ламберте или Райсе?
— Нет; только то, что они перебрались в Юту.
— Их уже кем-то заменили?
— К сожалению, нет. Нам придется работать за них, пока не прибудут новые люди. А как твое расследование?
— Мне удалось продвинуться вперед. Однако выяснилось, что все немного сложнее, чем я думала.
— Ну, надеюсь, ты сумеешь поймать тех, кто убил мула. Я все еще не могу поверить, что кто-то мог поступить так жестоко… Ну что мог несчастный мул кому-то сделать?
— Я с тобой согласна. Ты дежуришь в ближайшие две ночи?
— Да. Но если ты захочешь куда-нибудь сходить, когда вернешься, я попробую поменяться сменами. Впрочем, может быть, ничего не получится — нам не хватает людей.
— Нет, дело не в этом. Я… я подумала, что было бы неплохо побродить по каньону ночью.
— Ладно, только дай мне знать заранее, и я позабочусь, чтобы мы там встретились. — Сэм рассмеялся. — И прихвачу для тебя пиво.
— Хорошо, звучит очень привлекательно.
— Но ты ведь не собираешься туда в одиночку? — неожиданно спросил он.
— Знаешь, я уже взрослая девочка и пару раз гуляла там одна.
— Но это все равно не самый разумный поступок.
— А я и не говорю, что я — разумная девочка, Сэм.
Позднее Пайн и Блюм отправились в вагон-ресторан, чтобы поесть. Им пришлось сидеть с двумя другими пассажирами, и они не смогли поговорить.
В половине первого ночи поезд остановился в Лоуренсе, штат Канзас. Два пассажира вошли, но никто не вышел. Через пять минут поезд тронулся. Но не прошло и нескольких минут, как он снова начал тормозить.
— Еще одна остановка? — пробормотала Блюм, успевшая задремать.
Пайн села и загрузила в телефоне расписание движения поезда.
— Следующая остановка в Топике, примерно через полчаса, — сказала она.
— Тогда почему поезд останавливается?
Этли уже выхватила пистолет.
— Хороший вопрос.
Через минуту послышался скрежет, и поезд затормозил так резко, что их отбросило на стену.
Еще один толчок.
А потом могучий Юго-Западный поезд застыл на месте.
— Что случилось? — спросила Блюм, потирая плечо, ушибленное о стенку.
— Я думаю, мы на что-то налетели, — ответила Пайн и быстро надела туфли. — У вас пистолет сверху? — прошептала она.
— Нет.
— Тогда доставайте его, — резко сказала Этли.
— Но вы не думаете?..
— Я не знаю наверняка, так что ответ — «да».
Пайн отодвинула занавеску и выглянула в окно, но было слишком темно, чтобы что-то разглядеть.
Она услышала звук шагов — кто-то быстро шел по коридору. Этли приоткрыла дверь купе и увидела спешившего куда-то проводника.
— Что случилось? — спросила она.
— Я не уверен, мисс… Оставайтесь в купе. Как только ситуация прояснится, вам сообщат по громкой связи.
Он быстро зашагал дальше и вскоре скрылся из виду.
Пайн услышала шорох открывающихся внешних дверей вагона; через несколько мгновений свет в поезде дважды мигнул и погас, и все погрузилось в темноту.
В соседних купе кричали люди.
Этли достала из сумки фонарик, сказала Блюм, чтобы та оставалась на месте, а сама выскользнула в коридор.
И хотя поезда иногда на что-то налетают, Пайн совсем не нравилась возникшая ситуация. Она не верила в совпадения.
Пайн медленно двинулась по коридору, изредка направляя луч фонарика вперед и в окно, пытаясь что-то разглядеть в канзасской ночи. Однако она ничего не видела, и никто не делал объявлений по громкой связи. Свет не загорался, поезд продолжал стоять на месте.
В остальном все шло хорошо.
Пайн напряглась, когда услышала новый звук.
Плакал ребенок.
Поезд внезапно дернулся, тут же снова остановился, и Этли с трудом устояла на ногах.
Снова послышались крики.
Пайн побежала в ту сторону, откуда они доносились. Как только оказалась рядом, нажала на кнопку открывания двери. Та с шипением открылась, и Пайн перешла в следующий спальный вагон.
Она посветила фонариком вдоль коридора, но сначала ничего не увидела.
А затем луч поймал маленькую фигурку.
Это была девочка лет шести, застывшая посреди прохода и сжимавшая в руках потрепанную куклу.
Девочка выглядела напуганной и негромко плакала.
Пайн убрала пистолет, отвела луч фонарика от лица малышки и поспешила к ней.
— Ты в порядке? — спросила она, опускаясь на колени рядом с девочкой. — Где твои родители?
Девочка покачала головой, всхлипнула и вытерла нос куклой.
— Я не знаю, — сказала она и снова всхлипнула. — Мама пошла в туалет. А… потом стало совсем темно. Я стала искать мамочку. Но… я не знаю, где она.
— Ладно, мы ее найдем. Как тебя зовут?
— Дебби.
— Хорошо, Дебби. Мы обязательно отыщем твою маму. Ты знаешь, в какую сторону она пошла?
Дебби огляделась.
— Я не знаю. Здесь так темно… — Она снова заплакала.
Этли взяла ее за руку.
— Так, я пришла оттуда, и никого по пути не встретила. Значит, твоя мама направилась в противоположную сторону. Пойдем посмотрим.
Они прошли по коридору до самого конца, где находился туалет.
— Как зовут твою маму?
— Нэнси.
Пайн постучала в дверь.
— Нэнси? Вы здесь? Ваша дочь Дебби со мной.
— Мамочка! Мамочка! — закричала Дебби.
И принялась колотить в дверь.
Пайн открыла ее и заглянула внутрь. Там никого не оказалось.
Она посмотрела на Дебби.
— Ты уверена, что мама пошла в туалет?
Девочка кивнула.
— Так она сказала. В нашей комнате его нет. Она велела мне ждать ее в купе. А потом стало темно.
— Давай поищем еще, Дебби; я уверена, твоя мама где-то рядом.
Они прошли в следующий вагон, где встретили две пожилые пары, ощупью пробиравшиеся в темноте.
— Вы знаете, что случилось? — спросил мужчина, сжимавший руку женщины — Пайн решила, что это его жена.
— Возможно, поезд натолкнулся на что-то, — ответила Этли. — Вы не видели здесь молодую женщину? У меня ее дочь. Они потеряли друг друга.
— О, бедняжка, — сочувственно заговорила одна из женщин. — Но мы никого не видели. Мы сами только что вышли из купе.
— Я слышал, как кто-то совсем недавно прошел мимо, — вмешался другой мужчина. — Но не видел, кто.
— Спасибо, — сказала Пайн. — Вам лучше вернуться в купе. Здесь вы можете упасть и получить травму.
Она и Дебби перешли в следующий вагон, и Этли начала беспокоиться. А что, если мать девочки ушла в другую сторону? Что, если она вернется и не найдет дочь? Женщина может запаниковать.
Затем у нее за спиной послышался какой-то шум. Пайн резко обернулась, положив руку на кобуру, но почти сразу расслабилась, когда из темноты выступила Блюм.
И тут же напряглась снова, когда поняла, что Кэрол не одна.
Кто-то находился у нее за спиной. Невысокий мужчина, потому что Блюм почти полностью закрывала его от Пайн.
В следующее мгновение он отступил немного в сторону.
Сон Нам Чон держал Блюм за шею.
И сжал руку, когда увидел, что Этли потянулась к пистолету.
— Это будет очень неразумно. Подумайте о вашей подруге.
— Я сожалею, агент Пайн, — сказала Блюм. — Он напал на меня неожиданно.
— Что… такое? — спросила Дебби. — Кто этот мужчина?
— Один мой знакомый, Дебби, — ответила Этли.
— Он… делает ей больно?
Чон засунул руку в карман и вытащил пистолет.
Дебби закричала и отпрянула назад. Пайн шагнула вперед, закрыв собой девочку.
— Она ищет маму, — сказала она. — И не имеет никакого отношения к происходящему. Мы пойдем с вами. Но она должна остаться здесь.
Однако Чон и не думал соглашаться.
— Она всего лишь ребенок, — добавила Этли. — И ничего не может вам сделать.
Чон оглядел Пайн с головы до ног и коротко кивнул.
Пайн повернулась и посмотрела на Дебби.
— Ладно, я думаю, твоя мама в соседнем вагоне. Но я хочу, чтобы ты оставалась здесь до тех пор, пока она не придет за тобой, или один из проводников. Он будет в форме. Ты знаешь, как они выглядят, верно?
Дебби посмотрела на Пайн снизу вверх и кивнула.
— Ты… ты меня оставишь? — спросила она, схватив Этли за руку.
— Совсем ненадолго. Мы должны сходить кое-куда с этим мужчиной.
— Он плохой?
— Дебби, я просто хочу, чтобы ты оставалась здесь, хорошо? Ты ведь храбрая девочка и сделаешь это для меня?
Наконец Дебби кивнула, но в ее глазах стояли слезы.
Пайн посмотрела на куклу у нее в руках.
— Как зовут твою куклу?
— Гермиона.
— Как подругу Гарри Поттера?
Дебби снова кивнула.
Пайн присела перед ней на корточки и обняла.
— Я вернусь, чтобы проверить, как у тебя дела, — сказала она.
— Обещаешь? — спросила Дебби.
— Обещаю.
Потом Этли встала и посмотрела на Чона.
— Пошли, — сказала она.
Они вернулись в свое купе, так никого и не встретив по дороге, хотя слышали голоса людей.
Пайн шла первой, за ней следовали Блюм и Чон, который закрыл за ними дверь.
— Садитесь, — приказал кореец.
Женщины сели на нижнюю полку.
— Достаньте пистолет и положите на пол, — велел Чон, направив оружие в голову Пайн.
Она выполнила приказ.
— Подтолкните ко мне ногой, — сказал он.
Этли так и сделала. Он наклонился, поднял «Глок» и положил его на маленький металлический столик, находившийся у него за спиной. Пайн заметила, что рядом лежит пистолет Блюм.
— И второй пистолет, пожалуйста, — сказал Чон. — Я знаю, что у вас есть запасное оружие.
Пайн достала пистолет из кобуры на щиколотке и толкнула его по полу в сторону корейца. Тот убрал его себе за спину.
— Как вы узнали, что мы в этом поезде? — спросила Пайн.
— Это единственный поезд, идущий в Аризону. И вы оказались единственными пассажирами, заплатившими за билеты наличными. Судя по всему, вы скрыли свои имена от кассира. Поэтому она просто назвала вас Джейн и Джуди Доу. Настоящий красный флаг.
Пайн состроила гримасу.
— Вам каким-то образом удалось остановить поезд. Вы поставили на железнодорожные пути машину или сделали что-то другое?
— Не имеет значения.
— Хорошо, чего вы от нас хотите?
Чон засунул руку в карман и что-то оттуда достал.
— Этого человека.
Он бросил Этли листок бумаги, она поймала его и осветила его лучом фонарика.
Это была фотография Давида Рота.
Пайн и Блюм посмотрели на Чона.
— Я не знаю, где он, — сказала Этли.
И вновь кореец так быстро нанес удар, что она даже не успела поставить блок, и ее отбросило на стену.
Когда Блюм встала и попыталась его атаковать, он просто схватил ее запястье и выворачивал его до тех пор, пока она не вскрикнула и не упала на пол, задыхаясь от боли.
Пайн медленно села и вытерла кровь с губ.
— Я не для того проделал весь этот путь, чтобы слушать ваше вранье. Мне доподлинно известно, что вы знаете ответ на мой вопрос, — заявил Чан.
— Я тоже ищу Рота, — сказала Этли, сплевывая кровь. — Но не нашла его. Пока.
— У вас есть предположения насчет того, где он может находиться? — спросил Чон.
— Думаю, да.
— Где?
Пайн посмотрела на лежавшую на полу Блюм.
— Если я расскажу вам, вы ее отпустите?
Кореец покачал головой.
— Она не маленькая девочка.
Блюм медленно поднялась и села рядом с Пайн.
— Вот и отлично, потому что я никуда не уйду. — Она стряхнула пыль с одежды, сложила руки на коленях и вежливо сказала: — А теперь скажите этому милому человеку, где, по-вашему, находится мистер Рот, агент Пайн.
Та не ответила.
— Ну, тогда эта честь достанется мне. — Кэрол посмотрела на Чона. — Мы считаем, что мистер Рот во Флагстаффе. Туда мы и направляемся. Правда, вы и сами знаете, потому что проверили наши билеты.
— А почему именно во Флагстаффе?
— Там есть офис ФБР. Самый крупный из всех, расположенных рядом с Гранд-Кэньон. Мы считаем, что он собирается сдаться властям.
— Зачем ему сдаваться? — резко спросил Чон.
— Мы думаем, что он напуган. Он не хочет умирать. И считает, что ФБР сможет его защитить.
— А оно сможет? — наконец заговорила Пайн, глядя на Чона.
— Вы меня спрашиваете? Это же ваш работодатель, а не мой, — холодно ответил тот.
— Не имеет значения, — сказала Этли, повторив недавнее заявление корейца. — Я хочу знать ваше мнение.
Чон обдумал ее слова.
— Сомневаюсь, что кто-то способен его защитить. И менее всего — ваши люди.
— Ну, значит, хотя бы по одному вопросу мы пришли к согласию. Зачем он вам нужен?
— Я полагаю, это очевидно.
— Не для меня. Если только вы не хотите забрать ядерный заряд.
Чон оценивающе посмотрел на нее.
— Мир сложно устроен, агент Пайн. Гораздо сложнее, чем вы полагаете.
— Я думаю, что доставка ядерного заряда на территорию Соединенных Штатов и убийство моих сограждан — предельно простая вещь. Это безумие! У вас есть все основания действовать со мной заодно.
— И почему же? — осведомился Чон.
— Если произойдет ядерный взрыв, Северная Корея перестанет существовать. Мы вернем ее в каменный век.
— Совершенно с вами согласен.
Пайн хотела сказать что-то еще, но лишь в изумлении на него уставилась.
— Вы… вы согласны? — вновь вступила в разговор Блюм.
— Конечно, — ответил Чон. — Зачем еще я здесь?
— Почему бы вам не объяснить нам все? — сказала Пайн. — Потому что я не вижу в происходящем ни малейшего смысла.
— Моя задача не в том, чтобы что-то объяснять. И если вы мне не поможете, тогда… — Он пожал плечами.
— Что тогда? Вы нас убьете? Зачем?
— Если я оставлю вас в живых, вы заметно усложните мою задачу.
— Пожалуй, я вас понимаю, — сказала Пайн.
— Ваша честность вызывает уважение.
— Вы кажетесь слишком милым для такого рода работы, — заметила Блюм.
— Ваши наблюдения обманывают вас, мэм, — сказал Чон. — Я совсем не милый человек. Вовсе нет. И вам, к несчастью, предстоит это узнать на собственном опыте.
И тут поезд сдвинулся с места.
Это застало всех врасплох, и Чон слегка качнулся назад. Пайн же наклонилась вперед, опустив голову между коленями, словно ее сейчас стошнит.
Ее пальцы сомкнулись вокруг металлической трубы. Она видела, как проводник с ее помощью опустил верхнюю полку, а потом засунул в специальный кронштейн, когда закончил подготовку к ночлегу.
Пайн резко выпрямилась и нанесла два быстрых удара подряд: сначала по руке Чона, выбив из нее пистолет, затем — в челюсть, и его отбросило к противоположной стене.
Кореец прижал одну руку лицу, а другую к спине — в этот момент Этли нанесла ему мощный удар ногой, и его швырнуло на окно вагона.
Он оттолкнулся от стекла и метнулся вперед. Одновременно Пайн бросилась к своему пистолету, который упал на пол со столика после того, как Чон его задел. Скользнула по полу, схватила оружие, ударившись о стену, повернулась и выстрелила.
Пуля не попала в корейца, но разбила окно.
Чон метнулся к Пайн и ногой выбил пистолет из ее руки, одновременно ударив кулаком в бок — в результате у нее вновь отнялась левая сторона, и она начала задыхаться.
Дерьмо, все начинается снова.
Противник выпрямился, чтобы нанести смертельный удар ногой в голову, когда его самого отбросило назад, и он схватился за голову.
Блюм ударила его трубой.
Из рассеченного лба хлынула кровь. Кореец повернулся, чтобы прикончить Блюм, когда Пайн ударила его сзади коленом в основание спины, отшвырнув на разбитое стекло.
Когда поезд начал набирать скорость, она обхватила ногами ноги Чона, соединив их вместе, одновременно руками прижала его руки к бокам и наклонилась вперед, толкнув лицом на стекло. А потом завела правую руку под правую лопатку корейца и резко надавила вперед и вверх. Тело более низкого Чона стало медленно подниматься, и он уже едва касался пола большими пальцами ног. Это было совсем не просто, поскольку Этли не могла развести ноги, чтобы получить надежную опору и более эффективно поднять Чона. Однако она понимала: если его ноги получат хотя бы дюйм свободы, он мгновенно убьет их обеих.
Пайн могла бы попросить Блюм взять один из пистолетов, но не хотела ставить ее перед необходимостью хладнокровно убить корейца выстрелом в голову. К тому же существовала вероятность, что она промахнется и пуля заденет Пайн или пройдет через тело корейца и прикончит ее — ведь она плотно к нему прижималась.
Этли не могла долго удерживать Чона — у нее просто не хватило бы сил. Но она быстро придумала, как с ним справиться.
— Кэрол, — выдохнула Пайн. — Окно… уплотнитель.
Блюм потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что имела в виду Этли. Затем она бросилась вперед, схватила красный рычаг и рванула его вверх.
Чон, понявший, что они пытаются сделать, начал отчаянно вырываться, резко откинул голову назад и попал Пайн в челюсть. Она быстро отвернула лицо и поморщилась. Однако сумела удержать его, продолжая прижимать к разбитому стеклу, пока Блюм вытаскивала резиновый уплотнитель.
Как только Кэрол справилась с этой задачей, она схватилась за край стекла и с силой толкнула его. Стекло вышло из пазов и выпало наружу. В купе ворвался ветер, который принялся трепать занавески.
Пайн знала, что наступил момент истины. Теперь, когда стекло исчезло, она практически лишилась рычага давления. Чон продолжал отчаянно вырываться, но его ноги не касались пола и он не мог получить опору для удара.
Внутренний свет в поезде включился — и тут же снова погас.
Этли, не ослабевая хватки, продолжала медленно, дюйм за дюймом, поднимать более низкого корейца. Ее тело, руки и ноги стали подобны трубе, которая медленно, но неумолимо выталкивала Чона все дальше в сторону окна. В ее сознании возник чудовищный образ удава, пожирающего свою жертву, и Пайн была совсем недалека от истины. Если не считать того, что она хотела выбросить корейца, а не проглотить.
Этли все больше наклонялась вперед, пока верхняя часть тела корейца не оказалась на самом краю окна. Иными словами, Чон уже наполовину вывалился наружу.
Как и сама Пайн.
Поезд уже ехал со скоростью двадцать миль в час, но продолжал набирать ее.
На Чона и Этли обрушились порывы сильного ветра; оба, не обращая на него внимания, смотрели вниз. Пайн видела не только спину корейца, но и проносившийся мимо ландшафт. Местность была плоской как блин. Лоуренс, штат Канзас, остался далеко позади, и они быстро удалялись от него.
Этли достигла границы зоны собственной безопасности и понимала, что у нее есть всего несколько дюймов, а потом она вылетит наружу. Вес Чона и угол, под которым она его держала, требовали предельного напряжения всех мышц, и Пайн не сомневалась, что совсем немного, и они вместе вывалятся в окно. И хотя поезд не успел набрать большой скорости, удар о землю, скорее всего, отбросит их под колеса. А это будет означать мгновенную смерть для обоих.
Пайн уже начала задыхаться, когда почувствовала за спиной Блюм, которая схватила ее сзади за талию и потянула назад, давая ей столь необходимый дополнительный вес.
Этли приготовилась. Она уже почувствовала, что кореец начал высвобождать правую руку, а ее силы почти иссякли. Она досчитала до пяти.
Давай, Этли. Удержи штангу. Всего пять секунд. Еще пять секунд, и ты получишь золото.
Она охнула и громко вскрикнула, когда Юго-Западный поезд рванул вперед, включив двойные двигатели на полную мощность. Внезапное ускорение едва не выбросило всех троих наружу, но Блюм резко отклонилась назад, и ее вес компенсировал увеличение скорости.
Три…
Пайн понимала, что должна выбрать правильный момент для последнего усилия. Она не могла позволить Чону схватить ее за руки или ноги. Она так устала, что, если кореец останется в купе, обе могут попрощаться с жизнью. Пайн хотела, чтобы они с Блюм сохранили в целости все свои позвонки.
Она так сильно наклонилась вперед, что едва дышала из-за ветра, хлеставшего в лицо.
Два…
Пайн напрягла все связки и сухожилия, приготовившись отпустить корейца; она чувствовала, как бьется сердце Чона возле ее груди.
И свое собственное.
Один…
Этли отпустила ноги Чона и толкнула его в спину.
Почувствовала, как его оказавшиеся на свободе руки мечутся в воздухе. Корейцу каким-то образом удалось повернуться боком, и он попытался ухватиться за края окна.
Свет в поезде снова зажегся. Пайн оказалась лицом к лицу со своим врагом.
Она видела его черты, в то время как ветер продолжал атаковать их тела. Наверное, на ее лице было такое же выражение.
Ужас.
Внезапно Чон протянул руку и сжал ее развевавшиеся на ветру волосы — как раз в тот момент, когда Пайн перестала удерживать его ноги.
Он вырвал часть волос с корнем, хотя его ноги уже танцевали в пустоте.
Пайн отпрыгнула назад, когда он попытался достать ее ударом ноги в лицо.
А потом ветер подхватил его, и кореец оказался за окном, полностью потеряв равновесие.
Мгновение казалось, будто он парит в воздухе, но уже в следующую секунду Чон исчез, точно пассажир самолета, потерявшего герметизацию. Его рвануло в сторону, и он пропал из виду.
Пайн повалилась назад на протянутые руки Блюм.
Несколько минут обе женщины лежали на полу, дрожа и задыхаясь.
Наконец они медленно начали подниматься, а свет в поезде погас и снова зажегся.
Через несколько секунд дверь их купе сдвинулась в сторону, и к ним заглянул проводник. Увидев, что в окне нет стекла, а занавески бешено треплет ветер, он отшатнулся и воскликнул:
— О господи!
Пайн села на нижнюю полку.
— Нам нужно другое купе. — Она сделала глубокий вдох. — Здесь разбилось окно.
Уинслоу, штат Аризона.
Не Флагстафф.
Пайн и Блюм вышли на станции примерно с часовым опозданием. Здесь же имелся отель. Этли решила, что кто-то мог ждать их во Флагстаффе, и, вполне возможно, встреча с ними не доставит им ни малейшего удовольствия.
Вопреки тексту известной песни, они приехали сюда вовсе не для того, чтобы расслабиться.
Однако, если уж продолжать аналогии с темой «Иглз», они заметили женщину, проезжавшую мимо в «Форде»-пикапе[303].
Пайн помахала рукой, и Дженнифер Ядзи остановилась у тротуара.
Этли и Кэрол положили сумки в кузов и уселись плечом к плечу в кабине.
— Спасибо, что заехала за нами, Джен, — сказала Пайн, познакомив ее с Блюм.
— Никаких проблем. Что у тебя с лицом? — спросила Дженнифер, глядя на распухший подбородок и рассеченную губу Этли.
— Налетела на дверь.
— И почему я тебе не верю?
— Как Джо-младший?
— По-прежнему доводит нас до трясучки.
— Жаль слышать, — посочувствовала Пайн.
— Ты хочешь поехать домой или в офис?
— Нет, ни то ни другое. И я рассчитываю, что Кэрол сможет пожить некоторое время у вас с Джо, если вы не против.
Ядзи вопросительно посмотрела на Блюм, потом перевела взгляд на Пайн.
— Никаких проблем. Я удивилась, когда узнала, что ты приехала на поезде. Никто не говорил мне, что ты уехала. Где была?
— На Востоке. И если ты не против, я хотела бы взять на время ваше альпинистское и туристическое снаряжение.
— Снова уезжаешь?
— Собираюсь в каньон.
— В одиночку? — удивилась Ядзи.
— Таков план.
— Но почему?
— У меня отпуск. И я там уже довольно давно не была. Хочу немного размять мышцы.
— Я могу пойти с тобой, — предложила Ядзи.
— В свободное время?
— Ну, Джо может…
— У него его еще меньше, чем у тебя.
— Но ты же прекрасно знаешь, что там опасно путешествовать в одиночку.
— Я хотела составить ей компанию, — сказала Блюм. — Но не уверена, что сейчас способна на такие подвиги. Мои колени и бедро ведут себя не лучшим образом. Я буду лишь задерживать ее.
— Я не стану спешить и постараюсь соблюдать осторожность, — пообещала Этли. — Я ведь не собираюсь за один день пройти от одного края каньона до другого. Думаю, я проведу там несколько дней.
— Твой поход как-то связан с мулом, которого там убили? — спросила Ядзи. — И с пропавшим мужчиной?
— Ты об этом слышала?
— Ну, мы ведь не в Нью-Йорке живем. Конечно, люди исчезают здесь не так уж редко, но изуродованный мул — совсем другое дело.
— Нет, ничего такого; я просто хочу немного проветрить мозги.
— Когда ты планируешь выйти?
— Сегодня вечером.
— Ты только что вернулась. И это была долгая поездка. Мы можем спокойно пообедать и расслабиться перед тем, как ты отправишься в каньон.
— Не думаю, что у меня есть время для отдыха, Джен.
Позднее в тот же день Пайн сидела на диване, в подвале дома Ядзи в Туба-Сити.
Она уже посмотрела новости, в которых сообщалось, что Главному Юго-Западному поезду подали сигналы, требовавшие немедленной остановки. Затем возникли перебои в электрическом снабжении вагонов, несколько пассажиров получили ушибы, но никто серьезно не пострадал. Товарные поезда используют те же самые рельсы, поэтому сигнальная система очень важна, чтобы исключить возможные столкновения. О разбитом окне ничего не рассказали.
Однако возле путей было обнаружено тело, сообщили в новостях, но пока установить личность потерпевшего не удалось.
Пайн сомневалась, что когда-нибудь это смогут сделать. Но зато теперь она могла не сомневаться, что Сон Нам Чон мертв.
Она одолжила у Ядзи необходимое снаряжение и проверила список, содержавший около восьмидесяти пунктов. В него входили надежные туристические ботинки с хорошим сцеплением с почвой, трекинговые палки, налобный фонарь, шляпа с широкими полями, солнцезащитный крем, аптечка, соленая еда, свисток и сигнальное зеркальце, спальный мешок, облегченный брезент и теплая одежда. Кроме того, она взяла с собой многоразовый пузырь для поддержания водного баланса в организме, который приводился в действие при закусывании мундштука. Все вместе весило менее двадцати пяти фунтов.
И, конечно, пару своих пистолетов. Конечно, они добавляли веса, но Пайн решила, что они станут самыми важными предметами из всех, что она захватила с собой.
Если она хотела вернуться обратно живой.
Блюм, остававшаяся на втором этаже в дополнительной спальне, спустилась вниз и села рядом с ней на диване.
— Какой маршрут вы выберете?
— Либо «Сияющий ангел», либо Южный Кайбаб — я еще не решила.
— Вы уже поняли, где находится место с указанными координатами? — спросила Блюм.
— Настолько, насколько это возможно. Отсюда определить точнее не получается.
— Что только подтверждает: идти туда в одиночку не следует.
— Но я не могу вызвать отряд агентов ФБР, Кэрол. На самом деле я никого не могу взять с собой, учитывая, что наше правительство по уши завязло в этой истории.
— Я могу…
— Нет, Кэрол, не можете.
Блюм отвела взгляд.
— То, что произошло в поезде… — начала она.
— Вы спасли мне жизнь. У меня не было никаких шансов справиться с корейцем в одиночку.
— Это было честно; ведь я подвергла вашу жизнь опасности, когда позволила ему захватить меня врасплох.
— Я полагаю, никто не сумел бы победить его в одиночку, — сказала Пайн.
— Хорошо еще, что мы сумели вызволить девочку.
— Да, Дебби была сильно напугана. Маленьким детям необходимы родители.
— Так и есть, — сказала Блюм, глядя на Пайн, но та продолжала смотреть в пол. — А если там действительно окажется атомная бомба, что вы будете делать?
— Надеюсь, мне удастся отыскать Давида Рота и он поможет мне ее обезвредить, — ответила Пайн.
— Его уже довольно давно не могут найти. Не исключено, что он мертв.
— Может быть. Однако я все равно должна попытаться.
— Вы же понимаете, что там могут быть и другие уроды, кроме покойного Сон Нам Чона, которые хотят заполучить Рота.
— Да, я понимаю, Кэрол.
— И они способны прийти к такому же выводу, что и мы, и думают, будто он все еще в каньоне.
— Из чего следует, что у меня будет там компания, — сказала Пайн.
«Пивная точка».
Впечатляющий вид отсюда послужил причиной такого названия.
Пайн успела пройти почти милю по маршруту Южный Кайбаб и за это время спустилась на шестьсот футов ниже южного края, который находился на высоте 7200 футов над уровнем моря. Там было прохладно и пахло соснами. Но она знала, что все стремительно изменится, когда она окажется ниже. На южном краю выпадало около шестидесяти дюймов снега в год, а возле «Призрачного ранчо» — менее одного.
Дженнифер Ядзи довезла ее до начала тропы.
— Перед нашим уходом позвонил Джо, — сказала она, когда Пайн выгружала снаряжение.
— Вы ему не говорили…
— Нет. Но он рассказал мне кое-что, о чем вам будет интересно узнать.
— О чем? — спросила Пайн, надевая рюкзак.
— Джо сказал, что федералы что-то ищут в каньоне.
— Что именно?
— Они спрашивали про вас, — добавила Джен.
— Какое агентство?
— Вот тут и начинаются странности. Вопрос остался открытым.
— Но как такое может быть? Разве они не показали Джо значок и документы? — спросила Пайн.
— Очевидно, нет. Поэтому он им ничего не сказал. — Джен немного помолчала и улыбнулась. — Ну, он в любом случае не сказал бы, не посоветовавшись сначала с вами.
— Передайте ему мою благодарность, — попросила Пайн, взяв в руки трекинговые палки. — Что-нибудь еще?
— Сегодня утром в аэропорту Гранд-Кэньон приземлился военный вертолет. Джо слышал об этом от рейнджеров.
— Необычная активность.
— Но вы не удивились, — заметила Ядзи.
— Нет.
— Если у вас неприятности…
— Скажем так: я ушла с радаров. И люди, которые должны быть моими союзниками, сейчас ими не являются.
Ядзи заметно встревожилась, услышав последние слова Пайн.
— Послушайте, Этли, я не знаю, что происходит, но если сотовая связь внизу будет работать, позвоните нам, если вам потребуется помощь.
— Вы сделали для меня более чем достаточно, Джен.
— Вы всегда были для нас настоящим другом, и мы о вас беспокоимся, — сказала Ядзи.
Пайн обняла ее.
— Мы скоро встретимся, — сказала она, очень рассчитывая, что так и будет.
Однако сейчас Этли не стала бы делать на себя ставку.
Когда свет фар пикапа Ядзи исчез в темноте, она повернулась и зашагала по тропе.
Обычно те, кто не хотят идти пешком до дна каньона, спускаются по Кайбаб, пересекают западную часть тропы Тонто к «Индейскому саду», потом снова поднимаются к «Сияющему ангелу» и южному краю. По эмпирическому правилу, гласящему, что час спуска вниз соответствует двум часам подъема, Кайбаб хорошо подходил для фазы спуска. В нем не было тени и питьевой воды только в самом начале. После пересечения тропы Тонто и поворота на «Сияющий ангел» можно отдохнуть в «Индейском саду», попить воды и быстро продолжить подъем к краю.
Однако сейчас тень не являлась существенным фактором, и Пайн решила спуститься по тропе до самого дна. Она выбрала именно это время, потому что здесь не должно было быть других туристов. И до сих пор она никого не встретила. В том числе парковых рейнджеров, что ее вполне устраивало — насколько она знала, они получили указание задержать ее.
По этой тропе требовалось пройти семь миль, чтобы добраться до лагеря «Сияющий ангел», расположенного рядом с «Призрачным ранчо». По тропе «Сияющего ангела» идти пришлось бы более девяти миль. Однако из-за топографии и других условий спуск занимал от четырех до пяти часов.
Пайн решила двигаться быстрее — в соответствии со своим амбициозным планом она рассчитывала добраться до места за три часа. При других обстоятельствах она не стала бы так рисковать в темноте — ведь, как и на всех маршрутах, ведущих вниз, в каньон, здесь было полно внезапных спусков и подъемов, искривленных участков и поворотов. И хотя за тропой регулярно ухаживали, ее едва ли можно было назвать ровной, и Пайн совсем не хотелось сделать неудачный шаг и свалиться вниз. Но она хорошо знала местность и старалась держаться ближе к ее внутренней части. Она не опасалась столкнуться с туристами, поднимающимися наверх, — значит, ей не придется подходить к краю, чтобы пропустить их.
Этли слегка касалась складными трекинговыми палками тропы, налобный фонарик освещал путь, длинные ноги шагали легко и уверенно, и она быстро добралась до перевала Кедров у отметки в 1,5 мили. Здесь находилась рекомендуемая точка поворота для дневных туристов, в особенности летом. Поскольку все маршруты начинались со спуска, у туристов складывалось ложное впечатление о легкости задачи. Путь обратно всегда оказывался более сложным.
Температура воздуха опустилась до двадцати градусов, но Пайн все еще чувствовала, как по спине у нее сбегают струйки пота, и старалась поддерживать постоянную скорость. На шее у нее была надета полоска из бычьей кожи, смоченная водой. Она слышала звуки трещоток, когда змеи уползали прочь, уловив колебания почвы под ее ногами, и стук копыт крупных млекопитающих, при ее приближении убегавших в противоположном направлении. Один раз случайно наступила в навоз, оставшийся после утреннего подъема. Пайн знала, что не встретит по дороге мулов, потому что сойдет с тропы до того, как караван утром отправится от «Призрачного ранчо» наверх. Однако вьючные мулы спускаются вниз на рассвете. Впрочем, это также не станет для нее проблемой, поскольку она уже будет на дне каньона.
Пайн ела на ходу соленую пищу, делая одновременно небольшие глотки воды, чтобы утолить жажду.
По мере того как она спускалась, температура воздуха становилась выше.
Этли миновала отметку с жутковатым названием «Точка скелетов», спустившись на тысячу четыреста футов с момента выхода на тропу. Она слегка напряглась и замедлила шаг, когда услышала шаги — кто-то шел ей навстречу. Дальше тропа превращалась в зигзаг с длинными участками, возвращавшими ее назад, но в конце концов должна была привести ее на плато Тонто.
Пайн уже миновала телефон экстренного вызова, откуда можно позвонить рейнджерам, если с тобой что-то случилось. Больше подобных мест не будет до самого дна каньона.
Хотя при солнечном свете это было гораздо заметнее, но Этли всегда поражало то, как тропа здесь меняла цвет — лежавшая в ее основе скала превращалась из красной в темно-коричневую.
Через мгновение она увидела в темноте два налобных фонарика.
Двое мужчин.
Пайн инстинктивно потянулась к «Глоку».
Однако мужчины, один молодой, а другой постарше — возможно, отец и сын, — прошли мимо, помахав ей рукой и устало улыбнувшись.
Их путешествие близилось к концу. А ее только начиналось.
Примерно через три мили она добралась до короткого туннеля, высеченного в скале, и вошла в него. Идеальное место для засады, и ее рука снова легла на рукоять пистолета.
Пайн миновала туннель — и тут же оказалась на подвесном мосту Кайбаб, известном под более популярным названием Черный. Кроме всего прочего, это был мост для мулов, единственный, которым пользовались животные, с высокими боковыми ограждениями из металлической сетки и дощатым полом. В Гранд-Кэньон имелся еще лишь один мост, находившийся поблизости, — «Сияющий ангел», построенный для параллельной тропы. Его также называли Серебряным — из-за того, что он был полностью металлическим.
Мулы не любят металл, и они отказывались на него входить. Кроме того, по мосту была пущена линия водопровода с одного края на другой, и Пайн подумала, что он недостаточно прочен, чтобы одновременно выдержать десять мулов весом в полторы тысячи фунтов с всадниками на спинах, в то время как Черный мост с такой задачей справлялся.
Перед тем как выйти на Кайбаб, Этли могла свернуть на запад, дойти по Речной тропе до Серебряного моста и перебраться на другой берег Колорадо, но ей больше нравился Черный. Впрочем, была и другая причина, по которой она выбрала именно этот путь.
Перейдя мост, Пайн посмотрела вниз на мутную ревущую воду Колорадо. Местные жители называли ее истинной colorado, потому что на испанском это слово означает «рыжий». Без сложной системы дамб, построенных вокруг каньона, могучая Колорадо превратилась бы в некоторые моменты засушливого лета в серию мелких луж. Но дамбы регулировали поток, чтобы река не пересыхала, а также использовали ее для получения гидроэлектроэнергии. Кроме того, быстрым течением наслаждались любители плотов, но без контроля некоторые участки Колорадо стали бы такими опасными, что их было бы невозможно пройти на плоту.
К тому же система дамб была полезна и в некоторых других отношениях. За ними собирался ил, что приводило к очистке воды ниже по течению. Благодаря пронизывающему воду солнечному свету там буйно росли водоросли, которые придавали Колорадо зеленый цвет, особенно заметный с высоты.
Пайн перешла мост и через несколько минут оказалась возле песчаного Лодочного пляжа, где остановилась и посмотрела на усыпанное звездами небо. Еще одна причина, по которой она выбрала Черный мост, — Этли приходила сюда всякий раз, когда появлялась возможность, чтобы «смотреть на небо»; какая-то часть ее сознания верила, что это принесет ей удачу. С другой стороны, она считала, что при такой работе ты сам отвечаешь за свою удачу; нужно только тщательно все подготовить, а потом безупречно сделать.
Но тебе еще не приходилось сталкиваться с ядерными зарядами, Пайн.
Она пошла дальше. Местность становилась все более заиленной, а почва рыхлой — побочный результат действия потоков воды. Пайн то и дело поскальзывалась; казалось, будто она идет по пляжу — настолько ненадежной была почва под ногами. Совсем не то, что ей требовалось после быстрого спуска, но не могла же она пролететь последний участок пути по воздуху.
Чтобы добраться до «Призрачного ранчо», ей следовало просто держаться тропы, сворачивавшей на север. Но она не собиралась идти к ранчо, где, вне всякого сомнения, мирно спали туристы, набираясь сил перед обратным восхождением; ее маршрут лежал дальше, вдоль берега.
Устье реки Сияющий Ангел было уже совсем рядом. Когда Пайн подошла к нему, она сняла туфли, закатала брюки, шагнула в неглубокую воду, села на камень и позволила прохладной воде сделать ей чудесный массаж ног. Речка заканчивалась именно здесь, и ее воды уходили в Колорадо на равном расстоянии от двух мостов.
Река Сияющий Ангел была самым подходящим местом, если у вас возникало желание искупаться. А скорость течения Колорадо, даже на тех участках, где оно казалось медленным, на самом деле достигала четырех миль в час, и лишь немногие пловцы могли с ним справиться. К тому же вода была глубокой и холодной. Несколько молодых людей утонули пару лет назад, когда попытались переплыть Колорадо возле Лодочного пляжа.
Сияющий Ангел также служил источником воды для бассейна на «Призрачном ранчо». Пайн видела старые фотографии. Он находился между амфитеатром и домом, и его выкопали вручную во время Великой депрессии. Однако ей так и не удалось выяснить, когда и почему бассейн засыпали, задолго до ее приезда сюда.
Кроме того, рядом с амфитеатром находился лагерь рейнджеров. Этли встала с камня, прошла немного дальше и пересекла речку по пешеходному мостику. Оказавшись на другой стороне, вытерла ноги и надела носки и кроссовки. Кеттлер сказал, что он дежурит сегодня ночью, из чего следовало, что сейчас Сэм где-то неподалеку. Всегда приятно знать, что рядом находится такой надежный человек, как он.
Но в самый последний момент, еще раз тщательно все обдумав, Пайн решила, что не может так поступить. Это была ее работа, и Кеттлер не имел к ней никакого отношения. Именно она, а не он, должна смотреть в лицо опасности. И если ей не суждено выбраться отсюда живой, не следует тащить его за собой.
— Будь осторожен, Сэм, — сказала она в темноту. — И если я не вернусь, не забывай меня. Во всяком случае, хотя бы некоторое время.
Ладно, Пайн, кончай разводить мелодраматические глупости. Тебе необходимо отыскать ядерный заряд.
И да поможет мне Бог.
Пайн прошла мимо отдельного загона для мулов, которых использовали парковые служащие, хотя не смогла разглядеть внутри животных. Там же находилась установка по переработке сточных вод. Этли направилась на запад, оставив лагерь и «Призрачное ранчо» на севере. В темноте она увидела далекие очертания палаток и даже услышала ночные разговоры тех, кто еще не заснул. Некоторое время шла вперед, и ее трекинговые палки ритмично постукивали по земле. Пайн пользовалась ими даже на ровных участках, зная, что колени, спина и бедра поблагодарят ее позже.
Через некоторое время она замедлила шаг, а потом остановилась и присела на обломке скалы, предварительно убедившись, что там нет змей и скорпионов. Шум реки маскировал шаги любого, кто захотел бы к ней подойти; это ей не нравилось, но тут она ничего поделать не могла. Здесь приходилось с многим мириться — в каньоне природа была полновластной хозяйкой, люди лишь приходили сюда в гости.
Пайн выключила фонарь на лбу, поела и выпила воды, восполнив баланс электролитов в организме и удовлетворив требования желудка. Она знала, где расположены источники воды в тех местах, куда лежал ее путь, и взяла с собой фильтр. Потом снова сбросила кроссовки и растерла ноги, не снимая носков. Спуск вниз был достаточно трудным, но Этли находилась в хорошей форме и не слишком устала. Однако подъем, в особенности если она захочет выдержать такой же темп, потребует несравнимо более серьезных усилий.
Оставалось надеяться, что не придется устраивать спринт, спасаясь от плохих парней, которые будут ее преследовать.
Пайн посмотрела на светящийся компас, потому что находиться в каньоне в темноте все равно что оказаться в воде ночью. Земля и море во многом похожи, и без приборов тут не обойтись. К тому же она отошла от реки и больше не могла ориентироваться по берегу.
Этли взглянула на часы, на которых также имелся термометр. Почти двадцать шесть градусов, из чего следовало, что день будет невероятно жарким. Впрочем, ничего удивительного для этого времени года. Как-то раз она шла вдоль берега Сияющего Ангела и, когда оказалась в «Индейском саду», находившемся примерно на середине пути, где, кроме питьевой воды, туалетов и тени, был термометр, обнаружила, что тот показывает сорок градусов. Рядом висел плакат с надписью: ВАШ МОЗГ НА СОЛНЦЕ.
На дне каньона было почти сорок девять градусов, и Пайн пришла туда, покрытая потом и обезвоженная, хотя ела и пила воду и энергетические напитки всю дорогу. Ей пришлось пролежать на отмели у берега почти полчаса, прежде чем у нее появились силы встать на ноги.
Этли огляделась в темноте по сторонам, радуясь окружавшей ее красоте: деревья, цветы, животные, скалы необычной формы — все, что невозможно увидеть в других местах, как бы сильно ты ни старался. Однако здесь человека подстерегало множество опасностей, грозивших смертью. И это следовало помнить.
Пока она сидела, воздух начал медленно прогреваться, и Пайн подумала, что иногда в каньоне начинаешь чувствовать себя так, будто оказался в конвекционной печи. Жар атакует со всех сторон, даже изнутри. Она посмотрела вверх. Хотя максимальная ширина Гранд-Кэньон составляла восемнадцать миль, небо казалось сжатым высокими стенами.
Этли указательным пальцем отследила Млечный Путь. Созвездия ее успокаивали. Они всегда оказывались на своих местах, когда она поднимала голову, и были подобны наблюдавшему за ней другу.
Если б только…
Она отдыхала около часа, потом снова посмотрела на небо.
По опыту Пайн знала: ночь в каньоне наступает очень быстро, а рассвет приходит медленно. В обоих случаях причиной тому были массивные стены. Как если б ты находился в море и тебя окружали небоскребы высотой в пять тысяч футов.
Этли достала из кармана куртки распечатку карты, той, что была на флешке, и направила на нее налобный фонарь. Она уже примерно определила местоположение пещеры, которую, как она рассчитывала, искал здесь Рот. Затем убрала карту и несколько минут изучала показания компаса, после чего сделала кое-какие математические выкладки.
Закончив, еще немного посидела, стараясь полностью принять окружающий мир и подготовиться к тому, что ждало ее впереди.
Однажды Пайн прогуливалась по берегу реки и среди илистых отложений на дне Колорадо заметила какой-то металлический предмет. Ей удалось вытащить его при помощи одной из трекинговых палок, и она увидела цилиндр, с которого вода смыла почти все буквы. Но кое-какие остались. Изучив их более внимательно, Этли поняла, что нашла банку пива «Хейнекен», однако не смогла определить, как долго та пролежала в воде после того, как упала с проплывавшего мимо плота. В тот день на дне каньона было почти тридцать восемь градусов. Пайн откупорила «Хейнекен» и выпила его. Это было самое холодное и вкусное пиво, которое она когда-либо пробовала…
Пайн заставила себя вернуться к своей главной задаче. Если где-то неподалеку находится ядерный заряд, как Рот собирался вытащить его отсюда — если у него был именно такой план? Он спустился вниз на муле далеко к западу от моста, по которому можно перебраться на другой берег реки. А тропа Северный Кайбаб, ведущая к северному краю, находилась почти в четырнадцати милях от той, что брала начало у «Призрачного ранчо».
Пайн посмотрела на запад. Там находилась тропа Отшельника, но она была в плохом состоянии по сравнению с Кайбабом или «Сияющим ангелом», и парковая служба пометила на карте, что тропа не используется. Однако и тут Пайн предстояло решать ту же проблему: Рот — на северном берегу Колорадо, а тропа Отшельника — на южном. И ни малейшей возможности пересечь реку, чтобы на нее попасть.
А насколько вообще тяжел атомный заряд? И можно ли вынести проклятую штуку в руках? Разве они не весят тысячи фунтов?
Однако у Рота мог быть совсем другой план. Может быть, он рассчитывал обезвредить заряд, но никуда не уносить его, а позже предупредить о нем власти.
Пайн посмотрела на небо.
Например, его мог увезти вертолет.
Ниже по реке находилась вертолетная площадка, которую туристы называли площадкой Уитмора. Главным образом ею пользовались те, кто прилетал из Вегаса. Но она находилась на западном краю каньона, рядом с Блэк-Кэньон, примерно в сотне миль от того места, где сейчас сидела Пайн. Рот не смог бы добраться туда с ядерным зарядом в руках.
Значит, вертолет, появившийся здесь после наступления темноты, должен спуститься со стороны одного из краев, уйти вниз, пролететь между стенами каньона, приземлиться в заранее оговоренном месте, взять Рота и бомбу и вернуться на базу, где бы она ни находилась. Если их заметят, парковая служба может прислать собственный вертолет или сообщить местным или федеральным властям, чтобы те выяснили, что происходит.
Но тут потребуется вертолет, спроектированный для ночных полетов над неровной ограниченной территорией. Возможно, подойдет военный? Вроде того, что увез братьев Прист? Быть может, именно по этой причине они использовали военный вертолет? Они также искали ядерный заряд? И заодно ли с ними Рот? Может быть, следует подняться наверх и рассказать о том, что ей стало известно?
Но Пайн понимала, что не может так поступить. С самого начала ее собратья-федералы вели себя в этом деле странно. Два парня в аэропорту, если они являлись федералами — а она подозревала, что так и было, — собирались их убить.
Я не могу доверять собственным коллегам.
Это причиняло ей душевную боль.
Пайн подошла к тому месту, где нашли Салли Белль. Земля была сравнительно ровной, и тут вполне мог приземлиться вертолет. Она огляделась по сторонам, пытаясь найти следы полозьев или потоков воздуха от работающего винта. Проблема состояла в том, что растительность могла выпрямиться, а следы мог замести ветер и смыть дождь.
Она ничего не нашла.
Посмотрела на запад, потом на север.
Кто-то мог бы подумать, что каждый дюйм каньона уже обследован, но Этли знала, что подавляющее большинство туристов видели его лишь с южного края — иными словами, видели всего четыре процента. Туристы, спускавшиеся на дно, получали разрешение разбить лагерь в определенных местах, их предупреждали, что они должны ходить только по отмеченным тропам, и почти никто не осмеливался нарушать правила. Даже любители прогулок на плотах не заплывали дальше боковых каньонов из-за неровной почвы, а также обилия змей и других кусачих существ, которых повсюду было полно. Один из рейнджеров рассказал ей, что он проработал здесь тридцать лет, но побывал лишь в небольшой части каньона.
Пайн чувствовала, как ее покидает надежда на удачный исход. Неужели ее план провалится, столкнувшись с реальностью? Неужели она действительно рассчитывала, что спустится, проведет здесь несколько часов и найдет Рота, пещеру и атомную бомбу?
Однако Этли отбросила предательские мысли и решила перегруппироваться.
Боковой каньон. Да, именно туда должен был направиться Рот. И это сходится с координатами, которые она получила после изучения флешки.
Пайн посмотрела на часы — до рассвета остался час. Она встала и зашагала вперед.
Каньон выравнивался ближе к берегам Колорадо — об этом, естественно, позаботилась река, — но стоило отойти от воды, как тут и там возникали подъемы и спуски и со всех сторон появлялись небольшие каньоны.
Тридцать минут спустя Пайн подошла к одному из них, исследовала его, насколько это было возможно, потом достала из рюкзака прибор ночного видения и принялась изучать окружающую местность.
И почти сразу присела на корточки. Достав из кобуры «Глок», направила прибор ночного видения на вход в боковой каньон.
Она услышала шорох шагов по камням.
Опыт подсказал ей, что это не турист, вышедший на прогулку. Кто-то старался двигаться не привлекая внимания, не говоря уже о том, что ни один турист в здравом уме не станет заходить в боковой каньон посреди ночи.
Этли скользнула вправо и заняла позицию за валуном.
Десять секунд спустя из темноты вышли трое мужчин.
Она прекрасно рассмотрела их через прибор ночного видения и сразу поняла, что это не рейнджеры.
Пайн видела множество рейнджеров, но те никогда не носили бронежилеты и боевые шлемы и не держали в руках штурмовые винтовки «М4».
Мужчины подходили все ближе, и Пайн спряталась подальше за валун.
Она безмолвно выругалась, потому что именно в этот момент в Гранд-Кэньон начался рассвет, который здесь был необыкновенно красивым, и она побывала в разных местах каньона, чтобы снова увидеть это поразительное, уникальное зрелище.
Теперь же, впервые в жизни, она его ненавидела.
Глядя на то, как двигаются боевики, Этли пришла к выводу, что перед ней настоящие профи. Они работали как единое целое, расходились в разные стороны, один в центре, двое по флангам, эффективно поддерживали связь сигналами рук, отслеживали взглядами все четыре стороны света, методично и ничего не пропуская.
Она не сомневалась, что очень скоро они ее заметят.
У них также имелись приборы ночного видения, но более продвинутые модели. Кроме того, все трое были в камуфляжной, а не в военной форме. Никаких знаков отличия или нашивок с именами.
Но выглядели они как военные.
По мере того как свет становился ярче и начал заливать все вокруг, боевики стали убирать приборы ночного видения.
Ее «Глок» против штурмовых винтовок. Схватка будет короткой. «Интересно, — подумала она, — где они меня похоронят, если вообще станут тратить на это время и силы?»
Должно быть, они пришли к такому же выводу, что и Пайн: Рот находится здесь, в одном из боковых каньонов.
И это позволило ей понять кое-что еще.
Они узнали о плане Рота… от Бена Приста. После усиленного допроса? А как насчет бедняги Эда, чей единственный грех состоял в том, что он был родным братом Бена и беспокоился о нем?
Пайн сосредоточилась на приближавшихся «М4», одновременно доставая телефон. Одна из крупных компаний сотовой связи поставила башню в каньоне, и клиенты иногда могли пользоваться ее услугами. Этли была клиентом данной компании.
«Нет сигнала» — увидела она надпись на экране.
Заметка на будущее: если выберешься отсюда живой, не забудь отказаться от этого бездарного провайдера.
Пайн застыла, когда мужчина, шедший по центру, поднял руку и взял маленькое устройство связи, прикрепленное к бронежилету. Произнес несколько слов и выслушал ответ.
Очевидно, он пользуется спутниковой системой связи. Наверное, у него получилось бы даже в Сибири или в Антарктике.
Если эти парни не были американскими военными или не относились к военизированным частям ЦРУ, Этли даже представить не могла, кто они такие. И то, что они, скорее всего, служили той же стране, что и она сама, не слишком ее успокаивало. В доме Саймона Рассела также побывали федералы, которые собирались отвезти его туда, где пытки разрешены законом.
Учитывая все эти факты, Пайн считала, что, если она просто выйдет и покажет им значок ФБР, они сразу выстрелят ей в голову, а потом сделают контрольный выстрел. На всякий случай.
Командир тройки убрал устройство связи и жестом дал указание двум своим товарищам. Все трое развернулись и вышли из бокового каньона.
Этли облегченно вздохнула и посмотрела на небо.
Она понимала, что ее спас рассвет. Они боялись света не меньше, чем она, и, должно быть, всю ночь вели поиски.
«Интересно, где у них лагерь? — подумала Пайн. — Или их каждый раз доставляет сюда и забирает вертолет?» Обычно такие вещи не разрешал закон и инструкции парковой службы.
Наверное, решила она, закон и инструкции отменил кто-то, занимающий очень высокий пост.
По спине у нее пробежал холодок.
На всякий случай Пайн подождала еще тридцать минут и только после этого вышла из своего убежища. Затем разбила лагерь под прикрытием большого выступа скалы, дававшего неплохую тень.
Она знала, что очень скоро здесь станет ужасно жарко. Некоторое время назад Этли нашла источник воды, наполнила флягу и второй резервуар, предварительно отфильтровав воду. Сейчас она уселась в тени, поела и выпила воды, но не слишком много. Жара подкрадывается неожиданно. Сначала тебе становится тепло, потом начинает тошнить, кружится голова, и ты теряешь ориентацию. Пройдут часы, а иногда и дни, прежде чем ты придешь в себя. Пайн не мгла позволить себе такой роскоши.
Присутствие трех парней с «М4» подсказало ей, что они не знают, где Рот. И они не искали ее, поскольку не могли знать о том, что она тут появится. Возможно, они также пытаются найти атомную бомбу? Но какой в этом смысл? Рот является уважаемым инспектором по ОМП. Почему он не действует вместе с правительством, чтобы убрать отсюда эту мерзость? В общем, какая-то мутная история получается, совсем как воды реки Колорадо…
Этли стоически терпела усиливающуюся жару, проваливаясь в сон на короткие промежутки времени и стараясь поддерживать водный баланс.
Какая-то ее часть хотела отправиться на поиски Рота при дневном свете. Но здравый смысл заставил остаться на прежнем месте. Если жестокая жара до нее не доберется, это смогут сделать три парня со штурмовыми винтовками. Лучше вести поиски ночью.
День прошел; в каньоне быстро стемнело, как и всегда.
В последний раз Пайн проснулась в девять, посмотрела на небо и нахмурилась.
В это время года муссоны собирали энергию во время жаркого дня и влагу с юго-востока и устраивали впечатляющие грозы. И сейчас у Этли складывалось впечатление, что ночью ей предстоит пережить настоящую метеорологическую катастрофу.
Пайн надела водонепроницаемое пончо и плотно застегнула рюкзак на все молнии. Она взяла его с собой — если оставить рюкзак на земле, он сразу подвергнется атакам белок, мышей и других грызунов. А они со временем прогрызут даже сталь. Именно по этой причине парковая служба в лагерях предлагала туристам подвешивать вещи на высоких металлических планках.
Пайн едва успела забраться в укрытие, когда темное небо озарили первые зигзаги молний, а от последовавших за ними раскатов грома, казалось, содрогнулся весь каньон.
После второго удара грома начался дождь. Точнее, на землю обрушились водяные пули, и их скорость была так высока, что, попадая на кожу, они вызывали сильную боль.
Валун над головой Пайн обеспечивал некоторую защиту, пока не поднялся ветер и дождь не начал падать практически горизонтально; она тщетно пыталась спрятать лицо от потоков воды. Температура воздуха немного упала, но не так, как наверху, где могла опуститься на десяток градусов за несколько минут. Этли потела, хотя промокла насквозь.
Гроза закончилась за полчаса, и небо прояснилось.
Теперь можно приниматься за работу. Сверившись с компасом, Пайн зашагала к цели.
Через час она остановилась перед входом во второй боковой каньон.
Приближалась полночь, и Этли включила прибор ночного видения. Местность стала неровной, и здесь не было проверенных троп и предупреждавших об опасности знаков. Более того, Пайн сильно сомневалась, что тут вообще в последние годы бывали туристы.
Она медленно шла дальше, стараясь не упустить появления змеи или опасных участков под ногами. Ей совсем не хотелось где-нибудь застрять, чтобы ее тело обнаружили через несколько недель, месяцев или даже лет. Люди исчезали в каньоне, а потом кто-нибудь находил скелеты. И если ты здесь умрешь, очень быстро появятся стервятники. Может быть, еще пока ты жив. Зачем терять время, когда хорошая трапеза уже готова?
Пайн всю ночь ждала появления парней с «М4», но, к счастью, они ей больше не встретились.
Этли углубилась в каньон настолько, насколько это было возможно. Приближался рассвет.
Результат: ничего. Ни пещеры, ни расселины, ни Давида Рота, ни ядерного заряда.
Она прошла еще немного и разбила лагерь перед следующим каньоном, который намеревалась исследовать. Он был защищен от любопытных глаз, к тому же местность здесь поднималась, что давало ей хороший обзор. Этли позавтракала, выпила воды и немного поспала. Проснувшись через несколько часов, снова задала себе вопрос: не продолжить ли поиски при свете дня?
И тут услышала у себя над головой шум вертолетов.
Пайн посмотрела вверх и узнала обычный вертолет, на котором возили туристов. По закону, они не должны были опускаться ниже краев каньона, но кто-то все равно мог ее заметить. В результате она решила, что продолжит поиски только после наступления ночи.
Этли сидела в своем лагере, жевала орехи и вяленое мясо, запивая их отфильтрованной водой. Ей было жарко, она понимала, что теряет вес, и все тело у нее болело — ведь ей приходилось спать на камнях.
Пайн прислонилась спиной к камню, закрыла глаза и попыталась расслабиться. Теперь, когда ее дни и ночи поменялись местами, изменился и весь жизненный ритм. Но тут она ничего поделать не могла.
В рюкзаке у нее лежал телефон, но толку от него не было никакого — здесь также отсутствовал сигнал. Надпись «Нет сети» на экране оставалась неизменной с самого начала ее путешествия.
В тени Этли решила снять часть одежды и осмотреть свои обнаженные, если не считать татуировок, руки. Провела пальцем по имени Мерси, повторила контуры каждой буквы. И вспомнила тот день — точнее ночь, — когда сделала их. Татуировки на плечах появились у нее через несколько месяцев.
Художник знал свое дело и не стал возражать, когда она объяснила, чего хочет. И не задавал лишних вопросов.
«Если вы хотите, — сказал он, — значит, так тому и быть. Это ваша кожа, а не моя».
Его звали Донни. Он был высоким и слишком худым. Позднее татуист рассказал ей, что много лет назад подсел на метамфетамины.
«Убивает аппетит, это я знаю наверняка. Даже больше, чем сигареты. От зависимости я сумел избавиться, но аппетит так и не вернулся».
Пайн проверила свои припасы. Ей предстояло долгое путешествие обратно к «Сияющему ангелу», потом нелегкий подъем — ведь усталость накапливается. Она могла осмотреть еще один каньон сегодня ночью. Потом придется возвращаться.
«Ну, — подумала Этли, дожидаясь наступления темноты, — в третий раз мне должно повезти, не так ли?»
Впервые с того момента, как она заметила парней с «М4», прибор ночного видения позволил ей увидеть кое-что интересное. Пайн проснулась еще при свете дня и решила заняться исследованием бокового каньона. Солнце стояло высоко в небе, и его лучи проникали в самые глубины Гранд-Кэньон, словно свет от прожектора мощностью в триллион ватт, брошенного в океан.
И прямо сейчас свет отражался от чего-то находившегося в боковом каньоне.
Она посмотрела налево, потом направо, чтобы запомнить ориентиры. Ей очень хотелось начать поиски прямо сейчас, но стояла ужасающая жара, ветра практически не было, а путь ей предстоял дальний. Кроме того, день еще не закончился. Ей показалось, что она смотрит на какой-то металлический предмет, но явно не на банку с пивом. Во всяком случае, Этли очень на это надеялась.
Она продолжала изучать непонятный предмет, стараясь запомнить мельчайшие детали. Ночью все выглядит иначе, и Пайн не хотела потерять это место в темноте. К счастью, справа от металлического предмета скалы имели необычную форму.
Этли вернулась в свой лагерь, поела и попила воды, а потом стала думать о том, как после наступления ночи она найдет Рота.
И бомбу.
Возможно, я ошибаюсь и меня опять ждет неудача. Ну, и чем я буду заниматься после того, как меня вышвырнут из Бюро?
Проблема состояла в том, что ничего другого Пайн делать не умела. Она была агентом ФБР. Дайте ей ограбление банка, похищение или даже серийного убийцу — и она найдет преступника.
Но здесь все иначе.
Этли закрыла глаза и тут же их открыла.
Нет, это не сон. Нас ждет конец света, если бомба взорвется.
Она заставила себя заснуть, но мысленно поставила будильник и проснулась в одиннадцать вечера, готовая к новым поискам.
Пайн перебралась через несколько крупных валунов, когда услышала грохот, заставивший ее на мгновение замереть, но потом двинулась дальше. Выбралась на плато, огляделась по сторонам, потом посмотрела вниз. По ее прикидкам, она поднялась на тысячу футов.
Необычные скалы, на которые Этли обратила внимание днем, теперь предстали перед ней в окулярах прибора ночного видения, и она постаралась добраться до них как можно скорее. Быть может, там сверкнул Священный Грааль? Или там находится нечто, не имеющее отношения к ее поискам?
Пожалуйста, Господи, если я нахожусь в зоне приема, сделай так, чтобы это было первым из перечисленного.
Она напряглась и остановилась, когда оказалась ближе к непонятному предмету.
Свет действительно отражался от чего-то металлического.
Это был шест. Длинный складной шест, опиравшися на круглый валун, выше Пайн и в три раза шире, чем она.
По мере того как Этли приближалась к нему, она отметила нечто удивительное. Со скалы свисала камуфляжная сеть, и только теперь, оказавшись совсем рядом, она сумела ее заметить, потому что сеть идеально сливалась с окружающим ландшафтом.
Пайн взялась за ее край, потянула, а затем заглянула внутрь.
И ахнула.
Пещера. Этли посмотрела на свой компас. Это место соответствовало координатам, которые она получила с флешки. Неужели ей удалось отыскать Рота? И бомбу?
Она вернула сеть на место, сделала шаг назад и огляделась по сторонам, но не увидела никаких следов пребывания здесь людей. Однако кто-то прикрыл вход в пещеру маскировочной сетью. Секунд тридцать Пайн размышляла, что делать дальше.
Она ничего не слышала, даже намека на шорох шагов, никто не пытался включить устройство связи. До нее не доносилось тяжелого дыхания.
Она совсем ничего не слышала, пока в нее сзади не ударил свет.
— Очень медленно повернитесь ко мне, — заговорил мужской голос. — И не позволяйте своим рукам опуститься к оружию, иначе мы откроем огонь.
— Я агент ФБР, — сказала Этли. — Сейчас я покажу вам свои документы и значок.
Следующие слова ошеломили ее, как один из мощных ударов Чона.
— Не трудитесь, агент Пайн. Повернитесь и держите руки подальше от оружия. Быстро!
Этли медленно повернулась, держа руки на уровне груди, но не выше. Она не собиралась выхватывать пистолет и устраивать здесь «перестрелку у корраля О-Кей»[304]. Но поднимать руки, показывая, что сдается, в ее планы не входило. Она являлась агентом ФБР. И не станет сдаваться, кем бы ни оказались эти люди.
Пайн повернулась и убедилась, что это действительно те трое парней с «М4».
— Что вы здесь делаете? — рявкнула она.
— Не думаю, что вы можете задавать вопросы с позиции силы, — сказал мужчина.
— У меня есть федеральный значок, неужели для вас этого не достаточно? — осведомилась Пайн. — Вы ведь, парни, из армии.
— Вы так решили из-за того, что мы в камуфляже?
— Не только. Вы в АБФ, армейской боевой форме.
Он пожал плечами.
— Проклятье, форму можно купить на интернет-аукционе.
— Но только не оперативный камуфляж. Он появился совсем недавно. И вы вооружены «М4», — добавила она.
Мужчина сделал шаг в ее сторону.
— Что вы здесь делаете? — спросил он.
— Полагаю, то же самое, что и вы. Кое-кого ищу.
— И кого же?
— Вы и в самом деле хотите поиграть в эту дурацкую игру? — поинтересовалась Пайн.
— И кого же вы ищете? — снова спросил он.
— Скажем так: «поцелуй меня в зад». А теперь позвольте мне задать вопрос: как вы меня нашли?
— Мы нашли вас в первый же день, когда вы сюда спустились. И с тех пор следили за вами.
— Чушь. Я заметила вас, когда вы поднимались по склону каньона. Вы ушли, потому что начался рассвет.
— Мы повернули обратно, когда уже могли столкнуться с вами, — спокойно сказал мужчина. — Вы спрятались за валуном, направив в нашу сторону пистолет. Вероятно, вы тогда подумали, что один «Глок» против трех «М4» — не самый лучший размен. Для вас.
Глянув на небо, Пайн спросила:
— У вас есть возможность вести постоянное спутниковое наблюдение?
— Нет, просто мы умеем выслеживать людей. — Он указал на свое оружие. — В вас когда-нибудь стреляли из такой винтовки?
— Нет, и у меня нет ни малейшего желания узнать, каково это. Итак, вы следили за мной. Зачем?
— Ну, это очевидно. Если вам известно, где Рот, то вы приведете нас к нему. Я получил приказ перехватить вас. Вот почему мы здесь.
— Ладно, вы меня перехватили. Какова остальная часть приказа?
Боец пожал плечами и начал было улыбаться, но передумал.
Пайн посмотрела на его спутников. Все они выглядели лет на тридцать и определенно участвовали в боевых действиях и убивали; возможно, даже получали ранения. Крепкие парни, из тех, кого в схватке лучше иметь на своей стороне.
Вот только складывается впечатление, что они не на моей стороне.
— Вам рассказали, что здесь происходит? — спросила Этли. — Что здесь происходит на самом деле?
— Мы знаем достаточно, чтобы делать свою работу, — ответил мужчина. — Большего нам не требуется.
— Иными словами, вы готовы засунуть головы в песок, — сказала Пайн.
Она ни разу не посмотрела в сторону камуфляжной сетки, отчаянно рассчитывая, что они ее не заметили.
— Вам придется пойти с нами, мэм.
— У вас есть вертолет? — спросила Пайн. — Именно он доставляет вас сюда, а утром забирает? Так можно сэкономить много времени; лазать по каньону — занятие утомительное.
— Просто идите с нами.
— Никуда я с вами не пойду, — холодно ответила Этли. — Я федеральный агент, и вы не можете мне приказывать. Так что проваливайте обратно в ад, пока я не вызвала подкрепление.
Мужчина посмотрел по сторонам, слегка покачал головой, и в его глазах появилось насмешливое выражение.
— Я очень сомневаюсь, что у вас есть хоть какая-то поддержка. И ваш телефон не работает.
— Проваливайте к дьяволу, — сказала Пайн.
— У нас есть другой приказ — на случай если вы откажетесь следовать за нами.
— Что, застрелить меня? Я — агент ФБР.
— Нет, мэм, в данный момент вы — враг нашей страны.
— Проклятье, с чего вы взяли? Мы служим одной и той же стране.
— Вы пойдете с нами или нет? Последний шанс.
Двое боевиков подняли «М4» и прицелились: один — в голову Пайн, другой — в торс.
Уцелеть невозможно.
— Это безумие! — рявкнула Этли. — Я — федеральный агент. Опустите оружие и отойдите в сторону. Прямо сейчас.
— Никак нельзя, мэм. Последний шанс. Три секунды.
Пайн застыла на месте. Они действительно собирались застрелить ее, прямо здесь и сейчас, на дне Гранд-Кэньон.
Она потянулась к «Глоку», надеясь, что успеет сделать один выстрел.
Прощайте все, кому не все равно. Я иду к тебе, Мерси.
Дерьмо.
Раздался выстрел. Следом — второй.
Все произошло так быстро, что Этли показалось, будто она получила две пули.
Двое парней, стоявших за спиной своего командира, вздрогнули, пошатнулись, и оба упали вперед.
Командир начал поворачиваться, поднимая «М4».
— Нет! — крикнула Пайн, вытаскивая пистолет. — Бросай оружие, или я буду стрелять!
«М4» коротко залаял, и Этли, как только луч лазерного прицела совместился с шеей командира, нажала на спусковой крючок.
Противник упал.
Пайн, чувствуя, как у нее отчаянно дрожат руки, медленно опустила «Глок».
В двадцати ярдах от нее стоял Сэм Кеттлер, потрясенно глядя на нее. На спине у него был рюкзак, в руке он держал пистолет.
Этли посмотрела на три тела. Двоих застрелил Кеттлер, одного — она.
— Дерьмо, — прошипела Пайн. — Это наши парни. Во всяком случае, я так думала…
Кеттлер подбежал к ней.
— Но они выбрали странный способ это показать. Они же собирались тебя убить.
Этли посмотрела на него.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она.
Кеттлер показал на лежавших на земле мужчин в камуфляжной форме.
— Я видел вертолет, который приземлялся здесь в течение трех ночей подряд, и в конце концов решил выяснить, что происходит. Собрал рюкзак, пошел по их следу, пока не оказался здесь и не увидел, что они собираются тебя застрелить. — Он посмотрел на пистолет в ее руке и покачал головой. — Проклятье, что здесь вообще делали американские солдаты?
— Это длинная история. — Пайн протянула руку и сжала его плечо. — Спасибо, что спас мне жизнь.
— Ну, а ты спасла меня, — сказал Кеттлер. — Тот парень уже приготовился меня прикончить. Если б не ты, он не промахнулся бы, и я получил бы пулю из «М4».
Она сняла руку с его плеча и оперлась о валун.
— Ты в порядке? — спросил Кеттлер.
— Сейчас буду, — ответила Этли, делая глубокие вдохи и выдохи.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
— А что ты здесь делаешь? Ты ведь не просто решила прогуляться, верно?
— Я ищу пропавшего мужчину. Они тоже его искали.
— Ты думаешь, он где-то здесь? Но почему?
— И вновь это длинная история. — Пайн посмотрела на тела. — Нужно что-то с ними сделать. Мы не можем их здесь оставить. — Она огляделась по сторонам. — Однако мы находимся на месте преступления, и нам нельзя ничего трогать… — Потерла лоб. — Необходимо вызвать команду. И сделать так, чтобы здесь ничего не трогали. Я… я должна… — Мысли Пайн смешались; она почувствовала, что ее начинает тошнить.
Кеттлер шагнул к ней и сжал руку.
— Сейчас тебе нужно глубоко дышать и понемногу прийти в себя, — сказал он. — Ты ведь едва не погибла, Этли.
— Я только что застрелила американского солдата, Сэм!
— Ну а я только что застрелил двух.
Пока Пайн приходила в себя, Кеттлер заметил маскировочную сеть, сдвинул ее в сторону и увидел вход в пещеру.
— Проклятье, а она откуда взялась? — пробормотал он.
— Может быть, это именно то, что я ищу, — ответила Пайн.
— Ну, я пока могу отнести туда тела.
— Я помогу.
— А потом мы вызовем подкрепление, — предложил Кеттлер.
— Нет. Сначала мы должны кое-что найти.
— Что именно?
— Скоро узнаешь.
Они отнесли тела в пещеру и сложили их в углу. Пайн поискала удостоверения личности, но не нашла никаких документов, а на форме отсутствовали знаки отличия.
— Ты уверена, что они из регулярной армии? — спросил Кеттлер.
— Сейчас я уже ни в чем не уверена.
Она посветила фонариком вокруг себя. Пещера оказалась большой. Высота потолка, по прикидкам Пайн, достигала пятнадцати футов. В дальней части, где царила полная темнота, мог находиться проход в следующее помещение, но уверенности в этом у Этли не было.
— Ладно, а теперь ты должна рассказать мне, что происходит, — сказал Кеттлер.
Короткими предложениями, содержавшими известные ей сведения, Пайн рассказала ему почти обо всем. Когда она смолкла, у Сэма на лице застыло такое выражение, будто его сейчас стошнит.
Он огляделся по сторонам.
— Ядерный заряд? Ты издеваешься?
— К сожалению, нет.
Кеттлер посветил фонариком в углы пещеры.
— Ну, здесь его нет.
— Но он может оказаться там, — сказала Этли, указывая в заднюю часть пещеры. — Направь туда луч фонарика, у тебя он более сильный.
Сэм так и сделал — и они увидели высеченный в скале проход.
Шагнули в туннель и осторожно двинулись по нему вперед. Пайн шла первой.
Вскоре она обо что-то споткнулась.
Кеттлер направил луч фонарика вниз, и она услышала, как он втянул в себя воздух.
— Растяжка, — сказал Сэм.
— И она связана с СВУ?[305] — дрогнувшим голосом спросила Пайн.
— Нет.
— Почему ты так уверен?
— Потому что иначе мы оба были бы мертвы.
Они сделали еще несколько шагов и собрались войти в следующую пещеру, которая выглядела больше первой, когда услышали голос:
— Еще один шаг, и он станет для вас последним.
— Мистер Рот? — позвала Пайн.
Несколько мгновений никто не отвечал.
— Кто вы такие?
— Специальный агент ФБР Этли Пайн. Со мной парковый рейнджер Сэм Кеттлер. Я расследую смерть мула и исчезновение Бена Приста.
Луч фонарика ударил ей в лицо.
— Покажите ваши значки.
Они медленно достали значки.
— Послушайте, мистер Рот, я понимаю, почему вы нам не доверяете. В данный момент я сомневаюсь, что могу верить собственному агентству.
— Я хочу, чтобы вы повернулись и ушли отсюда. Немедленно! В противном случае вас ждут очень неприятные последствия.
— Мистер Рот, мы пришли, чтобы помочь. Я совершенно уверена, что вам необходима помощь, — сказала Пайн.
— Я же сказал, чтобы вы уходили. Прямо сейчас.
Этли посмотрела на Сэма.
— А как насчет трех тел, которые мы только что сюда затащили? — спросила она.
Рот долго молчал.
— Трех тел? — наконец спросил он.
— Мы застрелили троих боевиков, которые вас искали. Они собирались нас убить, хотя я показала им значок ФБР. И я не сомневаюсь, что они намеревались убить и вас. Мы только что спасли вам жизнь.
— Это… это просто…
— Такова ситуация, мистер Рот. И мы должны ее принять. Бен Прист кое-что мне рассказал.
— Вы знаете Бена?
— Да. И думаю, что его похитили наши военные.
— Они схватили Бена? — выпалил Рот после небольшой паузы. — Как?
— Это долгая история. Дело в том, что все пошло не так.
Он продолжал светить фонариком им в лица.
— Как вы сумели найти пещеру?
— Координаты были на флешке, которую я нашла в доме Бена.
— Но как вы вообще узнали про меня? — спросил Рот.
— Бен вас не сдавал, если вы об этом. Мне рассказал Оскар Фабрикант. Я вышла на него, потому что Бен был членом ОЗБ. Вы знакомы с этой организацией?
— Да. Что еще вам рассказал Оскар?
— Что его беспокоит возможное вмешательство русских.
— Да, они вовлечены в это, — сказал Рот. — Но вы должны уйти. Сейчас я уже никому не доверяю.
— Я не могу, мистер Рот. Я здесь, чтобы сделать свою работу. И выследить тех, кто убил Фабриканта.
Вновь последовала долгая пауза.
— Он… Оскар мертв?
— Его тело обнаружили в Москве. Говорят, он покончил с собой, но я знаю, что это не так.
— Оскар мертв? Я… не могу поверить.
— Вы не могли бы перестать светить нам в лицо? — попросила Пайн.
Свет исчез.
— Вы готовы поверить нам, мистер Рот? Мы нужны друг другу, чтобы довести это дело до конца.
Он не ответил.
— Пожалуйста. Что мне сделать, чтобы вы нам поверили?
— Что происходит, по вашему мнению? — спросил Рот.
— Я считаю, что здесь находится ядерный заряд, — ответила Пайн. — А поскольку я должна всеми силами защищать Гранд-Кэньон, это плохо.
Снова наступило долгое молчание.
— Если окажется, что вы не та, за кого себя выдаете, это будет последнее, что вы сделаете в жизни, — с угрозой сказал Рот.
— Меня это устраивает, — сказала Пайн.
— Выйдите из туннеля.
Они с Кеттлером вошли в пещеру, и внезапно все вокруг залил свет лампы, работавшей на батарейках. Должно быть, Рот ее только что включил.
Теперь они смогли его рассмотреть. Лицо Рота было покрыто грязью, и он выглядел совершенно истощенным.
Пайн бросила ему свой значок и удостоверение личности. Он изучил их и бросил обратно.
— Все, что я вам говорила, правда, — сказала Этли.
Рот задумчиво кивнул.
— Я вам верю, — ответил он. — Сам не знаю, в чем причина, но я и прежде полагался на свою интуицию, а сейчас у меня нет другого выхода.
— Это вы поставили растяжку в туннеле? — спросил Кеттлер.
— Да. Чтобы узнать, когда кто-то войдет в пещеру.
— Значит, вы вооружены?
— Можно считать, что я очень неплохо вооружен, — заявил Рот.
И он посветил на стоявший рядом с ним металлический предмет прямоугольной формы, четыре фута в длину и три в высоту.
Пайн и Кеттлер инстинктивно отпрянули назад.
— Так это… и есть атомная бомба? — спросила Этли.
Рот кивнул.
— И вы секунду назад подтвердили, что не замешаны в заговоре.
— Каким образом?
— Вы оба были готовы бежать, спасая свои жизни.
— А кто вел бы себя иначе рядом с атомной бомбой? — спросила Пайн.
— Это не совсем обычный ядерный заряд.
— Он недостаточно большой, чтобы быть атомной бомбой, — вмешался Кеттлер. — Это то, что называют ядерной бомбой в чемодане?
Рот покачал головой.
— Это тактический ядерный заряд. Но достаточно мощный. По моим подсчетам, он эквивалентен почти трем килотоннам тротила. Для сравнения, атомная бомба, сброшенная на Нагасаки, обладала мощностью в двадцать килотонн тротила. Самый крупный ядерный заряд, подорванный Советами — Царь-бомба, — имел мощность пятьдесят мегатонн, но это произошло очень давно. Если б Советы могли сделать оболочку из обедненного урана, а не свинца, им удалось бы вдвое увеличить мощность бомбы.
Он похлопал по металлическому ящику.
— Но для такого размера это самый мощный тактический ядерный заряд из всех, что мне доводилось видеть. Он мог бы уничтожить бо́льшую часть каньона, и все тут стало бы радиоактивным на несколько тысяч лет.
— Оно может сдетонировать? — с опаской спросила Пайн, делая еще один шаг назад.
— Я так не думаю.
— Значит, вам удалось его разрядить?
Рот покачал головой.
— На самом деле его нельзя разрядить. Это совсем не похоже на голливудский фильм с таймером, ведущим обратный отсчет, и героем, решающим, какого цвета провод следует перерезать. Если возникает опасность, что ядерный заряд сдетонирует, единственное, что вам останется, — позаботиться, чтобы не началась цепная ядерная реакция; тогда произойдет обычный мощный взрыв, но он не будет атомным.
— Но как он сюда попал? — спросила Пайн.
Рот жестом предложил им подойти ближе и указал на металлическую панель.
— Видите гравировку?
Пайн и Кеттлер наклонились, чтобы посмотреть.
— Надпись на корейском? — спросила Этли.
— Верно. — Рот кивнул.
— Ну, тогда многое становится на свои места, — сказала Пайн. — На флешке Приста было описание северокорейской атомной бомбы.
— Именно я дал его Присту вместе с координатами этой пещеры.
Пайн напряглась.
— Значит, Северная Корея пытается взорвать каньон? И мирные переговоры были им нужны, чтобы отвлечь нас?
— Нет, конечно, они не пытаются взорвать Гранд-Кэньон, — последовал неожиданный ответ Рота.
Этли изумленно посмотрела на него.
— Но вас искал человек по имени Сон Нам Чон, — упрямо сказала она. — Он работал на Северную Корею.
— Вполне возможно, но корейцы не устанавливали здесь ядерный заряд. — Рот немного помолчал. — Это сделали мы.
Кровь отхлынула от лица Пайн.
— Мы? — вскричала она.
— Ну, точнее, могущественные люди, входящие в правительство США.
— Проклятье, откуда вы можете это знать? — резко спросил Кеттлер. — Наши люди доставили сюда ядерную бомбу? Бред!
— Я согласен с вами, это настоящее безумие, — сказал Рот. — Тем не менее все было именно так.
— Но как вы можете быть уверены? — спросила Пайн.
— Потому что я узнал материалы, из которых сделана бомба. Это русское производство.
— Но вы же сами показали нам надпись на корейском языке.
— Россия многие годы снабжала Северную Корею материалами для создания ядерной бомбы. Часть использовали для этой бомбы.
— Но как вы можете быть уверены? — снова спросила Пайн.
В ответ Рот из стоявшей рядом сумки достал отвертку на батарейке, быстро отвинтил верхнюю панель цилиндра, поднял ее и перевернул.
— На каком языке написан текст внутри панели, как вам кажется? — спросил он.
— Это кириллица, — ответила Пайн, внимательно разглядывая надпись. — Русский язык.
Рот отложил панель в сторону.
— Вы правы. Здесь написано, где сделана бомба, и серийный номер детали. А вот тут он повторяется.
— Но если Россия снабжает Северную Корею ядерными материалами, логично предположить русский след. В таком случае почему вы уверены, что ее подложили сюда не северные корейцы?
— Потому что эта штука должна послужить поводом для уничтожения Северной Кореи. А я очень сильно сомневаюсь, что они хотят стать причиной собственной гибели.
Пайн и Кеттлер переглянулись, а потом посмотрели на бомбу. Наконец Этли перевела взгляд на Рота.
— Вы должны объяснить нам, — сказала она.
— Все довольно просто. Русские снабдили нас тактическим ядерным оружием, а мы поместили его сюда.
— Но за каким дьяволом наша страна хочет взорвать Гранд-Кэньон? — спросила Пайн.
— Эта бомба не может взорваться — вот главная причина, которая указывает на то, что Северная Корея не доставляла ее сюда.
— Откуда вы знаете, что она не может взорваться? — спросила Пайн.
— Потому что в ней отсутствуют критически важные компоненты.
— Какие именно? — спросил Кеттлер.
— Постараюсь объяснить вам на пальцах. — Рот показал на металлический ящик. — Перед вами то, что называют атомной бомбой или термоядерным оружием. На самом деле оно создает разрушающую силу таким же образом, как солнце энергию. Обычная детонация называется первичной стадией. Она вызывает цепную реакцию, в результате которой происходит взрыв, и в эпицентре возникает температура в несколько миллионов градусов. Тепло и энергия отражаются в урановый сердечник, после чего начинается вторая стадия, уничтожающая урановый контейнер. Освобожденные нейтроны сливаются, и происходит термоядерный взрыв. Вы поняли?
Кеттлер поскреб щеку.
— Проклятье, если это упрощенная версия для дураков, то я не хочу слышать полный вариант.
— Части, которые остаются, — добавил Рот, — включают в себя дейтрид лития-6, функциональный отражатель и соответствующую оболочку. Без этих элементов у вас в руках будет лишь груда урана и атомы водорода, которые не смогут начать цепную реакцию.
— Но тогда какого черта эту штуку притащили сюда? — спросил Кеттлер.
— Чтобы у нас появилась причина напасть на Северную Корею, — ответила Пайн. — Именно это имел в виду Сон Нам Чон, когда согласился со мной, что, если произойдет ядерный взрыв, Северная Корея будет уничтожена. Он пытался найти бомбу и помешать реализации плана.
— Однако он не мог знать настоящий план, — вмешался Рот. — Бомба не взорвалась бы — тем не менее ее использовали бы против Северной Кореи.
— Но если в ней не хватает критически важных компонентов, разве не появятся подозрения, что это фальшивка? — спросила Пайн.
— А кто это узнает? — возразил Рот. — Журналистам не позволят вскрыть бомбу и изучить начинку. Экспертам же скажут, что все важные компоненты изъяли, чтобы не допустить возможный взрыв. Я могу представить, как сойдет с ума пресса, когда станет известно о находке в одной из пещер Гранд-Кэньон. Бомбу поднимут на вертолете и покажут в прямом эфире.
— И что они будут делать после того, как сообщат о ней средствам массовой информации? — спросил Кеттлер.
— Думаю, устроят презентацию в ООН с графиками и слайдами, а также предоставят документы, объясняющие, как именно Северная Корея сумела доставить бомбу в каньон. Конечно, сфабрикованные, но внешне они будут выглядеть убедительно и внушать доверие.
— Но покажется ли убедительным сам факт того, что Северная Корея осмелилась доставить атомную бомбу на территорию США? — спросила Пайн. — Они же должны понимать, что мы уничтожим их, если правда выйдет наружу.
— Наша сторона легко развеет подобные сомнения — достаточно будет сказать, что, если бы бомба взорвалась, не осталось бы никаких доказательств того, кто ее доставил и откуда, — ответил Рот. — Но если б стало известно, что Северная Корея пыталась взорвать атомную бомбу в самом сердце величайшего заповедника Соединенных Штатов, но мы сумели предотвратить катастрофу, война была бы неизбежна.
— И многие люди погибли бы во время этой войны, — сказала Пайн.
— Да, война была бы долгой и кровавой, а человеческие жертвы сравнимы со Второй мировой и Корейской войнами. Погибли бы миллионы. Сотни тысяч в первый день.
— Господи, — пробормотал Кеттлер. — А я думал, что войны в Ираке и Афганистане были ужасными…
— Все войны ужасны, когда доходит до человеческих жизней, — сказал Рот. — Я уверен, что какие-то зануды в правительстве подсчитали «точное» количество жертв во всех категориях и привели причины, объясняющие их необходимость в подобном конфликте. — Он покачал головой. — Боже мой, в какое ужасное время мы живем…
— Но почему нам потребовалась помощь русских? — спросила Пайн.
— Как я уже говорил, русские длительное время помогали Северной Корее вооружаться. У них есть «законный» доступ к делящимся веществам, которые были необходимы нашему правительству для осуществления этого плана. Панель с надписью на корейском языке и все остальное? Нам не пришлось их фальсифицировать, ведь мы сумели получить настоящие детали. Без России нам пришлось бы искать аналогичный материал или попытаться создать фальшивое оружие, которое выглядело бы так, будто его сделали в Северной Корее. Однако ядерное оружие доступно только научной элите. На этой арене совсем немного игроков, все они хорошо известны, и производителя определить совсем не сложно. Вот почему, если б мы обратились за помощью к третьей стороне, минуя Россию, остался бы след, который привел бы к нам, что сделало бы этот план невыполнимым.
— Хорошо, но зачем русским нам помогать? — спросила Пайн. — Какая им-то выгода?
— Это позволило бы им вступить в партнерство с единственной мировой сверхдержавой. И они поднялись бы почти до нашего статуса. Кроме того, Россия хочет играть роль лидера на Дальнем Востоке, но у них нет никаких шансов противостоять экономической мощи Пекина. Вот почему они ищут другие способы оказывать влияние и иметь право голоса в регионе. Полагаю, Россия получила бы свою награду. Может быть, после победы в войне часть Северной Кореи отошла бы к ним.
— Как во время Второй мировой войны разделили Германию? — спросила Пайн.
— Да. И у Северной Кореи есть кое-какие природные ресурсы — антрацит, к примеру, — которые Россия могла бы использовать, чтобы поддержать экономику Дальнего Востока. — Рот немного помолчал, задумчиво глядя в сторону. — Кто знает, возможно, это могло бы послужить началом грандиозной сделки между нами и Россией по разделу мира… Вспомните причины холодной войны, хотя Америка и Россия являлись тогда врагами.
— Мы и сейчас должны оставаться врагами, — сказала Пайн.
— Однако складывается впечатление, что сейчас все обстоит иначе, — заметил Рот.
— Должно быть, Северная Корея что-то заподозрила. И они послали сюда Чона, чтобы тот выяснил, что происходит. Точнее, нашел вас.
— Ну, у них были на то самые серьезные причины — ведь речь идет об их выживании.
— Как вы оказались вовлеченным во все это?
— Фред Уормсли был близким другом моего отца. И моим также. А еще — наставником.
— Я слышала, что он утонул.
— Он не утонул, его убили. И я здесь из-за него.
— Что вы имеете в виду?
— Перед его смертью мы с Фредом тайно встретились. Он занимал очень высокий пост в ОЗБ, и его привлекли к реализации этой безумной миссии. Казалось бы, при проведении подобных операций должно быть множество утечек. Насколько мне известно, Фред оказался единственным, кто был против. Однако он сделал вид, что охотно участвует в операции, чтобы иметь возможность знать все ее детали. Но кто-то его сдал.
— И вы продолжили его сражение, — заметила Пайн.
— После того как Фред рассказал мне все, что знал, я отправился на поиски ядерного заряда. К счастью, ему было известно, где его спрятали, и он успел передать мне информацию. В противном случае, учитывая размеры Гранд-Кэньон, я не смог бы отыскать бомбу.
— А Бен Прист? Как он с этим связан?
— Бен много лет сотрудничал с ЦРУ. Потом перешел в разведку Министерства обороны. Когда я инспектировал ОМП в разных странах, он находился «за сценой», добиваясь максимального доступа для моей команды, и мы стали хорошими друзьями. А потом Бен начал работать на себя. Мне так и не удалось понять, чем он занимался, но у него появилась репутация человека, способного помогать людям, оказавшимся в трудном положении, который к тому же прекрасно разбирался в геополитике. Когда я рассказал ему о заговоре, Бен не раздумывая согласился помочь. Он сразу понял безрассудство этого плана и считал, что людей, придумавших его, следует остановить. Любой ценой.
— Даже если это будет стоить жизни ему и брату, — заметила Пайн.
— А при чем тут мул? — спросил Кеттлер.
— На самом деле мул являлся главной причиной, по которой я обратился к Бену. Понимаете, как только Фред Уормсли рассказал мне, где находится ядерный заряд, я вспомнил, что Бен говорил мне про свои планы спуститься на муле на дно Гранд-Кэньон. Я не мог заполучить собственного мула. Для этого нужно зарезервировать место на год вперед. Таким образом, мы с Беном придумали план, чтобы я занял его место и спустился вниз. Это было идеальным решением.
— Да, теперь оно выглядит вполне разумным, — сказала Пайн.
— Кроме того, мы с Беном спускались в каньон перед тем, как я воспользовался мулом, — добавил Рот.
— Зачем? — спросил Кеттлер.
Рот указал на груду снаряжения и защитного оборудования, сложенного рядом с ядерным зарядом, вместе с едой и несколькими камерами для воды.
— Нельзя вскрыть ядерный заряд при помощи отвертки и очков для плавания. Кроме того, мне требовались еда, водяные фильтры и прочие припасы. Я не мог взять это с собой открыто — ведь для тех, кто путешествует на муле, существуют ограничения по объему и весу. Мы с Беном спрятали всё поблизости от «Призрачного ранчо». В ночь, когда я «исчез», мне пришлось перевезти снаряжение на муле как можно ближе к пещере; потом я уже на руках отнес его сюда.
— Проклятье, но зачем было убивать мула? — спросил Кеттлер.
— Мул упал со скалы и то ли захромал, то ли сломал переднюю ногу. Но, если честно, я с самого начала собирался его убить. Однако я прихватил обезболивающее, чтобы он не мучился.
— Но зачем? — настаивал Кеттлер.
Рот развел руки в стороны.
— Я не мог взять его с собой. И мы находились довольно далеко от «Призрачного ранчо». Несчастное животное не сумело бы туда вернуться. На него напали бы и убили хищники. Я не хотел, чтобы мул страдал.
— И вы вырезали на его шкуре буквы дж. и к., — сказала Этли. — Зачем?
— Я не рассчитывал, что выберусь отсюда живым, агент Пайн. Оставаться в одиночестве в Гранд-Кэньон — довольно глупый поступок. — Он посмотрел на Кеттлера. — Уверен, что вы предупреждаете туристов, чтобы они этого не делали — не спускались вниз без сопровождения и не сходили с тропы.
— Конечно, — подтвердил Сэм.
Рот посмотрел на Пайн.
— Только Бен знал, что я здесь нахожусь. Если б с ним что-то случилось, как вы мне рассказали, я остался бы совершенно один. И если б я умер из-за укуса змеи, падения или обезвоживания, кто-нибудь должен был узнать, что это связано с чем-то, что спрятано в пещере.
— Значит, вы знали о предполагаемой экспедиции Джордана и Кинкейда и о пещере, которую они якобы нашли?
— Да. Более того, я слышал о них от местных жителей, когда спускался вниз с припасами.
— Моя секретарша родилась здесь и также знала эту историю.
— Больше мне ничего не удалось придумать — только две буквы, которые указывали на пещеру, находящуюся в каньоне.
— Не самая лучшая подсказка, — заметила Пайн. — Мне просто повезло, что моя секретарша слышала эту историю и сумела связать ее с мулом и буквами.
— Ну не мог же я просто написать: «Эй, народ, в пещере спрятан атомный заряд», — начал оправдываться Рот. — Я рассчитывал, что мула найдут люди, которые будут спускаться следующими. И постарался извлечь максимум из того, что у меня имелось.
— Но потом вы перевернули мула так, чтобы он оказался на том боку, где вы вырезали буквы, — сказала Этли. — Зачем?
— Из-за любителей падали, которые разорвали бы его шкуру. И тогда никто не увидел бы оставленной мной подсказки.
Пайн с недоумением посмотрела на него.
— Но три солдата находились у самого входа в пещеру, — сказала она. — Я думала, что они пришли, чтобы забрать ядерный заряд, после того как сорвались мирные переговоры. А потом средства массовой информации устроили бы настоящий цирк.
— Уверен, что так все и произошло бы, — Рот кивнул. — Вот только ядерный заряд находился в другой пещере.
— Что? — вскричала Этли.
— Я не мог оставить его там, где он был спрятан, агент Пайн, и перенес сюда.
— Вы его перенесли? — поразилась она. — Как?
В ответ Рот вытащил из угла нечто напоминающее высокотехнологичный рюкзак, к которому было прикреплено что-то вроде экзоскелета.
— Заряд не такой тяжелый, как можно предположить. Они затратили немало усилий, чтобы уменьшить его размеры, что впечатляет и ужасает одновременно. Это рюкзак моей собственной конструкции. Бен разобрал его, доставил вниз во время одного из своих спусков на дно каньона и спрятал в тайнике. Я перенес в нем все необходимое в пещеру от того места, в которое привез на муле. А следом переправил и ядерный заряд.
— Но как вы узнали про эту пещеру?
— Все очень просто. Много лет назад, когда мне было немногим больше двадцати, я довольно часто спускался в каньон. Однажды сошел с туристической тропы и наткнулся на эту пещеру. Впрочем, тут не было ничего особенного; как вы знаете, здесь много пещер. Но когда я понял, что она находится недалеко от той, куда поместили ядерный заряд, я придумал план, и мне оставалось лишь перенести бомбу сюда. Собираясь в свою экспедицию, я прихватил с собой складной шест, чтобы с его помощью закрывать камнем вход в пещеру.
— Но зачем вам было жить все это время в пещере? — спросила Пайн.
— Вы провели здесь много дней, — добавил Кеттлер. — Вам требовалась вода.
— Да, — сказал Рот. — Неподалеку есть источник, и я взял с собой фильтры. А еще несколько солнечных аккумуляторов. Я выставлял их наружу, чтобы они заряжались. — Он сделал паузу. — К сожалению, мне приходилось ставить их на открытом месте, пока я сам находился внутри. Однако я использовал камуфляжную сеть, чтобы спрятать вход. А когда отходил от пещеры, то задвигал валун, чтобы никто ничего не заметил и не застал меня врасплох, когда я возвращался.
— Значит, все это время вы здесь работали? — спросила Пайн.
— Разборка и сборка ядерного заряда, в особенности в одиночку, — медленный и сложный процесс.
— Меня удивляет, что они не оставили возле исходной пещеры круглосуточную охрану, — сказала Пайн. — В таком случае ни вы, ни кто-то другой не сумел бы унести бомбу.
— Они не могли, — ответил Рот. — Если б солдаты охраняли пещеру в каньоне, это вызвало бы подозрения и их план не сработал бы. В данном случае время решало все.
— Вероятно, финальная фаза операции должна была начаться сразу после срыва мирных переговоров, — предположила Этли. — После чего они довели бы дело до конца.
— Если б кто-то заметил вооруженных солдат возле пещеры до этого, они не могли бы заявить, что случайно натолкнулись на тайник с ядерным зарядом, — сказал Рот и широко улыбнулся. — Хотел бы я посмотреть на их лица, когда они вошли в пещеру и обнаружили, что атомная бомба исчезла.
— Значит, вы перенесли ее в эту пещеру… А солдаты искали бомбу и вас.
— Вы все точно описали, — подтвердил Рот.
— Они следили за мной, рассчитывая, что я приведу их к вам, — со вздохом сказала Пайн. — Так я и сделала.
— К счастью, вам удалось остановить их до того, как они до меня добрались. — Рот содрогнулся. — Тем не менее мы очень близко подошли к краю пропасти.
— Мы всё еще очень близки к самому краю, — сказала Пайн и глянула на ядерную бомбу. — А что вы собирались делать дальше?
— Я собирался все задокументировать. Затем завалить камнями вход в пещеру, выбраться из каньона и рассказать о том, что мне удалось узнать, не раскрывая местонахождения ядерного заряда. Я как раз заканчивал, когда появились вы.
— Но рано или поздно они могут прийти сюда и отыскать заряд. И довести свой план до конца. А если вы начнете выступать или попытаетесь их в чем-то обвинить, они скажут, что вы сошли с ума, или назовут предателем. Или вы просто исчезнете.
— Но я все равно не сумел бы выбраться отсюда с ядерным зарядом, — возразил Рот.
— Возможно, мы сможем использовать вертолет парковой службы? — предложил Кеттлер.
Пайн покачала головой:
— Нет. Я уверена, что они отслеживают все подобные варианты. И, судя по всему, приказали парковой службе сидеть тихо. Вспомни про Ламберта и Райса.
— Но нельзя же просто оставить заряд здесь, — возразил Сэм. — Возможно, он и не взорвется, но в нем ведь есть радиоактивные элементы…
Рот кивнул.
— Да, в ядре. Если устройство будет повреждено, можно ждать чего угодно.
Этли подошла к бомбе и осмотрела ее.
— Вы сказали, что его предоставили заговорщикам русские?
— Да.
— Дело в том, что на их месте я захотела бы чего-то больше неопределенных обещаний северокорейского угля.
Рот подошел и встал с ней рядом.
— Что вы имеете в виду?
— Вы не находили здесь чего-то такого, что не можете объяснить?
— Объяснить?
— Вы знаете ОМП, мистер Рот. Нет ли здесь какой-то странности или чего-то вам незнакомого?
Рот посмотрел на металлический контейнер.
— Ну, вот это. — Он показал на ряды маленьких заклепок на металлических панелях. — Они на всех четырех сторонах. Я предположил, что они нужны для укрепления конструкции. Но на самом деле в них нет необходимости.
Пайн ощупала стенку изнутри, потом постучала по ней костяшками пальцев.
— Там пусто, — сказала она.
Рот посмотрел на стенку и нахмурился.
— Честно говоря, я не обратил на это внимания, — признался он.
Этли направила на заклепки луч фонарика и принялась внимательно изучать каждую.
— Здесь по одной заклепке на каждой стороне, которая отличается от остальных, — сказала она, когда закончила осмотр. — Вы можете срезать часть металла вот здесь?
Рот сделал, как она просила, и они увидели за стенкой небольшое электронное устройство.
— Проклятье, а это еще что такое? — спросил Рот.
— Какая у вас машина? — поинтересовалась Пайн.
— «Мерседес» S-класса. Но какое это имеет отношение к данному устройству? — удивился он.
— Вы знаете о маленьких круглых дисках, вставленных в раму, которая идет по периметру вашего автомобиля?
Он еще раз посмотрел на электронное устройство, которое находилось внутри бомбы.
— Камеры. Вы хотите сказать, это нечто вроде камеры?
— Да. — Этли подняла кусочек вырезанного им металла. — Это линза, замаскированная под заклепку. Вероятно, есть и подслушивающее устройство.
— Но зачем? — спросил Кеттлер.
— Когда я работала в вашингтонском офисе, мне пришлось вести одно расследование, где речь шла о русской шпионской сети, — сказала Пайн. — Тогда мне даже пришлось слетать в Украину. Нас предупредили, что номер в гостинице будет находиться под наблюдением, и мы вели себя соответствующим образом. Я спала в одежде и никогда не пользовалась телефоном в комнате. Даже ни разу не говорила громко. Русские любят использовать самые разные приборы для слежки. Когда мы строили там посольство, мы допустили ошибку, пригласив русских субподрядчиков. В результате посольство превратилось в одну большую камеру и передатчик. К счастью, мы вовремя об этом узнали.
— Но зачем русским устанавливать в бомбу приборы для наблюдения? — спросил Рот.
— Для того чтобы записать, как наши люди, а вовсе не северные корейцы, привезли и установили бомбу в каньоне. Я не сомневаюсь, что результаты съемки уже загружены в их базы данных.
— Дерьмо господне, — пробормотал Кеттлер. — Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что если мы начнем войну на основании фальшивых улик и убьем миллионы людей…
— …то у русских будут неопровержимые доказательства того, что мы сами в этом виноваты и лгали всему миру, — закончил за нее Кеттлер.
Пайн кивнула.
— Они называют это kompromat. Как вы думаете, насколько эффективно они смогут нас шантажировать? И что попросят за молчание?
Рот опустился на землю рядом со стеной пещеры.
— Все, что захотят, — сказал он.
— Верно.
Тут Рот с ужасом посмотрел на устройство.
— Как вы думаете, они даже сейчас продолжают следить и вести запись?
— Это крайне маловероятно. Здесь нет Интернета и сотовой связи. Кроме того, сигнал спутника едва ли способен миновать такое количество камней.
— Но как тогда они получили компрометирующую информацию?
— Они позаботились об этом задолго до того, как ядерный заряд оказался в этой пещере. Сначала ведь его доставили в Америку, а потом привезли сюда. Они могли записать аудио и видео американских официальных лиц в момент передачи устройства; затем — наших парней, возможно в военной форме, которые грузили заряд в самолет, улетающий в Аризону, и позднее — в вертолет, доставивший его сюда. Множество аудио- и видеозаписей, ставящих нашу страну в исключительно тяжелое положение. — Этли посмотрела на ядерный заряд. — Но чтобы у нас не осталось никаких сомнений, давайте отключим все записывающие устройства.
Рот снова воспользовался пилой и с помощью Пайн и Кеттлера срезал остальные устройства со стенок бомбы. Пайн сложила их в рюкзак.
— Что мы будем делать теперь? — спросил Рот.
— Вопреки тому, что вы говорили ранее, — уверенно ответила Этли, — мы вынесем заряд из каньона.
— Зачем?
— Потому что теперь, когда нам известно о записывающих устройствах, мы можем использовать эту информацию в качестве рычага давления.
— Как? — удивился Рот.
Не успела Пайн ответить, как они услышали какой-то новый звук.
— Что это такое? — спросил Кеттлер.
Они побежали в первую пещеру, где шум стал еще более отчетливым.
— Вертолет, — напряженно сказал Рот.
— И я не думаю, что он летит к нам на помощь, — добавила Этли.
Пайн выглянула наружу через маскировочную сеть.
— Над скалой появился свет, — сказала она. — Должно быть, они знают, что именно здесь находилась их команда, перед тем как исчезла.
Они подождали несколько минут, пока вертолет не поднялся над скалами, а потом скрылся из вида.
— Ладно, пора уходить, — сказал Кеттлер, принимая на себя командование. Подбежал к мертвецам и забрал у них две винтовки «М4» вместе с обоймами. — У тебя есть прибор ночного видения? — спросил он у Пайн; та кивнула. — Тогда следи за вертолетом и светом. Они сделают несколько кругов. Если ничего не найдут, полетят в другое место.
— Ты основываешься на собственном опыте?
— Армия не склонна изменять своим привычкам.
Этли заняла пост у выхода из пещеры.
Рот повернулся к Кеттлеру.
— Но мы не можем выбраться из каньона с ядерным зарядом. Он слишком тяжелый, а путь неблизкий. Даже перетащить его сюда из другой пещеры было очень нелегко.
— Мы справимся, если будем нести его по очереди, — ответил Кеттлер. — И воспользуемся вашим особым рюкзаком.
— А как же агент Пайн?
— Бросьте. Она сильнее нас обоих, вместе взятых. Всё, уходим.
Они побежали в другую пещеру, и Кеттлер помог Роту положить ядерный заряд в большую камуфляжную сумку. Потом он снял свой рюкзак.
— Я понесу первым. Покажите мне, как работает подъемное устройство.
Рот помог Кеттлеру надеть на себя аппарат, потом объяснил, что он должен подойти к ядерному заряду и присесть на корточки, и прикрепил заряд к подъемному устройству.
— Теперь экзоскелет при помощи блоков, аккумуляторов и системы распределения нагрузки возьмет на себя половину веса, — сказал Рот. — Таким образом, вам придется нести около семидесяти фунтов. Это не так уж много.
— Мой рюкзак в армии весил восемьдесят. Так что никаких проблем. — Кеттлер медленно поднялся на ноги и кивнул. — Все нормально.
Они направились к выходу из пещеры.
— Какова ситуация? — спросил Сэм у Этли, которая по-прежнему занимала позицию у входа.
— Вертолет пошел на очередной заход, — ответила она. — Ждите.
Примерно через тридцать секунд они услышали шум приближающегося вертолета. Потом он снова начал удаляться.
— Похоже, улетел, — сказала Пайн.
Кеттлер объяснил ей свой план.
Она посмотрела на часы.
— Сейчас два ночи. У нас нет никаких шансов подняться наверх до наступления рассвета, в особенности если мы будем нести эту штуку. К тому же нас могут поджидать у конца каждой тропы.
— У основных — да, но, скорее всего, не у боковых проходов или второстепенных тропинок, — возразил Кеттлер, имевший в виду места, которыми иногда пользовались рейнджеры.
— И что это значит? — спросил Рот.
Пайн посмотрела на него.
— За ними не ухаживают постоянно, — пояснила она. — Поэтому передвигаться по ним значительно сложнее.
— Труднее, чем по тропе, по которой я спустился на муле? — спросил Рот.
Кеттлер кивнул.
— Да, намного, — ответил он. — А самый подходящий и ближайший для нас путь на самом деле представляет собой комбинацию двух тропинок. Они начинаются на северном краю, рядом с Лесной служебной дорогой. Это не просто примитивная тропа, а скорее граница, и идти по ней будет совсем нелегко. Впрочем, она не сравнится с тропой Нанковип. Я прошел по ней дважды, и это было очень сложно. Существенная ее часть находится всего в нескольких дюймах от пропасти глубиной в тысячи футов. Определенно она не для слабаков. И та, по которой мы пойдем, временами ее напоминает.
— А у нас есть необходимое снаряжение? — спросила Пайн.
Сэм указал на свой рюкзак.
— Веревки и карабины. Думаю, нам стоит связаться друг с другом веревками.
Этли посмотрела на Рота.
— А вы умеете это делать? — спросила она.
— Да, со мной все будет в порядке, — ответил тот. — Я ведь говорил, что мне уже доводилось путешествовать по каньону.
— Может быть, — сказал Кеттлер. — Но не по таким тяжелым тропам, по которым мы пойдем.
Они связались веревками и двинулись на восток по тропе, постепенно поднимавшейся вверх. Рот оказался между Пайн и Кеттлером, которые здесь уже ходили.
— Ты как, пока выдерживаешь груз? — спросила Пайн у Кеттлера.
— Да.
— Хорошо, но каждые два часа мы будем меняться.
Они двигались вдоль берега Колорадо, пока не добрались до ручья, впадавшего в реку. Кеттлер отыскал первую пирамиду из камней, связанных между собой проволокой и отмечавших вход на тропу. Они прошли небольшое расстояние, пока не оказались у начала подъема, где ручей падал со значительной высоты. Пайн видела, что Рот с трудом выдерживает выбранную ими скорость и необходимость идти по неровной местности.
Пробежав вперед, она догнала Рота и сказала:
— Ладно, это может быть слишком рискованным, так что поступим разумно.
Этли позвала Кеттлера, и тот быстро к ним присоединился. Несмотря на возражения Рота, они воспользовались веревкой, чтобы помочь ему с подъемом, а также преодолеть часть ручья, вышедшего из берегов. Пайн взялась за его ремень, они вместе перебрались через последнее препятствие, и он, весь мокрый, лег на землю, пытаясь восстановить дыхание.
— Ладно, — сказал Рот. — Очевидно, я переоценил свои альпинистские способности. И мне уже далеко не двадцать лет. Если честно, подъемы, которые мы преодолевали с Беном, дались мне ценой серьезных усилий.
— Не беспокойтесь, мы поможем вам отсюда выбраться, — сказала Пайн.
Через полчаса, когда Рот достаточно отдохнул, она надела на плечи рюкзак с зарядом, и они двинулись дальше. В некоторых местах тропа осыпалась у них под ногами, в других и вовсе отсутствовала.
Пайн заметила, что на лице Рота появилось беспокойство, которое росло по мере того, как тропа становилась круче и извилистее. Она похлопала его по плечу после того, как они прошли особенно сложный участок.
— Вы отлично справляетесь, мистер Рот.
— Меня зовут Давид. Учитывая ситуацию, в которой мы оказались, думаю, нам пора называть друг друга по именам.
— Я Этли, а он — Сэм.
Рот слабо улыбнулся, но тревога не покинула его лицо.
Они шли довольно быстро. Пайн посмотрела на часы и обнаружила, что до рассвета осталось совсем немного.
— Что это за звук? — с беспокойством спросил Рот.
— Водопады, — ответил Кеттлер. — Это шумит река; здесь она поворачивает и сливается с ручьем, который мы пересекли, а потом впадает в Колорадо. Внимательно смотрите под ноги — будет скользко.
Они прошли через широкую долину; затем начались неприятные подъемы и спуски, которые им приходилось преодолевать.
— Сэм, — позвала Пайн, — я думаю, нам пора остановиться и отдохнуть.
Кеттлер оглянулся на Рота, который уже едва держался на ногах.
— Да, ты права, — кивнул он.
Они разбили лагерь, постаравшись максимально спрятаться за скалами. Ядерный заряд прислонили к камню, как можно дальше от края пропасти.
После того как они поели и напились воды, Рот заснул в тонком спальном мешке, который разложил для него Кеттлер. Они находились на северо-западной стороне каньона, и рассвет наступал здесь чуть позже, чем на восточной.
Пайн и Кеттлер сели, прислонившись к скале и держа в руках «М4».
— Ты думаешь, с ним все будет в порядке? — спросил Кеттлер.
— Я не знаю. Он старше нас на пятнадцать или даже двадцать лет и не привык к серьезным нагрузкам. К тому же давно здесь находится. Ты и сам знаешь, что такое длительное пребывание в каньоне отнимает много сил. Однако он сумел донести заряд от одной пещеры до другой. А это настоящий подвиг.
— Верно.
— Если хочешь немного поспать, я могу постоять на посту, — предложила Этли.
Сэм покачал головой.
— Я в порядке.
Они замолчали.
— Значит, от нас зависит судьба мира? — спросил Кеттлер.
— Похоже на то.
— Я определенно на это не подписывался, когда шел работать в парковую службу, — заметил Кеттлер.
— Ну, а я подписывалась, — сказала Пайн.
Он улыбнулся.
— Я рад, что ты здесь, Этли. Если б тут были только мы с Ротом, я сошел бы с ума.
— Нет, ты делал бы то же самое, что и сейчас: постарался довести дело до конца. — Она помолчала. — Но если б здесь не было тебя, я точно сошла бы с ума.
Сэм посмотрел на окружавшие их скалы.
— Тебе известно, что в каньоне существует пять экологических жизненных зон? — спросил он. — Столько же, сколько от Мексики до Канады?
— Ты — настоящий источник информации о Гранд-Кэньон, — заметила Пайн.
— Если я куда-то направляюсь, то стараюсь побольше узнать об этом месте. Так уж я устроен.
— Мы можем попытаться пройти еще немного, пока не начнется жара?
— На этой тропе практически нет тени. И скоро станет очень жарко. Мы с тобой справились бы, но я сомневаюсь, что это по силам Роту. И если мы поднимемся выше, там будет негде укрыться. К тому же дальше тропа становится еще круче.
— А если снова появится вертолет, он нас легко заметит…
— Значит, дальше пойдем ночью? Отсюда мы с Ротом доберемся до верха примерно за шесть часов. До следующего восхода.
Оба посмотрели в темноту.
— У меня такое ощущение, будто мы снова сидим в моем «Джипе», — заметил Кеттлер.
— Вот только пива у нас нет.
Сэм открыл рюкзак и вытащил банку.
— Ты меня разыгрываешь, — удивленно сказала Пайн.
Кеттлер открыл банку и протянул ей. Она сжала ее в руках.
— Холодная… Как тебе это удалось?
— Я же говорил, что оставляю рюкзак на станции рейнджеров, когда мне не нужно дежурить, на случай чрезвычайной ситуации или если захочу в одиночестве полазать по горам. Одна банка пива всегда находится в «охлаждающем рукаве» с питанием от батареек. Нечто вроде поблажки самому себе. Когда я был на Среднем Востоке, взвод всегда рассчитывал на вечернее пиво. — Он помолчал, и его улыбка исчезла. — Единственное, чего мы тогда ждали… Ну, если не считать возвращения домой.
— Конечно, Сэм. — Этли сделала большой глоток и протянула ему банку. — Проклятье, теперь мне нужна сигарета.
Он улыбнулся, сделал глоток, взглянул на банку; на лице у него появилось задумчивое выражение, а потом он и вовсе помрачнел.
— Что? — спросила Пайн, внимательно посмотрев на него.
Кеттлер пожал плечами.
— Черт возьми, почему бы и нет… С тем же успехом могу и рассказать.
— О чем?
Он протянул ей пиво.
— Я командовал пешим патрулем, который отправили в небольшую деревушку в сотне кликов[306] от Фаллуджи. Мальчишка, не больше десяти или одиннадцати лет, вышел из дома, точнее из глиняной хижины. Я мог бы опрокинуть ее ударом ноги. Мы угостили его конфетами. С нами был переводчик, и мы спросили у мальчишки, не слышал ли он что-нибудь про «Аль-Каиду». Он ничего не знал — так он нам сказал. А потом появилась ужасно разозленная пожилая женщина; оказалось, что это была его бабушка. Она схватила мальчишку и велела нам убираться. Она кричала, постепенно распаляясь все сильнее, и вокруг стали собираться молодые мужчины из деревни. Ну, и мы начали отходить. Я находился позади, на фланге…
Кеттлер замолчал. На лбу у него появились капельки пота, но Пайн догадалась, что жара тут ни при чем.
Она протянула ему банку пива.
— Вот, выпей.
Сделав глоток, он продолжил:
— Оглянувшись, я увидел у мальчишки в руках «калашников». Вероятно, его бабушка прятала автомат под одеждой. Дьявольская штука. Сама старуха держала в руках гранату. — Он снова замолчал, и на его лице застыло удивление. — Проклятый автомат был больше мальчишки. Но я сразу понял, что он умеет с ним обращаться. — Сэм облизнул губы. — Мои парни ничего не заметили.
Догадываясь, куда он ведет, Пайн положила ладонь на его руку и почувствовала, какая она горячая.
— Я посмотрел на него и его бабку. Никогда… — Кеттлер снова облизнул губы и с трудом сглотнул. — Никогда в жизни я не видел такой жуткой злобы. Они видели меня в первый раз, но уже ненавидели изо всех сил. И мальчик, и его бабушка.
— Они ненавидели то, что ты представлял, и то, почему ты там оказался, Сэм.
— Я выстрелил мальчишке в ногу, — продолжал Кеттлер. — Я не хотел его убивать. Просто собирался помешать ему прикончить меня и моих парней. Должно быть, пуля отскочила от кости и перебила бедренную артерию. Это был настоящий гейзер. Он умер почти мгновенно. Просто упал на землю и…
— Ты не должен, — сказала Пайн, сжимая его плечо. — Не нужно продолжать.
Сэм упрямо покачал головой.
— Бабушка посмотрела на него и закричала, потом взглянула на меня, по ее лицу текли слезы. Она уже собиралась вырвать чеку из гранаты и швырнуть ее в нас… — Он помедлил лишь секунду. — И я выстрелил ей в голову. — Он замолчал и посмотрел на Этли. — Хочешь знать, почему?
Она ничего не ответила, и Кеттлер принял ее молчание за согласие.
— Я решил, что она не захочет жить. И убил ее. Я вел себя как Бог, но ведь я им не был. Я не Бог. В тот момент я вообще ничего не понимал.
— Ты сделал то, чему тебя учили. Ты спас своих парней.
— Да, меня учили убивать детей и их бабушек… Не на это я подписывался, Этли. Правда. Ни за что на свете. С тех пор прошло десять лет, но мне до сих пор снятся кошмары. Я снова и снова нажимаю на спусковой крючок. А они снова и снова умирают.
— У тебя не было других вариантов, Сэм. Ты оказался в жуткой ситуации.
Кеттлер посмотрел на нее.
— Помнишь тот вечер, когда я приехал к тебе с пивом? — спросил он.
— Да?
— Ко мне снова пришел тот же кошмар. Я проснулся весь в поту. И потом… подумал, чтобы позвонить и просто… тебя увидеть. Это… помогло.
— Я рада, Сэм.
С минуту они молчали. Тишину нарушали лишь шум ветра и плеск воды в реке.
Этли сняла куртку и показала ему татуировку на предплечье.
— Мерси была моим близнецом.
— Была? Что с ней случилось?
— Однажды ночью, когда нам было по шесть лет, в нашу спальню вошел чужой мужчина и забрал ее. Мне так и не удалось узнать, что с ней случилось.
— Господи, Этли… Мне так жаль…
— Наверное, я пошла работать в Бюро именно по этой причине. — Она посмотрела на Кеттлера. — Чтобы другие люди могли рассчитывать на справедливость, потому что… Мерси ее так и не дождалась.
Сэм взял ее ладонь и сжал.
— Не могу себе представить лучшего способа провести жизнь.
— Обычно я об этом не говорю. Почти как ты. — Она огляделась по сторонам. — Но теперь я поняла: какого дьявола? Завтра наступит не скоро, если вообще наступит.
Кеттлер задумчиво кивнул.
— Я думал, что смогу справиться сам. Но… — Он покачал головой. — Я собираюсь обратиться к психологу. Здесь неподалеку есть отделение Министерства по делам ветеранов. Мне необходимо разобраться с моей проблемой. Я приехал сюда, рассчитывая, что работа здесь мне поможет, но ничего не получается.
— Психолог может помочь, Сэм. Правда.
— Ну, нужно попробовать… — Кеттлер вздохнул и отвел взгляд. — А ты сама не думала обратиться к психологу? Относительно сестры и всего остального.
Пайн не ответила.
Самое жаркое время дня миновало, но они так и не увидели вертолет. И ни одной команды в камуфляжной форме с винтовками «М4». Причина не вызывала сомнений: эффективно прятаться при дневном свете невозможно.
Пошел дождь, и Кеттлер с Пайн смогли по очереди поспать. Когда погода снова изменилась и небо очистилось, они разбудили Рота и поели, запивая еду водой, чтобы хватило сил для последнего штурма северного края каньона.
Когда они снова связались веревками, Кеттлер положил руку на плечо Давида.
— Ладно, вот что я предлагаю. Нас ждет несколько довольно крутых подъемов, но мы сумеем их преодолеть. Затем — долгий и непростой путь, с которым мы тоже справимся. Следующий участок в несколько миль — плоский. Потом мы повернем на восток, где тропа раздваивается. Там снова появятся подъемы и спуски, и тропа будет более неровной, чем западная, но зато не такая длинная. Тебе нужно лишь наблюдать за мной, и еще до наступления рассвета мы выйдем на обычную мощеную дорогу. Звучит неплохо?
— А как же заряд? Сейчас моя очередь его нести, — сказал Рот.
— Мы с Этли решили, что сами с этим справимся.
— Но так нечестно, — возразил Рот.
— Ты довольно долго находился в каньоне. А мы — нет. Это отняло у тебя много сил. Каждый должен отвечать за себя и думать о том, что лучше для отряда и миссии. Наверняка твоя команда поступает аналогично, когда инспектирует ОМП.
Рот положил руку ему на плечо.
— Так и есть. И… спасибо.
Кеттлер поднял рюкзак с зарядом, и они покинули лагерь.
Временами Рот заметно сдавал, и даже Пайн приходилось черпать силы из внутренних резервов. Она восхищалась Кеттлером, который двигался, как безупречно отлаженная машина. Даже с тяжелым зарядом он умудрялся тащить за собой остальных, облегчая им подъем, но усложняя задачу себе.
На развилке они свернули на восток и вскоре подошли к участку крутых подъемов.
Кеттлер обернулся к Роту и поднял руку, призывая всех остановиться.
— Я… в порядке, — задыхаясь, сказал тот.
Сэм вернулся к нему.
— Да, но мне нужно передохнуть, — сказал он. — У меня немного сводит икры. И Этли возьмет рюкзак.
— Ладно, если ты так считаешь, — ответил Рот, сразу опускаясь на землю.
Пайн одобрительно посмотрела на Кеттлера.
А затем нахмурилась.
Вамп-вамп-вамп.
Неожиданно появился вертолет.
— Выключить налобные фонарики, — приказал Сэм.
Они тут же выполнили его команду.
Кеттлер схватил Рота за руку и увлек за собой под сосны. Пайн, не теряя времени, присоединилась к ним.
Они присели на корточки и застыли, пока мощный луч шарил по крутому склону, точно светящийся паук, скользящий по траве.
Пайн вдруг поняла, что перестала дышать. Утешало лишь то, что вертолет не мог здесь приземлиться.
Но тут она представила, как сверху по ним открывают огонь, если прожектор их обнаружит, сжала «М4» и подумала, как лучше всего отстрелить хвостовой пропеллер, если до этого дойдет.
Казалось, вертолет висел над ними целую вечность, хотя часы Этли показали, что прошло всего несколько минут. Потом он стал набирать высоту, перевалил через хребет и скрылся из виду.
На всякий случай они не двигались еще несколько минут. Наконец, убедившись, что вертолет не вернется, выбрались из своего временного убежища.
— Ты готов идти дальше? — спросил Кеттлер.
— Готов, — ответил заметно потрясенный Рот.
Сэм помог Пайн надеть заряд, и они возобновили подъем.
Вскоре тропа стала еще круче уходить вверх.
И снова пошел дождь, заливавший им лица. Когда Рот сделал очередной шаг и наступил на камень рядом с краем обрыва, тот начал сползать вниз, и часть намокшей тропы обвалилась.
Рот вскрикнул, взмахнул руками и рухнул.
Его вес потянул за собой Пайн — та упала на землю лицом вниз. Тяжелый рюкзак ударил ее по спине, и она задохнулась.
Между тем Рот болтался над пропастью на веревке, обвязанной вокруг его пояса, вращался и пытался за нее ухватиться. В результате его постоянно перемещавшийся вес тащил Этли все ближе к краю тропы, и она отчаянно цеплялась за камни, землю и кусты, пытаясь замедлить движение.
А находившийся с другой стороны веревки Кеттлер изо всех сил пытался помешать им всем упасть в пропасть.
Рот продолжал дико размахивать руками, и лицо Пайн уже нависло над пропастью. Она совсем не хотела свалиться вниз, поэтому прижала ладони к скале и сильно в нее уперлась, чтобы отодвинуться от края, как будто пыталась отжаться с весом в тысячу фунтов.
— Дерьмо! — Этли чувствовала, что ее силы на пределе.
— Сейчас я постараюсь создать противовес, — крикнул Кеттлер. — Если окажусь на краю тропы рядом с тобой, все свалятся вниз. Но как только мне удастся стабилизировать ситуацию, мы найдем решение. Просто держись.
Пайн стиснула зубы и кивнула, чтобы показать, что поняла.
Затем посмотрела вниз. Рот раскачивался примерно в пятнадцати футах под ней, а дальше их ждало бесконечное падение к верной смерти.
— Давид! — крикнула она. — Перестань двигаться! Мы сейчас решим проблему. Но то, что ты дергаешься, нам мешает.
Рот, следует отдать ему должное, сразу замер.
Этли напрягла все мышцы, вцепилась в выступ скалы и попыталась немного отодвинуться от края, но ей мешал мертвый вес Рота. Если б она не обладала такой силой, то уже свалилась бы вниз вслед за Давидом. Сейчас дополнительный вес заряда даже помогал ей уравновесить массу Рота. Однако его тяжесть на спине оказывала неприятное давление.
— Ладно, Этли, — крикнул Кеттлер, — сейчас я брошу тебе веревку с карабином. Закрепи ее у себя на поясе. Не оборачивай, только пристегни.
Она снова кивнула и посмотрела туда, где находился Сэм.
Он намотал веревку, связывавшую его с Пайн, вокруг массивной скалы на противоположной стороне тропы, что позволило стабилизировать вес Рота. Потом поднял другую веревку с карабином на конце, чтобы она ее увидела, и крикнул:
— Лови!
Карабин упал рядом с ее левой рукой. Она подсоединила его к другому карабину на прочной веревке, которая обхватывала ее пояс.
— Хорошо, — сказал Кеттлер, внимательно наблюдавший за ней.
Затем взял другой конец веревки и, контролируя ту, что удерживала его, несколько раз обмотал ее вокруг скального выступа и тщательно завязал.
Пайн поняла, почему он хотел, чтобы она только закрепила карабин. Мертвый вес Рота и без того оказывал мощное давление на ее тело, и, если б она обмотала вокруг себя еще одну веревку, а потом что-то пошло бы не так, две веревки могли задушить ее, словно сжавший тело удав. А теперь, если вес Рота потащит ее вниз, дополнительная веревка помешает им рухнуть в пропасть, навстречу смерти. Оставалась лишь одна проблема: Пайн оказалась зажатой с двух сторон — между скалой и землей.
Кеттлер подбежал к ней с дополнительной веревкой с карабином.
— Ты держишься? — спросил он, коснувшись ее руки.
Она кивнула, но лицо ее искажала боль.
— Только я не смогу делать это вечно.
— Тебе не придется. — Он заглянул за край тропы. — Давид, сейчас я спущу веревку вниз. Пристегни ее карабин к тому, который у тебя, ты меня понял?
Рот кивнул, и Кеттлер спустил ему веревку.
Давид схватил ее и со второй попытки сумел пристегнуть карабин.
Кеттлер вернулся к выступу скалы с веревкой в руках, пристегнул ее к той, что уже была намотана вокруг камня, и убедился, что она натянута. Затем снова подошел к краю тропы.
— Давид, ты надежно прикреплен к скале. А теперь я разъединю веревку, которая связывает тебя и Этли.
— Нет! — закричал Рот. — Не надо, я упаду!
— Ты никуда не упадешь. Скала, к которой я тебя прицепил, весит около пяти тысяч тонн. Она послужит надежным противовесом. Я должен освободить Этли, чтобы она помогла мне вытащить тебя наверх. Когда я отсоединю одну веревку, ты опустишься на несколько дюймов, но не упадешь, понятно? Сейчас тебя удерживают две веревки.
— О господи, о, пожалуйста, господи… — донеслись до них стоны Рота.
— Давид, — крикнула Пайн, — мы не дадим тебе упасть, поверь нам! Это хороший план. И другого у нас нет, ты понял?
— Ладно, — после паузы согласился Рот.
Кеттлер посмотрел на Этли.
— Готова отстегнуть карабин?
— Моя спина уже давно готова, — проворчала она.
Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы справиться с карабином веревки, соединявшей ее с Ротом.
Тот вскрикнул, почувствовав, что опускается, но веревки его удержали, и он успокоился.
Пайн судорожно выдохнула.
— Мне нужно снять проклятую бомбу, — сказала она. — Скорее!
Кеттлер помог ей избавиться от рюкзака.
Некоторое время она лежала, тяжело дыша.
— Этли, мне нужна твоя помощь, чтобы его вытащить, — сказал Кеттлер, и она услышала тревогу в его голосе.
Сильный дождь так и не прекратился.
Она понимала его беспокойство. Если вертолет вернется, им всем конец.
— Да, я знаю. Просто дай мне пару секунд, — ответила Пайн.
— Ладно, но мы не можем долго ждать.
Сэм пристегнул их к скальному выступу, затем протянул Этли перчатки, которые достал из рюкзака; сам он уже надел другую пару.
— Ладно, почти олимпийская чемпионка, посмотрим, на что ты способна.
Пайн сумела ответить ему слабой улыбкой, потом надела перчатки и потерла ладони.
— Давай сделаем это, — сказала она.
Они присели на корточки, ухватились за веревку и принялись тянуть. Дождь не унимался, земля стала влажной, у них скользили ноги, пальцы с трудом удерживали вес, и Рот несколько раз опускался вниз. Но Пайн была невероятно сильной, как и Кеттлер. И они вместе, дюйм за дюймом, поднимали Рота из пропасти, пока его голова не появилась над краем тропы.
Сэм быстро завязал веревку, чтобы снова не потерять с таким трудом завоеванные дюймы. Потом они с Пайн подошли к краю, присели на корточки и с двух сторон ухватили Рота под мышки.
— Раз, два, три, тянем, — сказал Кеттлер.
Через мгновение верхняя часть тела Давида оказалась на тропе.
— Еще раз, — сказал Кеттлер.
И вскоре Рот повалился на землю рядом с ними. Они втроем лежали без движения в течение нескольких драгоценных минут, тяжело дыша и не обращая внимания на сильный дождь.
Затем поднялись на ноги, отвязали веревки от скалы и собрались идти дальше. Теперь пришла очередь Кеттлера нести заряд.
— Б-благодарю вас, — сказал Рот, когда они возобновили подъем.
— Не спеши с благодарностями, — ответила Пайн. — Мы еще не добрались до верха.
Примерно через двадцать минут Сэм оглянулся назад.
— Теперь тропа выравнивается, — сказал он. — А потом мы подойдем к краю.
Пайн посмотрела на небо, а потом на часы.
— Сколько нам еще осталось? — спросила она у Кеттлера.
— Около двух часов.
— Тогда поспешим. Рассвет здесь наступает быстро.
Она вынула из кармана телефон и с радостью обнаружила, что тот работает. Набрала номер, отчаянно надеясь, что у нее все получится. После третьего гудка ей ответил сонный голос.
— Это Этли. Ты сказала, что, если мне понадобится помощь, достаточно попросить. Ну, так я прошу.
Примерно через два с половиной часа они добрались до северного края. Кеттлер поднял руку, они сразу остановились, и Рот, тяжело дыша, опустился на землю.
Сэм поставил бомбу на землю, вернулся к Этли и Давиду и развязал все веревки. Затем присел на корточки и огляделся по сторонам.
— Ну, и каков наш план? — спросил он. — Мне не нравится, что мы на открытом месте. Вертолет может приземлиться здесь где угодно.
Пайн посмотрела на небо и увидела, что свет уже начал пробиваться сквозь мрак, еще царивший над каньоном. Тут же решила, что, если вертолет действительно появится и приземлится, они откроют огонь по топливным бакам.
— Я уже вызвала помощь, — сказала она. — Скоро она будет здесь.
— Будем надеяться, что она успеет, — сказал Кеттлер.
Через тридцать минут темноту разрезал свет двух фар, но они двигались по дороге, а не по воздуху. Кеттлер направил «М4» в сторону приближавшегося автомобиля.
— Опусти оружие, — быстро сказала Пайн, когда машина подъехала так близко, что она сумела ее разглядеть. — Я их знаю.
Рядом с ними остановился «Шевроле Субурбан», из которого вышли Джо и Дженнифер Ядзи.
Джо Ядзи-старший был крупным, плотным мужчиной, с сединой в длинных черных волосах и сильно обветренным, дочерна загоревшим лицом — он всю жизнь прожил в этих краях. Джо слегка хромал. Пайн знала, что он получил ранение в бедро, которое так и не зажило.
Ядзи был в полицейской форме; в правой руке он держал помповое ружье, опущенное стволом вниз.
— Этли? — позвала Дженнифер.
— Мы здесь, — ответила Пайн, и все трое вышли из тени на дорогу.
— Агент Пайн? Вы в порядке? — Кэрол Блюм выбралась с заднего сиденья и поспешила к ним.
— Мы все в порядке.
Они встретились посреди дороги. Пайн представила Рота и Кеттлера Джо, Дженнифер и Блюм.
Блюм сжала руку Этли.
— Я знала, что вы его найдете, — сказала она.
— Ну, у меня ничего не получилось бы без помощи Сэма.
Блюм положила руку на плечо Кеттлера и одними губами произнесла: «Спасибо вам».
Джо Ядзи сурово посмотрел на Пайн.
— Я не желаю знать никаких подробностей, Этли. На самом деле ты вообще ничего нам не говорила.
— Я очень хотела бы рассказать вам все, и надеюсь, что так и будет. Но сейчас мне нужно очень многое сделать. И у нас совсем нет времени.
— Куда вас отвезти?
— В Туба-Сити, и как можно быстрее.
Джо выглядел удивленным.
— Туба-Сити? Почему?
— Потому что он обладает суверенитетом. И мы должны кое-что взять с собой.
Они с Кеттлером подбежали к обочине, подняли с земли бомбу, вместе принесли ее и поставили рядом с внедорожником.
Джо с подозрением посмотрел на необычное устройство.
— Проклятье, а это еще что такое?
— Это, — ответила Пайн, — наш мешок с золотом на конце радуги.
Они поехали на север, к озеру Джейкоб, затем свернули направо и дальше на восток, к Мраморному каньону, чтобы затем направиться на юг, в Туба-Сити. Это был самый короткий маршрут, тем не менее поездка заняла почти три часа по трассе 89А.
К тому моменту, когда они приехали на место, солнце давно взошло.
На границе Туба-Сити Джо Ядзи повернулся к Пайн.
— Что теперь? — спросил он.
Этли сидела на заднем сиденье, у него за спиной.
— К полицейскому участку, — сказала она.
Джо кивнул и направил внедорожник в сторону участка.
— Ты можешь мне хоть что-то рассказать? — спросил он, увидев, что его жена с тревогой смотрит вперед. — Потому что я не хочу лишиться карьеры из-за чепухи, о которой ничего не знаю.
— Я лишь могу сказать, что наше правительство задумало кое-что отвратительное и я пытаюсь ему помешать.
Джо кивнул и посмотрел на нее в зеркало заднего вида.
— Федералы плохо обходятся с людьми? — уточнил он. — Ладно, это я могу понять. И что же ты пытаешься сделать, учитывая, что ты сама из их числа?
Пайн указала на Рота.
— Он нашел некоторые доказательства, которые являются жизненно важными для моего расследования.
Джо бросил оценивающий взгляд на Давида в зеркало заднего вида.
— А улики находятся в большой штуке, которая лежит в багажнике моего внедорожника? — уточнил он.
— Частично. — Рот кивнул.
— И речь идет о ваших людях, не о нас?
— Да, — подтвердил тот.
— Приятно слышать, — сказал Джо. — Потому что мы не хотим входить в продолжительный контакт с вашим правительством.
Дженнифер быстро посмотрела на Пайн.
— За исключением тех, кто здесь присутствует, — добавила она.
— Мы лишь пытаемся сделать всё правильно, — сказала Пайн.
— Вы всегда так говорите, — заявил Джо и повернулся к Кеттлеру. — И какова роль парковой службы в этой истории?
— Я делаю то, что говорит мне агент Пайн, — ответил Кеттлер.
— Умный мужчина, — заметила Дженнифер, с шаловливой улыбкой глядя на Этли.
Однако Джо оставался серьезным.
— В то время, как земля навахо является суверенной, мы не можем гарантировать тебе убежище, если ты на него рассчитываешь. Ты — федеральный служащий. И парковый рейнджер. И этот парень… — он указал на Рота. — Я не знаю, кто он такой, но он точно не навахо.
— Я не прошу убежища или защиты, Джо, — ответила Пайн.
— Тогда что?
— Просто поверь мне. Ты сам все увидишь. Я обещаю.
Ядзи хотел что-то сказать, когда его жена положила руку ему на плечо и кивнула.
— Мы верим тебе, Этли, — сказала она.
Джо долго смотрел на жену, потом снова повернулся к дороге.
И они поехали дальше.
Полицейский участок стоял посреди равнины и занимал здание красно-коричневого цвета с круглой основной частью и архитектурными украшениями в виде крытых деревянных галерей.
Когда их компания вошла внутрь, персонал и полицейские офицеры посмотрели на них с любопытством, а кое-кто даже с подозрением.
— Официальное дело, — коротко сказал Джо Ядзи, не останавливаясь.
Пайн, Рот и Кеттлер привели себя в порядок в туалете.
Дженнифер приготовила горячий кофе и кое-какую еду, которую купила в автомате, когда они вышли из машины.
Блюм помогла ей раздать кофе и закуски. Затем, прикоснувшись к руке Этли, сказала:
— Я ужасна рада вас видеть, агент Пайн.
— Мы несколько раз сумели избежать серьезной опасности, Кэрол, — ответила Пайн. — Мы справились. Но теперь нам предстоит самая трудная часть.
Они пили кофе и ели в маленьком кабинете Джо Ядзи, а он и его жена за ними наблюдали.
— Я хочу знать, что происходит, — сказал Джо, когда они закончили. — Прямо сейчас. Вы в моей стране, и здесь действуют мои правила. Поэтому помощи больше не будет, пока вы не расскажете мне всё.
Пайн перевела взгляд с Ядзи на его жену.
— Я ничего вам не говорила, — сказала она. — И если кто-то станет задавать вопросы, вы ничего не знаете.
Дженнифер с беспокойством посмотрела на мужа, но тот не сводил глаз с Пайн.
— Я никогда ничего никому не говорю, — решительно заявил он.
Пайн сделала глубокий вдох.
— В багажнике вашего внедорожника лежит ядерный заряд, — сообщила она.
— Боже мой, — выдохнула побледневшая Дженнифер.
Рот шагнул вперед.
— Он не снаряжен. И не может взорваться, — заверил он всех.
— Это вы так говорите, — резко сказал Джо. Затем повернулся к Пайн и с яростью продолжил: — Ты заставила меня привезти проклятую атомную бомбу на землю навахо? В полицейский участок? С моей женой в машине?
— Оружие не может сдетонировать, — твердо сказала Пайн и указала на Рота. — Он занимается этим дерьмом профессионально. Неужели ты предпочел бы, чтобы я оставила его в каньоне?
— И что ты собираешься с ним делать? — взволнованно потребовал ответа Джо. — Проклятье, оно здесь не останется!
— На самом деле я собираюсь отвезти его в свой офис, — спокойно продолжала Пайн.
— В свой офис?
— Да, я так сказала, — подтвердила она.
Джо с нескрываемым отвращением покачал головой.
— Ядерное оружие… Дьявольщина, когда вы наконец прекратите это дерьмо?
— Я хотела бы дать тебе хороший ответ, Джо, но не могу. А сейчас мне требуется несколько минут наедине с моими спутниками.
Ядзи посмотрел на жену.
— Хорошо. Можете сидеть здесь, сколько вам нужно. Я выйду к своему внедорожнику. И если рядом появится черный вертолет, я его собью. Ты не против? — резко спросил он.
— Флаг в руки, Джо, — сказала Этли.
После того как они с Дженнифер ушли, Рот повернулся к Пайн.
— Ты сказала, что хочешь отвезти заряд в свой офис. Зачем?
— Потому что во время переговоров нужно иметь боеприпасы, и могу спорить, что надежнее ядерного оружия нет ничего на свете.
Рот побледнел.
— Что ты собираешься сделать?
— Вы можете доверять агенту Пайн, мистер Рот, — сказала Блюм. — Она знает, что делает.
— Но вы должны понимать, что мы имеем дело с Голиафом, — со вздохом сказал Рот.
Блюм улыбнулась.
— Ну, тогда, Давид, у вас исключительно удачное имя.
— Ты сошла с ума?
Клинт Доббс, глава ФБР по Аризоне, говорил так, словно с ним только что случился удар или паническая атака, или и то и другое сразу.
— Нет, я так не думаю, сэр, — спокойно ответила Пайн в трубку.
— Проклятье, где ты была все это время? — потребовал ответа Доббс.
— В отпуске, который вы мне посоветовали взять, сэр.
— Проклятье, ты не отвечала на мои звонки и письма по электронной почте.
— Там, где я была, нет Интернета и не работают сотовые телефоны, сэр. Я только что вернулась.
— Ты понимаешь, как долго отсутствовала?
— Да, сэр, с точностью до дня.
— И ты хочешь встретиться со мной в твоем офисе в Шеттерд-Рок? — не в силах скрыть удивления, спросил Доббс.
— Да, сэр, и вам следует захватить с собой подкрепление, как я уже говорила. Причем я имею в виду элитный отряд по освобождению заложников, в полном вооружении и бронежилетах.
— Ты забыла, что такое дисциплина, Пайн. Я не поеду в Шеттерд-Рок. Зато тебе следует явиться в Феникс.
— Я бы так и поступила, сэр, но в моем офисе находится предмет, который нельзя перевозить.
— Проклятье, ты о чем?
— Просто верьте мне, сэр.
— Я не вижу для этого ни одной причины, — заявил Доббс. — Мне о тебе многое успел рассказать заместитель директора.
Этли сделала глубокий вдох.
— Я думаю, что заместитель директора вовлечен в то, что здесь происходит.
«Именно по этой причине я звоню тебе, а не ему», — добавила она про себя.
— Проклятье, что ты несешь? Подобные разговоры будут стоить тебе значка, Пайн.
— А зачем еще он вмешался и позвонил вам, сэр, и потребовал, чтобы вы сняли меня с расследования, сэр? Разве это не показалось вам исключительно необычным поступком с его стороны? Я хочу сказать: какое дело заместителю директора до мертвого мула?
Доббс довольно долго ничего не говорил.
— Пайн, во что еще ты вляпалась? — наконец спросил он.
— В нечто более серьезное, чем я могла представить, сэр. Вот почему мне необходима ваша помощь и поддержка. Я не справлюсь сама. И если этого не сделает заместитель директора, мне нужно, чтобы вы прикрыли мне спину, сэр.
— А зачем мне брать с собой подкрепление? — спросил Доббс после небольшой паузы.
— Я полагаю, что у меня может появиться компания, — ответила Пайн.
— Компания? Что ты имеешь в виду? Преступники? Банда?
— Тут все зависит от определений, сэр, но эта компания может оказаться куда опаснее.
— Послушай, Пайн, мне уже даже не смешно. Если ты думаешь…
Она перебила его:
— Сэр, я не стала бы вас просить, если б ситуация не была критической. Когда вы прибудете сюда, то сразу поймете, что происходит. Речь идет о национальной безопасности. И не только нашей страны, но и всего мира. — Она немного помолчала. — Я пытаюсь сделать свою работу, сэр, как агент ФБР. Я давала клятву. И намерена исполнить ее до конца.
Она снова услышала его тяжелое дыхание в трубке.
— Значит, это не розыгрыш? — спросил он наконец.
— Никогда в жизни я не была серьезнее, сэр.
— Значит, ты не ушла в отпуск?
— Я бы не назвала это отпуском, сэр.
— Твоя карьера поставлена на карту, Пайн.
— На карту поставлено гораздо больше, чем моя карьера, сэр.
Последовала короткая пауза.
— Я буду у вас через три с половиной часа.
— И не забудьте про подкрепление, о котором я просила.
Но Доббс уже повесил трубку.
Этли вздохнула.
Ну, пока все идет нормально.
Пайн и Блюм сидели во внедорожнике Ядзи, который стоял чуть в стороне от их офиса в Шеттерд-Рок. Было важно, чтобы они прибыли туда одновременно с Доббсом и его людьми.
— Вы с Сэмом благополучно доставили груз в офис? — спросила Этли.
— Никаких проблем. Мы вошли через гараж, и никто нас не видел. — Блюм замолчала на несколько секунд. — Хотя, должна сказать, меня несколько тревожит легкость, с которой мы пронесли ядерное оружие в здание, где работают федеральные агенты.
— И вас никто не остановил?
— Только один агент Иммиграционной и таможенной полиции, которого я знаю. Я сказала, что это новый комод для офиса. Он даже помог нам его донести.
Этли напряглась, когда мимо них на высокой скорости проехал черный внедорожник, остановился у входа в офис, и двери машины одновременно распахнулись.
Клинт Доббс — рост около шести футов, редеющие волосы, немного за пятьдесят, широкие плечи, толстая шея, небольшое брюшко — вышел со стороны заднего пассажирского сиденья. За ним последовали пять агентов.
— Дерьмо, он привез с собой недостаточное количество людей, — сказала Пайн. — Никакого элитного отряда, серьезного оружия и брони. Только костюмы и пистолеты. Ну почему некоторые люди ничего не хотят слышать?
Она врубила передачу и нажала на газ. Машина рванула вперед и со скрежетом затормозила возле тротуара.
Мгновенно появившиеся пистолеты были направлены на внедорожник, пока Пайн и Блюм не вышли из машины. Этли перебросила сумку через плечо.
Доббс выглядел так, словно его хватил апоплексический удар.
— Проклятье, что ты вытворяешь? — спросил он.
Пайн решительно подошла к нему.
— Я ждала вашего появления, сэр. — Она посмотрела на агентов. — Я просила группу с тяжелым вооружением и бронежилетами. Неужели больше с вами никто не приехал?
— Со мной пять агентов. А чего ты хочешь? Войны?
— Именно. Но мы имеем то, что имеем. Путей к отступлению нет. Пойдемте.
Пайн решительно зашагала в сторону здания.
Доббс скептически посмотрел ей вслед, потом его взгляд переместился на Блюм, и в глазах появилось узнавание.
— Я вас знаю, не так ли? — спросил он.
— Кэрол Блюм. Я была вашей секретаршей во Флагстаффе.
— Вы правы. — Он огляделся. — Сожалею, что вам пришлось работать с агентом, карьера которого подходит к концу.
— О, не нужно меня жалеть, мистер Доббс, — ответила Блюм. — Агент Пайн принадлежит к тем сотрудникам, которыми ФБР следует гордиться. Когда вы узнаете, что́ она сделала, то поймете, что ее карьера далека от завершения.
— И что именно она делает? — спросил Доббс.
— Спасает мир, ни больше ни меньше.
Кэрол поспешно последовала за Пайн, предоставив Доббсу недоуменно таращиться ей вслед. Тот поманил за собой своих людей.
— Ну, пошли, что ли? — сказал он и устало огляделся по сторонам. Вокруг царили тишина и покой, и это его слегка умиротворило. — Война, черт меня задери, — пробормотал Доббс.
Когда все оказались в ее офисе, Пайн отключила систему безопасности, а когда последний агент вошел внутрь, тщательно заперла за ним дверь.
— Ладно, — сказал Доббс. — А теперь выкладывай, какого дьявола здесь происходит.
— Сначала я попрошу вас пройти в мой кабинет.
Они последовали за ней, и Пайн снова закрыла дверь. Потом она подошла к шкафу, распахнула дверцу и указала на массивный предмет в брезентовом футляре, стоявший внутри.
— Что это? — спросил Доббс.
В ответ Этли расстегнула молнию.
— Проклятье, что это такое? — снова спросил он.
— Тактическое ядерное оружие.
Доббс и его люди одновременно сделали шаг назад.
— Какого дьявола! — рявкнул он. — Ядерное оружие?!
— Его спрятали на дне Гранд-Кэньон.
— Спрятали? Кто спрятал? — потребовал ответа Доббс.
— О, наконец-то мы переходим к самому главному, не так ли? — Пайн закрыла дверцу шкафа.
— Ты мне все расскажешь — после того, как я позвоню в Вашингтон и сообщу, что в полевом офисе ФБР находится ядерная бомба.
— Сэр…
Он подошел к ней и наставил на нее указательный палец:
— Больше ни одного слова. Боже мой, Пайн, из всех возможных провалов, что мне доводилось видеть в жизни, это просто…
— Ради бога, Клинт, неужели вы не можете немного помолчать и дать ей все объяснить? — раздраженно спросила Блюм. — Пусть говорит.
Доббс бросил на нее свирепый взгляд.
— Клинт? Вам следует обращаться ко мне…
— Я полагаю, что ухожу в отставку, поэтому пусть будет «Клинт». — Кэрол выжидательно посмотрела на Пайн. — Специальный агент Пайн?
Та взглянула на Доббса.
— Я полагаю, вы видели сообщение службы Национальной безопасности о мертвом муле и исчезнувшем в каньоне мужчине?
На лице Доббса появилось обиженное выражение.
— Я не читаю про подобные вещи, — заявил он.
Прежде чем Пайн успела ему ответить, со стороны лестницы донесся топот ног, а потом у всех возникло ощущение, будто по коридору прокатилась прибойная волна. Через несколько мгновений они услышали, как внешнюю дверь выносят тараном.
— Проклятье, это еще что такое? — вскричал Доббс, а его люди разом повернулись к единственной оставшейся двери, отделявшей их от неизвестного врага.
Пайн вытащила и навела на дверь пистолет. Потом посмотрела на остальных агентов и подняла свое оружие.
— Джентльмены?
Они переглянулись, выхватили пистолеты и встали рядом с Пайн, направив стволы в сторону двери. Даже Доббс достал оружие.
— Что здесь происходит, Пайн? — прошипел он.
— Начинается война, сэр, — ответила она.
По внутренней двери нанесли такой мощный удар, что ее сорвало с петель, и внутрь тут же ворвалась дюжина солдат в касках, вооруженных «М4» и «М16».
Доббс свободной рукой вытащил жетон и рявкнул:
— Здесь федеральные агенты, опустить оружие!
Ни одна из штурмовых винтовок даже не дрогнула. Боевики с оружием в руках образовали стену по всей ширине комнаты, встав плечом к плечу и направив винтовки на агентов, стоявших напротив.
— ФБР! — снова крикнул Доббс. — Я же сказал, опустить оружие!
И вновь ни один ствол даже не дрогнул.
— Кого вы представляете? — резко спросил Доббс, в то время как его люди нервно сжимали в руках пистолеты.
Двенадцать автоматических штурмовых винтовок в руках солдат в бронежилетах против семи полуавтоматических пистолетов в руках агентов в костюмах в замкнутом пространстве — в исходе схватки сомнений быть не могло.
Внезапно солдаты расступились, и вперед вышел мужчина лет пятидесяти, одетый в темный костюм, белую рубашку, полосатый галстук и туфли с ободранными носами. Очевидно, он командовал отрядом.
Доббс сосредоточился на нем.
— Мы из ФБР, и вам следует немедленно опустить оружие; в противном случае у вас будут очень серьезные неприятности, — мрачно заявил он.
— Я собирался сказать вам то же самое, — ответил мужчина.
Из соседней комнаты послышался шум. Через мгновение в комнату ворвались пятеро агентов Иммиграционно-таможенной службы с «AR-15» и направили их на вооруженный штурмовыми винтовками отряд и мужчину в костюме. Половина солдат в бронежилетах наставила оружие на пятерку агентов, другая продолжала держать под прицелом Доббса и его агентов.
— Федеральные агенты! — выкрикнул командир третьего вооруженного отряда. — Оружие на землю! Немедленно!
Три группы вооруженных людей оказались в патовой ситуации.
Доббс торжествующе посмотрел на мужчину в костюме.
— Ладно, вы окружены. Так что вам лучше сложить оружие.
— Ничего подобного. Мы здесь для того, чтобы забрать этих женщин. — Он указал на Пайн и Блюм.
— За что? — спросил Доббс.
— За предательство интересов Соединенных Штатов.
Один из агентов таможенной службы шагнул вперед.
— Чепуха. Этли Пайн не предательница. А теперь, черт подери, скажите, кто вы такие.
Мужчина достал телефон, набрал номер и что-то тихо сказал. Затем протянул телефон агенту таможенной службы.
— Ваш директор хочет с вами поговорить.
Агент заморгал.
— Директор?
— Гарольд Сайкс, директор МВБ. Да, он на линии.
Агент взял телефон.
— Кто это? — Он встал по стойке «смирно», явно узнав голос главы Министерства внутренней безопасности. — Да, сэр. Что? Нет. Я хочу сказать, что она агент ФБР. Я ее знаю. Нет, я не говорю… Но предатель… Я… нет, сэр… Да, сэр, прямо сейчас, сэр.
С опустошенным лицом он вернул телефон мужчине в костюме и беспомощно посмотрел на Пайн.
— Мне очень жаль, Этли.
— Все нормально, Дуг, мы разберемся.
Тот медленно повернулся к своим людям.
— Ладно, уходим.
— Сэр? — сказал один из них.
— Я сказал, мы уходим! — рявкнул Дуг.
Через несколько секунд отряд покинул поле битвы, оставив в комнате людей в броне и агентов ФБР. Мужчина в костюме повернулся к Доббсу. Тот вытащил свой телефон.
— Ладно, теперь я позвоню моему директору, ублюдок.
Мужчина улыбнулся.
— Будет лучше, если я позвоню его боссу, генеральному прокурору США, чтобы тот приказал вам передать этих женщин нам.
Доббс посмотрел на Этли.
— Пайн и Блюм не могут быть предателями, — заявил он.
— Ваше мнение по данному вопросу никого не интересует.
Доббс заставил себя успокоиться.
— Ладно. Покажите мне подписанный генеральным прокурором США обвинительный акт, и мы арестуем их прямо сейчас, зачитаем права и отвезем в федеральную тюрьму, после чего ими займется судебная система.
Мужчина энергично затряс головой.
— Речь идет о национальной безопасности, а не о суде.
— Мне плевать на то, что они неправильно перешли улицу, — взорвался Доббс и указал на Пайн и Блюм. — Эти женщины являются американскими гражданами. Они невиновны до тех пор, пока не доказано обратное. И они имеют право на надлежащее судебное разбирательство. Я уверен, что вам это известно, если, конечно, вы американец, в чем, если честно, я начинаю сомневаться.
— Ладно, пора заканчивать. Опустите оружие.
— И не подумаю! — рявкнул Доббс. — Отправляйтесь в ад!
— Я могу позвонить генеральному прокурору, и он отдаст вам приказ.
— Вы можете позвонить даже треклятому президенту, но мой ответ не изменится, — холодно ответил Доббс.
— Вы перешли все границы, — прорычал мужчина в костюме.
— Я перешел границы? — воскликнул Доббс. — Мы — федеральные агенты!
— Я же сказал, что мы здесь закончили, — мужчина в костюме терял терпение. — Опустите оружие, или мы откроем огонь. Это ваш последний шанс.
Агенты ФБР нервно переглядывались, прекрасно понимая, что будет бойня. Однако они не сдавались и не опускали оружие.
— Очень хорошо, — проговорил мужчина, качая головой и отступая за бронированную стену. — Вам не удастся сказать, что я вас не предупредил.
И тут вперед выступила Пайн.
— Ладно, шоу тестостерона продолжалось достаточно долго, — сказала она. — Пора приступить к переговорам.
Мужчина недоверчиво посмотрел на нее.
— Переговоры? Вам нечего предложить.
В ответ Этли подошла к шкафу, распахнула дверцу и показала ядерный заряд:
— У меня есть это.
— Но как это оказалось здесь? — резко спросил мужчина в костюме.
— Некоторые люди решили поступить правильно, — спокойно ответила Пайн.
Мужчина бросил на нее презрительный взгляд.
— Кто? Давид Рот?
— Я не стану ничего вам говорить, — заявила Этли.
— Вы все предатели! — завопил мужчина.
— Или патриоты — во всяком случае, с моей точки зрения, — возразила Пайн.
Мужчина посмотрел на Доббса.
— Теперь вы понимаете, почему мы должны их забрать? У них ядерная бомба.
— А откуда вы знаете, что это ядерная бомба? — спросила Пайн. — Отсюда это похоже на обычный металлический ящик.
Мужчина побледнел и бросил взгляд на Доббса, который мрачно смотрел на него.
— Да, откуда вам известно, что там атомная бомба? Я и сам не знал, пока Пайн мне не сказала.
— Русский ядерный заряд, — добавила Этли.
— Русский! — воскликнул Доббс, бросив на нее быстрый взгляд, и снова повернулся к мужчине в костюме. — Так они русские?
— Нет, они американцы, работающие вместе с русскими, — ответила Пайн. — Я самолично вырубила двух русских, которые забрались в дом Бена Приста. — Она посмотрела на мужчину в костюме. — Только вас, парни, классно поимела Москва. По полной программе.
— Проклятье, о чем вы говорите? — вскричал мужчина.
Этли поставила на стол рюкзак, с которым была в каньоне, вытащила из него устройства наблюдения и бросила перед собой.
— Ваши русские друзья поместили многочисленные камеры и подслушивающие устройства внутрь ядерного заряда, — сказала она.
Наступившая тишина была такой глубокой, что Пайн показалось, будто она слышит не только биение своего сердца, но и стук сердец всех собравшихся у нее в кабинете агентов.
— Откуда мне знать, что вы не лжете? — спросил мужчина.
Этли бросила ему одно из устройств.
— Должно быть, вы слепо верите своим московским дружкам. — Следом она швырнула ему кусок панели, который срезал Рот. — Могу спорить, что старина Путин сейчас сидит где-то и улыбается.
Мужчина взял «жучок» и кусок металла, подошел к заряду и приложил его к отверстию в оболочке. Потом приставил сверху кусок металла.
Все идеально сошлось.
Он посмотрел на заряд с другой стороны и увидел в металле такие же отверстия. Пайн показалось, что она услышала, как он выругался.
— Значит, у русских есть доказательства того, что мы поместили ядерный заряд в Гранд-Кэньон, — сказал он, повернувшись к Пайн. — И что из этого следует? Разве игра не закончена?
— Нет, потому что наша сторона еще не «обнаружила» ядерный заряд и не приняла решения начать войну с Северной Кореей, — сказала Пайн.
— А почему это имеет значение?
— Не начинать войну и не убивать миллионы людей из-за фальшивых доказательств, которые вы собирались предъявить всему миру, во много раз лучше, чем совершить столь чудовищное деяние. К тому же замысел русских, основанный на шантаже, теряет свою силу.
Блюм шагнула вперед.
— И вы получаете возможность придумать правдоподобное объяснение данной истории.
Мужчина скептически на нее посмотрел.
— И каким оно будет?
— Вот таким: вы подложили недействующий ядерный заряд в пещеру, потому что исследовали альтернативные методы хранения, а также проверяли факторы окружающей среды.
— Повторите еще раз, — попросил мужчина.
— Я поступала так со старыми монетками, когда была ребенком. Прятала их в ямки, которые выкапывала на заднем дворе. Если подумать, это куда разумнее, чем доверять русским, когда собираешься уничтожить Северную Корею. Я хочу сказать: кто поверит, что мы так глупы?
Мужчина тупо посмотрел на нее, но не ответил.
— Или вы можете заявить, что все улики, которые у них есть, фальшивые, — добавила Блюм. — Складывается впечатление, что нынче это весьма популярная тактика.
Мужчина покачал головой.
— Нет. Ничего не получится. — Он многозначительно посмотрел на вооруженных людей, которых привел с собой. — Вы все пойдете с нами, пока мы окончательно не разберемся в ситуации. Немедленно!
— Есть еще одна вещь, которую вам следует знать, — сказала Пайн. — У нас имеется электронное подтверждение того, что вы здесь говорили.
Мужчина вздрогнул и огляделся по сторонам.
— Что?
— В моем офисе ведется видео- и аудионаблюдение, — продолжала Пайн.
— И почему у вас стоит такая система? — скептически спросил мужчина в костюме.
— Я поставила ее после того, как на меня набросился один болван. А когда я надрала ему задницу, он заявил, что это я на него напала. С тех пор я сделала так, чтобы в моем кабинете никогда не дошло до «он сказал, она сказала». Так что информация уже загружена в надежно защищенное облако.
— А где доказательства, что вы не блефуете?
— Вся прелесть в том, что вам не суждено это узнать.
Блюм снова вышла вперед.
— И еще я хочу, чтобы вы знали: я уже довольно долго работаю с агентом Пайн. И ни разу на моей памяти она не блефовала.
Мужчина перевел взгляд с Блюм на Пайн.
— И что вы предлагаете? — спросил он.
— Если что-нибудь случится со мной, госпожой Блюм, Давидом Ротом или кем-то еще, связанным с данным делом, или с людьми, которые находятся в моем кабинете — а под «случится» я имею в виду все, начиная от заусенца до увольнения и убийства, — ваше участие в этой истории станет известно всему миру.
Несколько долгих моментов мужчина не сводил с Пайн глаз, затем взглянул на средства наблюдения и записи, которые все еще держал в руке, и на бомбу. Потом снова на Этли — и на лице у него появилась покорность судьбе.
Пайн все поняла.
— Другой возможности для всех нас выйти из сложившейся ситуации я не вижу, — продолжала она. — Полагаю, у вас хватит ума это понять.
Миновало еще несколько секунд тишины; все стояли, затаив дыхание.
— Хорошо. — Мужчина в костюме кивнул. — Что-нибудь еще?
— Бен и Эд Присты?
Мужчина нервно облизнул губы.
— Что вы хотите? — быстро спросил он.
— Проклятье, я очень надеюсь, что они живы, — сказала Пайн. — Иначе вам придется ответить за их смерть.
— Они живы, — после некоторых колебаний ответил он.
— В таком случае я хочу, чтобы их вернули живыми и здоровыми, с соответствующей компенсацией за неприятности, которые вы им устроили. И я это проверю, так что вам лучше со мной не связываться.
— Договорились. До тех пор, пока вы не нарушите… конфиденциальности.
— Кроме того, вы должны много денег семье Оскара Фабриканта. И заодно передайте тонну наличности «Обществу за Бога». Я думаю, всем нам необходимо быть намного добрее. А еще мы знаем про Фреда Уормсли. Так что его семье также причитается существенная финансовая компенсация за его патриотическую службу стране.
— Хорошо. Что-то еще? — напряженно спросил мужчина.
Пайн помрачнела.
— В пещере Гранд-Кэньон находятся три тела. Это ваши парни.
— Вы убили наших людей? — Мужчина не сумел скрыть изумления.
— Ну, у меня не оставалось выбора, поскольку они пытались убить меня. Но я хочу, чтобы вы забрали их тела и передали семьям. И если они действительно были военными, позаботьтесь об их родных. Кроме того, в их послужном списке не должно ничего говориться про участие в этой операции. И похороните их со всеми положенными почестями.
— Как великодушно с вашей стороны, — с сарказмом заявил он.
— Они погибли, выполняя приказ, который почти наверняка отдали вы. Лично у меня не было с ними никаких разногласий. Я с бо́льшим удовольствием пристрелила бы вас.
— Я буду иметь это в виду, — раздраженно сказал мужчина. — На случай, если мы встретимся еще раз.
Этли посмотрела на него, и на ее губах появилась улыбка.
— Вы могли захватить меня вместе с братьями Прист. Или просто пристрелить. Однако не сделали этого.
— Могу лишь сказать, что я не повторяю свои ошибки дважды, — заметил он.
Пайн не сводила с него глаз.
— Вы хотели, чтобы я продолжала расследование, — сказала она.
— Но, Пайн, зачем им это было нужно? — спросил Доббс.
— Они надеялись, что я помогу им найти Рота и бомбу.
— Мы могли просто взять вас и заставить рассказать, где находится Рот, — возразил мужчина.
— Позднее вы так и пытались поступить — в аэропорту и в квартире, где я остановилась, — но у вас не получилось. Однако вы знали, что ядерный заряд находится в пещере в Гранд-Кэньон. Вот только не в той, куда его спрятали ваши люди. Вот вы и решили использовать меня втемную, чтобы я отыскала для вас бомбу. Вы рассчитывали, что ваши люди схватят меня, как только я ее найду. И снова у них ничего не вышло.
Насмешливое выражение исчезло с лица мужчины; теперь он смотрел на Пайн с невольным восхищением.
— Может быть, я надеюсь, что наши пути больше не пересекутся, — сказал он.
Она показала на шкаф:
— И вам следует забрать эту штуку. Не думаю, что у Бюро есть страховка на случай транспортировки ядерного оружия.
— Я уже включил этот пункт в список того, что нам следует сделать, — язвительно сказал он. — Теперь всё?
— Нет, еще кое-что. Возможно, самое главное.
— И что же? — спросил он.
Пайн собралась с силами.
— Прекратите верить русским, — выпалила она. — Они нам не друзья.
Мужчина бросил на нее странный взгляд и повернулся к своим людям.
— Возьмите заряд. Мы уходим, — сказал он.
Они тут же опустили оружие; четверо поспешили к шкафу и взяли бомбу. Затем все вышли из кабинета.
Последним остался мужчина в костюме.
— Вы нанесли непоправимый ущерб нашей стране, — заявил он, глядя на Пайн.
— Нет, я считаю, что спасла ее. Вместе с несколькими миллионами жизней. И мне жаль, что вы и остальные идиоты, стоящие за этим заговором, не отправитесь за решетку до конца жизни. А теперь проваливайте из моего кабинета и офиса!
Мужчина быстро вышел, после чего шестеро агентов и одна секретарша ФБР облегченно вздохнули. Все опустили оружие, чувствуя, как у них отчаянно дрожат руки, — ведь им пришлось слишком долго занимать боевую стойку.
Бледный Доббс повернулся к Этли.
— Проклятье, что это сейчас было, Пайн?
— Если коротко, американцы вели себя очень плохо, сэр.
Блюм шагнула к Доббсу.
— Раз уж тут речь зашла о просьбах, нам необходимо заменить двери, и агенту Пайн нужен новый стул.
Доббс фыркнул и посмотрел на Пайн.
— Ты ведь не блефовала с ублюдком? — спросил он. — Насчет того, что в твоем офисе все записывается?
Этли выдвинула ящик стола, показав ему маленькую металлическую коробочку. Затем нажала на кнопку, и наружу выскользнул диск. Пайн взяла его и протянула Доббсу.
— Агенты ФБР не блефуют, сэр. Во всяком случае, когда речь идет о важных вещах. Я со всем уважением советую вам забрать его и извлечь максимальную пользу.
Доббс снова кивнул, спрятал диск в карман и повернулся к Блюм.
— Проклятье, купите все новое для этого кабинета, Кэрол. И для вашего. И пришлите мне счет.
— Благодарю вас, старший специальный агент Доббс.
Доббс и его люди ушли. В кабинете остались только Пайн и Блюм. Этли уселась на свой расшатанный стул, а Кэрол — на краешек стола.
— Ну, слава богу, все закончилось, — заметила Блюм.
— В самом деле?
— По крайней мере, на сегодня.
— С этим я, пожалуй, соглашусь. — Пайн кивнула. — И кстати, вы не можете уйти в отставку. Вы мне нужны.
Блюм снисходительно улыбнулась.
— А я и не собираюсь, агент Пайн. В отличие от вас, я блефовала.
— И как прошла встреча с психологом?
Было десять вечера. Пайн с Кеттлером сидели в его «Джипе» у нее на парковке и пили пиво.
— На самом деле, совсем неплохо, — сказал он, делая глоток из бутылки. — Это находится совсем недалеко отсюда. И мне нравятся индивидуальные сеансы. Групповые намного хуже.
— Не стану спорить. Знаешь, дальше станет легче, Сэм.
— Ты думаешь?
— Уверена. — Она потянулась к нему и взяла за руку. — Я верю в тебя. Парень, который вывел нас из Гранд-Кэньон, способен на все.
— О, кстати, Колсон и Гарри вернулись на свою прежнюю работу.
— Да, я предполагала, что так может случиться.
— Ну, а как все закончилось с ядерным зарядом и остальными проблемами? — спросил Кеттлер.
— На данный момент все хорошо. Но кто знает, как сложится дальше…
Несколько минут они сидели молча, глядя на небо, полное звезд.
— Если мне станет лучше… — начал Сэм.
— Когда тебе станет лучше, — поправила Этли.
— Верно. Когда мне станет лучше, мы можем снова встретиться и выпить пива?
— В твоем «Джипе»? Обязательно. Тот вечер занял уверенное место в тройке лучших.
— А какими были два других?
— Наше свидание в пиццерии Тони. — Пайн немного помолчала. — И сейчас.
Он улыбнулся, но его улыбка быстро потускнела.
— Спасибо, Этли. За все.
— Не думаю, что я так уж много сделала.
— Ты сделала больше, чем все остальные, вместе взятые, — заверил ее Кеттлер.
Она улыбнулась.
— Это очень мило с твоей стороны, Сэм.
— Ну, а ты посещала терапию? — спросил он.
— В некотором смысле, — ответила Пайн, допила пиво и сказала: — Мне пора в постель. Завтра будет трудный день.
Она поцеловала его в щеку и приподнялась, собираясь выйти из «Джипа».
— Я не псих, Этли, клянусь, — выпалил он.
Пайн наклонилась к нему, погладила по щеке и нежно улыбнулась.
— Разве ты еще не понял, Сэм? Мы все немного сумасшедшие. Наша сила в численности.
Пайн и Блюм слетали на Восточное побережье, чтобы забрать «Мустанг» с долговременной стоянки в аэропорту Рейгана. И заодно навестили Пристов в Бетесде.
Бен Прист выздоравливал в доме брата.
Когда они приехали туда, дверь им открыла Мэри Прист. И хотя они предупредили о своем визите, Мэри с удивлением посмотрела на Кэрол Блюм.
— Знаю, дорогая, — сказала та, похлопав ее по руке. — Я чувствовала себя ужасно, когда мне пришлось обмануть вас, но это было необходимо, чтобы вернуть вашего мужа.
В ответ Мэри обняла обеих женщин и заплакала.
Когда они вошли в дом, чтобы взглянуть на Бена, навстречу им выскочили мальчики, Билли и Майкл, находившиеся в комнате дяди. Эд сидел у его постели и ждал гостей.
Обоих братьев сильно избили, но они уже начали поправляться. Бен выглядел хуже, чем брат, — бледный и худой, лицо измученное.
Мэри закрыла за собой дверь, чтобы не мешать. Пайн присела на край постели, а Блюм осталась стоять рядом.
— Вы спасли нам жизнь, Этли, — сказал Эд.
— После того, как подвергла вас опасности, — напомнила она.
— Но сейчас все хорошо?
— До следующего раза, когда лидеры нашей страны захотят сделать какую-нибудь глупость, — ответил Бен и повернулся к Пайн. — Я слышал про Саймона и Оскара.
Пайн медленно кивнула.
— Полагаю, парни, которые стоят за этим, назовут их гибель сопутствующими потерями. Я же считаю это убийством. Ну, виновник в смерти Саймона расплатился по всем счетам. А лучшее, что я смогла сделать для Фабриканта, — это получить деньги для его семьи и «Общества».
— Сначала, когда ко мне пришел Давид Рот, я подумал, что он безумен, — признался Бен. — Но потом понял, что с ума сошли некоторые члены нашего правительства.
— И вы помогли ему поступить правильно, — сказала Пайн.
— Нам просто повезло, что я давно заказал экскурсию на муле в каньон. И у нас все получилось.
— Чего нельзя сказать о бедной Салли Белль, — заметила Пайн. — Зато для остального человечества все закончилось хорошо.
Бен протянул руку, и Этли ее пожала.
— Я недооценил вас, — признался он. — Я считал себя профессионалом, а вас — любителем. Оказалось, что все наоборот.
— Я никогда не смогу понять мир, в котором вы живете, Бен. И никогда не захочу его понять.
— Я и сам начинаю приходить к такому же выводу. Как Давид?
— Насколько мне известно, он отправился в давно ожидаемый отпуск в место, где земля повсюду плоская.
— Я думаю, он заслужил это во всех смыслах.
Пайн посмотрела на братьев.
— И вы получили возможность провести время как одна семья. Никогда не принимайте это как должное. У многих людей нет семьи, которой они могли бы насладиться.
Блюм бросила проницательный взгляд на Пайн, но промолчала.
На этот раз Пайн и Блюм потратили целую неделю, чтобы проехать на «Мустанге» через всю страну. Они часто останавливались, чтобы взглянуть на Америку так, как ни одна из них прежде не имела возможности на нее посмотреть.
Они сидели в небольшом кафе в Арканзасе, ели жареное мясо и пили сладкий охлажденный чай за столиком для пикника, а рядом дети в шортах и футболках играли в пятнашки.
— Знаешь, у нас действительно красивая страна, — сказала Пайн.
— На самом деле это много стран в одной, и каждая наделена собственной необычной красотой и сражается с собственными проблемами. — Блюм откусила кусочек соленого огурца, предварительно окунув его в острый соус. — Но повсюду в основе лежит человечность, и… я даже не знаю, как сказать; наверное, общие ценности. Нечто вроде клея, скрепляющего нас вместе. — Она смолкла и улыбнулась. — Напоминает моих шестерых детей.
— В каком смысле? — спросила Пайн.
— Я не могу вспомнить ни одного дня, чтобы они не поссорились, пока росли. Кто-то кого-то начинал дразнить. Или кто-то кого-то стукнул. Или какая-нибудь парочка устраивала соревнование, кто кричит громче. А в это время двое других играли — и отлично проводили время. Но на следующий день они были готовы прикончить друг друга.
— И что, по-твоему, это значит? — спросила Пайн.
— Можно только надеяться, что, когда кто-то из них заболеет, или серьезно пострадает, или будет по-настоящему нуждаться в сочувствии, все придут к нему на помощь. Ну, а в остальном, боюсь, рассчитывать не на что. Жизнь несправедлива, и люди себя обманывают, если думают, что кто-то взмахнет волшебной палочкой и все начнут мирно играть в песочнице. Очевидно, мы устроены иначе. — Она снова замолчала, чтобы сделать глоток чая. — Но, должна сказать, несмотря на вопли и драки, они были замечательными. И я не поменяла бы их ни на что другое.
Они вернулись в машину, опустили верх и поехали на запад.
— Я могла бы к этому привыкнуть, — сказала Блюм. — Может быть, нам следует устраивать такие поездки каждый год.
— Тельма, — сказала Пайн.
— Что?
— Я буду Тельмой. А ты — Луизой.
— Ну, ты и Джина Дэвис примерно одного роста. И я даже не знаю, сколько людей говорили мне, что я похожа на Сьюзен Сарандон, — добавила Блюм с довольной улыбкой.
— Значит, мы готовы начать?
— Настолько готовы, что я могу закричать от радости.
Блюм так и сделала, размахивая руками, словно находилась на каком-то спортивном соревновании.
Этли Пайн никогда так не смеялась за всю свою жизнь.
Пайн сидела в обновленном кабинете, подгоняя настройки своего эргономического кресла — настоящего произведения искусства, — способного на все, кроме разве что полетов. Впрочем, нельзя исключать, что где-то имелись соответствующие рычаги управления. Она провела ладонью по красному дереву нового письменного стола, посмотрела на новый ковер, а потом — на новую массивную дверь.
И перевела взгляд на стену, где так и остались вмятины.
Блюм считала, что они должны играть роль сдерживающего фактора, и Пайн охотно с ней согласилась.
Она просматривала заголовки новостей на экране своего лэптопа. Страна шумела из-за серьезных изменений, произошедших в правительстве. Некоторые высокопоставленные лидеры неожиданно заявили об отставке. В том числе верхушка генералов Пентагона, глава Службы национальной безопасности и генеральный прокурор США, каждый давал собственные объяснения. Но ни в одном из заявлений не упоминалось участие в заговоре, направленном на уничтожение Северной Кореи.
Другие получили новые назначения, которые многих застали врасплох. Часть ключевых советников Белого дома также ушли в отставку, объяснив свое решение тем, что они хотят больше времени проводить с семьей. А президент неожиданно объявил, что, возможно, не станет участвовать в следующих выборах. Наконец, возобновились мирные переговоры с Северной Кореей, но теперь в них главную роль играли Южная Корея и Япония.
Даже по нынешним стандартам это был исключительный новостной цикл. Очевидно, Доббс с максимальной пользой использовал диск. Пайн ожидала, что в самое ближайшее время его назначат заместителем директора. «Проклятье, — подумала она. — Может быть, он станет кандидатом в президенты».
Зазвонил ее офисный телефон.
— Да, госпожа Блюм?
— Специальный агент Пайн, вас хочет видеть джентльмен.
— По какому поводу?
— Он из Вашингтона, округ Колумбия, с запросом.
— Хорошо.
Дверь распахнулась, и в сопровождении Блюм в кабинет вошел мужчина лет тридцати, который вел себя чрезвычайно самоуверенно. Острые черты лица, пристальный взгляд, синий костюм, накрахмаленная белая рубашка и солидный галстук, из нагрудного кармана выглядывает платок.
Пайн встала.
— Чем я могу вам помочь? — спросила она.
— Меня зовут Уолтер Тиллман. Я работаю на федеральное правительство.
— Так говорят многие, однако это далеко не всегда оказывается правдой. Могу я посмотреть на ваши документы?
Он достал бумажник и показал удостоверение личности с фотографией.
— Хорошо, что вы хотите? — спросила Пайн.
— Передать вам официальное приглашение в округ Колумбия.
— Зачем?
— Чтобы встретиться с некоторыми людьми, которые хотят с вами поговорить, — ответил Тиллман.
— Зачем? — повторила Пайн.
Он дернулся, и его взгляд помрачнел.
— Они считают вас талантливой и хотят, чтобы вы работали непосредственно на них.
— У меня уже есть работа.
Он окинул взглядом небольшой офис.
— Послушайте, без обид, но вы сидите в тесном кабинете в жуткой глуши.
— Нет, я нахожусь в местном офисе ФБР, в красивой Аризоне, рядом с единственным уникальным природным заповедником мирового значения, который имеется в нашей стране.
— Однако должность, которую вам предложат, будет значительно более престижной; вы перейдете на новый уровень и будете получать намного больше денег.
— Я не для того пошла работать в ФБР, чтобы разбогатеть. И меня не интересует престиж.
— Я не уверен, что вы меня поняли. Вас хотят видеть в округе Колумбия. На самом высоком уровне.
— И я отклоняю это предложение.
Тиллман окончательно отказался от соблюдения норм вежливости.
— Вы считаете себя особенной, не так ли? Из-за того, что сделали? — прорычал он.
Этли посмотрела на две вмятины на стене и подумала, как же ей трудно отказаться от желания сделать третью.
— Вот что я вам скажу, Уолт. В тот день, когда ваши парни приберут собственное дерьмо, к моему удовлетворению, я подумаю о вашем предложении. Но я не настолько глупа, чтобы задыхаться от счастья из-за подобных перспектив. Что-нибудь еще?
— Нет, пожалуй, это все, — мрачно ответил он.
— Хорошо, потому что мне нужно уходить. Госпожа Блюм вас проводит.
И в тот же миг, словно она дожидалась этого момента, Кэрол распахнула дверь.
Пайн достала из шкафа пистолеты и убрала «Глок» в кобуру на поясе, а «Беретту» спрятала на лодыжке. Потом взяла со стула синий пиджак, прошла мимо Тиллмана и сказала Блюм:
— Я вернусь через пару дней.
— Удачного путешествия, специальный агент Пайн.
Этли вышла из кабинета, спустилась в гараж, надела солнечные очки, сняла брезент с машины и убрала его в багажник. Потом включила двигатель «Мустанга» и выехала на солнце.
Ей предстояла долгая поездка, и она заранее наслаждалась каждый милей и минутой, которые ей предстояло провести за рулем.
Старинный автомобиль взревел, мощный восьмицилиндровый двигатель быстро разогнал «Мустанг». Пайн помчалась из Аризоны по диагонали, через юго-восточный угол Юты, и выехала на шоссе, шедшее вдоль берега реки Колорадо, чтобы вскоре свернуть на восток к Скалистым горам.
Она остановилась лишь однажды — чтобы купить еды и зайти в туалет. Ела Пайн в машине, поглядывая на огромное небо, усыпанное звездами.
— До скорой встречи, Сэм, — сказала она, отсалютовав бутылкой с водой.
Этли ехала все дальше, рассчитывая прибыть во Флоренс, тюрьму особо строгого режима, за десять минут до полуночи. Она вышла из машины, надела пиджак и прикрепила к поясу значок ФБР.
К тому моменту, когда она сдала оружие и ее повели по коридору в комнату для посетителей, до полуночи оставалась одна минута.
Пайн села на тот же стул и посмотрела на ту же самую стену из поликарбоната, дожидаясь, когда его приведут.
В точности как во время ее предыдущего визита, Дэниела Джеймса Тора сопровождали с полдюжины охранников. Они приковали его к столу и ушли, оставшись стоять за дверью, — всё как и в первый раз.
Тор повернул голову, сложил скованные руки перед собой и с любопытством посмотрел на Этли. Она решила, что именно оно заставило его согласиться на новую встречу.
Она достала из кармана фотографию.
И мгновение на нее смотрела.
Мерси не отводила глаз.
Затем Пайн прижала фотографию к стеклу так, чтобы Тор увидел смотревшую на него Мерси.
— Где моя сестра? — спросила она.
В памяти у Этли Пайн, словно стальная заноза, засело воспоминание: ей шесть лет, и вторгшийся в их дом мужчина выбирает с помощью детской считалки между ней и Мерси, ее сестрой-близнецом. В итоге он останавливается на Мерси и уносит ее с собой. Больше Этли никогда не видела сестренку…
Спустя тридцать лет специальный агент ФБР Пайн, отчаявшись вырвать признание у маньяка, которого она считает похитителем Мерси, возвращается на место давней трагедии. Дом детства в городке Андерсонвилль, штат Джорджия — ее последняя надежда. Но личное расследование, сколь бы жизненно важным оно ни было, придется отложить. Здесь, в захолустье, где со времен «Унесенных ветром» не происходило ничего особенного, совершено крайне загадочное убийство: молодая женщина не просто жестоко лишена жизни, но и облачена после этого в антикварную свадебную фату…
Она снова ехала в Долину Смерти.
Вот только эта «долина» находилась в Колорадо, во Флоренс, единственной тюрьме особо строго режима в Америке. Однако упоминание смерти здесь являлось вполне корректным, это место пропиталось ею как следствие преступлений, совершенных ее обитателями.
Специальный агент ФБР Этли Пайн ехала сюда, вдавив педаль газа в пол, на современной версии лошади, бирюзовом «Мустанге» 67-го с опускающимся верхом. Она два года восстанавливала автомобиль вместе с его прежним владельцем, ветераном ФБР, который стал ее неофициальным наставником вскоре после того, как она закончила обучение в Куантико[307]. Когда он умер, он оставил «Мустанг» ей, и Пайн уже не могла представить свое существование без этой машины.
Сейчас, после стремительного путешествия сюда, она сидела на тюремной парковке, собирая силы и мужество для встречи с монстром, который находился здесь вместе с другими подобными ему выродками. Все до единого вышли из ужасных кошмаров и без малейших угрызений совести убили в совокупности тысячи людей.
Пайн оделась во все черное, за исключением белой блузки. Блестящий значок ФБР она прикрепила к лацкану пиджака. На то, чтобы ее пропустили через систему безопасности, ушло десять минут, ей пришлось расстаться с двумя пистолетами: «Глоком 23», своим главным оружием, и восьмизарядной «Береттой Нано» — запасной вариант, который хранился в кобуре на щиколотке. Она чувствовала себя голой без оружия, но знала, что тюремные правила нарушать нельзя. И, по очевидным причинам, «никакого оружия у посетителей» являлось одним из главных.
Она сидела на жестком стуле в кабинке для посетителей, обхватив длинными ногами металлические ножки. Напротив находился барьер из толстого стекла. Пайн ждала, когда по другую его сторону появится человек, ради которого она приехала. Несколько минут спустя шесть крупных охранников привели закованного в тяжелые кандалы Дэниела Джеймса Тора, а перед тем как уйти, закрепили цепи на мощной металлической дуге на полу, оставив закон и преступника сидеть по разные стороны поликарбонатного стекла, способного выдерживать прямые попадания пуль.
Тор выглядел впечатляюще: рост шесть футов и четыре дюйма[308], вес — 280 фунтов[309], словно высеченных в мраморе. Даже теперь, когда ему минуло пятьдесят, он находился в прекрасной физической форме и вполне мог бы выступать в НФЛ[310]. Пайн знала, что все тело Тора покрыто татуировками, многие из которых нанесены его жертвами. Он был настолько уверен в своей способности их контролировать, что доверял им острые инструменты, не опасаясь, что они пустят их в ход, чтобы покончить со своими страданиями. Однако ни одна даже не попыталась.
Он представлял собой настоящий каприз природы, физически и эмоционально. Нарциссический психопат — во всяком случае, так его называли эксперты. Возможно, самое смертельно опасное сочетание из всех, что природа даровала человеческому существу. Он убивал не со злым умыслом, дело обстояло гораздо хуже. Тор вообще не мог испытывать сочувствия по отношению к другим живым существам. Он жаждал только собственного удовольствия. И единственный способ, который позволял ему утолить эту жажду, состоял в том, чтобы полностью уничтожать других. Он убивал не менее тридцати раз, и это были лишь установленные жертвы. Пайн и другие офицеры правоохранительных органов подозревали, что их общее число в два, а то и в три раза больше.
Его голова и лицо были гладко выбриты. Холодные, будто стерильные, глаза оглядывали Пайн, словно он был змеей, приготовившейся перейти в атаку. Зрачки хищника, рожденного дикой природой; он думал только о том, чтобы убивать. Пайн знала, что Тор был превосходным актером, способным играть любую роль и завлекать любых жертв, в том числе умел вести себя как самый обычный человек. Что само по себе ужасало.
— Снова ты? — покровительственно сказал он.
— В третий раз должно повезти, — спокойно ответила она.
— Ты начинаешь вызывать у меня скуку. Так что придумай что-нибудь интересное.
— Во время прошлого визита я показывала тебе фотографию Мерси.
— И я сказал, что мне нужно больше информации. — Несмотря на то, что голос Тора был скучающим, Пайн знала, что ему необходимо доминировать.
Ему требовалось внимание, чтобы оправдать сам факт своего существования, и она собиралась это использовать.
— Я сообщила тебе все, что знала.
— Тебе кажется, что все. Я уже упоминал об этом в прошлый раз. Я дал тебе домашнее задание. Ты его выполнила? Или намерена меня разочаровать?
Пайн понимала, что ей приходится идти по тонкому льду. Хуже того, Тору это также было известно. Она хотела, чтобы он оставался заинтересованным, но не могла позволить ему полностью себя ошеломить. Это вызывало у него скуку.
— Может быть, у тебя появились какие-то идеи, которые могли бы мне помочь, — продолжала она.
Тор бросил на нее мрачный взгляд.
— Ты говорила, что твоей сестре-близняшке было шесть лет, когда ее похитили.
— Все верно.
— Из спальни, посреди ночи, из пригорода Андерсонвилля, штат Джорджия. Ты сама находилась в это время в комнате.
— Да.
— И ты думаешь, что я тебя ударил, но не убил?
— Ну на самом деле ты проломил мне череп.
— И я воспользовался считалкой, чтобы решить, которую из вас я заберу с собой? — уточнил Тор.
— Эни, мини, майни, мо.
— Таким образом, на ком бы ни начиналась считалка, она всегда заканчивалась на другом, ведь в ней четное число слов.
Пайн наклонилась вперед.
— И почему ты начал с меня? Ты хотел, чтобы Мерси проиграла?
— Ты слишком спешишь, агент Пайн. Тебе следует замедлить шаг, если ты хочешь куда-нибудь попасть.
Пайн инстинктивно решила нанести ответный удар.
— Мне больше не хочется зря тратить на тебя время.
Тор улыбнулся и загремел цепями.
— Зато у меня есть время всего мира.
— Почему ты решил оставить в живых меня, а не Мерси? Это получилось случайно? Совпадение?
— Только не позволяй вине выжившего сбить тебя с толку. К тому же у меня нет времени на нытиков. — Неожиданно он улыбнулся и добавил: — И не важно, что на мне более тридцати пожизненных заключений. — Он вел себя так, словно гордился своими приговорами, и Пайн знала, что так и есть.
— Хорошо, но мне важно это знать, — спокойно сказала она.
— Ты же сама говорила, что я проломил тебе череп. Ты вполне могла умереть.
— Могла, но не умерла. А ты всегда старался доводить дело до конца со своими жертвами.
— Ты понимаешь, что сейчас опровергаешь собственное предположение о том, что именно я напал на вас той ночью?
— Я не согласна.
— Тогда позволь мне задать тебе вопрос, — сказал Тор. — Тебе известны другие случаи, когда я забирал шестилетнюю девочку из спальни и оставлял живого свидетеля?
Она слегка отодвинулась.
— Нет.
— И почему ты считаешь, что я поступил так в твоем случае? Из-за того, что твой гипнотерапевт сумел извлечь на свет воспоминание? Ты сама мне о нем рассказала во время прошлого визита. Любопытная вещь, гипнотерапия. Она допускает ошибки примерно с такой же частотой, как дает правильные ответы, быть может, даже чаще. Но ты наверняка изучала мое дело в ФБР. Все изучали, потому что оно входит в обязательную программу, — небрежно добавил он, но Пайн уловила гордость в его словах. — Тебе известно, что в то время я действовал в Джорджии.
И знаешь, что я думаю? Гипноз не вытащил на свет твои настоящие воспоминания, он лишь обеспечил тебя базой, чтобы ты могла сформировать вывод, к которому пришла ранее на основании полученной извне информации. — Он покачал головой. — Это не устоит в суде при перекрестном допросе. Я оказался в твоих воспоминаниях из-за того, что ты так хотела и у тебя не имелось реального человека, который заполнил бы пустоты. Ты отчаянно желала с этим покончить, что готова даже принять ложь.
Пайн ничего не ответила — в конце концов, Тор мог быть прав.
— Агент Пайн, — продолжал Тор, когда она погрузилась в размышления. — Ты отвлеклась? — Он позвенел цепями. — Эй, ФБР, мой интерес стремительно падает.
— С течением времени ты изменил свой образ действий, — сказала Пайн. — Далеко не все твои нападения проходили одинаково. Ты развивался.
— Конечно, развивался. Как и при любых других занятиях, чем дольше ты что-то делаешь, тем лучше становишься. Я не исключение. Более того, я образец в… конкретной специализации.
Пайн с трудом подавила подступившую к горлу тошноту. Она знала, Тор ждал, что на лице у нее появится отвращение, когда сравнил убийство с обычной профессией. Но она твердо решила, что не позволит ему испытать подобное удовлетворение.
— Принято, — не стала она возражать. — Но теперь ты подтверждаешь мой вывод. Из того, что ты никогда не поступал так в прошлом, еще не следует, что ты не поменял своих привычек. Ты совершенствовался, как сказал сам. Твой образ действий развивался.
— А тебе известны случаи, когда я поступил так же позднее? — осведомился Тор.
К этому вопросу Пайн подготовилась заранее.
— Нам известны не все твои жертвы, разве не так? Поэтому я не могу с уверенностью ответить на твой вопрос.
Он откинулся назад и неприязненно улыбнулся, услышав ее грамотный встречный довод.
— И ты хочешь, чтобы я ответил прямо сейчас? — осведомился он. — Делал я это или нет, вот так просто?
— И вновь тебе это ничего не будет стоить. Тебя ведь не казнят.
— Я могу солгать и сказать, что ты права. Тебе этого будет достаточно?
— Я агент ФБР.
— И что с того?
— Мне требуется…
— Тебе требуется тело или хотя бы скелет — после стольких лет, верно?
— Мне нужно подтверждение, — просто ответила Пайн.
Он пожал плечами.
— Боюсь, я не знаю, где захоронены все тела.
— Значит, они ошибались, когда говорили, что у тебя фотографическая память?
— Вовсе нет. Но я сознательно кое-что забыл.
— Почему? — спросила она.
Тор наклонился вперед.
— Потому что не все стоят того, чтобы их помнить, агент Пайн. И я не намерен утешать каждого рыдающего члена семьи, который приходит ко мне с мольбами. Это не совсем мое, если ты еще не заметила.
— Ты помнишь, где похоронена Мерси?
— Тебе придется приехать еще раз, чтобы поболтать со мной. А сейчас я устал.
— Но мы только начали.
— Называй меня Дэн.
Пайн удивленно на него посмотрела. Она не ожидала такого требования.
— Что?
— Это наше третье свидание. Пришло время перейти к именам, Этли.
— А если я не хочу?
Он беззвучно хлопнул в ладоши.
— В таком случае бедная, милая и, вероятно, мертвая Мерси Пайн навсегда останется для тебя загадкой. Какая досада.
— Когда ты хочешь снова встретиться?
— Ровно через месяц… Этли. Я занятой человек. А потому произнеси то, что я хочу. Или мы закончили. Навсегда.
— Хорошо… Дэн.
Пайн вышла, забрала свои пистолеты — и ей пришлось заставить себя не пытаться вернуться в тюрьму, чтобы вышибить мозги проклятому Дэну.
Она села в машину и поехала в Шеттерд-Рок, штат Аризона, где была единственным агентом ФБР на огромных пространствах малонаселенных территорий. Через час она получила по телефону сообщение, «сигнал Эмбер»[311]. Похищена маленькая девочка. Подозреваемый на сером пикапе «Ниссан» находится где-то совсем рядом с тем местом, где она сейчас проезжала.
В ярком сиянии первого полнолуния после дня осеннего равноденствия бог закона и порядка ей улыбнулся, потому что через пять минут мимо нее, в противоположном направлении, промчался серый пикап.
Пайн развернулась на сто восемьдесят градусов, шины «Мустанга» задымились и протестующе взвизгнули, прежде чем восстановили сцепление с асфальтом, она включила полицейские проблесковые огни, которые установила на машине, утопила изящную педаль газа в пол, и «Мустанг» с ревом помчался спасать жизнь похищенной девочки.
Пайн поклялась себе, что на этот раз не допустит ошибки.
Существует одно важное правило «сигнала Эмбер»: добраться до жертвы и похитителя как можно быстрее и перекрыть все пути к бегству. После этого можно решать проблему самыми разными способами: от применения грубой силы до переговоров с подозреваемым, если появится такая возможность, чтобы исключить любой риск для заложника.
Когда похититель свернул с главной дороги, увидев быстро приближавшийся сзади синий свет, Пайн поняла, что скоро ей придется принимать решение. Хорошо, что она знала местность и уже проезжала по этой дороге, когда пыталась немного прийти в себя после второй встречи с Тором. В каньон с почти вертикальными стенами вела единственная дорога, на которой она сейчас находилась.
Пайн сообщила о своем местоположении в полицию, а также свое имя и статус преследования. Она не сомневалась, что их реакция будет мгновенной. Но она находилась на изолированной территории, и полицейские не появятся еще несколько минут. В данный момент Пайн вместе со своими пистолетами, интеллектом, подготовкой и опытом — оставалась главной надеждой похищенного ребенка.
Сумерки постепенно сменялись темнотой по мере того, как они все дальше ехали по поднимавшейся и опускавшейся дороге, полотно которой постоянно сужалось, а обрыв после каждого поворота по обе стороны становился более крутым.
Она пыталась разглядеть мужчину и девочку в кабине грузового автомобиля, но они оставались неясными силуэтами. Впрочем, номер машины соответствовал полученному по «сигналу Эмбер», а похититель явно пытался сбежать. Понимал ли он, что дорога заканчивается тупиком, Пайн знать не могла. Но не сомневалась, что просто не будет. Однако именно для таких ситуаций она проходила подготовку.
Через половину мили они добрались до точки невозврата. Пайн поставила «Мустанг» посередине узкой дороги, блокируя выезд и развернув машину пассажирской стороной к грузовику. Если он попытается ее протаранить, она выстрелит через ветровое стекло. Пайн вытащила надежный «Глок» и тщательно прицелилась через открытое пассажирское окно.
«Ниссан» развернулся капотом в сторону «Мустанга». Мужчина остановил машину, но двигатель продолжал работать на холостом ходу. Пайн казалось, будто она видит, как у него в голове поворачиваются колесики: стоит попытаться или нет?
Когда он включил фары — скорее всего, чтобы ее ослепить, — Пайн погасила их выстрелами. Вот теперь она добилась его полного внимания. После того как Пайн еще раз рассказала местным полицейским, где она находится, она осталась сидеть, одной рукой сжимая рукоять пистолета, другой держась за ручку двери.
Некоторое время они просто стояли. Наконец через десять минут дверца «Ниссана» распахнулась. Очевидно, похититель принял решение.
Шахматная партия началась.
Пайн ответила зеркально, распахнув дверцу своей машины.
Четыре ноги ступили на землю около «Ниссана».
Пайн опустила длинные ноги на асфальт.
Мужчина и маленькая девочка вышли из-за двери грузовика, и Пайн сразу направила пистолет в широкую грудь похитителя.
— ФБР. Это конец. Отойди от девочки. Ложись лицом вниз на землю, разведи ноги в стороны, пальцы переплети на затылке. Если будешь медлить, открою огонь.
Мужчина не стал подчиняться ее приказу. Вместо этого он присел на корточки и поставил девочку перед собой.
«Ладно, — подумала Пайн, — этот мешок с дерьмом хочет поиграть в жесткую игру, используя ребенка в качестве щита. И почему меня это не удивляет?»
В свете, падавшем из кабины грузовика, Пайн разглядела, что мужчине немногим за пятьдесят, он высокого роста, плотный и мускулистый, с лысой головой и короткими седеющими волосами, нечесаными и вьющимися, точно плющ. Уродливое, с печатью слабоумия лицо. Классический образец стареющего педофила. Он был одет в грязную футболку, не скрывавшую бицепсы тяжелоатлета, пыльные вельветовые брюки и потертые ботинки.
Девочке было девять или десять лет, высокая для своего возраста, стройная спортивная фигура. Одета в футбольные трусы со следами травы и такой же свитер. Грязные колени, футбольные бутсы «Адидас», длинные белые гетры. Конечно, она выглядела напуганной, но Пайн успела заметить в ее глазах решительность.
Пайн не знала, с чем имеет дело — то ли девочку похитил незнакомец, то ли это попытка семейных разборок. Мужчина выглядел слишком старым, чтобы быть отцом, но в наше время всякое бывает.
— Полицейские уже в пути. Делай, что я скажу, и ты будешь дышать, когда все закончится.
Мужчина молча на нее смотрел.
— Habla ingles?[312] — спросила она.
— Я американец, сука, — рявкнул он. — Неужели я похож на мексиканца?
— Тогда у тебя нет оснований игнорировать мои приказы, — сказала Пайн.
Он вытащил из-за пояса «ЗИГ-Зауэр» и приставил дуло к голове девочки.
— Вот мой выход отсюда. Бросай оружие, или я вышибу принцессе мозги.
— Ты бросишь пистолет, получишь адвоката и отбудешь тюремный срок.
— Я уже проходил этот путь. И мне он не слишком понравился.
— Как тебя зовут?
— Только не играй со мной в свои дерьмовые игры, изображая хорошего полицейского.
— Я уверена, что мы сможем договориться.
— Дерьмо, ты думаешь, мы тут заключаем сделку?
— Давай поговорим, выясним, что тебя тревожит, и попытаемся решить проблему.
— И ты думаешь, что я поверю в твою хренотень?
— Я на полном серьезе.
— Не обсуждается.
— И как ты рассчитываешь решить проблему?
— Ты уберешь свою машину и выпустишь меня отсюда. А я займусь с маленькой красоткой тем, чем собирался. Знаешь, мне не терпится начать. — Он положил другую руку на шею девочки.
Пайн слегка переместила палец на спусковом крючке «Глока». Быть может, следует рискнуть и выстрелить?
— А как же полицейские, которые совсем скоро здесь будут?
— Ты договоришься с ними.
— Они не находятся под моей юрисдикцией.
— Послушай, тупая сука, я держу девчонку. То есть у меня козырь. Ты делаешь то, что я хочу, а не наоборот.
— Ты не уедешь отсюда с ней.
— Тогда у тебя на руках серьезная проблема, сука.
Пайн решила сменить тактику и посмотрела на девочку.
— Ты знаешь этого человека? — спросила она.
Девочка медленно покачала головой.
— Как тебя зовут?
— Я…
— Заткнись! — закричал мужчина, прижимая дуло пистолета к голове девочки. — И ты заткнись! — рявкнул он, обращаясь к Пайн.
— Я хочу, чтобы мы все ушли отсюда на своих ногах.
— Ты говоришь только о вас двоих. Тебе насрать на меня.
— Я не хочу тебя убивать, но, если ты меня вынудишь, я это сделаю.
— Выстрелишь в меня, и она мертва.
Пайн еще раз посмотрела на девочку, постаравшись быстро ее оценить. Она напомнила ей себя в таком же возрасте. Высокая, стройная. Но ее вновь поразили спокойные глаза девочки. Она пробежала взглядом по форме, испачканным в траве шортам и грязным коленям. Эта девочка была бойцом. Значит, есть шансы, что у нее получится. Рискованный вариант, но других в распоряжении Пайн не было.
— Играешь в европейский футбол? — спросила Пайн.
Девочка медленно кивнула.
Мужчина потянул ее к краю. Еще десять футов, и они окажутся перед обрывом глубиной в тысячу футов.
— Больше не двигайся в том направлении, — приказала ему Пайн, шагнув вперед.
Мужчина остановился. Пайн тоже.
Сирены приближались. Но Пайн понимала, что, если она в самое ближайшее время не разберется с похитителем, после появления полицейских ситуация может ухудшиться.
— У меня заканчивается терпение, — рявкнул мужчина.
— Я дала тебе шанс. Единственный. Тюрьма не самое приятное, что может случиться с человеком, но это намного лучше, чем могила. Когда ты окажешься на глубине шесть футов, то уже не сможешь рассчитывать на окончание срока или досрочное освобождение.
Мужчина снова потащил девочку к краю.
— Стой! — взревела Пайн, стараясь поймать момент для удачного выстрела при помощи тритиевой подсветки прицела своего «Глока».
Заднее кольцо прицела имело светящуюся тритиевую вставку, а переднее окружала белая нелюминесцентная краска. Точность была велика, но Пайн не могла стрелять. Она могла задеть девочку. Или указательный палец мужчины дернется, когда в него попадет пуля.
Мужчина торжествующе улыбнулся, когда прочитал сомнения на лице Пайн.
— Ты не станешь стрелять. У меня козырь.
Пайн посмотрела на девочку. Ладно, сейчас или никогда.
— Я играла в футбол. Но единственный гол я забила пяткой, и мяч влетел в ворота прямо между ногами вратаря. Могу спорить, ты играешь гораздо лучше меня.
И Пайн посмотрела девочке в глаза, пытаясь передать ей то, что не могла произнести вслух.
— Заткни пасть со своим футболом, — зарычал мужчина. — А теперь в последний раз: опусти…
Правая нога девочка рванулась назад и вверх и ударила мужчину в пах. Он отпустил ее и согнулся от боли, пистолет выпал из его руки.
— Ах ты маленькая сучка… — простонал он, и его лицо стало красным как свекла.
Задыхаясь, он рухнул на колени.
Пайн тут же метнулась к нему, ударом ноги отбросила его пистолет себе за спину, схватила девочку за руку и оттащила назад, в безопасное место.
На этом все должно было закончиться. Пайн держала в руках пистолет, а мужчина лишился оружия. И заложницы. Финальный свисток. Дело сделано.
Но нет. Потому что мужчина, наконец, выпрямился, посмотрел на Пайн и сплюнул.
— Думаешь, сумела меня взять? У меня девять жизней! — Он бросил яростный взгляд на девочку, которая смотрела на него с отвращением. — Я уже не помню, сколько таких, как ты, я поимел, а потом нарезал на куски и отдал диким животным. Я выйду на свободу и сделаю это еще много раз. Ты меня слышишь, сука из ФБР?
Пайн прекрасно понимала, что ей не следует поддаваться на провокацию. Но она уже приняла решение.
Посмотрела на небо, где сияла желто-красная луна.
Первая полная луна после осеннего равноденствия, которую также называют кровавой или луной охотника.
Или, точнее, луной хищника, и сейчас хищником стала я.
Пайн убрала пистолет в кобуру и шагнула вперед.
Она мысленно представила, что на нее смотрит великан Дэниел Джеймс Тор. Заклятый враг, порождение кошмаров. Но теперь она заставит его исчезнуть.
Мужчина торжествующе ухмыльнулся.
— Ты только что сделала огромную ошибку! — крикнул он.
— Неужели? — спросила она, понимая, каким будет его ответ.
— На случай, если ты не поняла, я мужчина. — И он бросился на нее, как разъяренный бык.
Через мгновение он отшатнулся с окровавленным лицом после сокрушительного удара сапога на длинной правой ноге.
— На случай, если ты не понял. Я намерена выбить из тебя дерьмо.
Она нанесла ему удар ногой в подбородок с такой силой, что он оторвался от земли. Удар ребром ладони, нанесенный точно в переносицу, заставил мужчину взвыть от боли, и он рухнул на спину, словно на него опустилась кувалда.
Однако схватка на этом не закончилась, Пайн уселась на него верхом, легко прижав руки к бокам, а затем обрушила на него серию ударов — кулак, локоть, предплечье, ладонь, используя все техники, которым ее обучали на занятиях по смешанным боевым единоборствам и рукопашному бою.
Казалось, гнев, который она сдерживала почти тридцать лет, вырвался на свободу. Она чувствовала, как ломаются хрящи и кости лица, и одновременно слышала ангела ФБР, сидевшего у нее на плече и кричавшего, что она нарушает все правила Бюро. Однако Пайн не могла остановиться.
Сначала мужчина пытался сопротивляться, но потом потерял сознание, и его лицо стало быстро превращаться в кровавую пульсирующую массу. Она уловила идущую от него вонь, которая смешивалась с ее собственным потом. Это было тошнотворно и одновременно возбуждало.
Наконец уставшая Пайн медленно поднялась на ноги, ее лицо побледнело, руки и ноги слегка дрожали. Она вдруг почувствовала отвращение из-за того, что сделала, а ангел ФБР снова уселся у нее на плече. Пайн выдохнула, посмотрела на свои окровавленные руки и рукава пиджака, вытерла руки о брюки и подошла к девочке, но та отпрянула при ее приближении. Пайн остановилась, ей стало стыдно, что девочка ее испугалась.
— Ты в порядке? Он не причинил тебе вреда? Он что-то успел с тобой сделать?
Она покачала головой.
Когда сирены зазвучали совсем рядом, девочка посмотрела на мужчину.
— Он… умер? — спросила она.
— Нет. Просто… без сознания. — Впрочем, Пайн не была в этом уверена. Она присела на корточки. — Как тебя зовут?
— Холли.
— Холли, ты совершила очень храбрый поступок. Ты поняла, что именно я от тебя хотела. Это поразительно.
— У меня три брата. — Холли слабо улыбнулась. — Когда они начинают ко мне приставать, я могу сильно врезать.
Пайн положила руку девочке на плечо и сжала его.
— Я так рада, что с тобой все в порядке, — сказала она.
— Вы действительно агент ФБР? — спросила Холли.
— Да.
— Я не знала, что девушек туда берут. Я думала, такое бывает только, ну, вы знаете, по телевизору.
— Девушки могут делать все, что захотят. Никогда в этом не сомневайся.
Пайн выпрямилась, когда полицейские машины со скрежетом тормозов остановились в нескольких футах от них. Она посмотрела на окровавленного мужчину, неподвижно лежавшего рядом, потом достала свои документы и направилась к полицейским, чтобы объяснить, что произошло, в том числе причины, по которым она избила мужчину до полусмерти.
И это может стать концом не слишком специального агента Этли Пайн.
Пайн подошла к запертой двери своего офиса в Шеттерд-Рок, штат Аризона, ближайшего к Большому каньону города. Эта ландшафтная жемчужина являлась единственным природным чудом в мире, находившемся в Америке, и Пайн обладала юрисдикцией над всеми федеральными преступлениями, совершенными здесь. Ее помощница, Кэрол Блюм, сидела за письменным столом в маленькой приемной. Ей было немногим за шестьдесят, и она проработала в Бюро несколько десятилетий на самых разных должностях. Мать шестерых взрослых детей, которые жили довольно далеко, приходила на работу рано, а уходила поздно. Как-то она сказала Пайн, что ФБР теперь стало ее жизнью, а хобби у нее не имелось. Она была высокой и привлекательной, с неизменно безупречной прической, почти не пользовалась макияжем, не носила ювелирных украшений и предпочитала строгую одежду.
— Как прошла твоя тренировка? — спросила Блюм.
Обычно Пайн на рассвете занималась в небольшом зале в центре Шеттерд-Рок, куда любили приходить любители тяжелой атлетики, сторонники минималистского стиля. Здесь отсутствовали кондиционеры, модные устройства, никто не надевал костюмов из спандекса. Только грифы, огромные стальные блины, стонущие люди, с яростью поднимавшие тяжести.
И очень много пота.
— Сегодня утром у меня не получилось. Вчера я вернулась из Колорадо позднее, чем рассчитывала, и решила утром поспать подольше. Предыдущая ночь вышла беспокойной. И меня никак не отпускает тревога.
Блюм с беспокойством на нее взглянула.
— А в чем дело?
— Зайдем в мой кабинет, я расскажу «замечательную» историю. О, кстати, возможно, у тебя появится новый босс.
Лицо Блюм оставалось таким же спокойным. Пайн нравилось, что этой женщине никогда не изменяло хладнокровие. За долгие годы работы в Бюро она успела многое повидать.
— Хочешь кофе? — спросила Блюм.
— Кэрол, ты не должна варить мне кофе, — проворчала Пайн. — У нас вырабатывается неправильный стереотип.
— Нет ничего дурного в моем предложении сделать тебе чашку кофе. Вот, если бы ты потребовала кофе, я бы почувствовала себя иначе. Я помню множество агентов мужчин, которые не раз устраивали скандалы из-за этого правила.
— И что ты делала, когда такое случалось?
— Уделяла больше внимания их обучению.
Она подошла к кофеварке «Кьюриг», стоявшей на шкафу у стены, и включила ее, одновременно доставая кофе с полки.
Когда она вошла в кабинет Пайн с чашкой горячего кофе в руках, та уже сидела за письменным столом. Блюм поставила чашку рядом с ней, а сама села напротив своего босса.
Офис недавно отремонтировали, хотя Пайн и сказала строителям, чтобы они не трогали две вмятины на стене. Первая появилась там, когда человек, которого она допрашивала, попытался ее ударить. Он промахнулся, и его кулак врезался в стену. Вторая вмятина осталась после того, как Пайн швырнула посетителя головой в стену. Именно Блюм предложила ее не трогать, сказав, что такая картина стоит тысячи слов.
— Итак? — спросила Блюм. — Что произошло?
Пайн сделала глоток кофе.
— Пока я находилась в Колорадо, прозвучал «сигнал Эмбер». Я оказалась рядом и сумела догнать похитителя. И не дала ему сбежать с очаровательной маленькой девочкой по имени Холли.
— Но это же замечательно, агент Пайн. Тебя ждет награда. Какие тут могут быть проблемы?
— Ну, дело в том, что я немного увлеклась, когда пыталась взять его под контроль.
— Увлеклась? В каком смысле? — удивилась Блюм.
— Сейчас он в больнице, и, среди прочего, у него проломлен череп, — со вздохом ответила Пайн.
— Я уверена, ты сделала то, что была должна.
— На самом деле мне не следовало его избивать.
— А почему ты так поступила?
— Он попытался меня атаковать, и… весь мой негатив вырвался.
— Негатив?
— Я встречалась с Тором.
— Значит… возможно, ты атаковала Тора?
— Я могла остановиться. Мне следовало остановиться.
— Но ты же сказала, что он на тебя напал.
Пайн покачала головой.
— После того, как девочке уже ничего не угрожало, я сознательно обострила конфликт.
— Однако оценить твои действия в поле в такой момент будет совсем не просто.
— Бюро постоянно «оценивает» подобные действия, Кэрол.
— Это правда, — согласилась Блюм.
Послышался стук во внешнюю дверь, и женщины переглянулись.
— Волки уже у дверей? — спросила Пайн.
Через несколько минут Блюм привела в офис Пайн мужчину. Его звали Клинт Доббс, и он возглавлял ФБР в Аризоне. Ему было около пятидесяти, рост примерно шесть футов, приличное брюшко, седеющие волосы. Он находился настолько выше Пайн в иерархии, что она встречалась с ним только в тех случаях, когда происходила катастрофа. Она решила, что наступил именно такой момент. Однако ее удивило, что он приехал один. Обычно Доббс путешествовал в сопровождении нескольких агентов. «Интересно, почему сейчас все иначе», — подумала она.
Доббс сел на стул напротив Пайн, которая встала, как только увидела начальника. Когда Блюм поднялась, чтобы уйти, Доббс махнул рукой.
— Ты можешь остаться, Кэрол.
Блюм быстро взглянула на Пайн, но осталась стоять возле письменного стола.
Доббс бросил непроницаемый взгляд на Пайн.
— Садись, — сказал он.
— Полагаю, речь пойдет о том, что произошло вчера вечером, — сказала она.
— Нет, если только ты не успела вышибить мозги еще кому-нибудь, о чем мне пока неизвестно, — резко сказал он.
— Нет, сэр, — тихо ответила Пайн. — Всего одному.
Доббс кивнул.
— Парень, которого ты поймала, известный педофил, его зовут Клиффорд Роджерс. Он вышел из тюрьмы всего шесть месяцев назад. Выпущен досрочно, сидел за похищение и изнасилование девятилетней девочки. Провел за решеткой всего девятнадцать лет. Очевидно, судебная система рвется по швам. Адвокат грязного мерзавца уцепился за какую-то нестыковку и сумел добиться своего. Кроме того, Роджерс подозревается в убийстве восьмилетней девочки, совершенном через две недели после того, как он оказался на свободе. Однако ее тело найти не удалось, и его пришлось отпустить. На самом деле, речь идет еще о четырех жертвах, погибших более тридцати лет назад. Он настоящее чудовище, но закон никак не мог это доказать — за исключением обвинения в изнасиловании. Он похитил девочку, которую ты спасла, прямо с футбольного матча. Она была бы уже мертва, если бы ты не вмешалась. А теперь она дома, с семьей.
— Роджерс пришел в сознание? — спросила Пайн.
— Да.
— И?
— Он говорит, что ты избила его почти до смерти без всякой на то причины, — сказал Доббс.
— В самом деле?
— А что скажешь ты? — поинтересовался Доббс.
— Я делала свою работу. Быть может, слишком усердно.
— Понятно.
— Он считает иначе?
— Меня не слишком интересует, что говорит этот тип, — ответил Доббс, что удивило Пайн, ведь обычно ее начальник действовал в точном соответствии с инструкциями.
— Он подал на меня жалобу?
— Несомненно, собирается.
— Ну, он еще может передумать, — вмешалась Блюм.
Доббс бросил на нее пристальный взгляд.
— И что ты имеешь в виду, Блюм?
— Шесть лет назад, история со специальным агентом Вурхисом из Тусона.
— У тебя хорошая память, — заметил Доббс.
— Там было достигнуто взаимопонимание. Агент Вурхис сделал то, что следовало. И с тех пор принес немало пользы, — добавила Блюм.
— Что он сделал? — спросила Пайн.
— Скажем, пересек черту, — ответил Доббс, который некоторое время сидел с задумчивым видом. — Как тебе такой вариант: я поговорю с мистером Роджерсом и постараюсь убедить его, что подавать на тебя жалобу ему невыгодно?
— Я не хочу, чтобы вы приняли на себя ошибки, которые я совершила, — сказала Пайн.
— Именно по этой причине я предлагаю тебе такой вариант. Ты хороший агент. Я не хочу, чтобы эта история испортила твою карьеру.
— Вы думаете, Роджерс согласится? — спросила Блюм.
— Когда он попал в тюрьму в прошлый раз, то получил одиночное заключение, потому что попросил о нем, — сказал Доббс. — Если мы отправим его в общую зону с репутацией насильника и убийцы детей, он не продержится там и пяти минут. И он знает, что нам это по силам.
Блюм посмотрела на Пайн.
— Звучит, как хороший план.
— Однако обязательно должно быть внутреннее расследование, — заметила Пайн.
— Ты не воспользовалась оружием. Парень не умер. Роджерс не станет подавать жалобу. Насколько мне известно, мэр в Колорадо готов сделать тебя почетной гражданкой.
— Хорошо, — с сомнением сказала Пайн.
Доббс выпрямился.
— Но я не стану ходить вокруг да около, Пайн. Ты вышла за пределы допустимого. По моим понятиям, у тебя имелся последний козырь, и ты его только что сожгла.
— Из чего следует, что внутреннего расследования не будет? — уточнила Пайн.
— Верно. На этот раз.
Пайн опустила глаза.
— Я это ценю, сэр. Я… мне казалось, что последствия будут куда хуже, — сказала она.
Он погладил подбородок.
— Ты уже очень давно не брала отпуск, верно?
— Отпуск, сэр? Ну, на самом деле, у меня была возможность передохнуть…
— Нет, тогда был не настоящий отпуск. Ты это знаешь, и я знаю. Во время отпуска людям обычно не грозит смерть, причем несколько раз.
— Да, у меня давно не было отпуска.
— Я каждый год отправляюсь ловить рыбу на мушку. Ни разу ничего не поймал, но всегда получаю огромное удовольствие.
— И насколько долгим будет отпуск?
Доббс встал, застегнул пиджак и направился к двери.
— Настолько, насколько тебе потребуется, Пайн. Кстати, как прошел твой визит в тюрьму особо строгого режима Флоренс?
— Не слишком продуктивно.
— Ну, возможно, ты сможешь использовать свой отпуск с большей пользой. — Он замолчал и опустил глаза. — Мерзавец Роджерс напомнил тебе кого-то?
— Да, но только в одном аспекте.
— Дэниел Тор, вероятно, на несколько уровней выше.
— НБА против команды колледжа.
— Ну, он там на пожизненном. А ты нет. Однако, в некотором смысле, ты в таком же положении. Что ты сама думаешь?
— Я… очевидно, мне есть над чем поработать.
— Хороший ответ.
— И я полагаю, мне следует быть рядом, чтобы оказывать необходимую помощь, — вновь вмешалась Блюм.
Они посмотрели на нее.
— Это решать, Пайн, — медленно проговорил Доббс.
— Кэрол, ты не должна… — сказала Пайн.
— Нет, должна, — возразила Блюм.
— Ну, тут уж вы сами разбирайтесь. — Доббс кивнул женщинам и вышел.
Блюм смотрела на Пайн, а та на свою помощницу.
— Это произошло много лет назад, Кэрол, — сказала Пайн. — Очень много лет назад.
— Я видела, как ты раскрывала все дела, которые попадали на твой стол. Быть может, пришло время покончить и с этим.
— Я уже трижды навещала Тора, — напомнила Пайн.
— Однако полной уверенности в том, что он имеет отношение к исчезновению твоей сестры, нет, — заметила Блюм.
Пайн посмотрела на свои руки.
— Я… не знаю, способна ли на это, Кэрол.
— Ну, если ты позволишь, я считаю, что ты должна. Как сказал агент Доббс, ты только что сожгла свой последний козырь. И ты не можешь покинуть Бюро — так или иначе. Тебе было суждено стать агентом ФБР.
— Но это не твоя проблема, — сказала Пайн, вставая из-за письменного стола.
— Я твоя помощница. И намерена тебе помогать. Так и будет.
Пайн улыбнулась.
— Ты очень добра, — сказала она, и ее взгляд стал задумчивым. — Ну, в таком случае, нам нужно сложить вещи в дорогу.
— В дорогу? — Удивилась Блюм.
— Назад во времени, Кэрол. Назад во времени.
— Я не забыла, что мы собирались вернуться назад во времени, — сказала Блюм, — но у меня такое ощущение, будто мы действительно шагнули в прошлое.
Пайн вела взятый напрокат внедорожник, Блюм сидела рядом, на пассажирском месте. Они прилетели в Атланту, затем немногим больше двух часов ехали на юг, в округ Самтер, точнее, в Андерсонвилль, штат Джорджия, с населением в 250 человек. И сейчас проезжали по потускневшей главной улице маленького городка.
— Когда-то, в семидесятые, мэр и его соратники решили превратить Андерсонвилль в туристический город, вернув ему вид времен Гражданской войны. Мы на Черч-стрит, которая тогда была центральной улицей. Железнодорожные пути пересекали ее под прямым углом, по ним доставляли пленных в тюрьму Андерсонвилля — последнее путешествие для многих.
— Тюрьма находится где-то рядом? — спросила Блюм.
Пайн остановила машину и указала вдоль улицы.
— Видишь следы ног, нарисованные на асфальте? Они символизируют последнюю четверть мили, которую заключенные проходили до тюрьмы. Вероятно, самая длинная прогулка в их жизни.
Блюм содрогнулась.
— Как ужасно.
— Город выделил участок площадью в семь акров, носивший название Ферма Пионеров, — продолжала Пайн. — У них имелась кузница, тюрьма, коптильня и завод по переработке сахарного тростника, среди других аттракционов. Вот указатель, сообщающий: «Добро пожаловать в Андерсонвилль, городок времен Гражданской войны».
Блюм прочитала и кивнула.
— А еще парк жилых автофургонов и ресторан, — добавила она.
— В год городок посещают около восьмидесяти тысяч человек, так что план мэра оправдался, — сказала Пайн. — Скоро здесь состоится одно из главных событий года.
— И что же это будет?
— Инсценировки сражений Гражданской войны. Реконструкции, так их называют. Потом будет парад с марширующим оркестром, которой пройдет по главной улице. Солдаты, одетые в синее и серое. Будут играть другие оркестры, танцы под музыку кантри, хороводы, много еды и выпивки. Шумное веселье. На празднике продают форму, ружья, флаги, сабли, лоскутные одеяла и тому подобное. И заплатить нужно всего четыре доллара.
— Откуда ты все это знаешь?
— Написано вон на том плакате.
Они обменялись быстрыми улыбками.
— Значит, туристы приезжают сюда именно за этим? — спросила Блюм.
— Нет, еще, чтобы взглянуть на знаменитую тюрьму конфедератов, которая здесь находилась, — ответила Пайн.
— Посетить тюрьму? Это немного странно.
— Ну, эта тюрьма пользовалась самой печальной славой во времена Гражданской войны. Здесь умерло около тринадцати тысяч пленных Союза[313]. Также имеется Национальный исторический музей и огромное военное кладбище. Я читала, что тут находится что-то вроде центра пленных Гражданской войны. Начальника тюрьмы Генри Вирца повесили как военного преступника. — Пайн указала на высокий обелиск в центре улицы. — Это Монумент Вирца.
— Подожди минутку, преступник удостоился памятника?
— Его возвели «Объединенные дочери Конфедерации». Полагаю, они считали, что с Вирцем обошлись слишком жестоко, и он стал козлом отпущения. — Пайн немного помолчала. — Тор знает, что Вирца казнили. Он рассказал мне во время нашей первой встречи, когда я сообщила ему, что родилась возле Андерсонвилля.
— Значит, он был здесь? — уточнила Блюм.
— Да, когда пропала моя сестра, — сказала Пайн. — Он совершал убийства в Мейконе, Атланте, Колумбусе и Олбани. Вот почему мне пришло в голову, что он мог иметь отношение к исчезновению Мерси. А знал о Вирце потому, что читал обо мне перед тем, как я посетила его в первый раз. Возможно, именно тогда он многое про меня выяснил.
— Когда мы летели сюда в самолете, ты говорила, что после гипнотерапии он видится тебе в качестве похитителя твоей сестры?
Пайн кивнула.
— Но тут возникает проблема курицы и яйца. Я знала о существовании Тора до того, как прошла гипнотерапию. Вот почему это могло быть самореализовавшееся пророчество, когда я решила, что именно он похитил мою сестру. На самом деле, он указал на такую возможность во время нашей последней встречи. Но я и сама об этом думала.
Блюм содрогнулась.
— Я даже представить не могу, что оказалась бы в одном здании с таким существом, не говоря уже о том, чтобы с ним разговаривать.
— Он определенно обладает способностью забираться под кожу, — ответила Пайн. — Ловко переворачивает твои слова. Кажется нормальным, даже последовательным, хотя продолжает оставаться чудовищем.
— Жуткое дело. — Блюм вздохнула.
Пайн подумала об огромном мужчине, который так жестоко и страшно отнимал жизни у невинных людей.
— На самом деле, это сильное преуменьшение, — сказала Пайн.
— Так чем живет этот город? — спросила Блюм. — Неужели только туризмом?
— Нет. В шестидесятых открылась шахта и нефтеперегонный завод. Каждую неделю товарные поезда вывозили отсюда тысячи тонн бокситов.
— Бокситов?
— Здесь их нашли в белой глине. Компания «Малкоа» занимается разработкой шахты. Прежде они производили алюминий. Теперь используют руду для изготовления шлифовальных материалов и для гидравлических разрывов пласта, чтобы добраться до нефти и залежей газа. Сейчас благодаря этим разрывам бокситы стали выгодным бизнесом. — Она указала на фасад здания, мимо которого они проезжали. — Музей Гражданской войны «У мальчика-барабанщика». У них хранится форма, флаги, ружья и другие артефакты.
— Приятно видеть, что Гражданская война все еще остается для некоторых источником дохода, — сказала Блюм. — Там, где я выросла, нам о ней так подробно не рассказывали.
— Ну, на Юге это как вторая Библия, — сказала Пайн.
— А где именно ты жила? — спросила Блюм.
— Я покажу.
Дорога, ведущая к ее старому дому, осталась прежней, по большей части, грунтовой, извилистой и пустой, с множеством выбоин.
Блюм огляделась по сторонам. За последнюю милю они не видели ни одного дома.
— А как вы с Мерси развлекались? — спросила она. — Не думаю, что вам часто устраивали детские праздники.
— И у нашей мамы не было машины. Отец ездил на единственной нашей машине на работу на шахту. Поэтому мы ходили пешком. А когда стали старше, на велосипедах. Большую часть времени мы играли во дворе. На выходных мама возила нас в Америкус, где мы покупали продукты на неделю и другие мелочи. Школьный автобус забирал нас прямо здесь, — сказала Пайн, указывая на место перед старым расползшимся дубом. — Мерси исчезла, когда мы учились в первом классе.
У Пайн перехватило в горле, она закашлялась, сбросила скорость, сняла темные очки и смахнула слезы.
— Как давно ты отсюда уехала? — осторожно спросила Блюм.
Пайн ответила не сразу, постепенно пришла в себя и снова надела очки.
— Мы переехали довольно скоро после похищения Мерси. С тех пор я здесь не бывала.
— Ни разу?
Пайн покачала головой.
— У меня не было причин возвращаться, Кэрол.
— Пожалуй, я тебя понимаю. — Блюм ободряюще положила ладонь на плечо Пайн. — Ты говорила, что твой отец совершил самоубийство?
— В мой день рождения. Он засунул дробовик в рот и нажал на спусковой крючок.
— В твой день рождения, — повторила Блюм. — Как ужасно!
— Полагаю, таким странным способом он хотел дать понять, что он обо мне думал. Дело в том, что мои родители винили себя за то, что случилось с Мерси. А потом стали обвинять друг друга. Именно по этой причине они разошлись. Не вызывало сомнений, что оба были пьяны и под наркотиками в тот момент, когда Мерси похитили, а на меня напали.
— Какая же невыносимая вина их наполняла, — покачав головой, сказала Блюм.
Они описали дугу вокруг полуразрушенного дома из бруса, стоявшего в конце грунтовой дороги.
— Он выглядит заброшенным, — заметила Блюм.
— Но это не так, — возразила Пайн и показала на древний «форд», припаркованный за домом.
Он выглядел почти полностью проржавевшим. На крыльце спал толстый черный лабрадор с широким коричневым ошейником.
— Неужели здесь действительно кто-то живет? — спросила Блюм. — Складывается впечатление, что ветер и дождь разрушили дом.
Пайн нахмурилась.
— А сколько разрушенных домов ты видела в глухомани Аризоны? — спросила она. — Люди живут всюду, где только можно.
— Это правда, — не стала спорить Блюм.
Они остановились у маленького двора, вышли из машины, и Пайн окинула взглядом единственный дом, в котором она жила в свои первые шесть лет. Он показался ей меньше, чем она помнила, но ведь так всегда бывает?
Входная дверь была открыта, крыльцо просело из-за сгнившего дерева и силы тяжести. Стекло в одном из окон треснуло, а рама покоробилась. Краска повсюду облупилась. Дворик был завален мусором. Из старой бочки объемом в пятьдесят галлонов торчали какие-то обломки. Очевидно, в ней сжигали мусор.
Собака зашевелилась, медленно поднялась на изуродованные артритом лапы и дважды слабо гавкнула. Морда лабрадора стала серой от старости и, казалось, пес едва держится на ногах.
— Привет, приятель, как поживаешь? — успокаивающе сказала Пайн.
Она медленно подошла к собаке, протянув кулак, позволила себя обнюхать, потом почесала лабрадора за ушами, и тот лизнул ее в ответ.
Пайн уселась на крыльцо, посмотрела по сторонам и погладила собаку по голове, Блюм встала рядом с ней.
— Интересно, кто здесь теперь живет? — проговорила она.
— Так я.
Они повернулись и увидели мужчину, который появился из-за дома. В руках он держал двуствольный дробовик «Ремингтон» двенадцатого калибра, который был направлен прямо на женщин.
Пайн встала с крыльца.
— Вы действительно здесь живете? — спросила она.
Ее глаза оставались спокойными, но она не сводила их с мужчины, а правая рука скользнула к оставшемуся в кобуре «Глоку».
Мужчина был высоким и худым, и, несмотря на седые волосы и бороду, казалось, будто он высечен из гранита. Изо рта торчала сигарета. Голову украшала пропотевшая ковбойская шляпа, из-под нее торчали непокорные пряди снежно-белых волос. Над лицом немало поработали солнце и ветер, глубокие морщины избороздили щеки и лоб. Пайн решила, что ему сильно за шестьдесят, что противоречило крепким, как канаты, мышцам, которые не скрывала рубашка с коротким рукавом. Выцветшие джинсы плотно сидели на длинных ногах и узких бедрах. Пара старых сапог чудом держалась на ногах.
— Так и есть, из чего следует, что вы нарушаете право собственности, — сказал мужчина.
— Я жила в этом доме, — сказала Пайн, оглядываясь через плечо.
Мужчина немного опустил дробовик.
— Когда? — уточнил он.
— С середины восьмидесятых.
Он оглядел ее более внимательно.
— Должно быть, вы были тогда ребенком, — заметил он.
— Я и моя сестра.
Он посмотрел на Блюм.
— А это ваша мать?
— Нет, мой друг.
— Ну, и что вы здесь делаете? Осматриваете достопримечательности? Здесь нет ничего интересного. Кладбище и старая тюрьма конфедератов.
— Я вернулась, чтобы взглянуть на свой старый дом. Как долго вы здесь живете?
— Около трех лет. А кто вы такие?
— Я Этли Пайн. Это Кэрол Блюм.
Блюм продолжала изучать мужчину.
— А как зовут вас? — спросила она.
— Сайрус Таннер. Друзья называют меня Сай.
— Могу я называть вас Сай, хотя мы не являемся друзьями? — спросила Блюм. — И не могли бы вы направить дробовик в какую-нибудь другую сторону? У нас с подругой крепкие нервы, но с оружием иногда происходят несчастные случаи.
— Что? О, прошу меня простить. — Он опустил дробовик и бросил на них нервный взгляд.
— Чего вы хотите?
— Просто осмотреться, — ответила Пайн. — Ностальгия, в чистом виде. Вы из Андерсонвилля?
— Нет, из Алабамы, а до того — Миссисипи, — ответил Сайрус.
— Значит, вы купили этот дом? — спросила Пайн.
Он рассмеялся.
— Проклятье, у меня не было денег на дом, даже такой полуразрушенный. Нет, я его арендую. — Он показал на толстого старого лабрадора, который улегся на землю. — Я и Роско. Верно, приятель?
Роско вяло показал желтые зубы, как будто обрадовался, услышав свое имя.
— Мы с Роско партнеры уже много лет. Лучший друг из всех, что у меня были. Превосходит в этом отношении людей.
— Вы не против, если я немного осмотрюсь? — спросила Пайн.
Сайрус бросил на нее быстрый взгляд.
— Тут не на что смотреть, — сказал он.
— Вы работаете на бокситовом руднике? — спросила Блюм.
Теперь он бросил быстрый взгляд на нее.
— На руднике? Нет, я выполняю здесь мелкую работу. Хорошо разбираюсь в двигателях и тому подобных вещах. И еще могу починить все, что требуется лудить. За все беру наличными. Не люблю платить налоги. А так мне хватает, и у меня нет задолженностей по счетам. И у нас с Роско есть крыша над головой. А чем вы зарабатываете на жизнь?
Пайн достала значок.
— Я агент ФБР. Кэрол моя помощница.
Таннер в изумлении на них уставился.
— Федералы? Послушайте, относительно налогов…
— Я не имею отношения к Налоговой службе, и меня не интересует ваша философия относительно выплаты налогов. Или невыплаты.
— Ну ладно, — пробормотал он, однако сомнения так и остались у него на лице. — И зачем вы приехали сюда на самом деле? Не думаю, что это официальный тур по местам Гражданской войны, — добавил он со слабой улыбкой.
Прежде, чем ответить на вопрос, Пайн посмотрела на Блюм, потом вновь перевела взгляд на Сайруса.
— Мою сестру похитили из этого дома почти тридцать лет назад. Преступника так и не нашли. Сестру тоже. И вот я здесь, чтобы узнать правду.
Сигарета едва не выпала изо рта Сайруса.
— Срань господня, значит, вы говорите правду? — пробормотал он.
— Полную правду, — ответила Пайн.
Он посмотрел на дом.
— Я ничего об этом не знал, когда здесь поселился.
— Вы и не должны были знать.
— Вы сказали, что ублюдка так и не удалось поймать?
— И найти мою сестру.
— Значит… вы здесь, чтобы отыскать улики и все такое? Но прошло столько времени.
— Я здесь не для судебной экспертизы, если вы это имели в виду. Просто я хочу осмыслить то, что здесь произошло. И я подумала, что приезд сюда будет разумным первым шагом.
Сайрус положил дробовик на крыльцо.
— И вы хотите осмотреть дом?
— Это было бы замечательно. Вы уверены, что хотите оставить здесь дробовик?
— Проклятье, он даже не заряжен. Я его держу для вида. Ну, вы понимаете, отпугнуть кого-то, если потребуется.
— Здесь бывает много чужаков?
— В основном, молодежь, которая ищет место для выпивки и секса. Я ничего не имею против, но только не в моем доме.
Он провел их в гостиную. Оборванные обои свисали со стен длинными полосами, но в комнате имелось два больших предмета: желто-зеленое кожаное кресло и приставной столик с массивным старым телевизором; на грязном ковре виднелись следы мочи.
— У Роско проблемы с почками, — смущенно проговорил Таннер, когда его взгляд упал на пятна.
— А как здесь принимает телевизор? — спросила Блюм.
— Паршиво. Но я с ним сражаюсь. Иногда удается кое-что посмотреть. Главным образом, спорт. — Сайрус усмехнулся. — А, если передают новости, я просто выключаю звук. Они наводят ужасную тоску.
Пайн воспользовалась моментом, чтобы осмотреть комнату. Ей было трудно представить, что когда-то она здесь жила. Все здесь казалось ей совершенно чужим.
— А где вы с сестрой спали? — спросила Блюм.
Пайн указала в сторону лестницы.
— Наверху.
Таннер повел их к старым поцарапанным ступенькам из клееной фанеры, даже не покрытых ковром.
Теперь с каждым шагом Пайн все больше приближалась к той ужасной ночи 1989 года. Лестничная площадка перед дверью спальни приняла ее разум и душу и чуть ли не тело, возвращая их в то время. Она мгновение смотрела на закрытую дверь, словно та действительно могла оказаться порталом в другую вселенную, где она найдет ответы на все вопросы.
Только не ставить планку слишком низко.
— Вы можете войти, мадам, — предложил Таннер. — Там ничего нет. Я сплю на раскладном кресле внизу. Тут нет кровати.
Пайн вцепилась в дверную ручку так, словно только это и привязывало ее к земле, повернула ее и открыла дверь. Как только она вошла, комната и она сама переместились в конец восьмидесятых, к самому худшему моменту ее жизни.
Она мысленно увидела кровать, прикроватную тумбочку, дешевый светильник, комод, на нем они с Мерси держали кукол. И квадратный коврик с нарисованным маленьким пони из мультика. Крошечный шкафчик, где висела их немногочисленная одежда. Синий мячик, Пайн любила его пинать и бросать, и платье маленькой балерины, которое Мерси обожала — балерина и более женственная из них двоих. Она носила платье, не снимая, и оно становилось невероятно грязным — белое превращалось в коричневое, и матери приходилось забирать его посреди ночи и стирать в раковине, потому что другого способа не было.
И, наконец, единственное окно в комнате. Через него Тор или кто-то, похожий на него, забрался внутрь и зажал руками в перчатках маленьким девочкам рты. А потом зазвучала считалка, сопровождавшаяся постукиванием по лбу каждой. Выбор пал на Мерси, кулак опустился на голову Пайн, проломил ей череп, и она осталась лежать — возможно, похититель решил, что она мертва. Утром к ним с трудом поднялась мать, покачиваясь от похмелья и травки. И тут только она узнала, что одна ее дочь исчезла, а другая находится на пороге смерти.
Поездка на машине скорой помощи в больницу, склоненные встревоженные лица, абсолютно белый потолок машины — быть может, первый взгляд на Небеса — бег врачебного персонала с каталкой по больнице. Укол иглы, анестезия, потеря сознания, операция на черепе, хотя она, конечно, не могла об этом знать, а потом долгое, пугающее выздоровление. Пугающее, потому что она не понимала, что с ней произошло.
Возращение домой, где Пайн обнаружила, что Мерси все еще нет, а ее родители безутешны. Они были не в состоянии говорить о другой дочери, не выпускали Пайн из вида, но не имели сил ее обнять или поговорить о том, что случилось. Тяжелая туча вины повисла над их уменьшившейся семьей.
— Агент Пайн?
Пайн оторвалась от воспоминаний — примерно так она приходила в себя после операции — мгновенно проснулась, ее переполняло любопытство, но была все еще сбита с толку, словно слишком быстро поднялась с большой глубины, и внутри у нее находилось нечто потенциально опасное.
Блюм с тревогой на нее смотрела.
— Ты в порядке? — спросила она.
Пайн кивнула.
— Просто кое-что вспомнила.
— Полезное?
Пайн пересекла комнату, подошла к окну и посмотрела вниз.
— Лестница, — ответила она. — Похитителю требовалась лестница, чтобы сюда забраться.
— Лестницу удалось найти? — с любопытством спросил Таннер.
— Нет, — ответила Пайн. — Насколько мне известно. Мне было шесть лет. Полиция со мной практически не разговаривала. Во всяком случае, после того, как они поняли, что я не могу им помочь.
— А подозреваемые были? — спросила Блюм.
— Мой отец стал первым и, пожалуй, единственным, — ответила Пайн.
Блюм и Таннер переглянулись.
— Вы думаете, он мог сделать такое со своими детьми? — спросил Таннер, который явно в это не верил.
— Нет. Это не отец. Я бы его узнала. И зачем ему было влезать в окно? Тем вечером они выпивали и курили травку. Он не сумел бы подняться на второй этаж по ступенькам, не говоря уже о лестнице. И я видела, как мужчина забрался в окно, но тогда не смогла его описать.
— Но полиция тебе не поверила, — сказала Блюм. — Они продолжали считать твоего отца подозреваемым?
— Именно по этой причине нам пришлось отсюда уехать, — сказала Пайн. — Все в городе думали, что это сделал он, хотя против него не существовало никаких улик.
— Ваш отец?
— Он мертв.
— А мама?
Пайн не стала отвечать сразу. В некотором смысле, тайна матери заслоняла собой даже исчезновение Мерси, во всяком случае, в ее глазах. Блюм с любопытством посмотрела на нее, но Пайн, казалось, ничего не заметила.
— Я бы не хотела об этом говорить, — наконец, сказала Пайн.
Она закрыла окно после того, как, покопавшись в памяти, вернулась в ту ночь, чтобы попытаться подтвердить для себя, что именно Дэниел Тор влез в окно. Результат получился таким, как она и предполагала: уверенности у нее не появилось.
Они спустились вниз, Пайн присела на крыльцо и погладила Роско по голове.
— Вы ему нравитесь, — одобрительно сказал Таннер. — Роско хорошо разбирается в людях. Так уж получается, что, когда я привожу сюда тех, кто не вызывает у него симпатии, они больше не возвращаются. Да, старина Роско помогает мне не принимать глупых решений, и теперь я совершаю заметно меньше неразумных поступков.
— Да, такой Роско не помешал бы мне много лет назад, — призналась Блюм.
Они с Таннером обменялись многозначительными взглядами.
— Спасибо, что позволили осмотреть дом, — сказала Пайн, поднимаясь с крыльца.
— Вы собираетесь долго пробыть в городе? — спросил Таннер.
— Столько, сколько потребуется, — ответила Пайн.
— Ну, тогда мы можем еще встретиться. Мы с Роско почти каждый день едим в маленьком кафе на главной улице. Оно называется «Темница» — в честь тюрьмы, наверное. Хорошая кухня и дешевое пиво.
— В таком случае, мы можем там встретиться, — сказала Блюм.
Таннер приподнял шляпу, прощаясь, полностью открыв густые волнистые волосы, и широко улыбнулся.
Они сели во внедорожник и поехали обратно в город.
— Мне всегда было интересно, что стало с ковбоем Мальборо, — сказала Пайн. — Теперь я знаю.
— А он симпатичный, — заметила Блюм, глядя в зеркало заднего вида на стоявшего у дома Таннера. — Настоящая грубая мужская красота. Могу спорить, он выкуривает две пачки в день, а это все равно, что восемь для двадцатилетнего.
— Если он хочет сохранить здоровье, ему следует бросить курить, — сказала Пайн.
— Ну, это только усиливает его загадочность плохого парня.
— Тебе следует себя контролировать, Кэрол.
— Я всегда держу все под контролем, агент Пайн. Это неизбежно становится привычкой любой матери шестерых детей. И, если тебе удается сохранить разум, бояться больше нечего.
— Я тебя проверяла.
— Значит, ты не хочешь говорить о своей матери?
Пайн собралась что-то ответить, но в последний момент передумала. Казалось, она изменила внутреннее отношение к этому вопросу.
— Я знаю, что стало с моим отцом, — наконец, ответила Пайн. — Но мне ничего неизвестно про мать.
— Ты хочешь сказать, что не знаешь, как она умерла?
— Мне кажется, что моя мать еще жива.
— Но ты не знаешь, где она сейчас?
— Верно.
— А ты пыталась ее найти?
— Много раз. И терпела неудачу.
— Но ты же агент ФБР. Как такое может быть?
— Хороший вопрос, Кэрол. Хороший вопрос.
Они заказали номера с завтраком в мотеле, который находился рядом с центром Андерсонвилля — большой старый дом, перестроенный, чтобы принимать гостей. Он назывался «Коттедж».
Обычно Пайн брала с собой мало вещей — была из «односумочных». Но в эту поездку взяла второй небольшой чемодан. Пайн поставила его на кровать, открыла и посмотрела на странный набор предметов, аккуратно сложенных внутри.
Там лежали — вместе с фотографией с Мерси — все, что осталось от ее родителей. Галстук-бабочка отца. Цепочка для ключей с логотипом компании, добывавшей бокситы. Дюжина подставок для бокалов, которые они с Мерси использовали в качестве импровизированных шашек. Лавандовая расческа матери. Кольцо и пара сережек, обычная бижутерия, но драгоценная для нее. Маленький сборник стихов. Перочинный нож отца с инициалами. Книжка комиксов с «Чудо-женщиной». Треснувшая чашка.
И еще… она достала маленькую куклу с вмятинами на лице, оставшимися после того, как она полежала в чемодане, и поправила прядь фальшивых волос, чтобы они не закрывали правый глаз. Это была ее кукла Скитер из «Маппет-шоу».
У Мерси была такая же, только ее звали Салли. Пайн хотела, чтобы Мерси назвала свою куклу Скутер, потому что Скитер была его сестрой-близнецом. Но Мерси даже слышать об этом не хотела из-за того, что Скутер был мальчиком. Пайн улыбнулась детским воспоминаниям.
Довольно давно она едва не выкинула эти вещи. Но в последний момент что-то ее остановило, хотя Пайн не понимала, что именно. Она медленно сложила все обратно в чемодан и застегнула молнию.
Она встретилась с Блюм в гостиной, и они отправились обедать в кафе «Темница», которое им порекомендовал Таннер.
Они пешком дошли от «Коттеджа» до главной улицы, привлекательной своей необычностью, но немного неухоженной. Вечер выдался приятный и прохладный, и вокруг было множество гуляющих. Пайн поняла, что многие из них туристы, потому что они постоянно брались за фотоаппараты или чаще за телефоны и фотографировали витрины магазинов, оригинальные дома, скульптуры или знаки, попадавшиеся у них на пути.
Когда Пайн и Блюм подошли к кафе «Темница», они увидели веселую вывеску с силуэтом мужчины, сидящего за решеткой, и разноцветный навес над входом. Надпись старинным шрифтом в окне сообщала:
ХОРОШАЯ КУХНЯ ЗА ЧЕСТНУЮ ЦЕНУ,
И НЕ ТРЕБУЕТСЯ СИДЕТЬ В ТЮРЬМЕ.
Они вошли внутрь, молодая женщина со светлыми волосами, собранными в хвост, черной блузе, доходившей до бедер, темных джинсах и балетках проводила их к столику, и они принялись изучать меню, в котором имелся богатый выбор говядины и овощей. Пайн также заказала разливное пиво, а Блюм джин с тоником.
— Симпатичное место, — сказала Блюм, оглядывая полный зал. — Складывается впечатление, что здесь обедает чуть ли не весь Андерсонвилль.
— Я думаю, сюда редко заходят туристы, — добавила Пайн.
Они сделали заказ официантке с мрачным голосом, усталым лицом и седыми волосами.
— Ты хорошо помнишь город? — спросила Блюм, когда они принялись за выпивку.
— Не слишком, — ответила Пайн. — Этого заведения здесь не было. И мы не часто ездили в Андерсонвилль. Однако он изменился не так уж сильно, во всяком случае, насколько я помню. Не думаю, что тогда в городе процветал туристический бизнес, посвященный Гражданской войне, но, даже если что-то и было, то совсем не так активно.
— Ну, каждый город должен использовать то, что у него есть. Маленькие местечки просто стараются выжить.
— Маленькие местечки созданы для людей, пытающихся выжить.
Позднее, когда они уже почти закончили есть, появился Сай Таннер, который окинул взглядом зал. Его сопровождала пожилая женщина. Он заметил Пайн и Блюм и поспешил к их столику вместе с женщиной, медленно шедшей за ним.
Блюм ему улыбнулась.
— Привет, Сай, а где Роско?
Он улыбнулся в ответ и приподнял шляпу.
— Привет, Кэрол. Старина Роско остался снаружи, жует резиновую кость и выступает в качестве неофициального зазывалы. — Потом он повернулся к пришедшей вместе с ним женщине. — Это Агнес Ридли. — Он выжидательно посмотрел на Пайн. — Она помнит вашу семью, агент Пайн.
Пайн бросила на женщину любопытный взгляд. Ей было сильно за семьдесят, сквозь редкие седые волосы проглядывала розовая кожа. Маленькая, пухлая, с добрым лицом, одета во фланелевую рубашку, потертые джинсы и неуклюжие ортопедические туфли белого цвета. В голубых глазах за стеклами очков в роговой оправе поблескивали оттенки серого.
— Пожалуйста, присаживайтесь, миссис Ридли, — предложила Пайн.
— Мне бы не хотелось вам мешать, — извиняющимся голосом ответила Ридли.
— Вы нам не помешаете. Пожалуйста, мы уже практически закончили.
Они уселись за столик, и Пайн снова внимательно посмотрела на женщину.
Ридли тоже не спускала с нее глаз, полных робкого удивления, словно она не могла поверить, что перед ней действительно Этли Пайн.
— Наверное, вы меня не помните, — наконец, заговорила Ридли. — А я видела, как вы росли. Вы и ваша сестра были высокими.
— Я пытаюсь вас вспомнить, но…
— Ну, вы не называли меня тогда миссис Ридли, — сказала пожилая женщина. — Вы говорили «мисси Агги».
В глазах Пайн появилось понимание.
— Теперь я вспоминаю, — сказала она.
— Как мило, — ответила довольная Ридли. — Мы жили в нескольких милях отсюда, но здесь, в округе Самтер. Я познакомилась с вашей матерью в церкви. У меня не было своих детей, поэтому я часто приходила посидеть с вами и вашей сестрой.
Глаза Пайн широко раскрылись.
— Со мной и Мерси?
— Да, дорогая. И я хорошо знаю имя Этли. У меня была тетя с таким именем. Мы называли вас Ли. Но я не знала ни одного человека по имени Мерси.
— Меня называли «Ли» до тех пор, пока я не отправилась в колледж.
Лицо Ридли сморщилось.
— Вы были удивительной парой, — сказала она. — Никогда не разлучались. И никто не мог отличить вас друг от друга.
Блюм посмотрела на Пайн.
— Однояйцевые близнецы, — сказала Блюм. — Я не знала. Ты никогда не говорила. — В ее голосе прозвучала легкая обида.
— Я… никогда не могла спокойно об этом говорить. — Пайн помолчала, и выражение ее лица смягчилось. — У моей сестры вот здесь была крапинка, — продолжала она, прикоснувшись к щеке рядом с носом. — А у меня нет. Мерси говорила, что Бог ее поцеловал, потому что она появилась на свет первой, и поцелуй превратился в крапинку.
— Звучит чудесно, — сказала Блюм.
Пайн повернулась к Ридли.
— Значит, вы помните моих родителей? — спросила она.
Улыбка Ридли погасла.
— Я знала и очень любила вашу маму, Ли. — Она тут же поправилась. — Я хотела сказать, Этли.
— Ли меня вполне устроит, миссис Ридли.
— Конечно, я была старше. Но мы с вашей матерью дружили. Джулии приходилось много работать, чтобы сводить концы с концами, она выполняла самые разные поручения и посещала встречи, поэтому ей требовалась приходящая няня. А вашего отца я знала не слишком хорошо. Но он, конечно, любил своих маленьких девочек.
— Но как моя мама попадала в разные места? — спросила Пайн. — Ведь, насколько я помню, у нее не было машины.
— Я позволяла ей брать мой старый пикап «Додж», — ответила Ридли. — На нем я обычно приезжала. Она не могла платить много, и я редко просила деньги. У моего мужа была хорошо оплачиваемая работа. Мы ни в чем особо не нуждались. — Она замолчала, и ее лицо сморщилось еще сильнее, как цветок, превращающийся обратно в бутон. — Моя «плата» состояла в общении с вами.
— Как жаль, что я не жила рядом, — вмешалась Блюм. — У меня шестеро детей, и все, конечно, когда-то были младше двенадцати. Большую часть времени я себя чувствовала так, будто попала под грузовой поезд.
— А вы помните, что тогда произошло? — спросила Пайн, не сводившая глаз с Ридли.
Пожилая женщина медленно кивнула головой.
— Да, помню. Это очень сильно ударило по жителям города. Никогда прежде здесь не случалось ничего подобного. И, благодарение Господу, потом тоже.
— А что вы можете рассказать о тех событиях? — спросила Пайн. — Я была очень маленькой, и в моих воспоминаниях много пробелов. К тому же взрослые не говорили со мной о похищении сестры.
— Ну, я уверена, что они очень тревожились из-за того, как случившееся на вас повлияло. Я ходила в больницу, чтобы помочь вашей матери. Она практически не отходила от вас, пока вы там находились.
— Я помню, как проснулась и увидела маму.
— Она была совершенно уничтожена. Потеряла одну дочь и едва не лишилась второй. Я не знаю, понимаете ли вы, насколько были близки к смерти, Ли.
— Нет, я не знала. А что относительно исчезновения Мерси?
— Наверное, вам известно, что полиция находилась в таком же недоумении, как и все мы.
— Шериф Дальтон из округа Мейкон. Конечно, я не запомнила его имя. Просто потом посмотрела документы.
— Он уже умер, но один из его помощников стал шерифом в Мейконе.
— Какой именно?
— Дейв Бартлс. Он одним из первых приехал на вызов вашей матери по девять-один-один. Я знаю, потому что Джулия позвонила мне, и я сразу бросилась к вам. Сейчас он уже собирается на пенсию.
— Но мы ведь находимся в округе Самтер, — заметила Блюм. — Почему этим делом занималась полиция Мейкона, а не городская?
Пайн посмотрела на Блюм.
— У Андерсонвилля нет собственной полиции. За город отвечает департамент шерифа округа Самтер. Мы жили совсем рядом с границей округа Мейкон, поэтому расследование вел департамент шерифа Мейкона.
Ридли кивнула.
— Они призвали на помощь полицию штата. И ФБР.
— Потому что это было похищение, — объяснила Пайн.
— Да, наверное, — сказала Ридли. — Сай говорил мне, что вы работаете в ФБР. Я… полагаю, вы стали агентом в том числе из-за того, что случилось с вашей сестрой.
— Да, вы правы.
Возможно, даже в большей степени, чем я сама думала.
Ридли тяжело вздохнула, не спуская глаз с Пайн.
— Ну, если коротко, полиция считала, что это сделал ваш отец, — сказала она.
— Я говорила им, что это был не он.
— Я знаю, что ваш отец не имел никакого отношения к похищению. На самом деле у них не было никаких улик против Тима, а потом вы уехали.
— Не думаю, что у нас оставался выбор. Моего отца уволили из шахты. Мы бы здесь не смогли выжить.
— Дело в том, Ли, что вся ваша семья исчезла посреди ночи.
— Я помню, что мы уехали очень быстро однажды ночью, но вы хотите сказать, что мои родители никого не предупредили?
— Нет, никто ничего не знал. Сегодня вы были здесь, а назавтра — исчезли. Это произошло всего через несколько месяцев после того, как вас выписали из больницы. Я пришла к вам, чтобы вас проведать, и обнаружила, что дом опустел. У вас было совсем немного вещей, но там не осталось совсем ничего. Только несколько предметов мебели. Должно быть, ваши родители арендовали большой трейлер или что-то в таком же роде. Я не верила своим глазам. Они не оставили даже записки. Никому не сказали ни слова. И с тех пор никогда со мной не связывались.
Пайн задумчиво покачала головой.
— Я не знаю, почему они так поступили, — тихо проговорила она.
— Сай сказал, что ваш отец мертв, — продолжала Ридли. — Мне очень жаль. Как я уже говорила, я плохо знала Тима. Но он мне нравился. А Джулия жива?
— Я… не уверена, — ответила Пайн.
Ридли заметно удивилась.
— Вы не общались с ней в последнее время? — спросила она.
— Я не видела ее много лет.
— А родители ничего тебе не объяснили, когда вы отсюда уехали? — вмешалась Блюм, которая видела, как неловко чувствует себя Пайн. — Хотя бы куда вы направляетесь?
— Я помню новый дом, потом я начала ходить в школу и узнала, что нахожусь в Южной Каролине. Примерно в пятидесяти милях от Колумбии.
— Боже мой, — пробормотала Ридли.
— Мне было всего шесть. Вероятно, родители считали, что для меня не имело значения, где жить, — немного смущенно сказала Пайн. — А после этого мы переезжали еще несколько раз.
— Пока они не развелись? — спросила Блюм.
— Да.
Не вызывало сомнений, что ей не хочется обсуждать свое прошлое с двумя незнакомыми людьми и даже с Блюм.
Все молчали, Пайн смотрела в стол, чувствуя, как ее лицо заливает краска.
— Полагаю, вы вернулись, чтобы выяснить, что тогда произошло? — наконец спросила Ридли.
— Мне следовало так поступить много лет назад, — ответила Пайн.
Ридли некоторое время на нее смотрела.
— Ли, а ты когда-нибудь слышала фразу: «Не буди спящую собаку»? — тихо спросила она, переходя на «ты» и бросив нервный взгляд на Таннера.
— Слышала, конечно. — Пайн кивнула. — Но к данной проблеме она не относится.
— Почему?
— Потому что моя сестра, возможно, еще жива.
— Ты… действительно так думаешь? После стольких лет?
— Да, шансов очень немного. Но в моей жизни мне довольно часто удавалось добиться успеха, когда шансов было совсем мало.
Ридли оглядела ее с головы до ног.
— Пожалуй, мне понятен такой подход, — кивнула она. — Иными словами, ты хочешь узнать правду. Какой бы она ни оказалась.
— Верно, — подтвердила Пайн.
— А что, если правда состоит в том, что это сделал твой отец?
— Тогда мне придется принять этот факт. Но не сейчас.
— И как вы намерены искать негодяя? — вмешался Таннер.
— Существует стандартный протокол расследования старых нераскрытых дел, — ответила Пайн. — Начинать следует с изучения уже имеющихся архивных записей, искать несоответствия, которые никто не заметил прежде.
— Значит, вы намерены поговорить с Дейвом Бартлсом? — спросил Таннер.
— Да, — кивнула Пайн и посмотрела на Ридли.
— Уже многие знают, что ты вернулась в город, — сказала та.
— С того момента, как мы остановились в «Коттедже»? — спросила Блюм.
— Хозяйку зовут Глэдис Грэм, а она любит посплетничать, — с улыбкой сказала Ридли. — Вот только теперь она больше не Глэдис. Кажется, ей не слишком нравилось это имя. — Ридли рассмеялась. — Взгляните на меня. Многие ли родители в наше время называют детей Агнес?
— И как ее зовут теперь? — поинтересовалась Пайн.
— Лорен, — ответила Ридли.
— А второе имя?
— Нет, только одно. Наверное, она решила, что это будет здорово — ну, вы знаете, как у известного модельера с седыми волосами.
— Вы имеете в виду Ральфа Лорена? — спросила Блюм.
— Да, речь о нем, — кивнула Ридли. — Она все сделала по закону. Так или иначе, нам здесь не требуются социальные сети. Глэдис — это «Фейсбук» и «Твиттер» в одном флаконе. — Ридли положила маленькую пухлую ладонь на руку Пайн. — Дорогая, ты действительно хочешь нырнуть в прошлое?
Пайн бросила яростный взгляд на старую женщину.
— Не думаю, что у меня есть выбор, если я хочу иметь будущее.
Пайн и Блюм шли через вестибюль «Коттеджа», когда услышали незнакомый голос:
— Думаю, вы меня не помните.
Они обернулись и увидели, что к ним направляется женщина на вид лет сорока пяти, стройная и хорошенькая, с коротко подстриженными рыжими волосами, она шла легко и пружинисто. Темно-зеленые брюки красиво контрастировали с волосами, тонким черным поясом, белой блузкой с открытой шеей и туфлями на высоком каблуке.
— Меня зовут Лорен Грэм, — представилась женщина, протягивая Пайн руку. — Я училась в средней школе, когда вы и ваша семья здесь жили. Извините, что меня не было, когда вы регистрировались в мотеле.
Пайн пожала ей руку.
— Боюсь, я вас действительно не помню.
— Тут нет ничего удивительно, вы были тогда совсем маленькой.
Две женщины с некоторым смущением смотрели друг на друга, продолжая стоять совсем рядом.
— Полагаю, город представляется вам чем-то сюрреалистическим, — проговорила Грэм.
— Ну, мне показалось, что он не слишком изменился.
— В некоторых отношениях, да. Но есть аспекты, в которых произошли заметные перемены.
Пайн кивнула и подхватила мысль.
— Наверное, все места меняются, хотим мы того или нет, — сказала она, откашлялась и перешла на более деловой тон: — Вы бывали у нас дома, когда мы здесь жили?
— Я помогала вашей матери со стиркой, иногда ходила за покупками. Однако вас с сестрой я видела не слишком часто. От случая к случаю, даже не каждую неделю. Но я была рада, что получила работу.
— За обедом я встречалась с Агнес Ридли.
— Да, все верно. Она работала няней у вас с Мерси.
Пайн было странно слышать, что о ее сестре говорят так, словно она прожила свою жизнь, как и все остальные.
— Я удивилась, когда узнала, что вы вернулись, — призналась Грэм. — Когда ваша семья уехала, я не думала, что кто-то из вас снова здесь появится. Только не после той ужасной ночи.
— Насколько я понимаю, мы просто взяли и уехали посреди ночи?
Грэм ответила после небольшой паузы.
— Я помню, что ваш отъезд на несколько дней стал темой разговоров в городе. Не осталось никаких следов, что вы здесь жили. И никто никогда больше не слышал о ваших родителях.
— Агнес Ридли сказала нам то же самое. Должно быть, все были потрясены.
— Послушайте, я не виню ваших маму и папу. Люди говорили крайне неприятные вещи. Это было отвратительно. На их месте я бы тоже переехала. Никто не захочет слушать такое дерьмо, в особенности после ужасной потери.
— Люди говорили разные гадости из-за того, что винили в случившемся моего отца?
— Или это, или они считали, что его больше интересовали пиво и травка, чем дети. Но я так никогда не думала.
— И почему?
— Они совершили одну ошибку, и кто-то этим воспользовался. Невозможно следить за детьми двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Они очень любили вас и Мерси. Ваша мать скорее умерла бы, чем допустила, чтобы с ее девочками что-то случилось.
Казалось, Пайн это заявление поразило.
— Я… никогда не говорила с ней об этом, — сказала она. — Мама не хотела… возвращаться к тем событиям, так мне кажется.
— Пожалуй, я могу ее понять. Но я уверена, что у вас миллион вопросов, на которые вы хотели бы получить ответы.
Грэм посмотрела на значок ФБР на бедре Пайн.
— Вы агент ФБР. Очень впечатляюще.
— Вы это поняли, как только посмотрели на значок?
— Я набрала ваше имя в «Гугле» после того, как вы сняли номер. Узнала фамилию.
— Мне нравится моя работа.
— А где вы сейчас живете?
— В Аризоне.
Грэм погрустнела.
— Никогда не бывала. Говорят, там красиво.
— Так и есть, — вмешалась Блюм, когда увидела, что Пайн не собирается отвечать. — Совсем не так, как здесь. Но и эта часть страны имеет свое очарование.
Пайн посмотрела на нее.
— Прошу меня простить, я забыла о манерах, — извинилась она. — Это Кэрол Блюм, моя помощница.
— Привет, Кэрол. — Грэм улыбнулась. — На самом деле я нигде толком не была. Я посещала колледж государственного университета юго-западной Джорджии. Некоторое время работала в Атланте в гостиничном бизнесе, потом вернулась сюда.
— Вы замужем? — спросила Пайн.
— Была, но сейчас разведена. Я купила мотель и начала свой маленький бизнес. Сюда в основном приезжают туристы, чтобы взглянуть на тюрьму, но это позволяет мне платить по счетам и жить дальше. Прежде у меня были большие амбиции, но сейчас все устраивает. Хотя я бы хотела попутешествовать. И, кто знает, могла бы снова выйти замуж.
— Очаровательный дом, — сказала Блюм, оглядываясь по сторонам.
— Благодарю вас. Я здесь выросла.
— Что? — удивилась Блюм. — Это дом вашей семьи?
— Мой и моих четырех братьев и сестры, — ответила Грэм. — Наши родители довольно давно умерли. Братья и сестра не захотели дом. Ну и все сошлось. Я сэкономила деньги, выкупила у них дом и рискнула. — Грэм повернулась к Пайн. — Полиция так и не выяснила, что случилось с вашей сестрой, верно?
— Да, — кивнула Пайн.
— И сейчас вы пытаетесь это изменить?
— А что вы помните о тех событиях?
Грэм посмотрела на Блюм.
— Вы обе не хотите кофе? Я только что сварила свежий. Здесь немного прохладно. Мы можем устроиться на боковой террасе, где у нас подают бесплатный завтрак.
Пайн и Блюм перешли на террасу и осмотрелись по сторонам.
У стены стояла большая застекленная горка, доходившая почти до самого потолка. Внутри была выставлена коллекция кукол, некоторые довольно большие, почти в натуральную величину, другие маленькие, и все одеты в старомодные платья.
Блюм подошла ближе, чтобы их рассмотреть.
— Они очень милые. Старинные. Самая большая совсем не кукла. Она больше похожа на манекен. Стоило немалых денег собрать такую коллекцию, — заметила она.
— Я вижу, вы обратили внимание на мою скромную коллекцию.
Они повернулись и увидели, что Грэм появилась в дверном проеме с подносом, на котором стояли кофейник и тарелка с сахарным печеньем. Они уселись за стол, Грэм разлила кофе и взглянула на горку.
— На самом деле их начала собирать моя мать, — сказала она. — Когда я была маленькой, они были моими друзьями из мира фантазий. Я всем дала имена и придумала истории и… ну, они казались мне живыми. — Она опустила глаза, немного смутившись.
— У детей очень живое воображение, — дипломатично сказала Блюм, а Пайн бросила на Грэм странный взгляд.
— Ну да, у меня с этим было не слишком хорошо, — негромко сказала она.
Пайн взглянула на Блюм и снова сосредоточилась на Грэм. «Она выглядит нервной и взволнованной», — подумала Пайн. Она понимала, что в жизни Грэм редко происходили необычные события, и воспоминания о таинственном похищении вносили в нее разнообразие.
— Я о том дне, — напомнила Пайн.
— Я была потрясена, все говорили только о похищении вашей сестры, — начала свой рассказ Грэм. — Под рев полицейских сирен вас отвезли в больницу. Потом пригласила ФБР из Джорджии. Да, здесь побывали агенты из Бюро, — добавила она, глядя на значок Пайн. — Я отправилась к вам, чтобы как-то помочь. Дома находился только ваш отец, мать осталась с вами в больнице в Америкусе. — Она выглядела смущенной. — Возле дома собралась толпа зевак. Я считала, что это неправильно. Но я пришла, помочь, — быстро добавила она.
Она немного помолчала, сделала глоток кофе, поглядывая на Пайн и Блюм, словно хотела оценить их реакцию на свои слова.
— Вы видели моего отца? — напряженным голосом спросила Пайн, что заставило Блюм на нее взглянуть.
Пайн и сама не понимала, что сейчас чувствовала. Она оказалась не готова к эмоциональному воздействию возвращения сюда, а ведь слово «подготовка» всегда являлось ключевым в ее жизни.
Так почему же я ошиблась?
— Ваш отец… — тихо начала Грэм, — ну, Тим немного выпил. И разве можно было его винить? Ну, я хочу сказать — после того, что случилось?
— И?..
— И подрался с одним мужчиной. К счастью, кто-то успел их разнять.
— А почему у дома не было полиции? Это же место преступления. Его требовалось оцепить. Там даже моему отцу не следовало находиться.
Грэм наблюдала за Пайн из-под полуприкрытых век.
— Из-за того, что он был подозреваемым?
— Да. Более того, единственным подозреваемым.
— Я думаю, вы правы. Насколько мне известно, других подозреваемых так и не появилось. — Она замолчала и смущенно посмотрела на Пайн.
— Но я же сказала полиции, что это был не мой отец.
— Вы были тогда ребенком, Ли.
— Теперь все называют меня Этли.
— Ладно, Этли. Вы получили ужасную травму и смогли им хоть что-то сказать только через неделю. Похититель так сильно вас ударил, что проломил череп. — В глазах у Грэм появились слезы.
— Значит, мне не поверили, когда я сказала, что мой отец ни при чем? — уточнила Пайн.
Ей вдруг показалось, что нечто проглотило ее целиком, и она погружается в жуткий навоз, созданный ею самой.
Блюм посмотрела на Пайн и решила взять разговор в свои руки.
— А что еще вы помните, Лорен? — спросила она.
— Им пришлось пригласить ФБР, когда стало очевидно, что местная полиция, как и полиция штата, не могут раскрыть преступление, — сказала Грэм.
— Иными словами, у них не имелось никаких улик против отца агента Пайн, хотя он оставался единственным подозреваемым? — уточнила Блюм.
— Здесь у нас случаются преступления. Как и в те времена. Но только не похищения. И не убийства. Сегодня это либо драки между пьяными или наркоманами, или кражи. Тогда Джулия Пайн клятвенно заявила, что ее пьяный муж валялся на полу в гостиной и оставался там, когда она проснулась на диване около шести утра и пошла проверить вас с сестрой. Судя по количеству пустых пивных бутылок и окурков сигарет с травкой, ее объяснение выглядело вполне правдоподобным.
— Улик на отца, которые связали бы его с похищением, у полиции не было, — сказала Пайн.
— Ну, вероятно, его отпечатки и ДНК были по всему дому, — сказала Блюм. — Ведь он там жил, так что на основании этого его не смогли исключить из списка подозреваемых.
— К тому же я видела мужчину, который забрался к нам в спальню через окно, — добавила Пайн. — И он был в перчатках. Так что следов остаться не могло.
Грэм едва не разлила кофе, когда услышала слова Пайн.
— Вы видели мужчину? — воскликнула она.
— Да, именно по этой причине я знала, что отец не виноват, — ответила Пайн. — Зачем ему было влезать через окно?
— И вы рассказали об этом полиции?
Пайн колебалась.
— Мне кажется, я говорила, — наконец ответила она. — Но я была ребенком с пробитым черепом. Сомневаюсь, что они серьезно отнеслись к моим словам.
— Вы уже побывали в вашем прежнем доме?
— Да, там теперь живет человек по имени Сайрус Таннер. Он сказал, что арендует дом.
— Весьма привлекательный и интересный мужчина, — вмешалась Блюм.
Грэм улыбнулась.
— Да, так и есть, — согласилась она. — Сай Таннер говорит самые разные вещи, но далеко не всегда это правда.
— Значит, он не арендует дом? — спросила Блюм.
— Я не думаю, что кому-то известно, кто является владельцем дома, поэтому едва ли Сай за него платит.
— Значит, он вселился незаконно, — подвела итог Блюм.
— Он не один такой. С двухтысячного года город потерял тридцать процентов населения; впрочем, здесь никогда не жило много людей. В остальной части округа Самтер ситуация лучше. Заработная плата, занятость повышается, как и стоимость жилья, больше молодых людей. Однако осталось достаточно брошенных домов, и ваш относится к этой категории.
— Пожалуй, я понимаю, — кивнула Пайн.
— Вы действительно считаете, что сможете раскрыть преступление после стольких лет? — спросила Грэм.
— Многие нераскрытые дела сейчас удается довести до конца, — заметила Блюм.
— Но большинство так и остаются тайной, — возразила Грэм.
— Откуда вы знаете? — спросила Пайн.
— На самом деле я пишу детективный роман, — ответила Грэм. — Как я уже говорила, дом дает мне возможность сводить концы с концами, но не более того. Я рассчитываю выбраться из этой дыры, добившись известности как автор исторических детективных романов.
— Значит, вы еще не расстались с прежними амбициями? — спросила Блюм.
Грэм опустила взгляд.
— Наверное, — сказала она.
— Дайте мне угадать — ваша история происходит во время Гражданской войны, — предположила Пайн.
— Отличная дедукция. В хорошей исторической прозе должна быть собственная атмосфера. А война пропитала насквозь наш город, уж не знаю, хорошо это или плохо. Надеюсь, для меня хорошо. Дело в том, что я серьезно изучала старые преступления. И большинство из них так и остались нераскрытыми.
Пайн встала.
— Ну, мое не останется — во всяком случае, не из-за недостатка попыток, — заявила она. — А теперь прошу меня извинить, у нас был трудный день.
Пайн вышла из комнаты, оставив Блюм и Грэм сидеть за столом.
Грэм посмотрела на Блюм.
— Как вы думаете, она сможет это сделать? — спросила Грэм.
— Если она не справится, значит, эту задачу невозможно решить, — уверенно ответила Блюм.
— Как я погляжу, вы стали совсем взрослой.
Наступил следующий день, и Пайн с Блюм сидели напротив Дейва Бартлса в офисе окружного шерифа Мейкона, в Оглторпе, штат Джорджия.
Бартлсу было сильно за пятьдесят — седые волосы, острые черты и лицо человека, который за долгие годы своей карьеры в полиции, видел более чем достаточно проявлений порока.
— Да, я стала взрослой, — сказала Пайн, и ее губы превратились в тонкую линию.
— Я слышал, вы агент ФБР.
— Это правда.
— Пожалуй, я знаю, почему вы здесь.
— Не сомневаюсь, что это очевидный вывод.
— Тогда нам не удалось раскрыть дело о похищении вашей сестры, как и полиции штата и даже вашему агентству.
— Но у вас имелся подозреваемый.
— Ваш отец.
— Вы все еще думаете, что это сделал он?
— У нас не хватило улик, чтобы предъявить ему обвинение. И не удалось отыскать мотив. Ваши родители были очень молоды, но все говорили, что они хорошо о вас заботились. — Он немного помолчал. — Когда не пили и не курили травку.
— Так вы думаете, что он накурился и накачался спиртным, а потом это сделал?
— Я так думал. Сначала. Но куда он мог деть тело? У ваших родителей был единственный старый автомобиль, но никто не видел, чтобы он на нем ездил. Мы осмотрели все ближайшие владения и лес. Нигде не нашли свежих могил. Никто не вылавливал тел из воды. Нигде вообще не находили тела. Спрятать труп трудно даже трезвому человеку. Не говоря о пьяном.
— В те времена здесь орудовал Дэниел Джеймс Тор.
Бартлс задумчиво на нее посмотрел.
— Он убил маленькую девочку из Мейкона, примерно в часе езды отсюда, — сказал он. — В конце концов ФБР сумело взять ублюдка. Вы думаете, он похитил вашу сестру?
— ФБР удалось установить, что он находился в этих местах, но моя сестра не вписывается в геометрическую схему его активности.
Бартлс нахмурился.
— Геометрическую? Что это значит?
— Тор одарен в математике. Он выбирал жертвы так, чтобы места их проживания образовывали математические фигуры. Именно благодаря этому его в конце концов поймали. Им удалось вычислить место, где он должен был появиться, они сумели быстро перебросить туда людей и взять его.
— Значит, местонахождение вашего дома не подходило под его «математическую схему»?
— Верно. В течение восемнадцати месяцев в восемьдесят восьмом и восемьдесят девятом Тор подозревался в похищении и убийстве четырех человек в штате Джорджия и по одному в Олбани, Колумбусе, Атланте, еще была маленькая девочка из города Мейкон. Получалась грубая геометрическая фигура. Я назвала ее бубновой мастью. Он меня поправил и сказал, что это ромб.
— Он вас поправил?
— Я трижды посещала Тора во Флоренсе, тюрьме особо строго режима.
— Я даже не знал, что этот монстр до сих пор жив. Его давно следовало казнить.
— У него немало пожизненных заключений, он больше никогда не увидит света дня.
— Подождите, но, если вы его посещали, значит, вы думали, что он мог похитить вашу сестру, хотя это не подходило под его схему.
— Я подозревала, что он мог быть виновен, поскольку он в то время находился в наших местах.
— Я помню, после того как вас выписали из больницы, вы нам сказали, что видели, как к вам в окно влез мужчина. Вы думаете, это был Тор.
Блюм внимательно наблюдала за Пайн.
— Недавно я прошла гипнотерапию, чтобы вернуть подавленные воспоминания, — сказала Пайн.
— И у тебя получилось?
— Я не уверена. Мужчина, которого я видела, мог быть Тором. Но, поскольку я знала о Торе до сеанса, а также мне было известно, что он находился тогда в этих краях…
— Вы хотите сказать, что это могло повлиять на ваши воспоминания и их исказить.
— Верно.
— Ну и что сказал Тор?
— Что он никогда ничего не признает. Но даже если признает, не представит подтверждающие доказательства. У него нет стимула. Так что это тупик.
Бартлс развел руки в стороны.
— Что объясняет, почему вы здесь, — сказал он.
— Могу я взглянуть на досье?
— Конечно. Но я не представляю, что вы рассчитываете найти там через три десятилетия.
— Я тоже. Но я должна сделать все, что в моих силах.
Бартлс задумчиво кивнул.
— Я попрошу скопировать досье и принести мне, но должен сразу вас предупредить: там совсем немного фактов и сведений. И не скажу, чтобы что-то пропало. Их с самого начала было мало.
— Я удивлена, что вы после стольких лет не уничтожили документы.
— При обычных обстоятельствах так и произошло бы. Но преступление осталось нераскрытым, агент Пайн. Поэтому мы сохранили досье. Никто ведь не знает, как все может обернуться, верно?
— Да.
— Я и представить не мог, что вы вырастете и станете агентом ФБР.
— Жизнь бывает непредсказуемой.
— Слышал, работаете в Аризоне.
— Вы узнали это от Лорен Грэм?
Бартлс рассмеялся.
— Мы с ней друзья, — признался он. — Она симпатичная женщина. Вам нравится в «Коттедже»?
— Да, и в некотором смысле там все иначе. А в остальном такое же.
— Люди повсюду остаются людьми. И не важно, где они находятся.
— Если вы что-то найдете, дайте мне знать. У нас здесь совсем мало нераскрытых дел. Я бы хотел закрыть это.
— Хорошо.
Пайн и Блюм направились в сторону вестибюля.
— А каков этот Тор? — внезапно спросил Бартлс, и Пайн резко к нему повернулась.
— Представьте себе свой худший кошмар и умножьте на сто, — ответила она.
— Но тогда разве все не очевидно? Разве нельзя понять, кто он такой, просто находясь с ним рядом?
— Нет, нельзя, — ответила Пайн, качая головой. — Именно поэтому он и является кошмаром. Ты не понимаешь, что перед тобой чудовище, пока не становится слишком поздно.
— Бартлс был прав, когда сказал, что здесь совсем немного сведений о расследовании, — заметила Блюм.
Они разложили копии документов, записок, отчетов и фотографий на кровати Пайн в ее номере в «Коттедже». По любым меркам это было жалкое зрелище.
Блюм взяла фотографию и протянула ее Пайн.
— Ты с сестрой?
Пайн взглянула на снимок и кивнула.
— Наш пятый день рождения. Такой же лежит у меня в бумажнике. Единственная общая фотография, которая у меня есть. У моих родителей не было фотоаппарата. Мама взяла поляроид у приятелей и сделала три снимка. По одной для каждой из нас и одну для себя. Должно быть, свою она отдала полицейским, чтобы помочь в поисках Мерси.
— Вы с сестрой действительно были очень похожи, — заметила Блюм.
Пайн посмотрела на двух маленьких сестер, казалось, с расстояния в тысячу лет. Блестящие глаза и улыбки.
— Мы были неразлучны, — сказала она. — Два разных человека, но на самом деле один. Много лет назад, — с грустью добавила она. — Каждый день я думаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы Мерси все эти годы находилась рядом. Мы всегда оставались лучшими подругами. Я… хотела бы верить, что так было бы и дальше.
Пайн попыталась представить, какой Мерси стала бы, когда выросла. Они по-прежнему были бы похожи внешне, как две капли воды или за годы появились бы различия? Она надеялась, что Мерси еще жива. Но насколько такое было возможно?
— Если бы ничего этого не произошло, ты могла бы и не стать агентом ФБР? — заметила Блюм.
— Я бы поменялась, глазом не моргнув.
— На твоем месте я бы поступила так же, — сказала Блюм и взяла больничную карту с рентгеновским снимком. — Ты действительно получила очень серьезную травму, агент Пайн. — Ты едва не умерла.
Пайн рассеянно кивнула.
— Я помню, как открыла глаза в больнице и увидела склонившуюся надо мной мать. Сначала я подумала, что умерла, а она ангел. — Пайн смущенно посмотрела на Блюм. — Глупые мысли маленькой девочки.
— Я уверена, что мать стала для тебя огромным утешением.
Пайн окинула взглядом лежавшие на кровати вещи.
— Даже агенты ФБР почти ничего не сумели найти. Никаких следов, улик или мотивов. Ничего. Полнейший тупик.
— Никто ничего не видел и не слышал?
— Ты же видела, наш дом стоит на отшибе, в тупике. В те времена было так же, только в еще большей степени.
— Но чем занималась полиция?
— За исключением того, что считала виновным моего отца? Практически ничем.
Блюм посмотрела на часы.
— Время обеда, — сказала она.
— Ладно.
— Пойдем туда же?
— Думаю, да. Ты рассчитываешь еще раз встретить Сая Таннера?
— Не заставляй меня краснеть, агент Пайн.
— Ты знаешь, на самом деле я не проголодалась. Почему бы тебе не сходить туда одной?
— Ты уверена? Я могу подождать.
— Нет, я думаю, мне стоит немного побыть одной.
— Я знаю, что тебе нужно многое осмыслить.
— Я уже давно пытаюсь. Но если делаешь одно и то же снова и снова, разве можно получить другой результат? Вот почему я здесь.
— Позвони, если я тебе понадоблюсь.
— Я так и сделаю.
После ухода Блюм Пайн медленно сложила бумаги обратно в коробку, которую ей выдал офис шерифа, вышла из номера и направилась на главную улицу Андерсонвилля. В вечернем воздухе появилась осенняя прохлада, и, шагая по пустынным улицам, Пайн порадовалась, что надела куртку.
У нее сохранилось совсем немного воспоминаний о городке. Она уехала отсюда, когда была совсем маленькой. А последние месяцы жизни здесь отравило похищение Мерси.
Здания, старые и содержавшиеся не в самом лучшем виде, изменились незначительно. Водонапорная башня на металлических сваях, украшенная эмблемой Андерсонвилля, стояла на прежнем месте. Пайн проходила мимо сельских магазинов со старыми треугольными крышами и выступавшими навесами, комиссионок с выставленными в витринах товарами, смотрела в тускло освещенные окна на ящики, заполненные пустыми бутылками, в лавочке, где продавали «антиквариат». Город немного напомнил ей фильм «Убить пересмешника». Южный старомодный городок в горах, не уверенный в своем будущем, но все еще каким-то образом держащийся на плаву и верящий, что впереди его ждут лучшие времена.
Пайн увидела вездесущее железнодорожное полотно — единственную причину, по которой здесь когда-то возник город. Национальный музей узников войны и тюрьма, а также огромное кладбище занимали доминирующее положение, повсюду были расставлены рекламные плакаты, зазывавшие туристов, чтобы те расставались со своими долларами. Вероятно, Андерсонвилль с максимальной выгодой использовал карты, которые сдала ему судьба. Печально известная тюрьма в самом центре давала городу столь необходимый ему доход. Во всяком случае, здесь можно было получить важный исторический урок о жестокости человеческих существ.
Пайн перешагивала через лужи, оставшиеся после недавнего дождя, обнажившего красную, не пропускавшую воду глину Джорджии. Здесь росли высокие тонкие виргинские сосны, корни которых находились почти на поверхности земли, хотя ураганы с сильными ветрами могли легко их сломать или даже вырвать.
Пайн уселась на влажную скамейку и стала смотреть в темноту.
Через годы мать призналась Пайн, что она испытывала такую сильную боль во время родов, что назвала первую родившуюся дочь Мерси, посчитав «милосердием», что ее мучения наполовину закончилось.
Когда ее старшая дочь исчезла посреди ночи, Джулия Пайн очень долго не произносила ее имени вслух. Более того, она рассказала о происхождении имени Мерси только после того, как Пайн отправилась в колледж.
Через некоторое время, когда Пайн однажды вернулась домой на каникулы, она обнаружила, что мать исчезла, оставив короткую записку, которая ничего не объясняла. Она вспомнила, как вошла в квартиру, которую с ней делила, и обнаружила одинокий листок бумаги, наполнивший ее ощущением новой тяжелой потери. Пайн стукнула кулаком по ручке скамейки, чтобы подавить сильное желание закричать.
Почему ты меня бросила, мама? Оставила одну. Сначала, Мерси, потом папа и ты.
Во время ее первого визита в тюрьму Тор сказал, что после исчезновения Мерси у Пайн появилась дыра, которую невозможно заполнить, что она больше никогда не сможет никому доверять. И умрет в одиночестве, чувствуя утрату сестры так же остро, как в тот день, когда это случилось.
Может, он прав. Но я все еще могу узнать, что с ней произошло. Может быть, это поможет закрыть дыру, хотя бы частично.
А как насчет матери? Как она сможет заполнить эту пустоту? В отличие от Мерси, мать покинула ее по доброй воле. Пайн помнила, как сидела ошеломленная на полу, держа в руке записку. А потом много дней существовала как в тумане и лишь с большим трудом взяла себя в руки, чтобы продолжить полноценно жить дальше.
Пайн позвонила в полицию, но она уже перестала быть ребенком, поэтому речь не могла идти о том, что ее бросила мать. В течение долгих лет она несколько раз принималась ее искать и, когда начала работать в ФБР, не прекратила своих попыток, однако нигде не могла найти следов матери, она исчезла так, словно никогда и не существовала.
И, если я не сумею разобраться с этой частью моей жизни, то не смогу быть полноценным агентом. А Доббс сдержит свое слово. Еще один эпизод, подобный тому, что случился с извращенцем Клиффом Роджерсом, и меня уволят из Бюро. И чем я тогда буду заниматься?
Чтобы хоть как-то успокоиться, Пайн встала, зашагала дальше и вдруг услышала крики.
Она автоматически повернулась, вытащила пистолет и побежала в ту сторону, откуда они доносились.
Длинные ноги быстро привели Пайн к плохо освещенной пустой части главной улицы. Сначала она увидела пожилую женщину, которая уронила сумочку, и содержимое рассыпалось по темному тротуару.
— Что случилось? — спросила Пайн, взяв ее за руку.
Пожилая женщина трясущейся рукой указала в пространство между двумя темными зданиями.
Пайн с трудом разглядела то, что там лежало.
«Не может быть, — подумала она. — Пожалуйста, этого не может быть».
Женщина лет тридцати, бледная кожа, стройная, с хорошей фигурой, длинными каштановыми волосами и необычно острыми чертами лица.
К несчастью, смерть сильно их исказила.
Два помощника шерифа из округа Самтер соорудили полог, закрыв тело, и стояли рядом с Пайн, глядя на него. Один из них лет двадцати пяти был высоким и жилистым. Взглянув на его бледное лицо, Пайн поняла, что это первое убийство, которое он видит. Его напарнику было за сорок, но он выглядел ничуть не лучше.
— Вы будете вести расследование? — спросила Пайн.
Мужчина постарше покачал головой.
— Нет, мы лишь охраняем место преступления. Делом будет заниматься следственный отдел. Вероятно, привлекут агентов ФБР из Джорджии.
Пайн уже успела показать им свой значок и документы. Пожилая женщина, обнаружившая тело, сидела на скамейке, ее отчаянно трясло, и она никак не могла прийти в себя. Пайн попыталась ее успокоить, но у нее не получилось.
Появились зрители, и помощники шерифа быстро окружили место преступления желтой лентой.
— Что на ней надето? — спросил более молодой помощник шерифа.
Пайн обратила на это внимание, как только увидела тело.
— Вуаль, — сказала она. — Похожа на свадебную фату.
— Свадебная фата? Проклятье, и что это может означать? — спросил помощник шерифа, который был старше.
«Ничего хорошего», — подумала Пайн.
Когда они вышли из-за экрана, подкатил древний седан «Краун Виктория», и из него вышел мужчина, которому было уже под шестьдесят. Шесть футов, дородный, редеющие седые волосы, массивная челюсть, одет в мешковатый костюм, мятую рубашку, галстук сполз в сторону, но взгляд оставался холодным и внимательным, и он вел себя со спокойной уверенностью. Он подошел и представился, сказав, что его зовут Макс Уоллис, и он из отдела расследований штата Джорджия. Он кивнул, здороваясь с помощниками шерифа.
— Я осмотрю тело. — Он перевел взгляд на Пайн. — Это вы нашли жертву? — спросил он.
Она указала на сидевшую на скамейке пожилую женщину.
— Я оказалась здесь второй, — сообщила ему Пайн.
— Я бы хотел с вами поговорить, — сказал Уоллис.
— Она из ФБР, сэр, — доложил помощник шерифа, который был старше.
Казалось, Уоллис получил пощечину.
— Не понял? — переспросил он.
Пайн показала ему значок и документы.
— Я проездом, — сказала она. — Когда-то тут жила. Услышала крики и сразу сюда прибежала.
Некоторое время Уоллис изучал ее документы, периодически поднимая вверх брови.
— Ладно, только никуда не уходите.
Он подошел к пожилой женщине и сел рядом на скамейку. Пайн наблюдала, как он с ней разговаривает, протянул бумажные платки, когда она начала всхлипывать, потом взял за руку и погладил по плечу, успокаивая.
«Хорошая техника», — подумала Пайн. Он успокаивает свидетельницу, дает ей возможность прийти в себя, чтобы она смогла более внятно изложить то, что видела.
Наконец Уоллис встал, вернулся к помощникам шерифа и приказал им отвезти женщину домой. Они уже успели собрать вещи, выпавшие из ее сумочки.
Более молодой уехал с женщиной, второй остался охранять место преступления.
— Вам удалось узнать у нее что-то полезное? — спросила Пайн.
Уоллис полистал блокнот.
— На самом деле нет, — ответил он. — Она заметила тело, запаниковала и выронила сумочку. Но ничего не видела и не слышала. И она не знакома с жертвой.
— В таком маленьком городке люди должны знать друг друга, — заметила Пайн. — Вероятно, она не отсюда.
— Криминалисты будут здесь с минуту на минуту, — сказал Уоллис. — Не исключено, что при жертве есть документы.
— Сомневаюсь.
— Почему вы так считаете?
— У нее нет ни сумочки, ни кошелька. И ее уложили в определенную позу. Тот, кто это сделал, тщательно все спланировал. Не думаю, что убийца оставил при ней документы. Преступник мог так поступить только в том случае, если хотел, чтобы мы узнали, кто она такая. — Пайн посмотрела на часы. — Прошло сорок минут с того момента, как я оказалась на месте преступления, пожилая женщина опередила меня на пару минут.
— Значит, тот, кто оставил ее здесь, давно ушел.
— Когда я появилась, было темно. Это дальний конец главной улицы. И тут растут деревья.
— Вы не думаете, что он принес жертву на руках?
— Более вероятно, что он привез ее на машине. Все магазины вокруг закрыты. В другом конце улицы освещение заметно лучше.
— Из чего следует, что убийца знает это место.
— Было бы интересно выяснить время смерти.
— Почему?
— Я не думаю, что ее убили здесь. Как только я появилась, то сразу осмотрела все вокруг, прислушалась к шуму, к тому, что происходит рядом. Ничего. Я думаю, ее убили в другом месте, потом убийца оставил тут жертву, чтобы кто-нибудь ее нашел.
— Такое впечатление, что вы уже занимались подобными делами.
— Верно.
— И вы здесь проездом?
— Ну, более или менее.
Он немного подумал.
— У меня такое ощущение, что вы не против немного поработать.
— А я могу?
— В нашем отделении много хороших людей с опытом, но мы в сельской части Джорджии, и наши ресурсы растянуты на большие площади. Я не настолько горд, чтобы отказаться от помощи эксперта, когда он так удачно оказывается рядом.
Пайн посмотрела на экран.
— Хорошо. Но я должна вам кое-что сообщить, — сказала она.
— Что?
— Вы и сами это увидите, но убийца надел на жертву свадебную фату.
— Свадебную фату?
— Да.
— А откуда вам знать, что она не сама это сделала?
— Ей под тридцать, одета в дорогие джинсы, свитер из кашемира, замшевый пиджак и низкие сапожки из крокодиловой кожи. Она никак не могла ходить в таком наряде и в фате, которая кажется мне старинной, гораздо старше, чем убитая женщина.
Уоллис поскреб заросшую щетиной щеку.
— Значит, фата имеет для убийцы особое значение? Что-то символизирует?
— Сцена тщательно выстроена. Здесь все имеет значение. Все указывает на то, что убийца провел специальную церемонию.
— Хорошо, и каковы ваши предварительные выводы?
— В одном я совершенно уверена.
— И в чем же?
— Не думаю, что мы видим его работу в последний раз.
Пайн и Уоллис смотрели на тело.
Команда криминалистов и представитель отдела расследований шерифа округа Самтер приехали вместе в черном фургоне. Через минуту появился маленький худощавый мужчина в темном костюме. Это был коронер, вызванный, чтобы официально засвидетельствовать смерть — факт, который уже ни у кого не вызывал сомнений.
Пока они занимались своей работой, появилась Блюм, которой Пайн отправила сообщение, и ее пропустили к месту преступления.
Пайн представили Блюм Уоллису.
— Сожалею, что пришлось прервать ваш визит, — сказал Уоллис, глядя на Блюм. — Я воспользовался тем, что ваш босс оказалась здесь, и попросил ее помочь.
— Я сомневаюсь, что вам пришлось прикладывать много усилий, — ответила Блюм и посмотрела на тело. — Свадебная фата, — сказала она, бросив взгляд на Пайн.
— Да, — кивнула та.
— Некая символика? — спросила Блюм.
— Думаю, да, — подтвердила Пайн.
Блюм посмотрела на тело более внимательно.
— Фата старая, — заметила она. — Поколение моей матери. На это однозначно указывают дизайн и стиль. Времена Второй мировой войны.
Уоллис бросил на нее одобрительный взгляд.
— У вас хороший глаз, — сказал он.
— Ну, я определенно стараюсь держать оба моих глаза открытыми, — улыбнулась Блюм.
Пайн присела на корточки и внимательно оглядела мертвую женщину. Ее глаза были раскрыты и казались выпученными. Вокруг шеи она увидела синяки и отметины.
— Смерть от сжатия дыхательного горла, — сказала Пайн, и Уоллис кивнул. — Удушение.
Коронер наклонился над телом с другой стороны и начал осмотр. Он направил луч фонарика на глаза жертвы, горло, осторожно ощупал основание шеи.
— Я согласен, — сказал коронер. — Подъязычная кость сломана.
— Петехиальное[314] кровоизлияние, — добавил Уоллис, указав на глаза жертвы.
Коронер кивнул.
— Удушение оказывает давление на кровеносные сосуды, отвечающие за глаза, и они лопаются. — Он посмотрел на глаза более внимательно, снова направив на них луч фонарика. — Зрачки сузились, глазная жидкость высохла, радужная оболочка изменилась. После смерти прошло значительное время.
Пайн коснулась одной из конечностей.
— И тело полностью окоченело, — добавила она. — Но как давно, я оценить не могу.
— Давайте посмотрим, не смогу ли я кое-что уточнить. — Коронер, сделал небольшой надрез в брюшной полости и ввел в него пробник, чтобы измерить температуру печени. — С учетом температуры окружающей среды и влажности воздуха, размеров и возраста погибшей, а также одежды, я бы сказал, что она мертва двенадцать часов. И это совпадает с уровнем окоченения и состоянием глаз. Конечно, мы получим более точный результат, когда сделаем вскрытие.
— Документы? — спросил Уоллис у одного из техников.
— Мы ничего не нашли, — ответил тот.
— Но у нее есть кольцо на помолвку и обручальное, — заметила Блюм, указывая на левую руку женщины. — И, судя по величине камня и работе, очень дорогое. Если, конечно, камень настоящий.
— Обратите внимание на положение тела, — сказала Пайн.
Уоллис кивнул.
— Да, — согласился он, — ее тщательно уложили. Руки на животе, словно она в…
— …гробу, — закончила за него Блюм.
Уоллис бросил на нее странный взгляд.
— Совершенно верно, — сказал он.
Коронер отошел в сторону, чтобы сделать записи в блокноте, а Пайн занялась пальцами жертвы.
— Я ничего не вижу под ногтями, ни крови, ни тканей, ни волос, — сказала она, затем приподняла рукава пиджака и свитера. — Ничего.
— Значит, следов борьбы с убийцей нет, — отметил Уоллис.
— Стемнело лишь за полчаса до того, как я здесь оказалась, — сказала Пайн и посмотрела между домами в сторону линии деревьев.
— Тело не могло пролежать здесь несколько часов, — заметил Уоллис.
— Я сомневаюсь, что оно долго здесь находилось до того, как его заметила пожилая женщина, — сказала Пайн. — К тому же на теле было бы гораздо больше насекомых.
— Таким образом, имеется небольшой промежуток времени, который нас особенно интересует, — подытожил Уоллис.
— Если появятся подозреваемые, мы сможем проверить их алиби, — сказала Пайн. — И не только на время убийства, но и на тот момент, когда тело сюда принесли.
— В город каждый год приезжает огромное количество туристов, — сказал Уоллис, — чтобы посмотреть на тюрьму и артефакты Гражданской войны. Даже мы с женой. Один из наших предков здесь погиб.
— Союз или Конфедерация? — спросила Пайн.
— Союз. Я сам из Нью-Йорка. Пошел в армию, проходил подготовку в Форт-Беннинге. Погода там заметно лучше. После отставки стал работать в полиции.
— Ну, я не уверена, что убийца приезжий.
Уоллис рассеянно кивнул.
— Итак, удушение, тело расположено специальным образом, возможно, кто-то местный, неплохо знакомый с городом.
— Когда здесь произошло последнее необычное убийство? — спросила Пайн.
Уоллис закрыл блокнот, убрал его, обогнул экран, приподнял ленту и отошел от тела. Пайн и Блюм последовали за ним. Он достал из кармана пачку сигарет и закурил.
— Не хотел загрязнять место преступления, — пояснил он, затягиваясь. — У нас было похищение около тридцати лет назад, но ни одного убийства, во всяком случае, о котором известно официально. — Он бросил на Пайн внимательный взгляд.
Она понимающе на него посмотрела.
— Я думаю, вы узнали мою фамилию, когда я представилась, вы изучали мои документы дольше, чем обычно, — сказала она.
— Я начал работать в Бюро, как только уволился из армии. Я не имел отношения к расследованию похищения вашей сестры, но читал о нем — ведь оно так и осталось нераскрытым. Впрочем, имелась еще одна причина.
— Дэниел Джеймс Тор действовал в то время на этой территории? — спросила Пайн.
Уоллис кивнул и выпустил из ноздрей две одинаковые струи дыма.
— Среди прочего. — Он посмотрел на сигарету. — Пытался бросить, наверное, сотню раз. Может быть, стоит перейти на электронные, пока не получил сердечный приступ или удар.
— В электронных сигаретах также содержится никотин, — заметила Блюм. — И мой собственный опыт показывает, что так только труднее. А это нелегко само по себе, — добавила она с сочувствием.
— Значит, больше никаких убийств здесь не было, — вмешалась Пайн. — За все тридцать лет?
— Были, конечно. — Уоллис пожал плечами. — Но вы спрашивали о чем-то необычном. Здесь, как правило, один парень стреляет в другого, бьет дубиной или наносит удар ножом. Из-за наркотиков, наличных или девушки. У нас не было уложенных в определенную позу жертв в свадебной фате, по крайней мере, насколько мне известно. Убийцы во всех прошлых случаях вели себя традиционным образом. Только не так, как здесь. — Он бросил и затоптал каблуком окурок. — Никаких следов, отпечатков и свидетелей, если не считать пожилой женщины.
— Что теперь?
— Коронер отдаст свой отчет в офис судмедэкспертов. Они проведут вскрытие. Учитывая обстоятельства, тут не может быть никаких сомнений.
— И где будут проводить вскрытие?
— Тело отвезут в региональную лабораторию патологической анатомии в Мейконе.
— Дайте мне знать, когда будут делать вскрытие. Я бы хотела присутствовать.
Он бросил на нее задумчивый взгляд, потом посмотрел на сновавшую взад и вперед команду техников.
— Похоже, им не удалось найти ничего полезного.
— Я полагаю, преступник соблюдал осторожность и знал, что следует делать, а чего избегать, — сказала Пайн.
— В смысле?
— Это не первое его родео.
— Вы правда здесь только проездом? — спросил Уоллис, вновь наградив ее пристальным взглядом.
— Может быть, мы поговорим об этом позднее.
Он кивнул, потянулся за следующей сигаретой, потом посмотрел на Блюм.
— Вы думаете, что лучше всего просто взять и бросить? — спросил он.
Она одобрительно улыбнулась.
— Такое возможно. Я говорю на основании личного опыта. Первые несколько дней будет очень тяжело. Помогает жевательная резинка, и нужно постараться чем-нибудь себя занять.
Он кивнул и вернулся к экрану.
Блюм посмотрела на Пайн.
— Неожиданный поворот, — заметила она.
— Я уже давно убедилась, что в моей жизни неожиданные события это норма, — ответила Пайн. — Как прошел обед?
— Ну, совсем не так волнующе, как то, что случилось здесь.
— Там было много народу?
— Да, свободных мест почти не осталось. А почему ты спрашиваешь?
Пайн не ответила.
Позднее они смотрели, как тело женщины положили в черный мешок, застегнули молнию и понесли на носилках к автомобилю.
— Кольцо на помолвку и обручальное, — сказала Пайн.
— Верно, — кивнула Блюм.
— Ну, и где муж? Потому что в девяти случаях из десяти убийцей оказывается муж.
— Я начинаю испытывать удовлетворение от того, что осталась одна.
— Как и я, — согласилась Пайн.
Еще одно вскрытие в очередном морге.
Пайн их ненавидела, но они являлись неотъемлемыми инструментами в работе. Однако ее стало тревожить, что она утратила чувствительность и теперь равнодушно наблюдала, как режут на куски человеческое тело, не испытывая никаких чувств, кроме профессионального любопытства.
Нельзя, чтобы это стало личным — ведь в таком случае я не смогу делать свою работу. Но как сохранить при этом человеческую сущность?
Наступил следующий день, тело молодой женщины лежало в морге на металлическом смотровом столе. Судмедэкспертом оказалась женщина лет пятидесяти с рассудительным взглядом. Она была ширококостной и широкоплечей, с рассчитанными и точными движениями. Последние два часа она провела, разрезая жертву, а Пайн и Уоллис наблюдали за ее работой.
С потолка лился свет, яркий и всепроникающий, а также свисал микрофон на проводе, чтобы судмедэксперт могла описывать свои наблюдения во время проведения вскрытия. Пайн внимательно слушала каждое ее слово.
Судмедэксперт вынимала внутренние органы, рассматривала их, взвешивала и измеряла, затем аккуратно возвращала на место. Затем она сняла скальп и разрезала череп; достала мозг, тщательно его взвесила, измерила и изучила. В самом конце она наложила швы на хорошо Пайн знакомый Y-образный разрез, и жертва стала похожа на персонаж из фильма ужасов. Вообще, происходящее было наполнено ужасом, ведь у этой женщины насильственным образом отняли жизнь.
Пайн стояла рядом с Уоллисом, который надел другой костюм, такой же мешковатый, как вчерашний. Но рубашка была свежей и отглаженной, а галстук завязан более аккуратно.
— Не удалось установить ничего нового? — спросил он.
— Очевидная смерть от удушения, — сказала судмедэксперт.
— Есть раны, полученные при обороне, следы под ногтями? — спросила Пайн. — Я провела поверхностный осмотр на месте преступления, но ничего не обнаружила.
Судмедэксперт покачала головой.
— Я все тщательно проверила. — Она посмотрела на тело. — Но я обнаружила кое-что, представляющее интерес.
— Что именно? — поинтересовался Уоллис.
— Мне удалось установить, что у нее есть, по меньшей мере, один ребенок. — Она указала на лицо женщины. — И с ней поработал пластический хирург. Слегка приподняты щеки, сужен нос, изменена линия челюсти. Кроме того, имеются вагинальные разрывы.
— Ее изнасиловали? — спросил Уоллис.
— Нет, они давние. Сейчас нет следов сексуального насилия. — Она указала на большую грудь женщины. — И еще грудные имплантаты. Помогите мне ее перевернуть.
Они вместе перевернули жертву, и судмедэксперт указала на ягодицы.
— Здесь также имплантаты. И я обнаружила анальные разрывы, зажившие относительно давно, — продолжала судмедэксперт.
— Вывод? — спросил Уоллис.
— Скорее всего, проститутка, — ответила Пайн.
— Бинго, — согласилась судмедэксперт.
— К сожалению, они часто становятся жертвами, — заметила Пайн. — Это очень опасная профессия.
Пайн указала на странные отметки на подколенных сухожилиях и ягодицах.
— Следы чего-то круглого, — сказала она.
— Возможно, от поверхности, на которой она лежала, — предположил Уоллис.
Пайн кивнула.
— Может быть, что-то в багажнике автомобиля? — предположила она. — Когда тело перевозили.
— Может быть, — согласился Уоллис.
— Трупные пятна уже появились, поэтому отметки не исчезнут, — объяснила судмедэксперт.
— Нам нужно их сфотографировать, — сказала Пайн.
— Я уже это сделала, — ответила судмедэксперт.
Они снова перевернули тело на спину.
Судмедэксперт указала на следы на руках женщины.
— Она регулярно принимала наркотики, — продолжала эксперт. — Я сделала такой вывод по разным признакам, но эти самые точные. Я практически уверена: анализ крови покажет, что именно она употребляла.
Пайн посмотрела на зубы женщины.
— Они в пятнах. Кокаин, мет, героин — от них остаются подобные следы, — сказала она.
— И у нее сточены зубы, — заметил Уоллис. — Так бывает у наркоманов, они скрипят зубами. Кроме того, наркотики уменьшают количество слюны.
Судмедэксперт кивнула.
— И обратите внимание на носовую перегородку, — сказала она. — Она практически растворилась.
— Леди нюхала кокаин, — подвела итог Пайн.
Судмедэксперт накрыла мертвое тело простыней.
— Итак, кто-то задушил проститутку и наркоманку, а потом положил ее в определенную позу и надел свадебную фату.
— Времен сороковых годов двадцатого века, — добавила судмедэксперт. — Я проверила в интернете.
— Ваша помощница сразу это заметила, — сказал Уоллис Пайн. — Кстати, а где миз[315] Блюм?
— Изучает другой аспект дела, — ответила Пайн.
— Я думал, она плохо переносит такие вещи, как вскрытие, — сказал Уоллис.
— Она очень сильная женщина. А что вы скажете относительно кольца на помолвку? — спросила Пайн.
— Оно выглядит дорогим, — ответил Уоллис. — Однако это не так. Фианит[316].
— Значит, велика вероятность, что убийца надел ей его на палец вместе с обручальным кольцом, — сделала вывод Пайн.
— Вы так считаете? — спросил Уоллис.
— Ну, конечно, бывают исключения, но я не думаю, что существует много женщин, которые стали бы носить подаренное на помолвку кольцо с фальшивым камнем.
Судмедэксперт одобрительно улыбнулась.
— Вам удалось ее опознать? — спросила Пайн.
— Мы пробиваем ДНК и отпечатки по обычным базам. Пока совпадений нет.
— Она может оказаться среди пропавших, — предположила Пайн.
— Может быть, — согласился Уоллис.
— В последнее время не пропадали проститутки, бордели не обращались в полицию?
— В штате Джорджия проституция запрещена.
— Проституция запрещена во многих штатах, однако она существует.
— Я проверю.
Пайн более внимательно посмотрела на лицо мертвой женщины.
— Я знаю, что она перенесла несколько пластических операций, но мне кажется, в ее чертах есть нечто восточно-европейское.
— Мы покажем фотографию в новостях, возможно, кто-то ее узнает, — пообещал Уоллис.
Они с Пайн вместе вышли из морга и зашагали по коридору.
— Если женщина была проституткой, ее могли похитить у туалета, убить, а потом отвезти тело туда, где ее нашли, — предположил Уоллис. — Такое случается.
— Она могла быть без сознания, возможно, из-за передозировки наркотиков, когда ее задушили, — сказала Пайн. — Это объясняет отсутствие оборонительных ран на руках и следов крови под ногтями.
— Прежде всего нам необходимо установить ее имя, а потом выяснить, как она провела последние часы жизни.
— А мы можем получить запись передвижения всех транспортных средств Андерсонвилля?
Уоллис удивленно на нее посмотрел.
— Зачем? У нас нет свидетелей.
— Вчера вечером Кэрол обедала в «Темнице», вероятно, незадолго до того, как убийца привез тело туда, где его обнаружили. Она сказала, что в ресторане почти не было свободных мест. Если она сможет опознать посетителей по фотографиям владельцев автомобилей, мы сможем отбросить значительное число подозреваемых.
— Вы серьезно полагаете, что она способна запомнить такое количество лиц?
— Если бы речь шла о любом другом человеке, я бы даже не стала беспокоиться. Но, как Блюм говорила, она держит глаза открытыми. И, если у вас нет других идей, я бы попыталась использовать мою.
— Нет, других идей у меня нет. Значит, вы считаете, что убийца кто-то из местных?
— Я не знаю. Но если это так, то можно не сомневаться, что немалое число жителей города находилось в ресторане во время совершения преступления.
— Ладно, я подготовлю фотографии, чтобы ваша помощница на них взглянула, — пообещал Уоллис, вытащил из пачки сигарету и засунул ее в рот, но не стал прикуривать. Перехватив ее взгляд, он сказал: — Делаю первые шаги.
Пайн кивнула.
— Похоже, вы заходили на сайт WebMD[317], — сказала она.
— Да уж, это и благо, и зло. Теперь я полагаю, что у меня имеется около шести других расстройств, помимо привычки курить, каждое из которых смертельно. Так вы сказали, что это не первое родео убийцы?
— Очевидно, у меня не может быть уверенности. Все должны с чего-то начинать. Но здесь присутствуют элементы изощренности, которых обычно нет, если преступник находится в начале карьеры серийного убийцы.
Уоллис искоса на нее посмотрел.
— Господи, вы говорите так, словно речь идет об обычном эпизоде в работе, — пробормотал он.
— Нет, все гораздо сложнее для тех, кто совершает подобные преступления. Они не в силах остановиться. Это одержимость. И единственная причина их существования. Им необходимо удовлетворять свою нужду.
— Полагаю, Дэниел Тор именно таков?
— Да. Его мозг не похож на ваш или мой.
— Вы сказали, что тот, кто убил нашу жертву, на этом не остановится?
— Если только это не разовое убийство. Но, думаю, что мы еще увидим его работу. Поза жертвы и фата что-то значат для убийцы. И я думаю, он не все сказал по данному вопросу.
— У вас есть какие-то идеи о следующих жертвах?
— У меня есть кое-какие теории, но ничего определенного. Сейчас поле возможностей слишком велико.
— Я знаю, что нынешняя его жертва может оказаться не местной, но следует ли нам предупредить людей?
— Пожалуй, да. Однако нам не нужна паника. Жители города могут придерживаться базовых предосторожностей. Не выходить из дома поодиночке. Избегать изолированных мест. Держать двери запертыми, а глаза открытыми.
Уоллис кивнул.
— Каким будет наш следующий шаг? — спросил он.
— Мы обратимся в Куантико, чтобы выяснить, есть ли у них сведения о серийных убийцах с похожими методами, — ответила Пайн. — Именно этим сейчас занимается Кэрол.
— Как почерк изготовителей бомб, которые используют террористы?
— Да, именно так. Как только они находят свой метод, изготовители бомб стараются ничего не менять, чтобы не взорваться самим. С серийными убийцами все немного иначе — у них собственные символы, но они также не хотят, чтобы их поймали. Я расскажу вам, как только получу какую-то информацию.
— Благодарю. Вы возвращаетесь в мотель?
— Да. Я согласилась вам помочь в данном расследовании, но есть еще одна причина, по которой я здесь.
— Дело об исчезновении вашей сестры?
— Совершенно верно.
— Ну, удачи вам.
— Мне потребуется значительно больше, чем просто удача.
— Вы вернулись?
Сай Таннер смотрел, как Пайн выбирается из внедорожника и подходит к дому. Она была одета, как в предыдущий день, только поменяла футболку с изображением «The Doobie Brothers»[318].
— Да. А где Роско? — спросила Пайн.
— Наверное, мочится в доме, — ответил Сай. — А где ваша напарница?
— Кое-что проверяет. Вы не против, если я еще раз взгляну на свою прежнюю комнату?
— Прошу вас. Я заново собираю двигатель в маленькой мастерской за домом и уже почти закончил. Он обеспечит меня на ближайшие четыре месяца, если я буду экономить — а для меня это уже вошло в привычку. — Он посмотрел на ветхий дом и рассмеялся. — Но, полагаю, вы и сами все видите.
— Однажды я помогала моему наставнику из ФБР восстановить «Форд Мустанг шестьдесят седьмого».
Сай не удержался от улыбки.
— Проклятье, и какого он был цвета? — с интересом спросил он.
— Классическая бирюза. С поднимающимся верхом.
— Ну если он и не является машиной моей мечты, то очень близко к тому, — заявил Сай.
— И ездит он так же классно, как выглядит.
— Не сомневаюсь. Заходите, пожалуйста. Только постарайтесь не наступить на маленькие сюрпризы, оставленные Роско.
Он направился на задний двор, а Пайн вошла в дом и увидела, что Роско мирно спит в мягком кресле. Она не стала его будить и сразу направилась к лестнице, которая вела наверх.
Пайн открыла дверь в свою прежнюю спальню, подошла к окну и выглянула наружу. Чтобы добраться до комнаты, требовалась лестница. По гладкой деревянной стене залезть было невозможно. Но лестницу нелегко найти, да и избавиться от нее совсем не просто. Кроме того, остались бы следы на земле. Из полицейского отчета Пайн знала, что все вокруг дома тщательно проверили — но найти ничего не удалось.
Значит, вспомним Шерлока Холмса: если это невозможно проделать таким способом, значит, что-то здесь не так.
Пайн вновь вернулась в 1989 год и мысленно заполнила комнату мебелью. Она прошлась по всему списку: кровать, комод с вращающимся зеркалом наверху. Маленький стол и два стула, на которых нарисованы Винни-Пух и Тигра — там они вместе с Мерси устраивали воображаемые чаепития. Старая вешалка для шляп и сосновый шкафчик в ногах кровати, где они хранили большую часть своих игрушек.
Время шло, а она все ходила по комнате, делая маленькие шаги и сосредоточившись на своих воспоминаниях.
У нее появилась новая мысль, которая никогда прежде не возникала.
На комоде стояло зеркало на шарнире.
Совсем рядом с окном.
Она закрыла глаза и попыталась вспомнить ночь из прошлого.
Они с Мерси спали в одной кровати, которая стояла так, что они лежали лицом к окну. Она помнила, что в ту ночь окно осталось открытым, потому что день выдался жарким. В доме не было кондиционера, и их мать хотела, чтобы дочерей освежал ночной ветерок.
Пайн разбудил звук. Она спала не так крепко, как ее сестра, которая была старше на десять минут.
Она еще сильнее прищурилась.
Ну, давай вспоминай. Мужчина забрался через окно. Ты его видела. Он заполнил все пространство. Ты должна вспомнить.
Она наложила на сцену Дэниела Джеймса Тора. Это был он. Иначе просто не могло быть.
Но тут ее мысли получили толчок.
Могло ли такое произойти? Это не имело отношения к тому, кто являлся похитителем. Вопрос состоял в том, как он попал в дом.
Она посмотрела на дверь, ведущую в спальню.
А если мужчина попал в комнату не через окно, и она увидела его отражение в зеркале, стоявшем рядом? Из чего следовало, что на самом деле он вошел в дверь, а вовсе не через окно. И это объясняло отсутствие следов от лестницы.
Получалось, что похититель прошел через дом, мимо ее родителей, которые находились на первом этаже. Или существовало другое объяснение?
Пайн закрыла глаза и почувствовала, что внутри у нее появилось неприятное чувство. Мой отец не мог этого сделать. Такое просто невозможно.
Но в таком случае ее родители почти наверняка знали мужчину, забравшего Мерси и едва не убившего Этли. Быть может, он выпивал и курил травку вместе с ними в ту ночь?
Она оперлась спиной о стену и услышала шаги на лестнице. Через мгновение в дверном проеме появился Таннер.
— Просто пришел проверить Роско и выяснить, не удалось ли вам прийти к каким-нибудь новым выводам, — сказал он.
— Может быть, — ответила Пайн.
— Ну, хорошо.
— Может быть. Но проблема в другом: что с этим делать дальше?
— Наверное, раскрывать подобные дела нелегко.
— Вы правы. Каждый шаг, будь он проклят, дается с огромным трудом.
— Однако вы даже не думаете о том, чтобы сдаться, верно?
— Если бы вы лучше меня знали, то никогда не задали бы такой вопрос.
Но, когда Пайн покидала дом, она не испытывала уверенности.
Во время короткой поездки обратно в Андерсонвилль в голове у нее роились самые разные мысли. Осторожная надежда соседствовала с логическими неувязками. Главная проблема состояла в том, что пока ей было неизвестно, сколько людей, знавших ее родителей, все еще живут в городе или неподалеку? Однако ей казалось, что у нее есть ответ на этот вопрос. Агнес Ридли и Лорен Грэм. Она не считала ни одну из них реальной подозреваемой, но они могли помочь ей отыскать тех, кто из знакомых ее родителей все еще оставался в Андерсонвилле.
Она позвонила Блюм и рассказала о том, что ей удалось обнаружить, и они договорись встретиться в «Коттедже». Блюм предстояло отыскать Грэм и попросить ее ответить на новые вопросы. А потом они отправятся к Ридли.
Пайн сделала долгий выдох. После стольких лет у нее что-то появилось. Значит, у меня есть шанс.
— Мне нужно подумать, — сказала Грэм, когда Пайн задала ей свой вопрос.
Они снова собрались в зале для завтраков в «Коттедже». Грэм сидела напротив Пайн и Блюм за одним из столиков. Она была в светло-синей юбке, черном свитере и сапожках до щиколотки. Ее волосы и макияж находились в идеальном порядке, хотя и несколько избыточном, подумала Пайн. Но что она на самом деле знала о подобных вещах? Она использовала тушь для ресниц и помаду не чаще двух раз в году.
— Я буду вам весьма признательна, — сказала Пайн. — У меня остались лишь смутные воспоминания о каких-то гостях и друзьях. И еще я собираюсь задать такой же вопрос Агнес Ридли.
— А могу я вас спросить, зачем вы хотите разыскать этих людей? — спросила Грэм.
Блюм посмотрела на Пайн.
— Это стандартный протокол, — ответила Пайн. — Никогда нельзя знать заранее, кто и что видел или слышал. Они могут считать какие-то детали незначительными, но для расследования они могут оказаться критичными.
Такой ответ не удовлетворил Грэм.
— А что относительно той несчастной женщины, которую нашли мертвой? — спросила она.
— Что именно вы хотите знать?
— Уже известно, кто она?
— Пока нет. Мы над этим работаем.
— Вы работаете?
— Полиция попросила меня о помощи, и я согласилась.
— Значит, сейчас вы не можете назвать имена людей, которые все еще живут здесь и могли знать семью Пайн? — вмешалась Блюм.
— Одного человека я могу назвать сразу, — после недолгих размышлений ответила Грэм. — Джексон Лайнберри.
— Я не помню эту фамилию, — призналась Пайн.
— Насколько мне известно, он дружил с вашим отцом.
— А где он живет?
— Примерно в часе езды отсюда. К северу, в сторону Атланты. У него красивый дом, можно сказать, поместье. Наверное, самое роскошное в тех местах. Он очень богат. У него даже есть собственный самолет.
— И как он заработал такие деньги?
— Удачное вложение капитала. Он на некоторое время уезжал, потом вернулся.
Они получили адрес и контактную информацию, Пайн поблагодарила Грэм и попросила ее позвонить, если она вспомнит кого-то еще, кто мог знать семью Пайн, и та обещала, что так и сделает.
Они позвонили Лайнберри, договорились о встрече, сели во внедорожник и поехали к нему.
— А что тебе удалось узнать? — спросила Пайн у Блюм.
— Как ты меня просила, я получила доступ к базе данных ViCAP[319] через защищенный канал связи. И сообщила им подробности, которые нам известны. У них есть информация о других серийных убийствах, когда жертв одевали определенным образом, но ничего похожего на наше дело.
— Остается надеяться, что мы скоро узнаем личность жертвы, — сказала Пайн. — Тогда у нас появятся какие-то ниточки.
Блюм поглядывала в окно внедорожника, когда они ехали на север, в сторону дома Лайнберри.
— Значит, ты думаешь, что видела отражение мужчины в зеркале, а не влезающего в комнату в окно?
— Я не могу быть уверена, но думаю, что такое весьма возможно, — ответила Пайн.
— Это же случилось так давно, а ты была совсем маленькой.
— Воспоминания о той ночи выжжены в моем сознании.
— Но все годы ты думала, что похититель забрался в спальню через окно.
— Знаю. Я считаю, что новая идея возникла у меня из-за того, что я снова оказалась в той комнате. Мне давно следовало туда приехать. Сама не понимаю, почему не сделала этого раньше.
— Там произошли ужасные вещи. Большинство людей не захотели бы туда возвращаться.
— Но я не большинство людей. Я агент ФБР, и мое кредо бежать навстречу проблеме, а не от нее.
— И все же.
Некоторое время они ехали молча.
— Почему Андерсонвилль?
Пайн посмотрела на нее.
— А почему нет? Серийные убийцы не раз начинали действовать в сельской местности. Они орудовали не только в крупных городах или их пригородах.
— Гораздо легче избежать ареста, когда вокруг много людей.
— В крупных городах намного больше полицейских сил, как и других правоохранительных агентств. Будь я серийным убийцей, едва ли я захотела бы связываться с полицейским департаментом Нью-Йорка, имеющим повсюду камеры, — куда лучше приехать в такое место, как это, где совсем плохо с ресурсами.
— Да, мне понятны твои доводы, но меня беспокоит кое-что еще.
— Что именно?
— Это совпадение или причина и следствие?
Пайн бросила на нее быстрый взгляд.
— Что ты имеешь в виду?
— Совпадение ли то, что мертвое тело появилось на следующий день после твоего приезда в город? Или убийство произошло из-за того, что ты вернулась в Андерсонвилль? — Блюм с тревогой посмотрела на Пайн.
— Ты хочешь сказать, что мое расследование исчезновения сестры, которое произошло тридцать лет назад, спровоцировало убийство той женщины?
— Я лишь говорю, что такая возможность существует. В противном случае это выглядит как очень странное совпадение.
Пайн задумчиво покачала головой.
— Такое преступление потребовало бы серьезного планирования за очень короткий промежуток времени, в том числе, выбор жертвы и само убийство, — сказала она.
— Да, пожалуй, это маловероятно, — с заметным облегчением согласилась Блюм.
Пайн снова на нее посмотрела.
— Быть может, ты считаешь, что похититель моей сестры и убийца этой женщины — один и тот же человек?
— Ну, должна признать, такая мысль у меня возникала.
Пайн покачала головой.
— Такого просто не может быть.
— Значит, ты не думаешь, что это убийство и исчезновение твой сестры связаны?
— Прошло тридцать лет. Серийные убийцы никогда не совершают свои преступления так долго. Большинство уходят на покой после сорока или даже раньше.
— Большинство, но не все. Некоторые надолго прекращают убивать, чтобы потом снова вернуться к своим жутким делам.
— Тридцать лет это необычно долгий перерыв.
— Однако его нельзя назвать невозможным.
— Давай послушаем, что расскажет Лайнберри, прежде чем устремимся в другом направлении.
— Хорошо.
Прошло некоторое время.
— Как ты себя чувствуешь после возвращения? — спросила Блюм.
— Пока отвратительно, — ответила Пайн.
— Грэм не преувеличивала, когда сказала, что у парня есть деньги, — воскликнула Блюм.
— Нечто похожее можно увидеть в Бель-Эйре или Монтесито, штат Калифорния, — ответила Пайн.
Владения Лайнберри окружала ограда с воротами, особняк, построенный из камня, был размером с торговый центр, но с куда более изощренным дизайном и дорогими материалами.
Пайн подъехала к воротам и опустила стекло. На воротах был видеоэкран, она представилась и показала документы.
Массивные ворота открылись, и они въехали в поместье.
Возле дома они остановились и вышли из машины. Их встретили двое мужчин в темных костюмах.
— Вы вооружены? — спросил один из них.
Высокий, сухощавый, лет сорока.
— Конечно, я вооружена, — сказала Пайн.
— В таком случае вам следует отдать мне оружие, — заявил мужчина.
— Этого не будет, — спокойно ответила Пайн.
Второй мужчина казался точной копией первого, только на несколько лет старше.
— Тогда вы не сможете войти в дом, — сказал он.
— Отлично, я готова говорить здесь, — ответила Пайн.
— Мистер Лайнберри не выходит наружу, чтобы с кем-то поговорить, — рявкнул первый охранник.
— Джерри, Тайлер, они могут войти с пистолетами и всем прочим. Это мой старый друг.
Они повернулись и увидели элегантного седого мужчину, стоявшего в открытом дверном проеме. Он был одет в тщательно отутюженные темные брюки, белую рубашку с открытым воротом и туфли из страусовой кожи.
Тот, кого звали Джерри, посмотрел на Пайн.
— Вы слышали: заходите, — сказал он.
Когда он протянул руку, собираясь положить ее на плечо Пайн, чтобы подтолкнуть вперед, она шагнула в сторону.
— Не делайте этого, — сказала она.
— Думаете, вы особенная? — спросил Джерри.
— Нет, но мне не нравится, когда на меня оказывают давление, если в нем нет ни малейшей необходимости, — ответила Пайн.
— Иногда просто не остается выбора, — резко возразил он.
— Ну, тебе никогда не удастся сделать выбор за меня, Джерри, — сказала Пайн. — А теперь забудь о своих расстроенных чувствах и веди нас. И не беспокойся, я не выпущу из виду твою спину.
Джерри покраснел, он явно рассердился, но молча повернулся и зашагал к входной двери. Блюм и Пайн последовали за ним.
— Я тебе когда-нибудь говорила, как сильно я восхищаюсь твоим стилем общения? — прошептала Блюм.
Лайнберри тепло с ними поздоровался и отпустил Джерри. Затем провел их через изысканно отделанный широкий вестибюль с мраморным полом в большую комнату, обставленную, как роскошный офис, — огромный парный письменный стол с тремя мониторами, удобные кресла, большой телевизор на стене, книжный шкаф из монолитной сосны с позолоченными ребрами, картины старых мастеров на стенах, в углу разместился бар со стульями с высокими спинками.
Хозяин жестом пригласил их присесть на кожаный диван и спросил, чего они хотели бы выпить. Обе выбрали кофе. Лайнберри нажал на какие-то кнопки на электронном экране в стене и сел напротив гостей.
— Кофе скоро принесут, — сказал он и тепло улыбнулся Пайн. — Я испытал настоящее потрясение, когда вы мне позвонили, Ли Пайн. Я и представить не мог, что снова вас увижу. Я не сомневался, что вы будете высокой. Рост Джулии составлял шесть футов, почти как у меня.
— Мне сказали, что вы хорошо знали моих родителей, — начала Пайн.
— Да, хотя вашего отца лучше. Мы с Тимом вместе работали на шахте.
— Вы работали на шахте? Мне трудно представить вас в каске и с киркой.
Лайнберри улыбнулся.
— Чтобы добывать бокситы, не нужно спускаться под землю, как в случаях с углем. Это делается прямо на поверхности. Правда, иногда приходится использовать взрывчатку, чтобы добраться до более глубоких залежей. Тим управлял тяжелыми машинами, с помощью которых достают бокситы. Я был менеджером, работал в офисе. Но мы стали друзьями. И ходили в одну и ту же церковь.
— Я слышала, вы занимались вложениями капитала. Необычная смена деятельности после добычи бокситов.
— Я стал однодневным трейдером[320], чтобы заработать денег, у меня хорошо получалось, и в результате я основал собственный инвестиционный фонд. Теперь «Джексон Лайнберри и компаньоны» управляет миллионами долларов, принадлежащих не только мне, но и другим людям. За последние годы нам сопутствовал серьезный успех, благодаря которому я сумел повысить уровень жизни.
— Я думала, парни с такими инвестиционными фондами живут в Нью-Йорке или Калифорнии.
— Благодаря существующим ныне технологиям можно работать откуда угодно. И я живу менее чем в часе езды от Атланты и езжу туда в поисках удовольствий, которые дает культура, и ресторанов; к тому же я держу там свой реактивный самолет, хотя, на крайний случай, есть посадочная полоса в поместье.
— И какой у вас самолет? — спросила Блюм.
— «Бомбардье семь-пятьсот». Он может без посадки долететь отсюда до Москвы.
— Вы собираетесь когда-нибудь отправиться в Москву? — спросила Пайн.
Лайнберри усмехнулся.
— Не вижу для этого ни одной причины, — ответил он. — Я лишь повторяю то, что сказал мне про самолет финансовый директор.
Дверь распахнулась, и появилась женщина в форме горничной с подносом в руках. Она поставила кофе, сливки и сахар на столик перед диваном, положила на него ложечки и вышла.
Пайн и Блюм предпочитали черный кофе, а Лайнберри не пожалел сливок и сахара. Пока он этим занимался, Пайн его изучала. Он был красив, такими бывают пожилые актеры и фотомодели. Однако что-то в нем показалось Пайн знакомым. Впрочем, она могла видеть его тридцать лет назад.
— Ну, так почему же вы вернулись?
— Моя сестра Мерси.
Его лицо стало серьезным.
— Это было ужасно. Ее ведь так и не нашли, верно?
— Да, вы правы. Вы знаете, что полиция и ФБР подозревали моего отца?
Лайнберри пренебрежительно махнул рукой.
— Тим имел к случившемуся не больше отношения, чем я. Он был опустошен. То, что тогда произошло, в конце концов уничтожило его брак. — Лайнберри побледнел. — Прошу меня простить. Мне не следовало этого говорить.
— Нет, я собственными глазами видела, что случилось с их браком, — сказала Пайн. — Вы полагаете, они расстались из-за того, что оба чувствовали вину из-за похищения Мерси?
Лайнберри сделал глоток кофе, но не поставил чашку на стол.
— Я продолжал общаться с вашим отцом, — проговорил он.
— Мне совсем недавно стало известно, что мои родители покинули Андерсонвилль посреди ночи. И никто не знал, куда они уехали.
— Да, именно так и случилось. Но ваш отец связался со мной через несколько лет после вашего отъезда.
— Почему?
— Мне кажется, он знал, что я его разыскивал, пытался выяснить дальнейшую судьбу вашей семьи.
— Я осталась жить с мамой после того, как они разошлись.
— Тим мне говорил, что так будет лучше, к тому же, если откровенно, вы хотели жить с матерью, Ли.
— Значит, вам известно, что с ним произошло?
— Он застрелился в день вашего рождения. Когда вам исполнилось девятнадцать.
— Но как вы узнали такие подробности?
Лайнберри колебался несколько секунд.
— Именно я нашел его тело.
Пайн была настолько ошеломлена, что довольно долго молчала, а Лайнберри не сводил с нее взгляда.
— Я думал, вам рассказала ваша мать.
— Нет, я этого не знала.
— Мы с вашим отцом дружили. Я всегда считал, что жизнь обошлась с ним несправедливо. Мало того, что он потерял дочь, его еще и заподозрили в ее убийстве. Он винил себя за то, что был… пьян в ту ночь.
— Как и моя мать.
— Ваш отец был человеком со старомодными взглядами. Он считал, что дело мужчины защищать свою семью.
— А почему именно вы нашли его тело?
— После того как он связался со мной, я решил дать ему работу. Ваш отец был умным человеком. Я знал, что он способен на большее, чем управлять бульдозером. Поэтому предложил ему место в своей компании, и мы договорились встретиться, чтобы уточнить детали. Однако он не пришел. Я ему позвонил, но он не взял трубку. Это происходило еще до сотовых телефонов и электронной почты. Я отправился туда, где он остановился. — Лайнберри смолк и опустил глаза. — И нашел его… мертвым.
— В дешевом мотеле в Луизиане.
К ее удивлению, Лайнберри покачал головой.
— Нет, в его квартире, в Вирджинии, — возразил он. — Он перебрался туда из-за работы. Он что-то продавал, так ваш отец мне говорил.
Пайн была так потрясена словами Лайнберри, что встала и принялась расхаживать по комнате, Блюм и Лайнберри с тревогой за ней наблюдали.
— Но мама рассказала мне совсем другую историю. — Пайн сжала руки в кулаки, казалось, ей хочется ударить стену. — Она не позволила мне поехать с ней, чтобы попрощаться с отцом. Отправилась одна и организовала кремацию.
— Поверьте, Ли, вы бы не хотели видеть отца таким. Мне пришлось проводить предварительное опознание тела, и это… было тяжело. Дробовик…
— Я не люблю, когда мне лгут.
— Я не сомневаюсь, ваша мать была уверена, что поступает правильно.
Пайн села.
— Вы видели мою мать, когда она приехала?
— Нет. Должно быть, я уже покинул город. — Лайнберри печально покачал головой. — Она так много потеряла, и хотя они разошлись, оставались близкими людьми. Конечно, это означало, что вы лишились отца.
— Он иногда приезжал меня навестить, — медленно заговорила Пайн. — Не слишком регулярно и никогда не оставался надолго… но я всегда радовалась его визитам. Мне хотелось видеть его чаще.
— Конечно, Ли. Конечно, вы хотели видеть его чаще. Семья — это очень важно.
— А у вас есть семья? — спросила Блюм.
— Нет, я так и не сделал решительного шага. И не успел оглянуться, как мне исполнилось шестьдесят.
— Никогда не поздно сказать: «Я согласен», — заметила Блюм.
— Наверное, мне поздно.
— Я вернулась сюда для того, чтобы узнать, что случилось с моей сестрой, — сказала Пайн, заставив Лайнберри и Блюм вновь обратить на нее внимание.
Лайнберри задумчиво кивнул и поставил на столик чашку с кофе.
— Честно говоря, я так и подумал. — Он посмотрел на значок на ее бедре. — Агент ФБР? Пожалуй, будь я психологом, я мог бы сделать определенные выводы по поводу причин, которые привели вас в ряды защитников правопорядка.
— Для этого не потребовалось бы получать специальное образование.
— Как я могу вам помочь в решении этой задачи?
— Вы знали моих родителей. Вы не могли бы назвать имена хотя бы некоторых их друзей в Андерсонвилле?
Лайнберри откинулся на спинку кресла.
— Могу я спросить, почему вы хотите это знать?
— Вы считаете, что мой отец не имел никакого отношения к тому, что случилось с моей сестрой.
— Верно.
— Но кто-то же ее забрал. Я хочу знать кто.
Челюсть Лайнберри отвисла.
— Вы… думаете, это сделал кто-то из тех, кто был знаком с вашей семьей? — Лайнберри не сумел скрыть удивления. — Я всегда считал, что виновен кто-то чужой.
— Да, похищения, которые совершают чужаки, случаются, но гораздо чаще это делает тот, кто знаком с семьей.
— Не могу поверить. Ведь наш городок совсем маленький.
— Иногда так бывает: вы считаете, что знаете кого-то, а оказывается, что это совсем не так, — заметила Блюм.
— Вы хотите сказать, что у каждого из нас есть темная сторона? — спросил Лайнберри.
— И у некоторых людей она оказывается темнее, чем у других, — добавила Блюм.
Теперь Лайнберри смотрел на них с некоторой тревогой.
— Ну, я был их другом, что сразу делает меня подозреваемым.
Пайн покачала головой.
— Я не утверждаю, что любой может быть подозреваемым, — сказала она. — Это всего лишь одна из возможных линий расследования. Даже если преступление совершил чужак, кто-то мог находиться рядом с домом или моими родителями в ту ночь и вспомнит того, кто наблюдал за нами, или всплывет информация, которая окажется полезной.
— А вы говорили с вашей матерью? Она определенно что-то должна знать.
— Нет, я с ней не говорила. И едва ли мне представится такая возможность.
— Не могли бы вы объяснить почему?
— Скажем так: это ее выбор, а не мой.
Лайнберри покачал головой.
— Ладно, дело ваше, — сказал он. — Я больше не стану задавать вопросы.
— Благодарю, я очень это ценю.
— Итак, друзья. Кажется, мне нечего добавить.
— Нам нужно все, что вы сможете вспомнить, и только. А дальше я сама.
— Оставьте мне номер вашего телефона, и я с вами свяжусь, — обещал Лайнберри.
— Спасибо вам, — сказала Пайн.
Они уже уходили, когда Лайнберри их остановил.
— А что, если правда окажется такой ужасной, что лучше ее не знать?
— Не представляю, чтобы так могло быть. В любом случае я должна довести дело до конца.
— Не завидую вам.
— Если честно, я и сама себе не завидую.
На следующее утро Пайн вышла из душа и остановилась перед зеркалом в ванной комнате, чтобы высушить волосы. На ее дельтовидных мышцах были татуировки Близнецов и Меркурия. А на обоих предплечьях написаны слова: «Без пощады»[321].
Татуировки на предплечьях имели для нее двойной смысл, без особой эзотерики. В ее жизни не было Мерси, потому что сестру отняли. И по сравнению с тем, что случилось с Мерси, ее существование было подобно дуновению ветерка. Поэтому она не могла давать себе послаблений ни при каких условиях. Педаль газа в пол, пленных не брать и не жаловаться, если кто-то надрал тебе задницу.
И никакой пощады для меня.
Татуировки на дельтовидных мышцах также имели вполне очевидный смысл: Близнецы, бог близнецов. И планета Меркурий, из Зодиакального созвездия Близнецов.
Пайн положила обе руки на раковину и посмотрела на свое отражение.
Да, наверное, я ношу это на рукаве. И на плечах, наверное, я настолько очевидна. Но мне плевать, что думают люди.
Она прикоснулась к подвеске с изображением святого Христофора, которую носила на шее, подарок матери. Последний, как потом оказалось. Несколько раз Пайн собиралась ее выбросить, но что-то ей мешало.
Может быть, настанет день, когда амулет принесет мне удачу. Может быть, приведет меня к ней.
Пайн, не торопясь, оделась и подумала о том, что ей удалось узнать с тех пор, как она сюда приехала.
Не слишком много. Чужак, попавший к ним в спальню из дома, пожалуй, самое большое достижение, но только если ее догадка верна. И сможет ли она когда-нибудь получить абсолютно надежный ответ на этот вопрос?
Пайн выглянула из окна на улицу. Она смутно помнила, что родители водили ее и сестру на городское кладбище, где белые могильные указатели уходили в бесконечность. Тогда ей казалось, что мертвые люди повсюду, и это пугало их с Мерси.
Она закрыла глаза и прислонилась спиной к стене, прекрасно понимая, что Мерси не может быть жива. В лучшем случае, в самом лучшем, она могла надеяться, что сможет найти ниточку, которая приведет ее к могиле сестры. Но теперь там только кости, как на местном тюремном кладбище, ее сестра-близнец стала скелетом.
Я заберу кости. Я отыщу ее останки. Я просто хочу знать… что произошло.
Маленькая, такая знакомая рука в ее ладони, лицо, подобное собственному отражению в зеркале, смотрящее на нее. В этом было утешение и умиротворение. Она думала, что так будет всегда. Но Мерси пробыла в ее жизни всего шесть лет. И с тех пор Пайн всегда была одна. Она больше никогда не испытывала утешения и умиротворения. Такая связь, вероятно, возможна только раз в жизни.
Может быть, именно по этой причине мне так трудно вступить с кем-то в близкие отношения.
Когда она заканчивала одеваться, звякнул ее сотовый телефон — Джексон Лайнберри прислал ей сообщение. Он написал, что вспомнил только двоих друзей ее семьи, которые по-прежнему живут в городе.
Майрон и Бритта Прингл. Им было заметно за пятьдесят — почти ровесники родителей Пайн. Она не помнила их имен, но надеялась, что после визита к ним у нее появятся новые воспоминания.
Они встретились с Блюм внизу, на застекленной террасе. За кофе и рогаликами Пайн рассказала о сообщении от Лайнберри.
— А ты не помнишь этих Принглов? — спросила Блюм.
Пайн покачала головой.
— По крайней мере, сейчас. — Она помолчала и добавила с горечью: — Складывается впечатление, что я почти ничего не помню, верно? На самом деле это смешно.
Блюм поставила чашку и положила ладонь на руку Пайн.
— Ты ведь понимаешь, какую травму пережила здесь в возрасте шести лет? — сказала она. — Господи, удивительно, что ты вообще в состоянии функционировать, агент Пайн. Ты должна прекратить так строго себя судить.
Пайн не смотрела на Блюм. Что-то сжало ее внутри и не отпускало.
— Не могу, Кэрол. Я не заслужила того, чтобы было легко.
— А когда тебе легко что-то давалось? Сомневаюсь, что ты родилась в рубашке. Ты чудом выжила, когда была ребенком. Отец покончил с собой в день твоего рождения. Ты не знаешь, где твоя мать. И потеряла сестру-близнеца. К тому же едва ли один из четырех специальных агентов в Бюро женщина. Проклятье, ты сумела устоять, когда шансы на успех были минимальны. И вовсе не благодаря слепой удаче. Ты работала изо всех сил.
— Удачно прошла встреча с Джеком? — спросила Грэм, подошедшая к ним с тарелками с яйцами, кукурузной кашей, бисквитами и беконом.
Она поставила их перед Пайн и Блюм. Сегодня она надела темные брюки и белую блузку, разноцветная косынка стягивала волосы. Безупречный макияж и внимательные глаза. «Быть может, слишком внимательные», — подумала Пайн.
— Хорошая первая встреча, — сказала Пайн, когда Блюм с любопытством посмотрела на кашу.
Пайн заметила ее взгляд.
— Это здешняя каша, Кэрол. Нечто вроде обычной, но очень много соли и масла.
— Ну, как скажешь, — ответила Блюм, сосредоточившись на беконе и яйцах.
Грэм не отходила от их столика.
— Джек многого добился в жизни, — заметила она.
— Вне всякого сомнения, — ответила Пайн, которая ела без всякого аппетита.
— Вы не хотите есть? — спросила Грэм.
— Меня сейчас больше интересуют ответы, чем еда, — сказала Пайн. — Лайнберри назвал мне имена двух других людей, которые жили здесь в те времена.
— И кто же это? — заинтересовалась Грэм.
— Майрон и Бритта Прингл.
Грэм заметно расстроилась.
— Да, конечно, Принглы. Я как-то о них не подумала.
— Вы хорошо их знали, когда они здесь жили?
— Не особенно. Я о них вообще практически забыла.
— Они такие незапоминающиеся?
— Нет, дело не в этом. В некотором смысле они были очень даже запоминающимися. В особенности муж, Майрон. Но с тех пор прошло столько лет.
Пайн переглянулась с Блюм.
— Лайнберри дал мне адрес. Но у него нет их телефона или электронной почты, что показалось мне странным.
— Ну, вы можете просто к ним поехать и посмотреть, что получится.
— А что вы можете о них рассказать из тех времен, когда они жили здесь?
Грэм пододвинула стул и села.
— Первое слово, которое приходит в голову: странные. Майрон Прингл был, ну, вроде как, гением. Может быть, теперь сказали бы, что он аутист, но тогда так не говорили.
— А чем он занимался?
— Тогда он работал на шахте. В конторе.
— А жена?
— Бритта не такая странная, как Майрон. Их детей, мальчика и девочку я почти не помню. Я старше. По возрасту они были ближе к вам. Бритта мне нравилась, но они редко приезжали в город. Может, она и работала, но, где именно, я уже успела забыть. В те времена большая часть женщин в Андерсонвилле либо сидели дома, либо выходили на неполный день.
— Но, если их дети были моего возраста, мы наверняка с ними играли. Я смутно помню каких-то детей, которые иногда к нам приходили.
— Ну, нет ничего удивительного в том, что вы плохо помните. Вы тогда были совсем маленькой. Они жили к вам ближе остальных. Последний дом перед вашим, примерно на расстоянии мили.
Пайн задумалась, но у нее не осталось никаких воспоминаний о доме семьи Прингл.
— Ну, наверное, мы все узнаем, когда их увидим, — сказала Блюм.
Они закончили завтрак и через полчаса сели во внедорожник.
— Надеешься на большой прорыв с Принглами?
— Подобные дела никогда так не решаются, — ответила Пайн. — Но если мне удастся что-то узнать, я не стану возражать.
— Если бы я собиралась снять фильм ужасов, — сказала Блюм, — это было бы превосходным местом.
Они свернули на усыпанную гравием извивающуюся дорогу, и стало заметно темнее — с двух сторон над ней склонялись ветки старых дубов, покрытые исландским лишайником, и создавалось впечатление, что они едут по туннелю. Солнечный свет сюда практически не проникал. Они снова оказались в округе Мейкон, примерно в сорока пяти минутах езды от Андерсонвилля.
— Я думаю, Грэм именно по этой причине не знает, что они вернулись, — сказала Пайн. — Довольно далеко от города. И я сомневаюсь, что они вообще бывают в Андерсонвилле.
— Ты и в самом деле ничего о них не помнишь?
Пайн покачала головой.
— Но мы очень скоро получим ответ на этот вопрос.
Туннель из дубов закончился, но солнце все еще закрывали другие деревья, окружавшие дом, который они увидели только после того, как сделали последний поворот.
— Ну, я не могла даже представить, что мы здесь увидим, — призналась Блюм. — Я думала, он будет похож на дом Ашеров[322].
Дом оказался большим, недавно построенным, современного дизайна, с большим количеством металла и стекла.
— Нечто похожее мог бы выстроить для себя какой-нибудь магнат в Пало-Альто, — заметила Пайн, сбрасывая скорость и останавливая внедорожник перед домом.
Они вышли из машины и осмотрелись по сторонам.
— Видишь кого-нибудь? — спросила Блюм.
— Нет. И никаких машин, но гараж может находиться за домом.
— Чем я могу вам помочь? — услышали они голос.
Они оглянулись, пытаясь понять, откуда он доносится.
— Чем я могу вам помочь? — повторил тот же голос.
Казалось, звук доносился от входной двери.
— Должно быть, они установили одну из новых систем безопасности, — сказала Пайн. Они подошли к входной двери, и она подняла свой значок. — Я специальный агент ФБР Этли Пайн. Джек Лайнберри дал мне ваш адрес. Думаю, вы знали моих родителей, Тима и Джулию Пайн.
Они не получили никакого ответа, и Пайн посмотрела на Блюм.
— Может быть, я сказала что-то не то?
Входная дверь открылась, и на пороге появилась привлекательная женщина лет пятидесяти с небольшим, среднего роста, с коротко подстриженными светлыми крашеными волосами, подчеркивавшими изящную шею. Она была стройной и находилась в хорошей физической форме, одета в стильные черные брюки, туфли на низком каблуке, светло-синюю блузку и легкий свитер. Даже издалека они разглядели у нее на пальце крупный бриллиант.
— Ли Пайн? Это и правда вы?
— Да, я.
— Боже мой, я бы вас никогда не узнала.
— Вы Бритта Прингл?
— Да. Наверное, вы меня не помните, в те годы вы были совсем маленькой.
— А это моя помощница Кэрол Блюм.
Они пожали друг другу руки.
— У вас очень красивый дом, — сказал Блюм. — Я… никак не ожидала увидеть такой здесь…
— …в такой глуши? — с усталой улыбкой закончила Бритта. — Никто бы не ожидал. Это дизайн моего мужа. Он из Кремниевой долины. А я девушка с Кейп-Кода[323].
Бритта посмотрела на Пайн и улыбнулась.
— Теперь я определенно вижу сходство с вашей матерью. И есть немного от Тима, в линии скул.
Ее слова несколько удивили Пайн. Когда она беседовала с потенциальными свидетелями, у нее всегда имелся наготове список вопросов и протоколы, и она неизменно их придерживалась, при необходимости проявляя гибкость, — тут все зависело от того, как складывался разговор. Но сейчас ей пришлось напомнить себе, что это совсем не похоже на обычное расследование.
Речь идет о моей семье. И прежде всего обо мне.
— Да, конечно, — коротко ответила она.
— Но, что вас сюда привело? Вы сказали, что являетесь агентом ФБР?
— Так и есть. Я в Бюро уже более десяти лет.
— Как быстро бежит время.
— Я здесь из-за моей сестры.
Бритта заметно расслабилась.
— Вашей сестры? — Она перевела взгляд с Блюм на Пайн. — Ее сумели… отыскать?
И вновь Пайн показалось, будто она получила удар в живот, усиливший ее личную связь с расследованием. Она вдруг обнаружила, что какая-то ее часть предпочла бы сосредоточиться на убийстве неизвестной молодой женщины. Она могла заниматься этим делом профессионально и отстраненно, не внося в работу ничего от себя.
— Нет, и я приехала сюда именно по этой причине, — ответила Пайн. — Я пытаюсь выяснить, что тогда произошло.
Бритта сложила руки на груди.
— После стольких лет? Почему бы и нет? Наверное, я бы поступила так же, если бы речь шла о моей сестре. — Казалось, она одернула себя. — О, пожалуйста, заходите.
Она распахнула входную дверь и жестом предложила им войти.
Вестибюль состоял из трех уровней. Пайн окинула взглядом внутреннее убранство, стекло и металл. Несмотря на деревья вокруг дома, здесь было полно света. Пространство пола оставалось открытым, и, несмотря на многочисленные светильники и сделанную на заказ мебель, отсюда открывался великолепный вид на гостиную. Толстые разноцветные ковры разбивали крупные плитки пола с узорами в виде отпечатков ископаемых животных.
— Ого, — только и сказала Блюм.
— Да, это обычная реакция, — заметила Бритта. — Но вы упомянули Джека Лайнберри. Если вы побывали у него в поместье, то видели, что там все в три раза больше и полно самых современных гаджетов.
— Да, мы были у него, — сказала Блюм, — и его дом это нечто. Обе ваши семьи добились многого.
— Ну, наш успех связан с успехом Джека.
— В каком смысле?
— Хотите кофе?
— Да, конечно.
Бритта отвела их на территорию кухни, откуда открывался вид на противоположную часть поместья с большим бассейном и гостевым домиком, который по стилю совсем не соответствовал основной резиденции. Он был облицован деревом и выкрашен в серый цвет, с высокими башенками, крыльцом из штакетника и площадкой с перильцами на крыше. Здесь также находился гараж на шесть машин с вымощенной плиткой площадкой перед ним и зона барбекю с встроенным грилем и самыми разными приспособлениями из нержавеющей стали.
Пайн подумала, что для «Архитектурного дайджеста» визит сюда стал бы счастливым днем.
Как только они вошли в комнату, появилась латиноамериканка, одетая в форму горничной, со шваброй и ведром в руках. Увидев трех женщин, она удивилась.
— О, Калинда, извини, к нам неожиданно пришли гости. Ты можешь пока поработать в другой части дома? Благодарю.
Калинда, которой было за пятьдесят, худая, с седыми волосами, молча кивнула и поспешно вышла из комнаты. Бритта посмотрела ей вслед.
— Это была идея Майрона, — сказала Бритта. — Нанять ее. Я говорила ему, что справлюсь с домом сама.
— Но здесь такие большие площади, — заметила Блюм. — Помощь вам наверняка не помешает.
— Вы правы, — согласилась Бритта. — И я знаю, что Калинда отправляет деньги домой, в Гватемалу. Возможно, она здесь нелегально, но эти люди заслуживают право на жизнь. И она работает очень старательно.
Бритта налила в кофейный автомат воду и указала в сторону гостевого домика.
— А это мой вклад, — сказала она. — Я провожу там довольно много времени. Большой дом слишком холодный и антисептический на мой вкус.
Она принесла кофе на стол, выходивший на задний двор, и все сели.
— Итак, Джек Лайнберри, — напомнила Пайн.
— Да, — кивнула Бритта. — Ну, наверное, он вам говорил, что владеет весьма успешной инвестиционной компанией. Он опирается на компьютеризированную торговлю, быструю покупку и продажу акций и других вложений. Я не стану делать вид, что понимаю, как это работает, но, если коротко, успех основан на скорости — более высокой, чем способны выдать индивидуальные трейдеры. А Майрон компьютерный специалист мирового класса. Он объединил алгоритмы и коммерческие программы, чтобы усилить инвестиционный бизнес Джека. Нечто похожее он сделал в своем офисе в шахте по добыче бокситов, хотя в те времена алгоритмы не имели такого огромного значения, как сейчас. Именно так Джек и Майрон познакомились.
— Ну, очевидно, у них неплохо получилось, — заметила Блюм.
— А где ваш муж? — спросила Пайн.
— Майрон настоящая сова. Ночью он почти не спит, ложится утром, встает только к середине дня и требует зав-трак. — Она немного печально улыбнулась, как показалось Пайн. — Наверное, гениям следует позволять маленькие особенности поведения, — добавила Бритта.
— Да, конечно, — сказала Блюм.
— Итак, как я могу вам помочь?
— Я удивлена, что Лайнберри не рассказал вам о нашей встрече, — сказала Пайн. — Ваш адрес я получила от него. Но он не дал мне ни вашего номера телефона, ни адреса электронной почты.
— Ну, он просто не мог, — ответила Бритта. — У нас их нет.
— У вас нет ни того, ни другого? — удивленно переспросила Пайн.
— Майрон отказался от телефона и электронной почты, — устало сказала Бритта. — Он считает, что это опасно. Слишком многие могут использовать их против нас. Ну, вы знаете, чтобы шпионить.
— Еще одна особенность гения?
Бритта улыбнулась в чашку с кофе.
— Да, их у него немало.
Пайн сделала глоток кофе и наклонилась вперед, поставив локти на стол.
— По разным причинам я решила, что пришло время продвинуться вперед в расследовании исчезновения моей сестры.
— Хорошо, — сказала Бритта — теперь ее лицо выражало полное внимание.
— Я долгое время считала, что человек, похитивший Мерси, забрался в нашу спальню через окно.
— Через окно? Я не знала.
— Очевидно, полиция мне не поверила, ведь я получила травму головы, — продолжала Пайн.
— Она едва вас не убила. Бедняжка. Вы долго пролежали в больнице. И Джулия ужасно за вас беспокоилась.
— Она уже потеряла одну дочь и боялась лишиться второй, — сказала Пайн, наблюдая за реакцией Бритты.
— Да, наверное, это одна из причин.
— Вот только я уже не так уверена, что похититель проник в нашу спальню через окно.
Бритта ахнула.
— Я… не понимаю, — пробормотала она.
— Теперь я считаю, что он попал к нам в комнату через дверь, из чего следует, что сначала он прошел по дому.
— Но ваши родители? Разве они бы…
— Мои родители… в то время были недееспособны. Я думала, вы знали.
— Прошло столько лет, Ли. У меня хорошая память, но не настолько.
— Конечно, я сожалею.
— Но неужели ваши родители… находились в таком состоянии, что незнакомец сумел пройти мимо них?
— А что, если они его знали?
— Теперь я поняла. Именно по этой причине вы вернулись? Вы полагаете, что кто-то из друзей ваших родителей?..
— Я агент ФБР, и то, что я полагаю, не имеет значения. Важны факты. Я должна рассмотреть все аспекты, а прежде никто не расследовал версию, что человек, похитивший Мерси и едва не убивший меня, знал нашу семью.
— Ну, надеюсь, вы не обвиняете нас. Я хочу сказать…
— Нет, Бритта, вовсе нет. Вы дружили с моими родителями, и у вас отсутствовал мотив для подобных действий. Пожалуйста, поймите, я лишь нащупываю новые пути расследования.
Казалось, слова Пайн успокоили Бритту. Она кивнула, и ее лицо смягчилось.
— Конечно, невозможно даже представить, через что вам пришлось пройти, Ли. Как я могу вам помочь?
— Расскажите все, что вы помните о тех событиях.
Бритта сделала глоток кофе.
— Андерсонвилль был в те времена маленьким городком, впрочем, с тех пор мало что изменилось, — начала она. — Все всех знали.
— Что сделает мою задачу проще… или сложнее.
— Многие отсюда уехали за последние тридцать лет. Или умерли.
— И это самая сложная часть.
Бритта поджала губы и упрямо покачала головой.
— Я не верю, что кто-то из местных жителей, в особенности, тех, кто знал ваших родителей, совершил такой ужасный поступок. Какой у них мог быть мотив?
— Некоторые люди не нуждаются в мотиве.
— Агент Пайн имеет в виду серийных убийц, миссис Прингл, — вмешалась Блюм. — Ими овладевают навязчивые идеи, они совершают преступления и не могут остановиться.
— Значит, вы считаете, что это сделал серийный убийца? — спросила Бритта.
— Такое возможно, — кивнула Блюм.
— Но у нас никогда не случалось ничего похожего.
— Это похищение могло стать началом его карьеры. Или концом.
— Ну я просто не представляю, как такое могло быть, — не сдавалась Бритта. — Зачем серийному убийце сюда приезжать?
— К несчастью, такое случается, — сказала Пайн. — Что вы помните о том времени? Меня интересует все, что сохранилось в вашей памяти.
— Джулия позвонила мне в панике. Тогда у нас был телефон, и мы жили ближе других. Она с ума сходила от страха. Мерси исчезла. Ваш отец вместе с полицией ее искал. Вы получили серьезную травму, и вас отвезли в больницу. Ваша мама поехала с вами, потом ей пришлось вернуться домой, чтобы собрать необходимые вещи. Затем мы вместе снова отправились в больницу. Я не знаю, известно ли вам, что ваша мать не покидала ее до тех пор, пока вас не выписали. Отец вас навещал, но Джулия не отходила от вашей постели.
— Я не знала об этом, пока не приехала сюда. Мне рассказала Агнес Ридли.
— Господи, имена из прошлого. Я не видела и не разговаривала с Агнес с тех пор, как мы отсюда уехали.
— А что еще вы помните? Что говорили мои родители?
Бритта сделала большой глоток кофе, размышляя над ее вопросом.
— Я помню, что ваша мама не могла найти куклу Мерси. Я не понимала, почему она ее ищет в такой момент. Но люди, наверное, совершают странные поступки, когда происходит кризис.
— А ваш муж участвовал вместе с моим отцом в поисках Мерси?
— Нет, Майрон рано утром уехал в офис. Когда ваша мать мне позвонила, у меня не было машины и половину пути до вашего дома я пробежала.
— Но тогда как вы добрались до больницы?
— Нас отвез офицер полиции.
— А вы не замечали в городе каких-то незнакомцев? Может быть, кто-то отличался от остальных жителей?
Бритта покачала головой.
— Ли, мы не слишком часто ездили в город. Как и ваша семья. В те времена все едва сводили концы с концами. Майрон еще не нашел своего призвания с компьютерами. Мы жили от зарплаты до зарплаты, так же, как ваши мать и отец. Но вы, девочки, никогда ни в чем не нуждались. Никогда не голодали.
— Насколько я поняла, у вас есть дети? — спросила Блюм.
— Были дети. Джоуи и Мэри. — Бритта посмотрела на Пайн. — Они играли с вами и Мерси.
— Были дети? — уточнила Пайн.
— Печально, но оба мертвы.
— Что с ними случилось? Насколько я помню, они были моего возраста.
— Сын погиб в результате несчастного случая. А дочь из-за злоупотребления запрещенными веществами. — Бритта опустила взгляд.
— Я приношу свои искренние соболезнования.
— Вы бы хотели взглянуть на их фотографии?
Пайн бросила взгляд на Блюм.
— Да, конечно.
Бритта взяла с полки фотографию в рамке.
— Их снимали примерно три года назад, — сказала она.
Пайн и Блюм посмотрели на фотографию Мэри, красивой молодой женщины с длинными светлыми волосами и шаловливой улыбкой. Рядом с ней стоял Джо, высокий мужчина, обнимавший сестру за талию.
— Они были очень близки. И умерли в течение одного месяца.
— Господи, — сказала Блюм. — Как ужасно.
— Да. — Бритта поставила фотографию на стол.
Пайн откашлялась и немного помедлила.
— Лорен Грэм сказала мне, что отец подрался в тот день с каким-то зевакой возле нашего дома. Но кто-то их разнял. Вы не знаете кто?
— Этот «кто-то» я.
Они посмотрели в сторону двери, на пороге которой появился мужчина за пятьдесят, ростом примерно в шесть футов и пять дюймов — длинные темные волосы с проседью, широко расставленные карие глаза и длинные конечности, одет в свободные брюки и мятую футболку. Мужчина пришел босиком.
— Я Майрон Прингл, — сказал он.
Удивленная Бритта встала и посмотрела на часы.
— Майрон, почему ты не спишь?
— Я устал спать, — сказал он, не сводя с Пайн глаз.
— Это… — начала Бритта.
— Да, я знаю. Ли Пайн, — сказал Майрон. — Уцелевшая дочь Тима и Джулии.
Пайн и Блюм переглянулись, услышав его странную фразу.
— Майрон, пожалуйста, очень прошу, — сердито сказала Бритта.
Пайн встала и протянула руку.
— Здравствуйте, мистер Прингл.
Он неохотно ее пожал.
— Это моя помощница, Кэрол Блюм.
Майрон даже не посмотрел в ее сторону.
— Вы вернулись, чтобы расследовать исчезновение вашей сестры? — спросил он.
— Да, — ответила Пайн.
— У вас мало шансов.
— Майрон, — неодобрительно сказала его жена.
Не обращая на нее внимания, он открыл холодильник, достал упаковку с молоком и принялся пить прямо из нее.
— Я говорю о голой статистике, — объяснил он, вытерев рот тыльной стороной ладони. — Вы можете добиться успеха, но в данном случае числа против вас.
— Благодарю, но я и сама это понимаю.
Он поставил молоко на место, закрыл холодильник и прислонился к гранитной кухонной стойке.
— Значит, вы остановили драку? — спросила Пайн.
Майрон кивнул.
— Ваш отец был пьян, — сказал он.
— Майрон, пожалуйста, — взмолилась Бритта.
По ее усталому голосу Пайн поняла, что женщина постоянно повторяет эти слова.
— Но ведь так и было, — пожал плечами Майрон. — Одна дочь исчезла, вторая серьезно пострадала. Я бы и сам напился, — попытался смягчить свои слова Майрон.
— Кто начал драку?
— Мужчина по имени Барри Винсент.
— И почему она началась?
— Винсент обвинил вашего отца в том, что он на вас напал и имеет отношение к похищению вашей сестры.
— Полагаю, не он один так думал.
— Ваш отец никогда бы так не поступил, — решительно заявила Бритта.
Пайн посмотрела на Майрона.
— А что думаете вы? — поинтересовалась она.
— Я думаю, что люди способны на все, — ответил он. — Однако я видел, как ваш отец вел себя с вами и вашей сестрой. Он вас обожал. Вы были его радостью и гордостью. Он очень напряженно работал и обеспечивал всю семью. Больше у него ничего не было. Я не могу представить, чтобы такой человек мог все разрушить.
— Но в ту ночь он пил и курил травку, — напомнила ему Пайн.
— Да, он пил и много курил траву, — подтвердил Майрон. — Я знаю, ведь мы не раз делали это вместе. Но в таких случаях он не становился агрессивным. Он просто засыпал.
— Что и привело к тому, что он проспал ту ночь, — заметила Блюм.
— Значит, тогда вас с ним не было? — спросила Пайн.
Майрон не ответил, и Пайн посмотрела на Бритту.
— Полагаю, в тот вечер нас не было дома, Ли, — ответила Бритта. — Следующий день я помню так, словно все произошло вчера. Но предыдущий вечер и ночь — нет. Я уверена, что мы куда-то уезжали.
Пайн снова посмотрела на Майрона.
— Вы можете что-нибудь добавить? Как мне кажется, у вас хорошая память, — сказала она.
— Добавить нечего, — ответил Майрон. — Каким будет ваш следующий ход? Вы поговорите с теми, кто знал вашу семью и все еще здесь живет?
— Да, — сказала Пайн. — В том числе, с Джеком Лайнберри. Насколько я поняла, вы с ним весьма успешно сотрудничаете.
— Джек действительно зарабатывает много денег, но и у нас получается неплохо, — сказал Майрон. — Я специалист по компьютерам. А он занимается продажами и переговорами. Тут он на высоте. И всегда был таким. Даже в те времена, когда мы занимались добычей бокситов.
— Значит, компьютерные алгоритмы? — спросила Пайн.
— Точнее, автоматизированные программы торговли. Часть предназначалась лишь для того, чтобы эффективно перемещать крупные блоки инвестиций и снизить расходы. Ну а другая состоит в том, чтобы инвестировать через компьютерные программы и таким образом увеличить прибыль. Они называют это алгоритмической торговлей. Сложные математические формулы и сети сверхбыстрых компьютеров, позволяющих реализовать подобные стратегии. Если удается проследить правильные тенденции в движении финансовых рынков, даже малейшую рябь, можно получить серьезные деньги. Вот почему бо́льшая часть финансовых рынков автоматизирована. На самом деле это гонка на износ, если немного подумать. У нее повышенная рыночная ликвидность, но она также внесла свой вклад в «флеш-креш»[324] две тысячи десятого года. У компьютеров нет эмоций, поэтому, когда рынок падает, они позволяют нам вернуться назад быстрее, чем получается у людей. И все же это мошенническая система.
— Вы хотите сказать, что мелкие игроки проигрывают?
Он посмотрел на нее, и его густые брови дернулись.
— На финансовых рынках мелкие игроки всегда проигрывают. Именно так устроена система, ведь ее создали крупные игроки. И они предпочитают держать золото подальше от толпы, иными словами, от всех остальных.
— Вам приходится постоянно менять алгоритм?
— Несомненно. Трофеи никогда не достаются тем, что почивает на лаврах. Они попадают к сверхбдительным. А так как практически у всех есть похожие алгоритмы, конкуренция очень высока. Всякий, кто знает, как программировать на языке «Питон», к примеру, может заниматься алгоритмической торговлей. Так что мне и моей команде приходится работать не покладая рук. Но именно по этой причине Бритта и я можем позволить себе такой дом. Специалисты моего уровня пользуются огромным спросом. И только из-за того, что люди становятся жадными и предпочитают использовать технологии против других людей.
— Но вы же тоже человек.
— Верно, однако, к примеру, пару лет назад «Голдман Сакс груп»[325] уволил около шестисот трейдеров и заменил их двумя сотнями компьютерных инженеров, в задачу которых входило сопровождать работу автоматических торгующих программ. Многие другие компании последовали их примеру. И речь не только о финансовом секторе, почти все сектора автоматизируются. Я вижу, что в будущем у людей появится много свободного времени. Вот только у них не будет денег, чтобы что-то делать. Миллиардеры Кремниевой долины знают, что это время приближается. Поэтому многие из них призывают к гарантированному доходу для каждого. Но они поступают так вовсе не из-за благотворительности, во всяком случае, большинство.
— А почему тогда? — спросила Блюм.
— Им необходимы люди, способные покупать дрянь, которую они производят, — ответил Майрон. — И что еще важнее, они не хотят, чтобы толпа перебралась через стены их поместий и всех прикончила.
— Ну ладно, Майрон, я сомневаюсь, что до этого дойдет, — пыталась увещевать его Бритта.
— Тогда ты окажешься неправа.
— Вы работаете здесь или в офисе? — спросила Блюм.
— Мой офис находится здесь.
— А мы можем на него взглянуть? — поинтересовалась Пайн.
— Зачем? Он не имеет никакого отношения к тому, что произошло тридцать лет назад.
— Тут ничего нельзя знать заранее.
— Я никого туда не пускаю, для меня это правило.
— У всякого правила есть исключения. И в той среде, где вы проводите бо́льшую часть времени, с вами может случиться то, что невероятно в любом другом месте. Я была бы вам чрезвычайно признательна, если бы вы сделали для нас исключение. Может быть, ради прежних времен?
Майрон заметно смутился, посмотрел на Бритту, потом пожал плечами, повернулся и вышел из комнаты.
Бритта слегка задержалась, и Майрон повел Пайн и Блюм по гладкому коридору к уходившей вверх винтовой лестнице, сделанной из зебрано, с перилами из нержавеющей стали и прочной гладкой проволокой, натянутой между пролетами.
Они подошли к двери второго этажа с включенной системой безопасности, над которой горел красный огонек.
— Перед тем как войти, вам необходимо выключить телефоны, — предупредил Майрон.
Пайн и Блюм недоуменно переглянулись, но обе выполнили его требование.
Майрон наклонился к порталу и приложил к нему глаз.
— Сканнер сетчатки глаза, — пояснил он, когда массивная дверь отъехала в сторону.
— Вижу, — сказала Пайн.
— И никакого каламбура, — язвительно добавила Блюм.
Они оказались в помещении площадью не менее тысячи квадратных футов, имеющем форму прямоугольника. Окна отсутствовали. Пол под ногами был мягким и пружинистым.
— Добро пожаловать в мир финансовых киборгов с легкой добавкой цифровой алхимии, — сухо сказал Майрон.
Пайн прикоснулась к стене, и ей показалось, что она сделана из бетона. Когда она спросила об этом у Майрона, он подтвердил ее догадку и добавил:
— Со слоем меди внизу, чтобы блокировать любые электрические сигналы.
— Шпионы здесь, в округе Мейкон, штат Джорджия? — удивленно спросила Пайн.
— Шпионы повсюду, — решительно ответил Майрон и показал на потолок. — Спутники опоясывают землю.
Пайн обратила внимание на знак на одной из стен — странный набор цифр: 1, 3, 5, 7, 9, 7, 9, 5, 3.
Он увидел, куда она смотрит, и улыбнулся.
— Я люблю нечетные числа, но до определенного предела.
— Ясно.
На письменном столе размером с хороший обеденный стол выстроились в ряд огромные мониторы, но все оставались темными.
Майрон показал белую пластиковую карту.
— Система в комнате определяет число людей, которые здесь находятся, — сказал он. — Если у каждого нет такого значка с требуемым допуском, система знает, что сюда вошли люди, которые не имеют на это права, и все экраны остаются черными.
— Разведывательные агентства имеют такую же систему безопасности, — сказала Пайн.
— Я знаю. Именно у них мы позаимствовали протоколы.
— Так вы сидите здесь и работаете над… алгоритмами? — спросила Блюм.
— Не только. Я также слежу за безопасной передачей данных, проверяю различные процедуры. Но да, улучшаю, придумываю новые платформы — на это я трачу много времени. Тяжелая работа, требующая больших временных затрат. Кодирование — непростой процесс. Необходимо устранять ошибки. Хакеры атакуют круглые сутки семь дней в неделю. Русские, китайцы, группы из Индии и с Ближнего Востока, четырнадцатилетки с «Маками», мечтающие взорвать финансовый мир, проклятье, да все подряд.
— Но, если это место запечатано от проникновения электронных шпионов, как вы выходите в интернет? — спросила Пайн.
— Закрытая информация. Но я могу вам сказать, что это комплекс защищенных линий, отдельно созданная инфраструктура, основанная на облаке, которая недоступна широкой публике или кому-либо еще.
— А на Лайнберри такую работу делаете только вы?
— Нет, у нас имеется целый департамент, разбросанный по всему миру, но я его глава. Я управляю всеми остальными, и с течением времени группа выросла в геометрической прогрессии. Наши информационные технологии являются самым ценным ресурсом. Без них мы всего лишь старые пердуны, играющие в «Монополию». Мы поддерживаем круглосуточную связь через безопасные, закодированные на входе и выходе сообщения, на которые я сейчас ссылался.
— Ваша жена говорила, что вы не пользуетесь телефонами и электронной почтой.
— В нашем доме нет Алексы[326], «Гугла» или других шпионов. Я не пользуюсь кредитными картами. И никогда не брожу по интернету. Смешно. Большинство людей настоящие сосунки. Они отказываются от конфиденциальности ради удобств.
— Пожалуй, так и есть, — согласилась Пайн. — Но это работает.
— О да, работает для другой стороны. Они знают о вас все, даже больше, чем вам самим о себе известно. Как вы думаете, почему «Фейсбук» и «Гугл» обладают такой огромной ценностью? Причина вовсе не в фотографиях котиков, которые вы отправляете друзьям, или возможности найти ответ на любой вопрос. И не в создании «сообществ», — насмешливо добавил он. — Даже не в продаже рекламы, хотя именно так некоторые зарабатывают деньги. Дело в сборе информации о каждом из нас. Это величайшая афера всех времен. И даже сейчас, когда мы знаем правду, никто не перестает пользоваться интернетом. Это подобно наркомании. Помните, как несколько лет назад люди неизменно закуривали сигарету, что бы они ни делали: вели машину, ели или выпивали. А теперь чем все занимаются? Проверяют свои смартфоны. Молодые, среднего возраста и старые. От колыбели до могилы. Мир подсел на смартфоны. Большой Брат пожирает терабайты информации каждую миллисекунду. И им не нужно платить ни единого цента.
— Какая страшная мысль, — заметила Блюм.
— Очевидно, недостаточно страшная — ведь она не способна убедить людей этого не делать, — продолжал Майрон. — Проклятье, уже слишком поздно. Мир попал в рабство. Обратной дороги нет. Слишком большие деньги можно заработать и получить слишком серьезное влияние.
— Насколько я понимаю, микрофон и камера компьютера постоянно включены, — сказала Пайн. — Они могут смотреть и слушать даже в тех случаях, когда мы об этом не подозреваем. — Она посмотрела на стоявшие на столе мониторы.
— Да, могут. Рядом с компьютером или телефоном не стоит обсуждать с другом питание вашей собаки. Пройдет совсем немного времени, и реклама собачьего корма появится у вас в телефоне. Интересно как?
— Вы же сами сказали, Большой Брат жив и здравствует, — напомнила ему Блюм.
— Вот почему мое оборудование модифицировано. Никаких микрофонов и камер. Никаких крыс на корабле.
— Именно по этой причине вы попросили нас выключить телефоны, — догадалась Пайн.
— Теперь вы начинаете понимать, — с довольным видом кивнул Майрон.
Блюм указала на официального вида сертификат в рамке, который стоял на столе.
— Это патент? Я уже такие видела.
Майрон улыбнулся.
— Верно. Нельзя запатентовать алгоритм, как невозможно запатентовать идею. Но можно запатентовать реализацию алгоритма — к примеру, программное обеспечение. Я так и сделал и заработал неплохие деньги.
— Но разве ваше изобретение не должно принадлежать компании Джека Лайнберри? — спросила Пайн. — Ведь вы на него работаете. Почему компания не подала заявку на патент?
— В нашей стране только люди могут подавать на патент, хотя компании, конечно, владеют правами на его использование. А теперь я отвечу на ваш вопрос: я создал свое изобретение в свободное время. И у босса не возникло никаких проблем. Я не продаю лицензий его конкурентам, поскольку оно не относится к инвестициям, а предназначено для совершенно другой индустрии. Хорошее шестизначное число в качестве платы.
Блюм наклонилась, чтобы более внимательно прочитать патент.
— Значит, ваше имя присутствует в списке держателей патентов. Алгоритм получил название… «Звездная пыль»? — спросила она.
Улыбка Майрона стала еще шире.
— Раньше я регулярно ездил в Вегас. Нет, я не считаю карты, но у меня есть собственная система. И я часто ходил в старое казино «Звездная пыль», когда его еще не закрыли. И очень неплохо там играл. Заработал много денег. А когда появилась возможность получить патент, я подумал, что будет забавно, ну, вы понимаете, воспользоваться названием казино. Еще один куш — так и получилось.
Он уселся в эргономическое кресло и повернулся к Пайн.
— Ну а теперь скажите, что на самом деле привело вас в город?
— Я уже рассказала вам о причинах моего приезда сюда.
Он так долго на нее смотрел, что пауза стала неловкой.
— Я не уверен, что верю вам.
— Майрон, вы можете мне рассказать, где были в ту ночь, когда похитили мою сестру?
— Разве вы уже не спрашивали меня об этом внизу?
— Спрашивала, но вы не ответили.
— Я сказал, что мне нечего добавить.
— Но это не ответ. И это можно по-разному трактовать.
— Я забыл, что вы больше не шестилетняя девочка, а опытный следователь, — насмешливо сказал Майрон.
— И это может повлиять на ваш ответ?
Майрон рассеянно постучал пальцами по ручке кресла.
— Не знаю, — ответил он.
— Вы можете сказать мне хоть что-нибудь?
— Я не верю, что кто-то, знавший ваших родителей, мог это сделать.
— Я также не хочу в это верить. Но сейчас я собираю факты.
— Не думаю, что мне есть чем с вами поделиться. Во всяком случае, сейчас.
Пайн протянула ему визитную карточку.
— Здесь номер моего сотового телефона, — сказала она. — Когда у вас появятся новые мысли, позвоните мне.
— У меня нет телефона, — напомнил Майрон.
— В «Темнице» есть телефон-автомат. Мы остановились в «Коттедже». Если нас не будет на месте, оставьте нам сообщение.
— Я не слишком часто выезжаю в город. Мне там нечего делать.
Пайн некоторое время оценивающе на него смотрела. Не вызывало сомнений, что он рассказал ей не все, что знал. Но ее это не удивило. Во время первой беседы очень редко удавалось получить ответы на все вопросы. Иногда это происходило ненамеренно, или человек просто чего-то не помнил. Но интуиция подсказывала ей, что в данном случае все иначе. Майрон Прингл прекрасно осознавал, что делает.
— Ну, в таком случае, — сказала Пайн, — я буду возвращаться к вам до тех пор, пока не получу желаемое.
— Вы не можете заставить меня говорить с вами.
— Верно, но я могу быть настоящей занозой в заднице.
— То есть вы намерены меня изводить?
— Я намерена узнать правду. Если у вас есть какие-то возражения, тогда у нас с вами возникают противоречия. Мы еще встретимся, Майрон.
Она повернулась и направилась к выходу, Блюм сразу последовала за ней, оставив Майрона Прингла мрачно смотреть им вслед.
Макс Уоллис зашел примерно через час после их возвращения в «Коттедж», и Пайн с Блюм отвели его в зал для завтраков, где все трое сели за столик. Он положил перед собой блокнот на трех кольцах. Его костюм и рубашка сильно помялись, а синяки под глазами свидетельствовали о том, что он мало спал.
— Мы установили личность жертвы, — зевая, сказал он.
— Кто она? — спросила Пайн.
Уоллис открыл блокнот.
— Ханна Ребане. Ваши инстинкты вас не подвели. Она действительно из Восточной Европы, из Эстонии.
— Какова ее история?
— У нее длинный послужной список, наркотики, приставания к мужчинам, мелкие кражи. Но ничего серьезного. Она практически не имеет тюремных сроков, только штрафы и общественные работы. Вероятно, одно вело к другому. Чтобы платить за наркотики, ей пришлось заняться проституцией. Старая история.
— Или кто-то подсадил ее на наркотики и заставил на себя работать. Такова новая «старая история».
— Но как она сюда попала? — спросила Блюм. — Она и здесь собиралась заниматься проституцией?
Уоллис посмотрел в свои записи.
— Нет, я так не думаю, — ответил он. — Ее кто-нибудь заметил бы. Прежние связи остались в Атланте и Шарлотте, а также в Эшвилле. Я проверил все последние адреса.
— Значит, в какой-то момент она отправилась на юг, — сказала Пайн. — Интересно почему? Или выбор сделала не она.
— То есть вы хотите сказать, что убийца подобрал ее в одном из этих городов и привез сюда?
Пайн кивнула.
— И, если все произошло именно так, — сказала она, — значит, он должен был где-то ее держать, живую или мертвую, до того как мы нашли тело. Что-нибудь еще?
Уоллис передал блокнот Блюм.
— Фотографии для вашей подруги — пусть она на них посмотрит и поставит крестик под теми, кого она видела в ресторане в тот вечер.
— Договорились, — сказала Блюм.
Уоллис повернулся к Пайн.
— А как проходит ваше «другое» расследование? — спросил он.
— Медленно. Чего и следовало ожидать после стольких лет.
— Если вам потребуется от меня какая-то помощь, вам нужно только попросить.
— Я очень это ценю.
— Как только я узнаю последний известный адрес Ребане, я дам вам знать. Вы хотите быть в курсе?
— Да, конечно.
Когда он ушел, Пайн рассеянно посмотрела в окно.
— Могу я выпытать твои драгоценные мысли? Но предупреждаю: денег у меня немного, живу на зарплату, — сказала Блюм.
— Я не уверена, что они того стоят.
— А ты попытайся.
— Агнес Ридли, Лорен Грэм, Дейв Бартлс, Джек Лайнберри и Принглы, — начала Пайн. — Все они жили здесь тридцать лет назад. Мы поговорили с каждым. И нам удалось кое-что узнать, и это может оказаться полезным, но впереди еще очень длинный путь.
— Ну, прошло слишком мало времени. Мы только начали. И у тебя уже было озарение, связанное с отражением в зеркале. А еще ты узнала от Джека Лайнберри новые подробности смерти твоего отца.
— Все так, — с горечью ответила Пайн. — Если Лайнберри говорит правду, а у меня нет оснований ему не верить, моя мать мне солгала.
— На то могло быть множество причин, агент Пайн. Я думаю, большинство матерей не станут врать своим детям без очень серьезных причин.
— Я бы хотела у нее спросить про эту причину.
— Ты действительно понятия не имеешь, где она сейчас?
Пайн покачала головой.
— Я даже не знаю, жива ли она.
— Если бы с ней что-то случилось, тебе бы обязательно сообщили.
— Вовсе нет, если она никому про меня не рассказывала.
Блюм взволнованно посмотрела на своего босса.
— Ридли сказала, что лучше не будить спящую собаку. Когда я увидела выражение твоего лица, у меня возникло ощущение, что ее слова тебя встревожили.
Пайн кивнула.
— Возможно, даже в большей степени, чем я готова признать, — ответила она. — В особенности после моего «озарения».
— А ты не хочешь поговорить о том, что тебя беспокоит?
Пайн наклонилась вперед, сложив на столе руки и опустив глаза.
— Если мой отец…
— …имел какое-то отношение к тому, что произошло, ты хочешь сказать? — закончила за нее Блюм. — Ведь теперь ты думаешь, что похититель вошел в вашу спальню из дома?
Пайн кивнула, но не подняла глаз.
— Ты либо хочешь выяснить, что произошло, либо — нет, — сказала она. — И если нет, мы можем просто вернуться домой. Но как же тогда твое желание двигаться вперед? Станешь ли ты всюду видеть Дэниела Тора?
— Я не знаю, а это уже достаточная причина, чтобы продолжать поиски правды. — Пайн посмотрела на блокнот. — Почему бы тебе не взять его к себе в номер, чтобы просмотреть?
— А ты чем займешься?
— Я хочу еще разок пройтись по своим воспоминаниям.
Пайн чувствовала, что температура воздуха упала, и поднялся ветер, и поняла, что вот-вот начнется дождь. Она надела непромокаемую куртку с капюшоном, и суровая погода ее не пугала. Она шагала по главной улице Андерсонвилля под быстро темнеющим небом.
Когда начал накрапывать дождь, Пайн дошла до места, в которое направлялась.
Линия воспоминаний, о которой она упоминала, была совсем недавней.
Она остановилась рядом с местом, куда убийца положил тело Ханны Ребане, посмотрела на разбитый уличный фонарь и вымощенный участок улицы. Желтую ленту, натянутую полицией, трепал ветер. Экран унесли, полицейские, охранявшие место преступления, ушли. Вероятно, им не хватало людей, чтобы держать здесь кого-то. Очевидно, они один раз все осмотрели и посчитали, что этого достаточно.
Людей обманывают, показывая по ТВ, как работает полицейский департамент во время расследования убийства, и все думают, будто это происходит как в сериалах. Прохладные офисы, полно разнообразных приспособлений для экспертизы, безграничные ресурсы, толковые специалисты, прекрасно знающие свое дело, женщины в обтягивающей одежде с глубоким вырезом.
Идея о безграничных ресурсах была издевкой даже для ФБР. И в последний раз Пайн надевала блузку с глубоким вырезом… да вообще никогда.
Она приподняла ленту и направилась за линию зданий, стоявших вдоль главной улицы. Судя по всему, именно оттуда пришел убийца. Пайн старалась держаться ближе к краю прохода. Ей хотелось думать, что местная полиция уже проверила все следы и подозрительные места, но не могла оставить этот участок дороги без внимания. Во всяком случае, ей хотелось уточнить определенные детали.
Пайн около часа ходила от линии деревьев до желтой ленты, пока не убедилась, что больше ничего здесь не найдет, достала из кармана маленький фонарик и направилась к деревьям — и в этот момент дождь усилился, но, к счастью, грома и молнии не было. Она шла по утоптанной тропинке, пока не миновала линию деревьев. Любые следы шин, которые могли здесь остаться, давно исчезли.
Она вернулась на главную улицу и спряталась под тентом над витриной одного из магазинов. Засунув руки в карманы, Пайн размышляла о том, что делать дальше.
Судмедэксперт прислала ей фотографии круглых следов на спине и под коленями Ребане. Пайн достала телефон и принялась их просматривать одну за другой. Отметины могли остаться по разным причинам, однако Пайн требовалось остановиться на одной, чтобы добиться какого-то прогресса в расследовании.
Она окинула взглядом маленький центр города. Дождь разогнал почти всех пешеходов, но она заметила несколько отважных душ, решительно шагавших по своим делам. Место преступления выглядело так же, во всяком случае, насколько она помнила. Пайн пожалела, что у нее не идеальная память, но понимала, что это невозможно. Она прекрасно знала, что свидетели далеко не всегда оказываются надежными. Средний человек на самом деле замечает совсем немного из того, что происходит вокруг, а запоминает и того меньше. И даже детали, о которых они говорят, в половине случаев оказываются неверными. Пайн всегда нервничала, когда свидетели давали показания в суде. Часто они становились решающим фактором, и в результате подсудимый мог потерять свободу или даже жизнь.
Она прислонилась к опорному шесту, глядя, как дождь быстро заливает проезжую часть. И хотя моя память лучше, чем у большинства благодаря подготовке, в шесть лет у меня такой не было. И с этой точки зрения мои воспоминания ничуть не лучше, чем у кого-то другого.
Она получила подтверждение этому, когда предположила, что похититель Мерси пробрался в их комнату не через окно, а она увидела лишь его отражение в зеркале.
А что, если и это воспоминание фальшивое? Что, если я никого не видела в зеркале?
Пайн была опытным детективом. Но ни одно из других расследований не затрагивало членов ее семьи. Она чувствовала, что оказалась в тупике, ее охватили сомнения, чего она никак не могла допустить, если хотела добраться до правды.
Однако она твердо знала, что ей необходимо надавить на Майрона Прингла. Он не был полностью откровенен с ней, и пока она не понимала причины.
— Вы выглядите задумчивой.
Она повернула голову и увидела черный внедорожник «Порше», остановившийся рядом. Стекло было опущено, на нее смотрел Джек Лайнберри.
— Обдумываю кое-какие вещи, — ответила Пайн.
— У вас есть время для ланча? Я знаю неплохое место в Америкусе. Потом я подброшу вас до «Коттеджа».
Пайн не чувствовала голода, но ей требовалась информация.
— Хорошо.
Дождь усилился, и ей пришлось добежать до внедорожника.
Пайн отметила, что Джерри, тот самый неприятный охранник, сидит за рулем, Тайлер — рядом с ним. Джерри бросил оценивающий взгляд на Пайн в зеркало заднего вида, нажал на педаль газа еще до того, как она успела пристегнуться, и ее отбросило на спинку сиденья.
Лайнберри был в темно-синем пиджаке спортивного покроя, серых шерстяных брюках и белой рубашке с открытым воротом и носовым платком такого же цвета.
— Прохладно для этого времени года, — заметил он.
— Да, и дождь делает все еще хуже, — ответила она, пристегиваясь и бросив в зеркало мрачный взгляд на Джерри.
— Полагаю, в Аризоне дожди большая редкость.
— Да, там довольно сухо. Но если дождь идет, это настоящий ливень.
— Наверное, сейчас для вас Андерсонвилль кажется жутким захолустьем.
— В Аризоне есть похожие места. Люди с головой уходят в работу и приспосабливаются. В этом нет ничего плохого. Город, в котором я живу, очень похож на Андерсонвилль. Рабочий класс, коренное население Америки, иммигранты, туристы, приезжающие к нам за теплой погодой. И никаких миллиардеров. — Она посмотрела на него. — Без обид.
— Конечно.
— Нет ничего плохого в том, чтобы зарабатывать деньги.
Он снова кивнул. Потом его лицо стало серьезным.
— Я слышал о мертвой женщине, которую недавно нашли. Уже удалось установить ее личность?
— Полиция над этим работает.
— А вы также участвуете в этом расследовании?
— Это имеет значение?
— Наверное, нет. Мне просто стало любопытно. Я думал, что расследование исчезновения вашей сестры займет все ваши силы.
— Не исключено, что так и будет. Сегодня утром я встречалась с Принглами.
— Вы видели Майрона утром?
— Значит, вы знаете, что он поздно встает?
— Эксцентричный человек, но блестящих способностей.
— Он показал мне свой офис.
— Как странно. Он помешан на безопасности.
— Все экраны компьютеров почернели, когда мы вошли, поскольку у нас не было доступа. И он заставил нас выключить телефоны.
Лайнберри улыбнулся.
— Конечно, иначе и быть не могло, — сказал он. — Разговор с ним и Бриттой вам помог?
— Не особенно, — ответила Пайн. — Вы не могли бы рассказать мне о них? Откуда они вернулись?
— Насколько я знаю, они перебрались в Новую Каролину вскоре после того, как ваши родители уехали.
— И как же тогда вы начали с ним общаться?
— Как и ваш отец, я был с ним знаком еще с тех времен, когда мы трудились на шахте, я видел, что у него настоящий талант в работе с компьютерами. Он не посещал Массачусетский технологический институт, Стэнфорд или еще что-то похожее, у него получалось само собой. Его способности заметно превосходили требования для работы на шахте, где добывали бокситы. Когда стало очевидно, что для инвестиционных компаний наступила эра компьютеров, я решил основать собственную. У меня возникло ощущение, что это важный шаг вперед, и Майрон будет ценным сотрудником; так и оказалось.
— Я не уверена, что он был со мной полностью откровенен.
Лайнберри бросил на нее быстрый взгляд.
— В каком смысле?
— Он не рассказал мне, где находился в ночь исчезновения моей сестры.
— Ну, мне трудно представить, чтобы Майрон мог иметь к похищению какое-то отношение.
— Почему же тогда он не ответил на мой вопрос?
— Может быть, он просто забыл.
— У меня такое впечатление, что этот человек ничего не забывает.
Лайнберри хотел что-то сказать, но в последний момент передумал.
— Пожалуй, тут я с вами соглашусь, — медленно проговорил он после небольшой паузы. — И тем не менее.
До конца поездки оба молчали.
Ресторан в Америкусе находился на противоположной стороне улицы, напротив отеля «Виндзор», в здании, построенном в стиле королевы Анны.
— Вы здесь когда-нибудь бывали? — спросил Лайнберри.
— В ресторане или в Америкусе? — уточнила Пайн.
— И там, и там.
— В ресторане — нет. А в городе бывала. Меня отвезли сюда в больницу, когда похититель проломил мне череп.
Лайнберри немного смутился.
— Мне следовало об этом помнить.
— Вовсе нет. У меня почти не осталось воспоминаний о том времени, — призналась Пайн. — Мне рассказали об этом позднее.
Они сделали заказ, который принесли через несколько минут.
— А вы знаете, что доктор Мартин Лютер Кинг-младший в шестьдесят первом году сидел в здешней тюрьме за протесты против сегрегации в Олбани? — спросил Лайнберри.
Пайн покачала головой.
— Но, полагаю, чего-то подобного следовало ожидать, ведь мы в штате Джорджия, — заметила она.
— А если взглянуть на другую сторону медали, здесь же находится штаб-квартира «Среды обитания для человечества»[327].
— Да, я где-то об этом читала.
Лайнберри сделал глоток чая со льдом.
— Как-то вечером, кажется, в две тысячи седьмом, я выезжал из города после ужина, — начал свой рассказ Лайнберри. — Как раз в то время, когда через город прошел мощный торнадо. Я и сам не знаю, почему он миновал нас, но оставил полосу разрушения шириной почти в сорок миль в Америкусе, уничтожил дома, торговые центры, церкви и снес с лица земли региональную больницу. Ее пришлось полностью разбирать. Все это произошло у меня на глазах. Самое страшное, что я видел в жизни.
— Но складывается впечатление, что город полностью восстановили.
Он посмотрел на нее.
— Могу спорить, что в своей работе вы видели вещи куда страшнее.
Пайн подумала о Дэниеле Джеймсе Торе.
— Я видела ужасных человеческих существ. Уж не знаю, можно ли сравнить их с торнадо.
Лайнберри кивнул и опустил взгляд.
Джерри остался в «Порше», а Тайлер занял столик рядом с ними и сейчас пил кофе. Пайн посмотрела на Джерри в большое окно ресторана.
— Как давно Джерри на вас работает? — спросила Пайн, поднося к губам чашку с охлажденным чаем.
— Около пяти лет. Он из Секретной службы[328].
— В самом деле?
— Вас это удивляет?
— То, что вы наняли агента Секретной службы в качестве охранника? Нет. Они едва ли не лучшие в своем деле.
— Что тогда?
— Он провоцировал столкновение со мной возле вашего дома, чего не должен делать ни при каких обстоятельствах, — объяснила Пайн. — Я знакома с многими агентами Секретной службы, действующими и вышедшими в отставку. Они не ведут себя подобным образом. Они спокойны, уважительны и профессиональны, стараются разрядить обстановку, а не усугубить конфликт. Наращивание противостояния — таким никогда не бывает их первый шаг, если только кто-то не достает оружие.
Лайнберри посмотрел на улицу, где стоял «Порше».
— Ну, Джерри хорошо работает, — сказал он.
— А что вы можете сказать про второго парня? — спросила Пайн.
— Тайлер Страуб из частной фирмы, которая занимается охраной. Он надежный человек.
— Но зачем вам столько охранников, мистер Лайнберри?
— Пожалуйста, называйте меня Джек. Не подумайте, что я хвастаюсь, но у меня большое состояние, и, к несчастью, люди вроде меня часто становятся мишенями.
— Вам угрожали?
— Да, такое случалось. Некоторые угрозы носили общий характер — я капиталистический ублюдок, пьющий кровь мира. Другие приходили от уволенных служащих и даже от одного бывшего клиента, который слегка взбесился, когда решил, что мы его разорили.
— А вы этого не делали?
Лайнберри улыбнулся.
— Если бы я разорял своих клиентов, то очень скоро лишился бы бизнеса, — сказал он.
— Берни Мейдофф[329] довольно долго работал успешно, — заметила Пайн.
— Каждый год независимые фирмы проводят у нас аудит — инвестиции, которые мы делаем для наших клиентов, вложены в реальные компании и надежно защищены. Мы полностью прозрачны. Отчеты приходят непосредственно от компаний и концернов. Сами мы не выпускаем никаких заявлений, лишь показываем общие вложения и операции, произведенные нашей фирмой, что и требуется от нас по закону.
— В таком случае, что не устроило того парня?
— Вместо того чтобы заработать для него сто миллионов долларов за пять лет, мы сумели обеспечить ему прибыль всего в пятьдесят. Это удвоило его исходные вложения, что является отличным доходом за указанный промежуток времени, в других фондах прибыль была в два раза меньше.
— И он действительно был недоволен?
— Он подал на меня в суд, а потом стал угрожать. В конце концов пришел ко мне в офис и сказал, что у него с собой бомба.
— И что было дальше?
— Сейчас он находится в закрытой психиатрической больнице. Как мне кажется, огромные деньги сбили его с толку.
— Значит, деньги не могут принести счастья.
— Нет, но они могут купить свободу и комфорт.
— Мне бы не хотелось показаться невежливой, но почему вы пригласили меня на ужин?
— Я был в Андерсонвилле и направлялся сюда. И заметил вас.
Она покачала головой.
— Скептицизм заложен в моем ДНК. Поэтому для такого занятого человека, как вы, должна быть другая причина.
Лайнберри вытер губы и положил ложку.
— Ладно, возможно, вы правы, — не стал спорить он.
— Я вас слушаю, — сказала Пайн.
— Я буду говорить прямо. Что стало с Джулией?
Пайн вдруг стало очевидно, что ей следовало предвидеть его вопрос.
— Почему вы спрашиваете?
— Она была моим другом, хорошим другом. Мне известно, что случилось с вашим несчастным отцом. Я бы хотел знать, что с ней все в порядке.
Пайн оценивающе на него посмотрела.
— Тут все зависит от того, как определить понятие «в порядке».
Лайнберри состроил гримасу.
— Звучит зловеще, — заметил он.
— Прошло много времени, а у вас целая жизнь. Я знаю, что вы были друзьями, но…
— Мы все были молоды — я старше всех в компании. Друзья, которые рядом, когда вы только начинаете жить, всегда остаются важными. Я так и не завел собственную семью, вот почему я считал детей своих друзей также и своими. И мне ужасно больно, что Бритта и Майрон потеряли обоих своих детей.
— Несчастный случай и передозировка.
— Верно.
— Какой несчастный случай?
— А это важно?
И, хотя Пайн их не помнила, она сказала:
— Мы были тогда детьми. Мы вместе играли. У вас нет монополии на чувство ностальгии.
Лайнберри выглядел расстроенным.
— Да, да, конечно. Ну, Джоуи чистил дробовик, и тот выстрелил, — сказал он.
— Он чистил заряженное оружие? — спросила Пайн.
— Думаю, он был пьян.
— Где это произошло?
— В Северной Каролине. Он тогда там жил.
— А Мэри? Бритта сказала, что она умерла от передозировки наркотиков.
— Героин, так мне кажется.
— Она регулярно его принимала?
— Нет, насколько мне известно. Кажется, это был первый раз.
— И последний.
— Верно. Мэри умерла первой, Джоуи через месяц. Это стало тяжелым ударом для их родителей.
— Мне показалось, что они оправились, насколько такое, вообще, возможно.
— Ну, Майрон это Майрон. Он… ну, он на все смотрит с точки зрения логики. А потом идет дальше. Бритта? Мне кажется, она вообще никуда не двигается.
— Она устроила Кейп-Код у себя на заднем дворе. Ей не нравятся современные вещи.
— Думаю, она проводит там много времени. Размышляет о самых разных вещах.
Пайн кивнула.
— Итак, ваша мать? — снова спросил Лайнберри.
— Я буду с вами откровенна. Ей пришлось столкнуться со многими трудностями.
— Какого рода?
— Я бы предпочла не вдаваться в детали.
Он склонил голову набок.
— Значит, она в больнице, или с ней случилось что-то другое? — не унимался Лайнберри.
— Или что-то другое.
— И каковы прогнозы?
— Я не уверена, что они есть; во всяком случае, мне они неизвестны.
Он кивнул.
— Мне жаль это слышать.
Пайн пожала плечами.
— Такова жизнь. Ты получаешь хорошее вместе с плохим. Вы помните еще кого-то, кроме Принглов, с кем я могла бы поговорить?
— Сожалею, но нет, больше никого.
— Ладно. Тогда, пожалуй, мне пора. — Она потянулась за бумажником.
— Нет, я расплачусь. Я ведь вас пригласил.
— Я чувствую себя лучше, когда плачу за себя, — сказала Пайн и протянула ему двадцать долларов.
Через минуту они сидели в «Порше», и Джерри нажал на газ.
— Когда вы в следующий раз увидите свою мать, пожалуйста, передайте от меня привет, хорошо? — попросил Лайнберри.
— Передам, — ответила Пайн.
«Если когда-нибудь ее увижу», — подумала она.
Они довезли ее до заднего входа в «Коттедж».
— Если вы вспомните что-то еще, пожалуйста, позвоните мне, — сказала Пайн.
— Обязательно, — обещал Лайнберри.
«Почему я в этом сомневаюсь?» — подумала Пайн, когда они отъехали.
— Конечно, я не могу быть уверена на все сто процентов, но мне удалось отметить всех, кто был в «Темнице» в тот вечер и кого я запомнила, — сказала Блюм, протягивая Пайн блокнот.
Она положила его на кровать в своем номере и принялась листать.
— Складывается впечатление, что там не было около двадцати человек, а половина выглядят слишком старыми и слабыми, чтобы поднять женщину, не говоря уже о необходимости отнести ее на какое-то расстояние, — заметила она.
— Агнес Ридли и Сай также там были, — добавила Блюм. — Поэтому я попросила их просмотреть фотографии, чтобы проверить собственную память. И наши списки практически совпали.
— Там не было Майрона Прингла и Джека Лайнберри, — сказала Пайн.
— Я поспрашивала про них. Они редко бывают в городе.
— Да, так я и думала. Они живут не так уж близко. У Лайнберри, скорее всего, есть собственный повар, а Прингл наверняка опасается, что в ресторане кто-нибудь засунет чип в его картофельное пюре.
— А как прошло у тебя?
Пайн рассказала ей, что ничего не нашла на месте преступления, и о необычном ланче с Лайнберри.
— Забавно, что он спрашивал о моей матери, — добавила она.
— Но они же были друзьями, — сказала Блюм.
— Много лет назад. И он поддерживал связь с моим отцом, но не с матерью.
— Ну он же говорил, что не знал, где она находилась. А что ты будешь делать с моим списком?
— Передам Уоллису. Быть может, это даст ему какую-то подсказку.
— Проблема в том, что наш убийца мог быть туристом, который уже уехал из города, — со вздохом заметила Блюм.
— Ну, тут мы ничего сделать не могли, — ответила Пайн. — Нельзя же закрыть город. И я не думаю, что здесь много камер наблюдения.
— Я сомневаюсь, что они есть в местах, которые интересуют полицию, — в противном случае они или Уоллис упомянули бы об этом.
Пайн отправила Уоллису по электронной почте фотографии мужчин, которые отсутствовали в ресторане.
— Посмотрим, какие выводы он сможет сделать, — сказала она.
— Наши следующие шаги?
Загудел телефон Пайн. Это был Уоллис, который сообщил, что получил фотографии, кроме того, он кое-что добавил. Пайн выслушала его и закончила разговор.
— Он нашел последний известный адрес Ханны Ребане. Уоллис едет сюда, чтобы забрать нас с собой.
— Территория Форт-Беннинга, — сообщил Уоллис, когда вез Пайн и Блюм в своей пыльной ржавой «Краун Виктории». Внутри валялись упаковки из кафе быстрого питания, мятые банки содовой, пластиковые кофейные чашки, пахло старым картофелем фри и сигаретным дымом.
— Колумбус, штат Джорджия, — сказала Пайн. — На границе с Алабамой.
— Верно. Вы там бывали?
— Однажды, когда проводила совместное расследование с УУР[330].
— Я и сам работал с УУР. Кто был вашим напарником?
— Специальный агент Джон Пуллер.
— Пуллер? Кажется, его отец был героем войны или еще чего-то?
— Он и сейчас жив. Как и Джон. Хороший парень. Научил меня многим вещам, имеющим отношение к армии. Это совершенно другой мир.
— Проклятье, уж мне-то не знать, ведь я проходил ускоренную службу в армии.
— Что вам удалось накопать на Ханну Ребане? — спросила Блюм.
— Она снимала квартиру вместе с другой женщиной, — ответил Уоллис.
— А ее соседка также из Восточной Европы? — спросила Блюм.
— Нет, ее зовут Бет Клеммонс. И это ее настоящее имя, а не профессиональный псевдоним, — сказал Уоллис.
— Профессиональный? — уточнила Пайн.
— Она актриса, снимается в порнографических фильмах. Там она зовется Рейвен Маккой.
— А Ребане также снималась в порнографических фильмах? — спросила Пайн. — Это могло бы объяснить данные вскрытия.
— Именно на этот вопрос нам и предстоит получить ответ.
Многоквартирный комплекс, который их интересовал, располагался возле реки Чаттахучи, служившей границей между Джорджией и соседним штатом Алабама.
Пайн посмотрела на высокое фешенебельное здание, когда они вышли из машины.
— Гораздо лучше, чем я могла представить, — сказала она.
— Похоже, ее работа хорошо оплачивалась, — заметила Блюм.
— Я позвонил Клеммонс, она нас ждет, — сказал Уоллис.
Их проверил консьерж здания. Пайн оглядела отделанный плюшем вестибюль и подумала, что здесь гораздо лучше, чем в доме, где жила она в Аризоне.
Они поднялись в лифте на шестой этаж, где Уоллис постучал в дверь № 611. Им тут же открыла миниатюрная пышногрудая женщина, крашеная блондинка с покрасневшими глазами. Она была одета в топ с бретелькой через шею и черные лосины, ноги оставались босыми. В одной руке она держала стопку салфеток.
Бет Клеммонс выглядела опустошенной.
Она отступила назад, позволяя им войти после того, как Уоллис и Пайн показали свои значки.
Клеммонс провела их в залитую солнцем комнату с красивым сельским видом на реку Чаттахучи. Пайн отметила, что обставлял комнату профессионал, а мебель и картины подобраны удачно и с воображением. Она сама вела спартанское существование, но за годы расследований ей доводилось бывать в домах людей, обладающих широкими финансовыми возможностями, и знала разницу между хорошим вкусом и выбрасыванием денег на ветер.
Когда они сели за большой кофейный стол из дерева и металла, Клеммонс вытерла глаза и посмотрела на них.
— Вы уверены, что это Ханна? — хрипло спросила она.
Уоллис достал фотографию.
— Отпечатки пальцев соответствуют, — ответил он. — Но мы можем показать вам это.
— Она?.. — с испугом спросила Клеммонс, глаза которой широко раскрылись.
— Да. Но здесь кажется, будто она спит.
Он передал фотографию Клеммонс, та секунду смотрела на нее, потом кивнула и вернула снимок.
— Да, это она. Ханна.
Казалось, она борется с тошнотой.
— Я сожалею, — сказал Уоллис. — Никто не должен так умирать.
Клеммонс сделала три глубоких вдоха и успокоилась.
— Вы сказали, что ее задушили, а потом оставили тело на улице… в каком городе? — спросила она.
— В Андерсонвилле, штат Джорджия.
— Вы или она когда-нибудь там бывали? — вмешалась Пайн.
Клеммонс покачала головой.
— Я о нем никогда даже не слышала, — ответила она. — И не думаю, что Ханна бывала там прежде, но полной уверенности у меня нет.
— А как именно вы познакомились? — спросил Уоллис, держа наготове блокнот и ручку.
— Не стану ходить вокруг да около, — ответила Клеммонс. — Мы познакомились, когда работали… в эскорте. — Она бросила нервный взгляд на Уоллиса.
Тот его перехватил.
— Я расследую убийство, миз Клеммонс, — быстро сказал он. — Все остальное меня не интересует. И не собираюсь ничего рассказывать людям, которые могут иметь отношение к… эскорту.
Она кивнула.
— На самом деле мы перестали заниматься эскортом, — продолжала Клеммонс. — Мы были актрисами. Первой начала сниматься я, потом ко мне присоединилась Ханна. У нее была удивительно экзотическая внешность, структура костей лица, за которую я бы умерла. Таких, как я, пруд пруди, но Ханна — совсем другое дело. И она быстро продвигалась наверх.
— Речь идет о фильмах для взрослых? — спросила Блюм.
— Да, — ответила Клеммонс, дерзко посмотрев ей в глаза.
— Снимать порнографические фильмы в штате Джорджия запрещено, — заметил Уоллис, — а здесь?
— Верховный суд, — вмешалась Пайн, — этого не запрещает, если всем участникам более восемнадцати лет. Ты ставишь камеру, платишь всем приличные деньги, и то, что ты снимаешь, становится искусством, а не проституцией. Но я плохо знаю законы штата Джорджия.
— Это не имеет значения, потому что мы не снимаем фильмы в Джорджии, — сказала Клеммонс. — Каждые два месяца мы летаем в Южную Флориду, съемки продолжаются две недели, потом мы возвращаемся.
Уоллис оглядел богато обставленную комнату.
— И насколько хорошо вам платят? — спросил он.
— Ну, тут все зависит от твоего имени, популярности и опыта. Мы обе поднимались наверх. Ханна получала около трех тысяч за фильм. Мне платили две с половиной, хотя я начала раньше. Причина в ее внешности, о которой я уже говорила. За две недели мы умудрялись снять дюжину фильмов.
— Двенадцать фильмов за четырнадцать дней? — воскликнула Блюм.
Клеммонс кивнула.
— Ну, речь идет не о Шекспире, за такое никто не получит «Оскара». Сценарий и диалоги почти не меняются, вы же понимаете, люди смотрят порнографию не ради диалогов. Прически и макияж занимают часа два. Обычно мы используем комнаты в одном доме, и нам не нужно переезжать. Для разных эпизодов приводят разных парней. Операторы перемещаются, чтобы снять действие со всех точек, так что нам нет необходимости делать паузы и начинать все снова. Дело налажено весьма эффективно.
— Значит, Ханна зарабатывала тридцать шесть тысяч за две недели работы? — уточнил Уоллис.
— Полагаю, работа была весьма тяжелой, — заметила Пайн.
— Да, иногда бывает очень трудно, — с благодарной улыбкой ответила Клеммонс.
— Конечно, конечно, — смущенно сказал Уоллис и откашлялся. — Когда вы в последний раз видели миз Ребане?
— Четыре дня назад, — ответила Клеммонс. — Через неделю мы собирались на очередные съемки. Здесь мы часто проводили время вместе, но сейчас наши пути несколько разошлись. Конечно, мы оставались подругами и все такое. И продолжали вместе жить.
— А как долго вы жили вместе? — спросила Пайн.
— Почти два года. По большей части здесь. Мы вместе купили эту квартиру.
— Вы сказали, что в последний раз видели ее четыре дня назад? — спросил Уоллис. — И где это было?
— Мы поужинали в ресторане, который находится в миле отсюда. Затем я провела ночь у моего друга. Вернулась домой на следующий день.
— А вы знали других друзей Ханны? — спросил Уоллис. — Она рассказывала о своем парне, быть может, у нее в последнее время появился кто-то новый?
— У нее не было парня, во всяком случае, насколько мне известно. Да и друзей совсем немного.
— Но вы только что сказали, что ваши пути стали расходиться, поэтому вы могли просто не знать о ее парне, — заметила Блюм.
— Вы правы, — согласилась Клеммонс.
— А почему в последнее время вы стали расходиться? — спросила Пайн.
Клеммонс смутилась и не ответила.
— Мисс Клеммонс, если вы знаете то, что может нам помочь… — вмешался Уоллис.
— Пожалуйста, называйте меня Бет. — Она вздохнула и положила руки на бедра. — В последнее время Ханна стала какой-то странной.
— В каком смысле, Бет? — спросила Пайн.
— Замкнутой и скрытной, — ответила Клеммонс. — Ханна даже начала говорить о том, что намерена уйти из бизнеса. Более того, она прямо мне об этом сказала во время нашего последнего ужина.
— А она объяснила причины, поделилась с вами своими планами? — спросил Уоллис.
— Прямо — нет. Но у меня сложилось впечатление, что она находилась под чьим-то влиянием. — Клеммонс смущенно улыбнулась. — Ханна была красивой и все такое, но умом природа ее не наградила. Ей было всего двадцать семь, и она не пыталась планировать свое будущее. Она жила одним днем, беспечно наслаждаясь тем, что у нее есть. — Женщина оглядела просторную светлую комнату. — Ханна любила хорошие вещи. Ведь она выросла в бедном районе.
— Она приехала из Эстонии, — сказала Пайн.
— Я не знала. Ханна никогда не рассказывала о своем прошлом. Говорила лишь, что не отсюда. Но у нее был довольно сильный акцент, иногда я ее не понимала.
— У нее достаточно длинный список правонарушений, — заметил Уоллис. — Приставания к мужчинам, наркотики.
— Это было много лет назад, — принялась защищать подругу Клеммонс. — Она уже давно не нарушала закон. И мы зарабатывали намного больше, чем раньше… — Тут она смолкла.
— Вскрытие показало, что она продолжала принимать наркотики, Бет, — вмешалась Пайн. — Кокаин, мет, и это точно. Я не могу представить, что вы жили с ней и ничего не замечали.
Пайн посмотрела на открытые руки молодой женщины. Она уже заметила, что там нет следов иглы. Но было что-то…
— Бет, — снова обратилась к ней Пайн.
— Мы обе побывали на реабилитации, — выпалила Клеммонс. — Вы понимаете? Она была чистой. Некоторое время. А потом вернулась к прежнему. Я пыталась ее образумить, но она меня не слушала. Она все еще могла делать свою работу, но…
— Может быть, в ее жизни появился мужчина, который пытался убедить Ханну все изменить, — тихо сказала Блюм, продолжая внимательно наблюдать за Клеммонс. — Совсем недавно. Тот, кто снова подсадил ее на наркотики?
— Возможно. Но она ничего такого не говорила.
— А она когда-нибудь заводила разговоры о браке? — спросила Пайн.
Большие глаза Клеммонс широко раскрылись.
— О браке? Нет, ничего похожего. А почему вы спрашиваете?
— Просто отрабатываю все версии, — ответила Пайн. — Ханна не проявляла интереса к свадебным платьям или фате?
— Нет, никогда, — покачала головой Клеммонс.
— А вы знали, что у нее был ребенок?
Клеммонс была ошеломлена.
— Что? — прошептала она. — Господи, вы серьезно?
— Это также стало известно после вскрытия.
— Она… нет, никогда. Я понятия не имела. Господи, это так… — Ее голос дрогнул, и она принялась грызть заусенец.
— А Ханна не рассказывала о своих родственниках, с которыми следовало связаться, если с ней что-то случится? — спросил Уоллис.
— Нет, она ничего не говорила. Никто из ее семьи сюда не приезжал. И никакого ребенка, совершенно точно.
— Мы можем посмотреть ее комнату? — спросил Уоллис.
— Думаю, да. Она там.
Клеммонс отвела их в спальню Ребане и вернулась в гостиную.
Они втроем оглядели просторную спальню и смежную с ней ванную комнату.
Пайн подумала о женщине, которая уже никогда сюда не вернется, потом ее мысли вернулись к текущим проблемам.
— Ну, за дело, — сказала она.
Час спустя Пайн сидела на кровати и наблюдала, как Блюм и Уоллис продолжают изучать вещи и жизнь погибшей женщины по имени Ханна Ребане.
Уоллис вышел из ванной комнаты.
— Ничего интересного, — сказал он, покачав головой.
Блюм закрыла последнюю дверцу встроенного стенного шкафа и повернулась к Пайн.
— У нее одежда от известных дизайнеров, туфли и сумочки, — отметила Блюм. — Настоящие, никаких подделок.
— Но телефона нет, хотя зарядное устройство имеется, — сказала Пайн, указывая на встроенный в стену возле кровати маленький письменный столик, за которым из розетки торчала зарядка.
— Если она взяла телефон, то почему оставила зарядное устройство? — спросил Уоллис.
— Может быть, думала, что вернется раньше, чем оно ей потребуется, — ответила Пайн. — Если она собиралась ночевать дома, то не стала бы брать его с собой. В таком доме должны быть внешние камеры. Давайте просмотрим записи, чтобы выяснить, когда она уходила и приходила. И что еще важнее, кто был вместе с ней.
Они вернулись в гостиную, где Клеммонс пила чай.
Пока Уоллис ходил договариваться с охраной здания по поводу записей камер наружного наблюдения, Пайн и Блюм сели напротив расстроенной женщины.
— У Ханны была машина? — спросила Пайн.
— Нет. Как и у меня. Если мы собирались куда-то ехать, то пользовались «Убером» или «Лифтом», или брали машину в аренду. Обычно отсюда мы могли дойти пешком до любого места, которое нам требовалось. Вот почему мы выбрали именно этот дом.
— Поколение миллениалов, — заметила Блюм. — Когда я в шестнадцать лет получила права, то сразу стала откладывать деньги на собственную машину.
— Значит, если она отсюда уехала, то вызвала бы такси? — спросила Пайн.
— Да.
— Вы не видели ее телефон?
— Нет. Наверное, она взяла его с собой.
— А у нее был лэптоп, планшет или что-то в таком же духе?
— Нет, только телефон. Она пользовалась только им.
— Ну, мы можем проверить по ее счету, какое такси она вызывала, — сказала Пайн, бросив взгляд на Блюм. — И попытаться проследить ее передвижения по сигналу сотового телефона. — Она снова повернулась к Клеммонс. — А вы не беспокоились из-за того, что ваша подруга не вернулась домой? Не обратились в полицию, чтобы ее объявили в розыск?
— Нет. Ханна и прежде исчезала на несколько дней. Три или четыре, потом она возвращалась живая и здоровая.
— А она вам рассказывала, где была?
— Нет, и я не хотела проявлять излишнее любопытство.
— Она находилось под воздействием наркотиков, когда возвращалась?
Клеммонс выглядела смущенной.
— Я не знаю, — ответила она. — Вполне возможно.
— Она исчезала на несколько дней регулярно, все время, что вы жили с ней, или это началось только в последнее время? — задала следующий вопрос Пайн.
— Это началось в прошлом месяце — она уходила и проводила где-то ночи. Хотя могла совершенно спокойно приводить парней сюда. Я так делала, и мои приятели у меня оставались. Обычное дело.
— Ханна не говорила о своих знакомых мужчинах? Вы не видели фотографий в ее телефоне?
— Нет.
— А в социальных сетях, «Фейсбуке», «Твиттере», «Инстаграме» или еще где-то?
— Да, она ими пользовалась. Но не в последние шесть месяцев. Мы обе отказались от «Фейсбука». У нее есть «Инстаграм», только она уже давно не публиковала там ничего нового.
— Она это как-то объясняла?
— Нет, и я никогда не спрашивала. Некоторым людям просто надоедает постоянно этим заниматься. К тому же у нас не было огромного количества подписчиков, и мы не могли зарабатывать, публикуя там свои фотографии или что-то рекламируя. Нам далеко до семейства Кардашьян или чего-то похожего.
— А у вас есть теория относительно того, что могло случиться с Ханной?
Глаза Клеммонс наполнились слезами.
— Нет, но я бы хотела знать, — ответила она. — Ханна была очень милой, и я не понимаю, почему кто-то захотел причинить ей вред.
— Ну, возможно, даже к лучшему, что вы не понимаете людей, способных делать такие вещи, — твердо сказала Пайн. — Потому что это очень темное место.
Слова Пайн заставили Блюм бросить на нее быстрый взгляд.
— Ну да… наверное, — пробормотала Клеммонс, вытирая глаза.
— Значит, если не считать того, что Ханна больше не хотела сниматься в фильмах для взрослых, когда вы с ней ужинали в последний раз, вы не заметили ничего необычного? — спросила Пайн. — Она была напряженной, рассеянной? Может быть, напуганной?
— Пожалуй, нет. Мы поужинали, и все. Я удивилась, что она собиралась отказаться от такой выгодной работы, но вполне ее понимала. Я сама планирую заниматься этим еще пару лет, а потом пойду в медицинское училище. У медиков всегда есть работа.
— Разумное решение, — сказала Блюм. — Так ваша жизнь будет иметь больше смысла.
— Надеюсь, вы меня не осуждаете, — нахмурившись, проговорила Клеммонс.
— Я бы могла солгать и сказать вам «нет», но все постоянно судят решения других людей, — сказала Блюм. — А моя мать вообще была королевой по этой части.
— Вы говорите как моя мать, — вздохнула Клеммонс.
— Я бы вполне могла быть вашей матерью. Уверена, что она хочет, чтобы вы были счастливы и вам не грозила опасность. Я уже не говорю о том, что карьера медсестры безопаснее жизни актрисы, снимающейся в фильмах для взрослых, — достаточно посмотреть на статистику.
— Но там платят очень хорошие деньги.
— Конечно, Бет. В этом все дело. Но разве вы не хотели бы помочь ребенку выздороветь, вместо того чтобы помогать кончить взрослому актеру?
— Вы очень прямой человек.
— Я прожила достаточно долго, чтобы понимать, когда требуется вежливость, а в каких случаях прямота дает необходимый результат. И я желаю вам всяческой удачи.
Пайн и Блюм встали, и Пайн протянула Клеммонс визитку.
— Если вам придет в голову еще что-то, пожалуйста, дайте мне знать, — сказала Пайн.
Клеммонс посмотрела на визитку.
— А вы сообщите мне, если сумеете найти того, кто это сделал? — спросила она.
— Мы сообщим, — обещала Пайн.
Она наклонилась, чтобы завязать шнурки, бросила загадочный взгляд на Блюм, и они ушли.
В вестибюле они встретились с Уоллисом, который выглядел взволнованным.
— У них действительно есть камеры наблюдения, — сказал он. — Я сказал, что мы хотим посмотреть записи за интересующий нас период времени. Здесь имеется небольшая комнатка, где мы можем на них взглянуть. Я спросил консьержа, приходил ли к Ребане какой-нибудь мужчина, но он сказал, что у нее не бывало гостей. Его слова подтвердил дежурный охранник. Я поручил им задать тот же вопрос своим коллегам. Ну, и нам нужно поговорить с соседями.
Они направились в комнатушку, расположенную в конце вестибюля, где за пультом управления сидел охранник в форме. Уоллис дал ему временные параметры, и тот загрузил записи.
Они стояли у него за спиной и смотрели на оживший монитор.
Через час Пайн первая заметила нужное место на записи.
— Вот, Ребане выходит из двери, остановите запись, пожалуйста, — попросила она.
Охранник нажал на клавишу, и изображение на экране застыло.
Уоллис посмотрел на время, отображенное на мониторе.
— Вероятно, это было в тот раз, когда ее соседка провела ночь у своего парня, — сказал он.
— Теперь давайте посмотрим, что произошло потом, — предложила Пайн.
Охранник снова нажал на клавишу, и все молча наблюдали, как Ханна Ребане выходит из здания, вскоре она исчезла из поля видимости камеры. По пути она никого не встретила.
— Она одета так, словно направляется на свидание, — заметила Блюм, которая, не отрываясь, следила за Ханной. — Дизайнерское платье, сумочка и дорогие туфли.
Уоллис удивленно на нее посмотрел.
— И вы сделали такой вывод, посмотрев на запись? Впечатляет.
Блюм повернулась к нему.
— Просто нужно знать, на что обращать внимание, детектив, — заметила она. — К тому же в ее шкафу висят только такие платья.
Они долго просматривали записи.
Однако Ханна Ребане так и не вернулась домой.
Было уже довольно поздно, когда они, погрузившись в собственные мысли, молча ехали обратно в Андерсонвилль. Пайн смотрела в окно на пейзаж, который видела много лет назад, в детстве. Это была красивая местность: открытые поля перемежались большими сосновыми и дубовыми рощами. И все же здесь царило уединение, из чего следовало, что ничто не могло помешать криминальной активности.
И в ту ночь в Андерсонвилле ничто не помешало преступнику.
Уоллис высадил их у «Коттеджа» и обещал выяснить, нет ли других камер наблюдения рядом с многоквартирным домом, где жила Ханна Ребане, которые могли заснять что-то, имевшее к ней отношение.
— Кроме того, что нужно опросить соседей, — сказала ему Пайн, — вам также следует отправить в квартиру команду экспертов, чтобы они проверили отпечатки пальцев и другие следы. — К Ханне мог кто-то приходить в те дни, когда Клеммонс отсутствовала. И если отпечатки есть в системе, вы его сразу найдете. Ну и еще проверьте ее сотовый телефон и кредитные карточки — возможно, удастся отследить места, где она за что-то расплачивалась.
— Да, вы совершенно правы, — сказал Уоллис.
После того как он уехал, женщины вошли в пустой зал для завтраков и сели за столик напротив друг друга.
— Ну? — спросила Блюм.
— Ты поверила Клеммонс? — спросила Пайн.
— Конечно, нет. Я никогда не верю тому, что мне говорят, пока не получаю подтверждение. Правило ФБР. Однако ты, наверное, имела в виду нечто вполне определенное?
— Она солгала относительно наркотиков.
— И ты ее в этом уличила.
— Нет, я имела в виду, что она сама принимает наркотики.
— Я не совсем поняла.
— Она делает себе инъекции между пальцами ног. Я заметила следы, когда наклонилась, чтобы завязать шнурки.
— Должно быть, ты заподозрила, что она наркоманка, если решила проверить.
— Ее напряженность сегодня была естественной, но мне показалось, что она избыточна и усилена химией.
— Но ее зрачки не были расширены, я посмотрела.
— Да, они были крошечными. Из чего следует, что она сидит на опиатах, вроде оксикодона, либо на морфине или героине.
— Тогда удивительно, что она могла нормально с нами разговаривать.
— Полагаю, у нее уже выработалось привыкание. Может быть, она что-то приняла непосредственно перед нашим приходом.
— Как печально.
— Кроме того, я нашла флакон с налоксоном[331] под подушкой Ребане, — добавила Пайн.
— И ничего не сказала детективу Уоллису. Почему?
— Интуиция. Мы находимся на чужой территории, Кэрол. Я бы не хотела раскрывать все карты. Уоллису уже известно, что Ребане снова начала принимать наркотики, ему нет нужды знать про налоксон, чтобы в этом убедиться.
— Ну, и что будем делать теперь?
— Нам придется подождать, пока Уоллис раздобудет новые улики. Будем надеяться, что кто-то из соседей Ханны видел таинственного незнакомца.
— Ты не сомневаешься в том, что он существует? Клеммонс даже не уверена, что у Ребане кто-то был.
— При прочих равных, изменения в ее поведении, желание перестать сниматься в фильмах для взрослых, замкнутость и рассеянность, все указывает на то, что Ханна Ребане попала под чье-то влияние. И сама Клеммонс считает, что Ханна была к этому склонна. Хищники ищут именно таких людей.
— Но…
— Но из этого еще не следует, что он убил Ханну Ребане.
— Интересно, почему убийца выбрал Андерсонвилль, чтобы оставить здесь тело?
— Возможно, это как-то связано с самим городом. Убийцы любят знакомое окружение. Им необходимы свободные доступ и пути отхода — они планируют их заранее. Они все равно получают удовольствие, к которому так стремятся, но таким способом минимизируют риск быть пойманными.
— Значит, ты считаешь, что он совершит новое убийство?
— Да, боюсь, это только начало, — ответила Пайн и замолчала, а ее лицо застыло.
— Что?
— Возможно, ты права. Не исключено, что мое появление в городе стало катализатором для убийств.
— Да, я говорила о такой возможности. Но из этого вовсе не следует, что здесь есть твоя вина.
— Я знаю, Кэрол, но в конечном счете это не имеет значения. Люди будут умирать.
— Ну, в таком случае он совершил ошибку.
— О чем ты?
— Он совершил убийство, когда ты в городе. Могу спорить, что ты его отыщешь.
— Я ценю твою уверенность.
— И она не возникла на пустом месте. Ты ее заслужила.
Блюм отправилась в свой номер, чтобы лечь спать, а Пайн осталась в зале для завтраков.
— Вы кажетесь мне задумчивой.
Пайн обернулась и увидела в дверном проеме Лорен Грэм.
Она была в светло-голубых брюках, кремовом свитере, лента в коротких рыжих волосах гармонировала с цветом брюк, а туфли — со свитером.
Пайн подумала, что Лорен, должно быть, решает, что надеть, пользуясь диаграммами совместимости цветов.
— Просто прохлаждаюсь, — ответила она.
Грэм подошла и села на стул, который только что занимала Блюм.
— А я думала, что вы никогда не «прохлаждаетесь», — призналась Грэм.
— Я ужинала с Джеком Лайнберри, — сказала Пайн.
— Где?
— В Америкусе. В ресторане, который находится напротив отеля «Виндзор».
— Он никогда не приглашал меня на ужин.
— Он сказал, что это было спонтанное решение.
— Совсем не похоже на Джека.
— Я тоже ему не поверила, — призналась Пайн, что заставило Грэм взглянуть на нее более внимательно. — На самом деле его интересовало, что стало с моей матерью.
— Ну, тут нет ничего удивительного. Они дружили.
— Тридцать лет назад. И с тех пор не виделись.
— Я тоже не видела вашу мать все это время, и мне интересно, что с ней стало.
Когда Пайн ничего не ответила, Грэм спросила:
— Значит, у нее все в порядке?
— Я отвечу вам так же, как Лайнберри — у нее были собственные проблемы, и ей пришлось нелегко.
— Мне очень жаль.
— Как ваш роман?
— Медленно. Это сложнее, чем все думают.
— Мне никогда не казалось, что написать книгу легко.
— Вам удалось продвинуться в расследовании убийства той женщины?
— Мы пока отрабатываем разные версии.
Они немного помолчали.
Затем Грэм пошевелилась и бросила на Пайн нервный взгляд.
— Я понимаю, что это может показаться вам странным, но не могли бы вы рассказать мне про какое-нибудь из ваших расследований? — попросила Грэм. — Ну, для моего романа.
— Я не могу говорить о конкретных расследованиях, — ответила Пайн.
— Да, конечно, я понимаю. Меня интересуют некоторые общие принципы.
— Мне нужно подумать.
Грэм выглядела расстроенной, но промолчала.
Пайн встала.
— У меня выдался длинный и непростой день, — сказала она. — Пожалуй, мне пора спать.
— А о чем еще вы говорили с Джеком? — небрежно спросила Грэм, но Пайн заметила, что она по-прежнему напряжена.
— Я все вам рассказала.
— В самом деле?
— Да. А теперь прошу меня извинить. — И Пайн ушла.
Ночь выдалась беспокойной, Пайн в темноте преследовали разные образы Дэниела Джеймса Тора и Клиффорда Роджерса, и она проснулась в шесть утра.
В «Коттедже» не имелось спортивного зала, но у Пайн был записан комплекс упражнений в телефоне, а из специального оборудования требовались только ее собственное тело, желание и много пота. Она занималась у себя в номере сорок пять минут, а когда потом сидела на полу и тяжело дышала, не могла не признать, что выброс эндорфинов в кровь способствует хорошему началу дня.
Она приняла душ, оделась и вышла навстречу пробуждавшемуся дню. На тротуарах не было ни одного пешехода, проезжая часть также оставалась пустой.
Пайн села в арендованный внедорожник и направилась по магистрали № 49 к Национальному историческому мемориалу Андерсонвилля.
Комплекс состоял из тюрьмы, нескольких впечатляющих скульптур, огромного кладбища, на котором были похоронены солдаты Союза, а также Национального музея узников войны.
Мемориал начинал работать в восемь часов, поэтому Пайн припарковалась и пошла вдоль его периметра. Музея узников войны здесь не было, когда ее семья жила возле Андерсонвилля, и она знала, что он открылся в конце девяностых годов.
Пайн вошла на территорию комплекса, как только он открылся, и ее приветствовал рейнджер Службы национальных парков, а так как других посетителей в столь раннее время не было, он предложил ей все показать. Рейнджера звали Барри Лэм, около сорока, шесть футов ростом[332], мускулистый, с чисто выбритым лицом и большими зелеными глазами. Ему шла форма рейнджеров.
— ФБР? — спросил он, заметив значок у нее на поясе.
Пайн кивнула.
— Я приписана к Большому Каньону. А здесь проездом.
— Большой Каньон, — с завистью сказал Лэм. — Я бы с удовольствием там поработал.
— Популярное место для парковых рейнджеров. Но вы можете попробовать. Он совершенно уникален. Как давно вы здесь работаете?
— Шесть лет. Тут довольно интересно. Но проходит некоторое время, и тебе уже известен каждый дюйм. Комплекс не так уж и велик. Ну и тема немного депрессивная. Ведь солдаты Союза погибли напрасно.
— Но они помогли покончить с рабством. Это важно.
— Тут вы совершенно правы. Просто чертовски обидно, что для этого пришлось воевать.
Он показал ей место, где находилась старая тюрьма, которую представляла копия тюремного частокола, и участок возле деревянной стены, он назвал его «Линия смерти».
— Если ты переходил эту линию, часовые стреляли на поражение, — сказал Лэм. — Я полагаю, некоторые пленные специально так поступали, чтобы покончить со своими страданиями. Многие здесь умирали от голода и болезней.
— Да, я могу представить, что некоторые люди, оказавшись в столь тяжелом положении, могли так поступать, — сказала Пайн.
— До шестьдесят четвертого года конфедераты просто водили пленных за собой, — начал рассказывать Лэм. — Но когда это стало невозможно, решили построить тюрьму, рассчитанную на десять тысяч человек. Проблема состояла в том, что уже через год после того, как его открыли, пленных здесь собралось в четыре раза больше.
Пайн посмотрела на полотнища ткани, натянутые на деревянных шестах посреди частокола.
— И где они жили?
— Никто не стал строить укрытий, тюремных камер или зданий. Дюжина пленных спали под парой одеял, натянутых на палках, вроде тех, что вы сейчас видите. Когда кто-то умирал, остальные дрались из-за его одежды и обуви. Когда в шестьдесят пятом всех освободили, уцелевшие выглядели как узники немецких концентрационных лагерей. Позднее Генри Вирца, коменданта лагеря, казнили за военные преступления.
— Да, я об этом знала. В городе стоит его большая статуя. А из лагеря случались побеги?
— Некоторым удавалось сбежать при перевозке или когда их отправляли на работы. Другие строили туннели и по ним убегали. Здесь еще остались некоторые из них. Вроде этого — вы можете на него взглянуть.
Он отвел ее немного в сторону от границы копии тюремной территории. Вокруг были расставлены предупреждающие знаки, а в землю вкопана стальная сетка.
— Туннель начинается здесь, — сказал Лэм, — когда-то тут находилась середина тюрьмы, он уходит на запад, глубоко под стенами, в густой лес. Некоторым удалось добраться до армии Союза.
— Им повезло.
— Давайте я покажу вам ту, кого я называю «матерью» всех пленных.
Он подвел Пайн к большой мраморной статуе, надпись на ней гласила, что штат Мичиган воздвиг мемориал в память мичиганских солдат и матросов, содержавшихся здесь в плену. Взгляд Пайн привлекла женщина в схваченном обручем головном покрывале и длинных развевающихся одеяниях, положившая левую руку на его вершину и опустившая глаза, предаваясь скорби. Очевидно, это и была та «мать», которую имел в виду Лэм.
— Очень трогательно, — тихо сказала Пайн.
— Нет ничего равного материнской любви, — ответил Лэм.
— Или материнской скорби.
Они зашагали к кладбищу, затем Лэм остановился и указал на ряд могил.
— Шесть лидеров Налетчиков. Вы о них знали?
Пайн покачала головой.
— Это была группа пленных, которые терроризировали остальных заключенных.
— И охранники не вмешивались?
— Охранников не хватало, чтобы по-настоящему контролировать пленных. Это место было подобно трущобам в странах «третьего мира». Вот почему пленники жили сами по себе.
— И что произошло дальше?
— Другая группа, которая называла себя Блюстителями, восстала и расправилась с Налетчиками. Тогда вмешался Генри Вирц и устроил серию судов, где в качестве судей и присяжных выступали сами пленные. Большинство получило легкие приговоры, во всяком случае, по стандартам того времени. Колодки, тиски для пальцев, прогон сквозь строй, где все по очереди бьют несчастного палками. Но шестерых главных лидеров — их называли «вождями» — которые возглавляли собственные небольшие банды, приговорили к смерти и казнили. Их похоронили здесь, в стороне от могил других заключенных.
Пайн посмотрела на просевшие земляные насыпи.
— Цивилизованные люди могут легко превратиться в животных, — заметила она.
— Полагаю, в вашей работе вы часто встречаетесь с такими проявлениями человеческой сущности.
— Гораздо чаще, чем мне бы хотелось.
Она рассталась с рейнджером и направилась в музей, большое здание с библиотекой и кинозалом, в котором рассказывали историю американских военнопленных от Войны за Независимость до настоящего времени. В музее были представлены документы, посвященные захвату в плен, условиям жизни пленных, отношениям между ними и охраной и освобождению некоторых из лагерей военнопленных. Когда Пайн через некоторое время вышла из музея, она была взволнована отвагой узников и расстроена отношением «цивилизованного» мира к тому, что происходило на самом деле.
Пайн почувствовала, что стало теплее и влажнее — солнце занимало свое место на небе. Она невольно бросила взгляд налево, на ряды могил, и подумала, что печаль этого мрачного места трудно переоценить. Весьма вероятно, что Мерси тоже лежит где-то в могиле. Но не на обычном кладбище, а в какой-нибудь ложбине в пустоши, и ее тело осквернили дикие звери.
Она прикоснулась к «Глоку» и пожалела, что не может застрелить похитителя сестры прямо здесь и сейчас. Но она знала, что этого не будет. У нее был другой путь.
Пайн села во внедорожник и поехала обратно в город.
«Интересно, — подумала она, — сколько еще нам придется ждать, прежде чем убийца Ханны Ребане нанесет следующий удар?»
Как выяснилось, ждать пришлось совсем недолго.
Пайн привыкла отвечать на телефонные звонки в самые неожиданные часы, что неизбежно, если ты агент ФБР.
Когда она услышала голос Макса Уоллиса и увидела, что часы показывают две минуты шестого утра, она сразу села на постели и опустила ноги на пол.
— Где? — спросила она.
Он не напрасно много лет прослужил полицейским, потому что не стал спрашивать, как она узнала.
— Кладбище, — ответил Уоллис. — На противоположной стороне дороги от вас.
Пайн разинула от удивления рот.
— Национальный исторический мемориал? — спросила она, — я побывала там вчера утром.
— Встретимся у ворот, — сказал Уоллис и повесил трубку.
Пайн потребовалось пять минут, чтобы одеться. Она не стала будить Блюм, решив, что сейчас это не имеет никакого смысла, а в курс дела она введет ее позднее. Она уже начала жалеть, что взяла Блюм с собой. С другой стороны, она не могла предвидеть, что в Андерсонвилле появится потенциальный серийный убийца.
Через минуту она вышла из «Коттеджа» и завела двигатель внедорожника, а еще через пару минут добралась до кладбища. Вокруг еще царила полная темнота, не было даже намека на рассвет, только чернильный мрак.
Убийство, темнота, кладбище. Какое сочетание.
У кладбища стояли две полицейские машины округа, а также «Краун Виктория» Уоллиса.
Детектив в длинном потертом плаще бежевого цвета и с чашкой кофе в руке ждал Пайн около ворот. Он выглядел на десять лет старше, чем во время их первой встречи.
Пайн подошла к нему, увидела вдалеке свет, и они зашагали в его сторону.
— На этот раз мужчина, — сказал Уоллис. — Черный парень лет тридцати.
— Причина смерти?
— Предварительно: единственное огнестрельное ранение в грудь, — ответил Уоллис.
— Что-то необычное?
— Вы сами увидите.
Они дошли до кладбища и зашагали между рядами могил, пока не оказались возле прожекторов, расставленных рядом со складной палаткой, защищавшей тело от дождя.
— Кто его нашел? — спросила Пайн.
— Рейнджер, который рано утром заступил на дежурство, — ответил Уоллис. — Тело положили прямо на могилу.
Пайн огляделась по сторонам и тут только поняла, где находится.
— Вы хотите сказать, на могилу одного из Налетчиков?
Уоллис удивленно на нее посмотрел.
— Можно еще раз? — спросил он. — Могила Налетчика?
Пайн объяснила.
— Вы считаете, что это намеренно?
— Сейчас мы не можем исключать такую версию. Давайте посмотрим на тело.
Они прошли мимо офицера, охранявшего палатку, надели бахилы и перчатки из латекса и вошли внутрь.
Мертвый черный мужчина лежал прямо на могиле, и яркий свет заливал тело, так что они могли как следует его рассмотреть.
Глаза Пайн широко раскрылись.
— Он в смокинге. С цилиндром на животе и букетиком в петлице.
— Такой же старомодный наряд, как фата. — Уоллис бросил на тело оценивающий взгляд. — Какой вывод вы сделаете?
— Там была свадебная фата. Она невеста. А этот парень — жених. И, весьма вероятно, они лишь вишенки на торте.
— Согласен, это я и сам сообразил. Проклятье, что хотел сказать убийца? Он противник свадеб как таковых? Но Ханна Ребане не была замужем, во всяком случае, насколько нам известно.
— Однако у нее был ребенок. Может быть, убитый его отец.
— И как мы сможем это выяснить? Нам даже неизвестно, где находится ребенок.
— Сначала нужно установить личность нашего трупа. И если он как-то связан с Ханной Ребане, возможно, мы получим ответ.
— Мы уже взяли и проверяем отпечатки пальцев. Будем надеяться, что скоро его личность будет установлена.
Пайн присела на корточки рядом с телом и принялась осматривать мужчину и землю вокруг него, потом прикоснулась к руке.
— Холодная, — сказала она и попыталась согнуть руку. — Он уже окоченел. Смерть наступила не менее двенадцати часов назад, скорее всего, больше.
— Коронер сказал то же самое. После вскрытия мы, конечно, будем знать точнее.
Пайн изучила рану на груди.
— Его убили не здесь, — заметила она. — Время смерти не позднее середины вчерашнего дня. На земле совсем нет крови. Значит, он истекал кровью в другом месте.
— Как и первая жертва, — сказал Уоллис. — Его где-то убили и привезли сюда.
Пайн сдвинула полу смокинга, чтобы отыскать ярлык, но не нашла его. Потом она проверила цилиндр — с тем же результатом.
— Должно быть, смокинг куплен по случаю, — предположила Пайн. — Но цилиндр найти не так просто. Если убийца заказал его в интернете, мог остаться след. Букетик выглядит совсем свежим. Еще одна ниточка.
— Многие заказывают такие букетики, — заметил Уоллис.
— Но только не цилиндры. Это уже серьезная подсказка. Впрочем, они могли принадлежать ему много лет. Смокинг и цилиндр выглядят довольно старыми. Возможно, он купил их в комиссионном магазине. Или получил в наследство.
Пайн посмотрела на ногти мертвеца.
— Никаких очевидных следов кожи под ногтями или крови, — сказала она. — Есть какие-то следы борьбы?
— Ничего такого, что сразу бросалось бы в глаза, — ответил Уоллис. — Но при стрельбе их может и не быть.
Пайн встала и бросила еще один взгляд на мертвеца.
— Что вы думаете? — спросил Уоллис.
— Меня интересует, имеет ли раса жертвы какое-то значение?
— То есть белая невеста и черный жених.
Пайн кивнула.
— Может быть, это преступление на почве ненависти. Или нечто совсем другое. Пока у нас слишком мало информации, чтобы делать выводы.
— Мы постараемся как можно скорее установить личность погибшего, — обещал Уоллис.
— Если у него не было преступного прошлого, то могут возникнуть трудности. Если хотите, я сделаю несколько звонков, чтобы проверить отпечатки по другим базам данных.
— Я не настолько горд, чтобы отказываться от помощи, и буду вам за нее весьма признателен. Я могу прислать вам отпечатки по электронной почте.
— Дайте мне знать, когда у вас появится возможность.
— Договорились.
— Есть ли еще какие-то новости после просмотра записей внешних камер у дома Ребане? Активность, связанная с ее телефоном или кредитными картами?
— Мы проверили это еще вчера. С тех пор ничего нового. Ни с камер наблюдения, ни по телефону и кредитным картам.
Пайн вышла из палатки и огляделась по сторонам.
— Убийца сильно рисковал, когда принес тело в такое публичное место, — заметила она.
— Здесь никого не бывает по ночам, так что он мог не опасаться кого-то встретить, — возразил Уоллис.
— Если он добирался сюда из города, ему пришлось проехать по автостраде. Я не могу представить, чтобы кто-то переносил тело на руках вдоль дороги посреди ночи.
— Убийца мог приехать с другой стороны.
— И все равно ему пришлось воспользоваться машиной.
— Здесь часто ездят автомобили. Полно заасфальтированных парковок. Мы не найдем полезных следов.
— Может быть, кто-то проезжал здесь довольно поздно и что-то видел.
— Это мы обязательно проверим.
— Вы же понимаете, мы имеем дело с серийным убийцей.
— Ну, для такого вывода не требуется быть гением.
— Нет, я имела в виду другое. Вам нужно позвонить.
— Кому?
— ФБР.
— Но вы же ФБР.
— Я здесь неофициально. Вам следует официально попросить у них помощи. Как раз такими вещами ФБР и занимается. У них огромные ресурсы и специалисты для подобных случаев. Когда-то я была одним из них.
— Вы имеете в виду профайлеров и тому подобное?
— Технически в Бюро нет такой профессии. Их называют аналитиками.
— Мне следует рассказать им о вашем участии?
Пайн ответила не сразу.
— Наверное, да. Они все равно узнают.
— И что вы будете делать теперь?
— Посплю пару часов, — ответила она. — Мне это необходимо.
— Как ты думаешь, кого они пришлют? — спросила Блюм.
Они находились в «Коттедже» в номере Пайн. Дело происходило позднее, в то же утро, и Пайн рассказала Блюм о новом убийстве.
— Я не знаю. Мне предложили место в ОПА-три, когда я работала в округе Колумбия, — ответила Пайн, имея в виду Подразделение поведенческого анализа, которое являлось частью Национального центра ФБР по анализу насильственных преступлений. — Но это было много лет назад.
— ОПА-три занимается преступлениями против детей.
Пайн кивнула.
— А ОПА-четыре преступлениями против взрослых и включает в себя базу данных ViCAP, к которой ты обращалась ранее. Я там проработала год.
— Но почему всего год? Большинство агентов остаются там значительно дольше.
— Скажем так: мне хватило года.
— Я читала, что многие выступают против использования психологического профилирования.
— Оно не идеально и всего лишь один из многих инструментов в работе. Но дает результаты. А теперь, когда нам в помощь пришлют команду, она сможет копнуть гораздо глубже и собрать вместе все, что мы сможем найти по последнему убийству.
— Костюм жениха, — с легкой дрожью в голосе сказала Блюм. — Звучит жутко.
— Наш убийца искушенный, сосредоточенный и организованный, — продолжала Пайн. — И хорошо знает эти места. Положить мертвого черного парня на могилу солдата Союза? Причем на могилу одного из Налетчиков, по-настоящему плохих парней, которые отнимали последнее у тех, кто носил такую же форму, как они. Я не совсем понимаю, какое здесь послание, но мне трудно поверить в простое совпадение.
— Что будем делать?
— У нас нет никаких ниточек по данному расследованию, поэтому я намерена сосредоточиться на задаче, которая заставила меня сюда приехать.
— А у нас есть ниточки по твоей сестре?
— Да, есть. Эни, мини, майни, мо. Считалка, которую я слышала от похитителя. Я уверена, что не придумала это. Значит, если похититель не Тор, то кто? И зачем он вообще ее произносил?
— Решал, кого из вас забрать.
— Но почему он выбирал?
— Он мог забрать только одну из вас.
— Почему? Мои родители находились без сознания внизу, а он уже прошел через дом? Если он унес Мерси вниз, почему не взял и меня? Нам было всего по шесть лет. Он без особых усилий мог забрать обеих. Но он взял лишь Мерси, а меня ударил так сильно, что проломил череп.
— Может быть, существовала причина, по которой он хотел забрать только одну из вас.
— Верно. Но мне интересно, какой могла быть причина. И если он действительно хотел меня убить, почему не сделал этого? Он мог меня задушить, свернуть шею, однако, предпочел ударить. Он же не мог знать наверняка, умру я или уцелею после такой травмы.
Блюм откинулась на спинку стула и задумалась над словами Пайн.
— Это загадка, — наконец сказала она.
— Майрон Прингл знает больше, чем говорит, — заметила Пайн.
— И что ты намерена с этим делать?
— Поговорю с ним еще раз. Нам нужно к нему съездить, раз уж у него в доме нет телефона и электронной почты.
— А почему бы мне не побеседовать с Бриттой, пока ты будешь говорить с Майроном? Мне кажется, у нее имеются собственные тайны. Быть может, мне удастся пообщаться с ней, как мать с матерью, и узнать, кто они такие на самом деле.
— Поехали.
Почти через час они свернули на тихую подъездную дорогу и покатили в сторону современного дома. Еще до того, как они остановились, дверь распахнулась, и они увидели Бритту Прингл. Она была в светло-серой плиссированной юбке, открывавшей загорелые гладкие икры, синем свитере-безрукавке, белой рубашке с длинным рукавом и серых парусиновых туфлях.
— Я видела, что вы подъезжаете, — объяснила Бритта. — У Майрона все вокруг контролируют видеокамеры.
— Ни секунды не сомневалась, — сказала Пайн, когда они с Блюм поднимались по ступенькам. — Мне не нравится появляться без предупреждения. Я бы позвонила, но…
Взгляд Бритты стал усталым.
— Но у нас нет телефона и электронной почты, — сказала она. — Да, я знаю. И это мешает любым дружеским отношениям.
Пайн отметила, что Бритта произнесла эти слова с некоторой грустью.
— Что я могу для вас сделать? — спросила Бритта.
— Я хотела бы еще раз поговорить с Майроном, — сказала Пайн. — Насколько я понимаю, он уже встал?
— Да, он только что закончил завтракать.
— Надеюсь, он сможет уделить мне немного времени.
— А о чем пойдет речь?
— Мне бы хотелось задать несколько сопутствующих вопросов.
Бритта пригласила их в дом.
— Я слышала сегодня в новостях, что в Андерсонвилле нашли еще одно тело.
— Да, на кладбище, рядом с тюремным комплексом.
— Боже мой. Неужели среди нас орудует серийный убийца?
— Вполне возможно. Теперь весьма вероятно, что сюда призовут на помощь ФБР.
— Но вы уже здесь.
— Да, однако по личным делам. А где сейчас Майрон?
— В бассейне. Майрон любит туда ходить сразу после еды.
— Он не придерживается рекомендованной паузы в тридцать минут? — спросила Блюм.
— О, он не плавает. Я не уверена, что Майрон умеет. Он просто лежит на воде, утверждает, что это помогает ему думать. Как будто находишься в утробе матери, так он говорит.
— Могу я тогда просто к нему пройти? — спросила Пайн.
— Да, конечно.
Блюм не сделала попытки за ней последовать.
— Вы не пойдете? — спросила Бритта.
— Думаю, агент Пайн хочет поговорить с вашим мужем наедине. Может быть, мы с вами пока поболтаем?
Как только Бритта услышала эти слова, ее лицо прояснилось.
— Я сварю кофе. И я только что испекла кексы.
— Это просто чудесно.
Пайн и Блюм обменялись многозначительными взглядами и направились в противоположные стороны.
«Как много белой кожи», — подумала Пайн, подходя к краю бассейна.
Майрон Прингл в темно-синих плавках лежал в голубой воде, наружу торчали только икры. Он был в солнечных очках и таким белым и неподвижным, что походил на труп.
Пайн наклонилась, опустила руку в воду и обнаружила, что она подогрета.
Майрон был худым, но не слишком крепкого сложения, кроме того, он оказался невероятно волосатым. И еще она не заметила мускулов, обычных для мужчин. Впрочем, природа наделила его мозгом олимпийского калибра.
— Мистер Прингл? — позвала она.
Он не отреагировал на ее голос, и Пайн подумала, что он заметил, как она вошла в бассейн, но решил не отвечать.
— Мистер Прингл?
Наконец он слегка повернул голову.
— Да?
— Вы не против, если я задам вам несколько вопросов?
— Я против. Сейчас у меня время размышлений.
Пайн подвинула плетеное кресло к краю бассейна и села.
— Я могу дать вам информацию для размышлений.
Майрон сдвинул очки на высокий изборожденный морщинами лоб.
— Какого рода?
— Должна признаться, что это не алгоритмы.
— Но связано с вашей матерью, не так ли?
— Вы не хотите рассказать мне то, о чем умолчали во время моего прошлого визита?
— Я не уверен, что понимаю, о чем вы говорите.
— Конечно, понимаете. Вы умный парень.
Он вернул очки на место.
— Похоже, я не настолько умен, так что вам придется мне объяснить, агент Пайн.
— Давайте я начну с ужина, на который меня недавно пригласил Джек Лайнберри.
— Джек? Он вам предложил так его называть?
— Совершенно верно.
— Ладно.
— А почему вы спросили? Как вы его называете?
— Босс.
— Вам не интересно, почему он пригласил меня на ужин?
— Не особенно.
— Он хотел узнать, что случилось с моей матерью.
— Хорошо.
— А вам это не кажется странным?
Майрон снова приподнял очки.
— И куда вы ведете?
— Вам известно, что именно Лайнберри нашел тело моего отца?
— Думаю, он упоминал об этом.
— Вы думаете? Неужели вам регулярно сообщают о найденных телах людей, выстреливших себе в голову из дробовика? Мне казалось, что ваша память намного превосходит обычную.
— Ну хорошо, да. Я помню, что он мне рассказал. Но с тех пор прошло много времени. Какое это имеет отношение к его желанию узнать, что случилось с вашей матерью?
— Возможно, никакого.
— И что вы ему о ней рассказали?
— Значит, ее судьба интересует и вас?
Майрон приподнял очки в третий раз.
— Я также был ее другом.
— Не припоминаю, чтобы кто-то из вас пытался войти с ней в контакт после того, как мы покинули Андерсонвилль.
— Я не знал, куда вы уехали.
— Лайнберри поддерживал связь с моим отцом, который знал, где мы находились. Лайнберри требовалось лишь спросить.
Очки снова опустились.
— Ну, тут я не знаю, что вам сказать, — признался Майрон.
— Значит, можно предположить, что ваши отношения с моим отцом были не настолько дружескими, как вы мне говорили.
— Какие у вас еще вопросы?
— Что вы делали в ту ночь, когда похитили мою сестру? Бритта сказала, что она не помнит.
— В таком случае, почему должен помнить я?
— А вы помните?
— Мне нужно подумать.
— Что произошло на следующий день? Расскажите мне о нем.
— Я был на работе.
— Когда вы узнали о том, что случилось?
— Утром Бритта позвонила мне в офис.
— Что вы сделали?
— В тот момент я не мог покинуть офис. Но ушел с работы пораньше. Бритта уже уехала в больницу с вашей матерью, и я отправился к вам домой. Ваш отец вместе с полицией искал вашу сестру. Я видел, когда он вернулся. Именно тогда идиот Барри Винсент обвинил Тима в том, что он совершил эту ужасную вещь. Тим бросился на него, и мне пришлось их разнимать. Меня самого едва не отделали в процессе. К счастью, я крупный парень. А тогда был намного сильнее.
Пайн посмотрела на него. Он действительно был крупным мужчиной. Даже выше Дэниела Тора. А тридцать лет назад, был более мускулистым и сильным, как сам только что сказал.
— Почему этого не сделала полиция, ведь они должны были находиться в доме?
— Я уже говорил прежде, что не знаю. Могу лишь сказать, что в доме не было ни одного полицейского. Вокруг собрались только зеваки.
— Полиции удалось выяснить, находился ли той ночью в нашем доме кто-то, кроме моих родителей?
— Я уже вам сказал, что мне это неизвестно. Я лишь знаю, что меня и Бритты там не было.
— И где вы тогда были?
— Ну, если вам так интересно, мы находились у себя дома и принимали друзей.
— А почему вы мне этого не сказали во время нашего первого разговора?
— Вы были очень резки в своих вопросах. И это отбило у меня охоту с вами разговаривать, если вам интересен честный ответ.
— Я всегда предпочитаю правду. И что за друзья были тогда у вас в гостях?
— Самые обычные. Мы немного выпили, покурили травку, ничего больше.
— А имена у ваших друзей есть?
— Они больше здесь не живут.
Пока Пайн размышляла над последними словами Майрона, он подплыл к краю бассейна и положил руки на бортик.
— А теперь позвольте задать вам несколько вопросов. Что вам известно о прошлом ваших родителей?
— Совсем немного. Они влюбились друг в друга, когда учились в средней школе в Канзасе. Рано поженились, у них родились мы с сестрой, после чего они перебрались в Джорджию.
— В самом деле? И кто вам это рассказал?
Пайн нахмурилась.
— Они, конечно, а почему вы спрашиваете?
— Потому что ваша мать была моделью, которая начала работать в шестнадцать лет. Милан, Лондон, Париж. Сильно сомневаюсь, что они ходили в одну и ту же среднюю школу и что она жила в Канзасе. Я вообще не уверен, что Джулия окончила школу.
Пайн на некоторое время потеряла дар речи.
— Чепуха.
— Идите за мной.
Он вылез из бассейна, вытерся, надел футболку, через заднюю дверь провел Пайн внутрь дома, и они стали подниматься на второй этаж. Войдя в комнату, он поманил за собой Пайн, и она оказалась в небольшом кабинете. Майрон открыл ящик деревянного шкафа с архивом, порылся в нем, извлек журнал, открыл на нужной странице и протянул Пайн.
— Ваша мать идет по подиуму в Лондоне, — сказал он.
Пайн посмотрела на страницу, и ее разум тревожно затрепетал, пока взгляд не мог оторваться от высокой длинноногой девушки-подростка, удивительно похожей на нее саму.
— Сюрприз, насколько я понял, — заметил Майрон, продолжавший внимательно смотреть на Пайн.
— Где вы это взяли?
— Когда ваша мать пила или курила травку, она становилась более откровенной. Однажды она упомянула, что в юности работала моделью. Меня ее слова заинтриговали.
— Но это не объясняет того, как к вам в руки попал журнал.
— Это произошло через многие годы после того, как они покинули Джорджию. На самом деле всего несколько лет назад. Я сделал запрос в интернете. Мне ничего не удалось найти, но я знал одного парня, который имел доступ к миру моды, и он там поискал. Я рассказал ему все, что мне было известно о вашей матери, в том числе, передал фотографию, сделанную мной, когда она здесь жила. У него ушел почти год, но он все-таки нашел.
— В заголовке нет имени.
— Вы сомневаетесь, что это ваша мать? Я никогда не встречал настолько похожих на нее людей.
— Да, это она. А тот парень, которого вы наняли, рассказал вам что-нибудь еще?
Майрон пристально на нее посмотрел.
— Ну, для начала он сообщил мне, что ее зовут не Джулия.
— Что?
— Он сказал, что у нее было все, чтобы добиться очень многого в индустрии моды, но она ушла после нескольких лет пребывания на подиуме, — продолжал Майрон. — Никто не знал причин, а также того, что с ней стало. И никто из тех, к кому он обращался, не смог назвать ее фамилию. Но у него сложилось впечатление, что ее звали Аманда. Или она пользовалась этим именем одно время.
— Но зачем моя мать поменяла имя?
Майрон лишь развел в стороны длинные руки.
— Откуда мне знать, — ответил он. — Я повторяю то, что рассказал мне мой знакомый, а он не был обычным болваном с улицы. Я вышел на него после очень серьезных рекомендаций. Настоящий профи.
— А могу я поговорить с «настоящим профи»?
— Боюсь, что нет.
— Почему?
— Он умер от сердечного приступа примерно через месяц после того, как прислал мне отчет.
У Пайн возникло ощущение, что на нее наехал грузовик.
— Я вижу, каким потрясением стал для вас мой рассказ.
— И почему вы потратили столько усилий и ресурсов, чтобы узнать о прошлом моей матери?
— Как я уже говорил, одним из моих главных качеств всегда было любопытство. Большинство людей охотно рассказывают о своем прошлом. Однако никто из ваших родителей никогда этого не делал. Во всяком случае, пока они оставались трезвыми. И мне стало интересно.
— Что именно? — Хотя теперь и у самой Пайн возникло множество вопросов.
— Может быть, они были не теми, за кого себя выдавали. Я хочу сказать, что ее имя могло быть Аманда. Но она приехала сюда и превратилась в Джулию Пайн.
— А мой отец?
— Я даже не знаю. Возможно, он был тем, за кого себя выдавал. Его я не проверял.
— А Бритта знает?
— Она не знает, что я изучал прошлое вашей матери. Но слышала, как ваша мать проболталась, что была моделью.
Пайн медленно опустилась на стул, продолжая смотреть на фотографию матери — тут не могло быть ни малейших сомнений, — идущей по подиуму одного из крупнейших показов в Лондоне. Она прочитала часть статьи.
— Карл Лагерфельд? Это был показ Карла Лагерфельда для «Шанель»? Я практически ничего не знаю об индустрии моды, но о нем слышала.
— Если верить моему парню, ваша мать участвовала в показах всех крупнейших дизайнеров того времени.
— Но как могло получиться, что я ничего не знала?
— Это происходило задолго до появления «Гугла». Просто задать пару вопросов онлайн в надежде получить ответ не получалось. Она отличалась от Синди Кроуфорд или Клаудии Шиффер, которые в результате сделали карьеру и стали мировыми знаменитостями. Ваша мать была выше и ярче любой из супермоделей того времени. Но она не стала за это держаться. И исчезла в неизвестности. У нее нет собственной страницы в «Википедии», нет вообще никаких упоминаний в интернете.
— Но почему? Почему ее судьба сложилась именно так?
— Я понятия не имею. Они просто сюда приехали с двумя маленькими детьми. Из того немногого, чем ваши родители с нами поделились, я понял, что они познакомились после свидания вслепую или чего-то в таком же роде и влюбились друг в друга.
— Значит, они не были влюблены друг в друга со времен средней школы?
Майрон взял у нее журнал и посмотрел на снимок длинноногой Джулии Пайн, шагавшей по подиуму в изящном творении Карла Лагерфельда и с высокой прической с таким видом, словно она владела всем миром и теми, кто в нем жил.
— Она не выглядит здесь так, будто в ее планы входит поступить в среднюю школу Канзаса, — задумчиво проговорил Майрон. — Тут ей не больше семнадцати. — Он пристально посмотрел на Пайн. — И когда я сказал, что ваши родители появились в Андерсонвилле с вами и вашей сестрой, вы не удивились. Вам было известно, что вы родились не здесь.
— Уже став взрослой, я узнала, что родилась в Нью-Йорке. И тогда это стало для меня откровением, ведь до тех пор я считала, что появилась на свет в Джорджии.
Майрон кивнул, но не стал ничего говорить.
— Вы упомянули, что они ничего о себе не рассказывали, пока были трезвыми. Мой отец что-то говорил о своем прошлом после того, как выпивал?
Майрон положил журнал на стол и потер подбородок.
— На самом деле да. Ваш отец хотел стать актером. Во всяком случае, так он говорил. Он приехал в Нью-Йорк, где попытался пробиться. Возможно, именно там он познакомился с вашей мамой. Пожалуй, это единственное, что он рассказал мне о себе за все время, которое они здесь прожили.
Пайн резко вдохнула, она не верила своим ушам.
— Мой отец хотел стать актером? Мать была знаменитой моделью? Вы рассказываете не о моей жизни. Они мне ничего такого не говорили. Никогда.
— Я не знаю, почему они так поступили. Может быть, считали, что это не имеет значения. Возможно, опасались, что вам не понравился бы их выбор, или не хотели, чтобы вы думали, будто они отказались от продолжения карьеры ради детей. Естественно, я лишь строю предположения.
— Насколько мне известно, что ни у мамы, ни у отца не было братьев или сестер. По крайней мере, они так всегда говорили. И что их родители мертвы. Правда ли это, или у меня есть бабушки и дедушки, или дяди и тети, о которых я ничего не знаю? Никто и никогда не пытался со мной связаться.
— Боюсь, мне ничего не известно об этой стороне их жизни.
— Но почему она поменяла имя с Аманды на Джулию?
И, хотя она задала этот вопрос, главным образом, себе, Майрон на него ответил.
— Может быть, просто хотела исчезнуть. К тому же менять имя не запрещается законом.
Пайн бросила взгляд на журнал.
— Могу я его взять? — спросила она.
— С наилучшими пожеланиями.
— А они никогда не говорили, почему выбрали именно Андерсонвилль? Если уж моя мать путешествовала по всему миру, здесь ей было бы скучно.
— Ну, такие места не для всех. Мы с Бриттой могли жить где угодно. Но осели здесь. Может быть, вашей маме надоели заполошные блестящие знаменитости и ей хотелось чего-то попроще.
Пайн посмотрела на журнал.
— Да, мне есть о чем подумать, — сказала она.
— Что вы станете делать с новой информацией?
— Я приехала, чтобы выяснить, что случилось с моей сестрой. Теперь мне предстоит узнать, кем были мои родители на самом деле.
— Полагаю, вы даже представить такого не могли.
— А кто бы смог? — резко ответила Пайн.
— О чем Ли хочет поговорить с Майроном? — спросила Бритта, когда готовила кофе на кухне.
Она посмотрела в окно и увидела, что Пайн подходит к бассейну, где лежал ее муж.
— Она собирается задать ему несколько вопросов о своих родителях, так мне кажется, — ответила Блюм. — Она умелый следователь и знает, о чем следует спрашивать.
Бритта принесла кофе и тарелку с теплыми кукурузными кексами и поставила их на стол перед сидевшей напротив Блюм.
— Вы явно были близки с Джулией, — заметила Блюм. — Что вы о ней думаете?
Бритта ответила не сразу, она явно собиралась с мыслями.
— Она была прелестной женщиной, — наконец заговорила она. — И не только внешне. Тут у нее все обстояло великолепно. Высокая и стройная. Роскошные волосы, безупречное тело и структура лица. Я вижу, Ли пошла в мать. Она такая же высокая, но у нее гораздо более мускулистое тело, чем у матери.
— В том мире, где она работает, сила и физическая форма имеют больше значения, чем внешность. И ей пришлось много трудиться, чтобы развить свою физическую силу.
— Не сомневаюсь. Так или иначе, Джулия была непростым человеком.
— В каком смысле?
— Джулия никогда не говорила о своем прошлом. Но по замечаниям, которые она иногда делала, я понимала, что она была мудрой женщиной, а еще у меня не вызывало сомнений, что она много путешествовала по миру. Майрон даже говорил, что Джулия работала моделью, что меня нисколько не удивило. Природа наградила ее подходящим лицом, телом и ростом. Хотя, насколько мне известно, она занималась этим недолго. Наверняка у нее просто не хватало времени.
— Что вы имеете в виду?
— Она была очень молодой, когда у нее родились девочки.
— А вы помните, когда они родились?
— О, нет, они появились на свет не здесь.
Блюм не показала, что слова Бритты ее удивили.
— Девочкам было около двух лет, когда Тим и Джулия приехали в Андерсонвилль.
— Я поняла. Но я видела всего одну фотографию, на которой сняты агент Пайн и ее сестра. И никого из родителей. Агент Пайн сказала, что других снимков у нее нет.
— Всего одна фотография? Как странно.
— А у вас есть фотографии Пайнов?
— Мне нужно посмотреть. Подождите минутку.
После того как она ушла, Блюм посмотрела в окно и увидела, что Майрон вылез из бассейна, вытерся, надел рубашку и повел Пайн по лестнице на второй этаж. Ее босс выглядела удивленной. Может быть, Майрон рассказал ей то же, что Бритта.
— Вот.
Блюм повернулась и увидела Бритту, которая вернулась с небольшим снимком в руках.
Она протянула его Блюм.
— Я думаю, фотография сделана, когда девочкам исполнилось по четыре года, — сказала Бритта.
Все Пайны выстроились в ряд. Тим с одной стороны, чуть более высокая Джулия с другой. Между ними стояли Пайн и ее сестра Мерси. Блюм посмотрела на снимок более внимательно.
— Их и в самом деле невозможно отличить, если не считать того, что Этли в брюках, а Мерси в платье с рюшами — во всяком случае, я думаю, что правильно угадала.
— Так и есть, — подтвердила Бритта. — Ли всегда была девчонкой-сорванцом. А Мерси — девочка-девочка. Только так их и различали. Ли практически не носила платья и никогда не надела бы ничего с рюшами.
— Ее мать необычайно красива.
— Но и Тим был очень хорош собой. Летом, когда он работал у дома в одних шортах, без рубашки, многие женщины, жившие по соседству, находили повод, чтобы на него поглазеть и повздыхать, и я тоже.
Блюм улыбнулась.
— Полагаю, я бы стала членом этой группы, — призналась она. — А они вам что-нибудь говорили о своей жизни — до приезда в Андерсонвилль?
— Нет, как я уже говорила, Джулия не рассказывала о своем прошлом, а Тим вообще предпочитал помалкивать.
Блюм откусила кусочек кекса и сделала глоток кофе.
— А как вы с мужем снова оказались здесь?
Лицо Бритты смягчилось.
— У Майрона был друг в индустрии по добыче бокситов. Он помог ему получить работу на шахте.
— И специалисту по компьютерам нравилось работать на шахте?
— Он не занимался тяжелым физическим трудом. Майрон решал научные задачи. На самом деле он помог придумать несколько способов использования бокситов, о которых тогда ничего не знали. Он всегда нестандартно мыслил.
— А как вы познакомились?
— Свидание вслепую в Хантсвилле, штат Алабама. Я окончила колледж, Майрон годом раньше. Он был очень высоким, симпатичным, но молчаливым. Я понятия не имела, что он гений. Большинство людей его не понимали, но у нас сразу получилось. Мы живем вместе уже много лет… Я думаю, что уже стала бы бабушкой. Многие вещи могли произойти, но теперь их не будет.
Блюм положила руку на плечо Бритты.
— Мне очень жаль, Бритта. Я даже не могу представить, какую боль вам пришлось перенести.
— Да, но, как говорят, жизнь продолжается. И мы сделали все, чтобы она стала удобной и приятной, учитывая обстоятельства. Но я каждый день думаю о своих детях и о том, как все могло сложиться, если бы они не умерли.
Блюм сжала ее руку и откинулась на спинку стула.
Бритта вздохнула, выпила немного кофе и подняла глаза.
— Вы и Ли хорошо друг к другу относитесь, — сказала она.
Блюм обрадовалась, что Бритта сменила тему разговора.
— Она отличный босс и превосходный агент.
— Я уверена, что вы ею гордитесь.
— Она трудится изо всех сил. Бюро до сих пор остается вотчиной мужчин. Однако Пайн с самого начала заявила о своей готовности работать на самом высоком уровне. И она не терпит ни малейшего проявления неуважения, а если кто-то в ее присутствии не скрывает своих сексистских взглядов, дела его плохи. Уж поверьте мне, я видела это собственными глазами.
Бритта выглянула в окно.
— Интересно, как сложится их общение с Майроном? — задумчиво сказала она.
— Я полагаю, ему известно все, что вы мне рассказали.
— О да. Возможно, даже больше.
— Тогда он, наверное, уже все рассказал агенту Пайн.
— Но почему она не может задать эти вопросы Джулии? Она ведь до сих пор жива?
— Я не знаю.
— Ли наверняка это известно.
— Понятия не имею. И мне не хотелось вести себя навязчиво.
— О, я вас понимаю.
— Джека Лайнберри интересовал этот же вопрос. Он спрашивал у агента Пайн о ее матери.
— В самом деле?
— Вам это кажется странным?
— Вовсе нет. Они были добрыми друзьями.
— Насколько добрыми? — Хотелось спросить Блюм, но она решила промолчать.
— А вам нравится работать в ФБР? — спросила Бритта.
— Да, нравится. И с агентом Пайн никогда не бывает скучно. До того как мы приехали сюда, она спасла маленькую девочку по «сигналу Эмбер». Похитивший ее извращенец был отбывшим наказание педофилом, насиловавшим и, возможно, убивавшим в прошлом девочек. Агент Пайн взяла его в одиночку, и теперь он получит по полной. Слава богу — он очень надолго сядет в тюрьму.
— Да, впечатляющая история.
— Вы совершенно правы.
— Ее мать должна ею гордиться.
— В самом деле? — подумала Блюм.
Вечером Пайн и Блюм обедали в «Темнице».
Ранее они обменялись впечатлениями от своих бесед с Майроном и Бриттой.
— Это наверняка произвело на тебя тяжелое впечатление, агент Пайн, — сказала Блюм.
— Ты имеешь в виду, что я не знала, откуда я и кем являлись мои родители на самом деле? Или про то, что они мне рассказывали — и что оказалось ложью?
— А что ты реально знаешь об их прошлом?
— Только то, что они мне говорили, то есть совсем немного.
— А потом, после того как вы отсюда уехали?
— Как я уже говорила, мы переехали в маленький городок в Южной Каролине. А через несколько лет мои родители расстались.
— Из-за того, что произошло?
Пайн принялась вертеть в руках бумажную салфетку.
— Я всегда считала, что причина была именно в этом. Они все время ссорились по самым разным поводам, но имя Мерси всплывало постоянно.
— А что произошло после того, как они разошлись?
— Я решила остаться с мамой. Мы по-прежнему жили в Южной Каролине, отец снял жилье неподалеку. А потом все изменилось.
— В каком смысле?
— Я как раз должна была перейти в среднюю школу, когда мама сказала, что мы переезжаем.
— Куда именно?
— Она ничего не говорила, пока не появились грузчики. Оказалось, что мы едем в Техас.
— А она тебе что-то объяснила?
— На самом деле нет.
— Тебе удалось узнать, где ты родилась? Бритта ясно дала понять, что не здесь. — После небольшой паузы Блюм добавила: — Я очень удивилась, но не беспокойся, я не показала виду.
Пайн посмотрела на Блюм и легко прочитала ее мысли.
— Я знаю, где родилась, и сожалею, что не рассказала тебе раньше.
— Ты имеешь право хранить в тайне свою частную жизнь, агент Пайн. Но я надеюсь, ты знаешь: все, что ты мне расскажешь, никуда дальше меня не уйдет.
— Ни секунды не сомневаюсь, Кэрол. — Пайн помолчала, собираясь с мыслями. — Я родилась в Нью-Йорке. Но родители мне об этом не рассказали. Я узнала только после того, как в колледже подавала документы на паспорт. Я занималась олимпийскими видами тяжелой атлетики и должна была участвовать в соревнованиях в других странах. Я помню, как увидела свое свидетельство о рождении, которое требовалось для получения паспорта и которое я попросила у мамы. Я просто сидела и молча на него смотрела. Дело в том, что до того момента я не сомневалась, что родилась в Джорджии. У меня не осталось никаких воспоминаний о жизни в Нью-Йорке.
— Ну, если Бритта уверена, что вы приехали сюда, когда вам с сестрой было два года, не стоит удивляться, что у тебя не осталось воспоминаний о Нью-Йорке.
— Я спросила маму, но она отмахнулась от моих вопросов, только сказала, что я родилась в Нью-Йорке, а потом мы переехали в Джорджию. Она заявила, что говорила мне, но я вряд ли могла такое забыть.
— Верно, ты бы не забыла.
— Мне было тяжело переезжать в Техас перед переходом в среднюю школу. Я успела завести друзей, а в Техасе мне пришлось начинать с нуля. Моего отца больше не было рядом. Я взбунтовалась. Начала пьянствовать. Совершила несколько краж в магазинах. Курила травку. Попала в поле зрения полиции. Иными словами, свернула на дурную дорожку.
— И что изменило твою жизнь? Твоя мать?
— Нет, только не она. Она, конечно, пыталась меня образумить, но я ее не слушала. Я слишком злилась из-за переезда и того, что отца больше не было рядом. И ужасно скучала по Мерси. Наверное, я чувствовала себя одинокой.
— И что же тогда произошло?
— Довольно глупая история.
— Я многое видела в жизни. Попробуй рассказать.
— Рядом с тем местом, где мы жили, была ярмарка с аттракционами, — начала Пайн. — И палатка предсказательницы судьбы. Как-то раз я решила к ней зайти. Сама не знаю почему. Так или иначе, но она мне кое-что сказала.
— Интересно, что?
— Она посмотрела на мою ладонь и сказала, что чувствует во мне два биения сердца, а не одно, и добавила, что я знаю причину.
Блюм откинулась назад.
— Мерси?
Пайн кивнула.
— Казалось, кто-то переключил внутри меня рубильник. Я начала читать книги, заниматься спортом, старалась изо всех сил, чтобы…
— …жить не только за себя, но и за сестру?
— Что-то вроде того, — с болью в голосе ответила Пайн. — Ну и чтобы между нами не осталось никаких неясностей, однажды я вернулась домой из колледжа и обнаружила, что моя мать исчезла. Она оставила записку, где говорилось, что ей пришлось уехать. Мама оставила достаточно денег, чтобы я могла жить дальше и оплачивать обучение. С тех пор я ее не видела.
— Господи, — сказала заметно расстроенная Блюм. — Она просто… тебя бросила?
— Поскольку я уже была взрослой, с точки зрения закона она не совершила ничего предосудительного. Но во всех остальных смыслах, мама действительно меня бросила. Я обратилась в полицию, заполнила бумаги о пропавшем без вести, но нет закона, запрещающего добровольный отъезд взрослого человека. И я не могла заявить, что ей грозила опасность.
— Тем не менее, ты наверняка переживала.
— Да, и довольно долго. Конечно, я ее искала. А потом, когда стала агентом ФБР, у меня появилась возможность действовать более эффективно, используя все свое свободное время. Но я ничего не сумела найти. Периодически я возобновляла поиски, но у меня возникло ощущение, что она исчезла с лица земли. Весьма вероятно, она мертва. — Пайн опустила глаза. — Сейчас я бы просто хотела знать: жива она или нет.
— Ну, все сложилось удачно. Ты ведь агент ФБР.
— Присяжные еще не вынесли своего решения. И что бы ни говорил Доббс, он может от меня избавиться в любой момент. Зачем ему рисковать ради меня своей карьерой?
— Ну, мне известно, что Доббс бывает очень жестким, но он еще может тебя удивить, агент Пайн. И он дал тебе шанс все исправить, хотя вовсе не был обязан так поступать.
— Ты права. Не обязан.
— Чем твоя мать зарабатывала на жизнь, когда вы переехали в Техас?
— А почему ты спрашиваешь?
— Просто пытаюсь свести концы с концами.
— Она сказала, что получила от дальнего родственника в наследство какие-то деньги. — Пайн подняла голову и перехватила скептический взгляд Блюм. — Я знаю. В то время я была глупым подростком и верила всему, что мне говорили.
— Однако со временем у нее появилась работа?
— Да. Но она никогда о ней не говорила, если не считать того, что перекладывает бумаги. Я полностью погрузилась в учебу и спорт и не обращала внимания на то, чем она занималась.
— А она путешествовала, когда вы жили в Техасе? Покидала страну?
— Нет, никогда.
— А твой отец? Он остался в Южной Каролине?
— Да. И мне это ужасно не нравилось, он ведь был моим отцом. Мама мне сказала, что ей предложили работу в Техасе — и она согласилась. И отец все понимает. Но ее объяснения выглядели бессмысленными, потому что, как я уже говорила, она начала работать не сразу.
— Ну, она ведь твоя мать, ты должна была ей верить. А твой отец что-то говорил о вашем переезде в Техас, когда вы оставили его одного?
— Когда я разговаривала с ним по телефону, мне становилось понятно, что он с трудом удерживается на работе. Он слишком много пил, не исключено, что принимал наркотики. Но ни разу не сказал ни одного дурного слова о маме. Он всегда говорил, что любит меня. И… ужасно сожалеет о Мерси. Но очень рад, что в его жизни есть я.
— А потом? — подтолкнула ее Блюм.
— А потом, когда я училась в колледже, моей матери позвонили. Отца нашли мертвым. Самоубийство. Мне рассказали, что он покончил с собой в Луизиане, в каком-то мотеле — вот только все было не так.
— Верно. Джек Лайнберри говорит, что это случилось в квартире твоего отца в Вирджинии, куда насколько я поняла, он переехал. Но он тебе не рассказал о том, что туда перебрался?
— Никогда. В любом случае мать отправилась организовать похороны или только сказала так мне. Я хотела поехать с ней, но она категорически запретила. Отца кремировали. Мама развеяла его пепел в том месте, которое было для него дорого.
— А ты знаешь, где оно находится?
— Нет, она так мне и не рассказала. А теперь я узнала, что тело нашел Джек Лайнберри. Об этом мама также никогда мне не говорила.
— Может быть, она не знала.
— Лайнберри наверняка слышал, что мама приехала вскоре после самоубийства отца. Однако она никогда не упоминала о том, что его видела. И Лайнберри сказал, что они тогда не встречались.
— И твоя мать покинула тебя вскоре после тех событий?
— Да. Через пару месяцев.
— Очень странная история.
Пайн покачала головой.
— Перед тобой сидит следователь, обученный добывать правду, говорить людям, что они лгут, видеть вещи, которые остаются скрытыми для других. И я рассказываю о своей жизни, в которой столько красных флажков… проклятье, Кэрол, как я могла их не замечать? Дьявольщина, разве такое возможно?
— Дело в том, что эти события произошли до того, как ты стала обученным следователем. А люди всегда хотят верить тем, кого они любят, в особенности дети родителям.
— А теперь я обязана признать правду, которая смотрит прямо мне в лицо.
— Давай вернемся к деньгам, которые тебе оставила мать. Ты имеешь представление о том, откуда они взялись?
— Нет. Там было довольно много, но в банке сказали, что все в порядке и это ее деньги.
— Из чего следует, что она позаботилась о тебе перед тем, как уехать.
— Но почему она уехала? Я предпочла бы иметь мать, а не банковский счет!
Обе некоторое время молчали.
— Твоя мать была невероятно красива, — заговорила Блюм. — Бритта показала мне ее фотографию, и она произвела на меня поразительное впечатление.
— У нее есть фотография моей матери?
— Да. Извини, ты ведь не могла об этом знать.
— Когда она входила, головы всех мужчин поворачивались к ней. Я была ребенком, но все равно замечала.
— Как ты думаешь, могло это оказать влияние на то, что случилось с твоей сестрой?
Пайн сделала глоток пива.
— Иными словами, ты спрашиваешь, могло ли тайное прошлое моих родителей сыграть роль в нападении на меня и исчезновении Мерси?
— Да.
— Я уже подумала о таком варианте. Но мы здесь, и нам следует продолжать переворачивать каждый камень. То, что мы узнаем, может помочь понять, почему моя мама исчезла.
— Эй, привет всем.
Они оглянулись и увидели Сая Таннера и Агнес Ридли, направлявшихся к их столику.
Таннер был в тех же джинсах, но в чистой, отглаженной рубашке из хлопка. Свой старый «Стетсон» он держал в руке. На огромной пряжке ремня красовалось выгравированное изображение банки пива «Будвайзер».
На Ридли было желтое платье из хлопка с длинными рукавами, парусиновые теннисные туфли, не скрывавшие опухшие красные лодыжки. Седые волосы рассыпались по плечам.
— И вам привет, — ответила Блюм.
— Вы не станете возражать, если мы к вам присоединимся? — спросил Таннер.
— Присаживайтесь, — предложила Пайн, не спускавшая с него глаз.
Они сели за их столик, Таннер повесил шляпу на спинку стула, поднял руку и заказал пиво.
— Еще одно тело, — сказала Ридли. — Боже мой.
— Личность уже установили? — спросил Таннер.
— Пока нет, — ответила Пайн.
— Я слышала, что он был необычно одет, — сказала Ридли.
— А кто вам сказал? — резко спросила Пайн.
— В нашем городе нет тайн, — прокомментировал Таннер.
— Значит, вы также участвуете в расследовании, Ли? — спросила Ридли.
— Да, я помогаю детективу, — подтвердила Пайн. — Но после второго убийства им пришлось вызвать подкрепление.
— И кого именно? — спросил Таннер.
Официантка принесла ему пиво, он сделал большой глоток и вытер рот тыльной стороной ладони.
Все посмотрели на распахнувшуюся входную дверь ресторана.
— Ну, кого-то вроде него.
В дверном проеме остановился широкоплечий мужчина ростом в шесть футов, под сорок, в темном костюме, белой рубашке и полосатом галстуке. Поверх костюма была надета темно-синя ветровка с надписью ФБР.
Пайн посмотрела на него и от удивления открыла рот.
— Сукин сын, — пробормотала она.
— Ты его знаешь? — спросила Блюм, которая слышала, что сказала Пайн.
— Специальный агент ФБР Эдди Ларедо.
— Он друг, или как?
— Или как.
Пронзительные светло-зеленые глаза Эдди Ларедо загорелись, как только он заметил Пайн, и его взгляд приклеился к ней, точно железо к магниту. У него были квадратная челюсть и длинный тонкий нос, разрезавший лицо на две равные части, густые брови, такие же темные, как и волосы. Длинная шея, широкие плечи, плотно заполнявшие пиджак, мощный торс, узкая талия, мускулистые бедра натягивали брюки.
Но прежде всего внимание привлекали глаза. Спокойные, но в них таилась очевидная угроза.
Он пересек зал и остановился возле Пайн.
— Привет, Эдди, — не глядя на него, поздоровалась она.
— Слышал, что ты в городе, Этли, — негромко сказал он.
Теперь она на него посмотрела.
— И от кого ты это слышал?
— Люди говорят.
— Финикс?
— Люди говорят, — повторил он.
Он взял стул от соседнего столика, поставил рядом с Пайн и сел.
Потом посмотрел на остальных и кивнул.
— Агент Ларедо, ФБР, — представился он.
Блюм окинула его взглядом и посмотрела на Пайн, которая застыла на своем стуле.
— Я помощник агента Пайн из Бюро, Кэрол Блюм. Вас отправили сюда расследовать два убийства? — спросила она. — Я правильно поняла?
Ларедо кивнул.
— Вылетел в Атланту, оттуда доехал на машине, — сказал он.
— Ты один? — спросила Пайн.
— Пока да. Но это может измениться.
— Конечно.
— Значит, вы знакомы? — спросила Ридли.
Прежде чем ответить, Ларедо посмотрел на Пайн.
— Это было давно. Мы работали вместе. ОПА-четыре. Отдел поведенческого анализа, — добавил он, когда Ридли недоуменно на него посмотрела.
— Совсем недолго, — уточнила Пайн.
— Недолго, но интенсивно.
— Ты уже говорил с Максом Уоллисом? — спросила Пайн, пропустив мимо ушей последнюю реплику.
— Мы должны встретиться здесь. — Ларедо посмотрел на часы. — Он появится с минуты на минуту.
— Ну, тогда я вас оставлю, — Пайн встала.
Ларедо удивленно на нее посмотрел.
— Я думал, ты работаешь над этим делом, — сказал он. — Моя информация оказалась неверной?
— Нет. Я работала над этим делом, но теперь, когда ты здесь, моя помощь, вероятно, не потребуется.
Она пересекла зал и вышла на улицу.
Блюм посмотрела ей вслед, потом перевела взгляд на Ларедо, который изучал свои руки.
— Похоже, у вас есть история, — заметила Блюм.
— Насколько я понял, вы работаете с Пайн в Шеттерд-Рок? — спросил Ларедо.
— Значит, вам и это известно?
— Бюро не так уж велико.
— Оно достаточно большое. Мы с детективом Уоллисом можем ввести вас в курс дела.
— Не сомневаюсь. — Он перевел взгляд на Ридли и Таннера. — А как зовут ваших друзей?
— Сай Таннер и Агнес Ридли, — ответила Блюм. — Сай живет в доме, прежде принадлежавшем семье Пайн.
Ларедо бросил на Блюм быстрый взгляд.
— Да, агент Ларедо, именно по этой причине мы здесь, — продолжала Блюм. — Во всяком случае, так было вначале. А потом произошли убийства.
— Я понял, — кивнул Ларедо. — Вам удалось продвинуться… в другом вашем деле?
— Немного, — ответила Блюм. — Но впереди еще долгий путь. А прямо сейчас я должна догнать своего босса.
Она встала, попрощалась с Таннером и Ридли и ушла.
Блюм не пришлось искать Пайн — та сидела на скамейке рядом с входной дверью и сразу встала, как только Блюм вышла из ресторана.
— Ты там закончила? — спросила Пайн.
— Да, — кивнула Блюм. — Тебе не нужно было меня ждать.
— Никаких проблем. Мне не помешает компания.
Они зашагали в сторону «Коттеджа».
— Итак, Эдди Ларедо, — начала Блюм. — Не хочешь о нем рассказать?
— Ну, на самом деле рассказывать особо не о чем, — ответила Пайн.
— У тебя есть склонность все преуменьшать, — заметила Блюм.
— Мы вместе работали, потом меня перевели, — сказала Пайн.
— Он знал, что ты работаешь в Шеттерд-Рок, — заметила Блюм.
Пайн не стала комментировать ее слова.
— Он хороший агент, — только и сказала она. — Просто наши взгляды на некоторые вещи расходятся. — Пайн посмотрела на свою спутницу. — Я должна знать что-то еще?
— Я представила Сая и Агнес, — сказала Блюм. — Сказала Ларедо, что Сай живет в твоем старом доме.
— И?
— И забросила удочку, чтобы выяснить, как много он знает… о тебе.
— И?
— И у меня сложилось впечатление, что ему известно, зачем ты сюда приехала.
Пайн задумчиво кивнула.
— Ты была с ним откровенна в прошлом? — спросила Блюм.
— Нет, но моя история не является тайной, Кэрол. Достаточно набрать мое имя в «Гугле».
— Значит, он просто сопоставил несколько известных фактов.
— Именно этому его учили.
— А ты знала, что его могут прислать, когда Уоллис обратится в Бюро?
Пайн покачала головой.
— Если Ларедо следит за моей карьерой, то я и думать о нем забыла. Я не знала, что он все еще в ОПА-четыре.
— Значит, он работает там достаточно долго?
— Если только его не переводили куда-то, а потом вернули обратно. Такое случается. Я ушла из ОПА, потому что там я не могла быть на передовой. Буду пользоваться их опытом, однако хочу брать плохих парней сама.
— Ну и вот он здесь. Неужели ты намерена передать расследование ему и просто отойти в сторону? Это совсем на тебя не похоже.
— У меня нет возможности на что-то повлиять, Кэрол. Технически я в отпуске. И сейчас не имеет значения, что говорит и чего хочет детектив Уоллис, мне не поручали это расследование. Ты прекрасно знаешь, что Бюро предпочитает придерживаться правил — каждый агент должен занимать свое место.
— А если Ларедо попросит тебя продолжить расследование?
Пайн посмотрела на Блюм.
— Почему ты спрашиваешь? Он сказал, что хочет, чтобы я участвовала?
— Он вообще ничего не сказал по данному поводу. Я лишь поинтересовалась, что будет, если он попросит.
Пайн пожала плечами.
— Будем решать проблемы по мере их поступления, — сказала она. — А сейчас нам есть чем заняться.
— Ладно, каким будет следующий шаг в расследовании дела твоей сестры? — спросила Блюм.
— У нас появилось много новых фактов и ниточек. Но более всего меня занимает то, что люди, как мне кажется, не были с нами полностью откровенны. Лайнберри, Принглы. И даже Лорен Грэм что-то скрывает.
— В таком случае речь может идти о заговоре. Если они все вовлечены. В чем бы это ни заключалось.
— Я поняла, что люди здесь хотят что-то от нас скрыть… Но что именно? Что-то, связанное с исчезновением моей сестры? Каковы их мотивы? У меня сложилось впечатление, что всем нравились мои родители, и они им сочувствовали.
— Это не имеет смысла. И мы снова возвращаемся к версии о незнакомце, который похитил твою сестру. А он мог давно отсюда уехать. Или умереть. Что, если тебе так и не удастся дойти до конца?
— Я всегда совершенно сознательно высоко ставила для себя планку, Кэрол. Я не люблю, когда что-то делается недостаточно эффективно.
— Но это может находиться за пределами твоих возможностей. На самом деле существенная часть от тебя не зависит.
— Не имеет значения.
Они добрались до «Коттеджа» и вошли внутрь.
— Я заметила, что у агента Ларедо нет обручального кольца, — сказала Блюм.
— А почему ты обратила на это внимание?
— Просто заметила. И думаю, что многие женщины замечают.
Пайн пожала плечами.
— Когда мы работали вместе, он был женат. Может, развелся.
— Такое часто случается с теми, кто работает в Бюро.
— У нас непростая работа. И вторым половинкам часто бывает одиноко.
— Именно по этой причине ты не вышла замуж?
— Нет, я просто не нашла правильного парня.
— Но такие наверняка где-то есть.
— Конечно. Но мне они не попадались.
Пайн направилась в свой номер.
Но Блюм не последовала ее примеру. Она осталась у нижних ступенек лестницы и приняла ответственное решение.
Блюм сделала телефонный звонок, задала несколько вопросов и стала ждать. Через пять минут телефон зазвонил. Она ответила, выслушала, поблагодарила женщину на другом конце провода и направилась к выходу.
Один ноль в пользу легендарной администрации ФБР.
Уоллис и Ларедо сидели за тем же столиком, где ранее ужинали Пайн и Блюм. Таннер и Ридли ушли.
Блюм открыла дверь ресторана, заметила их, направилась к ним и села рядом с Уоллисом.
— Кэрол, — сказал Уоллис. — Я слышал, что агент Пайн ушла.
— У нее остались кое-какие дела, — объяснила Блюм. — Но она отправила меня сюда, чтобы мы были в курсе.
Ларедо с любопытством на нее посмотрел, но промолчал.
— Ну, приятно слышать, — заметил Уоллис. — Я рассказал агенту Ларедо и уже говорил вашему боссу, что мы натолкнулись на каменную стену в деле Ханны Ребане. О ней ничего не удалось узнать после того, как она вышла из своей квартиры. Она никому не звонила, не пользовалась кредитными картами. Никто не видел Ханну одну или с кем-то. Такое впечатление, что она просто упала с края земли.
— Ну, мы знаем, что она приземлилась в Андерсонвилле, штат Джорджия, — заметила Блюм.
— Вы проверили отпечатки пальцев в ее квартире? — спросила Ларедо.
— Да, — ответил Уоллис. — Мы сняли контрольные отпечатки, но там не оказалось ни одного неизвестного. Единственные мужские, которые нам удалось обнаружить, принадлежат нынешнему приятелю Клеммонс. Но он находился в Майами в интересующие нас промежутки времени.
— А что относительно второй жертвы? — спросил Ларедо. — О нем что-нибудь известно?
— Да, — кивнул Уоллис. — Здесь нам повезло. Его отпечатки удалось отследить. Это Лейн Гиллеспи. Тридцать два года. Последнее известное место проживания — Саванна.
— И что мы о нем знаем? — спросил Ларедо.
— Он несколько лет служил в армии, — ответил Уоллис. — Отправлен в отставку на общих основаниях.
— То есть не почетная отставка, но и не увольнение с лишением прав и привилегий.
— Так, речь не идет об отставке из-за недостойного поведения, — сказала Блюм. — Но хотелось бы знать, его уволили на общих основаниях при почетных условиях, или нет?
Оба удивленно на нее посмотрели.
— Мой старший сын служит в армии в военной полиции, — объяснила она. — Поэтому я знаю тонкости. Отставка на общих основаниях при почетных условиях означает, что человек выполнял свои обязанности удовлетворительно, но не добился особых отличий. А отставка на общих основаниях, но без почетных условий говорит о том, что он не сумел выйти на требуемый уровень. Подобные слова должны присутствовать в его документах. Так что же написано в бумагах Гиллеспи?
— Отставка на общих основаниях, но без почетных условий, — ответил Уоллис, заглянув в блокнот.
— А причины? — спросила Блюм.
— Там говорится, что он не сумел выйти на требуемый уровень, как вы и сказали. — Уоллис немного помолчал. — Но часть его военных документов подверглась редактированию. Во всяком случае, те, что я получил.
Блюм и Ларедо переглянулись.
— Интересно, почему? — спросил Ларедо.
Уоллис пожал плечами.
— Я сделал запрос, но не получил ответа, — сказал он. — После того, как он вышел в отставку, Гиллеспи часто менял работу, нигде надолго не задерживаясь.
— А чем он занимался в Саванне? — спросил Ларедо.
— Не знаю точно, — сказал Уоллис. — Нужно проверить. Поездка туда занимает около трех часов. Собирался отправиться завтра.
— А могли его занятия там привести к гибели здесь? — спросил Ларедо.
— Только не то, что мне известно. Вскрытие назначено на завтра. Агент Пайн хотела на нем присутствовать. — Он посмотрел на Блюм. — Ее планы не изменились? Из того, что я сделал официальный запрос на помощь Бюро, еще не следует, что я не рассчитываю на ее дальнейшее участие. — Он бросил взгляд на Ларедо. — Если, конечно, вы не против?
В ответ Ларедо коротко кивнул, но Блюм решила, что его кивок нельзя считать ни согласием, ни категорическим отказом.
— Я полагаю, она намерена продолжать участвовать в расследовании, — сказала Блюм.
— Ну что ж, тогда мы можем закончить, — сказал Уоллис, вставая. — Мне пора домой. Боюсь, жена скоро забудет, как меня зовут и как я выгляжу.
Он кивнул им обоим и ушел.
Блюм тут же полностью сосредоточилась на Ларедо.
— Вы хотите поговорить об этом, агент Ларедо? — спросила она.
Он немного подумал, а потом посмотрел ей в глаза.
— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду под словом «это», миз Блюм?
Она откинулась на спинку стула.
— Как долго вы работаете в ФБР?
— Шестнадцать лет. Начал практически сразу после окончания колледжа.
— Молодец. А я в Бюро почти сорок лет.
Его глаза слегка округлились, когда он услышал слова Блюм.
— В администрации, вы хотите сказать?
Она вздохнула.
— Я рассчитывала получить от вас более здравую реакцию.
— И что вы имеете в виду? — спросил он, и в его голосе появилась враждебность.
— За годы работы в Бюро я лично подготовила почти четыреста агентов.
Ларедо начал было улыбаться, но по выражению лица Блюм понял, что она не шутит.
— В Бюро около одиннадцати тысяч специальных агентов мужчин и примерно две тысячи семьсот спецагентов-женщин, то есть соотношение более чем четыре к одному в пользу мужчин. А среди специалистов-координаторов, или в администрации, как вы изволили выразиться, на девять тысяч пятьсот мужчин приходится более тринадцати тысяч женщин.
— Мне неизвестны точные цифры, но я благодарю вас за информацию.
— Соотношение агентов не становится более благоприятным для женщин.
— Агентом быть трудно. Я не утверждаю, что женщины на это неспособны. Ваш босс тому доказательство. Но если женщина хочет иметь детей и семью, возникают проблемы. Бюро не приветствует подобные вещи.
— Быть может, им следует пересмотреть свой подход, ведь сейчас они лишают значительное число квалифицированных женщин настоящей работы.
— Уж не знаю, что вам ответить, я всего лишь рядовой в окопах.
— Я достаточно долго работаю с агентом Пайн. Она великолепный специалист.
— У меня нет в этом ни малейших сомнений.
— Я навела о вас справки, агент Ларедо.
Он распрямил плечи и заметно помрачнел.
— Прошу прощения?
— После того как я рассталась с агентом Пайн и прежде чем вернулась сюда, мне удалось поговорить с подругой. Из администрации. А она побеседовала еще кое с кем. И я очень быстро получила право на запрос о вас. Быстро для тех, кто работает в администрации.
Казалось, в светло-зеленых глазах танцуют электрические заряды.
— Я не уверен, что мне это нравится, — заявил Ларедо. — И сомневаюсь, что у вас есть право заниматься такими вещами. — Теперь он даже не пытался скрыть гнев.
— Вам еще не доводилось делать запрос на других членов Бюро? — осведомилась Блюм.
Ларедо собрался что-то ответить, но передумал и просто промолчал.
— Вы будете рады узнать, что на мой пришел положительный результат. Вы на хорошем счету. В вашем досье нет никаких проблемных моментов, — продолжала Блюм.
— Я бы мог и сам вам сказать, если бы вы спросили.
— А вы бы мне ответили?
— Едва ли. Я бы посчитал, что вас это совершенно не касается. Значок, который я ношу, уже сам по себе свидетельствует о моих достоинствах.
— Мне нравится иметь подтверждение.
— А теперь вы говорите как агент, а не администратор.
— Вас удивит, когда вы узнаете, как много умений агента администратор вроде меня приобретает за годы работы в Бюро. Но я не уверена, что это действует в обе стороны, — спокойно сказала Блюм.
Густые брови Ларедо полезли вверх.
— Что вы хотите сказать?
— Вам известны процедурные методы быстрого получения необходимого оборудования?
— Ну…
— Или как созвать удаленную конференцию с более чем пятью участниками, часть из которых находится за пределами США?
— Я…
— Или отрегулировать проблемы с суточными за работу во время праздников? Или какая часть вспомогательного персонала наиболее важна, если вы хотите организовать поиск в приоритетных базах засекреченных данных? Или как решается простой вопрос о том, какой департамент отвечает за поставки кофе?
— Я полагаю, что для решения подобных проблем и существует вспомогательный персонал.
— Вот именно. Мы команда. И вместе мы делаем большую и трудную работу, максимально используя наши общие возможности.
— Куда вы ведете?
— К моему исходному вопросу. Вы не хотите рассказать мне о себе и агенте Пайн? Именно это я имела в виду ранее — впрочем, вы меня прекрасно поняли.
— Я не думаю, что тут есть о чем рассказывать.
Блюм разочарованно откинулась на спинку стула.
— Я уже упоминала, что проводила неофициальные тренировки агентов, чтобы обучить их распознавать, когда люди начинают напускать туман? — спросила она.
— Вы хотите сказать «лгать»? Да, агенты проходят очень качественную подготовку в данном вопросе.
— Повторение пройденного еще никому не мешало.
— Хорошо, — со вздохом сказал Ларедо. — Так объясните мне. Вы думаете, я лгу?
— Вы смотрите вниз и вправо и скрещиваете руки на груди, когда отвечаете: «Я не думаю, что тут есть о чем рассказывать». Классическая попытка спрятаться в коконе или уйти от ответа. Кроме того, я вырастила шестерых детей. Вы бросаете на меня сердитые и дерзкие взгляды, какими отвечал мой девятилетний сын, когда делал что-то нехорошее, но отказывался это признать. Вы все еще хотите продолжать закрываться и повторять, что тут «нечего рассказывать»?
Ларедо помрачнел еще больше.
— Вы очень быстро подходите к границе, мэм. Мне бы не хотелось подвергать опасности вашу долгую карьеру в Бюро.
Она посмотрела на него без страха или гнева — в ее глазах была лишь печаль.
— Сожалею, что у вас возникло такое ощущение. Но я с пеленок учила своих детей, что честность лучшая политика, агент Ларедо. Здесь мы с вами совершенно определенно расходимся.
Она встала.
— Агент Пайн цепкая, умная, легко приспосабливается к обстоятельствам и физически сильная, — сказала Блюм.
Он пожал плечами.
— Вы не сказали мне ничего нового, я все это про нее и без того знал.
— И еще она не умеет прощать. Как себя, так и других — тех, кто не соответствует ее высоким стандартам.
Ларедо холодно на нее посмотрел.
— У меня собственные стандарты, — ответил он. — И они дьявольски высоки. Столь же высоки, как у нее.
— Тогда у вас с ней не будет проблем. Я буду считать, что так и есть, и стану двигаться вперед, опираясь на ваши слова. Благодарю вас.
Она повернулась и ушла, оставив Ларедо угрюмо смотреть ей вслед.
Пайн не спала, даже не закрыла глаза. Не раздеваясь, она сидела на кровати, когда часы показали полночь. Она слышала, как поднялась на второй этаж Блюм и вошла в свой номер. Пайн могла зайти к ней и поговорить, однако осталась у себя. Она и сама не могла бы назвать причину.
Трусость.
В час ночи Пайн встала, спустилась по лестнице и вышла из «Коттеджа» в сырую прохладную ночь Андерсонвилля. Застегнув куртку, она зашагала в направлении, которое выбрала в самый последний момент.
Она миновала арендованный внедорожник, быстро перешла через автостраду, едва не столкнувшись с ночным автомобилистом, который мчался по дороге, ни на что не обращая внимания, и направилась в сторону Национального исторического заповедника Андерсонвилля.
Она вошла на территорию музея и довольно скоро оказалась там, где нашли тело второй жертвы. Полицейская лента все еще оставалась натянутой, но никто не охранял место преступления; очевидно, все улики собрали, как и там, где обнаружили Ханну Ребане, или им просто не хватало людей. Хотя теперь, когда на помощь официально привлекли ФБР, Уоллис мог рассчитывать на дополнительные ресурсы.
Пайн никак не предполагала, что этим ресурсом окажется Эдди Ларедо.
Пайн посмотрела на место, где нашли тело. Она еще не знала, что его звали Лейн Гиллеспи, что он служил в армии США и ушел в отставку на общих основаниях по пока не выясненным причинам. Она не знала, что его последним известным местом жительства была Саванна. И не знала, почему кто-то, одетый, как дешевый жених, закончил жизнь здесь.
В методах убийцы чувствовалась какая-то система, как и в выборе жертв и странной одежды. Но она слишком мало знала, чтобы понять, какова его истинная цель.
Эти парни всегда все усложняют. Наверное, такова их задача.
Пайн нырнула под полицейскую ленту.
С севера подул холодный ветер. Она не помнила из времен своего детства, чтобы в Джорджии когда-нибудь бывало холодно, но сейчас ее пробрало до костей.
Кладбище ночью едва ли способствует комфортному состоянию.
Пайн опустилась на колени и посмотрела на надгробный камень, первый слева.
— Патрик Дилейни из Пенсильвании, — прочитала она вслух.
Дальше шли еще имена: Чарльз Кертис, Уильям Коллинз, Джон Сарсфилд, У. Риксон, военно-морской флот США, и А. Манн, также флотский.
Имел ли какой-то смысл тот факт, что убитого оставили на могиле Дилейни? Не следовало забывать, что он был чернокожим. Но в этих могилах покоились солдаты Союза. И, хотя они являлись плохими парнями для тех, кто держал их пленными, они сражались за освобождение рабов.
Или я все выдумала, и происходящее не имеет ни малейшего отношения к истории.
Однако убийца рисковал, перетаскивая сюда тело. Очень рисковал. Впрочем, столь же опасно было оставлять тело Ханны Ребане в общественном месте. Не вызывало сомнений, что этот парень любил риск.
Тут пахло смертью, хотя последние похороны в коротком ряду могил состоялись более ста пятидесяти лет назад. Однако зловоние не исчезло. Оно останется навсегда, потому что те, кто здесь умер, никогда не покинут это место. Если вы верите в Бога, то убеждены, что их души давно перебрались в лучшее место. Но на глубине шести футов у нее под ногами лежали останки этих «душ», навечно поселившиеся в Андерсонвилле.
Пайн не знала, что заставило ее потянуться к пистолету — треск сучка или интуиция. Она резко повернулась, чтобы контролировать максимально возможное пространство. Быть может, это всего лишь белка или такой же, как она, любитель ночных прогулок.
Возможно, сюда зачем-то вернулся убийца.
Или он пришел за ней.
Треснул еще один сучок.
Пайн решила начать двигаться, она не хотела становиться легкой мишенью. Первым делом ей следовало выйти из поля зрения неизвестного. Она быстро пересекла кладбище и оказалась возле офисного здания Парковой службы — двухэтажного строения из дерева и кирпича, выкрашенного в красный цвет и окруженного аккуратной оградой и коваными железными перилами на уровне первого этажа. Далее находилось более крупное здание. Пайн увидела тачки, стоявшие в ряд вдоль одной стены, а также инструменты, висевшие на крючках. Должно быть, в сарае хранилось все необходимое для ухода за территорией.
Пайн остановилась возле изгороди и стала прислушиваться к шагам. Проклятый ветер усилился, заглушая все остальные звуки. Она посмотрела поверх прицела «Глока», потом резко повернулась, направив оружие в ту сторону, откуда пришла.
Снова треснул сучок. Что-то на земле слишком много сучков для ухоженного Национального кладбища. Складывалось впечатление, что кто-то наступал на все, которые там были.
Дерьмо.
Она резко повернулась как раз в тот момент, когда что-то ударило ее сзади, в результате обоих отбросило на ограду, за которой выбрала позицию Пайн. От напавшего на нее мужчины несло потом и алкоголем, длинные жирные волосы ударили ее по лицу, когда они упали.
Пайн сбила дыхание при падении — мужчина приземлился на нее сверху и получил преимущество, пока она не ударила его по голове рукоятью «Глока».
Он закричал, схватился за голову одной рукой, а другой нанес ей не слишком сильный удар в плечо. Пайн приняла его и невольно поморщилась, затем врезала коленом мужчине в пах и одновременно сделала выпад открытой ладонью в нос. В ответ он всем весом навалился на нее, не давая сделать вдох.
В следующее мгновение он схватил ее за руку, сжимавшую пистолет, и теперь ее положение становилось опасным.
До тех пор, пока она не нажала локтем на горло и не перекрыла ему воздух. Когда он приподнял голову, пытаясь сделать вдох, что Пайн предвидела, она ударила головой в уже сломанный нос. Нос является очень чувствительным отростком. Один удар вызывает боль; второй выводит человека из строя.
Мужчина, раскачиваясь из стороны в сторону, встал на колени, освободив ее от тяжести своего тела. Пайн выскользнула из-под него и нанесла жестокий удар ногой по почкам. Когда он рухнул на бок, она врезала ему ногой по голове сверху, вдавив ее в траву. Красная кровь залила зеленые листья.
Она ударила его еще раз, после чего мужчина перестал шевелиться.
Пайн позволила себе две секунды триумфа, но уже в следующее мгновение ее сбил с ног второй мужчина, ударивший ее в область талии, потом схватил ее и перебросил через голову. Если бы она упала на спину или голову, то почти наверняка потеряла бы сознание. Однако она успела выставить руку, перекатиться в сторону и вскочить на ноги быстрее, чем ее противник ожидал. Тем не менее, она чувствовала острую боль в руке и плече, на которое ей пришлось упасть. И, что еще хуже, утратила свое главное преимущество — уронила при падении пистолет.
Перед ней стоял мужчина, крупный, ростом шесть футов и три дюйма[333], почти в два раза тяжелее ее. В тусклом лунном свете она видела, что он в ярости и намеревается выместить на ней свой гнев.
Она согнула ноги в коленях, пока он собирался с силами перед новой атакой.
— Я агент ФБР, если для тебя это имеет какое-то значение, — слегка задыхаясь, сказала она.
Казалось, он не понял, что она сказала. Он был в грязной футболке, джинсовой куртке и джинсах. Ботинки, казалось, никогда не чистили, запястье украшала цепочка. Борода почти касалась мощной груди. Ему было около двадцати пяти лет.
— Ты покалечила моего дружка! — взревел он, указывая на лежавшее неподвижно тело. — Возможно, Дики мертв.
— Дики не стоило на меня нападать, — ответила Пайн.
— Мы лишь хотели развлечься. Ничего больше. Могло получиться хорошо и приятно для всех. — Он снова посмотрел на тело приятеля. — А теперь я разберусь с тобой по-настоящему, сука. За Дики.
— А я говорю тебе, чтобы ты этого не делал, потому что ты пожалеешь так, как даже представить не можешь.
Мужчина тряхнул головой, ударил себя в грудь похожим на кувалду кулаком, сплюнул чем-то липким на землю, взревел, как бык, и бросился на нее.
Пайн легко шагнула в сторону и ударила его ногой наотмашь по заду. В результате он с разбега врезался в куст и упал лицом в траву, но перекатился, выкрикивая ругательства, и вскочил на ноги.
— Теперь тебе конец, — заорал он.
И снова бросился на нее.
А через секунду «Беретта Нано», которую Пайн успела вытащить из кобуры на лодыжке, уставилась в пах мужчины. Ему пришлось затормозить так быстро, что он зацепился за траву и рухнул к ее ногам.
А когда посмотрел вверх, увидел дуло пистолета, направленное ему в голову.
— Ты имеешь право хранить молчание, — медленно начала Пайн, которая чувствовала, как усиливается боль в плече, голове, ребрах и запястье. — И я очень тебе советую им воспользоваться.
Глупо.
Таким было первое слово, которое пришло Пайн в голову, когда она сидела на стуле в офисе шерифа округа Самтер. Отправиться ночью в уединенное место — и никто не знал, куда она пошла. Именно такое слово она бы сама выкрикнула в лицо любому, а в особенности женщине, если бы она так поступила.
Сейчас она прижимала пакет со льдом к плечу, ей забинтовали ноющие ребра и правое запястье. И еще у нее появился желто-пурпурный синяк в верхней части лба — в том месте, которым она ударила первого напавшего на нее мужчину в нос.
Дики находился в больнице с сотрясением мозга и другими травмами, а после выздоровления его ждала тюрьма. Его приятель сидел в камере, где кричал, что требует адвоката и что «та сука сама начала».
Полицейские приехали примерно через десять минут после того, как она их вызвала. Дики все еще не пришел в сознание, а второй идиот продолжал поносить ее за то, что она вырубила его приятеля.
— Мы просто хотели развлечься, что тут плохого? — повторял он снова и снова, словно эта причина являлась достаточной, чтобы сразу отпустить их с приятелем домой. — Зачем еще девка будет гулять в темном месте в такое время?
Пайн рассказала, что произошло, первым полицейским, которые приехали на вызов, потом повторила ее детективу с блокнотом и усталым лицом.
— Очевидно, они не знали, что вы были вооружены, — сказал детектив.
— Очевидно, — ответила Пайн. — Но, не будь у меня оружия, результат был бы тем же.
Он с сомнением на нее посмотрел.
— Парни довольно крупные.
— Чем они больше, тем легче падают.
— Верно. Я займусь бумажной работой. Когда все будет готово, нам потребуется ваша подпись.
— С удовольствием.
Она ждала в участке, наконец ей дали подписать протокол, и она уже собралась уходить, когда появился обеспокоенный Макс Уоллис. Пайн невольно мысленно застонала, когда увидела, кто его сопровождает.
Эдди Ларедо.
Часы показывали шесть утра. Пайн еще не звонила Блюм, только собиралась. Она понимала, что услышит такую лекцию, какую сама прочитала бы всякому, кто настолько глуп, чтобы поступить, как она. Именно по этой причине Пайн не стала ей звонить сразу. Она с легкостью могла представить, что Блюм ей скажет. И она была бы совершенно права.
Уоллис взял стул и уселся напротив Пайн. Ларедо остался стоять, сложив руки на груди, и то ли хмурился, то ли ухмылялся — во всяком случае, так показалось Пайн. Она подумала, что ночь выдалась отвратительной и без Ларедо.
— Вы не хотите рассказать, что произошло? — спросил Уоллис.
Он пошарил у себя в карманах, вытащил единственную мятую сигарету, засунул ее в рот, но закуривать не стал.
— Я уже успела рассказать все дважды и даже подписала свои показания.
— Пожалуйста, просто из вежливости, — он вытащил блокнот.
— Что вы здесь делаете?
— Мне позвонили и подняли с постели. Женщина, агент ФБР, попала в беду. Ну а кроме вас тут нет женщин, агентов ФБР.
— Я рада, что они уделяют здесь такое внимание полу.
— Ты аномалия, — вмешался Ларедо. — Они это заметили.
Пайн даже не посмотрела в его сторону.
Она повторила свою историю. Ей потребовалось двадцать пять секунд и пять отработанных предложений.
— А что ты там делала в такой час? — спросил Ларедо.
— Следовала за интуицией.
— И что она тебе подсказала?
— Положение тела на могиле Патрика Дилейни, одного из Налетчиков.
Ларедо посмотрел на Уоллиса.
— Да, я знаю про эту группу. И что же сообщила тебе интуиция?
— Почему тело лежало именно там, ведь убийца мог выбрать любой из десяти тысяч вариантов? — ответила Пайн, которая так и не смотрела на Ларедо — она не сводила глаз с Уоллиса и его открытого блокнота.
— Ты считаешь, это что-то символизирует? Думаешь, есть связь между Дилейни и нашим убийцей? — спросил Ларедо.
— Если между ними и есть связь, то очень тонкая. Дилейни мертв с шестьдесят четвертого.
— Значит, символ? — вмешался Уоллис.
— Может быть. Наш убийца ничего не делает случайно. Более того, он все тщательно планирует.
— Иными словами, все, что он совершил до настоящего момента, было заранее продумано и имело для него значение, — заметил Ларедо.
— Верно, — согласилась Пайн.
— Но ты могла подождать до утра, чтобы пойти туда. Местные жители рассказали мне, что по ночам на кладбище неспокойно. Проклятье, любое подобное место может быть опасным.
Пайн решила, что должна ему ответить, и бросила на Ларедо пристальный оценивающий взгляд.
— Ну так все и оказалось, там было опасно… для двух идиотов.
Ларедо покачал головой.
— Ты всегда рискуешь, — сказал он. — Слишком сильно по представлениям некоторых из нас.
Она смотрела на него до тех пор, пока его взгляд не опустился в пол.
Тогда Пайн повернулась к Уоллису.
— Что-нибудь еще? — спросила она. — Или мы закончили?
— Да, закончили, — ответил тот. — Этих двух идиотов здесь знают. У них длинный послужной список. Главным образом, разная мелочь. Но теперь они получат солидные сроки.
— В суде будет их слово против моего. Они заявят, что я на них напала. Один из них все время кричал об этом, когда его задержали и посадили в камеру.
— Я не думаю, что у нас будет проблема с жалобой на полицейских, — сказал Уоллис. — Двое мужчин против женщины? Едва ли присяжные в такое поверят, в особенности в Джорджии. И я сильно сомневаюсь, что недоумки на такое осмелятся. Небольшой тюремный срок против признания, что девушка надрала задницы обоим? После этого они не смогут войти ни в один бар.
— Приятно слышать, что здесь все стали такими просвещенными.
— Ну и что нам дает твоя небольшая ночная экскурсия? — спросил Ларедо. — Я бы хотел понять, что ты сама думаешь?
Пайн заскрипела зубами от его едва скрытого намека.
— В самом худшем случае двух безмозглых уголовников уберут с улиц на пять или десять лет, — резко ответила она. — Ведь девушка, на которую они напали, могла оказаться не мной, верно?
— Я не думаю, что найдется еще одна такая же, как ты.
Уоллис переводил взгляд с Пайн на Ларедо, и на его лице появилось недоумение.
— Ладно, полагаю, мы здесь закончили, — сказал Уоллис. — А вам, агент Пайн, стоило бы немного поспать.
Пайн посмотрела на часы.
— Мне необходим кофе и завтрак. — Она бросила взгляд на Ларедо. — Когда девушка рискует и надирает задницы, она начинает испытывать голод.
— Отлично, я угощаю, — последовала неожиданный ответ Ларедо. — Пойдем, я тебя подвезу.
Он повернулся и вышел прежде, чем она успела ответить.
Уоллис сочувственно на нее посмотрел.
— Насколько я понимаю, между вами все сложно?
Пайн, которая открыла рот шире, чем следовало, закрыла его, коротко кивнула Уоллису и последовала за Ларедо.
— Где ты остановился? — спросила Пайн.
Она устроилась на пассажирском сиденье черного внедорожника, который вел Ларедо.
— В мотеле, в двух милях от Андерсонвилля. А ты?
— В «Коттедже», в городе.
Он пожал плечами.
— Если там лучше, чем в гадюшнике, то цена должна превышать суточные от Бюро.
— Потрясающее умозаключение. Я здесь за свои деньги.
— Обожаю телевизионные сериалы, в которых агенты летают на «Гольфстримах», носят одежду от знаменитых дизайнеров и останавливаются в «Ритце». Криминалистическая экспертиза всегда оказывается верной, негодяев тут же находят, убийцы со слезами на глазах признают свою вину через пару секунд после того, как им сообщают, что на месте преступления нашли его волос. А потом все идут и празднуют в крутой полицейский бар, где пьют шампанское по сто долларов за бутылку.
— Ты хочешь сказать, что ненавидишь такие сериалы?
Ларедо улыбнулся и кивнул.
— Верно, я их ненавижу.
— Куда мы едем?
— Кафе находится чуть дальше по дороге, видел его раньше, — ответил он и замолчал, постукивая пальцами по рулю. — Должно быть, ты устала, на ногах всю ночь.
— А ты успел поспать?
— Как ребенок.
— Ну, соври еще разок.
Они подъехали к кафе с замечательным названием «Дыра в стене», припарковались рядом с входной дверью и вышли из машины.
— Можно определить класс заведения по количеству клееной фанеры на внешних стенах, — заметила Пайн, глядя на кафе.
— Ну ты здесь выросла. А я из Куинса. Жил в шестиэтажном доме без лифта. Понятия не имею, из чего там делали стены. Я лишь знал, что кругом не было травы, и ты считался богачом, если жил в доме с лифтом. И миллиардером, когда в доме имелся привратник.
Они вошли в кафе, где полная женщина у дверей предложила им проходить, и выбрали столик в дальнем углу, где им никто не помешал бы. Впрочем, это не имело значения. В такой ранний час посетителей было совсем мало.
Агенты заказали кофе и завтрак, и худая официантка лет шестидесяти в потертой, покрытой пятнами униформе, знававшей лучшие времена, быстро им все принесла. На ее лице были заметны следы тяжелой жизни, давно утомившей немолодую женщину. Однако она приветствовала их с открытой улыбкой.
И не стала ничего говорить относительно синяка на лбу Пайн или о том, что та двигалась с заметной неловкостью. «Быть может, ей постоянно приходится видеть людей, которые недавно дрались», — подумала Пайн.
Они пили кофе, а Ларедо посматривал на Пайн.
— Как голова? — спросил он.
— В чем причина твоего появления здесь? — сразу взяла быка за рога Пайн.
— Это моя работа. — Ларедо пожал плечами.
— Чушь собачья. Хочешь сказать, что остался единственным агентом в ОПА-четыре?
— Просто пришла моя очередь.
— И снова чушь собачья. — Она наклонилась вперед. — И почему я думаю, что, как только в просьбе о помощи всплыло мое имя, ты сразу вызвался добровольцем?
— Не льсти себе, Пайн.
— Тогда докажи мне, что я ошибаюсь, Ларедо.
Он повертел в руках бумажную салфетку, потом разорвал ее на аккуратные треугольники. Пайн не сводила с него глаз.
— Ты так и не избавился от своих маленьких ритуалов?
— У каждого из нас имеются свои ритуалы. Не исключено, что ты сейчас проводишь один из них.
— Я не возвращалась сюда с тех пор, как была ребенком.
— Физически, может быть, и не возвращалась.
— О, так ты стал психиатром? А я еще даже не улеглась на кушетку. Ладно, брось. Ты ведь можешь много лучше, верно, Эдди?
Наступило долгое, неловкое молчание.
— Может быть, ты права. Может быть, я приехал сюда, потому что узнал, что ты участвуешь в расследовании дела, — сказал Ларедо наконец.
— Но почему это имеет для тебя значение? Мы давно все сказали друг другу и попрощались.
Он перестал возиться с салфеткой.
— Ты все сказала. А у меня даже шанса не было.
Пайн указала на его безымянный палец.
— Что произошло?
Он потер пустое место большим пальцем.
— Дениз развелась со мной и забрала мальчиков. Много лет назад.
— На то была определенная причина?
— Давай посмотрим. Меня никогда не было дома, потому что я работал в самые поздние часы. Половину времени я не мог рассказать, где нахожусь или чем занят. А когда я находился под прикрытием и какой-то подонок из картеля угрожал моей семье, это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения моей жены.
— Ты тогда работал в округе Колумбия?
— Нет. До того как мы расстались, мне удалось хитростью перевестись в Нью-Йорк. Обратно в родной город. Я думал, это будет хорошо для всех. Новое начало.
— И?
— И Дениз нашла работу с неполной занятостью на Уолл-стрит, потом влюбилась в менеджера хедж-фонда, который зарабатывал больше денег в день, чем я смогу за всю жизнь. Сейчас они живут в Лондоне. А еще у них есть дом на юге Франции, и они летают туда на частном самолете. Она ведет чудесную жизнь, после того как рассталась с мужем из ФБР.
— Я никогда не была с ней близко знакома, но она не производила впечатления неглубокого человека.
Ларедо свернул все кусочки салфетки и положил их рядом с солонкой.
— Она действительно не такая. Дениз осталась бы со мной, если бы я лишился всех денег, если бы имел обычную работу, на которой не рисковал бы жизнью. Самое опасное, что делает ее муж — играет в гольф. Гораздо меньше беспокойства.
— А дети?
— Я вижу их раза два в год, когда они приезжают. У меня появляется возможность показать моим детям другую сторону жизни в маленькой квартирке в Вирджинии. — На худом лице Ларедо появилось напряжение. — Факт в том, что теперь они видят в нем отца в большей степени, чем во мне. Такова дьявольская природа. Я превратился в странного дядюшку, который периодически возникает во время встреч, так напрягающих всех, что они не могут дождаться момента, когда те закончатся. Всех, кроме меня, — тихо добавил он.
Пайн опустила взгляд, и одновременно исчезла вся ее агрессия.
— Мне очень жаль, Эдди, — сказала она. — Наверное, с таким трудно справиться.
Ларедо пожал плечами.
— Что посеешь, то и пожнешь, ты же сама понимаешь, — проговорил он.
— Вот так просто?
— Если хочешь, я могу поплакать в пиво, которое намерен заказать за ужином сегодня вечером. Но я бы предпочел выбрать образ стоика. Именно такой путь предлагается в руководстве Бюро.
— Твои сыновья должны лучше тебя узнать. Понять, как ты зарабатываешь на жизнь. Мне ничего не известно про парня из хеджевого фонда. Возможно, он святой. Но он не рискует жизнью ради своей страны, не приносит жертв. В отличие от тех, кто носит наш значок.
— Мои парни знают. Во всяком случае, я так думаю. Может быть, когда они станут старше, мы сможем больше времени проводить вместе.
— Возможно, тогда будет уже поздно.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
— А как дела у тебя? Еще не слишком поздно?
— Для чего? — с каменным выражением лица спросила она.
— Сейчас ты могла бы быть номером три в главном управлении, — сказал Ларедо, имея в виду вашингтонский штаб. — Быть может, номером два к тому моменту, когда тебе исполнится сорок. У тебя есть талант. И драйв.
— Но нет желания.
— Я никогда не мог тебя понять. Перед тобой открывались фантастические перспективы, а ты стала одиноким агентом в какой-то глуши, в Аризоне.
— И довольна, как слон.
— Счастье слонов сильно переоценивают.
Пайн не выдержала и улыбнулась.
— Итак, ты знаешь, что я здесь. Почему ты захотел приехать?
— Я думаю, ты и сама знаешь.
— Мне бы хотелось услышать от тебя.
— Я плохо с тобой поступил. Я вел себя, как мистер Самец, старался показать, кто босс, не верил, что женщина может работать в Бюро. Я сделал все, чтобы испортить с тобой отношения. Несмотря на то, что ты сказала, мне кажется, я заставил тебя уехать оттуда, где ты должна находиться. И…
— И?
— И я так и не принес тебе извинения. Я приехал сюда, чтобы произнести эти слова. И я прошу у тебя прощения. Ты не заслужила такого отношения. Во всем виноват только я.
— Ладно.
— Ладно.
Она наклонилась вперед.
— Но я покинула Вашингтонский офис не из-за тебя, Эдди. Да, все, что ты сейчас сказал, соответствует истине. Но не ты заставил меня сбежать и не многие парни, которые думали, будто я с радостью запрыгну к ним в койку.
— Тогда я был счастлив в браке, но даже в противном случае не стал бы так с тобой поступать. Я могу быть ослом, но не такого вида.
— Я ушла из ОПА из-за того, что терпеть не могу толпу. И мне не нравится жизнь в вертикальных коробках. Я люблю открытые пространства. А еще оставаться собой и работать, когда рядом нет бюрократа, который каждую секунду заглядывает мне через плечо. Я никогда не хотела быть номером три, два или один. Я занимаюсь расследованиями и ловлю плохих парней. И все.
— Во всяком случае, честно. — Он наклонился вперед. — Так или иначе, но после развода я воспользовался профессиональной помощью. И это позволило мне четко увидеть многие вещи. Все шло через Бюро. У них есть такая услуга. — Он бросил на нее быстрый взгляд. — Ты об этом знаешь?
— А что?
— Потому что ты уже три раза ездила к Джеймсу Дэниелу Тору.
Пайн заметно напряглась.
— Откуда тебе известно? Проклятье, какое тебе до этого дело?
— Бюро представляет собой малую экосистему.
— Ты не ответил на мой второй вопрос.
— «Сигнал Эмбер» в Колорадо? Преступник, которого ты едва не убила? Ты взяла отпуск, чтобы приехать сюда и разобраться со своим прошлым? Ведь речь идет именно об этом, не так ли? — продолжал задавать вопросы Ларедо.
Пайн отвела взгляд, и на ее лице появилось усталое выражение.
— Очевидно, это стало известно многим.
— Тут нет никакой очевидности. Ты здесь для того, чтобы выяснить, что случилось с твоей сестрой и спасти карьеру. Я хочу, чтобы тебе удалось решить обе задачи: Бюро не должно тебя потерять.
Она откинулась на спинку стула и удивленно на него посмотрела.
— Они и правда тебе очень профессионально помогли. Или ты первоклассный лжец.
— Мне потребовалось некоторое время, но в конце концов я понял все правильно. Но ты так и не ответила на мой вопрос.
Пайн немного помолчала.
— Ты в обоих случаях прав относительно причин, которые меня сюда привели, — заговорила она, и ее голос заметно изменился, словно она думала совсем о другом. — Я знаю одно: время уходит, и больше нельзя тянуть. Если мои слова имеют смысл.
Он кивнул.
— Очень даже имеют.
— У меня появился второй шанс. И я не хочу его потерять.
— Хорошо. Я здесь для того, чтобы расследовать два убийства, но, если тебе потребуется еще одна пара глаз, чтобы узнать, что произошло много лет назад, я с радостью помогу. Я не гений. Просто агент, делающий свою работу.
— Расплата за то, что случилось много лет назад? Чтобы ты мог чувствовать себя лучше? Если это так, то ты не должен. И я не хочу, чтобы ты так поступал.
— Я агент. Ты агент. Мы дали клятву служить и защищать. Это включает всех, в том числе тебя и меня. Мы носим одинаковые значки. Ты хочешь поймать того, кто причинил тебе вред и похитил твою сестру. Это федеральное преступление. Расследуя такие, я зарабатываю на жизнь. Вот почему я здесь. Других причин после того, как я принес тебе свои извинения, нет.
Пайн пристально на него посмотрела.
— Я думаю, ты действительно изменился.
— Мы все меняемся, Этли. К лучшему или худшему. До того момента, пока нас не отправляют в дыру в земле на глубине шести футов.
Блюм сказала Пайн, что не собирается читать ей лекции по поводу предыдущей ночи, после чего именно этим и занялась.
— Теперь тебе лучше? — спросила Пайн, когда Блюм закончила.
— Не слишком. А тебе?
— Не слишком.
— Как голова?
— Синяк уже начинает проходить.
Они снова сидели в зале для завтраков «Коттеджа». Пайн успела проспать глубоким сном пять часов, принять душ и переодеться и даже плотно поесть, что ее желудок воспринял без особого энтузиазма, ведь там теперь образовалось слишком много всего.
Пайн рассказала о своем походе на кладбище и о гипотезах относительно расположения тела на определенной могиле.
Блюм пила горячий чай и изучала своего босса.
— Что ты делала после того, как я с тобой рассталась вчера вечером? Я виделась с Уоллисом и Ларедо в полицейском участке, но о расследовании мы не говорили.
— Я решила вернуться в «Темницу». Уоллис поделился со мной кое-какой информацией. — Она рассказала Пайн о том, что убитого мужчину звали Лейн Гиллеспи, и он служил в армии.
— Он ушел в отставку без почета, — задумчиво проговорила Пайн. — Есть какие-то идеи?
— У меня нет, именно поэтому я позвонила сыну, который служит в военной полиции. У него идеи есть.
— Какие именно?
— Гиллеспи совершил поступок, который не понравился офицерам. Однако они не хотели привлекать к нему внимание. В таких ситуациях прибегают в обычной отставке без почетных условий. Армия избавилась от него, но так, чтобы это не помешало ему жить дальше. Только другие военные понимают такие нюансы. И я сомневаюсь, что Гиллеспи собирался служить в каком-то другом подразделении.
— Интересно, в каких именно случаях такое происходит?
— Их довольно много.
— У твоего сына есть какие-то предположения?
— Он перезвонил мне и сказал, что отставка как-то связана с самим Гиллеспи. Если бы она имела отношение к его службе, формулировка была бы более определенной.
— Я рада, что он нам помог, а ты задала ему этот вопрос. Я… помню, ты говорила о своих не самых лучших отношениях с детьми.
В улыбке Блюм Пайн заметила печаль.
— По мере того как идет время, отношения становятся лучше, — сказала Блюм. — Думаю, они начинают понимать, что их отец был не самым блестящим образцом человеческого существа, а я сумела получить максимум из карт, которые мне раздали. — Она сделала паузу. — Но я несу ответственность. В конце концов, я вышла за него замуж.
Пайн улыбнулась.
— Я всегда восхищалась тем, как ты никогда не уходишь от проблемы, Кэрол.
— В этом нет смысла. Рано или поздно проблема все равно до тебя доберется.
— Значит, Саванна?
— Да.
— Уоллис хочет туда поехать?
— Так он сказал.
— Когда?
— Как только ты будешь готова.
— Я уже готова.
— Я так и думала, именно поэтому мы с ним договорились, и он уже на пути сюда.
Блюм так посмотрела на нее, что Пайн не выдержала.
— Что? — спросила она у помощницы.
— Уоллис сказал, что ты сегодня завтракала с Ларедо.
— Верно.
— И как все прошло?
— Хорошо, уж не знаю, поверишь ты или нет.
— Вы с ним разобрались?
— А ты считаешь, что у нас были проблемы?
— Я понятия не имею. Просто предположила.
— Уоллис говорил мне, что все выглядит непросто, и я не стала спорить.
— Хорошо.
— Все действительно сложно, Кэрол. Пока я не могу сказать больше.
— И он здесь только для того, чтобы помочь местным копам с расследованием?
— Он также предложил помощь в расследовании дела моей сестры.
— И ты не будешь возражать?
— Он опытный следователь по уголовным делам. И я готова принять любую помощь. Когда приедет Уоллис?
— Примерно через десять минут. Агент Ларедо будет с ним.
— Так и должно быть. Он полевой агент в этом расследовании.
— А как насчет дела твоей сестры? Я хочу сказать, что теперь, когда агент Ларедо здесь, ты можешь сосредоточиться на своем расследовании. Ведь детективу Уоллису помогает Бюро.
— Ты хочешь бросить это дело?
— Не мне решать. Я приехала, чтобы тебе помогать. И не хочу, чтобы ты перегружала себя работой, а в результате испытала разочарование.
— У тебя чудесно получается ставить меня в неудобное положение.
— А удобное положение существует? Мне с таким сталкиваться не приходилась.
— Мы женщины, Кэрол, а потому способны решать сразу несколько задач.
— Ну, поскольку я женщина, я готова признать твою реп-лику остроумной, но это не ответ на мой вопрос.
Пайн опустила взгляд.
— В детстве у меня и мысли не было о работе в правоохранительных органах, — призналась она. — Когда я потеряла Мерси, то закрылась изнутри. Я ни с кем не дружила. Мои родители оставались рядом, но вокруг была пустота, понимаешь?
— Да, я понимаю, как такое может быть.
— Я нашла свое призвание в спорте. Я могла заниматься чем угодно и добиваться хороших результатов. Мне нравились командные виды. Я… хотела стать частью чего-то, но мне было трудно. Трудно по-настоящему. Оказалось, что я не могла взаимодействовать с другими людьми. Одна только мысль о том, что разговор зайдет о моей семье, вызывала у меня ужас — что я могла сказать? Получалось, будто я носила в себе какую-то мрачную тайну. Знаю, это глупо, но я испытывала стыд.
— Я понимаю, что для тебя это было очень сложно.
— И тогда я начала заниматься тяжелой атлетикой. Теперь я была одна против всех остальных. Мне больше не требовалось ни на кого рассчитывать, только всех победить.
— Я тебя поняла. Но ты наверняка чувствовала себя очень одинокой.
Пайн сделала глубокий вдох и посмотрела на подругу.
— Невероятно одинокой. В особенности после того как исчезла моя мать. Я окончила колледж, некоторое время путешествовала, а потом произошло событие, изменившее всю мою жизнь.
— И что это было?
— Однажды вечером я шла по улице, и из переулка выскочил какой-то парень, который едва не сбил меня с ног. Я отскочила и увидела, что он вооружен. Я запаниковала, не знала, что делать, и не понимала, что происходит. Это было как в кино.
— Боже мой.
— А еще через долю секунды из того же переулка появилась женщина, вооруженная пистолетом. К тому моменту я спряталась за мусорным баком и присела. Парень повернулся и выстрелил, но промахнулся. А женщина врезалась в него, точно потерявший управление товарный поезд, и так быстро его обезоружила, что я едва успевала уследить за ее движениями. Он оказался на земле и в наручниках до того, как я сделала вдох. Затем прибежали другие полицейские, а женщина подошла ко мне и спросила, все ли со мной в порядке. Она держалась очень мило и была совершенно спокойна, и это после того, что произошло. Меня же трясло от ужаса.
— Как звали ту женщину?
— Специальный агент ФБР Мэрилин Шейлс. Она в течение двух недель выслеживала этого парня, настоящего дьявола во плоти. Наркотики, вооруженное ограбление, убийства в нескольких штатах. Мэрилин едва доходила до моей груди и вряд ли дотягивала до ста десяти фунтов[334], но была самым крутым человеком из всех, кого я встречала в жизни. Я сказала ей, как меня поразило то, что она сделала. Она дала мне свою визитную карточку. Через неделю я ей позвонила. Мы встретились, а еще через неделю я подала документы в ФБР.
— Ты сохранила с ней связь?
Пайн кивнула.
— Она стала моим наставником. Даже приехала на выпуск в Куантико.
— Ты продолжаешь с ней встречаться?
— Я бы очень хотела. Она умерла три года назад. Рак груди. — Пайн тяжело вздохнула. — Мне нравится быть агентом, Кэрол. Нравится в моей работе все. Но больше всего я люблю добро, которое мне помогает делать мой значок. Помнишь, ту маленькую девочку, Холли? Она удивилась, что женщина может быть агентом ФБР. Я сказала ей, что девочки могут делать все, что захотят. Именно эти слова произнесла тогда Мэрилин Шейлс.
— Значит, ты сама выступила в роли наставника для Холли. Кто знает, может быть, ты еще придешь на ее выпуск, когда она станет агентом ФБР.
Пайн улыбнулась.
— Это было бы замечательно, — тихо сказал она, потом встала и добавила: — Что ж, мы отправляемся в Саванну.
— Я слышала, что там очень красиво. И никогда не была.
— Я была, и там действительно красиво, — ответила Пайн. — Ты читала книгу «Полночь в саду добра и зла»[335]?
— Да. Отличный роман.
— И он показывает, что даже в красивых местах есть очень темные уголки.
Последний известный адрес Лейна Гиллеспи оказался в той части Саванны, которая находилась максимально, насколько такое возможно, далеко от исторического Садового округа. Крошечные домики с развешанным на веревках бельем во дворах, где грязи больше, чем травы. Заколоченные дома, люди, болтавшиеся по углам и не знавшие чем заняться.
В машине они устроились вчетвером: Уоллис и Ларедо впереди, Пайн и Блюм сзади.
— Не вижу никакой активности наркоманов, — заметил Уоллис.
Пайн пожала плечами.
— В наши дни можно заказать коктейль из фентанила[336] через приложение в телефоне, и его доставят быстрее, чем пиццу.
— Печальное положение вещей, — заметил Уоллис.
— Ну, чем бы он ни зарабатывал на жизнь, результат не самый лучший, — добавил Ларедо, когда они приближались к обветшалому многоквартирному дому, который находился в двух кварталах и выглядел так, словно его не ремонтировали лет сто. Они припарковались на потрескавшейся асфальтовой стоянке рядом с надписью «ОФИС» и вышли из машины.
Внутри они обнаружили черного, уставшего и худого мужчину лет шестидесяти. Он посмотрел на четверку незваных гостей так, словно перед ним возникла вражеская армия, чтобы отобрать то немногое, что у него оставалось, а потом и еще что-нибудь. На нем были безупречно белая футболка, потускневшие от времени джинсы и подозрительное выражение лица.
Он закурил «Кэмел», пока они изучали друг друга через широкую доску, заменявшую письменный стол.
— Вам помочь, народ? — спросил он.
И, хотя они находились не в Южной Каролине, его манера растягивать слова указывала на то, что он с южнокаролинского побережья. Выражение лица мужчины говорило, что помощь никак не входит в его планы.
Уоллис достал значок и удостоверение личности.
— Детектив Уоллис. Все остальные — из ФБР. Мы хотим поговорить с вами о Лейне Гиллеспи.
— О ком? — спросил мужчина.
— О Лейне Гиллеспи, — повторил Ларедо. — Он здесь живет. Или жил.
Мужчина ухмыльнулся, показав жемчужно-белые зубы.
— О, Лейн, а я подумал, что вы сказали Уэйн. Верно. Итак, что с ним случилось?
— Когда вы видели его в последний раз? — спросил Уоллис.
Мужчина выпустил дым и поскреб небритый подбородок.
— Трудно сказать, — ответил он. — Люди не сообщают мне, когда они уходят или приходят. Здесь не детский сад.
— Подумайте хорошенько, — снова вмешался Ларедо. — Это важно.
— Будет лучше, если вы мне расскажете, что с чуваком случилось, — заявил мужчина.
— Мы до этого еще дойдем, но начнем по порядку, — сказал Уоллис.
— Ладно, — мужчина кивнул. — Я видел Лейна, ну… около недели назад.
— Вы с ним говорили? — спросила Пайн.
— Просто поздоровались.
— Как он выглядел?
— Как обычно. Веселый. Беззаботный, можно сказать. Таким был Лейн.
— Вы хорошо его знали? — спросил Ларедо.
Взгляд мужчины переместился на него, зрачки сузились, он явно просчитывал ходы — по миллиону в секунду, потом сделал глубокую затяжку и неспешно выдохнул дым.
— Нет, если он сделал нечто настолько плохое, что в город прибыло ФБР, — наконец сказал он.
— В Саванне разрешено курить в общественных местах? — спросил Ларедо, отгоняя рукой дым.
Мужчина вновь продемонстрировал жемчужно-белые зубы.
— Это мой дом, друг, а не общественное место.
— Многоквартирные дома считаются общественными зданиями, — резко ответил Ларедо.
— Ну, вам виднее, друг. — Он спокойно продолжал курить.
— Что вы можете рассказать нам о Гиллеспи? — спросила Пайн, и Ларедо бросил на нее мрачный взгляд.
— Он живет здесь около года. Держится замкнуто. Да, он помогает людям въезжать и выезжать, ну и всякое такое. Хорошо владеет разными инструментами. Несколько раз чинил кондиционеры. И стиральные машины. Мне он нравился. — Он быстрым движением губ переместил сигарету из одного угла рта в другой. С ним все в порядке?
— А у вас есть основания думать, что с ним могло случиться что-то нехорошее? — спросил Уоллис.
— Я могу назвать сразу четыре причины. — И он показал на каждого из них.
— Нам нужно осмотреть его комнату, — сказал Ларедо.
Еще одна глубокая затяжка.
— У вас есть ордер?
— Значит, вам известно про ордера? — поинтересовался Уоллис, приподняв брови.
— Я смотрю «Закон и порядок», друг, как и все остальные. Маришка Харгитей[337] очень сексуальная леди. — Он взглянул на Пайн. — Вы на нее похожи.
Уоллис достал ордер на обыск и показал его мужчине.
— Хорошо, — проворчал тот, — но Лейну это может не понравиться.
— Поверьте нам, Лейну уже все равно, — заявил Ларедо.
Хозяин дома открыл дверь и жестом предложил им входить.
— У меня дела внизу, — сказал он. — Дайте знать, когда закончите.
— Спасибо, хорошо. Нас это устраивает, — сказала Пайн.
Мужчина с задумчивым видом остановился у двери.
— Он мертв, не так ли? — не удержался он от вопроса.
Пайн на него посмотрела.
— А у вас есть основания так думать — если не считать того, что мы здесь? — спросила она.
Он пожал плечами, бросил сигарету и растоптал ее каб-луком на бетонном полу перед входом в квартиру.
— Я вас впущу, чтобы вы все осмотрели.
— Это не займет много времени, — пообещал Уоллис, глядя на маленькую квартирку. — Начну с ванной комнаты.
— Кладовка, — сказала Блюм, открывая дверь и засовывая внутрь голову.
Ларедо посмотрел на Пайн.
— Значит, нам остается спальня, — сказал он.
Пайн бросила на него странный взгляд, но ничего не ответила.
Тщательный обыск занял около тридцати минут.
Уоллис не нашел ничего необычного в ванной комнате: все лекарства, лежавшие в шкафчике, официально продавались в аптеке.
Пайн и Ларедо перерыли спальню, но ничего там не обнаружили.
Однако Блюм сопутствовала удача в кладовой, и она выложила часть своих находок на постель.
— Вы только посмотрите, — сказал Уоллис, когда они уставились на женскую одежду, нижнее белье, туфли и сумочки, которые Блюм сложила на кровати.
— Все это похоже на дорогие вещи для выступлений, — заметила Пайн.
Она взяла одно из платьев и туфли, которые к нему подходили.
— Согласна, — кивнула Блюм. — И вещи совсем не дешевые. Первоклассный материал и работа.
— И он живет в такой дыре? — сказал Уоллис.
— Вероятно, тратит все деньги на одежду, — пошутил Ларедо.
Пайн взяла белые трусики.
— Может быть, его именно за это вышвырнули из армии, — предположила она.
— У меня возникла такая же мысль, — добавила Блюм.
— Я думал, в армии придерживаются схемы «не говори, не спрашивай» в том, что касается гомосексуалистов, — сказал Уоллис.
— Теперь такого закона нет, — заметила Пайн. — Тем не менее, из того, что у него есть такие вещи, еще не следует, что он гомосексуалист. Давайте не будем спешить с выводами. Не исключено, что они принадлежат кому-то другому. Может быть, здесь жила женщина.
— Возможно, Гиллеспи был трансвеститом, — добавила Блюм. — Если так, это может объяснить, почему его отправили в отставку на таких условиях: возможно, опасались судебного процесса. Или просто хотели дать ему понять, как они относятся к таким вещам.
— Какого дьявола? — возмутилась Пайн. — Если он способен хорошо выполнять свою работу, остальное не имеет значения.
— Возможно, он привлекал внимание в своем подразделении, — вмешался Уоллис. — Или совершил что-то еще. Не следует отказывать армии в презумпции невиновности.
— Ну, Гиллеспи мог работать в одном из клубов поблизости, — сказала Пайн. — И, если он был голубым, в Саванне есть где развернуться.
— Откуда вы знаете? — удивился Уоллис.
— Я бывала здесь прежде, — объяснила Пайн. — И, если знаешь, где искать, флюиды заметить достаточно легко.
— Для такого привлекательного города, как Саванна, — чопорно добавила Блюм, — кто бы мог подумать?
— Я лишь старый пердун, но я не понимаю таких вещей, — признался Уоллис. — Однако мой девиз: живи и давай жить другим.
— Парень, убивший Гиллеспи, очевидно, не разделяет ваших взглядов, — заметила Пайн. — А теперь давайте еще раз поговорим с управляющим.
— Зачем? — удивился Уоллис.
— Я практически уверена, что он об этом знает, — ответила Пайн.
— Я не верю, что пожилой мужчина голубой, — уверенно заявил Уоллис.
— Тут я не стану ничего утверждать, — продолжала Пайн. — Лишь хочу сказать, что мне кажется, он кое-что знает. Так что пойдем и посмотрим.
Когда они вернулись, управляющий сказал, что его зовут Кларенс Споттер, ему шестьдесят восемь лет, он живет с партнером-мужчиной, хорошо знает гей-сообщество Саванны, а также ему известно, что Гиллеспи выступал с танцевальными номерами в ночном клубе «Серебряная раковина».
Он печально покачал головой, когда ему рассказали о смерти Гиллеспи.
— Проклятье, какой ужас, — сказал Споттер. — Лейн был хорошим человеком.
— У него были друзья? — спросила Пайн. — Люди, с которыми он общался и которые могли бы нам помочь?
— Он никому не разрешал сюда приходить. Поговорите в «Раковине». Там вы можете найти тех, кому что-то известно. Андерсонвилль? — Он снова покачал головой.
— Он когда-нибудь упоминал об этом городке? — спросил Уоллис.
— Нет. Лейн некоторое время служил в армии, пока его не выперли. После этого он много путешествовал и, в конце концов, оказался здесь — во всяком случае, так он мне рассказывал. Может быть, он хотел тут осесть.
— Нам известно, что он служил в армии и ушел в отставку, — сказал Уоллис. — Но мы не знаем причин.
— Мне также ничего не известно. Но я думаю, это как-то связано с тем, кем он был. — Затем он язвительно добавил: — Наверное, армия любит, когда ее солдаты носят только штаны.
— Вы могли сразу рассказать нам все это, — заметил Уоллис.
Споттер улыбнулся.
— Конечно, мог, — сказал он. — Но я решил помолчать.
— Почему? — поинтересовался Ларедо.
— Потому что вы не сказали, что случилось с Лейном, вот почему. Если вы хотели услышать от меня всю правду, вам следовало быть более откровенными, ни о чем другом я не просил.
— Что же, это честно, — заметила Блюм.
Когда они возвращались к машине, Уоллис покачал головой.
— Никогда бы не подумал, что он гомосексуалист, — признался он. — По мне, так совсем не похож.
— А как ему следовало выглядеть? — спросила Блюм.
— Вы знаете, — проворчал Уоллис.
— Вычурно?
Уоллис пожал плечами.
— Да, я имел в виду что-то вроде этого, — сказал он.
— Моя младшая дочь лесбиянка, — сказала Блюм. — Я об этом не знала, пока ей не исполнилось двадцать два. Может быть, мне следовало раньше поискать в ней вычурность.
— Уже почти шесть часов, — сказала Пайн, когда они сели в машину. — Мы можем поехать в клуб и попытаться поговорить с кем-нибудь, пока там мало посетителей. Вы согласны? — спросила она, глядя на Уоллиса.
— Пожалуй, — отозвался он.
— Есть какие-то проблемы? — поинтересовалась Пайн.
— Нет, никаких, — ответил Уоллис.
— Мир достаточно велик, чтобы в нем жили самые разные люди, — заявила Пайн.
— Проклятье, мне это известно, — проворчал Уоллис. — И я имел возможность лично наблюдать это разнообразие. Просто ЛГБ, или как там их называют сокращенно, сбивают меня с толку.
— ЛГБТ, — поправила его Блюм. — Лесбиянки, геи, бисексуалы, трансгендеры, но и другие буквы по желанию могут прибавляться.
— Вот видите, об этом я и говорю, — ответил Уоллис. — Как нормальный человек может такое понять?
— Но вы и не должны, — сказала Блюм. — Это для тех, кто связывает себя с такими группами. Думаю, у них не возникает проблем с самоопределением.
Когда Уоллис в недоумении на нее посмотрел, Блюм добавила:
— Просто думайте о себе так: вы, вне всякого сомнения, ГМ.
— Я кто? — спросил смущенный Уоллис.
— Гетеросексуальный мужчина, — ответила Пайн. — Полагаю, это вы не забудете?
— Я тот, кто я есть. Как я могу такое забыть?
— Тогда вам должны быть понятны слова Кэрол.
Уоллис заморгал, а потом кивнул.
— Да… ну, пожалуй, я понял после ваших объяснений.
— Что же, «Серебряная раковина», мы идем к тебе, — сказала Блюм.
Они за двадцать минут доехали от многоквартирного дома до «Серебряной раковины», расположившейся в двухэтажном кирпичном здании, которое стояло на углу территории, переживавшей, мягко выражаясь, «переходный период».
— Ну, теперь я понимаю, почему его так называют, — сказала Блюм, когда увидела заведение в окно машины.
Одну из стен украшала фреска с изображением огромной серебряной раковины двустворчатого моллюска.
— Интересно, что это символизирует? — нервно спросил Уоллис.
— Может быть, владелец просто любит устриц, — ответила Пайн.
Они постучали в боковую дверь, им открыл мужчина в рабочем комбинезоне. Кларенс Споттер позвонил и предупредил, что они приедут, и их ждали. Тот же мужчина проводил их к ряду гримерных и остановился перед надписью карандашом: «МЕНЕДЖЕР». Он постучал, и им предложили войти.
Их провожатый распахнул дверь в маленькую комнатку, дверь за ними закрылась, и Пайн услышала шаги, удалявшиеся по коридору.
В комнате стояли два стула и потертый диван с полосатой обивкой, у дальней стены расположился туалетный столик с зеркалом и большими лампочками по периметру. Стены были выкрашены в цвет баклажана, на потолке доминировала люстра, сделанная, казалось, из миллиона кусочков граненого хрусталя.
Мужчина, одетый в длинный пеньюар с искусственным мехом на вороте и рукавах, сидел спиной к ним.
Они остановились в центре комнаты, и Уоллис откашлялся.
— Я полагаю, вам известно, почему мы здесь, — сказал он.
Сидевший на стуле мужчина повернулся.
Заметно за сорок, с резкими чертами лица, копна светлых волос с многочисленными заколками, в результате чего волосы плотно прилегали к черепу. По оценке Пайн, его рост составлял шесть футов и два дюйма[338], вес был всего 160 фунтов[339]. Прекрасная фигура. Очевидно, он начал гримироваться и уже закончил со щеками, губы стали ярко-оранжевыми, выщипанные брови были тщательно прорисованы, из-под них смотрели ошеломляюще голубые глаза.
— Лейн, — сказал мужчина.
— Лейн Гиллеспи, — сказал Уоллис. — Мы поняли, что вы с ним работали, мистер?..
Мужчина кивнул.
— Извините, меня зовут Тед Блэйкли. Я владелец этого заведения. Я… — Он приложил руку к лицу и разрыдался.
Блюм взяла несколько салфеток из стопки на туалетном столике и протянула Блэйкли.
Он кивком поблагодарил ее и вытер глаза. Когда он снова на них посмотрел, Пайн увидела у него на щеках следы слез.
— Простите, просто все… так неожиданно, — пробормотал Блэйкли.
— Я понимаю, для вас это настоящее потрясение, мистер Блэйкли, — негромко сказал Уоллис. — Быть может, нам лучше поговорить позже?
— Нет-нет, — решительно заявил Блэйкли. — Я сделаю все, чтобы помочь вам поймать чудовище, которое виновно в его гибели. — Он высморкался, выбросил салфетку в мусорную корзину и посмотрел на них снизу вверх. — Вы можете рассказать мне, что произошло?
— Тело мистера Гиллеспи нашли на кладбище в Андерсонвилле. Его застрелили.
— Андерсонвилль?
— Вы о нем слышали? — спросила Пайн.
— Нет. И Лейн никогда о нем не упоминал.
— Насколько я поняла, вы с ним дружили? — спросила Пайн.
— Мы были очень хорошими друзьями и коллегами. Выступали вместе на сцене.
— Как долго он здесь работал? — спросил Уоллис.
— Около года. Но я знал Лейна и прежде. Именно я предложил ему перебраться в Саванну. Я не сомневался, что здесь он станет звездой.
— Значит, вы знали о его… профессиональных способностях? — спросил Ларедо.
Блэйкли бросил на Ларедо испытующий взгляд и таинственно улыбнулся.
— Да, о профессиональных способностях, — повторил он.
— Когда вы в последний раз его видели? — спросила Пайн.
— В этой комнате три дня назад. Мы закончили последнее выступление вечера. Было около двух часов ночи. Мы выпили и отправились по своим делам.
— Вы не встревожились, когда он не явился на работу? — спросила Пайн.
— Нет, потому что я его не ждал. Лейн взял несколько выходных дней: он потянул правую четырехглавую мышцу, а еще у него распухла лодыжка. Мы делаем довольно сложные вещи.
— Я не сомневаюсь, — сказала Пайн. — А вы знаете, что он планировал делать во время своего короткого отпуска?
— Просто немного расслабиться. Лейн не говорил, что собирался куда-то поехать. И уж совершенно определенно не в… как вы сказали, называется город?
— Андерсонвилль, — подсказал Уоллис.
— Нет, он никуда не собирался ехать, — решительно ответил Блэйкли.
— Он с кем-то встречался? — спросил Ларедо. — Возможно, у него возникли проблемы?
— Нет и нет, насколько я знаю. У меня здесь жесткое правило: никаких неформальных отношений. Мне безразлично, чем люди занимаются в свое личное время. Но на рабочих местах подобные вещи недопустимы. Поэтому я сразу их прекращаю.
— Сколько у вас исполнителей? — спросила Пайн.
— Со мной около дюжины. Два шоу вечером и дневной спектакль в субботу. У нас все на высоком уровне, вам следует как-нибудь зайти. Пение, танцы, актерская игра. Даже комедийные скетчи. — Он посмотрел на Ларедо. — Ну вы понимаете, интересные развлечения для всей семьи.
— Просто замечательно, — ответил Ларедо.
— Я начинал как корпоративный адвокат, — признался Блэйкли. — Ненавидел свою работу. А теперь делаю то, для чего рожден.
— А Лейн Гиллеспи так же относился к своим выступлениям? — спросила Пайн.
— Думаю, да. Вы же знаете, его вышвырнули из армии.
— Однако нам неизвестна причина.
— Его увидели, когда он выступал в сценическом костюме, — объяснил Блэйкли. — Совершенно безобидный номер, и даже не на базе или где-то еще в том же роде. Но ему дали пинка под зад. Насколько мне известно, Лейн был хорошим солдатом. Он мог драться. Сильный, как бык, настоящий атлет. У него есть номер, когда ему приходится взбираться по движущимся лентам ткани, делать колесо и тому подобное. Кроме него, на такое не способен никто. Я бы свернул себе шею. — Блэйкли замолчал и опустил взгляд. — Не могу поверить, что он мертв.
— Значит, у него ни с кем не было проблем? И в его жизни не появились новые люди? — спросила Пайн.
— Нет, мне не приходит в голову ничего такого. Все любили Лейна.
— Ни одного брошенного любовника или поклонника, который хотел бы чего-то большего, чем просто наблюдать за его выступлениями? — поинтересовался Ларедо.
— Да, у нас иногда встречаются подобные вещи, но только не с Лейном.
У Пайн возникла новая идея.
— А чем Лейн занимался до того, как перебрался сюда? Откуда вы его знали? — спросила она.
— Ну, мы познакомились через одного моего друга.
— Какого друга?
— Сейчас он мертв. Несчастный случай на лодке в Майами. Он занимался… производством фильмов. — Блэйкли бросил на них нервный взгляд.
Все четверо переглянулись.
— Подождите минутку, — резко сказала Пайн. — Вы имеете в виду порнографические фильмы?
— Да, Лейн играл в порнографических фильмах.
— И где он этим занимался? — спросила Пайн, и в ее голосе появилось волнение, наконец, в расследовании возник шанс продвинуться вперед.
Блэйкли скомкал салфетки, посмотрел на себя в зеркало, потом рассеянно потер влажную щеку.
— Ему… приходилось ездить в Майами или куда-то в те места, чтобы участвовать в съемках. Судя по всему, там очень неплохо платили. Я и сам подумывал этим заняться, но подобные вещи не для меня. Я… не могу… перед камерой. — Он покраснел и обвел их взглядом. — Сожалею, я говорю глупости. Я знаю, вам наверняка неинтересно.
— А Лейн когда-нибудь упоминал имена Ханны Ребане или Бет Клеммонс? — спросила Пайн.
— Кажется, нет.
— Пожалуйста, подумайте, это может быть очень важно.
Блэйкли задумался, но потом отрицательно покачал головой.
— Сожалею, но эти имена ничего мне не говорят.
Пайн выглядела разочарованной.
— Мы побывали у одной женщины, снимавшейся в порнофильмах, — вмешался Уоллис. — Она живет в роскошной квартире, ну а мистер Гиллеспи — нет. Вы знаете почему?
— Лейн материально поддерживал мать, бабушку, сестру и брата. В результате у него оставалось совсем немного на себя, но его никогда не интересовали деньги. Я думаю, он снимался в порнофильмах, чтобы помогать семье. А когда начал работать здесь, перестал сниматься. Во всяком случае, насколько мне известно.
Уоллис откашлялся.
— Он хорошо поступал, когда заботился о своей семье, — сказал он. — Для меня это важно. И не имеет значения, как именно он добывал деньги.
— Давайте проясним один вопрос, — вмешалась Пайн. — Он снимался в порнофильмах для геев или нет?
Блэйкли смутился.
— О, я понимаю, — кивнул он. — Нет, он снимался в обычной порнографии. Почему вы считаете, что, если кто-то выступает для заработка в женском наряде, он обязательно должен быть геем?
Уоллис посмотрел на остальных.
— Ну, должен признаться, я думал именно так, — сказал он.
— Честно говоря, я не знал, какой была сексуальная ориентация Лейна, и никогда не спрашивал, — ответил Блэйкли. — И в то время как многие мужчины, переодевающиеся в женскую одежду, действительно геи, на самом деле у таких людей может быть любая ориентация. Я видел Лейна с молодыми леди, и у меня не возникло ощущения, что они просто друзья. Так что предоставлю вам делать собственные выводы.
— Нам ничего другого не остается, — сказала Пайн. — Будем надеяться, сумеем это сделать в самое ближайшее время.
Они переночевали в Саванне и на следующий день поехали обратно в Андерсонвилль. В Саванне они успели проверить несколько ниточек, полученных от Блэйкли и Споттера, но они никуда их не привели. Гиллеспи все любили, и никто не слышал, чтобы у него были враги.
Вернувшись в Андерсонвилль в половине шестого, они разделились на две команды. Уоллис и Ларедо направились на вскрытие Лейна Гиллеспи, а Пайн и Блюм поехали в Колумбус, штат Джорджия, чтобы еще раз поговорить с Бет Клеммонс.
— Мы сумели отыскать связь между жертвами: фильмы для взрослых, — сказала Блюм во время короткой поездки в Колумбус.
— Давай не будем ставить телегу впереди лошади, — ответила Пайн. — Мы пока не можем утверждать, что Лейн Гиллеспи знал или работал с Ханной Ребане. Даже если нет, возможно, убийца ненавидит порнофильмы и актеров, которые в них снимались. И это может стать для нас серьезной подсказкой.
— А фата и смокинг?
— Сами по себе еще не улики. Хотя могут быть чем-то вроде оскорбления. Порнозвезды превратились в старомодные фигурки на традиционном свадебном торте.
— Если Ребане работала с Гиллеспи, то могла и Клеммонс.
— На это я и рассчитываю, ведь у Ребане уже ничего не спросишь.
— Как ты думаешь, что происходит, агент Пайн?
— Нечто, кажущееся очень сложным. — Пайн немного помолчала, глядя сквозь ветровое стекло. — Конечно, на самом деле все должно оказаться невероятно просто.
— Просто? Вот уж никогда бы так не сказала.
— Никогда не говори никогда, Кэрол. Это сэкономит массу времени.
Прошло чуть больше часа, когда они добрались из Андерсонвилля в Колумбус. Было около семи вечера. Здесь оказалось теплее, чем Андерсонвилле, но прохладнее и не так влажно, как в Саванне. Пайн позвонила Клеммонс, но та не взяла трубку. Они остановились напротив многоквартирного комплекса, вышли из машины и направились в вестибюль. Там они поговорили с консьержем, и значок Пайн позволил им сесть в лифт и подняться на шестой этаж. Они постучали в дверь квартиры Клеммонс, однако им никто не открыл.
— Она могла куда-нибудь уйти, но тебе не кажется, что в таком случае консьерж нам бы сказал, — заметила Пайн.
— Или существует другая причина, по которой она не открывает дверь, — зловеще ответила Блюм.
— У нас нет причин входить в квартиру. И я не могу взломать дверь.
Пайн постучала сильнее. Никакого ответа.
— Это странно, — послышался голос.
Они повернулись и увидели молодого человека в очках, который стоял в открытом дверном проеме квартиры в конце коридора, застеленного плюшевым ковром.
— И что же тут странного? — осведомилась Пайн.
— Я практически уверен, что Бет дома. Я возвращался несколько часов назад, и мы с ней встретились. Она входила в свою квартиру.
— Но она могла куда-то выйти, — заметила Блюм.
— Нет, она сказала, что намерена принять ванну и провести вечер дома. А я все это время читал в гостиной и совершенно уверен, что услышал бы, если бы она куда-то вышла.
Пайн посмотрела на Блюм, потом перевела взгляд на дверь.
— Думаешь, это повод войти? — спросила она.
— Уверена.
— Вы полицейские? — спросил парень.
Пайн показала ему значок ФБР.
— Спуститесь вниз и попросите консьержа подняться сюда с ключами. Давайте! — строго сказала Пайн.
Удивленный мужчина побежал по коридору, и через несколько секунд они услышали шум лифта.
Через минуту парень вернулся вместе с консьержем, который держал в руках ключ.
— Что случилось? — спросил он.
— У нас есть серьезные основания думать, что миз Клеммонс дома. Но она не отвечает на наш стук. Нас тревожит ее благополучие. Мы просим вас открыть дверь прямо сейчас.
Консьерж побледнел, поспешно подошел к двери и отпер ее своим ключом. Пайн вытащила пистолет и жестом показала остальным, чтобы они оставались на своих местах.
Она вошла в темную квартиру, ее пистолет и взгляд обшаривали пространство впереди.
— Миз Клеммонс? — позвала она. — Бет? Это агент ФБР Пайн. Вы здесь?
Ответа не последовало, и Пайн не услышала никаких звуков. Она осмотрела гостиную и кухню, потом направилась в сторону спален и вошла в комнату Клеммонс.
Там было пусто.
Но на полу гардеробной валялась одежда. Сумочка и телефон лежали на прикроватной тумбочке.
Она здесь, во всяком случае, была.
Дверь, ведущая в ванную комнату, была приоткрыта, и там горел свет.
Пайн приготовилась к худшему и опустилась на колени, чтобы проверить, не стоит ли кто-то за приоткрытой дверью ванной комнаты. Но за ней никого не было. Пайн быстро встала и шагнула вперед, держа перед собой пистолет.
Ванная комната была огромной, с ванной на львиных лапах и отдельно стоявшей душевой кабинкой.
С того места, где она стояла, Пайн видела, что ванна полна до краев.
Дерьмо.
Она представила, что утонувшая женщина лежит под водой после передозировки.
Она медленно вошла и посмотрела на ванну.
Однако все оказалось не так, как она представляла. Ванна была пустой — если не считать воды.
Она в недоумении вернулась в спальню и начала осматривать большие шкафы, стоявшие вдоль стен. В них никого не оказалось. Однако полная ванна вызывала недоумение. Оставалась еще спальня Ханны Ребане. Но Пайн не понимала, что может там делать Клеммонс, если ванна все еще полна воды.
Она направилась к двери, чтобы выйти из комнаты, но застыла на месте, когда ее взгляд остановился на узком пространстве между стеной и дверью.
Пайн распахнула дверь. Бет Клеммонс висела на крюке на задней части двери: ее шею охватывала веревка, на голове был полиэтиленовый пакет.
В тихом дорогом доме кипела полицейская работа.
Множество движущихся частей, но никакого трения.
Во всяком случае, Пайн воспринимала происходящее именно так.
Пока местная полиция изучала тело и обыскивала квартиру, Пайн и Блюм беседовали с соседом, который рассказал, что Клеммонс вернулась домой вместе с ним.
Он сидел на дорогом диване в своей модно отделанной квартире и выглядел так, что его могло в любой момент стошнить на дорогой восточный ковер.
— Я… мог быть последним человеком, который видел ее живой, — сказал мужчина, назвавшийся Джином Мартином.
Ему было немногим больше тридцати, и он занимался делом, которое приносило солидный доход.
— Если не считать того, кто ее убил, — заметила Блюм, что заставило Мартина бросить на нее испуганный взгляд.
— Что… ну да, конечно. — Он посмотрел на Пайн, лицо которой оставалось спокойным. — Подождите, но вы же не думаете?.. Я… не имею ни малейшего отношения к тому, что случилось. — Он вскочил на ноги. — Господи, я бы никого не мог убить. Я… аудитор. Единственный вариант, когда я могу причинить кому-то «вред», — это не признать налоговый вычет.
— Я не думаю, что вы ее убили, мистер Мартин, — заверила его Пайн. — Меня гораздо больше интересует, что вы видели или слышали.
— Но я ничего не знаю.
— Постарайтесь успокоиться, посидите и подумайте о том, что произошло за последние несколько часов. И не спешите, вспоминайте шаг за шагом. Вы сказали, что сидели в гостиной и читали. Ранее вы видели Клеммонс. Она собиралась принять ванну и провести весь вечер дома. Она вошла в свою квартиру, а вы — в свою. Начните с того, сколько было тогда времени.
Мартин уселся на прежнее место, снял очки, протер стекла платком, зажатым в дрожавшей руке и снова их надел.
— Хорошо, я поговорил с Бет, потом вошел сюда. Я помню, как посмотрел на часы, они показывали пару минут пятого.
— Хорошо, значит, вы видели ее двумя минутами раньше? — уточнила Пайн.
— Да.
— Больше вы ее сегодня не видели?
— Нет.
— А почему вы находились дома в такое время?
— Я брал отпуск на несколько дней, чтобы кое-что доделать и отдохнуть. Я только что закончил финансовый аудит для большого государственного предприятия. Работал четыре месяца подряд, семь дней в неделю. Я полностью опустошен.
— Хорошо, продолжайте.
— Я заварил чашку чая, это заняло около двух минут. Потом сел с книгой. Биография Черчилля. — Мартин взял ее с кофейного столика. — Завораживающее чтение, но она такая огромная, как вы сами видите.
Пайн посмотрела на толстую книгу.
— Верно. А что было потом?
— Я сидел, пил чай и читал.
— И никаких звуков не доносилось из коридора? Двери не открывались и не закрывались? Шум шагов? Голоса?
— Большинство людей в нашем доме не возвращаются домой так рано. В шесть или семь, как правило.
— Но только не Клеммонс?
— Верно, только не она. Господи, как ужасно думать, что кто-то ее убил. Прямо в нашем доме. — Его лицо заметно побледнело, и у Пайн возникло ощущение, что его сейчас стошнит.
— Сделайте несколько глубоких вдохов и выдохов и постарайтесь расслабиться, — успокаивающим тоном посоветовала она. — Постарайтесь сосредоточиться и собраться с мыслями. Вы бухгалтер, значит, для вас важны детали. Именно детали нам интересны.
Мартин принялся глубоко дышать, откинулся на спинку дивана, постучал пальцами по ручке. Постепенно постукивание становилось медленнее и ритмичнее.
— Вы знаете, я и в самом деле слышал кого-то в коридоре. Примерно через тридцать минут. Незадолго до пяти часов, — задумчиво проговорил он.
— И какие именно звуки вы слышали?
— Кто-то уходил, но до этого… дверь открылась, потом закрылась. Очень тихо, но я услышал.
— Вы встали, чтобы посмотреть?
— Нет, те звуки не заставили меня встать. Ну вы же понимаете, нет ничего зловещего в том, что открываются и закрываются двери, люди входят и выходят из квартир. Но мой чай остыл, и я собирался его подогреть, а потом решил выглянуть и выяснить, кто там. — Мартин выглядел смущенным. — Я подумал, что это могла быть Бет. Спонтанное решение. Я… она мне нравилась. Я любил с ней разговаривать.
— Конечно, — сказала Блюм, — она была прелестной молодой женщиной.
— И вы кого-нибудь видели? — спросила Пайн.
— Ну сначала я посмотрел в сторону лифтов. Естественно, ведь именно туда люди обычно направляются, не так ли?
— Верно. Но?
— Я никого не увидел. Тогда я посмотрел в другую сторону.
— И? — немного нетерпеливо спросила Пайн, когда у нее сложилось впечатление, что Мартин не собирается продолжать.
— Ну я не могу поклясться, но мне кажется, я заметил задник туфли, поворачивающей за угол, — неуверенно проговорил Мартин. — Очевидно, она была у кого-то на ноге.
— В каком направлении? — спросила Блюм.
— В сторону грузовых лифтов, например.
— Это была мужская обувь? — спросила Пайн.
— Да. Никаких высоких каблуков или вроде того.
— А вам удалось заметить что-нибудь еще? — с надеждой спросила Пайн.
— Нет, пожалуй, больше ничего. Подождите, возможно, он был одет в серые штаны.
— Серые штаны. Как брюки от костюма?
— Нет, не такие, — покачал головой Мартин. — Я неудачно выразился. Не брюки, я так не думаю. Может быть, комбинезон. И обувь была больше похожа на рабочий ботинок.
Пайн посмотрела на Блюм.
— Рабочий, направляющийся к грузовому лифту? — спросила Пайн.
— Может быть, — ответила Блюм.
Они задали Мартину еще несколько вопросов, но больше им не удалось узнать ничего полезного.
Через минуту Пайн и Блюм уже направлялись к двум грузовым лифтам.
Они добрались до них, сделав два поворота, сначала направо, потом налево. Лифты находились в конце коридора.
Пайн нажала на кнопку вызова, и они спустились вниз. Двери открылись, они вышли на подземную парковку здания, рядом с выходом.
— Выглядит вполне разумно, — заметила Пайн. — Если ты въезжаешь или выезжаешь, то ставишь свой грузовик здесь и используешь лифт, чтобы поднять или спустить вещи. — Она огляделась. — Нигде нет камер. И отсутствуют ворота, так что любой может сюда попасть.
Пайн посмотрела на дверь, через которую они вышли.
— Однако требуется карточка-ключ, чтобы открыть дверь, — заметила она, показывая на сканер для ключ-карты.
— Полагаю, рабочий должен ее иметь, — предположила Блюм.
— Нам нужно попросить местных полицейских, чтобы они все проверили, пообщались с Мартином, быть может, кто-то еще видел кого-то в коридоре примерно в то же время.
— Но Мартин говорит, что дверь открылась и закрылась только один раз. В противном случае, он бы услышал, как открывается и закрывается еще одна дверь.
— Нет, если убийца уже находился в квартире и ждал, когда Клеммонс вернется домой. Она наполнила ванну, очевидно, собиралась туда лечь, разделась и была в одном халате. Вероятно, он напал на нее до того, как она забралась в ванну.
— Значит, он некоторое время находился в квартире? Но как он туда проник?
— На замке нет следов взлома. И, если она его не впустила, поскольку ее не было дома, значит, у него имелся ключ. Вот только я не могу понять, как он его раздобыл. — Пайн посмотрела на сканер ключ-карт. — Возможно, там же, где и ключ-карту.
— Ты думаешь о том же, о чем я?
— Если ты думаешь, что убийца воспользовался ключом и ключ-картой Ханны Ребане, тогда да, мы на одной волне.
— А мотив состоял в том, чтобы заставить ее замолчать, потому что она могла сообщить нам нечто важное?
— Но тут возникает одна проблема. Мы уже с ней поговорили. А убийце следовало нанести удар до этого.
Блюм покачала головой.
— После того как убили Лейна Гиллеспи? Возможно, это все изменило.
— Иными словами, она могла что-то знать о нем и его связи с Ханной Ребане?
— Да. Убийца понимал, что мы вернемся, чтобы поговорить с ней о втором убийстве.
— Да, такой вариант возможен. Однако в данном деле все кажется возможным.
— Ты считаешь, что третье убийство увеличивает вероятность того, что между Гиллеспи и Ребане существовала связь?
— Ну, это определенно не становится менее вероятным.
— Теперь, когда Клеммонс мертва, как мы сможем проверить?
— Не только она снималась в порнофильмах. Всегда найдутся люди, которым можно задать вопросы.
— Ну, тогда будем надеяться, что мы до них доберемся раньше убийцы.
Все мое прошлое оказалось ложью. Нет, это тоже ложь. Большая часть моего прошлого оказалась ложью.
Не слишком утешительный вывод.
Наступил следующий день, и Пайн сидела на своей кровати в «Коттедже».
Она взяла журнал, который ей отдал Майрон, открыла на странице с фотографией ее матери, долго сидела и смотрела на снимок. Потом провела пальцем по пышным волосам женщины, которая помогла ей появиться на свет, и посмотрела на надпись под фотографией. Лондон. Карл Лагерфельд. Подиум. Аманда. Она была красивой, впрочем, многовато макияжа, да и наряд слишком откровенный, как часто бывает на подобных показах.
Из Лондона в Андерсонвилль. Какое странное путешествие. Пайн ничего не понимала.
Она отложила журнал в сторону, открыла второй чемодан, достала старую куклу и провела пальцами по ее волосам. Снаружи, за окном начался дождь. Когда они возвращались из Колумбуса, тоже шел дождь, который прекратился, когда они въехали в Андерсонвилль. Однако сейчас собирались черные тучи, ветер усиливался, и Пайн поняла, что будет настоящий ливень.
На обратном пути она позвонила Уоллису и рассказала о том, что произошло с Бет Клеммонс. Он, в свою очередь, поведал ей о вскрытии Лейна Гиллеспи. Там не оказалось сюрпризов. Смерть от пулевого ранения. Никаких улик. Никаких следов борьбы. Смокинг, цилиндр и букетик никуда не привели. Труп не дал ответов, и они не сумели приблизиться к убийце.
Пайн проинформировала полицию Колумбуса о том, что Джин Мартин вспомнил о рабочем, который направлялся в сторону грузовых лифтов. Полиция провела небольшое расследование, но пока им не удалось выяснить ничего нового. Возле входа на парковку была установлена камера наблюдения, но она не работала. Они пришли к выводу, что дверь к грузовому лифту убийца открыл ключ-картой Ханны Ребане и проник в здание именно таким путем. Вне всякого сомнения, он вошел и вышел, воспользовавшись грузовым лифтом.
Пайн не сомневалась, что у него имелась не только ключ-карта, но и ключ от квартиры, которым он открыл дверь, вошел внутрь и дождался Бет Клеммонс.
Три человека мертвы, и все они связаны между собой. Ребане с Клеммонс как подруги, жившие в одной квартире, две женщины и Лейн Гиллеспи — и мир кино для взрослых.
Пайн посмотрела на другие предметы, лежавшие на кровати, и отложила куклу в сторону.
Барри Винсент. Почему он поссорился с ее отцом из-за того, что случилось с Мерси? Она даже его не помнила. А вот Майрон Прингл не забыл. Он разнимал подравшихся мужчин. «Интересно, что произошло с Винсентом», — подумала Пайн. Никто о нем не упоминал. В досье полицейского расследования его имя отсутствовало.
Ну, возможно, она кое-что сможет изменить.
Пайн спустилась вниз и постучала в дверь с надписью «ОФИС».
— Да?
Пайн открыла дверь и увидела Лорен Грэм, сидевшую за письменным столом перед лэптопом.
— Если вы сейчас заняты, я зайду позже, — сказала Пайн.
— Нет, у меня очередной творческий ступор.
Пайн закрыла за собой дверь.
— Возможно, — сказала она, — вы можете мне помочь.
Грэм сняла очки и положила их перед собой.
— Хорошо, а вы подумали о моей просьбе? — Затем она заметила синяк на лбу Пайн. — Что с вами случилось?
— Врезалась в стену. Послушайте, я могу в самом общем виде поговорить с вами о некоторых моих расследованиях.
— Превосходно. Может быть сегодня вечером, за ужином?
— В «Темнице»?
— Нет, в Америкусе. Там есть итальянский ресторан, в который мне хочется заглянуть.
Пайн колебалась всего секунду.
— Конечно.
— Отлично, я слушаю ваш вопрос.
Пайн села напротив нее.
— Барри Винсент. Вы его помните?
— Барри Винсент?
— Он обвинил моего отца в исчезновении сестры. Мне рассказал о нем Майрон Прингл. Именно он разнимал моего отца и Винсента, когда они подрались возле нашего старого дома.
Грэм поджала губы и ненадолго задумалась.
— Убей меня бог, не помню этого имени, — призналась она. — Вы уверены, что он из Андерсонвилля?
— Я сделала такой вывод из слов Прингла, когда он сказал, что Винсент подрался с моим отцом возле нашего дома.
— Агнес Ридли может его помнить.
— Хорошо, я у нее спрошу.
— Складывается впечатление, что вы продвигаетесь вперед, — заметила Грэм, бросив на Пайн странный взгляд.
Во всяком случае, Пайн так показалось.
— Ну, до некоторой степени. Вы знаете, вам не обязательно со мной ужинать. Мы можем поговорить об одном из моих расследований прямо сейчас.
— Нет, я думаю, будет намного приятнее вести разговор за вкусной едой и хорошим вином. — Грэм посмотрела на часы. — Нам лучше всего уехать в шесть.
Она посмотрела на одежду Пайн: джинсы, свитер, ботинки и ветровка ФБР.
— Хм-м-м, а у вас есть… платье и… туфли на высоких каблуках? Для посещения ресторана вам следует переодеться.
— Думаю, что сумею найти что-нибудь подходящее.
— Мне бы не хотелось выглядеть заносчивой…
Пайн не ответила.
Грэм бросила на нее проницательный взгляд.
— Вы весьма привлекательны, Этли, похожи на свою мать. Высокий рост, длинный торс и ноги. Вы будете хорошо выглядеть в любом наряде. Если бы вы потратили некоторое время…
— У меня есть чем заняться в свободное время. Ну а если мне требуется привести себя в порядок, обычно я справляюсь с этой проблемой.
— Не сомневаюсь. Я не хотела вас обидеть. Вы собираетесь поговорить с Агнес Ридли прямо сейчас?
— Да.
— Вы считаете, что Барри Винсент может оказаться важным звеном в вашем расследовании?
— Да, до тех пор, пока не окажется, что он ни при чем. Так всегда бывает во время расследования — по крайней мере, у меня. Возможно, для романа мои методы могут показаться скучными, — добавила она, бросив взгляд на стоявший на письменном столе лэптоп.
— Сделать роман интересным — моя задача.
— Вот так и работает воображение, насколько я понимаю.
— Надеюсь, у меня его достаточно, — с некоторым сомнением ответила Грэм.
Пайн вышла на улицу, направилась к своему внедорожнику и села за руль. Адрес Агнес Ридли она выяснила во время первого разговора с ней. Она жила в нескольких милях от города, по пути к старому дому Пайн.
Возле дома Агнес Ридли, на подъездной дорожке, усыпанной гравием, стоял старый «Бьюик», который страшно проржавел, а срок использования номера штата Джорджия истек три года назад. Дом показался Пайн немного знакомым, хотя она не помнила, чтобы когда-либо туда заходила. Ридли оказалась дома и почти сразу ответила на стук Пайн. Она также спросила у нее про синяки, и Пайн вновь сослалась на стену и собственную неловкость.
Она последовала за Ридли в гостиную, заставленную громоздкой старой мебелью и множеством хрупких безделушек, занимавших все свободные поверхности. Толстая пятнистая кошка устроилась на ручке потертого дивана и без малейшего интереса посмотрела на Пайн большими блестящими глазами.
— Это Бу, — сказала Ридли, указывая на кошку.
— Выглядит дружелюбной, — заметила Пайн.
Ридли рассмеялась.
— Только если все идет, как она хочет, — ответила она. — Выпьете чего-нибудь?
Пайн покачала головой и сразу приступила к делу.
— Вы помните мужчину по имени Барри Винсент?
Ридли села и приставила палец к подбородку.
— Барри Винсент?
— Майрон Прингл сказал, что Винсент и мой отец подрались в тот день, когда пропала Мерси. Винсент заявил, что мой отец имел отношение к ее исчезновению.
— О да, я помню. Барри Винсент. Господи, как давно я не слышала его имени. Одно время он действительно здесь жил. Может быть, даже в городе. Но я не уверена.
— Он работал на шахте?
— Я ничего о нем не знаю.
— А вам известно, где он сейчас?
— Нет. Я не совсем уверена, но мне кажется, он покинул город вскоре после ваших родителей.
— А каким он был? Как долго здесь жил? И откуда приехал?
Казалось, Ридли поразило такое количество вопросов.
— Я… мало что о нем помню, Ли. Он прожил здесь совсем недолго.
— У него не было жены и детей?
— Ничего такого я не помню. А почему он вас заинтересовал?
— Я просто стараюсь проверить все ниточки. И мне интересно, почему он был настолько уверен, что мой отец имел отношение к исчезновению сестры, что даже устроил с ним драку.
— Ну и у других возникли похожие подозрения.
— Но только Винсент устроил драку.
— Об этом мне ничего не известно. Возможно, вам стоит расспросить Майрона. Если он помнит драку, может быть, он знает о Винсенте больше меня.
— Он следующий в моем списке. Но я решила сначала поговорить с вами. Мне предложила Лорен Грэм.
— Ну, сожалею, что не смогла вам помочь. Как продвигается расследование?
— Очень медленно.
Когда Пайн подъехала к дому Принглов, дверь ей открыл Майрон, который тут же заявил, что Бритты нет дома. Майрон был в свободных брюках, ярко-желтом поло и парусиновых туфлях на резиновой подошве. Казалось, он не собирался впускать ее в дом, когда она сказала, что у нее возникли новые вопросы.
— Я занят.
— Это не займет много времени.
— Вы всегда так говорите.
— Но это действительно важно, — умоляюще проговорила Пайн, и внутри у нее все напряглось.
Будучи агентом ФБР, она привыкла задавать любые вопросы, когда хотела — и получать на них ответы. Но сейчас ситуация была совсем другой. Здесь требовалась деликатность. И она знала, что если постарается, то справится с этой задачей.
Майрон отступил в сторону и жестом предложил ей войти. Он заметил ее синяк, но промолчал.
Закрыв дверь, он остановился, глядя на Пайн.
— Ну?
— Барри Винсент.
Майрон в недоумении на нее посмотрел.
— Винсент? Что вас интересует?
— Что вы можете о нем рассказать?
— А почему вы спрашиваете?
— Потому что он подрался с моим отцом. Я бы хотела понять, какими были сопутствующие обстоятельства.
— Я не уверен, что они вообще были; пожалуй, я уже рассказал вам все, что знал. Он думал, что ваш отец виновен в ужасном преступлении, не стал скрывать своих подозрений и ударил Тима.
— Кем он был?
— Соседом, наверное.
— Хорошо. Что-нибудь еще?
Майрон вздохнул, сложил длинные руки на тощей груди и прислонился к стене.
— Он был не таким уж запоминающимся.
— Жена? Дети?
Майрон покачал головой.
— Нет, насколько мне известно. Если они у него имелись, то не приехали с ним сюда.
— Где он работал?
На лице Майрона появился некоторый интерес.
— Я точно не знаю. Но не на шахте. Возможно, какие-то работы в разных местах. В те времена так делали многие. Да и сейчас тоже.
— Вы сказали, что он был соседом. Где он жил?
— Если я не ошибаюсь, сначала в городе, в меблированных комнатах. А потом — не знаю. Мы с ним не поддерживали близких отношений. Периодически я видел его в городе.
— А как он выглядел? Опишите его.
Майрон посмотрел в потолок, очевидно, возвращаясь в прошлое.
— Около сорока, — наконец сказал он. — Не слишком высокий, но плотный. Крепкий. Умел драться. Ваш отец был моложе и выше, но, если бы я не вмешался, не думаю, что для Тима драка закончилась бы хорошо.
— Когда Винсент приехал в город?
Майрон немного подумал.
— Не скажу точно, но незадолго до того, как ваша сестра исчезла. Кажется, за несколько месяцев, в любом случае, примерно, в то же время.
— И он уехал вскоре после нашего отъезда?
— Вполне возможно.
— Что именно он сказал моему отцу в тот день?
— Вы уверены, что хотите услышать ответ?
— Я должна, мистер Прингл. Для этого я здесь.
Майрон выдохнул.
— Это не дословное воспроизведение, но смысл был таким: Тим убил одну дочь и едва не убил вторую.
— Но почему он сделал это голословное утверждение?
— Я не знаю. Он просто так сказал. Все в городе знали, что случилось — Мерси исчезла, а вы находились в больнице с тяжелыми травмами.
— Но он сказал, что мой отец убил одну дочь.
— Полагаю, он просто решил, что Мерси мертва. И не он один. Когда ребенок пропадает посреди ночи, а сестра едва жива? Не нужно быть гением, чтобы сделать такой вывод.
— А другие выдвигали такие же обвинения против моего отца?
— Я не слышал.
— Так в чем состояла причина недовольства Винсента моим отцом?
— Понятия не имею. Как я уже говорил, я знал Барри Винсента не слишком хорошо.
— И вы их разняли?
— Да. Я не собирался позволять этому парню надрать вашему отцу задницу, а особенно в такой ужасный день. У Тима хватало проблем и без никчемного Винсента.
— Значит, вы считаете, что мой отец не имел к похищению никакого отношения?
— Я уже говорил вам раньше и не намерен менять своего мнения.
— А вы помните имена друзей, которые были в тот вечер в вашем доме?
— Нет. Мы ничего особенного не делали, иначе я бы запомнил. А вы можете сказать, что вы делали в определенную ночь тридцать лет назад?
— Да. Я спала в одной кровати со своей сестрой-близнецом, а потом мне проломили череп.
Майрон отвернулся.
— Послушайте, — продолжала Пайн, — если вы делали что-то противозаконное, курили травку, мне все равно. Мои родители курили травку. К тому же все сроки давности прошли.
Майрон пожал плечами.
— Я не знаю, что вам сказать. Я просто забыл, кто был у нас в гостях. А вот следующий день запомнил.
— А вы когда-нибудь спрашивали Винсента, почему он вел себя так агрессивно по отношению к моему отцу?
— Нет, я их разнял. И не считал, что мне следует выяснять его мотивы.
— У моего отца были другие конфликты с этим парнем?
— Насколько мне известно, нет.
— Маленький город. Они должны были встречаться.
— Если они и входили в контакт, я ничего об этом не знаю. После исчезновения Мерси ваши родители практически ни с кем не общались. Они заняли круговую оборону. Очень редко покидали свой дом. Тим приходил на шахту, но все понимали, что у него не лежит душа к работе. А потом вы уехали.
— Значит, вы и Бритта почти не встречались с ними после похищения Мерси?
— Нет. Но мы старались их поддерживать. Бритта готовила еду и относила им. Она даже несколько раз приводила наших детей, чтобы вы поиграли со сверстниками. Но я не думаю, что вас интересовали игры. Или желание быть ребенком.
— Вы очень проницательны.
— Через годы я потерял обоих своих детей. Это заставляет о многом задуматься.
— Вы помните еще что-нибудь?
— Я подвозил Тима до работы, потом мы вместе возвращались домой, ну и все такое. Мы понемногу общались, но ваши родители потеряли интерес к вечеринкам. Казалось, свет их покинул.
Пайн кивнула и посмотрела на свои ботинки.
— Пожалуй, я могу себе это представить.
— А что вы помните о том времени?
— Больницы, анализы, доктора, которые меня осматривали.
— А родителей?
— Я думаю, что, когда они «заняли круговую оборону», меня оставили снаружи.
— Нет, я отчетливо помню, как ваша мать от вас не отходила. Она бы сидела рядом с вами в классе, будь у нее такая возможность.
— Я не говорю о материальной стороне. Она постоянно находилась рядом. А эмоционально — нас разделяла стена, которая никогда не исчезала.
— Она ужасно боялась вас потерять.
Пайн несколько секунд не сводила с него взгляда.
— Ну все закончилось тем, что мы друг друга потеряли, не так ли?
Пайн снова перебирала свои детские сувениры.
Кэрол Блюм сидела на стуле и за ней наблюдала.
Пайн рассказала ей о встречах с Агнес Ридли и Майроном Принглом.
— Ты считаешь, что Барри Винсент может быть важной фигурой? — спросила Блюм.
Пайн перестала разглядывать вещи из далекого прошлого.
— Я не знаю, — ответила она. — Просто мне представляется странным, что никто не может ничего о нем рассказать. Он приехал сюда следом за моими родителями и покинул город вскоре после их отъезда. Майрон считает, что мой отец знал Винсента не слишком хорошо. Так почему же Барри Винсент предъявлял ему свои голословные обвинения?
— Может быть, у них возникла взаимная неприязнь, о которой знали только они.
— Но, если речь лишь о противоречиях между ними, нам будет сложно выяснить, в чем они состояли.
— А твои родители когда-нибудь о нем вспоминали?
— Нет, я такого не помню. Узнала о его существовании, только когда вернулась сюда, и Майрон упомянул его имя. — Пайн снова посмотрела на лежавшие на постели предметы. — Я многого не знаю о своей семье, Кэрол. Мой отец умер совсем не там, где говорила моя мать. Его тело нашел Джек Лайнберри. И мне даже неизвестно, ездила ли мать туда, чтобы позаботиться о похоронах и развеять его прах. Она просто уехала, а после возвращения почти ничего мне не рассказала.
— Ты думаешь, что, если тело нашел Лайнберри, а она туда приехала, они обязательно должны были встретиться?
— Лайнберри сказал, что не видел моей матери. Но у меня нет возможности получить подтверждение его словам.
Блюм посмотрела на разложенные на постели вещи.
— Значит, это все, что у тебя осталось?
— Не слишком много, верно?
— Ну это придает каждой вещи особое значение.
— Я бы предпочла, чтобы они привели меня к правде.
— Это кукла твоей сестры?
— А что тебя заинтересовало?
— Бритта Прингл упомянула, что твоя мать искала ее на следующее утро после исчезновения Мерси.
— А еще она сказала, что люди совершают странные поступки в периоды стресса, и была права. Быть может, моя мать думала, что сможет отыскать Мерси, если найдет ее куклу.
— Может быть.
Блюм положила куклу обратно, а Пайн взяла одну из подставок под напитки.
— Мы использовали их вместо шашек, — сказала она, перехватив любопытный взгляд Блюм.
— Творческий подход, — заметила та.
Пайн улыбнулась воспоминаниям, но отбросила их, взглянув более внимательно на подставку.
— Что это? — спросила Блюм.
— Они от моего отца. Бар в Нью-Йорке. «Плащ и кинжал».
— Крутое имя для бара.
Пайн посмотрела на коллекцию подставок для пивных кружек.
— Но почему столько подставок из одного бара?
— Может быть, он работал там барменом? Или являлся постоянным клиентом?
— В некоторых штатах можно работать барменом еще до того, как тебе разрешают пить спиртное. Выглядит довольно странно. Я не знаю, какими были законы тогда в Нью-Йорке.
— Ну он пытался стать актером, так мне сказали. А молодым актерам приходится подрабатывать.
— Верно.
— Бар «Плащ и кинжал». Интересно, почему они выбрали такое название?
— Ты хочешь сказать, что оно привлекает внимание, или есть какие-то другие причины?
Она взяла телефон и начала поиск.
— В Нью-Йорке есть бутик «Плащ и кинжал» и бар «Плащ и кинжал» в округе Колумбия. Но в восьмидесятых они не существовали. В данный момент в Нью-Йорке нет такого бара.
— А в восьмидесятых не было вебсайтов и почти наверняка не осталось цифровых следов его существования в те времена, — предположила Блюм.
— На подставке нет ни адреса, ни номера телефона. Только название и то, что он находится в Нью-Йорке.
— Ну, я видела такие подставки. Далеко не на всех есть полезная информация.
— Может быть, я просто хватаюсь за соломинки.
— Вспомни свою аксиому. Важно все, пока не доказано противоположное.
Пайн собралась отложить телефон, но передумала.
— Возможно, существует способ это проверить.
Она вывела на экран список контактов, выбрала номер и позвонила.
— Привет, Стен, это Этли Пайн. Да, я знаю, что прошло много времени. Как поживаешь? Да, хорошо. Да, пути Бюро неисповедимы. Нет, я больше не в Юте. Я в Аризоне. Рядом с Большим Каньоном. Да, там красиво. Послушай, у меня к тебе просьба. Я хочу, чтобы ты проверил один бар. Он существовал в начале восьмидесятых и назывался «Плащ и кинжал». — Пайн помолчала, слушая, что говорит ее собеседник. — Все, что сможешь узнать. Да, как можно быстрее. Ладно, спасибо.
Она закончила разговор и посмотрела на Блюм.
— Стэн Кэшингс работает в нью-йоркском управлении больше двух десятилетий. Если об этом баре можно что-то выяснить, он сумеет.
— Даже в самом худшем случае, возможно, мы сумеем узнать что-то новое о прошлом твоего отца.
— И объяснить, почему успешная модель отказывается от карьеры, беременеет, выходит замуж за моего отца и вскоре вместе с двумя маленькими дочками перебирается из Нью-Йорка в Андерсонвилль, штат Джорджия.
— Все в этой истории выглядит неправдоподобно.
Пайн положила телефон.
— Нет, все как раз имеет смысл. Только мы пока не знаем какой. Но я должна подготовиться.
— К чему?
— Я еду на ужин с Лорен Грэм в итальянский ресторан, который находится в Америкусе. И мне нужно переодеться, во всяком случае, она так сказала.
— Ну ты умеешь приводить себя в порядок. Я знаю.
— Посмотрим. — Пайн взглянула на себя в зеркало на шарнире, стоявшее на шкафу, сосредоточившись на синяке. — Опухлость исчезла, но остались следы.
— С этим легко справится макияж. Хочешь, я могу помочь.
— Спасибо, я не очень хорошо это умею. Слишком многое надо держать в уме.
— А почему ты идешь с ней на ужин?
— Под тем предлогом, что я расскажу ей о работе над одним из моих расследований. Но настоящая причина в том, что леди была не полностью с нами откровенна.
— Ну, складывается впечатление, что в этом городе так поступают все.
— У вас замечательно получилось, — заметила Грэм, смотревшая на спускавшуюся по ступенькам «Коттеджа» Пайн.
Грэм была в темно-красной юбке до колена, обтягивающей бедра, белой блузке с густо-зеленым пиджаком, черных колготках и туфлях на высоких каблуках.
Пайн надела единственное привезенное с собой платье. Черное, простого покроя, оно прекрасно сидело на ее фигуре. На плечи она накинула бирюзовую шаль, которую одолжила у Блюм. И туфли с открытым носом, теперь ее рост вместе с каблуками стал на пару дюймов превышать шесть футов. Она распустила волосы; обычно она собирала их в хвост на затылке, сейчас же они окутывали плечи. Блюм помогла ей скрыть синяк на лбу, щедро воспользовавшись косметикой.
— Благодарю, — ответила Пайн. — Вы выглядите великолепно.
— Вы знаете, что я подумала, когда вас увидела? Вы удивительно похожи на свою мать.
— Вы очень добры. Я не думаю, что нахожусь в ее лиге. И мне далеко до ее обаяния.
— Возможно, вы упустили свое призвание.
— А я думаю, что не ошиблась. Вы готовы? Я могу сесть за руль.
— Вы уже решили, о каком расследовании мне расскажете? — спросила Грэм, когда они ехали в Америкус.
— Речь пойдет о методах расследования и некоторых деталях разных дел. И я могу ответить на общие вопросы, которые у вас возникнут.
— Это очень щедро. Но прежде всего расскажите, каковы самые важные качества, которыми должен обладать хороший детектив?
Пайн собралась с мыслями, хотя на этот вопрос могла ответить без раздумий.
— Терпение и стойкость, — ответила она. — Они идут рука об руку. Дело либо быстро расследуется, потому что преступники часто оказываются глупыми, или процесс растягивается на годы с утомительными разъездами и постоянными возвращениями к узловым моментам. Мне не раз приходилось заниматься теми и другими.
— Вы можете поделиться со мной какими-то нюансами?
— Иногда незначительные детали могут оказаться более важными, чем то, что сразу привлекает внимание. Преступники постоянно совершают ошибки в мелочах. Брызги крови, следы тканей, отпечатки пальцев, баллистика, позволяющая установить, из какого оружия сделан выстрел. ДНК. Они думают, что способны избавиться от следов крови при помощи отбеливателя.
Но, если вы действительно хотите уничтожить ДНК, следует использовать чистящие средства, производящие богатые кислородом пузыри. Они не дают кислороду в ДНК подниматься до люминола[340], при помощи которого мы пытаемся отыскать кровь. Или можно действовать иначе, собирая образцы ДНК людей, связанных с жертвой, и заполнить ими место преступления. Но это может сильно помешать расследованию и дать адвокату место для маневра.
— Поразительно, — восхищенно проговорила Грэм.
— Секреты профессии, — пожала плечами Пайн.
— А вы всегда носите оружие?
Пайн коснулась сумочки.
— «Беретта Нано» с обоймой на восемь патронов. На всякий случай. При моей работе лучший друг девушки.
— Я могу использовать ваши слова в моем романе, если вы не против?
— Конечно.
Через двадцать минут и после множества вопросов и ответов они вошли в ресторан, итальянское бистро с приятной атмосферой, винной картой с превосходными винами и официантами в черных галстуках и накрахмаленных рубашках. Их усадили за столик у окна.
— На всякий случай, чтобы вы знали, мои финансовые возможности не позволяют мне посещать подобные места, — сказала Пайн, взглянув на цены.
— За все плачу я. Сожалею, что не сказала раньше.
— Вам совсем не обязательно это делать. Закажу воду и закуску.
— Нет, пожалуйста, вы дали мне очень интересный материал. Я это очень ценю.
Они сделали заказ и сидели, наслаждаясь красным вином из Долины Сонома, когда услышали знакомый голос:
— Леди, если бы я знал, что вы здесь, я пригласил бы вас за свой столик.
Они повернулись и увидели Джека Лайнберри, смотревшего на них сверху вниз. Он был одет в безупречные жемчужно-серые брюки, полосатую рубашку, темно-синий блейзер и легкие кожаные мокасины с кисточками. Взгляд притягивал нагрудный платок. Идеально подстриженные волосы, легкий загар. Пожалуй, Пайн впервые поняла, какой он привлекательный мужчина.
Увидев его, Грэм просияла.
— Джек, не знала, что вы посещаете это заведение, — сказала она.
— Мне пришлось в последний момент изменить планы. Я только что закончил ужинать. И мне бы не хотелось вам мешать.
— Пожалуйста, присоединяйтесь к нам. Выпейте бокал вина.
Когда Лайнберри повернулся к Пайн, его взгляд застыл, а лицо окаменело.
— С вами все в порядке? — спросила она, заметив, как он побледнел.
— Я… прошу меня извинить, — сказал он, вымученно улыбнувшись. — На минуту мне показалось…
— …вы подумали, что это Джулия, — закончила за него Грэм, и ее возбуждение моментально исчезло.
Лайнберри медленно опустился на стул рядом с Пайн и, отвернувшись от нее, кивнул.
— Да, — тихо сказал он.
Он побледнел еще сильнее, голос стал хриплым.
— Сожалею, если я вызвала у вас неприятные мысли, — извинилась Пайн.
Он посмотрел на нее.
— Нет, наоборот, мысли были позитивными. — Он заметно смутился после своего признания и перевел взгляд на Грэм. — Кажется, вы упоминали о бокале вина, Лорен?
Должно быть, официант его услышал, потому что поспешно подошел и налил Лайнберри вина.
— Благодарю, Уильям, — сказал Лайнберри официанту.
— Насколько я поняла, вы регулярно здесь бываете? — спросила Пайн, как только официант отошел от их столика.
Лайнберри кивнул.
— Джек субсидировал это заведение, — добавила Грэм. — В противном случае, оно бы никогда не появилось.
— Хорошие еда и вино не должны быть эксклюзивной собственностью больших городов, — заметил Лайнберри и посмотрел на Пайн. — Вы чудесно выглядите, Ли. Я… — он отвернулся.
— Вы не думали, что я способна носить не только брюки и пистолет? — Пайн улыбнулась, когда произносила эти слова, чтобы смягчить их прямоту.
Лайнберри тепло улыбнулся в ответ.
— Ну, что-то вроде того, — не стал отрицать он.
— Ли поделилась со мной профессиональной информацией о работе агента ФБР для романа, который я пишу, — пояснила Грэм.
— Замечательно, — сказал Лайнберри. — Вы очень внимательны к людям.
— Только вам не следует забывать, что, если вы пишите исторический детектив, ДНК, люминол и все остальное едва ли вам пригодятся.
— Я знаю, — сказала Грэм. — Но я планирую написать еще один роман, действие которого будет проходить в наше время. Так что ваш рассказ будет мне очень полезен. — Грэм встала. — А теперь мне нужно посетить комнату для девочек.
Пайн подумала, что Грэм хочет подновить макияж и поправить волосы после появления Лайнберри. Но у нее появилась возможность поговорить без склонной к сплетням Грэм.
— Ну раз уж вы здесь, Джек, я бы хотела задать несколько уточняющих вопросов, если не возражаете, — сказала Пайн.
Он выглядел удивленным.
— Уточняющих вопросов?
— О моих родителях.
Лайнберри задумчиво кивнул.
— Ладно, я расскажу все, что смогу.
Пайн внутренне нахмурилась, услышав его ответ, не совсем понимая, как его интерпретировать.
— Майрон Прингл дал мне журнал с фотографией, на которой моя мать идет по подиуму в Лондоне. Судя по всему, в те времена ее звали Аманда, фамилия мне неизвестна.
Лайнберри в недоумении на нее посмотрел.
— Вы не знаете девичью фамилию матери?
— Удивительно, но это так. Я знаю, звучит безумно, но она никогда не говорила о своей семье. Ни разу. Как и мой отец. Я думала, что у них не было живых родных.
— Хорошо.
— А вы знали? Ну что она была моделью?
Он сделал несколько глотков вина и осторожно поставил бокал на стол.
— Я помню, что ваша мать однажды упоминала об этом.
— И вы тогда не удивились?
— Что ваша мать работала моделью? Нет, конечно, нет. Она была самой красивой женщиной из всех, что я видел… — Он закашлялся, смутился и опустил взгляд на свой бокал.
— Но бросить все ради Андерсонвилля?
— Если честно, я не стану утверждать, что меня не удивило ее решение. На самом деле оно показалось мне очень странным. Но ваши родители не посчитали нужным объяснить, почему они перебрались в Андерсонвилль, а я не собирался совать нос в чужие дела. Понимаете, у каждого из нас в жизни есть вещи, о которых мы не хотим говорить.
— Но вы совершенно определенно волновались из-за моей матери.
Лайнберри снова потянулся к бокалу, но в последний момент убрал руку.
— Я беспокоился из-за обоих ваших родителей, — начал он, откашлявшись и не глядя на Пайн. — С ними не должно было случиться то, что случилось. Это взволновало меня тогда и волнует по сей день.
— Вы пытались найти мою мать?
— Я хотел убедиться, что у нее все хорошо, да. — Он посмотрел на Пайн. — И я надеюсь, что вызовы, поставленные перед ней жизнью, не оказались непреодолимыми.
На лице Лайнберри появилось напряжение — вопросы дались ему нелегко.
— Если честно, не имею ни малейшего представления.
Он кивнул.
— Жизнь странная штука, вы же знаете.
— В каком смысле?
— У вас появляется предчувствие, представление о том, как сложится ваша жизнь, а потом ничего этого не происходит.
— Я думаю, большинство посчитает, что в вашем случае жизнь сложилась на все сто процентов.
Он посмотрел на нее с такой грустью, что Пайн испытала полнейшее недоумение.
— Ну далеко не всегда вещи являются такими, какими кажутся, — сказал он, допил вино, попрощался и ушел.
Пока она смотрела ему вслед, вернулась Грэм. Пайн не ошиблась, она обновила помаду и причесала волосы.
— Джек еще вернется? — спросила она.
— Нет, он попрощался.
Тут в голову Пайн пришла новая мысль.
— Лорен, вы знали, что он будет здесь сегодня?
— Что? О, нет. Понятия не имела.
А ты совсем не умеешь лгать.
Они смотрели, как Лайнберри направляется к входной двери, и Пайн показалось, что она видит ждавшего его там Джерри.
— Он такой замечательный человек, но все принимает близко к сердцу. Возможно, даже слишком, — сказала Грэм.
Однако у Пайн возникла другая мысль.
Интересно, в какой момент Джек Лайнберри по уши влюбился в мою мать?
Уже во второй раз за этот вечер Пайн услышала слово «ого», произнесенное в ее адрес.
Она вернулась в «Коттедж» после ужина в Америкусе. Грэм ушла в свою комнату, но Пайн задержалась в вестибюле, размышляя о беседе с Лайнберри, когда из тени появился мужчина и произнес это слово.
— Что ты здесь делаешь? — спросила Пайн, взглянув на Эдди Ларедо.
Он усмехнулся.
— Я получил повышенные суточные, учитывая обстоятельства. И сегодня перебрался сюда. У них еще оставался один номер. Заметно лучше того места, где я поселился сначала. — Он посмотрел на Пайн. — Где ты побывала в таком роскошном виде? На международном форуме или как?
— Ужинала с Лорен Грэм.
— Знаешь, прежде я никогда не видел тебя в платье.
— Естественно. Я не ношу платья на работу.
— Верно. И как прошел ужин?
— Мне не хватило спиртного.
— Что?
Она посмотрела на часы.
— Еще довольно рано. Не хочешь заглянуть в «Темницу»?
Казалось, Ларедо поразило ее предложение, но он быстро кивнул.
— Конечно. Хочешь переодеться?
Пайн бросила на него суровый взгляд.
— А ты хочешь, чтобы я переоделась?
Ларедо еще больше смутился.
— Что? Нет… решать тебе. — Он еще раз окинул ее взглядом. — Ты… выглядишь… ну, у меня нет слов… я хочу сказать…
Пайн быстро прошла мимо него и направилась к двери.
— Рада, что мы прояснили этот вопрос.
«Темница» оказалась заполнена на три четверти, и все головы повернулись в сторону Пайн, когда они с Ларедо вошли.
А ему приходилось смотреть на нее снизу вверх.
— На каблуках ты выше меня.
— Если твоя мужская гордость ранена, я могу ходить босиком.
— Ну, тут все зависит от того, сколько мы выпьем; возможно, дойдет и до этого.
В ответ она лишь фыркнула.
Они нашли свободный столик в задней части зала, рядом с импровизированной сценой, на которой выступали певец и гитарист.
Пайн заказала «Бадвайзер», а Ларедо джин с тоником, льдом и тройной порцией сока лайма.
— Ты не изменил своим привычкам в выпивке.
— Как и ты.
Когда им принесли заказ, Пайн стукнула металлической банкой по его бокалу.
Они сидели, пили пиво и джин и с минуту слушали певца и музыканта, покачивая в такт головами.
— А почему состоялся этот ужин? — спросил Ларедо.
— Плата за помощь Лорен Грэм, — ответила Пайн. — Но события получили интересное продолжение.
— О чем ты?
Она рассказала ему о Джеке Лайнберри.
— Значит, он был неравнодушен к твоей матери.
— Если только я правильно его поняла. На самом деле на мгновение мне показалось… — она замолчала.
— Что?
— Ну, несмотря на то, что моей матери уже за пятьдесят, на минуту я поверила, что он принял меня за нее.
Ларедо еще раз оглядел ее мускулистые обнаженные ноги и быстро отвернулся.
— Я видел тебя только со значком в одной руке и пистолетом в другой, и тут я остановлюсь.
— Лайнберри действительно очень богат. У него есть свой самолет и огромный дом. А за охрану отвечает парень из Секретной службы.
— И что с того?
— Такой человек, если у него возникнет желание кого-то найти, может нанять лучшего частного детектива и отправить его на поиски моей матери. Насколько трудной была бы такая задача? Моя мать даже не поменяла имя после того, как уехала из Андерсонвилля. А я стала известна благодаря тяжелой атлетике. Сколько существует других Этли Пайн? У меня даже есть проклятая страничка в «Википедии», которую кто-то создал, где говорится об исчезновении моей сестры.
— Знаю. Я видел.
— Это не я ее сделала, Эдди.
— Мне и это известно.
Ларедо сделал глоток коктейля, размышляя над словами Пайн.
— Значит, он мог найти тебя и/или твою мать без особых усилий, однако, не стал так поступать. Естественно, возникает вопрос: почему?
— Тебе тоже это кажется странным?
— Здесь мне все кажется странным. С тех самых пор, как я сюда приехал, мне пытаются скормить на завтрак нечто, характеризуемое как «местная каша».
— Прежде мне никогда не нравилось твое чувство юмора, Эдди.
— Я серьезно, Этли.
— Я вижу.
— А какое отношение к происходящему имеет Блюм?
— Что именно тебя интересует?
— Она устроила мне допрос третьей степени после того, как мы в первый раз встретились. Хотела узнать, что было между нами в прошлом.
— И что ты ей сказал?
— Что ее это не касается. И тогда она сообщила мне, что сделала на меня запрос.
Пайн рассмеялась.
— Да, она прямо набросила на тебя сеть.
— Ты думаешь, это смешно?
— А ты сам что думаешь?
Ларедо наконец тоже рассмеялся.
— Наверное. Однако она сказала, что я успешно прошел проверку, — заметил он.
— Очевидно, ей не удалось поговорить с информированными людьми.
Ларедо допил свой джин с тоником и поднял руку, чтобы ему принесли еще, Пайн заказала очередное пиво.
— Вернемся к Джеку Лайнберри, — предложил Ларедо, когда официант принес их заказы. — Я сделал на него запрос.
— Что? На Лайнберри? Зачем?
— Он по-настоящему богатый человек, и живет здесь.
— Ты полагаешь, что он разгуливает по окрестностям, убивает людей, а потом переодевает их в странную одежду?
— Я ничего такого не говорил.
— Ну и что показал твой запрос?
— Что он действительно богат. Все его инвестиции вполне легитимны. Он активно занимается благотворительностью. И к нему хорошо относятся.
— А когда он появился в Андерсонвилле — или он здесь родился?
— Нет, он родился не здесь, во всяком случае, в полученных мной документах этого не сказано.
— И где же?
На лице Ларедо появилось сомнение.
— Не совсем понятно.
— Но как такое может быть, Эдди?
— Честно говоря, я не очень понимаю. С другой стороны, не у всех есть свидетельство о рождении, а некоторые даже не знают, где они появились на свет.
Пайн задумалась. Она и сама не знала, где родилась, пока не увидела собственное свидетельство о рождении, когда пришла пора получать паспорт.
— Ему за шестьдесят, значит, он родился в пятидесятых. Если это произошло в сельской местности, в доме, а не в больнице, и его матери помогала акушерка?
— Вполне возможно. И, насколько нам удалось заглянуть в его прошлое, у парня никогда не возникало проблем с полицией.
— Получается, что в какой-то момент своей жизни он приехал сюда и начал работать менеджером на шахте, где добывали бокситы.
— Верно. Это есть в полученных мной документах.
— А там не говорилось, когда он появился в Андерсонвилле?
Ларедо достал телефон и принялся искать нужную информацию.
— Где-то в восьмидесятых годах прошлого века. У меня нет точной даты. Но, полагаю, ее не сложно выяснить.
— Скорее всего, это не имеет значения.
— Ты думаешь, он имеет какое-то отношение к тому, что случилось с твоей сестрой?
— Возможно, но не слишком вероятно. Складывается впечатление, что он с искренней симпатией относился к нашей семье, в особенности к матери. И собирался предложить отцу работу в своей инвестиционной фирме. Он шел на встречу с ним… и нашел его тело.
— Проклятье. Наверное, он испытал настоящее потрясение.
— Моя мать сказала, что отец покончил с собой в Луизиане. А если верить Лайнберри, в Вирджинии. Мне тогда было девятнадцать. На самом деле это произошло в день моего рождения.
— Ох, мне очень жаль, Этли. Должно быть, тебе пришлось нелегко.
Она сделала глоток пива.
— Да, очень непросто. Но самым сильным моим чувством стал гнев. Меня не оказалось рядом, чтобы с ним поговорить. Он мог думать, что я его не люблю или он мне неинтересен. Этого не должно было произойти.
— Трудно залезть в голову к тому, кто размышляет о самоубийстве. Но тебе не следует думать, что на твоих плечах лежит хотя бы часть вины. Если человек действительно намерен покончить с собой, он найдет способ. Ты это знаешь не хуже, чем я.
— Да, знаю, но не в тех случаях, когда речь идет о моем отце.
Ларедо поднял бокал.
— Я понял твой намек.
Они еще раз заказали выпивку, а, когда несколько посетителей вышли на танцевальную площадку, Пайн повернулась к Ларедо.
— Хочешь?
Он удивленно на нее посмотрел.
— О чем ты?
В ответ она взяла его за руку и потянула за собой.
Но, прежде чем они вышли на танцевальную площадку, она сняла туфли и положила их на свой стул.
Затем посмотрела снизу вверх на Ларедо и улыбнулась.
— Теперь ты чувствуешь себя лучше? — спросила она.
Он усмехнулся.
— Ну что я могу сказать? Ты пугаешь с любым ростом.
Некоторое время они танцевали, стремительно двигаясь под мелодии, среди которых превалировала музыка кантри.
— Ты двигаешься очень неплохо для агента ФБР, — заметила Пайн.
— Я вырос в Куинсе, и в жизни у меня было единственное желание: стать членом мальчишеской банды. Тогда мне казалось, будто это кратчайший путь к деньгам и девушкам.
— И что произошло?
— Я не чувствовал мелодии. Оказался совершенно бесполезным.
— Кажется, я помню, что в колледже ты занимался легкой атлетикой?
— Полная стипендия — я умел очень быстро бегать. Исключительно выгодная сделка.
Следующая песня была медленной, и они неуверенно придвинулись друг к другу. Его рука обняла ее за талию, а Пайн наклонилась к его плечу.
Пайн вдохнула его запах и поняла, что Ларедо делает то же самое. Она уже собралась положить голову ему на грудь, но в последний момент передумала.
Они смотрели друг на друга, потом отворачивались.
— Уже поздно, — сказала Пайн, когда песня закончилась. — Нам пора возвращаться.
— Ты права.
Они пешком направились к «Коттеджу». Воздух был теплым и влажным, Пайн несла туфли в руке, и тротуар холодил ее босые ноги. Пустую темную улицу освещало лишь слабое сияние луны.
— Им нужно заняться уличными фонарями, иначе люди будут наталкиваться на столбы.
— Маленькие города не похожи на большие.
— Да, они сильно отличаются.
Они вошли в «Коттедж» и стали подниматься по лестнице.
— А где твой номер?
Ларедо показал направо.
— Вон там.
— А мой с другой стороны.
Он кивнул, она кинула в ответ.
— Ну, спокойной ночи, Эдди. Спасибо за приятный вечер.
— Да, все было чудесно, Этли. Доброй ночи.
Она посмотрела на Ларедо, чувствуя его разочарование, но, кто знает, возможно, она приняла желаемое за действительное.
И они разошлись в разные стороны.
Один раз она оглянулась, но Ларедо оглядываться не стал. Он подошел к своей двери и вошел в номер.
Как только дверь Пайн закрылась, открылась другая.
Кэрол Блюм выглянула в коридор и сначала посмотрела в сторону двери Пайн, потом на номер Ларедо. Выражение ее лица оставалось загадочным, нечто среднее между улыбкой и нахмуренными бровями.
Она закрыла свою дверь, и наступила тишина.
Пайн выскользнула из платья, повесила его и осталась стоять посреди комнаты в нижнем белье. Потом посмотрела в сторону двери и покачала головой.
Я слишком мало выпила, чтобы принять такое глупое решение.
Однако Ларедо вел себя мило, он явно раскаялся. Может быть, он изменился. И выглядел разочарованным — возможно, рассчитывал, что она пригласит его к себе в номер, в свою постель, или предложит отправиться вместе к нему в номер. Но это его проблема, а не ее. И ты не дала ему ни единого повода, Этли. Ни в малейшей степени.
Впрочем, она сама не до конца в это верила.
— Версия с рабочим оказалась тупиковой, — сказал Уоллис.
Он, Пайн, Ларедо и Блюм сидели в зале для завтраков «Коттеджа». Наступило следующее утро. Перед тем как уйти, Лорен Грэм налила всем кофе.
— Мы не сумели найти никого, кто его видел, — продолжал Уоллис. — И на камерах ничего нет.
— Как и в случае с Ханной Ребане, — заметил Ларедо.
— Похоже, преступник знает мертвые зоны каждой камеры, — предположила Пайн. — Кроме того, у него имелись ключ от квартиры Ребане и карта-ключ от грузового лифта, что позволяло ему свободно приходить и уходить. Вам удалось что-то узнать о компании, снимающей порнофильмы, в которой работали Ребане и Клеммонс?
Лицо Уоллиса просветлело.
— Здесь нам сопутствовала удача. Оказалось, что Лейн Гиллеспи также работал в той же компании.
— А есть фильмы, где он играет вместе с Ребане или Клеммонс? — спросил Ларедо.
— Да, и сразу с обеими, — ответил Уоллис. — Они прислали мне видеофайл, на котором есть все трое. — Тут Уоллис покраснел. — Я… посмотрел достаточно, чтобы утверждать, что все трое там снимались. Гиллеспи под именем Зи-Зи Шафт[341]. Во всяком случае, так написано в титрах.
— Творческий подход, — сухо заметила Пайн.
— Так что теперь под подозрением оказывается эта кинокомпания, — заметил Ларедо. — Она единственное, что связывает всех троих.
— Однако оказалось, что добраться до них не так-то просто, — заметил Уоллис. — Компания фиктивная, базируется на Бермудах. И, если суммировать всю добытую мной информацию, полученный результат будет равен нулю. Я сделал целый ряд звонков, отправил множество сообщений по электронной почте, но в ответ — тишина.
— А как обстоят дела с конкретными людьми, снимавшими фильм? — спросила Блюм.
— Очевидно, актеры ничего не знают. Продюсер, с которым я беседовал по телефону, смог назвать лишь имя компании. И он никогда не встречался с конкретными людьми. Деньги на финансирование фильмов и выплаты для актеров приходили из офшорных банков. Прокатом занималась третья фирма, которая выглядит вполне законной. Доходы отправляются в офшорные банки, как в черную дыру. Я всего лишь местный полицейский. Мы созданы не для того, чтобы преодолевать такие преграды.
Ларедо и Пайн переглянулись.
— Для ФБР тоже непросто, — сказала Пайн. — Все думают, будто федерал — эдакая пробивная горилла. Обратитесь в Налоговое управление — у них больше ресурсов — или к миллиардерам, которыми они занимаются. Все просто. Богатые всегда побеждают.
— Тут возможна связь с Андерсонвиллем, — вмешалась Блюм. — Я хочу сказать, что два тела нашли именно здесь.
— Такое вполне возможно, — согласилась с ней Пайн. — И тот, кто за этим стоит, должен иметь какое-то отношение к порнофильмам.
— Возможно, он против порнографии, — вступил в разговор Ларедо, — таким способом он показывает свое неодобрение и поэтому убивает актеров, которые в таких фильмах снимаются.
— Но, зачем одевать их таким странным образом? — спросил Уоллис. — Какова цель убийцы?
— Фата и смокинг, — задумчиво сказала Пайн. — Символизируют невесту и жениха. Это должно быть каким-то образом связано со сценарием. И важно для убийцы.
— Из чего следует, что мы вынуждены вернуться к самому началу, — сказал Уоллис. Он встал, и на его лице появилось тревожное выражение. — Я должен вернуться в офис и доложить начальству. Едва ли я получу от этого удовольствие, ведь мне практически не удалось продвинуться вперед. Дайте знать, если у вас появятся какие-то идеи.
После того как он ушел, Ларедо повернулся к Пайн.
— Сегодня утром я получил сообщение от Стэна Кэшингса, — сказал он.
Лицо Пайн оставалось неподвижным, а глаза Блюм широко раскрылись.
— Хорошо, — сказала Пайн.
— «Плащ и кинжал», — подсказал Ларедо.
— Откуда ты знаешь Стэна?
— Я с ним работал. Думал, тебе это известно.
— Нет, я не знала.
— Почему тебя интересует нечто под названием «Плащ и кинжал»?
— Я думаю, что в восьмидесятых годах прошлого века, в Нью-Йорке существовал такой бар. И полагаю, там работал мой отец. Но, почему Стэн связался по этому поводу с тобой?
— Потому что в прошлом году его перевели в округ Колумбия, — сказал Ларедо, имея в виду Вашингтонское управление.
— В таком случае я обратилась не по адресу. Он не упоминал о своем переводе по телефону.
— Нет, он хороший источник информации. И отлично знает Нью-Йорк. Если это заведение существовало, Стэну наверняка о нем известно.
— И все равно я не понимаю, почему он тебе позвонил.
— Потому что я рассказал ему, куда направляюсь и что ты здесь будешь.
— Мне он ничего не сказал.
— Стэн не любит открывать карты. Принцип ФБР. К тому же мы с тобой часто поступаем так же. — Они некоторое время смотрели друг на друга, и за столом возникла неловкость.
— Давайте вернемся к убийствам, — откашлявшись, вернула их к реальности Блюм.
— Нам необходимо отследить связь с порнофильмами, — сказала Пайн. — Убийце должны быть известны интимные подробности жизни актеров, их настоящие имена и адреса.
— Значит, ты считаешь, что они могли его знать? — спросила Блюм.
— В жизни Ребане появился мужчина, так сказала нам Клеммонс. Касательно Гиллеспи мы подобных сведений не получили, но нельзя исключать, что у него возникли какие-то отношения с убийцей. Он мог привезти их сюда, убить и положить так, чтобы мы нашли тела. Затем он запаниковал из-за Клеммонс, возможно, опасался, что она расскажет о связи между Ребане и Гиллеспи — вот почему Клеммонс должна была умереть.
— Может быть, кто-то их где-то видел вместе, — предположила Блюм.
— Это очень трудная задача для трех человек, — заметил Ларедо.
— А ты не рассчитываешь на подкрепление из Бюро? — спросила Пайн.
— Только не сейчас. У Бюро не хватает людей. Слишком много дел, требующих немедленного внимания.
— Но три убийства это совсем не мелочи!
— Ты ломишься в открытую дверь, и я попрошу помощи. Только особенно ни на что не рассчитывай.
Они услышали топот бегущих по коридору ног, и в дверь влетела Лорен Грэм. Ее лицо стало смертельно бледным, и на нем застыл такой ужас, что Пайн и Ларедо вскочили и одновременно потянулись к оружию.
— Что? — рявкнула Пайн.
— Вы должны пойти… идемте со мной. Поспешите! Гос-поди! Поспешите.
Она повернулась и побежала обратно по коридору, а трое федералов помчались за ней.
Они выскочили на главную улицу, побежали за Грэм и вскоре оказались перед входом в одно из зданий.
В сером кирпичном здании с черными ставнями на окнах и металлической крышей над крыльцом музей Гражданской войны «У мальчика-барабанщика». Над входом висел флаг Конфедерации, и стояли большие деревянные плоские фигуры в синей и серой форме, а также фигурки поменьше — юные барабанщики. Вместо лиц были отверстия, что позволяло посетителям встать так, чтобы сфотографироваться на память в форме солдат Гражданской войны. Кроме того, имелась возможность запечатлеться возле макета дамы в юбке с кринолином.
Женщина лет пятидесяти с волнистыми каштановыми волосами, одетая в темно-синее платье, в туфлях на низких каблуках и нейлоновых чулках, стояла снаружи и выглядела еще более перепуганной, чем Грэм. Одной рукой она опиралась на кирпичную стену, видимо, чтобы сохранить равновесие. Другую прижимала к груди.
— Лили, — позвала Грэм. — Я привела людей из ФБР.
Ларедо и Пайн прошли мимо Грэм и направились к женщине по имени Лили.
— Что случилось? — спроси Ларедо, держа ладонь рядом с рукоятью пистолета.
В ответ Лили слабо указала в сторону музея.
— Это… там, — едва дыша, прошептала она.
Взгляды Ларедо и Пайн обратились к входу в музей.
— «Это»? — спросила Пайн.
— Сзади. В… форме. О, это ужасно, — прошептала Лили.
Она закрыла лицо руками и разрыдалась.
Пайн посмотрела на Блюм и жестом попросила ее с ней остаться.
Затем они с Ларедо распахнули дверь музея, вошли и оказались в окружении реликвий Гражданской войны в застекленных шкафах-витринах, на стенах висело оружие. В центре зала стояла крупномасштабная модель Андерсонвиллской тюрьмы, с двойным частоколом вокруг, фигурками заключенных, сторожевыми башнями, тентами и песком.
За черными заграждениями с информационными табличками стояли манекены в военной форме. Возле другой стены — женщина, одетая во все черное, в шляпке и с черным зонтиком. А рядом с ней солдат в шляпе, с золотой перевязью и саблей.
Первой это заметила Пайн, и даже ее закаленные нервы дрогнули.
Ларедо посмотрел туда, куда повернулась Пайн и зашипел.
— Проклятье, что?..
Они подошли к черной ограде, у которой стояли еще два солдата-манекена с ружьями в руках; за спинами у них висели флаги Конфедерации. Пайн даже не стала смотреть в их сторону. Ее взгляд остановился на маленькой фигурке между ними. Она решила, что это тот самый мальчик-барабанщик, одетый в серую форму повстанцев, с барабаном, висевшим на белой ленте на плече, и двумя палочками в руке. Вот только, в отличие от остальных фигур, эта когда-то была живым, дышащим человеком.
Окна закрыли коричневой бумагой, чтобы посторонние не заглядывали в музей, перед входом натянули полицейскую ленту. Неподалеку слонялась небольшая группа зевак, некоторые пытались заговорить с полицейским, стоявшим возле двери. Все выглядели встревоженными и расстроенными.
Внутри атмосфера оставалась напряженной.
Пайн и Блюм стояли рядом с телом. Оно по-прежнему оставалось в форме, бригада экспертов заканчивала работу, делая последние снимки.
Жертве было около десяти лет, мальчик, латиноамериканец.
Пайн смотрела на пару больших карих глаз, которые больше никогда ничего не увидят. Возможно, последнее, на что они смотрели, был убийца.
— Убийство всегда бередит душу, — пробормотала Блюм, глядя в сторону. — Но когда жертва ребенок… — Она больше ничего не сказала, но этого и не требовалось.
Ларедо и детектив Уоллис беседовали с двумя помощниками шерифа в форме. Лили, потрясенной служительнице музея, позволили уйти, предварительно задав ей необходимые вопросы.
Она рассказала, что пришла в музей, как и в любое другое утро. Убрала сумочку и заварила чашку чая. Затем начала работать над новым экспонатом в задней части музея, но ее внимание привлекло нечто необычное.
— Манекен был белым, — сказала Лили. — А он… он — нет.
Они почти сразу разобрались, каким образом тело сохраняло вертикальное положение: под формой находился кожаный ремень, концы которого были прикреплены к шурупу на стене.
Перед мысленным взором Пайн появилась маленькая футболистка по имени Холли. Пайн удалось спасти ей жизнь, а этому мальчику — нет. Она потерла глаза, не столько чтобы лучше видеть, сколько стараясь разогнать туман в голове.
У нее не получилось.
К ней подошел Ларедо.
— Нигде нет следов взлома, — сказал он. — Леди ушла вчера вечером около половины седьмого. Должно быть, у преступника был ключ.
Пайн кивнула.
— Перед главным входом, над крыльцом, установлена камера наблюдения, — сказала она. — Я обратила на нее внимание, когда мы входили. Кроме того, есть еще задний вход. Вероятно, он пришел оттуда и принес жертву. И у него было полно времени, чтобы подготовить… — Пайн замолчала и посмотрела на ребенка.
— Верно, — сказал Ларедо, проследив за ее взглядом.
— Что-нибудь уже известно о жертве? — спросила Пайн.
— Пока нет, — покачал головой Ларедо. — Прошло слишком мало времени.
— У нас его больше нет, — заявила Пайн. — А убийца не станет останавливаться из-за того, что мы от него отстаем.
К ним присоединился Уоллис.
— Это ужасно, — сказал он. — Ребенок, — детектив покачал головой.
Пайн кивнула.
— Я спросила Лили, не видела ли она кого-то, кто вел себя странно, или посетителей, которых она не узнала, — сказала она. — Но, конечно, когда собираются энтузиасты, которые намерены восстановить события Гражданской войны, появляется много новых людей. Более того, по ее словам, в последнее время музей пользовался огромной популярностью.
— Послушайте, может быть, отец или мать мальчика вовлечены в индустрию порнофильмов? — предположил Ларедо.
— Если и так, — ответила Пайн, — они должны были заметить исчезновение сына. — Я попрошу, чтобы его фотографию показали жителям города. Не исключено, что кто-то его узнает.
— Сначала пустынное место на главной улице, всего в нескольких кварталах отсюда, — сказал Ларедо. — Потом кладбище. Теперь музей.
— А что относительно Бет Клеммонс? — вмешалась Блюм.
— Я не вижу ее как часть галереи жертв, — сказала Пайн. — Просто она представляла для убийцы опасность. Он не стал ее переодевать или переносить в другое место. Клеммонс убили, чтобы она молчала.
Ларедо покачал головой.
— Но мы выяснили из другого источника, что все трое снимались в фильмах, причем вместе, — возразил он. — И Клеммонс нам для этого не потребовалась.
— Из чего следует, что Клеммонс знала что-то еще — и весьма важное, — сказала Пайн.
— В таком случае она должна была умереть, — сказала Блюм. — Сразу после смерти Гиллеспи. Убийца понимал, что рано или поздно мы вернемся, чтобы задать ей новые вопросы.
— Совершенно верно, — согласилась Пайн.
— Я позабочусь о том, чтобы распространить в городе описание мальчика и портрет, — пообещал Уоллис и опустил глаза. — Мы будем вынуждены использовать это изображение. Другого у нас нет.
— Мы также можем провести его через наши базы данных, — сказал Ларедо.
— И через Национальный центр пропавших и эксплуатируемых детей, — добавила Пайн.
Уоллис кивнул и отправился выполнять свое обещание.
Блюм подошла к Пайн.
— Преступник изменил основную тему, — тихо сказала Пайн.
— Ты имеешь в виду фату и смокинг? — уточнила Блюм.
— Однако он одел мальчика в форму, взятую в музее, и… — Пайн замолчала, не сводя глаз с тела, потом опустилась перед ним на колени.
— Эй, я пытаюсь сделать панорамные фотографии, если вы не против, — громко сказал один из техников.
Пайн повернулась и одарила его таким взглядом, что он быстро отступил и начал возиться с фотоаппаратом.
— Что это? — спросила Блюм, присаживаясь на корточки рядом с Пайн, Ларедо смотрел через ее плечо.
Пайн достала из кармана пару перчаток из латекса и аккуратно расстегнула ворот куртки мальчика. Она заметила тонкую серебряную цепочку у него на шее и, вытащив ее из-под одежды, подняла вверх.
— Амулет со святым Христофором, — сказала Блюм.
Пайн кивнула.
— Да, так и есть. — Она провела пальцем по поврежденной части. — Посмотри на зазубренную кромку. Что-то настолько сильно по ней ударило, что повредило металл.
— Нам известна причина смерти мальчика? — спросила Блюм.
— Нет, на нем нет видимых ран. Следы удушения также отсутствуют. И на шее нет отметин от веревки.
— Значит, яд?
— Я даже не знаю. — Пайн оглядела голову мальчика. — Шея повернута под странным углом.
— Ты думаешь, она сломана? — спросил Ларедо.
— Вполне возможно.
Она подозвала фотографа и попросила его сделать несколько снимков амулета.
К этому моменту к ним снова подошел Уоллис, и Пайн указала на подвеску.
— Как вы думаете, это часть музейного костюма или она принадлежала ребенку? — спросил Уоллис.
— Или ее надел на него убийца, — сказала Пайн.
— Лили рассказала, что форму сняли с манекена с выставки, — сообщил Ларедо. — Преступник нашел его в задней части музея.
— Думаю, Лили подтвердит, что подвеска со святым Христофором не являлась частью костюма, — сказала Пайн.
— Это говорит ваша интуиция? — спросил Уоллис. — Она могла принадлежать мальчику.
— Нет, — возразил Ларедо. — Она ищет схему действий преступника. Он одел двух взрослых. А теперь ребенка, и не важно, приносил он одежду с собой или нет.
— Однако он надел на него кулон, — сказала Пайн. — К костюмам других двух жертв он ничего добавлять не стал, во всяком случае, мы не нашли никаких необычных деталей, он лишь одел их, как невесту и жениха.
— Значит, он слегка изменил схему, — отметила Блюм.
— Да, складывается такое впечатление, — согласилась Пайн.
— Серийные убийцы обычно не меняют образ действий во время серии, — заметил Ларедо. — Ты и сама это знаешь.
Пайн кивнула.
— Большинство не меняют, — сказала она. — Но с некоторыми такое случается. И не забывайте: мы до сих пор не знаем ни его схемы, ни мотива. Не исключено, что он придумал весьма сложный план. Вот почему мы можем смотреть на эту смерть и место преступления и говорить, что убийца изменил свои методы, а с его точки зрения все идет именно так, как он задумал.
— Теперь я понимаю, почему вы зарабатываете этим на жизнь, — сказал Уоллис. — У вас получается залезать к ним в головы. — Его лицо дернулось. — Намного лучше, чем у меня.
— Но мне там совсем не нравится, — ответила Пайн. — Однако сейчас я готова это делать, чтобы поскорее посадить подонка за решетку.
Ларедо посмотрел на нее и понимающе кивнул.
— Я спрошу у Лили про подвеску, — сказал Уоллис. — Но что будет означать, если окажется, что ее добавил преступник?
В ответ Пайн показала собственный кулон.
— Легенда гласит, что святой Христофор перенес ребенка через реку и только позднее узнал, что это был Христос. С тех пор он стал считаться покровителем странствующих.
— Ну, с этим ребенком его постигла ужасная неудача, — резко сказала Блюм.
— Возможно, ты смотришь на это не с той стороны, Кэрол, — возразила Пайн.
Ларедо бросил на нее внимательный взгляд.
— А какая сторона, по-твоему, правильная? — спросил он.
— Если мы сумеем узнать, каким образом амулет повредили, я смогу ответить на твой вопрос.
— Вы действительно считаете, что это важно? — спросил Уоллис.
— Возможно, самое важное из всего, что мы обнаружили до сих пор.
— А кто подарил тебе подвеску со святым Христофором, как она к тебе попала? — спросила Блюм.
Они возвращались в «Коттедж».
— Моя мать, — ответила Пайн. — Последний подарок, который я от нее получила.
— Ты хочешь сказать, она отдала тебе амулет перед тем, как исчезнуть?
— Очевидно, она знала, что намерена оставить меня. Ну, знаешь, «меня не будет рядом, чтобы за тобой присматривать, так что возьми идиотский кусок металла», — что-то в таком роде.
— Но почему ты носишь подвеску, если испытываешь такие чувства?
— Потому что она единственное, что у меня осталось в память о ней. И… поэтому, она имеет для меня большое значение. Нечто вроде отношений любви-ненависти. С одной стороны, когда я чувствую ее на груди, мне вспоминается, что мать меня бросила. А иногда я испытываю тепло и чувство безопасности, словно мне снова шесть и мать держит меня за руку.
Блюм задумчиво кивнула.
— Отношения между матерью и дочерью всегда очень непростые, — сказала она. — Возможно, самые сложные из всех. Во всяком случае, так было со мной. По сравнению с ними отношения с сыновьями казались мне предельно простыми.
Между тем, с подвески, найденной на мальчике, сняли отпечатки, но ничего не нашли. Пайн решила, что это делает ее еще более важной уликой. Кто-то посчитал нужным ее протереть.
— Надеюсь, судмедэксперты сумеют выяснить, каким образом был поврежден металл, — сказала Пайн.
— Ты и в самом деле думаешь, что это важно? Вполне возможно, Уоллис прав, и она могла принадлежать мальчику, который ее и повредил.
— Нет, — покачала головой Пайн. — Если ты обратишь внимание на повреждение, то заметишь, что острый край был вдавлен внутрь. Он бы царапал кожу. А на шее мальчика не осталось таких следов. Никто не станет носить предмет, который постоянно раздражает кожу.
— Значит, именно убийца надел подвеску на мальчика.
— Я уверена, что здесь нечто личное, Кэрол. Такова суть подобных предметов. Ее носил кто-то важный для убийцы. Это прямая улика, если мы сумеем связать ее с ним.
— Ли?
Они повернулись и увидели Агнес Ридли, стоявшую перед входом в «Коттедж».
— Это правда? — спросила она — Еще одно убийство?
Пайн и Блюм подошли к ней.
— Боюсь, так и есть, — кивнув, ответила Пайн. — На сей раз жертвой стал маленький мальчик.
— Господи! Ребенок? Но это же полный абсурд, правда?
— Мы не имеем ни малейшего представления о мотивах преступника. Поэтому не знаем, кто еще находится в его списке жертв.
— А личность ребенка удалось установить?
— Пока нет. Сейчас полиция распространяет описание и портрет. А здесь когда-нибудь пропадали дети?
— Мне о подобных случаях ничего неизвестно. И, если ребенок местный, родители уже должны были обратиться в полицию.
— Да, пожалуй.
— Я могу как-то помочь?
— Держите глаза открытыми и уши настороже. И, если узнаете что-нибудь, сразу звоните в полицию.
Они вошли в «Коттедж», где в вестибюле их дожидалась Грэм.
— Боже мой, куда катится наш город? — скорбно воскликнула она, как только их увидела.
— Но почему Лили пришла сюда? — спросила Пайн. — Все так завертелось, что я забыла ее спросить.
— Лили знает, что вы здесь остановились. И первое, что пришло ей в голову, когда она увидела в музее тело ребенка, это бежать сюда.
— Как давно вы знакомы с Лили?
— Почти всю жизнь. Она давно работает в музее. Но теперь сомневаюсь, что сможет туда вернуться.
— Манекен, который убийца заменил на мальчика, нашли в задней комнате. Мы полагаем, преступник сумел туда попасть, потому что у него был ключ. Ни один из замков не взломан. Вы не знаете, как такое могло произойти?
— Наверное, кто-то сделал дубликат ключа от задней двери. Не думаю, что Лили внимательно следит за своей сумочкой. А в прошлом она не раз мне говорила, что там не слишком надежный замок. Она собиралась его починить, но у нее, наверное, так и не дошли руки.
— Возможно, теперь ей придется этим заняться. В музее есть система безопасности. Мы знаем, что она была включена, когда Лили пришла на работу, потому что она сказала, что ее нужно выключить, чтобы войти. Из чего следует, что убийца знал код. Насколько сложно его получить?
— Понятия не имею. У нас никогда не происходило ничего подобного.
— Послушай, по поводу вчерашнего вечера, — начал Ларедо.
Они с Пайн сидели в столовой «Коттеджа». Блюм поднялась в свой номер.
— Ничего не нужно говорить.
— Ты так думаешь?
— Мы немного выпили и потанцевали. И что с того?
Он сделал долгий выдох, и на его лице появилось раскаяние.
— Я сожалею, Этли. Я вел себя как идиот. — Ларедо сделал небольшую паузу. — Просто…
— О чем ты?
— Я подумал, что выпивка, танцы и…
— Я не хотела, чтобы у тебя появились такие мысли. И, если ты воспринял вчерашний вечер именно так, приношу свои извинения.
— За что? За то, что ты переоделась и выглядела просто потрясающе? Да уж, конечно, этого не должен делать никто и никогда.
— Речь совсем не о том. Прошлый вечер стоит особняком. Мы оба оказались достаточно умны, чтобы не позволить себе зайти слишком далеко — о чем могли впоследствии пожалеть. Пусть так все и останется. Тебя устраивает?
— Не думаю, что у меня есть выбор.
Когда она увидела, что Ларедо помрачнел, Пайн положила руку ему на плечо.
— Послушай, именно мне захотелось выпить. Я пригласила тебя потанцевать. Быть может, в моем поведении было больше флирта, чем я осознавала. А когда мы сюда вернулись… Я понимала, в каком направлении могут двигаться твои мысли. Так что это все моя вина.
— Ну и в каком направлении, по-твоему, все могло пойти? — спросил он, посмотрев ей в глаза.
— Может быть, очень близко к тому, что ты подумал, Эдди.
— А что произошло потом?
— Потом мне пришло в голову, что мы не видели друг друга и не общались в течение десяти лет. А у меня совсем другие взгляды на жизнь.
— Для протокола: я никогда иначе и не думал, — заявил Ларедо и засунул руки в карманы. — С тех пор как Дениз меня бросила, прошло много времени. А при моей работе ходить на свидания практически невозможно.
— Ты будешь мне про это рассказывать? — усмехнулась Пайн.
— О, перестань, я уверен, что каждый парень в Шэдоу-Рок…
— Шеттерд-Рок, как ты и сам прекрасно знаешь.
Он улыбнулся, и она ответила ему тем же.
— Ладно, я уверен, что каждый парень в Шеттерд-Рок к тебе неравнодушен. Вероятно, тебе постоянно приходится доставать пистолет, чтобы они держались подальше.
— Ну я не знаю относительно всех, но один заинтересовался, — сказала Пайн, вспомнив паркового рейнджера из Большого Каньона по имени Сэм Кеттлер, с которым встречалась.
— Ну тогда он счастливый парень. Надеюсь, он сможет достойно принять вызов.
— Время покажет.
— До тех пор, пока он не начнет вести себя, словно ты молодая особа в опасности.
— Ну тут не о чем беспокоиться.
— Я счастлив за тебя, Этли.
— Ты и в самом деле изменился, Эдди. Что стало причиной?
— То, из-за чего я потерял все самое для себя важное. Я мог продолжать оставаться идиотом и удвоить свои проблемы. Однако решил воспользоваться головой и изменить поведение. Ведь если постоянно повторять одни и те же действия, нельзя рассчитывать на другой результат.
— Вероятно, кто-то в высших сферах тебе помогает. Так что продолжай пытаться. Я не знаю, что получится из моих отношений с парнем из Аризоны; мы можем просто остаться друзьями. И в этом также нет ничего плохого.
— Надеюсь, мы с тобой сможем стать друзьями.
— Мне кажется, мы уже движемся в нужном направлении.
К ним подошла молодая официантка и спросила, не хотят ли они чего-нибудь.
— Нет, спасибо, — ответила Пайн.
Когда официантка отошла, Ларедо наклонился вперед, и теперь язык его тела говорил о том, что он снова думает о расследовании.
— Вернемся к мальчику? — спросил он.
— Давай.
— Я тут думал…
— Внимательно тебя слушаю.
— То, что я скажу, может показаться безумным.
— Твоя теория не может быть более безумной, чем то, что окажется правдой, так что я готова тебя выслушать.
— Если говорить о жертвах, у нас есть невеста, жених, а теперь еще мальчик.
— Я знаю, Эдди, — резко ответила она, но тут же взяла себя в руки. — Подожди минутку, ты хочешь сказать?..
— Да. Именно.
— Чтобы внести ясность, ты имеешь в виду, что убийца хочет создать… семью? Из трупов?
— Создать или воссоздать.
— Господи.
— Как это называлось в школе?
— Полноценная семья, — ответила Пайн. — Нормальная ячейка общества, в отличие от семей, где имеется только один родитель.
— Однако в нашем случае есть отличие, если ориентироваться на то, чему меня учили.
Она кивнула.
— В полноценной семье должно быть два родителя, как я и сказала.
— И, насколько я помню, такой семьей традиционно считается семья и с двумя детьми.
Пайн снова прислонилась спиной к стене.
— Ты хочешь сказать, что будет, как минимум, еще одна жертва?
— Еще один ребенок.
— Значит, нам нужно позаботиться, чтобы убийств больше не было.
— Легче сказать, чем сделать. У нас ничего нет на этого парня.
— А в Куантико есть какие-то схемы, в которые укладывалось бы наше дело?
— Я ничего подобного не видел. Перед отъездом я проверил архивы. Теперь, после новых убийств, мне следует снова туда заглянуть, но не думаю, что сумею найти аналогичные ситуации.
— Значит, наш убийца новый игрок.
Ларедо пожал плечами.
— Или старый игрок, который изменил образ действий. Но какова его мотивация?
— Если он создает семью, возможно, он потерял свою.
— Иными словами, жену и детей?
— Да. Но погоди, может быть, имеют место все четыре момента; этот парень наблюдал за уничтожением другой семьи, возможно, бывшей ему близкой.
— Дерьмо! И с чего начать его поиски?
— Это маленький город, если убийца отсюда, то задача будет несложной. Здесь живет не так уж много людей.
— Но если нет, задача может оказаться неразрешимой. Ты ведь некоторое время здесь жила, Этли.
— Я уехала из Андерсонвилля, когда была маленькой девочкой.
— Ладно, а когда ты сюда вернулась, кто-нибудь упоминал целую семью, которая была уничтожена?
Пока Пайн размышляла над его вопросом, на лице у нее появилось тоскливое выражение.
— Что? — спросил он, заметив ее реакцию.
— Пожалуй, все зависит от того, что считать уничтожением, — ответила она. — И если посмотреть на это понятие определенным образом, я знаю, что произошло с одной семьей из четырех человек.
— С какой?
Она посмотрела на него, и в ее глазах он увидел ужас.
— С моей.
Машину вела Пайн, Блюм устроилась рядом, Ларедо — на заднем сиденье.
Они подъехали к старому дому Пайн.
Роско сидел на крыльце и с трудом приподнял задние лапы, чтобы приветствовать их дружеским лаем и виляющим хвостом. Старый ржавый пикап Сая Таннера был припаркован перед домом.
— Так ты здесь жила? — спросил Ларедо, когда они выбрались из машины.
— Другая вселенная по сравнению с Куинсом, — ответила Пайн.
— Нет, правда, мне нравится здешняя запущенность.
Над бочкой с мусором поднимался дым, и они услышали шум, который доносился из задней части дома. Пайн подошла к Роско и почесала обвислые уши пса.
— Как поживаешь, старина? У тебя все в порядке? — спросила она.
В ответ Роско несколько раз лизнул ее руку.
— Сай! — позвала Блюм. — Вы здесь?
Они не получили ответа и обошли дом, направляясь к источнику шума. Там они увидели старое деревянное строение, дверь которого была распахнута, изнутри доносились громкие звуки.
Более всего они походили на работающую бензопилу.
Они подошли ближе, Пайн постучала в дверь, потом еще раз, но уже громче.
Шум пилы смолк, и в дверном проеме появился Таннер, державший в руках защитные очки. Он был в белой футболке, открывавшей бугрившиеся мышцы рук, и вельветовых брюках с ремнем и пряжкой с эмблемой «Будвайзера», который удерживал их на узких бедрах.
— Привет всем, — сказал он, с любопытством оглядывая нежданных гостей.
А затем, ко всеобщему удивлению, из-за его спины появилась маленькая девочка. Она также была в защитных очках, слишком для нее больших. Девчушка посмотрела на них, моргая под пластиком.
— Кто это? — поинтересовалась Блюм, не сводя взгляда с ребенка.
Улыбающийся Таннер наклонился над девчушкой.
— Дженни, дочь моей младшей. В прошлом месяце ей исполнилось семь. Она приехала в гости, верно, Дженни?
Дженни, с огромными голубыми глазами и светлыми вьющимися волосами, застенчиво посмотрела на взрослых и подергала деда за брючину.
Пайн посмотрела на Таннера.
— В гости? — спросила она. — А где ее мама?
Улыбка исчезла с лица Таннера.
— Ну она… занята, у нее важные дела.
Блюм перевела взгляд на дом.
— И она будет здесь жить? — осведомилась она. — Разве вам не нужно работать?
— Ну я надеюсь, что Агнес сможет подъехать и посидеть с ней, — ответил Таннер.
— Агнес слишком стара, чтобы присматривать за такой маленькой девочкой, — заметила Пайн.
— А больше Дженни не с кем оставить? — не унималась Блюм.
Неожиданно у Таннера сделался расстроенный вид.
— Я сумею о ней позаботиться, понятно? И не припоминаю, чтобы я спрашивал у кого-то разрешения. — Он посмотрел на Пайн. — Чего вы хотите? Я занят.
— Я бы хотела задать несколько вопросов, но только не в присутствии Дженни, — сказала Пайн.
Таннер ответил ей недоуменным взглядом, но Блюм сделала шаг вперед.
— Дженни, ты уже завтракала? — спросила она.
Девочка вопросительно взглянула на деда, который, в свою очередь, посмотрел на нее.
— Я… как раз собирался ее покормить, — сказал он.
— Что у вас есть? — спросила Блюм. — Крупа и молоко, может быть гренки?
— Да, это у меня есть, — ответил он. — Но молоко лучше проверить. Оно, ну вы понимаете… сегодня, я собирался сходить в магазин. А тостера у меня нет.
Блюм опустилась на корточки и посмотрела на Дженни.
— У меня несколько внучек, и две из них очень похожи на тебя, Дженни. А братья или сестры у тебя есть?
Дженни покачала головой.
— Хочешь посмотреть фотографии моих внучек?
Дженни взглянула на Таннера, и тот кивнул.
— Ладно, — тихо ответила девочка.
Блюм встала и протянула Дженни руку.
— А теперь поищем еду, может быть, нам удастся найти что-нибудь и для Роско, хорошо?
— Хорошо, — Дженни кивнула.
И они вдвоем направились в дом.
Пайн посмотрела им вслед, потом повернулась к Таннеру.
— Проклятье, Сай, что происходит? — спросила она. — Как она вообще здесь оказалась?
Таннер устало вздохнул, засунул защитные очки в карман брюк и провел рукой по густым волосам.
— Приятель моей дочери привез ее утром, — сказал он.
— Вы знали, что внучку к вам привезут?
— Черт, нет, — со вздохом ответил Таннер. — Я даже не знал про этого приятеля дочери. Когда я увидел Дженни в его грузовичке, я подбежал к ним, чтобы хорошенько ему врезать: никак не мог понять, почему Дженни с ним. Но он объяснил, кто он такой, и сказал, что Линда просит, чтобы я на некоторое время приютил Дженни.
— На некоторое время? Где живет Линда?
— В Алабаме. Рядом с Таскалусой.
— Таскалуса! Дорога сюда занимает четыре часа.
— Да, они выехали очень рано.
— А почему ее привез приятель Линды, а не она сама?
— Ну, тот парень… проклятье, забыл, как его зовут… сказал, что Линда вернулась в лечебницу.
— Она наркоманка? — вмешался Ларедо.
Таннер кивнул.
— Она давно подсела на мет. Но думала, что сумела избавиться от зависимости. Линда сорвалась, когда Дженни было два года, но тогда она сумела справиться. И мне казалось, что у нее все в порядке — до сегодняшнего утра.
— А ее приятель — он отец Дженни? — спросил Ларедо.
— Нет, — Таннер покачал головой. — Проклятье, я не уверен, что Линда знает, кто отец Дженни.
— Но как они узнали, где вы живете? — спросила Пайн.
— Линда и Дженни несколько раз приезжали в гости. Линда рассказала своему парню, как меня найти.
— И как долго Дженни будет с вами жить? — спросил Ларедо.
— Ну, тут нет никакой ясности.
— А ее парень не мог присмотреть за девочкой? — спросила Пайн. — И разве у Линды нет других друзей?
— Он идиот, который едва способен позаботиться о себе. Я удивился, что он сумел меня найти. И, насколько мне известно, у Линды нет друзей.
— А мать Линды? Ваша жена? — спросила Пайн.
— Она умерла шесть лет назад.
— Я сожалею.
— Мы давно разошлись. Главным образом, по моей вине. Она была достойной женщиной. Разве что пила слишком много, но мы все страдаем этим недостатком.
— И что вы намерены делать? — спросила Пайн. — Вы не в состоянии самостоятельно заботиться о семилетней девочке. Она не может спать в мешке для фасоли вместе с вами. У вас есть работающие туалет и кухня? А душ? Она должна ходить в школу. Вы собирались записать ее в школу в Андерсонвилле?
Таннер поскреб подбородок.
— Да, я знаю, тут много сложностей. Но, черт возьми, она только сегодня ко мне попала, — продолжал он, переходя к обороне. — Я заставил ее надеть защитные очки, когда она вошла ко мне в мастерскую.
Пайн и Ларедо обменялись встревоженными взглядами.
— Давайте подумаем, что мы можем сделать, — сказала Пайн. — Возможно, в городе есть люди, которые смогут… оказать вам помощь. Хорошо?
Таннер облегченно вздохнул.
— Это было бы очень кстати, — сказал он, но в следующее мгновение выражение его лица изменилось. — Так зачем вы снова приехали? Вы сказали, у вас появились новые вопросы?
Пайн посмотрела на Ларедо.
— Расскажи ему свою теорию о полной семье.
Ларедо так и сделал, и на лице Таннера появилось такое выражение, словно его сейчас стошнит.
— В каком же отвратительном мире мы живем, если больные ублюдки разгуливают на свободе? — заявил он голосом, полным ярости.
— Я все понимаю, Сай, — сказала Пайн. — Но, если преступления каким-то образом связаны с моей семьей, мы должны знать, видели ли вы здесь кого-то подозрительного. Может быть, заметили припаркованный неподалеку автомобиль или грузовик, из которого за вашим домом наблюдали. Возможно, кто-то проявлял интерес к самому месту?
Таннер прислонился к двери и задумался. Наконец, он покачал головой.
— Сюда приезжали только вы и Агнес. Подождите минутку, еще пару раз Грэм.
— Лорен Грэм? Зачем? — спросила Пайн.
Он рассмеялся.
— Привезла пирог с черникой, а потом бисквиты. — Он усмехнулся. — Возможно, я ошибаюсь, но она ко мне неравнодушна. Но я для нее слишком стар. — Он оглядел свои полуразвалившиеся владения. — Может быть, она хочет заполучить мои деньги. — Таннер рассмеялся.
— Кто-нибудь еще? — спросил Ларедо. — Кто угодно. Даже если он просто остановился, чтобы спросить дорогу?
— Ну, если подумать, кто-то около трех недель назад действительно припарковал машину поблизости от дома. Я проснулся очень рано, выглянул в окно и увидел автомобиль.
— И какая была машина? — спросил Ларедо.
— Необычная. Такая красная, что глазам становилось больно, если долго на нее смотреть, по форме похожа на «Бэтмобиль». Никогда прежде не видел такую.
— И на ней не было никакого названия или эмблемы? — спросил Ларедо.
— Я незаметно прошел по лесу, чтобы получше рассмотреть необычную машину. Ну вы же понимаете, мы в сельской Джорджии. С тем же успехом можно встретить «Роллс-Ройс» на Луне.
— Ну и что вы увидели, когда подошли ближе? — спросила Пайн.
— Меня поразили четыре выхлопные трубы, выходившие, как мне показалось, из багажника.
— А вам удалось разглядеть марку автомобиля?
Таннер нахмурил брови.
— Да, но я никогда не видел ничего похожего. «Паг…» дальше я не запомнил, — признался он.
— «Паг…»? — Пайн вопросительно посмотрела на Ларедо.
— Подождите минутку, «Пагани Уайра»[342]? — вскричал тот.
— Ну, не знаю относительно второго названия, но да, «Пагани», теперь я припоминаю, — оживился Таннер.
— Ты знаешь такой автомобиль? — спросила Пайн у Ларедо.
Он кивнул, но на его лице застыло удивление.
— Дорогая машина? — спросила Пайн.
— Тут все зависит от модели, но около трех миллионов долларов.
— Ничего себе, — фыркнул ошеломленный Таннер. — Такая цена за средство передвижения?
— Ну что тут скажешь. Это идет от синдрома «слишком-много-денег». Надо же их на что-то потратить. Впрочем, у меня такой проблемы не возникает.
Пайн медленно отвела взгляд от Ларедо.
— А в машине кто-то был, Сай? — спросила она.
— Нет, насколько я успел увидеть. Стекла были тонированными, и я боялся, что меня заметят.
— Почему? — спросила Пайн.
Таннер смутился.
— Послушайте, я живу здесь из-за того, что другой крыши над головой у меня нет. Я подумал, что у того, кто сидел в машине, есть какие-то права на дом, ну и все такое. Зачем еще сюда приезжать? Я не хотел вступать в дискуссию.
— А вы случайно не помните номеров машины?
— В этом все дело. Номеров не было. Во всяком случае, сзади.
— Хорошо, если машина снова появится, или вы вспомните что-то еще, дайте нам знать, договорились?
— Можете на меня рассчитывать.
Они вернулись ко входу в дом, и Пайн посмотрела на бочку для мусора, в которой все еще что-то горело.
— Сжигать что-то в бочке не самая разумная мысль, когда рядом ребенок, — заметила она.
— Проклятая штука загорается сама, — проворчал Таннер. — Должно быть, там остались угольки после предыдущего раза. Я налью туда воды.
— Хорошая мысль.
Они нашли Блюм в доме, где она кормила Дженни и Роско.
Блюм закончила и отвела Пайн в сторону.
— Ребенку нельзя здесь оставаться, — сказала она. — Она через неделю погибнет либо от недоедания, либо на нее обрушится лестница, либо нападет армия микробов.
— Я над этим работаю, — сказала Пайн, вытаскивая телефон и набирая номер.
Она поговорила пару минут, повесила трубку и повернулась к Блюм.
— Она перезвонит через пару минут.
— Кто?
— Лорен Грэм. Она думает, что у нее есть решение.
Как выяснилось, Грэм не ошиблась. Позднее они забрали Дженни вместе с небольшой сумкой, где лежали все ее вещи, объяснив Таннеру, какой выход они придумали.
Дженни отправится в семью, где уже есть две девочки такого же возраста: их дом находился в одном квартале от главной улицы. Отец был священником местной церкви, его жена не работала и имела репутацию очень заботливой матери.
Таннер сначала возражал, но Пайн и Блюм без особого труда его уговорили.
— Здесь самое главное — благополучие Дженни, Сай. Я знаю, что вы ее любите, но мне очевидно, что вам не по силам уделять девочке необходимое внимание и о ней заботиться. Из этого вовсе не следует, что вы плохой человек. Но сейчас нам следует думать о Дженни.
Некоторое время Таннер молчал, но в конце концов кивнул.
— Когда я был маленьким, учитель начальной школы рассказал нам историю про царя Соломона. Я не собираюсь рассекать ребенка на две части. Она должна поехать туда, где ей будут уделять необходимое внимание. — Он бросил взгляд через плечо на полуразвалившийся дом. — Меня вполне устраивает жить здесь, но для ребенка это совершенно невозможно.
Блюм улыбнулась.
— Что ж, только что вы повели себя как мудрый дедушка.
— Я буду навещать тебя каждый день, Дженни, — сказал Таннер внучке в открытое окно внедорожника Пайн, когда девочка устроилась на заднем сиденье.
— Ладно, пока-пока.
— Веди себя хорошо у этих людей, договорились?
Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Она захихикала и потерла кожу в том месте, где он ее поцеловал.
— Ты колючий, деда.
— Перед тем, как навестить тебя, я обязательно побреюсь, обещаю, милая.
Блюм положила руку ему на плечо.
— Мы обязательно будем проверять, как у нее дела. О ней будут хорошо заботиться.
Таннер повернулся к ней.
— Я знаю. Я… просто мне не хотелось, чтобы до этого дошло.
— В жизни почти всегда доходит до чего-то похожего. А потом ты адаптируешься и живешь дальше. Я проверю, как дела у вашей дочери и постараюсь убедиться, что она действительно проходит лечение от наркомании.
— Да, я также об этом подумал, Кэрол. — Они обменялись понимающими взглядами.
— Мы не хотим думать плохо о наших детях, но порой стоит раскрыть глаза, — заметила Блюм. — Иногда это единственный способ им помочь.
Таннер отступил назад, и Блюм села рядом с Дженни на заднее сиденье внедорожника. Пайн завела двигатель.
— Вряд ли здесь много людей, владеющих «Пагани», — сказал Ларедо, который на этот раз сидел рядом с Пайн.
— Я могу представить только одного, — ответила Пайн. — Джек Лайнберри.
Они высадили Блюм и Дженни рядом с ее новым временным домом, а Пайн и Ларедо поехали обратно в «Коттедж».
По пути Ларедо сделал несколько звонков и отослал ряд сообщений по электронной почте. Наконец он отложил телефон и недовольно вздохнул.
— Я не нашел «Пагани», зарегистрированный на имя Джека Лайнберри, но автомобиль может являться собственностью его компании.
— Да, такой вариант возможен.
— Но зачем ехать в такой бросающейся в глаза машине, если он собирался просто понаблюдать за твоим прежним домом?
— Я бы хотела знать ответ на твой вопрос.
— Полагаю, мы попытаемся это проверить?
— Да, обязательно. Но сначала нужно сделать базовую работу.
— Раньше, насколько я помню, тебе нравилось импровизировать.
Она на него посмотрела.
— Я люблю все готовить заранее не меньше, чем кто-либо другой. Но на это не всегда есть время.
— Вероятно, в Аризоне тебе приходится быстро принимать решения.
— Ты все правильно понимаешь. Обычно я там единственный агент ФБР, который проводит расследование.
— И тебе это действительно нравится?
Она бросила на него быстрый взгляд.
— А почему нет?
— А вот мне нравится иметь ресурсы. Делаешь звонок, и уже через несколько минут в твоем распоряжении целая команда. Ну а если нужно сделать тяжелую работу, всегда найдется агент или несколько, чтобы ее выполнить.
— Я не против тяжелой работы, если она ведет к аресту.
— Твоя подруга Блюм вчера вечером не только устроила мне проверку, но и сделала строгое предупреждение.
— В каком смысле?
— Она тебя защищала. Рассказала, как высоко ты поставила планку. Хотела убедиться, что я не стану вести против тебя грязную игру.
— Она хороший напарник.
— И еще она дала мне понять, что шоу на самом деле курирует она, как представитель администрации.
— И я бы не стала с этим спорить.
— Я слышал, что Клинт Доббс руководит штабом в Финиксе. Говорят, он может быть очень жестким.
— Однако он дал мне возможность все исправить, и я его за это уважаю.
— А если ты не сумеешь все исправить?
— Раз я сказала «гоп», значит, перепрыгну.
Они припарковались перед «Коттеджем» и вышли из машины. На противоположной стороне улицы был небольшой свободный участок земли, заросший травой. Группа детей играла там со старым мячом от кикбола[343].
— Сегодня в школе нет занятий? — спросил Ларедо.
— Похоже на то.
Он направился ко входу в «Коттедж», но заметил, что Пайн остановилась и наблюдает за детьми.
Он вернулся к ней.
— Думаешь о своей сестре или о Дженни? — спросил он.
— Может быть, о них обеих.
Ларедо смотрел, как двое старших детей играют против всех остальных.
— Иногда мне кажется, что было бы лучше оставаться ребенком и вечно играть в кикбол, — заметил он.
— Но ты же понимаешь, что очень скоро нам стало бы скучно.
— Серьезно, этих детей ждет много трудностей, когда они вырастут, и вовсе не из-за того, что они родились в маленьком городке. Мир вокруг меняется слишком быстро.
— Однако в некотором смысле остается неизменным. В нем есть плохие люди, совершающие жестокие поступки.
— Наверное, нам никогда не придется искать работу.
— И все же было бы замечательно, если бы мы когда-нибудь устарели.
Она уже собралась повернуть к «Коттеджу», когда ее внимание вновь привлекла группа детей.
— Эни, мини, майни, мо, — начал самый старший, по очереди показывая пальцем на двух самых маленьких детей. Он закончил счет на одном из них, выбрав его в команду, и тот радостно улыбнулся. Второй с унылым видом отступил назад.
— Дерьмо, — пробормотала Пайн.
— Что?
— Ребенок, на котором закончилась считалка, стал победителем. Его выбрали в команду.
— Ну да.
— Я всегда думала, что тот, на ком заканчивается считалка, проиграл.
— Наверное, могут быть оба варианта; все зависит от того, кто устанавливает правила. В фильмах «Криминальное чтиво» и «Прирожденные убийцы» используют считалку, чтобы выбрать того, кто должен умереть. И тот, на кого выпадает последнее слово, отправляется в расход. Я бы назвал его проигравшим.
Пайн ничего не ответила.
— Но почему это имеет для тебя такое значение? — спросил Ларедо, не дождавшись от нее реакции.
Она рассказала о том, как мужчина, оказавшийся много лет назад в ее спальне, произносил эту считалку, когда выбрал Мерси.
— Он закончил счет на Мерси. Я это помню отчетливо. Но я всегда думала, что проигравшей была она. Ведь ее забрали. А я осталась. Я стала победительницей.
— И что произошло с тобой?
— Мужчина, забравшийся к нам в дом, проломил мне череп. Доктора сказали, что лишь чудо помогло мне пережить ту ночь. Я не умерла. Вот почему я решила, что худшая участь выпала Мерси. Что он ее забрал, чтобы убить.
— То есть ты хочешь сказать, что когда он закончил считалку на Мерси?..
Она посмотрела на него.
— Может быть, он выбрал ее, чтобы Мерси осталась жить.
Пайн поднялась в свой номер, разделась, встала под душ и позволила горячей воде омыть тело.
Ты идиотка. В течение тридцати ужасных лет ты была идиоткой. В том числе тринадцать лет в ФБР, идиотка.
Она прижалась головой к стенке из стекловолокна.
Ей одновременно хотелось плакать и смеяться. Плакать из-за собственной глупости — за все годы ей ни разу не пришло в голову, что считалка могла иметь противоположный смысл. А еще ей хотелось кричать от радости — ведь если в ту ночь она стала проигравшей, значит, Мерси была победительницей.
А победителей не убивают.
Пайн понимала, что занимается вульгарными и, скорее всего, идиотскими спекуляциями. Ее «доказательством» стало наблюдение за ребенком, который выбирал напарника для игры в кикбол. А в двух фильмах, упомянутых Ларедо, персонаж, на которого падал выбор, умирал. От абсурдности подобных рассуждений ей хотелось кричать.
Она слизнула воду с губ и закрыла глаза. В своих воспоминаниях она видела, как палец касается сначала ее лба, потом лба сестры, ее кожи, затем кожи Мерси. И вдруг на нее обрушился кулак, возможно, даже не один раз. Пайн ни в чем не могла быть уверена, ведь считалось, что она потеряла сознание после первого удара.
Но я должна была стать проигравшей. Он коснулся Мерси последней и хотел меня убить. Вероятно, считал, что я мертва. И забрал Мерси.
Но зачем?
Похититель не присылал записок с предложением выкупа. Впрочем, это ничего бы не изменило. У ее родителей не было денег. В 1989 году в окрестностях Андерсонвилля штат Джорджия? Быть может, этот человек был одержим близнецами? Он наблюдал за ее семьей? И хотел ее убить? Почему?
Мне было шесть лет. Мужчина был в маске. Я не могла его идентифицировать. Если он хотел помешать мне закричать или попытаться предупредить родителей, он мог добиться этого множеством способов — и не пробивать мне череп.
Она вышла из душа, вытерлась, завернулась в полотенце и села на кровать, потом взяла телефон, потому что горячая вода — один из любимых стимуляторов размышлений — способствовала появлению новой мысли. И возможной зацепки.
Пайн сделала фотографии всех папок старого полицейского расследования исчезновения сестры. И сейчас ее интересовало вполне определенное место.
Шесть часов утра. В полицейских отчетах было написано, что именно в это время мать вошла в их комнату и обнаружила, что Мерси исчезла, а Пайн получила тяжелую травму. Сейчас Пайн просматривала полицейские записи тех событий. Время подтверждали другие свидетели.
Но проблема состояла в том, что ее мать придерживалась определенного порядка в отношениях с дочерьми. Каждый день она укладывала их спать в девять часов. Затем проверяла в десять, чтобы убедиться, что они в постели, а не играют. Пайн так часто ловили, что она хорошо знала правила. Джулия приходила будить дочерей ровно в семь тридцать, чтобы они помылись, оделись, позавтракали и успели на школьный автобус, который останавливался у дома в восемь тридцать. И хотя это происходило десятилетия назад, подобный порядок являлся частью жизни Пайн, день за днем. И потому навсегда отпечатался в ее сознании.
Поэтому ее мучил вопрос: почему в тот день мать пришла в их комнату в шесть часов утра? И теперь, когда она размышляла о тех давних событиях, она не могла вспомнить, проверяла ли их мать в десять часов.
Пайн одновременно любила и ненавидела несоответствия. Она их ненавидела из-за того, что они могли быть необъяснимыми. Но иногда начинали ей нравиться — когда приводили к прорыву в расследовании.
Она надеялась, что наступил именно такой момент.
Не исключено, что ее мать проснулась после вечера с выпивкой и травкой и побежала проверить детей. Может быть, из-за похмелья она потеряла счет времени. Или подумала, что проспала, и девочки опаздывают в школу.
Пайн потрясла головой, надеясь, что в голове у нее прояснится.
В шесть часов утра в то время года было еще темно. Как могла мать решить, что они проспали?
Пока Пайн одевалась, она нашла ответ: мать не могла так подумать. Значит, существовало другое объяснение.
Пайн спустилась на первый этаж «Коттеджа», где обнаружила сидевшую на стуле Блюм.
— Дженни в хороших руках, — сказала Блюм. — Я внимательно там все осмотрела, прежде чем ее оставить.
— Ни на мгновение в этом не сомневалась.
— Миз Куорлс подвезла меня сюда, и мы с ней отлично поболтали. Она очень заботливая и образованная женщина.
— Я рада.
— Дженни чудесная маленькая девочка. Как только она ко мне попривыкла, то начала болтать без умолку.
— Я не удивлена.
— А почему мне кажется, что тебя посетило откровение?
— Неужели ты читаешь мое лицо как открытую книгу?
— Она открыта не для всех, только для меня. Расскажи.
Пайн села напротив и рассказала о расхождениях во времени.
— Да, это вполне можно считать откровением, — сказала Блюм. — Теперь поделись своими теориями.
— Пока я не уверена. Тут может быть несколько причин. Некоторые вполне безобидные, другие весьма сомнительные.
— Так назови их.
Пайн покачала головой.
— Пока нет. Я должна подумать.
— Звучит разумно.
— Я очень рада, что Дженни удалось пристроить.
— Кто бы мог подумать, что у Сая Таннера такая милая внучка? Конечно, он понятия не имел, что с ней делать. Он и за собой с трудом ухаживает.
— Как хорошо, что священник и его семья взяли Дженни.
— Кстати, о детях. Удалось установить личность мальчика?
— Нет, насколько мне известно. Но у нас появилась ниточка.
Пайн рассказала, что Таннер видел «Пагани» возле ее старого дома.
— И ты думаешь, это может иметь отношение к Джеку Лайнберри? — спросила Блюм.
— А ты полагаешь, что «Пагани» растут здесь на деревьях?
— Но зачем ему следить за твоим старым домом?
— Даже если это была его машина, совсем не обязательно, что в ней сидел он.
— Верно. И как ты намерена с этим разобраться?
— Я еще не решила. Эдди не сумел проследить машину до Лайнберри, но тут существует множество уловок.
Зазвонил телефон Пайн, она посмотрела на экран и вздрогнула.
— Сообщение от Стэна Кэшингса.
— Он отвечает на вопрос о «Плаще и кинжале»? — заинтересовалась Блюм.
Пайн кивнула и принялась читать сообщение.
На глазах Блюм выражение лица Пайн изменилось от любопытства на потрясение, а потом недоверие.
— Не думаю, чтобы ты когда-нибудь так выглядела, — с тревогой заметила Блюм.
Пайн на нее посмотрела.
— Ну я даже представить не могла ничего похожего.
— Так все дело в «Плаще и кинжале»? Это бар, как ты и думала?
— Да и нет.
— Я не понимаю. Либо одно, либо другое.
— Вовсе нет, если верить Стэну. Он провел глубокое расследование и написал мне, что не может получить все ответы, и не только из-за того, что это происходило очень давно, дело в том, что информация засекречена.
Теперь пришла очередь Блюм удивиться.
— Засекречена? Что это за бар такой?
— Операция под прикрытием, которую проводило PC, — сказала Пайн, имея в виду Разведывательное сообщество[344].
— Операция под прикрытием? В баре? Кого они хотели поймать?
— Обладая лишь незначительной информацией, Стэн полагает, что операция была связана с международным шпионажем.
— Они назвали свой штаб «Плащ и кинжал»? Тебе не кажется, что это слишком?
— Он спросил у тех, кто был в курсе, и они ответили, что тут не обошлось без иронии. Повсюду открывалось множество новых баров с необычными названиями. Ну ты понимаешь, как в прошлом магазины, торговавшие без разрешения алкоголем, куда пропускали после того, как ты произносил тайный пароль или входил в телефон-автомат и звонил по определенному номеру, который тебе дали, и тогда дверь открывалась. В те времена еще продолжалась холодная вой-на, хотя она уже приближалась к концу, а в конце десятилетия перестала существовать Берлинская стена.
— Они кого-нибудь поймали?
— Судя по всему, да. Не называя имен, Стэн дал мне понять, что операция была исключительно успешной.
— Но как это связано с твоими родителями? И почему у твоего отца было столько подставок для пива?
— Стэн не смог выяснить. Никто не назвал ему имен тех, кто участвовал в операции.
— Иными словами?..
Лицо Пайн стало пепельно-бледным.
— Иными словами, все сводится к тому, что мой отец там работал и, возможно, помог схватить плохих парней, по крайней мере, я так думаю.
— Или?
Пайн печально посмотрела на свои руки.
— Или он был плохим парнем и сбежал, и они оказались здесь.
Морг.
Снова.
Внутри у Пайн все сжималось, чего прежде с ней не случалось, когда она подходила к мертвому телу. Причина сомнений не вызывала.
Тело принадлежало ребенку.
Она, Уоллис и Ларедо стояли возле металлического стола, на котором лежал убитый мальчик.
Судмедэксперт, та же женщина, что и прежде, держала в руке планшет и смотрела на экран.
Блюм вежливо отказалась составить им компанию, за что Пайн была ей благодарна. Мать шестерых детей и бабушка с дюжиной внуков не должна смотреть на такое.
Проклятье, никто не должен.
— Причина смерти? — спросил Уоллис, который явно с трудом справлялся с тошнотой.
— Если хотите услышать понятное определение, перелом повешенных, — ответила судмедэксперт.
— Это объясняет странное положение шеи, — сказал Ларедо.
— Он умер от повешения? — спросил Уоллис. — Иными словами, его задушили?
— Нет, — покачала головой судмедэксперт. — Это, конечно, называется «перелом повешенного», и он может привести к смерти от удушения, но мальчика не повесили. Техническое название для такого — перелом ножек дуги второго шейного позвонка. На самом деле это просто критический перегиб позвоночного столба от воздействия на подбородок снизу. В результате спинной мозг передавливается первым и вторым шейными позвонками — и смерть тут была мгновенной или настолько близкой к мгновенной, насколько это возможно.
— Но как добиться такого результата? — спросила Пайн.
— Подобного рода повреждения бывают в автомобильных катастрофах, при затяжных прыжках с парашютом и даже в контактных видах спорта. Ты на что-то налетаешь или ударяешься подбородком — подбородок приподнят вверх, голова откинута назад, к верхней части спины. Если предмет достаточно твердый, а удар сильный, это может сломать позвоночник.
— И что произошло в нашем случае?
— У меня нет полной уверенности, но это не просто догадка, потому что на теле есть синяки. Например, на подбородке, — продолжала объяснять судмедэксперт. — Челюстная кость, самая прочная кость лица, треснула, а это совсем не просто сделать.
— Подождите минутку, — вмешался Ларедо. — Он мог умереть во время автомобильной катастрофы?
Женщина покачала головой.
— Я так не думаю, — ответила она. — Тогда остались бы другие следы. Ну а если учесть современные средства безопасности, сначала надо было бы расстегнуть ремень. И если бы это произошло в данном случае, мы бы увидели целую серию других повреждений. Одно могу вам сказать: тот, кто убил мальчика, знал свое дело. Перелом чистый.
— Может быть, он прошел военную подготовку? — предположил Уоллис. — Гиллеспи служил в армии. Возможно, убийца знал его раньше и затаил обиду.
— Тело так и не удалось идентифицировать? — спросил Ларедо, глядя на Уоллиса.
— Пока у нас ничего нет, — ответил тот. — Мы разослали описание и портрет в средства массовой информации и попросили помощи.
— И на него нет никакой информации из Национального центра пропавших и эксплуатируемых детей, — добавил Ларедо.
— Складывается впечатление, что его просто не существует, — сказала Пайн и снова посмотрела на тело. — Но он здесь. У него была какая-то жизнь. Кто-то ее отнял. И он за это заплатит.
На обратном пути в Андерсонвилль Ларедо посмотрел на сидевшую за рулем Пайн.
— Ты в порядке? — спросил он.
— Да, со мной все прекрасно, Эдди. Я ничего там не почувствовала. А как ты? Давай зайдем куда-нибудь, поедим, выпьем пива, развлечемся.
— Ты знаешь, что я имел в виду совсем другое.
Она ничего не ответила.
— Я тоже хочу снести подонку голову, Этли. И что с того? — со вздохом продолжал он. — Мы не можем. Наша работа состоит в том, чтобы поймать сукина сына, а не казнить его.
— Я не новичок и не нуждаюсь в уроке полицейской этики, большое спасибо. Я лишь спускаю пар. Это преступление?
— Нет. Более того, полезно для здоровья. Так что давай, продолжай в том же духе.
— Мы не можем допустить, чтобы еще один человек умер, Эдди. Другой ребенок.
— Ты думаешь, он выбрал именно этого мальчика из-за того, что смог легко до него добраться? Может, у него не было семьи и никто о нем не заботился.
— Зачем все усложнять, когда в этом нет никакой необходимости? И насколько больным нужно быть, чтобы сделать такое с ребенком?
— Обычно мы имеем дело с больными людьми, Этли. По умолчанию. — Он постучал пальцами по ручке кресла. — Ты думаешь о девочке, спасенной тобой во время «сигнала Эмбер»?
Она не ответила.
— Нельзя, чтобы это становилось личным, тебе это известно не хуже, чем мне. На самом деле, если помнишь, ты прочитала мне целую лекцию на эту тему в округе Колумбия.
— Дело Макаллистера, — автоматически сказала Пайн.
— Парень насиловал и держал взаперти маленьких девочек, и они рожали ему детей в течение пятнадцати лет. А когда девочкам исполнялось восемнадцать, он их убивал. Не существовало на свете урода ужаснее. Мне со страшной силой хотелось пустить ему пулю в лоб, когда нам наконец удалось его поймать. И ты сумела меня остановить.
— Я помню, Эдди. Я знаю, что ты говоришь правильные вещи. И я их принимаю. Я ничего не испорчу, когда мы доберемся до убийцы.
— Ни секунды в этом не сомневался, — твердо ответил Ларедо.
Она удивленно на него посмотрела.
— Ты серьезно, даже после того, что случилось с парнем после «сигнала Эмбер»? — спросила она.
— Послушай, всем необходимо хотя бы раз спустить пар.
Лицо Пайн смягчилось.
— Мне нравится Эдди два-ноль намного больше, чем предыдущая версия.
— Да, даже моя бывшая мне так сказала. Дениз добавила, что я лишь неудачно выбрал время.
— Ну, в жизни часто все зависит от выбора момента.
Зазвонил телефон Ларедо, он нажал на кнопку и стал слушать. Когда он отключил связь и ничего не сказал, Пайн с тревогой на него посмотрела.
— Пожалуйста, не говори мне…
— Нет, это Уоллис. У нас хорошие новости. У них появилась информация на мальчика. С адресом.
— Где?
— Нам нужно вернуться в Колумбус, Джорджия.
Пайн развернулась на сто восемьдесят градусов и вдавила педаль газа в пол.
Франсиско Гомес.
Все называли его Фрэнки, так сказали Уоллису, Пайн и Ларедо: наверное, чтобы ему было легче приспособиться к новой жизни.
Они сидели в гостиной маленького домика, расположенного довольно далеко от роскошных апартаментов Ханны Ребане и Бет Клеммонс, где недавно умерла Клеммонс. Франсиско Гомес жил в районе, знававшем лучшие дни и ночи. Здесь селился рабочий класс — кусок заброшенной Америки, где все вокруг вызывало болезненные чувства.
Напротив них на стуле сидела женщина за сорок с мышиными волосами в узорчатом хлопковом платье и черных туфлях без каблука. Ее звали Джини Дункан, и в ее глазах стояли слезы.
— Фрэнки был хорошим мальчиком, — сказала она, вытирая глаза платком.
Пайн слышала, как наверху кричали и смеялись дети, а топот маленьких ног грозил сломать стропила.
— Когда вы взяли его к себе? — спросил Уоллис, который открыл свой официальный блокнот и приготовился записывать.
— Около шести месяцев назад. Кажется, он появился здесь из Техаса. На самом деле полной ясности с этим не было. Мы берем к себе детей. Сейчас с нами живут трое. — Она подавила рыдание. — Не считая Фрэнки.
— Мы? — уточнила Пайн. — Вы и ваш муж?
— Да. Сейчас Роджер на работе, в местном агентстве по продаже автомобилей.
— Он продавец? — спросил Ларедо.
— Нет. Механик. Продавцам платят в основном комиссию. А нам нужен постоянный доход. Роджер хорошо знает свое дело и неплохо зарабатывает. Но они столько берут с клиентов за его услуги, что он должен получать больше, — быстро добавила она. — А так мы едва сводим концы с концами.
— У вас есть свои дети? — спросил Ларедо.
Она покачала головой.
— У нас так и не получилось. Моя вина. Поэтому мы стали приемными родителями. Этим детям необходимы взрослые, которые будут вести их по жизни.
— Да, так и есть, — сказал Уоллис. — Это очень благородно с вашей стороны.
— Мы действуем через нашу церковь. Они принимают детей из других частей страны. Нам пришлось пройти множество проверок, но мы не возражали, ведь дети драгоценны. Конечно, нам платят. Большая часть денег идет на детей, но кое-что остается. Это трудная работа.
— Я не сомневаюсь, — сказал Уоллис и достал что-то из кармана. — А теперь, мадам, нужно провести официальное опознание Фрэнки. У меня есть фотография.
Дункан напряглась.
— Я видела его портрет в новостях, — сказала она. — Именно по этой причине я вам позвонила. Я… должна посмотреть?..
— Если возможно, — мягко сказал Уоллис. — Чтобы отбросить все сомнения.
Уоллис протянул фотографию.
Дункан посмотрела на нее, сжалась, побледнела и поспешно вернула ему снимок.
— Это… Фрэнки, — прошептала она.
Уоллис убрал фотографию.
— Мы сочувствуем вашей потере, — сказал он.
Шум наверху усилился.
— Остальные дети не знают. Они еще такие маленькие, и я думаю, не нужно им ничего говорить. Просто скажу, что Фрэнки теперь в другой семье.
— Вы сами решите, как лучше, миз Дункан, — сказал Уоллис.
— Когда вы в последний раз видели Фрэнки? — спросила Пайн.
Дункан откинулась на спинку стула, половина обивки которого облезла, и поверх набросили старый коврик.
— Три дня назад, — ответила она. — Фрэнки ушел в школу, а когда вовремя не вернулся, я стала расспрашивать соседей, не видел ли его кто-то. Он уже успел завести друзей, и я подумала, что он пошел к кому-то из них в гости.
— Как он ездил в школу и как возвращался домой?
— На автобусе. По утрам я обычно провожала его до остановки. Но днем он возвращался сам. Здесь полно детей. И родителей.
— В то утро вы также проводили его до остановки?
Джини Дункан покачала головой, и ее глаза снова наполнились слезами.
— Нет. Он… сказал, что знает дорогу и хочет пойти один. Я подумала… его смущает то, что я с ним хожу. Большинство соседских детей идут до остановки сами. Может быть, они над ним смеялись.
— А вы узнавали, присутствовал ли он на всех уроках? — спросила Пайн.
— Да, он был на всех.
— И сел на автобус, который возвращался домой?
— Да.
— И вышел на обычной остановке?
На лице Дункан появились сомнения.
— Дело в том, что дети и родители, с которыми я разговаривала, не смогли сказать наверняка. Полиция побеседовала с водителем автобуса, но на каждой из множества остановок садится и выходит столько детей, что он не всегда в состоянии запомнить, кто, когда и где. И… там было много мальчиков, похожих на Фрэнки.
— Вы хотели сказать латиноамериканцев?
— Да.
— Значит, вам не удалось убедиться, что он вышел на своей остановке?
— Не удалось. Но зачем ему выходить в другом месте? Он хорошо знал свою остановку.
— Возможно, кто-то предложил ему выйти раньше.
— Но кто мог так поступить? Даже если и так, Фрэнки не стал бы выходить в другом месте. Я постоянно его предупреждала, чтобы он не разговаривал с незнакомцами.
— Это мог быть человек, которого он знал.
— Я не могу поверить, чтобы кто-то из тех, кто нас знает, так поступил с Фрэнки.
— Он мог пойти домой вместе с кем-то из других ваших детей?
— Нет, они ходят в детский сад. И в другое время. Фрэнки учился в четвертом классе. У меня никогда не возникало сомнений относительно автобуса. Он хорошо говорил по-английски, сказал нам, что его научила мама.
— А где его родители?
— Я не знаю. Мне никто ничего не говорил. И у Фрэнки было совсем немного их фотографий. Кажется, он родился здесь.
Ларедо посмотрел на Пайн.
— И как вы поступили, когда не сумели его найти? — спросила та.
— Я начала звонить всем подряд, в том числе в школу. В конце концов я сообщила в полицию.
— Они приехали и все записали? — спросил Уоллис.
— Да. Больше они не появлялись. Пока я… пока не увидела фотографию и не услышала описание в новостях. Я сразу поняла, что это Фрэнки. — Она поджала губы. — Могу я… вы мне не расскажете, что с ним случилось?
Уоллис посмотрел на двух агентов ФБР, прежде чем ответить.
— Его смерть произошла не от естественных причин, и я сожалею об этом, — ответил он.
И вновь ее глаза наполнились слезами.
— Кто-то причинил ему боль?
— Боюсь, что так.
Пайн наклонилась вперед.
— Вот почему так важно, чтобы вы рассказали нам все, что помните, — сказала она. — О его друзьях. О людях, которых он упоминал. О подозрительных личностях, крутившихся около вашего дома в последнее время.
— Я ничего такого не помню. Фрэнки прожил с нами не так уж долго.
— Во что он был одет в тот день?
— В джинсы, красный свитер и кроссовки. Его… нашли в этой одежде?
— Не совсем. А ваш муж? Он может знать что-то полезное?
— Роджер проводил с Фрэнки совсем немного времени. Он умеет обращаться с детьми и любит их, как и я. Но ему приходится много работать.
— Он когда-нибудь брал Фрэнки с собой на работу? Маленькие мальчики любят машины.
— Ну, теперь, когда вы об этом упомянули, я вспомнила. Такое было, один или два раза. В субботу или в воскресенье.
— А какие машины продают в салоне, где работает ваш муж? — спросила Пайн, искоса посмотрев на Ларедо.
— «Мерседес-Бенц», — она улыбнулась. — Это забавно.
— В каком смысле? — спросила Пайн.
— Роджер водит десятилетний грузовичок пикап «Джи-Эм», а у меня подержанная «Киа». — Она посмотрела на них и улыбнулась сквозь слезы. — Но, если вам нужна роскошная машина, чтобы вы были счастливы, значит, с вами что-то не так.
— Заставляет меня вспомнить о песне Дженис Джоплин про бога, покупающего ей «Мерседес-Бенц», — ответил Ларедо. — Но, в отличие от друзей Джоплин, мои на «Порше» не ездят.
— Вы сказали, что ваш муж сейчас на работе? — спросила Пайн.
— Да. Он очень расстроился из-за смерти Фрэнки, — ответила Дункан. — Он и еще несколько отцов, живущих рядом, отправились его искать, они спрашивали, не видел ли кто-то нашего мальчика. Но никто ничего не знал.
— Нам нужно поговорить с вашим мужем.
— Я могу дать вам адрес. Агентство находится в другой части города.
— Благодарю вас. Кстати, вы знаете Ханну Ребане или Бет Клеммонс?
Пайн внимательно смотрела на женщину, ожидая какой-то реакции. Однако Дункан была явно сбита с толку.
— Нет, а кто они такие?
— Просто люди, которые могут иметь отношение к данному делу. У вас есть фотография Фрэнки?
— Да, я сняла его на телефон, когда он здесь появился, потом распечатала фотографию и вставила в рамку. Мы так всегда делаем с нашими детьми. Чтобы они почувствовали себя частью семьи.
— Это очень мило. Вы не против, если я на время возьму снимок? — спросил Уоллис. — Мы обязательно вам его вернем.
Дункан принесла фотографию, отдала ее Уоллису и проводила их до двери.
— Я позвоню Роджеру и предупрежу, что вы приедете, — предложила Дункан.
— В этом нет необходимости, — быстро сказала Пайн. — Все будет хорошо. Скорее всего, мы не задержим его надолго.
— Хорошо, — сконфуженно проговорила Дункан.
— И последнее, — сказал Уоллис и достал из кармана амулет со святым Христофором. — Вы его раньше видели? Фрэнки его носил?
— Нет, он никогда не носил ничего подобного.
Когда они шли к машине, Уоллис сказал:
— Либо Фрэнки где-то нашел кулон, либо убийца надел его на мальчика. Я склонен думать, что верно последнее.
— А почему ты не хотела, чтобы Дункан позвонила мужу? — спросил Ларедо у Пайн.
— В чистом виде интуиция. Интересно, сколько салонов в Джорджии продают «Пагани»?
— «Пагани»? — воскликнул Уоллис. — А это еще что такое?
— Итальянский автомобиль, который стоит около трех миллионов долларов, — ответил Ларедо.
Уоллис недоверчиво на него посмотрел.
— Три миллиона долларов за машину!
— И некоторые люди готовы платить такие деньги.
— В Джорджии? — с сомнением протянул Уоллис.
— Тут нельзя ничего сказать заранее.
— Но муж Дункан работает в местном представительстве «Мерседеса», а не этого… «Пагани», — заметил Уоллис.
— Верно, — рассеянно подтвердила Пайн.
Она размышляла о чем-то другом.
— И какое отношение «Пагани» имеет к происходящему? — не унимался Уоллис.
— Кто-то следил из такого автомобиля за старым домом Этли, — сказал Ларедо.
Уоллис покачал головой.
— Машина стоимостью в три миллиона в Андерсонвилле? — удивился он. — Вот уж никак не ожидал, что здесь такое можно увидеть.
— Ну, я бы хотела увидеть «Пагани» и того, кто его водит, — сказала Пайн. — А сейчас давайте ограничимся «Мерседесом». И Роджером Дунканом. — Она посмотрела на Ларедо. — Мои друзья также не ездят на «Порше».
— Может, вместо того чтобы покупать нам «Мерседес», Господь даст новую подсказку, — заметил Ларедо.
— Не стоит ли в таком случае сказать: «Аминь»? — спросил Уоллис.
— Аминь, — вместе сказали Пайн и Ларедо.
Роджер Дункан неспешно вытер руки грязной тряпкой и жестом пригласил их последовать за ним в маленькую комнатушку, находившуюся рядом с площадкой, где он занимался «Мерседесом» с серым кузовом.
Он был долговязым, с мускулистыми предплечьями.
Они объяснили, почему приехали. Он прислонился к стене, убрал прядь светлых волос с лица, сложил руки на груди и вздохнул.
— Вот дерьмо. Он действительно мертв? Маленький Фрэнки? Какого дьявола?
— Боюсь, так и есть, — подтвердил Уоллис. — Ваша жена сказала нам, что он иногда приходил с вами сюда?
— Пару раз. Здесь строгие правила по поводу таких вещей, их беспокоит безопасность. Но дело было на выходных, я взял его с собой на рабочую площадку и объяснил некоторые вещи, которые делаю, даже позволил посидеть в автомобилях. Он считал, что это очень круто. Я никогда не рассказывал, сколько они стоят. Скорее всего, он, как и я, никогда не смог бы купить себе такую машину.
— А вы знакомили Фрэнки с кем-нибудь, когда приводили его сюда? — спросил Ларедо.
— Да, с парой других механиков. С Доном, который работает в офисе. Он немного поговорил с Фрэнки, пока я был чем-то занят. И еще с одним из продавцов. А почему вы спрашиваете?
— Мы просто хотим понять, как он оказался в Андерсонвилле, штат Джорджия, поэтому пытаемся отыскать людей, с которыми он входил в контакт в последнее время, — ответил Ларедо.
— Ну мне трудно представить, чтобы кто-то из них мог причинить ему вред. Да и зачем им это? Они, как и я, работают здесь довольно давно.
— Когда вы в последний раз видели Фрэнки? — спросила Пайн.
Роджер Дункан ненадолго задумался.
— Я как раз собирался на работу, когда он уходил в школу в тот день. Накануне вечером мы вместе поужинали. Он отправился спать. А на следующий день пошел в школу, — добавил он оправдывающимся тоном. — Джини замечательная мама. Она следит за детьми, как настоящий коршун. Но они все должны ходить в школу.
— И ваша жена встревожилась, когда он не вернулся после уроков домой? — спросила Пайн.
— Черт, да. Джини пришла в неистовство. От нас до автобусной остановки всего несколько кварталов. Там выходит много детей, и мы никогда не волновались. Она позвонила мне на работу. Потом в агентство, через которое к нам попал Фрэнки, но они ничем не смогли помочь. Она начала звонить всем подряд, но никто его не видел после того, как он ушел из школы. Тогда она сообщила в полицию, что он пропал. Я ушел с работы пораньше, чтобы поискать Фрэнки, и ко мне присоединились другие отцы, которые живут рядом.
— Ваша жена нам об этом рассказала, — заметил Уоллис.
— Проклятье, как он мог там оказаться? Насколько далеко находится это место?
— Часа полтора на машине, — ответил Уоллис.
— Безумие какое-то. Вы думаете, его похитил какой-то извращенец? А тот, кто его убил… он не… ну вы знаете?
— Нет, Фрэнк не подвергся сексуальному насилию, если вы об этом.
— В последнее время мы слышим ужасные вещи, — с отвращением сказал Дункан. — Ну как можно называть людьми типов, которые совершают такие поступки?
— А у вас есть какая-то теория, объясняющая, что произошло с Фрэнки? — спросила Пайн. — Может быть, вы видели необычные машины? Или странных людей, слонявшихся около вашего дома?
— Нет, ничего такого. Мы живем тесной общиной. И приглядываем друг за другом. Если бы у кого-то возникли подозрения, нам бы обязательно сказали. — Он замолчал и опустил глаза. — Я полагаю… мы должны позаботиться о его… останках?
— Верно, — ответил Уоллис. — Мы дадим вам знать, когда можно будет забрать тело, мистер Дункан. Вероятно, это произойдет довольно скоро.
— Хорошо. Проклятье. Кто мог захотеть причинить вред ребенку? — возмущенно заявил Дункан.
— Ответ на этот вопрос может вас удивить, — сказала Пайн, внимательно глядя на него. — Вы здесь чините только «Мерседесы»?
— Да, примерно девяносто процентов времени.
— А остальные десять?
— Машины, которые называют экстравагантными.
— Какие именно?
— «Астон Мартин», «Роллс-Ройс». Один раз мне даже пришлось поработать с «Ламборгини Венено». Было круто. — Он робко улыбнулся. — Эта машина стоит больше, чем я смогу заработать за всю жизнь.
— А как насчет «Пагани»? — спросила Пайн.
— «Пагани»? — фыркнул он. — Здесь нет «Пагани».
— Значит, вы знаете эту марку? — спросил Ларедо.
— Да я их видел только в журналах. Дьявольски красивые машины. Я бы хотел повозиться с одной из таких.
— А как звали парня из офиса, о котором вы упоминали? — спросил Ларедо.
— Дон. Дон Бигелоу. Он работает здесь уже очень давно.
— Спасибо.
Пайн, Ларедо и Уоллис направились в офис, где обнаружили Бигелоу, ширококостного мужчину лет шестидесяти с бросавшимся в глаза приличным животом. Бигелоу сидел за столом и умудрялся одновременно перебирать бумаги и стучать по клавишам компьютера.
— Чем могу вам помочь? — спросил он, приподняв на лоб очки в роговой оправе. — Вы намерены сразу купить машину или вам нужен кредит? Обычно сначала приносят бумаги.
Пайн показала свой значок, и ее примеру последовали Ларедо и Уоллис.
— Мы не собираемся ничего покупать, нам нужна информация, — ответила Пайн.
Бигелоу нервно на них посмотрел.
— ФБР? Только, пожалуйста, не говорите, что какие-то парни растратили деньги или еще что-то в таком же роде. Послушайте, вы можете проверить все документы. Я чист как стеклышко.
— Нет, мы здесь совсем по другой причине, — продолжала Пайн. — Насколько мы поняли, Роджер Дункан приводил сюда своего приемного сына Фрэнки.
Бигелоу удивленно на них посмотрел.
— Вы имеете в виду маленького мексиканца?
— Да, — подтвердила Пайн.
— Верно, было такое. Симпатичный мальчик. Ему нравились машины. Черт, а кто бы отказался иметь «Мерседес» у себя перед домом? — Он смолк и с подозрением на них посмотрел. — А почему вы спрашиваете про мальчика? Ведь с ним ничего не случилось, верно?
— Вы не слышали новости? — спросила Пайн.
— Что?
— С ним действительно кое-что случилось, — вмешался Уоллис.
— Что? — повторил Бигелоу.
— Кто-то его убил, — сказал Уоллис.
Явно встревоженный Бигелоу медленно поднялся на ноги.
— Боже мой, — пробормотал он. — Милого маленького мальчика? Проклятье, кто мог такое сотворить?
— Именно это мы и пытаемся выяснить, — сказала Пайн. — Вы говорили с ним, когда он сюда приходил?
— Да, Роджер познакомил его со мной. У меня шестеро внуков, и мы с ними постоянно нянчимся. Он был славным мальчиком. Очень хорошо говорил по-английски. Я успел заметить, что у них с Роджером были хорошие отношения, они постоянно шутили и все такое.
— Он долго здесь пробыл?
— Я разговаривал с ним минут десять. Роджеру потребовалось отлучиться, чтобы решить какую-то проблему. Ну а я рассказал мальчику, в чем состоит моя работа; впрочем, его это не слишком заинтересовало. — Он грустно улыбнулся. — Слишком скучно, чтобы удерживать внимание ребенка. Ему больше нравилось забираться в машины и делать вид, будто он ими управляет, чем слушать, как их продают. И разве можно его винить? Я бы и сам предпочел тут не сидеть. Я подарил ему маленькую металлическую копию гоночного «Мерседеса». Мы используем их в рекламных целях, и у меня нашлась одна в шкафу. Он так обрадовался, словно я дал ему миллион долларов.
— Роджер упомянул, что ваше агентство занимается ремонтом не только «Мерседесов», но и других машин, это так? — спросила Пайн.
— Да, для клиентов с «Мерседесами», если у них есть другие машины.
— И в том числе экстравагантные автомобили?
— Да, совершенно верно. Трудно найти квалифицированных мастеров для работы с ними. Для этого нужно ехать в Атланту. Вот мы и экономим им время. У нас первоклассные механики, и у каждого имеются сертификаты для работы с самыми разными моделями.
— Роджер говорил, что ему довелось работать с «Ламборгини Венено»? — сказал Ларедо.
— Да. Должно быть, речь шла о мистере Дрисколле. У него есть «Ламборгини». Насколько мне известно, здесь только он владеет такой машиной. Он заработал кучу денег на коммерческом строительстве недвижимости. И у него общий бизнес с парнями в Форт-Беннинге.
— А как насчет «Пагани»? — спросил Ларедо.
Бигелоу покачал головой.
— Нет, «Пагани» здесь не было. Более того, я никогда в жизни не видел машин этой модели.
— А вы знаете место, где его можно купить? — спросила Пайн.
— В Атланте есть агентство, где продают «Феррари» и «Мазерати». Возможно, и «Пагани». Ведь это все итальянские автомобили.
— А вы продавали машины Джеку Лайнберри? Или, может быть, обслуживали его автомобили?
Уоллис бросил на Пайн короткий взгляд, но промолчал.
Ларедо молча за ней наблюдал.
— Лайнберри? Нет, это имя мне незнакомо. Но давайте проверю. Я не могу помнить всех.
Он сел за письменный стол и принялся стучать по клавишам.
— Нет, — наконец сказал он. — Никогда ничего не продавал человеку с таким именем.
— А обслуживать его автомобили вам доводилось? — спросила Пайн.
Бигелоу нажал еще на несколько клавиш и покачал головой.
— Нет, ничего.
— Ладно, благодарю вас.
— Как вы думаете, кто убил мальчика?
— Сейчас мы как раз занимаемся поисками убийцы.
— Надеюсь, вы поймаете ублюдка.
— Мы тоже.
Зазвонил телефон Уоллиса, он ответил и отошел в дальнюю часть комнаты, чтобы поговорить.
Когда разговор закончился, он вернулся к ним.
— У нас появилась ниточка, — сказал Уоллис.
— Какая? — спросила Пайн.
— Какой-то ребенок видел, как с Фрэнки в тот день, когда он исчез, по пути к автобусной остановке разговаривал какой-то мужчина. Он думает, что видел, как мужчина передал Фрэнки письмо в конверте и наличные.
Саре Туми было около десяти лет, и она, объятая ужасом, сидела рядом со своими родителями. Темные косички, веснушки, большие глаза, дырки между зубами, белая футболка, потертый комбинезон и розовые резиновые босоножки.
Пайн, Ларедо и Уоллис сидели на стульях напротив.
— Сара, мы хотим, чтобы ты рассказала нам все, что помнишь о Фрэнки и мужчине в тот день, ладно, милая? — сказала Пайн.
Она наклонилась вперед — все они находились в маленькой гостиной — чтобы оказаться на одном уровне с девочкой.
— Ладно, я буду стараться изо всех сил, — ответила Сара тихим дрожащим голосом.
— Я знаю, что так и будет. А теперь скажи нам, ты хорошо знала Фрэнки?
— Довольно хорошо. Он мне нравился. Мы с ним часто оказывались на одних и тех же занятиях. И встречались в общей домашней комнате, где делали уроки. Он был забавный и любил шутить. А еще умел говорить по-испански и даже немного меня учил.
— Ясное дело. Значит, вы неплохо ладили?
— Мне он нравился, — просто ответила девочка. — Он был милым.
— Не сомневаюсь. Мы уже успели выяснить, что он был хорошим мальчиком. А теперь расскажи нам, что ты видела и слышала в тот день, Сара. Давай, у тебя получится.
Сара кивнула и сложила руки на коленях.
— В то утро Фрэнки шел по улице впереди меня, — заговорила она. — Мы направлялись к автобусной остановке. До нее оставался всего один квартал. Я уже собралась догнать Фрэнки и сказать ему что-нибудь по-испански, чтобы удивить, когда неожиданно появился тот мужчина и остановил Фрэнки.
— А ты можешь его описать, Сара? — вмешалась Пайн. — Любые подробности, которые сумеешь вспомнить. Не спеши. Мы никуда не торопимся.
— Он был высоким, выше, чем вы или ваши друзья. Такой большой мужчина.
— А ты помнишь, он был белым или черным?
— Он совершенно точно был белым.
— Возраст?
— Старый. У него были седые волосы. Длинные и густые. Они торчали из-под шляпы.
— У него была шляпа? — спросила Пайн, посмотрев на Ларедо и Уоллиса. — Какая именно?
— Как у ковбоя, ну вы знаете. Такие показывают по телевизору.
— А ты помнишь, как он был одет?
— Джинсы и рубашка. Темная рубашка вроде бы.
— Ботинки?
— Я не помню.
— Хорошо. Что мужчина сделал, когда подошел к Фрэнки?
— Что-то ему сказал, а потом протянул конверт.
— Как ты думаешь, что лежало внутри конверта?
— Я не знаю, но он был самый обычный, белый.
— Хорошо, что еще?
— Потом он дал Фрэнки деньги. Несколько банкнот. Но я не разглядела каких.
— И что сделал Фрэнки?
— Он что-то ответил мужчине, тот похлопал его по плечу и что-то сказал. Фрэнки улыбнулся. Я помню.
— А что потом?
— Мужчина ушел. Я некоторое время смотрела ему вслед, потому что сначала немного беспокоилась. Мне нельзя разговаривать с незнакомыми людьми, и я не сомневаюсь, что Фрэнки тоже не разрешали. Но мужчина просто ушел, и я не понимала, что происходит. Я подумала, что Фрэнки мог его знать.
— А что Фрэнки сделал с конвертом и деньгами?
— Деньги положил в карман. Открыл конверт и вытащил листок бумаги. Мне показалось, что он прочитал его на ходу. Но я не видела, что там было написано. Потом он убрал листок и конверт в карман.
— А ты спросила у Фрэнки, что хотел тот мужчина? Зачем он дал ему деньги и что было в конверте?
Уголки рта Сары опустились.
— Я собиралась, но в этот момент мимо нас к остановке проехал автобус. Мы могли на него опоздать. И мы побежали. Фрэнки бегал быстрее меня. Когда я добралась до остановки, он меня сильно обогнал и успел встать в очередь. Он вошел вместе с другими детьми и сел с кем-то из них. Мне пришлось сидеть сзади. Я хотела спросить у него потом, когда мы доедем до школы, но… появились другие дела, и я забыла.
— А домой ты возвращалась на автобусе? — спросил Уоллис.
— В тот день Сара должна была идти к доктору, — вмешалась мать девочки. — Я заехала в школу и забрала ее перед последним уроком. А после визита к врачу мы сразу вернулись домой, и она больше не видела Фрэнки.
Губы у Сары задрожали, и глаза наполнились слезами.
— Если… если бы я спросила у Фрэнки, что хотел тот мужчина, он мог бы не… — она смолкла.
Пайн положила руку на дрожащее плечо.
— Тут нет твоей вины, Сара, — сказала она. — Ты не сделала ничего плохого. Виноват другой человек. Ты очень помогла, когда рассказала о неизвестных нам вещах, теперь мы сумеем найти того мужчину. Мы очень ценим твою помощь, Сара, ты понимаешь?
— Хорошо, — Сара спрятала лицо на плече у матери и расплакалась.
— Значит, какой-то мужчина передает мальчику записку и немного денег, — сказал Ларедо, когда они шли к машине. — Я уверен, что он сказал: когда будешь возвращаться, выйди на другой остановке там тебя будут ждать, чтобы отвести… ну я не знаю, домой или в агентство, где продают машины, или просто покатают на «Мерседесе»?
— Или ему могли сказать, что его ждут родители, — добавила Пайн.
— Вы думаете, они действительно его ждали? — спросил Уоллис.
— Джини Дункан выглядела искренне огорченной, — сказала Пайн. — И мне показалось, что ее муж не имеет отношения к гибели мальчика. Но мужчина мог использовать их имена, чтобы Фрэнки ему поверил.
— И он мог получить нужную ему информацию самыми разными способами, — сказал Уоллис.
— Высокий немолодой мужчина в ковбойской шляпе.
— Я знаю, — сказал Ларедо. — Претендентов на это место достаточно, но описание очень похоже на твоего друга Сая Таннера. Вот уж никак не ожидал такого поворота.
— Как и я, — пробормотала Пайн.
— И как мы будем действовать дальше? — спросил Уоллис.
Они сидели в машине возле дома Сая Таннера. Ржавый пикап стоял перед входом, Роско спал на крыльце.
— Нам нужно его сфотографировать и показать снимок Саре, — сказала Пайн. — Только я не хочу, чтобы он понял, что мы делаем.
— Хорошо, — сказал Уоллис. — Но Кэрол говорила, что Таннер был в «Темнице», когда нашли тело Ребане.
— Кэрол не может быть уверена относительно времени, — возразила Пайн. — Представьте, что он бросил тело в переулке и сразу отправился в «Темницу», чтобы организовать себе алиби. Ему потребовалось бы не более двух минут, чтобы дойти от места, где мы нашли Ребане, до «Темницы». Кэрол не могла знать с точностью до минуты, когда тело попало туда, где его нашли.
— Верно, хороший довод, — заметил Уоллис.
— Я могу сделать вид, что снимаю дом на телефон, и сфотографировать Таннера, — предложил Ларедо.
— Звучит как неплохой план, — рассеянно сказала Пайн.
— Ты не думаешь, что он на это способен? — спросил Ларедо.
— Понятия не имею, — ответила Пайн. — Для полной уверенности мы еще слишком мало знаем. Но, если он убийца, мы не должны его спугнуть.
Они вышли из машины и через мгновение услышали шум, доносившийся из мастерской.
— Он снова в мастерской, — сказала Пайн. — Это пила.
— Интересно, что он там пилит? — нервно проговорил Уоллис.
Пайн подошла к Роско и почесала его за ушами.
— Привет, Роско, как дела?
— Думаю, Роско доживает последние дни, — заметил Ларедо. — Мне совсем не нравится, как он дышит.
Пайн направилась к пикапу Таннера.
— Даже не думай проводить нелегальный обыск, — предупредил ее Ларедо.
— Не беспокойся, я не испорчу улики. — Она посмотрела на заднюю часть грузовика и застыла.
— Что там? — спросил Ларедо, не спускавший с нее глаз.
— Посмотрите сюда.
Уоллис и Ларедо поспешно к ней подошли.
— На что? — спросил Уоллис. — Тут ничего нет.
— Обратите внимание на головки болтов на покрытии пола.
Ларедо и Уоллис наклонились ниже, и Ларедо первым все понял.
— Следы на спине и ногах Ханны Ребане. Я видел снимки, сделанные после вскрытия, когда приехал в город. Следы соответствуют расстоянию между болтами.
— Да, — подтвердила Пайн.
Ларедо посмотрел на старую бочку, где Таннер сжигал вещи, над которой все еще поднимался дым, поспешно к ней подошел, поднял с земли длинную палку и начал копаться внутри бочки.
Пайн и Уоллис к нему присоединились.
— Ты думаешь?.. — спросила Пайн.
— Еще пять секунд назад я ничего не думал.
Он начал вынимать вещи из бочки и складывать их на земле.
— А разве нам не нужен ордер на обыск? — с тревогой спросил Уоллис.
— Расположение болтов на полу кузова грузовика в сочетании с описанием Сары дают нам достаточный повод, — сказала Пайн. — К тому же Таннер разрешил мне осмотреть все вокруг, в том числе дом. Я считаю, что мы можем рискнуть.
Уоллиса ее ответ не слишком убедил, но он перестал возражать, когда увидел следующий предмет, извлеченный Ларедо из бочки.
Пайн схватила его, бросила на землю, затоптала еще тлеющие угольки, наклонилась и подняла предмет.
— Вам не кажется, что это похоже на красный свитер «Найк»? — спросила она.
— Скорее то, что от него осталось, — ответил Уоллис.
— Эй, что вы здесь делаете?
Они обернулись и увидели Таннера, который, подняв на лоб защитные очки, стоял возле угла дома.
Пайн спрятала остатки свитера за спину.
— Привет, Сай, а в чем дело?
Он направился к ним.
— Недавно заходила Кэрол. Она сказала, что с Дженни все в порядке, и девочка живет у хороших людей. Позднее я собираюсь туда заехать.
— Звучит отлично. Вы не против, если мы зайдем? Я хочу сделать несколько фотографий. Возможно, они помогут мне еще что-то вспомнить.
— Конечно, — Таннер посмотрел на обгоревшие вещи, которые Ларедо вытащил из бочки. — Что здесь происходит?
— Как я вас и предупреждала, вещи в бочке снова загорелись. Ларедо решил, что их лучше погасить.
— Ну ладно, тогда спасибо, дружище.
— Никаких проблем, — ответил Ларедо, доставая телефон. — Послушайте, давайте я сфотографирую вас двоих, чтобы проверить настройки.
Он сфотографировал Таннера и Пайн, и они вошли в дом вслед за Таннером. Пайн передала свитер Уоллису, и тот спрятал его под плащом.
Они разбрелись по дому, Ларедо продолжал делать фотографии.
— Вам удалось продвинуться в поисках ублюдка, убившего тех людей? — спросил Таннер, когда они спустились со второго этажа.
— Мы над этим работаем, — ответила Пайн. — Нам удалось установить личность ребенка, и мы поговорили с его приемными родителями.
— Могу спорить, они в ужасном состоянии.
Пайн бросила взгляд на Ларедо.
— Возможно, кто-то видел убийцу.
— В самом деле? И кто же? — выпалил Таннер.
— Свидетель в Колумбусе видел мужчину с мальчиком, которого нашли мертвым.
— Черт, но это же замечательно! Теперь вы можете поймать негодяя.
— Мы попытаемся. Так вы сейчас собираетесь навестить Дженни?
— Да, только сначала наведу порядок. Смотрите, что я для нее сделал. Как вам?
Он взял куклу с большой подушки, наполненной пластиковыми шариками, и протянул Пайн.
Она посмотрела на куклу.
— Вы сами ее сделали? Из чего?
— Из разных обрезков и кусочков, которые тут нашел.
— У вас отлично получилось, Сай.
— Надеюсь, ей понравится.
— Не сомневаюсь, — заверила его Пайн, возвращая куклу, и Таннер положил ее обратно на подушку. — Мы можем вас подождать и поедем вместе, как вам такая идея?
— Хорошо, я быстро все закончу. К сожалению, в доме нет душа, так что я просто помоюсь над раковиной.
— А почему нет душа?
— Здесь нет горячей воды.
Он стал подниматься вверх по лестнице.
Пайн посмотрела на Ларедо и Уоллиса.
— Ну, что скажете?
— Если он убийца, — тихо ответил Уоллис, — то он самый хладнокровный мерзавец из всех, что мне доводилось встречать. Прикончил трех человек, а потом сделал для внучки куклу? Чтоб меня!
Она перевела взгляд на Ларедо.
— А ты что скажешь?
— Присяжные, так сказать, все еще полны сомнений. Нам нужно показать фотографию девочке.
— Согласна. Но до тех пор, пока у нас не будет надежного опознания, нам нельзя выпускать его из виду.
Куорлсы оказались очень славной семьей — таким было первое впечатление Пайн.
Им принадлежал большой, старый, не слишком прочный дом с огромным двором, где можно было бегать и играть, и полно детей для компании. Здесь также жили две вислоухие собаки, три кошки — во всяком случае, их Пайн успела увидеть — свинья по имени Ойнкс и длиннохвостый попугай в клетке, стоявшей в гостиной.
Тед Куорлс и его жена Эмма приветствовали их у двери и пригласили войти. Пайн видела взятый напрокат внедорожник и знала, что Блюм уже здесь. Таннер по предложению Пайн приехал вместе с ними в «Краун Виктории» Уоллиса.
Когда Таннер опустился на колени, чтобы вручить сделанную им для Дженни куклу, Пайн наблюдала за Блюм. Ее помощница выглядела так, словно с трудом сдерживала слезы. Пайн незаметно к ней подошла и шепотом рассказала о том, что они узнали от свидетельницы и обнаружили у Таннера.
Нужно отдать должное Блюм: ее лицо практически не изменилось. Она посмотрела на Пайн, затем перевела взгляд на Ларедо, и лишь после этого ее глаза обратились к Таннеру, которого обнимала Дженни.
— Ты не против, если я кое-что попробую? — спросила Блюм у Пайн.
— Например, что?
— Ты мне доверяешь?
— Да.
— Вот и хорошо.
Немного поболтав с дедом, Дженни побежала показать куклу остальным детям, а Блюм подошла к Таннеру, который взял стакан лимонада у Эммы Куорлс.
— Дженни выглядит по-настоящему счастливой, — сказала Блюм Таннеру.
Тот кивнул, хотя на его лице появилось печальное выражение.
— Проблема в том, что я ее дед, и должен уметь приглядывать за своей семьей.
— Но вы ведь сможете с ней встречаться, Сай. Приходить сюда так часто, как только захотите. Я уверена, Куорлсы не станут возражать.
— Да, наверное. Но я бы с радостью им платил. Или хотя бы починил какие-то вещи, в виде бартера. Я бы не хотел, чтобы это было милостыней.
— Не сомневаюсь, что вы сможете с ними договориться.
— Ну тогда все в порядке.
— Но ведь хорошо, что они согласились присмотреть за Дженни?
— Что вы хотите сказать?
— Вы же наверняка захотите навестить дочь в клинике.
— О да, конечно. Я планировал отправиться туда на следующей неделе. Я хочу убедиться, что у Линды все в порядке. Она собирается провести там около двух месяцев. Так сказал ее приятель.
— И вы поедете туда на своем пикапе?
— Ну да, пешком до Таскалусы я не дойду. Конечно, грузовичок не слишком надежен, но ничего другого у меня нет.
— Вы ведь в тот вечер ездили в город и были в «Темнице», верно? Когда я там ужинала, я видела, как вы с Агнес вошли. В тот вечер, когда обнаружили тело женщины.
Таннер покачал головой.
— На самом деле я не приехал в город на своей машине.
— В каком смысле? Не поверю, что вы пришли в город пешком. Это довольно далеко.
Пайн стояла в нескольких футах у них за спиной и внимательно слушала разговор.
— Проклятый пикап не хотел заводиться.
— Не стал заводиться? У вас и прежде возникали такие проблемы?
— Нет. У проклятой штуки полно проблем, но только не с зажиганием. Во всяком случае, до того вечера их не было.
— И как же вы добрались до города?
— Я дошел до Агнес, сел за руль ее машины, и мы приехали вместе. Она редко водит, и ее автомобиль находится в идеальном состоянии. Он принадлежал ее мужу. «Бьюик». Отличная машина. И не важно, что регистрация давно просрочена: какого черта?
Блюм бросила незаметный взгляд на Пайн.
— Значит, вы пришли вместе именно по этой причине? Буду иметь в виду.
— Верно. А с моей машиной произошла какая-то дьявольщина.
— В каком смысле?
— С моим грузовиком. На следующее утро я решил его тщательно проверить, но стоило мне повернуть ключ, как двигатель заработал.
Блюм бросила еще один взгляд на Пайн.
— Что ж, чудесам нет конца, — заявила она.
— Здесь нельзя без машины. Только так я могу работать. Как правило, клиенты хотят, чтобы я к ним приезжал. Или мне приходится отвозить испорченную вещь в свою мастерскую.
— А когда вы вернулись домой из ресторана в тот вечер?
— Что? Я отвез Агнес домой, и мы немного поговорили. Она сварила кофе. Потом я пошел домой. Что-то около одиннадцати. Проклятый Роско спал на моем мешке, поэтому мне пришлось провести ночь на полу. И, поверьте, моей спине это совсем не понравилось.
Блюм не сдержала улыбки.
— Вы любите своего пса, — сказала она.
На глазах у Таннера появились слезы.
— Больше у меня никого не было, пока не появилась Дженни.
Блюм погладила его по плечу.
— Ну теперь вам нужно присматривать за обоими, — сказала она и подошла к Пайн.
— Хорошая работа, Кэрол, — похвалила ее Пайн.
— Мне кажется, кто-то очень старается подставить Сая Таннера.
Пайн резко выдохнула.
— Думаю, ты права, — сказала она. — Из Таннера получился бы отличный обвиняемый. Преступник мог испортить зажигание пикапа в тот вечер, чтобы потом им воспользоваться. Затем он переоделся, чтобы походить на Таннера и встретиться с Фрэнки Гомесом, рассчитывая, что кто-то его увидит.
— Из чего следует, что настоящий убийца все еще на свободе и пытается нами манипулировать.
— Парень в «Пагани»? Ты думаешь, это объясняет, зачем он следил за домом Сая?
— Чтобы узнать его привычки и все такое? Весьма вероятно.
— Мы должны показать снимок Сая нашему свидетелю.
— Я понимаю, что это необходимо. Но ты, как и я, знаешь, что показания свидетелей часто оказываются ложными.
— И все равно. Кроме того, мы обнаружили еще одну улику.
— Ты думаешь, у Сая нашлись бы деньги на фату, смокинг и букет? А после того как мы видели, как он относится к внучке, неужели он способен убить маленького мальчика?
— Я не стану опровергать твои вполне разумные доводы. Но не могу исключить Таннера из списка подозреваемых из-за чувств, которые я к нему испытываю. Я должна учитывать улики.
— А что ты будешь делать, если свидетель его узнает?
Пайн посмотрела на Таннера, который ласково поглаживал по голове одну из собак Куорлсов.
— Я не знаю, Кэрол. Правда не знаю.
— Сара не уверена, — сказал Ларедо Пайн по телефону. Дело происходило на следующий день после того, как он вернулся в Колумбус, чтобы показать фотографию Таннера Саре. — Она видела его только со спины.
— Ладно, — ответила Пайн, сидевшая в арендованном внедорожнике возле своего старого дома. — И что это нам дает?
— Получается, что мы на ничейной земле. Однако нам необходимо проверить ДНК на свитере, найденном в бочке, а также сделать слепок болтов в кузове грузовичка, чтобы сравнить его со следами на теле Ханны Ребане.
— Для этого нам потребуется ордер на обыск.
— Тут у нас проблем не будет. Уоллис этим уже занимается. У нас более чем достаточно резонных оснований.
Пайн не ответила.
— Что? — нетерпеливо спросил он.
— Я не думаю, что он на это способен. Я провела все утро рядом с домом Таннера и дважды его проверяла. Он крепко спал вместе с Роско на своей огромной подушке с пластиковыми шариками, а вокруг валялись пять банок от пива. Портативный радиоприемник без остановки играл Чарли Дэниелса[345]. И ты хочешь сказать, что он убил четырех человек и переодел каждого? А мы все это время не могли его отыскать? Но потом он принялся сжигать улики рядом со своим домом в бочке для мусора и не позаботился о том, чтобы завернуть во что-то тело, чтобы на нем не осталось отпечатков болтов?
Ларедо вздохнул.
— Ну, если посмотреть на дело так… — сказал он.
— Есть еще кое-что, — продолжала Пайн.
— Что?
— Роско.
— Кто? — не понял Ларедо.
— Пес Таннера, — объяснила Пайн. — Сколько ты знаешь серийных убийц с домашними животными, о которых они бы так заботились?
Ларедо ответил далеко не сразу.
— Ну, сейчас не могу назвать ни одного.
— Серийные убийцы обычно начинают свою карьеру, мучая и убивая животных, а не окружают старых псов заботой.
— Ты права, однако из каждого правила есть исключения.
— Тем не менее, я не могу представить, чтобы наш убийца оказался любителем собак. В особенности если речь идет о старом псе с больными почками, который мочится по всему дому. Вот почему я считаю, что нам пока не стоит использовать ордер на обыск, нужно продолжить наблюдать за Саем, одновременно изучая другие ниточки.
— Ты о чем?
— Я дам тебе знать, как только у меня что-то появится.
Она закончила разговор, завела авто и уехала, предоставив Таннеру и дальше спать под мелодии Чарли Дэниелса.
Дьявол и в самом деле нагрянул в Джорджию[346]. Мне лишь осталось его отыскать. И я совершенно уверена, что не он спит сейчас в этом доме.
Повинуясь импульсу, она поехала к Джеку Лайнберри и обнаружила, что по какой-то причине ворота открыты, и сразу подъехала к главному дому. Как только она выбралась из внедорожника, к ней подошел Джерри, не самый дружелюбный охранник. Он был одет в темный костюм, белую рубашку и галстук, а из его правого уха торчал коммуникатор.
— Что вы хотите? — резко спросил он.
— Повидать Джека.
— А вы договорились о встрече с мистером Лайнберри?
— Нет, я просто решила нанести ему дружеский визит. Он дома?
— У вас нет никаких причин знать это.
Пайн сделала шаг назад и оценивающе посмотрела на охранника.
— Как ваша фамилия? — спросила она.
— А вам зачем?
— Неужели на все должна быть причина?
— Когда я работаю, да.
— Какую должность вы занимали в Секретной службе?
— Это вас не касается.
— Вы имели отношение к охране президента?
— Ответ тот же.
Пайн кивнула и с улыбкой на него посмотрела.
— Ладно, Джерри. Подожди минутку.
Она достала телефон и набрала номер.
— Привет, Джек, это Этли. Да, я перед вашим домом. Но Джерри нужна причина, чтобы разрешить мне с вами встретиться. Что? О да, конечно. С удовольствием.
Она протянула телефон Джерри.
— Он хочет с вами поговорить.
Джерри посмотрел на телефон так, словно перед ним появилась кобра, приготовившаяся нанести удар.
— Да, сэр? — он послушал и кивнул. — Да, сэр, — повторил он и вернул телефон Пайн.
— Ну?
— Проходите.
Джерри повернулся и зашагал в сторону дома, Пайн следовала за ним, даже не пытаясь спрятать довольное выражение, появившееся у нее на лице.
Лайнберри встретил ее у входной двери и сразу провел в свой кабинет.
Он был в синих брюках, белой рубашке с пуговицами и расстегнутым воротом и мокасинах с кисточками. Пайн вновь отметила, что он очень красивый мужчина. Однако какая-то тайна скрывалась за сильными чертами; она не была уверена, но ей показалось, что он полон всепроникающей печали.
— Приношу свои извинения из-за Джерри, временами он демонстрирует чрезмерное усердие, — сказал Лайнберри.
— А как его фамилия?
— Джерри? Дэнверс. Джерри Дэнверс.
— Вы сказали, что он работал в Секретной службе?
— Да. И какова причина вашего визита?
Пайн посмотрела на стопки бумаг на столе.
— Я вижу, вы заняты.
— Ничего такого, что не могло бы подождать. Пожалуйста, садитесь. Не хотите чего-нибудь выпить?
— Нет, не стоит, спасибо.
Они сели, и он вопросительно на нее посмотрел.
— У вас есть «Пагани»? — поинтересовалась она.
В его взгляде появилось недоумение.
— Что это?
— Автомобиль. Очень дорогой. Стоит около трех миллионов долларов.
— У меня нет «Пагани», — сказал Лайнберри.
— Не считайте меня слишком любопытной, но вы могли бы позволить себе такой автомобиль?
— Да, однако это значительная сумма денег, а как только автомобиль покидает салон, его стоимость сразу падает.
— Понятно.
— Для протокола: обычно я езжу на «Ягуаре». Темно-зеленом.
— А других машин у вас нет?
— У меня есть еще внедорожник «Порше», на котором вы недавно со мной ездили. И еще «Астон Мартин» с поднимающимся верхом. А почему вы спрашиваете?
— Просто интересно.
Он оценивающе на нее посмотрел.
— И почему у меня появились сомнения в правдивости вашего ответа?
— А вы знаете человека, который жил здесь когда-то? — спросила Пайн. — Его звали Барри Винсент. Кажется, он был знаком с моими родителями.
Выражение лица Лайнберри стало более жестким, и он откинулся на спинку стула.
— Барри Винсент? — повторил он. — Кажется, я помню это имя.
Пайн рассказала ему, что Майрон Прингл разнял Винсента и ее отца, которые подрались в тот день, когда исчезла Мерси.
— Да-да, я что-то такое помню. Кажется, Майрон тогда упоминал про драку. Но я не был лично знаком с Винсентом. Не уверен, но, как мне кажется, он недолго прожил в городе.
— А почему он вообще здесь оказался? И откуда приехал?
— По этому поводу я ничего не могу вам сказать.
— Складывается впечатление, что у него были какие-то проблемы с моим отцом. Он прожил в городе совсем недолго и не работал на шахте — в таком случае что они могли не поделить?
— Я полагаю, вам лучше задать этот вопрос Винсенту.
— Я бы так и поступила, если бы знала, где его найти. С тех пор прошло почти тридцать лет.
— Да уж, загадка.
Он замолчал, и они несколько мгновений смотрели друг на друга.
— Знаете, вы очень похожи на вашу мать, — неожиданно сказал Лайнберри.
— Я принимаю ваши слова за комплимент.
— Вы правильно меня поняли.
Неловкость прошла.
— Вы не против поужинать со мной сегодня вечером? — предложил он. — В Атланте.
— Ехать туда целый час. Не слишком ли долгая поездка, чтобы просто поесть?
— Сегодня отличный день, а вечером обещают чистое небо. К тому же я давно не ездил на «Астоне Мартине». Мы можем стартовать в шесть и вернуться к одиннадцати или полуночи. Я могу за вами заехать.
Она обдумала его предложение.
— Хорошо. Но я приеду сюда. Это будет по дороге. И для полной ясности должна вас предупредить, что у меня есть для вас новые вопросы.
— А я надеюсь, что у меня найдутся более достойные ответы, чем сейчас.
Пайн ушла. На пути к внедорожнику она прошла мимо Джерри; второй охранник повернулся и внимательно на нее посмотрел.
— Мистер Дэнверс, рада снова вас видеть.
Джерри сразу ощетинился.
— Ясно.
Пайн посмотрела на второго охранника.
— А вас зовут Тайлер, верно?
Он улыбнулся и протянул ей руку.
— Тайлер Страуб, рад с вами познакомиться, агент Пайн.
Пайн пожала ему руку.
— Приятно видеть, что один из вас хорошо воспитан.
— Вы уезжаете?
— Да, сейчас. Но вечером вернусь. Я отправляюсь на ужин с вашим боссом в Атланту.
Он окинул ее взглядом.
— Надеюсь, у вас есть другая одежда. Мистер Лайнберри посещает только лучшие заведения.
— Послушай, Джер, — нахмурившись, сказал Страуб. — Давай сбавим обороты. Нет никакой причины так себя вести. Она классная. И дружит с боссом. Так что прекрати раскачивать лодку.
Пайн посмотрела на Страуба.
— Хороший совет, — сказала она. — Я никому здесь не враг.
Страуб задумчиво кивнул.
— Мистер Лайнберри очень высокого о вас мнения.
— Ну, это комплимент.
— Только не забудьте переодеться, — заявил Дэнверс. — Мистер Лайнберри обязательно это сделает.
— Не беспокойтесь, Джерри, сегодня вечером вы будете совершенно очарованы.
Он посмотрел на нее так, словно не верил, что это возможно.
— Кстати, улыбка еще никому не вредила, — добавила она, направляясь к своему внедорожнику.
Когда агент шла к машине, она услышала, как Дэнверс поносит Страуба за то, что тот ее поддержал.
Да, в доме Джека Лайнберри невероятно интересная жизнь, подумалось ей.
На обратном пути в Андерсонвилль Пайн позвонила Максу Уоллису.
— Мне нужна информация на Барри Винсента, который жил здесь в восьмидесятых. Возможно, вы сумеете мне помочь.
— Хорошо, — ответил Уоллис. — Но какое он имеет отношение к нашим убийствам?
— Никакого. Это связано с исчезновением моей сестры. Я… надеюсь, вы окажете мне услугу.
— Ну, если учесть, что вы мне помогаете, у меня нет возможности отказаться.
— Я это очень ценю, Макс.
— Заметано. А что вы хотите о нем узнать?
— Все, что вам удастся накопать, в том числе хотелось бы взглянуть на фотографию.
— Я посмотрю, что можно сделать. Надеюсь, я сумею отыскать что-нибудь полезное.
— Было бы замечательно.
— И еще одно. Мне позвонил Ларедо и сказал, что вы считаете, будто Сай Таннер ни при чем?
— Послушайте, это всего лишь мое мнение, Макс, а шоу ваше. Если вы хотите выписать ордер на обыск и арестовать Таннера, я не могу вам помешать.
— Но вы считаете, что это будет неправильным ходом?
— Да, прямо сейчас лучше этого не делать. Однако ситуация может измениться.
— Ладно. Каковы ваши планы на сегодня?
— Я намерена поужинать в Атланте с Джеком Лайнберри. Мы на его «Астоне Мартине» поедем в какое-то роскошное место.
— Что ж, вы начинаете жить как богачи, — пошутил Уоллис.
— Но если не считать хорошей машины и еды, я хочу больше узнать про ту ночь в восемьдесят девятом.
— Вы думаете, он что-то от вас скрывает?
— Я думаю, весь город что-то от меня скрывает. И начинаю от этого уставать.
Вечером Блюм сидела в номере Пайн, когда ее босс собиралась на ужин.
— Думаю, черное платье, которое ты надевала вчера, вполне подойдет.
— Выбора у меня все равно нет, я больше ничего подходящего с собой не взяла. Но должна сказать, что туфли на высоких каблуках сильно переоценивают.
— С таким ростом, как у тебя, они ни к чему.
— Мне нравится смотреть на мужчин сверху вниз, — с улыбкой сказала Пайн, надевая платье. Когда Блюм вопросительно приподняла брови, она добавила: — Я пошутила.
Она посмотрела на себя в висевшее на стене зеркало.
— Лайнберри уже видел меня в этом платье, но мне все равно.
— Когда?
— Во время обеда с Лорен Грэм в Америкусе. Мы встретили его там, и он присоединился к нам, чтобы выпить.
— И ты все еще была в этом платье, когда встречалась с Эдди Ларедо тем же вечером?
— А откуда ты знаешь?
— Я слышала, как вы вернулись. — Затем Блюм добавила с некоторым сомнением: — Но я не знаю, в какой номер ты направилась в конце концов.
— Каждый пошел в свой номер, где мы и оставались до самого утра, — твердо сказала Пайн.
Хотя все могло закончиться иначе, если бы она выпила еще пару бокалов и не была занята расследованием серьезных преступлений.
— Ни секунды не сомневалась.
Пайн на нее посмотрела.
— На полиграфе ты бы провалилась, утверждая это.
Блюм улыбнулась.
— У меня есть еще одна шаль, кроме той, которую я тебе давала. И с ней твой наряд будет выглядеть по-новому в глазах мистера Лайнберри, — сказала она.
— Я не пытаюсь продать себя этому мужчине, Кэрол.
— Верно, но тебе нужна от него информация. И в границах хорошего тона ты должна использовать все инструменты своего арсенала.
Пайн искоса на нее посмотрела.
— Почему мне показалось, что ты хотела использовать термин «женская хитрость»?
— Не думаю, что тут он уместен. И нет ничего дурного в том, чтобы использовать все свои преимущества.
Блюм посмотрела на мочки ушей Пайн.
— А у тебя есть другие сережки, кроме этих гвоздиков с бриллиантами? — спросила она. — Сережки с бирюзой отлично смотрелись бы с шалью, которую я собираюсь тебе дать.
— Нет, — покачала головой Пайн. — Я проколола уши, когда мне исполнилось четырнадцать, заметно позже всех моих подруг. Наверное, меня не особенно привлекали сережки. У меня есть только эти.
Блюм встала и вышла, а через минуту вернулась с парой серег-колец с бирюзой.
— Они будут выглядеть на тебе отлично и подчеркнут твою длинную шею, — сказала она.
Пайн поблагодарила ее, а когда попыталась надеть сережки, Блюм пришлось ей помочь.
— Моя… моя мама никогда ничего такого для меня не делала.
— Возможно, после работы моделью ей надоело заниматься одеждой и аксессуарами. К тому же разве ты не была девчонкой-сорванцом?
— Да, но иногда было бы приятно.
Блюм провела рукой по ее густым волосам, пригладив их.
— Не сомневаюсь, агент Пайн. Было бы.
Пайн начала красить ресницы, потом губы.
— Джек Лайнберри был влюблен в мою мать, — неожиданно сказала она.
— Откуда ты знаешь?
Пайн бросила на нее быстрый взгляд.
— Для этого не нужно быть гением. Я думаю, многие мужчины были в нее влюблены.
— Яблоко от яблони.
— Кэрол, с чего ты взяла? Я совсем не похожа на свою мать. Она никогда в жизни не занималась тяжелой атлетикой. И понятия не имела, что такое смешанные боевые единоборства. А уж если ей сказали бы, что я агент ФБР…
— И что она ответила бы?
Пайн закончила накладывать макияж и спрятала пудру и помаду в сумочку.
— Я не знаю, — рассеянно ответила она. — Да и какое это имеет значение?
— Для тебя имеет, как и должно быть.
— Мне совсем не хочется об этом говорить.
— Но сегодня вечером, возможно, придется.
Пайн удивленно на нее взглянула.
— Что ты имеешь в виду?
— Лайнберри был влюблен в твою мать. А теперь он пригласил на ужин тебя.
— И что с того?
— Несмотря на то, что ты превосходный следователь, иногда инстинкты тебя подводят, когда речь идет о мужчинах.
— Я не совсем понимаю, — сказала Пайн, расчесывая волосы.
— Вот и я об этом. Ты не понимаешь.
— Ты думаешь, что Джек Лайнберри в меня влюблен?
— А ты так не думаешь?
Пайн опустила щетку для волос и посмотрела на нее.
— В его доме возник неловкий момент, когда…
— Когда что?
— Когда у меня появилось ощущение, что он видит не меня, а мою мать. Как в прошлый раз.
Блюм беззвучно соединила ладони.
— Вот тебе и ответ.
— Это было очень странно.
— Из чего следует, что тебе нужно быть осторожной.
— Кэрол, тебе прекрасно известно, что я умею держать себя в руках.
— Если нужно остановить мужчину больших размеров или отыскать улику там, где ее быть не может, или разрулить напряженную ситуацию, я в тебя верю. Но сейчас все иначе.
Пайн села на кровать, чтобы надеть туфли на высоких каблуках, и посмотрела на подругу.
— И что? Как мне себя вести, если станет очевидно…
— …что он тобой увлечен? Ничего не нужно делать. Он взрослый мужчина. И не важно, какие он испытывает чувства, ты не обязана успокаивать его или играть ему на руку. Когда я говорила о том, что тебе следует использовать все инструменты своего арсенала, я не имела в виду, что ты должна водить его за нос, чтобы получить то, что хочешь. Просто будь собой. Если он сделает или скажет то, что тебя смутит, просто донеси до него это. А если он не поймет твоих намеков, уходи. — Она замолчала и улыбнулась. — Только, пожалуйста, не нужно его бить.
Пайн фыркнула.
— Я не сомневаюсь, что ты все это знаешь, но иногда свежие напоминания не помешают. Так что ты должна провести четкие границы. Дай ему знать, что твой интерес носит исключительно профессиональный характер, но не реагируй слишком резко, если он скажет то, что вызовет у тебя раздражение.
— Почему?
— Потому что он тебе нужен для получения информации. Мы здесь для того, чтобы раскрыть тайну, агент Пайн. Не забывай об этом.
Пайн улыбнулась, протянула руку и погладила Блюм по плечу.
— Что бы я без тебя делала?
— Будем надеяться, что мы еще очень долго не узнаем ответа на этот вопрос.
— Здесь для вас слишком много открытого пространства? — спросил Лайнберри.
Они мчались в сторону Атланты в роскошном «Астоне Мартине».
— Нет, я чувствую себя прекрасно, — ответила Пайн. — Это та Джорджия, которую я помню. Теплая и влажная.
Он улыбнулся.
Лайнберри был в темно-коричневом спортивном пиджаке, коричневых брюках и полосатой рубашке. Довершал костюм платок в кармане.
— Значит, вы довольны своей жизнью? — спросила Пайн.
— Я не жалуюсь. — Он посмотрел на нее. — А вы? Вам приходится сталкиваться с проблемами, совершенно мне незнакомыми.
Она убрала прядь волос от лица и посмотрела на прямой участок шоссе впереди.
— Проблемы имеют решения. Мне лишь нужно их отыскать.
— Вот это правильный подход. Вам удалось продвинуться в расследовании тех ужасных убийств?
— Да, мы сделали несколько шагов вперед по сравнению с началом расследования. Но нам предстоит проделать долгий путь. Последней жертвой стал маленький мальчик.
— Я слышал. Но никак не могу понять, почему убийства произошли сейчас. И почему здесь? Мне казалось, Андерсонвилль последнее место в мире, где происходят такие вещи.
— Убийство может произойти где угодно, потому что убийцы появляются из самых разных мест.
— Наверное.
— А где именно мы будем ужинать в Атланте?
— В небольшом местечке, которое я обнаружил около года назад. Меню не слишком обширное, но во всем списке нет ни одного недостойного блюда. А карта вин — настоящее сокровище.
— Боюсь, я предпочитаю пиво.
— Знаете, ваша мама сказала мне те же слова, когда я однажды пригласил ее на ужин.
— В самом деле? — без особого энтузиазма ответила Пайн, не сводя глаз с шоссе.
— Но потом она открыла для себя вина. Сначала белое, затем красное. Она оказалась способной ученицей. И у нее появился превосходный вкус. Я надеюсь, с вами произойдет то же самое.
Пульс у Пайн ускорился, и она вспомнила о предостережении Блюм.
— А как вы пристрастились к вину? Не во время же работы на шахте по добыче бокситов?
— Хм-м-м, нет, — ответил Лайнберри, как человек, сказавший слишком много. — Это произошло, когда я путешествовал.
«Верно», — подумала Пайн, вспомнив, что Ларедо так и не сумел выяснить, откуда Джек Лайнберри появился в Андерсонвилле.
— Наверное, путешествия тем и хороши, что благодаря им удается узнавать новое, — таинственно сказала она. — Я пытаюсь поступать так же.
Лайнберри с любопытством на нее посмотрел, но ничего говорить не стал.
В ресторане царила уютная атмосфера, за каждым столиком сидели состоятельные клиенты. Владелец явно знал Лайнберри, с радостью его приветствовал и сразу отвел к удобному столику, расположенному в алькове между книжными шкафами, в зале с раздвинутыми шторами.
— Специальная карта вин, — сказал он, протягивая Лайнберри черный планшет.
— Благодарю, Бен.
Как только владелец ушел, к ним подошла молодая хорошенькая официантка, которая с заметной опаской относилась к Лайнберри, и поспешно налила им в стаканы воду без газа.
— Здравствуйте, мистер Лайнберри. Рада снова вас видеть, — сказала она.
— И я рад тебя видеть, Венди. Спасибо. А это мой друг, миз Пайн.
— Миз Пайн, — сказала Венди, с благоговением глядя на агента.
Она сразу ушла, а Лайнберри принялся неспешно изучать карту вин, переворачивая одну страницу за другой на экране планшета. Но сначала он достал из кармана пиджака очки для чтения.
— У вас есть какие-то предпочтения? — спросил он. — Италия, Франция, Аргентина, быть может, Напа или Сонома[347]?
— До тех пор, пока предлагают что-то мокрое, меня все устраивает, — ответила Пайн.
Лайнберри рассмеялся, сделал выбор на экране.
Потом он убрал очки и откинулся на спинку стула — в этот момент появилась Венди с меню в руках.
— Вино скоро принесут. Перелить его в графин?
— В данном случае да. Оно должно немного подышать.
— Хорошо, сэр.
Она принесла два винных бокала на длинных ножках, теплый хлеб и вазочку с маслом и быстро ушла.
— Мне кажется, она немного нервничает в вашем присутствии, — заметила Пайн.
Лайнберри пожал плечами.
— Я не знаю, в чем причина. Я не принадлежу к категории ослов, которые придерживаются исключительно высокого мнения о себе.
— Будь это не так, я бы не приняла вашего приглашения.
— Я веду себя с людьми так, как я бы хотел, чтобы они вели себя со мной. С уважением.
— Я уверена, что мои родители это ценили.
Он взял кусочек хлеба и обмакнул его в масло.
— Мне бы хотелось думать, что так и было.
— Здесь очень приятное уединенное место. Вы всегда ужинаете в этом алькове?
— Я люблю уединение.
— Интересно, шторы закрываются? — спросила Пайн, удивившись собственному вопросу.
— Я не знаю. У меня не было случая проверить.
— А что вы почувствовали, когда обнаружили тело моего отца?
Ее вопрос оказался для Лайнберри таким неожиданным, что он едва не подавился кусочком хлеба, и ему пришлось сделать несколько глотков воды и откашляться.
— Извините, — сказала Пайн. — Я крайне неудачно сменила тему.
Он откинулся на спинку стула и вытер пальцы салфеткой.
— Это было ужасно, Ли, если вы хотите знать правду. Я никогда прежде не видел мертвецов. Во всяком случае, в таком состоянии. И очень надеюсь, что больше не увижу.
— Я не сомневаюсь.
— Насколько я понимаю, на вашей работе, вы видите много… умерших людей.
— К сожалению, да.
— А со временем не становится легче?
Пайн подумала о теле Фрэнки Гомеса.
— Не факт.
— Ну, возможно, так даже хорошо. Я хочу сказать, если вы станете нечувствительной к подобным вещам, это негативно скажется на вашей личности.
— Тут я с вами совершенно согласна.
Он бросил на нее внимательный взгляд.
— Я не говорил вам об этом раньше, но вы выглядите прелестно. Вы очень красивы.
— Благодарю вас.
Он отвернулся, явно смущенный собственными словами.
— Я… иногда мне трудно говорить такие вещи женщинам. Многие мужчины нередко переходят границы… Полагаю, вы часто встречаетесь с подобными вещами в своей работе. Ведь ФБР все еще мир мужчин?
— Да. Но положение медленно меняется к лучшему. И нам нужно научиться избегать ситуаций, когда один человек делает комплимент другому без должного уважения.
— Согласен.
— Именно по этой причине я вам скажу, что вы выглядите весьма благородно.
Он смущенно улыбнулся.
— Хорошее слово, благородно. Должно быть, причина в седых волосах.
— Мужчины выглядят благородно, а женщины просто стареют.
— Еще одна несправедливость жизни, — заметил Лайнберри.
Когда принесли и разлили вино, они чокнулись бокалами, и Пайн сделала осторожный глоток.
— Ух ты, пробирает! — На лице Пайн появилось смущение. — Извините, я не знаю правильного термина.
— Он правильный, если вы именно так восприняли вино. И, чтобы вы знали, прежде я и сам использовал подобные слова.
— А что это за вино?
— «Амароне» из Вероны, которая в Италии. Этот сорт винограда особым образом собирают и сушат, что приводит к появлению терпкости и необычайной интенсивности вкуса в созревшем вине. — Он смущенно улыбнулся. — Конец лекции.
— Нет, мне очень интересно. Я бы хотела знать больше.
— Вам нужно немного подождать, когда вино еще больше насытится кислородом. Тогда проберет еще сильнее!
Они сделали заказ, и его доставили без лишней суеты и спешки. Владелец дважды к ним подходил, а в конце им даже не принесли счет.
— Неужели вы ужинаете тут бесплатно, или есть какое-то другое объяснение?
— У меня здесь личный счет. Это упрощает жизнь.
— Понятно.
— Если вы когда-нибудь окажетесь в Атланте и вам потребуется место, чтобы переночевать, у меня есть небольшая квартирка в Бакхеде. Пожалуйста, останавливайтесь там, если возникнет необходимость.
— Вы очень щедры, — сказала Пайн, не глядя ему в глаза.
— Это не пустые слова. Для меня будет честью, если вы примете мое предложение.
Несколько секунд Пайн молчала, формулируя вопрос, который ей хотелось задать весь вечер.
— Когда вы видели мою мать в последний раз? — наконец спросила она.
Он сделал глоток вина, вытер губы салфеткой, поправил перед собой солонку и перечницу.
— За день до того, как вы втроем покинули город.
— Они вам не сказали, куда намерены уехать?
— Нет. И должен признать, мне было… больно.
— Но в конце концов вы восстановили отношения с моим отцом?
— Да.
— Но не с матерью. Почему? Он ведь знал, где мы жили.
— Вероятно, решил сохранить это в тайне.
— Но вы же дружили.
— Это происходило уже после развода ваших родителей. Может быть, Тим больше не хотел, чтобы я с ней встречался. Я не знаю причины.
— У меня складывается впечатление, что вы были с ней очень близки, — проговорила Пайн.
— Я был очень близок с обоими, — твердо сказал Лайнберри. — Я уже говорил, что собирался предложить вашему отцу работу в моей компании.
— Но он покончил с собой.
— Да. Ужасно. Я не мог в это поверить.
— А потом моя мать приехала в город, чтобы организовать похороны. Но вы с ней не встретились?
— Она так и не связалась со мной.
— И вы не дождались встречи с ней, когда она вернулась?
Лайнберри пожал плечами и опустил глаза.
— Тогда я еще только создавал свой бизнес. Летал по всему миру, находил новых клиентов, набирал персонал, искал новые ресурсы. Почти два десятилетия моя жизнь представляла собой настоящий водоворот. Я никогда не находился в одном месте более недели. К счастью, в дальнейшем мой темп замедлился. — Он улыбнулся, больше для себя, чем для нее. — Не следует забывать, что я уже совсем не так молод, как прежде.
— Это происходит со всеми нами. Во всяком случае, с теми, кто еще жив.
— Да, вы совершенно правы. Мне следует испытывать благодарность за все, чем я обладаю.
Однако его последние слова не показались Пайн искренними.
Когда «Астон Мартин» отъезжал от парковки, Лайнберри спросил:
— Не хотите выпить по стаканчику на ночь?
— Где?
— Моя квартира совсем рядом.
— Разве нам не пора возвращаться? — после некоторых колебаний спросила Пайн.
— Ну, если мы почувствуем, что устали, то сможем остаться переночевать. У меня есть комната для гостей.
Пайн бросила на него жесткий взгляд.
— Но я ничего не взяла с собой, ведь не собиралась оставаться в Атланте.
— У меня есть вещи, которыми вы сможете воспользоваться.
Пайн отвернулась, она явно чувствовала себя неловко.
— И вы сможете задать новые вопросы, если захотите. А я постараюсь на них ответить.
Пайн повернулась к нему.
— Тогда поехали.
«Маленькая квартирка» в Бакхеде оказалась двухэтажным пентхаусом в почти новом небоскребе — с собственным лифтом, выходившим в прихожую.
— Ладно, снова «ух ты», — сказала Пайн, когда Лайнберри провел ее в гостиную, откуда открывался великолепный вид на столицу Джорджии. Пайн подошла к стене, полностью состоявшей из окон, и выглянула наружу.
— Разве у вас нет занавесок или чего-то в этом роде? Здесь все кажется слишком открытым.
— Это специально обработанное стекло. Я могу смотреть наружу, но никто не видит того, что происходит внутри.
— О, тогда все понятно. Но я сомневаюсь, что это дешевле штор.
— Вы правы, — с улыбкой сказал он, снял и повесил на спинку стула пиджак. — Что бы вы хотели выпить? У меня полный бар.
— На самом деле я бы предпочла «Амароне», если, конечно, оно у вас есть, — ответила Пайн.
— Да, есть. Я еще в ресторане понял, что оно вам понравилось. Идемте, покажу вам винный подвал.
Лайнберри провел ее по длинному, отделанному деревом коридору, свернул направо, и они остановились перед каменной стеной с двумя огромными деревянными дверями со стеклянным верхом.
Он нажал на выключатель, за дверями зажегся свет, Лайнберри открыл одну из них и жестом предложил Пайн войти. Затем он последовал за ней и прикрыл за собой дверь.
Пайн слегка поежилась.
— В помещении около пятидесяти восьми градусов[348] и постоянный уровень влажности, — объяснил Лайнберри. — Здесь есть бутылки редкого вина, и оно испортится, если не поддерживать правильный климат.
Пайн заметила, что кирпичи на потолке и полу выглядят новыми, в то время как деревянные балки потемнели от времени. Все столярные работы были сделаны настоящим мастером, каждая деталь, изгиб и шов выглядели идеальными.
— Здесь все великолепно, у меня такое впечатление, что мы попали в Средневековье.
— Примерно так я описывал задачу компании, которая провела здесь работы.
Он открыл стойку с вином и окинул взглядом бутылки.
— Думаю, эта подойдет. — Он достал бутылку и подержал ее перед собой. — Это не тот виноградник, чье вино мы пили в ресторане, но, полагаю, оно понравится вам больше!
— Я вам верю.
— В самом деле?
— А разве существует причина, по которой мне не следует этого делать? — осведомилась Пайн.
— Нет, но с того самого момента, как мы встретились в Андерсонвилле, я уловил в вас некое неоднозначное отношение, — заметил Лайнберри.
— Не принимайте его на свой счет, — сказала Пайн. — Я со всеми так себя веду.
Они пили вино, устроившись на затянутых тканью плетеных креслах из ивы, которые стояли около стеклянного столика на одной из открытых террас, окружавших квартиру с трех сторон. Теплый ветерок шевелил длинные распущенные волосы Пайн. Множество крупных растений в кадках, расставленных на террасе, отмечали маленькую площадку для гольфа, предназначенную для отработки удара патт. В небе было полно самолетов, направлявшихся в Международный аэропорт Хартсфилд-Джексон, и их разноцветные огоньки мигали вдалеке, точно цепочка воздушных рождественских огней.
— Да, отсюда открывается впечатляющий вид, Джек. Вы выбрали превосходное место. — Пайн подняла бокал. — За действительно богатых и успешных, а также за симпатичного мужчину. — Она улыбнулась. — Но вы же знаете, что деньги далеко не всегда делают человека счастливым.
— Да, конечно. Все, о чем вы говорите, не имеет никакого смысла, если вам не с кем это разделить.
— Значит, вы так и не нашли своего человека?
Лайнберри снова наполнил бокалы.
— Нашел.
Пайн медленно опустила свой бокал.
— О ком вы говорите?
— Я думаю, вы знаете, Ли.
Она откинулась на спинку кресла.
— Как долго вы влюблены в мою мать?
— Просто возьмите сегодняшнюю дату и отнимите время, которое прошло с того момента, как я с ней познакомился.
— Но она была замужем, с двумя детьми.
— Вы думаете, что я впервые увидел ее в Андерсонвилле?
— Вы сами мне так сказали.
— Нет, — качая головой, возразил Лайнберри, — я никогда вам этого не говорил.
— Ну и когда вы познакомились с моими родителями?
— Сначала я встретил вашу мать. А с Тимом мы познакомились позже, когда он появился у нее.
— Погодите минутку. Вы хотите сказать, что узнали мою мать раньше, чем познакомились с отцом?
— Да.
— Где? Как?
— Я не могу вам рассказать.
— Чепуха. Вы не можете начать движение по дороге, а потом вдруг остановиться на середине.
— Будь моя воля, я бы продолжал идти по дороге, но я не могу.
— И чья это воля?
— Я не могу ответить на ваш вопрос.
— Проклятье, тогда зачем вообще вы начали этот разговор?
— Потому что вы спросили, как долго я влюблен в вашу мать. И я решил, что сейчас самый подходящий момент для ответа на ваш вопрос. На самом деле именно по этой причине я предложил вам зайти сюда после ужина.
— По какой?
— Мне может не представиться другого шанса.
— Я ничего не понимаю. Подождите… если вы знали мою мать до того, как она перебралась в Андерсонвилль, значит, вы последовали сюда за ней.
— Верно.
— Но почему?
— Из-за обязательств.
— Но как такое может быть? Какие у вас могли быть обязательства?
— Что ваша мать рассказывала вам о своем прошлом?
— Это не имеет значения, ведь все ее слова оказались ложью.
— Как вы узнали?
— Я следователь. Я все узнаю.
Пайн открыла сумочку, достала одну из круглых подставок из бара, которую подарил ей отец, и положила на стол так, чтобы Лайнберри смог ее разглядеть.
Он никак на нее не отреагировал, лишь пил вино и смотрел на город.
— А теперь вы решили замолчать? Вы сказали, что привели меня сюда, чтобы объяснить некоторые вещи.
— Нет, я не собираюсь молчать, я думаю, как лучше сформулировать объяснения. Я часто так поступаю. Это позволяет не выставлять себя глупцом.
Выражение лица и голос Пайн смягчились.
— Но чем вы сейчас рискуете?
— Каждый человек рискует, если намерен поступить именно так в какой-то момент своей жизни. И я не исключение.
Пайн поставила бокал на стол.
— И ради этого вы разводите таинственность?
— Ваша мать могла сама вам все рассказать, — неожиданно заявил он, и в его голосе появилось напряжение и одновременно жесткость. — И тот факт, что она решила сохранить тайну, не позволяет мне предать оказанное мне доверие. Я надеюсь, вы меня поймете, Ли. А если не сможете… что ж, тогда вы совсем не такой человек, как я думал.
Несколько мгновений Пайн выглядела удивленной. Потом снова взяла свой бокал с вином.
— Ладно, наверное, я способна такое понять. — Она посмотрела на подставку из бара. — Я попросила своего приятеля навести справки о «Плаще и кинжале».
— В самом деле? И что он узнал?
— Оказалось, что это вовсе не бар, а операция контрразведки.
— Нет, не совсем так.
Пайн откинулась на спинку стула и с изумлением на него посмотрела.
— Значит, вы участвовали?.. И что же тогда это было?
— Ли…
— Пожалуйста, Джек, я обязательно должна разобраться. С тех пор прошло тридцать лет. Вам не кажется, что мне пора узнать правду?
Он немного подумал, потом кивнул.
— Вы сами сказали, что вы опытный следователь, — заговорил Лайнберри. — Что же, давайте вернемся в Нью-Йорк, в середину восьмидесятых годов прошлого века. Что вам приходит в голову, когда речь идет об операции под прикрытием?
Пайн задумалась.
— К этому времени холодная война начала затихать, — сказала она. — И контрразведывательная работа скорее должна была проводиться за океаном или в округе Колумбия. — Она пристально посмотрела на Лайнберри. — Тут может быть только один ответ. Восьмидесятые? Большое Яблоко[349]? Организованная преступность.
— В восемьдесят пятом лидеры всех пяти мафиозных семей, действовавших в Нью-Йорке, были приговорены по закону о деятельности коррумпированных организаций, занимающихся рэкетом, и отбывали в тюрьме наказание длительностью в столетие каждый. И это почти полностью их подорвало. Позднее, в девяносто втором, обвинения и показания Сальваторе «Быка» Гравано, ставшего первым мафиози, превратившимся в «крысу», помогли посадить Джона Готти. Но запустили процесс события восемьдесят пятого года и то, что произошло немного раньше.
— Откуда вы это знаете?
— Я читал. Я изучаю историю.
Пайн с сомнением на него посмотрела.
— Ладно. И мой отец каким-то образом этому помогал? Мне говорили, что он хотел стать актером. Как он оказался в «Плаще и кинжале»?
— А кто говорит, что это имело какое-то отношение к Тиму?
Пайн выглядела ошеломленной.
— Что вы пытаетесь мне сказать?
Лайнберри встал и с бокалом вина подошел к стеклянной стене террасы.
Пайн последовала за ним.
— Джек? — нетерпеливо спросила она.
Лайнберри не повернул головы в ее сторону, поставил бокал на верхнюю часть стены террасы и оперся на нее локтями.
Она схватила его за руку и повернула к себе.
— Что вы хотите мне сказать?
Он так долго на нее смотрел, что ей стало не по себе. В его глазах промелькнуло множество эмоций, но, в конце концов, осталась лишь нежность, наполненная облегчением или смирением; Пайн не могла понять, чем именно, возможно, присутствовали оба чувства.
— Ваша мать была моделью, которая в юности путешествовала по всему миру. За это время она встретила немало интересных людей, которым нравилась. Тех, кто хотел находиться рядом с ней.
— О каких людях вы говорите? — медленно спросила Пайн, хотя уже поняла, что знает ответ.
— Людей с большими деньгами и сомнительным прошлым. Со временем она поступила правильно, Ли, однако ей пришлось пойти на немалый риск.
— Вы хотите сказать, что она была подругой кого-то из мафиози?
— Она была еще слишком молодой, чтобы голосовать. Насколько хорошо вы в таком возрасте понимали, что происходило вокруг вас?
— Я понимала достаточно, чтобы не связываться с членами мафии.
— Ну вы не можете знать наверняка. То, чем они обладали, порой возбуждало и опьяняло тех, кто находился рядом. К тому же едва ли кто-то из них сам убивал. Для грязной работы существовали рядовые члены банды. Ей не довелось увидеть эту сторону. На самом деле она сначала даже не знала, что они являлись преступниками. У них ведь не было на груди таблички с надписью «мафиози».
— Так почему же она «поступила правильно», как вы только что сказали?
— Наступило время, когда ваша мать увидела их темную сторону. И она испытала отвращение.
— А кто заставил ее увидеть свет? Вы? Почему? Как? В чем состояло ваше участие? Только не нужно лгать или говорить, что вы узнали об этом из книг как «любитель истории».
— Я не всегда работал на шахте, где добывали бокситы. Или управлял деньгами других людей.
— Вы были полицейским? Или шпионом, работающим на нас?
— Я был… полезным активом. И давайте не будем углубляться в детали.
— И вы завербовали мою мать — для каких целей?
— Ей не пришлось давать показания, если вас интересует этот вопрос. Но она стала нашим агентом. Она носила прослушку, а также рассказывала, что видела и слышала. Благодаря ей мы смогли предотвратить множество смертей и других событий в самых разных местах.
— Но плохие парни об этом узнали? И ей пришлось исчезнуть?
— Несмотря на то, что большая часть процессов началась в восемьдесят пятом, для подготовки дел потребовались годы, и все это происходило еще до вашего с Мерси рождения. «Плащ и кинжал» оказался превосходным прикрытием, необходимым для того, чтобы отработать все линии расследования. И ваша мать помогла довести многие из них до конца. Она сумела войти в доверие ко многим высокопоставленным людям в мафиозных семьях.
— А отец?
— Она познакомилась с Тимом в «Плаще и кинжале». Как раз в тот момент, когда операция под прикрытием подходила к концу. До начала процессов оставалось совсем мало времени. Тим не имел к этому отношения. Он работал официантом между прослушиваниями на разные роли. Они… полюбили друг друга.
— И что потом?
— Ваша мать рассказала ему о том, что происходит. Объяснила, что ей приходилось делать. Мне она призналась в том, что рассказала ему, лишь много позже, в противном случае я бы этого не допустил. Тим ей помогал. Они поженились. Тут я должен отдать ему должное. А потом они «исчезли».
— Но вы знали, где они находились. Вы переехали сюда, чтобы присматривать за ними.
— Да, мы помогли им «исчезнуть». Такова была моя работа.
— К тому же вы все еще любили мою мать.
Он продолжал смотреть на раскинувшийся внизу город.
— Да, что-то вроде того. Я делал все, что было в моих силах, чтобы их защитить. После того как прошло несколько лет, у нас сложилось впечатление, что им больше ничто не угрожает. Мафия сильно ослабела. Боссы оказались в тюрьме. Новых боссов не интересовало прошлое, они обеспечивали собственное будущее.
— А потом?
— Ваша сестра исчезла, а вас едва не убили.
— Вы знаете, кто это сделал?
— Нет.
— Если вы мне лжете…
— Я говорю правду, Ли. Я не знаю, — резко добавил Лайнберри.
— Но вы подозревали, что это как-то связано с прошлым моей матери.
— Конечно, подозревал. И сообщил о своих выводах наверх. Были предприняты значительные усилия, чтобы выяснить, что произошло, и попытаться найти вашу сестру.
— Но вы ничего не рассказали полиции? А также ФБР? А ведь это открыло бы новые линии расследования, и тогда шансы отыскать Мерси заметно увеличились бы. — Лицо Пайн покраснело, в жилах закипел адреналин. — Вы скрыли важнейшую информацию, которая могла стоить моей сестре жизни!
— Это было не в моей власти.
— Мои родители также промолчали? Такого просто не могло быть!
— Это подвергло бы всех вас опасности.
— Мы уже были в опасности! Я едва не умерла.
— Я знаю. Я знаю, Ли.
Она вздохнула, стараясь успокоиться.
— Когда вы доложили своему начальству о похищении, им удалось узнать хоть что-нибудь о моей сестре?
— Это была черная дыра. Никто ничего не знал.
— Ну мне представляется очевидным, что следовало сделать. Вы попытались проверить проклятую мафию?
— Все они сидели в тюрьме. Во всяком случае, те, кто имел отношение к «Плащу и кинжалу». В течение нескольких лет не наблюдалось никакой активности, имевшей отношение к вашим родителям. И я не думаю, что в похищении Мерси замешана мафия.
— Тогда кто? — резко спросила Пайн, схватив Лайнберри за руку. — Кто?!
В глазах Лайнберри заблестели слезы.
— Я сожалею. Как бы я хотел иметь ответ. Но у меня его нет.
Он бросил на нее сочувственный взгляд, что еще больше рассердило Пайн.
— Я знаю, что вам пришлось очень нелегко.
— Ни хрена вы не знаете, — прорычала Пайн.
Он допил остатки вина.
— Может быть, и нет.
— Какой была настоящая фамилия моей матери?
— А почему вы спрашиваете?
— Почему? Потому что я ее дочь и имею право знать.
— Нет, не имеете. Вы можете так думать, но у вас такого права нет.
Пайн посмотрела на него, словно собиралась ударить.
— И я вовсе не в гневе произнес эти слова, Ли.
— Меня зовут Этли, — резко сказала она.
— Хорошо, Этли. Я говорю так из-за того, что ваша мать рискнула всем — в том числе своей жизнью — чтобы поступить правильно в таком возрасте, когда большинство людей даже не в состоянии вовремя встать с постели. Я обещал ей, что заберу ее тайну в могилу. И нарушил свое обещание, когда рассказал вам все это. Но больше вы ничего от меня не услышите.
В его словах прозвучали такая искренность и преданность, что они заставили рассерженную Пайн задуматься. Она отступила на шаг и посмотрела на Атланту.
— Я понимаю, как вам было трудно, — уже более спокойно сказала она.
— Ценю ваше сочувствие, но мои трудности ничтожны по сравнению с теми, которые пришлось перенести вашей матери. — Он посмотрел на свой пустой бокал. — Значит, вы действительно не знаете, где она сейчас?
— Нет. И даже мои навыки и ресурсы ФБР не помогли мне ее найти.
— Тут я должен взять вину на себя.
— Почему?
— Я научил ее обманывать и прятаться. Мне пришлось так поступить, потому что люди, которые могли попытаться ее найти, были бы сколь умны, столь и безжалостны. Но у нее началась настоящая паранойя, в особенности после рождения дочерей.
— Почему вы просто не внесли ее в программу защиты свидетелей? Там работают очень толковые люди.
— Вы думаете, мы не пытались? — последовал неожиданный ответ Лайнберри.
— Что… что произошло?
— Вы и ваша семья чудом уцелели. Дважды. Я думаю, вам с Мерси было тогда по одному году.
— Что? — Пайн была ошеломлена. — Но… складывается впечатление, что вы рассказываете о жизни каких-то других людей. Не моей.
— Я прекрасно понимаю ваше глубокое удивление. Именно тогда люди, с которыми я работал, придумали план.
— И мои родители перебрались в Андерсонвилль со мной и Мерси?
— Да. Андерсонвилль находился достаточно далеко, и едва ли кто-то мог представить, что бывшая знаменитая модель захочет там поселиться. К тому же имелся еще один плюс. Появление любых других новых людей в городе легко заметить.
Он отошел от стены и снова уселся за столик. Пайн присоединилась к нему.
Он посмотрел на нее через стол.
— Теперь я сожалею о том, что произошло.
— Полагаю, вам пришлось сделать то, что вы были должны, — сказала Пайн. — В точности как моей матери.
— И как вы намерены теперь поступить?
— Я также сделаю то, что должна, — твердо сказала Пайн. — Теперь вы можете отвезти меня обратно? Мне нужно о многом подумать, а здесь у меня не получится.
Когда они спустились в гараж, Пайн спросила:
— Вы не против, если я сяду за руль?
— Нет, конечно, но почему?
— У меня такое ощущение, что я должна вернуть себе контроль хотя бы над чем-то. В противном случае…
Он протянул ей ключи.
— Я понимаю.
По дороге в Андерсонвилль оба не произнесли ни слова.
Пока не прогремели выстрелы.
Первым инстинктом Пайн было достать «Беретту Нано» из сумочки, но она решила удерживать руль и начать маневр уклонения.
— Джек, вы в порядке? Джек!
Она повернулась и увидела, что он лежит, привалившись к спинке сиденья, и его лицо стало пепельно-серым. Лайнберри отвернулся в сторону, и его вырвало. Она увидела, что у него на груди расплывается кровавое пятно.
Дерьмо.
Пайн повернула руль «Астона Мартина», съехала на обочину и попыталась шалью остановить кровь от огнестрельного ранения. Пуля вошла в верхнюю часть тела справа. Пайн знала, что там находится много органов, но пуля хотя бы не попала в голову или сердце.
Она немного наклонила Лайнберри вперед и пощупала спину. Выходной раны не было.
Бросив взгляд в ту сторону, откуда стреляли, Пайн вытащила телефон и позвонила Ларедо. Он взял трубку после второго гудка, и она рассказала то, что ему было необходимо знать.
— Принято, — ответил он.
Они находились совсем недалеко от Андерсонвилля, и Пайн надеялась, что достаточно близко.
Она посмотрела на Лайнберри, тот лежал совершенно неподвижно.
— Джек! Давай, Джек, держись!
Она пощупала его пульс. Он был слабым, но отчетливым.
— Джек, оставайся со мной. Помощь уже в пути. Просто держись…
Новая пуля пролетела не менее чем в дюйме над ее головой. Она нырнула вниз и потянула за собой Лайнберри.
Пайн хотела вытащить пистолет и начать ответную стрельбу, но тут же отказалась от этой идеи.
Она услышала, как заработал двигатель автомобиля.
Это позволило ей многое понять.
Пайн чувствовала, как смешивается запах рвоты Лайнберри со сладким влажным воздухом Джорджии и ее собственным потом, вызванным адреналином.
Она распахнула свою дверь, сбросила туфли и опустилась на колени, спрятавшись за корпусом машины, как за щитом.
Примерно в сотне ярдов от ее позиции появились включенные фары. Однако она не могла определить марку автомобиля или разглядеть водителя.
Пайн вытащила из сумочки «Нано». Она могла сделать восемь выстрелов: она надеялась, что этого хватит.
Она использовала бок «Астона Мартина» как точку опоры и прицелилась в приближавшийся автомобиль. Они не знали, что у нее есть оружие. Они вполне могли думать, что она и Лайнберри выведены из строя. Возможно, стреляли в ее сторону, чтобы понять, как обстоят дела.
Именно по этой причине Пайн не стала стрелять в ответ. К тому же прежде она не видела цели, теперь же она появилась.
Автомобиль набирал скорость.
Не стреляй, Пайн. Не стреляй…
Она убрала прядь волос с правого глаза. Сделала вдох и застыла, приготовившись сделать безупречный выстрел — как ее учили.
Водитель решил пойти до конца, потому что машина заметно увеличила скорость, и теперь Пайн сумела разглядеть, что к ним устремился большой внедорожник, чтобы с ними покончить.
Пайн дождалась, когда до внедорожника оставалось менее двадцати футов.
Ее первый выстрел угодил в ветровое стекло прямо перед водителем. Второй увеличил отверстие, Пайн слегка переместила дуло «Нано» и дважды выстрелила в пассажира на переднем сиденье. Следующие два выстрела она направила в решетку радиатора и правую переднюю покрышку. В запасе осталось два патрона.
После первых выстрелов внедорожник свернул вправо, затем влево и застыл в десяти футах перед ней.
Пайн ждала. Противник, судя по всему, также ждал.
Ее «Нано» был направлен на внедорожник так, чтобы всякий, кто из него появится, получил пулю.
Медленно тянулись минуты.
Потом она услышала сирены и едва не закричала от облегчения.
Должно быть, те, кто сидел во внедорожнике, их также услышали. Автомобиль сдал назад, задние колеса вращались, чтобы добиться сцепления с обочиной, затем он выехал на асфальт и покатил в том направлении, откуда прибыли Пайн и Лайнберри.
Она выскочила на дорогу, прицелилась и выпустила две последние пули в вихляющий внедорожник, над радиатором которого уже поднимался пар — Пайн не промахнулась.
Теперь они далеко не уедут.
Пайн бегом вернулась к машине, чтобы проверить состояние Лайнберри. Он все еще дышал, его веки задрожали, и глаза открылись.
— Помощь совсем рядом, Джек. Держись.
— Л-ли…
— Я здесь.
Он продолжал смотреть на нее широко раскрытыми глазами. Потом поднял руку и нежно коснулся лица.
— А… Аман-да…
Аманда?
Его глаза закрылись, и она увидела, как к ним приближаются патрульная машина и «Скорая помощь».
Пайн бросилась к ним, размахивая руками.
Патрульная машина свернула к ней и остановилась. Пайн побежала к ним, размахивая своим жетоном, наклонилась к открытому окну и посмотрела на двух ошеломленных помощников шерифа.
— Стрелок во внедорожнике, он поехал туда, — сказала она, указывая направление. — Я прострелила ветровое стекло, покрышку и радиатор. Он вооружен. Постарайтесь его задержать и вызывайте подмогу — пусть его блокируют с противоположной стороны. А я разберусь с парамедиками.
— Да, мадам.
Патрульная машина помчалась дальше, а Пайн указала парамедикам на «Астон Мартин».
Они оказались рядом с Лайнберри одновременно.
— Пулевое ранение, — крикнула она парамедикам. — Верхняя правая часть торса. Потерял много крови. Поспешите, он без сознания.
Подхватив чемоданчики, медики бросились к Лайнберри.
Они не стали вытаскивать его из машины, а сразу начали оказывать помощь. Пайн с восхищением смотрела на слаженную и четкую работу молодых женщин. Первым делом они проверили работу жизненно важных органов, потом сразу подключили капельницу и начали переливание крови, одновременно обрабатывая рану, чтобы остановить кровотечение.
Пайн услышала, что подъезжает еще одна машина, из которой выскочили Ларедо и Блюм.
Они подбежали к Пайн, стоявшей рядом с «Астоном Мартином».
— Он?.. — начала Блюм.
Одна из парамедиков подняла голову.
— Состояние критическое, но стабильное. Мы остановили кровотечение, и все жизненные показатели выровнены. Нам необходимо немедленно отвезти его в Америкус.
Другая женщина достала носилки из машины «Скорой помощи», и они все вместе помогли медикам перенести Лайнберри.
— Я поеду с вами, — сказала Пайн, когда они собрались захлопнуть задние двери.
Когда она садилась в машину, Ларедо спросил:
— Стрелок?
— Полицейские его преследуют. Возможно, я ранила водителя и мне удалось повредить внедорожник.
— Я постараюсь выяснить все, что возможно. Потом мы заедем за тобой в больницу. Дерьмо, Пайн, ты же ранена.
Пайн взглянула на свою окровавленную руку.
— Пуля едва меня задела. Я попрошу сделать перевязку.
— Тут потребуется кое-что большее, — твердо сказала Блюм и посмотрела на женщину-парамедика, которая слышала их разговор.
Та кивнула.
— Мы все сделаем, мэм.
Двери захлопнулись, и они под вой сирены помчались в больницу.
Пайн сидела рядом с Лайнберри, парамедики следили за показаниями приборов и за состоянием пациента. Потом одна из них обработала и наложила повязку на руку Пайн.
— Как вы думаете, он выживет? — тихо спросила Пайн.
— У него неплохие шансы. После рентгена будет больше ясности. Я отправила сообщение в Америкус с описанием его состояния, чтобы к нашему приезду все подготовили. Им придется сразу начать операцию. Тут многое зависит от того, какие разрушения причинила пуля и продолжается ли внутреннее кровотечение. Но давление у него сейчас в норме. А это хороший знак.
Пайн сжала руку Лайнберри.
— Мне необходимо, чтобы ты поправился, Джек, по множеству причин.
Она убрала волосы с лица, наклонилась и поцеловала Лайнберри в лоб. Она выпрямилась и вдруг почувствовала, как по ее щеке сбежала слеза. Она уже и не помнила, когда такое случалось с ней в последний раз. С тех пор, как Пайн потеряла сестру, она ни разу не плакала по-настоящему. А тогда рыдала месяцами.
Она не стала стирать слезу и дождалась, когда та соскользнула к губам.
Потом сделала глубокий вдох, продолжая сжимать руку Лайнберри и стараясь удержать его в этом мире, пока машина мчалась по пустой дороге.
Гудки мониторов вгрызались в голову Пайн, точно крупная дробь, когда она сидела на стуле в отделении интенсивной терапии.
Лайнберри сделали срочную операцию. Он оставался без сознания, а его тело опутывали провода и трубки. Пайн обнаружила, что ее взгляд постоянно притягивает монитор, она следила за его давлением, дыханием и пульсом, ждала, когда зазвучит сигнал тревоги, что случилось уже дважды, заставив медсестер и врачей броситься к Лайнберри и делать все, что необходимо, чтобы сохранить ему жизнь.
Пайн встала и с беспокойством посмотрела на Лайнберри. Она несколько раз разговаривала с хирургом и лечащим врачом. Пуля причинила ряд внутренних разрушений, сломала кость и разорвала кровеносные сосуды. Доктора достали пулю и справились с внутренними повреждениями. Они со сдержанным оптимизмом говорили, что Лайнберри полностью поправится, если придет в сознание и у него не возникнет других осложнений.
Блюм, Уоллис и Ларедо приехали и уехали.
Внедорожник, который выстрелами повредила Пайн, нашли в нескольких милях от шоссе. Внутри, на переднем сиденье, удалось обнаружить следы крови. Сейчас в лаборатории делали анализы.
— Внедорожник украден в Атланте за три часа до появления возле Андерсонвилля, — рассказал ей Ларедо.
— Они нас ждали. Не преследовали нашу машину, а просто стояли на обочине.
— Значит, им было известно, когда вы будете возвращаться из Атланты? Но откуда?
У Пайн не нашлось ответа на его вопрос.
Джерри Дэнверс охранял Лайнберри вместе с полицейским офицером из округа Самтер.
Дэнверс был сильно расстроен, когда добрался до больницы, он винил себя за то, что не повез их до Атланты.
— Это моя работа, — снова и снова повторял он Пайн.
— Лайнберри ваш босс, и он пожелал вести машину сам, — отвечала она, однако Дэнверс продолжал переживать.
Пайн встала, когда Лайнберри пошевелился и слегка застонал. Она не могла представить, что всего несколько часов назад они находились в его роскошном пентхаусе, пили дорогое вино и смотрели на прекрасные виды Атланты.
Именно там Лайнберри рассказал Пайн, что ее мать была связана с мафией.
У нее кружилась голова от его откровений. Казалось, кто-то выбросил ее из лодки посреди океана. Она не понимала, на каком она свете. Но у нее был Лайнберри. Он все знал. Она не могла его потерять.
— Джек, ты меня слышишь? — позвала она. — Тебе сделали операцию. И они тебя зашили. С тобой все будет в порядке. — Она положила руку на его здоровое плечо и слегка сжала.
Пайн удивилась, когда его веки затрепетали и он стал удивленно оглядываться по сторонам.
— Джек? — сказала она. — Ты в порядке. Ты сейчас в больнице. Опасности больше нет. Ты поправишься.
Наконец его взгляд остановился на ней. Он посмотрел на Пайн, его губы пошевелились, и она поняла, что он пытается что-то сказать.
Она наклонилась к нему поближе.
— Джек, что такое?
— Аман-да? Я… Аман-да? — пробормотал он.
Пайн не знала, что делать или говорить. У него был такой умоляющий взгляд, что она взяла его за руку и кивнула.
— Я… Аманда, Джек. Я здесь, с тобой.
Она почувствовала, как его пальцы сжали ее ладонь. Он кивнул.
— Л-люблю тебя… — прошептал он.
Он искал ответ на ее лице.
— Я… тоже тебя люблю, — ответила она.
По его губам промелькнула слабая улыбка, веки затрепетали, и он потерял сознание.
Пайн отпустила его руку и села.
Она невольно содрогнулась после того, что произошло мгновение назад.
Чтобы его успокоить, я сыграла роль своей матери.
Ничего другого в данных непростых обстоятельствах Пайн придумать не сумела. Однако теперь ей было не по себе. Просто другая форма обмана — по достойному поводу или нет, значения не имело — а ее уже тошнило от лжи, которую она обнаружила за то время, что здесь провела.
Она вышла из палаты и направилась к Дэнверсу. Он был в костюме и галстуке, но одежда выглядела мятой, и он казался непривычно растрепанным.
— У вас есть время на чашечку кофе? — спросила Пайн.
В этот момент из-за угла появился Тайлер Страуб. Он выглядел аккуратным и элегантным, и Пайн не заметила в нем эмоций, переполнявших Дэнверса.
— Привет, Джерри, я пришел тебя сменить, — сказал Тайлер. — Как у него дела?
— Мистер Лайнберри обязательно поправится, — твердо сказал Дэнверс, и его лицо исказил гнев.
Страуб бросил на Пайн тревожный взгляд.
— Хорошо, — ответил он. — Это просто замечательно. В таком случае мы продолжаем работу.
— Твое замечание здесь совершенно не к месту! — рявкнул Дэнверс.
Страуб поднял руки вверх, показывая, что сдается.
— Послушай, я лишь хотел разрядить обстановку. И, к твоему сведению, я уже говорил с медсестрой. Она сообщила мне хорошие новости. К тому же мне всегда нравился этот парень, не так ли?
Дэнверс успокоился и повернулся к Пайн.
— О чем вы хотите поговорить?
— О прошлом вечере.
— Мне больше нечего сказать. И я не оставлю свой пост.
Пайн посмотрела на Страуба.
— Ладно, а у вас найдется время выпить кофе?
Страуб вновь с тревогой посмотрел на Дэнверса, который отвернулся в сторону.
— Конечно, — ответил он. — Ты не возражаешь, Джерри?
Дэнверс коротко кивнул.
Пайн отвела Страуба в маленькую кухню, где стояли стол, стулья, кофейник и чашки. Они налили себе кофе и сели за стол.
Пайн посмотрела на Страуба. Он был немного старше, чем она, чуть меньше сорока. Рост около шести футов и три дюйма, стройный, но с широкими плечами, говорившими о силе, густые, светлые, вьющиеся волосы. Выпуклость под пиджаком указывала на положение пистолета. Красивое лицо позволило Пайн предположить, что он пользовался успехом у местных женщин.
— Так что такое с Джерри? — спросила Пайн.
Страуб пожал плечами и слегка смутился.
— Послушайте, он невероятно предан Лайнберри. В этом нет ничего плохого.
— Ну, возможно, его преданность заходит слишком далеко. Насколько я поняла, в прошлом он работал в Секретной службе.
— В президентском подразделении.
Пайн удивилась.
— Вы серьезно? Я не знала.
— Я понял по вашему взгляду.
— И что произошло потом? Почему он оттуда ушел? Он еще слишком молод для пенсии.
— Я не люблю рассказывать истории о прошедших временах.
— Сделайте для меня исключение. Это может оказаться важным.
— Ну, по слухам, Джерри должен был стать полноценным специальным агентом Секретной службы. Но все пошло не так, и у него не получилось.
— И что же произошло?
— Понятия не имею. Вы федерал и знаете: случается какая-то мелочь, и вас перестают продвигать по службе. Но для него все закончилось хорошо. Он зарабатывает намного больше у Лайнберри, чем если бы защищал президента или гонялся за фальшивомонетчиками.
— Что вы о нем думаете?
— Он легко возбудим. Вы сами видели. Я также профессионал, но для меня это просто работа. А Джерри относится к ней, как…
— …делу жизни?
Перед тем как ответить, Страуб сделал глоток кофе.
— Да, вроде того.
— Расскажите мне, как вы обеспечиваете безопасность мистера Лайнберри.
— Иногда мы работаем оба. Тут многое зависит от ситуации — так, к примеру, было в тот день, когда вы в первый раз приехали к Лайнберри. По ночам мы включаем электронную систему обнаружения, связанную с нашими сотовыми телефонами. Конечно, Лайнберри богат, но он совсем не похож на знаменитость.
— Вы спите на территории?
— Да, всего в нескольких сотнях ярдов от главного дома.
— А что произошло вчера?
— Мистер Лайнберри сказал нам, что поедет с вами в Атланту, и ему не потребуются наши услуги.
— Как к этому отнесся Джерри?
— Он всегда недоволен, когда мистер Лайнберри куда-то отправляется один.
— А кто-нибудь следит за домом в Атланте?
— Да, там на постоянной основе находятся управляющий и горничная. У них имеются спальни.
— Я была там вчера вечером, но никого не видела.
Страуб удивился.
— Ха, вы были в пентхаусе?
— Он предложил мне туда зайти.
— Возможно, он дал им выходной. Даже не знаю. — Он с любопытством посмотрел на Пайн. — Может быть, он хотел побыть с вами наедине.
— А что вчера вечером делали вы с Джерри?
— Я пошел спать. Как я уже говорил, здания, где мы живем, находятся за главным домом. Два коттеджа. Ну, коттедж — это сильное преуменьшение. Я никогда не жил в таком прекрасном доме.
— А Джерри?
Страуб устало покачал головой.
— Он сказал, что намерен отследить положение мистера Лайнберри при помощи приложения.
— Приложения?
— Да. Ничего особенного. У каждого автомобиля есть свой передатчик-ответчик, а приложение позволяет отслеживать положение «Астона Мартина» в любой момент времени.
— Значит, Джерри знал, когда мы должны были вернуться?
— Ну для этого и нужно приложение.
— Когда вы узнали о том, что случилось?
— Джерри позвонил мне вчера вечером. Ну, точнее, уже под утро. Он сказал, что в мистера Лайнберри стреляли и его отвезли в Америкус. Вот почему он так расстроен. Джерри считает, что ему следовало находиться рядом с мистером Лайнберри. Можете не сомневаться, Джерри готов закрыть его своим телом. В этом смысле из него получился бы превосходный агент Секретной службы.
Пайн ничего не ответила. Она просто сидела и думала, что с таким приложением Джерри мог спокойно сидеть в стоявшей на обочине машине и ждать, а потом открыть стрельбу.
Но зачем пытаться убить человека, которому ты так предан? Как заметил Страуб, они сохраняли работу лишь до тех пор, пока Лайнберри оставался в живых. И после смерти босса сразу становились безработными.
Итак, у Джерри были возможности и средства. Осталось выяснить мотив.
— Агент Пайн?
Она подняла глаза и увидела, что Страуб смотрит на нее с тревогой.
— Вы в порядке?
— Я не уверена. Я совсем не уверена. Но я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали.
— Хорошо.
— Если что-то покажется вам подозрительным, сразу звоните мне.
— В каком смысле?
— Воспользуйтесь своими инстинктами, интуицией. Это важно.
— Хорошо.
Пайн вышла, и мысли у нее в голове метались со скоростью миллион миль в час.
Пайн и Блюм сидели в зале для зав-траков и пили кофе. Пайн закончила рассказывать историю о своих родителях, которую поведал ей Лайнберри.
Блюм довольно долго молчала.
— Удивительная история, которая многое объясняет, — наконец сказала она, наклонившись к Пайн.
Та сделала несколько глотков кофе и аккуратно поставила чашку на стол, хотя кончики ее пальцев слегка дрожали.
— Ну, я чувствую себя так, словно только что попала под поезд, — призналась она.
Блюм налила ей еще кофе и похлопала по руке.
— Чему тут удивляться? Вчера тебе рассказали, что твоя мать была шпионкой или работала под прикрытием — называй как хочешь — против мафии. Потом твоим родителям пришлось бежать, и вы все чуть не погибли, когда находились в программе защиты свидетелей. Ко всему прочему, тебя едва не убили, и ты получила ранение. Полагаю, за один вечер с тобой случилось больше ошеломляющих событий, чем со многими людьми за всю их жизнь.
— Должна существовать причина, по которой Мерси похитили, а меня тогда чуть не убили. Но я уже говорила, что считаю Мерси победительницей в той детской считалке. Так должно быть. А если нет, почему он не убил нас обеих? Зачем забрал ее с собой?
— Я не знаю, агент Пайн. Но в том, что ты говоришь, есть смысл.
— Однако ты в это не веришь.
— Ты сама мне говорила, что не стоит опережать события.
— Ты права. Я начинаю забегать вперед.
— Но кое-что представляется мне очевидным.
— Ты о чем?
— Дэниел Тор не имеет к этому отношения.
Пайн состроила гримасу.
— Он водил меня за нос. Не могу поверить, что потратила на ублюдка столько времени.
— Но ты не могла не пройти по этой дороге до конца, ведь зацепка была очень серьезная.
— А теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что подобное поведение не подходило под его образ действий. Он сам мне сказал, что никогда не забирал ребенка таким способом. И все, что нам известно о его преступлениях, это подтверждает. Я пыталась забить квадратный колышек в круглую дыру, потому что мне хотелось иметь чудовище, на которое я могла бы показывать пальцем.
— Я прекрасно все понимаю. И в этом есть позитивные моменты.
Пайн вспомнила свою последнюю встречу с Тором, который потребовал тогда, чтобы она называла его Дэн.
— Я больше никогда не увижу мерзавца.
— Совершенно точно.
— Ладно, теперь нужно проследить логику событий. — Пайн отставила чашку с кофе в сторону и наклонилась вперед. — Если то, что случилось со мной и Мерси, связано с деятельностью моей матери в Нью-Йорке, значит, люди из того мира нашли нас в Андерсонвилле.
— Но в таком маленьком городке, как Андерсонвилль, мафиози сразу привлек бы внимание, не так ли?
— Однако не все мафиози похожи на Аль Пачино или Марлона Брандо, и они не разговаривают, как персонажи «Клана Сопрано».
— Но каким образом кто-то чужой сумел пройти мимо твоих родителей, даже если они были пьяны? Они бы ему помешали, если только оба не находились без сознания. Эта часть всегда казалась мне лишенной смысла.
— У меня есть теория.
— Какая?
— В тот вечер моя мать вела себя странно. Помнишь, я тебе рассказывала.
— Да. Полагаю, ты много об этом думала. И пришла к каким-то выводам?
— Да. Мать уложила нас спать в обычное время, но не зашла в десять часов, чтобы проверить, как мы, она появилась только в шесть утра, намного раньше, чем обычно приходила нас будить. Эта информация есть в полицейском досье.
— И о чем она тебе говорит?
Пайн подняла голову.
— Я полагаю, моих родителей не было дома в ту ночь. Они куда-то уходили.
— И куда они могли пойти?
— К Принглам, где они пили и принимали наркотики. А потом моя мать пришла в себя, поняла, что случилось, бросилась домой, чтобы нас проверить, и обнаружила, что Мерси исчезла, а я была без сознания и едва живая.
— Но Принглы не могли такое забыть.
— Они солгали. Майрон сказал, что находился на работе, когда позвонила его жена и сообщила, что произошло со слов моей матери. Но я думаю, он все еще был дома и пьян. Возможно, ушел на шахту позднее, но едва ли кто-то это помнит. Они испытывали стыд из-за того, что произошло, а потому солгали. Они не хотели, чтобы кто-то связал их со случившимся. Вот почему они твердят, что не могут сказать, чем занимались в тот вечер, пока Майрон, наконец, не признался, что к ним в гости приходили друзья. Он лишь утаил, что друзьями являлись мои родители.
— Итак, твоя мать обнаружила, что ты едва жива, а твоя сестра исчезла. И у обоих твоих родителей началась паника.
— Однако было поздно. Худшее уже произошло.
— А почему похититель использовал детскую считалку, чтобы сделать выбор?
— Я не знаю. Может быть, не смог придумать ничего другого. Возможно, считалка всплыла в его памяти из детства, где его выбирали в команду или он кого-то выбирал.
— И что ты намерена делать дальше?
— Мне нужна информация на Барри Винсента и его связи с Нью-Йорком. И если она существует, я смогу двигаться дальше. Если нет, получится, что мне так и не удалось ни на шаг продвинуться вперед.
В этот момент в зал вошла бледная и несчастная Лорен Грэм.
— Вы в порядке? — спросила Пайн.
— Я беспокоюсь из-за Джека, — ответила Грэм.
— Когда я уходила из больницы, он был в порядке. Хирург его осмотрел, а последние снимки показали, что операция прошла успешно. Ему предстоит долгое восстановление, но опасности для жизни больше нет. Он может позволить себе самый лучший уход. Я думаю, с ним все будет хорошо.
— Он… спрашивал про меня?
Пайн посмотрела на Блюм.
— Хм-м-м, он был без сознания, Лорен. Он ни о ком не мог спрашивать.
Она не собиралась ей рассказывать, что Лайнберри дважды обратился к ней, назвав Амандой.
— К нему пускают посетителей?
— Сейчас он находится под охраной — ведь в него стреляли, — но вам лучше спросить у детектива Уоллиса. Возможно, ему известно больше.
Грэм поблагодарила и ушла.
— Она сильно переживает из-за Лайнберри, — заметила Блюм.
— Да. Он красивый, безумно богатый и очень милый. Я не сомневаюсь, что многие женщины хотели бы стать частью его мира.
— Весьма привлекательный набор качеств.
Пайн подумала о времени, которое провела вчера с Лайнберри, и о том, как он на нее смотрел.
— Может быть, у Грэм есть шанс, — сказала она. — Кажется, ему нравятся молодые женщины.
Блюм собралась ответить, но тут зазвонил телефон Пайн.
— Алло?
Звонил Дон Бигелоу из офиса «Мерседес-Бенц».
— Агент Пайн, я нашел то, что может вам пригодиться.
— О чем вы? — спросила Пайн, выпрямившаяся в нетерпении.
— Я проверил имя Джека Лайнберри по остальным записям и нашел совпадение, — ответил Бигелоу.
— Нашли совпадение? — переспросила Пайн. — Значит, Лайнберри действительно что-то у вас покупал?
— Нет, не он. Другой мужчина купил «Мерседес AMG S-шестьдесят три». Отличная машина. Со всей начинкой стоит более двухсот тысяч долларов. Конечно, не «Пагани», но превосходный автомобиль.
— А какое отношение он имеет к Лайнберри?
— Тот мужчина расплатился наличными, но мы собираем сведения о наших возможных клиентах и отправляем им рассылки с различной информацией. Он записал в качестве своего нанимателя Джека Лайнберри, о котором вы спрашивали ранее.
— Так. И как зовут парня, который купил тот «Мерседес»?
Пайн подумала, что она знает ответ: Джерри Дэнверс. Но ответ Бигелоу ее ошеломил.
— Майрон Прингл.
— Майрон Прингл, неужели? — Эдди Ларедо сидел рядом с Пайн в ее взятом напрокат внедорожнике.
— Так сказал парень из агентства.
— Сколько же ему платит Лайнберри, если он может позволить себе автомобиль за двести тысяч долларов?
— Ну, Майрон сказал, что он в какой-то момент продал алгоритм за шестизначную сумму. Быть может, это и есть ответ на твой вопрос.
— И все же. Я бы хотел понять, сколько он зарабатывает.
— Я попытаюсь выяснить. Но не могу по очевидным причинам спросить у Джека. Мне придется обратиться в фирму.
— Каким будет наш план?
— Мы отправимся к нему и поговорим. Но нам нельзя его спугнуть.
— Покупка машины не запрещена законом.
— Она имеет отношение к агентству, в котором бывал Фрэнки Гомес.
— Ты думаешь, он убийца?
— Он немного выше, чем Сай Таннер, но, скорее всего, сможет выдать себя за него, если загримируется, по крайней мере, в глазах тех, кто никогда не видел Таннера.
— И каков его мотив?
— Это нам и предстоит узнать.
Она нажала на газ, и они помчались вперед.
Вскоре зазвонил ее телефон, она ответила и несколько секунд слушала.
— Я очень ценю вашу помощь, — сказала она и закончила разговор.
Потом посмотрела на Ларедо.
— Это был человек из фирмы Лайнберри. К счастью, Джек успел рассказать обо мне некоторым своим подчиненным. Я не стала спрашивать про ставку Майрона, но уточнила, достаточно ли он зарабатывает, чтобы заплатить за машину стоимостью в двести тысяч долларов.
— И?
— Достаточно.
— Проклятье. Я выбрал не то призвание.
— И ты пришел к такому выводу только сейчас? А я думала, ты быстро учишься.
Они подъехали к дому Принглов, и Пайн сбросила скорость. Когда они свернули на подъездную дорожку, Ларедо заявил:
— Да, я точно занялся не тем бизнесом.
— Тебе бы следовало взглянуть на особняк Джека Лайнберри. Рядом с ним это скромный гостевой домик.
— Давай, пинай лежачего.
Никто не ответил на их звонки или стук.
— Никого нет дома? — спросил Ларедо, глядя на фасад.
— Давай обойдем с другой стороны. Там большой гараж. Может быть, увидим, есть ли там машины.
Они обошли дом с левой стороны и оказались во дворе, где находился большой деревянный гараж на шесть автомобилей, с окнами на высоте восьми футов от земли.
— Помоги мне взобраться, — попросила Пайн.
Ларедо сделал из рук стремя и поднял Пайн так, чтобы она сумела заглянуть в одно из окон.
— Срань господня!
От волнения Пайн ударила Ларедо бедром по голове.
— Что такое? Ты видишь «Мерседес»? — нетерпеливо спросил он.
Она спрыгнула на землю.
— Что там? Скажи уже.
— Я не уверена, но, мне кажется, я нашла «Пагани».
— Что?
Она сделала стремя.
— Посмотри сам.
— Ты уверена, что сможешь меня поднять?..
Она бросила на него саркастический взгляд, заставив замолчать.
— Ладно, забудь.
Она легко его подняла, и он заглянул в окно.
— Да, там стоит «Пагани».
Он спрыгнул на землю, и они вместе осмотрели гараж.
— Что ты про это думаешь? — спросил Ларедо.
— Я думаю, что хочу попасть в гараж и в дом.
— Но у нас нет ордера на обыск.
— А наличие достаточного основания?
— Какого именно? — резко спросил Ларедо.
Они повернулись, когда услышали, что приближается автомобиль.
Это был «Мерседес AMG». Бритта Прингл опустила стекло.
— Агент Пайн? Я узнала ваш внедорожник перед домом. Что происходит?
— А Майрон дома? — спросила Пайн.
— Нет, он в поездке.
— В поездке? И куда он уехал?
— По делам. Боюсь, он мало мне рассказывает.
— Вы слышали о Джеке Лайнберри?
— Нет, а что случилось?
— Прошлой ночью в него стреляли, — ответила Пайн.
— Боже! — казалось, Бритта сейчас упадет в обморок. — Что с ним?..
— Он жив, и складывается впечатление, что худшее позади.
Дыхание Бритты стало прерывистым.
— Но как? Кто? — воскликнула она. — Это произошло в его доме? У него же есть охрана.
— Мы с ним ехали в машине.
— Вы не пострадали?
— Ничего страшного, небольшая царапина. А когда Майрон вернется?
— Я не знаю. Он не сказал.
— У вас в гараже стоит «Пагани»? — спросил Ларедо. — Мы заглянули в окно.
На лице Бритты появилось заметное отвращение.
— Вы можете такое представить? Столько заплатить за машину. Я чувствую себя неловко, даже когда езжу в «Мерседесе». Мы купили его в прошлом году, а Майрон уже хочет продать. Где сейчас Джек?
— В Америкусе, в больнице, — ответила Пайн.
— Удалось поймать того, кто это сделал?
— Полиция над этим работает. Мы можем войти в дом?
— Конечно, только сначала я припаркую машину.
— И я бы хотел взглянуть на «Пагани», — вмешался Ларедо. — Машины — мое хобби.
— Ладно, — ответила Бритта, которая выглядела немного удивленной.
Бритта открыла дверь гаража, въехала внутрь, они зашли вслед за ней, и Ларедо сразу направился к «Пагани».
— Ого, это «Пагани БК», — сказал он, присаживаясь на корточки рядом с машиной. — Его так назвали в честь парня по имени Бенни Кайола.
Пайн подошла к нему.
— И что он такое совершил? — спросила она.
— Он знаменитый коллекционер машин и добрый друг Орасио Пагани, который создает этих монстров. Восьмицилиндровый двигатель мощностью в восемьсот лошадиных сил, коробка передач на семь скоростей, вес не превышает трех тысяч фунтов[350] из-за того, что он сделан главным образом из углеродного волокна.
— Ты действительно разбираешься в машинах.
— Заразился ими еще в те времена, когда был мальчишкой. Я хожу на автомобильные аукционы только для того, чтобы посмотреть, ведь купить что-то серьезное у меня нет никакой возможности.
— Ну, Сай Таннер неплохо его описал. Он очень похож на Бэтмобиль.
— Сай Таннер? — спросила Бритта.
Они повернулись и увидели ее, направляющуюся к ним с хозяйственной сумкой в руках.
— Да, он живет в моем старом доме. И однажды рано утром видел «Пагани» возле своего дома.
— Нет, такого не могло быть.
— Почему?
— Этот автомобиль водит только Майрон, но и он выезжает на нем очень редко. И даже если бы он решил покататься на «Пагани», зачем ему ехать к вашему старому дому?
— Что ж, именно об этом я хотела его спросить. А вот вопрос к вам: насколько я понимаю, эта машина стоит около трех миллионов долларов. Я не сомневаюсь, что Джек платит Майрону вполне достаточно, но мне трудно представить, что ваш муж станет выкладывать три миллиона за автомобиль.
— Майрон очень умен, особенно в тех случаях, когда нужно зарабатывать деньги.
— Он говорил мне, что играл в Вегасе по собственной системе.
— Да, давным-давно он уезжал туда и возвращался с очень крупными суммами, пока его не предупредили, чтобы он там больше не появлялся, — со вздохом сказала Бритта.
— А теперь у него есть источники дополнительного дохода, если не считать работы? — поинтересовался Ларедо.
— Я ничего об этом не знаю.
— Вы не станете возражать, если мы заглянем в его кабинет?
— Я не могу вас туда впустить.
— Почему?
— У меня нет возможности войти в кабинет мужа.
— Вы хотите сказать, что сканер системы распознавания сетчатки настроен только на Майрона? — спросила Пайн, а Ларедо быстро посмотрел на нее.
— Да. Я хочу сказать, что у меня никогда не было причин заходить в его кабинет. Я не слишком хорошо разбираюсь в современных технологиях. Мне и телевизор заставить работать непросто.
— А что относительно его малого кабинета? Однажды он меня туда пригласил. И там нет системы безопасности.
— Почему вы хотите туда попасть? — спросила Бритта, и на ее лице появилась подозрительность.
— Я люблю делать все тщательно.
— Ну, я не знаю, Ли. Это пространство Майрона. И я не думаю, что у меня есть право…
— Это важно. В противном случае я бы не стала просить. Не исключено, что с Майроном что-то случилось.
Бритта побледнела и приложила руку к горлу.
— Что? У Майрона неприятности?
— Я не знаю наверняка. Но в кабинете могут оказаться вещи, которые позволят нам его отыскать. Не исключено, что он нуждается в помощи.
После недолгих колебаний Бритта кивнула:
— Ладно.
И они направились в дом.
Бритта отвела их в кабинет мужа и оставила там одних.
Они постояли на середине комнаты, осматривая помещение.
— Что именно ты рассчитываешь найти? — спросил Ларедо.
— Я узнаю, как только увижу. Очень на это надеюсь.
Она обошла комнату, пока Ларедо изучал стоявший на письменном столе компьютер.
— Значит, этот парень настоящий технический гений? — спросил Ларедо, усаживаясь на стул и нажимая на некоторые клавиши.
— Судя по всему, да.
— И каким может быть пароль?
— Понятия не…
Пайн замолчала, подошла к столу и встала за спиной у Ларедо.
— Есть идеи? — спросил он.
— Попробуй… один, три, пять, семь, девять, девять, семь, пять, три, один, — предложила она.
— Откуда ты это взяла?
— Иногда гении думают, что они слишком умны, чтобы совершать ошибки, — ответила Пайн.
Он набрал последовательность указанных цифр.
— Не работает, гений. У тебя есть еще идеи?
После коротких размышлений, Пайн сказала:
— Вместо единицы поставь ноль.
Ларедо так и сделал, и монитор ожил.
— Ого! Как тебе удалось? — воскликнул Ларедо.
— Помогло то, что Майрон мне сам сказал, — ответила она. — Он любит нечетные цифры, «но до определенного предела». Ты понял?
— До предела, который представляет собой ноль?
— Совершенно верно.
Ларедо нажал еще на несколько клавиш и принялся листать страницы.
— Я просматриваю историю запросов, — пояснил он. — Изучаю сайты, которые его интересовали.
На экране появились заголовки с неприличными снимками.
— Порнография, — сказала Пайн.
— Что тебе больше нравится в качестве первой ниточки: «Компания здоровяков», «Послушная и озабоченная» или «Влажные сны училки»?
— Значит, Майрон помешан на порнографии.
— Многие парни такое любят. — Когда она недоуменно на него посмотрела, Ларедо поспешно добавил: — Присутствующие в эту компанию не входят.
Пайн посмотрела на встроенный в стену шкаф, подошла к нему и попыталась открыть.
— Закрыто на ключ.
— Ну, хозяйка дома нам разрешила, поэтому…
Пайн вытащила швейцарский нож, открыла лезвие и сдвинула в сторону язычок замка.
— Давай посмотрим, что здесь есть, — предложила она и отступила в сторону, чтобы Ларедо смог увидеть полки, забитые дисками.
Пайн начала вытаскивать их случайным образом.
— Порно, порно, порно. — Она посмотрела на заднюю часть коробок. — Подожди секунду.
— Что? — спросил Ларедо.
Пайн принялась доставать другие коробки с дисками.
— Это все от компании «Звездная пыль».
— И что?
— «Звездная пыль» — программа, которую запатентовал Майрон. Он дал ей такое название, потому что играл в одноименном казино в Вегасе. И, кстати, об азартных играх: сколько ты готов поставить на то, что именно «Звездная пыль» финансировала фильмы, где снимались Ребане, Клеммонс и Гиллеспи.
— Но я не помню, чтобы такое название всплывало, когда мы изучали этот вопрос.
— Там была фиктивная компания, и нам не удалось узнать, кто за ней скрывается. И почему мне кажется, что сейчас мы это сделали?
— Значит, ты считаешь, что именно Майрон Прингл финансирует съемки порнографических фильмов?
— Да, я так думаю.
— Проклятье.
— Возможно, это даже более выгодный бизнес, чем мы думали.
— С чего ты взяла?
— У парня в гараже стоит «Пагани».
Ларедо выглядел ошеломленным.
— Ты хочешь сказать, что в порно крутятся такие деньги?
— Ханне Ребане и Бет Клеммонс платили солидные гонорары. Их босс наверняка получал на несколько порядков больше. А они были всего лишь работавшими на него актрисами. Вероятно, их десятки.
— Подожди, и какова твоя теория? Ты думаешь, он сам убивал своих актеров?
— Проклятье, Фрэнки Гомес не был актером.
— Верно, но Ребане, Клеммонс и Гиллеспи были.
— И ты полагаешь, что Клеммонс убили не из-за того, что она играла в порнофильмах, она могла что-то рассказать нам о связи между Ребане и Гиллеспи. Но зачем их убивать?
— Ну, самый очевидный ответ состоит в том, что у Ребане и Гиллеспи имелся компромат, и они шантажировали Майрона.
— Иными словами, он убил их и переодел по какой-то причине? А потом схватил Фрэнки и поступил с ним так же? Быть может, чтобы сбить нас с толку. И у него имеется какая-то связь с агентством, продающим «Мерседесы». Там он мог познакомиться с Фрэнки или просто его увидеть.
— Брось, ты все слишком усложняешь.
— Майрон настоящий гений. Он думает не так, как остальные. И если причина не в этом, то и правда должна быть столь же ошеломляющей.
— Ну, тут сомнений быть не может.
— Сейчас главный вопрос: где Майрон? Возможно, он уехал, чтобы убить еще кого-то? Или он в Южной Флориде инспектирует свою порноимперию?
— Как ты думаешь, его жена знает о порнографии?
— Она не производит впечатления женщины, способной в этом участвовать. Не исключено, что Майрона шантажировали, угрожая рассказать все Бритте. Заплати нам, или жена узнает про твои делишки.
— Нам необходимо найти Майрона как можно скорее.
Пайн рассеянно смотрела в потолок.
— Что? — спросил Ларедо.
— Кто-то стрелял в Джека Лайнберри, — сказала она.
— Только не говори мне, что Лайнберри также занимается порнографией. Я уже говорил, что проверял его. Ему нет нужды продавать порнофильмы. Он достаточно зарабатывает при помощи своего инвестиционного фонда.
— Нет, я думаю о другом.
— И о чем же?
— Что, если вчера должна была умереть я, а не Лайнберри?
— Ты?
— Тот, кто в нас стрелял, знал наш маршрут и планы. Мы возвращались из Атланты. Тайлер Страуб, второй охранник Джека, рассказал мне, что у Джерри Дэнверса на телефоне есть приложение, отслеживающее перемещения босса.
— То есть он знал, где вы находитесь.
— И стрелок не следовал за нами. Он нас ждал. Я услышала, как заработал двигатель после того, как он в нас выстрелил.
— Но зачем Дэнверсу тебя убивать?
— Во-первых, я этому придурку не нравлюсь. Во-вторых, он испытывает странные чувства к своему боссу. Всякий, кто приближается к Лайнберри слишком близко, вызывает у него лютую злобу. Он служил в президентском подразделении Секретной службы, но не сумел стать агентом.
— Значит, ты считаешь, что он мог затаить обиду на весь мир?
— Может быть. Но нельзя исключать, что он заодно с Майроном, и они хотели от меня избавиться, потому что я задаю слишком много вопросов.
— В твоих рассуждениях множество лакун и противоречий.
— Я знаю, Эдди. Я просто рассуждаю вслух.
Они спустились вниз и обнаружили на кухне Бритту.
— Вам удалось найти то, что вы искали? — спросила она, вставая со стула. — Теперь вы сможете помочь Майрону?
— Может быть, — ответила Пайн.
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне, что происходит, Ли.
— Я бы так и сделала, если бы могла. Но у меня нет ответов.
— Я даже не могу Майрону позвонить, — не скрывая тревоги, сказала Бритта. — У него ведь нет телефона! — Казалось, она сейчас заплачет.
Пайн колебалась. С одной стороны, ей хотелось бросить все силы на поиски Майрона, пока он не успел нанести новый удар, а с другой — задать Бритте вопрос, который жег ей грудь. Наконец, она решилась.
— Бритта, могу я кое-что у вас спросить?
— О чем? — осторожно поинтересовалась Бритта.
— О той ночи, когда исчезла моя сестра.
— Да?
— Мои родители той ночью находились в вашем доме, не так ли?
Бритта опустила глаза.
— Я…
Пайн подошла к ней.
— Дело в том, что у меня не сходятся концы с концами. Наш вечерний распорядок был нарушен. Впрочем, у меня остались лишь смутные воспоминания. Майрон говорил, что у вас были друзья в гостях, вот только он забыл, кто именно.
Бритта посмотрела на Пайн, и ее глаза наполнились слезами.
— Им и в голову не могло прийти, что произойдет нечто подобное, Ли. Никогда и ни за что. Никто из нас не мог такого предположить.
— Они оставили нас одних, двух совсем маленьких детей.
Бритта снова опустила глаза.
— Когда ваша мать проснулась, она сразу выскочила из нашего дома. Джулия бежала всю дорогу, чтобы проверить, как ваши дела. А… когда оказалась в вашей комнате…
— Обнаружила, что Мерси исчезла, а я едва жива. И никто не мог такого предположить.
Слезы из глаз Бритты исчезли, и на лице появилось жесткое выражение. И это удивило Пайн.
— Ваша мать вас любила. Она любила вас обеих. Таковы матери, они всегда любят своих детей. И изо всех сил стараются их защитить.
— Но она не сумела. И это при том, что ее предупреждали.
Теперь удивилась Бритта.
— О чем вы говорите? Прежде никогда ничего подобного не случалось.
— Ну, мы ведь не всегда жили здесь, — ответила Пайн и снова сменила тему. — Пожалуйста, попросите Майрона связаться с нами, как только он вернется. И если вы узнаете, где он находится, сразу сообщите нам.
— Но вы сказали, что у него могли возникнуть неприятности.
— Полной уверенности у меня нет. Я просто пытаюсь добраться до правды. — Она немного помолчала. — Кто принес окурки марихуаны и пустые бутылки в наш дом?
Бритта бросила на нее недоуменный взгляд.
— Но кто-то же это сделал, чтобы никто не усомнился, что мои родители весь вечер и ночь провели дома. В противном случае им бы не поверили.
— Это была идея Майрона. — Теперь в голосе Бритты появилось опустошение. — Он боялся, что у него могут возникнуть проблемы. Не думаю, что ваши родители что-то заметили.
Когда Пайн, которую переполняло отвращение, собралась уходить, Ларедо повернулся к Бритте.
— А у вашего мужа есть какие-нибудь хобби? — спросил он.
Пайн остановилась, дожидаясь ответа.
— Он любит машины, вы и сами видели. На мой взгляд, он тратит на них слишком много денег. Однако это его деньги.
— А он интересуется кино?
— Кино? Нет, пожалуй, нет.
— Он когда-нибудь ездил в Южную Флориду?
— В Южную Флориду? Я… нет, мне он про это ничего не говорил.
— А не может он сейчас там находиться?
— Он не говорил, что намерен куда-то лететь.
— Ваш муж взял с собой вещи, чтобы провести где-то ночь?
— Может быть. Но я еще не встала, когда он ушел.
— Вы слышали, как он уходил?
— Мы… спим в разных комнатах. Как вы знаете, он сова, а я рано ложусь спать.
— А на какой машине он уехал? Очевидно, не на «Пагани».
Бритта смутилась.
— Я не очень понимаю… Я… все машины в нашем гараже на месте. — Она положила руку на плечо Пайн. — Что здесь происходит?
— Я бы и сама хотела знать ответ.
На обратном пути в Андерсонвилль они попали в небольшую пробку, в которой собрались автофургоны, пикапы, внедорожники и даже один «Хаммер», на чьем боку изображены были лидеры Конфедерации с мемориального барельефа на Стоун-маунтин[351].
— Проклятье, что здесь происходит? — спросил Ларедо. — Вот уж никак не ожидал пробки в Андерсонвилле.
— Завтра ожидается реконструкция событий Гражданской войны. Будут маршировать армии.
— Я даже не думал, что она вызывает такой интерес.
— Ты на Юге. Здесь Гражданская война всегда будет оставаться важным событием. Ко всему прочему, она позволяет взрослым мальчикам поиграть в солдатиков.
— Понятно.
— На главной улице будет парад, потом имитация сражений Гражданской войны в субботу и воскресенье на территории Андерсонвилля.
Когда они вернулись в «Коттедж», то нашли Блюм в общем зале, где она стучала по клавишам своего лэптопа.
— Что вам удалось узнать о Майроне Прингле? — спросила она, подняв голову.
Они сели рядом и по очереди рассказали ей новости.
— Никогда бы не приняла его за продюсера порнофильмов, — призналась заметно удивленная Блюм.
— Я сомневаюсь, что Бритта в курсе, но она подтвердила, что мои родители находились у них в доме в ту ночь, когда Мерси похитили. Рано утром моя мать проснулась и побежала домой.
— Уверена, что она испытала настоящее потрясение.
— Ну, она сама виновата.
— Пожалуй, это слишком жесткая реакция, — заметил Ларедо, с беспокойством посмотрев на Пайн.
Пайн не стала отводить взгляда.
— Нет, слишком жестким стало ее дальнейшее поведение. Все эти годы мать могла рассказать мне правду, но она этого не сделала. И они солгали полиции. Они помешали расследованию, исказили место преступления. Полиция не сомневалась, что похититель забрался в дом через окно, они считали, что мои родители оставались внизу. Однако все происходило иначе.
— Я думаю, твоей матери и в голову не могло прийти, что такое случится, — тихо сказала Блюм.
— Да, Бритта сказала то же. Она также ее защищала.
— Я уверена, что Бритта ужасно страдает из-за того, что произошло с ее собственными детьми. Складывается впечатление, что она почти ничего не могла сделать, но мать всегда чувствует вину, когда с ее детьми случается что-то плохое. Сомнения в принятых решениях, «а если бы…» Это может поглотить целиком и полностью.
Пайн посмотрел на Блюм, и у нее на лице появилось раскаяние.
— Я совершенно не думала о чувствах Бритты, когда с ней разговаривала.
— Ну, ты была полностью сосредоточена на собственной ситуации. Большинство из нас поступают именно так.
— Мне интересно, что тогда происходило у Принглов — обычная вечеринка, или они собрались по другой причине?
— Ну, у каждой молодой пары были дети. Может быть, они по очереди ходили друг к другу в гости, пока дети спали. И в тот вечер твои родители пошли к Принглам.
— Обычное дело. Отправляешься в гости, оставляя детей одних.
— Наверное, они считали, что в Андерсонвилле ничего плохого произойти не может, — предположил Ларедо.
— А вот поди ж ты, произошло непоправимое, — резко ответила Пайн.
— Неужели ты думаешь, что это совпадение? — неожиданно спросила Блюм.
— Что?
— Что в ту ночь, когда твои родители решили отправиться на вечеринку к соседям, уложив дочерей спать, кто-то случайно зашел в ваш дом и едва не убил тебя, а потом похитил Мерси?
Пайн медленно и хрипло выдохнула.
— Он мог следить за домом, — предположила она.
— Я совершенно уверена, что он наблюдал за вашим домом. — В словах Блюм прозвучала такая убежденность, что Пайн бросила на нее странный взгляд, потом посмотрела на лэптоп.
— А тебе что удалось отыскать?
Блюм повернула к ней компьютер.
— После нашего последнего разговора я начала изучать мир мафии Нью-Йорка восьмидесятых годов прошлого века. Видишь этого парня?
Оба наклонились, чтобы посмотреть на крепкого мужчину в темном костюме. Он стоял на ступеньках перед зданием федерального суда города Нью-Йорка.
— Кто это? — спросил Ларедо.
— Бруно Винченцо.
— Бруно Винченцо? А какое он имеет отношение к моей семье?
Ларедо слегка сдвинул картинку вверх, и появилась надпись под фотографией.
— Винченцо являлся известным деятелем мафиозной семьи Кастеллано. Он был осужден, сдал нескольких человек, отправился в тюрьму, где уже через два месяца получил нож в сонную артерию за свое предательство. Он истек кровью до того, как ему успели оказать помощь, — сказал он.
Пайн в недоумении посмотрела на Блюм.
— Я слишком бестолковая, или тебе удалось что-то в нем увидеть?
— Барри Винсент? Бруно Винченцо? — сказала Блюм. — Ничего не замечаешь?
Пайн быстро пролистала статью.
— Да, но Винсент не мог быть Винченцо. Тут сказано, что он умер в тюрьме в восемьдесят седьмом году. А похищение Мерси произошло через два года.
— У Бруно был младший брат, Ито. Мне удалось найти и его фотографию, — ответила Блюм.
Она перешла на другой сайт.
— Но братья не выглядят похожими.
— Здесь имеется другое сходство, которое покажется тебе любопытным.
Она открыла сообщение, полученное по электронной почте.
— Я знаю, что ты попросила Макса Уоллиса поискать Барри Винсента. И когда узнала о существовании братьев Винченцо, позвонила ему. Он обратился в архив отдела транспортных средств, ему удалось найти Барри Винсента, и он прислал мне файл. Это была копия водительских прав, выданных в штате Джорджия в начале восемьдесят девятого. На имя Барри Винсента. Парня, который подрался с твоим отцом. Выглядит знакомым?
Пайн посмотрела на фотокопию, потом сравнила ее с фотографией Ито Винченцо.
— Господи, — пробормотала она. — Ито Винченцо и есть Барри Винсент. — Она взглянула на Ларедо. — Проклятье, почему никто не догадался сделать этого раньше?
— Только не надо на меня смотреть, — проворчал Ларедо. — Я тогда учился в третьем классе.
— Ито держался в стороне, я полагаю, — ответила Блюм. — И пробыл здесь совсем недолго. В результате его никто не запомнил, за исключением Майрона Прингла.
— Он приехал сюда много лет назад, чтобы отомстить за брата, — сказала Пайн.
Блюм кивнула.
— Очевидно.
— Но как он сумел нас найти? Откуда мог узнать, что моя мать имеет какое-то отношение к Нью-Йорку и мафии? Лайнберри сказал мне, что она никогда не давала показаний в суде. Она работала под прикрытием и носила прослушку.
— Что? — воскликнул Ларедо.
— Я забыла. Не успела тебе рассказать о содержании разговора с Лайнберри.
Следующие несколько минут она потратила на короткий отчет.
— Сомневаюсь, что у нас есть способ выяснить, как он обнаружил, что твои родители перебрались в Андерсонвилль. Если только мы не сумеем отыскать этого типа Ито, и тогда он расскажет нам правду.
— Но почему он просто не убил нас обеих? Мафия уже пыталась это сделать.
— Возможно, Ито Винченцо не умел убивать. Мне так и не удалось обнаружить его связей с мафией. Я полагаю, он это сделал ради брата. Очевидно, Ито винил твою мать в том, что случилось с Бруно.
— В том, что произошло с Бруно, виноват лишь он сам. Если его брат не собирался меня убивать, а хотел только, чтобы я потеряла сознание, может быть… он не причинил вреда Мерси.
— Такой вариант возможен. Но тут нет никакой уверенности.
— Ты можешь надеяться, Этли, — сказал Ларедо. — Но я бы не особенно на это рассчитывал.
— Да, я понимаю, с тех пор прошло очень много времени.
— Нам необходимо отыскать Ито Винченцо, — сказала Блюм. — Я могу начать изучение баз данных, делать телефонные звонки и рассылать сообщения по электронной почте.
— Я также могу этим заняться, — вызвался Ларедо, но Пайн подняла руку.
— Ты находишься внутри системы, Эдди. И я не позволю тебе искать из-за меня неприятности на свою голову. Так что пусть займется Кэрол, а мы проверим некоторые вещи, которые нам удалось узнать сегодня.
— И прежде всего — выясним, где, черт возьми, Майрон Прингл, — сказал Ларедо.
Но Пайн его не слышала. Теперь, когда стало очевидно, что Барри Винсент/Ито Винченцо похитил Мерси и едва не убил ее саму, в ее сознании зазвучали слова Майрона Прингла:
«Он сказал, что мой отец убил одну дочь и едва не убил другую». Значит, он убил Мерси?
Пайн сидела, чувствуя, что ее тело онемело.
Пайн проснулась на следующее утро после практически бессонной ночи. Она едва успела выйти из душа, когда звякнул ее сотовый.
Пришло электронное послание судмедэксперта с ответом на один из ее вопросов.
Она уселась на кровати и прочитала короткий, но детальный отчет.
Повреждение амулета со святым Христофором было вызвано, по мнению судмедэксперта, ружейным выстрелом. Она обнаружила пороховые ожоги и частичный след дроби. И, повинуясь импульсу, обработала амулет люминолом, который должен был показать следы крови. И она их нашла. Они не соответствовали группе крови Фрэнки Гомеса.
Она не понимала, что это значит.
Пайн позвонила в больницу, чтобы узнать о состоянии Джека Лайнберри. Оно не изменилось, и это было хорошей новостью, как ей объяснили. Там рассчитывали, что с каждым днем он будет становиться сильнее.
Она отложила телефон, оделась и задумалась, что делать дальше.
Им требовалось как можно скорее найти Майрона. Пайн опасалась, что он почувствовал опасность и решил сбежать. С его деньгами он мог уже находиться в другой стране, воспользовавшись частным самолетом. Но, когда она в последний раз с ним разговаривала, он выглядел совершенно спокойным. Если его что-то и тревожило, то сама Пайн, и информация о ее семье, которую она постепенно находила — в особенности о матери.
Быть может, его исчезновение никак не связано с ощущением, что вокруг него смыкаются стены. Но если он убийца, то сейчас мог готовить следующее преступление.
Пайн подошла к окну, посмотрела на главную улицу и увидела, как мужчины, одетые в военную форму времен Гражданской войны, расхаживают по тротуару. Некоторые держали в руках ружья, другие — свернутые спальные мешки, третьи — боевые знамена. Люди собиралась на обеих сторонах улицы. В это утро должен был состояться парад.
Она знала, что многие реконструкторы весьма серьезно относятся к своим костюмам и снаряжению, и даже к форме пуговиц и материалу, из которого они сделаны. Пайн никогда не испытывала энтузиазма по поводу воссоздания сражений той войны, но, если подобные мероприятия приносили городу столь необходимые туристические доллары, в них не было ничего плохого. Чтобы выжить, маленькие городки должны делать все, что в их силах.
Как и люди.
Она легла на кровать и посмотрела в потолок.
Все эти годы ее мать знала правду. Даже если Джулия или Аманда, или как там еще звучало ее настоящее имя, не понимала, кто такой Барри Винсент или зачем он здесь, она прекрасно знала свое прошлое. Знала, что все они оставались мишенями. Очевидно, даже полицейская система Соединенных Штатов не могла их защитить. И все же она отправилась на вечеринку к соседям, оставив на всю ночь маленьких дочерей без защиты.
Внезапно Пайн села на постели, словно кто-то хлестнул ее кнутом. Она не испытала озарения или откровения; ее охватил гнев, такая раскаленная добела ярость, какой прежде она не испытывала никогда. И она была направлена против ее собственной матери.
Потихоньку Пайн успокоилась — но слишком медленно, чтобы это можно было назвать настоящим успокоением. Она ощущала слабость и тошноту, схватила с тумбочки бутылку с водой и осушила ее так быстро, что часть воды полилась по щеке. Она вытерла лицо рукой и поставила бутылку на место.
«Возьми себя в руки. Это непродуктивно. Ты больше не беспомощная маленькая девочка. Ты агент ФБР — так начинай вести себя соответственно».
Зазвонил ее телефон. Пайн не узнала номера, но ответила.
— Агент Пайн? — голос был мужским.
Он показался ей знакомым, но в ее нынешнем состоянии она не сумела его узнать.
— С кем я говорю?
— Тайлер Страуб. Я работаю на мистера Лайнберри. Мы ведь с вами разговаривали?
— С ним все в порядке?..
— Да-да, у него все хорошо. Он пришел в себя, и врачи его осматривают.
— Тогда почему вы мне позвонили?
— Вы просили сообщить вам, если что-то пойдет не так.
— Возникли какие-то проблемы?
— Я не могу найти Джерри.
— Что вы имеете в виду? Вчера он был в больнице. И я не думала, что он уйдет.
— Здесь ключевым является слово был. Его уже некоторое время никто не видел.
— Вы проверили дом Джека?
— Я проверил все возможные варианты.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Вскоре после вашего ухода. Дело в том, что все это время я работал, и мне требуется отдых. Но меня некому заменить.
— Полицейские также охраняют палату Джека.
— Да, но за мистера Лайнберри отвечаю я. Он платит мне деньги за свою безопасность. Поэтому…
— Может быть, Джерри вернулся домой по какой-то причине.
— Возможно. Но я не могу с ним связаться. И не могу отсюда уйти, чтобы его поискать.
— Я съезжу туда и посмотрю, там ли он.
— Это было бы замечательно. Дайте мне знать, как только что-нибудь выясните. Цвет его коттеджа — голубой.
Пайн отключила связь и поспешила к своему внедорожнику.
Она выехала из Андерсонвилля и покатила на север.
У того места, где в них стреляли, Пайн остановилась.
Здесь все еще оставалась лента, которой полиция огородила место преступления. «Астон Мартин» также окружала лента, наклеенная на оранжевые конусы. Два судебных эксперта его осматривали, рядом с патрульной машиной стоял полицейский.
Пайн припарковалась, вышла и показала свой значок патрульному.
— Я работаю над расследованием вместе с детективом Уоллисом.
Тот кивнул и снова прислонился к своей машине.
Пайн прошла под лентой к экспертам, которые возились с автомобилем.
— Удалось что-нибудь найти?
— Извлекли пулю из приборной панели, — ответила молодая женщина.
— Какой калибр?
— Пять-пятьдесят шесть.
— Это патрон, которым пользуется НАТО. Очень надежен при стрельбе на значительном расстоянии.
Лайнберри повезло даже больше, чем она думала.
— Здесь много крови, — добавил второй эксперт, мужчина лет сорока.
— Да, так и было.
— Пострадавший в порядке? — спросила женщина.
— Он поправится.
Она вернулась во внедорожник и поехала дальше, к тому месту, где пикап, в который она стреляла и попала, уже подняли на эвакуатор. После того как она показала свои документы находившемуся на посту полицейскому, он рассказал, что грузовичок отвезут на специальную стоянку, где тщательно осмотрят и проверят на наличие следов крови, ДНК и отпечатков пальцев.
Пайн посмотрела на пулевые отверстия в ветровом стекле, радиаторе и пробитую шину.
Полицейский проследил за ее взглядом.
— Это сделал чертовски хороший стрелок, — заявил он.
— Благодарю, — ответила Пайн.
Удивленный помощник шерифа ничего не ответил, но бросил на нее подозрительный взгляд.
Пайн поехала дальше и добралась до дома Лайнберри примерно через час. В огромном поместье царила тишина, и это вызвало у Пайн тревогу. Конечно, Лайнберри здесь не было. Тайлер Страуб находился в больнице. Джерри Дэнверс превратился в темную лошадку.
Ворота были закрыты, никто не появился на видеоэкране. Она проехала мимо главных ворот к задней части владений. Здесь также имелась стена, но она сумела перелезть через нее и спрыгнуть на землю. Пайн постояла, оглядываясь по сторонам — много открытого пространства, надворные постройки, безупречный ландшафт, строгие, ухоженные и неформальные сады. Лайнберри не жалел средств, чтобы превратить свой дом в чудесное место.
Пайн прошла по выложенной гравием дорожке и с удивлением обнаружила, что никого нет. Она думала, что Лайнберри нанимает людей для ухода за территорией, и заметила домик для персонала. Однако сейчас она была здесь одна.
Настроение у нее окончательно испортилось.
Она увидела два одинаковых коттеджа — один голубой, другой зеленый.
Страуб сказал правду, дома не походили на обычные «коттеджи». По прикидкам Пайн, каждый имел площадь примерно в три тысячи пятьсот квадратных футов[352].
Она обошла голубой коттедж, заглядывая в окна. Все шторы были опущены, и она ничего не увидела. Тогда она постучала в дверь, но ответа не дождалась. Снова постучала и прислушалась. Из дома не доносилось никаких звуков.
Пайн зашла сзади, разбила локтем стекло на задней двери, засунула руку внутрь и открыла замок. Она ожидала услышать сирену охранной сигнализации, но вокруг по-прежнему царила тишина.
Она закрыла за собой дверь, осмотрелась по сторонам и поняла, что оказалась на кухне, где царили безупречный порядок и чистота, все стояло на своих местах. «Возможно, Дэнверс не только серийный убийца, но и страдает от ОКР[353]», — подумала она.
Осмотрев комнаты внизу, она поднялась на второй этаж.
Там находились три спальни, последнюю превратили в кабинет.
В спальнях она не нашла ничего интересного.
Совсем другое дело — кабинет. Картотечный шкаф оказался настоящим сокровищем. Старая ковбойская шляпа, парик с длинными белыми волосами. И еще более серьезные улики: фотографии Фрэнки Гомеса, Ханны Ребане, Бет Клеммонс и Лейна Гиллеспи.
Пайн села за деревянный письменный стол, стоявший у стены, и принялась рассматривать фотографии погибших людей.
Затем ее взгляд скользнул по комнате — быть может, она находилась в доме серийного убийцы, на чьей совести, по меньшей мере, жизни четырех человек, но, скорее всего, больше.
Ее взгляд остановился на проводе, уходившем под кровать. Он был практически невидим, но свет падал под удачным углом, и она заметила его и мигающий красный огонек.
Пайн вскочила на ноги, стащила с кровати матрас и бросилась в ванную комнату, волоча его за собой. Захлопнув за собой дверь, она забралась в ванну и накрылась матрасом.
Через мгновение под кроватью взорвалась бомба.
«Ли, Ли, иди сюда немедленно. Слезай с дерева. Ты упадешь и разобьешься».
«Мама, не сердись на нее. Она просто ведет себя, как Ли. Ей нравится всюду лазить. Она сообразит, как оттуда спуститься».
Пайн посмотрела сначала на мать, потом на сестру. Обе стояли на просевшем крыльце их дома. Джулия Пайн сердилась на дочку-сорванца, а Мерси радовалась, что ее сестра просто была собой.
У них именно так все и происходило: Ли делала то, что ей нравилось, и часто попадала из-за этого в беду, а сестра неизменно ее защищала до самого конца.
Туман перед глазами Пайн сгустился, и два самых важных человека в ее жизни исчезли.
В следующее мгновение она села, из ее сжатой груди с силой вырвался воздух, и она испугалась, что вместе с ним выскочат легкие. Казалось, она выбралась на поверхность после долгого пребывания под водой. Она оттолкнула матрас в сторону, закашлялась и выплюнула какую-то дрянь. Ванная комната была в ужасном виде, матрас покрывали осколки.
Но я все еще жива.
Однако она почувствовала запах дыма, значит, опасность еще не миновала. Пайн выбралась из ванны, с трудом поднялась на дрожавшие ноги, в ушах у нее еще звенело после взрыва. Дверь ванной комнаты сорвало с петель, за ней ревела стена огня.
Она повернулась к окну в ванной комнате — единственному оставшемуся пути к спасению. Ей не пришлось выбивать стекло, его вышибло взрывом. Она взяла полотенце, убрала осколки и вылезла на крышу.
Затем соскользнула по черепице, спустила ноги, ухватившись руками за край, несколько мгновений повисела, глядя вниз и прикидывая расстояние, которое ей предстояло пролететь.
Она разжала руки, упала на землю, перекатилась, вскочила на ноги и побежала прочь от дома.
Должно быть, огонь добрался до газовых труб, потому что раздался новый, более мощный взрыв, мощная волна воздуха ударила ее в спину, она пролетела футов двенадцать и только после этого остановилась, тяжело дыша после испытаний, которые выпали на ее долю.
Пайн с трудом поднялась на ноги, держась за поясницу правой рукой, левая безвольно висела вдоль тела — она выбила плечо.
Сукин сын.
Такое с ней уже случилось во время соревнований по тяжелой атлетике, когда не сработало фиксирующее кольцо на штанге, с одной стороны съехали диски, и ее отбросило вбок из-за нарушения баланса. Она упала на пол и выбила плечо. Однако тогда ей на помощь пришел врач, который вернул сустав в правильное положение. Такой острой боли она не испытывала прежде, но, к счастью, она продолжалась всего секунду. Сейчас ощущения были похожими, и она знала, что они не исчезнут, если она сама не поставит сустав на место, тогда врач показал ей, что нужно сделать, на случай, если у нее снова будет такая травма.
Пайн нашла дерево, приставила к нему плечо под определенным углом, закрыла глаза, сделала три быстрых вдоха и сильно прижала поврежденную часть тела к жесткому стволу.
Она закричала от боли. И ярости.
А потом все прошло. Облегчение наступило сразу, хотя она все еще испытывала боль. Пайн тряхнула рукой, повернулась и посмотрела на то, что еще недавно было «маленьким» коттеджем Джерри Дэнверса. От него мало что осталось. Она позвонила в полицию и вызвала пожарных, потом повернулась к главному дому. Никто не появился оттуда на грохот взрывов — где, черт возьми, те, кто здесь работает?
Затем Пайн медленно поковыляла к внедорожнику. Сейчас она не могла перелезть через стену. Плечо продолжало болеть. Однако сумела открыть главные ворота изнутри.
Она забралась во внедорожник и несколько мгновений сидела неподвижно, пытаясь осмыслить то, что произошло.
Ее разум постоянно возвращался к видению матери и сестры, наблюдавших, как она слезает с дерева.
«Мама, не сердись на нее. Она просто ведет себя, как Ли. Ей нравится всюду лазить. Она сообразит, как оттуда спуститься».
Да, у меня хорошо получается соображать, как решается проблема.
Сестра всегда в нее верила. Пайн надеялась, что она достойна похвал Мерси.
Она позвонила Тайлеру Страубу и рассказала ему о том, что случилось.
— Господи, вы в порядке? — воскликнул он.
— Мне повезло. Где Джерри?
— Его там не было?
— Нет.
— Тогда я понятия не имею. Парень ушел в самоволку.
Пайн закончила разговор. Она решила нарушить стандартные процедуры ФБР и не стала дожидаться приезда пожарной машины, однако оставила ворота открытыми, чтобы они могли въехать на территорию владений Лайнберри.
На обратном пути в Андерсонвилль она старалась глубоко дышать, чтобы успокоиться и начать думать.
«Ли сообразит, как все исправить, мама, ей это всегда удается».
И Пайн решил вернуться к «сообразит».
У них была одна очевидная ниточка: Майрон Прингл и мертвые звезды порно.
И еще имелась не столь очевидная связь: Майрон Прингл и Фрэнки Гомес через агентство по продаже «Мерседесов».
Пайн съехала на обочину, просмотрела список звонков и набрала номер агентства.
— Дон Бигелоу, — послышался голос.
— Дон, это агент Пайн из ФБР.
— Здравствуйте, агент Пайн. Я надеюсь, вы нашли типа, который убил мальчика.
— Мы уже близки к этому. Послушайте, я знаю, что Майрон Прингл в прошлом году купил у вас «Мерседес AMG»; а он приезжал в нем на обслуживание в последние шесть месяцев? Это очень важно.
— Подождите, я проверю. Просто не кладите трубку.
Она примерно минуту слушала приятную старомодную фоновую музыку, потом Бигелоу вернулся.
— Да, машину привозили на техобслуживание примерно месяц назад. — Он назвал дату.
— Ладно, а Фрэнки Гомес приезжал в агентство в тот же день?
— Подождите еще немного, мне нужно спросить у Роджера Дункана. Я сразу не смогу вспомнить, но он почти наверняка не забыл.
— А почему бы вам не соединить меня с ним, чтобы вам не пришлось выполнять роль передаточного звена?
— О, отличная мысль, — обрадовался Бигелоу. — Подождите.
Примерно через тридцать секунд трубку взял Роджер Дункан.
— Дон сказал, что вы спрашивали, когда здесь был Фрэнки.
— Верно. Вы помните?
— Он побывал здесь два раза. Я помню, потому что за последние два месяца это были единственные два воскресенья, когда я работал.
Он назвал даты. Последняя совпала с днем обслуживания «Мерседеса AMG» Майрона Прингла.
— Отлично, Роджер, я благодарна вам за помощь.
— А как это связано с Фрэнки?
— Я пытаюсь обнаружить связь между ним и парнем, который приехал в тот день на техобслуживание своего «Мерседеса».
— «AMG S-шестьдесят три»?
— Да, все правильно.
— Мы продаем не так уж много AMG. Они очень дорогие. Это практически та же самая модель, что и с колесной базой пятьсот шестьдесят, но под капотом у него гораздо большие мощность и крутящий момент.
— А вы помните Майрона Прингла? Ему за пятьдесят, довольно высокий?
— Нет, я не помню никого похожего. Но она была очень милой с Фрэнки. Даже купила ему шоколадку из автомата.
— Она?
— Леди, которая приехала на машине. Она увидела Фрэнки и стала про него спрашивать. Я рассказал, что мы его пустили посмотреть на автомобили. Она была с ним очень мила, угостила шоколадкой и все такое, как я уже говорил.
— Подождите минутку, вы хотите сказать, что на «S-шестьдесят три» приезжала женщина, а не мужчина?
— Да.
Перед глазами Пайн тут же возникла Лорен Грэм.
— Опишите ее.
Когда Дункан закончил, Пайн поблагодарила его, выехала на дорогу и помчалась к новой цели.
Дункан говорил не о Лорен Грэм. Он описал Бритту Прингл.
По пути Пайн позвонила Ларедо и рассказала, что ей удалось узнать, а еще, что она едва не взорвалась.
— Я не стала дожидаться первых представителей власти. Мне известно, что мы поступаем иначе, но у меня не было выбора.
— Я думаю, ты все сделала правильно, — ответил Ларедо.
Он обещал встретиться с ней у Принглов, а также связаться с Уоллисом.
Пайн быстро промчалась по дороге вдоль полосы деревьев и вскоре подъехала к невероятно современному дому. Она остановилась, вышла из машины и оглядела владения Принглов, в голове у нее роилось множество самых разных мыслей.
Бритта приезжала на «Мерседесе» в агентство. Там она познакомилась с Фрэнки Гомесом и даже купила ему шоколадку. Почему она так себя повела? Возможно, в эту историю вовлечены Бритта и Майрон? Или только она? И если так, где, дьявол его забери, Майрон? Она уже собралась подойти к входной двери, но в последний момент передумала.
Пайн обошла дом и посмотрела не на заднюю его часть, а на домик Бритты под щипцовой крышей, огляделась по сторонам, но никого не увидела.
Она достала пистолет, прошла вдоль бассейна, быстро поднялась по ступенькам крыльца домика Бритты и заглянула через окно в комнату, выходившую на бассейн.
Затем она толкнула ближайшую дверь, и та легко открылась. Она вошла и сразу закрыла за собой дверь. Единственным источником света было солнце, проникавшее внутрь в окно.
Пайн быстро обыскала дом, отметив, что он красиво обставлен, но выглядит совершенно нежилым, что ее удивило. Предположительно, Бритта проводила здесь в размышлениях много времени. «Интересно, а как на самом деле?» — подумала Пайн.
На верхнем этаже, в комнате, находившейся в дальней части дома, она нашла ответ на свой вопрос и сразу все поняла — это была единственная запертая дверь во всем доме.
Пайн выстрелила из «Глока» в замок.
Войдя в комнату, она сразу заметила, что все шторы опущены и внутри царит почти полная темнота.
Она нашла выключатель, нажала на него и обнаружила, что оказалась в совершенно стерильном помещении. Простая обстановка, ни малейшего намека на комфорт. А потом она заметила бюро и открыла его. Внутри находилось то, что можно было назвать святилищем умерших детей Бритты.
Кроме многочисленных сувениров из их детства и юности, она обнаружила множество фотографий Мэри и Джоуи Принглов. Пайн узнала их по снимкам, которые Бритта ей показывала.
На одном из них они сидели рядом с бассейном. Мэри была в бикини, а Джоуи без рубашки и в джинсах. Пайн принялась внимательно разглядывать Джоуи, взяла фотографию и поднесла ее к окну, потом раздвинула шторы, чтобы впустить внутрь свет.
И в следующее мгновение получила подтверждение своему предположению.
На шее у Джоуи висел амулет со святым Христофором.
Он умер от огнестрельного ранения. Несчастный случай, сказала Бритта. Кулон, найденный на теле Фрэнки Гомеса, был поврежден пулей. Судмедэксперт нашла следы крови и дроби.
Пайн уже не сомневалась, что амулет принадлежал Джоуи и был на нем, когда в него выстрелил дробовик. И теперь возникал вопрос: был ли это несчастный случай, как утверждала Бритта? Или его убили? Может быть, он совершил самоубийство? И если так, то почему?
В шкафу Пайн обнаружила телевизор, а в ящике под ним лежал диск. На конверте было написано: «Дороти и красные соски».
Она взяла диск, вставила его в видеоприставку, соединенную с телевизором, взяла пульт и промотала титры. Затем включила воспроизведение. Прошло три минуты, прежде чем Пайн ее увидела.
Мэри Прингл встала перед камерой. Она была одета примерно как Джуди Гарланд в «Волшебнике из страны Оз», включая красные туфельки[354], хотя ее наряд был гораздо более откровенным, чем у Гарланд. Прозвенел звонок. Она открыла дверь, вошли трое мужчин в костюмах Страшилы, Железного Дровосека и Трусливого Льва. Через две минуты после короткого неестественного диалога они избавились от одежды и прямо на диване занялись перед камерой групповым сексом. Мэри стонала и охала в нужных местах, но Пайн сомневалась, что она получала хотя бы минимальное удовольствие. Все вместе выглядело болезненно и унизительно.
Пайн включила перемотку и вернулась к титрам. Дороти играла Дезире Дебошери; очевидно, это был сценический псевдоним Мэри.
Пайн выключила фильм и отложила пульт.
В том же ящике, где она нашла диск, Пайн обнаружила пожелтевшую вырезку из флоридской газеты.
«Актриса порнофильмов умерла от передозировки наркотиков».
Статья была короткой, но там говорилось, что тело обнаружил Джоуи Прингл.
А вскоре Джоуи умер от огнестрельного ранения.
Самоубийство?
Пайн сделала несколько фотографий на телефон и сняла отрывок из фильма.
Она уже начала наводить порядок в домике, когда услышала звук.
Плеск.
Она положила в карман диск и вырезку из газеты, закрыла ящик, поспешила к лестнице, пересекла комнату и выглянула из окна, выходившего на бассейн.
У бассейна стояла красная ручная тележка, и поверхность воды покрылась рябью.
Пайн достала пистолет, вышла из домика и огляделась по сторонам, но никого не увидела. Тогда она подошла к краю бассейна и посмотрела в воду. Когда рябь успокоилась, Пайн кое-что там обнаружила.
На нее смотрел Майрон Прингл. Он был в плавках. У бортика плавал желтый надувной матрас.
Пайн положила пистолет, вынула из карманов телефон, диск и вырезку из газеты, оставила все на шезлонге и нырнула в воду. Коснувшись ногами дна, она взяла Майрона за плечи и оттолкнулась, пытаясь сделать так, чтобы его голова оказалась на поверхности, но у нее не получилось. Тогда она сделала глубокий вдох, снова нырнула и заработала ногами, чтобы переместить тело к бортику. Затем она втащила Майрона вверх по ступенькам и положила на край бассейна.
Она проверила пульс. Его не было. Глаза закрыты, грудь оставалась неподвижной.
Пайн начала делать искусственное дыхание, нажимая на грудь и считая про себя.
Ну, давай, давай. Только не умирай тут.
Она продолжала, пытаясь заставить сердце работать, наполнить легкие воздухом и вытолкнуть оттуда воду.
Наконец раздался долгий стон, тело Майрона приподнялось, и он снова начал дышать.
Пайн повернула его на бок, и после манипуляций с диафрагмой его вырвало водой. Она снова уложила его на спину и проверила пульс. Он был слабым, но сердце продолжало биться. Если плеск соответствовал моменту, когда он упал в воду, возможно, она успела вытащить его до того, как мозг получил существенные повреждения.
Теперь ей следовало как можно скорее доставить Майрона в больницу.
И это было последнее, что она подумала, когда ей на голову обрушился оглушающий удар.
Пайн постепенно пришла в себя и огляделась. Голова раскалывалась от боли, влажная одежда весила, казалось, тысячи фунтов.
Она поняла, что снова оказалась в домике.
Пайн посмотрела на женщину, которая сидела напротив, направив на нее «Глок».
Бритта выглядела на удивление спокойной. Идеальная прическа, на кремовых брюках ни единой морщинки. Безукоризненная светло-голубая блузка и надетый сверху белый джемпер. Казалось, она собралась на прием на открытом воздухе или на ужин в дорогом ресторане.
— Где Майрон? — спросила Пайн.
— Там, где ему следует быть, — спокойно ответила Бритта.
— В бассейне?
— Там, где ему следует быть.
— Он мертв?
— Очень на это надеюсь. Ужасный несчастный случай. Такое бывает, когда тот, кто не умеет плавать, падает с плота, в особенности если он перед этим сильно выпил. Когда сделают вскрытие, окажется, что у него в крови очень много алкоголя. Человек паникует, легкие наполняются водой, и все заканчивается очень быстро.
Пайн почти с восхищением посмотрела на сидевшую перед ней женщину. Она разительно изменилась и теперь ничем не напоминала напуганную и несчастную жену, с которой они с Ларедо недавно беседовали.
— Вы устроили для нас настоящее шоу в вашем доме. Вам удалось меня убедить, что вы ничего не знаете и искренне обеспокоены исчезновением Майрона.
— Да, я беспокоилась, но не из-за Майрона.
— Вы хотели, чтобы мы нашли порнографические фильмы.
Бритта не ответила.
— Так это месть. Я видела запись с Мэри. А несчастный случай с вашим сыном на самом деле был самоубийством, не так ли?
— Можете представить мужчину, дочь которого начала сниматься в порнофильмах только потому, что какие-то ублюдки убедили ее, как это замечательно, и те же уроды подсадили на наркотики, а он решил, что производство порнофильмов невероятно выгодный бизнес и тут же начал им заниматься? После того как его единственный оставшийся в живых ребенок нашел тело сестры и вышиб себе мозги. Неужели такой человек заслуживает жить? Мой ответ — нет!
Пайн слегка пошевелилась. Бритта не стала ее связывать, и она надеялась, что это окажется большой ошибкой и позволит ей спастись.
— Понимаю вашу ненависть к Майрону. Но зачем остальные убийства?
— Я была матерью двоих красивых детей, Ли. Думала, что у меня замечательный муж. Немного странный, недостаточно способный к сопереживанию, но человек блестящих способностей, который обеспечивал нам прекрасную жизнь.
— А потом вы решили, что это неудачная сделка?
Бритта наклонилась вперед.
— Когда он начал заниматься той же мерзостью и работать с теми же людьми, что убили мою дочь и довели сына до самоубийства.
— Но Фрэнки Гомес не имел отношения к миру порнографии. Он был ребенком.
Бритта откинулась назад и поджала губы. Но не стала отвечать сразу.
— Как только я увидела мальчика, я сразу поняла, какая жизнь его ждет, — наконец заговорила она. — Скорее всего, он был незаконнорожденным. Ему предстояло вырасти в нищете и умереть до того, как он закончит среднюю школу из-за какого-нибудь конфликта в банде. Я лишь избавила его от множества неприятностей.
— И кто дал вам право принимать за него подобные решения?
— Я не собираюсь вам ничего доказывать.
— А фата и старый смокинг, и одежда Фрэнки — зачем они? Или это дело рук вашего сообщника?
— Сообщника?
— Вы бы не сумели перенести тело Лейна Гиллеспи так далеко. И не вы изображали Сая Таннера, который якобы разговаривал с Фрэнки.
— Это не имеет значения.
— А почему вы выбрали в качестве жертв актрис порнофильмов?
— Лейн Гиллеспи познакомился с Мэри в баре. Вероятно, ему понравилась ее внешность. Он рассказал ей, чем зарабатывал на жизнь и сколько денег она сможет получать. Он выбрал Мэри и ввел в этот омерзительный мир. — Рот Бритты исказился от отвращения.
— А Ханна Ребане?
— Она была «звездой» в фильмах с моей прелестной невинной дочерью. Они занимались друг с другом сексом. А потом эти уроды познакомили мою дочь с наркотиками. И моя Мэри стала неузнаваемой. Они украли ее у меня.
— Бет Клеммонс?
Бритта небрежно махнула рукой.
— Тоже не имеет значения.
— Но как вы все это узнали?
— Мои дети умерли, и я поставила перед собой задачу выяснить, что с ними происходило, — с жаром ответила Бритта, но продолжала уже спокойнее: — Мне было очень тяжело.
— Но не так тяжело, как людям, которые умерли.
— Я думала найти в вас больше сочувствия. Вы ведь потеряли сестру.
— Даже не пытайтесь сравнивать то, что случилось с моей сестрой, с серией убийств, в которую вы вовлечены. И если бы вы тогда рассказали полиции правду, мою сестру могли бы найти.
Бритта потерла лоб.
— Что ж, я вижу, что не могу рассчитывать на понимание с вашей стороны.
Пайн поняла, что медлить больше нельзя.
— У вас были сын и дочь. Вы убили только «сына». А дочь? Кто это?
— Очень скоро все закончится, — тихо сказала Бритта. — Кошмар закончится.
— Так не должно быть, Бритта. Можно положить конец кошмару прямо сейчас.
— Нет, я не могу. Я должна завершить начатое.
— Все ваши претензии были к Майрону. И вы о нем позаботились. Отдайте мне пистолет, и покончим с этим. Вы сами знаете, что так будет правильно.
— Я очень любила своих детей. Я хотела, чтобы у них было все самое лучшее. А они… они почти мгновенно исчезли — оба. Поэтому я должна довести дело до конца. Ради них.
— Я знаю, что вы все делали вместе с Джерри Дэнверсом. Позвоните ему и скажите, чтобы он больше никого не убивал.
Бритта покачала головой.
— Вы очень многого не знаете.
— Так просветите меня, — в отчаянии сказала Пайн. — Какой эндшпиль вы задумали? Вы хотите получить большую страховку и состояние Майрона?
Лицо Бритты исказила уродливая гримаса.
— Я не хочу иметь ничего общего с его проклятыми деньгами. — Она опустила глаза. — Когда все закончится, мне будет незачем жить.
— И как насчет меня?
— Мне очень жаль. Правда. Если честно, я и подумать не могла, что я вас когда-нибудь еще увижу. Мне очень нравились ваши родители. И вы с Мерси были такими милыми. Вы играли с моими детьми. Может быть, сложись все по-другому, вы бы выросли вместе, и ничего этого не произошло бы. Но судьба распорядилась иначе.
— Кто четвертая жертва, Бритта? Пожалуйста, скажите мне.
— Вы уже ничего не можете сделать.
— Если вы намерены меня убить, вы можете хотя бы назвать мне имя.
— Нет, я заберу ответ с собой в могилу.
— Неужели вы действительно хотите, чтобы все так закончилось?
— Боюсь, так должно быть.
— Этли!
Голос донесся снаружи.
Эдди Ларедо.
— Агент Пайн! — голос детектива Макса Уоллиса.
Бритта отвлеклась и посмотрела в окно.
Именно такого шанса Пайн и дожидалась.
Она выхватила «Нано», но не стала стрелять, а бросила его в Бритту.
Пистолет намок, когда она нырнула в бассейн, и она не знала, сможет ли сделать из него точный выстрел. Сейчас она не могла рисковать. Но все получилось удачно: рукоять ударила Бритту в лицо, и та закричала от боли.
Пайн перепрыгнула через спинку дивана в тот самый момент, когда Бритта в нее выстрелила. Пули прошли сквозь спинку и ударили в стену.
Пайн метнулась вдоль дивана и услышала крики Ларедо и Уоллиса снаружи, потом топот ног.
Как только Пайн оказалась у конца дивана, она схватила настольную лампу и швырнула ее в сторону Бритты.
Когда никакой реакции не последовало, она осторожно высунулась и окинула взглядом комнату.
Бритта исчезла, но на полу лежал «Глок». Пайн подбежала к нему, схватила и бросилась к двери, ведущей в бассейн. Распахнув ее ударом ноги, она оказалась лицом к лицу с Ларедо и Уоллисом, которые успели вытащить свое оружие.
— Эт… — начал Ларедо, но Пайн подбежала к краю бассейна и заглянула в него.
Майрон вновь оказался на дне, и теперь уже не поднимался наверх. Его глаза были широко раскрыты, и Пайн не сомневалась, что он мертв.
— Дерьмо! — выкрикнула она.
Ларедо посмотрел в бассейн из-за ее плеча и увидел тело.
— Прингл? — спросил он.
— Один раз я его спасла, но во второй раз не сумела.
— Мы слышали выстрел.
В следующее мгновение заработал двигатель. И это не был двигатель обычной машины.
— «Пагани»! — воскликнул Ларедо.
— Что? — переспросил Уоллис.
Пайн помчалась в сторону гаража, Ларедо последовал за ней, последним, отдуваясь, бежал Уоллис. Они выскочили во двор напротив гаража, когда «Пагани» вылетел из него на такой бешеной скорости, что возникло впечатление, будто самолет направляется на взлет.
Пайн свернула и помчалась к внедорожнику. Они с Ларедо добежали до него одновременно, Пайн уселась за руль, Ларедо — на пассажирском сиденье. Она включила двигатель и рванула за «Пагани», когда Уоллис находился в двадцати ярдах позади.
— Тебе никогда не догнать гиперкар на этой машине, — сказал Ларедо.
— Это мы еще посмотрим.
Впереди они видели лишь клубы пыли, стелившейся за «Пагани». Казалось, будто они оказались внутри торнадо.
— Держись, — сказала Пайн.
Она резко повернула направо, съехала с дороги, проскочила между двумя огромными дубами и рванула прямо сквозь живую изгородь, резко вывернув руль направо.
Гиперкар находился в двадцати футах впереди, но теперь они находились совсем рядом, а не в облаке пыли на заметном расстоянии.
— Попробуй прострелить покрышку, — сказала Пайн.
— Покрышку «Пагани»?
— Да, его долбаную покрышку. Только постарайся не попасть в Бритту. Она должна рассказать нам, кто будет последней жертвой.
Ларедо неохотно достал пистолет и прицелился.
Но перед тем как он успел выстрелить, гиперкар увеличил скорость.
— Господи, — пробормотала Пайн, вдавливая педаль газа в пол.
«Пагани» вылетел на асфальт и продолжал так быстро набирать скорость, что практически скрылся из виду когда внедорожник выскочил на шоссе.
— Мы ее никогда не догоним, — сказал Ларедо и вытащил телефон. — Можем выставить блокпосты. У «Пагани» имеется одна слабость. Он потребляет очень много бензина и на такой скорости может ехать очень недолго, топливо быстро заканчивается.
Однако выяснилось, что беспокоиться им было не о чем.
Когда они вышли из поворота, то увидели оленя, перебегавшего дорогу прямо перед гиперкаром.
— Вот дерьмо! — воскликнула Пайн.
«Пагани» резко ушел вправо, потом влево. Но было уже слишком поздно. Задние колеса пошли юзом.
— Она не справилась с управлением! — вскричал Ларедо.
Через мгновение вся задняя часть автомобиля потеряла сцепление с дорогой. Передние колеса поворачивались то вправо, то влево, а потом также оказались в воздухе.
Поднявшийся в воздух гиперкар разминулся с оленем, застывшем на середине шоссе, пролетев мимо него. В следующее мгновение олень был уже на обочине, а потом и вовсе исчез в лесу.
«Пагани» врезался боком в росшие на обочине дубы. Из пробитого бака брызнул бензин и тут же загорелся. Пламя взметнулось вверх с такой силой, что Пайн пришлось ударить по тормозам, а потом перейти на заднюю передачу, чтобы не оказаться в огненном облаке.
Они сидели во внедорожнике и смотрели на поднимавшийся в небо дым.
— Все кончено. Проклятая машина сгорела. — Казалось, Ларедо сейчас стошнит.
— И с Бриттой тоже кончено, — сказала Пайн. — А из этого следует, что последняя жертва обречена. — Она ударила кулаками по рулю.
После того как они вызвали по телефону полицию и пожарных, Пайн и Ларедо вернулись в дом Бритты, где встретились с Максом Уоллисом и рассказали ему, что произошло. Когда через несколько минут прибыла полиция и судмедэксперты, они вытащили тело Майрона из бассейна и положили его на бортик.
Собравшись вокруг, они стояли и смотрели на него.
Пайн рассказала Ларедо и Уоллису, что она узнала о Мэри и Джоуи Принглах, а также о своем разговоре с Бриттой.
— Он действительно финансировал порнофильмы? — спросил Уоллис.
— Да, — ответила Пайн.
— После того, что произошло с его дочерью? — поразился Ларедо. — И с сыном? Какой ублюдок.
— Для него вполне логичное поведение. Легкий способ сделать хорошие деньги. А в процессе он окончательно лишился сердца. Я не сомневаюсь, что Бритте стало трудно с ним жить.
— Но это не оправдывает ее поступки, — заявил Уоллис.
— Подобным вещам не может быть оправдания, — согласилась Пайн.
Зазвонил ее телефон, и она ответила.
— Только что приходил Сай Таннер, — сказала Блюм, и Пайн с трудом узнала ее обычно спокойный голос.
— Что случилось?
— Дженни, его внучка.
— Что с ней?
— Она исчезла.
Они вернулись в город в рекордное время. Блюм ждала ее перед «Коттеджем».
Пайн, Ларедо и Уоллис выскочили из внедорожника и подбежали к ней.
— Где Сай? — спросила Пайн.
— Ищет Дженни, — ответила Блюм.
— Как она исчезла? — поинтересовался Ларедо.
— Она играла на заднем дворе. Когда миз Куорлс вышла посмотреть, как у нее дела, оказалось, что девочка исчезла. Они всюду ее искали, потом позвонили в полицию.
— Как давно это произошло? — спросила Пайн.
— Около двух часов назад.
Ларедо посмотрел на Пайн.
— Возможно, она еще жива, — сказал он. — Ребане, Гиллеспи и Гомес были убиты далеко не сразу.
Пайн оглядела пустые улицы и вдруг услышала стрельбу.
— Какого дьявола? — вскричала она.
— Реконструкция сражения, — ответила Блюм. — Сегодня утром состоялся парад, потом все отправились в деревню времен Гражданской войны.
— Воспроизведение сражения Гражданской войны, — пробормотала Пайн.
— Что? — спросил Ларедо, заметивший ее странный взгляд.
— Ребане в старой фате на главной улице. Тело Гиллеспи в старом смокинге на могиле времен Гражданской войны. Фрэнки в форме барабанщика в музее на главной улице. А теперь реконструкция сражения?
— Но там слишком много людей, чтобы сотворить нечто подобное, — возразил Уоллис.
— Этот парень любит рисковать.
— Ты знаешь, кто он такой? — спросила Блюм.
— Думаю, да, — ответила Пайн, которой в голову внезапно пришла идея.
Она набрала номер в своем телефоне, но ей никто не ответил, что ее удивило.
Тогда она позвонила в больницу Америкуса, и ее соединили с палатой Лайнберри.
Когда Пайн услышала в трубке голос, она едва поверила своим ушам.
— Джерри?
— Алло, кто это?
— Этли Пайн.
— Что вам нужно?
— Мне сказали, что вы ушли в самоволку.
— Кто сказал? Я здесь с раннего утра.
— Тогда зачем ваш напарник позвонил мне и спрашивал, где вы?
— Страуб? Его не было здесь весь день. Я в ярости. Мне бы не помешала помощь.
У Пайн отвисла челюсть.
— Что? Вы говорили с ним?
— Он позвонил рано утром, сказал, что я должен вернуться в поместье и охранять его. Страуб хотел, чтобы я контролировал ситуацию из коттеджа.
— Но вы остались в больнице?
— Да, я в самый последний момент решил этого не делать, посчитав, что мое место рядом с мистером Лайнберри.
Пайн подумала о бомбе.
— Вы везучий человек. Вы сообщили о своем решении Страубу?
— Нет, а в чем дело?
— Не имеет значения. Просто оставайтесь с Джеком и позаботьтесь, чтобы ему ничего не угрожало.
— А вы что собираетесь делать?
— То, что должна.
Пайн повесила трубку и повернулась к Ларедо.
— Это не Джерри Дэнверс. Преступником является другой охранник — Тайлер Страуб.
— Ты хочешь сказать, что он был сообщником Бритты? — удивился Ларедо.
— Думаешь, именно он похитил Дженни? — спросила Блюм.
— Я не знаю. Но Бритта разными способами могла узнать, что Дженни жила у Куорлсов. Я думаю, именно Страуб наблюдал из «Пагани» за домом Сая, чтобы подставить Майрона.
— Вы считаете, они надеялись свалить все убийства на него?
— Получается, у них был именно такой план. Но теперь это не имеет значения. Нам необходимо найти Дженни.
В этот момент из «Коттеджа» выскочила Лорен Грэм.
— Вы должны на это взглянуть! — крикнула она.
Они последовали за ней, а она подбежала к шкафу, в котором находилась ее коллекция кукол, и открыла одну дверцу.
Пайн остановилась рядом с ней.
— В чем дело? — спросила она.
Грэм указала на самую большую куклу, похожую на манекен. Она была полностью раздета.
— Кто-то забрал всю одежду, — сказала Грэм.
— Забрал одежду? Когда?
Грэм с трудом сдерживала ярость.
— Я не знаю. Заметила только сейчас.
— Вы знакомы с человеком по фамилии Страуб?
— С Тайлером?
— Значит, вы его знаете?
— Он несколько раз приглашал меня на свидания. А почему вы спрашиваете?
— Когда вы в последний раз с ним виделись или разговаривали?
— Пару дней назад. А что?
— Вам известно, где он может находиться сейчас?
— Нет. Но я могу ему позвонить.
Пайн покачала головой.
— Я уже звонила. Он не ответил.
— Зачем вы ему звонили?
— Сейчас все, вероятно, отправились смотреть реконструкцию?
Грэм расспросы агента ФБР явно смущали.
— Конечно. Где еще им быть? У нас это главное событие года. Там негде припарковаться. Вдоль всего маршрута парада места заняты, и сейчас все наблюдают за реконструкцией. Можно даже услышать стрельбу.
Все наблюдают за реконструкцией.
— А мемориальный комплекс открыт? — спросила Пайн.
— Технически да. Но я сомневаюсь, что там кто-то есть. Полагаю, почти все сотрудники и рейнджеры отправились смотреть реконструкцию. Более того, некоторые из них в костюмах и принимают участие в сражении.
Ларедо посмотрел на Пайн.
— Все здесь.
— И никого нет там. Идеальный вариант отвлечения внимания.
Они бросились к внедорожнику.
Парковка комплекса была полностью занята, но они сразу поняли, что это машины тех, кто приехал посмотреть на сражение.
Вокруг никого не было.
Они провели на парковке короткое совещание и решили разойтись, чтобы покрыть наибольшую площадь.
— Я вызвал подкрепление, — сказал Уоллис, — но они прибудут только через полчаса. — Он посмотрел на Пайн. — Если вы ошиблись, девочка может погибнуть.
— У нас нет других версий, — резко ответила Пайн, оглянулась через плечо и воскликнула: — Думаю, я права.
Пайн побежала к краю парковки, где из-за куста торчал бампер автомобиля.
Задыхаясь, она остановилась возле внедорожника «Порше».
Когда к ней подбежали остальные, она объяснила:
— Это автомобиль Джека Лайнберри. Мы ездили на нем ужинать. Дэнверс вел машину, Страуб сидел рядом.
— Значит, он здесь, — сказал Уоллис, пытаясь открыть дверцу со стороны водителя.
Однако оказалось, что она закрыта.
— Взгляните сюда, — позвала их Блюм.
Она смотрела внутрь через заднее стекло, а когда все к ней подошли, указала на лепестки цветов, лежавшие на коврике в задней части машины.
— Я видела такие цветы во дворе у Куорлсов.
— Должно быть, лепестки прилипли к подошвам Дженни, когда Страуб ее похитил, — предположил Ларедо.
Пайн разделила площадку на три части и на две из них поставила Ларедо и Уоллиса.
— Кэрол пойдет со мной. Если что-нибудь заметите, сразу звоните. Ну, вперед.
И они отправились в разные стороны.
Когда они немного отошли, Блюм огляделась по сторонам.
— Зачем он привел ее сюда при свете дня?
— Я не знаю, Кэрол. Но я уверена, что он здесь. И, судя по лепесткам, которые ты заметила в «Порше», Дженни также где-то рядом.
Около частокола никого не было, возле музея тоже. Они обнаружили там одну дежурную служащую, но она никого не видела и выглядела расстроенной из-за того, что не могла посмотреть реконструкцию.
Они быстро зашагали вперед вдоль ряда могил.
— Господи, — воскликнула Блюм, — один из моих сыновей служит в армии. А если начнется еще одна война? Я не уверена, что смогу перенести мысль о его гибели. — Она огляделась по сторонам. — Ведь у каждого из них была мать, которой пришлось пережить потерю, такое ужасное горе.
Когда Пайн услышала слова подруги, ее лицо разительно изменилось, а взгляд заметался.
— Мать! — прошептала она.
— Что?
— Мать! — и Пайн бросилась бежать.
— Агент Пайн! Куда?
Пайн ничего не ответила. Она бежала так, словно от этого зависела жизнь. И в самом деле зависела.
Когда Пайн добралась до статуи, возведенной штатом Мичиган в честь павших солдат и матросов, она посмотрела на скорбящую женщину, о которой ей рассказал парковый рейнджер и которую все называли «Мать». Пайн боялась увидеть у ее мраморных ног тело Дженни в одежде куклы, но там не было ничего похожего.
Как Страуб доставит сюда тело, чтобы его никто не увидел? Он не сможет просто прийти с девочкой на руках. Пайн принялась озираться по сторонам и почти сразу заметила на значительном расстоянии двух посетителей.
Принести тело в такое публичное очень рискованно. Интересно, как Страуб планирует это сделать?
А как бы поступила я на его месте?
И она тут же увидела ответ.
Нужно слиться с фоном, продемонстрировав, что ты являешься частью музея под открытым небом. И, если кто-то тебя заметит, он не обратит на тебя внимания.
Она увидела на некотором расстоянии здание офиса паркового обслуживания и побежала к нему. На ходу она вытащила телефон, позвонила Ларедо и сообщила, куда направляется и почему. Он сказал, что уже идет к ней и обязательно позвонит Уоллису. К тому же Уоллис и без того находился рядом.
Когда Пайн приблизилась к зданию, она заметила мужчину в штанах свободного покроя, светлой рубашке и соломенной шляпе, который вышел из-за угла, толкая перед собой тачку, накрытую одеялом.
В следующее мгновение из-за другого угла появился Макс Уоллис, который оказался всего в нескольких футах от мужчины с тачкой. Уоллис тяжело дышал и выглядел так, словно едва держался на ногах.
— Эй ты! — крикнул мужчине Уоллис. — А ну, стой!
Пайн поняла, что сейчас произойдет, раньше Уоллиса.
Она вытащила пистолет, но мужчина в шляпе уже успел выстрелить. Пуля попала Уоллису в грудь, и он упал.
— Страуб! — крикнула Пайн.
Но прежде чем она успела выстрелить, он наклонился над тачкой и что-то оттуда вытащил.
Пайн сразу поняла, что неподвижное тело у него на руках — это Дженни.
В свободной руке Страуб держал пистолет, из которого стрелял в Уоллиса.
— Страуб, положи Дженни на землю и отбрось пистолет, — сказала Пайн.
В ответ он в нее выстрелил.
Она увернулась, но не стала стрелять в ответ, потому что он держал перед собой Дженни. Пайн не знала, жива девочка или нет, но она не могла рисковать.
Страуб забросил Дженни на плечо, свернул налево и скрылся за углом здания.
Пайн подбежала к Уоллису, опустилась рядом на колени и попыталась нащупать пульс, но его не было. Тогда она перевернула его на спину и увидела, что пуля попала в центр груди. Его глаза были открыты и неподвижны. Пайн протянула руку и закрыла их.
— Проклятье. Мне… очень жаль, Макс.
— Пайн!
Она оглянулась, увидела бегущего к ней Ларедо и поднялась на ноги.
— Уоллис мертв. Страуб его застрелил. У него Дженни. Пошли!
И они побежали за Страубом.
Несмотря на то, что они бежали через кладбище с широкими открытыми пространствами, Страуб умудрился исчезнуть.
Вместе с Дженни.
Пайн и Ларедо забежали за угол надворной постройки, быстро огляделись по сторонам и никого не увидели.
— Как ты думаешь, Дженни еще жива? — спросил Ларедо.
— Да.
— Почему ты так уверена?
— Он забрал ее с собой. Будь она мертва, он не стал бы ее уносить.
— Звучит разумно.
— Ты беги направо, а я налево.
Ларедо кивнул и помчался направо.
Пайн пробежала пятьдесят ярдов и остановилась. Как он мог исчезнуть?
И тут же нашла ответ. У Страуба имелся план отхода. На всякий случай.
Но какой план?
Она посмотрела под ноги и вдруг вспомнила, что ей здесь рассказал рейнджер.
Подземные туннели, которые выкопали солдаты Союза.
Пайн подбежала к тому месту, которое ей показал парковый рейнджер во время ее первого посещения комплекса.
Стальная решетка была сдвинута в сторону. Пайн огляделась по сторонам в поисках Ларедо, но нигде его не увидела, тогда она позвонила ему по телефону и рассказала, что собирается делать. Он уже находился в другой части парка, и она поняла, что ей придется действовать самой. Она прикрепила фонарик к специальной панели в нижней части ствола «Глока» и начала спускаться в туннель.
Ей пришлось спрыгнуть, и она с трудом восстановила равновесие. Туннель находился на глубине шести футов под поверхностью земли. И здесь было заметно холоднее. Пайн осторожно двигалась вперед, изо всех сил прислушиваясь к тому, что там происходило. Сначала она шла медленно, потом услышала плач девочки и ускорила шаг.
Дженни. Она пришла в себя.
Пайн продолжала идти дальше, и луч ее фонарика описывал резкие дуги в темноте. Она не знала, попытается ли Страуб устроить ей засаду. Через некоторое время она заметила вошедший в поговорку свет в конце туннеля.
Пайн осторожно приближалась к выходу, когда услышала голос.
— Отпусти меня!
Это была Дженни.
Пайн бросилась вперед и увидела кирпичную стену, уходившую в землю. Она бесшумно ее обошла и выглянула наружу, описывая круги лучом фонарика. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы оценить обстановку.
Она оказалась на небольшой поляне в лесу, а в следующее мгновение услышала звук слева, увидела Страуба, который то появлялся, то исчезал между деревьями, и побежала за ним, пока не оказалась на тропинке, петлявшей между деревьями.
— Страуб!
Он остановился и обернулся.
Потом поставил Дженни на землю и присел за ней, используя девочку в качестве щита. Она была в одежде, снятой с куклы.
— Отпусти меня! — снова закричала девочка.
Страуб приставил пистолет к ее голове, и Пайн замерла на месте.
А он посмотрел на Пайн, которая держала его на мушке «Глока».
— Стой, агент Пайн, — спокойно сказал Страуб. — Мне нужно отсюда убраться, а ты хочешь получить девчонку. Я думаю, мы сможем договориться. Полагаю, у тебя имеется опыт подобных сделок.
— Совсем свежий, — мрачно ответила она.
— У меня неподалеку еще одна машина. Если ты меня отпустишь, даю тебе слово, я оставлю девочку где-нибудь живой и здоровой, а потом позвоню и расскажу, как ее найти.
— Ты хочешь, чтобы я поверила на слово убийце, на совести которого жизнь пяти человек?
— Тут ты ошибаешься. Я не трогал мальчика. Это сделала Бритта.
— Хрень собачья.
— У маленькой леди есть темная сторона, которую ты могла не заметить, агент Пайн. Впрочем, я сказал ей, что нужно сделать. — Он постучал себя по затылку. — Если ударить в эту часть шеи, человек отключится.
— И где ты этому научился?
— Я некоторое время провел в армии. Там учат такому дерьму. Однако я никогда его не использовал против ребенка.
Пайн посмотрела на Дженни. Девочка была явно напугана, но уже показала, что у нее есть характер.
— Зачем Бритта убила Фрэнки Гомеса?
— Она сказала, что таков ее долг. Казалось, была убеждена, что делает ребенку одолжение. Только не думай, что я могу объяснить поведение этой женщины. Итак, мы договорились?
— У тебя нет ни единого шанса.
— Какая жалость, — сказал Страуб, но теперь его голос изменился, в нем появилось напряжение. — Вот как я это вижу: если ты меня не отпустишь, девочка умрет. Если ты меня отпустишь, у нее появится шанс. На мой взгляд, сделка честная.
— Ты не уйдешь отсюда с Дженни.
Черты лица Страуба исказились.
— Думай головой. Мне нечего терять. В штате Джорджия есть смертная казнь. Я думаю, меня ждет именно такой приговор.
— А что ты рассчитывал получить?
— Майрон был застрахован на десять миллионов долларов. Бритта собиралась о нем позаботиться.
— Она позаботилась. Но она тоже мертва.
— Очень жаль, однако у меня хватает и своих проблем.
Вдалеке послышались сирены.
— Подкрепление уже в пути, — сказала Пайн.
— А мне без разницы. Убить или быть убитым, такой была вся моя жизнь. Тактика запугивания не поможет.
— Ты попытался подставить сначала Сая Таннера, а потом Джерри Дэнверса.
— Тем не менее, ты не арестовала Сая Таннера, несмотря на улики, которые мы обеспечили.
— Они были слишком хорошо обеспечены. В том числе и то, что кто-то наблюдал за домом Таннера из «Пагани». Насколько я поняла, ты рассчитывал впутать сюда еще и Майрона.
— Идея Бритты. По мне, так это слишком сложно, но приказы отдавала она.
— Кстати, о той ночи, когда стреляли в Лайнберри: это ведь твоя работа, не так ли? Ты хотел попасть в меня, вот только не учел, что он позволил мне сесть за руль.
Он посмотрел на свою руку.
— Получил небольшую царапину после твоего выстрела. Но, да, ты была моей проблемой. Когда ты не арестовала Сая Таннера, мы перешли к плану Б.
— Джерри Дэнверс не последовал твоим инструкциям. И он не погиб, хотя я сама уцелела чудом. Полагаю, ты надеялся, что таким образом сможешь от меня избавиться — поэтому так хотел, чтобы я туда поехала.
— Двух зайцев одним выстрелом, если бы мне повезло, да еще и улики, показывающие, что убийца Джерри.
— А как же прислуга?
— Я дал им выходной. Сказал, что так распорядился Лайнберри.
— Однако как только я поняла, что Джерри не покидал больницу, твоя версия развалилась.
— Ну да, у меня оставалось очень мало времени, потому что Бритта требовала, чтобы последней жертвой стала маленькая девочка. Страуб сильнее прижал дуло пистолета к голове Дженни. И если ты не позволишь мне уйти, у меня не останется выбора…
Пуля ударила ему в ногу сбоку, ломая кость и разрывая кровеносные сосуды. Страуб закричал, выронил пистолет и вцепился в ногу.
Пайн бросилась вперед, схватила Дженни за руку и оттащила ее подальше, подхватив на бегу пистолет Страуба.
Она повернула голову и увидела бежавшего к ним Ларедо с ружьем в руках.
Пайн передала ему Дженни и опустилась на колени рядом со Страубом.
— Дерьмо, — закричал тот с искаженным от боли лицом. — Помогите мне, я истекаю кровью.
Пайн сняла ремень и использовала его в качестве жгута на бедре Страуба. Кровотечение сразу уменьшилось. Потом она позвонила в 911 и рассказала, где они находятся.
Она убрала телефон и посмотрела на Страуба, лицо которого оставалось искаженным от боли.
— Пуля не повредила бедренную артерию, — сказала Пайн.
— Откуда тебе знать?
— Потому что иначе ты бы уже умер.
— Просто… пристрели меня. Давай, я в любом случае мертвец. Избавь всех от неприятностей.
— Мне очень хочется это сделать, но я не могу.
— Проклятье, почему?!
— В ФБР так не делают.
Через несколько минут приехала машина «Скорой помощи», и они положили Страуба на носилки. Полицейский с мрачным лицом уехал вместе с ним.
Когда «Скорая» скрылась из виду, Пайн посмотрела на Ларедо, который держал Дженни за руку. Ружье он закинул на плечо.
— Где ты его раздобыл? — спросила Пайн.
— Нашел паркового рейнджера. Они используют это оружие для отстрела опасных животных. Он одолжил его мне, потому что я вежливо попросил и показал значок.
— Ты очень рисковал, делая выстрел с такого расстояния.
— Я был первым снайпером в моем выпуске в Куантико. Кроме того, я два года прослужил снайпером в группе спасения заложников. Не ты одна рисковала, работая в Бюро.
— Но как ты сумел добраться сюда так быстро?
— Помнишь, как учили команды следопытов в колледже?
Пайн улыбнулась.
— Точно. Ладно, спасибо. — Она присела на корточки рядом с Дженни. — Ты в порядке?
Дженни кивнула.
— Теперь ты в безопасности. Ты готова поехать к дедушке? Нам нужно поскорее рассказать ему, что с тобой все в порядке.
Дженни кивнула и всхлипнула.
Пайн хотела взять ее на руки, но Дженни только сильнее сжала ладонь Ларедо, глядя на него широко раскрытыми глазами.
Пайн встала.
— Может быть, ты умеешь лучше обращаться с детьми, чем тебе кажется, — прошептала она.
Они медленно покинули кладбище и направились к живым.
— Страуб и Бритта познакомились на выставке технических достижений, которую Принглы посетили в Вегасе, — сказала Пайн Ларедо, Блюм и Грэм.
Они сидели в гостиной «Коттеджа». Дженни вернулась к Куорлсам, где ее ждал дед. Пайн только что вернулась после допроса Страуба в больнице.
— У них там случилась интрижка. В этом не было ничего удивительного, ведь Бритту и ее мужа уже мало что связывало. Когда у Лайнберри появилась должность охранника, Бритта тут же дала Страубу рекомендацию, и он стал там работать. Страуб служил в армии. Участвовал в боях в Афганистане, но его отправили в отставку из-за того, что он принимал наркотики. Он сумел избавиться от дурной привычки, стал охранником и перебрался в другой город.
— Ты хочешь сказать, что он убил столько людей из-за денег? — с отвращением спросила Блюм.
— За десять миллионов долларов. Страуб усыпил Дженни хлороформом и собирался оставить ее у пьедестала статуи. К счастью, ему пришлось немного отложить исполнение своего плана, и действие хлороформа закончилось.
— А кто выбирал места для тел, он или Бритта? — спросила Блюм.
— Страуб сказал, что он, за исключением самого последнего. Так он мог планировать пути отхода.
— А как ему удалось попасть в музей?
— Он встречался с Лили. И сумел незаметно сделать оттиск ключа от входной двери и узнать код.
— А где он взял ту странную одежду? — спросила Грэм.
— Он одевал так жертвы для того, чтобы сбить нас с толку, заставить думать, будто это дело рук серийного убийцы, помешавшегося на Гражданской войне. Фата и смокинг намекали на мужа и жену, семью, которую Бритта символически убивала. Страуб выбрал могилу одного из Налетчиков, решив, что будет забавно положить там тело черного парня. Честно говоря, я так и не поняла его чувства юмора. — После небольшой паузы Пайн добавила: — Бритта была знакома с Куорлсами, и они рассказали ей про Дженни. А как только ей стало известно, что мать Дженни наркоманка, она посчитала, что Дженни лучше умереть: мол, плохая мать не заслуживает ребенка. И Дженни окажется в лучшем месте. Страубу пришлось форсировать похищение, поскольку они с самого начала планировали убить последнюю жертву во время реконструкции сражения и оставить тело на кладбище.
— Но почему Страуб это вам рассказал? — спросила Грэм.
— Он заключил сделку с властями. Если он будет говорить, то сможет избежать смертной казни.
— Но зачем Бритта совершала такие ужасные вещи?
— По словам Страуба, Бритта хотела отомстить за своих детей. Она винила Гиллеспи в том, что он убедил Мэри играть в порнофильмах, а также за ее пристрастие к наркотикам. И Ханну Ребане в том, что в нескольких фильмах она занималась сексом с Мэри.
— А Клеммонс? — спросила Блюм. — Почему она должна была умереть?
— Страуб и был тем «новым» мужчиной в жизни Ханны Ребане, о котором нам говорила Клеммонс. Он сблизился с Ханной, а потом ее убил. Страуб старался вести себя так, чтобы никто, в том числе Клеммонс, не видел их вместе. Но позднее стал беспокоиться, что Ханна могла что-то рассказать о нем Клеммонс, и это поможет его найти. Ну а когда мы начали поиски свидетелей, решил, что Клеммонс должна умереть. — Она посмотрела на Ларедо. — И я не уверена, что Бритта разбила «Пагани» случайно. Страуб сообщил, что она планировала покончить с собой после того, как все будет завершено.
— Да, у этой леди голова была не в порядке, — заметил Ларедо.
— Твоя меткая стрельба сыграла решающую роль, Эдди. Если бы не ты, Дженни погибла бы.
— А для чего еще нужны напарники?
Позднее, когда Пайн сидела у себя в номере, в дверь постучала Блюм.
— У нас осталась еще одна нераскрытая тайна, — сказала она.
Пайн встала и выглянула в окно.
— Нет, не одна. Несколько. В том числе местонахождение Ито Винченцо. И мы не знаем, где моя мать. А самое главное, что случилось с Мерси. Я не уверена, что мне когда-нибудь удастся найти ответы на все вопросы.
— Но ты считаешь, что Мерси, возможно, еще жива, не так ли?
Пайн снова уселась на кровать.
— Так мне хотелось бы думать. Но Ито сказал моему отцу, что он в ответе за гибель одной дочери и тяжелое ранение другой. Так что…
— Ну, если она до сих пор жива, сейчас имеются инструменты, которые могут оказаться полезными.
— О чем ты?
— Генеалогические сайты. Нужно сдать свою ДНК, и они сделают все, что возможно.
Пайн небрежно отмахнулась от этой идеи.
— Я уже пыталась. В моем случае это не так просто, потому что метод, который они обычно используют, не обязательно поможет найти совпадение с Мерси.
— Но только не в том случае, если Бюро захочет помочь.
— А ты полагаешь, что Бюро захочет?
— Ты только что спасла от верной смерти еще одну девочку и раскрыла убийства нескольких человек. Думаю, сейчас Бюро согласится выполнить любую твою просьбу.
— И почему мне кажется, что ты уже сделала запрос?
— Ты готова мне довериться?
Пайн тяжело вздохнула.
— Чувствую, придется.
Два дня спустя Пайн сдала образец ДНК, и ФБР сравнило его со своими базами данных и с миллионами других образцов, имеющихся на сайтах; вскоре пришел ответ.
И он касался не Мерси.
Для Пайн это стало вторым самым сильным потрясением после потери сестры.
Когда Пайн сообщили результат, она отправилась в свой номер в «Коттедже» и села, глядя в стену. Это было подобно краже ее личности, краже, не имевшей ни малейшего отношения к киберпреступлениям, а напрямую связанной с плотью и кровью.
В конце концов она встала и вышла из номера.
В вестибюле она встретила Блюм, которая явно ее там поджидала.
— Хочешь, чтобы я пошла с тобой? — спросила Блюм. — Я сделаю это с радостью.
Пайн покачала головой.
— Я думаю, что должна сделать все сама.
— Тогда я буду ждать твоего возвращения здесь.
Снаружи Пайн столкнулась с Эдди Ларедо, который укладывал вещи в свой внедорожник.
— Надеюсь, мы еще встретимся, Этли, — сказал он.
Сейчас ее мысли находились в тысяче миль отсюда, но она положила руку ему на плечо.
— Ты не раз спас мою задницу.
— Я уже говорил, что именно для этого и нужны напарники.
— Значит, между нами все хорошо?
— Во всяком случае, с моей стороны. Я уже позвонил Дениз, и мы договорились, что я смогу чаще видеться с сыновьями.
— Это замечательно. Им необходим отец. Настоящий отец.
Он внимательно на нее посмотрел.
— А что ты будешь делать? Вернешься в Шеттерд-Рок и вновь станешь единственным агентом ФБР в Большом Каньоне?
— После того как закончу дела здесь.
— Может быть, я к тебе приеду.
— Буду рада тебя видеть.
— Но мы лишь друзья, — добавил он с улыбкой.
— В этом нет ничего плохого, Эдди.
Она обняла и поцеловала Ларедо в щеку, а потом посмотрела вслед уезжавшему внедорожнику.
Пайн села за руль своего автомобиля и поехала в больницу.
К счастью, дорога до Америкуса оказалась совсем недолгой — она и сама не знала, сколько еще смогла бы сдерживать бушевавшие в ней чувства. Ей казалось, что она преодолевает последнюю милю пути на собственную казнь.
Джерри Дэнверс сидел перед дверью личной палаты Джека Лайнберри. Его босса перевели сюда из интенсивной терапии два дня назад, а еще через несколько дней собирались выписать.
Дэнверс теперь смотрел на нее с уважением.
— Полагаю, вы спасли мою шкуру, и не только, — виноватым тоном сказал он.
— Верно.
— И кто бы мог поверить, что Страуб на такое способен?
— Мне нужно повидать Джека. Немедленно.
Он бросил на нее настороженный взгляд. Пайн понимала, что ведет себя странно, но ей было все равно.
— Ладно, заходите. Он только что закончил ужинать. Уверен, он будет рад вас видеть.
— А я совсем не уверена.
Она вошла в палату и плотно прикрыла за собой дверь.
Лайнберри сидел на постели и сегодня выглядел гораздо лучше.
Пайн медленно к нему подошла, уселась на стоявший рядом с кроватью стул и все это время не сводила с него глаз.
А он смотрел на нее с печалью и тревогой. И еще Пайн почувствовала в нем облегчение.
— Судя по выражению твоего лица, теперь ты знаешь всю правду, — сказал он.
— Ты мой отец.
— Да, так и есть. — По его лицу потекли слезы.
Пайн давно хотела задать ему этот вопрос, теперь время пришло.
— Но где-то есть и другая твоя дочь. И моя мать, мать твоих детей. Может быть, вместе мы сможем их найти.
Лайнберри осторожно протянул к ней руку.
— Ты и в самом деле в это веришь?
Сильные пальцы Пайн сжали его ладонь.
— Не думаю, что у нас есть выбор.