Весы правосудия

Глава 16

Я бросил взгляд на присутствующих в тронном зале Хамдаата людей и нелюдей, успевших стать мне настоящими друзьями за столь малый промежуток времени: мудрейший Ашур Соломонович, верный своим принципам генерал Кузнецов, он же батюшка Феофан, невозмутимый майор Сидоренко, в своих очках-хамелеонах, весельчак Славка Петрушин… Мне горько осознавать, что все они могут погибнуть, прекратить свое существование при схлопывании этого инварианта вселенной. А еще мои родители, Катя с Костиком, друзья … Ну, нет — не дождетесь! Я с хрустом сжал кулаки, заставляя бурлить кровь в жилах. Если все случившееся произошло, пускай и отчасти, но все же по моей вине, следовательно, и разгребать все это дерьмо совковой лопатой должен ваш покорный слуга. Ибо больше некому! Я не дам никому погибнуть!

И пускай могущественные силы, на которые уповали генерал Кузнецов и Ашур Соломонович, самоустранились, но, сука, я-то никуда не делся! Эти высшие силы я, конечно, могу понять — ну кому охота вычищать чужие, да еще и засранные по самые гланды «Авгиевы конюшни»? То-то же, дураков нет! Сам навалил — сам убирай! Придется немножко засучить рукава!

— Соломон сказал, что все в моих руках… Значит, придется немножко ими поработать! — решительно произнес я вслух. — Поднабить, так сказать, кровавых мозоле́й!

— Послушай, Сергей Вадимович, — обратился ко мне Ашур Соломонович, — что ты хочешь предпринять?

— Хочу попытаться откатить систему к заводским настройкам, — просветил я его. — Если у Горчевского, практически не имеющего опыта в «играх» с альтернативными развилками, получилось так изменить наш мир, я попробкю вернуть все назад.

— До какой стадии «отката» ты хочешь дойти? — продолжил свой «допрос» древний асур.

— Я хочу стереть все изменения нашего инварианта вселенной, хотя бы до начала вмешательства Горчевского в естественный ход вещей. Но если потребуется, я готов удалить и собственные изменения, вернув развилку в привычное русло, — твердо произнес я, четко понимая, если от меня потребуется такая жертва — я это сделаю. — Пуская я вновь стану голодранцем, не имеющим за душой ни гроша, но сохраню миллионы жизней! — Пафосно? Да? Но я сказал то, что собирался сказать.

— Боюсь, что ты просто надорвешься, — покачал головой демон, — или просто умрешь…

— А вы знаете еще какой-нибудь выход, Асур Соломонович? — Я безбоязненно взглянул в мудрые глаза древнего существа.

Асур первым отвел взгляд, и глухо произнес:

— Увы мне, Сережа — не знаю!

— Так вот и я о том же! — Я обнял маленького азиата, прижимая к своей груди. — Спасибо тебе за все, Соломоныч!

И я готов поклясться, что глаза древнего демона увлажнились, когда он ответно сжал меня руками, пряча слезящиеся очи у меня на груди.

— Благослови тебя Создатель! — проникновенно произнес он, незаметно шмыгая носом. — Я буду молиться за тебя, Сережа!

— Ну, а я помогу, — улыбнувшись, произнес батюшка Феофан, осеняя меня «крестным знамением», — у меня по молитвам твердая пятерка!

Валентиныч и Петрушин одновременно улыбнулись, напряженная атмосфера немного разрядилась. А старый контрразведчик, еще тот психолог, вон как смог одной фразой отвлечь всех от мрачных мыслей. Молодец старик! Умеет держать удар! Вот и мне бы так…

Ашур Соломонович отстранился, справившись с приступом «повышенной слезливости», а его место тут же занял Славка, всунув в мою руку свою, вспотевшую от нервного напряжения, крепкую ладонь.

— Ты это, не вздумай только помирать! — шутливо предупредил он меня. — Зря мы, что ли, столько сил и энергий потратили, чтобы тебя из застенков выдернуть? Если узнаю, что откинулся — сам прибью!

— Не дождешься! — ответил я, крепко пожимая руку лейтенанта. — Я вам, конторским, мозги-то еще поканифолю! Так что готовься!

— Всегда готов! — отсалютовав свободной рукой, произнес Славка.

— Надеюсь, еще побеседуем по душам! — Майор Сидоренко сжал кулак и поднял ег на уровень плеча.

— Обязательно побеседуем, Валентиныч! — согласно кивнул я, понимая, что эти напутствия от лица команды, собравшейся во дворце Соломроныча, ни что иное, как прощание.

Да, у всех у них есть определенные надежды на благополучный исход моей безумной затеи, только вот процент удачи, боюсь, ничтожней не бывает. Я постарался изобразить на лице бравую улыбку, и произнес:

— Спасибо, что в меня верите! Хотел бы пообещать, что не разочарую… Но зарекся… Не накаркать бы! Да, — неожиданно вспомнил я, Ашур Соломонович, не исключаю такой возможности, что при удачном «откате» миры людей и асуров вновь разойдутся…

— И я останусь пленником вашего мира? — закончил мою мысль проницательный мудрец.

— Ну… да, — кивнул я в ответ.

— Не беспокойся — я переживу эту «неприятность», — отмахнулся асур. — Ведь если у тебя все получится, мой народ будет спасен! А за это я готов поступиться намного большим, чем призрачная свобода.

— Спасибо! — еще раз поблагодарил я старика за оказанное доверие и поддержку. — Ну, я, в общем-то готов… — решительно произнес я, хотя сомнения меня до сих пор не отпускали.

Вот только, что делать дальше? Как осуществить этот самый «откат»? Желание у меня было… Можно сказать, я прямо-таки рвался в бой! Но что мне нужно сделать конкретно, пока не представлял. Я ушел в самый темный и дальний угол тронного зала и уселся на один из оплывших каменных наростов, похожих на небольшую табуретку. Отвернулся лицом к стене, что бы никто не мог мне помешать, и сосредоточился…

— Владимир Николаевич, — тихо прошептал лейтенант Петрушин, обращаясь к батюшке Феофану, — а чего это он?

— Не мешай! — так же тихо шикнул на него Кузнецов. — Не видишь, человек пытается сосредоточиться…

— А, медитирует, — по-своему понял объяснение генерала Петрушин.

— Похоже на то, — согласился Владимир Николаевич. — Помоги рабу твоему, Господи, в его борьбе праведной, — генерал, едва слышно зашептал молитву, которая становилась все тише и тише. Вскоре старец только беззвучно шевелил губами.

Петрушин наклонился к уху майора Сидоренко:

— Думаете, поможет? Ну, молитва товарища генерала?

— Знаешь, — ответил Сергей Валентинович, нервно поправляя очки на носу, — за последние полгода я столько чудес насмотрелся, в которые даже в детстве ни за что бы не поверил! Так что, вполне возможно, что молитва товарища генерала, как поможет… Нам сейчас грех от помощи отказываться, какой бы она не была.

Петрушин согласно закивал головой, выудил из-под рубашки нательный крестик, приложился к нему губами, и тоже что-то невнятно забормотал.

Я сидел в углу, пытаясь отрешиться от всех мыслей, кроме одной: я очень хочу изменить этот мир! Хочу! Очень хочу! Я пытался снова и снова запустить маховик изменений, как это у меня получалось ранее, но ничего не получалось. Все было ровно так, как после нашего последнего противостояния с Горчевским. Имения, запущенные бывшим деканом, были настолько мощными, что мне никак не удавалось вернуть все «взад».

Время шло, я усердно «тужился», получая на выходе… Да нихрена не получая! Как в той ниппельной системе — туды дуй, а оттуды х… Ну, вы сами понимаете, что… Я бросил беглый взгляд на ручные часы, которые каким-то чудесным образом оказались у меня на руке. Прошел уже почти целый час, как я «уединился» в этом углу, а результата — ноль.

Постой-ка, я вновь взглянул на руку. Ну, да, это реально мой «Патек Филипп», только когда мы сваливали из застенков бредовой инквизиции, никаких часов у меня не было. После ряда изменений реальности, застигнувших нас по дороге, я не обращал на это внимания. Но если судить по ощущениям, то они и тогда не появились на моей руке. Где же тот момент? Ведь если часы появились, значит, я уже что-то могу. А если напрягусь еще немного, то, сука, снесу к свиньям бредовую реальность Горчевского…

— Сережа? Сережа, ты как? — первое, что я услышал, еще не открыв глаза, был обеспокоенный голос батюшки Феофана.

И еще кто-то очень настойчиво тормошил меня за плечо. Едва я это осознал, как моя, и без того многострадальная голова, раскололась от чудовищной всепоглощающей боли на тысячу маленьких осколков.

— Не… тряси… те! — прокаркал я. — Моя башка… — Я обхватил ладонями голову и попытался открыть глаза. — Ох!

— Слава, отпусти! — шикнул на Петрушина Владимир Николаевич. — Сережа, сейчас-сейчас… Полегчает…

Прохладные сухие руки легли на мой лоб и от них пошло животворное тепло, выкинувшее сумасшедшего молотобойца из моей головы.

— Твою качель! — выругался я, немного придя в себя. — Как это? Что со мной случилось, Владимир Николаевич? — первым делом поинтересовался я у старого генерала, пальцы которого еще слегка светились от примененного заклинания.

— Не знаю, Сереженька, — произнес старик. — Ты сидел, а потом вдруг рухнул на пол и забился в конвульсиях. — Ты как себя чувствуешь? — Он внимательно всматривался в мои глаза, словно старался найти в них ответы на все свои вопросы.

— Какая теперь разница? — неожиданно вскипел, усаживаясь на полу.

— У тебя ничего не вышло? — участливо спросил склонившийся надо мной Ашур Соломонович. — Изменения, вызванные Горчевским, едва ли не ценой его жизни, очень сложно…

— Вы не понимаете! — грубо перебил я асура, «на волне» неожиданно захватившей меня ярости. — Вы все не понимаете! — истошно прокричал я, брызжа летящей слюной в лица дорогих мне людей. Остапа просто понесло, сорвало буденовку вместе с булькающей крышей. Голова неожиданно вновь болезненно запульсировало.

— Сережа, Сергей Вадимович! — попытался воззвать к моему благоразумию майор Сидоренко. — Успокойся, дорогой! Еще не все потеряно…

— Да что ты со мной сюсюкаешься, как с младенцем, Валентиныч? — Захвативший меня в одночасье нервный срыв и не думал сдаваться. — Думаете все, спекся Сережа? Не может нихрена? — Я орал, вращая наливающимися кровью зенкаими. — Вот! Вот, смотрите! — Я сорвал с руки «Патек Филипп» и тряхнул зажатыми в кулак часами перед носом майора. — Этих часов не было на моей руке! И они появились! Появились эти гребаные часы! — Я саданул часами по каменному полу тронного зала. Защитное стеклышко дорогих часов покрылось сетью трещин, несмотря на то, что было супер противоударным. — Гребаный «Патек Филипп», гребаный Горчевский, гребанная жизнь! — Я хреначил часами по каменным наплывам, пока стекло не осыпалось на пол мелким крошевом. — Я должен был проломиться сквозь его гребанные установки! Но я… — я остановился, поднося разбитые часы к самому своему носу. — Я, сука, потерял сознание! Понимаете? Я потерял это гребаное сознание!

Батюшка Феофан переглянулся с Ашуром Соломоновичем, и тот, согласно кивнув, легонько шевельнул губами:

— Нервный срыв!

— На счет три… — шепнул батюшка Феофан. — Раз…

Но я уже не реагировал ни на какие раздражители:

— Как же я хочу, вот так взять и перевести стрелки назад, чтобы всего этого не было! — Я ткнул пальцем в часовую стрелку разбитого «Патека» и резко толкнул её против привычного хода.

Картинка реальности скакнула перед моими глазами, и я оказался на своем прежнем месте — в углу тронного зала, буравя взглядом каменную стену. Однако разбитые часы до сих пор оставались в моих руках.

— Что за еб…? — выругался я от неожиданности.

— Сережа, что-то случилось? — донесся обеспокоенный голос Владимира Николаевича из-за моей спины.

— Случилось-случилось, — пробормотал я, откручивая стрелку еще на несколько делений.

Я стоял возле преобразившего в демона Ашура Соломоновича, поливающего своей кровью скукоженную рожицу древней мумии. Внутри нее что-то заклокотало, залитые необычной кровью губы шевельнулись, а изо рта выплеснулся небольшой фонтанчик желтой жижи. Роговые пластинки глаз утратили мутность и стали прозрачными, словно слеза младенца. Угольно черные бездонные провалы зрачков, занимающих все свободное пространство глазниц, вновь остановились на мне. И опять я провалился в эти колодцы, но на этот раз не потерялся, но старый черт опять умудрился вывернуть меня наизнанку.

«Играешь со временем, Надзирающий? — раздался в моей голове ехидный шелестящий, словно пересыпающийся песок, голос Намруша. — Ну-ну, пытайся… Создатель любит упертых и убогих! И не беспокой меня больше!»

Я вновь ощутил себя стоящим с часами в руках над телом мумии, только глаза Намруша уже потухли, и на этот раз он не снизошел до ответов Соломонычу, а продолжил лежать недвижимой шелудивой деревяхой. Но как этой старой развалине удалось меня просчитать? Ведь он не должен был знать… Неужели за такой короткий промежуток времени он умудрился выудить всю информацию из моей головы? Если это так, то я тоже так хочу! И если выживу, то обязательно освою такое умение!

Я вновь, но уже более осознанно принялся откручивать назад стрелку часов. «Картинки» стремительно менялись перед моими глазами, но, если сказать точнее, это мое тело меняло свое «местоположение», двигаясь во времени и пространстве. Накручивая стрелку, я пытался сообразить, что же такое на самом деле я создал. По всем объективным ощущениям, благодаря, как изволил выразиться Ашур Соломонович, моему нервному срыву, выходило, что я создал настоящую машину времени!

Выходит, что не такой уж я и рукожоп! Пусть случайно, пусть в порыве, но получилось же у меня что-то стоящее? Однозначно получилось! И если с умом подойти к использованию данного прибора, можно попытаться изменить наше не слишком безоблачное будущее.

Точно! Нужно открутить время до момента моей гибели от рук наемников Горчевского. Тогда я не лишусь перстня, а Горчевский, соответственно его не получит. А зная всю подноготную гребаного ушлепка, я, сука, сам удушу его своими собственными руками! И сделаю это с превеликим удовольствием! Отрублю его тупую башку и закажу знакомому таксидермисту изготовить чучело, которое повешу в своем охотничьем домике.

Я весело усмехнулся посетившим меня кровожадным мыслям, хотя, конечно я не собирался наяву этого делать. Н ко запретить мне немного помечтать, как я буду расправляться со своим заклятым врагом. А ведь все могло быть совсем по-другому, если бы Горчевский оказался нормальным и вменяемым человеком.

Я был готов смириться даже с небольшими тараканами в его голове, ну, кто из нас не без придури. Но послать на заклание миллионы, если не миллиарды человек, развязав третью мировую… Увольте! Это совсем не человек, это какая-то кровожадная тварь. А кровожадных тварей старались уничтожать, и изводить под корень во все времена. Ну а я чем хуже?

Стрелочка на часах продолжала откручивать время назад. Уже мимо промелькнуло наше боевое столкновение с посланниками Ашура Соломоновича, побег из застенков Русской Инквизиции и радостная встреча с монахом Феофаном. Дольше всего пришлось перекручивать мое беспамятство в сырых казематах, даже рука «рубить устала».

Наконец я вернулся к моменту уничтожения перстня Соломона и, тут с моим прибором неожиданно случился конфуз — стрелка намертво «приросла» к циферблату, не желая больше сдвигаться ни на миллиметр. Я надвил сильнее, опасаясь, поломки тоненькой металлической полоски. Но не тут-то было — стрелка даже не шелохнулось. Она не реагировала ни на какие мои усилия, как бы я не усирался. Добился я лишь одного — пропоров мне руку до крови, моя машина времени выбросила меня реал.

Перстень Соломона висел воздухе на равном расстоянии между мной и лежащим навзничь деканом. Неожиданно Горчевский забился в судорогах, как умалишенный, а после вскочил на ноги.

— Мое! — заревел он, протягивая руки к артефакту.

Кольцо завибрировало и засверкало, словно маленькое солнце, которое мощно рвануло, разлетевшись по сторонам мириадами ярких искр. Взрывная волна с силой ударила меня в грудь, оторвала от пола и с маху впечатала в стену.

Твою мать! — на последнем издыхании выругался я, в очередной раз теряя сознание.