Весы правосудия

Глава 5

Дожидаясь, пока Леруня приготовит нам все «в лучшем виде», Васек с глубокомысленным видом расхаживал по своему шикарному кабинету, докладывая о своих главных достижениях.

— Пока тебя не было, с арабами мы за нефть перетерли. Все на мази. С Гейтсом пару встреч организовали, думаю, схавает он наше предложение за милую душу — такого программного продукта, чтобы хоть отдаленно соответствовал нашим последним разработкам, нет пока ни у кого в мире…

— Вась, Вась, — взмахнув рукой, остановил я разошедшегося друга. — Я с тебя не отчеты требовать приехал. И не нашу дальнейшую стратегию развития обсуждать…

— А зачем же? — Васька удивленно посмотрел мне в глаза, даже с шага сбился.

— Василий Иванович, все готово! — прощебетала смазливая Васькина секретарша, расставив на совещательном столе дорогую выпивку-закуску.

— Молодец, красотуля! — довольно произнес Васек, оценив «стол». — Можешь идти. Только помни…

— Вас ни для кого нет? — повторила она Васькину фразу, брошенную им по селектору.

— Умничка! — расплылся в улыбке Васек, звонко шлепая секретаршу по упругой заднице. — На премию заработала!

— Ой, Василий Иванович, спасибочки вам огромное! — рассыпалась в благодарностях секретарша, исчезая за дверьми кабинета.

Васька уселся за длинный стол переговоров, установленный перпендикулярно его столу. Я уселся напротив. Васька разлил по бокалам благоухающий коллекционный Тессерон ХО и, слегка взболтнув золотистую жидкость, втянул ноздрями насыщенный аромат винных паров.

— Семидесятка выдержки, представляешь! — не без гордости сообщил он мне.

— Да, — согласно кивнул я, погружаясь в мощные и изящные, с легким цветочным ароматом, тона какао и кофе мокко, — красиво жить не запретишь!

— А то, — согласно кивнул Васька, — хорошо жить — хорошо!

— А хорошо жить — еще лучше! — закончил я известное на весь Союз изречение.

— За встречу, Серега! — он слегка стукнул краем своего фужера по краю моего.

— Дзинь! — отозвалось мелодичным звоном хрупкое стекло.

— За встречу, Васек! — Я бросил ответочку, пригубил коллекционного коньяку и блаженно зажмурился. Его рансье — сочетание вкусов мёда, сухофруктов, дубильных веществ и дорогого табака, типичный для старых выдержанных коньяков, сводил мои вкусовые рецепторы с ума.

— Вещь! — Васька поставил опустевший бокал на стол и схватил с тарелки порезанный лимонный кружок, посыпанный сверху сахарком.

— А ведь не так давно мы с тобой бражку у моего деда из бидона тырили, — вспомнил я былые времена.

— А ведь тоже вкусная была, зараза! — Васек, от нахлынувшей внезапно ностальгии, едва не прослезился. — А как мы её пили? А, Серег? Как пили? На речке, да у костерка! И не было тогда свете счастливее…

— Ага, — согласился я, — и как блевали потом без памяти. Как от родоков по шеям получали… Помню, Васек, все помню!

— Э-э-э-х! — воскликнул с тоской Васька, начисляя еще по одной. — Куда это счастье подевалось? А? Все бежим куда-то и бежим! Вроде бы можно и притормозить: есть все, чего только душа пожелает! Вот, хотя бы тот же семидесятилетний коньяк — пей, не хочу! Хоть каждый день его лакай! А вот счастья… — Васька залпом хлопнул начисленную дозу дорогущего спиртного, словно стопку банальной водяры. — А счастья-то нет!

— У-у-у, как все запущено! — проглотив и свою порцию коньяка, произнес я в ответ.

— Вот по этому поводу, Васек, я и приехал с тобой поговорить! Так сказать, по душам…

— Серьезно, — не поверил Васек. — У тебя же, Серж, все вроде как на мази? Хотя, мне как-то Проха жаловался, что с тобою в последнее время что-то не то творится.

— Так и у тебя, Васек, вроде все на мази, — произнес я в ответ. — А чего ж тогда, дергаешься? Какое-то счастье вдруг искать вздумал?

— Да вот, неспокойно как-то на душе, — признался Васек. — Вроде бы и действительно нефиг и дергаться… Финансового запаса, даже при моих тратах, еще на сто лет хватит! Активы растут… Но чего-то не хватает мне, Серега? Только вот чего? Не пойму…

Я не удивился, слушая Васькины откровения, так перекликающиеся и с моими терзаниями. Я уже некоторое время назад начал замечал замечать за Васьком «этакие настроения», только я сам был немного занят самим собой, чтобы основательно проанализировать состояние одного из моих лучших друзей.

— Растешь, дружище! — произнес я, взглянув на приятеля детства совсем другими глазами. — Я в твои-то годы и не помышлял о «высоком», — признался я.

— В твои-то годы? — удивленно вскинул брови Васек. — Да мы с тобой одногодки, Серый!

Ну да, заговорился: Васька-то ни сном ни духом ни о моем настоящем возрасте, ни о том, что это моя, как бы это сказать, не первая в общем-то жизнь.

— Может, Прохор и прав, что ты немного кукухой двинулся? Ведь все писатели немного «с приветом».

— Как же без этого, — со смехом подтвердил я предположение Васька, — все мы немного двинутые!

— Ну, а за это обязательно надо выпить! — Васек наполнил бокалы. — Чтобы крышак всегда на месте стоял в этом напрочь двинутом мире! — толкнул он что-то вроде тоста.

«Знал бы ты, — подумал я, в очередной раз чокаясь с Васьком, — что я, пока только теоретически, могу сотворить с этим двинутым миром?»

Но вместо этого лишь произнес:

— Будет стоять мертво, Васек! Это я тебе обещаю!

— Ну, спасибо и на этом! — гоготнул мои товарищ, заглатывая существенную дозу спиртного.

Я поспешил последовать его примеру. Коньячок, приятно опалив непередаваемым ароматом вкусовые рецепторы, прокатился по пищеводу и разошелся теплой истомой по всему организму. В голове слегка зашумело. Ну да, из меня же еще не вышла та гашишная хрень, которой потчевал меня давеча Ашур Соломонович. Главное, чтобы совсем не накрыло! А то мало ли чего я там себе в похмельном бреду интуитивно пожелаю. Старик сказал, что в моих силах изменить даже физические законы этого мира. Так что аккуратненько надо, аккуратенько…

— Так о чем ты со мной по душам переговорить-то хотел? — Закусив колбасной нарезкой, вернулся к предыдущей теме нашего разговора Васек.

— Да знать бы с чего начать? — честно признался я. — Поговорить о многом хотелось, но вот выделить главное… Хоть убей — не могу!

— Серег, — Васька встал со своего места, обошел вокруг стола и обнял меня за плечи, — мы с тобою с детства дружим. Знаем друг друга, как облупленные… — Он помолчал, видимо собираясь «с силами». Я давно хотел тебя об этом спросить, только не знал, как ты отреагируешь… Поэтому не решался…

— Давай уж, чего тянуть? — Подтолкнул я приятеля.

— Серж, скажи, ты человек? Или существо иного порядка?

— У-у-у, батенька, да вы, никак, напились? — Я попытался отшутиться, но не прокатило — Васек был настроен очень решительно.

— Нив одном глазу! Так ты человек, или кто? — Он вновь попытался припереть меня к стенке своим вопросом.

— Ты меня инопланетянином, что ли, считаешь? — Я стер с лица шутливое выражение и серьезно взглянул в голубые Васькины глаза.

— Я вообще не знаю, кем тебя считать, — правдиво ответил мой дружбан. — Но, какими-никакими аналитическими навыками, с твоей, между прочим, подачи, я овладел. Знаешь ли, обучение у лучших забугорных экспертов и аналитиков, неважно в какой сфере, политической ли, экономической ли, оставляют большой след! Вот тут! — Он постучал указательным пальцем себе по лбу. — Но то, что ты не обычный смертный, как я, или вон Леньчик — факт! Знаешь, когда ы перестал быть обычным человеком?

— И когда же?

— Летом восемьдесят девятого! Я все проанализировал: и твою творческую деятельность, и коммерческую и даже твой дар предвидения… нет-нет, не отрицай, что он у тебя есть!

— А он у меня есть? — Я не смог удержатся от ехидной улыбочки.

— А то! — нервно хохотнул Васек, отпуская мои плечи и возвращаясь на свое место.

Он вновь начислил нам еще по одной. Мы выпили, и он продолжил:

— Табачный кризис помнишь?

Я кивнул:

— Конечно.

— Я на нем поднялся с твоей помощью! Спасибо, Серег! Если б не ты…

Если бы не я, Васек, ты бы уже больше десяти лет, как говориться, со святыми упокой… Но вслух, естественно, я этого не произнес.

— … я бы не в люди и не выбился! Ведь я даже и о вышке не помышлял — ты меня заставил!

— Думаешь, зря заставил? — улыбнулся я, точно зная, что он мне сейчас ответит.

— Какой там! Ты попал точно в яблочко! Как, впрочем, и всегда! Экономика — это мое! Я сам это понимать начал, когда все у нас более-менее серьезно закрутилось! А там и Гарвардская профессура помогла, и Кембдридж… Я первую научную степень там получил! Да еще в самом престижном университете мира! Мог ли подумать тот, вчерашний Васек, из фазанки, что станет хотя бы аспирантом, а не то что доктором экономических наук?

— Я рад за тебя, Василий Иванович! — со всей серьезностью, которую только смог из себя выдавить, произнес я, протянув Ваське открытую ладонь. — Поздравляю, вас, профессор!

— Доктор, — поправил меня Васек, пожимая протянутую руку. — Хотя их доктора наук, котируются на где-то уровне наших кандидатов.

— Но и это отличный результат, дружище! — от всего сердца радовался я за старого друга. — Главное, что ты нашел себя в профессии, а значит, не пройдет много времени и ты найдешь себя в жизни! Думаю, что звание счастливого профессора, а еще лучше — счастливого академика придется тебе по душе!

— Ты дьявол! Гребанный дьявол-искуситель! — беззлобно выругался Васек, откидываясь на спинку кресла. — Так и не скажешь ничего?

— Поверь, пока не могу! — положив руку на сердце, произнес я. — Но ты будешь первым, кто узнает всю правду обо мне, — пообещал я. — Я думаю, что до этого момента совсем недолго осталось…

— Но предвидение — это же твоя тема? Я анализировал, — пошел по второму кругу Васек. — Невозможно было предсказать с такой поразительной точностью, используя лишь аналитическую и инсайдерскую информацию, прошедшие кризисы, всякие черные вторники и пятницы! И вот, не разразившейся еще дефолт, — неожиданно вспомнил он. — Ты же знаешь точную дату, когда он произойдет?

— Знаю! — Я не стал в этот раз юлить и темнить, оставляя друга в неведении относительно моих возможностей. — Семнадцатого августа текущего года будет объявлен технический дефолт по основным видам государственных долговых обязательств. Одновременно будет объявлено об отказе от удержания стабильного курса рубля по отношению к доллару. Правительство больше не будет его искусственно поддерживать массивными интервенциями Центробанка…

— Мля! — выругался Васек, плюхнув в пустые фужеры еще по доброй дозе семидесятилетнего конька и, не дожидаясь моего «присоединения», залпом его всадившего. — Но как, Серега? Как? — хватая воздух опаленной спиртным пастью, просипел Васек. — Ты экстрасенс, мать твою? Пришелец из будущего? Кто? Сам Господь Бог? Может мне покреститься нужно, чтобы приобщиться твоих тайн? Что? Что мне сделать?

— Для начала — успокоиться! — рявкнул я на разнервничавшегося друга, тоже залпом всаживая свою дозу конины.

Знал бы ты, Васек, как близок к отгадке моего поистине божественного всеведения! Но не могу я тебе пока этого сказать, хоть и рвется мое сердце на куски… может быть просто от смеси конины с гашишем меня так на «розовые сопли пробило»?

Занюхав рукавом, я выдохнул и уже намного произнес:

— Вась, я серьезно пока ничего не могу тебе рассказать! Но как только — ты первый!

Васька посмотрел на меня слегка налитыми кровью глазами.

— Без балды? — спросил он, буравя меня немигающим взглядом.

— Без балды, дружище! — пообещал я ему. — Клянусь!

Утренний развод в 16 отделе начался не совсем обычно: все время, пока майор Сидоренко заслушивал доклады сотрудников, старлей Петрушин не переставая чесался, чем жутко нервировал старшего по званию. Наконец Сергей Валентинович не выдержал и взорвался:

— Петрушин, да чего ты чешешься, словно пес шелудивый?! Чесотку подхватил?!

— Не знаю, — виновато пожал плечами Слава. — Ничего не могу с собой поделать. Кожа зудит — спасу нет! — пожаловался он начальнику.

— Так в поликлинику сходи, проверься! Анализы какие-никакие сдай! На сегодня я тебя освобождаю…

— Здравствуйте, товарищи офицеры! — В кабинет Сидоренко заглянул генерал Кузнецов, привлеченный громкими восклицаниями майора.

— Здравия желаем, товарищ генерал! — нестройным хором отозвались сотрудники отдела.

— Что за шум, а драки нет? — полюбопытствовал Кузнецов. — И чего это ты, майор, Петрушина от задания освободил?

— В целях профилактики заразных заболеваний, товарищ генерал, — ответил Сидоренко.

— Это каких же? — прищурился Кузнецов.

— Не знаю, например, чесотки или лишая, какого. Чешется Петрушин…

— Что ты сказал? — неожиданно взволнованно переспросил Кузнецов. — Чешется?

— Так точно, чешется, товарищ генерал! — с готовностью подтвердил майор. — Пусть в больницу сходит, анализы там…

— Помолчи-ка, майор! — попросил генерал. — Ну-ка, Слава, сними рубашку.

— Товарищ генерал, — неожиданно застеснялся старлей, — может не надо? Я лучше к доктору…

— Ну-ка цыть! — внезапно рявкнул Кузнецов. Петрушин вздрогнул — такой реакции от тщедушного, всегда спокойного генерала он не ожидал. — Рубаху долой! — тоном, не терпящим возражений, вновь повторил Кузнецов.

Петрушин, не рискнув больше пререкаться с генералом, стянул рубашку. Все тело лейтенанта было обильно покрыто разнообразными затейливыми татуировками: оккультными знаками, пентаграммами, рунами. В районе некоторых знаков кожа была покрыта сыпью, в некоторых местах припухла и покраснела.

— Ох, молодняк! — горестно вздохнул генерал. — Скажи мне, Петрушин, зачем тебя всеми этими наколками разрисовали? Думаешь, это модно, прикольно, или чтобы перед девками форсить? Это твоя защита, дурья голова, которую не так давно кто пытался взломать самым наглым образом! — метал молнии генерал. — Эх, черт, вот пересменка так пересменка… Как же все это не вовремя! Сегодня вечером все, свободные от заданий ко мне в кабинет. Нужно вас немного уму-разуму поучить! Сидоренко!

— Я, товарищ генерал!

— Ты себе защитные татуировки нанес?

— Я…

— Ты-ты!

— Никак нет… Я думал…

— Черт, что же мне с вами делать? Значит так, после совещания — к «умникам» в лабораторию! Чтобы к вечеру был похож на Петрушина!

— Но я…

— Выполнять! — опять рявкнул генерал, да так, что задрожали оконные стекла.

— Есть, как Петрушин!

— Так, Слава, — генерал повернулся к старлею, — теперь вспоминай, когда чесотка началась?

— Да сразу после посещения института, где Кремнев работает…

— Ты что, разговаривал с Кремневым? — опешил Сергей Валентинович.

— Нет, — мотнул головой парень, — я с деканом его пообщался, э-э-э… Горчевским Вольдемаром Робертовичем. Представился сотрудником ФСБ, типа интересуюсь характеристикой Кремнева… В связи со старым делом… Ну, когда сам Кремнев был нашим коллегой…

— А с Кремневым ты случайно не сталкивался? — уточнил генерал. — В коридоре там, либо еще где? Может ты его просто не заметил?

— Обижаете, товарищ генерал! — покраснел Петрушин. — Точно не сталкивался! Вот ей-ей…

— Значит, декан… Так, ребятки, дело принимает серьезный оборот! Чтобы так воздействовать на защиту, силушка нужна не мерянная! Серьезный ведун работал…

— Колдун? — переспросил Сидоренко.

— Называй, как хочешь, но это явно не дилетант, — ответил генерал. — Я такой работы лет сто не встречал. Берите под наблюдение этого Горчевского. Только близко к нему не приближайтесь — на расстоянии работайте. Защиту, у кого её нет — поставить, остальным — обновить. Ну и ройте землю, ребята, чувствую, крупная рыбешка заплыла в нашу речушку!