Лодка ожидала их у пристани, представлявшей из себя небольшой деревянный плот, довольно далеко выступавший в море. Небольшие пароходы могли причаливать к нему. Ирэн была в одном из своих новых вечерних туалетов, от которого Жан был в восторге. Он обязательно захотел помочь ей одеться, благодаря чему на это ушло втрое больше времени.
Ирэн знала, что Эльга наденет лучшее свое платье, чтобы показаться Жану интересной. Так, конечно, и случилось. Она была очень густо напудрена и, как полагается, с накрашенными губами. Ирэн вспоминала время, когда ее подруга была застенчивой, милой маленькой девочкой; отец ее был немец, а мать француженка, и жизнь в родном доме была невеселая. В те времена Эльга была проста и прелестна. Как она с тех пор изменилась! Ее платье поражало своим декольте. На ногах были парчовые туфли с высокими каблуками, украшенные бриллиантами, и чулки такие тонкие, словно их совсем не было.
Поль вышел к ним с моноклем в глазу. Ирэн очень хотелось знать, какого он мнения о своей жене. Она знала его своенравным и капризным мальчиком, но не предполагала, что ему может понравиться женщина такого типа. Она вспомнила одно замечание Ванды по поводу брака: «Люди часто говорят, что мужья более верны своим любовницам, чем женам, но в наши дни измену стало труднее оправдывать, потому что между женами и любовницами, по-моему, совсем мало разницы».
Ирэн казалось, что это замечание подходит к Эльге.
Обед был прекрасный, вина замечательные. Гаммерштейн хорошо умел направлять разговор. За фруктами он заговорил с Ирэн о новой пьесе Гауптмана.
— Для нас это слишком умный разговор, — сказала Эльга, — мы лучше займемся с мсье Жаном хиромантией.
Слушая разбор пьесы, Ирэн все время видела розовую ладонь Эльги, на которой Жан чертил какие-то линии своим тонким указательным пальцем.
При первой возможности она предложила выйти на палубу. Эльга поднялась вместе с ней наверх. Словно огромный пурпурный цветок, небо распростерлось над неподвижной гладью моря. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Огромная золотая луна напоминала фантастическое огненное озеро. Эльга смотрела на берег.
— Я бы хотела, чтобы такая ночь была во время моего медового месяца, — проговорила она. — Но твой гений с пламенным сердцем, наверное, к этому равнодушен?
«Какое глупое созданье», — подумала про себя Ирэн. Ей хотелось крикнуть: «Молчи, не посягай на счастье нашей жизни!», но это было бы слишком грубо, и ее обычная сдержанность восторжествовала и на этот раз.
Эльга посмотрела на нее и засмеялась.
— Близко подходить не разрешается! Хорошо, моя дорогая. Ты знаешь, твой муж очарователен, он мне сказал сегодня, что в присутствии хорошеньких женщин он всегда лучше играет. Очень остроумно, не правда ли?
В это время на палубу вошли Поль и Жан.
— А теперь мы ждем! — воскликнула Эльга. Она подошла к Жану и дотронулась своей рукой до его рукава.
— Ведь вы захватили с собой скрипку, правда?
— Да, она в гостиной. Я сейчас схожу за ней.
— Я пойду с вами.
Ирэн показалось, что на лице Поля промелькнуло выражение неудовольствия; затем, словно почувствовав ее взгляд, он повернулся к ней. Лицо его было любезно и невозмутимо.
— Моя жена неравнодушна к музыке, — сказал он. — Она сама играет довольно много. Пианино перенесли сюда, чтобы она могла аккомпанировать мсье Жану.
Он подошел к лестнице и позвал:
— Эльга!
— Мы идем, — раздалось снизу.
Он стоял и ждал. Кончик зажженной сигары мрачно светился в темноте.
Ирэн не могла оставаться спокойной. Состояние Поля передавалось ей. Наконец, раздались легкие шаги Эльги по лестнице. За ней шел Жан со скрипкой. При свете электрических лампочек, к которым они теперь приближались, он казался возбужденным. Лицо Эльги было бледно. Пудра и накрашенные губы подчеркивали его бледность.
— Что бы вам сыграть? — спросил Жан.
Он взял в руки скрипку и приготовился. Лицо его сразу стало более одухотворенным.
— Хотите это? — спросила Эльга.
Ирэн увидела, как Жан посмотрел на нее, слегка наклонив голову.
— Что ты выбрала? — спросила она.
— Подожди, и если тебе посчастливится, то узнаешь, — ответила Эльга.
Жан провел смычком по струнам. Прозвучали первые ноты «Экстаза» Томэ.
Довольно звучная мелодия, не отличающаяся силой и не захватывающая душу, была полна очарования в исполнении Жана.
Звуки лились. Их фантастическая сила все разрасталась и приковывала внимание слушателей. Когда мелодия замерла, Ирэн почувствовала гнев на Жана за то, что он сыграл именно эту вещь. Эльга молча замерла у рояля, не спуская глаз с Жана.
— Божественно, божественно! — шепотом вырвалось у нее.
Жан засмеялся странным, сдавленным смехом.
— Это заслуга вашего аккомпанемента, — быстро сказал он. — Вы все время руководили мной, заставляя проникнуть в самую сущность этой вещи.
Он прислонился к роялю.
— Да, вы изумительно играете, — проговорил он полушепотом.
— Кто аккомпанирует вам дома? — спросила Эльга.
— Скарлоссу, а затем у меня есть один молодой венгерец, которого Эбенштейн привез с собой. Он безобразен, как черт, но туше у него ангельское.
— Сыграем теперь Крейцерову сонату?
— Ирэн ее не выносит.
— Ирэн, — позвала Эльга, — нельзя ли снять запрет на сегодня и разрешить гению сыграть эту сонату?
Голос ее был очень нежен, с шутливыми дразнящими нотками.
Ирэн встала и подошла к роялю.
— Разве я запрещаю? Конечно, пусть играет, что хочет.
Она приблизилась к нему в полумраке. Он почувствовал ее руку в своей руке. Ее холодные пальцы коснулись его ладони. Звук ее голоса заставил его встрепенуться.
Он мягко освободил свою руку и проговорил:
— Я больше не могу играть. — В его голосе слышалось раздражение. — Я устал. Извините меня.
Эльга с шумом опустила крышку пианино.
— Мы и так весьма признательны за вашу любезность, — сказала она капризным тоном.
— Уже поздно, нам пора домой. Спокойной ночи, Эльга, или, вернее, прощай. Большое спасибо за милый вечер.
Яркий свет залил палубу. Эльга казалась дразнящей, вызывающей фигурой на фоне белой стены.
— Нет, не прощай, — сказала она. — Мы ведь еще не знаем, когда уедем отсюда, не правда ли, Поль?
— Завтра, — коротко сказал Поль.
— Мой муж и повелитель ответил, раба должна взять свои слова назад и послушно повторить: «завтра».
Она перегнулась через борт и смотрела, как они садятся в лодку.
— Мы не уедем завтра, — шепнула она Жану. Гаммерштейн, схватив ее за руку, силой ее оттащил.
— Слушай, ты ведешь себя непозволительно! Оставь в покое этого молокососа! Мне кажется, что Ирэн придется с ним немало помучиться. Ты знаешь, что я обыкновенно не вмешиваюсь в твои дела. Ты должна признать, что я тебя не стесняю, но я не желаю, чтобы ты флиртовала с Жаном. Он молод и непостоянен, как хамелеон, но все-таки он любит свою жену. Ирэн женщина с сердцем и душой, чего нельзя сказать про большинство из вас. Лицо Эльги передернулось.
— Какой ты глупый, Поль! Виктуар для меня — минутное развлечение. Мы с Ирэн слишком близкие подруги.
— Это мало играет роли, когда одной женщине понравится муж другой, — мрачно проговорил Гаммерштейн. — Во всяком случае, мы уезжаем на рассвете, и это решает вопрос. Так как ты слышала Виктуара, то нам незачем останавливаться в Гамбурге.
Он ушел, насвистывая мелодию из «Экстаза». Когда-то он страстно любил свою жену и продолжал любить, пока она дорожила им, но вскоре после замужества она перестала считаться с ним, не стараясь скрывать свое равнодушие. В дальнейшем ее жизнь превратилась в серию флиртов и приключений. Виктуар заинтересовал ее своей впечатлительностью. Это было так ново. По бесчисленным легким признакам она сразу уловила в нем такие черты характера, о которых и не догадывалась Ирэн, но она заблуждалась, считая его совершенно лишенным ума.
Он сразу рассказал ей историю, которую никогда бы не решился рассказать Ирэн. Несмотря на ее положение и имя, он почувствовал, какого рода она женщина.
Этот день они провели вдвоем на берегу, сидя под скалой. Гаммерштейн занялся рыбной ловлей; его темная тонкая фигура резко и одиноко выделялась на фоне блестящего неба.
По дороге в отель Жан обнял Ирэн.
— Вот так платье! — смеясь сказал он.
— Эльга испортила нам весь день, — проговорила Ирэн.
Она очень устала. «Я сегодня испытывала отвращение», — подумала она про себя. Она не могла отделаться от чувства какой-то гадливости.
Вошел Жан; присев на край постели, он посмотрел на Ирэн.
— Ты на меня не сердишься, скажи? Мы покончили с нашей ссорой, не правда ли?
Он дотронулся до одеяла с голубыми лентами.
— Хорошо я играл сегодня?
— Очень.
— Не правда ли, это была большая любезность с моей стороны? Я скоро буду выступать только на концертах. Иначе не стоит. Я никак не мог отвертеться от Эльги.
Он встал и потянулся.
— Вы очень рассердились, мадам? Посмотрев на Ирэн и улыбнувшись, он нагнулся и поцеловал ее.
Ирэн показалось, что только она одна дорога ему в эту минуту, а все остальное для него не существует.