Вильсон Мякинная голова

ГЛАВА XVII

Мало-по-малу наступило своимъ чередомъ и лѣто. Вслѣдъ за тѣмъ открылась избирательная кампанія. Она съ самаго начала оказалась довольно жаркой и съ каждымъ днемъ становилась все горячѣе. Близнецы ринулись въ нее съ тѣмъ большей стремительностью, что въ дѣло замѣшалось ихъ самолюбіе. Блескъ популярности, пріобрѣтенный ими въ первое время, впослѣдствіи померкъ до нѣкоторой степени, главнымъ образомъ потому, что былъ съ самаго начала уже слишкомъ силенъ, а потому долженъ былъ подчиниться закону неизбѣжной реакціи. Кромѣ того, усердно распространялись шепотомъ слухи о томъ, что дивный кинжалъ, принадлежавшій сіятельнымъ графамъ, все еще оставался пропавшимъ безъ вѣсти. Находили страннымъ, и даже до чрезвычайности страннымъ, что этотъ кинжалъ не нашелся, если онъ былъ до такой степени драгоцѣннымъ или же «если онъ въ самомъ дѣлѣ существовалъ». Эти высказывавшіяся шепотомъ соображенія сопровождались хихиканьемъ, пожиманіемъ плечами и подмигиваніемъ, всегда оказывающими желанное дѣйствіе. Близнецы понимали, что побѣда на выборахъ вернетъ имъ прежнее положеніе въ городѣ, тогда какъ пораженіе неминуемо причинитъ имъ невознаградимый вредъ. Поэтому они усердно агитировали, но всетаки не могли тягаться съ направленной противъ нихъ неутомимой дѣятельностью судьи и Тома, проявившейся за послѣдніе дни избирательной кампаніи. Томъ велъ себя до такой степени безупречно въ продолженіе цѣлыхъ уже двухъ мѣсяцевъ, что дядя не только поручилъ ему раздачу денежныхъ суммъ, необходимыхъ для того, чтобы избиратели усвоили себѣ должныя убѣжденія, но поручалъ ему даже брать эти суммы самому изъ несгораемаго желѣзнаго шкафа, хранившагося въ кабинетѣ.

Послѣдняя рѣчь въ этой избирательной компаніи была произнесена судьей Дрисколлемъ и была направлена противъ обоихъ чужеземцевъ. Она произвела самое пагубное для нихъ впечатлѣніе. Судья вылилъ на нихъ цѣлые потоки такихъ ѣдкихъ насмѣшекъ, что заставилъ громадную народную сходку разразиться хохотомъ и рукоплесканіями. Онъ обзывалъ ихъ искателями приключеній, фокусниками, шарлатанами, арлекинами, балаганными знаменитостями и безцеремонно смѣялся надъ аристократическимъ ихъ титуломъ. По его словамъ, это были неудавшіеся брадобреи, выдававшіе себя за графовъ, — проходимцы, прикидывавшіеся джентльмэнами, — шарманщики, утратившіе достойнаго своего сотоварища-обезьяну. Подъ конецъ онъ остановился и замолчалъ. Обождавъ, пока на площади водворилась мертвая тишина томительнаго ожиданія, онъ нанесъ близнецамъ смертельный ударъ. Съ умышленной ледяной холодностью и съ многозначительнымъ удареніемъ на послѣднихъ словахъ, судья объявилъ, что, по его убѣжденіямъ, награда, которую предлагали за пропавшій кинжалъ, была просто-на-просто хвастливой шарлатанской продѣлкой, и что владѣлецъ кинжала сумѣетъ его разыскать, если только представится случай кого-нибудь имъ зарѣзать.

Съ этими словами онъ сошелъ съ эстрады, вызвавъ своей рѣчью въ толпѣ такое сильное впечатлѣніе, что, вмѣсто обычной бури рукоплесканій и одобрительныхъ возгласовъ, толпа словно оцѣпенѣла въ гробовомъ молчаніи.

Заключительная фраза его рѣчи облетѣла весь городъ и произвела всюду поражающій эффектъ. Всѣ спрашивали другъ у друга, что именно хотѣлъ сказать этимъ судья? Вопросъ этотъ неизбѣжно долженъ былъ остаться безъ отвѣта, такъ какъ судья ограничился лишь заявленіемъ, что знаетъ, почему именно высказался въ такомъ смыслѣ. Что касается до Тома, то онъ утверждалъ, будто ему ровнехонько ничего не извѣстно, а Вильсонъ, когда къ нему обращались съ такимъ щекотливымъ вопросомъ, отражалъ его, освѣдомляясь у спрашивавшаго: «какого онъ самъ мнѣнія о заключительныхъ словахъ рѣчи судьи Дрисколля»?

Вильсона выбрали въ городскія головы, а близнецы потерпѣли жестокое пораженіе, послѣ котораго утратили всякое общественное значеніе и остались фактически одинокими. Томъ чувствовалъ себя совершенно счастливымъ и съ легкимъ сердцемъ вернулся въ Сенъ-Луи.

Съ недѣльку послѣ того Даусонова пристань пользовалась сравнительнымъ спокойствіемъ, въ которомъ она дѣйствительно нуждалась. Спокойствіе это было, впрочемъ, далеко не безмятежнымъ и напоминало только затишье передъ бурей, такъ какъ въ воздухѣ носились уже слухи о новой дуэли. Судья Дрисколль до такой степени утомился за время избирательной кампаніи, что у него сдѣлался страшнѣйшій упадокъ силъ. Въ городѣ утверждали, что какъ только онъ въ достаточной степени оправится, графъ Луиджи немедленно пошлетъ ему вызовъ на поединокъ.

Графы-близнецы совершенно отстранились отъ общества и въ одиночествѣ переживали обрушившійся на нихъ позоръ. Избѣгая встрѣчи съ знакомыми, они выходили гулять лишь поздно вечеромъ, когда городскія улицы оказывались совершенно пустыми.