Вильсон Мякинная голова

ГЛАВА VIII

Въ интересахъ нашего повѣствованія не мѣшаетъ теперь разыскать и Роксану.

Ей исполнилось тридцать пять лѣтъ къ тому времени, когда она, получивъ вольную, отправилась искать себѣ мѣста горничной на какомъ-нибудь изъ большихъ пароходовъ, плававшихъ по Миссисипи. Ей удалось и въ самомъ дѣлѣ найти себѣ мѣсто второй горничной на «Великомъ Моголѣ», поддерживавшемъ срочное товаро-пассажирское сообщеніе между Цинциннати и Новымъ Орлеаномъ. Совершивъ парочку рейсовъ, она вполнѣ освоилась со своими обзанностями и начала выполнять ихъ съ желаемою быстротою и аккуратностью, вслѣдствіе чего удостоилась повышенія въ старшія горничныя. Свободная жизнь на пароходѣ, жизнь, полная приключеній и возбужденія отъ безпрерывно смѣнявшихся впечатлѣніи, пришлась Роксанѣ по вкусу. Къ тому же она и сама заручилась расположеніемъ всего персонала служащихъ на пароходѣ и чрезвычайно гордилась тѣмъ, что они обмѣнивались съ ней дружескими шуточками.

Въ продолженіе цѣлыхъ восьми лѣтъ она служила весну, лѣто и осень на этомъ пароходѣ, а зиму на одномъ изъ пароходовъ Виксбургской линіи. За послѣдніе два мѣсяца у нея обнаружились, однако, въ рукахъ сильныя ревматическія боли, вслѣдствіе которыхъ она вышла въ отставку. Къ тому времени, однако, Роксана успѣла накопить себѣ столько деньжонокъ, что считала себя богатой женщиной. Она вела правильную, скромную жизнь и ежемѣсячно вносила по четыре доллара въ одинъ изъ ново-орлеанскихъ банковъ про запасъ на черный день. Сама Роксана говорила по этому поводу, что ей однажды ужь случилось «обуть босоногаго негра въ башмаки, дабы онъ могъ топтать ее ими», и что съ нея вполнѣ довольно и этого промаха. Она разсчитываетъ остаться теперь самостоятельной и независимой отъ какихъ бы то ни было смертныхъ, если только усердный трудъ и бережливость въ состояніи доставить такую независимость свободной женщинѣ. Какъ только пароходъ причалилъ къ новоорлеанской пристани, она простилась съ своими пріятелями на «Великомъ Моголѣ» и отправилась на берегъ.

Черезъ часъ, однако, она вернулась. Оказалось, что банкъ, въ которомъ она помѣщала свои сбереженія, лопнулъ и въ своемъ крахѣ унесъ и ея четыреста долларовъ. Такимъ образомъ она осталась неимущей, безпріютною и по болѣзни негодною къ работѣ, по крайней мѣрѣ, въ данную минуту. Служащіе на пароходѣ отнеслись съ полнымъ сочувствіемъ къ бѣдняжкѣ Рокси и собрали для нея небольшую сумму денегъ. Роксана рѣшила тогда вернуться на родину, гдѣ у нея имѣлись пріятели между неграми. Ей было какъ нельзя лучше извѣстно, что несчастливцы могутъ скорѣе всего ожидать помощи отъ другихъ несчастливцевъ, и она была убѣждена, что товарищи ея молодости не дадутъ ей умереть съ голоду.

Пересѣвъ въ Каирѣ на маленькій пароходъ мѣстнаго пассажирскаго сообщенія, она отправилась во-свояси. Горькое чувство негодованія по отношенію ея къ сыну успѣло съ теченіемъ времени изгладиться у Роксаны, такъ что она могла теперь думать о Томѣ достаточно благодушнымъ образомъ. Она оставляла какъ бы въ забвеніи дурныя стороны его характера и припоминала только отдѣльные случаи, когда онъ обращался съ нею сравнительно хорошо. Разукрашивая эти отдѣльные случаи радужными и позолоченными арабесками собственнаго ея воображенія, она принялась размышлять о нихъ съ совершенно искреннимъ удовольствіемъ и стала ощущать искреннюю потребность повидаться со своимъ голубчикомъ. Она придетъ къ нему и попроситъ дозволенія на него поглядѣть. Эта просьба, разумѣется, будетъ смиренною, какъ подобаетъ со стороны бывшей невольницы по отношенію къ прежнему своему барину. Быть можетъ, окажется при этомъ, что время произвело въ немъ перемѣну къ лучшему. Онъ навѣрное обрадуется, увидѣвъ давно позабытую свою бывшую невольницу, и ласково обойдется съ нею. Это будетъ для нея истинно райскимъ блаженствомъ. Она забудетъ тогда и ревматическія свои боли, и бѣдность.

Вспомнивъ, что теперь обѣднѣла, Роксана тотчасъ же принялась строить новые воздушные замки: быть можетъ, сынъ станетъ давать ей отъ времени до времени какую-нибудь бездѣлицу, напримѣръ, хоть по доллару въ мѣсяцъ? Всетаки ей будетъ очень пріятно получать пособіе именно отъ него, если бы оно сводилось даже къ самой ничтожной бездѣлицѣ.

Прибывъ на Даусонову пристань, Роксана почувствовала себя во всѣхъ отношеніяхъ прежнею жизнерадостной Роксей. Всѣ ея заботы и горести развѣялись, и она сознавала себя веселой, какъ пташка. Она нисколько не сомнѣвалась въ возможности прожить безбѣдно въ родномъ своемъ городѣ. Тамъ имѣлось столько знакомыхъ ей кухонь, персоналъ которыхъ будетъ охотно дѣлить съ ней трапезу, а также красть для нея у господъ сахаръ, яблоки и всевозможныя другія лакомства, которыя она станетъ относить къ себѣ домой, или предоставитъ ей возможность стибрить таковыя лакомства лично. Это, разумѣется, будетъ для нея столь же удобнымъ. Кромѣ того, на Даусоновой пристани имѣлась также методистская церковь для негровъ иди, какъ ее называли, «цвѣтная» церковь. Роксана была теперь болѣе чѣмъ когда-либо фанатичной и набожной методисткой. Въ религіозномъ ея чувствѣ не было и тѣни притворства. Роксана какъ нельзя лучше сознавала, что, при достаточномъ изобиліи земныхъ благъ, она, заручившись прежнимъ своимъ уютнымъ уголкомъ въ церкви, откуда такъ удобно провозглашать аминь, будетъ чувствовать себя совершенно спокойной и счастливой.

Прежде всего направила она свои стопы на кухню къ судьѣ Дрисколлю. Ее приняли тамъ съ величайшею торжественностью, граничившей съ энтузіазмомъ. Дивныя путешествія, далекія страны, гдѣ Роксанѣ пришлось побывать, и пережитыя ею тамъ приключенія сдѣлали изъ нея, въ глазахъ ея касты, какъ будто высшее существо, нѣчто вродѣ героини чарующаго романа. Негры съ восторгомъ слушали разсказы, почерпнутые ею изъ богатой сокровищницы личныхъ житейскихъ опытовъ и наблюденій, безпрерывно прерывая эти разсказы разспросами, свидѣтельствовавшими о живѣйшемъ къ нимъ интересѣ, а также смѣхомъ и совершенно искренними одобрительными возгласами. Роксана должна была сознаться, что если есть на свѣтѣ что-нибудь лучше путешествія на рѣчномъ пароходѣ въ качествѣ старшей горничной, то именно только слава, пріобрѣтаемая повѣствованіями о такихъ путешествіяхъ. Слушатели обременяли желудокъ разсказчицы собственными своими обѣдами и предавали разграбленію хозяйскія кладовыя, дабы наполнить ея корзинку съѣстными припасами.

Томъ былъ тогда какъ разъ въ отлучкѣ. Онъ гостилъ, по обыкновенію, въ Сенъ-Луи. На кухнѣ разсказывали, что за послѣдніе два года онъ проводилъ въ этомъ большомъ городѣ почти все время. Заходя каждый день на кухню къ судьѣ Дрисколлю, Роксана зачастую разспрашивала кухонный персоналъ про житье-бытье господъ. Разъ какъ-то она освѣдомилась, по какому именно случаю Томъ бываетъ такъ часто въ отлучкѣ. Лже-Чемберсъ отвѣтилъ на это:

— Дѣло въ томъ, что старому барину живется гораздо лучше, когда молодого барина здѣсь нѣтъ, чѣмъ когда онъ тутъ въ городѣ. Старый баринъ даже любитъ его заглазно сильнѣе и оттого предпочитаетъ давать ему по пятидесяти долларовъ въ мѣсяцъ…

— По пятидесяти долларовъ? Нѣтъ! Быть не можетъ! Чемберсъ, ты, разумѣется, шутишь!

— Клянусь Богомъ, мамаша, что не шучу! Самъ баринъ Томъ разсказывалъ мнѣ про это. Ему, однако, этихъ денегъ не хватаетъ.

— Господи Боже, куда же онъ можетъ дѣвать такую уйму долларовъ?

— Если бы вы меня не прерывали, мамаша, я давно уже объяснилъ бы вамъ это. Денегъ не хватаетъ потому, что молодой нашъ баринъ, Томъ, пристрастился къ азартнымъ играмъ.

Рокси всплеснула руками отъ изумленія, а Чемберсъ продолжалъ:

— Старому барину пришлось про это узнать, такъ какъ его заставили уплатить двѣсти долларовъ за карточные долги молодого барина. Это, мамаша, такъ же вѣрно, какъ то, что вы изволите, Божіею милостью, находиться теперь въ живыхъ.

— Двѣсти долларовъ! Что за вздоръ ты мелешь?.. Двѣсти долларовъ! Да вѣдь за такія деньги можно купить очень порядочнаго негра, разумѣется, не самаго перваго сорта. Ты и въ самомъ дѣлѣ не лжешь, голубчикъ? Вспомни, что не хорошо лгать родной своей матери!

— Клянусь Господомъ Богомъ, что это чистая правда! Ровнехонько двѣсти долларовъ! Чтобы мнѣ съ этого мѣста не сойти, если я прибавилъ хотя одинъ грошъ! Ты можешь себѣ представить, мамаша, какъ разсердился тогда старый баринъ! Онъ дошелъ, какъ говорится, до бѣлаго каленія и даже лишилъ было его наслѣдства.

Употребивъ этотъ совершенно правильный юридическій терминъ, Чемберсъ принялся съ наслажденіемъ обгладывать большую берцовую кость бараньей ноги. Роксана на мгновеніе призадумалась, а затѣмъ спросила:

— Какъ же это такъ, лишить наслѣдства?

— Очень просто: взять да и лишить!

— Да вѣдь пока судья живъ, о наслѣдствѣ не можетъ быть и рѣчи, а послѣ смерти онъ уже своему добру не хозяинъ. У него вѣдь составлено завѣщаніе!

— Ну, вотъ, онъ и разорвалъ это самое завѣщаніе.

— Разорвалъ завѣщаніе! Нѣтъ! Судья ни за что не согласился бы даже и пригрозить этимъ Тому! Сознайся, что ты лжешь, несчастный поддѣльный негръ, рожденный мною въ горѣ и мукахъ!

Воздушные замки, которыми такъ увлекалась Роксана, разсчитывая, что ей перепадетъ отъ Тома, по крайней мѣрѣ, хотя одинъ долларъ въ мѣсяцъ, сразу обрушились и обратились на ея глазахъ въ развалины. Она не могла допустить возможность такой катастрофы, самая мысль о которой была для нея невыносимой. Возраженія ея показались Чемберсу очень забавными. Онъ расхохотался:

— Ха, ха, ха, ха, ха! Послушайте-ка, что она говоритъ! Если я поддѣльный негръ, то что же такое ты сама, мамаша? Мы оба съ тобой поддѣлка подъ бѣлыхъ, вотъ что мы такое! Да и притомъ очень хорошая поддѣлка! Ха, ха, ха, ха! А вотъ касательно поддѣлки подъ негровъ мы уже совсѣмъ никуда не годимся, и если намъ…

— Перестань вздоръ молоть, а не то я тряхну стариной и задамъ тебѣ добрую взбучку. Разскажи-ка мнѣ лучше все какъ слѣдуетъ насчетъ завѣщанія. Оно вѣдь все еще существуетъ, такъ вѣдь голубчикъ? Не мучь меня и говори поскорѣе, а то я на тебя разсержусь и никогда тебѣ не прощу!

— Ну, что жъ, теперь оно существуетъ, но почему именно? Потому что вмѣсто разорваннаго завѣщанія написали другое, новое, и молодой баринъ Томъ вошелъ опять въ милость у стараго барина. Чего ради, однако, мамаша, изволили вы такъ разволноваться? Кажись вѣдь, что дѣло вовсе до васъ не касается?

— Оно до меня не касается? До кого же тогда должно оно касаться, позвольте спросить? Была ли я ему матерью до тѣхъ поръ, пока ему не исполнилось пятнадцати лѣтъ, или же мѣсто мое заступала какая-нибудь другая женщина? Ты, голубчикъ, говоришь такъ, какъ если бы я могла имъ совсѣмъ не интересоваться. По твоему мнѣнію, мнѣ нѣтъ ни малѣйшаго дѣла до того, что его могутъ обобрать, какъ липку, и пуститъ нагишемъ по бѣлу свѣту? Нѣтъ, «Valet de chambre», еслибъ ты самъ былъ когда-нибудь матерью, то не сталъ бы теперь говорить такихъ глупостей.

— Ну, ладно, мамаша, старый баринъ его простилъ и снова назначилъ по завѣщанію своимъ наслѣдникомъ. Надѣюсь, ты теперь довольна?

Роксана была и въ самомъ дѣлѣ совершенно довольна. Она даже расчувствовалась и пришла въ самое блаженное состояніе, благословляя старика-судью за его доброту. Она и послѣ того продолжала ежедневно заходить къ нему на кухню и подъ конецъ узнала, что Томъ вернулся уже домой. Вся дрожа отъ волненія, Роксана тотчасъ же послала къ нему просить, чтобъ онъ дозволилъ бѣдной своей старой кормилицѣ-негритянкѣ поглядѣть на него хоть однимъ глазкомъ и умереть отъ радости.

Въ то время, когда Чемберсъ передавалъ ему эту просьбу, Томъ лежалъ, лѣниво растянувшись на кушеткѣ. Время не измѣнило въ немъ прежняго отвращенія къ смиренной невольницѣ, вскормившей его своею грудью и безропотно выносившей всѣ капризы его ранняго дѣтства. Это отвращеніе и презрѣніе остались такими же высокомѣрными и непримиримыми. Поднявшись въ сидячее положеніе, онъ устремилъ строгій взоръ на красивое лицо молодого человѣка, имя котораго носилъ и семейными правами котораго пользовался, самъ того не подозрѣвая. Достаточно долго поглядѣвъ на злополучную свою жертву и убѣдившись, что она надлежаще запугана, Томъ спросилъ сквозь зубы у поблѣднѣвшаго отъ ужаса Чемберса:

— Чего же отъ меня хочетъ эта старая корга?

Просьба Роксаны была повторена смиреннѣйшимъ образомъ.

— Какъ же ты смѣлъ войти ко мнѣ и безпокоить меня передачей подобныхъ учтивостей со стороны какой-нибудь негритянки?

Съ этими словами Томъ всталъ. Молодой его невольникъ дрожалъ теперь всѣмъ тѣломъ, такъ что жалко было на него смотрѣть. Предвидя, что его ожидаетъ, Чемберсъ наклонилъ голову на бокъ, пытаясь прикрыть ее поднятой кверху лѣвой рукою. Томъ, не говоря ни слова, принялся изо всѣхъ силъ колотить бѣднягу, направляя удары прямо въ голову, но попадая большею частью по рукѣ, служившей для нея щитомъ. Несчастная жертва принимала каждый ударъ съ умоляющимъ возгласомъ:

— Простите, баринъ!.. Пощадите, сударь!

Послѣ семи здоровенныхъ ударовъ Томъ, наконецъ, скомандовалъ:

— Повернись въ дверямъ! Маршъ!

Затѣмъ онъ выпроводилъ своего невольника изъ комнаты тремя безжалостными пинками, послѣдній изъ которыхъ чуть не заставилъ бѣднягу скатиться внизъ головой съ лѣстницы. Чемберсъ, прихрамывая и вытирая глаза разодраннымъ рукавомъ ветхой своей курти, спускался уже въ сѣни, когда Томъ крикнулъ ему вслѣдъ:

— Пришли ее сюда!

Запыхавшись отъ только-что продѣланнаго сильнаго моціона, онъ разлегся опять на диванъ и, разсуждая вслухъ самъ съ собою, проговорилъ:

— Этотъ скотъ явился какъ разъ во время. Я былъ полонъ до краевъ мыслями самаго мрачнаго свойства и мнѣ не на комъ было сорвать сердце. Теперь я чувствую себя гораздо свѣжѣе и лучше!

Въ это мгновеніе вошла мать Тома. Она заперла за собой двери и подошла къ своему сыну съ самымъ раболѣпнымъ молящимъ смиреніемъ, какое только можетъ придать словамъ и поступкамъ человѣка, выросшаго въ неволѣ, совмѣстное дѣйствіе страха и надежды. Остановившись въ полутора шагахъ отъ Тома, она позволила себѣ выразить двумя или тремя восклицаніями свой восторгъ по поводу его красоты и роста. Томъ, въ свою очередь, подложилъ руку подъ голову и закинулъ одну ногу на спинку софы, съ умышленнымъ намѣреніемъ придать себѣ видъ полнѣйшаго равнодушія.

— Милосердый Боже, какъ вы выросли, мой голубчикъ! Ей Богу, я не узнала бы васъ теперь, баринъ, еслибъ встрѣтила васъ на улицѣ! Право слово, не узнала бы! Поглядите-ка на меня хорошенько! Вы вспоминаете вѣдь, надѣюсь, вашу Рокси, прежнюю вашу невольницу, которая вскормила васъ, голубчикъ, собственной грудью? Ну, вотъ, теперь я могу лечь въ могилу и умереть съ миромъ, такъ какъ собственными глазами видѣла…

— Выражайся покороче, что именно тебѣ нужво?

— Вотъ какъ! Вижу, что вы, баринъ, остались совершенно такимъ же, какимъ были прежде, когда такъ весело шутили со старой вашей кормилицей! Я очутилась теперь на берегу…

— Говорятъ тебѣ, выражайся короче и убирайся отсюда прочь! Что тебѣ отъ меня надо?

Такого рода пріемъ былъ для Роксаны горькимъ разочарованіемъ. Она въ продолженіе столькихъ уже дней питала, ласкала и услаждала себя мыслью о радости, которую долженъ былъ испытать Томъ при свиданіи со старой своей кормилицей, что была бы осчастливлена до мозга костей самымъ пустячнымъ добрымъ его словечкомъ. Ему пришлось оборвать ее дважды, дабы она убѣдилась, что онъ не шутитъ и что дивная, чарующая ея мечта была только безумнымъ самообманомъ материнской ея любви. Мечта эта оказывалась прискорбною иллюзіей, долженствовавшей рушиться при первомъ же столкновеніи съ суровой дѣйствительностью. Роксану ударило словно ножемъ въ сердце. Ей было до такой степени совѣстно передъ самой собою, что съ минуту она находилась въ нерѣшимости, словно не зная хорошенько, что именно слѣдуетъ ей сказать и сдѣлать. Затѣмъ грудь ея начала тяжело колыхаться, слезы выступили у нея на глаза и она, въ безнадежномъ своемъ горѣ, сдѣлала инстинктивно попытку осуществить другую свою мечту, обратившись къ состраданію своего сына. Подчиняясь первому импульсу, она обратилась къ Тому съ просьбою:

— Ахъ, дорогой мой баринъ Томъ, бѣдной вашей бывшей кормилицѣ совсѣмъ не везло за послѣдніе нѣсколько дней, а въ довершеніе всего руки у нея разболѣлись такъ, что она не въ силахъ работать. Если бы вы могли дать мнѣ хоть одинъ долларъ, маленькій серебряный долларъ…

Томъ такъ проворно вскочилъ на ноги, что просительница, очевидно, не ожидавшая, что ея мольбы произведутъ такое сильное впечатлѣніе, сама невольно подпрыгнула отъ изумленія.

— Ты хочешь получить отъ меня долларъ? Ты не шутя это хочешь? Нѣтъ, сударушка, я скорѣе тебя придушу! Неужели ты осмѣлилась явиться сюда съ такимъ умысломъ? Отвѣчай мнѣ скорѣе, что тебѣ здѣсь отъ меня понадобилось?

Роксана потихоньку направилась къ дверямъ. На половинѣ дороги, однако, она остановилась и грустно промолвила:

— Молодой баринъ, я кормила васъ собственной грудью съ самаго дня вашего рожденія и воспитала васъ почти до того времени, когда вы изъ мальчика обратились въ молодого человѣка. Теперь вы молоды и богаты, а я состарѣлась и впала въ нищету. Вотъ я и пришла сюда, думая что вы поможете бывшей вашей кормилицѣ какъ-нибудь перейти недалекое разстояніе, отдѣляющее ее еще отъ могилы и…

Тонъ, которымъ говорила теперь Роксана, былъ для Тома еще непріятнѣе нѣжной восторженности предшествовавшихъ ея рѣчей, такъ какъ начиналъ пробуждать нѣчто вродѣ отголоска въ его собственной совѣсти. Прервавъ просительницу, Томъ Дрисколль безъ всякой суровости, но тѣмъ не менѣе рѣшительно объявилъ, что не имѣетъ средствъ ей помочь, и предложилъ вообще не разсчитывать на его помощь.

— Такъ что я никогда и ни въ какомъ случаѣ не должна надѣяться, что вамъ угодно будетъ хоть сколько-нибудь мнѣ пособить, сударь?

— Никогда и ни въ какомъ случаѣ! Убирайся теперь отсюда и не надоѣдай мнѣ больше твоими посѣщеніями!

Голова Рокси была до тѣхъ поръ смиренно опущена внизъ. Теперь, однако, у нея воскресло воспоминаніе о всѣхъ обидахъ, которыя ей приходилось выносить отъ своего негодяя-сына. Въ груди ея вспыхнуло пламя гнѣва. Она медленно подняла голову и, въ то же время безсознательно выпрямившись во весь ростъ, приняла величественную позу, въ которой на мгновеніе воскресла дивная грація умчавшейся уже ея молодости. Поднявъ палецъ и какъ бы отмѣчая имъ тактъ своихъ словъ, она проговорила:

— Вы сами произнесли себѣ приговоръ! Вы оттолкнули отъ себя счастливый случай и попрали его собственными ногами. Теперь, чтобы заручиться другимъ такимъ случаемъ, вамъ придется просить объ этомъ, стоя на колѣняхъ.

У Тома сердце похолодѣло отъ страха. Онъ не могъ сообразить, почему именно испытываетъ такой ужасъ. Ему не приходило въ голову, что заявленіе, сдѣланное такимъ торжественнымъ тономъ, должно было поразить его тѣмъ большей неожиданностью, чѣмъ страннѣе и несообразнѣе на первый взглядъ оно представлялось. Тѣмъ не менѣе Томъ отвѣтилъ совершенно раціональнымъ образомъ на это заявленіе, возразивъ съ насмѣшливымъ важнымъ видомъ:

— Ужь не ты ли можешь доставить мнѣ такой случай? Чего добраго, мнѣ теперь же слѣдовало бы упасть передъ тобой на колѣни! Допустимъ, однако, что я этого не сдѣлаю: какая именно бѣда приключится тогда со мною?

— Вотъ что съ вами тогда приключится: я не медля ни минутки прямехонько пойду къ вашему дядѣ и разскажу ему про васъ всю подноготную!

Лицо Тома сразу поблѣднѣло, и Роксана немедленно же замѣтила эту перемѣну. Въ головѣ молодого человѣка замелькали мысли самаго тревожнаго свойства: «Какимъ образомъ и что именно удалось ей узнать? Между тѣмъ она навѣрное узнала. Я вижу это по ея глазамъ. Дядя вторично составилъ завѣщаніе въ мою пользу всего лишь недѣлю тому назадъ, а между тѣмъ я уже опять въ долгу, какъ въ шелку! Я теперь лѣзу изъ кожи вонъ, чтобы какъ-нибудь скрыть эти долги отъ дяди, который вторично меня, безъ сомнѣнія, уже не проститъ. Если только мнѣ не помѣшаютъ, я какъ-нибудь, вѣроятно, и перекроюсь. Но вотъ теперь эта чортова негритянка что-то такое про меня разузнала и угрожаетъ стать мнѣ поперекъ дороги! Теперь спрашивается, что именно ей извѣстно? Ой, ой, ой! Тутъ немудрено придти въ совершенное отчаяніе! Нечего дѣлать, придется ей уступить и подчиниться ея требованіямъ».

Съ поддѣльной, нельзя сказать, чтобы очень удачной, усмѣшкой и напускнымъ добродушіемъ Томъ возразилъ:

— Ну, полно, голубушка Рокси! Такимъ старымъ друзьямъ и пріятелямъ, какъ мы съ тобой, неприлично ссориться. Вотъ тебѣ твой долларъ, а теперь разскажи, что именно ты разузнала?

Онъ протянулъ Роксанѣ кредитный билетъ съ изображеніемъ дикой кошки, но бывшая невольница не обнаруживала ни малѣйшаго поползновенія воспользоваться этимъ билетомъ. Наступила ея очередь презрительно отнестись къ ласковымъ заигрываніямъ, и она не упустила случая это сдѣлать. Тому пришлось убѣдиться, что даже прежняя невольница можетъ въ теченіе десяти минутъ помнить оскорбленія и обиды, полученныя въ отвѣтъ на комплименты и ласки, и что ей доставляетъ удовольствіе отплатить при случаѣ за эти обиды и оскорбленія такою же монетой. Роксана возразила съ самымъ свирѣпымъ и непримиримымъ видомъ:

— Вамъ хотѣлось бы узнать, что именно мнѣ извѣстно? Ну, ладно, я вамъ это разскажу! Мнѣ извѣстно про васъ достаточно для того, чтобы судья разорвалъ свое завѣщаніе въ клочки. Замѣтьте себѣ, что этимъ далеко еще не все будетъ для васъ исчерпано. Вы пострадаете значительно сильнѣе и положеніе ваше станетъ еще хуже.

Томъ былъ окончательно пораженъ страхомъ и недоумѣніемъ.

— Еще хуже? — повторилъ онъ. — Развѣ это возможно? Развѣ можно представить себѣ что-нибудь хуже этого?

Рокси подбоченилась, насмѣшливо расхохоталась и сказала сердитымъ тономъ, отрицательно покачивая головой:

— Меня нисколько не удивляетъ, что вамъ это представляется непонятнымъ и что вы хотите вывѣдать отъ меня всю подноготную за какой-нибудь паршивый долларъ. Неужели вы думаете узнать отъ меня что-нибудь за такую ничтожную сумму? Не на таковскую, сударь, напали! Мнѣ гораздо выгоднѣе пойти и разсказать все вашему дядюшкѣ, что я безотлагательно и сдѣлаю. Онъ съ удовольствіемъ заплатитъ мнѣ сейчасъ же пять долларовъ за то, что я ему разскажу, и не пожалѣетъ объ этихъ деньгахъ.

Она презрительно отвернулась и горделиво направилась къ дверямъ. Томъ, въ паническомъ ужасѣ, бросился за нею, схватилъ ее за юбку и просилъ обождать еще минутку. Обернувшись къ нему, она высокомѣрно сказала:

— Припомните-ка теперь, что я вамъ говорила!

— Ты… говорила? Нѣтъ, я рѣшительно ничего не помню! Что же говорила ты мнѣ?

— Я говорила, что вамъ представится вторично случай склонить счастье на свою сторону, лишь когда вы будете просить объ этомъ на колѣняхъ.

Томъ съ минуту стоялъ словно ошеломленный и чуть не задыхался отъ возбужденія. Затѣмъ онъ проговорилъ умоляющимъ голосомъ:

— Ахъ, Рокси, надѣюсь, ты не потребуешь отъ своего молодого барина, чтобы онъ сдѣлалъ такую ужасную вещь! Ты и сама этого не захочешь!

— Я вамъ сейчасъ объясню, можетъ ли быть у меня такое желаніе и въ какой степени оно серьезно. Вы позволяете себѣ обзывать меня самыми что ни на есть мерзостными словами въ то время, какъ я прихожу сюда къ вамъ, любящая, кроткая и смиренная, высказываю вамъ свое удовольствіе по поводу того, что вы изъ отрока сдѣлались такимъ красивымъ, виднымъ молодымъ мужчиной… Я вамъ напоминаю, что выкормила васъ собственною грудью, ухаживала за вами, когда вы были больнымъ и слабымъ ребенкомъ и была для васъ единственной настоящей матерью, а затѣмъ прошу, чтобы вы дали мнѣ, бѣдной старухѣ-негритянкѣ, какой-нибудь несчастный долларъ на пропитаніе. Въ отвѣтъ на это вы обзываете меня бранными словами. Какой же награды отъ меня заслуживаете вы послѣ этого? Самое большее, что я для васъ могу сдѣлать, сударь, это предоставить вамъ теперь же единственный, обѣщанный мною благопріятный для васъ случай. Можете воспользоваться имъ или нѣтъ по вашему собственному усмотрѣнію. На размышленіе вамъ предоставляется ровнехонько полсекунды.

Томъ опустился на колѣни и принялся просить прощенья:

— Роксана, вы видите, что я на колѣняхъ прошу у васъ извиненія и дѣлаю это совершенно искренно! Теперь, дорогая моя Рокси, разскажите мнѣ все, что вамъ удалось узнать?

Наслѣдница двухсотлѣтнихъ обидъ и оскорбленій, остававшихся все время не отомщенными, глядѣла на Тома съ высоты своего величія и, казалось, пила теперь полною чашей наслажденіе удовлетворенной мести. Помолчавъ съ минутку, она сказала:

— Богатый и знатный бѣлый джентльмэнъ стоитъ на колѣняхъ передъ презрѣнной, обнищавшею негритянкой! Мнѣ страсть какъ хотѣлось хотя разъ въ жизни увидѣть такую картину! Теперь, архангелъ Гавріилъ, можешь раскрыть передо мною врата рая! Я готова умереть сію же минуту… Встаньте!

Томъ поднялся съ колѣнъ и смиренно проговорилъ:

— Теперь, Рокси, не наказывай меня больше. Признаюсь, что я заслужилъ наказаніе, но будь такъ добра и удовлетворись тѣмъ, что я на колѣняхъ просилъ у тебя прощенія. Не ходи къ дядѣ, а разскажи мнѣ самому все, что тебѣ извѣстно. Я охотно заплачу тебѣ пять долларовъ.

— Я въ этомъ вполнѣ увѣрена и знаю, что вы на этомъ не остановитесь. Но всетаки здѣсь я вамъ ничего не стану разсказывать…

— Праведный Боже, что же это такое?

— Боитесь вы Заколдованнаго дома?

— Н… нѣтъ, — отвѣчаетъ Томъ.

— Тогда, значитъ, приходите сегодня вечеромъ часовъ въ десять или одиннадцать въ Заколдованный домъ. Крыльцо тамъ обвалилось, но вы найдете приставную лѣсенку, по которой можете вскарабкаться во мнѣ въ гости. Я живу теперь въ Заколдованномъ домѣ, такъ какъ не могу пока обзавестись никакимъ другимъ гнѣздышкомъ.

Роксана снова направилась въ дверямъ, но остановилась и сказала:

— Давайте же мнѣ вашъ долларъ!

Поглядѣвъ на банковый билетъ, переданный ей Томомъ, она добавила:

— Гм… почти такая же бумажонка, какъ тѣ, что выпускалъ лопнувшій теперь банкъ!

Дойдя уже до порога, она опять остановилась и спросила:

— Водка у васъ есть?

— Немножко найдется.

— Сбѣгайте за нею!

Онъ поспѣшно побѣжалъ наверхъ въ свою комнату и вернулся оттуда съ бутылкою, изъ которой было отпито всего лишь около трети. Откупоривъ бутылку, Рокси хлебнула изъ нея изрядный глоточекъ, послѣ чего глаза ея просіяли отъ удовольствія. Спрятавъ бутылку у себя подъ шалью, она объявила:

— Водка эта очень хороша! Я беру ее съ собою.

Томъ смиренно растворилъ двери и Роксана вышла изъ нихъ, съ суровой величественной осанкой, которой могъ бы позавидовать любой гренадеръ.