«Однимъ изъ наиболѣе рѣзкихъ различій между кошкой и ложью является тотъ фактъ, что у кошки насчитывается всего только девять жизней».
Общество разошлось весьма неохотно. Направляясь къ себѣ домой, горожане вели между собою оживленную бесѣду, причемъ рѣшительно всѣ согласились, что Даусонова пристань не скоро сподобится узрѣть что-либо подобное. На оффиціальномъ пріемѣ близнецы приняли нѣсколько дружескихъ приглашеній и согласились исполнить нѣсколько дуэтовъ на любительскомъ вечерѣ въ пользу мѣстныхъ благотворительныхъ заведеній. Общество гражданъ Даусоновой пристани горѣло нетерпѣніемъ принять ихъ въ свои нѣдра. Судьѣ Дрисколлю посчастливилось немедленно же заручиться ими для прогулки въ экипажѣ, такъ что ему первому удалось показаться съ ними публично. Близнецы усѣлись вмѣстѣ съ вимъ въ коляску, въ которой ихъ провезли по главной городской улицѣ, причемъ народъ толпился у оконъ и на тротуарахъ, чтобъ поглядѣть на нихъ хоть однимъ глазкомъ.
Судья показалъ чужеземцамъ новое городское кладбище, тюрьму, дома самыхъ именитыхъ горожанъ, клубъ Вольныхъ каменщиковъ, церковь методистовъ, церковь пресвитеріанъ и храмъ, который разсчитывали построить анабаптисты, когда соберутъ необходимую для этого сумму денегъ. Онъ показалъ близнецамъ городскую ратушу и бойню, — вызвалъ по тревогѣ дружину добровольцевъ-пожарныхъ въ блестящихъ мундирахъ и каскахъ и заставилъ дружину эту тушить воображаемый пожаръ. Затѣмъ онъ далъ итальянскимъ графамъ возможность осмотрѣть въ арсеналѣ мушкеты, принадлежавшіе ротѣ мѣстнаго ополченія. Онъ уснащалъ всѣ эти прелести неистощимымъ потокомъ искреннѣйшаго энтузіазма и казался совершенно довольнымъ отвѣтами чужеземныхъ гостей. Дѣйствительно, близнецы восхищались его восторженностью и старались отплачивать ему по возможности тою же монетой, что удалось бы имъ, безъ сомнѣнія, еще лучше, еслибъ полтора или два милліона предшествовавшихъ подобныхъ же зрѣлищъ въ другихъ странахъ не ослабили до нѣкоторой степени прелесть новизны того, что имъ показывали теперь.
Судья гостепріимно старался развлекать и занимать иностранцевъ, такъ что если при этомъ и оказывались въ чемъ-либо прорѣхи, то ужъ никакъ не по его винѣ. Онъ разсказывалъ имъ множество юмористическихъ анекдотовъ, причемъ сплошь и рядомъ забывалъ какъ разъ самое существенное. Это, впрочемъ, не вредило остроумію анекдотовъ, такъ какъ близнецы располагали полною возможностью возстановить всѣ пробѣлы. Дѣло въ томъ, что анекдоты достопочтеннаго судьи принадлежали къ числу давнишнихъ и общеизвѣстныхъ, вслѣдствіе чего заграничные гости не разъ уже имѣли случай ими наслаждаться. Судья представилъ имъ также краткій очеркъ многолѣтней своей общественной дѣятельности. Онъ разсказалъ, какія почетныя и выгодныя должности доводилось ему занимать, объяснилъ, что былъ одно время членомъ мѣстнаго законодательнаго собранія, а теперь состоитъ предсѣдателемъ общества «Свободомыслящихъ». По его словамъ, общество это существовало цѣлыхъ четыре года и состояло уже теперь изъ двухъ членовъ, такъ что могло считаться прочно обосновавшимся. Предсѣдатель изъявилъ готовность созвать въ тотъ же вечеръ все общество на чрезвычайное засѣданіе, если чужеземные гости соблаговолятъ удостоить это засѣданіе своимъ присутствіемъ, на что они любезно изъявили согласіе.
Судья самъ зашелъ вечеромъ за близнецами и дорогой все время разсказывалъ имъ про мякинноголоваго Вильсона, дабы они составили себѣ заранѣе благопріятное о немъ впечатлѣніе и были расположены ему симпатизировать. Замыселъ этотъ удался, и благопріятное впечатлѣніе было произведено. Оно, впрочемъ, подтвердилось и упрочилось, когда Вильсонъ предложилъ, чтобы во вниманіе къ чужеземнымъ гостямъ очередныя дѣла были отложены въ сторону и засѣданіе посвящено бесѣдамъ чисто дружескаго и товарищескаго характера. Предложеніе это было подвергнуто голосованію и принято единогласно.
Часъ быстро промелькнулъ въ оживленной бесѣдѣ, и къ концу засѣданія одинокій Вильсонъ, къ которому его сограждане относились съ такимъ пренебреженіемъ, оказался двумя друзьями богаче, чѣмъ при началѣ такового. Онъ пригласилъ близнецовъ навѣстить его въ тотъ же день, послѣ того, какъ они сдѣлаютъ одинъ обѣщанный ими уже визитъ, и они съ удовольствіемъ приняли это приглашеніе.
Вечеркомъ графы Капелли направлялись уже къ дому Вильсона Мякинной Головы. Поджидая ихъ, Вильсонъ размышлялъ, чтобы убить время, о фактѣ, неожиданно замѣченномъ имъ какъ разъ въ это самое утро. Дѣло въ томъ, что онъ проснулся очень рано, а именно на зарѣ, прошелъ черезъ сѣни, раздѣлявшія его домъ на двѣ половины, и вошелъ зачѣмъ-то въ парадный свой залъ. Окна въ немъ были безъ занавѣсей, такъ какъ парадные аппартаменты оставались у Вильсона фактически нежилыми. Черезъ одно изъ этихъ оконъ онъ увидѣлъ нѣчто «до чрезвычайности его изумившее и заинтересовавшее, а именно — молодую дѣвушку, находившуюся тамъ, гдѣ ей вовсе не подобало находиться. Какимъ образомъ дѣвушка могла очутиться въ домѣ судьи и къ тому же въ спальнѣ молодого Тома Дрисколля? Томъ, судья, сестра судьи — вдовушка Праттъ — и трое невольниковъ негровъ одни только и жили въ домѣ. Кто же такая могла быть эта дѣвица? Оба сосѣднихъ дома отдѣлялись другъ отъ друга дворомъ обыкновенныхъ размѣровъ, посрединѣ котораго тянулся низенькій заборъ, отъ улицы, на которую выходили дома, до переулка на ихъ задворкахъ. Разстояніе было сравнительно небольшое, а къ тому же ставни въ спальнѣ Тома и самое окно тамъ были раскрыты, такъ что Вильсонъ могъ хорошо разглядѣть молодую дѣвушку. Она была въ приличномъ и чистенькомъ лѣтнемъ костюмѣ изъ легкой шерстяной матеріи съ розовыми и бѣлыми полосками. На шляпкѣ ея красовалась тоже розовая вуаль. Она какъ будто практиковалась въ кокетливыхъ позахъ, книксенахъ и тѣлодвиженіяхъ. Все это выполнялось ею довольно граціозно и она казалась очень углубившеюся въ свое занятіе.
Кто же такая она была и какъ она могла очутиться въ спальнѣ молодого Тома Дрисколля?
Вильсонъ проворно пріискалъ себѣ такое мѣстечко, откуда могъ удобно наблюдать за дѣвушкой, не подвергаясь опасности быть ею замѣченнымъ. Онъ довольно долго оставался въ этой засадѣ, надѣясь, что дѣвушка подниметъ вуаль и такимъ образомъ покажетъ свое лицо. Надежды эти остались, однако, тщетными. Минутъ черезъ двадцать дѣвушка куда-то исчезла и, хотя Вильсонъ простоялъ послѣ того въ засадѣ еще съ полчаса, она болѣе уже не возвращалась.
Около полудня онъ зашелъ къ судьѣ и потолковалъ съ г-жею Праттъ о текущей злобѣ дня, наиболѣе выдающимся событіемъ въ которой являлся опять таки торжественный оффиціальный пріемъ у знатныхъ иностранцевъ, поселившихся въ домѣ тетушки Патси Куперъ. Онъ мимоходомъ освѣдомился у г-жи Праттъ объ ея племянникѣ Томѣ. Вдовушка сообщила, что Томъ ѣдетъ домой и что его ждутъ уже къ вечеру, присовокупляя, что она сама и судья очень обрадовались, усматривая изъ писемъ племянника, что онъ ведетъ себя очень прилично и добропорядочно. При этомъ Вильсонъ многозначительно подмигнулъ глазомъ себѣ самому. Онъ могъ бы освѣдомиться, не гоститъ ли кто-нибудь въ домѣ, но предпочелъ ограничиться наводящими разспросами, способными вызвать разъяснительные отвѣты въ случаѣ, если бы г-жа Праттъ располагала сама возможностью разъяснить интересовавшее его загадочное обстоятельство. Вильсону пришлось уйти, довольствуясь сознаніемъ, что ему самому извѣстно касательно дома, гдѣ царствовала г-жа Праттъ, кое-что такое, чего она не подозрѣваетъ.
Поджидая теперь близнецовъ, онъ все еще пытался разгадать, что это была за дѣвушка и какимъ образомъ могла она очутиться утромъ, на разсвѣтѣ, въ спальнѣ отсутствовавшаго Тома Дрисколля.