Глава XXVII

Plenum opus aleae {Труд, полный риска (лат.).}

— Расскажите мне, дитя, об этих детках, которые резвились в доме, куда вас внесли, бедный мальчик, после вашего ужасного падения, — начала Мария, когда они вышли на луг. — О, это падение, Гарри! Я думала, что умру, когда увидела, что случилось! Не нужно так прижимать мой локоть. Вы ведь знаете, что я для вас ничего не значу.

— Это самые лучшие, самые добрые, самые милые люди на свете! воскликнул мистер Уорингтон. — Миссис Ламберт была подругой моей матери, когда она училась в Европе. Полковник Ламберт благороднейший джентльмен, и где только он не служил! Он воевал в Шотландии под командой его высочества, и во Фландрии, и на Минорке. Родные отец и мать не могли бы нежнее обо мне заботиться. Как мне выразить им мою благодарность? Я хотел бы сделать им подарок. Я должен сделать им подарок! — объявил Гарри, сунув руку в карман, где покоились хрустящие трофеи, отобранные у Морриса и Марча.

— Мы можем зайти в игрушечную лавку и купить две куклы для детей, сказала леди Мария. — Вы обидите родителей, если предложите им плату за их доброту.

— Куклы для Тео и Эстер! Неужели вам все женщины моложе сорока лет кажутся маленькими девочками, Мария? (Локоть под рукой Гарри, быть может, дрогнул — чуть-чуть). Поверьте, мисс Эстер совеем не считает себя ребенком, а мисс Тео старше сестры. Они знают множество языков. И они прочли уж не знаю сколько книг — целые груды. Они играют на клавесине и прелестно поют, а Тео сочиняет и поет собственные песни.

— Неужели! Но я их почти не видела. Они мне показались совсем девочками. У них очень детский вид. Мне и в голову не пришло, что они наделены всеми этими совершенствами, — поистине новое чудо света.

— Ну вот, вы, женщины, всегда так! Дома, если мне или Джорджу случалось похвалить какую-нибудь женщину, миссис Эсмонд, да и Маунтин тоже, непременно начинали выискивать в ней недостатки! — воскликнул Гарри.

— Право, я не способна находить недостатки в тех, кто был добр к вам, мистер Уорингтон, — вздохнула Мария. — Но ведь вы не будете сердиться на меня, если я и питала к ним зависть потому, что они могли ухаживать за вами, когда вы были ранены и больны, а я... я должна была покинуть вас?

— Дражайшая, добрейшая Мария!

— Нет, Гарри! Я не дражайшая и не добрейшая. И вам незачем, сэр, оказывать мне столь пылкие знаки внимания. Взгляните! Вон идет ваш негр с дюжиной других ливрейных бестий. Мерзкие создания напьются в чайном павильоне по образу и подобию своих господ. Этот ужасный мистер Моррис был совсем пьян, когда я подошла к вам и так вас напугала.

— Я только что выиграл у них обоих большие пари. Что вам подарить, дорогая кузина?

И Гарри рассказал о своих недавних славных победах. Он был в превосходном настроении, он смеялся и немножко хвастал.

— Ради чести Виргинии я решил им показать, что такое настоящие прыжки, — сказал он. — Мне бы только поупражняться, и я смогу прыгнуть еще фута на два дальше.

Мария была довольна победами своего молодого рыцаря.

— Но берегитесь карточной игры, дитя! — сказала она. — Вы ведь знаете, что карты погубили нашу семью. Мой брат Каслвуд, Уилл, наш бедный отец, наша тетушка, даже леди Каслвуд — все они стали жертвами азарта. А лорд Марч ужасный игрок и самый удачливый среди всех молодых аристократов.

— Ну, я не побоюсь его, да и его приятеля, мистера Джека Морриса, тоже, — ответил Гарри, вновь нащупывая восхитительные банкноты. — А во что играют у тетушки Бернштейн? Криббедж, бостон, штосе, вист, пикет, кадриль? Меня не пугает ни одна из этих игр! Часы бьют... Уже семь!

— Вам не терпится скорее сесть за игру, — сказала печальная Мария. — Вы скучаете, гуляя с вашей бедной кузиной! А еще недавно вам это нравилось.

— Молодость — это молодость, кузина! — воскликнул мистер Гарри, (вскидывая голову. — Молодому человеку надо повеселиться! — И он гордо зашагал рядом со своей спутницей, уверенный в себе, счастливый, полный предвкушения всяческих удовольствий.

Еще недавно ему действительно нравилось гулять с ней. Только вчера ему нравилось общество Тео, Эстер и доброй миссис Ламберт, но его манили также удовольствия, жизнь, веселье, желание блистать и покорять, и он, подобно многим другим юношам, жадно подносил к Губам чашу, не заботясь, какой головной болью придется ему расплачиваться за это поутру. Пока они с леди Марией беседовали, на открытой оркестровой эстраде у Променада повизгивали и пели скрипки, настраиваемые перед обычным вечерним концертом. Мария знала, что тетушка уже проснулась и ей пора возвращаться под иго рабства. Гарри не расспрашивал ее про это рабство, хотя мог бы про него догадаться, потрудись он хоть немного задуматься. Он нисколько не жалел свою кузину. Он просто о ней не думал. А ведь когда с ним приключилась беда, она страдала гораздо более жестоко, чем он. И она все время о нем думала, хотя и скрывала это за лицемерными улыбками, как в обычае у ее пола. Я полагаю, дражайшая миссис Гранди, вы считаете ее старой дурой? Неужели же вы думаете, что волосы под дурацким колпаком обязательно должны быть черными или каштановыми, а не седыми? Будьте снисходительнее к fredaines {Юношеским проказам (франц.).} наших зрелых лет, о вы, Минерва среди женщин! Но, может быть, вы так добродетельны и мудры, что вовсе не читаете романов. А я знаю одно: пора безумств наступает не только весной, но иногда и осенью, и я убедился (из наблюдений над собой и ближними), что цветы страсти продолжают заманчиво цвести до самых последних дней года.

Подобно светским родителям, торопящимся отослать на покой непоседливого ребенка, чтобы поскорее отбыть на званый вечер, госпожа Бернштейн и ее присные уложили солнце в постель еще засветло, задернули занавески и занялись своими картами и свечами, своим чаем, негусом и прочими напитками и закусками. Один портшез за другим доставлял к дверям баронессы более или менее накрашенных дам в мушках и парче. Туда же являлись джентльмены в парадных одеяниях. Звезда мистера Польница была самой большой, а его кафтан — самым раззолоченным. В гостиной баронессы лорд Марч и Раглен был совсем не похож на того молодого человека, с которым Гарри познакомился в "Белом Коне". Гладкий каштановый паричок уступил место напудренному серой пудрой пышному парику с кошельком, а жокейская куртка и кожаные штаны — щегольскому французскому костюму. Мистер Джек Моррис явился в точно таком же парике и в платье из той же материв и почти того же покроя, что у его сиятельства. Мистер Вулф также был здесь, ибо он сопровождал красавицу мисс Лоутер и ее тетушку, большую любительницу карт. Когда в гостиную вошла леди Мария Эсмонд, ее облик решительно опровергал то, что говорила о ней госпожа Бернштейн. Формы ее были прелестны, и платье отнюдь этого не скрывало. Ее шейка, от природы чрезвычайно белая, казалась совсем белоснежной от обвивавшей ее черной гофрированной ленты с драгоценной застежкой. Румянец на ее щеках был не ярче, чем у всех остальных дам, чьи розы совершенно открыто покупались в парфюмерных лавках. Одна-две искусно посаженных мушки должны были еще усилить ее чары. Обруч ее юбки нисколько не превосходил шириной железные приспособления, которыми обвешиваются дамы наших дней, и мы должны сказать, что ее наряд, хотя и нелепый кое в чем, в целом был очень приятен для глаза. Предположим, что наши дамы начнут носить браслеты на щиколотках и кольца в носу. Думаю, мы станем посмеиваться над этими украшениями, вовсе их не осуждая, а влюбленные будут спокойно приподнимать кольцо, чтобы открыть себе доступ к розовым губкам под ним.

Что до баронессы Бернштейн, то в парадном туалете она являла собой зрелище еще прекрасное и величественное, но в то же время грустное и даже страшное. Есть старые лица, в которых читается их прошлое, в то время как другие говорят лишь о безмятежности и покорности судьбе. Когда вокруг некоторых глаз начинают лучиться морщинки, огонь в них угасает навсегда, и они уже более не сверкают презрением, гневом или любовью; они глядят — и никто не тает под их сапфировыми взорами; они раскрываются — и никто не ослеплен. Моя прелестная юная читательница, если вы не столь совершенная красавица, как несравненная Линдамира, царица бала, если, вернувшись домой и опустившись на ложе сна, вы грустно вспоминаете, как вас приглашали два-три кавалера, а Линдамиру весь вечер окружала толпа вздыхателей, то утешьтесь мыслью о том, что у вас и в пятьдесят лет будет такое же милое и приятное лицо, как теперь, в восемнадцать. Вам не придется расстаться с вашей колесницей красоты, уступить ее другой, а самой до конца своих дней ходить пешком. Вам не придется отвыкать от фимиама, вы не будете с горечью наблюдать, как утрачивают цену ваши улыбки. Вы не узнаете предательства света, пыльная и мрачная паутина не затянет ваши некогда столь великолепные апартаменты, и в ваших печальных, пустых и заброшенных окнах не появится записочка: "Сдается внаем". Пусть величие не выпало на вашу долю, но зато вы не узнаете и боли утраты. Вам не дано будет сорить миллионами, но зато вас минует и банкротство.

— Наша хозяйка, — сказал лорд Честерфилд приятелю доверительным шепотом, даже не подозревая, как далеко его слышно, — напоминает мне Ковент-Гарден дней моей юности. Тогда это была самая аристократическая часть города, где жил весь цвет общества. Теперь же дворец вельможи обратился в игорный дом или заведение, куда можно пригласить друга распить бутылочку.

— Что ж! Бутылка и трактир — по-своему вещи неплохие, — ответил лорд Марч, пожимая плечами. — Я родился уже после воцарения Георгов, хотя и намереваюсь прожить лет до ста. Баронессу я застал уже старухой, но если она и правда была красавицей, то на что, черт меня подери, она растратила свою красоту?

— Да, черт меня подери, на что она ее растратила? — со смехом подхватил Джек Моррис.

— Вот свободный стол. Не сыграть ли нам?.. Только не с французом! Он не заплатит. Не возьмете ли карточку, мистер Уорингтон?

Мистер Уорингтон и лорд Честерфилд оказались партнерами против мистера Морриса и графа Марча.

— Опоздали, барон, — сообщил пожилой вельможа пожилому вельможе, который приблизился к ним. — Мы уже составили партию. Как, неужели вы забыли мистера Уорингтона из Виргинии — того молодого джентльмена, с которым вас познакомили в Лондоне?

— Молодой человек, которого мне представили в кофейне Артура, был черноволосым, курносым и далеко не обладал такой счастливой наружностью, как мистер Уорингтон, — с большой находчивостью ответил барон. — Уорингтон, Дорингтон, Хэрингтон? Мы, континентальные европейцы, плохо запоминаем ваши островные имена. Во всяком случае, этот джентльмен — не тот, о ком я говорил за обедом.

И, одарив виргинца любезным взглядом, старый щеголь направился в дальний угол залы, где в оконной амбразуре о чем-то беседовали мистер Вулф и мисс Лоутер. Тут барон счел за благо завязать с подполковником разговор о прусской маршировке, которую недавно ввели в армии его величества короля Георга II, — предмет, прекрасно знакомый мистеру Вулфу и, несомненно, очень для него интересный — но только не в эту минуту. Тем не менее барон продолжал высказывать критические и иные мнения в полной уверенности, что его собеседники им совсем очарованы.

В начале вечера баронесса сама встречала гостей, обменивалась с ними обычными любезностями и занимала новоприбывших разговором. Но по мере того, как комнаты наполнялись народом, партии составлялись и свободных столиков становилось все меньше, госпожа де Бернштейн начинала проявлять растущее нетерпение и в конце концов удалилась с тремя друзьями в свой уголок, где ее дворецкий оберегал приготовленный для нее стол. Почтенная дама с решительным видом опустилась в кресло и уже не вставала с него и не прерывала игру до самых петухов. Обязанности хозяйки легли теперь на леди Марию, которая не любила карт, — она обходила комнаты, присматривая, чтобы гости ее тетушки ни в чем не нуждались, и ее платье часто шуршало возле стола ее молодого кузена и трех его друзей.

— Снимите за нас! — воскликнул лорд Марч, когда ее милость шествовала мимо во время одного из своих печальных обходов. — Снимите за нас, леди Мария, и принесите нам удачу! Она нас совсем покинула, и выигрывает только мистер Уорингтон.

— Гарри, я надеюсь, вы играете не по очень высоким ставкам? — робко осведомилась леди Мария.

— О нет, всего по шесть пенсов! — воскликнул' граф, начиная сдавать.

— Всего по шесть пенсов, — повторил мистер Моррис, партнер его сиятельства. Но, по-видимому, мистер Моррис очень высоко ценил шестипенсовики, раз утрата горстки этих монет вызвала на его круглой физиономии выражение столь горестного отчаяния. Лорд Честерфилд, сидевший напротив мистера Уорингтона, разбирал свои карты. Глядя на его невозмутимое лицо, невозможно было угадать, доволен ой ими или нет.

С уст мистера Морриса сорвалось не совсем восторженное словцо, и его партнер воскликнул:

— Черт побери, Моррис! Играйте и помалкивайте! Если вспомнить, что играли они по шесть пенсов, раздражение его сиятельства также казалось необъяснимым.

Мария, с нежностью медлившая возле Гарри, положив руку на спинку его стула, видела его карты — всю левую сторону занимал целый выводок козырей. Значит, она не отняла у него удачу. Ей было приятно, что она сняла карты и вот ему достались все эти чудесные козыри.

Когда лорд Марч сдавал, он негромко спросил мистера Уорингтона:

— Ставки прежние, мистер Уорингтон, или удвоим?

— Как вам угодно, милорд, — так же негромко ответил мистер Уорингтон.

— Ну, в таком случае играем на... шиллинги.

— Хорошо, на шиллинги, — ответил мистер Уорингтон, и игра продолжалась.

Чем она закончилась в этот день и в последующие дни, можно узнать из приводимого ниже письма, которое так и не попало к адресату, а отправилось в Америку среди прочих бумаг мистера Генри Уорингтона.

"Танбридж-Уэлз,

10 августа 1756 года.

Дорогой Джордж!

Мне известно, что две бутылки бургундского у Уайта и колода карт составляют единственную радость твоей жизни, и я не сомневаюсь, что ты пребываешь сейчас в Лондоне, предпочитая табачный дым и фараон свежему воздуху и свежему сену. Письмо это вручит тебе молодой джентльмен, с которым я недавно познакомился и от которого ты будешь в восторге. Он будет играть с тобой в любую игру и по любым ставкам до любого часа ночи или утра, выпивая при этом любое число бутылок, не выходящее за пределы разумного. Мистер Уорингтон — тот самый Юный Счастливец, о котором столько рассказывал "Глашатай" и другие газеты. У него есть в Виргинии поместье величиной с Йоркшир, обремененное в настоящее время маменькой, царствующей монархиней, но климат там нездоровый, лихорадки часты и свирепы, и будем уповать, что миссис Эсмонд не замедлит скончаться, оставив этого добродетельного юношу единственным хозяином всего имения. Она доводится теткой мошеннику Каслвуду, который никогда не платит карточных долгов — разве что с тобой он вел себя более достойно, чем со мной. Мистер Уорингтон — джентльмен de bonne race {Хорошей крови (франц.).}. И мы должны принять его в наш круг, хотя бы для того, чтобы я мог отыграть у него мои деньги.

Ему тут чертовски везло, и он без конца выигрывал, в то время как его старуха-тетка без конца проигрывала. Несколько вечеров тому назад, когда злополучный случай познакомил нас, он побил меня в прыжках (постигнув это искусство среди дикарей и спасаясь бегством от медведей в родных лесах), он выиграл у Джека Морриса и у меня пари о моем весе, а вечером, когда мы сели играть у старухи Бернштейн, он обыграл нас всех. Если ты можешь рассчитаться со мной за наше последнее эпсомское пари, то будь добр, отдай мистеру Уорингтону 350 фунтов, которые я остался ему должен после того, как он совсем опустошил мой кошелек. Честерфилд тоже проиграл ему шестьсот фунтов, но милорд не желает, чтобы об этом стало известно, так как он поклялся бросить карты и вести нравственную жизнь. Джек Моррис, хотя он и потерял меньше, чем мы, а мог бы без большого ущерба потерять и больше, так как этому жирному олуху не приходится содержать замки и train {Здесь; челядь (франц.).}, а все денежки его треклятого отца находятся в его распоряжении, ревет из-за своих проигрышей, как телец васанский. На следующий вечер мы играли en petit comite {В тесной компании (франц.).} в отдельной комнате у Барбо, накормившего нас вполне сносным обедом. Мистер Уорингтон молчит, как подобает джентльмену, и мы трое никому не рассказываем о нашем проигрыше, но весь Танбридж только о нем и говорит. Вчера Катарина ходила мрачнее тучи оттого, что я не захотел куний, ей бриллиантовое колье, и заявила, будто я отказал ей потому, что проиграл виргинцу пять тысяч. Моя старушка, герцогиня К., повторила мне то же слово в слово, а кроме того, знала до последнего фартинга, сколько проиграли Честерфилд и Джек.

Уорингтон дал в собрании званый завтрак с музыкой для всего общества, и видел бы ты, как женщины рвали его на части! Эта чертовка Катарина строила ему глазки из кабриолета под самым моим носом, когда мы ездили в Пенсхерст, и, конечно, уже успела послать ему billet-deux {Любовную записку (франц.).}. Он состязался с Моррисом в стрельбе, и Моррис и тут проиграл: надо будет испытать его на куропатках, когда начнется сезон.

Он, несомненно, счастливец. Он молод (а в Виргиния молодость не хиреет из-за всяческих распутств, как у нас в Англии), красив, здоров и удачлив.

Короче говоря, мистер Уорингтон выиграл наши деньги, как благородный человек, а так как он мне нравится и я хочу отыграться, то я и передаю его под безгрешную опеку вашей милости.

Adieu! Я уезжаю на Север и вернусь к Донкастерским скачкам.

Всегда твой, дорогой Джордж,

М. и Р.

Джорджу Огастесу Селвину, эсквайру, кофейня Уайта, Сент-Джеймс-стрит".

Загрузка...