Виргинцы. Книга 1

Глава XXXVI

которая как будто чревата бедой

Хотя баронесса Бернштейн, несомненно, проиграла сражение, описанное в предыдущей главе, при следующей встрече с племянницей она не выказала ни гнева, ни досады.

— Разумеется, миледи Мария, — сказала она, — вы вряд ли могли предполагать, что я, близкая родственница Гарри Уорингтона, обрадуюсь тому, что он выбрал себе в невесты ровесницу своей матери, да к тому же бесприданницу, но если он вознамерился сделать подобную глупость, это в конце концов его дело, и не стоит принимать au serieux {Всерьез (франц.).} мое предложение уплатить пять тысяч фунтов, которое я сделала в пылу нашего спора. Итак, эта прелестная помолвка состоялась еще в Каслвуде? Знай я, моя милая, что дело зашло так далеко, я не стала бы тратить время на бесполезные возражения. Когда кувшин разбит, словами уже не поможешь.

— Сударыня! — вспыхнула леди Мария.

— Прошу прощения — я вовсе не намекала на честь или репутацию вашей милости, которые, без сомнения, в полной сохранности. Это утверждает Гарри и это утверждаете вы — так чего же еще можно желать?

— Вы беседовали с мистером Уорингтоном, сударыня?

— И он признался, что дал тебе в Каслвуде слово — что у тебя есть его письменное обещание.

— Разумеется, сударыня, — сказала леди Мария.

— О, — старуха и бровью не повела. — И признаюсь, вначале я неверно истолковала содержание твоих писем к нему. Они задевают других членов нашей семьи.

— Которые говорили обо мне всяческие гадости и старались очернить меня в глазах моего дорогого мистера Уорингтона. Да, сударыня, не стану отрицать, что я писала о них резко, так как была вынуждена опровергнуть возводимые на меня поклепы.

— И, разумеется, тебя весьма огорчает мысль, что какой-нибудь негодяй использует эти историйки во вред нашей семье, сделав их всеобщим достоянием. Потому-то ты так и тревожишься.

— Вот именно! — ответила леди Мария. — С недавних пор я ничего не скрываю от мистера Уорингтона и в письмах изливала ему свою душу. Но это еще не значит, что я хотела, чтобы весь свет узнал про ссоры в столь знатной семье, как наша.

— Право же, Мария, ты меня восхищаешь, и я вижу, что не отдавала тебе должного все эти... ну, скажем, все эти двадцать лет.

— Я в восторге, сударыня, что вы хоть и поздно, но отдали мне должное, — сказала племянница.

— Когда я смотрела вчера, как ты открывала бал с моим племянником, знаешь ли, милочка, о чем я тогда думала?

— Как я могу знать, о чем думала баронесса де Бернштейн? — надменно уронила леди Мария.

— Я вспомнила, милочка, как ты под этот же самый мотив отплясывала со своим кенсингтонским учителем танцев.

— Сударыня, это мерзкая клевета!

— И бедняга танцмейстер ни за что ни про что попробовал палок.

— Воскрешать эту клевету — жестоко и бессердечно, сударыня... и я должна буду отказаться от чести жить под одним кровом с теми, кто ее повторяет, — продолжала Мария с большим достоинством.

— Ты хочешь вернуться домой? О, я понимаю, почему Танбридж тебе разонравился. Если эти письма обнаружатся, ты не сможешь показаться на людях.

— В них, сударыня, не было ни единого дурного слова о вас: можете ничего не опасаться.

— Это сказал и Гарри, защищая вашу милость. Ну что ж, моя милая, мы надоели друг другу, и нам будет лучше на время расстаться.

— Таково и мое мнение! — ответила леди Мария, делая реверанс.

— Мистер Сэмпсон проводит тебя в Каслвуд. Ты можешь поехать с горничной в почтовой коляске.

— Мы можем взять почтовую коляску, и мистер Сэмпсон меня проводит, повторила леди Мария. — Вот видите, сударыня, я веду себя, как почтительная племянница.

— Знаешь ли, моя милая, мне кажется, что письма у Сэмпсона, доверительно сказала баронесса.

— Признаюсь, такая мысль приходила в голову и мне.

— И ты собираешься отправиться домой в почтовой коляске, чтобы выманить у него письма? Далила! Что же, мне они ни к чему, и я надеюсь, ты сумеешь их заполучить. Когда ты думаешь ехать? Чем скорее, тем лучше, говоришь ты? Мы светские женщины, Мария. Мы бранимся только в пылу гнева. Нам не нравится общество друг друга, и мы расстаемся, сохраняя прекрасные отношения. Не поехать ли нам к леди Ярмут? У. нее сегодня прием. Перемена обстановки превосходное средство от легких нервических припадков, которым ты подвержена, а карты развеивают тягостные мысли лучше всяких докторов.

Леди Мария согласилась поехать на карточный вечер леди Ярмут и, одевшись первой, дожидалась тетушку в гостиной. Госпожа Бернштейн, спускаясь туда, заметила, что дверь в спальню Марии не притворена. "Она носит письма с собой", — подумала старуха. Каждая уселась в свой портшез, и они отправились развлекаться, продолжая выказывать друг другу очаровательную нежность и учтивость, как это умеют женщины после — и даже в разгаре — самых ожесточенных ссор.

Когда они вернулись ночью от графини и леди Мария, удалившись в спальню, позвонила в колокольчик, на ее зов явилась миссис Бретт, горничная госпожи Бернштейн. Миссис Бетти, вынуждена была со стыдом объяснить миссис Бретт, сейчас в таком виде, что не может показаться на глаза ее милости. Миссис Бетти кутила и веселилась в обществе черного камердинера мистера Уорингтона, лакея лорда Бамборо и других джентльменов и дам того же круга, и вино — миссис Бретт содрогнулась при этих словах — ударило в голову негодяйке. Угодно миледи, чтобы миссис Бретт помогла ей раздеться? Миледи сказала, что разденется сама, и разрешила миссис Бретт удалиться. "Письма у нее в корсете", — решила госпожа Бернштейн. А ведь на лестнице они пожелали друг другу доброй ночи самым сердечным образом.

Когда на следующее утро миссис Бетти покинула примыкавший к спальне леди Марий чуланчик, где она спала, и предстала перед своей госпожой, та сурово ее выбранила. Бетти в раскаянии созналась в слабости к ромовому пуншу, который мистер Гамбо варит с необыкновенным искусством. Она смиренно выслушала выговор и. исполнив свои обязанности, удалилась.

Надо сказать, что Бетти, одна из каслвудских служанок, покоренных чарами мистера Гамбо, была очень хорошенькой синеглазой девушкой, и мистер Кейс, доверенный слуга госпожи Бернштейн, также обратил на нее благосклонный взор. Поэтому между господином Гамбо и господином Кейсом вспыхнула ревнивая вражда, нередко переходившая в открытые ссоры, и Гамбо, человек по натуре чрезвычайно мирный, предпочитал держаться подальше от челяди госпожи де Бернштейн с тех пор, как дворецкий баронессы поклялся переломать ему все кости и даже убить его, если он и впредь осмелится ухаживать за миссис Бетти.

Однако в тот вечер, когда был сварен ромовый пунш, хотя мистер Кейс застиг Гамбо и Бетти, когда они шептались в дверях на холодном сквозняке, и Гамбо побелел бы от страха, будь он на то способен, дворецкий обошелся с ним очень любезно. Именно он первым заговорил о пунше, который был затем сварен и распит в комнатке миссис Бетти и в который Гамбо вложил все свое уменье. Мистер Кейс весьма лестно отозвался о пении Гамбо. Вопреки своим трезвым привычкам он то и дело пускал чашу вкруговую, и наконец бедняжка Бетти впала в то состояние, которое навлекло на нее справедливый гнев ее госпожи.

Что до мистера Кейса, который квартировал на стороне, то пунш так расстроил его здоровье, что он весь следующий день провел в постели и только перед ужином собрался наконец с силами и смог приступить к исполнению своих обязанностей. Его хозяйка добродушно попеняла ему, заметив, что подобного греха за ним прежде не водилось.

— Да неужели, Кейс! А я готов был поклясться, что утром видел, как вы во весь опор скакали по лондонской дороге, — сказал мистер Уорингтон, ужинавший у своих родственниц.

— Я? Господи, сударь, да я пластом лежал и думал, что голова у меня вот-вот расколется. В шесть часов я немножко поел и выпил стаканчик слабого пива и теперь совсем оправился. Ну, уж этот Гамбо, не при вашей чести будь сказано. Чтобы я еще когда-нибудь выпил хоть глоток его пунша!

И честный мажордом принялся наполнять рюмки ужинающих, как того требовал его долг.

После ужина госпожа Бернштейн была очень ласкова с племянником и племянницей. Она рекомендовала Марии подкрепляющие напитки на случай, если у нее опять начнутся обмороки, столь часто ей досаждающие. Баронесса настаивала, чтобы леди Мария посоветовалась с ее лондонским врачом, — она может послать ему с Гарри описание своего недуга. С Гарри? Да. Гарри по поручению тетушки на два дня уезжает в Лондон.

— Не стану скрывать от тебя, милочка, что речь идет о его же благе. Я хочу, чтобы мистер Дрейпер вписал его в мое завещание, а к тому же, когда мы расстанемся, я намерена посетить кое-каких моих друзей в их поместьях и попрошу поэтому мистера Уорингтона на всякий случай забрать с собой в Лондон шкатулку с моими драгоценностями. Последнее время участились грабежи на больших дорогах, и я опасаюсь встречи с разбойниками.

Мария несколько растерялась, услышав о предполагаемом отъезде юного джентльмена, однако выразила надежду, что он проводит ее в Каслвуд, куда уже вернулся ее старший брат.

— Ничего, — ответила тетушка. — Мальчик засиделся с нами в Танбридже, и день в Лондоне ему не повредит. Он успеет выполнить мое поручение и вернуться в субботу.

— Я предложил бы сопровождать мистера Уорингтона, по в пятницу я проповедую перед ее сиятельством, — сказал мистер Сэмпсон.

Ему очень хотелось блеснуть своим проповедническим даром перед леди Ярмут, и госпожа Бернштейн, пустив в ход свое влияние на королевскую фаворитку, заручилась ее согласием послушать капеллана.

Гарри очень понравилась мысль съездить в Лондон и повеселиться там денька два. Он обещал держать пистолеты наготове и доставить бриллианты банкиру в целости и сохранности. Остановиться ему в лондонском доме тетушки? Нет, ему будет там неудобно — ведь дом стоит пустой и из прислуги там остались только горничная и конюх. Он остановится в "Звезде и Подвязке" на Пэл-Мэл или в какой-нибудь гостинице вблизи Ковент-Гардена.

— Ах, как часто я обсуждал эту поездку! — сказал Гарри грустно.

— С кем же это, сударь? — осведомилась леди Мария.

— С тем, кто собирался приехать сюда вместе со мной, — ответил молодой человек, как всегда с глубокой нежностью вспоминая о погибшем брате.

— Он не такой бессердечный, как многие из нас, Мария, — заметила тетушка Гарри, догадавшись о его чувствах.

Наш молодой человек по-прежнему нередко испытывал необоримые приступы горя. Ему вспоминалось расставание с братом, поле сражения и обстоятельства, при которых год назад погиб Джордж, его слова, планы путешествия по Англии, которые они строили, вместе, и его охватывала печаль.

— Право, сударыня, — шепнул капеллан на ухо госпоже Бернштейн, некоторые ваши общие знакомые в Англии вряд ли стали бы так тосковать из-за смерти старшего брата.

Но, конечно, грусть рассеивалась, и мы без труда представим себе, как мистер Уорингтон с большой охотой отправляется в Лондон — счастливый и радостный уже потому, приходится признаться, что он избавляется при этом от общества своей пожилой возлюбленной. Да. Что поделаешь! В Каслвуде он в один злосчастный вечер предложил сердце и руку своей перезрелой кузине, и она приняла предложение глупого юнца. Но о скором браке не могло быть и речи. Ему предстояло испросить согласие матери, которая была пожизненной владелицей виргинского поместья. И, разумеется, она не могла не воспротивиться подобному союзу. Поэтому было решено пока отложить все на неопределенное время. Но эта помолвка тяжким бременем лежала на душе молодого человека, горько раскаивавшегося в своей опрометчивости.

Не удивительно, что он становился все веселее, приближаясь к Лондону, и что он глядел в окошко кареты на поднимавшийся перед ним город с любопытством и восторгом. Разбойники не остановили нашего путешественника, когда он проезжал Блекхит. И вот впереди уже заблестели купола Гринвича, обрамленные зеленью деревьев. А вот прославленная Темза с бесчисленными судами, а вот самый настоящий лондонский Тауэр. Смотри, Гамбо! Вон Тауэр!

— Да, хозяин, — отвечает Гамбо, который знать не знает, что такое Тауэр.

Но Гарри знает — он вспоминает, как читал про Тауэр в "Медулле" Хауэлла и как они с братом играли в Тауэр, и начинает с восторгом думать, что вскоре он своими глазами увидит старинное оружие, драгоценности и львов. Они минуют Саутуорк и въезжают на знаменитый Лондонский мост, который еще два года назад был весь застроен домами, как улица. Но теперь от них остались одни-единственные ворота, да и те уже ломают. Карета катит по городу...

— Смотри, Гамбо, вон собор Святого Павла!

— Да, хозяин, собор Святого Павла! — подхватывает Гамбо, хотя красота собора оставляет его равнодушным.

Так мы наконец добираемся до Темпла, и Гамбо и его господин с трепетом глядят на головы мятежников на его воротах.

Карета подъехала к конторе мистера Дрейпера в Миддл-Темпл-лейн, и Гарри вручил мистеру Дрейперу шкатулку с драгоценностями, а также письмо от тетушки, которое стряпчий прочел с заметным интересом и по прочтении спрятал. Затем он убрал драгоценности в железный шкафчик и удалился на несколько минут со своим писцом в соседнюю комнату, после чего изъявил полную готовность проводить мистера Уорингтона в гостиницу. Лучше всего ему будет поселиться где-нибудь в Ковент-Гардене.

— Мне придется задержать вас в Лондоне на два-три дня, мистер Уорингтон, — объяснил стряпчий. — Вряд ли бумаги, которые нужны баронессе, будут готовы раньше. А пока, если вы захотите осмотреть Лондон, я к вашим услугам. Сам я живу за городом — у меня небольшой домик в Кемберуэлле, где я был бы счастлив видеть мистера Уорингтона моим гостем, но полагаю, сэр, для молодого человека всегда приятнее ничем не стесненная жизнь в гостинице.

Гарри согласился, что в гостинице ему будет удобнее, и карета покатила к "Бедфорду", увозя только писца мистера Дрейпера, так как было решено, что молодой виргинец и мистер Дрейпер отправятся туда пешком позже.

Мистер Дрейпер и мистер Уорингтон еще некоторое время беседовали в конторе. Дрейперы, отец и сын, были поверенными семьи Эсмонд с незапамятных времен, и стряпчий поведал мистеру Уорингтону немало историй о его каслвудских предках. Мистер Дрейпер уже не был поверенным в делах нынешнего графа: его батюшка и граф поссорились, после чего его сиятельство отказался от услуг фирмы, но баронесса по-прежнему оставалась их досточтимой клиенткой, и мистер Дрейпер был весьма рад, что ее милость питает такое расположение к своему племяннику.

Когда они собрались уходить и уже надели шляпы, младший писец остановил патрона в коридоре и сказал:

— Прошу прощения, сэр, но бумаги баронессы были вручены дворецкому ее милости, мистеру Кейсу, два дня назад.

— Будьте добры не вмешиваться в то, что вас не касается, мистер Браун, — ответил стряпчий с некоторым раздражением. — Сюда, мистер Уорингтон. Лестницы у нас в Темпле темноваты. Разрешите, я пойду впереди.

Гарри перехватил прощальный гневный взгляд, который мистер Дрейпер бросил на мистера Брауна.

"Так, значит, два дня назад Кейс и вправду ездил в Лондон, — подумал он. — Что могло понадобиться здесь старому лису?" Но чужие секреты его не интересовали, и он более не размышлял об этом.

Так с чего же они начнут осмотр города? Гарри хотел прежде всего побывать на том месте в Лестер-Филд, где его дедушка и лорд Каслвуд дрались на дуэли пятьдесят шесть лет тому назад. Мистер Дрейпер хорошо знал и это место, и всю связанную с ним историю. А к Лестер-Филд они могут пройти через Ковент-Гарден и посмотреть, удобные ли комнаты отвели мистеру Уорингтону. И заказать обед, добавил мистер Уорингтон. О нет! На это мистер Дрейпер никак не мог согласиться. Он выразил надежду, что мистер Уорингтон окажет ему честь в день своего приезда отобедать у него. Ведь он даже взял на себя смелость уже заказать обед в "Петухе". Мистер Уорингтон, разумеется, не мог отклонить столь настойчивое приглашение и весело отправился в путь со своим новым другом, — когда они проходили под отрубленными головами над аркой ворот, мистер Уорингтон, к немалому удивлению стряпчего, снял шляпу.

— Эти джентльмены отдали жизнь за своего короля, сэр! Мы с моим милым братом Джорджем всегда говорили, что поклонимся им, когда их увидим.

— Но ведь за вами увяжется чернь, сударь! — испуганно сказал стряпчий.

— К черту чернь, сэр! — высокомерно ответил Гарри, но прохожие думали о собственных делах и не обратили ни малейшего внимания на выходку мистера Уорингтона, а он пошел дальше по людному Стрэнду, с восторгом глядя по сторонам и, я думаю, на всю жизнь запоминая новые картины и впечатления; тем не менее он старался скрыть свой интерес, не желая, чтобы стряпчий заметил его волнение, а встречные догадались, что он в столице впервые. Гарри почти не слышал рассказов своего спутника, хотя тот всю дорогу говорил без умолку. Впрочем, надменное молчание Гарри ничуть не обижало мистера Дрейпера: сто лет назад джентльмен был джентльменом, а поверенный в делах — его очень и очень смиренным слугой.

В "Бедфорде" управляющий проводил мистера Уорингтона в его комнату с заискивающими и радостными поклонами, ибо Гамбо не преминул вострубить хвалу величию своего хозяина, а писец мистера Дрейпера подтвердил, что их новый постоялец — "знатная персона". Осмотрев апартаменты, мистер Уорингтон и его провожатый отправились на Лестер-Филд (мистер Гамбо важно шествовал за своим господином), осмотрели место, где был ранен дед молодого виргинца, а злосчастный лорд Каслвуд получил смертельный удар, а затем вернулись в Темпл, в контору мистера Дрейпера.

Какому неряшливо одетому толстяку поклонился мистер Уорингтон, когда они после обеда отправились прогуляться по саду? Это был мистер Джонсон, литератор, с которым он познакомился в Танбридж-Уэлзе.

— Послушайте совета человека, знающего свет, сударь, — сказал мистер Дрейпер, бросая презрительный взгляд на поношенный костюм писателя. — Чем дальше вы будете держаться от подобных людей, тем лучше. Мы, юристы, знаем, каких пакостей можно ожидать от этих писак, поверьте мне.

— О, неужели! — отозвался мистер Уорингтон, которому его новый знакомый нравился тем меньше, чем фамильярнее он становился.

Театры были закрыты. Не отправиться ли им в Сэдлерс-Уэлз? Или в Мэрибон-Гарденс? Или в Раниле?

— Только не в Раниле! — объявил мистер Дрейпер. — Ведь аристократия сейчас покинула Лондон.

Но, прочитав в газете, что в Азлингтоне, в Сэдлере-Уэлз, почтенную публику будет развлекать неподражаемой игрой на восьми колокольчиках мистер Франклин, а также несравненная синьора Катарина, Гарри благоразумно решил посетить Мэрибон-Гарденс, где его ожидала музыка, выбор между чаем, кофе и всевозможными винами, а также неумолчные разглагольствования мистера Дрейпера. Только у дверей своей спальни Гарри наконец расстался с услужливым стряпчим, — там наш молодой джентльмен с надменным величием пожелал своему разговорчивому спутнику доброй ночи.

На следующее утро мистер Уорингтон, облачившись в парчовый халат, позавтракал и прочитал газету, наслаждаясь привольем жизни в гостинице. В газете были напечатаны известия из его родной колонии. И когда он увидел слова "Уильямсберг. Виргиния, 7 июня", его глаза вдруг затуманились. Он только что получил нисьма с этой же июньской почтой, но его мать не упомянула про то, как "многие виднейшие землевладельцы колонии встали под команду высокородного Пейтона Рандольфа, эсквайра, чтобы отправиться на выручку своим угнетенным соотечественникам и отмстить за жестокости, творимые французами и их союзниками-дикарями. Им присвоена военная форма: одноцветный синий мундир, нанковый коричневый камзол и панталоны и простые шляпы. Каждый вооружен легким кремневым ружьем, пистолетами и саблей".

— Ах, почему мы не там, не с ними, Гамбо! — вскричал Гарри.

— Да, почему мы не там! — возопил Гамбо.

— Почему я тут таскаюсь за дамскими шлейфами! — продолжал виргинец.

— По-моему, мистер Гарри, таскаться за дамскими шлейфами очень приятно! — заметил материалист Гамбо, который ничуть не огорчился, когда его господин прочел и другую весть с их родины: виргинское судно "Красотка Салли" было захвачено у входа в порт французским капером.

Затем он узнал из газеты, что в гостинице "Бык", в нижнем конце Хаттон-Гарденс, будут продаваться лучшая кобыла во всей Англии и пара весьма породистых гнедых иноходцев. Гарри решил взглянуть на этих лошадей и поспешил узнать дорогу к "Быку". Он тут же купил пару породистых гнедых иноходцев и заплатил за них, не торгуясь. Он никому не рассказывал о том, что еще делал в тот день, боясь показаться провинциалом, однако есть основания полагать, что он нанял экипаж и отправился в Вестминстерское аббатство, а оттуда велел везти себя в Тауэр, затем на выставку восковых фигур миссис Солмен, а затем в Хайд-парк и к Кенсингтонскому дворцу. Затем он решил ехать на биржу, но по дороге увидел Ковент-Гарден и приказал свернуть к гостинице, где заставил умолкнуть возницу, принявшегося было перечислять все места, куда они заезжали, бросив ему гинею.

Оказалось, что в его отсутствие заходил мистер Дрейпер и сказал, что зайдет еще раз, однако мистер Уорингтон, прекрасно пообедав наедине с самим собой, поспешил еще раз посетить Мэрибон-Гарденс с тем же благородным спутником.

Когда он вышел из гостиницы на следующее утро, колокола Святого Павла в Ковент-Гардене звонили к обедне и напомнили ему о том, что в этот день его друг Сэмпсон должен был прочесть свою проповедь. Гарри улыбнулся. Он уже начал оценивать проповеди мистера Сэмпсона справедливо и по достоинству.