4 октября. В "Сов. культуре" - статья-письмо "Кто украл в* нарь гласности"?" - Бегун и Бовш украли… Защита Адамовича и Шагала. Подписи: Алексиевич, Быков, Козько, Рязанов, Кислик, Тарас.

24 октября. Ярмарка. Мешок картошки, тащил его, а потом дома не мог сдвинуть с места – как же я его дотащил?

1 ноября. Приехал Казимировский, он теперь в Иркутске, ставит "Сашку" Кондратьева. Рассказывал, что был на встрече с Астафьевым и пришел в ужас от его высказываний, от его взглядов: "Кто написал "Песню о Родине"? Дунаевский. А кто пел? Эйзен. А что это за песня такая-растакая…". Астафьев не знаком с руководством "Памяти", но поддерживает, и "если бы сам не слышал, - сказал Казимировский, - не поверил бы, что такое может говорить писатель Астафьев…"

16 ноября. "Политсобеседник"-5 - снова о Шагале. Письма читателей - почти все в поддержку Бегуна, только два-три - против. Валентин Тарас: ему стыдно за город, за республику, за журнал, который обливает грязью великого мастера политическими инсинуациями. А потом письмо-статья, которая должна якобы поставить все точки над "і", показывая, что Шагал "не наш" и "нам он не нужен". Подписи: художник М. Савицкий, философ М. Бовш, театровед В. Нефед и историк А. Малашко…

18 ноября. Время гласности - правды глас о сегодняшнем и о былом. Но с дубиною в поздний час снова чья-то тень за углом…

19 ноября. В пединституте на филфаке начался областной праздник поэзии. Конечно, он был не подготовлен, потому что должен был заниматься Салтук, а какой он организатор. Нервничали Попкович и Конопелько. Звонили все утро мне. Я сказал, что надо праздник посвятить Владимиру Короткевичу, через неделю его день рождения, и каждый год в такие ноябрьские дни проводить праздники поэзии, по возможности объединяясь с оршанцами. Все со мной согласились. Не успел вечер начаться - Салтук мелькнул и сразу сбежал. И слава Богу! Он не был нам нужен. Все стало на свои рельсы. И первый вечер праздника поэзии прошел. Вел. Сказал слово о Короткевиче. Выступали Конопелько, Попкович, Камейша, смоляне Мишин и Простаков.

20 ноября. Полоцк. Софийский собор, где я уже давно не был. Колхоз им. Сильницкого. Открытие музея. Вечер, читал "Как странно, стоя у плиты", "Проклятая коварная старуха", "Порт Дудинка". По дороге в рафике рассматривали альбом Шагала, который младший Наумчик вез Володе Орлову. Попкович расказал: в институте была встреча с Наумчиком-старшим, а когда на вопрос о Шагале он начал высказывать "партийную" точку зрения, зал шумел и свистел. Обл. газета по его команде перепечатала статью из "Полит. собеседника". А в "Немане" большая статья о витебской художественной школе, репродукции: Пэн, Малевич, Шагал.

21 ноября. В "Лит. России" - почти полоса - стихи Шагала в переводе Льва Беринского, выходит книжка.

22 ноября. Зимний день. Уже снег. Укрывал деревца от зайцев - обвязал грушку и две яблоньки. Как хорошо, что можно пройтись на дачу!

23 ноября. По рассказам, на прошлой неделе в мединституте выступал Григорьев. Был вопрос о Шагале. И не знаю, в каком связи и с чем он сказал, что "позиция Симановича непоследовательна". Это моя-то непоследовательна?

26 ноября. День Короткевича. И надо быть в Орше, а в Витебске я его уже отметил. А в будущем году - думать и готовить заранее.

22 декабря. По теле: Вознесенский - "Мысли вслух": о Пастернаке, о Шагале, о том, что в Витебске даже нет мемориальной доски, вспомнил о работе Гвоздикова, о букете васильков, который ему принесли жители Витебска, читал "Васильки Шагала". И кадры: годовщина Октября в Витебске, которые я переслал в Москву.

28 декабря. Рассказ Миши Шмерлинга: недавно на семинаре секретарей партийных организаций Наумчик-старший, повторяя то, что написано в "Полит. собеседнике" о Шагале, добавил: когда в Витебск приезжал Вознесенский, его сопровождали сионисты… Если это так, то его сын - сионист, ведь рядом с Вознесенским были Кузьменко, Даниленко, Сережа Наумчик, Миша и я…


1988


1 января. Напечатал первые страницы "Дневника Шагаловского нода"… Пошел на почту забирать "Огонек", а принес… "Витебский вокзал" с рецензией Кохановского, что-то хвалит, что-то поругивает, но нет издательского заключения, как будто они не знают, что с этой рукописью делать: и издавать нет желания, и отказаться жалко. А может, это отказ-возврат? Отнесся спокойно. Ведь у этой рукописи уже своя история и будет своя судьба. Мои эссе, зарисовки, даже дневниковые записи, может, когда-нибудь станут книгой. Но пока, видно, я поторопился посылать рукопись… Был с Аеной и Юрой. Подарил им подписку на Ключевского.

2 января. Маме исполнилось бы девяносто… Где-то выступал Бовш, говорил, что ничего к Шагалу не имеет, но почему музеи ему, а не Репину. Он не знает, что есть Здравнево! Из "Советиш Геймланд" прислали "Букварь" (идишский) - хороший новогодний подарочек.

7 января. Как будто и кончился Шагаловский год. А все продолжается. Хотел в "Новостях" показать каталог, а услышал: "Не надо… нас не поймут"… На радио подготовили старое интервью Азгура (ему 80): "Упоминание о Шагале - убрать", хотя он говорит, что не принимает творчество Шагала, понимая, что оно имеет право на существование, о Шагале и Пикассо, что они "больше нравятся людям с больным воображением…"

11 января. Днем - в "В. р." встреча Григорьева с журналистами. Слушал около трех часов. "Вот Вознесенский, которого я уважаю, выступает по телевидению и в "Известиях", но то, что он говорит о Симонове, политически неверно, "ЛГ" даже не вспомнила о дне рождения, а в Могилеве вспомнили". "Вознесенский говорит, что есть дом Шагала, но дом построен в 25-м году, а Шагал уехал в 21-м. А где музей открыть, где повесить мемориальную доску?" "Я просил Захарова: "Дайте нам хоть одну картину Шагала". Я и о Репине написал, чтоб дали… но отвечают: "Берите репродукции"… "А мы ведь на выставке "В краю голубых озер" выставили скульптурный портрет Шагала. Надо все давать сбалансированно…" "Ну, сделаем и музее отдел Шагала и Короткевича в литмузее. Ну и скажите об этом и центральной печати". Все его выступление, хоть и было противоречиво, но уже смягчено или, как он сам выразился, сбалансированно…

18 января. Закончил (около сотни страниц) "Днениик Шагаловского года". Ввел и строки разных поэтов - от злых стихов Кошеля ("пустые глаза") до Бородулина и Панченко в моих переводах. Итак, еще одна рукопись - в стол!

21 января. Собрание отделения. Приехали Колодежный и Воронович, пришли Ламан, Бележенко, Попкович… О колхозной премии Сауличу за пьесу.

27 января. С Попковичем (с нами Франц Сивко) выступаем в Лиозно: льнозавод, лесхоз, молокозавод… Накупил газет: в "В. р." мои "Стихи разных лет", то, что никогда не печаталось.

13 февраля. В "Сов. культ." Евтушенко: "Витебское культурное начальство все еще никак не может признать всемирно признанного Шагала".

17 февраля. Позвонил, поприветствовал Володю Орлова: в "ЛГ" его "Когда краснеет Клио". Он: "Только Вы всегда помните и откликаетесь".

19 февраля. Володя Попкович принес переводы моих стихов для альманаха. Хорошо, но что-то надо переделать самому. "Колесо Истории вращается" - у него: "Кніга дзён бясконцая rapтаецца". Мой вариант: "Кола дзён - Гісторыя спяшаецца".

21 февраля. Читаю в "Октябре"-1 Гроссмана - "Жизнь и судьба". Это самое художественное и глубокое из всего, что читал за последнее время.

24 февраля. В библиотеке им. Горького - почти три часа, с 18 до 21: стихи, много, разговор, ответы на вопросы.

1 марта. В обкоме. Собирали тех, кто подписал письмо о создании музея художественной школы.

2 марта. Утром стояли с Сережей Наумчиком возле "Спартака", подошел Григорьев - и простояли втроем больше получаса. Он произнес речь об экономике, информации, алкоголизме и борьбе с ним. Предлагал: почему бы нам не прийти к нему, посмотреть, кого принимает, как разговаривает с людьми, как относился к нуждам культуры, зданиям. "Ну, вот и музей теперь будет"… Какой? А в обкоме вчера назывались конкретные имена - Шагал, Малевич, когда прозвучало имя Кандинского, я поправил, что тот никогда не был в Витебске. Так почему же вдруг остановился и так долго стоял с нами Григорьев, "первое лицо области"?

3 марта. Позвонил в наш Комитет Григорьев, просил, чтобы я пришел к нему в 20.30. Потом снова: извиняется, просит перенести время на 21.30. Он ездил по области, и мы его ждали долго: Сережа Наумчик, директор музея Нина Сулецкая и его помощник Столяров. Сначала с Ниной о музее, о Сикоре, о том, что хотел с нами продолжить вчерашний разговор. Я: о школьных музеях, улице Короткевича, о Геловани, Малевиче (сегодня в "Моск. новостях" как раз статья), о Шагале. Что-то (многое) он поддержал, что-то отвергал, но в целом ко всему прислушивался. Сказал, что "специально позвал тех, от кого очень многое зависит" (так и сказал) и в заключение: "Будоражьте общественное мнение!.." Я подписал ему "Сквозь даль времен" и "Солнечный хмель".

10 марта. В "Советиш Геймланд" - перевод из "ЛГ" "Письма". Бедный Шагал! Вырисовывается такая картинка: он написал на идише, затем я перевел на русский, а теперь перевели снова на идиш. Что осталось от Шагала ?

24 марта. "Сов. культ.": о том, что общественность Витебска призывает создать музей Витебской художественной школы - Малевич, Шагал и др. (в статье И. Чигринова, 22. 3).

26 марта. Быков в "ЛіМе": называет Шагала "славным сыном Витебска", о музее художника, о том, что представители "Памяти" говорят: "пусть не будет ихнего Шагала", о Бегуне: "антисемиты типа скандально-известного Бегуна". Встретил "уже бывшего" Шабанова и совсем не так, как в былые времена, когда цены бы этому не было: "Давид, как дела?" – "Да вот солнце, весна…" – "А что в печати?" - "Да вот статья Быкова… И наконец-то…" - "Нет, Бегун - борец с сионизмом… как Быков может так?" В "Энц. літ. і маст." – 5 т.: о Шагале - "французский художник"

4 апреля. Вчера (4 часа) позировал Явичу. Что уж там получится. А пока столько узнал о нем самом. У него, венгра, медаль "За взятие Будапешта".

5 апреля. С Быковым: о том, что Шеленкова в "Бел. энц." нк победит, что музей художественной школы - это еще полумера, что в "Правде" хорошая статья, не поверил рассказу Вознесенского, что выходят две "Правды" - для страны и для Москвы, я сказал: "Покажу тебе, мне дал Вознесенский – в самом деле в московской есть то, чего нет во всесоюзной…" Два часа у Явича - и я на портрете, словно только что вернулся из Афганистана.

12 апреля. В "Сов. культ.": статья Тараса о дружбе народов и фраза об антисемитизме Бегуна и Федькина.

27 апреля. Рекомендовали в Союз Борщевского, говорили о его хороших переводах (я: о Гете, о "Лесном царе").

20 мая. По рассказам, на лекции в Доме политпросвета говорилось, что Вознесенский и Симанович пытались "насаждать Шагала-сиониста" и что многие евреи не уезжают, потому что у них указание-задание оставаться и подрывать устои здесь".

25 мая. Бородулин: пробил в издательстве книжку-малышку-сувенирку "Поэзия Марка Шагала", основа – подстрочники и переводы Льва Беринского, просит прислать срочно "Письмо" в моем переводе, будет на двух языках, русском и белорусском. Художник Леонид Прагии: не могу ли помочь, прислать хотя бы перечень картин Шагала, репродукции которых должны воитм в книжку.

1 июня. В "В. р." - мое и Арк. Подлипского письмо в редакцию "Купалаўскія мясціны Віцебшчыны" - о памяти. о надо возродить, о Белице и Левках.

18 июня. Возле дома встретил Наумчика-старшего: "Так мы вас ждем в 10 в обкоме…" Я: "Нас никто не звал…" "Ну, я зову, наверное, накладка вышла…" В обкоме: Делец, Гришанович, Бородулин, Законников, Понизник, Блакит, Ипатова, Метлицкий… Рыгор: "А будет музей художественной школы? " Наумчик: "Да, вот в этом здании хотим открыть художественный музей и будет мемориальная комната - Добужинский, Малевич, Шагал. А на здании художественной школы повесим еще к фестивалю мемориальную доску…" Рыгор: "А говорят, что сносят дом Шагала…" Наумчик: "Какой дом?! Еще неизвестно, дом ли это Шагала…" Я: "Сестра Шагала прислала письмо, в котором подтверждает…" Наумчик: "Вот нас уже чуть ли не в антисемитизме обвиняют, а мы создаем мемориал Репина, он тоже, Илья Ефимович, не был славянином…". Мы с Рыгором: "?".. Эту версию: в противоположность Шагалу - Репин, которого "мы любим", уже стало повторять руководство…

23 июня. Минск. Дом радио. Семинар. Доклад директора института философии Бабосова, с которым мы вместе учились в университете. Мой вопрос: как он относится к так называемому "творчеству" Бовша, Бегуна и примыкающего к ним Федькина, к критике их в печати, "я слушал лекцию одного из них - неприкрытый антисемитизм, в сионизме обвиняются все от Шагала до казахского поэта Олжаса Сулейменова, кому было выгодно, чтобы в республике звучали такие лекции, сеющие национальную рознь?". Бабосов отвечал, что обо всем этом надо бы спросить у зав. отделом пропаганды ЦК Павлова, а его личное отношение к ним тоже негативное, что Федькин - старший преподаватель высшей парт. школы (в зале смех и возмущение), он считает, что "это низкий уровень, а не антисемитизм". Потом я с ним разговаривал: "Давай через 33 года поговорим 3 минуты". Он рассказал, как давят, чтобы "спустить на тормозах" завтрашнее обсуждение на секторе Бегуна, что хочет поговорить об этом на высшем уровне, потому что "нам не надо пятен на белорусской нации".

Вечером с Леной у Нины, она после Нью-Йорка. Подарила мне фото - стоит на фоне витража Шагала "Мир" в ООН.

26 июня. В городе древнем, где смешаны разные стили, полдень на ратуше глухо куранты пробили. Может быть, так и во мне все весною смешалось: остервенение, зло, милосердие, жалость. Может быть, так и во мне в этот полдень пробьется время, как вечная песня и вера, как солнце. Так ли, иначе – смешаются будни, как стили… В городе полдень мой грустный куранты пробили…

19 июля. Записывали Ивана Миско, просто потому что его встретил. Он приехал на выставку Счастной. Но конечно, хочет постоять возле своего Репина в Здравневе. Приехал и Сергей Красиков, муж Счастной. Григорьев почему-то держал мою руку в своей и говорил: Лученок ему сказал, что только со мной написал бы песню о Витебске. Вечером – в летнем амфитеатре чествовали строителей, и Фрадкину вручили торжественно ключ, а он сказал слово о любимом городе "которому всем обязан"…

20 июля. С Фрадкиным - полдня на разных выставках. Он говорил о Шагале, Пэне, рассказывал о старых зданиях на Ленинской, бывшей Гоголевской.

21 июля. С Нелей Счастной и Сергеем Красиковым. Ей подарил фото 69-го года - мы с дочками в Коктебеле.

23 июля. Пресс-конференция в "Журавинке". Польские журналисты задают вопросы, спрашивают о Шагале. Присутствуют два "министра культуры" (республики и области), они ничем не могут сказать. И задают вопрос полякам: "А почему Вы не спрашиваете о Репине?" Поляки: "Потому что мы вчера были в Здравневе - и нам с этим все ясно".

2 августа. Еще на прошлой неделе приходили воины-афганцы, пригласили на День памяти. Сегодня на мазуринском кладбище у свежих могил с грузовика читал только что написанные строки: "Он вернулся из Афганистана" и "Из далекой афганской земли". Вечером звонила Козовая - мама одного из погибших, плакала, просила стихи…

6 августа. В последнее время сдавал часто в "Бук" книги, к которым годами не прикасался: это для пополнения семейного бюджета, который "трещит"… Вчера с дачи - ведро огурцов, еле дотащил

11 августа. Во вчерашней "ЛГ" - большая статья Евтушенко, он рассказывает эпизод, связанный с Шагалом. В 1962 году побывал у него в гостях. Художник сказал, что тоскует по родине и хотел бы ей в дар передать свои картины. Он раскрыл альбом и подписал Никите Сергеевичу Хрущеву. Евтушенко не встретиться с Хрущевым, а встретился с его помощником Лебедевым и все передал, о чем просил Шагал. Лебедев принял дар, сказал, что все передаст Хрущеву. Но когда уже прощались, перелистал несколько страниц альбома - и то, что увидел, привело его в шоковое состояние, и со злостью он закричал: "Что вы нам подбросили, Евгений Александрович? Евреи, да еще и легают… Это нам не нужно…"

16 августа. Шел с пачкой газет - встретил Григорьева. Он предложил пройтись… По дороге до обкома он успел произнести, как всегда, свой монолог об административно-командном стиле руководства. "А что же делать? Вот не проследи - и не будет в магазинах широкого ассортимента молочных изделий"… О том, что у него идея: "надо в центре на углу Толстого и Суворова (там мы и постояли) сделать так, чтобы звучали колокола…" Я лишь изредка вставлял свои фразы: "молочные продукты есть лишь по утрам и ассортимент небогат"… "витебские колокола - это стихи…" "Надо нам с вами чаще встречаться и разговаривать…" - сказал, прощаясь у обкома, Григорьев.

24 августа. В Минске. Похороны Виталия Вольского. Стоял в почетном карауле и просто, как другие, и от имени его Нестерки, который живет на витебской сцене.

25 августа. Знакомство с ленинградским писателем Семеном Ласкиным. Его новый роман о художниках, о Витебске, о художественной школе – разговоры в вагоне, вместе ехали…

26 августа. Договорился в обл. библиотеке о конференции по книге Бородулина. Он просил… Об этом же в горкоме. Рыгору оставь только выбрать дату, когда он хочет приехать.

2 сентября. Что творится: трудно подписаться на "ЛГ", "Огонек", "Дружбу народов". Пока только обещания. Ушел на дачу. Красил дом.

4 сентября. Полоцк. Праздник Скорины. 15-й… На площади памятника: Гилевич, Аврамчик, Понизник, Федюкович, Попкович, Ламан, Тумаш и я…

5 сентября. С Подлипским на Семеновском кладбище на могиле Пэна.

7 сентября. Наконец - вся подписка, которую с трудом осуществил. Выписываю "ЛГ" с давних школьных лет. Удалось подписаться и на "Новый мир".

8 сентября. Как весело смотрится светло-зеленый фронтон дома - сам покрасил. Снял тыквы и кабачки, выкопал ведро красной картошки.

16 сентября. В театре на просмотре спектакля "Два часа на сочинение" Миши Шульмана и Арк. Крумера: остро, современно.

5 октября. В обкоме у Наумчика - о музеях. Выступал о литературном музее, пора делать, сколько можно говорить, прочел по памяти (сегодня в "ЛГ") Вознесенского: "О Сталине, Высоцком и Байкале… Гребенщикове и Шагале… писал, пока не разрешали…". "Ну и что будем делать с музеем Шагала?.." Наумчик: "Так нет картин…". Я: "Речь идет о Доме-музее, где можно обойтись пока и без картин".

9 октября. На даче пересадил маленькую елочку кривую, решил ее спасти, и рядом - березку. Пусть растут!..

12 октября. Быков первый подписал письмо в "Сов. культуру", которое я подготовил, сказал только, что наверно, надо поправить фразу "вся жизнь и творчество Шагала связаны с Витебском" (убрать "жизнь")…

13 октября. С Риммой Казаковой на телестудии и по городу. Хорошо пообщались о поэзии и о Шагале.

28 октября. С Вознесенским: "Я подписываю письмо в "Совв культ.", но Адамовича нет, он в Барселоне. Пришлю тебе "Ров" в "Моск. новостях". Быков о книжке стихов Шагала: "где она, почему ты мне не прислал?" - "Но я сам ее не видел" "Когда увидишь - сразу шли".

30 октября. В "Лит. России" - отчет о пленуме Союза писателей РСФСР: Куняев милостиво "разрешает" легализовать то, что связано с еврейской культурой, еврейскими вопросами, Шагала называет "выдающийся еврейский художник".

31 октября. В мастерской у Ивана Казака: Пушкин. Стоит, словно только что вышел из своей кочевой кибитки в Витебске. Говорили о том, что написать, какую дать информацию, и о том, когда открыть памятник (памятный знак), лучше всего – на Пушкинском празднике в июне. Иван сказал, что "на Пушкина" вдохновила моя "Подорожная".

4 ноября. На студии конкурс "Мисс студия". А я ушел на выставку "Квадрата". Десять художников-квадратовцев во главе с Сашей Малеем. Я прочел только что написанное "Я - из Витебска", в котором строки о Репине, Пэне, Шагале, Малевиче. И закончил: "Я - из Витебска, чей портрет ярко вписан в картину лет. И художники новых дней свято помнят учителей".

12 ноября. В "ЛіМе" моя статья "Ці дайшла да Віцебска перабудова?" В ней о многом, и о Шагале тоже…

15 ноября. С. Наумчик: "Ну мы с вами на коне". Я: "Пока еще на ослике и верблюде". "Что вы, ваша статья вчера наделаем шуму в обкоме, одно название чего стоит "Дошла ли до Витебска перестройка?".

21 ноября. Звонила Сулецкая. У нее Григорьев спрашивал, как она относится к моей статье, она ответила: "Положительно". "А я отрицательно" - сказал Григорьев, называл "ЛіМ" "бульварным листком"… а меня "экстремистом". Просил передать его мнение мне. Он уезжает в Польшу. А почему просил Сулецкую?..

24 ноября. Встреча с Григорьевым в "В. р.". Думал, идя туда, что он, конечно, о моей статье не промолчит. Но что такое будет… Он поговорил об АЭС (30 мин. ), а потом 40 минут громил меня и мою статью. Чего только в его речи не было: "экстремистские действия Симановича", "партия найдет силы встать на вашем пути" "вбиваете клин между партией и интеллигенцией", "между интеллигенцией и рабочим классом", "я от имени народа", "от имени партии", "я как коммунист", "то, что предлагаете вы - это антиперестройка". Я сидел, пригнувшись, и все записывал. Стояла гробовая тишина. А он развешивал политические ярлыки. В каком-то месте я воспользовался паузой, встал и произнес речь, каких не произносил никогда и уже, наверно, не произнесу. "Я не отказываюсь ни от одного слова и вспоминаю, как ыы обрушились на меня, когда я заговорил на пресс-конференции о памяти великого художника, о музее Шагала, это было полтора года назад, а теперь вы уже говорите о нем в других тонах"… "Так будет и с этой статьей…" "Мне бояться нечего, я делаю (и уже сделал) дело честно и открыто, мое дело со мной, а вас ждут перемены…" Обо всем, что наболело, я говорил остро, без оглядки. Все сидели опустив головы, поднимали их и с ужасом поглядывали на меня, особенно, когда я что-то напророчил, что "бояться надо тем, под кем уже шатаются кресла, и они слетят с них, если не поймут, что наступило новое время". Я сел. И наступила томительная пауза. Все ждали, как будет реагировать Григорьев. А он вдруг, нарушая паузу, сказал: "Я думаю, что должен принести товарищу Симановичу свои извинения. Я, возможно, немного погорячился…" Конечно, ни аудитория, ни я такого поворота не ожидали. И я сказал: "Принимаю ваши извинения". Потом было выступление Boлоди Попковича: "Гэта чэсны артыкул, мне няёмка выступаць, бо Д. С. - мой сябра. І ўсё ж я паўтару: такі артыкул сёння вельмі патрэбны і добра, што ён надрукаваны…" По просьбе Григорьева я остался вместе с двумя Наумчиками, старшим и младшим. Он говорил о Шагале и Бог знает о чем. А когда иссяк его пыл, я сказал: "Вы сами весной пожелали мне "будоражить общественное мнение…". Я выполнил ваш наказ"… Он улыбнулся. Я подарил ему книжку Каменского о Шагале, и мы распрощались.

25 ноября. Вечером приехал Рыгор. Посидели у нас. Его "чекушку" распили с Ремом, он пил водичку… Рассказал, как Соколов, первый секретарь ЦК, пригласил и "стращал" всех приглашенных похлеще, чем Григорьев…

26 ноября. В пединституте. Вёл, выступал, сказал, что сегодня день рождения Короткевича, поздравил всех и пригласил в театр. Потом выступали Рыгор и Рем. Вечером - в театре. Вечерина началась поздно, после спектакля, в 22 часа. Выступали мы, все вместе с Натальей Семеновной Кучковской, которая cпециально приехала. Актеры-коласовцы подготовили хорошую композицию по стихам Короткевича. Бородулин сказал слово оИ нем. Я – воспоминания (пересказал) и прочел письмо 58-го года, очень хорошо приняли, а когда вдруг погас свет, я три минуты продолжал "светить во тьме", как заметил Рыгор. Так уже в третий раз мы отмечаем в Витебске и Орше день рождения Короткевича.

27 ноября. Рыгор - еще одну надпись на книжке из библиотеки "Вожыка" - "Бервенізацыя": "У Сімановіча Давіда ўсё жыццё – тэлекарыда, прэ на чырвонае святло. Вянок цярновы на чало Давід ахвотна прымярае, сябе на смеласць правярае!"

6 декабря. На собрании отделения с Попковичем (поддержали Воронович и Жерносек) остро критиковали Салтука, хоть он превратил разговор в обыкновенную свару, я даже сказал, что он плохой руководитель, а он в конце сдался и поблагодарил нас за откровенность и критику.

9 декабря. Приехал Тимур Гайдар. С ним - в городе и на телестудии. Подписал мне плюс для Ульской школы и литмузея (по моей просьбе) свою, только что вышедшую книжку. Рассказал ему о Гайдаре в моей жизни, о местах на Витебщине, связанных с его именем, и подарил "Сквозь даль времен".


1989


2 января. Морозик - 18. Опустил крылышки на "уши мои дорогие", подмороженные когда-то в Крынках. На студии - запись о книжке Вл. Попковича - он и Сергей Рублевский.

9 января. С Юдовиным: он не знает, что делать с кружком по изучению еврейского языка и культуры, набросали маленький план занятий, я позвонил в "Советиш Геймланд", обещали прислать программу. А с Юдовиным решили, что пока надо провести первое организационное занятие, он - руководитель, прекрасно знает идиш.

11 января. Приходил Юдовин. Ему в прошлом году исполнилось 80, но бодр. В детстве и юности пахал землю в Бешенковичах, учился на рабфаке, военврач в годы войны. Договаривается (я ему помогаю) на два занятия кружка в неделю во Дворце. "Нужна реклама, - сказал Лев Исаакович, - просят 25 р." Позвонил в газету – и договорился, потом продиктовал информацию Юдовину, а он ее передиктовал в газету.

12 января. В Смоленске. Мы в гостях в отделении Союза писателей. Хоть на столе были торт и чай, чувствовались соль и перец взаимоотношений: Семенова и Смирнов - с одной стороны, Пашков-Мишин - с другой. Выступали вместе со смолянами в областной библиотеке.

13 января. 13 как 13. Возле Дома актера ждали, пока все соберутся для поездки в Загорье. Я ходил рядом, общался со смолянами. И вдруг обнаружил, что автобус исчез, понял, что меня просто "предали", а ведь это я договорился о поездке в Загорье и остался… в Смоленске. Потом Салтук что-то лепетал, полуизвиняясь.

17 января. В "В. р." - информация "Изучают идиш"… И репортаж о поездке в Смоленск: моей фамилии нет. "Может, ты не ездил? – спросила Эм. - А где же ты был?"

19 января. Утром после большого перерыва опять встретил Григорьева. Я ему в ответ на вопрос о новостях: сегодня первое занятие кружка по изучению еврейского языка и культуры, а н следующей неделе передача по изучению белорусского языка. Вместе с Юдовиным - во Дворце. Собрались те, кто хочет заниматься в кружке. Я сказал несколько слов, прочел о еврейском языке "Птица вскрикнула", потом о Юдовине, что он будет руководить и вести кружок, даже предложил, чтобы было демократично, проголосовать, все, конечно, уважают его и были "за". Юдовин сразу "взял быка за рога" и объявил, в какой аудитории кружок будет собираться. И все пошли за ним на второй этаж. Было (посчитал) 55 человек.

23 января. В обкоме. Выступал на совещании по межнациональным отношениям: о белорусском языке, курсах, о еврейском языке и культуре – кружок, объединение, о пропаганде, которая "сеет смуту" по национальным вопросам, о создании общества, интернациональной дружбе, цитировал Ленина… Вместе с Юдовиным о возрождении синагоги - и Григорьев Федорчуку о стройматериалах, о помощи. Вспомнилось очень давнее: мне года три, и папа взял меня в синагогу. В "Еврейской энциклопедии" есть фото: красивое деревянное здание, которое по команде сверху наровлянское начальство разрушило в 1936…

25 января. На выставке Вл. Базана - 54 фото - Армения, трагедия. Сказал слово и прочел "Дождь прошел - и радуга-веселка из Севана пьет…"

Вчера Юдовин жаловался, что мала комната, а собирается на кружок много народу. Договорился: можно в зале ГДК. Передача "Тема", вел Попкович: о белорусском языке. В передаче участвовали Вал. Орлов, Конопелько, Рублевский, Ламан, учителя. Много было вопросов и высказываний телезрителей, от "Давно пора говорить и делать для белорусского языка и культуры" до "Зачем нам это нужно, не позволим калечить детей"…

26 января. Начал по тезисам писать статью о межнациональных отношениях. С Бородулиным: я ему о том, что пединститут его выдвинул на Госпремию, а он мне - о том, что скоро появится шагаловская книжка-сувенирка. Из обкома звонок: хотели посмотреть передачу "Тема", а она была в прямом эфире - поминай как звали.

30 января. Печатал для обкома (попросили) вопросы из передачи "Тема". Слушал Явича о братьях-художниках Даркевичах, Христофоре и Петре, о репрессиях. Явич принес подарок - мой портрет, который висел на выставке. Ходил с ним к зданию художественной школы, где на стене были фрески - два портрета Даркевичей.

31 января. На берегу Двины записывали Алеся Аркуша из Новополоцка, он подписал мне свою первую книжку. Записали и Подлипского - у него вышла книжка "Белоруссия на почтовых марках".

7 февраля. Новополоцк. Книги: 2 тома Соловьева – почему столько лет его надо было от нас скрывать? В гостинице читал "Оправдание добра".

9 февраля. На новополоцкую "Двину" набрали всего понемногу: Гальперович, Жерносек, Аркуш, песни Л. Касьяновой, в библиотеке им. Маяковского как раз лекция приехавшего Володи Орлова. В "Сов. культ." статья "Что сказал "А" и что сказал "Б". Наконец серьезный аргументированный удар по Бегуну. Позвонил Быкову. Василь сказал, что в новом "Полит, собеседнике" мишенью выбран Арк. Рудерман с его фильмами.

12 февраля. Наконец сел и прочел быковскую "Облаву", а то уже стыдно - звоню ему, разговариваю и ни слова о повести. Сразу позвонил ему. А повесть сильная.

15 февраля. В "В. р." – моя статья "Интернационализм сегодня и всегда". Наши были в горкоме: Григорьев передал привет и сказал, что "статья прекрасная, проблемная" и "надо будет по ней принять специальное постановление". Среди многого другого я предлагаю: убрать в названиях имя Жданова.

4 марта. Дни белорусской литературы. Встреча в новом Дворце – Гилевич, Зуенок, Понизник, Ипатова. Я читал новые стихи. Григорьев после разговоров со мной и вчера и сегодня защищал Быкова. Со мной просто дружественен…

18 марта. Лена: об отъезде. Трудно это представить, но надо. Федор Жичка - письмо: он мой редактор, а по плану "Сентябри" в апреле должны уйти в набор, что я хочу добавить, что снять. Вчера на президиуме утверждено еврейское общество.

27 марта. Минск. Издательство. С Жичкой все решили. В "ЛіМе": оставил "Фрески на старой стене" о Даркевичах. В газетах "Страсти по Пушкину": студент Алесь Пушкин вышел на улицы с перечеркнутым на плакате белым флагом и с надписью "За Беларусь без жидов и коммунистов"… Выступил на секции поэзии.

29 марта. Приехала из Москвы и звонила Саша Шатских: домах, в которых жил Шагал, адреса надо уточнять, в "Искусстве"-1 - ее статья: когда и где родился художник – 6 июля в Витебске - так она утверждает…

6 апреля. Лужеснянский сельхозтехникум. Целый час читал, говорил, отвечал на записки.

12 апреля. Рекомендовали в Союз Гальперовича и Борейшу. О Науме я сказал слово. Встретил Лёню Винокурова: он писал об автобазе, там на собрании читали доклад, в котором было и обо мне: оскорбительно как о еврее, отчество с подчеркнутым ударением чуть ли не превращено в фамилию - Гиршович, чтобы подчеркнуть нац.принадлежность, сказано, что поддерживаю "враждебные силы", подпеваю Быкову и Адамовичу, которые поют с чужого голоса". Вот так теперь в каждой бане на собранье это будут говорить.

13 апреля. С Григорьевым: сказал ему, что готов подать в суд за оскорбление национального достоинства и клевету. Он: "Ну вас мы знаем, как активного гражданина города, я сейчас приду и займусь, я это прекращу…" Водил его к фрескам. Он рассказал о договоренности с Медведевым: о выставке одной картины Шагала в Витебске. "Свежо предание" - кто даст картину? А Григорьев: "Надо создать музей одной картины". "Что вы, - сказал я, - хоть бы на временную выставку дали, но это мало вероятно". Он даже обиделся: "Но ведь это я говорю и добьюсь".

17 апреля. Брожу по Смоленску. Книжные магазины. А уже переполнен дипломат книгами из Лиозно и Рудни. В отделении Союза с Виктором Смирновым. У них в разгаре "гражданская война". Сказал ему, что помню и поездку в его Киселевку и одновременно с симпатией прежней отношусь к его "врагам" Каткову и Мишину. И не понимаю, что они тут не могут поделить. Власть? Но есть одна власть - Поэзия!..

23 апреля. Ярмарка. Стоял за колбасой. В "Неделе" - доклад Хрущева на XX съезде. Вспомнил, как в Крынках позвал меня председатель сельсовета Слижиков, посадил в своем кабинетике и оставил с докладом, чтобы я, беспартийный, познакомился.

25 апреля. На фотовыставке Миши Шмерлинга. Говорил о профессионализме, сплаве документальности и художественности, читал стихи "Старенькие киноленты".

3 мая. Опять рассказывают, что меня на разных собраниях клеймят – может, и в самом деле подать в суд?

10 мая. Спрашивают: сколько заказывать экземпляров "Сентябрей". Один магазин "Светоч" заказал 1000.

18 мая. Приезд смолян. Был с ними. Повозил их по городу, потом на выставке художников-смолян, потом на студию - прямой эфир: Смирнов, Семенова, Мишин, Демченко, Голешов из Рудни. Вел вечер в областной библиотеке.

20 мая. Рано на вокзале: проездом из Наровли в Лёгцы Лёня. Рассказал, что был митинг - наровлянцы требуют эвакуации людей с детьми до 7 лет и "считать всем там живущим "в зоне" один день за два…"

4 июня. После выступлений в Молодечно (с Виктором Трихманенко) - Минск. В пустой квартире Нины все сидят на вещах перед дальней дорогой в Нью-Йорк… Надолго, а может, навсегда расстаемся.

9 июня. В обкоме обсуждали письмо Лихачева в ЦК Е. Е. Соколову о музее Шагала в Витебске, решили создать общий музей витебской школы. Приезжают японцы снимать фильм о Шагале. Мне поручили быть с ними.

17 июня. День в Перебродье. Съемки фильма: хористы на озере, на поляне, стоят, сидят, бродят. Но главное – поют. Озерная рыбка, драники, водка.

20 июня. Приехали пока "на разведку" два японца. Ищут скрипача "с еврейскими признаками" и кого-то на роль Беллы.

28 июня. Открытие мемориального знака, посвященного Петрусю Бровке. Мое выступление-воспоминание. Партаппарат впервые был в стороне. А выступали Лапинский, Чергинец, Салтук и я.

30 июня. С Попковичем и Ламаном через Шумилино (книжный) и Полоцк (обед) - в Верхнедвинск. В 17 - вечер. Три латыша, два псковича, из Минска Дашкевич.

5 июля. Приехал из Полоцка Ник. Петренко, автор многих песен, из которых все знают только знаменитые "Рушники". Записывали его, а я с ним посидел отдельно.

5 августа. Шел через лес с дачи – нес большой букет гладиолусов, сам вырастил. Читал себе свои "экологические" стихи: "За городом негромкая Лучеса", "Виднелся в сумерках завод", "Уже небеса и воды".

10 августа. С Григорьевым: о Пушкинском памятнике, о Шагале, о еврейском обществе, о Попковиче (квартира).

11 августа. На Семеновском кладбище. Скромный памятями надпись: "Ю. М. Пэн - заслуженный художник, 1854-1937". Заброшенная могила.

2 сентября. Вчера на могиле Пэна посадил с моими (Валя, Тася, Лора) цветы. У Мейтиных: чтобы были готовы встретить японских кинематографистов. А сегодня - уже с японцами. В Доме культуры из "витебских красавиц" выбрали на роль Беллы Люду Кореневскую, на музу Шагала совсем не похожую. Еврейские мелодии будет играть скрипач Лёня Богорад. Ездили к Пэну.

3 сентября. С японцами у Мейтиных. Рая сделала еврейский обед, фиш, цымес, тэйгелах. Съемки: Белла (Люда) у окна, на подоконнике - керосиновая лампа. Мои рассказы японцам.

5 сентября. Кто бы мог представить совсем недавно это: 20 минут передача - и все разговоры о Шагале. Конечно, многое инсценировано в фильме очень наивно. Пришли на вокзал. По расписанию нашел два поезда, которые расходятся в разные стороны. Марк уезжает (его не видно), Белла провожает - ее снимают. У вагона. Говорю: "Но поезда были не такими". Японцы: "А для нас это и есть вчерашний день, устаревшие вагоны".

8 сентября. Тут, где сливаются Витьба с Двиной, Пушкинский мост поднялся над волной - в линиях четких, строг и красив, прошлое с будущим соединив… Тучи плывут, словно время плывет ~ белых снежинок и дней хоровод. И на просторе придвинской земли пушкинский профиль мелькает вдали…

Ровно в 17 стоял у микрофона. Говорил о Пушкинских дорогах, подорожной, улице, мосте. С Лапинским и Казаком (и подскочил Салтук незваный) сняли покрывало. Конопелько – Пушкин на белорусском, Попкович – перевод "Окна", Ягодницкий – о работе с Казаком, Шмаков - "Памятник", романсы (специально притащили рояль) – Ольга Даренских и Тамара Дадеркина, камерный хор Марка Миротина, бальный танец. И я еще в заключение - о "Дубровском", "Полтаве", "Истории Петра" и прочел "За годом год". Кажется, все получилось. Но многим не понравилось, что маленький Пушкин, не поняли, что это памятный знак поэта, и вовсе не нужна монументальность.

9 сентября. В театре в почетном карауле у гроба народного артиста Труса, с которым мы часто разговаривали о драматургии и спектаклях.

12 сентября. Бородулин: есть сигнальный шагаловской книжечки, "высылаю тебе". Он договорился в переизданиях, что к юбилею выйдет мое "Избранное". Все это Рыгор выпалил единым духом, довольно нежно.

13 сентября. С Григорьевым вместе подошли к Пушкину (в день открытия он был в отъезде): сожалеет, что Пушкин такой маленький, он "еще меньше ростом, чем я, а я же на каблуках туфли ношу… пусть Казак делает Короткевича крупно, как Колас в Минске, даже с его героями".

23 сентября. Праздник поэзии в Ушачах. Разделились наш группы. Я с Вертинским и Законниковым поехали в Глыбочку. Выступили в совхозе, потом хорошо посидели с родителями Сергея. Там и ночевали "на верхотуре".

24 сентября. Ночью переводили стрелки. Встали - туман. Выпили по холодной рюмке водки, набрали яблок из законниковского сада - и снова в Ушачи. Там выступали на площади. У дома Бородулина, уже обложенного кирпичом. А вчера заезжали к дому Бровки в Путилковичи, и я подарил два фото.

28 сентября. Перекапывал картофельное поле. Много земляники - и какой аромат.

26 октября. Мой текст плаката: "Каб зямлю не пакінула квецень, каб жыцця красавалі сады, дапаможам чарнобыльскім дзецям, тым, хто трапіў у зону бяды!"

4 ноября. В книжном путем обмена, за так называемые "баллы" у меня в руках Библия!

6 ноября. В журнале "Слово" - записки Арона Симановича о Распутине.

7 ноября. По теле "Комиссар" Аскольдова, который долго продержали под спудом. В "Дружбе народов" – "Христианство и антисемитизм" Бердяева.

9 ноября. Рыгор переслал с Вальдемаром Калининым шагаловскую сувенирку "Марк Шагал. Паэзія" - на двух языках. Мой перевод "Письма" и бородулинский с моего на белорусский. Бородулин: "Быков увез в Париж два шагаловских экземпляра, один - Синявскому, второй - Заборову".

20 ноября. Умер в Сочи Володя Хазанский. Его привезли в цинковом гробу. Сегодня - похороны. И мое слово прощальное: "Памяти друга искал я слова. Но шелестели они, как листва, падали и увядали. Друг мой, как мало сказать я могу. Скрыли тебя на чужом берегу темные вечные дали. Был нерушим нашей дружбы союз. Что же я снова виною казнюсь, слушая грустные речи? Нас разлучили земные пути. Друг мой, за все меня в жизни прости, хоть мне и каяться не в чем… Как говорил ты с республикой всей каждой строкой комсомольских статей - и молодежь понимала. Ты добротою людей привечал, были близки тебе Пэн и Шагал, Пушкин и Янка Купала. Если бросал тебе антисемит вслед оскорбительно-грязное "жид", гневен ты был и печален. Ведь по душе и по сути своей был ты средь разноплеменных людей интернационален…"

25 ноября. Левки. Барань. Орша. Завтра день рождения Короткевича. И мы на вечере - Наталья Семеновна, Бородулин и я опять, как и в прошлом году, выступаем втроем, а еще сокурсники Володи и номера самодеятельности - его стихи и песни.

1 декабря. Создавали суполку белорусского языка, записалось три человека. Приходили ребята из еврейского общества: что-то у них тоже не получается. Говорю: "У всех все получится - и у белорусов, и у евреев!".

4 декабря. Попкович: "Никто не хочет создавать суполки, вообще никто ничего не хочет". Включаю в "Двину" его выступление о белорусском обществе. Но Володя высказывается резко: "Другие общества не нужны". "А еврейские?" - спрашиваю. "Еврейскне нужны! - говорит Володя, - евреев и белорусов всегда преследовали…"

Скоро выборы в отделении. Говорю Володе, чтобы он согласился занять "этот пост", оставаясь на работе на полной ставке. Но как тогда быть с нашим лозунгом: "на кресла не претендуем?.."

б декабря. Долгое сидение на заседании Рады. Разговор о преподавании белорусского языка. Предлагаю ввести постоянную телепередачу. По утрам наши прогулки с Мишей Шм. перед рабочим днем с разговорами обо всем от Шагала до бесконечности.

21 декабря. Вечером - у Наумчика: о том, кто возглавит отделение. Я: "Буду предлагать Попковича", еще о Шагаловском обществе. Кажется, во всем было понимание.

24 декабря. В Музее на Доватора - вечер-концерт, подготовленный еврейским обществом. Рад, что есть какое-то оживление еврейской жизни в Витебске.

29 декабря. Приехали Юра и Лена - все решено: они roтовы уехать. Лена: "Папа, а у тебя не будет неприятностей?" - "Не будет, папа твой ничего уже не боится. Только бы вам хорошо было"…

Чего там на жизнь обижаться - игра эта стоит свеч. Пора ничего не бояться и сердце отвагой зажечь!


1990


4 января. День с Бородулиным (и Галей Шарангович). Утром у Григорьева: о том, что поддерживает возвращение Шагала, и, естественно, увековечение памяти Короткевича. Вот как все поворачивается! Запись на телестудии. Встреча в пединституте.

3 января. С Бородулиным – к памятному знаку, посвященному Бровке. Потом - к Ивану Казаку: в его мастерской смотрели Короткевича и Шагала. И – снова в пединститут. Вел встречу. Все расписывались на "Братэрстве". За два дня было продано 100 экз.

б января. Надо готовить документы, справку о том, что "родители не возражают против отъезда дочери и не имеют к ней никаких материальных претензий". Грустно. Тревожно… А ведь надо будет расстаться с Леной не на неделю, не на месяц, может, на годы…

9 января. "Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем…" (Давид. Псалом 90-5). Принес Пастернака – том 1. Ночью записал: "К иной судьбе и к иному краю на бесконечных путях бытия будет приписана дочь моя, и только горькое "не возражаю" должен безропотно вывести я".

11 января. Приходил Попкович и сказал, что его вчера выдвинули кандидатом в горсовет, а меня (по указанию и совету Григорьева) будут выдвигать в областной". Я сказал, что согласия не дам, откажусь.

12 января. В выставочном зале на Доватора - обсуждение макетов литературноно музея и музея Репина в Здравневе. Телеграмма из Смоленска: приглашают на 90-летие Исаковского…

14 января. С Рывкиным. Я: "Не представляю себя и своей жизни нигде, кроме Витебска…". Он: "Я и так слепой, буду еще глухонемой". И все же он себя больше, чем я, видит где-то…

Однажды вспомню на исходе дня и не смогу по-прежнему решить: я выбрал Витебск или он меня… Но по-другому не сумел бы жить…

17 января. Смоленск. С Попковичем. Дарим "Братэрства", говорим о добрососедских связях. А представители России уже начали "свои речи": "Москва должна быть только русской столицей", "такие, как Розов – не русские…".

Разъехались по своим маршрутам. Я с Виктором Боковым, с которым мы были "шапочно" знакомы по давним "домотворческим" временам. С нами Виктор Смирнов и Валерий Черкашин из Москвы. Заехали в Загорье. Иван Трифонович и Боков – оба 76-летние. Усадьба. Письма Твардовского Анатолию Тарасенкову Боков читал вслух, а я помогал разбирать почерк. Он писал о том, что отказался от родителей (1. 1. 31), но все равно отношение к нему плохое, и он не знает, что ему делать…

Вечер в Ельне. Я: Исаковский и Беларусь. Боков: читал и пел. А Володя, когда я вернулся, рассказал, что было в областной библиотеке. Юр. Дудин, Вл. Фомичев, ред. "Пульса Тушина" и др. говорили о том, что "на пути русского народа стоит "малый народ" и мешает жить". Когда дали слово Володе, он сказал, что сейчас время консолидации, а не разъединения, что мы приехали на 90-летие Исаковского, а не на политические разборки, которые нам чужды. "Вы как хотите, – сказал мне Володя, - а я оставаться не могу, я уезжаю…" После рассказа Володи я позвонил Мишину и сказал, что завтра утром уедем.

18 января. Как и договорились с Алексеем, выступили вдвоем с Володей в тех.училище, простились только с ним и уехали. У меня хорошее впечатление осталось лишь от встречи и разговоров с Виктором Боковым. Он всю дорогу до Ельни рассказывал мне о Пастернаке, общении с ним, его высказываниях.

20 января. "Ангел над крышами" Марка Шагала в переводе с идиша и с комментариями Льва Беринского.

27 января. Искал меня Федорчук. Рассказал (он только что с сессии), что вчера белорусский язык получил статус государственного, а русский язык - межнационального общения. В газетах ("Чырвонка"): о митинге и забастовке в Наровле, фото.

29 января. С Юдовиным над уточнением моего перевода "Письма" Шагала: он перевел каждое слово с синонимами, что для меня очень важно. У Наумчика: о Музее Шагала и открытии счета при Фонде культуры…

30 января. Звонил Юдовин: о поваленных памятниках на кладбище и о подброшенных письмах - "Жиды пархатые, убирайтесь", подпись: "Белая Русь". Сказал об этом в обкоме горкоме.

31 января. Решение горисполкома о счете на музей Шагала. Из Наровли: "Ищи нам место, переедем".

8 февраля. Вечер Бородулина. Ламан и Мархель - "Блокада". Выступление двух Толь - Конопелько и Емельянова, я читал слово, ему посвященное, на двух языках.

10 февраля. 100-летие Пастернака. У меня уже 2 тома. В юности его не знал.

11 февраля. На телеэкране Григорьев: о том, что происходит в городе, остро о волне антисемитизма и борьбе с этим злом.

21 февраля. Вечер Попковича. Мое стихотворное слово "Годы летят, но подковы редко роняют на дол…" Конопелько, Ламан, студенты.

28 февраля. Съемки на улице Евдокии Лось - завтра день ее рождения. На табличке надпись Е. А. (?) Лось. Стоял высоко на Юрьевой горке, с котопой такой хороший вид открывается…

1 марта. Вечером приехал Рем. Разговариваем. И неожиданно он протягивает мне пакетик, раскрываю - в нем "Сентябри", 14-я моя, семь лет не выходили книжки.

4 марта. Съемки фильма о земляках. Дорога. На БТ у Буравкина. Вечером - у Лены с Юрой. Билеты заказаны на 13 июля.

19 марта. Бородулин, Попкович, Законников - никого не избрали в депутаты. Из всех выдвинутых у нас литераторов прошел только в Новополоцке Борщевский. Наумчик И. прошел, собирал тех, кто содействовал, я тоже был - чай, кофе, сувениры.

24 марта. Тревожные переживания за Лену: Рожина не хочет ее выпускать. Встала на ее пути, создает какие-то комиссии. Угрожает.

30 марта. Рано позвонил мне в гостиницу Бородулин. Втроем (с Леной) обедали в ресторане "Минск". Был в Минске просто, чтобы поддержать Лену, хотя сделать ничего для нее не смог.

1 апреля. В День смеха ни разу не засмеялся. Давит, не дает покоя то, что висит над Леной, а она дорабатывает последние дни по своему заявлению.

5 апреля. На столе стояла ваза с гвоздиками, а возле нее - "Сентябри". Каждый, кто открывал дверь в наш ред. кабинетик, приглашался на чашку чаю-кофе и получал книжку с автографом

11 апреля. Лена отдали трудовую книжку, расчет. Письмо, которое подготовила Рожина против нее, никто не захотел подписать. Идут с Юрой на инструктаж в ОВИР. Под нажимом про-ректора Рожина подписала обходной лист. "Ну и езжай в свой паршивый Израиль" (с ударением на последнем слоге).

14 апреля. Звонил-прощался Зяма: завтра он уезжаей в Израиль. У меня навернулись слезы: друг детства, директор барановичской школы, с которым многое связано.

15 апреля. На базаре пусто: пасха. Но ведро картошки купил - 4 р. Ел крашеные яйца. А еврейскую пасху прозевал, да и мацы не было. Как уже привык, в свободные дни "чищу" библиотеку, сдаю книги.

18 апреля. В 15 собрались в "В. р.", Салтук не пришел. Опять пьет. Взял я власть в свои руки, поговорили, как проведем вечер. Были: Конопелько, Попкович, Бележенко, Мальчевская, Кириллов. Обсудили: каким должен быть альманах "Двина". И пошли в новый дворец. Вечер "У нас в гостях белорусские писатели".

20 апреля. Полдня в пединституте. Две встречи. На первом курсе - биологи и филологи, на третьем - физмат. Подписал 60 "Сентябрей", Володя подписывал "Закаханы вандроўнік".

21 апреля. Приехал Валентин Зорин. С ним у Дома Шагав постояли и посидели. Раиса Мейтина даже поставила бутылку коньяка - не пили, угостила мацой - ели с удовольствием. Зорин оставил запись о Шагале (я давно уже подсунул большую общую тетрадь Мейтиным, чтобы предлагали писать отзывы – и пишут.

22 апреля. Сообщение о заседании Пушкинского комитета в Москве: 6 июня всюду будет праздник. А в Витебске уже есть памятный Пушкинский знак и надо тоже подумать: что сделать, как провести.

25 апреля. На съезде. Встречи, объятия, но не такие жаркие, как в былые годы. Буравкин: предложил резолюцию о "Политсобеседнике", в той части, которая касается белорусского языка. Тарас: добавил по межнациональным отношениям (антисемитизм) и привел в пример № 4 (статья Скобелева). Во всех выступлениях - о Чернобыле. Наверное, так и надо в эти дни. С Быковым: едет в Зап. Берлин, спрашивал о делах витебских. С Буравкиным: уже попрощались, едет представителем Беларуси в ООН. От выдвижения на должность пред. Союза все отказывались, в результате в бюллетене остались Зуенок и Соколов-Воюш. За Зуенка - 270, за Соколова - 47.

29 апреля. С Леной смотрели книги, которые она могла бы забрать-увезти: двухтомник Пастернака, Тютчев, Фет, тома Библиотеки фантастики, которые она когда-то выиграла в розыгрыше. Готов ей отдать хоть полбиблиотеки.

22 мая. Звонил Рыгор: вопрос решен - планируется "Избранное", завтра надо продиктовать аннотацию. Моим редактором будет Наталья Семашкевич, дочка Брыля.

23 мая. В "Светоче" выступал Володя Орлов. Хорошо с ним поговорили.

30 мая. В 13.45 зазвенела в шкафу посуда, чуть-чуть заколебался пол. Это было легкое землетрясение - сколько баллов, я не знаю. С 1 июня цена хлеба возрастает на 300 %…

2 июня. Шел через лес с дачи. И вдруг стало так тоскливо: скоро уедет Лена - и останемся одни, одинокие в этом мире, и кто знает, что будет потом, а внуков нам Бог еще не послал. И навернулись слезы, стер их, когда кто-то рядом просигналил - и подвезли.

8 июня. В горкоме: о Шагале, о Пушкинском празднике в Витебске. Я предложил делать особый витебский: в день, когда проезжал через город - 7 августа.

10 июня. Чашники, потом деревня Тяпино. Доска на здании школы. Камень с доской. Выступали под жгучим солнцем Павлов, Пашков, Попкович, Жигунов, я и Бележенко, который пишет о Тяпинском.

11 июня. Появился из далеких краев Борис Носовский. Сколько песен мы с ним когда-то написали! Остались "Витебские мосты" и "Крынки"… Отнес Скопе репортаж о Тяпинском. Но в номере планируются и мои куски из литературного дневника. "Даже хорошо, - сказал Скопа. - Симановича можно давать дважды в одном номере…"

20 июня. Хорошо было в Здравневе. Берег Двины, пруд, беседка.

26 июня. С израильскими телевизионщиками. Съемки на улице и в Доме Шагала, в старых уголках. Я говорил, отвечал на вопросы, рассказывал кратко историю шагаловских дел, читал стихи "Стол покидает рыба-фиш" и "Прошумело ливней немало. Снимается фильм о евреях в СССР. Я представляю евреев Витебска через борьбу за возвращение Шагала.

8 июля. Брезжат строки (только начало): "Имею честь принадлежать к тому гонимому народу, которого в огонь и в воду всегда пытались затолкать… И он тонул, и он горел, и падал, погибая в гетто… Но выполз я на свет в то лето, - чтоб жить!.."

18 июля. Ночь на ногах. Пулково. Мы и родители Юры - Софья и Михаил. Проводы. Переживания. Таможенный досмотр, но только банку кофе не пропустили. Прощание. И вот уже Лена и Юра за стеклом, которое словно делит мир на капитализм и социализм. Как будет им там, на святой земле? Найдут ли на ней свое место?

7 августа. По моим (и Цявловских!) расчетам: в этот день 1824 года Пушкин проезжал через Витебск. Был у памятного знака. Собрал только своих со студии да несколько подошли. Эту скромную встречу на этом месте надо превратить в настоящий Пушкинский праздник, такой, каким было открытие год назад. Сказал об этом тем, кто собрался. Надо сделать, чтобы это стало традицией в городе.

12 августа. Там ребята ходят в ульпан, изучают иврит. Решил, что надо и мне хоть немного его знать (кажется, его знали и Ленин, и Толстой). Добыл карту Израиля, самоучитель.

16 августа. Выступаем с Попковичем в Орше и Барани.

24 августа. У Федорчука: оказывается, создается группа для поездки по делам шагаловским в Париж. "Если будет валюта, мы и тебя возьмем".

25 августа, Первое большое письмо от Лены. Прошел месяц. Подробно о первых днях, устройстве, квартире.

29 августа. В Орше - подготовка "Двины". В редакции - провел литобъединение. С отделом культуры договорились о съемке фильма, посвященного 60-летию Короткевича.

8 сентября. Второй день в Полоцке на празднике Скорины. Открытие Музея книгонечатанья. Концерт духовной музыки в Софийке.

9 сентября. Еще в Полоцке. С Вертинским: уходит из "ЛіМа", будет в Верх. Совете, Борщевский - тоже. Зуенок: "За что мы платим зарплату Салтуку? Можно обойтись отделению и без такого секретаря",

14 сентября, В выставочном зале у Любы Базан. Мое предложение - готовить выставку, посвященную Шагалу, продиктовал ей 30 пунктов того, что можно сделать. Сказал, что после этого проведем Шагаловские чтения - и они будут первыми в стране. Отовариваю талоны. На днях стоял 40 мин. в очереди за 200 гр. масла. По талонам забрал "Русскую" и "Беловежскую".

15 сентября, На даче. Так жаль мелбу. Уезжая в Полоцк, не снял яблоки. За меня это сделали ребята, которые работали рядом на колхозной картошке. Мелбу "разорвали" почти пополам. Бедная моя яблонька плачет всю ночь, о пощаде моля, сломаны ветки, израненный ствол соком, как кровью, уже изошел. Склеивал ее варом, перебинтовал-перевязал.

22 сентября. Позвали в облисполком (новая часть здания). Проект постановления об увековечении памяти Шагала, вписали все, что я предлагал, плюс о поездке в Париж: Федорчук, Наумчик, Гвоздиков и я… Предложил: принять и постановление об увековечении памяти Короткевича, у Казака в мастерской уж стоит памятник. Забежал в мастерскую к Казаку, сказал, чтоб он был готов: завтра придут из облисполкома…

2 октября. В обл. совете. Отнес записку (большую) о Короткевиче для заседания президиума. Купил французский разговорник

4 октября. Уговорил усталого Григорьева, что это надо делать именно сегодня, ведь завтра президиум - и вместе с Бруцким втроем у Казака. Все, что сделал Иван, понравилось. Меня пригласили на завтра на вторую часть заседания президиума, где будут "мои" вопросы: Шагал и Короткевич.

5 октября. На президиуме все прошло нормально. Говорил кратко, но даже прочел "Прошумело ливней немало".

11 октября. Звонки и разговоры с Нат. Апчинской и Ал. Каменским - о выступлениях на Шагаловских чтениях. Утром с Мишей - навстречу Григорьев: "Я подпишу постановление о Шагале и Короткевиче".

18 октября. Минск. На республиканском съезде журналистов. На ю6илее купаловцев. Им - 70. В номере гостиницы – разговоры ("вумные") с Сергеем Рублевским.

21 октября. Думаю: о книге, в которой только стихи на еврейскую тему.

25 октября. На еврейском кладбище. На могиле Володи Хазанского - ему бы исполнилось 67. Были с Мишей, Цвикой и Грузневичем. Положили гвоздики, а я вытащил фляжку и выпили из "горла" по кругу. Потом еще постояли над могилами Липы Шмерлинга и Левы Шульмана и тоже помянули…

31 октября. Новополоцк. В мастерской у Виктора Лукьянова. В "Химике" - разговор с Гальперовичем и Ириной Жерносек, им совсем тоскливо, литературная жизнь - никакая.

2 ноября. Григорьев уже после опубликования постановления поддержал мое предложение о проведении праздника Шагала в Витебске с выставкой и чтениями.

5 ноября. Дозвонился во время летучки до Рыгора. И, как всегда услыхал: "Здароў, Камодзік!" Он обещал приехать на вечер 23, стесняясь попросил: нельзя ли купить в Витебске "шматок сала", "у Мінску няма".

7 ноября. В "В. р." статья Григорьева: в самых высоких тонах о Короткевиче и Шагале, от "народности" до "важности наследия".

9 ноября. БТ: передача "Адраджэнне" (съемка еще 15 июня) - я у дома Мейтиных читаю и веду разговор о будущем музее, о фольклоре трех народов - основе "творческих полетов", показываю сувенирную книжку и говорю о ней, а потом Бородулин продолжает в студии, читает переводы, в конце надпись - титры о том, что после записи передачи было в Витебске принято решение об увековечении памяти Шагала. В программе был Иван Казак в мастерской, и его Короткевич и Шагал.

12 ноября. В горкоме собралось 20 человек, это оргкомитет по созданию музея Шагала. Все разделены на группы. Я - председатель информационно-просветительной. "Витебский курьер" по указанию Григорьева напечатал (специально перевели) большую статью о Григорьеве голландской журналистки Лауры Старинк. Есть о нашей с ним "схватке", о том, что речь Григорьева "раболепные журналисты выслушали в мертвой тишине. Когда Григорьев дал выход своим чувствам, в течение 20 минут выступил с ответной речью Симанович, не оставив камня на камне от выступления Григорьева. Общее замешательство. Все рассматривают носки своих ботинок. Григорьев стоял, как громом пораженный, минут пять помолчал и затем сказал: "Я думаю, что должен принести товарищу Симановичу свои извинения, я, возможно, немного погорячился". "С того времени у нас прекрасные отношения", - рассказывает, смеясь, Симанович". (Газета "Хандельс блад", 30 июня 1990)… Конечно, то что Григорьев дал команду перевести и напечатать в "Вит. курьере" эту статью, делает ему честь. Но ведь он "выученик" новой горбачевской школы политиков.

22 ноября. Встретил Бородулина с Ремом и Вальд. Калининым. Среди "хохмочек" Рыгора: "Рыгор и Григорьевич у Григорьева".

23 ноября. В мастерской Казака - Рыгор, Рем и Миша. У Григорьева вдвоем с Рыгором. Запись на студии: Рем плюс Рыгор - о Короткевиче. Вечер в театре. Хорошо. Длился 2 часа. Была Наталья Семеновна и родные (Минск-Орша), выступали мы все и актеры.

24 ноября. "ЛіМ" напечатал мое о Короткевиче. И "Вит. курьер". В студийном рафике - на Оршу. В банкетном зале ресторана "Орша" с Григорьевым. Разговоры обо всем на свете. Его признание при всех, что на решение вдохновил я. В Орше было неплохо, но вечер в Витебске был лучше. Здесь вообще центром стала оршанская самодеятельность.

25 ноября. Орша. На улице Короткевича - мемориальная доска. И доска на доме, где он жил. Обед в доме племянницы. Мой тост: о всегда молодом Володе, каким его помнят эти улицы, эти дома… Комната, из которой он написал мне письмо. Отъезд всех, кто приехал, но не выступал, не участвовал. Остались мы с Рыгором. Выступали в гостиной библиотеки им. Пушкина. Потом сидели у меня в номере и хорошо поговорили.

26 ноября. В школе имени Короткевича и в музее. Выступление с Бородулиным в школьном зале. Телевизионные съемки фильма для оршанцев. Так бы каждый год отмечать день рождения Короткевича в Витебске и Орше. Да уже ведь это (то очень скромнел то торжественно и шумно) провели в пятый раз, начиная с 86-го.

28 ноября. Предложил провести Шагаловские дни 16-19 января: выставка, чтения и др. Высказался против проведения аукциона (а что продавать?) и всего, что может затмить главное. В споре о названии (предлагалось: Дни Шагала) настоял на Всесоюзные Шагаловские дни в Витебске.

30 ноября. Купил за 10 р. "Самоучитель иврита", который издал "Сов. пис.", и "Ключи к иудаизму" - в конце концов должен я что-то знать, еврей, идущий к своему 60-летию.

4 декабря. Перевыборное собрание отделения. Отчет Салтука. Обсуждения почти не было. Один я сказал о том, каким должно быть отделение и каким так и не стало… Бележенко предложил оставить Салтука. Я предложил избрать Попковича, сослался на то, что по уставу можно лишь два срока. Павлов, который представлял Союз, сказал, что можно и больше. Голосовали: 4 за Попковича (Жерносек, Гальперович, я и он сам) и 3 за Салтука (Бележенко, Мальчевская и он сам). Казалось, все решено. Но Салтук вытащил две телегаммы - Жигуновa и Колодежного, и несмотря на мой протест, счет стал 5:4 в его пользу.

6 декабря. Пришел и долго сидел Сергей Рублевский. Первый номер газеты "Нар. слово" выйдет в субботу. Сережа - редактор, который хочет сколотить настоящий коллектив. Говорили с ним об этом и многом другом.

7 декабря. Заседание нашей шагаловской группы, которая в роли комитета. Вёл. Об открытии, выставке и чтениях.

12 декабря. Звонил и нашел наконец Бессонову. Она поддерживает все, о чем ей рассказал. С Быковым: он готов приехать и выступить.

19 декабря. Был на встрече с Ткачевым, докт. ист. наук. Он, рассказывая об истории белорусов, много говорил о евреях. С 14 века пришли двумя путями: через Германию и Польшу, через Галицию и Львов.

20 декабря. Наконец дозвонился до Булата Окуджавы. Пригласил его на Шагаловские дни, посоветовался о благотворительном вечере. Он поблагодарил за приглашение, сказал о своей любви к великому мастеру, пожелал всего добиться, но в январе его ждет другая дорога… Приехал за мной Валера Могучий и увез на комбинат "Мастацтва". Показал свою Дуню Лось, она мало похожа, но интересная, крылатая композиция.

21 декабря. Заседание Шагал, комитета уложил в час: о спонсорах, уточнение программы. Думаю: прочесть ли доклад или ограничиться вступительным словом и стихами - поэтический поклон - посвящение Шагалу.


1991


1 января. Новогодняя поздравительная открытка Бородулина: "Сімановіч без Віцебску, як слова без націску, Віцебск без Сімановіча, як слон без слановішча. У Віцебску быць і не ўбачыць Давіда, як у Парыжы, не маючы гіда. Ад Сіма і Адама з’явіцца антыподыку? Хачу і ў Новым годзіку я падабацца Додзіку і Віцебску - таксама!"

2 января. Написал для газеты о Шагаловских днях. С Быковым: приедет, пересказал мне разговор на съезде в Минске с Григорьевым, который ему подчеркнул, что я "энергично все делаю". С Вознесенским: вряд ли приедет, но чтобы я еще звонил.

3 января. Отнес то, что отобрал для выставки: фото (М. Торез, Надя Леже), альбомы, журналы, мои открытки (дореволюционные) старого Витебска. Смотрел оригиналы: "Обнаженная петухе" (из коллекции Ирины Оренбург), "Аптека в Витебске" (из коллекции Дудакова), 22 репродукции, сделанные особым способом Надеждой Леже.

7 января. С Рывкиным: о его находках, документах, связанных с домом Шагала. У Мейтиных: просил навести в доме "шагаловский марафет". В ГДК - о подготовке и оформлении зала. На телестудии: просмотр французского фильма (его записали из эфира) и поиски переводчика с японского. Оба фильма планирую показать в Шагаловские дни по теле.

11 января. "Как миры, вознесенные в высь" – моя Шагаловская полоса в "Нар. слове".

12 января. В "В. р." - мое "Вяртанне на радзіму" - кажется, все становится на свои места, хотя и убрали несколько острых вещей.

13 января. Четыре строчки, которыми могу открывать эти дни: "Пусть звучит над ратушей старою и над Витьбою сквозь года: "Здравствуйте, Марк Захарович! С возвращением! И - навсегда!"

15 января. Звонок Чупахиной: Наумчик всех собирает по Шагаловским дням в 17. Я: "А я собираю наш комитет в 16, пожалуйста, приходите. Она спросила: "Кто будет вести пресс-конференцию, кто откроет?" Я ответил, что уже все это решено. "А ведь Образов - председатель", - сказала она. Я засмеялся. И она, разумная, сама все поняла. Я все провел, обо всем договорились. А вечером на вокзал примчалось все руководство. Хорошо встретились с Василем, Рыгором, Ремом, посидели в гостинице, от имени облисполкома был заказан ужин. Вместе смотрели японский фильм. И я поговорил с Василем о его выступлении на открытии, которое имеет большое значение.

16 января. Утром рано встреча у Григорьева. Из искусствоведов - Бессонова и Володарский, которые уже как раз успели из Москвы. Вел пресс-конференцию. Отвечал на вопросы журналистов и рассказывал, какой трудной была дорога к этому дню. На открытии Дней и выставки в картинной галерее второй этаж был переполнен. А на лестнице уже звучала музыка, и пела скрипка Миши Казиника. Я открыл, прочел стихи, сказал что Шагал понес по всему миру славу родного Витебска: "Будь благословен, мой Витебск!" - говорил Шагал. "Будь благословен, художник Марк Шагал!" - говорим мы сегодня, возвращая его имя и его наследие из небытия, из тьмы наветов и лжи…" Григорьев, которого мы с Быковым уговорили выступить, и он все же в отличие от представителя Минкульта Рылатко выступил, сказал: "Как бы ни распорядилась мудрая цивилизация Европы Марком Шагалом, но он остался тут, на нашей многострадальной земле… Мы действительно этого гиганта-художника, человека века, представим достойно. И будем гордиться этим именем. Марк Шагал принадлежит нам". Быков, которого все слушали с особым вниманием: "Мы святкуем гэта свята для слаўных грамадзян Віцебска, з якім звязана ўся творчасць гэтага выдатнага мастака, свята беларускай культуры… гэта свята старажытнай вялікан культуры яўрэйскага народа… яўрэйская культура была б няпоўнай без творчасці гэтага мастака…" Бородулин прочитал стихи Шагала "Мой горад. Мяне не забыў ты яшчэ?" в своем переводе и тоже сказал короткое слово. Люба Базан говорила о выставке, о тех, кто помог ее организовать: Гос. музей изобразительных искусств им. Пушкина, Псковский арх. - худож. музей-заповедник, владельцы московских частных коллекций.

17 января. Первые Шагаловские чтения, которые я подготовил и провел. Прочел, как обращение к потомкам, мой перевод "Письма" Шагала. И своим чередом пошли доклады, между которыми я вставлял "Поэтический венок Шагалу".

18 января. Рано утром узнали о ракетах на Израиль. И с этого, с разговора об этом начался третий день, когда я пришел "забирать" Быкова и Бородулина. "Как там твоя Лена?" – спросил Василь. "Дай Божа, каб у тваёй вавёрачкі ўсё было добра", - сказал Рыгор… Пешком по городу на телестудию. Пятидесятиминутную беседу - запись с Василем - вел Рем: о времени, о возвращенных именах, о Короткевиче и Шагале, о дорогом ему городе.

30 января. Письмо от Лены, фото. У древней, как горе, Стены иудейского плача вдвоем в человеческом море стоите вы, грусти не пряча. А где-то за вами бушуют Истории волны, и плещут кроваво великие беды и войны. Но вы на тревожном просторе постойте, надежды не пряча, у древней, как горе, Стены иудейского плача.

8 февраля. И был мой звездный час средь яростных светил. И сам Шагал, лучась, меня благословил. В эфире "Двина" – о Шагаловских днях.

14 февраля. Встретил Володю Вольнова, и он просто затащил меня к себе в мастерскую, показывал то, что привез с Севера, из Архангельской области: предметы быта, фото в рамочках, даже иконки. Я смотрел и думал: совсем не знаю еврейского прошлого, быта, и так мало писал о еврействе и еврейском, утешал себя тем, что ведь не прозу пишу, в которой все это могло быть.

25 февраля. В Минске, в издательстве "Маст. літ.". С Наташей Семашкевич. Хорошее предисловие написал Рыгор - назвал моей строкой "Радость молнии". Может, когда-нибудь так назовут книгу стихов. А пока - Рыгор Бородулин: "Мировая и отечественная практика показала, что поэтом остается при любых обстоятельствах только тот, кто им родился. Но откуда появился удивленный и влюбленный в жизнь поэт Давид Симанович, не с иной же планеты?… Всю поэзию Давида Симановича можно назвать, цитируя его же самого, радостью молнии. Молния, ослепляя, сама не слепнет, все видит, вырывая из тьмы забытья се самое важное, из чего состоит жизнь – mater dolorosa поэзии".

27 февраля. Московская "Еврейская газета": беседа со мной Виктории Гробман (запись на съезде в январе).

5 марта. Переставляю книги, уношу по-прежнему много в "бук", деньги – на новые книги и в семейный бюджет.

9 марта. Поэзия, не оставляй меня, как многих на земле ужe оставила. Ты сделай исключение из правила и не гаси душевного огня.

26 апреля. На стадионе "Динамо" - митинг-реквием, посвященный Чернобылю, 5 лет. На фоне многочисленных речей - мое выступление: "Прощайте, Карповичи…", "Были тридцатые, сороковые…", "А в чем я виноват…". Мэр Федорчук: "Ты настоящий поэт-патриот!"…

28 апреля. Рывкин: умерла Лидия Обухова, когда-то она училась в 10-й витебской школе и потому считается землячкой… Когда она собирала материалы для книги "Витьбичи", Миша был к ней "прикомандирован", и потому что сам этого хотел, все ей подбирал, рассказывал, помогал. Я с ней несколько раз говорил, дал ей трибуну на телевидении.

6 мая. Секретарша Федорчука: "Срочно приходите с Гвоздиковым". Оказалось, будут билеты Москва-Париж и обратно (8-13), завтра надо в Минск, нам в основном быть "телохранителями" Федорчука.

8 мая. Полет. Стюардессы. Коньяк… Встретил представителя БССР в ЮНЕСКО. Виктор Колбасин. Через Париж - и уже издалека Эйфелева башня. Выбор самой дешевой гостиницы. Звоню Борису Заборову. "Ты где?" - "Я не один, нас четверо" – "Сейчас приеду, в мой "Вольво" влезете". С Борисом по Парижу. Потом к сентатору, одному из тех, кто готов помочь в наших делах, один из влиятельных людей в еврейской общине, его звонок в Ниццу, но там выходные дни до 13… и эти 1000 км нам "форсировать" не удастся.

9 мая. На 15 часов назначена встреча с ген. секретарем Союза солидарности евреев в ЮНЕСКО… А до того – набережная Сены. Пробежался далеко по ней. Федорчук посидел на скамеечке, а я - к книжным лоткам, искал открытки (а вдруг) старого Витебска. Постояли у маленького теплоходика "Ресторан у Давида". На мостах и у памятников. В ЮНЕСКО вручали Колбасину для передачи родным Шагала наши сувениры и копию будущего памятника работы Гвоздикова. Колбасин повез нас в Сен-Женевьев-де-Буа. Русское кладбище под Парижем. Могила Бунина, незабудки. Могила Виктора Некрасов, розовый куст. В чужой могиле похоронен Александр Галич: "Блаженны изгнани правды ради". Андрей Тарковский - еще свежая могила… Вечером - красное вино в честь Победы. Девятого мая в центре Парижа страдал молодой соловей. Нас поднимая выше и выше, Эйфель шептал: "Скорей!" Тянулись к нам, как цепь золотая, как прожитой жизни дни, Нотр-Дам и Сена ночная, Елисейских полей огни. И мы тянулись к ним через время, через трагедий вал в горнило улиц, где вместе со всеми бродил молодой Шагал.

11 мая. Рано утром глянул в окно - светится Эйфелева башня. "Она на месте, - сказал я Саше, - значит, все в порядке - мы в Париже…" Борис встретил у метро. Дом-мастерская на участке, который получен по распоряжению самого Жака Ширака, он был на выставке, понравилось, спросил: "В чем нуждается русский художник?.." На вопрос Федорчука: "А где картины, почему их нет в мастерской?" Ирина, которую я знаю давно (она дочь поэта Бориса Корнилова, журналист, теперь в "Рус. мысли"): "Грош цена в Париже художнику, если картины не купили-унесли прямо с выставки". У Бориса в ближайшее время две выставки в Париже. Он с Федорчуком тут же во дворике готовили шашлыки. На прощанье я даже прослезился. "Что ты, - сказал Борис, - мы с тобой еще увидимся". Вечером с Сашей вдвоем на Монпарнасе. Ротонда. Роденовский памятник Бальзаку. Кулек каштанов. Ели, гуляли… И по альбомчику Сальвадора Дали (по 39 фр.). В гостинице пили дешевое красное вино вместе с Федорчуком и С. Наумчиком.

12 мая. Прощанье с Парижем. Гранд Опера. С Колбасиным. Он стал объяснять, что я из Витебска и мне нужно обязательно увидеть плафон, расписанный Шагалом. Выяснилось, что за 5 мин. посещения надо заплатить 25 фр., а иначе даже самого президента не пустят. Я тут же отдал франки - и надо мной шагаловское небо с портретами композиторов и сценами из спектаклей. Минуты пролетели, как одно мгновение - но и я полетал…

Площадь Бастилии. Новое здание Гранд Опера. Блочный рынок. На Монмартре. Площадь художников. Музей Родена и его скульптуры под открытым небом. Вандомская колонна. И Лувр! И все вечное. И этот взгляд Монны Лизы! К вечеру - у нас в номере с Колбасиным, Борисом и Ириной. И воспоминания о том, как они уезжали 10 лет назад из Минска. И я им о тех днях: "Как уезжал Борис Заборов навстречу славе и почету, друзья вокруг шептали: "С Богом", враги вокруг шипели: "К черту". Вспомнили с Борисом, как однажды я встретил его в Минске, и он на мой вопрос "что нового?" ответил: "Да вот в двенадцатый раз собираюсь в Париж…". Он оформлял по заказу издательства "Художественная литература" "Семью Тибо" Мартен дю Гара (два тома) и хотел хоть бы взглянуть на Париж. Не выпускали… И взглянул лишь в тринадцатый раз и теперь видит столицу Франции каждый день. Уехал и прижился, и зажил новой жизнью…

13 мая. Последний взгляд на каштан за окном, на Эйфелеву башню… За моим окном цветет каштан, старый Эйфель облака утюжит. И парижский сладостный дурман пятый день меня пьянит и кружит. Он еще рассеется потом, мне о том Шагал напоминает и своим невидимым крылом Витебск и Париж соединяет.

16 мая. На студии: принес торт, сувенирчики и рассказывал о Париже. На собрании отделения - рекомендация в Союз Маше Боровик, сказал о ней слово.

18 мая. На даче. Поставил парничок: а вдруг будут огурчики? Работая, думал - и мелькали строки: "И приснился мне сон, что вернулся Илья". А и в самом деле мне приснилось, что Илья Коган, который уехал в Израиль, вдруг вернулся и меня упрекает, а особенно за то, что я не могу оставить Витебск и прирос к нему.

20 мая. Занесенные сюда шальными бурями, горестными вихрями земли - незабудки на могиле Бунина от любимой родины вдали.

Я записал эти строки на русском кладбище под Парижем. А сегодня, перечитывая "Жизнь Арсеньева", снова думал, что в большой и сложной жизни Бунина был и Витебск. "В Витебск я приехал к вечеру, - рассказывает герой его романа. - Всюду было очень снежно, глухо и чисто, девственно, город показался мне древним и не русским: высокие, в одно слитые дома с крутыми крышами, с небольшими окнами, с глубокими и грубыми полукруглыми воротами в нижних этажах. То и дело встречались старые евреи… На главной улице было гуляние - медленно двигалась по тротуарам густая толпа полных девушек, наряженных с провинциальной еврейской пышностью. Я шел как очарованный в этой толпе, в этом столь древнем, каякмне казалось, городе, во всей его чудной новизне для меня…"

Читая эти строки, стал рассматривать старые почтовые карточки Витебска начала века. Вот костел, где слушал орган Бунин - Арсеньев, а вот вокзал, из которого только что вышел и лаконичное описание в книге: полутемный буфет, сонная лампа, самовар, старик-лакей, а "в стенных часах постукивало с такими оттяжками, точно само время было на исходе"… А Бунину 19 в тот день сто лет назад "на вокзале в Витебске в этом бесконечном ожидании поезда на Полоцк"…

21 мая. Какой майский маршрут: Париж-Крынки. Новое здание школы, памятник, музей Лынькова, и школа носит его имя. Ко всему этому и я когда-то "руку приложил". Снимали фильм о Крынках.

27 мая. Позвал Федорчук, приехал на день с сессии Верховного Совета БССР. Подписал ему книгу: "После парижских сладостные мук я заявляю другим в пример: друг витеблян и Шагала друг Николай Алексеевич Федорчук - лучший мэр в СССР".

28 мая. Семинар творческой интеллигенции. Встреча с литераторами. Вечером – в Березинском заповеднике. Приехали минчане: Павлов, Сипаков, Коршуков, Н. Пашкевич.

8 июня. Поездка в Крынки. В Погостище сидел на скамье среди травы возле места, где стоял дом Лисицыных, вспоминал о Володе, показывал фото, читал его стихи - это запись для "Двины".

15 июня. С Мишей – в синагоге. 20 человек, старики. Черные кипы и белые талесы. Молитва. Вынос (из шкафа) Торы.

24 июня. Звонил в "В. р.", возмущался интервью Дичева, доктора ист. наук: он чуть ли не призывает бить сионистов, что-то городит против белорусов… Как такое можно давать?

6 июля. Маленький праздник на Покровской у дома Шагала. Зашел за мэром. На улице у окна (Миша поставил фото на подоконнике) я сказал слово: о дне рождения, который мы здесь отмечаем впервые, поздравил себя и всех, о сложном трудном времени (а бывает ли оно другим?), когда только культура может поднять и спасти, о Шагале - великом сыне Витебска, о доме, возле которого стоим, о том, что надо закладывать традиции, о 105-й годовщине, о Шагаловских днях.

11 июля. Ходил по городу и бормотал пушкинское "Не дай мне Бог сойти с ума…"

16 июля. У Федорчука - подписали письмо в Ниццу. Договорились об утверждении Шагаловского комитета: Кибисов, Гвоздиков, Федорчук и я - председатель (а мэр - зам).

19 июля. Письмо от Колбасина из ЮНЕСКО: все дары переданы, фотография передачи (он и Форестье). Пишет, что все это "имеет огромное значение для Витебска и для страны…"

24 июля. Ленин день - ей 30, а мы не можем связаться: поменялся адрес…

30 июля. Звонки всем, и в редакции: кого хотел бы привлечь на Пушкинский праздник поэзии, - библиотеки, отделы культуры, общество книголюбов, читатели. Много дней стоит жара - опять 25.

5 августа. На ул. Дзержинского у Мейтиных - они просят взамен три квартиры, но это их право.

6 августа. С мэром у Саши Гвоздикова в Шутах. Судили-рядили: Шагал, Шагалом, о Шагале… Пушкин!..

7 августа. Пушкинский праздник в Витебске. Это в третий раз. Собралось 70 чел. Сказал слово. Много цветов и стихов,

20 августа. Все разговоры о перевороте. На площади Свободы - митинг.

5 сентября. В книжном - "Иудейская война" Иосифа Флавия, не выходила с 1900 года. Два экземпляра - себе и Лене-Юре…

8 сентября. День с японским журналистом Ниими и его переводчиком из Москвы: в Токио готовится спецномер журнала по искусству о Шагале, большая выставка художника.

15 сентября. Слушал "Голос Израиля", думал: как это все складывается в жизни - новости читает Алла Михаль-Севан (моя "выкормышка" Алка Красинская), Лена там тоже, а я дома здесь слушаю.

16 сентября. Узнал, что за здание бывшего обкома уже сражаются… Я - Леониду Кузьменко: "Это здание должно принадлежать музею. Пишем письмо и подписываем: Кузьменко, Гвоздиков, Осененко, Рывкин и Симанович".

21 сентября. В двух газетах - наше письмо-обращение: отдать здание бывшего обкома партии художественному музею!

26 сентября. "Витьбичи" вчера пересказали решение горисполкома по увековеч. памяти Шагала. С Федорчуком: о том, что все хорошо, только улицу Дзержинского в Шагаловскую поторопились переименовать… Он: "А я хотел Вас порадовать… Чего ждать?". Я: "Надо оставить как при Шагала - Покровская".

10 октября. Этот город у слиянья Витьбы и Двины, посредине мирозданья, на краю весны. Под Созвездьями стоит он, и века стоял на особенных магнитах, как сказал Шагал.

10 октября. После ночлега под Варшавой - на огромном варшавском стадионе. Бродил по кругу, тратил злотые, делал покупки Эм и себе. Решил не бриться: за эти польские дни "борода моя, бородка, до чего ж ты отросла…"

29 октября. В Москве. Третьяковка. С Гвоздиковым и Оленской - на открытии выставки Шагала. Выступил на пресс-конференции: что в Витебске теперь происходит, читал стихи. У журналистов газет и радио это вызвало особый интерес. Выступал и на открытии: "На родине Шагала после продолжительных боев одержана великая победа…" И стихи…

1 ноября. На старом Семеновском кладбище: камень на могиле матери Райниса. Выступали Плавинский, латыши, я: "Дремлет старый Райнис".

3 ноября. У Миши-Оли: смотрели израильский фильм "Евреи в СССР", где я в нескольких местах говорю и читаю стихи.

21 ноября. О эти талоны и очереди! Стоял с 17 до 20 в "синем доме" за рисом. И читал Виктора Некрасова.

22 ноября. Два раза в очереди за маслом. Зато взял целый кг…

23 ноября. Орша. Дни Короткевича. Возле мемориальной доски, возле дома, в котором жил, возле школы. А в 16.30 - вечер во Дворце льнокомбината. Выступали: Домашевич, Миклашевский, Шимук, Мисько П., Ламан, Мархель, Шатько, Лобанок, я…

26 ноября. У Федорчука. Он нам с Сашей о том, как все плохо: нет газа, электроэнергии, надо переходить на талоны (масло, яйца)… Пришел Кибисов - и я провел Шагаловский комитет: здание, выселение, памятный знак, выставка Пэна, а пленэра, быстрей всего, не будет, не вытянем материально…

7 декабря. Лев Толстой - "Круг чтения" (два тома): теперь можно каждый день читать то, что есть на этот день. Вечером - праздник Хануки в центре культуры…

18 декабря. У Саши Гвоздикова в мастерской. Принес ему автопоргрет Пэна - и он взялся за работу – надгробье…


1992


2 января. Три часа "дрейфовали" с Мишей Шмерлингом по зимнему городу. У Юдовина - талес, у Шутова графический портрет Шагала, у Вольнова - красивые черные рамочки - все для выставки даров. В выставочном зале обсуждали: что - куда. Читаю: "Библия", "Круг чтения", "Краткая история евреев", Мандельштам.

3 января. Открытие фотовыставки Шмерлинга и даров. Говорили Юдовин, Рублевский, Рывкин. А я читал "Монолог на еврейскую тему". За столом - о дружбе белорусов и евреев - Попкович и Буткевич. Миша подарил свои работы будущему Музею, всю серию "По Шагаловским местам Витебска".

15 января. В "Витьбичах" о выставке: "…старый поэт голосом еврейского пророка читал стихи "Имею честь принадлежать" (без моей фамилии, подразумевается, что все знают о ком речь).

18 января. Вчера звонил Бородулин: "Напиши сценарий художественного фильма о Шагале". Я: "Может, лучше документального?…" Он: "Ну все равно напиши". Сегодня сделал наброски. Наверное, надо сочетать художественное и документальное.

20 января. Москва. 5 утра. Вокзал. 40 минут в очереди за стаканом чая. В 9 - Третьяковка. Каменский: каталог-альбом (швейцарский), свои "Шагал и Россия" (2 экземпляра). Договаривался с теми, кто готов участвовать в будущих Шагаловских днях: Каменский, Шатских, Бессонова. А сегодня – доклады на конференции: Бессонова, Шатских, наши - Лисов и Кичина - о начале века, о Пэне. Иовлева, которая ведет, сказала, что меня оставит "на закуску". Вечером - у моих родных Городецких-Рояков: Моня, Инна, записал воспоминания Фаины Львовны о Ефиме Рояке.

21 января. Выступал в Третьяковке на Шагаловской конференции, говорил о том, что делаем и будем делать, читал стихи.

10 февраля. Группа российского телевидения - объединение "Ковчег". Готовят передачу о Шагале. Записывался.

14 февраля. Опять кричу в темноту, зову человеческий род: "Надо спасать красоту! И она нас тоже спасет!…"

18 февраля. Польские кинематографисты снимают фильм в тpex частях, в Витебске - урок истории в школе. Старые уголки города. Снимался.

26 февраля. В Кировской школе - в Гришанах. Подписывал "Сентябри", 80 экземпляров.

1 марта. В Минске. У мемориальной доски и у обелиска на Яме. Появился Яков. Стояли рядом. Читал над Ямой "Имею честь принадлежать"… К 16 - в Русский театр на вечер памяти… Хорошо выступал Быков, за ним Бородулин. Я читал: "Памятник", "Птица вскрикнула", "Имею честь", под аплодисменты ушел с Яковом, он проводил меня на вокзал.

27 марта. С двумя японцами - Окадо и Овадо. С ними, по Шагаловским местам и у Саши Гвоздикова в мастерской…

31 марта. Шагаловский Комитет. Я: о трех этапах - возвращение имени, увековечение памяти, Музей. Первый этап заканчиваем, второй надо до дня рождения, а третий может затянуться на очень долго. "Надо утверждать директора, – сказал Кибисов, - ставка определена…" Федорчук мне: "Ну, поздравляю!.." Я поблагодарил и одного и второго и сказал, что директором буду не я… "Как? - удивился мэр, – ты уйдешь на пенсию и будешь…" И тут я предложил Подлипского, сказав, что все делал я не для себя, а для Шагала.

1 апреля. Маленькое собрание и протокол о создании отделения общества "Беларусь – Израиль" в Витебске. И выбрали меня на очередную общественную должность: я – председатель.

17 апреля. С Мишей и Подлипским на пасхальном седере в областной библиотеке: вино, маца, молитва.

21 апреля. Послали приглашения на Шагаловские дни: Заборовым, Мерет, Форестье, Бекриеву, Витали, Гольдманну, Зиве Амихай-Майзельс.

22 апреля. Впервые не отмечается день рождения Ленина. Но ветераны к памятнику пришли, были и Федорчук и даже пионеры… Подошел и я…

9 мая. Сел и написал "Шагал и музыка".

24 мая. Прислали корректуру, полно орфографических ошибок.

12 июня. У Мейтиных. Договорился, что они временно освободят одну комнату для экспозиции Музея.

22 июня. Забрал домой спецвыпуск (макет) газеты "Шагаловские дни в Витебске", которую готовлю с Подлипским и "Витьбичами", смотрел и правил 8 полос.

24 июня. Очень хорошее письмо-воспоминание Бурьяна, много о Березкине, который меня "выправлял в дорогу".

26 июня. Телеграмма Быкова: "Дорогой Давид, сердечно поздравляю, обнимаю, живи сто лет на радость друзьям и зависть врагам, твой Василь Быков". В "ЛіМе" – статья Бородулина. На студии - мой юбилей, прибежал с опозданием Федорчук, прочел текст решения о присуждении мне Шагаловской премии. Гвоздиков подарил макет памятника, ваза шагаловская от Григорьева, Грамота облсовета. Я читал целую программу от "Я стою средь радостей и бед" до "Скажите мне сейчас". И уже под занавес: "Мне шестьдесят, ядрена мать. Но продолжаю путь. Я городу не дам дремать, тем более заснуть!.."

30 июня. По городу с Кибисовым - "инспекторская проверка" перед Шагаловскими днями: выставка на Советской. Художественный музей, на Покровской, на могиле Пэна.

2 июля. Встретил Быкова, Бородулина, Никифоровича, Лапушина…

3 июля. В музыкальной гостиной - пресс-конференция, вел, отвечал на вопросы. Открытие II Шагаловских дней. Я: "В синем небе Витебсаа ярко сияет имя Шагала. А на земле смуты и раздоры. Художник своим творчеством объединяет людей, объединяет народы. Он собирает нас под вечные знамена добра, любви, красоты. Канули, ушли безвозвратно в прошлое времена, когда злые силы хотели отлучить Шагала от Витебска. Не отлучили, не вышло. Шагал с нами, Шагал с Витебском и в Витебске навсегда!"

Главная мысль выступления Быкова, которому я первому дал слово: "Шагал принадлежит всему человечеству". Мне было особенно приятно, когда Быков принародно сказал: "Так павялося ўжо са старадаўніх, біблейскіх часоў: няма прарока ў яго айчызне, відаць, не выключэнне тут i Шагал. Баюся, што на ягонай радзіме, ў Беларусі, яго прызнаюць апошнімі. Сумна гэта і горка. Хоць i нядзіўна. Хіба што энтузіясты, яго прарокі апякуюцца і Шагалам, і справядлівасцю, і культурай. У наш час ад іхняй энергіі залежыць так многа. І сярод ix першы наш Давід Сімановіч, якому сёння мы павінны сказаць: асаблівы дзякуй табе, Давід - ад беларусаў, рускіх, яўрэяў. Ты свой абавязак выканаў. Хай таксама яго выканаюць іншыя…"

На могиле Пэна я перед открытием надгробного памятника прочел стихи - и "пред нашими глазами предстал, - как сказал автор Гвоздиков, - мудрый старый еврей…". Все части дня вел, говорил, читал, соединял стихами. А вечером перед концертом Классик-авангарда прочел маленький доклад "Сколько музыки в красках Шагала".

4 июля. Вел II Шагаловские чтения. Короткие доклады. В синагоге - молитва памяти Пэна и Шагала. В театре вышел на сцену с Борисом Эриным, который поставил спектакль - "Поминальная молитва", я говорил о спектакле и читал стихи. Василь подписал мне свой том с четырьмя повестями в переводе на русский: "…в знак благодарности за Шагаловский Витебск".

5 июля. На Покровской. Открытие Мемориальной доски. Открытие памятника. Вел. Сказал слова. Читал стихи. Выступали: Быков, Оленская, Кравченко, Гвоздиков. Голубое покрывало зацепилось за цветок музы и не сразу сдернулось. А потом ахнули все и зааплодировали, увидев сидящего под небом Витебска Марка Захаровича… Были и неприятные минуты. Когда мы с Быковым и Бородулиным уходили, подбежала женщина: "А вы видели, что на памятнике написано?" Конечно, я видел: в моем переводе шагаловское "Мой Витебск! Я был и остался верным тебе навсегда". Но оказалось, что есть и еще одна надпись: "Посвящается исполнительнице авторской песни Веронике Долиной"… Бородулин рассвирепел. Быков мягко сказал: "Понимаете, Саша, если бы Вы посвятили своим родителям, я бы Вас понял… Я бы понял, если бы Вы посвятили Давиду, но при чем тут исполнительница авторской песни?…" Больше всех, конечно, расстроился я… Проводил Быкова и Бородулина и снова вернулся к памятнику… С Кибисовым: надо убрать надпись…

6 июля. Шагалу - 105. С цветами - к памятнику и Дому. Вошли и долго стояли в комнате, которую вчера превратили в первую экспозицию Музея.

8 июля. В газете "Выбор" - полоса моих еврейских стихов: "Имею честь принадлежать" - монолог на еврейскую тему.

17 июля. Не упивается песней своей - просто поет о любви соловей.

19 июля. Городу - 1018 - праздник. Выходил дважды. Квадратовцы провели акцию - расписали стену "под Малевича". Много веселья, песен.

23 июля. Просмотр фильма "Когда Витебск был Парижем". А ведь Шагал сказал иначе: "Париж - ты мой второй Витебск".

29 июля. "Нечистая сила" Пикуля, часто упоминается Арон Симанович. Страницы с антисемитским душком…

2 августа. За Шагаловскую премию (1500 руб.) купил два больших пакета кофе.

5 августа. У Федорчука: "Ты даже не знаешь, что ты сделал… это получило международный резонанс…". Письмо Бурьяна о моем еврейском цикле, о том, что он читал Азгуру, и тот забрал газету… Послал еще одну.

7 августа. IV Пушкинский праздник. Я: слово и стихи, традиция. Пушкинский комитет, я - председатель.

16 августа. На даче. Купался и работал. Сосна стояла, как свеча, и было видно ей с откоса, как, напрягаясь и журча, на камни прыгает Лучеса.

20 августа. Министр иностранных дел Кравченко: "Приглашаю Вас на обед, который я устраиваю в честь министра иностранных дел Израиля Шимона Переса в воскресенье в Заславле".

23 августа. Встреча с Пересом. Кравченко представляет кого-то: знает "уже 20 лет, историк, археолог, писатель, поэт", и только, когда доходит до Шагала, я понимаю, что это обо мне. Я: о том, что над нами витает Шагаловский дух, и Шагал взирает даже с лацкана пиджака господина министра (я ему перед этим прикрепил значок), сказал об увековечении памяти в Витебске, о том, что нужны связи: Иерусалим, Хайфа - Дом Шагала, обмен выставками художников. Были Азгур, Бородулин, Вагнер, Вертинский, Захаревич, Саченко, Кислик, Левин, Данциг.

1 сентября. С Николаем Паньковым - по местам, связанным с годами жизни Бахтина в Витебске, два места, где жил и работал (на улице Ленина и улице Толстого), потом с ним на кафедре литературы в пединституте. Съемки для передачи о Бахтине.

S сентября. Первая отпускная суббота. Может, для отвлечения от всего читать детективы?.. Когда-то Римма Казакова мне говорила, что на ночь обязательно это делает…

12 сентября. Как мамонта, что жил в палеолите, уже меня показывать ведут и зазывают: "Люди, посмотрите - он сохранился, он остался тут…". Да, в вечной мерзлоте я сохранился, и мерзлоту прорвал, как немоту, в двадцатое столетие пробился, и даже в двадцать первое войду… Я перед вами в наготе и блеске - вот жизнь моя, душа моя и плоть… Не ангел я, не патриарх библейский, но и меня благословил Господь…

22 сентября. В Здравневе с Мишей. Красивый день осени. Хорошо было Репину. Яблоки – домой из репинского райского сада.

30 сентября. Бородулин стал народным поэтом, послал телеграмму: "Гэта лёсам было прызначана і ў нябёсах мігценнем зор, вместе с Витебском и Ушачами обнимаю тебя, Рыгор".

1 октября. В рукописи "Имею честь принадлежать" 85 стихов, 1300 строк. Совсем немного. Но кто это издаст?

14 октября. Позвонил из Москвы некий израильтянин: выясняет возможности покупки Шагаловского дома, перевоза его в Израиль, где каждое бревно будет пропитано особым раствором. Меня нашли по фильму, решили, что здесь дом никому не нужен… Прямо сию минуту им отдадим…

6 ноября. Едем группою большой за рубежи земли родной.

8 ноября. Проехали через всю Польшу. Постояли в Варшаве

11 ноября. Бремен - всюду бременские музыканты

12 ноября. Нинбург. Создание "Круга содействия музею Шагала": Гольдманн, Виганд, Копф. Был с ними. Рассказал о нашем Шагаловском комитете. Постгоф. Мой доклад "Возвращение Марка Шагала на родину" (так было в афишах). Говорил, читал, показывал кассету о II Шагаловских днях.

14 ноября. С Герхардом Вигандом - на еврейском кладбище, старые могилы. Подарок: книга "История евреев Нинбурга".

15 ноября. Живу у Пфулей - Мариля и Вольфганг. Дом как музей: он - правнук Роберта Коха… С ним - в Ганновер. В музее современного искусства - 2 Шагала: "Сарай" и "Красный дом", Кандинский, 10 Пикассо. Гуляние по вечернему Ганноверу.

26 ноября. День Короткевича. Орша. В парке у памятника выступают ребята - школьники, члены литобъединения "Днепровские голоса" и я. Чтения в ГДК. Мое выступление-воспоминание.

1 декабря. Монтаж будущей "Двины", в ней 20 минут о Короткевиче в Орше и Витебске - и уже получаются Дни.

2 декабря. Как быстро меняются цены: водка - 200, яйца - 90, сосиски - 100, но и те мне не достались, яблоки (антоновка) - 100.

4 декабря. Чтения, посвященные Соллертинскому. Выступил. Начал стихами "Я - из Витебска", добавив к тому, что было раньше: "Я - из Витебска, где на диски вписан солнечный Соллертинский. И сияют нам имена Медведева и Бахтина".

6 декабря. На радио повтор на республику передачи о Шагаловских днях, хотя их и назвали чтениями. И снова я подумал нескромно: "Неужели это я столько сделал?!"

8 декабря. Ника Островлянская сидела напротив меня на телестудии и писала мой портрет, с которого на мир глядит какой-то еврей, кажется, даже и не похожий на меня, но человек, с четко выраженными еврейскими чертами и ничего поэтического в его облике.

15 декабря. В мастерской у Люды Вороновой. Вот у кого свой особый мир: летающие кентавры, птицы. Всем она - по маленькому сувениру, мне предложила выбрать самому. Выбрал "Пейзаж с синей птицей".

22 декабря. Был на конференции, посвященной 395-летию получения Витебском Магдебургского права. Перед началом поднимался на смотровую площадку башни облисполкома - и город был как на ладони.

24 декабря. На празднике Хануки: "Монолог на еврейскую тему". Шел через весь зал Дворца под овацию. Аркадий Шульман подарил "По тропам еврейской истории". Юдовин обнял и сказал, что я, "как Хаим Бялик… и одновременно Маяковский…"

26 декабря. С Мишей в синагоге, слушали ханукальные молитвы…

30 декабря. Новогодние подарки "себе, любимому": Фрейд (2 тома, 270), Бродский (2 тома, 550), "Роза мира" Андреева (250), "Библия в иллюстрациях" (265)…

31 декабря. Новогодний разговор с Быковым, он о том, что уж очень тоскливо, спрашивал о Лене и сказал, что ей лучше, чем ее родителям, о том, что советует Фонд Шагала не создавать, что пока не выходит его 3-й том, я сказал, что вспоминал в эти дни нашу давнюю встречу в Гродно, он: что там, в Гродно было лучше, тише, спокойнее, хоть его клеймили, но он знал, где враги, а теперь все не так. В общем, получился грустный новогодний разговор. Но мы с Василем поздравили друг друга с Новым годом.


1993


1 января. Читал Бродского и роман Кагана о деле Бейлиса. Повесил (сначала вставил в рамку) акварель Шутова 25-летней давности: я - за машинкой - молодой и безусый. На большом настенном ковре развесил еще: портрет Лены (рисунок Н. Счастной), заборовскую Офелию, акварель Ральцевича.

8 января. Кажется, вчера на концерте в театре, слушая "Рождественскую ораторию" Баха, я написал что-то хорошее - "В старом оркестре". Эм сказала: "Ге-ни-аль-но!" А я думаю: это о себе, последний скрипач - это я сам…

В старом оркестре с маленькой скрипкой своей остался на месте этот последний еврей… Музыки крылья, в зале стоит тишина. Что натворила сама ты с собою, страна? Разве воскреснешь, лучших теряя детей?.. В старом оркестре остался последний еврей.

11 января. В "Витьбичах": с Тулиновой о новогодней публикации газеты, сказал, что в ней оскорблены национальные и религиозные чувства многих читателей. Она обещала дать "От редакции" – извинение перед читателями, просила, чтобы я об этом сказал мэру.

22 января. "Нар. слово" - Сергей Рублевский первый меня поздравил с первой моей публикацией 45 лет назад. В номере его слово, шесть стихотворений, две графические работы (мой портрет и Витебск) студента Павла Рожкина.

29 января Ник. Паньков издает свой бахтинский журнал "Диалог. Карнавал. Хронотоп". Просил для очередного номера статью о Шагаловских днях Написал, отдал.

31 января. С Иваном Казаком: о том, где лучше поставить его Короткевича. Ему больше хочется на Чехова на горке возле худграфа.

1 февраля. Бородулин: "Избранное" подписано в печать.

3 февраля. Приходила со стихами учительница Елена Гинько. Надо дать в "Двине", надо всем молодым давать трибуну, что я и делаю…

5 февраля. На выставке шагаловских литографий. Выступил, сказал, что надо делать новые шаги на пути увековеч. памяти Шагала и создания Музея, и это тоже один из таких шагов. Подносили шампанское. Мой экспромт: "В годину ненастную кто нас согревал? Шагал и шампанское! Шампанское и Шагал…"

7 февраля. Просматривал записные книжки. Есть много строк, которые никогда никуда не включал по разным причинам. А кое-что надо бы включить.

8 февраля. После обеда в мастерской у Гвоздикова, потом у Кибисова, с которым хорошо поговорили о многом - от Пушкина до Шагала. Провел заседание Комитета. Решили: Фонд пока не нужен, готовим III Шагаловские дни на 5-6 июля.

9 февраля. Был на выставке в краеведческом музее - работы Соломона Юдовина. С "боями" подготовила Кичина: не устраивали еврейские орнаменты. Выступил: короткое слово и стихи "Еврейской жизни материк", "Когда-нибудь поймем".

15 февраля. Вышагивая до вокзала, подумал: наверное, во мне было что-то заложено двойным именем - Давид и Моисей - влюбленный певец и организатор, ведущий.

17 февраля. На столике альбомы - Гоген, Модильяни, Боттичелли. Вспомнил боттичеллевские фрески Лувре, мое "уже меня сносило по течению волною суеты, когда на склоне дня божественные лица Боттичелли божественно взглянули на меня". Куда меня сносит волною суеты? Чем я занимаюсь? Споры: каким быть музею Шагала, кому он должен принадлежать, кто будет директором…

20 февраля. На открытии выставки даров рассказал о самих дарах (кто и когда подарил) и прочитал вчера написанное "Он открыл такие миры", в которых было все, что я хотел сказать.

21 февраля. Из Минска мне Оля привезла гуашь Ефима Рояка, "Город", которую оставили, уезжая в Штаты, мои Городецкие-Рояки.

26 февраля. Встреча в 26-й школе. 25 ребят, и у всех по моей книжке. Я им, и они мне мои стихи, сыпали вопросы. Чуть успел в худ. музей на выставку, посвященную 115-летию Малевича. Выступали Малей, Гугнин и я… Рассказал о давней встрече с Симоновым и Ларисой Жадовой, которая издала в Дрездене книгу о Малевиче и других художниках, работавших в первые послереволюционные годы в Витебске. Читал: "Я - из Витебска, где Малевич с Уновисом, с семьею левых, Богу брат и дьяволу брат, поднимал, как знамя, квадрат…" А начал шуточкой: "Как видите, под черный квадрат, в черном свитере в моем Витебске я пришел к Малевичу, и рад!.." Вечером перевел шагаловское "Моя жена" с идиша, посмотрел все переводы на русский и белорусский (Беринского и Бородулина). А мой - совсем другой, с использованием творчества Шагала. Читал "Гойю" Фейхтвангера.

2 марта. Читал Розанова - "Апокалипсис нашего времени", его амбивалентность: о "малом народе", противоречивое - от уничижительного до вознесения евреев на небывалую высоту. Ахматова считала его антисемитом… Читал А. Гладкова - "Поздние вечера": как хорошо, что в его дневниках о разговорах с Пастернаком, его поведении.

5 марта. Почтальон Майя сказала, что в какой-то газете видела мои стихи о Сталине. Где? Какие? Кроме "Василька" ("Зорька"), в университетской многотиражке были мои "Стихи о Сталине". Если их кто-то перепечатал в укор мне – должен (им) сказать, что мне вовсе не стыдно за них: "И тот, кто над гробом тогда не заплакал, пусть камень презрения бросит в меня". Я помню, как стоял у памятника и как читал эти стихи в университете в Вильнюсе…

9 марта. Шагаловский комитет, на который Музей отдан Центру культуры, а значит, Любе Базан. Подлипский на полную ставку переходить отказался. Я снова повторил, что наша задача ближайших лет: после открытия первой экспозиции Музея пойти дальше - превратить дом на Покровской в настоящий Музей Шагала.

10 марта. Вот и свалилась гора с моих плеч. А радости нет и легче не стало, словно не смог, не сумел я сберечь домик Шагала, и дело Шагала… Что ж ты с насмешкой взираешь, судьба, или тебе было прошлого мало, когда ты меня, как к галере раба, цепью невидимой приковала к жизни Шагала и к Дому Шагала?.. И на распутье стою я устало, готовый все начинать сначала.

С Кибисовым: объединение дома и галереи в единое целое - два здания - Музей Шагала в Витебске.

11 марта. Арк. Подлипский издал "Марк Шагал. Основные даты жизни и творчества" - как было бы хорошо, если бы он это издал как директор Музея.

18 марта. Театр готовится к марафону. Прочел Маслюку: "Уедет Рем, уедет Михаил". Он мне: "Осторожно со стихами, это пророчества, которые сбываются… Вы ведь не хотите, чтобы уехали Рем и Михаил…"

25 марта. Приехал прощаться Рем. В американском посольстве он стал "беженцем". Почему-то сдал в Лит. музей все мои рукописи давних времен, которых у меня нет - и теперь надо ехать в Минск, чтобы их посмотреть… Рем увозит с собой витебские картины Гумена и Ральцевича, а Миша подарил ему свою фотографику - старый Витебск.

1 апреля. Приехала группа из Нинбурга. В горисполкоме. Копф: "Давид сказал, чтобы я вручил мэру" Мэр: "Нет, пусть он сам принимает, а я его заместитель…" Копф вручил мне видеомагнитофон и диктофон. Оставил все в горисполкоме…

3 апреля. "Обрамил" и повесил в зале "Старый унолок Витебска" Гумена. И на кухне - Гумен. И в коридоре. Такая сплошная гуменизация…

5 апреля. Вечером с Мишей в синагоге на седере со стариками, каждый чуть старше меня. Красное вино, маца, клецки, рыба. Молитва.

9 апреля. С немцами по Шагаловским местам, хорошо переводил Попкович, а я рассказывал, как кричал во весь голос маленький Марк, когда во время пожара кровать с роженицей переносили с одной улицы на другую, а город не слышал крика, не знал, что родился великий художник, и молчал… Немцы интересуются: к какой партии я принадлежу. Отвечаю, что состою в трех партиях: Пушкинской, Шагаловской и Короткевичской. и все три возглавляю… Немцы улыбаются, удивляются и, кажется, не совсем меня понимают…

10 апреля. Ночью стихи: "А ты напрасно не смейся и не косись вослед: проснулось во мне еврейство, дремавшее много лет".

11 апреля. Записываю минусы моей жизни последнего времени: так и не вышло "Избранное", не было творческого вечера (сам отказался), расстался со всеми друзьями (один Мишка остался), разваливается совсем работа на студии, дома, как какой-то обреченный, и разлука с Леной…

Жизнь прошла. Шестьдесят за плечами. Что я смог? Ничего я не смог. Жил да был. Распрощался с друзьями. И остался как перст одинок…

18 апреля. В день Катастрофы - за ветинститутом на месте расстрела. Молитва. Арк. Шульман, Рывкин о гетто, и мое: "Я стою над памятным оврагом, над тревожной памятью стою. Тени прошлого, витая рядом, снова душу обожгли мою"…

23 апреля. С мэром Неушевым, Кибисовым и Рыбако Казака. Мое предложение о его Шагаловской доске на здание картинной галереи, которая теперь принадлежит Музею - приняли. Потом - съездили на комбинат, смотрели все, что связано с памятником Короткевичу.

29 апреля. …На переходе от театра машина сбила Колю Тишечкина… И его уже нет…

30 апреля. В последний день апреля, с природою в ладу, на праздник акварели к художникам иду… Среди ночей тревожных, среди тревожных дней спасет людей художник работою своей…

11 мая. На даче. Уже посадил картошку, навозился с клубникой и земляникой, принес из лесу и устроил возле дома еще две елочки - пусть будут рядом с той, которую спас и вынянчил, и березкой. Вернулся с 50-ю нарциссами…

18 мая. Крынки. Мой творческий вечер. Светлана Храповицкая, моя ученица, а теперь директор школы Жарина, сказала; "Республика знает поэта, а Крынки - учителя". Я, принимая каравай: "Спасибо Крынковской земле, спасибо крынковскому хлебу". Читал монолог о Крынках.

31 мая. С редакцией журнала "Идиот", который выходит в Витебске. Слава Новиков, Игорь Высоцкий, Ген. Катеринин. Оригинальный журнал, о нем мало кто знает, надо дать по теле передачу.

20 июня. Умерла на руках у Эм ее мама, моя теща Мария Соколова. Эм плачет; все ли она делала для мамы…

24 июня. Занимался своим "кабинетом", в котором она жила. Развешивал картины. Поставил стол.

26 июня. Международный перезвон. Лена - Израиль, Рем - Чикаго, Попкович - Германия… А вечером - Яков…

6 июля. ІІІ Шагаловские дни. Встал в 4, хотя все было уже заранее продумано. На экране - живой Шагал: кадры из фильма. Сказал вступительное слово о трех периодах в Шагаловских делах, закончил стихами. Оленская: мне - диплом лауреата Шагаловской премии. И сразу - чтения.

13 июля. Вечером у нас Рыгор рассказывал о своей поездке в Израиль, читал новые стихи; "У старасці мы ўсе яўрэі, як малады Ісус Хрыстос…". Я пил водку, а Эм его потчевала соками (Рыгор уже по традиции прямо с порога: "Табе - чакушачка, а мне вадзічка")… Пил минералку, хвалил Эм закуски, говорил о своей Доминичке…

2 августа. После обеда звонок на студию с вокзала: "Принимайте гостей из Амэрики… из Чикаго… привет от Никифоровича…". Поехал, встретил. "Гатэль" им не нужен (хотел устроить, но они хотят ко мне). Привез домой… Эм - в ужасе: чем кормить… Отдал "кабинет". Вера и Витовт Рамуки, их "благоощг вил" ко мне Рем, они из белорусского общества в Чикаго…

6 августа. Пушкинский праздник. Уже в пятый раз. Собралось много для такой малой площадки людей, пересчитал: 77, а потом добавилось. Это уже здорово: сотню человек поднять к высотам духа. И каждый может подойти к "открытому микрофону" и что-то сказать и прочесть Пушкинское или свое.

24 августа. Возился со своей коллекцией открыток. По старой записи (1970 г.) их 5500… Через Минск пересылаем Лене "Васильки" Гумена и "Закат над озером" Ральцевича.

1 сентября. Сказать, что этот город я люблю, как ничего, наверно, не сказать… И вот уже, подобно кораблю, в просторы выплывает он опять. Рассветная сияет полоса. И город поднимает паруса. А я на древней палубе стою - и вижу жизнь его, как жизнь мою.

23 сентября. За хлебом отправился к вокзалу (рядом не было?. В книжном киоске Галя, которая раньше работала в "Глобусе", принесла мне буханку (в магазине стояла дикая очередь), отдала свою. Я ей на "Сентябрях": "Над киоском было солнечное небо. В нем веселая волшебница жила. Вместо книги мне дала буханку хлеба. И улыбкой лучезарной обожгла…"

25 сентября. Тихо листва под ногами шуршала, словно шепталась о чем-то со мной, когда я от Пушкина шел до Шагала старою улочкою седой и останавливался у вокзала. И вдруг я услышал в осеннем напеве слова, прозвучавшие над землей: "Я Витебск люблю!" - мне сказал Короткевич, и скрылся, растаял за медной Двиной…

7 октября.. Созвонился с мэром и был у него. Два вопроса: пора открьпъ памятник Короткевичу, и надо обдумать то, что замминистра Рылатко предлагает как Шагаловский фестиваль, но не упускать "бразды правления города", не отдавать никому Шагала. Потом с Кибисовым, об этом и о других делах культуры.

21 октября. Минск. Дни памяти жертв фашистского геноцида. Выступил на Яме.

22 октября. Торжественно-траурный вечер в Оперном… Со мной общаются, разговаривают как с еврейским национальным поэтом и просят стихи…

31 октября. На берегу Двины - место печали, место, где было гетто. Венки, цветы. Свечи у Камня. Потом перебрались еще к Иловскому рву… И все это вместилось в 2 часа памяти погибших в гетто… И в печальной тишине - речи и мои стихи.

5 ноября. Дневники Бунина. И стихи Бунина, к которым возвращаюсь снова и снова…

7 ноября. "Жизнь и судьба" Гроссмана. Снова читаю потрясающие по силе главы философского осмысления трагедии еврейства.

18 ноября. С Кибисовым: о том, что День Короткевича надо сделать традиционным, о Шагаловских днях, о других делах культуры.

26 ноября. Впервые у памятника Короткевичу, который еще не открыт. День рождения его отмечаем уже в восьмой раз. И теперь, когда есть памятник, будем приходить на поклон сюда. Выступали поэты, актеры, Кибисов, я вел. Телесъемка. Вечером - эфир…

8 декабря. "Двина" на еврейские темы (на трех языках): мой голос за кадром на идише и белорусском - содержание, а потом читаю на русском свой монолог. День памяти погибших в гетто, в фотолаборатории Мих. Шмерлинга и Рублевский о нем, о витебской синагоге, песни Бляхмана…

14 декабря. В мастерской у Ген. Шутова. За год он написал много акварелей, зеленовато-коричневатый колорит, может, есть и холодноватость, но он мастер.

16 декабря. У Сергея Рублевского на стене в кабинете - маленькая выставка Гумена. Сказал ему, что могу дать для газеты "Из лит. дневника" "Улетает твоя акварель", прочел ему.

19 декабря. "Грасский дневник" Галины Кузнецовой. И как они ухитрялись вместе жить: Бунин, его Вера и Галя?

22 декабря. Нашел у Пушкина "Когда владыка ассирийский": "Высок смиреньем терпеливым и крепок верой в бога сил, перед сатрапом горделивым Израил выи не склонил…" "Кто сей народ? и что их сила, и кто им вождь, и отчего сердца их дерзость воспалила, и их надежда на кого?.."

27 декабря. Новополоцк. Встречи и записи для передачи: Гальперович, Жерносек, Аркуш и Александр Червинский, с которым познакомился, печатался в "Октябре" и "Неве".

30 декабря. Миша принес для Лены три прекрасных фотографики Витебска…

Какую б чашу горечи мне выпить ни посулила чертова беда - моя черта оседлости - мой Витебск: я тут осел на вечные года…


1994


1 января. Мысли и разговоры о поездке в Израиль: визы, билеты. Собрал и выделил еврейскую полку на стеллажах. Слушаю кассету с записями иврита. Считаю до десяти: ахат, штаим, шалош, арба, хамеш, шеш, шева, шмоне, теша, эсер. И даже утреннюю зарядку - мои три упражнения - делаю под этот счет.

10 января. В 6 занял очередь за пенсией - после 11 получил 150 тыс.

12 января. Провел прямую телелинию: "Проблемы развития традиционной культуры" на примерах Витебска и Витебщины…

14 январи. Письмо ат Рема. Когда читал строки о том, как развешивал он у себя в Чикаго картины из Витебска, комок к горлу… от жалости к нему, к себе, к жизни-разлучнице…

28 января. В муз. гостиной – оргкомитет по будущему празднику Шагала. Кажется, "ерепенился" один я по разным вопросам: "Каждый день должен быть Шагаловским", "Не надо превращать в шоу".

7 февраля. Опять в муз. гостинной портили друг другу нервы. Маслюк: "Это Фестиваль фестивалей имени Шагала". Я: "Это IV Международные Шагаловские дни, которые включают и пленэр"… Все заняты собой и своими выгодами. И то, что сказал однажды Рывкин, конечно, правда на все 100 %: "Ты прорубил шагаловскую просеку – и все в нее бросились…"

9 февраля. Вспоминал окуджавовское о перешивании пиджака. Соседка Наташа привела в боевой вид мой старый, в стихах воспетый, рыжий пиджак, который столько со мной поездил: "Когда я с дороги возвращаюсь домой, пахнет дорогой мой рыжий пиджак…"

21 февраля. Как я завидовал всем, кто летел туда, на землю Давидову, где предки пасли стада… И вот я сам лечу.

23 февраля. На холм взойдешь - увидишь все на свете, в Иокнеаме дождь и солнце в Назарете…

25 февраля. Хайфа. На празднике Пурим, где славно пляшут дети, давай поговорим о жизни и о смерти. Судьба здесь собрала евреев к двери рая… Но смерть из-за угла глядит, не выбирая…

26 февраля. В Хайфе гуляли у моря… Подумать: Шагал в Израиле – Эйн Харод, кнессет, витражи в синагоге Хадесса, Дом Шагала в Хайфе.

27 февраля. Как давнее воспоминанье, грохочет гроза в Иокнеаме. Лену здесь зовут Илана.

1 марта. На скамейке плакал старик. Посадили в самолет, не спрашивая, отправили. А здесь он, как в тюрьме. Ради будущего детей и внуков. А вот позвонил Юдовин из Кармиеля. Он готовился к Израилю всю жизнь - и это его страна, его язык - и когда был на фронте, и когда возродил в Витебске синагогу, и когда единственный в городе говорил и писал на идише и на иврите.

Загрузка...