Витебский вокзал, или Вечерние прогулки через годы - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Давид Симанович (ч. 8)

5 марта. Лена: "У каждого - свой Израиль…"

8 марта. Весна - на иврите авив - пришла и, сады распушив, опять расцветает земля под крышею февраля. Апельсиновые, лимонные и мандариновые рощи, среди цветения - плоды.

11 марта. И субботним утром в свой большой шабат, в темном одеянии выйдя на дорогу, за меня помолится древний город Цфат - и его молитва вознесется к Богу.

17 марта. День с 7 до 21. Дорога на Мертвое море. Хайфа. Хадера. Нетания. Цветут анемоны. За каждый сорванный цветок здесь платят штраф - и я не мог тебе сорвать ни одного. Десять минут меня, как и всех, держала на себе особая, насыщенная вода Мертвого моря.

18 марта. В гостях у Ильи Когана в Хайфе. Где-то далеко осталась его прежняя жизнь, и как будто все теперь есть у него, но тоскует он по тем дням, когда мог пройтись по Витебску и поговорить на улицах с встречными. Пытался что-то делать, писать, что-то напечатал в хайфской русской газете о друзьях, о тех, с кем был близок в разные годы: о Бажове, Тимуре Гайдаре, Эфараиме Севеле и даже обо мне… Его внучка Кристина показала мне учебник истории, и я увидел маленькую репродукцию Шагала - "Над Витебском…" В тексте: "Марк Шагал родился в Витебске, в его работах - фантастическое изображение жизни евреев…"

19 марта. На святой земле читаю Пушкина и Тору.

23 марта. В центре Хайфы - Дом художников, но его чаще называют Домом Шагала, хотя был здесь он лишь однажды на открытии.

Как паломник, я вошел устало в Хайфе над заливом в Дом Шагала. Здесь ему художники вручили ключ от дома в иудейском стиле. И Шагал с улыбкою летучей принял у друзей волшебный ключик от своей прародины любимой с витражами в Иерусалиме… А я от другого дома поклонился и от той земли, где он родился. И был рад я, что судьба связала Витебск с Хайфой именем Шагала.

24 марта. И города, и горы, как сказочные миражи, в желто-зеленом цветении призрачная долина. До Иерусалима - шестьдесят километров - и вся моя жизнь. До Иерусалима тридцать километров - и жизни моей половина… И вот он - город Давидов. У Кнессета с гобеленами Шагала. Масличная гора. Гефсиманский сад. Стена плача. Кладу, как все, записку в Стену плача – и может быть, ко мне придет удача. Мне уже никто не поможет, но сюда я пришел просить: помоги моей дочери, Боже, чтобы рода продлилась нить… Яд Вашем, память и имя. Аллея праведников. И возникают в ночном тумане, и близки, и уже далеки, свечи, как звездные огоньки - женщины, дети и старики – все затерянные в мирозданье.

15 марта. Афула. В гостях у Зямы Рахлевского. Приехал и Лёня Шухман из Нацерета. И пахнуло далеким детством и нашей юностью. Съездили в Эйн Харод, где работает Зяма: кибуц, в котором три музея - художественный, исторический и археологический под отрытым небом. Сюда приезжал Шагал. И мне найдут в архиве, в Дневнике кибуца - его речь на открытии музея. А в музее ~ 30 его литографий, есть Левитан и Модильяни… Снова у Зямы с его мишпохой - дети, внуки…

2 апреля. В Кармиеле у Льва Юдовина. Пасхальный обед, фиш… Лишь начинается апрель, последний день пасхальный тает.

И юный город Кармиель меня, как сына, принимает. А я лишь пасынок его.

6 апреля. Дорога на Голанские высоты. Назарет. Иудейские корни христианства. Оз. Кинерет. Тверия. Капернаум. Остатки синагоги. Словно древней жизни очаг, пейзажа библейского детство, ящерица на камнях устроилась отогреться. К этим камням я прикоснусь - и не покажется странным, что здесь молился еврей Иисус, первый земли христианин… Голанские высоты. Заболоченное устье Иордана. Рядом с дорогой - табличка "Минные поля"… Сообщение о теракте в Афуле, который мы проезжали сегодня… А как там Зяма, мои Рахлевские?..

7 апреля. Далеко от запаха сирени, далеко от шелеста берез. Над Израилем звучат сирены - две минуты памяти и слез.

Стоял прямо на дороге, где застала сирена, стояли люди и машины - все застыло…

8 апреля. Сорвал на холме три диких гладиолуса и принес Эм в ее день. Израиль, оштрафуй меня!

12 апреля. Возле Хайфы, в маленьком городке, я живу с историей накоротке. И она, древняя, ночью сама сойдет, наверное, ко мне с холма…

14 апреля. Снова - теперь на библейской земле - читаю "Иосиф и его братья" Томаса Манна.

19 апреля. И ровно через два месяца - дома. На студии - сидение со всеми, рассказывания. В почте - из США газета "Мир": на целую полосу статья Исаака Боровика с моим портретом - "Имею честь принадлежать". Хорошо бы ее перепечатать у нас… Но кто это сделает?..

24 апреля. После Израиля не затупело мое перо. И на исходе апреля снова слушаю "Болеро" Равеля. Но слушаю не так, как раньше. Теперь под эту музыку мне видится исход из Египта. Бредут по пустыне мои предки, бредут в неизведанные края. И с ними рядом - Равель и я …

26 апреля. Была свободна телекамера - сел и записался сам "По Шагаловским местам Израиля", с фото и стихами.

28 апреля. В Минске на съезде писатель Карлос Шерман пригласил на Международный конгресс ПЕН-центра. Напечатал и отдал несколько страничек моего выступления. С Быковым – о Короткевиче, о памятнике.

9 мая. Этот город со старою ратушей, на которой куранты спешат, был рожден под весеннею радугой больше тысячелетья назад. Над Двиною и Витьбою быстрою, под шагаловским цветом небес, все он выстрадал, выдюжил, выстоял, и, как Феникс, из пепла воскрес.

18 мая. Минск. Ислочь. Конгресс ПЕН-центра. Ночью – гроза. С Быковым несколько коротких разговоров об Израиле. Он позвал, и мы сидели на скамейке, появился Буравкин. Вместе. И вдруг Василь сказал, что ему стало плохо. Давление: 70×60. И его увезли… Мое выступление на конгрессе "Витебск, Марк Шагал и тоталитарная система" - приняли очень хорошо.

25 мая. На оргкомитете по Шагаловским делам. Денег на чтения не отпустили. Принял решение: IV Международные Шагаловские чтения будут телевизионными! И я ни от кого не завишу. Кибисов: "Д. Г., вы хорошо придумали. Это еще лучше – тысячи зрителей-слушателей…"

4 июня. В театре на Днях культуры Латвии. Читал стихи из "Латышской тетради". Встала Вия Артмане: "Давид, дорогой, спасибо…" И долго с любовью говорила… Подписал ей книжку… Вечером дома начал рассказывать Эм о встрече, а она прервала и стала говорить о призраках, которые меня тут держат… И какие это "призраки"? Это моя жизнь! И она такая, а не другая…

8 июня. В худ. музее - вечер памяти Юрия Пэна. Читал "На Семеновском кладбище старом".

18 июня. Послал телеграмму: "Не ради выкрика, не для парада гласом Быкова глаголет правда, она окопная, она седая, трижды растоптанная, вечно живая. Она великая, из пламя и света. Василю Быкову - многая лета!"

20 июня. С Борисом Заборовым, который приехал на пленэр, и представителем "Джойнта" - по Шагаловскимм местам. "Джойнт" готов издать мои еврейские стихи и "Дневник Шагаловского года". Так я им и поверил!..

27 июня. Был звонок - газета "Вашингтон пост": разговор длился 45 минут, отвечал на вопросы, читал куски из Дневника, стихи, рассказывал историю возвращения Шагала.

4 июля. На открытии фотовыставки Розы Бен-цви "Израиль - мой дом" читал новые стихи. Вел круглый стол "Здесь осталась его душа". Сначала рассказал о телечтениях, потом для "затравки" прочел доклад "Витебск, Марк Шагал и тоталитарная система". Все "раскочегарились" - и пошло-поехало: о музее, о еврейской культуре, о районе застройки, о приобретении картин… Вечером Борис пожаловался мне на горло - и с ним к нам на чай, и Эм его лечила какими-то израильскими снадобьями и вместе пошли на праздник открытия выставки.

5 июля. День на теплоходе по Двине. С Мишей, Борисом и Олегом Сурским на палубе, на берегу. Разговоры о Шагале.

6 июля. У памятника прочел стихи, провел маленький митинг, с Заборовым поставили цветы. И он хорошо сказал, что здесь, на Покровской, "присутствует частица миросозидательной духовной энергии художника Марка Шагала, которая нас объединяет". Закрытие Дней в театре на малой сцене. Читал "Я - из Витебска", "И сказал Шагал". Министр иностранных дел Кравченко громко: "Вот духовный отец всех шагаловских праздников…"

11 июля. По телефону о 24-м - открытии памятника Короткевичу. Сначала с Рыгором. Потом набрал Быкова. Все шло хорошо до момента, когда я сказал, что это будет на "Славянском базаре"… Василь: "Тогда я не поеду… Я тебя люблю… Всегда по твоему звонку приезжал на Шагаловские дни… А на "базар" не поеду…"

Я не уговаривал. Это взялся сделать Буравкин, который сразу согласился приехать… Зуенок - тоже. Осадок от разговора с Василем. Но ведь это его позиция…

13 июля. Звонила Валентина Аксак: она переводит из "Дневника Шагаловского года" для "Беларуси".

20 июля. Буравкин: Быков не приедет, он считает, что не может быть открытие памятника Короткевичу под песни Киркорова и Пугачевой. И Бородулин тоже не приедет, он согласеи с Быковым.

24 июля. Рано утром - колокольчик Лены: у них все хорошо, ждут… Мальчика!.. На открытии памятника Короткевичу - Зуенок, Буравкин. Читал "Опять на планете ночами бессонными" и продолжил, объединив три памятника. Судьбе было угодно распорядиться так, чтобы на этой древней витебской земле, где веками жили рядом белорусы, русские, евреи, в городе над Двиной поднялись три памятника сыновьям трех народов. И я горжусь, что причастен к этому и что сбылась моя давняя мечта.

В древнем Витебске время настало: средь беды - торжество красоты. И опять на меня с высоты смотрит Пушкин светло и устало. И опять, как и прежде, чисты эти синие выси Шагала. А истории зримой черты Короткевича муза связала, чтобы предков не стерлись следы, чтобы память потомкам сияла.

Спасибо судьбе за то, что в тяжкую годину с нами вместе, нас вдохновляют и объединяют Александр Пушкин, Марк Шагал и Владимир Короткевич!

5 августа. На выставке Репина, посвященной 150-летию, читал фрагмент из "Осеннего букета" и "Репин в Здравневе".

8 августа. У Пушкина. VI-й праздник поэзии. Попкович, Конопелько. Я: дороги, отклик, память. Считал: 150 человек… А Пушкинской дороге нет конца. И, не старея, вечно молодая, Поэзия проходит сквозь сердца, в суровый час людей объединяя.

24 августа. Читаю (в кот. раз!) "Айвенго", роман, который очень нравился маме. Много подчеркиваю о еврейских судьбах.

30 августа. Поставил себе задачу: прочесть по списку 100 лучших книг. И на склоне лет - ста книг свет!..

4 сентября. Полоцк. Митинг на пл. Скорины. По дороге домой в лесу набрали много грибов. Подвозили Люду Воронову, она вспомнила, как встретила меня в давние времена, и я ей сказал, что вышла новая книжка, она: "Нет денег", я: "На тебе 15 копеек - иди и купи". Пошла и купила. Подумать только: за 15 копеек можно было купить книжку.

11 сентября. Звонок женщины, которая представилась моей читательницей, фамилию не назвала. Сказала, что моя поклонница, и я ей подписывал книжки, так вот она считает, что меня перестанут уважать читатели, если "я не перестану заниматься "умалишенным художником Шагалом…"

14 сентября. Круглый стол "Малевич. Уновис. Современность". Выступал: о стихах Малевича, о Ефиме Рояке.

15 сентября. Для энциклопедии "Память" печатал странички о Пушкинском празднике поэзии. С Кибисовым: если действительно уходит Люба Базан, не сделать ли Музей самостоятельным, отделить от Центра культуры. Кибисов: "А почему бы Вам не стать директором? Вы все равно основатель, делаете очень много, будете делать, получая зарплату…". Я: о том, что у меня есть другая хорошая кандидатура - Люда Хмельницкая… А мне надо заниматься еще и многими другими делами - от Пушкина до Короткевича… И писать!..

16 сентября. Вчера в "ЛГ" - Евтушенко: о том, что он брошен, "как черносотенцам еврей"… О "пропасти между шакалами и Шагалом"…

18 сентября. Читал Бердяева. Печатал странички "Еврейского дневника": о "Левитане", потом - как ко мне попал "Букварь", и я начал читать на идише…

20 сентября. Еду я в Лятохи на исходе лета, подведу итога темноты и света. Как бы ни сквозило на земном манеже – главное: чтоб было темноты поменьше. Еду я в Лятохи на исходе лета, собираю крохи солнечного света. В деревеньке ветхой урожай мой тощий: яблоки на ветке да ведро картошки. Сердце не остыло. И шепчу я: "Боже, главное: чтоб было света чуть побольше…".

26 сентября. Снова - Тютчев и Фет.

5 октября. На пресс-конференции, посвященной открытию театрального сезона. Выступил: о Дне Короткевича, о том, что театр на себя должен взять главную нагрузку.

7 октября. После сидения ночью в Калинковичах на вокзале - рано утром в Наровле… На кладбище: просил маму, чтобы она просила за всех…

8 октября. Парк, с которым столько связано. Кирмаш. Альбом "Наровля". Очень тепло. Высокое, как на юге, звездное небо. Камень – памятник с названиями погибших деревень. Их 36. А в огородах сеют-сажаю и урожай снимают. И никто не говорит о радиации. А я побывал в зоне. И моя грустная частушка: "Тот, кто в зоне побывал, на чернобыльской природе, больше с бабами не спал, потому что не выходит…"

13 октября. Умер Николай Игнатьевич Споткай, которому я очень многим обязан… Это он меня перетащил из школы в газету, а из газеты - на телестудию… С ним выпускали первый альманах "Двина"…

16 октября. У памятного камня на берегу Двины. Митинг памяти погибших в гетто. Арк. Шульман, Рывкин, раввин Мордехай - молитва. Читал: "Где-то в безвестных просторах немых" и "Сам во мрак забвения канешь".

25 октября. Звонила Лена: стучится в мир новый человек… На стене уже с ними Витебск: Мишина фотографика, акварели Гумена и Ральцевича.

2 ноября. В "Нар. сл." - с Сергеем и Мишей. Оказалось, что приезжали Синявский и Розанова, которая родилась в Витебске. Я сказал, что обижаюсь: почему мне не позвонили. Экскурсию по городу провел Подлипский и уже дали фото и информацию в номере. Это было еще 13 октября.

4 ноября. Приходил Арк. Шульман: есть средства на выпуск еврейского альманаха под условным названием "Земляки". О редколлегии: он, я, Рывкин, Подлипский, Берхифанд, Мордехай. О плане номера, о стихах.

6 ноября. Вышел на площадь, собрался народ в честь 77-й годовщины Октября, звучало: "Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет". Завтрашний день много лет назад был торжественным праздником. А теперь? Жалею ли? Не знаю… И все-таки грустно и чего-то жаль…

8 ноября. На отчетно-выборном писательском. Я: писатели должен писать, печататься, у него должна быть поддержка и защита, о трусости и смелости, о трех памятниках, которые должны служить, работать, о вечере Короткевича… Открытым голосованием - опять Салтук.

12 ноября. Газеты - вчера и сегодня обо мне (35 лет назад вышла первая книжка): "Вит. курьер" - в сокращении статью Боровика, "Нар. сл." - десяток стихов, "Вит. раб." - целая полоска, 21 - очко…

13 ноября. Читал Александра Меня - от Авраама до Давида.

15 ноября. В Новополоцке. 2 тома Блаватской в Доме книги. В т. 1 на 184 с. о происхождении евреев после ухода из Индии племени и смешении его с семитическими племенами. Так я имею отношение к Индии? Мнение Блаватской: то, что произошло с евреями после казни Иисуса - своеобразное возмездие…

17 ноября. Сон: как будто ожило стихотворение "И он пошел куда глаза глядят" - все было, начиная от встречи с мамой, у нее сразу изменилось лицо, как только я ее узнал… Неужели меня можно затравить? Дома, на работе, в обществе…

18 ноября. В отделении Фонда Сороса с Валентиной Кирилловой: заявка на грант для праздника Короткевича - обоснование, план.

26 ноября. С Валей Кирилловой и Мишей встречали гостей: Наталья Семеновна с мужем, Бородулин, Шерман, Тарас, Будинас. Сразу к памятнику. Положили цветы. Пришли в театр, чуть опоздав - и увидели переполненный зал. Сказал вступительное слово о Витебске в жизни Короткевича, прочел строки из "Земли под белыми крыльями", вел. Все выступали, получился настоящий литературный праздник.

27 ноября. С Кирилловой: о создании лит. центра при Фонде Сороса. И моя идея: юбилей Бородулина отметить маршрутом Витебск - Полоцк - Ушачи… А пока в Музее книгопечатанья вел вечер.

7 декабря. С теми, кто приехал на презентацию книги "Сказка века": Эдуард Успенский, Элеонора Филина (московское радио, передача "В нашу гавань заходили корабли"), Бор. Пастернак. Встреча в 23-й школе. Успенский: "Прочту вам Пушкина". Читает себя. "Это Карл Маркс" - про меня. "А это министр просвещения" - о Борисе. "А это моя 60-летняя знакомая" - про Элеонора, которой не больше 30. Но зал радовался, смеялся, подсказывал ему, пел "Воскресенье, день рожденья" под аккомпанемент Здеоноры. А потом Успенский был в ужасе, когда на автографы ему принесли из школьной библиотеки его книжки, которые вышли в разных издательствах страны и о которых он понятия не имел, потому что никто у него не спрашивал и книжек не присылал. Сказал, что будет судиться… Еще была встреча со студентами в пединституте и вечер в театре "Лялька". И сидение в кафе, из которого через час мы ушли вдвоем с Эд. Успенским, погуляли по вечернему Витебску и поговорили.

8 декабря. В 17 позвонил Успенский: "Хочу еще раз обняться и попрощаться. А у дежурной оставляю тебе мою книгу". Я сказал, что сейчас забегу в "Эридан". Забежал. Выпили по три капли коньяка. Проводил на вокзал, подписал ему и Элеоноре мои книжки. А на его подарочном "Крокодиле Гене" он крупно вывел: "Отцу и Основоположнику…" И когда я спросил: почему "основоположнику", он на полном серьезе: "Потому что я понял за эти дни: ты в городе основоположник всех прекрасных дел - от Пушкина до Шагала…"

10 декабря. Готовится приказ: изменения, перестройка на телестудии и придется вместе со многими уходить… Жаль расставаться с теми, с кем столько связано в работе моего художественного отдела, но слава Богу, они еще остаются - Володя Сивицкий, Лора Коваленко, Тася Насонова, Миша Шульман, Женя Геращенко, Вера Медведская, Валерий Зельвинский…

12 декабря. Последний день на телестудии. Приказ, в котором почти 30 человек. Забрал трудовую книжку. Прощаясь, сказал: "Здесь жизнь моя была, и труд, и бой… Я ухожу и уношу историю с собой…"

13 декабря. Мой первый пенсионный день. Не нарушил свой привычный распорядок: встал в 6, зарядка, холодная вода под краном, в 8 - до вокзала… Разбирал газетный архив.

14 декабря. Ура! Я – дед! В эти грустные для меня дни Бог подбросил великую радость - у Лены родился сын! И это произошло 13!..

15 декабря. В 11-м номере журнала "Беларусь" - мой "Дневник Шагаловского года". И вот он уже на русском, белорусском и чешском. И не перед кем, кроме Миши, погордиться. Сергей в больнице…

16 декабря. Звали на студию: в кабинете председателей будет встреча и сладкий стол. Я: "У меня свои радости и свои сладости".

21 декабря. "Выбор" - уже 3-я полоса моих стихов на еврейскую тему… Звонок Лены. У моего внука уже есть имя - Ионатан. Я сразу: "А по Библии - Ионатан друг царя Давида!.." Ионатан - с иврита - Богом данный…

26 декабря. Сегодня у Иони - трудный день: брит-мила. А у меня это было в июле 1932, 62 года тому назад.

30 декабря. Даже трудно сравнивать мой первый пенсионный день и сегодняшний. Родился внук… Есть работа - продолжение всех моих общественных дел, но на зарплате, - литцентр (!).

31 декабря. Что хотите, друзья, говорите мне. Есть талантливей и знаменитее. Но строка моя тихая гордая - в кровеносной системе города.

1995

2 января. "Пиши, старый пес, пиши!" - вот главный плакатик, среди многих других, которые я разместил на ребрах книжных стеллажей, и написал его трижды…

4 января. Полоцк. Праздник книги в Музее книгопечатанья, в Новолополоцком университете. Выступал, читал.

5 января. С Бородулиным: Бутевич выделил дотацию на мое "Избранное" - и оно наконец в самом деле подписано в печать…

20 января. В Германии. Вечером для горожан Вецлара мой доклад, наш доклад - потому что Попкович не просто переводит мою прозу и стихи, а со знанием дела рассказывает о Шагале. Переполнен уютный зальчик, пришли даже оба бургомистра, городской и сельский. Разговор с Клаусом, мужем Урсулы в доме Хайнеке, где мы живем: о вине немцев перед белорусами и особенно (его слова) перед евреями, "вину надо искупать". Вчера в музее "Дом Лотты": рождение книги Гете "Страдания молодого Вертера", ообразы…

21 января. В Кёнингштайне увидели книжку стихов Вяч. Куприянова, которую немцы издали на двух языках. Идея: почему бы не издать на русском и немецком мою книжку стихов о Витебске и Шагале в переводах Попковича?

22 января. Майнц. Собор Святого Стефана с витражами Шагала. Смотрел и слушал Баха. 6 витражей - в центре на трех Давид. Приходила вечером Лора Герстер, принесла мне журнал, в котором мое "Прощайте, Карповичи!" в ее переводе. Прочла вслух, Володя сказал, что хороший с точки зрения точности перевод. Интересно было: я прочел по-русски, она по-немецки…

23 января. Поездка в Марбург. За рулем Клаус, он учился здесь, где учился Пастернак. На плакате строки Поэта: все, что делается сегодня, откликнется завтра, в будущем. Через годы угарные зла, насилья и мрака еще бродит по Марбургу душа Пастернака. В вечереющем мареве и в минуты рассвета снова слышится в Марбурге голос Поэта. В нем - любовь и страдание, ликование света. И внимает Германия вдохновенью Поэта. …А за гетто, за тень его, что стоит у порога, снова просит прощения у Поэта и Бога.

24 января. И все-таки: что толкает немцев на такие отношения с нами? Вина? Стремление искупить прошлое?.. Клаус - участник войны, был тяжело ранен… И может, его ранил мой двоюродный брат Сёма, который погиб под Берлином и похоронен в братской могиле… А может, Клаус его убил?..

29 января. Звонок Миши: умерла мама… Пусть теперь она там, как моя мама, просит за детей и внуков Бога…

2 февраля. В облкультуре рассказали мне о вчерашнем пожаре в Здравневе, где видно, загорелись провода и долго не могли погасить.

13 февраля. С Рыгором и Законниковым - в Художественном музее. В зале Пэна Бородулин: о том, что эти работы надо обязательно повезти в Иерусалим. На выставке акварелистов Рыгор: "Віцебская акварэль лепшая ў свеце…" В пединституте - Бородулинские чтения. Начал, сказал слово, Ольга Русилка представляла студентов - хорошие маленькие докладики о стихах и поэмах. Большой вечер в театре. Открыл: "Калі краіна ўшаноўвае сваіх славутых песняроў, яна і памяць умацоўвае, яна і праўду ўратоўвае і справядлівасць для вякоў!". Прочитал на двух языках "Белакрылыя крыгі Дзвіны". Чувствовал дыхание зала, когда читал. На сцене были только литераторы, и каждый сказал короткое слово, потом читали актеры.

14 февраля. Продолжение Дней Бородулина. Новополоцк - университет. А в Софийском соборе - вечер для полочан… И всюду звучит слово самого Бородулина и о нем, живом классике белорусской поэзии. Вел, читал.

15 февраля. Ушачи. На могиле мамы Рыгора - Кулины, воспетой сыном в бесчисленных стихах и поэмах. Я прочел написанные давно в память о ней "Себя впервые не лишая…", показал фото того дня, когда мы хоронили ее и с Короткевичем и Буравкиным несли крышку гроба… Вечер в Ушачской школе. Песни на стихи Бородулина.

6 марта. Полнится радостью, полнится стонами небо Израиля, небо бездонное… Гуляю с внуком: он лежит в коляске, а я пою: "Спит ромашка на лугу" - пусть привыкает к песенкам и рифмованным строчкам.

7 марта. Колыбельная для внука: "Засыпает город. Спи и ты, мой лучик. Иони - это голубь. Ионичек - голубчик…"

9 марта. Кричу в просторы: "Ма нишма? Что слышно?.." "Время пролетает. Мелькают осень и зима. Лишь эхо мне из-за холма: "Ма…" – еле слышно отвечает.

10 марта. День еще неяркий весенний, весь в сиянии, весь в цвету. Спит в коляске мое продолженье, набирающее высоту.

11 марта. Сын к тебе уже тянется, ластится, вертит быструю дней карусель. А я вижу тебя первоклассницей, твой большой, не по росту, портфель.

17 марта. Говорите, друзья, говорите, повторяйте с надеждой и чувством на родном белорусском, и русском, и на идише, и на иврите. Языки не для тьмы и злодейства Бог нам дал - для добра и для света. И на древней земле иудейской я особенно чувствую это.

21 марта. Здесь гуляет по холмам солнце и цветет миндаль. Только жизнь осталась там, где снегами скрыта даль. Здесь к библейским чудесам прибавляется иврит. Только жизнь осталась там, среди горя и обид. Здесь к счастливым берегам мог бы я продолжить путь. Только жизнь осталась там. И ее не зачеркнуть.

23 марта. Хоть ты не Моисей и не Давид, хоть ты других не лучше, не мудрей, знаком иль не знаком тебе иврит - Израиль для тебя всегда открыт - ты вышел из Египта, ты еврей.

29 марта. На земле библейской я живу, по холмам брожу и мнк траву и, небесной силою храним, поднимаюсь в Иерусалим. Слушаю, как мой смеется внук, как звучит на улицах иврит. Оживает Библия вокруг. И Господь со мною говорит.

7 апреля. Неотвратимо, как судьба, звучит над Хайфою труба… К 100-летию Утесова - много о нем в израильских газетах. Настоящая фамилия Вайсбейн - белая кость.

12 апреля. Попковичу. У Хаима Бялика вижу опять слова, что близки нам с тобою вроде. Читать поэзию в переводе, как женщину через вуаль целовать.

13 апреля. И все разговоры; ехать - не ехать, И споры. что лучше там, где нас нет. И только эхо, библейское эхо, все повторяя, катится вслед.

14 апреля. С первою грозою, с перекатом грома иудейский праздник подошел к порогу. Дочь моя - хозяйка маленького дома - свечи зажигает, обращаясь к Богу. Улетает к звездам голос, еле слышный, в нем - благодаренье за рожденье сына. Только услыхал бы в небесах Всевышний, только бы исполнил все, о чем просила.

15 апреля. Кесария. В гостях у Симановичей - Аси и Гарика. В Нетании у Иосифа Капеляна. Его новые яркие работы. В "той жизни" он оформлял мои "Минуты".

16 апреля. В самолете. Перемена декораций - и на сцене я опять. Нет желанья оставаться. Нет желанья улетать.

18 апреля. Вчера вечером приехал. Звонок Бородулина: вышло "Избранное" (!). Где оно? Когда я его увижу и подержу в руках?

19 апреля. Разговоры в мои первые витебские дни о поездке на улицах, в книжных магазинах, в редакциях и дома. В книжном "Глобусе" встретил Галю, которая когда-то "вместо книги мне дала буханку хлеба". И ей: "Я тебе расскажу об Израиле и о том, как на землю свою возвращаются после изгнания мой народ, все, кого я люблю. Лишь не спрашивай у родных, почему меня нет среди них. Кто сумеет тебе объяснить, как скрепить эту тонкую нить?.."

23 апреля. На даче. Сжег осенне-зимние остатки. А по дороге "прокручивал" старые строки, те, что записывал в Израиле, и новые сегодняшние: "Льется звездное молоко на просторы лесов и полей. Мне уехать отсюда легко. Не уехать куда тяжелей…"

25 апреля. Вечер Попковича прошел хорошо, по моей программе. Володя читал стихи и переводы.

27 апреля. Съездил в книготорг. И у меня в руках мой симпатичный томик - 555 (!) стихотворений.

28 апреля. Резекне. Выступал в Думе, в польской школе, на выставке художников и керамистов, на большом концерте.

1 мая. Побродил по городу. Был у Пушкина и Короткевича, потом у Шагала. Дома - с Рублевским и Цвикой. Разговоры о премьере книги: хочу, чтобы вел Сергей, может, вдвоем с кем-то, может - один. Читал стихи из книги сам, но больше Сергей, загадывая цифру-страницу, а потом неожиданно: "Вот что тут!.."

2 мая. Как бы ни жил я в этом бедламе, сколько б ни корчил паяца, но перед Богом только стихами мне суждено оправдаться…

9 мая. Параллельно колонне ветеранов шел по тротуару до площади Победы. Несколько раз наворачивались слезы, что со мной бывает очень редко…

17 мая. Арк. Шульман принес "Мишпоху". Альманах открывается моими стихами.

19 мая. Идея: провести Витебский фестиваль поэзии. С Евг. Будинасом: на 6 июня готов приехать Евтушенко.

20 мая. Как ты, этимолог, ни ершись, лучше соком вечных знаний брызни: вита - по латыни - это жизнь, значит Витебск – это город жизни!

23 мая. В Худ. музее на выставке Ахала Валы. Ему 95, но приехал…

31 мая. Премьера книги длилась 2.30. Вели Попкович и Рублевский. Конопелько: "Мы не отдаем себе отчета, кто те, живущие рядом, а это уже плеяда идущих впереди - Короткевич, Быков, Бородулин, Симанович…". Израиль Мазья: его параллель - "как для белорусов "А хто там ідзе?" - так для евреев "Имею честь принадлежать…". Слава Савинов, который подарил мне целую кассету с песнями на мои стихи, пел "Линию жизни": "Может, линия жизни сквозная проложила такие пути. В этом городе все меня знают, ну не то что бы все, но почти… И на Замковой или Садовой, как заветного друга плечо, помогало мне чье-нибудь слово, и, надеюсь, поможет еще…"

6 июня. Большой мой день, который начался в 3.30. Две машины на Оршу. В 5 из поезда вышли Евтушенко, Пастернак, Ан. Стреляный. По дороге в машине с Евтушенко. Он уже на перроне: "А это знаменитый Симанович…" Рассказал, как в архиве нашел письмо Матуковского против исполнения "Бабьего Яра", симфонии Шостаковича, "а ведь он мне до того подарил книгу с пушкинским автографом". Разговор о том, что мы давно знакомы, и встреча в Калинковичах, и вечер памяти Симонова. Привел его в гостиницу "Эридан". А потом - все утро вместе. Дома я спросил, что будем пить, и услыхал: "Там стоит "русская" - открывай…" А когда Эм сказала, что только вошла после дороги и что сейчас вытащит из чемодана израильские сладости, он спросил: "А есть ли хоть одна бульбина и кусок сала?". Это у меня было… А когда я сделал хороший крепкий кофе, Евгений вдруг спросил: "А маца у тебя есть?" Мацы у меня не было, всю съели гости… "Эх, ты, - сказал укоризненно Евтушенко, а еще и знаменитый еврей, у Шагала, небось, маца нашлась бы…".

Вместе со всеми гостями мы отправились потом по Шагаловским местам. Праздник я начал ровно в 18. У Пушкина никогда еще не собиралось столько людей, даже на открытии памятника. Я прочел "За годом год", потом выступали: Попкович, Некляев, Конопелько, Законников, Бележенко, Ламан. Как и просил Бородулин, я дал ему слово в конце. Потом прочел "Молодик" с посвящением Евтушенко, мы обнялись и расцеловались, и после этого он прочел новые стихи о свободе, встреченные овацией…

Вечером в театре была презентация тома "Строфы века". Я только прочел "Поэзия вопросы задавала о мире и войне, добре и зле. Поэзия ответов не давала, но если в чьи-то души западала - то значит, оставалась на земле". И дал ему слово. И, конечно, это был фейерверк. Он мало читал свои стихи, но читал по памяти сотни строк именитых и менее известных поэтов. Мне он сказал, что не включал русских поэтов, живущих в республиках, о чем сожалеет, как и о том, что не взял стихи Шагала, считая, что это не русская поэзия… На банкете Евтушенко пел песни на свои стихи, острил и даже пустился в пляс. А ночью с Сергеем и Мишей съездил в мастерскую Олега Крошкина и купил картину… Еще, сидя у меня, он попросил найти его публикацию "Запасников" и переписал их для Музея Шагала. А потом подписал мне свой трехтомник и с мальчишечьей гордостью вскочил из-за столика, долговязый, улыбающийся: "Послушай, что я тебе написал, как зарифмовал твою фамилию!.." И с томом в руках, но не заглядывая в него, наизусть: "Дорогому Давиду Симановичу - редчайшему экспонату идеализма, одному из самих милых осколков "проклятого прошлого" с благодарностью за все, что ты сдедал для Шагала, для Витебска, для человечества. Порой совсем невыносимо ночью. Ничто не лечит. Но вспомню - существует Симанович - и сразу легче…"

26 июня. Вечернею прогулкой через годы я этот день, как гостя, провожал. Как символ вдохновенья и свободы, сияет мне мой Витебский вокзал!..