Византийская армия (IV — XII вв.)

1. БИТВА ПРИ АДРИАНОПОЛЕ (378 Г.)

Ход сражения. На рассвете 9 августа 378 г. римская армия, оставив весь свой обоз под станами Адрианополя (Amm., XXXI, 12, 10)[654], выступила в поход. Солдаты шли в полном вооружении по неровным и каменистым дорогам, поэтому к полудню, когда солнце стало палить особенно нещадно, многие из них почти совершенно выбились из сил. Наконец разведчики доложили императору, что до лагеря варваров осталось уже недалеко. И действительно, спустя некоторое время римляне увидели окруженную телегами стоянку готов.

Римские полководцы стали выстраивать армию. Центр боевого порядка образовывала пехота; позади ее основной массы был оставлен резерв из отборных подразделений, среди которых были Батавы, Ланциарии и Маттиарии. Справа от пехоты и несколько впереди ее фронта встали тяжеловооруженные скутарии, а рядом с ними эскадроны конных лучников (Amm., XXXI, 12, 12). Оставшиеся кавалерийские отряды предполагалось разместить на левом фланге, но поскольку они шли в хвосте колонны, то бόльшая их часть все еще двигалась к месту предстоящего сражения и прямо с марша занимала свое место в строю.

Варвары не желали до поры вступать в сражение: вожди Алафей и Сафрак, командовавшие готско-аланской кавалерией, уже накануне были оповещены о наступлении противника, и поэтому их появление ожидалось с минуты на минуту (Amm., XXXI, 12, 12). Аммиан сообщает об одном требующем внимания обстоятельстве, предшествовавшем роковому столкновению враждующих армий: «Чтобы истомленные летним зноем солдаты стали страдать от жажды, в то время как широкая равнина блистала пожарами: подложив дров и всякого сухого материала, враги разожгли повсюду костры» (Amm., XXXI, 12, 13; пер. Ю. Л. Кулаковского, А. И. Сонни). На первый взгляд, представляется непонятным, зачем варварам было необходимо разводить на равнине большое количество костров. Но, если задуматься, то эта, казалось бы, незначительная деталь может объяснить очень многое. Понятно, что костры были нужны не для того, чтобы заставить истомленных римских солдат еще больше изнывать от жары и жажды: ведь от костров неприятельскую армию должно было отделять расстояние не менее 120 м (Veg., III, 20). Можно, конечно же предположить, что готы хотели заставить римлян страдать от едкого дыма и гари, но для этого необходимо было, чтобы ветер дул римлянам в лицо. Если бы это было так, то Аммиан, несомненно, постарался бы обыграть данное обстоятельство, добиваясь усиления драматического эффекта. Однако он этого не делает, а использует расхожее клише, сопровождающее описания почти всех крупных поражений римлян, — он утверждает, что людей и лошадей мучил страшный голод (Amm., XXXI, 12, 13)[655]. Вполне вероятным представляется предположение, что густой дым от костров должен был возвестить готско-аланской кавалерии о появлении римлян. Но для этого не нужно было разводить большого количества костров по всей равнине. На наш взгляд, весьма важным для понимания этого эпизода является тот факт, что время, отделяющее появление римской армии на поле предстоящей битвы от начала самого столкновения, было сравнительно невелико: римляне даже не успели построиться в боевой порядок (Amm., XXXI, 13, 2); таким образом, у варваров просто не было бы возможности сложить большое количество костров. Единственно правильный вывод, который мы можем сделать из описания Аммиана, заключается в том, что костры в большом количестве были подготовлены варварами заранее. Готы были оповещены о приходе римлян, и костры им были нужны не ради жара пламени, а ради дыма, который должен был скрыть от неприятеля появление на поле боя ожидаемых подкреплений.

Аммиан утверждает, что при виде огромной римской армии варвары пришли в ужас и отправили к Валенту послов просить о мире. Вместе с тем он дает нам понять, что все демарши неприятеля, непосредственно предшествовавшие сражению, носили лицемерный характер и были направлены только на то, чтобы выиграть время и дождаться прибытия кавалерии (Amm., XXXI, 12, 12–13). Однако Валент проявлял самое горячее желание закончить дело без кровопролития и был готов в качестве гарантии своих обещаний предоставить готам высокопоставленного заложника. Эту роль взял на себя комит доместиков Рихомер (Amm., XXXI, 12, 14–15). Рихомер, как пишет Аммиак, уже приближался к вражескому лагерю, когда произошло странное событие: «Стрелки и скутарии, которыми тогда командовали ибер Бакурий и Кассион, в горячем натиске прошли слишком далеко вперед и завязали бой с противником: как не вовремя они полезли вперед, так и осквернили начало боя трусливым отступлением. Эта несвоевременная попытка остановила смелое решение Рихомера, которому уже не позволили никуда идти. А готская конница между тем вернулась с Алафеем и Сафраком во главе вместе с отрядом аланов. Как молния, появилась она с крутых гор и пронеслась в стремительной атаке, сметая все на своем пути» (Amm., XXXI, 12, 16–17; пер. Ю. А. Кулаковского, А. И. Сонни).

Странность в этом описании Аммиана заключается прежде всего в том, что эскадроны скутариев и стрелков бросились в атаку на лагерь варваров. Какие действия они могли предпринять в этом случае? Понятно, что у кавалерии, тем более у легковооруженных лучников, не было никаких средств, чтобы взять штурмом кольцо из телег, окружавшее лагерь готов. Лишенные какой-либо возможности причинить неприятелю вред, римляне сами превратились бы в этом случае в удобную мишень. Для того чтобы объяснить внезапную атаку Бакурия и Кассиона, мы должны предположить, что готы стали выходить из-за укреплений своего лагеря, с тем чтобы построиться к битве. Поскольку делали они это, очевидно, в беспорядке, то римские военачальники сочли, что наступил удачный момент для атаки, и бросились вперед, не дожидаясь приказа вышестоящего командования (Amm., XXXI, 12, 16). Здесь возникает вопрос: что заставило варваров, которые еще недавно не желали торопить события, вдруг изменить свое намерение? Ответ может быть только один; в их лагере было получено сообщение, что конница Алафея и Сафрака должна была вот-вот появиться на поле боя. После этого не было уже никакого смысла продолжать неискренние рассуждения о мире, и готы решили попытать счастья в бою.

Рис. 75. Битва при Адриаиополе. Атака римской кавалерии на правом фланге.

1 — кавалерия Бакурия и Кассиона; 2 — Валент со своими телохранителями; 3 — римская пехота; 4 — Ланциарии и Маттиарии; 5 — Батавы; 6 — кавалерия левого фланга; 7 — кавалерийские отряды, не успевшие подойти к началу сражения.

Рис. И. В. Кирсанова.

Рис. 76. Битва при Адрианополе. Римская пехота вступает в бой. Внезапное появление кавалерии варваров и бегство римской кавалерии на правом фланге.

Рис. И. В. Кирсанова.

Возможно, римляне легко обратили бы в бегство врагов, не ожидавших столь стремительного нападения, однако внезапно из густого дыма костров, обволакивавшего равнину, вылетели готские и аланские всадники. Учитывая маневр, совершенный эскадронами Бакурия и Кассиона, конница Алафея и Сафрака могла оказаться либо в тылу у римлян, либо угрожать нм фланговым охватом. Именно это непредвиденное обстоятельство, не оставившее никаких шансов Бакурию и Кассиону, заставило их отдать приказ о немедленном отступлении, которое Аммиан посчитал «малодушным» (Amm., XXXI, 12, 17)[656].

Атака римской кавалерии послужила сигналом для всей армии: римская пехота, занимавшая центр боевого построения, устремилась вперед на строящихся еще к битве готов. Но после того как отряды Бакурия и Кассиона обратились в бегство, легионы оказались в самой невыгодной ситуации: неприятельская конница ударила нм во фланг.

Левый фланг римской армии еще не построился окончательно, поскольку некоторые эскадроны все не подошли к месту сражения. Несмотря на это, увлеченные общим порывом, и на этом участке фронта римляне бросились в наступление. Им удалось обратить готов в бегство, и они продвинулись до самого их табора[657]. Однако им не хватило сил, поскольку остальная масса римской кавалерии на этом крыле так и не вступила в бой (Amm., XXXI, 13, 2)[658]. Поэтому, когда готы сделали натиск всеми силами, «высыпав несчетными отрядами» из-за своих повозок[659], то римскую конницу опрокинуло «словно разрывом большой плотины» (Amm., XXXI, 13, 2).

Рис. 77. Битва при Адриаиополе. Атака римской кавалерии на левом фланге.

Рис. И. В. Кирсанова.

Отступление кавалерии и на этом фланге привело к тому, что римская пехота оказалась зажатой в тиски (Amm., XXXI, 13, 3). «В этой страшной сумятице пехотинцы, истощенные от напряжения и опасностей, когда у них не хватало уже ни сил, ни умения, чтобы понять, что делать, и копья у большинства были разбиты от постоянных ударов, стали бросаться лишь с мечами на густые отряды врагов, не помышляя уже больше о спасении жизни и не видя никакой возможности уйти. А так как покрывшаяся ручьями крови земля делала неверным каждый шаг, то они старались как можно дороже продать свою жизнь и с таким остервенением нападали на противника, что некоторые гибли от оружия товарищей. Все кругом покрылось черной кровью, и, куда бы ни обратился взор, повсюду громоздились кучи убитых, и ноги нещадно топтали повсюду мертвые тела. Высоко поднявшееся солнце, которое, пройдя созвездие Льва, передвигалось в обиталище небесной Девы, палило римлян, истощенных голодом и жаждой, обремененных тяжестью оружии» (Amm., XXXI, 13, 5–7; пер. Ю. А. Кулаковского, А. И. Сонни). Не выдержав колоссального давления с фронта и обоих флангов, римляне обратились в бегство. По всей видимости, именно в этот момент в бой были введены Ланциарии и Маттиарии, отражавшие некоторое время страшный напор варваров (Amm., XXXI, 13, Х)[660]. Император Валент в начале сражения находился на правом фланге между пехотой и кавалерией; после бегства Бакурия и Кассиона, спасаясь от готской кавалерии, он со своими телохранителями оказался среди пехотных боевых порядков. Когда пехотинцы уже дрогнули, то, пробиваясь сквозь их ряды, он пытался добраться до вступивших в бой Ланциариев и Маттиариев. Эти легионы не могли долго сдерживать всю массу готов. В резерве должны были находиться еще Батавы, появление которых на поле сражения могло бы дать римлянам шанс. Но, когда комит Виктор поскакал к ним, чтобы привести на помощь, то не смог их найти: вероятно, Батавы предпочли не искушать лишний раз судьбу и позаботились о собственном спасении. После этого поле битвы стали покидать уже не только рядовые солдаты, но и высшие командиры: бежали Виктор, Рихомер и Сатурнин (Amm., XXXI, 13, 8).

Рис. 78. Битва при Адрианополе. Готы опрокидывают римскую кавалерию на левом фланге.

Рис. И. В. Кирсанова.

Рис. 79. Битва при Адрианополе. Римская пехота обращается в бегство. В сражение вступают Ланциарии и Маттиарии, к которым прорывается Валент со своим окружением. Батавы бегут с поля боя.

Рис. И. В. Кирсанова.

Рис. 80. Битва при Адрианополе. Окончательное поражение римской армии.

Рис. И. В. Кирсанова.

Бой продолжался до наступления ночи. «Поздно вечером, — сообщает Аммиан, — император, находившийся среди простых солдат, как можно было предполагать, — никто не подтверждал, что сам это видел или был при том, — пал, опасно раненный стрелой, и вскоре испустил дух; во всяком случае, труп его так и не был найден. Так как шайки варваров бродили долго по тем местам, чтобы грабить мертвых, то никто из бежавших солдат и местных жителей не отваживался явиться туда» (Amm., XXXI, 13, 12; пер. Ю. А, Кулаковского, А. И. Санни)[661]. Таким образом, само сражение длилось не менее 6–7 часов. Две трети римской армии погибли в этой страшной сече, и потери, понесенные в тот день, остались невосполненными даже к тому времени, когда Аммиан заканчивал свой грандиозный труд (около 390 г.) (Amm., XXXI, 13, 11)[662].

Конец убийствам положила безлунная ночь, позволившая оставшимся в живых римлянам добраться до Адрианополя.

Относительно причин, повлекших за собой поражение римской армии. Исследователи приходят к различным выводам, пытаясь объяснить, что повлекло за собой разгром армии Валента под Адрианополем. По мнению одних, результат битвы был определен причинами невоенного характера, другие считают, что поражение стало возможным только из-за грубых ошибок, допущенных римским генштабом.

Уже Г. Дельбрюк полагал, что под Адрианополем силы обеих сторон были приблизительно равными, а потому военных основании для несчастного для римлян исхода не было. Поэтому причину поражения Валента ученый склонен видеть в том, что арианство императора вызвало резкое недовольство в среде военных и повлекло за собой измену части армии и высшего командного состава[663].

В. И. Холмогоров объясняет разгром римлян «разложением», царившим в рядах самой римской армии[664], поскольку составлена она была из насильственно согнанных под знамена варваров-летов, которые были расселены на пустовавших землях в Римской империи. «Таких подневольных солдат-варваров, — считает исследователь, — никакими усилиями нельзя было воодушевить к бою с варварами-готами, которые могли принести им только освобождение от беспощадно давившей их римской государственной машины, они массами дезертировали из армии еще до столкновения с неприятелем»[665].

Ф. Ришардо придерживается прямо противоположного мнения, полагая, что поражение римлян носило чисто военный характер[666]. Среди главных причин неудачи римлян он называет отсутствие укрепленного лагеря, где армия могла бы подготовиться к сражению и куда она могла бы отступить в случае неудачного исхода боя, а также тот факт, что солдатам не дали возможности отдохнуть и поесть перед столкновением с противником, но прямо с марша заставили их строиться и боевой порядок. Наконец, вместо того чтобы сразу начать бой, Валент вступил в новые переговоры с Фритигерном — вождем варваров, еще более изматывая своих солдат, утомленных многочасовым переходом и напряженным ожиданием. Неудивительно, что римляне бросились в атаку, не дожидаясь приказов своих военачальников. Стихийно начавшееся сражение Ф. Ришардо называет «солдатской баталией», в которой главнокомандующий не принял никакого участия[667]. При таких обстоятельствах, делает вывод Ф. Ришардо, любая армия была бы обречена на поражение.

Абстрагируясь от вопроса о численном соотношении обеих сторон, отметим, что в описании Аммиана, которое само по себе неточное и обобщенное, очень много неясного. Самое главное, что, на наш взгляд, должно получить правдоподобное объяснение, — это почему римская армия выступила из лагеря, оставив под Адрианополем весь свой обоз? Несомненно, что Валент и его полководцы знали, на каком расстоянии от города разбили лагерь готы. Это расстояние легко определить, если мы примем в качестве достоверных сообщения Аммиана о том, что римская армия выступила на рассвете (Amm., XXXI, 12, 10)[668] и увидела лагерь готов только в «восьмом часу» (Amm., XXXI, 12, 11)[669]. Согласно римским мерам счисления времени, восход солнца летом происходил в 5 ч 42 мин; седьмой час длился с 13 ч 15 мин до 14 ч 31 мин[670]. Таким образом, римская армия, согласно тому, что утверждает Аммиан, должна была совершить марш-бросок, длившийся не менее 7–8 часов. Мы уже отмечали, что в соответствии с существовавшими военными нормами, летний переход не должен был превышать 5-ти часов, за которые полагалось сделать 20 миль обычным шагом или 24 мили ускоренным шагом (Veg., I, 9). Римская миля равнялась 1478,7 м, Следовательно, 20 миль составили бы, по нашим меркам, 29 км 574 м. Вариант движения ускоренным шагом можно даже не рассматривать, поскольку невозможно было требовать подобного напряжения от людей, идущих по летнему зною в полном вооружении. За 2–3 дополнительных часа, которые прошли солдаты Валента, они могли покрыть еще 8 — 12 миль, т. е, расстояние, отделявшее римский лагерь от готского, было не менее 41–47 км. Все это было хорошо известно римским командирам. Столь же хорошо были им известны и те простые правила, проверенные веками, несоблюдение которых могло самым трагическим образом отразиться на судьбе любой армии. В «Стратегиконе», в XII книге, самой архаичной из сего трактата и построенной на материале V в., а может быть, и еще более раннем, уделено внимание в том числе и физическому состоянию войска, которое должно вступить в бой: «В день сражения, — пишет автор трактата, — не следует выдвигать боевой строй пехоты за пределы фоссата на расстояние, превышающее две мили, чтобы пехотинцы не утомились от тяжести вооружения. Если враги оттягивают сражение, пехоте следует сесть и отдохнуть, пока враги не приблизятся. И если время жаркое, то снять и шлемы, чтобы их головы проветрились. В такое время вина им употреблять не следует, чтобы, разгорячившись, они не потеряли рассудок, но воду следует транспортировать на повозках и выдавать каждому по потребности, с учетом его расположения в боевом строю» (Maur., XII В, 23; пер. В. В. Кучмы). В свете всего сказанного решение Валента и его командиров предпринять длительный многочасовой переход, после которого предполагалось вступить в бой с огромной неприятельской армией, кажется полнейшим безумием: один этот марш по жаре ставил римлян на грань поражения еще до начала боя. Даже если мы предположим, что армия Валента настолько численно превосходила силы готов, что ни у кого не оставалось никаких сомнений в успехе предприятия, подобный ход трудно объяснить. Да и все действия Валента, предшествовавшие адрианопольской катастрофе, не свидетельствуют о том, что он торопился вступить с противником в генеральное сражение: если уж он был настолько уверен в своих силах, то зачем ему понадобилось просить, чтобы племянник прибыл на помощь со всей своей армией (Amm., XXXI, 10, 3)?

А если бы готы отказались принимать бой, когда римляне выстроились перед их табором? Что ждало бы в этом случае римскую армию? Обоз со съестными припасами и фуражом оставлен в Адрианополе, разбить лагерь перед вражеским станом было практически невозможно, следовательно, нужно было после нескольких часов ожидания в строю развернуться и идти назад. Как долго могла пройти измотанная до крайности армия и захотели бы варвары дать ей такую возможность? Как объяснить все это с точки зрения здравого смысла? Например, если уж решили по каким-то субъективным или объективным соображениям вступать в бой, почему было не приблизиться к вражескому табору на безопасное расстояние, разбить собственный лагерь, дать людям и лошадям необходимый отдых и на следующий день со свежими силами, в полном боевом порядке подойти к неприятелю; в случае если готы не захотели бы давать сражение, римляне могли бы вернуться назад к своим палаткам.

Конечно же, можно подчеркивать то, что император не блистал полководческими талантами (Amm., XXXI, 14, 3). Вместе с тем не будем забывать, что он не был новичком в военном деле и практически 15 лет стоял во главе армии. Его окружали опытные полководцы, имевшие за плечами десятилетия военной службы. Эти высокопоставленные офицеры отлично знали, на что способны солдаты, которых нм предстояло вести в бой, и на что способен противник, с которым предстояло иметь дело.

Наивно с нашей точки зрения, точки зрения кабинетных ученых, лишь с очень большим трудом могущих представить себе реалии той отдаленной эпохи, обвинять Валента и его полководцев в совершении каких-то тактических ошибок, которые, будь мы на их месте, несомненно, не были бы допущены. Причины, побудившие римский генштаб отдать 9 августа приказ о выступлении армии, имеют гораздо более глубокие корни, нежели отсутствие военных дарований и некомпетентность Валента. Они самым непосредственным образом связаны с новой полосой кризиса, в который вступила вся позднеримская военная система.

2. КРИЗИС СИСТЕМЫ КОМПЛЕКТОВАНИЯ АРМИИ

Причины кризиса позднеримской системы комплектования армии. Первые симптомы нового надвигающегося кризиса римской военной организации стали ощущаться уже в самом начале правления Валентиниана I (364–370 гг.) и Валента (364–375 гг.). Этому способствовал целый комплекс причин, как внешних, так и внутренних.

Уход римских войск из Галлии на Восток и известие о смерти Юлиана во время персидского похода спровоцировали новую волну германского нашествия. Аламанны прорвали рейнскую границу и неудержимым потоком хлынули в галльские провинции (Amm., XXVI, 5, 7). Валентиниан, оставив Валента управлять восточными провинциями, спешно отбыл на запад, однако едва он прибыл в Паризии, как ему доложили о мятеже Прокопия. Перелом в войне с аламаннами наступил только в конце 60-х гг., а восстание Прокопия хотя и было подавлено довольно быстро, однако нанесло тяжелый урон военному потенциалу восточной армии.

Главная проблема, с которой столкнулась военная система Империи, заключалась в том, что система комплектования армии в новых условиях перестала эффективно функционировать. Несмотря на то, что система набора, введенная Диоклетианом, должна была давать необходимое количество рекрутов, наши источники свидетельствуют, что в 60-е гг. новобранцев стало катастрофически не хватать. Законы Кодекса Феодосия, изданные в это время, показывают, что правительство вынуждено было пойти на очень жесткие меры, чтобы пополнять армию рядовым составом. В 365 г. был принят закон, предусматривавший суровые наказания для тех, кто укрывал дезертиров (CTh, VII, 18, 1)[671]. В отношении тех, кто отрубал себе пальцы и надеялся тем самым избежать военной службы, в 367 г. вышел закон, согласно которому искалеченных новобранцев все равно забирали в армию, вероятно, используя их там как подсобных рабочих (CTh, VII, 13, 4)[672]. В следующем году Валентиниан велел префекту претория Галлии сжигать живыми всех, кто наносил себе телесные повреждения (CTh, VII, 13, 5)[673]. В 372 г. вышел указ, требовавший отправлять в воинские части тех сыновей ветеранов, которые поступили на гражданскую службу (CTh, VII, 22, 8; ср. CTh, VII, 22, 6)[674].

Ряд исследователей полагает, что одной из главных причин сокращения притока новобранцев в армию был острый демографический кризис, в котором оказались многие римские провинции. Так, например, по мнению А. Пигоньоля, апогей роста населения Римской империи пришелся на время правления Каракаллы (211–217 гг.). После этого на протяжении всего III в. римское население неуклонно сокращалось[675]. Тогда были заброшены многие культивировавшиеся ранее земли в Галлии, Италии, Северной Африке, а также в Балканских провинциях и Египте[676]. Сократилось не только сельское население, обезлюдели и многие процветавшие прежде города[677].

При таком положении дел очень многое зависело от того, насколько большую армию должна была содержать Империя. Обычно, пытаясь ответить на этот вопрос, специалисты стараются построить свои расчеты на базе того списка военных частей, который содержится в Notitia dignitatum. По-разному интерпретируя данные этого документа, они приходят к самым различным, порой весьма противоречивым выводам. Так, согласно Т. Моммзену, римская армия насчитывала около 554 500 солдат[678]; Э. Нишер дает общую цифру в 737 500 человек; О. Зеек — 400 000–600 000 солдат[679]; А. Х. М. Джонс — 600 000. Все эти расчеты, основанные лишь на перечне подразделений, содержащемся в Notitia, и гипотетических предположениях относительно численного состава различных воинских частей, могут быть приняты только с большими оговорками. Однако даже если мы допустим, что римская армия в эпоху Поздней империи насчитывала 500 000–600 000 человек, значит ли это, что она должна была испытывать трудности с пополнением личным составом? Приблизительное количество рекрутов, в котором ежегодно нуждалась бы армия в 500 000 человек, было около 25 000[680]. Армия в 600 000 человек требовала бы не более 30 000 рекрутов в год[681].

Относительно общей численности римского населения в позднюю эпоху высказывались различные точки зрения. По мнению Г. Дельбрюка, в Империи проживало приблизительно 90 млн человек[682]. Неужели этого было недостаточно, чтобы обеспечить армии ежегодную поставку 30 000 новобранцев? Чтобы ответить на подобный вопрос, приведем для сравнения статистические данные, касающиеся отечественной истории. Население Российской империи в 1801 г. составляло 38,8 млн человек, при этом ее армия насчитывала около 400 000 человек; в 1812 г. под ружьем находилось около 900 000 человек; в 1897 г. население России достигло уже 125,7 млн человек, при этом численность ее армии после введения всеобщей воинской повинности возросла до 1 млн 133 тыс. человек[683]. Г. Дельбрюк в качестве примера того, какой процент населения ежегодно должен пополнять ряды армии, приводит Германию 1900 г., которая при 54 млн населения выставляла по 250 000 новобранцев в год[684]. Вывод, таким образом, напрашивается сам собой: как бы сильно ни уменьшилось население Римской империи и какой бы многочисленной ни была ее армия, это не могло вызвать трудности с укомплектованием ее личным составом.

По нашему мнению, существуют следующие четыре основные причины, вызвавшие нехватку рекрутов и спровоцировавшие кризис всей позднеримской военной системы:

1. прекращение широкомасштабной иммиграции варваров в Империю;

2. опустошение провинций, дававших основную массу рекрутов;

3. большие потери, понесенные армией в гражданской и во внешних войнах;

4. разрыв федеративного договора с готами.

Ситуация на римских границах начала осложняться уже к концу правления Константина. В 337 г. послы персидского царя потребовали вернуть те земли, которые отошли Империи в соответствии с Нисибисским мирным договором. Это означало начало войны, которая разгорелась в том же году и продолжалась до 363 г. Война была крайне неудачной для римлян и, несомненно, стоила их армии больших потерь (Amm., XVIII, 5, 7)[685]. Неприятели часто захватывали или осаждали римские города (Eutrop., Х, 10, 1). Девять раз сталкивались на поле сражения римские и персидские армии, причем дважды во главе римских сил стоял сам император (Fest., XXVII, 1)[686], но ни разу римлянам не удалось одержать победу над противником (Eutrop., Х, 10, 1).

Еще большие потери нанесла римским вооруженным силам гражданская война 350–353 гг. Генеральное сражение между войсками Констанция II и Магненция произошло 28 сентября 351 г. в Паннонии близ города Мурса. Как сообщают наши источники, эта битва носила необычайно кровопролитный характер и обе стороны понесли огромные потери (Zon., 13, 8; ср. Eutr., 10, 12)[687]. Но и это не положило конец войне. Суровая зима не позволила армии Констанция немедленно перейти Альпы и вторгнуться в Италию, куда бежал Магненций. Последнему удалось собрать новую армию и нанести у Тнцина поражение превосходящим силам противника (Aur. Vict., Caes., 42, 5).

Гражданская война 350 — 353 гг. дала повод германцам для начала новых вторжений на римскую территорию. Перед началом борьбы за власть с Констанцием Магненций провел в Галлии всеобщую мобилизацию, вывел из городов и крепостей, защищавших рейнскую границу, все римские военные части и усилил собранные им войска франкскими и саксонскими наемниками. Не имея возможности справиться со своим противником, Констанций освободил аламаннов от заключенных с Империей соглашений и сам поощрял их к вторжению на римскую территорию. Либаний пишет по этому поводу, что император «письмами открыл варварам путь в римские пределы, заявив им о своем дозволении приобретать земли, столько, сколько они смогут. Когда это разрешение было дано и письма отменили условия прежнего договора, они хлынули потоком при отсутствии какого-либо сопротивления, ведь Магненций держал войско в Италии, и счастливые города сделались добычей мёзийцев: деревни разрушались, стены низвергались, увозилось имущество, женщины и дети» (Liban., Or., XVIII, 33, 34)[688].

В 353 г. аламанны под предводительством Хонодомария в правильном сражении разбили армию цезаря Деценция (353 г.) (Amm., XVI, 12, 6; ср. Zos., III, 3, 1). После этой победы они, не встречая никакого сопротивления, опустошили всю Галлию (Amm., XVI, 12, б; Eutrop., Х, 14). Аммиан Марцеллин утверждает, что варвары свободно бродили по стране и не было силы, способной изгнать их (Amm., XV, 5, 2)[689]. Зосим передает, что франки, аламанны и саксы разрушили 40 городов на Рейне и увели в плен их жителей (Zos., III, 1)[690].

В 354 г. Констанций послал в Галлию магистра пехоты Сильвана, имевшего в своем распоряжении не более 8000 солдат (Amm., XV, 5, 2; XVI, 2, 4). Сильвану удалось на некоторое время стабилизировать положение в стране (Amm., XV, 5, 4). Однако, после его гибели Галлия вновь осталась без защиты. Воспользовавшись этим, германцы немедленно перешли в наступление. Осенью 355 г. Констанцию было доложено, что rалльские провинции находятся на краю гибели, а германцы, не встречая никакого сопротивления, разоряют и уничтожают все (Amm., XV, 8, 1). В начале ноября, после упорной осады, варвары захватили и разрушили Колонию Агриппину, бывшую самым значительным городом провинции Германия Вторая (Amm., XV, 8, 18).

Когда цезарь Юлиан, назначенный новым командующим галльской армии, прибыл в Галлию (355 г.), то обнаружил, что линия рейнских укреплений была полностью разрушена (Amm., XVI, 3, 1; 11, 11; XVII, 9, I). Крепости, находившиеся по берегам реки Мозы, также были либо разрушены (Amm., XVII, 9, 2), либо оставлены римскими войсками (Amm., XVII, 2, 2).

В отличие от того, что происходило в III столетии, варвары совершили свои вторжения уже не столько в поисках добычи, сколько ради захвата плодородных земель[691]. Юлиан сообщает, что германцы поселились на римской территории на расстоянии в 300 стадий от Рейна (Jul., Ad Ath., 279 a). Они уже считали завоеванной территорию провинции Германии Первой и заселяли земли вокруг городов Аргенторат, Бротомаг, Таберны, Салисон, Неметы, Вангионы и Могонциак (Amm., XVI, 2, 12). К Юлиану варвары отправили послов с требованием уйти из этих земель, которые были уже завоеваны ими силой оружия (Amm., XVI, 12, 3). К этому времени в Галлии уцелело всего 13 000 солдат (Amm., XVI, 12, 1).

Победоносные действия римских войск под командованием Юлиана позволили восстановить рейнскую границу. Юлиан, насколько мы можем об этом судить, не только требовал от варваров возвращения римских пленных (Zos., III, 4, 4), но и старался поселить варваров на территории Империи. В июле 358 г. он нанес поражение салическим франкам, занявшим район Токсиандрии[692]. Согласно свидетельству Аммиана, победитель предпочел не прогонять побежденных с захваченных земель, а принял их в подданство (Amm., XVII, 8, 4)[693]. Впрочем, этот эпизод по-разному передается античными авторами. Евнапий и следующий ему Зосим утверждают, что Юлиан сам разрешил салическим франкам перейти Рейн и поселиться на римской территории (Eunap., fr. 18; Zos., III, 6, 3; 7, 5; 8, 1). Эта версия согласуется с сообщением Либания, согласно которому появление на Рейне Юлиана во главе римской армии произвело на варваров столь сильное впечатление, что одно из племен пожелало жить в Империи. Юлиан предоставил варварам земли и затем использовал их военные силы в борьбе против других племен (Lib., Or., XVIII, 75)[694].

На протяжении длительного времени Галлия была тем главным источником, откуда черпала силы западная армия (Ехр., 58). Среди остальных провинциалов галлы пользовались славой отчаянных храбрецов. Юлиан пишет, что галльский солдат никогда не обращался в бегство перед врагом (Jul., Ad Const., 29, 18), а Аммиан со своей стороны сообщает, что галлы не отрубали себе пальцы на руках, чтобы избежать военной службы (Amm., XV, 12, 3). Однако набеги германцев в середине IV в. подорвали силы Галлии. Вероятно, именно этот факт подтолкнул Констанция II создать на ее территории несколько сарматских поселений. Они существовали еще в 368 г., и Авсоний, описывая свое возвращение в Тренеры (368 г.), сообщает о сарматских колонах, возделывающих земли в районе Таберн (Auson., Mosel., 9)[695]. Впрочем, несмотря на все эти действия, Галлия не смогла оправиться после варварских вторжений. На истощение этой важнейшей для военного потенциала Империи страны указывал в своем письме Констанцию II уже сам Юлиан (Amm., ХХ, 8, 15)[696]. Новая волна германских набегов, последовавшая вслед за смертью Юлиана, привела к тому, что Галлия оказалась более не в состоянии предоставить рекрутов необходимого качества и в необходимом количестве. К тому же изменилось и отношение самих галлов к военной службе. Если еще в 350-е гг. галлы не уклонялись от нее, то 10 лет спустя они стали так же, как и остальные провинциалы, отрубать себе большой палец на правой руке, чтобы избежать призыва в армию.

На востоке правительство столкнулось с теми же проблемами, что и на западе. Фракия, основной источник пополнения армии, защищавшей Дунай, как и Галлия, в 60-х гг. IV в. не могла более поставлять в армию необходимое количество новобранцев. После успешных войн Константина с сарматами и заключения федеративного договора с готами (332 г.) положение на дунайской границе долгое время не вызывало опасений. В своем похвальном слове в честь Констанция и Константа, составленном между 344 и 349 гг., Либаний с удовлетворением отмечает, что варвары пребывают в спокойствии, не угрожают более дунайской границе и почитают римского императора, как если бы он был их собственным правителем (Lib., Or., LIX, 89–90).

В тех областях Фракии, которые совершенно обезлюдели в результате варварских вторжений (Lib., Or., LIX, 85), Констанций старался селить пленных, захваченных в результате успешных военных действий. В 343 г., например, на одной из таких территорий, населенных прежде фракийскими крестьянами, Констанций II разместил жителей персидского города Адиабены, взятого его войсками (Lib., Or., LIX, 83)[697].

Положение начинает меняться в конце 50-х гг. IV в. В 358 г. сарматы, оправившиеся после понесенных поражений, совершили опустошительный набег на территорию Верхней Мёзии и Панноний Первой и Второй (Amm., XVI, 10, 20; XV11, 12, 1)[698]. Но наиболее тяжелые последствия для военного потенциала восточной армии имело восстание Прокопия (365–366 rr.). Прокопий объявил себя императором в Константинополе[699]. Узурпатора поддержали квартировавшиеся в столице легионы, которые, вероятно, находились под его командованием во время предыдущей войны с персами[700]. В числе тех из жителей города, кто примкнул к восстанию, Аммиан называет ремесленников, торговцев, и также ветеранов (Amm., XXVI, 7, 1)[701]. Вскоре на сторону Прокопия перешла вся Фракия вместе с находившимися здесь войсками (Amm., Х X VI, 7, 5). Эта провинция стала центром восстания и дала Прокопию значительные воинские силы[702]. Зосим утверждает, что к узурпатору присоединились отряды из римлян и варваров (очевидно, поселенных из римской территории) (Zos., IV, 7, 1). Утвердившись во Фракии, Прокопий обратился за помощью к жившим за Дунаем федератам готам, которые, согласно версии Зосима, отправили ему на помощь отряд и 10 000 воинов (Zos., IV, 7, 2) или 3000 — согласно Аммиану (Amm., XXVI, 10, 3). Помощь Прокопию оказали и другие варварские племена, жившие за Дунаем (Zos., IV, 7, 2). Посланные Валентом на подавление мятежа силы поддержали восставших (Amm., XXVI, 7, 15–17). Вскоре под властью узурпатора оказались Вифиния и Геллеспонт (Amm., XXVI, 8, 3; 7). Несмотря на то, что правительственным войскам удалось в конечном итоге нанести поражение восставшим, а сам Прокопий был схвачен и казнен[703], население Фракии не прекратило борьбу (Amm., XXVI, 10, 4–6).

Восстание Прокопия имело два негативных последствия. Первым были большие людские потери[704]. После подавления восстания правительство прибегло к массовым репрессиям, и, по словам Аммиана, люди «проклинали несчастную победу, более тяжкую, чем любая истребительная война… и не было никакого предела этим ужасным бедствиям, пока сам император и его близкие родственники не пресытились деньгами и кровью» (Amm, XXVI, 10, 9; 14; пер. Ю. А. Кулаковского, А. И. Сонни). Множество жителей Фракии, мелких земледельцев, колонов и рабов, спасаясь от преследований, бежало к готам[705].

Разорение Фракии нанесло страшный удар по военному потенциалу восточной половины Империи. Насколько мы можем судить, опираясь на данные трактата «Полное описание Вселенной и народов» (Exposiitio totius mundi et gentium), составленного в середине IV в., восточная армия получала боеспособных рекрутов из Галатии, предоставлявшей императорам «превосходных воинов» (Ехр., 41), из Малой Армении, славившейся своими всадниками и лучниками (Ехр., 43), и из Фракии (Ехр., 50). О последней анонимный автор говорит, что она населена «рослыми и отважными в битвах людьми» и что именно отсюда обычно вербуют воинов. Его слова подтверждает и Аммиан Марцеллин, по свидетельству которого император Констанций, проводя зиму в Константинополе, укомплектовывал местной молодежью свои отборные подразделения (Amm., ХХ, 8, 1). Таким образом, Фракия была важнейшим источником пополнения не только пограничных воинских частей, но и императорской армии и, если Галатия лишь «в некоторых случаях» отправляла рекрутов на военную службу, а из армян набирались только кавалерия и лучники, то наборы во Фракии были обычным делом. В IV столетии Фракия оставалась одной из немногих областей Римской империи, где значительную часть сельского населения составляло свободное крестьянство[706]. Поэтому понятно, что именно среди фракийцев императоры находили необходимые резервы для армии.

Однако положение заметным образом меняется к середине IV в., когда происходит быстрое разорение свободного крестьянства и превращение его в колонов[707]. Восстание Прокопия и последовавшие за ним репрессивные меры правительства еще более усугубили и без того непростую ситуацию. Еще одним важным итогом восстания был разрыв федеративных отношений с готами[708]. С точки зрения готов, Прокопий принял императорскую власть на вполне законном основании, поскольку он принадлежал к дому Константина, а потому готы сочли себя обязанными поддержать его и оказать военную помощь[709]. Однако для Валента это был официальный повод для начала войны.

Война с готами длилась три года (367–369 гг.) и закончилась подписанием нового мирного договора на условиях, предложенных римской стороной (Amm., XXVII, 5, 5–9). Соглашение содержало три основных пункта:

1. обязательство не нападать на римскую территорию;

2. ограничение торговых отношений, которые отныне могли осуществляться только в двух городах;

3. отмена субсидий, выплачивавшихся прежде Империей.

Подобный договор знаменовал собой разрыв существовавших прежде федеративных отношений[710]. Этот вывод подтверждается событиями, последовавшими вслед за готской войной. По сообщению Аммиана, Валент покупал скифские (т. е. готские) отряды, готовясь в 374 г. к войне с персами (Amm., ХХХ, 2, 6), в чем не было бы необходимости при наличии федеративного соглашения. Когда в 375 г. готы получили разрешение переселиться на римскую территорию, то, как передает Орозий, они были приняты римскими властями «без какого-либо союзного договора» (Oros., VII, 33, 10). Аммиан утверждает, что переправившиеся через Дунай готы получали статус колонов (Amm., XXXI, 4, 4), а, согласно официальным источникам, готов приняли «из милосердия, по приказу августа Валента» (Cons. Const., а. 376).

Для готов война с Империей и разрыв существовавших прежде соглашений имели самые тяжелые последствия: отмена субсидий и прекращение торговых отношений с римлянами ставили их перед лицом голодной смерти, поскольку общественная жизнь готов была устроена так, что они не могли существовать без импортируемых римлянами товаров[711].

Опустошение Фракии должно было заставить Валента искать иные источники пополнения армии[712]. В этой ситуации было естественным потребовать поставки рекрутов из восточных областей Империи. Однако в 60-е гг. IV в. эти провинции переживали экономический подъем, который привел к дефициту рабочей силы. Нежелание землевладельцев расставаться со своими колонами способствовало чрезмерному развитию практики откупа от военной повинности[713]. Данное обстоятельство стало одной из главных причин, подтолкнувших Валента к принятию решения о заселении Фракии готами, за счет которых он надеялся выйти из создавшегося критического положения[714].

Сыновья ветеранов, как уже отмечалось, всегда были важнейшим ресурсом для пополнения армии. Однако с начала 70-х гг. IV в. у ветеранских детей особенно заметно желание уклониться от военной службы[715]. Широко распространенным явлением стало укрывательство сыновей ветеранов на фермах своих отцов, попытки поступить на гражданские должности, а иногда даже случаи самоувечья[716]. По всей видимости, такое положение было обусловлено тем, что интенсивное занятие ветеранов торговлей и земледелием создало условия, при которых их сыновьям было гораздо выгоднее продолжать земледельческую и торговую деятельность отцов, нежели становиться солдатами[717].

Паллиативное решение проблемы. Нехватка рекрутов для армии потребовала от правительства поиска радикальных решений, направленных на преодоление кризисной ситуации. Поскольку существовавшая система комплектования армии не давала более требуемого количества пригодных для службы молодых новобранцев, то при Валентиниане I и Валенте вместо рекрутов с землевладельцев все чаще стали требовать aurum tironicum. В 367 г. вышел императорский указ об уменьшении минимального роста рекрутов с 5 футов 10 дюймов (172,49 см) до 5 футов 7 дюймов (165,1 см) (CTh, VII, 13, 3). Возникает вопрос, чем было вызвано появление подобного постановления? Как уже отмечалось, реформа Диоклетиана изначально предусматривала возможность замены людей деньгами. Такая система позволяла правительству при наличии необходимых денежных средств обеспечивать армии постоянный приток физически крепкой молодежи. Поэтому закон Валентиниана об уменьшении минимального роста призывников нужно рассматривать не как отчаянную попытку любыми силами восполнить убыль личного состава, а как стремление расширить базу для получения aurum tironicum, чтобы использовать полученные средства на наем людей, пригодных для военной службы и уже подготовленных к ней. Бόльшая часть денег шла, как мы об этом можем судить на основании закона от 375 г., на вербовку чужеземных варваров (CTh, VII, 13, 7 pr.). Подобный выбор правительства был вполне обоснован, поскольку варвары были с детства привычны к военному делу и владению оружием. «Это искусство, — пишет Вегеций, — и ныне считают нужным беречь варвары; они уверены, что в нем заключается и все остальное и что через него они могут достигнуть всего» (Veg., III, 10; пер. С. П. Кондратьева).

Замена рекрутов золотом к 70-м гг. IV в. стала, очевидно, уже общепринятой. В преамбуле к упоминавшемуся выше закону указывается лишь на недопустимость того, чтобы денежные суммы, взимаемые вместо рекрутов, превышали установленные нормы (CTh, VII, 13, 7 pr.)[718].

Тот факт, что с середины 60-х гг. IV в. правительство все более и более делало ставку на привлечение в ряды армии чужеземцев, оставил заметный след и на официальной государственной идеологии. Одной из наиглавнейших задач хорошего императора стала задача получать от варваров рекрутов для армии и рабочую силу для обработки земли[719]. Авсоний в своем панегирике Грациану называет императора Германским, Аламаннским и Сарматским. Однако эти почетные титулы означают не только то, что Грациан одержал победу над германцами, аламаннами и сарматами, но и то, что он обеспечил Империи приток новых людских ресурсов. Император заслужил называться Германским, поскольку варвары сдались ему (deditione gentilium), Аламаннским, поскольку возвратил пленных (reductione coptorum), Сарматским, потому что победил и даровал прощение побежденным (и, очевидно, принял их на римской территории) (vincendo et ignoscendo) (Auson., Grat., 2, 8)[720].

В придворных кругах распространяется идея, что варвары не были недолюдьми, которых следовало уничтожать, как вредоносных животных, но что они были необходимым ресурсом, к которому нужно было относиться рачительно и мудро. Согласно ей, величие Рима определялось не количеством уничтоженных врагов, но милосердием, позволявшим сохранить жизни побежденным и использовать их труд. В похвальном слове Валентиниану, написанном около 370 г., Симмах хвалит императора за проявленное им милосердие в отношении побежденных аламаннов, поскольку отныне варвары под надзором римских гарнизонов, размещенных на их территории, могут трудиться на благо Империи (Symm., Laud. Val., II, 10–17).

Та же самая мысль прослеживается и в сочинениях авторов восточной половины Империи. В 369 г., после окончания войны с готами, Фемистий, обращаясь к Валенту, рисует оптимистическую картину будущих отношений римлян с этим племенем. Он хвалит императора за то, что тот заключил с готами мир, вместо того чтобы полностью уничтожить их. Римский император, по мысли Фемистия, отец не только одного народа, но и всего человечества. Поэтому его долгом является не только карать варваров за их дерзость, но и отечески оберегать их, с тем, чтобы однажды они добровольно присоединились к Империи (Them., Or., Х). Распространение подобной идеи в правительственных кругах способствовало тому, что в период времени, последовавший вслед за включением мирного договора, наплыв готов в Империю был весьма значительным. В городах и сельской местности находилось множество рабов-готов, в связи с подготовкой к войне с персами на военную службу активно привлекались отряды готских наемников (Amm., XXXI, 2, 6; 16, 8). Все это способствовало тому, что присутствие готов на римской территории стало казаться вполне обычным, поэтому, когда в 376 г. готы обратились к Валенту с просьбой разрешить нм поселиться в Империи, это не вызвало у правительства никаких опасений.

Количество варваров, попадавших в римскую армию во второй половине IV в., некоторым исследователям представляется чрезмерным. Г. Дельбрюк склонен даже считать, что в IV столетии солдат-римлян уже не осталось и государство охранялось только руками наемников, навербованных из различных варварских племен, прежде всего — германцев: «Хотя борьба, которая ведется, все еще остается борьбой между Римом и германцами, но это уже больше не борьба римлян с германцами. Воины, которые ведут борьбу, — это германцы и другие варвары, гунны или славяне, которые ведут войну с себе подобными»[721]. Такое суждение представляется слишком категоричным. Приведенные выше указы Валентиниана I свидетельствуют о том, что правительство достаточно долго предпочитало пополнять армию своими подданными, нежели нанимать чужеземцев. Рекрутирование варваров было вынужденной мерой, к которой прибег Валентиниан.

Римляне продолжали требовать рекрутов от побежденных племен, живших за границами Империи. Так, в 370 г. комит Наниен, защищавший побережье Ла-Манша, нанес поражение саксам и заставил их отдать большое количество молодежи, пригодной для военной службы (Amm., XXVIII, 5, 4). В 375 г. квады обещали Валентиниану I заключить мир, в обмен на который обязывались поставлять в римскую армию рекрутов, «а также предлагали другие полезные для римского государства услуги» (Amm., ХХХ, 6, 1)[722]. В 378 г. Грациан потребовал от побежденных лентиензов выдать всю молодежь, пригодную для службы в армии (Amm., XXXI, 10, 17)[723].

Археологические данные свидетельствуют, что в 60 — 70-е гг. в некоторых пограничных районах вместо регулярных римских частей были размещены небольшие отряды германцев, обязанных охранять римскую территорию от набегов своих соплеменников. Обычно подобные отряды насчитывали не более 40–50 человек, способных носить оружие, которых селили вместе с их семьями[724]. Некрополи, относящиеся ко времени Валентиниана, позволяют утверждать, что основная масса германцев была поселена на севере Галлии в Белгиках Первой и Второй[725]. Прибрежная зона, известная как litus saxonicum со второй половины IV в., также охранялась исключительно германцами. Для охраны границ Валентиниан привлекал не только германцев. В провинциях Белгика Первая, Германия Первая, в приграничной зоне Германии Второй и на юге Белгики Второй обнаружены в большом количестве предметы, принадлежавшие восточным варварам (аланам, сарматам, гуннам)[726]. Все эти находки относятся ко второй половине IV в. и были найдены там, где проходила в это время основная линия обороны Галлии против франков и аламаннов[727]. Существует мнение, что обнаруженные предметы принадлежали варварам, размещенным на границе для защиты Империи[728]. По аналогии с поселением приблизительно в тех же местах германцев мы можем предположить, что отряды восточных варваров были приняты на военную службу во времена Валентиниана I.

Наши источники свидетельствуют о прогрессивной варваризации восточной армии при Валенте. Созомен утверждает, что вместо пополнения войск рекрутами, набранными в римских городах и селах, император требовал от провинциалов денег, рассчитывая нанять на них готов (Soz., VI, 37; ср. Amm., XXXI, 4, 4). Сократ Схоластик передает, что взамен каждого рекрута Валент требовал по 80 золотых (Sacr., IV, 34). Аммиан крайне негативно относится к подобного рода политике правительства, упрекая во всем «поднаторевших в лести придворных сановников», вселявших в императоров надежду исправить тяжелое положение привлечением на римскую службу варваров: «Такая надежда часто приносила вред римскому государству» (Amm., XIX, 11, 7)[729]. Однако историк, ставший свидетелем печальных последствий переселения готов, и не мог по иному относиться к присутствию варваров на территории Империи.

Подводя итог. Так что же заставило Валента оставить под Адрианополем свой обоз и, не дожидаясь подхода западной армии под командованием его племянника Грациана, выступить навстречу своей гибели? В действительности Валент меньше всего был заинтересован в уничтожении готов: он уже получил титул Готского за то, что даровал мир побежденному им народу, и слава его ничуть не померкла бы, если бы готы сложили оружие, предоставив ему тем самым возможность снова проявить свое милосердие; мир позволил бы вновь заселить землепашцами разоренные провинции, а армия получила бы крепких рекрутов и многочисленные вспомогательные отряды. Ни одна битва не могла гарантировать Валенту такого успеха. Более того, чем несомненнее была бы победа и чем больше врагов осталось бы лежать на поле боя, тем меньший профит мог получить от нее Валент. Все эти соображения подводят нас к мысли, что 9 августа римские военачальники вообще не собирались вступать в сражение, а Валент до самого начала конфликта рассчитывал, что дело удастся решить мирным путем. Этот вывод подтверждается рассказом Аммиана Марцеллина, сообщающего о том, что 9 августа в римский лагерь от готов прибыл христианский пресвитер, передавший императору тайное послание Фритигерна, в котором тот призывал Валента подойти к табору готов и демонстрацией мощи своей армии заставить их сложить оружие (Amm., XXXI, 12, 9). Аммиан пишет, что посольство было отпущено ни с чем. Но это не значит, что тайные письма Фритигерна были оставлены без внимания. Ведь неслучайно же армия выступила в поход на следующий день после состоявшихся переговоров: Валент поверил обещаниям готского вождя, посчитав за истину то, что ему было выгодно считать таковой.

Но какова в Адрианопольском деле подлинная роль Фритигерна? Искал ли он мира с римлянами или желал продолжения войны? События 9 августа доказывают, что у Фритигерна был прекрасно разработанный план сражения. Он с умыслом разбил свой лагерь на расстоянии, пройти которое за один переход можно было только с крайним напряжением сил. После этого он некоторое время избегал столкновения, ожидая вестей о подходе готско-аланской кавалерии, и, когда ему сообщили, что она находится на расстоянии менее двух дневных переходов, Фритигерн сразу же начал свои переговоры с Валентом: вождю варваров было известно о приближении западной римской армии, и теперь медлить, откладывая решительную битву с Валентом, он уже не мог. Именно потому, что готы заранее готовились к приходу римлян, они и сумели сложить в кучи большое количество хвороста и дров, для того чтобы в нужный момент запалить по всей равнине костры.

3. ПОСЛЕДНИЙ ЭТАП СУЩЕСТВОВАНИЯ ЗАПАДНОРИМСКОЙ ВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ (379–476 ГГ.)

«Золотой век» Грациана. К концу правления Валентиниана I в западных провинциях Империи воцарились спокойствие и мир. По словам Зосима, решительные действия императора привели к тому, что в течение девяти лет из страха перед римским оружием варвары не отваживались переходить Рейн (Zos., IV, 12, 1; ср. Amm., ХХХ, 7, 6). Авсоний, давая описание Мозельского края (370 г.), пишет, что Рейн стал для Галлии надежной границей, которую не решаются переступать франки и хамавы (Auson., Mos., v. 434, 435); мир установился столь прочный, что даже крепости, защищавшие берега Рейна, превращены в житницы (Auson., Mos., v. 456, 457). В сборнике стихов «О знаменитых городах» (Ordo urbium nobilium) городу Тренерам, например, Авсоний посвящает следующие строки:

Как отмечает В. И. Холмогоров, даже если мы имеем здесь дело с похвальным словом, составленным на заказ, то и оно «не могло быть составлено из совершенно фальшивых красок, полностью противоречащих действительности»[731]. Мирное состояние способствовало экономическому расцвету галльских провинций. Об этом мы можем судить на основании произведений того же Авсония, согласно которому весь Мозельский край превратился в процветающую страну, покрытую полями и виноградниками (Aus., Mos., v. 23–74; 152–165).

То же положение, очевидно, сохранялось в Галлии и в первые годы правления Грациана (375–383 гг.), которые казались его подданным столь благополучными и спокойными, что они называли их «золотым веком»[732]. Воспоминание о мирных годах конца правления Валентиниана — начала правления Грациана укоренилось в представлении следующего поколения римлян, переживших все ужасы войны с готами. Вместе с тем именно при Грациане в римской военной организации происходят глубокие деструктивные изменения, которые в самом недалеком будущем подготовят ее окончательное падение. Неслучайно Вегеций, упоминая об упадке римского военного дела, видит корни этого явления в длительном периоде мирного существования, которое ассоциируется для него с временем правления Грациана (Veg., I, 7; 8; 20; III, 10). «…Безопасность, — с горечью пишет он, — бывшая следствием долгого мира, подтолкнула людей частью к наслаждениям отдыха, а частью — к занятию гражданскими делами» (Veg., I, 28)[733].

Борьба с варварами после битвы при Адрианополе. Учитывая состояние наших источников, мы лишь в общих чертах можем восстановить цепь событий, последовавших после поражения римлян под Адрианополем. Спасшийся в кровавой битве магистр конницы Виктор с немногими сопровождавшими его людьми через Македонию и Мёзию бросился в Паннонию, чтобы сообщить Грациану печальную весть о смерти Валента и гибели его армии. Западный император не очень огорчился этому известию, то ли потому, что не испытывал по отношению к дяде особенно теплых чувств, то ли потому, что рассчитывал теперь объединить под своей властью всю империю (Zos., IV, 24, 3–4). Однако вскоре ему стало ясно, что на деле сложилась гораздо более тяжелая ситуация, чем это показалось вначале: Фракия была опустошена, Мёзия и Паннония подвергались непрестанным набегам, а из Галлии доносили, что германцы, пользуясь длительным отсутствием императора и его армии, беспрепятственно переходят Рейн и нападают на римские города (Zos, IV, 24, 4). Не желая продвигаться вперед для решительного столкновения с готами, чтобы не оставлять без присмотра галльские провинции, Грациан решил укрепиться в Паннонии, откуда он имел возможность следить за тем, что происходит в Галлии, и препятствовать продвижению готов на запад. Здесь он провел несколько месяцев, пресекая попытки варваров прорваться на еще не разграбленные территории (Auson., Grat. Aetio, 9, 42), однако, понимая, что война затягивается, а дела в Галлии ждут его скорейшего возвращения, 19 января в Сирмии Грациан провозгласил своим соправителем Феодосия и передал ему управление восточной половиной империи (Socrat., V, 2)[734]. При разделе территорий Грациан уступил Феодосию полностью опустошенные диоцезы Фракии и Македонии (Soz., VII, 4), давая, таким образом, понять, что основная тяжесть войны должна теперь лечь на плечи соправителя.

Весной 379 г. оба императора начали совместное наступление на Балканах и уже к лету нанесли варварам ряд ощутимых поражений (Socrat., V, 6). По сообщению Иордана, римляне вытеснили готов из пределов Фракии (Jord., 140). Феодосий устроил торжество по случаю победы (Socrat., V, 6), а 17 ноября 379 г. заявил перед константинопольским сенатом о полной победе над готами, аланами и гуннами (Cons. Const., а. 379). Как кажется, современники действительно посчитали, что над врагом одержана окончательная победа: «И мы теперь гоним (варваров) назад, — утверждает в своей восторженной речи Фемистий, — мы, которые сами были преследуемыми» (Them., Or., XIV, 181 Ь, с). Авсоний, произнесший несколько месяцев спустя панегирик в честь Грациана, утверждает, что за один год молодой император умиротворил рейнскую и дунайскую границы, навел порядок на Востоке, отомстил за позорное поражение дяди (Auson., Grat. Aetio, 2, 7–8).

«В какой-то момент, — замечает Х. Вольфрам, — казалось, что катастрофы под Адрианополем не было»[735]. Однако Адрианополь наглядно продемонстрировал уязвимость Империи. Теперь не договоры, а лишь постоянное присутствие реальной военной силы могло удерживать варваров от вторжений на римские земли[736]. Уже в 379 г., воспользовавшись отсутствием императорской армии, аламанны совершили набег на римскую территорию (Socr., V, 6). Для их отражения Грациан вынужден был оставить балканские дела и спешно вернуться на запад[737].

В 380 г. началось новое вторжение варваров, закончившееся полным поражением римлян и новым опустошением Балканских провинций. Феодосий оказался не в силах противостоять варварскому нашествию и был вынужден просить Грациана, чтобы тот как можно скорее прислал ему свои войска (Zos., IV, 32, 1). Однако западный император не спешил оказать помощь своему коллеге по власти. Объясняется это тем, что, наученный опытом кампаний 378 и 379 гг., когда уход римской армии непременно провоцировал германцев совершать набеги на Галлию, Грациан предпочитал более не подвергать свои земли риску опустошения и сосредоточил основное внимание на обороне рейнской границы. В то же время он не мог оставаться безучастным к судьбам балканских провинций. Поэтому на восток был отправлен корпус под командованием Баутона и Арбогаста (Zos., IV, 33, 1)[738]. Опираясь на западные войска, Феодосий вновь оттеснил готов на исходные позиции.

В сентябре, возвращаясь в Константинополь и уже достигнув Фессалоник, Феодосий внезапно заболел (Socr., V, 6)[739] и его состояние казалось почти безнадежным (Jord., 141)[740]. После этого в октябре-ноябре две варварские армии вновь вторглись на Балканы. Одна из них, под командованием Фритигерна, атаковала Фессалию, Эпир и Грецию, а другая, под предводительством Алафея и Сафрака, устремилась в Паннонию (Jord., 141). Нашествие вандалов не позволило Грациану своевременно прийти на помощь подвергшимся нападению провинциям (Jord., 141). Виталлиан же, находившийся во главе военных сил Иллирика, оказался, по свидетельству Зосима, недостаточно способным для этого дела человеком (Zos., IV, 34, 1). Когда, наконец, Грациан прибыл в Паннонию во главе всей своей армии, то не отважился решить вопрос военным путем: печальная участь дяди заставляла императора быть осторожным. Грациан заключил с варварами федеративный договор, по которому они обеспечивались продовольствием и получали в Паннонии земли для поселения (Jord., 141)[741]. Кто были эти новые федераты? А. Пиганьоль говорит о вандалах и готах[742]. Х. Вольфрам — о конфедерации трех народов: гревтунгов, аланов и гуннов[743]. Возможно, среди новых поселенцев были представлены в той или иной мере все эти этнические группы.

На заключение договора с варварами Грациана, по всей видимости, заставила пойти внезапная болезнь Феодосия, лишившая западного императора всякой надежды на победу[744].

Расселение варваров в Паннонии самым негативным образом отразилось на состоянии этой провинции сразу же после смерти Грациана. В 384 г. дунайскую границу атаковали сарматы. Они были разбиты Баутоном, однако обстановка в провинции оказалась крайне напряженной. Закон 386 г. сообщает о рабочих рудников, которые отказывались работать, объясняя это угрозой нападения врагов (CTh, I, 32. 5). По-видимому, поселенные Грацианом в Паннонии варвары воспользовались неспокойной ситуацией и подняли восстание[745]. В 387 г. положение в Паннонии было столь тяжелым, что правительство Валентиниана II обратилось за помощью к узурпатору Магну Максиму. Как отмечает А. Пиганьоль, самые поздние клады монет, происходящие из Паннонии, датируются 388 г. Очевидно, восстание варваров-федератов полностью уничтожило римскую цивилизацию в этом регионе, и он был практически утрачен Империей[746].

После 380 г. Грациан отказывается or какого-либо вмешательства в судьбу балканских провинций, и мы не слышим более об участии западных войск в военных действиях на Востоке. Сам Грациан уже не появлялся во главе армии вплоть до 383 г., доверив всю полноту военного командования своим магистрам франкского происхождения: Меробавду, Баутону и Арбогасту — влияние которых в армии и политической жизни западной половины Империи чрезвычайно возросло. Отметим только, что в год своего падения (383) Грациан предоставил Меробавду второе консульство[747], чем оказал почесть, которую никогда прежде не оказывали частному лицу[748]. Такое возвышение было небезопасным и могло происходить только за счет умаления власти самого императора, прежде всего в армии. Возможно, Грациан почувствовал в какой-то момент неустойчивость своего положения и решил доверить свою безопасность чужеземным наемникам. Наши источники свидетельствуют, что император вызвал ненависть к себе солдат тем, что создал гвардию из аланов (comitatus barbarorum), которых привлекал на службу за большие деньги ([Aur. Vict.] Epit., 47, 6; Zos., IV, 35, 2). Поэтому, когда в 383 г. в Британии поднял восстание Магн Максим, галльская армия перешла на сторону узурпатора, а сам Грациан был убит (Zos., IV, 35, 6). Впрочем, если бы могущественные военачальники Грациана пожелали сохранить ему верность, то они смогли бы подавить мятеж в армии и выступить против ставленника британских войск[749]. Этого не произошло, поскольку Грациан стал для них ненужной помехой. Ненависть римских солдат к императору была лишь отражением отношения к последнему его франкских полководцев, которые предпочли править империей от имени малолетнего Валентиниана II, чем делить власть с Грацианом[750].

Варваризация армии в конце IV в. — начале V в. и ее последствия. В правление Грациана процесс варваризации западной армии приобрел всеобщий и необратимый характер. Уже в кризисный 379 г. вышел императорский указ, гласивший, что всякий землевладелец, если у него будет обнаружен «чужеземец, пригодный к военной службе или уже поступивший в армию», подлежал смертной казни (CTh, VII, 18, 2)[751]. Текст этого постановления опирается на принцип, согласно которому, если варвар оказывался на территории Империи, то исключительно для военной службы, а не ради возделывания земли[752]. По-видимому, в конце 70-х гг. IV в. правительство, не выходя за рамки принципов, заложенных Диоклетианом, полностью перешло к замене рекрутов-провинциалов наемниками-варварами. К концу IV в. привлечение варваров в римскую армию стало уже устоявшейся практикой, необходимость которой ни у кого не вызывала сомнения. Провинциальное население тяготилось воинской повинностью и охотно откупалось от нее деньгами. Количество рекрутов-варваров, ежегодно попадавших в армию, должно было значительно превышать число новобранцев-провинциалов, поскольку землевладельцы предпочитали выплачивать aurum tironicum, чем лишаться своих колонов.

Этот процесс привел к тому, что к концу IV в, число солдат и офицеров, бывших гражданами Империи, намного уступало числу чужеземных наемников. Аммиан Марцеллин, заканчивавший свой труд около 390 г.[753], утверждает, что в это время среди командиров подразделений редко встречались римляне (Amm., XXXI, 16, 8)[754]. Слово «варвар» стало на западе синонимично слову «солдат» (miles) и совершенно вытеснило последнее[755].

Во времена регентства Стилихона система пополнения регулярной армии рекрутами-варварами, сложившаяся в 80-х гг., получает свое логическое завершение. Правительство привлекает на военную службу сарматов, готов и аланов (Claud., IV Cons., v. 485–487). Вероятно, их зачисляли непосредственно в регулярные воинские части, поскольку Клавдиан говорит о перешедших «к латинскому порядку» аланах (Claud., IV Cons., v. 487)[756]. По-прежнему активно вербовали зарейнских германцев, в частности франков (Claud., Eutr., v. 381 383)[757].

Наряду с регулярной армией в Западной Римской империи на постоянной основе существовали чужеземные вспомогательные или союзные войска. При Стилихоне они состояли в основном из аланов (Claud., Get., v. 580–583)[758]. Причиной этому, возможно, были дружественные отношения, которые магистр установил с гуннами[759]. В 408 г. «союзников» было уже не менее 30 000 (Zos., V, 35, 6). Падение Стилихона лишило Западную империю помощи чужеземных войск, а война с вестготами подготовила окончательное разрушение всей ее военной системы.

Замена провинциалов варварами таила в себе весьма крупный недостаток: она накладывала на императорский фиск чрезвычайно тяжелое финансовое бремя. Неслучайно Вегеций говорит о том, что обучение своих новобранцев обойдется государству дешевле, чем привлечение за плату чужеземцев (Veg., I, 28). Содержание наемников предполагало, что расчет с ними будет производиться не натуральными поставками, а в денежной форме[760]. Отметим, что после кратковременного расцвета, наступившего в конце правления Валентиниана I, западная половина Империи уже в 80-е гг. IV в. переживает общий экономический упадок[761], спровоцировавший острейший финансовый кризис. Нехватка денежных средств привела к тому, что государство оказалось не в состоянии поддерживать жизнедеятельность своих институтов, в том числе армии. Государственная казна была пуста, а правительство не могло найти иных средств для ее пополнения, не прибегая к конфискациям имуществ, порче монеты и увеличению налогов[762]. Думается, что в конечном итоге именно недостаток денежных средств, отпускаемых на нужды армии, и послужил главной причиной сокращения численности регулярной армии, недоукомплектования воинских частей и нехватки вооружения.

Подтверждение этого вывода можно найти в трактате Вегеция, который автор преподнес в самом начале V в. Гонорию (395–425 гг.), безвольно наблюдавшему из-за стен Равенны за разрушением своей Империи[763]. Вегеций призывает императора вооружать защитников городов самыми простыми видами оружия: пращами, метательными шестами (фустибулами) или даже просто камнями, метать которые руками он рекомендует обучать не только новобранцев (Veg., I, 16), но и всех воинов вообще (Veg., II, 23; III, 4). «Этот прием считается более удобным, так как не требует пращи», — аргументирует свой совет Вегеций (Veg., II, 23)[764]. По его мнению, навыки, полученные от подобных тренировок, могли быть использованы во время сражения (Veg., III, 14).

Камни для метания руками или из пращей и фустибулов Вегеций рекомендует собирать на мелководьях рек (Veg., IV, 7). Характерно, что он нигде не пишет о специальных свинцовых пулях (glandes), упоминание о которых можно найти еще у Аммиана Марцеллина (Amm., XXVI, 8, 8)[765]. У Вегеция для метания используют только камни (Veg., III, 32)[766].

Подобные рекомендации Вегеция, призывающего защищать города камнями и палками и ставить в строй безоружных людей, показывают, насколько ярковыраженные формы принял процесс разложения военной системы на западе Империи. Государство оказалось не в силах не только содержать в городах гарнизоны, но даже обеспечивать солдат необходимым оружием.

Пожалуй, наиболее ощутимым следствием деградации позднеримской военной системы стало исчезновение главной силы армии — тяжеловооруженной пехоты[767]. Согласно утверждению Вегеция, римская пехота перестает пользоваться шлемами и панцирями уже при Грациане (Veg., I, 20). Очевидно, что причину этого явления нужно видеть в переходе государства на новую систему комплектования армии: солдат-провинциалов заменили отряды варваров, использовавших собственное оружие и свои методы ведения боя. Сам Вегеций утверждает, что основную массу римской пехоты в современную ему эпоху составляли щитоносцы (scutati) (Veg., II, 15), которых он называет варварами (Veg., 1, 20)[768]. Скутаты Вегеция были вооружены мечами спатами, особыми метательными копьями бебрами, которых у каждого из них было по две или даже по три штуки (Veg., I, 20; II, 15)[769], а также плюмбатами, ставшими весьма распространенными в эту эпоху (Veg., II, 15)[770]. Вегеций нигде не говорит, что скутаты носили тяжелое вооружение, а напротив, относит их к легкой пехоте (Veg., III. 14).

Массированная варваризация армии в конце IV в. — начале V в. способствовала тому, что между римлянами и варварами окончательно исчезло какое-либо различие в вооружении[771]. Изучение могильников на северо-востоке Франции, относящихся к IV–V вв., наглядно продемонстрировало полную идентичность вооружения тех и других. Вооружение погребенных воинов состоит из спаты, нескольких наконечников от дротиков и военного пояса (cingulum), украшенного различными изображениями варварского типа. В таких захоронениях всегда отсутствует тяжелое защитное вооружение. Шлемы и панцири были обнаружены только в захоронениях германских вождей и представителей варварской аристократии[772].

Структура подразделений в этот период, как кажется, также была заимствована римлянами у германцев. Согласно утверждению Вегеция, в современную ему эпоху не существовало разницы между когортами и «центуриями», т. е. структурными звеньями подразделения численностью по 111 человек каждое (100 рядовых, 10 деканов и 1 центенарий) (Veg., I, 23)[773]. Мы можем предположить, что и количество «центурий» соответствовало в современном Вегецию подразделении количеству когорт в прежнем легионе. Подобная десятеричная структура воинских подразделений существовала у различных германских племен. Уже Тацит отмечает, что отряд пехоты у германцев составлял 100 человек (Тас., Germ., 6). У вестготов с V по VII в. наименьшей войсковой единицей было отделение в 10 человек (decania) с деканом во главе. Десять деканий образовывали сотню (centena), во главе которой стоял центенарий. Самым крупным подразделением была 1000, которой командовал тысячник (millenarius)[774]. В IV столетии отряды в 1000 человек были типичны также и для вандалов[775]. Данный вывод подтверждается прежде всего сообщением Прокопия, согласно которому король вандалов Гейзерих разделил свою армию на 80 частей в соответствии с количеством хилиархов, чтобы казалось, будто бы у него было 80 000 воинов (Procop., BV, 1, 5, 18),

Среди различных тактических приемов, применять которые на поле боя советует Вегеций, встречаются типично германские, как, например, смешанное построение из всадников и пехотинцев (Veg., III, 16). Об использовании подобного построения германцами в борьбе с римлянами упоминают Цезарь (Caes., ВG, 48), Тацит (Тас., Germ., 6) и Аммиан (Amm., XVI, 12, 22). Несомненно, что этот германский способ борьбы с кавалерией противника проникает в римскую армию вместе с большим количеством германских рекрутов, которыми стали пополняться римские воинские части в постадрианопольский период. Небезынтересно отметить, что Вегецию он представляется исконно римским, связанным своими корнями с временами республики.

Варваризация рядового и офицерского состава армии способствовала тому, что военные термины, вошедшие в официальное употребление, и команды, подаваемые на поле боя, часто были германского происхождения. В отличие от Аммиана, который предпочитает называть кавалерийский эскадрон tagma или cuneus, Вегеций использует для этого варварский термин drungus (Veg., III, 16; 19)[776]; среди боевых значков Вегеций упоминает конские хвосты и пучки перьев (Veg., III, 5), а в числе военных команд — команду бичом, подаваемую «по варварскому обычаю» (Veg., III, 5)[777].

Основным родом войска в начале V в. становится кавалерия. Вегеций, оплакивающий упадок легионной пехоты, наследницы античных традиций, утверждает, что современная ему кавалерия превосходит древнюю (Veg., III, 26)[778], благодаря заимствованиям, сделанным римлянами у варваров (Veg., II, 20)[779]. Вместе с тем у нас есть определенные свидетельства, позволяющие полагать, что некоторые пехотные части сохраняли свой высокий престиж и в самом конце IV в. — начале V в. Клавдиан, описывая поход Стилихона на Балканы (396–397 гг.) передает, что силу западной армии составляла галльская пехота (Claud., Ruf., 2, 110–114)[780]. В 398 г. на подавление восстания Гильдона был отправлен корпус, состоявший из семи подразделений, названия которых приводит все тот же Клавдиан (Claud., Gild., 418–423)[781]. Пять из этих отрядов определенно были пехотными и только два могли являться кавалерийскими (см. табл. 2).

Таблица 2. Сопоставление названий подразделений у Клавдиана с данными Notitia

Клавдиан квалифицирует все эти отряды как «отборнейшие марсовы дружины» (Claud., Gild., 418–423)[782]. В 410 г. на помощь осажденному Риму из Далмации пришли пять отрядов (τάγματα) численностью в 6000 человек (Zos., V, 45, 1; ср. Sos., IX, 8)[783]. Согласно Зосиму, они являлись лучшей частью римской армии[784]. Тогда же правительство Восточной империи отправило на помощь Гонорию корпус из шести отрядов (4000 солдат), которые также были пехотой (Zos., VI, 8, 2).

По мнению некоторых исследователей, стремительное вырождение тяжелой римской пехоты, уступившей свое главенствующее положение коннице, стало следствием разгрома армии Валента под Адрианополем[785]. На наш взгляд, это утверждение нуждается в определенном уточнении. Деградация римской военной системы, естественным следствием которой была утрата римской пехотой своего прежнего значения, была обусловлена не отдельными военными неудачами римской армии в столкновении со своим противником, а главным образом быстрой варваризацией, толчком для которой послужили события 70 — 90-х гг. IV в. Ухудшение качества личного состава армии сделало невозможным существование прежних методов обучения. Совершение на поле боя в едином строю различных тактических маневров требовало от солдат точного выполнения приказов их командиров. Плохо обученная и слабо дисциплинированная армия к подобным действиям не способна. При отсутствии дисциплины пехотный строй, напоминавший прежде железную стену, становился рыхлым и не был способен выдержать удар атакующего противника. Римская пехота, таким образом, утрачивала то главное преимущество, которое давало ей возможность одерживать верх даже над численно превосходящим ее врагом. Те немногие подразделения римской армии, в которых еще продолжали культивироваться старые традиции военного обучения, сохраняли свою прежнюю боеспособность: отосланный в Африку корпус подавил мятеж Гильдона, далматские легионы хотя и попали в засаду и были уничтожены, однако нанесли большие потери противнику (Zos., V, 45, 2), а прибытие восточных войск в Равенну заставило Алариха снять с города осаду в тот самый момент, когда император Гонорий уже готовил корабли, чтобы бежать в Константинополь (Zos., VI, 8, 2; 9, 3).

4. ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РАЗРУШЕНИЕ РИМСКОЙ ВОЕННОЙ СИСТЕМЫ HA ЗАПАДЕ ИМПЕРИИ

Дестабилизация западноримской оборонительной системы. Поселение больших масс варваров на территории Империи самым губительным образом отразилось на состоянии оборонительной системы прежде всего ее западной половины. Существовавшая прежде римская военная стратегия основывалась на обороне рейнской и дунайской границ. В. И. Холмогоров весьма скептически оценивает подобную стратегию и полагает, что она заранее была обречена на неудачу[786]. Подтверждение своей концепции исследователь видит в непрекращавшихся набегах на Галлию и другие западные провинции, происходивших в 50 — 60-х. гг. IV столетия[787]. Однако, если мы проследим, в какие моменты происходили варварские вторжения, то увидим, что всякий раз им предшествовал уход римской армии с рейнской границы. Так было в 350 г., когда римские войска оставили свои позиции и ушли в Паннонию. В 363 г. аламанны могли опустошать Галлию только потому, что основная часть галльских войск вместе с Юлианом приняла участие в походе на Восток. Весной 378 г. лентиензы перешли Рейн потому, что узнали об уходе Грациана со своей армией на помощь Валенту. В 379 г. повторилась прошлогодняя ситуация: воспользовавшись отсутствием императорской армии, аламанны совершили набег на Галлию. В 388 г., когда войска Магна Максима были собраны для войны с Феодосием, на Галлию напали франки.

Таким образом, мы можем сделать вывод, что стратегия сдерживания варваров за счет укрепления естественных границ Империи не была столь малоэффективной и бесполезной, как это видится В. И. Холмогорову. В те периоды, когда на рейнской границе стояли войска, а по самому Рейну курсировал флот, набеги варваров не имели успеха и германцы предпочитали сохранять мирные договоры, заключенные с римлянами.

Тем не менее эта традиционная римская стратегия оказалась неприменимой в новой ситуации, когда на римской территории оказалось поселено большое количество готов и других варваров. Естественные границы не отделяли более Империю от варварского мира. Варвары находились уже в самой Империи и для того, чтобы вернуться к прежней стратегии, их необходимо было либо вытеснить за Дунай, либо уничтожить, либо попытаться заключить с ними союзный договор и использовать их силу в своих интересах. Совершенно избавиться от готов было невозможно: события, последовавшие вслед за адрианопольской катастрофой, способствовали превращению большой их части в римских солдат. Хуже всего было то, что римский мир оказался отныне разорванным на две части. Противоборство Запада и Востока делало из варваров мощное орудие воплощения в жизнь политических амбиций тех сил, которые оказались у власти в обеих Империях. Борьба отныне происходила не между римлянами и варварами, а между римлянами и римлянами с привлечением союзников-варваров. Борьба с Аларихом была причиной тому, что с пограничных рубежей Западной империи были уведены почти все римские воинские подразделения. Поэтому, когда в конце декабря 406 г. вандалы перешли Рейн, то они не встретили никакого организованного сопротивления со стороны римских военных властей. Последние шесть десятилетий существования Западной империи, вплоть до ее формального исчезновения (476 r.), явились, по сути, затянувшейся агонией, временем, когда не столько военная сила, сколько иллюзия могущества римского императора и идея незыблемости мирового порядка, утвержденного Римом, защищали гибнущее государство.

Войны с готами. После смерти Феодосия I главнокомандующим всех вооруженных сил Западной империи сделался Стилихон. Оставив себе лучшие войска, он отослал наименее боеспособные подразделения на Восток (Zos. V, 4, 2). Предводитель вестготов Аларих, участвовавший в походе Феодосия против Евгения, был отправлен на Балканы раньше, чем другие восточные отряды. Под предлогом задержки выплаты жалованья Аларих поднял восстание и стал разорять Мёзию и Фракию. В феврале-марте 395 г. он опустошил Балканы вплоть до самого Константинополя (Claud., Ruf., 2, 70 sqq. 179 sqq.). За это Руфин, бывший опекуном императора Аркадия, лишил Алариха звания магистра армии и оставил под его властью только готских федератов (Zos, V, 5, 4). Возмущенный этим, вождь готов покинул Фракию и двинулся в Македонию и Фессалию, разграбляя все на своем пути. В 396–397 гг. он начал наступление на Грецию (Claud., Ruf., 2, v. 186 sqq.; BG, v. 183–193; 496; 513–517; 535–543; 564–567; Stil., I, v. 173–187; 277 — 299; 2, v. 191–217; Eutrop., II, v. 214–218; IV Cons., v. 461–483; Hieron., Ep., 60, 16; Eunap., VS, 476, 482; Philost., 12, 2; Suer., VII, 10; Oros., VII, 36–37). По тайному сговору с варварами начальник гарнизона Фермопил Геронтий открыл нм проход, после чего готы хлынули в Элладу, захватывая и разрушая все на своем пути. Лишь Фивы избежали печальной участи, благодаря крепости стен. Оставив Беотию, Аларих подошел к Афинам. Потерпев неудачу и здесь, он двинулся на Пелопоннес, где захватил Коринф, Аргос и Спарту (Zos., V, 6, 4–5).

Чтобы остановить этот поток разрушений, в 396 г. из Италии в Пелопоннес прибыл со своей армией Стилихон. Однако варварам удалось покинуть полуостров, после чего они опустошили весь Эпир (Zos., V, 7, 2). В 397 г. Аркадий приказал Стилихону вернуться в Италию, а Алариху предоставил титул магистра Иллирика.

Нам ничего неизвестно о действиях Алариха в период с 397 по 400 г., кроме того, что он вооружил своих варваров римским оружием (Claud., ВG, 535–539)[788]. В конце 400 г. Аларих потребовал у Стилихона отдать ему в управление западную половину Иллирика. Получив отказ, он начал войну за обладание Италией. Весной 401 г. готы осадили Медиолан. Однако Стилихон заставил их снять осаду и отступить к Полленции. Здесь 6 апреля 402 г. произошло кровопролитное сражение, в результате которого Аларих был разбит. После этого он ушел из Италии, однако военные действия не прекратились и вспыхнули уже летом того же года. Готы снова понесли поражение под Вероной и вынуждены были удалиться. Тем не менее в 403 г. с Аларихом был заключен мир, по которому он получал западную половину Иллирика. Это соглашение объясняется тем, что Стилихон рассчитывал с помощью готов присоединить весь Иллирик к Западной империи (Zos., V, 26, 2).

В 406 г. в Италию вторглась разноплеменная орда под предводительством Радагайса. Согласно Зосиму, количество варваров исчислялось 400 000 (Zos., V, 26, 3). Стилихон имел под своим командованием всего 30 подразделений римской регулярной армии, находившихся на территории Тицина и Лигурии (Zos., V, 26, 4). Однако он заключил союз с гуннами Ульдина и готами Сара (Oros., VII, 37, 12). С главной армией, насчитывавшей около 200 000 человек, Радагайс двинулся к Риму, но был заперт и осажден Стилихоном в Фезуланских горах (Oros., VII, 37, 13–15). Через некоторое время измученные голодом варвары капитулировали. Радагайс был казнен, а 12 000 пленных были зачислены Стилихоном на римскую службу (Olymp., 9).

После победы над Радагайсом Стилихон начал готовиться к борьбе за Иллирик. С этой целью он увел с Рейна основные силы галльской армии и разместил их в Тицине. Этот шаг имел самые печальные последствия для Империи. Воспользовавшись уходом римских войск, 31 декабря 406 г. вандалы совместно с аланами и свевами перешли Рейн по льду и неудержимым потоком хлынули в Галлию. Стилихону пришлось отложить намеченный совместно с Аларихом поход на восток. Когда же предводитель готов потребовал денег, которые ему были обещаны за поддержку, то Стилихон принудил сенат выплатить готам 4000 фунтов золота (Zos., V, 29, 9; Olymp., 5)[789]. Заключенный с Аларихом договор стал роковым в карьере Стилихона. Его обвинили в том, что он использует богатства Рима для подстрекательства варваров к нападению на Империю (Oros., VII, 38).

Известие о вторжении вандалов привело к мятежу британских войск, провозгласивших императором Константина (Zos., V, 27, 3; VI, 3, 1). В 408 г. против Стилихона и Гонория, отдавших на разграбление Галлию, взбунтовались галльские солдаты, переведенные в Италию (Zos., V, 30, 4). Гонорий лично направился в Тицин, чтобы успокоить войска и призвать их к войне с Константином, однако солдаты в ярости убили Лимения, префекта претория Галлий, а также многих других высших должностных лиц. Сам Гонорий в страхе бежал из города (Zos., V, 32).

Стилихон пытался опереться на помощь своих варварских войск, с которыми он прибыл в Равенну. Отсюда он разослал письма во все города Италии, где находились семьи его варваров, с распоряжением никому не открывать ворота (Zos., V, 34, 2).

Гонорий отдал приказ об аресте и казни Стилихона, обвинив его а предательстве. 22 августа 408 г. прославленный полководец был казнен (Zos., V, 34, 6)[790]. Все размещенные в римских городах жены и дети варваров, служивших Стилихону, были уничтожены по условному сигналу. Узнав об этом, состоявшие на римской службе варвары перешли на службу к Алариху, чтобы сражаться против Рима (Zos., V, 35, 5–6).

Произошедшие события подтолкнули Алариха к тому, чтобы предпринять новую войну за Италию. Уже в октябре 408 г. он начал свое вторжение, а в ноябре осадил Рим. Положение города, лишенного войск и необходимого запаса продовольствия, скоро стало критическим. Гонорий пребывал в Равенне, пассивно наблюдая за судьбой гибнущей столицы. Не рассчитывая более на военную помощь, сенат вступил в переговоры с вождем готов. За огромный выкуп Аларих согласился снять осаду и разрешить подвести в город продовольствие.

По приказу Гонория дукс Далмации Валент должен был отправить и Рим подкрепления. Однако эти войска не смогли противостоять огромной массе варваров и были почти все уничтожены (Zos., V, 45, 1–2). На помощь Алариху из Паннонии шел брат его жены Атаульф, ведя с собой большие силы готов и гуннов (Zos., V, 37, 1). Когда Атаульф уже пересек Альпы, Гонорий попытался преградить варварам путь всеми имевшимися в его распоряжении войсками. Впрочем, римлянам не удалось совершить ничего достойного, если не считать действий отряда гуннов в 300 человек под командованием магистра оффиций Олимпия, который напал на готский лагерь около Пизы (Zos., V, 45, 6).

Рис. 81. Похороны Алариха. Литография 1895 г.

Аларих отступил от Рима и остановился в Аримине, в 30 милях от Равенны. Он потребовал, чтобы его людям были выделены земли в Норике и Далмации и определено ежегодное количество золота и хлеба для их содержания, а себе — звание магистра обоих родов войска (Zos., V, 48). Гонорий соглашался на все требования, кроме последнего (Zos., V, 49, 4). Это привело к прекращению мирных переговоров. Аларих снова двинулся на Рим, а Гонорий, заключив союз с гуннами, обещавшими прислать ему 10 000 воинов, стал готовиться к войне (Zos., V, 50, 1).

В ноябре 409 г. Аларих принудил Рим сдаться и вступить с ним в переговоры (Zos., VI, 6, 2–3). По приказу предводителя готов сенат провозгласил императором Аттала. Аттал отправил часть своих варварских войск в Африку на завоевание Карфагена, а сам осадил Гонория в Равенне. В Африке варвары были разбиты. Осада Равенны тоже оказалась для них неудачной: к Гонорию неожиданно прибыли войска из Восточной империи, обещанные еще при жизни Стилихона (Zos., VI, 7, 6; 8, 2).

Сместив не оправдавшего его надежды Аттала, Аларих в третий раз пошел на Рим. 24 августа 410 г. город был взят и разграблен. Покинув Рим через три дня, готский вождь двинулся на юг Италии, предполагая занять Сицилию, а оттуда переправиться в Африку. Однако буря раскидала собранный им флот. Тогда Аларих повернул на север, намереваясь уйти в Галлию, но через некоторое время возле города Консентии умер от болезни (Jord., 156–157).

После смерти Алариха Гонорий заключил договор со сменившим его Атаульфом. Согласно этому соглашению, готы должны были выступить против узурпатора Константина III и изгнать варваров, грабивших Испанию. В обмен они получали на правах федератов треть земель и провинции Аквитиния (ок. 416 г.). Вскоре готы основали там первое варварское королевство на территории Империи.

События первого десятилетия V в. привели к тому, что старая военная система была полностью разрушена. На основании имеющихся и нашем распоряжении источников мы можем теперь проследить этапы исчезновения регулярной армии Западной Римской империи.

Исчезновение регулярной армии. На протяжении всего существования Римской империи обороне рейнской границы уделялось самое пристальное внимание. Как уже отмечалось выше, в те исторические моменты, когда римляне уводили с Рейна свои войска, территории их близлежащих провинций неизбежно подвергались опустошительным набегам варваров. Вместе с тем Notitia dignitatum свидетельствует, что к началу V в., когда был составлен этот документ, римская военная организация полностью прекратила свое существование в Германии Второй: здесь засвидетельствовано наличие лишь гражданской администрации (ND., Ос., XLI). Поскольку нам известно, что при Валентиниане I в обеих Германиях находились римские войска (Amm., XXVII, 1, 5), то, следовательно, вывод римских гарнизонов из Германии Второй мог произойти только в период, последовавший за смертью этого императора. А. Пиганоль, проводя параллель с поселением варваров в 380 г. в Паннонии, делает ответственным за эту замену Грациана, полагая, что защита провинции была доверена салическим франкам, заключившим с Империей федеративный договор[791].

В действительности точно неизвестно, оставались ли какие-нибудь римские гарнизоны на Рейне после падения Грациана, поскольку данные Notitia по Германии Первой оказались утраченными. Орозий утверждает, что армия, собранная Арбогастом и Евгением, состояла из римских гарнизонов и франкских вспомогательных войск (Oros., VII, 35, 11; 12). Однако из этого не следует, что речь должна непременно идти о гарнизонах, размещенных на рейнской границе. Григорий Турский, рассказывая о нападении франков в 386 г. на Германию Вторую, не упоминает о каком-либо столкновении с римскими войсками. Штаб-квартира римского командования в это время находилась в Треверах (Greg., II, 9). Относительно франкских вспомогательных отрядов мы также не можем быть уверенными, что это были федераты, поселенные на территории Германии Второй. Сведения, которые доносит до нас Григорий Турский, позволяют сделать вывод, что отношения с франками в конце IV в. были достаточно напряженными. В правление Валентиниана II с ними, мстя за совершенные набеги, вел войны Арбогаст, а когда в 394 г. Евгений отправлялся в поход против Феодосия, то он прибыл со своей армией на Рейн, чтобы добиться от франков и аламаннов заключения мирного договора (Greg., II, 9).

Возможно, римские гарнизоны появились на Рейне после поражения западной армии в гражданской войне. Но уже в 401 г. командование вынуждено было увести их для защиты Италии, которой угрожало вторжение готов. Согласно Клавдиану, в это время Рейн оставался открытым и лишь страх удерживал германцев от вторжения на римский берег (Claud., Get., v. 419–429).

Рейнский флот к этому времени уже давно прекратил свое существование. Последним известным нам римским императором, державшим на Рейне флот, был Валентиниан I (Symm., Laud. Val., I, 28). После 375 г. в источниках нет более никаких упоминаний о кораблях, несущих на Рейне патрульную службу. Нет ни одного императорского эдикта, говорящего о восстановлении рейнского флота, подобного эдиктам, направленным на поддержание флота на Дунае. Факт исчезновения рейнского флота подтверждается также и Вегецием, который упоминает о патрульных эскадрах на Дунае (Veg., IV, 44), но ничего не сообщает о подобных эскадрах на Рейне.

Франки были единственными, кто попытался в 406 г. остановить наступление вандалов. Они оказали нападавшим ожесточенное сопротивление и уничтожили около 20 тысяч противников вместе с их королем Годегизилом. Лишь подошедшие на помощь вандалам аланы спасли последних от полного поражения (Greg., II, 9). Возможно, что, отступая под натиском вандалов, франки перешли Рейн и заняли Германию Вторую.

Успех масштабного вторжения вандалов и их союзников был следствием не столько силы варваров, сколько слабости римских властей. По крайней мере, если верить Зосиму (Zos., Vl, 3, 3), то Константин III, провозглашенный императором в Британии, опираясь на ничтожное количество войск британского гарнизона, смог нанести варварам поражение и вновь укрепить рейнскую границу.

Вероятно, при Константине III была проведена реструктуризация всей оборонительной системы Галлии. Остатки римских регулярных войск были переданы под командование дуксов Арморики (ND, Ос., XXXVII), Белгики Второй (ND, Ос., XXXVIII), Могонциака (ND, Ос., XLI), Аргентората (ND, Ос., XXXVIII) и Секваники (ND, Ос., XXXVI). В то же самое время на внутренних реках Галлии были размещены военные флотилии. Однако эта система просуществовала недолго. Уже в 409 г. Аргенторат и Могонциак были захвачены германцами (Hieron., Ер., СХХII), из чего следует, что войска, находившиеся в распоряжении у дуксов этих городов, прекратили свое существование.

Те военные силы, которыми еще располагало в Галлии центральное правительство, формировались теперь на принципиально иной основе. Речь, как правило, идет о чужеземных наемниках или федератах. Главную силу западного правительства некоторое время составляла гунно-аланская армия под командованием Аэция. Эта достаточно эффективная и сильная армия была очень мобильной и постоянно находилась в действии в течение продолжительного времени. Существенным недостатком армии Аэция была ее слабая романизация. Огромное количество варваров, служивших в ее рядах, представляло для римского командования массу затруднений, когда дело касалось контроля или исполнения элементарных приказов.

Основная часть римских военных сил в Галлии оказалась сосредоточена в руках магистра армии (magister militum) Эгидия (456/457 — 465 гг.), который некоторое время успешно боролся с готами на севере страны, и сумел укрепиться в долине Сены и Соммы[792]. Его сын Сиагрий, также принявший титул магистра, объявил себя «царем римлян» (Rex Romanorum). В 476–477 гг. Сиагрий отразил нашествие вестготов и продержался до 486 г., когда был разбит Хлодвигом в битве под Суассоном. Кем были солдаты, сражавшиеся под знаменами Сиагрия? В окрестностях Суассона и области, расположенной к северу от Соммы, было обнаружено множество предметов аламаннского и тюрингского происхождения[793]. Некоторые из этих находок происходят из районов, заселенных германцами уже в IV столетии, некоторые — из более поздних могильников. Нет никакого сомнения в том, что представители названных племен в большом числе служили в армии Эгидия, а затем и Сиагрия[794]. Археологические данные подтверждаются сообщением Сидония Аполлинария, который хвалит Сиагрия за то, что тот знал германский язык своих наемников (Sidon., Ер., V, 5, 1)[795]. Таким образом, мы можем с определенной долей уверенности утверждать, что последняя римская армия в Галлии существенно не отличалась от любой другой западноримской армии V в.

Тем не менее, нельзя сказать, что регулярная армия полностью исчезла уже в начале V в. Так, согласно утверждению Прокопия, еще в его время в Галлии существовали отряды, ведшие свое происхождение от прежних римских воинских частей, которые, оказавшись отрезанными в результате германских вторжений от центрального правительства, продолжали нести свою службу. Содержание им выплачивалось местными городскими властями. В то же время существовали и такие отряды, которые оплачивались непосредственно центральным правительством. Одна из новел Валентиниана III хотя и предполагает, что набор рекрутов станет явлением экстраординарного порядка, однако не отменяет его совсем и постановляет, что он будет объявляться специальным императорским указом (CTh., Val. III. Nov. VI, 1; 2). Конечно же, удельный вес этих последних подразделений регулярной армии по сравнению с союзниками-варварами был крайне незначительным. Они использовались, как правило, в качестве гарнизонных войск. Например, после того как римская власть была восстановлена в Паннонии (427 г.), правительству удалось вновь разместить римские сторожевые отряды на дунайской границе или по крайней мере на участке ее от Квинтания до Комагены и Венского леса[796]. В житии Святого Северина мы находим интересное сообщение, касающееся этих последних пограничных римских гарнизонов, находившихся в Норике: «В то время, пока стояла Римская империя, солдаты содержались для охраны границы на общественные деньги. Когда же этот обычай исчез, одновременно исчезли и военные отряды» (V. Severini, ХХ, 1)[797]. Таким образом, пограничные гарнизоны оставили Дунайскую границу только после того, как центральное правительство прекратило выплачивать им жалованье[798].

Британия, лежавшая на периферии римского мира, не имела в последние века существования Империи крупных военных сил. От набегов северных варваров этот диоцез защищал вал Адриана. Впрочем, для того чтобы вал представлял для нападавших непреодолимое препятствие, необходимо было разместить на нем многочисленные гарнизоны. Согласно данным Notitia dignitatum (ND, Ос., XL, 33–56), на валу находилось 24 различных подразделения[799]. Все они, за исключением алы I Herculea, были образованы во времена Ранней империи. Ала I Herculea (ND, Ос., XL, 55) была создана в период тетрархии и оставлена в Британии в период правления Констанция Хлора. Произведенные на валу раскопки подтвердили, что находившиеся на нем форты занимали те самые подразделения, о которых сообщает Notitia[800]. Следы пребывания здесь римских гарнизонов прослеживаются вплоть до 80-х гг. IV в.[801]

Восстание Магна Максима (383 г.) самым губительным образом отразилось на оборонительной системе римской Британии. Магн Максим увел войска британского гарнизона на континент. Согласно поздней традиции, с ним ушли не только римские отряды, но и все те из местного населения, кто был способен носить оружие (Baeda, Hist., I, 12; Gildas, 14; Galfrid., 84, 88, 90)[802]. Покинули остров и подразделения, занимавшие вал Адриана. Анализируя данные главы XL западной части Notitia (ND., Ос., XL, 22 и далее), исследователи пришли к выводу, что в ней присутствует явный анахронизм. Вследствие оплошности редактор главы соединил два следовавших друг за другом этапа эволюции военных сил Британии: алы и когорты на валу Адриана (per lineam valli) относятся к периоду до 383 г., в то время как десять numeri, дислоцированные южнее вала, представляют более поздний период. Эти отряды составляли основные военные силы дуката. Отсутствие нумизматических данных из фортов на валу Адриана после 383 г. свидетельствует о том, что на свои позиции римские войска более не возвращались[803].

Северные районы дуката уже в правление Максима охранялись исключительно гражданской милицией[804]. Однако, когда пикты совершили серьезный набег на римскую территорию, Максим был вынужден перебросить на остров два подразделения регулярной армии (Galfrid., 88). В дальнейшем римское присутствие на острове будет неуклонно сокращаться: уже спустя всего несколько лет (ок. 390 г.) римляне оставят форты на Йоркширском побережье, возведенные в правление Валентиниана I[805].

Чтобы защитить диоцез от набегов варваров, римляне заключили федеративные договоры с вождями скоттов и возложили на них заботу о защите границы[806]. Эта система обороны северной границы на некоторое время оказалась достаточно эффективной. О новом нападении северных варваров мы слышим только в 408 или 409 г. Оно было спровоцировано уходом из Британии последних частей римского гарнизона после провозглашения императором Константина III (407 г). Нападение варваров было отражено местной милицией (410 г.)[807].

Британская армия, с которой Константин переправился на континент, не представляла собой значительной силы. Гальфрид Монмутский утверждает, что у Константина было всего 2000 воинов, с которыми он удерживал власть на острове (Galfrid., 92). В Галлии к нему присоединились еще некоторые воинские части (Zos., VI, 2, 2; Olymp., 12; Oros., VII, 40, 7). В основном это были наспех сформированные из варваров подразделения, получившие название Гонориаки (Oros. VII, 40, 7)[808]. Утвердившись в Галлии, Константин отправил своего сына с отрядами Гонориаков на завоевание Испании (Oros., VII, 40, 7), которая после недолгого сопротивления признала власть нового императора (Zos., VI, 5, 1).

Что представляли собой подразделения британской армии, на которые опирался Константин III? Очевидно, что какая-то часть армии была укомплектована местными уроженцами, примером чему служит сам Константин, происходивший, как пишет Орозий, «из самой низкой категории солдат» (Oros., VII, 40, 4)[809]. Вместе с тем несомненным является также факт присутствия в британских войсках большого количества чужеземных варваров, в частности франков. Доказательством этому служат франкские захоронения V в. найденные в долине реки Темзы, в Кенте, Сассексе, на о. Уайт, в Хемпшире, Уилштире и Эссексе[810].

После падения Константина III (411 г) римские войска вновь были введены в Британию[811]. Однако в 418 г. римляне окончательно покидают остров[812]. Самые поздние римские монеты, которые были здесь обнаружены, относятся к периоду правления Констанция III[813]. В 449 г. король Вортигерн пригласил сакских вождей Хенгиста и Хорса поселиться в Кенте, чтобы они помогли местному населению отразить набеги пиктов и скотов. В 455 г. эти наемники подняли восстание, после чего началось завоевание острова саксами[814]. Начиная с 460 г. романизированное население стало покидать остров и переселяться на континент[815].

В Испании, согласно Notitia, находился довольно мощный гарнизон, состоявший из 11 отрядов auxilia palatina (ND, Ос., VII, 119–129) и пяти легионов комитатенсов (ND, Ос., VII, 130–134). Однако в действительности все эти подразделения к началу V в. были либо выведены из испанских провинций[816], либо прекратили свое существование. Поэтому, когда войска Константина III попытались захватить Испанию, все, что смогли противопоставить им местные власти, — это некие лузитанские отряды. Но основную военную силу составляли вооруженные двумя братьями, Дидием и Веренианом, рабы и колоны (Zos., VI, 3, 3; Gros., VII, 40, 6). После подчинения Испании Константин III доверил Гонориакам оборону горных проходов, отделяющих Галлию от Испании (Gros., VII, 40, 9; ср. Zos., VI, 5, 1). Командовавший Гонориаками Геронтий изменил Константину и впустил в Испанию аланов, вандалов и свевов. Сами Гонориаки присоединились к вторгшимся варварам (Oros., VII, 40, 9; Greg., II, 9), после чего в Испании не осталось уже никаких римских воинских частей.

Наиболее пристальное внимание правительство традиционно уделяло обороне Италии, где находились Рим — священный город Империи — и Равенна, ставшая постоянной резиденцией императора. В 395 г. в Италии были сосредоточены вся армия Востока и подразделения западной армии Евгения, перешедшие на сторону Феодосия (Zos., V, 4, 2; Claud., Rufin., v. 104–106, 156–158, 216). Восточные войска в 397 г. были отправлены на родину (Zos., V, 7, 3), но основная часть западных сил продолжала оставаться в Италии: если мы посмотрим, какие подразделения были отправлены отсюда на подавление восстания Гильдона, то обнаружим среди них те, которые, согласно Notitia, были размещены в самых отдаленных провинциях, таких как Британия, Галлия, Реция и Испания (Claud., Gild., v. 418–423).

Вернулись ли воинские части на места своей постоянной дислокации? Какие-то из них — несомненно. Однако к 401 г., когда ожидалось вторжение Алариха, многие подразделения вновь оказались переброшенными из провинций в Италию. Клавдиан, например, сообщает об отряде из Реции[817], а также о легионе из Британии (Claud., Get., v. 414–422).

Для отражения нашествия Радагайса, император Гонорий пошел на беспрецедентный шаг и, чтобы пополнить свою армию, издал закон, призывающий под знамена рабов (17 апреля 406 г.) (CTh, VII, 13, 16), Еще один эдикт Гонория призывал всех свободных «из любви к миру и родине»[818] взяться за оружие (19 апреля 406 г.). За это правительство обещало выплатить каждому по 13 солидов после окончания войны (CTh, VII 13, 17).

В 408 г. в Италии, как уже упоминалось, кроме собственно регулярных войск находились также 30 000 союзников-варваров. Этих сил было вполне достаточно, чтобы защитить страну. Однако переход варваров на сторону Алариха изменил баланс сил не в пользу римлян.

Опустошение Италии не привело к немедленному падению Западной империи. Правительство еще располагало ресурсами, достаточными для того, чтобы собрать новую армию и с ее помощью хотя бы на время вернуть многие из утраченных провинций. Однако эти войска мало чем напоминали прежнюю регулярную римскую армию. Как замечает Ф. Ришардо, один из последних случаев, когда наши источники называют номер и имя воинской части, относится к 425 г.[819] Это надпись на золотых воротах в Константинополе, упоминающая три западных отряда, отправленных Галлой Плацидией императору Феодосию II. Отныне военные силы Западной империи состояли почти исключительно из наемников-варваров[820].

Готское восстание (376–382 гг.), а затем и войны с Аларихом окончательно расстроили всю оборонительную систему диоцеза Иллирик. Паннония была на длительное время утрачена римлянами. Комит Марцеллин, сообщая о событиях 427 г., пишет, что Паннонии после пятидесятилетнего перерыва, во время которого ими владели гунны, вновь стали римскими провинциями (Marc., а. 427)[821]. Хотя Марцеллин и не совсем точен в этом вопросе, однако сам факт утраты римлянами на какое-то время этой страны и сопредельных территорий, которые оказались в самом эпицентре варварских нашествий, захлестнувших Империю в конце IV в., очевидно, не является вымыслом автора.

Итогом всех этих потрясений было разорение целого ряда балканских провинций и полное разрушение всей римской оборонительной системы на Дунае. В 395 г. варварами, перешедшими Дунай, были разрушены главный город Паннонии Первой Карнунт, а также Виндобона[822]. В 401 г. был разрушен Лавриак, являвшийся главным городом провинции Норик прибрежный (Noricum ripense)[823]. Те римские части, которые еще продолжали занимать некоторые опорные пункты на севере диоцеза, в начале V в. были переведены в Италию, над которой нависла угроза варварского вторжения.

После возвращения Панноний правительство попыталось восстановить границу и в некоторые крепости вновь были введены римские гарнизоны. Об их дальнейшей судьбе уже сообщалось выше.

Среди подразделений африканского гарнизона Notitia называет 11 легионов и 19 кавалерийских вексилляций (ND, Ос., XXV). Возможно, часть из этих подразделений еще существовала в начале V в., и именно с их помощью римские власти смогли отразить готов, посланных Атталом (Zos. VI, 7, 6; 9, 1). Но в 430 г. всех сил, собранных комитом Африки Бонифацием, не хватило, для того чтобы отразить натиск вандалов, силы которых едва ли превышали 20 000 — 25 000 человек.

Территориальная милиция, букелларии и федераты. Стремительное разложение регулярной римской армии и неспособность правительства защищать провинции от варварских вторжений послужили причиной тому, что во многих областях Западной Римской империи спонтанно образовались отряды территориальной милиции, пытавшиеся бороться своими собственными силами.

Другим признаком разложения старой военной системы стало появление букеллариев (βουκελλάριοι, bucellarii) — личной гвардии крупных военачальников, таких как Стилихон или Аэций. Первое упоминание о букеллариях относится к правлению императора Гонория (начало V в.) (Olymp., 7). Некоторые исследователи допускают, что букелларии появились в римской армии в конце IV в., и видят в этом последствие ее германизации: отряды букеллариев были образованы по примеру свиты, окружавшей германских военных вождей[824]. По утверждению Олимпиодора, название букеллариев происходит от слова βουκελλάτον (bucella, bucellus), обозначавшего паек хлеба, получаемый солдатом (Olymp., 11); размер букеллы составлял 6 унций (163 г)[825].

Букелларии были отборными воинами, набиравшимися, из римлян, готов и гуннов. Олимпиодор считает букеллариев солдатами (στρατιώται) и противопоставляет их федератам (τὸ φοεδεράτων), в которых видит лишь беспорядочную и смешанную толпу (Olymp., 7). Все букелларии приносили присягу на верность своему господину, сражались в бою возле него и защищали его до последней капли крови. Клятва побуждала букеллариев мстить за смерть своего повелителя. Известно, что так поступил букелларий Аэция Оптила, убив императора Валентиниана III (455 г.).

Нестабильная ситуация и бессилие центральной власти привели к тому, что с конца V в. букеллариев стали набирать не только крупные военачальники, но и частные лица, стремившиеся таким образом защитить свои поместья. Иногда такие отряды были достаточно многочисленными. Дед Кассиодора, например, со своей личной армией смог защитить от вандалов Сицилию и Южную Италию (ок. 460 г.) (Cassiod., Variae Epistulae, 1, 4, 14). Тем не менее букелларии частных лиц имели полуофициальный статус, и некоторые императоры запрещали содержать подобные отряды (CJ, IX, 12, 10).

В последние десятилетия существования Западной империи в ее истории очень заметную роль начинают играть федераты (foederati) племена варваров, заключивших договор с правительством. После заключения договора с Империей федераты получали регулярные денежные выплаты; в обмен они обязывались оказывать римским войскам военную помощь. В доадрианопольский период контингенты федератов были еще малочисленными и поддерживали римскую армию, как правило, только тогда, когда она вела наступательные действия на территории противника. Это было обусловлено, с одной стороны, относительной стабилизацией внутри Империи, а с другой — слабостью варварского мира[826]. При Диоклетиане не было заключено ни одного федеративного договора с северными варварами и в источниках нс упоминается о выплате им субсидий[827]. Это объясняется тем, что успехи, достигнутые конце III столетия в борьбе с варварами, позволили Империи диктовать им условия мира с позиции силы. В период тетрархии разгром варваров обычно сопровождался переселением побежденных на римскую территорию (Eutrop., IX, 25). Вслед за успешными войнами следовало усиленное фортификационное строительство на лимесах. Все это делало ненужным заключение договоров с ослабленным противником. Нет никаких сведений о федеративных договорах, заключенных с варварами в начале правления Константина. Один из первых договоров был заключен только в 332 г., когда Константин осознал необходимость изменения политики в отношении варварского мира. Этот договор был заключен с побежденными готами. Согласно его условиям, готы получали от Империи ежегодное содержание, доставляемое на кораблях дунайского флота. К этому добавлялись денежные выплаты и ценные подарки, которые получали готские вожди. Продовольствие, которое получали готы, становилось все более и более необходимым для их существования. Со своей стороны варвары были обязаны оказывать римлянам военную помощь. Их отряды неоднократно использовали Констанций II и Юлиан во время своих войн против персов[828]. Весьма вероятно, что регулярные подразделения армии пополнялись рекрутами готского происхождения. Как отмечает А. Барберо, неслучайно именно с этого времени в эпиграфических и папирологических источниках упоминаются римские солдаты и офицеры, носящие готские имена[829]. Многие из готов на римской военной службе сделали блестящую карьеру и достигли самых высоких должностей в Империи[830].

Готы оставались практически единственными постоянными федератами на северных границах Империи. Федеративные отношения с этим племенем были нарушены только во времена Валента. Поводом для разрыва, как уже отмечалось, послужила военная помощь, которую готы оказали Прокопию.

На юге федератами долгое время были сарацины. Неизвестно, когда с ними был заключен договор, но расторгнут он был Юлианом (Amm., XXV, 6. 10). Федеративные отношения были восстановлены только в 372 г. (Soz., VI, 38). В соответствии с заключенным договором, Валент, готовясь к войне с Персией, получил сарацинские конные отряды от царицы Мании, которые оказали большую помощь римлянам при обороне Константинополя в 378 г. (Socr., V, 1).

После поражения римлян под Адрианополем характер федеративных отношений заметно меняется[831]. Олимпиодор, как кажется, посвятил целую главу вопросу о федератах, содержание которой дошло до нас только в виде скупого резюме, составленного патриархом Фотием[832]. На основании сохранившегося текста, мы можем сделать вывод, что, начиная с правления Гонория, название φοιδεράτοι давалось отрядам, составленным из представителей самых различных племен; следовательно федераты не представляли более моноэтническую группу, возглавляемую своим вождем[833]. Данный факт показывает, что в V столетии прежний термин стали применять в более широком значении обозначая им уже не только племена, заключившие договор с правительством, но и новые группы варваров, которые поступали на римскую военную службу.

Некоторые объединения федератов даже в этот период были более или менее компактны и могли находиться под руководством своих вождей[834]. Однако чаще подобные отряды состояли из представителей различных племен, которые объединялись вокруг удачливого вождя или знаменитого воина. Общей чертой всех этих образований было то, что они не подчинялись римской дисциплине и римским властям, но лишь своему предводителю, получавшему от правительства деньги для оплаты и содержания своих войск[835].

В V столетии, когда процесс разрушения старой римской военной организации достиг своего апогея, правительство постоянно прибегало к помощи федератов. В период между 425 и 439 гг. вестготы пытались атаковать римские владения в Галлии. Для борьбы с ними Аэций решил использовать федератов-аланов, которых он поселил в 442 г. в районе современного Орлеана, и бургундов, получивших в следующем году земли между Лионом и Женевой. Против рипуарских франков Аэцнй заключил договор с салическими франками, которых он поселил в качестве федератов в районе Турне.

В 429 г. Бонифаций пригласил вандалов переселиться из Испании на правах федератов в Африку. Однако вскоре после того как вандалы прибыли на новую родину, отношения между сторонами были испорчены. В 430 г. войска Бонифация были разбиты и он был осажден вандалами в Гиппоне-Регии. А через несколько лет вандалы создали в Африке свое независимое королевство.

В 451 г. в Галлию вторгся Аттила. Аэций смог противопоставить ему только разноплеменную толпу вспомогательных войск (auxiliares), среди которых Иордан называет франков, сарматов (аланов), бриттов, бургундов, саксов и другие народы «Кельтики и Германии». (Jord., 191).

В 460 г. император Майориан собрал огромную армию для борьбы с вандалами. Однако вся она целиком состояла из федератов: остготов, гуннов и ругов (Sidon., Pan. Major., 364; 474–479)[836].

5. ПРЕОДОЛЕНИЕ ВОЕННОГО КРИЗИСА В ВОСТОЧНОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

Правление Феодосия I (379–395 гг.). После поражения армии Валента под Адрианополем восточная половина Римской империи оказалась в очень тяжелой ситуации: не только императорская армия была почти полностью уничтожена, но и многие Балканские провинции подверглись беспощадному опустошению (Amm., XXXI, 16, 7).

В 379 г. поддерживаемый Грацианом Феодосий еще пытался победить готов оружием, однако, оставшись без поддержки западных войск, с конца 380 г. он кардинальным образом изменил свою политику в отношении варваров. По всей видимости, Феодосий осознал свое бессилие продолжать один на один борьбу с врагом и предпочел привлекать на свою сторону отдельных готских вождей. В начале 381 г. на службу к Феодосию перешел готский король Атанарих вместе со своей дружиной (Jord., 142)[837]. После смерти Атанариха все его люди остались на службе у Феодосия, «слившись как бы в одно тело с римским войском» (Jord., 145)[838]. Помощь готов позволила Феодосию нанести поражение скирам и карподакам, переправившимся через Дунай в 381 г. (Zos., IV, 34, 6).

На следующий год Феодосий вступил с остальными готами в переговоры, которые завершились мирным договором[839]. Варвары получили земли для поселения в Нижней Мезии и Фракии. Конкретные условия достигнутого соглашения нам неизвестны. Большинство современных исследователей считает, что готы получили права федератов. Однако сам термин foederati, обозначающий племенные группы, получавшие право на поселение в Империи в обмен на военную помощь, не встречается в источниках времени правления Феодосия. Впервые он упоминается в эдикте Гонория от 406 (CTh, VII, 13, 16).

По мнению ряда специалистов, соглашение 382 г. положило начало новой эпохи в отношениях между Империей и варварами и заложило юридические основы для интеграции германских племен в римский мир. С другой стороны, оно создавало угрозу территориальной целостности римского государства и возникновению внутри него варварских автономий, практически неподконтрольных центральной власти. Тем не менее если мы проследим за тем, как развивалась ситуация во взаимоотношениях между Римской империей и варварами на протяжении столетий, то станет ясно, что договор 382 г. — логическое продолжение политики иммиграции, проводившейся римским правительством с незапамятных времен. Достигнутое соглашение с готами не предусматривало никаких существенных изменений в юридическом плане, и лишь практическая невозможность выполнения его условий привела к дестабилизации и новым военным столкновениям[840].

Множество семей готов было поселено в Империи в качестве землепашцев. Это должно было оказать благотворное влияние на экономику балканских провинций, подвергшихся до того опустошению. Данная модель с успехом была опробована в период тетрархии, в частности, в Галлии. Поэтому не было никакого повода опасаться негативных последствий подобного шага и правительство имело все основания рассчитывать на результат, аналогичный тому, который был достигнут ранее[841]. Последствия заключенных соглашений оказались совершенно не теми, какие ожидались, однако это объясняется, прежде всего, изменениями в расстановке сил между римлянами и их противниками, а не какими-то реальными нововведениями[842]. На бумаге правительство Империи по собственной инициативе принимало новых переселенцев, выделяя им для проживания заброшенные земли, на практике же оно очень скоро совершенно утратило контроль над ситуацией[843].

Таким образом, политика Феодосия, которая проводилась им в годы, последовавшие за битвой при Адрианополе, представляется вполне традиционной: император пытался нормализовать отношения с готами, селя их семьи на государственных землях и вербуя наиболее пригодных для военной службы в регулярные подразделения римской армии. По всей видимости, правящие круги Империи были настроены весьма оптимистично, полагая, что ситуация нормализуется и готский кризис скоро удастся преодолеть. Договор 382 г. должен был, как по волшебству, избавить государство от врагов и предоставить ему новые человеческие ресурсы. Как отмечает А. Барберо, способность Империи интегрировать варваров и использовать их в качестве крестьян, культивировавших заброшенные земли, и в качестве солдат, пополнявших ряды регулярной армии, всегда была одним из ключей, обеспечивавших ее жизнеспособность. Именно поэтому, по крайней мере вначале, очень многие разделяли оптимизм официальных властей[844]. И действительно, новая политика Феодосия по отношению к готам немедленно дала положительный результат: варвары обеспечили охрану Дуная и на длительное время воспрепятствовали нападениям на римлян (Zos., IV, 34, 5). Согласно Зосиму, «земледельцы могли возделывать землю, а скот и его приплод могли без боязни пастись» (Zos., IV, 34, 6)[845]. Феодосию, по видимости, удалось воплотить в жизнь давнюю мечту своих предшественников (и, прежде всего, самого Валента): соединить римские и варварские силы и получить «непобедимое войско», в то время как государственный фиск пополнялся средствами, идущими от провинциалов. К 386 г. была восстановлена оборонительная система на дунайской границе, и когда варвары вновь попытались вторгнуться на римскую территорию, то они были разбиты магистром пехоты Фракии Промотом, использовавшим не только сухопутные войска, но и речной флот (Zos., IV, 38 39; Claud., IV Cons., v. 619–637).

Временное затишье на Дунае и военная помощь варваров позволили восточному императору отправиться со всей своей армией через Паннонию и Альпы к Аквилее (Zos., IV, 45, 4) для борьбы с Магном Максимом (387 г.). Нанеся войскам противника несколько поражений, Феодосий неожиданным приступом взял Аквилею и казнил узурпатора (Zos., IV, 45, 4). В Галлию был отправлен Арбогаст, который присоединил все территории, принадлежавшие ранее Грациану, к владениям Валентиниана II.

Феодосий оставался в Италии около трех лет, приводя в порядок дела западных провинций. Однако дальнейшие события показали, что мир с варварами, достигнутый на Балканах, носил весьма условный характер. Воспользовавшись отсутствием императора, готы, во множестве укрывавшиеся в лесах и на болотах, вновь начали беспрепятственно опустошать близлежащие территории (Zos., IV, 48. 1). Как передает Зосим, после окончания войны с Магном Максимом, Феодосий был вынужден отражать эти нападения, опасность которых была столь велика, что он решил в дальнейшем отказаться от участия во внешних войнах (Zos., IV, 50, 1). По сути военные действия в придунайских провинциях не прекращались в течение всего правления Феодосия, и спустя около года после его смерти в одном из своих писем Иероним с горечью сообщает, что война на Балканах идет уже 20 лет (Hieron., Ер., LX, 16)[846].

Тяжелое положение на дунайской границе не позволило Феодосию вести активные действия против Персии. Поэтому император предпочел пожертвовать римскими интересами в Армении. Как только ему стало известно, что персы были атакованы кочевыми племенами на дальних рубежах своих владений, он предложил им заключить мирный договор (387 г.). Лишь пятая часть Армении отошла к Империи; ее основная территория была присоединена к Персии[847]. Под властью армянских Арсакидов осталась небольшая область, находившаяся под протекторатом обеих держав. В 391 г. царская власть в Западной Армении была окончательно упразднена Феодосием. Управление страной перешло в руки наместников в ранге комитов, присылаемых из Константинополя.

Смерть Валентиннана II снова заставила Феодосия вмешаться в дела западной половины Империи. 5 сентября 394 г. у реки Фригид[848] произошло решительное сражение между западной и восточной армиями, которое продолжалось два дня. Согласно версии Зосима, Феодосий, щадя римских солдат, бросил сначала в атаку своих союзников-варваров. Во время первого дня сражения произошло солнечное затмение, и противники вынуждены были биться друг с другом в кромешной тьме. Большая часть варваров Феодосия полегла на поле боя. Погиб и командовавший ими Бакурий, участник битвы под Адрианополем. Западный император Евгений, посчитав, что победа была уже одержана, дал своим солдатам приказ отступить в лагерь, однако перед рассветом следующего дня (6 сентября) Феодосий неожиданно ввел в бой свои основные силы и полностью разгромил противника. Сократ Схоластик говорит о сильной буре, которая началась на второй день в разгар сражения. Ветер дул в лицо солдатам Евгения и препятствовал им пускать стрелы, в то время как стрелы их противников летели с еще большей быстротой (Socr., V, 25). Остатки западной армии перешли на сторону победителя. Евгений был схвачен и убит. Противники Феодосия потеряли в этом сражении 10 000 солдат ([Aur. Vict.] Epit., 48, 7). Каковы были потери победителей, неизвестно.

После сражения при Фригиде Империя вновь была объединена, но теперь уже в последний раз. Спустя всего четыре месяца Феодосий покинул Рим и отправился в Константинополь, однако в дороге заболел и умер в Медиолане, передав власть над Западной империей своему сыну Гонорию.

Реформа высшего военного командования. При Феодосии в сфере высшего военного командования Восточной империи произошли заметные изменения. Зосим упрекает императора в том, что тот усилил власть военных и вместо двух прежних магистров создал более пяти (Zos., IV, 27, 2). Реформа была осуществлена, возможно, во время пребывания Феодосия в Фессалонике с осени 387 до апреля 388 г. Увеличение количества магистров было вызвано, очевидно, увеличением численности региональных войск, что в свою очередь было следствием создания на территориях, которым угрожала наибольшая опасность варварских вторжений, самостоятельных военных округов[849]. Увеличив количество магистров, Феодосий устранил различие между ними по родам войск. Все пять магистров стали при нем одновременно магистрами пехоты и кавалерии (magistri peditum et equitum)[850]. Именно это положение отражено в Notitia dignitatum (ND, Or., 5–9), называющей двух придворных магистров (magistri praesentales) (ND, Or., I, 5)[851] и трех региональных магистров: magister peditum et equitum рег Orientem, magister peditum et equitum per Thracias, magister peditum et equitum per Illyricum (ND, Or., I, 6, 7, 8). Стабилизация института военного командования, имевшая место в правление Феодосия, привела к окончательному исчезновению института цезарей[852].

Варваризация восточной армии в период правления Феодосия. Е. П. Глушанин полагает, что варваризация армии в правление Феодосия не была столь масштабной, как это обычно считается, поскольку из 316 подразделений пограничной армии лишь 25, согласно Notitia, имеют названия неримского происхождения, а из 152 полевых подразделений — только 21[853]. В гораздо большей степени, считает исследователь, варваризация затронула не рядовой, а командный состав: в послеадрианопольский период из 15 магистров четверо были германцами и один мавром; из 20 дуксов и комитов трое германцами и один ибером[854].

Если мы проследим за действиями Феодосия, предпринятыми им в первое время после прихода к власти, то увидим, что, стараясь всеми средствами восстановить силы армии, император в борьбе с готами пытался опереться на местное население. Принято считать, что моральный шок, потрясший римское общество после битвы при Адрианополе, был столь велик, что римляне приходили в ужас при одном упоминании о готах. Как замечает Э. Гиббон, армия, составленная из подобных солдат, выведенная в поле, была бы побеждена собственным страхом[855]. Однако наши источники свидетельствуют как раз об обратном. Сразу же после гибели армии Валента жители Константинополя, вооружившись чем попало, отогнали готов от города (Socr., V, 1). Либаний сообщает, что для борьбы с варварами правительство за неимением солдат стало в массовом порядке призывать в армию земледельцев (Lib., Or. XXIV, 15)[856]. Фемистий утверждает, что в 379 г. Феодосий вооружил крестьян и рабочих рудников. «Но теперь мужественный дух возвратился к всадникам, возвратился к гоплитам! — восторженно пишет Фемистий. — Ты уже делаешь земледельцев и рудокопов страшными для варваров и велишь, оставив добычу золота, добывать железо! И это войско, не отведавшее роскошной жизни, привыкшее трудом добывать благосостояние, добровольно собралось под твоим руководством» (Them., Or., XIV, 181 Ь, с).

Впрочем, также несомненным является и то, что уже в начале своего правления Феодосий начал активно привлекать в ряды регулярной армии и варваров. Зосим утверждает, что в некоторых подразделениях количество последних стало превышать количество римлян (Zos., IV, 30, 1–2). Это тут же отразилось на состоянии дисциплины и боеспособности армии. «Не было никакого порядка в войсках, передает Засим, — никакого различия между римлянами и варварами, и все могли вперемешку уходить и приходить, и больше не велось учета людей, внесенных в состав воинских подразделений; перебежчикам, уже включенным в состав воинских частей, было позволено возвращаться к себе, а на свое место присылать других людей и снова поступать на римскую службу тогда, когда им это заблагорассудится» (Zos. IV 31, 1).

Понятно, что в создавшихся условиях не могло быть и речи об обучении новых солдат римским приемам ведения боя. Боевые качества таких войск были крайне низкими, а их преданность сомнительной. Именно на солдат-варваров, предавших римлян и присоединившихся к своим соплеменникам, возлагает Зосим ответственность за неудачу Феодосия, пытавшегося в 380 г. отразить новую волну готского нашествия (Zos., IV, 31, 4). Чтобы как-то изменить положение, Феодосий отправил варваров под командованием перса Хормизды в Египет, а на смену им вызвал оттуда старые регулярные части (Zos., IV, 30, 2).

Подписание договора 382 г. не оказало сильного влияния на принципы комплектования армии, уже оформившиеся к этому времени. Единовременное поселение на римской территории большого количества готов, пригодных для военной службы, открывало перед римским правительством несколько традиционных возможностей для их использования. Варваров могли зачислять в качестве рекрутов в регулярные римские подразделения, а их вождям предоставлять высокие командные посты и значительное денежное содержание[857]. Первое время римское правительство, стремясь ограничить количество автономно существующих отрядов наемников, прибегало именно к этому способу использования военной силы варваров. «Те, кто был некогда врагами римлян, — говорит в своем панегирике Пакат, — подчиняются римским командирам и римским боевым значкам и следуют за знаменами, против которых они еще недавно воевали, и города Паннонии, которые они ранее разорили и опустошили, будучи врагами, они охраняют теперь, будучи солдатами. Гот, гунн и алан учатся повиноваться требованиям устава, охраняют сторожевые башни и боятся наказаний за нерадение на службе» (Pan. Lat., II, 32–33). Эти варвары, соблюдающие дисциплину и идущие в бой под звуки горнов и труб, не были отрядами наемников, вооруженных и воюющих в соответствии со своими традициями и обычаями, но солдатами регулярных подразделений римской армии. Зосим подтверждает слова Паката и говорит, что Феодосий повел против Максима в 388 г. варваров, «включенных в состав римских подразделений» (Zos., IV, 45, 3)[858]. Об этом же свидетельствует и Орозий, когда утверждает, что Феодосий снабдил готов римским оружием и конями (Oros., VII, 34, 5)[859].

В 394 г. после победы Феодосия над Евгением восточные войска располагались в городе Конкордия, на северо-восточной границе Италии. Здесь на христианском кладбище было обнаружено 37 погребальных камней, которые принадлежат солдатам и офицерам, умершим в это время. Судя по именам, 6 или 7 из этих военных были готского происхождения, однако служили они в старых подразделениях, изначально никак не связанных с готами, например Флавий Синдила, имевший звание сенатора в отряде Герулы Старшие (Heruli seniores), Флавий Андила — центенарий Бракхиатов (Bracchiati), или Флавий Фандигильд — протектор Армигеров (Armigeri)[860]. Таким образом, вопреки мнению Е. П. Глушанина, мы не можем делать каких-либо конкретных выводов о степени варваризации римской армии в период правления Феодосия, опираясь исключительно на перечень подразделений в Notitia dignitatum.

Правительство не только укомплектовывало варварами старые подразделения, но и образовывало из них новые, имевшие характер регулярных. Со всей определенностью можно утверждать, что Феодосием были созданы два подразделения auxilia: Visi и Tervingi. Два других отряда, Greuthungi и Austrogothi, были сформированы из готов, поселенных Феодосием во Фригии. Эскадрон comites Taifali также, по всей видимости, был создан в правление Феодосия. Всего на основании данных Notitia dignitatum можно выделить 29 подразделений, размещенных на Балканах, в Азии или Египте, образованных при этом императоре. Двадцать из них — кавалерийские, и вполне вероятно, что они были практически полностью укомплектованы варварами[861].

Варварам могли не предоставлять статуса римских солдат, а создавать из них отряды, распускавшиеся после окончания военных действий. Количество таких вспомогательных войск уже во времена Феодосия стало настолько значительным, что они образовывали отдельную армию, не уступавшую по численности римской (Zos., IV, 57, 2). Так, например, известно, что против Евгения Феодосий повел силы, состоявшие из регулярных римских подразделений, контингентов восточных народов (армян, арабов и др.), а также из более чем 20 000 федератов-готов (Clsud., III Cons., v. 68; Stil., v. 154; Gild., v. 24; Jord., 145). Кроме готов, поселенных в Империи, Феодосий привлекал к военной службе также и задунайских варваров (Socr., V, 25).

Антиготская реакция. Как уже отмечалось, политика Феодосия, проводимая им в годы, последовавшие за битвой при Адрианополе, была вполне традиционной. Однако количество новых поселенцев оказалось столь значительным, что скоро они ощутили свою реальную силу и вместо подданных стали противниками, опасными тем более, что само правительство Империи вложило оружие в их руки.

Произвол готских солдат Феодосия по отношению к местному населению и их пренебрежительное отношение к римским солдатам стали причиной многих кровопролитных конфликтов. В 380 г. в городе Филадельфия в Лидии солдаты-готы отказались платить на рынке за купленные ими товары. Возмущенные их наглостью, находившиеся здесь же солдаты из египетского гарнизона набросились на варваров и перебили более 200 человек (Zos., IV, 30, 4–5). Геронтий, командир гарнизона города Томы, расположенного в провинции Скифия, заподозрил, что готы, стоявшие рядом лагерем, помышляют захватить город. Он напал на варваров со своими солдатами и всех их перебил (Zos., IV, 40, 1–5). В 387 г. один готский солдат был обвинен в нарушениях, допущенных при раздаче дармового хлеба населению Константинополя. Он был убит возмущенной толпой, а труп его выброшен в море. Феодосий, разгневанный этим поступком, угрожал лишить город хлебных раздач, однако, в конце концов даровал жителям свое прошение. Опасность инцидента, утверждает Либаний, состояла в том, что он мог спровоцировать готов к мятежу, в результате которого сам император рисковал превратиться в пленника столь обременительных и опасных союзников (Lib., Or., XIX, 22; ХХ, 14). Таким образом, становится абсолютно ясно, что спустя всего 5 лет после заключения Феодосием договора с готами, надежды на то, что варваров удастся мирно интегрировать в состав римской армии, в римском обществе полностью рассеялись[862].

Это послужило причиной тому, что события 376–378 гг., а также соглашения, достигнутые с варварами в последующий период, стали представляться ошибочными и губительными для Империи. Именно в это время Аммиан Марцеллин и публикует свои «Деяния», в которых с горечью упрекает римские власти, позволившие варварам переправиться через Дунай. Писавший в те же самые годы Сульпиций Север скорбит по поводу того, что на римской земле принимают людей, которые лишь делают вид, будто они покорны[863], и что в римской армии и в римских городах находятся варвары, не желающие принимать римские обычаи (SuIp. Sev., II, 3, 6).

В 399 г. Синезий в своей речи «О царстве», обращенной к императору Аркадию, без всякого стеснения критикует политику Феодосия по отношению к готам. «Твой отец, — пишет Синезий — помог им оправиться, когда они были побеждены, и сделал из них своих союзников, и посчитал их достойными того, чтобы дать им гражданство, и он роздал часть римских земель тем, у кого еще все руки были в крови» (Syn., De Regno, 14). Синезий советует не полагаться на готов, но снова придать армии национальный характер и призывать на военную службу рекрутов-римлян, ведь «малейшего предлога достаточно, — утверждает он, — чтобы вооруженные пожелали стать господами граждан и не приученные к войне могли быть вынуждены сражаться с опытными в военном деле» (Syn., De Regno, 19). По мнению Синезия, варвары должны находиться в крепостном состоянии, либо быть изгнанными из Империи: «Пусть они или, отложив оружие, как колоны, обрабатывают землю, как это некогда делали мессеняне для лакедемонян, или пусть бегут тем же путем, каким пришли». (Syn., De Regno, 21). Однако, как это вполне справедливо отмечает А. Барберо, подобные призывы были уже бесполезны в государстве, подвергавшемся чудовищному прессингу извне, который был сориентирован на его распад[864]. На бумаге правительство по собственной инициативе принимало новых переселенцев, выделяя им для проживания заброшенные земли, на практике же оно очень скоро совершенно утратило контроль над иммиграцией.

Система пополнения регулярной армии рекрутами-варварами, сложившаяся в конце IV в., продолжила свое существование и после смерти Феодосия. Клавдиан в своих нападках на Руфина упрекает последнего в том, что на римскую службу принимают северных варваров (сарматов, аланов и др.) (Claud., Ruf. v. 308–313). Тем не менее события, ознаменовавшие начало V в., потребовали от константинопольского правительства радикального изменения своей политики по отношению к варварам. Восстание поселенных Феодосием во Фригии готов (399 г.), измена Гайны, поддержавшего мятежников, окончательно развеяли иллюзии правящих кругов Империи. И в Константинополе осознали, какую опасность представляет собой компактное поселение больших масс варваров на римской территории и какие трагические последствия может иметь массовое инкорпорирование варваров в состав римской армии[865].

В 409 г. римские войска захватили большое количество скиров, которые все были отправлены в Константинополь. Правительство приняло решение расселить их небольшими группами по разным удаленным от дунайской границы провинциям. Согласно Созомену, некоторые из пленных были проданы в рабство за ничтожную цену богатым латифундистам, а некоторые были отданы им задаром. В последнем случае пленники становились колонами, прикрепленными к земле. Императорский указ от 409 г. запрещал уводить их или принимать бежавшими; запрещалось селить скиров во Фракии или Иллирике; скирам запрещалось появляться в Константинополе или где-нибудь в Европе и надлежало, чтобы они были отделены морем от известных для себя мест. Многие из скиров были поселены в Вифинии, возле горы Олимп. По сообщению Созомена, который видел их сам, «они живут рассеянно и обрабатывают находящиеся там холмы и долины» (Soz., IX, 5). Чтобы избежать проникновения скиров в армию, указ освобождал их от конскрипции на двадцатилетний срок (CTh, V, б, 3). Это постановление показывает, что восточное правительство не рассматривало более варваров как ресурс для пополнения армии[866].

Уход готов на Запад избавил Восточную империю от необходимости прибегать к услугам столь опасных союзников. Военная система избежала декаданса и, перестроившись в соответствии с новыми требованиями, продолжила свое развитие. Подавление мятежа Гайны, а затем и разрыв с Аттилой, запретившим своим подданным служить в римской армии (441 г.), положили конец стремительному превращению восточной армии в ополчение, состоящее из разноплеменных варварских дружин во главе со своими вождями. Готы, ставшие в V столетии военным сословием и занимавшие в армии многие ключевые посты, во времена Юстиниана уже ничем не выделялись среди контингентов варварских народов, состоявших на римской службе. Хотя отдельные офицеры готского происхождения достигали порой в армии высоких постов, главное командование всегда оставалось в руках римлян.

Полное восстановление пограничной оборонительной системы. Система обороны границ Восточной империи, оформившаяся в начале IV в., не была разрушена до основания в период варварских нашествий и продолжила свое существование. Как уже отмечалось, дунайская граница, пострадавшая во время войны с готами, была заново укреплена уже при Феодосии I, и в конце IV в. по Дунаю ходили римские сторожевые корабли.

Войны с Аларихом вновь расшатали римскую оборону на Балканах. Опустошение Иллирика потребовало от константинопольского правительства энергичных усилий, направленных на фортификационное строительство и укрепление пограничных районов. Строительные работы носили столь масштабный характер, что к ним были привлечены все слои населения. В 408 г. было издано императорское постановление, адресованное префекту претория Иллирика Геркулию, требовавшее принятия соответствующих мер: «Пусть все, говорится в указе, без какого-либо исключения будут привлечены для строительства стен и заготовки и транспортировки материалов для иллирийских нужд: ведь мы хотим, чтобы по крайней мере в этих делах никто не отсутствовал, прикрываясь какой-либо привилегией, и при соблюдении этого условия, когда придет время, пусть все пойдут на такого рода пожертвование, и чтобы не искали кого-либо пригодного в какой-то степени для этого, но пусть, в соответствии с размерами своих владений и налогов, действительно все будут привлечены к этим обязанностям, и пусть касается эта повинность всех от высших до низших» (CTh, XI, 17, 4)[867]. Кодекс свидетельствует, что эти работы велись на протяжении нескольких лет: указ 408 г. был почти дословно повторен в 412 г. (CTh, XV, 1, 49).

В том же 412 г. вышел другой указ Феодосия II на имя Константина, магистра армии во Фракии (magister militum per Thracitas), требовавший «построить 90 новых и прибавить к ним 10 отремонтированных старых лусорий для мизийского лимеса, 110 новых добавить к восстановленным 15 старым для скифского». Указ предписывал не только создавать новые корабли, но и постоянно ремонтировать старые: «Мы предписываем, чтобы каждый год проявлялась забота о ремонте четырех старых юдикиарий и десяти аграриенсов на мизийском лимесе, на скифском же лимесе, в настоящем, усилиями дукса и его людей должны быть построены и полностью оснащены пять новых юдикиарий и двенадцать аграриенсов, чтобы за счет этого пополнения через семь лет, благодаря твоему величию и через приложенное тобой старание, произошло обновление всего числа кораблей. Посему должно, чтобы забота была приложена в отношении и их починки и сооружения» (CTh, VIII, 17, 1)[868]. На момент составления Notitia dignitatum существовало уже 15 эскадр, патрулировавших Дунай. Дунайский флот надежно защищал римскую территорию вплоть до того времени, когда в Паннонии в качестве федератов были поселены гунны. Благодаря этому в 441 и 448 гг. н. э. Аттила смог уже открыто осуществить нападение на балканские провинции Восточной империи. Однако, несмотря на гуннское нашествие, константинопольское правительство продолжало поддерживать дунайский флот[869].

Система обороны дунайской границы, сложившаяся к середине V в., продолжила свое существование и не претерпела никаких существенных изменений вплоть до VI в.[870]

На восточной границе на некоторых особо ответственных участках было увеличено количество дуксов[871]. Пограничные солдаты-лимитаны несли свою службу до времени правления Юстиниана I.

6. ВОЕННЫЕ СИЛЫ ПРЕФЕКТУРЫ ПРЕТОРИЯ ВОСТОК, ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ IV B. — НАЧАЛЕ V В

Основную часть территории Восточной Римской империи составляла префектура претория Восток, которая включала в себя диоцезы Фракию, Понт, Азию, Восток и Египет.

Диоцез Фракия. В IV столетии во Фракии были сосредоточены большие воинские силы, опираясь на которые магистр Лупицин попытался дать битву (376 г.) всем силам готов, переселенных в Империю по приказу Валента (Amm., XXXI, 5, 9). Однако готское восстание совершенно расстроило оборонительную систему диоцеза. Давая оценку произошедшим событиям, Зосим утверждает, что армия практически прекратила свое существование (Zos., IV, 29, 1). При Феодосии оборона дунайской границы была возложена главным образом на готов. Из их числа, как отмечалось, пополнялись старые и создавались новые регулярные воинские подразделения. В конце IV — начале V в. основные воинские силы Восточной империи были сосредоточены под командованием двух магистров, Гайны и Льва. Их армии находились в предместье Константинополя.

Диоцезы Понт и Азия. В середине IV в. главной задачей войск, сосредоточенных в диоцезе Азия, было отражение набегов исавров, постоянно беспокоивших Ликаонию и Памфилию (Amm., XIV, 2, 8). Аммиан Марцеллин, рассказывая о событиях 353 г., упоминает о легионах, расквартированных в Сиде (Amm., XIV, 2, 10), об эскадронах всадников, находившихся поблизости от города Ларанды (Amm., XIV, 2, 12), и о трех легионах под командованием комита Кастриция, стоявших под Селевкией (Amm., XIV, 2, 14). Других крупных воинских сил в этом регионе в тот момент, очевидно, не было, поскольку, чтобы отразить исавров от Селевкии, цезарь Галл отдал приказ комиту Востока Небридию стянуть отовсюду войска и спешить на помощь осажденному городу (Amm., XIV, 2, 20).

К концу IV в. основную воинскую силу в этом регионе составляли отряды поселенных Феодосием во Фригии гревтунгов[872]. В 399 г. поднял восстание командовавший ими Трибигильд (Zos., V, 13, 2). Разграбив Фригию и Лидию, Трибигильд устремился в Писидию. Здесь он не встретил никаких регулярных войск, и местным жителям пришлось защищаться своими собственными силами. Во главе ополченцев встал некий Валентин, о котором Зосим говорит, что он обладал опытом в военном деле. Собрав рабов и крестьян, Валентин устроил варварам засаду и уничтожил их практически всех, за исключением 300 человек под командованием Трибигильда, которые спаслись только благодаря тому, что им удалось подкупить Флоренция, охранявшего со своими людьми ущелье под названием Улитка, находившееся поблизости от места сражения (Zos, V, 15, 5). Оставшихся в живых варваров окружили местные жители, которые, вооружившись чем попало, могли бы совершенно уничтожить их, если бы Гайна не прислал на помощь Трибигильду свои отряды (Zos, V, l7, 2). Прибывший в Азию магистр Лев оказался неспособным полководцем. Притворно отступив при появлении римской армии, Трибигильд затем напал на нее ночью и полностью уничтожил, сам магистр был убит во время бегства (Claud., Eutr., II, 432–461). Зосим говорит, что Гайна отправил Льву под видом вспомогательных отрядов своих готов, которые должны были повсюду нападать на римских солдат и опустошать страну (Zos., V, 17, 1–2). Уничтожив армию Льва, Гайна открыто перешел на сторону восставших. Он двинулся в Вифинию, в то время как Трибигальд пошел на Геллеспонт. После того как Гайна захватил Халкедон, а Трибигальд — окрестности Лампсака, они потребовали, чтобы император Аркадий сам явился к ним для переговоров (Zos., V, 18, 6–7). У Аркадия не было никакой вооруженной силы, чтобы противостоять восставшим, поэтому он был вынужден лично явиться на встречу с вождями варваров и пообещать выдать им всех высокопоставленных сановников Империи, которые вызвали их неудовольствие (Zos., V, 18, 7–9). Достигнув этого успеха, Гайна наводнил Константинополь своими солдатами, уже намереваясь захватить столицу. Однако в городе произошло возмущение местного населения, в результате которого 7000 готов были умерщвлены (Zos., V, 19, 4). Гайна бежал за Дунай, где его войска были разбиты гуннами Ульдина, а сам он погиб (401 г.) (Zos., V, 22, 3).

Диоцез Восток. Военная организация Востока полностью оформилась в правление Диоклетиана и Константина, однако события, последовавшие после смерти последнего, привели к существенным изменениям в ее структуре. Временное затишье в войне с персами позволило императору Констанцию II увести на Балканы бόльшую часть войск, находившихся в восточных провинциях. Магистр кавалерии Урзицин в течение 10 лет должен был отражать набеги персов с армией, которая, по словам Аммиана, представляла лишь подобие военной силы (Amm., XVIII, 6, 2). Поэтому когда началось новое крупномасштабное вторжение персов (359 г.), римляне, не располагая необходимым количеством войск, чтобы дать открытое сражение, ограничились обороной своих крепостей. В общей сложности Аммиан перечисляет 12 пехотных подразделений, два конных отряда из Иллирии (700 всадников), а также кавалерийский отряд комитов-сагиттариев (comites sagittarii), два вспомогательных конных отряда из местных жителей и большой отряд стрелков из Забдицены, дополнявших гарнизоны Амиды, Сингары и Безабды (Amm., XVIII, 8, 2; 9, 3–4; XX, 6, 8, 7, 1).

Конечно же, Аммиан называет только гарнизоны тех городов, которые подверглись персидской осаде. Вероятно, в таких важных опорных пунктах, как Нисибис, стояли большие силы. Но несомненно также и то, что основная часть войск должна была быть в распоряжении главнокомандующего магистра конницы Сабиниана. Какими же силами располагал Сабиниан? Урзицин, пытаясь спасти осажденную Амиду, советовал Сабиниану собрать все легковооруженные войска и нападениями на персидские пикеты отвлечь их от осады города (Amm., XIX, 3, 1). Очевидно, других сил в распоряжении Сабиниана на тот момент просто не было, иначе Урзицин мог бы ему предложить более активный способ действий. Письмо Констанция, призывающее главнокомандующего беречь своих солдат, а фактически — уклоняться от военного вмешательства, также говорит о том, что никаких войск, способных дать отпор врагу на Востоке, не было (Amm., ХIХ, 3, 2).

С приходом к власти Валентиниана I и Валента в диоцезе вновь оказались крупные воинские группировки, которые могли успешно бороться с персами. Однако готское восстание, а затем и гражданские войны конца IV в. снова привели к тому, что основные силы армии оказались выведенными из восточных провинций.

Диоцез Египет. В период принципата египетский гарнизон не был особенно многочисленным. Здесь с момента своего создания находился Второй Траянов легион (II Traiana Fortis), который в течение почти двух столетий оставался единственным подразделением этого типа, имевшим постоянное место дислокации в Египте[873]. В дополнение к легиону было придано некоторое количество вспомогательных войск, среди них — алы Apriana и Vetirana Galileo и когорты II Thracum и I Augusta Pannoniorum. Все эти отряды, согласно данным Notitia, входили в состав египетского гарнизона еще в конце IV в. Возможно, некоторые из подразделений, стоявших в Египте со времен принципата, действительно продолжили свое существование и в более поздний период. Это, например, может касаться алы Apriana, название которой фигурирует в одном из документов из Гераклеополя, относящемся к середине IV в. (P. Amh. II, 142. 16) и в документе V в. (P. Tandem 19 1. 8). Однако бόльшая часть отрядов египетского гарнизона периода принципата, была уничтожена во второй половине III в. Так, например, сведения об але Vetirana Gallica, которая находилась в Египте с 130 г. н. э. и значится в списках Notitia как аlа Veteranum Gallorum, стоявшая гарнизоном в Ринокоруре на самой восточной оконечности Дельты (ND, Or., XXVIII, 28), исчезают после 243/244 г.[874] О Второй когорте фракийцев (II Thracum) сведения пропадают после 195/196 г.[875] Однако, согласно данным Notitia, она стояла в Музоне (ND, Or., XXVIII, 45).

Исчезновение сведений о старых вспомогательных подразделениях объясняется теми драматическими событиями, которые разворачивались на Востоке во второй половине III в. Активное наступление персов, а затем и усиление Пальмирского царства заставили римское командование подумать об укреплении обороны Египта. Сюда были, очевидно, переброшены дополнительные войска. Согласно утверждению Зосима, в 270 г. в Египте была сосредоточена 50-тысячная армия (Zos., I, 44, 1). Этих сил оказалось тем не менее недостаточно, чтобы отразить 70-тысячную армию, посланную Зенобией (Zos., I, 44, 1). Вероятно, именно тогда были уничтожены или распущены старые римские части, несшие службу в Египте. Вместо римских войск пальмирцы оставили здесь свой гарнизон в 5000 человек (Zos., I, 44, 2). Префект Египта Проб, собрав остававшиеся африканские и египетские войска, смог на какое-то время изгнать пальмирцев, однако вскоре он попал в засаду и погиб, а Египет вошел в состав Пальмирского царства (Zos., I, 44, 2).

После победы над Зеиобией Аврелиану необходимо было заменить пальмирские войска в Египте римскими подразделениями. Выше уже отмечалось, что, по всей видимости, именно этим императором были включены в египетский гарнизон когорта IV Iuthungorum (ND, Or., XX–VIII, 43), ала VIII Vandilorum (ND, Or., XXVIII, 43) и equites Marcomanni.

Восстание в Египте, произошедшее уже при Диоклетиане, привело к тому, что в составе египетского гарнизона произошли новые изменения. Ко Второму Троянову легиону Диоклетиан прибавил еще два: Третий Диоклетианов (III Diocletiana) и Первый Максимианов (I Maximiana).

В экспедиционный корпус, подавлявший египетское восстание, входили отряды (вексилляции), выделенные из легионов, размещенных в других провинциях. Оксиринхский папирус 43, recto (295 r.) перечисляет среди них, в частности, вексилляции из легионов, дислоцированных в Верхней Мёзии (IV Flavia, VII и XI Claudia), из Прибрежной Дакии (V Macedonica, XIII Gemina). Несколько лет спустя в Коптосе появились вексилляции из Первого Иллирийского (I Illyrica) и Третьего Галльского (III Gallica) легионов, которые были дислоцированы в Сирии-Финикии, и Шестого Железного (VI Ferrata) из Сирии-Палестины. Насколько мы можем судить, эти подразделения были оставлены в Египте для постоянного несения службы[876].

Очевидно, тогда же в Египте было размещено основное количество вспомогательных войск, сведения о которых сохранились в наших источниках. Так, Аlа I Herculia стояла уже в начале IV в. на северо-востоке Дельты, недалеко от Пелузия, в местечке, называвшемся Scenas extra Gerasa (ND, Or., XXVIII, 29); Аlа II Herculia dromedariorum находилась в Египте уже в 300 r.[877]; в это же время здесь появился эскадрон equites Emesensi sagittarii; в 300 г. он располагался в Потекоптосе, где в то же время была дислоцирована одна вексилляция, собранная из различных восточных легионов[878].

Констанций II сформировал в Египте Второй Флавиев Констанциев легион (II Flavia Constantia). Во времена Notitia dignitatum легион secunda Flavia Constantia Thebaeorum стоял гарнизоном в Кузе (ND, Or., XXXI, 32).

Во второй половине IV в. египетский гарнизон был усилен двумя новыми легионами, сформированными Валентом, — Первым и Вторым Валентиннановыми (I Valentiniana, II Valentiniana). Первый из этих легионов был размещен в Коптосе (ND, Or., XXXI, 36), в второй — в Гермонтисе (ND, Or., XXXI, 39). Одна из надписей позволяет предположить, что в Большом Оазисе был дислоцирован отряд, выделенный из Второго Валентинианового легиона[879].

В дальнейшем вплоть до 80-х годов IV в. состав египетского гарнизона не претерпел, очевидно, каких-либо серьезных изменений. Большинство из тех подразделений, которые стояли здесь, не меняли мест своей дислокации. Так, присутствие в Египте алы абасгов (Ala Abasgorum) засвидетельствовано в 309 г. и в 326 г.[880] Во времена составления Notitia ала находилась в Большом Оазисе (ND, Or., XXXI, 41, 55). Присутствие эскадрона equites Emesensi sagittarii в Египте засвидетельствовано в 321 г.[881] Вексилляция equites catafractarii занимала в 319 г. Арсиною. Сорок лет спустя (359 г.) она продолжала находиться в Египте[882]. Третья ала ассирийцев (Аlа III Assyriorum) находилась в Египте с первой половины IV в. Во времена составления Notitia она стояла гарнизоном в Состее (ND, Or., XXVIII, 33)[883]. Самое раннее упоминание о numerus Maurorum относится к 339 г. (P. Oxy. LX, 4084. 6–7). Это подразделение продолжало находиться в Египте еще в самом конце IV в.[884]

Крупные изменения в составе египетского гарнизона происходят при Феодосии I. Выше уже упоминалось, что для борьбы с готами император приказал вывести из Египта старые римские подразделения и заменить их готскими отрядами. Тем не менее некоторые части старого гарнизона остались в Египте и продолжали нести здесь свою службу еще в VI столетии. К ним относится вексилляция Пятого Македонского легиона, обозначенная в Notitia как Quinta Macedonica (ND, Or., ХХ-VIII, 14), которая стояла в Мемфисе. В VI в. этот отряд под названием Μακεδόνες находился в Антаиополе[885]. Cuneus equitum (Maurorum) scutariorum, стоявший в Гермуполе (ND, Or., XXXXI, 24), в VI столетии оставался на прежней позиции и назван в источниках как ἀριθμός τῶν Μαύρων[886].

7. ЛЕГИОНЫ И АУКСИЛИИ, УПОМИНАЕМЫЕ АММИАНОМ МАРЦЕЛЛИНОМ

I Fiavia (Первый Флавиев легион). Первый Флавиев легион, согласно Аммиану Марцеллину, был одним из трех легионов, образовывавших гарнизон римской крепости Безабда. Вероятно это был легион комитатенсов Prima Flavia Constantia (ND, Or., VII, 9 = 44), созданный Констанцием II и вошедший в состав воинских сил, подчиненных магистру Востока. Во время захвата Безабды персами (359 г.) легион был полностью уничтожен.

I Parihica (Первый Парфянский легион). В конце II в. (около 197 г.) император Септимий Север сформировал сразу три новых легиона Первый, Второй и Третий Парфянские (I Parthica, II Parthica и III Parthica), доведя, таким образом, общее количество легионов до 33. Эмблемой новых легионов стал кентавр — существо, родиной которого, согласно греческой мифологии, была Македония. Данный факт позволил предположить, что легионы были набраны в Македонии и Фракии[887].

Предполагается, что новые легионы были созданы для участия в предстоящей войне с парфянами. После окончания кампании легион был оставлен для постоянного несения службы в Месопотамии. Местом его дислокации стал город-крепость Сингара[888]. Данные нумизматики подтверждают, что легион находился здесь еще в период правления Гордиана III (238–244 гг.).

Рис. 82. Монета из Сигары с изображением кентавра — символа Первого Парфянского легиона.

Прорисовка И. В. Кирсанова.

Возможно, что в 349/350 г. Первый Парфянский пришел на помощь Нисибису и участвовал в героической обороне города против войск персидского царя Шапура II. За это легион получил прозвание Нисибисского (I Parthica Nisibena). Какое-то время Первый Парфянский занимал крепость Константину, но перед началом нового вторжения персов вновь оказался в Сингаре (Amm., XX, 6, 8). В 359 г. Сингара была осаждена персами и, несмотря на упорное сопротивление защитников, захвачена. Падение города поставило точку в истории легиона. «Всех их увели, пишет Аммиан, — со связанными руками, и с нашей стороны им не было оказано никакой помощи» (Amm., ХХ, 6, 8; пер. Ю. А. Кулаковского, А. И. Сонни)[889].

II Армянский (Второй Армянский легион). В 288 г. Диоклетиан (284 — 305 гг.) установил над Арменией римский протекторат и посадил на армянский трон проводившего проримскую политику Тиридата. В 296 г. персидский царь Нарсес (293–302 гг.) вторгся в Армению и изгнал римского ставленника. В следующем году он наголову разгромил цезаря Галерия, которому Диоклетиан доверил командование в персидской войне. По приказу Диоклетиана Галерий быстро набрал новую армию, в 298 г. вступил в пределы Армении, разбил войска персидского царя и, двинувшись на юг Месопотамии, достиг Ктесифона, который был взят в том же году[890]. Поэтому царь был вынужден покупать мир любой ценой. В 299 г. в Нисибисе был подписан мир, по условиям которого северная часть Месопотамии, часть Мидии, Атропатены и несколько менее важных областей отходили к Империи. Кроме того, Армения и Иберия оставались под римским протекторатом (Eutrop., IX, 25; Oros., VII, 25; Aur. Vict., Caes., 39, 37; Zou., XII, 31).

Для закрепления в завоеванном регионе по приказу Диоклетиана были сформированы несколько новых военных частей, и среди них Первый и Второй Армянские легионы, имевшие во времена составления Notitia dignitatum статус pseudocomitatenses (ND, Or., VII, 13 = 49; 14 = 50).

Известно, что Второй Армянский первоначально стоял лагерем в г. Сатале на территории Малой Армении (CIL, 2, 13630). Возможно, в правление Констанция II легион был переведен в Безабду (Amm., ХХ, 7, 1). В 359 г. в Империю вторгся персидский царь Шапур II (309–379 гг). Крепость была осаждена персидскими войсками и после нескольких дней напряженных боев захвачена врагом. Все ее защитники были уничтожены (Amm., ХХ, 7, 15).

II FIavia (Второй Флавиев легион). По Аммиану Марцеллину, в 359 г. легион Второй Флавиев входил в состав гарнизона Безабды (Amm., ХХ, 7, 1).

По видимому, Второй Флавиев, о котором упоминает Аммиан, — это легион Второй Флавиев Констанииев Фиваидский (II Flavia Constantia Thebaeorum), легион комитатенсов, входивший в состав группировки, подчиненной магистру армии Востока (ND, Or., VII, 10 = 45). Этот легион был выделен из состава легиона с тем же названием, сформированного Констанцием II для несения постоянной службы и Египте (ND, Or., XXXI, 32)[891].

В 359 г. Второй Флавиев был уничтожен вместе с другими подразделениями гарнизона Безабды.

II Parthica (Второй Парфянский легион). Второй Парфянский, как отмечалось выше, был одним из трех легионов, созданных Септимием Севером для участия в войне с парфянами (198–201 гг.). Существует мнение, что, формируя Второй Парфянский легион, Септимий Север попытался произвести изменения в легионной структуре. Подобная гипотеза основана на эпиграфических данных. Некоторые надписи из Апамеи показывают, что при Александре Севере в первой когорте Второго Парфянского легиона существовало звание центуриона pilus posterior (АЕ, 1993, 588), не засвидетельствованное ранее для легионов. Это открытие оживило дискуссии вокруг вопроса о количестве центурий и первой когорте легиона. Однако надпись из Ламбеса казначея первого центуриона первой когорты (tabularius principis) Третьего Августова легиона, сделанная при Септимии Севере и возобновленная при Валериане и Галлиене, говорит только о пяти опционах первой когорты, не упоминая об optio pili posterioris. Поэтому было сделано предположение, что Второй Парфянский легион, созданный Септимием Севером, имел нетипичную структуру, лучше приспособленную к новым требованиям римской военной стратегии. Увеличение количества центурий в первой когорте должно было способствовать выделению из легиона особых отрядов (вексилляций), действовавших на различных театрах военных действий[892].

По окончании войны с Парфией Второй Парфянский легион был размещен в Италии в Альбане, менее чем в 20 милях от Рима. Есть несколько точек зрения относительно причин, побудивших Септимия Севера расположить легион в Италии. Возможно, император хотел обеспечить себе безусловную лояльность столицы во время своих длительных военных экспедиций. Некоторые исследователи хотят видеть в этом легионе первый мобильный резерв, прообраз так называемых полевых армий IV столетия[893]. Впрочем, как отмечают П. Саутерн и К. Диксон, размещенный в Италии легион мог быть переброшен в зону военных действий не быстрее чем подразделения с Рейна или Дуная, поэтому более вероятным представляется, что легион был создан как резервный на случай крайней необходимости[894].

При преемниках Септимия Второй Парфянский или отдельные его подразделения неоднократно входили в состав действующих армий. Участие легиона отмечено в войнах Максимина Фракийца (SHA, Мах., 23, 6), а затем в восточном походе Каракаллы (SHA, Caracal., 6, 7). Около 260 г. Второй Парфянский вошел в состав армии Галлиена, сформированной для защиты балканских провинций[895].

Неизвестно, когда точно легион был переведен на восток. В 359 г. он был уничтожен во время захвата персами Безабды.

V Parthica (Пятый Парфянский легион). Все, что мы знаем об этом легионе, сообщает нам Аммиан Марцеллин. Пятый Парфянский образовывал гарнизон г. Амида (Amm., XVIII, 9, 3). В 359 г. город был захвачен войсками персидского царя Шарура II и легион был полностью уничтожен.

Тот факт, что об этом легионе не сохранилось сведений в Notitia dignitatum, позволяет утверждать, что время существования легиона было весьма непродолжительным. Можно предположить, что он был сформирован в 350 г., когда Констанций II со всей своей армией отправился на запад для борьбы с узурпатором Магненцием и поэтому должен был по возможности упрочить оборону восточной границы.

Constantiaci (Константиаки). В 360 г., когда Юлиан был провозглашен императором в Галлии, два легиона Константиаков были расквартированы в Паннонии. Намереваясь оказать сопротивление войскам Юлиана, комит Луциллиан приказал Константиакам и отряду конных стрелков подойти к Сирмию — главному городу провинции (Amm., XXI, 11, 2). Стремительное появление под Сирмием Юлиана не позволило комиту организовать сопротивление. Константиаков вместе с лучниками Юлиан отправил в Галлию. «Люди двинулись в путь лениво, — пишет Аммиан, — и в страхе перед огромным расстоянием и постоянными военными действиями против диких германцев стали замышлять бунт; зачинщиком и подстрекателем был Нигрин, трибун турмы всадников, родом из Месопотамии. В секретных разговорах дело было подготовлено и окрепло в глубокой тайне; а когда отряд пришел в Аквилею, город значительный по своему положению и средствам, окруженный крепкими стенами, то внезапно заперты были с враждебными намерениями городские ворота. Мятежное настроение поддержала городская чернь, у которой Констанций пользовался в ту пору большим расположением. Заняв подходы и оснастив оружием башни и бойницы, бунтовщики подготовили все нужное для предстоящей борьбы, а пока предавались на свободе всякому распутству. Этим столь дерзким поступком они возбуждали население Италии встать на сторону Констанция, о смерти которого еще не было известно» (Amm., ХХ1, 11, 2–3; пер. Ю. А. Кулаковского, А. И. Сонни). Осада Аквилеи была очень упорной. Мятежники сдались только тогда, когда им было сообщено о смерти Констанция II и признании императором Юлиана (Amm., XXI, 12, 1 — 20).

Когда в 372 г. вспыхнуло восстание Фирма, войска, находившиеся и Паннонии и Верхней Мёзии, были посланы в Африку (Zos., IV, 16, 3). Возможно, среди отправленных отрядов были и Константиаки, которые, по всей видимости, возвратились на старое место дислокации после смерти Юлиана.

После их ухода даже в Сирмии не осталось никакого гарнизона (Amm., XXIX, 6, 11). Зосим утверждает, что именно уход основных сил из Паннонии подтолкнул варваров (квадов и сарматов) к вторжению на римскую территорию (Zos., IV, 16, 4).

Во времена составления Notitia dignitatum в Паннонии не было легионов Константиаков. Зато одно подразделение с таким названием, имевшее статус легиона комитатенсов, находилось под командованием комита Африки (ND, VII, 150 = V, 103 = Flavia victrix Constantiana V, 252), а другое (легион псевдокомитатенсов) входило в состав группировки, подчиненной комиту Тингитаны (ND, Ос., V, 121 = 271 = VII, 138).

Constantiniani pedites (Константинианы пехотинцы). Сообщая о восстании Фирма (372 r.), Аммиан Марцеллин, упоминает о Constantiniani pedites: один из трибунов этого подразделения возложил золотую цепь на голову вождя мятежников (Amm., XXIX, 5, 20),

Согласно версии Р. Канья и П. Романелли, которой придерживается и Я. Ле Боэк[896], речь в данном случае может идти об одном из двух легионов: II Flavia Constantiniana и Flavia Victrix Conctantiniana, созданных Константином или Констанцием II. Х. Родригез-Гонзалез, со своей стороны, выдвигает оригинальную, но малоубедительную историю, согласно которой это был легион Constantiaci, находившийся ранее в Паннонии, а затем вместе с остальными подразделениями экспедиционного корпуса Феодосия Старшего прибывший в Африку. Здесь он перешел на сторону повстанцев, и именно им была сожжена столица провинции — Цезарея[897]. Подобное утверждение противоречит тому, что говорит нам Аммиан: pedites Constantiani находились и Африке уже на момент восстания Фирма, то есть задолго до прибытия Феодосия.

Рассказывая о событиях в Африке, Аммиан Марцеллин упоминает также о когорте лучников, перешедшей на сторону Фирма. В Notitia перечислены 8 подразделений стрелков, но неизвестно, о каком именно отряде шла речь у Аммиана.

Decimani Fortenses (Десятые Фортенсы, вероятно, легион Десятый Фретенсис). Согласно Аммиану, легион Decimani Fortenses пришел в 359 г. на помощь Амиде (Amm., XVIII, 9, 3). В Notitia dignitatum не значится подразделения с названием, которое дает Аммиан. Наиболее вероятной представляется версия, что историк привел искаженное название легиона X Fretensis (Десятый Фретенсис), находившегося, согласно Notitia, в Аиле в Палестине (ND, Or., XXXIV, 30).

Наименование легиона происходит от латинского fretum (пролив). По мнению Т. Моммзена, Десятый Фретенсис был сформирован Октавианом и отличился в сражениях против Секста Помпея, произошедших в Сицилийском проливе[898].

С. Дандо-Коллинз полагает, что Десятый Фретенсис вел свое происхождение от Десятого легиона — самого прославленного легиона Цезаря, а свое прозвище он получил за морскую победу, одержанную над противником в проливе Оранто[899].

При Августе легион некоторое время находился в Македонии, а затем был переведен в Иерусалим[900]. В 17 г. н. э. Десятый Фретенсис занимал г. Кирру, расположенную недалеко от Антиохии. Затем он вошел в состав армии Корбулона, которая вела войну с парфянами.

В 70 г. легион принимал участие в захвате Иерусалима. После подавления иудейского восстания, этот город стал его постоянной базой. Когда в 132–135 гг. в Иерусалиме вспыхнуло новое восстание, легион понес такие большие потери, что императору Адриану пришлось пополнять его моряками из Мизенского флота.

Вплоть до 230 г. Десятый Фретенсис все еще стоял в Иерусалиме. Однако позднее, точно неизвестно когда, но, по-видимому, в период реструктуризации оборонительной системы Империи, проводившейся при Диоклетиане, он был переведен в Аилу[901].

В 359 г. легион был уничтожен персами, захватившими Амиду.

Divitenses и Tungrecani (Дивитенсы и Тунгреканы). Название этих подразделений указывает на то, что они были сформированы на западе Империи. Однако Аммиан ничего не сообщает нам о них, описывая военные действия, которые вела галльская армия под командованием Юлиана. Возможно, оба легиона поддержали мятеж Магненция и в наказание за это были отправлены служить на Восток вместе с некоторыми другими отрядами, входившими в армию узурпатора.

Согласно Аммиану, после окончания персидского похода Юлиана и раздела его армии легионы Дивитенсы и Тунгриканы младшие (Divitenses Tungricanosque iuniores) достались восточному императору Валенту. Поскольку сведений о Тунгреканах младших у нас нет, а в списках Notitia dignitatum значатся только Тунгреканы старшие, то можно предположить, что в данном случае в названии подразделения историк допустил ошибку.

В 365 г. оба легиона были отправлены во Фракию, которой угрожало вторжение готов. Легионы должны были сделать двухдневную остановку в Константинополе. Этим решил воспользоваться Прокопий, приходившийся родственником погибшему Юлиану. Прокопий обратился к офицерам легионов, которых знал лично, с тем чтобы они склонили солдат к мятежу. Солдаты поддержали Прокопия и объявили его императором (Amm., XXVI, 6, 12–13). Когда на подавление восстания были брошены правительственные войска, Прокопий поспешил им навстречу вместе с Дивитенсами и встретил их возле г. Мигда, расположенного на р. Сангария (Amm., XXVI, 7, 13). До сражения дело так и не дошло, и войска противника присоединились к восставшим.

После подавления восстания Прокопия оба легиона были переведены в Галлию в г. Кабиллон. В 367 г. командовал ими пожилой комит Севериан, который присоединился к войскам комита обеих Германий Хариеттона, выступившего в поход против аламаннов. В завязавшемся сражении с варварами римляне понесли поражение, потеряв обоих своих предводителей (Amm., XXVII, 1, 2–3).

Ioviani и Herculiani (Иовианы и Геркулианы). Иовианы и Геркулианы были самыми знаменитыми подразделениями позднеримской армии. Упоминания о них сохранились не только у Аммиана Марцеллина, но и у Вегеция, Евнапия, Зосима и Григория Турского. Названия этих отрядов должны указывать, что они были образованы из легионов Iovia и Herculia, созданных в период первой тетрархии. Впрочем, свидетельства, сохраненные нашими источниками, позволяют выдвинуть и другую версию появления Иовианов и Геркулианов. Согласно утверждению Вегеция, оба легиона были образованы в III столетии в Иллирике, по-видимому, еще до прихода к власти Диоклетиана. При своем формировании они были названы Маттиобарбулами и насчитывали по 6000 солдат. Это название они получили потому, что были вооружены маттиобарбулами (плютбатами) (Veg., I, 17). Легионы проявили себя во многих войнах и уже в это время стали одними из самых известных подразделений Империи. После того как Диоклетиан избрал своим соправителем Максимиана (286 г.), было принято называть наиболее отличившиеся воинские отряды иовиевыми и геркулиевыми (Aur. Vier., Caes., 39, 18)[902], поэтому Маттиобарбулы были переименованы в Иовианов и Геркулианов. Эти легионы императоры предпочитали всем остальным (Veg., I, 17)[903].

Отправляясь в Галлию подавлять восстание багаудов, Максимиан, очевидно, взял оба легиона с собой. Неизвестно, вернулись ли Иовианы и Геркулианы обратно в Иллирик, мы знаем только, что в середине IV в. они находились в Галлии. Возможно, они были оставлены здесь для постоянного несения службы Максимианом или же были переведены сюда Константом, после того как он победил Константина II и присоединил его владения к своим[904]. Констант вел напряженные войны с аламаннами и, несомненно, не упустил бы случая укрепить галльскую армию двумя лучшими легионами Империи. Об исключительном положении в армии этих подразделений может свидетельствовать тот факт, что командовавший ими комит Магненций организовал заговор против Константа и сам был провозглашен новым императором (Zos., II, 42, 2). Иовианы и Геркулианы поддержали своего командира и, конечно же, приняли самое активное участие в начавшейся затем гражданской войне. После поражения Магненция некоторые воинские части из его армии в наказание были переведены на Восток. Подобная судьба постигла и Иовианов и Геркулианов: этих легионов не было в Галлии, когда командование армией принял цезарь Юлиан. Они были переведены в одну из малоазийских провинций: нам известно, что офицеры из обоих подразделений помогали в проведении судебных процессов, проходивших в Халкедоне над сторонниками Констанция II, после того как Юлиан стал императором (Amm., XXII, 3, 2). Сам факт участия командного состава легионов в этих делах со всей очевидностью демонстрирует, какие чувства должны были питать Иовианы и Геркулианы к победителю при Мурсе.

Возможно, что неприязненное отношение Геркулианов и Иовианов к сыновьям Константина I было далеко не случайным. В легионах, возвеличенных при Диоклетиане, был, по всей видимости, достаточно сильно развит культ Юпитера и Геркулеса. Константин не решился открыто наложить запрет на языческие культы[905]. Однако его сыновья отошли от политики веротерпимости[906]. Недовольство против Константа могло быть вызвано прежде всего проводившимися при нем преследованиями языческих верований. Не исключено, что сам Магненций, вставший во главе заговора, будучи по происхождению наполовину франком, придерживался в отношении язычества более толерантных взглядов. Констанций не только сослал Иовианов и Геркулианов в далекую провинцию, но и поставил командиром над ними комита Варрониана, отца будущего императора Иовиана. Верный сторонник Констанция, Варрониан не пользовался симпатиями своих солдат, о чем после его отставки со всей очевидностью было продемонстрировано Иовиану, командовавшему тогда корпусом domestici protectores (Amm., XXV, 5, 4; 8).

В лице Иовианов и Геркулианов Юлиан получил преданных и надежных защитников своей власти. Оба легиона отправились вместе с ним в персидский поход (363 г.). Неожиданная смерть императора и избрание Иовиана не обещали легионерам ничего хорошего. По сообщению Аммиана, первым следствием произошедших событий было то, что знаменосец (signifer) Иовианов бежал к персам, поскольку опасался мести нового государя за злословье по поводу его отца (Amm., XXV, 5, 8).

На следующий день, когда римская армия двинулась в путь, ее атаковали персы. Впереди своего строя неприятель пустил боевых слонов, а за ними — катафрактов. Однако Иовианы и Геркулианы, составлявшие авангард римского походного порядка, отважно вступили в бой, убили нескольких слонов и отбросили персидскую кавалерию[907]. Тем не менее противник продолжал их сильно теснить и отступил лишь тогда, когда на помощь Иовианам и Геркулианам подошли Иовии и Викторы. Аммиан сообщает, что в этом бою пали три трибуна: Юлиан, Макробий и Максим, — которые командовали легионами, составлявшими главную силу армии (Amm., XXV, 6, 2–3)[908]. Несомненно, речь в данном случае идет о названных выше четырех подразделениях.

После заключения мира с персами Империя оказалась в очень трудной ситуации, так как варвары возобновили свои набеги на римскую территорию. Император Валентиниан I стянул в Галлию все отборные воинские подразделения. Среди них были и Иовианы и Геркулианы. В 368 г. объединенная римская армия, собранная из галльских, италийских и иллирийских подразделений, перешла Рейн и возле места, называвшегося Солициний, столкнулась с аламаннами. Иовианы и Геркулианы стояли в резерве, где, как указывалось выше, по законам позднеримской тактики всегда находились сильнейшие отряды. Под охраной этих легионов остался малолетний Грациан, сын Валентиниана I и будущий император (Amm., XXVII, 10, 10)[909].

Иовианы и Геркулианы, по-видимому, были переведены в Галлию для постоянного несения службы. Когда в Британии поднял восстание Магн Максим, они вместе с основной частью армии вновь предпочли поддержать узурпатора. Захватив власть, Магн Максим поручил защиту Галлии двум военачальникам: Наннину и Квинтину. В 386 г. в Империю вторглись франки и, опустошив многие территории, стали угрожать Колонии Агриппине. Но возле места, называвшегося Угольный лес (Carbonaria silva, совр. Коленвальд), они были разбиты римскими войсками. После этого армия под командованием Квинтина, преследуя разбитых франков, перешла Рейн. Однако неприятели устроили римлянам засаду и почти полностью их уничтожили. Характерно, что из всех павших в бою командиров упомянут только трибун Иовианов Гераклий. Это еще одно доказательство того, насколько высок был престиж самого подразделения. Имя погибшего командира Иовианов в действительности может быть искаженным названием легиона Геркулианы.

Этим событием история двух легионов не закончилась. На западе Империи произошел очередной государственный переворот, в результате которого власть оказалась в руках ритора Евгения, приверженца традиционной римской религии. Языческую реакцию возглавил франк Арбогаст — всемогущий магистр и «делатель императоров». Очевидно, он упразднил в армии всю христианскую символику и вернул римским штандартам их прежние изображения. Так, на знаменах Геркулианов вновь появился Геркулес, а у Иовианов — Юпитер. Оба легиона стали оплотом власти нового режима.

Феодорит Киррский утверждает, что, когда Феодосий I начал войну с узурпатором, его военачальники просили императора прекратить военные действия, указывая на то, что у него очень мало сторонников. На это Феодосий будто бы ответил: «Не должно, — говорил он, — спасительный крест обвинять в такой слабости, а изображению Геркулесову приписывать такую силу, ибо этому войску придет крест, а неприятельскому — то изображение» (Theodor., V, 24, 3). Согласно сообщению Святого Августина, после победы над Евгением Феодосий приказал уничтожить многочисленные изображения Юпитера, которым оказывали повсеместное почтение (Aug., De Civitate Dei, 5, 26). Существует гипотеза, что Феодорит и Святой Августин, каждый по-своему, воспользовались неким утерянным сегодня источником[910]. Оба автора стремились так изменить его содержание, чтобы представить битву при Фригиде, положившую конец гражданской войне, главным образом как борьбу высших сил, а не как кровавое столкновение двух армий, чем она была в действительности. Феодорит выдвигает на первый план изображение Геркулеса, что позволяет предположить, что в данном случае речь идет, скорее всего, о штандарте отдельного подразделения, а не о знамени всей армии. Почитание изображений Юпитера, о котором сообщает Августин, в действительности также было скорее почитанием воинского знамени, нежели статуй в храмах[911]. Когда оба автора описывают уничтожение знамен с изображениями Юпитера и Геркулеса, то не будет смелым предположить, что в данном случае речь идет о знаменах Иовианов и Геркулианов.

Падение Евгения не привело к роспуску двух прославленных легионов. На момент составления Notitia dignitatum оба они входили в состав гарнизона Италии.

Lanciarii и Mattiarii (Ланциарии и Маттиарии). Нам известно, что Ланциарии и Маттиарии участвовали в персидской кампании Юлиана (Malal., 330, 4). После окончания похода и раздела войск между императорами Валентинианом I и Валентом они остались на Востоке.

Аммиан упоминает об этих двух легионах только однажды, в конце своего труда: в 378 г. Ланциарии и Маттиарии приняли участие в битве при Адрианополе.

Numeri Moesiacorum, Pannonica и Moesica (отряды Мёзиаков, Паинонский и Мёзийский легионы). Описывая военные действия в Галлии в 356–360 гг., Аммиан упоминает о двух нумерах Мёзиаков (Amm., ХХ, 1, 3)[912]. Чтобы определить, о каких подразделениях могла идти речь в данном случае, мы должны сопоставить данные Аммиана, касающиеся состава галльской армии, с теми данными, которые содержатся в Notitia dignitatum. В VII главе западной части этого документа, где представлен перечень отрядов, находившихся в Галлии в подчинении у магистра кавалерии Галлии (magister equitum Galliarum), мы не обнаружим воинских частей, которые, согласно Аммиану, входили в состав галльской армии во времена Юлиана и Валентиниана I[913]. Можно было бы допустить, что ко времени составления данной главы они уже прекратили свое существование. Тем не менее это не так. Почти все отряды галльской армии, упомянутые Аммианом, присутствуют в Notitia, но только в списке воинских частей, размещенных в Италии (см. табл. 3).

Таблица 3. Сопоставление данных Аммиана Марцеллина с перечнем подразделений, размещенных в Италии, согласно VII главе Notitia dignttatum

Как видно из приведенной таблицы, кроме легионов Primani, второго легиона Moesiaci и ауксилии Ascarii, в Италии были дислоцированы подразделения с названиями, аналогичными тем, которые приводит Аммиан. Обратим внимание на то, в какой последовательности представлены эти отряды в Notitia: во-первых, почти все они, кроме легиона Regii[914], идут друг за другом; это доказывает, что некогда они образовывали единое целое. Во-вторых, анализ источников свидетельствует, что в IV столетии практически всегда римские подразделения действовали попарно. Это было характерно как для легионов, так и для отрядов auxilia; в Notitia мы видим те же самые пары отрядов, о которых упоминает Аммиан (Иовианы и Геркулианы, Дивиденсы и Тунгриканы и т. д.). Подобное совпадение не может быть случайным. По-видимому, оба наших источника говорят об одних и тех же воинских частях.

В Notitia обозначено только одно подразделение с названием Мёзиаки — это Moesiaci seniores. Можно, конечно же, допустить, что второй отряд Мёзиаков Аммиана — Moesiaci iuniores, не попал в списки VII главы Notitia, поскольку в то время, когда они составлялись, он уже прекратил свое существование. Но такому предположению препятствует то обстоятельство, что среди подразделений, составлявших, по нашему мнению, некогда галльскую армию, нет ни одного, которое носило бы дополнительное обозначение iuniores, все они — seniores. Вместе с тем нельзя не заметить, что пару с легионом Moesiaci seniores в Notitia образует легион Pannoniciani seniores. Любопытно, что Аммиан упоминает однажды два легиона с похожими названиями: Паннонский (Pannonica) и Мёзийский (Moesiaca) (Amm., XXIX, 6, 13)[915], стоявшие в 373 г. в Паннонии. Но в Notitia легионы с такими названиями не значатся. Поэтому можно допустить, что Аммиан дал нам искаженные названия подразделений и на самом деле в его рассказе должны были действовать Pannoniciani seniores и Moesiaci seniores. Отсюда естественным образом вытекает вывод, что когда Аммиан вскользь говорит о двух отрядах Мёзиаков, то речь идет все о тех же Pannoniciani seniores и Moesiaci seniores. Следовательно, у нас есть основания связать боевой путь двух этих подразделений со всеми основными событиями, разворачивавшимися в Галлии во время командования Юлиана, в частности, представляется вполне очевидным их участие в битве при Аргенторате (357 г.). В 360 г. Юлиан отправил их с двумя другими отрядами в Британию, которую опустошали своими набегами северные варвары (Amm., ХХ, 1, 3).

В 373 г. в римские провинции Паннония и Валерия вторглись племена квадов и сарматов. Оба легиона были двинуты им навстречу. «Если бы между ними было единодушие, — пишет Аммиан, — то, без всякого сомнения, они оказались бы победителями. Но у них вышли раздоры, они спорили о чести и достоинстве и спешили по отдельности напасть на разбойников. Хитрые сарматы поняли это и, не ожидая формального сигнала к битве, напали сначала на Мёзийский легион и, пока солдаты в смятении хватались за оружие, многих убили. Возгордившись от успеха и воспрянув духом, они прорвали боевую линию Паннонского легиона и, разделив силы отряда, вторичным ударом едва не истребили всех; лишь немногих спасло от смерти поспешное бегство» (Amm., XXIX, 6, 13; пер. Ю. А. Кулаковского, А. И. Сонни).

Primani (Приманы). Легион Приманов, по всей видимости, был образован из солдат одного из легионов, ведших свое происхождение со времен принципата и имевших в названии первый номер. В середине IV в. Приманы входили в состав армии, действовавшей в Галлии под командованием Юлиана (Amm., XVI, 12, 49). В 357 г. Приманы приняли участие в битве под Аргенторатом. Легион занимал центр второй линии римского боевого порядка. Аламаннам, благодаря своему численному превосходству, удалось прорвать первую линию римского строя. Однако Приманы мужественно отразили вражеский удар (Amm., XVI, 12, 49 50). После этого неприятель обратился в бегство. Римляне преследовали варваров до берега Рейна и, уже стоя на берегу, поражали метательным оружием спасавшихся вплавь германцев.

Неизвестно, какова была дальнейшая судьба легиона. Notitia dignitatum называет только одно подразделение с таким названием, располагавшееся в западной половине Империи. Это Primani iuniores — легион комитатенсов в Британии (Ос., VII, 155). Однако непонятно, был ли он как-то связан с тем легионом, о котором сообщает Аммиан.

Tricensimani (Трикенсиманы). Согласно Аммиану, среди подразделений, пришедших в 359 г. на помощь Амиде, которой угрожали персы, был легион Tricensimani (Amm., XVIII, 9, 3). Очевидно, это то же самое подразделение, которое в Notitia dignttatum значится как Truncensimani — легион псевдокомнтатенсов, входивший в состав сил, подчиненных магистру кавалерии Галлий (ND, Ос., VII, 108). Этот легион, если судить по его названию, был образован из солдат Тридцатого Ульпиева легиона, сформированного Траяном (ок. 98 r.). Когда Трикенсиманы оказались на востоке, неясно, но, предположительно, еще до восстания Магненция. В противном случае Аммиан должен был назвать этот легион вместе с двумя другими галльскими отрядами (Magnentiaci и Decentiaci), которые были переведены сюда после окончания гражданской войны в наказание за поддержку узурпатора. Вероятно, этот отряд был получен Констанцием II в качестве военной помощи от правившего в западной половине Империи Константа. Может быть, это случилось после страшного поражения, понесенного восточным императором под Сингарой.

Легион был полностью уничтожен во время захвата персами Амиды (359 г.).

Thebaeas legiones (Фифаидские легионы). Упоминание о фиваидских легионах[916] встречается в тексте «Деяний» лишь однажды. В 353 г., когда лишенный власти цезарь Галл сделал остановку в Адрианополе, эти легионы, расквартированные в соседних городах, отправили к нему своих депутатов, советовавших опальному цезарю довериться тем значительным силам, которые были размещены на соседних стоянках, и не подчиняться приказам императора Констанция II (Amm, XIV, 11, 15).

Согласно данным Notitia dignitatum, в распоряжении магистра армии Фракии (magister militum per Thracias) было два фиваидских легиона[917]: легионы комитатенсов Prima Maximiana Thebaeorum (Первый Максимианов Фиваидский) (ND, Or., VIII, 4 = 36) и Tertia Diocletiana Thebaeorum (Третий Диоклетианов Фиваидский) (ND, Or., VIII, 5 = 37). Оба эти подразделения были, очевидно, сформированы в процессе военной реформы Константина из солдат дислоцированных в Египте легионов I Maximiana и III Diocletiana (Первый Максимианов и Третий Диоклетианов).

Наиболее раннее упоминание о Третьем Диоклетиановом относится к 300 г. В одном из папирусов речь идет о ланциариях этого подразделения[918]. Легион имел лагерь в Луксоре и продолжал занимать его еще в 348 r.[919] Во времена составления Notitia dignitatum легион был разделен на четыре части, стоявшие гарнизонами в Андре, Омбе, Презенции и Фивах.

Первый Максимианов легион также был сформирован ок. 300 г. По всей видимости, его задачей вместе со Вторым Траяновым легионом было осуществлять военный контроль над Фиваидой. Легион находился в Египте еще в 372 г. (P. Соl. VII, 183. 7–9)[920].

Tzanni (Тзаны). Аммиан Марцеллин сообщает, что в 363 г., во время персидского похода Юлиана, в области Маранга произошло сражение между римскими и персидскими войсками. Победа осталась за римлянами. Подводя итог произошедшему столкновению, Аммиан пишет: «Из различных событий этой битвы наиболее заметным была смерть Ветраниона, заслуженного боевого человека, который состоял командиром легиона зианнов» (Amm., XXV, 1, 19; пер. Ю. А. Кулаковского, А. И. Сонни)[921]. Возможно legio Ziannorum у Аммиана и легион комитатеисов Tzanni, находившийся, согласно данным Notitia dignitatum, во Фракии (ND, Ос., VIII, 17 = 49), одно и то же подразделение.

Ascarii (Аскарии). В 367 г. подразделение auxilia Аскарии входило в состав галльской армии, которая вела войну с аламаннами. Во время боевых действий Аскарии захватили аламаннского вождя и без суда повесили его. За этот проступок командовавший ими трибун чуть было сам не был приговорен к смерти (Amm., XXV II, 2, 9).

Batavi (Батавы). Батавы были одним из лучших подразделений галльской армии. В 357 г. они участвовали в битве при Аргенторате и занимали правый фланг второй линии римского боевого порядка. Когда Корнуты и Бракхиаты приняли на себя удар германской кавалерии, Батавы бросились им на помощь (Amm., XVI, 12, 45). В 360 г. Батавы вошли в состав экспедиционного корпуса, который высадился в Британии, для защиты этой провинции от набегов северных варваров (Amm., XX, 1, 3). Император Констанций II потребовал от Юлиана отослать Батавов в числе других отборных галльских подразделений на Восток для войны с персами (Amm., ХХ 4, 2).

Батавы примкнули к мятежу западных войск, провозгласивших императором Юлиана. В персидском походе они не участвовали, но были оставлены Юлианом в Паннонии в Сирмии (Zos., III, 35, 2). Согласно Зосиму, Батавы отказались поверить известию о смерти императора и убили магистра Луциллиана, сообщившего им об этом.

При Валентиниане I Батавы вернулись в Галлию и принимали участие во всех основных столкновениях с германцами. В 367 г. вместе с Герулами Батавы находились под командованием комита обеих Германий Хариеттона. В январе этого года произошло ожесточенное столкновение между римлянами и аламаннами. Хариеттон пал в бою, а германцы захватили знамя Герулов и Батавов, которое последние смогли отбить только после продолжительного боя (Amm., XXVII, 1, 5).

Возможно, именно этот эпизод отражен в «Истории» Зосима, утверждающего, что, после того как Батавы первыми побежали перед неприятелем, император приказал лишить их воинского звания и продать как беглых рабов. Тогда Батавы со слезами стали молить о прощении и, получив его, снова обратились против варваров и почти всех их перебили (Zos., IV, 9, 3–4).

В 368 г. Батавы приняли участие новом походе в Британию, которая опять страдала от набегов пиктов и скоттов (Amm., XXVII, 8, 7). После успешного окончания похода Батавы вернулись на континент.

В 378 г. Батавы в числе других западных подразделений были отправлены императором Грацианом на помощь своему дяде, Валенту, который вел упорную борьбу с готами. Под Адрианополем Батавы были оставлены в резерве. Однако они покинули поле боя еще до окончания сражения.

Bracchiati (Бракхнаты). Согласно распространенному мнению, слово Bracchiati образовано от латинского bracchium — рука (или часть руки от локтя до кисти). В соответствии с этой точкой зрения, у Бракхиатов были на руках особые украшения в виде браслетов. Это подтверждается, в частности, Иоанном Лидийцем, утверждающим, что bracchiati или armilligeri — это воины, носящие браслеты (Iohan. Lyd., I, 46). Возможно, что бракхиаты — это награжденные за доблесть солдаты, которые, так же как промоты или армигеры, были выведены в III столетии из состава легионов и объединены в самостоятельно действующие тактические единицы.

По мысли Я. Ле Боэка, браслеты — bracchalia — были особым знаком отличия некоторых элитных подразделений. Исследователь считает, что это был типично германский обычай, который свидетельствует о масштабном проникновении в армию германцев[922].

Наконец, согласно гипотезе М. П. Спейделя, Бракхиаты получили свое название, потому что набирались среди племен, обитавших или расселенных на территории Галлии. В данном случае мы имеем дело с искаженным названием, которое первоначально выглядело как Bracati и было образовано от bracae — широкие штаны, шаровары. Основанием для подобного предположения послужил тот факт, что в Notitia dignitatum слово Bracchiati везде пишется с одной буквой с. Таким образом, в соответствии с мыслью М. П. Спейделя, название подразделения должно переводиться как «носящие штаны». Gallia bracata («Галлия в штанах») — традиционное для римлян обозначение Нарбонской Галлии, а bracati — южных галлов[923]. К концу III в. форма слова изменилась[924]. С этого времени жителей Южной Галлии стали называть bracchiati. См. Корнуты.

CeItae и Petulantes (Кельты и Петуланты). Ауксилии, носившие название Кельты, возможно, набирались среди племен Северной Галлии. Это не обязательно были представители коренного населения страны. Римляне называли галлами всех жителей Галлии, независимо от их этнической принадлежности. Поэтому есть большая вероятность того, что Кельты состояли частично или полностью из германских поселенцев, по всей видимости, из пленников[925].

Кельты действовали совместно с Петулантами и находились под командованием одного комита. Название Петуланты (Petulantes) можно перевезти как «дерзкие, отважные». Петуланты, как и Кельты, набирались из числа военнопленных, поселенных в Галлии. Оба этих отряда принимали участие во всех кампаниях, проводившихся под командованием Юлиана в конце 50-х гг. IV в.

Кельты и Петуланты считались одними из лучших подразделений галльской армии, и именно их с Герулами и Батавами потребовал в 360 г. отправить на восток для участия в войне с персами император Констанций II (Amm., ХХ, 4, 2). Согласно утверждению Аммиана Марцеллина, этот приказ привел к бунту солдат. Поскольку две самых старших ауксилии, Корнуты и Бракхиаты, уже отбыли на восток, то самым высоким статусом в армии обладали Петуланты — третье подразделение auxilia в списке Notitia dignitatum. Поэтому именно они провели церемонию провозглашения Юлиана императором, когда гастат этого отряда по имени Мавр возложил на его голову золотую цепь[926].

Весной 361 г. аламаннский царь Вадомарий нарушил мирные соглашения с Империей и стал опустошать территории, соседствовавшие с Рецией. Юлиан отправил против аламаннов комита Либинона, командовавшего Кельтами и Петулантами. Однако в произошедшем столкновении Либинон был убит, и римляне вынуждены были отступить, «потеряв несколько человек убитыми и ранеными» (Amm., XXI, 3, 2–3).

Вместе с Юлианом Кельты и Петуланты двинулись на восток, чтобы принять участие в войне против Констанция. Однако последний внезапно умер, и Юлиан стал единственным правителем Империи. Новый император стал готовить большой поход против Персии, и оба отряда должны были принять в нем участие. Во время пребывания в Антиохии Юлиан часто совершал жертвоприношения языческим богам, а мясо жертвенных животных отдавал своим солдатам. «…Каждый почти день, — пишет Аммиан Марцеллин, — можно было видеть, как наедавшихся без меры мяса и напившихся до бесчувствия солдат тащили по улицам в казармы на своих плечах прохожие из общественных зданий с пиров, которые следовало бы скорее запретить, чем допускать. Особенно отличались Кельты и Петуланты, распущенность которых превзошла в ту пору всякие пределы (Amm., XXII, 12, 6; пер. Ю. А. Кулаковского, А. И. Сонни).

После окончания похода Кельты и Петуланты вернулись в Галлию, где под командованием уже Валентиниана I (364 — 375 гг.) приняли участие в новых столкновениях с аламаннами. В феврале 378 г. они нанесли поражение лентиензам, перешедшим по льду Рейн, в надежде совершить набег на римскую территорию (Amm., XXXI, 10, 4).

Coruuti (Корнуты). Выше мы уже имели возможность рассказать о происхождении этого подразделения и начальном этапе его существования. В середине IV в. Корнуты входили в состав галльской армии и действовали совместно с Бракхиатами. По всей видимости, в 350 г. Корнуты и Бракхиаты поддержали Магненция, низложившего императора Константа. Однако не исключено, что после поражения западной армии в битве при Мурсе (351 г.) они перешли на сторону Констанция II. По крайней мере, когда в Галлии провозгласил себя императором магистр пехоты Сильван, об этих двух отрядах уже утвердилось мнение, что они не отличались особой верностью и их можно было «за высокую плату склонить к чему угодно» (Amm., XV, 5, 30). Подкупленные верными Констанцию людьми, Корнуты и Бракхиаты изменили Сильвану и умертвили его (Amm., XV, 5, 31).

Несмотря на недобрую славу, оба подразделения по-прежнему считались одними из лучших в галльской армии. Аммиан Марцеллин называет их «закаленными в боях» и утверждает, что они нагоняли страх уже одним своим внешним видом (Amm., XVI, 12, 43).

Под командованием Юлиана Корнуты и Бракхиаты приняли участие во всех военных операциях, которые велись против германцев в Галлии. В 356 г. трибун Корнутов Байнобавд переправился с легковооруженными войсками на острова, находившиеся на Рейне, и перебил там множество франков (Amm., XVI, 11, 9). В 357 г. Корнуты и Бракхиаты сражались с аламаннами под Аргенторатом: они образовывали правое крыло римской пехоты, и именно они первыми встретили удар атаковавшей кавалерии германцев. Это столкновение дорого стоило Корнутам: они потеряли двух своих трибунов, Байнобавда и Лаипсо (Amm., XVI, 12, 63).

Аммиан не упоминает о Корнутах и Бракхиатах, перечисляя те подразделения, которые Констанций II потребовал от Юлиана отправить на восточный театр военных действий. Не упоминает он о них и при описании военного мятежа, в результате которого Юлиан был провозглашен императором. Это представляется странным, поскольку именно Корнутов и Бракхиатов — две лучшие ауксилии — должен был призвать Констанций, и именно офицер Корнутов, как представитель самой старшей ауксилии, должен был бы возложить золотую цепь на голову Юлиана.

Молчание историка наводит на мысль, что оба отряда были посланы на помощь Констанцию еще до того, как вспыхнуло восстание[927]. Это предположение подтверждается сообщением Зосима, согласно которому Юлиан отправил по первому запросу Констанция два неназванных пехотных подразделения (Zos., III, 8, 3–4).

У нас нет сведений о том, приняли ли участие Корнуты и Бракхиаты в восточном походе Юлиана. Последнее упоминание о Корнутах у Аммиана относится к 377 г. Возле г. Дибальта готы наткнулись на отряд трибуна скутариев Барцимера, под командованием которого находились Корнуты и некоторые другие подразделения. В неравном бою с превосходящими силами противника Барцимер был убит, и римляне потерпели поражение (Amm., XXXI, 8, 9).

Относительно Бракхиатов нам известно, что в 394 г. после победы Феодосия I над Евгением (394 г.) они некоторое время находились в г. Конкордия на северо-восточной границе Италии. Здесь на христианском кладбище было обнаружено 37 погребальных надписей на могильных камнях солдат и офицеров, умерших в это время. Одна из надписей принадлежит Флавию Андиле — центенарию Бракхиатов[928].

AeruIi, или Heruli (Эрулы, или Герулы). Есть две гипотезы, объясняющие появление Герулов в римской армии. Согласно версии, впервые высказанной Т. Моммзеном, этот отряд был сформирован императором Максимианом из пленников после победы, одержанной им над герулами (286 г.). По мнению К. Цукермана, Герулы появились на римской службе еще до эпохи тетрархии, когда во время готского нашествия 267–268 гг. царь герулов Навлобат изменил своим союзникам готам и перешел на сторону римлян[929].

В 50-х гг. IV в. Герулы были среди подразделений галльской армии, участвовавшей под командованием цезаря Юлиана в войнах с аламаннами и другими германцами. Герулы вошли в состав экспедиционного корпуса, который должен был в 360 г. вести военные действия против варваров, нападавших на римскую Британию (Amm., XX, 1, 3).

Герулы считались одним из лучших подразделений западной армии. Поэтому их вместе с тремя другими галльскими ауксилиями потребовал от Юлиана отослать на Восток император Констанций II (Amm., ХХ, 4, 2). Юлиан, упоминая в одном из своих писем об этом событии, называет эти четыре отряда сильнейшими (Iul., Ad Ath., 280 с-d)[930].

Неизвестно, принимали ли Герулы участие в персидском походе Юлиана. В 60-х гг. они были объединены вместе с Батавами и, как кажется, даже действовали под одним общим знаменем (vexillum). Батавы же, как отмечалось выше, во время кампании против персов были оставлены Юлианом в Паннонии. Поэтому весьма вероятно, что вместе с ними находились и Герулы.

После гибели Юлиана Герулы вернулись в Галлию. В 367 г. вместе с Батавами они приняли участие в неудачном столкновении с аламаннами, во время которого едва не потеряли свое знамя. Понесенное поражение не было катастрофическим, поскольку в 368 г. Герулы и Батавы были направлены в Британию. Аммиан Марцеллин, повествуя об этой экспедиции, командовал которой Феодосий Старший, называет подразделения, участвовавшие в ней, «уверенными в своих силах»[931].

Возможно, Герулы, так же как и Батавы, вошли в состав вспомогательного контингента западных войск, который был отправлен императором Грацианом на восток, и приняли затем участие в сражении под Адрианополем.

Война между Евгением, провозглашенным императором на Западе, и Феодосием, правившим на Востоке, привела к тому, что в 394 г. многие подразделения римской армии оказались сосредоточенными в Италии. Среди них находился отряд Герулы старшие, как об этом свидетельствует надгробие Флавия Синдилы, служившего в этом отряде[932].

Iovii и Victores (Иовии и Викторы). Ауксилии Иовии и Викторы приняли самое активное участие в восточном походе Юлиана (363 г.). Уже после гибели Юлиана, когда римская армия отступала, она была внезапно атакована персами, бросившими в атаку боевых слонов. Однако Иовии и Викторы убили двух слонов и отбросили неприятеля.

После окончания похода и раздела армии Юлиана между Валентинианом I и Валентом Иовии и Викторы оставались некоторое время на Востоке. В 365 г., когда во Фракии вспыхнуло восстание Прокопия, Валент приказал им выступить против мятежников. Однако Иовии и Викторы добровольно перешли на сторону Прокопия (Amm., XXVI, 7, 15–17).

Когда восстание было подавлено, Иовии и Викторы были переведены в Галлию. В 367 г. они вошли в состав экспедиционного корпуса Феодосия Старшего, который был отправлен в Британию для борьбы с варварами.

Regii (Регии, или Цари). Согласно данным Notitia dignitatum, в римской армии существовало два подразделения Региев (Царей): одно из них — легион комитатенсов — было дислоцировано в Италии (Ос., V, 80 = 229 = VII, 32); второе — на востоке (Or., VI, 8 = 49). По мнению Я. Ле Боэка, западный отряд был создан Константином I (306 г.) из подданных аламаннского царя Крока, с которым у него были союзнические отношения[933].

Регии входили в состав галльской армии под командованием цезаря Юлиана и отличились в битве при Аргенторате (357 г.): когда римская кавалерия на правом фланге обратилась в бегство под натиском германцев, Регии вместе с Батавами пришли на помощь Корнутам и Бракхиатам, принявшим на себя удар неприятеля. Аммиан Марцеллин характеризует Региев как «страшный отряд, который может вырвать находящихся в самой крайней опасности из пасти смерти, если благоволит случай» (Amm., XVI, 12, 45; пер. Ю. А. Кулаковского, А. И. Сонни)[934].

К. Цукерман полагает, что полное название этого подразделения — Regii Emesensi Iudaei. Оно было сформировано правителем Эмессы Уранием Антонием для защиты от персов. Эмесский отряд продолжил свое существование и через несколько лет, когда Эмесса вошла в состав Пальмирского царства. После поражения пальмирцев Аврелиан включил Региев в состав своей армии[935]. Непонятно в таком случае, когда Regii Emesensi Iudaei оказались в Галлии и каким образом с ними связан восточный отряд, который продолжил свое существование в VI столетии: Прокопий Кесарийский называет Региев в составе армии Велисария, защищавшей Рим от готов (Procop., BG, 1, 23, 92).

Praeventores и Superventores (Превенторы (Авангардные) и Супервенторы (Резервные)). В 337 г. Римская империя вступила в войну с Персией. Поскольку война стоила римлянам больших потерь, то для подкрепления восточной армии по приказу Констанция II создавались новые воинские подразделения. Среди них были и Превенторы и Супервенторы, образованные около 345 г. Первый отряд был набран в провинции Мёзия Вторая (ND, Or., XL, 19), второй — в Скифии (Or., XXXIX, 21). Сразу же после своего формирования Превенторы и Супервенторы были объединены вместе и переведены на восток, в Верхнюю Месопотамию. Здесь, на римско-персидской границе, находилась стратегически важная крепость Сингара, в районе которой в 340-х гг. происходили кровопролитные столкновения противоборствующих армий.

В 348 г. персы осадили Сингару[936]. Ночью по инициативе протектора Элиана Превенторы и Супервенторы неожиданно напали на лагерь осаждающих и перебили большое количество погруженных в сон врагов (Amm., XVIII, 9, 3).

В 350 г. активные военные действия прекратились: персидский царь Шапур II ушел на восточную границу своего царства, которой угрожали кочевники, а Констанций II вступил в борьбу за власть с Магненцием, провозгласившим себя императором в западной половине Империи. Превенторы и Супервенторы были оставлены на востоке для постоянного несения службы.

Римские воинские части имели точные предписания, касавшиеся их действий в случае военной опасности (Amm., XVIII, 5, 1). Согласно этим инструкциям, Превенторы и Супервенторы должны были в случае опасности прийти на помощь гарнизону Амиды. Поэтому при первом известии о новом персидском вторжении (359 г.) они ускоренным маршем двинулись к городу (Amm., XVIII, 9, 3)[937]. Обоими отрядами командовал Элиан, дослужившись уже до звания комита. Именно он возглавил героическую оборону Амиды, которая продолжалась 73 дня. За время осады персы потеряли 30 000 человек (Amm., XIX, 9, 9). Однако, несмотря на отчаянное сопротивление защитников, в числе которых был и Аммиан Марцеллин, город пал. Элиан и помогавшие ему трибуны были преданы смерти (Amm., XIX, 9, 1); все воинские подразделения, сосредоточенные в Амиде, — уничтожены.