Джина открыла боковую калитку и пошла по тропе, огибающей заросшую лужайку. Такими и должны быть лужайки в детских приютах, — говорил ее отец, — во всяком случае, их не следует помечать табличкой: «По газонам не ходить». Будучи заведующим одного из приютов Бенкрофта, он мог позволить себе держать слегка неухоженными и лужайку, и сам приют. «Любопытно, — подумала Джина, — будет ли новый зав (папа ведь вскоре уйдет на пенсию) столь же мудрым». Она тут же забыла об этом, вспомнив о Джордже.
«Яблоко от яблони недалеко падает, — поддел бы ее Тони, — как и наш любимый зав, ты принимаешь этих детишек слишком уж всерьез». Джина же предпочла бы, чтобы Тони Молори — их младший воспитатель и физкультурник — отнесся к проблемам Джорджа так, как это сделал бы отец. Но сейчас отца вызвали в Фонд Бенкрофта, чтобы наградить золотой медалью за отличную работу. Эх, если бы Тони…
Беспокойство за Джорджа сменилось озабоченностью по поводу Тони. Долго еще она будет (как намекала Барбара, другая практикантка в Бенкрофте) бегать за ним?
— Не то, чтобы от него то холодом веет, то теплом, — осуждала его Барбара. — Он всегда одинаков — безразличен.
— Тони не безразличен!
— Дорогая, когда проходят два года, а мужик ни тпру, ни ну, это значит, что он безразличен.
— Я сама виновата. Тони предложил купить кольца, а я… я…
Из скромности, — с болью вспомнила Джина, — из ложно понимаемого чувства «приличия», она предложила подождать немного, а в ответ услышала: «Вот молодец! Никакой спешки, а? Годится».
Похоже, это его вполне устраивало и устраивает до сих пор.
— Ему не до меня, — сказала Джина, — он весь в регби и крикете.
— Но, дорогуша, — возразила Барбара, — крикетные биты не идут под венец. Ты же хочешь выйти за Тони в один прекрасный день?
— Разумеется…
— Ага, но твой прекрасный день отодвинулся уже на два года.
— Барбара!
— Извини, но шеф скоро уходит, и у нас появится другой заведующий. Захочешь ли ты работать здесь не под началом отца?
— Все завприютами Бенкрофта седовласы и доброжелательны, — невпопад прошептала Джина.
— Не обязательно. Заставь наконец Тони устроить гнездышко для вас. — Барбара помолчала. — Как Дэвид устраивает его для меня.
— Не может быть!
— Может.
— Но… но…
— Но я знаю Дэвида только три месяца, а не два года? Верно. Я была тверда с самого начала. Без колец нет будущего, — говорила я. — Взгляни! — Барбара протянула свою загорелую руку, один палец которой украшало кольцо.
Джине стало больно, и она решила не скрывать этого от своей подруги.
— Но что мне делать? Как заставить его?
— Потребовать ясности.
— Но я не смогу, Бэб.
— Пожалуй, нет, — Барбара сочувственно посмотрела на подругу. — Тогда пойди другим путем. Найди подходящего парня и подогрей ревность Тони, чтобы, забыв о футболе и крикете, он поспешил под венец.
— Какая нелепость! — фыркнула Джина.
— Не так уж и нелепо.
— И где я найду подходящего парня?
— Им может оказаться новый шеф.
— Шефы седовласы и благожелательны, — повторила Джина, по-прежнему чувствуя боль — боль девушки, которой пренебрегли.
Однако, если отказаться от предложенной подругой «стратегии», то Тони так никогда и не «созреет». Но где же найти этого «подставного»? Да еще и правдоподобного? Кого-нибудь, вроде… да хотя бы вон того высокого, молодого импозантного мужчины, что поднимался по ступенькам парадного крыльца. Джина отметила покрой его серого костюма, прямую спину, твердый шаг — вот кто мог бы заставить Тони грызть ногти от отчаяния!
Ее не очень заинтересовало появление незнакомца. В их приют нередко наведывались посетители. Отец пользовался репутацией мудрого советчика, а книга о поведении детей принесла ему известность. Его посещали детские психологи и другие специалисты. А этот гость, наверное, автор какого-нибудь опуса, вроде «Мышление малолетнего».
Даже на расстоянии он казался мудрым, как отец, и Джине вдруг захотелось подбежать к нему и посоветоваться насчет Джорджа.
Так снова мысль о Тони была вытеснена проблемой Милсана Джорджа, шестнадцати лет, недавно окончившего школу и устроенного учеником пекаря в Орандж-Хиллз.
К Джине подошла миссис Деггинз, их кухарка и экономка, и коротко проронила:
— Джордж.
— Что Джордж? Только не говорите мне, что ему не понравилось в пекарне, куда мы с таким трудом его устроили.
— Да он просто в восторге! Говорит мне, что я неправильно мешу тесто, наглец!
— Так все в порядке?
— Если бы, Джина! Я намекнула ему: «Полагаю, Джордж, ты уже решил, как потратишь свою первую получку: столько-то в банк, столько-то церкви, столько-то на развлечения, а остальное — на жизнь?» Он ошеломленно посмотрел на меня и сказал: «На жизнь? Но я же живу здесь». Бедный мальчик, что я могла ему ответить? Я решила, что лучше это сделать вам.
— Правильно, миссис Деггинз. — Джина была ошеломлена не меньше Джорджа. Тони наверняка рассмеялся бы и бросил: «Да скажи ты этому оболтусу, что он должен съехать отсюда, как и все остальные». Но на самом деле все это не так просто.
Здешние дети отличались от «обычных». Пережив самое тяжкое потрясение — потерю родителей или, того хуже, их развод, они нуждаются в поддержке.
Отцу хватило бы десятиминутной беседы, и Джордж вышел бы из его кабинета с высоко поднятой головой и с гордостью объяснил бы младшим детям, что сам оплачивает и свое содержание, и часть расходов на них, произнося при этом красивые слова типа «ответственность» и «гражданский долг».
За долгие годы миссис Деггинз научилась не только готовить на шестьдесят детей, но и сочувствовать их проблемам.
Серый костюм с прямой спиной уже входил в парадную дверь, как бы подчеркивая этим свою значимость, ибо люди помельче воспользовались бы, как она, черным ходом. Размышляя так, Джина обогнула здание и со стороны огорода вошла в кухню — во владения миссис Деггинз.
Только такая огромная кухня могла удовлетворить аппетиты шестидесяти малолетних и полудюжины взрослых. Миссис Деггинз помогали Дора и Бренда, а также любой свободный от иных дел воспитатель. В кухне никого не было, и Джина положила купленного ею для именинного торта сахарного зайца на разделочную доску. На другой доске у окна она заметила нечто, похожее на торт.
Самым логичным было бы дать волю своему любопытству и посмотреть, что это за такое. Но не приведи Господь, чтобы миссис Деггинз, не желавшая никому раскрывать свои секреты, застала ее за этим занятием. Однако был способ проделать это без особого риска.
Она выскочила из кухни, подбежала к окну, у которого стояло блюдо с тортом, и встала на цыпочки, подняв над подоконником только лицо. Миссис Деггинз уже залила торт глазурью, и выглядел он весьма аппетитно. С сахарным зайцем сверху он ублажит любое детское сердце.
Слава Богу, Луиза не будет разочарована. Правда, если бы девочка не появилась за завтраком с мрачным лицом, никто бы и не вспомнил, что у нее день рождения. Но миссис Деггинз почувствовала неладное и подсказала Джине заглянуть в регистрационную книгу. Действительно: Луиза Требл, 7 сентября.
— Все так, миссис Деггинз. Ей исполнилось шесть.
— Бедняжка. Глазурь у меня есть, может, марципановый заяц или…
— Я схожу, — не колеблясь, откликнулась Джина.
Капля клубничной глазури упала на тарелку, и Джина бессознательно подобрала ее пальцем. Вкусно! Она протянула другой палец…
— Что это, — прозвучал насмешливый голос, — ты там слизываешь?
Застигнутая врасплох, она не удержалась на цыпочках и опустилась вниз, так что только глаза и нос виднелись теперь над подоконником.
— Что скажешь, девочка? — спросил голос.
Это был тот безукоризненный серый костюм, автор «Мышления малолетнего», зачем-то забредший на кухню. И он, видя лишь нос и по-детски коротко остриженные волосы, принял ее за одну из воспитанниц.
Она попыталась придумать, что бы такое сказать.
— Иди сюда, девочка, — позвал Серый Костюм.
Какой ужас! Дальше он спросит: «Ты проглотила язык, девочка?» А когда она предстанет перед ним в своем истинном виде, язык проглотит он.
— Я жду. — Его голос был добр и терпелив, но одновременно и властен. Откуда у него эта властность?
— Я… Это… Понимаете…
— Вот что, дорогая, начни сначала, но прежде вдохни три раза.
Джина подчинилась.
— Итак?
— Я… понимаете… я…
Бесполезно. Джина нерешительно вошла в кухню.
— Я не… — Взмахом руки она подчеркнула свой рост и зрелость.
— Да уж, — сухо согласился Серый Костюм.
Джина не поднимала глаз от его узконосых черных туфель и серых носков. Если бы она посмотрела на его лицо, ее настроение улучшилось бы при виде дрогнувших в улыбке уголков широкого чувственного рта. Но голос оставался властным.
— Вы имеете обыкновение заглядывать в кухню через окно?
— Я не… Я только подобрала каплю глазури…
— Разумеется. Так что вы там трогали грязными пальцами? — Его губы и глаза смеялись, но Джина стояла, потупив взор, и не видела этого.
— Вам не понять, — прошептала она.
— А вдруг?
— Только один из нас может понять.
— Из нас?
— Живущих здесь… или в другом подобном заведении.
— Продолжайте.
— Сегодня день рождения Луизы, а мы забыли о нем, ну я и отправилась в деревню за сахарным зайцем… Я же говорила, что вы не поймете.
— Скажите, какая связь между днем рождения Луизы и вашим снятием пробы через кухонное окно?
— Я не…
— Конечно. Вы уже говорили. Но я так и не понял, что вы там делали.
Да какое ему дело?!
— Все потому, что миссис Деггинз не любит, когда кто-то подсматривает, какой торт она приготовила на именины.
— А вам захотелось подсмотреть?
— Захотелось. — Она вызывающе взглянула на него. — Что тут плохого, если она ничего не узнает… Это вы понимаете?
— Понимаю.
Голубые глаза Джины распахнулись навстречу его взгляду, в них появились сочувствие и жалость.
— Так вы тоже были «потерянным»? — Видя его удивление, она пояснила: — Отец называет их не сиротами, а потерянными.
— И правильно, — согласился Серый Костюм и добавил: — Но я не из потерянных. У меня были мать, отец, несколько сестер…
— Тогда как… — Она смолкла. Ей следовало догадаться, услышав эту уверенность в голосе, увидев эту властность. Он — заведующий! Но где?
Серый Костюм рассказал о рождественской елке, которую каждый год устанавливал их привратник, также не терпевший, чтобы за ним подглядывали.
— Теперь понимаете, почему я все это знаю, — улыбнулся он.
Джина почти не слушала его, соображая: к отцу приезжали детские психиатры, воспитатели, писатели… но только не завы. Быть может… Нет. Заведующие приютами Бенкрофта были седовласыми и доброжелательными. Во всяком случае, пожилыми.
— Вы — мисс Лейк. — Широко улыбаясь, он протянул ей руку.
Она вдруг припомнила, как совсем недавно, увидев его в другом конце лужайки, подумала: вот кто мог бы вызвать ревность Тони. А если он еще и новый заведующий… Но нет, это слишком невероятное совпадение. Такого просто не бывает!
— Вы приехали навестить отца? — осторожно спросила она.
— Ну… — Он внимательно изучал что-то на полу. — Да.
— Вы… вы… — она никак не могла договорить.
— Да. — Он снова улыбнулся. — Я новый заведующий. Что-нибудь не так?
— Вы не седовласы и не доброжелательны, — прошептала она, думая совсем о другом — о том, что советовала Барбара.
— Дайте мне только время, — улыбнулся он.
Джине же было не до улыбок — ей казалось, что он читает по ее лицу обуревавшие ее мысли. «Подставного» прописала ей Барбара, чтобы досадить Тони. «Им может оказаться и новый шеф», — сказала она. Как в воду глядела…
Она взялась быть экскурсоводом для Майлза Фаерлэнда — так его звали, и это имя пришлось ей по вкусу — по «Орандж-Хиллз».
Миллионер Освальд Бенкрофт, умирая, завещал свое состояние на устройство и содержание домов для сирот. Его последняя воля была исполнена: организовалась небольшая сеть приютов, расположенных в живописных местах, с центральным офисом в Сиднее. «Орандж-Хиллз» был первым по времени и, как надеялась Джина, благодаря ее отцу — лучшим из таких детских домов. Так что назначение Фаерлэнда заведующим было явным повышением по службе. Она-то мечтала, что Тони займет это место — тогда ее отцу не нужно было бы уезжать отсюда. Теперь, если она выйдет за Тони, ему придется сделать это, поскольку нынешнее положение Тони в приюте вряд ли позволит содержать жену.
Она вдруг поняла, что ей срочно нужно делать что-то, иначе отцу придется искать прибежище в дешевых меблирашках.
Джина вела Фаерлэнда мимо буйно разросшихся роз мистера Роса, мимо спортзала и спортплощадок Тони на холм, откуда открывался вид на апельсиновый сад.
— Наша гордость, — похвасталась она. — Из четырех апельсиновых рощиц в долине тремя управляют бывшие приютские. Четвертый садовод дает нашему Джиму Бенсону экспериментировать, и тот уже вырастил замечательные плоды.
— Так вы здесь предпочитаете жить на открытом воздухе?
— Да. Немало наших девочек трудится в кооперативе. Наверное, жизнь на солнце пробуждает желание работать с солнечными вещами.
Чтобы он не проник в ее мысли, она торопливо показывала ему теннисный корт, площадку для крикета и помост для оркестра:
— У нас есть оркестр из струнных, духовых и ударных. Славно шумят. А теперь предлагаю вам познакомиться с нашими работниками.
Они пересекли по крошечному японскому мостику ручей.
— Здесь мы плаваем. Хотелось бы иметь бассейн. Но ничего, обходимся. — Она не удержалась от вздоха.
— Почему?
— Нет денег. Это вам понятно? — резковато ответила Джина, понимая, что он спрашивает не о бассейне, а о причине ее вздоха. — Наверное, надо собрать вещи отца, — поспешно добавила она, радуясь, что он не настаивает на своем вопросе.
— А вот этого не надо, мисс Лейк. Я пока еще не король.
— Но вы имеете на это право.
— Пока нет. — Он был непреклонен.
— Но вы же остановитесь здесь? В деревне вы ничего не найдете.
— Я уже нашел себе место — последняя комната в первом коридоре.
Джина вспомнила, что на кухне никого не было. Значит, миссис Деггинз приводила в порядок комнату.
— А вы и не сказали мне, что уже познакомились с миссис Деггинз.
— Еще не успел. Я просто позвонил в «Орандж-Хиллз», и она обещала приготовить последнюю комнату в коридоре. Наверное, этим она и занималась — внизу ее не было. Да, парадная дверь была не заперта.
— Как всегда… Вы вошли и осмотрелись, — улыбнулась Джина, — а я подумала: «Надо же, имеет наглость…», не зная еще, что вы имеете и право.
— Достаточно большое право, чтобы спросить, что с вами происходит.
— Со мной? Ничего.
— Не верится. Уголки ваших губ загибаются вверх, видны морщинки от смеха. А сейчас они опущены.
— Вы очень наблюдательны.
— Стараюсь. Это связано с вашим отцом? Вы возмущены, что я займу его место?
— Вовсе нет. Ему действительно пора на покой.
— Может, вы ожидали, что его займет кто-то другой?
— Да нет… — Она надеялась, что он не заметит, как горят ее щеки. — Вон Тони тренирует смешанные пары, — показала она на корт, где собралось несколько девчонок и мальчишек. — Тони — наш младший инспектор и отличный спортсмен. Познакомитесь с ним сейчас?
— Пожалуй.
Тони показывал детям подачу и не сразу подошел к ним. Конечно, он не знал, что его ждет новый шеф. Играл он восхитительно, да и был настоящим красавцем: высокий, стройный, загорелый, с падающими на глаза прядями вьющихся волос.
Тони и мистер Фаерлэнд восторженно заговорили о спорте. Новый шеф явно понравился Тони. А это плохо, — решила девушка, — если она думает воспользоваться «стратегией» Барбары. Ее охватила досада на Тони за то, что он всем сердцем принял нового зава.
Дети уже вернулись из школы. Их увозил и привозил школьный автобус из Орандж-Хиллз. За детишками присматривали они с Барбарой, которая и занималась с ними сегодня. Выпускники школы могли оставаться в Бенкрофте, пока не становилось очевидным, что им пора покинуть приют.
Дверь столовой была закрыта, значит, там накрывали стол для именинницы. Луиза ходила кругами с нетерпеливым выражением лица, и Джина поняла — девочка уже догадалась, в чем дело.
Когда миссис Деггинз позвонит в колокольчик, все они сядут вместе за стол. Присоединится ли к ним новый шеф?
Царила атмосфера всеобщей взволнованности. Дети поняли значение закрытой двери столовой. В их глазах светилось одно: «Пир по поводу именин». Даже выпускники пришли из кооператива, с апельсиновых плантаций, двое — с молочной фермы. В конце концов, не взрослеешь же сразу, как только тебе стукнет шестнадцать!
Барбара привела малышей и, пока мыла им ручонки, была информирована о появлении нового заведующего.
— Седовласый и доброжелательный? — спросила Бэб. — Джерри, как ты ухитрился так измазюкаться?
Джерри вдруг завопил:
— Колокольчик!..
Все бросились к столовой, двери которой уже настежь распахнулись и позволяли видеть праздничный стол.
— Ты думала, мы забыли, дорогая? — улыбнулась Джина Луизе.
Рассаживавшая малышей Барбара кивнула в сторону Фаерлэнда и шепнула подруге:
— Ух ты! Кто это?
— Я же тебе говорила: приехал новый зав.
— Но ты не сказала главного, Джини! Он же годится, как нельзя лучше! Понимаешь, для чего?
— Не смеши!
— Он настолько подходит для этой роли, — заметила проницательная Барбара, — что ты не откажешься поиграть всерьез.
— Нет. Пойдем, я тебя с ним познакомлю, пока все не сели, если, конечно, мистер Фаерлэнд вообще собирается присоединиться к нам, — последние слова она произнесла, уже подходя к новому шефу.
— Конечно, — улыбнулся тот. — Хотя и предпочел бы кухню, где остались самые лакомые кусочки.
Славное получилось пиршество, но только не для Джорджа. Он словно никогда не слышал таких слов как «стол» или «самому заботиться о себе». Еще неделю назад он ходил в школу и каждую субботу получал карманные деньги, которые тратил, как душе угодно. Теперь же, когда денег будет гораздо больше и гораздо больше можно всего купить, оказывается уже не повеселишься. Он выглядел безутешным, и Джина тоже почувствовала себя несчастной.
— Луиза собирается задуть свечи, — предупредила Джина сидевшего рядом с ней нового шефа. — Как бы она не обожглась. Вы уж последите за ней, пожалуйста.
Луиза немного сторонилась незнакомого мужчину, но когда он вежливо обратился к ней со словами: «Уже шесть? Вы еще не замужем?», она расхохоталась и ловко задула свечки.
Джина, Барбара, Дора, Бренда и старшие девочки убирали со стола посуду — миссис Деггинз не позволяли мыть ее.
— А что же мальчики? — поинтересовался Майлз Фаерлэнд.
— Они выполняют самую черную работу для мистера Роса — копают, косят…
— На меня не смотрите, — рассмеялся Тони. — Мое дело — накачивать мускулы парнишек, чтобы они могли хорошо работать.
Тони явно был очарован новым шефом, и это сильно беспокоило Джину. Любой «заинтересованный» молодой человек не потерпел бы возможного соперника, а Тони ведь даже говорил о кольцах!
Но сейчас не до того. Малышей нужно уложить в постельки, средних уговорить пойти спать, а старшим твердо сказать, когда гасить свет. А Джордж Милсон… Больше откладывать нельзя.
— Джордж! — позвала она его, и он, конечно, слышал ее, но не откликнулся. Зато подошел Майлз Фаерлэнд.
— Почему вы хмуритесь? Скажите же мне, в чем дело? Я с радостью помогу вам.
Его мягкая манера обезоружила ее, и она решилась:
— Когда девочки подрастают, я знаю, что им сказать, но Джордж…
— Хотите, чтобы я рассказал Джорджу о взрослении?
— Да… Нет! Не то. — Чувствуя, что покраснела, она пришла в еще большее смятение.
— Нет?
— Нет. Дело в его первой зарплате в пятницу. Он не понимает… — Она была в отчаянии: мистер Фаерлэнд тоже ничего не поймет из ее объяснений. Ведь это такой пустяк, такая ерунда. Хоть бы он не смеялся, не отмахнулся, как это сделал бы Тони.
Но Майлз Фаерлэнд заговорил спокойным, понимающим голосом:
— Доверьте это мне, мисс Лейк.
— Но вы не…
— Доверьтесь мне, — повторил он добрым и одновременно властным тоном.
— Джордж! — позвал Майлз Фаерлэнд, и тот, почувствовав эту властность, тут же явился. Они удалились в кабинет заведующего.
Полчаса спустя, Джина услышала, как Джордж Милсон поддразнивает в кухне миссис Деггинз: «Торт плохо пропекся. Спорю, вы не взбили, как следует, масло». Миссис Деггинз возмутилась: «Как ты смеешь, Джордж?», а тот отвечает: «Я вправе жаловаться, потому что плачу за свой стол и оплачиваю часть расходов на детей». И в его голосе слышалась гордость.