Профессор не смог участвовать в свадебной церемонии, но обещал поднять тост за здоровье молодых позже. В утро свадьбы он встал простуженным. Джина, убедившись, что с ним ничего страшного не произошло, упрекнула его в нарушении свадебных планов.
— Надо же придумать себе насморк в такой момент! Даже с ларингитом ты мог бы одним кивком головы отдать невесту жениху. Но чихающий посаженный отец!..
— Я сам страшно расстроен, как если бы выдавал замуж тебя. — Профессор подождал, пока Джина объявит, что в следующий раз невестой будет она, но не дождался, ибо она не могла сказать ему ничего утешительного. Ведь Тони до сих пор так и не сказал: «Джина, пора…»
— Что теперь делать с Бэб? — вздохнула Джина. — В Орандж-Хиллз не такой уж большой выбор. Любой садовод согласился бы, но сейчас самый разгар урожая. Может, мистер Рос?
— Барбара говорила с ним, но он так застеснялся, что заперся в своем сарайчике. Не волнуйся, на помощь пришел новый шеф.
— Он будет посаженным отцом?
— Он взял на себя все заботы Бэб.
— Но он не сед и не стар, каким должен быть посаженный отец.
— Такими, считала ты, должны быть и завы, но ты ведь вполне счастлива под началом Майлза. Он отличный парень, Джина, и нравится тебе не меньше, чем мне.
— Разумеется, — с деланным безразличием ответила Джина, но ей не удалось скрыть свое замешательство. «Если бы он только знал о нашем с Барбарой плане!..» — мелькнула у нее невольная мысль.
Следующие слова отца напугали ее:
— Позволительно ли старику задать один вопрос, дорогая? Между вами что-нибудь есть?
— Да о чем ты говоришь, па?
— Неважно, девочка, — улыбнулся профессор.
Помогая Барбаре одеваться к свадьбе, она молчала.
— Я же не умираю и не уезжаю навсегда, Джина, — упрекнула ее Бэб. — Тебя что, беспокоит эта Ясмин Уинтер?
— Да ни при чем все это, Бэб! Вот отец…
— Старый шеф? Да у него же все прекрасно, о чем ты?
— Но ему пришло в голову… ну, то, что мы с тобой задумали.
— А, насчет тебя и нового шефа? Ничего удивительного, после того впечатляющего представления, которые вы с Майлзом разыгрываете… Ты боишься, что добропорядочный старый шеф не одобрит наших охотничьих уловок?
— Да не было никаких уловок, Бэб.
— Что?
— Не было.
— Уж не намекаешь ли ты, что он сам…
— Да.
— Так это еще лучше! А я и не догадывалась.
— Не о чем тут догадываться.
— Неужели ты упустишь такого мужчину, как Майлз?
— Да подожди ты… Понимаешь, что-то случилось. Не я использовала его в качестве козыря, а он — меня.
— Не сходи с ума, это любовь!
— Ты с ума сошла!
И все же, она припомнила те моменты, когда алмазная твердость его глаз оборачивалась нежностью. Или это был только сон?
— Скажи, Джина, неужели ты упустишь шефа?
— Я люблю Тони и хочу выйти за него, — упрямо ответила она.
— Ладно, может, так оно и будет. Нет ничего лучше свадьбы, чтобы открыть путь другой свадьбе. Особенно, когда она — подружка невесты, а он — шафер. — В голосе Бэб слышалось ехидство: ей никогда не нравился Тони.
— Именно так ты и повстречала своего Дэвида — на свадьбе Алисы, — заметила Джина.
— Да, — в карих глазах Барбары мелькнула улыбка. — И все же, я желаю тебе удачи, дорогая. — Она поцеловала Джину.
— Это я должна тебе пожелать, — возразила Джина, набрасывая на нее подвенечное платье.
— Мне уже повезло, — улыбнулась Бэб.
Не успела Джина облачиться в платье подружки, как у дверей засигналила машина… машина Майлза.
— Майлз настоял, — пояснила Бэб, — и я не могла не признать, что его автомобиль выглядит солиднее, чем такси Снелсона.
— Но за рулем не Майлз.
— Как и следовало ожидать. Посаженный отец не может еще и сидеть за рулем.
— Но его даже нет в машине.
— Разве? — безразличным тоном осведомилась Бэб — она ехала к алтарю, и все остальное ее уже не трогало. Пусть беспокоится подружка невесты! И та действительно заволновалась, ведь невесту нужно было «выдать» до отправления в церковь. Тут она увидела мужчину, готового выполнить обязанности хозяина дома. Но это был не Майлз.
— Привет, — мрачно бросил Тони и, пока Джина прихорашивала невесту, объяснил: — Я задержался в спортзале, а шеф решил, что я не справлюсь с ролью шафера Дэвида, и заменил меня, оставив мне обязанности посаженного отца. Но… вряд ли я гожусь тебе в отцы, Бэб.
Джине стало не по себе, но Бэб только развеселилась.
— Уж ты не проронишь ни слезинки, отдавая меня, Тони. Вспомни-ка, Джина, чем оказалась для меня свадьба Алисы! — Барбара положила свою затянутую в длинную перчатку руку на предплечье Тони.
В окруженной цветущими апельсиновыми деревцами маленькой церквушке, пастор говорил:
— Возлюбленные чада, мы собрались здесь…
Тони мрачно хмурился, а Джина с упреком смотрела на шафера Дэвида. Майлз ответил ей долгим спокойным взглядом. Очнулась она, когда Барбара передала ей свои цветы, чтобы Дэвид надел кольцо ей на палец. И вот Дэвид целует свою жену, а Майлз — ее…
На свадьбе Алисы такое уже было, тогда их тоже целовали, как подружек невесты. Если бы Бэб не витала в облаках, она обязательно ободрила бы ее улыбкой. Джина же не в силах была поднять глаза на Майлза.
— Неужели это так ужасно? — шепнул он ей. — Вы хоть сделали бы вид… Не на каждой же свадьбе подружка невесты без ума от шафера!
— На свадьбе Алисы, — растерянно прошептала Джина, — Дэвид и Бэб… они… я хочу сказать…
— Да?
— Нет, ничего…
— Ничего? С каких это пор звездный свет и соловьиные трели стали ничем? — продолжал шептать Майлз. — А любовь? Вы хотели сказать, что на ваших глазах подружка и шафер сами стали женихом и невестой? Так, Джина?
— Посаженный отец, подпишите, пожалуйста, здесь, — попросил пастор.
Тони, угрюмый и надувшийся, продолжал стоять, сложив руки на груди — он видел, как они поцеловались и перешептывались потом, и его нижняя губа выпятилась, как у обиженного ребенка.
— Мистер Молори, вы выдали невесту замуж, так засвидетельствуйте это своей подписью, — повторил священник, и Тони, сверкая глазами, подчинился. Джина не удержалась от смеха, и он нахмурился еще пуще.
Опираясь, как и положено на руку шафера, Джина последовала за молодоженами, и, вместе с ними, дети осыпали их лепестками цветов апельсиновых, мандариновых и лимонных деревцев. Она стряхивала цветочную пыльцу с пиджака Майлза, когда он, вдруг, сжал ее пальцы с каким-то особым значением…
— Звездный свет и соловьиные трели… — отчетливо прошептал он.
— Сейчас день, — озадаченно пробормотала она.
— Не спорьте, Джина. Слышали о заразительности свадеб? О возможном повторении церемонии между подружкой и шафером?
— Я…
— Так случилось с Дэвидом и Барбарой. Так может случиться и…
— Мистер Фаерлэнд, — решительно заговорила Джина, — вы напрасно тратите время, я вас не слушаю.
Ее спасли наивные вопросы детей, толпившихся вокруг:
— Когда начнется пир, Барбер?
— А тот в длинном платье и с усами в церкви — леди или мужчина?
— А когда у них появится ребенок, можно мне будет покатать колясочку?..
В дверях приюта Джина увидела встречающего их отца, а рядом с ним — кого-то еще. «Бедный, простуженный папа, ему пришлось еще и гостей принимать!» — подумала Джина. Майлз опять начал говорить ей что-то, но вдруг остановился на полуслове. Тони едва не свернул себе шею, пытаясь разглядеть, кто это стоит там со старым шефом. Вышедшая из машины Барбара, вдруг утратила весь свой блеск. Все внимание сосредоточилось на гостье.
Высокая, черноволосая, с бровями вразлет, прекрасно одетая девушка спустилась по ступенькам навстречу им. Невесту она вроде бы даже не заметила. Ее взгляд коротко задержался на Дэвиде, потом, чуть дольше, на Тони и остановился на Майлзе — она явно встречала его.
— Привет, Майлз! — У нее оказался ясный, уверенный, серебристый голос. Только два слова, но сколько в них вложено!
— Привет, Ясмин, — отозвался Майлз.
Дети недолго взирали на «новенькую», их внимание привлек громадный торт с кремом, стоявший посреди длинного стола и притягивающий, как магнит. Превосходно сшитый костюм Ясмин Уинтер не произвел на них такого яркого впечатления, как подвенечное развевающееся платье Барбары.
Джина вдруг с ужасом заметила, что Тони потянулся к Ясмин, как дети к торту. Вокруг нее собрались все мужчины, кроме троих: старого Роса, тут же скрывшегося в своем сарайчике, Дэвида, даже не обратившего внимания на Ясмин, и отца, пожелавшего удалиться, чтобы не заразить никого гриппом.
Джина внимательно взглянула на него и спросила:
— Папа, ты волнуешься?
— Что за глупости? Нет, конечно.
— Уж не из-за новой ли леди?
— У нее прекрасные рекомендации.
— Это еще не все, — повторила она излюбленное замечание отца. Сама она не училась, а просто «вросла» в детский приют, как и Барбара.
— Не надо меня цитировать, — довольно резко ответил отец.
— Что такое, дорогой? — удивилась Джина.
— У меня тоже нет ученой степени, — напомнил он, хотя все забыли об этом и называли его «профессором».
Машина, увешанная консервными банками и украшенная надписью «Молодожены», увезла счастливую парочку. Джина переоделась, чтобы помочь миссис Деггинз, и, появившись в своем повседневном наряде, столкнулась с Ясмин.
— Мы помогаем на кухне, когда у нас есть время, — объяснила она.
Новая воспитательница оценивающе оглядела Джину:
— Это правило Фонда или только вашего приюта?
— Приюта, — смутилась Джина.
— Тогда я им пренебрегу.
— Простите, но здесь это просто необходимо. В «Орандж-Хиллз» не хватает обслуживающего персонала.
— Недопустимо заниматься домашними делами в ущерб воспитательной работе, — возразила Ясмин. — Но… будьте ко мне снисходительны. Это мой первый опыт работы с сиротами.
— Мы их так не называем.
— О, я знаю, что не все они остались без родителей, но…
— Мы называем их «потерянными», по крайней мере, мой отец…
— Ах да, ваш отец. Профессор, который вовсе не профессор. Я спрашивала, где он получил психологическое образование.
— Мой отец — признанный воспитатель, он написал несколько книг.
— Случайно, не под названием «Потерянные»? — усмехнулась Ясмин.
— Этим термином он пользуется только среди своих.
— Еще бы! Воспитаннику было бы ужасно узнать, что он потерянный.
— Не думаю, что вы понимаете значение этого слова.
— Если откровенно, то нет. А я получила образование за океаном.
— Поздравляю.
— Благодарю. Но я не закончила. Я не понимаю, как могут дилетанты устанавливать свои собственные правила, тогда как известные ученые…
— Вы знали мистера Фаерлэнда раньше? — внезапно прервала ее Джина.
— Он закончил школу Вентера в Стокгольме, когда я была еще студенткой. На самом деле его следует называть «доктор Фаерлэнд».
— Он не говорил о своей степени.
— Не то, что ваш отец, — снова усмехнулась Ясмин. — Вас, наверное, удивляет, что я, специалистка с международным дипломом, забралась в такую глушь, как Орандж-Хиллз? Я сама удивлялась последние девять месяцев, что училась в Швейцарии, почему Майлз уехал сюда.
— Узнали?
— Нет еще, но полагаю, что он собирает материал для книги. Человек его уровня — а он был лучшим на курсе — вряд ли появился бы здесь из одной любви к детям.
— Он работал в Фонде Бенкрофта и до Орандж-Хиллз.
— Понимаете, он собирает информацию. По мнению ученых, тема детей подвижна, она постоянно меняется, что и хорошо. Перемена всегда хороша.
— Но дети не меняются. Да, знаю, меняется их одежда, их манера выражаться, иногда их игры, но сердце ребенка…
— Дети меняются со временем и под влиянием образованных людей, выдвигающих новые, передовые идеи и методы. Уверена, Майлз захочет быть в курсе. Нынешнее направление весьма разумно, даже простовато.
— Простовато?
— Среди прочих систем, выдвигается более суровое, слегка военизированное направление воспитания, а не тот мягкий подход, что практикуют некоторые заведения.
— Мягкий подход?
— В противоположность твердому, разумному отношению.
— Вы имеете в виду стрижку под «ноль» и душные саржевые платья? — не сдержалась Джина.
— Вы начитались всякой дребедени. Другой метод — идентификация строго по именам.
— Это было бы трудновато — у нас три Паулы, четыре Мэри…
— По фамилиям. Смит, Джонз… Лейк.
— Дети, да и я, не согласимся на это.
— Они скоро привыкнут. И вас я буду называть Лейк. К тому же, я опытнее вас, если не по стажу, то по образованию.
— Уж не собираетесь ли вы отдавать мне приказы?
— Я же говорила, что ученые склоняются к военному стилю. Так что будут и приказы.
— А наш шеф? Как вы намерены обращаться к нему?
— Это ему решать. Во всяком случае, на людях. Наедине же… мы с ним старые друзья.
— А наш физкультурник? И профессор?
— Ваш отец… Ну, ему недолго тут осталось. А мистер Молори… Его, пожалуй, я так и буду называть. — Она снисходительно взглянула на Джину. — Не берите в голову. Это всего лишь система.
— Ненавижу систему, — выпалила Джина. — Предпочитаю любовь. Это вам понятно?
— Разумеется, но всему свое место. Насколько я могу судить, в этом-то и ваша проблема: мягкий подход вместо разумного обращения.