Владимир Крючков. Время рассудит

Глава пятая АФГАНИСТАН: К ПОКАЯНИЮ ФАРИСЕЕВ

Афганистан оставил в судьбе В. А. Крючкова, пожалуй, не меньший след, чем Венгрия. Владимир Александрович оказался не просто причастным к афганской эпопее, а в течение десяти с лишним лет был с головой погружён в водоворот событий, происходивших в сопредельном государстве, — сначала как руководитель советской внешней разведки, а затем как председатель КГБ СССР. Думаем, читатель хорошо понимает, что Комитет госбезопасности играл в этих событиях не последнюю скрипку. Однако увертюра к драме разыгрывалась фактически без его участия. Первоначально в роли стороннего наблюдателя оказалось и руководство Советского Союза.

В апреле 1978 года в Афганистане произошла революция, в результате которой пал режим Мухаммеда Дауда, а сам глава государства был расстрелян. По сути дела, это был обычный дворцовый переворот в стране, находившейся на стадии феодального развития. Тем не менее руководство страны (её президентом был провозглашён Нур Мухаммед Тараки, а премьер-министром стал Хафизулла Амин), принадлежащее к Народно-демократической партии (НДПА), объявило о своём социалистическом выборе и очень гордилось тем, что на этот путь оно встало совершенно самостоятельно, без какой-либо поддержки со стороны Советского Союза.

На самом деле действия новых афганских лидеров носили характер авантюры, не имевшей никаких шансов на реализацию заявленных политических целей, поскольку объективные условия, сложившиеся в стране, полностью игнорировались. Ни о каком построении социализма в крайне отсталой стране, где господствовали родо-племенные отношения, а большинство племён признавало только собственные законы и порядки, веками формировавшиеся свои жизненные уклады и никогда не подчинялось центральной власти в Кабуле, не могло быть и речи. Доктор исторических наук генерал армии М. А. Гареев, который был главным военным советником в Афганистане уже после вывода из страны советских войск, в одной из своих книг ссылается на интересное высказывание об афганцах Ф. Энгельса: «Только их неукротимая ненависть к государственной власти и любовь к личной независимости мешают им стать могущественной нацией».

Вот почему содержащееся во многих публикациях утверждение, что в результате Апрельской (Саурской) революции в Афганистане пришло к власти марксистское, просоветское правительство, мягко говоря, слишком далеко от действительности. Как далеки от действительности и нелепые вымыслы о том, что в последующее десятилетие, осуществив «вооружённую агрессию», Советский Союз якобы прилагал большие усилия к тому, чтобы помочь афганцам осуществить мечту о построении в феодальной стране социалистического общества[116].

Апрельский переворот обострил этническую и племенную разобщённость Афганистана, что привело к возникновению вооружённых междоусобных конфликтов, стремительно перераставших в полномасштабную гражданскую войну. СССР не мог безучастно наблюдать, что происходит у его южных рубежей (протяжённость советско-афганской границы составляла 2346 километров), тем более что поведение афганского руководства в сложившейся ситуации, шаги, которые им предпринимались, были совершенно непредсказуемы.

Первая командировка Крючкова в Афганистан состоялась через три месяца после Апрельской революции (в последующем он выезжал в Афганистан около тридцати раз). В июле 1978 года он вылетел в Кабул в качестве руководителя делегации КГБ СССР, чтобы на месте разобраться в том, что же действительно происходит в соседней стране. В ходе этой поездки Владимир Александрович встречался и с Тараки, и с Амином, причём с премьер-министром у него состоялись три встречи (особое внимание к Амину было вызвано тем, что все силовые структуры государства были фактически под его полным контролем). Оба афганских руководителя произвели на Крючкова удручающее впечатление. Тараки (человек широкообразованный и умный, к тому же занимавшийся литературной деятельностью) — своей политической наивностью. Крючкову хорошо запомнились два его высказывания. Первое: «То, что сделано в Советском Союзе за 60 лет советской власти, в Афганистане будет осуществлено за пять лет». И второе: «Приезжайте к нам через год, и вы увидите, что наши мечети окажутся пустыми». Попытки Крючкова обратить внимание на необходимость полнее учитывать объективные закономерности общественных процессов, исторические и религиозные традиции остались без внимания.

Амин, который поначалу, как и положено восточному человеку, рассыпался в признаниях любви к Советскому Союзу, довольно быстро раскрылся как жёсткий и не терпящий возражений политик, пытающийся показать, что он обладает реальной силой в стране, а потому является её хозяином. Его позиция: противников необходимо уничтожать, власть должна быть сильной и беспощадной.

Уже в ходе первой командировки на основании целого ряда сведений Крючкову стало ясно, что слова Амина не расходятся с делом. О том, что в стране разворачиваются массовые репрессии против неугодных, свидетельствовала не только информация, полученная по линии нашей разведки. Об этом практически открыто говорило и руководство афганских спецслужб. Такая откровенность была проявлена афганцами не потому, что они не умели хранить секреты. Просто они искренне считали, что все, кто противостоит власти, заслуживают суровой кары.

О развитии последующих событий в Афганистане написано так много, что нет смысла задерживать внимание читателя на их изложении. Напомним только, что за два месяца до принятия решения ЦК КПСС о вводе войск в Афганистан Амин организовал убийство Тараки и захватил всю власть в свои руки.

К короткой характеристике, данной Амину Крючковым по итогам их встреч, добавим один существенный штрих: Амин был неплохо образован, и образование он получил не где-нибудь, а в одном из самых престижных учебных заведений США. В 1957 году он поступил в Колумбийский университет (Нью-Йорк) и получил по его окончании учёную степень магистра. (Любопытное совпадение: в это же время, в 1959 году, в этом же университете проходили стажировку известный предатель, будущий генерал КГБ О. Д. Калугин и идейный вдохновитель «пятой колонны» в СССР А. Н. Яковлев, не без оснований подозреваемый в сотрудничестве с американскими спецслужбами.)

Многие исследователи считают, что ещё во время учёбы в США Амина завербовало ЦРУ, другие эту точку зрения ставят под сомнение. Гадать не будем, отметим только, что в ноябре — декабре 1979 года по линии разведки стала поступать информация о заигрывании Амина с США, о его контактах с ЦРУ. И это вполне объяснимо. Захватив власть, Амин, будучи человеком неглупым, прекрасно понимал, что в Советском Союзе, за сближение с которым ратовал погибший от его рук Тараки, большой поддержки он уже не найдёт. Однако критическая ситуация, сложившаяся в Кабуле, шаткость вероломно захваченного «трона» и вынудили его обратиться в Москву за вооружённой помощью.

А в это же время массовые убийства в стране неугодных достигли чудовищных масштабов. Один лишь пример: по приказу Амина в Кабуле были безжалостно уничтожены около пятисот руководителей и представителей племён, которые были вызваны якобы для переговоров с властями.

Сложилась довольно парадоксальная ситуация: не только Амин взывал о помощи. К советскому руководству с просьбой прямо противоположного характера — защитить их от Амина — обращались афганские политические и общественные деятели, перешедшие в оппозицию, в том числе представители крыла «Парчам» НДПА (Амин принадлежал к крылу «Хальк»). Наше руководство установило постоянную связь с лидером оппозиции Бабраком Кармалем, который вынужден был остаться в Чехословакии после того, как был смещён Амином с поста посла Афганистана в этой стране и обвинён в организации антиправительственного заговора, — было ясно, что в своей стране его ждала неминуемая расправа.

Для руководства Советского Союза оказание помощи прогрессивной афганской оппозиции было делом чести. Однако, рассматривая вопрос целесообразности ввода войск в Афганистан, Политбюро ЦК КПСС руководствовалось не только своим интернациональным долгом. Существовал целый ряд других обстоятельств и причин для серьёзной обеспокоенности.

По данным разведки, к концу 1979 года резко возросло поступление в Афганистан оружия из-за рубежа, в Кабуле заметно активизировалась деятельность западных резидентур, усилили работу спецслужбы соседних государств. Не являлись большим секретом планы американцев по включению в зону своего влияния советских республик Средней Азии. Возникала вероятность отделения от Афганистана его северных провинций, граничащих с СССР, и присоединения их к Пакистану, что в случае реализации такого сценария резко дестабилизировало бы военно-политическое равновесие, сложившееся в регионе.

Особую обеспокоенность вызывал исламский фактор. Появились серьёзные предпосылки к тому, что в Афганистане, охваченном гражданской войной, возобладает исламский фундаментализм и возникнет реальная угроза его проникновения в среднеазиатские республики Советского Союза и другие районы СССР с мусульманским населением, в том числе и на Кавказ. Кстати, по свидетельству Крючкова, уже к концу 1970-х годов чётко просматривалась тенденция (она подтверждалась данными разведки и контрразведки) к оттоку из этих регионов СССР некоренного, прежде всего русского, населения в центральные и другие области страны.

Но главную озабоченность руководства Советского Союза вызывало то, что события, всколыхнувшие Афганистан, разворачивались на территории, примыкавшей к нашей южной границе, которая имела для Советского Союза огромное военно-стратегическое значение. Во время обсуждения афганских проблем в Политбюро ЦК КПСС в декабре 1979 года во главе угла стоял вопрос о том, каким образом предотвратить вероятное размещение в Афганистане американских баллистических ракет средней дальности. В связи с тем, что наши южные рубежи не были в должной мере защищены средствами ПВО, реальная угроза нависла над многими жизненно важными для страны объектами, включая космодром Байконур.

Положение резко осложнилось после принятия 12 декабря 1979 года в Брюсселе на совещании министров иностранных дел и министров обороны стран НАТО плана размещения в Западной Европе американских ракет средней дальности «Круз» и «Першинг-2», способных поразить практически всю европейскую часть территории СССР. Важно было не угодить в «клещи», уготованные для нас Западом.

Генерал-лейтенант А. Т. Голубев, возглавлявший 27 декабря 1979 года спецгруппу, участвовавшую в штурме резиденции Амина — дворца Тадж-Бек (за участие в этой операции он был награждён орденом Красного Знамени), рассказал автору, какими словами напутствовал участников штурма перед вылетом в Кабул Ю. В. Андропов. «Мне не нужен ни Амин, ни его дворец. Наша задача — не допустить, чтобы у нашей южной границы стояли «першинги». От своих людей, которым предстояло выполнить смертельно опасное задание, руководитель КГБ не счёл нужным скрывать главную причину вторжения.

Автору довелось беседовать и с одним из организаторов и непосредственных руководителей (начальства было много) штурма аминовского дворца — уже знакомым нам генерал-майором Ю. И. Дроздовым. К тому времени, когда спецгруппы КГБ ещё только готовились к вылету в Кабул, Дроздов уже находился в Афганистане. А случилось всё для Юрия Ивановича довольно неожиданно.

В декабре 1979 года, за несколько месяцев до истечения предусмотренного срока, он был вызван из Нью-Йорка, где возглавлял резидентуру КГБ (работал под прикрытием заместителя постоянного представителя СССР в ООН), в Москву. Как оказалось, вызов был связан с тем, что его кандидатура рассматривалась на должность начальника управления «С» — нелегальной разведки ПГУ. Однако перед назначением Андропов и Крючков предложили ему выехать в Афганистан, чтобы на месте ознакомиться с работой нашей разведки в стране, где назревали серьёзные события.

В транспортном самолёте по дороге в Кабул Дроздов познакомился с полковником ГРУ В. В. Колесником, вместе с которым и довелось через несколько дней руководить штурмом последнего пристанища Амина. Однако первоначально в планы его командировки это не входило. Как пошутил в разговоре с автором Юрий Иванович, сработал принцип «инициатива наказуема». Дело в том, что при обсуждении на совещании у главного военного советника плана штурма дворца Тадж-Бек (операция «Шторм-333») возникли большие сложности — нужно было преодолеть массированную оборону дворца, который охраняли преданные Амину подразделения. К тому же не было даже схемы дворца. Дроздов предложил проникнуть на территорию дворца (такая задача оказалась непростой, но разрешимой) и начать атаковать его изнутри. План утвердили, а буквально через несколько часов пришло решение Центра назначить ответственным от КГБ за его выполнение Дроздова и возложить на него руководство спецгруппами Комитета. Полковник Колесник во время штурма руководил действиями подразделений спецназа ГРУ (Дроздов: «Ночной бой не допускает различия ведомств»). С помощью разведки удалось составить схему дворца, были проработаны все мельчайшие детали операции, которая в конечном счёте была успешно осуществлена при минимальных потерях. Можно представить, какими потерями мог обернуться лобовой штурм считавшейся неприступной цитадели.

На вопрос: «Правильным ли было решение о вводе войск в Афганистан?» — Юрий Иванович ответил не задумываясь: «Правильным!» Но в то же время обратил внимание на одно важное обстоятельство: с самого начала военных действий внешней разведкой КГБ всесторонне прорабатывались вопросы возможного вывода наших вооружённых сил из Афганистана — безболезненно, с минимальными политическими издержками, с сохранением своего влияния в стране и регионе. Например, уже в январе 1980 года Дроздов вместе с Крючковым принял участие в совещании по этому вопросу, которое состоялось в Министерстве обороны. То, что война растянулась почти на десять лет, как считает Юрий Иванович, — не вина советских руководителей того периода. В этом повинны будущие западные «партнёры» Горбачёва и Ельцина, которые сделали всё, чтобы обеспечить афганских моджахедов вооружением, и которые практически навязали нам настоящую войну.

Надо отметить, что проблема, связанная с выводом войск, постоянно находилась в центре внимания и ПГУ, и руководства КГБ. Например, как мы уже упоминали, в 1983 году во время специальной командировки вопрос о возможном нашем уходе из Афганистана прорабатывался начальником Информационно-аналитического управления ПГУ Н. С. Леоновым.

Вопрос этот рассматривался не только в ПГУ КГБ, занимались им и другие разведывательные и силовые структуры, а вся аналитическая информация предоставлялась высшему руководству страны. Только не зная истинного положения вещей, можно говорить о том, что мы «увязли» в Афганистане и не знали, как из него выбраться. Другое дело, что далеко не все последствия были изначально предусмотрены и события на территории южного соседа быстро стали развиваться по крайне сложному, порой непредсказуемому сценарию. А ведь, казалось бы, и принципиальное решение о вводе войск, и все соответствующие действия были всесторонне продуманы.

Наш давний идеологический противник — Збигнев Бжезинский одну из самых известных своих книг назвал так: «Великая шахматная доска». Очевидно, что если за такой доской во время сложной политической партии напротив тебя сидит искушённый игрок, то следует знать, что кроме первого хода е2-е4, который, как известно, ничем не грозит, все последующие могут обернуться крупными неприятностями. В большой политике, как и в шахматах, надо уметь предусматривать возможные угрозы.

Советское руководство допустило серьёзный просчёт уже в дебюте. Как хорошо известно, вводя воинский контингент в Афганистан, мы не собирались там воевать. Однако можно было с высокой долей вероятности предположить, что нас вынудят это сделать. Кто? США в первую очередь, которым предоставлялась прекрасная возможность устроить для русских «второй Вьетнам». По сути дела, они и развязали войну с Советским Союзом, причём повели её руками афганцев и своих сателлитов среди мусульманских стран, объявивших против наших войск джихад — священную войну. При этом США заявили, что мир после 1945 года ещё не стоял так близко к новой мировой войне, как после вторжения русских в Афганистан. Что-что, а развязывать и нагнетать истерию среди мировой общественности американцы умеют.

Известный американский политолог и автор многочисленных книг и публикаций в ведущих изданиях США Петер Швейцер пишет, что «двумя выдающимися фигурами, реализовывавшими стратегию Рейгана», были директор ЦРУ Уильям Кейси и глава Пентагона Каспар Уайнбергер. Они являлись членами первого кабинета Рейгана, остались с президентом США на второй срок его полномочий и сыграли главную роль в разработке стратегии, направленной «против ядра советской системы». По свидетельству Швейцера, основная заслуга в формулировании этого документа принадлежит Совету национальной безопасности США. Один из первоочередных пунктов развёрнутой программы действий предусматривал «значительную военную и финансовую помощь движению сопротивления в Афганистане, а также поставки для моджахедов, дающие им возможностъ распространения войны на территорию Советского Союза»[117] (курсив мой. — А. Ж.).

Не без прямого участия ЦРУ и при поддержке сторонников свергнутого Амина через два месяца после ввода советских войск, 22–23 февраля 1980 года, в Кабуле произошли массовые антиправительственные беспорядки, в которых участвовали первые вооружённые формирования противников режима. Наши «пацифисты» (возьмём это слово в кавычки, так как их пацифизм носит сугубо избирательный характер: например, действия США, разворошивших и дестабилизировавших весь мусульманский мир на Ближнем Востоке и не собирающихся уходить из Афганистана, — вне критики) любят называть эти события восстанием, однако спланированный провокационный характер беспорядков не вызывает сомнения. Хотя главной мишенью бунтовщиков и их подстрекателей было правительство страны и лично Бабрак Кармаль (потери понесли главным образом регулярные афганские части и служащие царандоя — МВД Афганистана), без провокационных антисоветских выпадов, естественно, не обошлось. Интересно, что одной из основных «ударных сил» организаторов февральских волнений в Кабуле стали хазарейцы — шииты монгольского и иранского происхождения, составлявшие наиболее бесправную и нищую часть населения центрального региона страны и издавна находившиеся в состоянии вражды с другими племенами и национальностями. Расчёт был прост — забитых и неграмотных людей всегда проще направить в ту сторону, куда нужно мастерам закулисных дел.

После февральских событий, когда стало ясно, что кровопролитие в стране остановить не удастся, в Москве было принято решение: начать совместные действия с армией ДРА по разгрому отрядов вооружённой оппозиции. Относительно мирный период нахождения советских войск в Афганистане завершился.

Развернув боевые действия моджахедов, американцы обеспечили львиную долю их финансирования, всестороннюю поддержку афганской вооружённой оппозиции. Уже весной 1980 года спецслужбы США совместно с британской разведкой начали проводить секретную операцию «Фарадей». Основная её цель заключалась в поиске мест и создании тренировочных баз для моджахедов, где их готовили для войны с советскими войсками в Афганистане. Такие лагеря создавались в основном на территории Пакистана, но действовали они даже на территории Ирландии и самих Соединённых Штатов.

Вооружение боевиков в течение практически всего периода военных действий осуществлялось по программе «Циклон», разработанной Центральным разведывательным управлением при участии других спецслужб США. «Стартовая» сумма средств в размере 20–30 миллионов долларов, выделявшихся джихадистам, была доведена к 1987 году до 630 миллионов долларов в год.

У истоков операции «Циклон» стояли конгрессмен от штата Техас Чарли Уилсон и офицер ЦРУ Майкл Дж. Викерс. Впоследствии ключевую роль в этих неблаговидных делах стал играть сотрудник ближневосточного отдела ЦРУ Гаст Авракотос. Именно этому отделу было поручено осуществление операции «Циклон», в которой, помимо США и Англии, были задействованы и другие страны. Особенно охотно давала деньги «на борьбу с коммунистами» Саудовская Аравия, которая спонсировала почти 50 процентов бюджета операции (вторую половину выделяли США).

Здесь следует заметить, что к началу военных действий каналы поступления финансовых вливаний в бандформирования были уже обкатаны: ещё в начале июля 1979 года президент США Джимми Картер, встревоженный Апрельской революцией, подписал указ о финансировании антикоммунистических сил в Афганистане.

Внушительные средства (в виде двух огромных целевых траншей в течение нескольких лет) для вооружения и подготовки афганских боевиков в тренировочных лагерях получал от США Пакистан. Среди международных исламских организаций, через которые финансировались моджахеды, особое место занимала образованная в 1984 году джихадистская организация «Мактаб-аль-Хидамат», базировавшаяся в пакистанском Пешаваре. Возглавляли её известные террористы — Абдулла Азам и Усама бен Ладен. Впоследствии «Мактаб-аль-Хидамат» и послужила основой создания известной террористической организации — «Аль-Каиды».

В необъявленной войне против Советского Союза США активно (и не безуспешно) использовали дипломатические рычаги давления на СССР. К ним следует отнести и попытку саботировать Олимпийские игры в Москве 1980 года, которая, к счастью, не увенчалась успехом только благодаря огромному влиянию нашей страны на международной арене, большому числу друзей и союзников СССР.

Естественно, война, которую пришлось вести Советскому Союзу, легла нелёгким бременем на нашу экономику, переживавшую с начала 1980-х годов и без того не лучшие времена. Сыграло свою роль и резкое падение мировых цен на нефть в 1980-е годы. Достигнув своего пика в 1980 году (35 долларов за баррель по курсу тех лет), к 1986 году она упала до 10 долларов за баррель. При этом, что следует особо отметить, у Советского Союза, к счастью, не было такой сырьевой зависимости, которая сложилась в современной России: доля доходов бюджета от продажи всех видов топлива и электроэнергии в 1980-е годы составляла лишь 8—10 процентов[118]. Это совершенно несопоставимо со структурой бюджетов последних лет, наполовину пополняющихся за счёт продажи нефти и газа[119].

Так что утверждение, что экономика СССР уже тогда подсела на нефтяную иглу, — чистой воды выдумка, как и многие другие антисоветские мифы. Тем не менее нужно было каким-то образом облегчить тяжесть затрат, в общем-то неизбежных при сохранении в зоне своего активного влияния Афганистана, и, казалось бы, выход был найден. В 1986 году мы взяли курс на последовательное сокращение нашего военного контингента в Афганистане и политику национального примирения в этой стране.

Но в конечном счёте произошло то же, что и при всех других благих начинаниях при Горбачёве: начали за здравие, закончили за упокой.

В апреле 1986 года состоялось заседание Политбюро ЦК КПСС, на котором обсуждалась наша новая политическая линия в Афганистане. Встал вопрос о том, что новые подходы не по плечу Кармалю, у которого к тому времени накопились серьёзные разногласия с большинством членов высшего афганского руководства — и в Революционном совете, и в ЦК НДПА, — склонявшихся к его отставке. Высказывали они конкретные предложения и по его замене, причём большинство проявляло явную благосклонность к кандидатуре Мухаммеда Наджибуллы, возглавлявшего с декабря 1979 года Службу государственной информации страны. Кстати, доктора Наджиба (так звали Наджибуллу в Афганистане) — настоящего патриота своей родины, по-восточному мудрого, а главное — честного и твёрдого политика, высоко ценил и Крючков, который по роду службы часто встречался с ним и во время афганских командировок, и в Москве.

Однако убедить Кармаля добровольно сложить с себя полномочия руководителя страны оказалось не так-то просто. Первую беседу с ним провёл лично Горбачёв — неудачно: Кармаль наотрез отказался уходить в отставку. На несколько недель воцарилась неопределённость, которая затормозила переход к новой политике в Афганистане. Дело сдвинулось с мёртвой точки только тогда, когда Кармаль высказал (едва ли не в ультимативной форме) своё согласие обсудить тему отставки, но только с одним человеком — Крючковым.

Трудно сказать, чем снискал такое расположение Баб-рака Кармаля Владимир Александрович. Сам Крючков в воспоминаниях отмечает, что между ними действительно сложились доверительные отношения. Возможно, сыграли в этом свою роль чисто человеческие качества Крючкова, возможно — его интеллект и образованность. Не будем сбрасывать со счетов его способности незаурядного политика, приобретённые в разведке навыки оперативника (заметим, однако, что с Яношем Кадаром Крючков сдружился, когда о работе в разведке он ещё и не помышлял). Уважение Кармаля вызывали конкретная работа Крючкова в Афганистане, его частые поездки по стране с посещением самых неспокойных районов, регулярные встречи с местными руководителями, влиятельными представителями племён и духовенства, прямые переговоры с полевыми командирами моджахедов — афганцы ценят людей смелых.

Как бы то ни было, ведение дальнейших переговоров с Кармалем Горбачёв поручил Крючкову, для чего тот летал в Кабул дважды, поскольку первая командировка окончательных результатов не дала. Шесть раундов многочасовых личных бесед лишь вселили надежду на их благополучный исход. И только в ходе повторного визита Крючкова в Кабул Кармаль дал согласие передать власть в руки Наджибуллы. Этот эпизод лишний раз показывает, как всё непросто было в Афганистане. И не стоит представлять правительство этой страны в виде послушных марионеток Москвы — афганцы никогда не теряли собственного достоинства.

Генеральным секретарём ЦК НДПА, а затем и президентом ДРА стал Мухаммед Наджибулла, сумевший внести свежую струю в политику Афганистана и осуществить реальный переход к политике национального примирения. Он существенно расширил социальную базу власти, выбрал в качестве опоры мусульманскую религию и привлёк на свою сторону значительную часть духовенства. В качестве одного из важнейших направлений Наджибулла избрал путь более тесного сотрудничества с племенами и установления контактов с полевыми командирами отрядов моджахедов, которые внутри страны (исключая Пакистан и Иран) формировались в большинстве случаев как раз на базе племён и этнических групп. В практику политической жизни страны вошло понятие «многопартийность», устранялись допущенные перегибы в отношении частного сектора.

Большое внимание уделялось работе с афганскими беженцами, обратный поток которых (на родину) стал возрастать. Только в 1988 году домой вернулось 120 тысяч человек. Заметим, что этому в значительной мере препятствовали власти Пакистана и Ирана, превратившие большинство лагерей беженцев на территории своих стран в центры подготовки боевиков.

Известно, что Наджибулла обладал большим, к сожалению, так до конца и не реализованным, политическим потенциалом, был, безусловно, одним из самых ярких и перспективных государственных деятелей Ближнего и Среднего Востока — в 1986 году, когда он пришёл к власти, ему исполнилось всего лишь 40 лет.

Плоды осуществлённого им перелома во внутренней политике (не будем при этом забывать роль аппарата наших политических советников) были очевидны. Возникшая позитивная тенденция позволила перейти к значительному сокращению контингента советских войск и осуществлению их поэтапного вывода. К лету 1988 года численность личного состава наших частей и подразделений уменьшилась вдвое. Большинство из них вернулось в места постоянной дислокации и участвовало только в поддержке силовых действий, проводившихся регулярными частями армии ДРА.

Резко сократились потери сторон. Хорошо известно, что советская сторона за девять лет войны потеряла около 15 тысяч человек. Потери же афганцев никто никогда не считал, тем не менее западная пропаганда, которой вторит наша «либерально-прогрессивная» печать, склонна оперировать астрономическими, ничем не подтверждёнными цифрами. Чаще всего при этом ссылаются на оценки известного полевого командира моджахедов Ахмад Шаха Масуда: тот совершенно безосновательно утверждал, что погибло 1,5 миллиона афганцев. Что ж, из Пандшерского ущелья (северо-восток Афганистана), где действовали его бандформирования, ему было, наверное, виднее.

Летом 1988 года, выступая на заседании Генеральной Ассамблеи ООН, президент Афганистана Мухаммед Наджибулла сообщил, что с начала боевых действий в 1978 году (с момента Апрельской революции, вызвавшей гражданскую войну) и по июнь 1988 года в стране погибли 243,9 тысячи военнослужащих правительственных войск, органов безопасности и мирных жителей, в том числе 35,7 тысячи женщин и 20,7 тысячи детей в возрасте до десяти лет; ранены были ещё 77 тысяч человек, в том числе 17,1 тысячи женщин и 900 детей. Поскольку Наджибулле не было никакого резона занижать данные, эти цифры, на наш взгляд, близки к реальности.

…Мы уже говорили о том, что основой авторитета Крючкова среди афганских лидеров являлась та большая и эффективная работа в Афганистане, которую он проводил, невзирая на все сложности военного времени. Его многочисленные командировки «за речку»[120], как правило, не ограничивались Кабулом, где было относительно безопасно и за пределы которого не слишком торопились выезжать многие высокопоставленные гости из Москвы. География поездок Крючкова по стране внушает уважение: Джелалабад, Кандагар, Герат, Мазари-Шариф, Кундуз, Гильменд, ряд других городов и населённых пунктов. И к каждой такой поездке он основательно готовился, что позволяло ему верно оценивать обстановку на местах, быстро вникать в мельчайшие детали, незаметные для неподготовленного человека.

Перед вылетами Крючкова в Афганистан (как, впрочем, и в другие страны) необходимая справочная информация для него готовилась в виде конспекта и печаталась на небольших листках карманного формата. Основой для таких «шпаргалок» обычно служила картотека Владимира Александровича, о которой мы рассказывали. Один из таких документов, подготовленный перед поездкой Крючкова в провинцию Нангархар, сохранил сотрудник секретариата ПГУ Е. Г. Никоноров. Тридцать пожелтевших страничек справочных материалов содержат очень ёмкую информацию, которая позволяет составить представление не только об этой провинции, но и о стране в целом, поскольку Нангархару присущи многие типичные черты Афганистана. Воспроизведём несколько выдержек, позволяющих судить о характере работы и многочисленных встреч Крючкова, о круге вопросов, которые приходилось ему решать во время командировок:

«Провинция Нангархар расположена в восточной части страны, граничит с Пакистаном, протяжённость границы 245 километров.

Провинциальный центр — город Джелалабад, население 120 тысяч человек. Провинция делится на 12 уездов и 7 волостей.

Население провинции — 800 тысяч человек, из них пуштуны — 600 тысяч человек, остальные таджики, пашаи, сикхи.

Основная масса населения занята в сельском хозяйстве. Площадь возделанной и пригодной к использованию земли составляет 74 тысячи гектаров, имеют землю 54 тысячи крестьян.

Действуют 54 сельскохозяйственных и 19 потребительских кооперативов, пайщиками которых состоит 15 тысяч человек.

Действует ряд промышленных объектов, главный из которых — Джелалабадский ирригационный комплекс (5 тысяч работающих). На четырёх входящих в него государственных механизированных фермах («Хадда», «Лачапур», «Газиабад» и «Батикот») возделываются: цитрусовые — 1999 га, маслины — 2879 га, зерновые и овощные культуры — 1881 га.

В Джелалабаде и пригородах функционируют консервный завод по переработке маслин (400 чел.), завод железобетонных изделий (140 чел.), деревообрабатывающий завод (170 чел.), ремонтно-механический завод (360 чел.), гидроэлектростанция (40 чел.), аэропорт, способный принимать самолёты среднего класса.

В городе три учебных заведения: университет, филиал Кабульского мединститута, пединститут.

В 69 начальных и средних школах провинции занимается около 35 тысяч учащихся. Имеются училища: техническое, сельскохозяйственное, медсестёр. Два религиозных мусульманских учебных заведения, в том числе высшее — «Наджмоль медресе», три религиозных сикских учебных заведения.

В провинции 1211 мечетей (действующих — 154), 400 святых мест.

Под контролем госвласти находится свыше 85 процентов территории и населения — 10 уездов, 3 волости, 609 кишлаков, в которых проживает 563 тысячи чел.

На территории провинции находится 6 основных перевалочных баз и 35 складов вооружённой оппозиции. Общая численность вооружённой группировки составляет 8400 чел. (370–400 бандгрупп). Непримиримая часть составляет до 120 бандгрупп общей численностью около 3500 чел., из которых на боевые действия оппозиция единовременно может выставить от 900 до 1500 чел.

По агентурным данным, на вооружении противника имеется 130 ДШК, 135 миномётов, 90 безоткатных орудий, 460 РПГ, 61 ПУРС, 18 ЗГУ, 10 ПЗРК. Близость баз на пакистанской территории позволяет оппозиции быстро снабжать формирования оружием, боеприпасами, людскими резервами».

Далее даётся развёрнутая характеристика вооружённых сил государственной власти на территории провинции, отмечается, что в целом правительственные войска в 2,5 раза превосходят оппозицию по численности и вооружению.

В материале содержатся характеристики основных руководителей провинции Нангархар.

«Губернатор провинции Вакиль Азам Шинвари, 1932 года рождения, пуштун, авторитет племени шинвари, пользуется большим влиянием среди своих соплеменников и населения провинции.

По своим взглядам — националист, сторонник бывшего короля Захир Шаха. В период монархии неоднократно избирался депутатом парламента, входил в состав близкого окружения короля.

С первых дней Апрельской революции находился в эмиграции в Пакистане, непосредственного участия в вооружённой борьбе против госвласти не принимал.

Назначен губернатором в мае 1988 года, зарекомендовал себя как хороший организатор, сумел сплотить вокруг себя членов провинциальной «пятёрки», организовал эффективный отпор вооружённой оппозиции, пытавшейся захватить власть в провинции.

Секретарь провинциального комитета НДПА Сарфараз Мухаммед Момад, 1945 года рождения, выходец из зажиточной семьи племени моманд, образование высшее гуманитарное, член НДПА с 1964 года.

В период правления X. Амина находился в тюрьме, с 1981 по 1985 год занимал должность генерального консула ДРА в Пешаваре. Во время работы в Пакистане на доверительной основе выполнял задания т. Наджибуллы, затем был зачислен в кадры СГИ (разведки) и на него были возложены обязанности резидента. По рекомендации т. Наджибуллы с ним контактировали наши представители в Исламабаде. В 1985 году был объявлен пакистанскими властями персоной нон грата. До января 1988 года работал в аппарате МИДа, затем был направлен секретарём ПК НДПА провинции Нангархар. Для него характерен кабинетный стиль работы».

В справке содержатся необходимые сведения о других руководителях, в том числе командире 1-го армейского корпуса генерал-лейтенанте Мухаммеде Асефе сыне Делавар Хана, начальнике провинциального управления СГИ Мухаммеде Омаре сыне Мухаммеда Хошина. Последний, как отмечается, питает большие симпатии к Советскому Союзу и борется за единство НДПА…

В обязанности секретариата (и, в частности, Е. Г. Ни-конорова) входила подготовка багажа, который брал с собой Крючков, отправляясь в Афганистан. Перечень необходимых вещей он составлял собственноручно, и в него непременно входили подарки детям. Были среди них детские швейные машинки, конструкторские наборы, краски, карандаши и альбомы для рисования, всевозможные игрушки. «И не забудьте про мороженое!» — обязательно напоминал Владимир Александрович. Мороженое упаковывалось таким образом, что могло перенести любую жару.

Мало кто знает, что Крючков был одним из инициаторов возрождения традиции, корни которой уходят к временам деятельности ВЧК при Ф. Э. Дзержинском. Он стал главным зачинателем совместной работы Комитета госбезопасности СССР и Службы государственной информации ДРА по созданию в Советском Союзе школ-интернатов для афганских детей, потерявших в годы войны своих родителей. На учёбу в них только в 1983–1984 годах было направлено около двух тысяч таких ребят. Воспитанникам интернатов предоставлялась возможность продолжить образование в наших высших учебных заведениях, по окончании которых они могли вернуться на родину квалифицированными специалистами.

Кроме того, большое количество детей из Афганистана принимали «Артек» и другие лучшие пионерские лагеря страны.

…В центре внимания Крючкова находилась и работа разведывательных служб и оперативных подразделений КГБ, действовавших на территории Афганистана. Тепло отзываются о Владимире Александровиче, например, ветераны отряда особого назначения «Каскад», созданного специальным постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР в июле 1980 года. На «Каскад» изначально возлагались три основные задачи: оказание помощи афганцам в создании органов безопасности на местах; организация агентурно-оперативной работы против бандформирований; проведение специальных мероприятий против наиболее агрессивных противников афганского народного режима и СССР.

Как вспоминают ветераны этого подразделения, «начальник ПГУ КГБ Крючков не только ставил задачи «Каскаду», но и делал всё возможное для того, чтобы облегчить их решение, если это зависело от Центра. Постоянное внимание к отряду, забота о его нуждах, поддержка начинаний, моральное и материальное стимулирование, награды отличившимся, контрольные приезды в команды «Каскада» — всё это и многое другое было в числе повседневных дел начальника внешней разведки. На имя Крючкова В. А. направлялись развединформация «Каскада», отчёты о боевых действиях, оценки и прогнозы обстановки»[121].

Афганистан требует от человека выдержки и смелости. По воспоминаниям многих ветеранов госбезопасности, Крючков отсутствием этих качеств не страдал. Об этом, в частности, рассказывал автору и генерал-лейтенант А. Т. Голубев, которому довелось дважды сопровождать Крючкова в поездках по Афганистану, работать вместе с ним в сложной обстановке, в зонах высокой активности моджахедов. Ветераны Афганистана хорошо знают, что Герат и Джелалабад, где Крючков вёл тогда переговоры и с представителями власти, и со сторонниками непримиримой оппозиции, для прогулок не предназначены.

Л. В. Шебаршин, который несколько раз вылетал с Крючковым в Афганистан, в книге «Рука Москвы» описывает эпизод совместной поездки с Владимиром Александровичем в Джелалабад (административный центр провинции Нангархар, которую Крючков посещал несколько раз) в период, когда оттуда уже ушли советские воинские части:

«С мая по август (1988 года. — А. Ж.) на землю Джелалабада не ступала нога советского человека, ведь нельзя доверять свою безопасность афганцам! Не надо рисковать!

Надо рисковать! В. А. Крючков проявляет твёрдость (курсив мой. — А. Ж.), и вечером 9 августа наша группа и министр госбезопасности О. Якуби входят в Ан-26. Аэродром не освещён. В самолёте закрыты занавесками иллюминаторы. На каждого пассажира надевается парашют. Не очень удобно — парашют давит на живот. И не становится спокойнее. Ну, скажем, придётся воспользоваться этим парашютом. Во-первых, неизвестно, сможешь ли дёрнуть за кольцо. Положим, дёрнул и плавно полетел вниз, в ночную темноту, на безлюдные горы. А что там? Разумеется, сломаешь ногу или обе да, не приведи бог, попадёшь в лапы противника, поскольку руки друга в этих местах не найдёшь. И пистолет тебе не поможет, потому что он, скорее всего, вылетит из кобуры или в момент прыжка, или при посадке. Мысли дурацкие и недостойные мужчины, но они — увы! — приходили в голову и ради объективности должны быть запечатлены в записях.

Погас свет в чреве самолёта, пробежал с синим фонариком лётчик, посмотрел, всё ли в порядке, и полетели курсом на восток. Главное — набрать высоту. Окрестности Кабула чищены-перечищены, бесчисленные операции проведены, каждый квадратный метр пристрелян, а ракеты откуда-то бьют и по городу, и по аэродрому…

Высоту приходится набирать круто, лётчики закладывают плотные витки, чтобы не попасть в опасную зону. Многие, но не все самолёты оборудованы защитными устройствами — выстреливаются специальные термические ракеты, которые, по мысли конструкторов, должны отвлечь на себя снаряд, самонаводящийся на источник тепла. Трудно сказать, насколько эффективно это устройство на практике — ни одного живого свидетеля встретить не удалось, хотя этим делом я интересовался.

Натужно гудя, самолёт выходит на заданную безопасную высоту… Далеко-далеко внизу вспыхивают и исчезают полоски огня, будто чиркают спичкой. Это стреляет артиллерия — наша или дружественная афганская — по неведомым целям. Полёт недолог, идём на снижение.

Джелалабадский аэродром тоже не освещён. В конце взлётно-посадочной полосы стоит автомашина, и когда самолёт уже заходит на посадку, включаются фары. Выгружаемся быстро, Ан-26 разворачивается на месте и, ни минуты не мешкая, уходит в ночное небо. По курсу его полёта с земли устремляются несколько красных точек — стреляют трассирующими пулями. Издалека их полёт кажется неспешным и нестрашным. Звук выстрелов до нас не доносится».

Может быть, ветераны Афганистана, для которых подобные перелёты — дело обыденное[122], сочтут эти строчки излишне драматизированными. Но напомним, что свои переживания описывает человек, который только что перенёсся из мирной московской жизни в атмосферу войны. И опасения Шебаршина, в общем-то, ничуть не преувеличены. Кстати, во время одной из афганских командировок Крючкову пришлось пережить вынужденную жёсткую посадку вертолёта Ми-8, в котором он находился. К счастью, обошлось без жертв, но Владимир Александрович пострадал больше других: возникла сильная боль в позвоночнике, и до ночлега он смог добраться только с посторонней помощью. Однако к утру боль утихла, и ехать в госпиталь он категорически отказался. Полученная травма дала о себе знать только спустя несколько лет, когда стал серьёзно беспокоить позвоночник. Пришлось обращаться к врачам, которые обнаружили сильное повреждение межпозвоночного диска…

К глубокому сожалению, позитивные изменения в Афганистане, ставшие результатом политики национального примирения, не успели набрать необходимых оборотов. На ход дальнейших событий в Афганистане и вокруг него оказали негативное влияние политические процессы, происходившие в нашей стране. Как справедливо замечает Крючков, «поражение кабульского режима произошло отнюдь не потому, что он был объективно обречён изнутри, а в силу внешних причин, в первую очередь связанных с развитием ситуации в Советском Союзе. Достаточно сказать, что мы фактически признали другую воюющую сторону (курсив мой. — А. Ж.), и одно это, конечно же, в корне изменило всю ситуацию, связанную с афганской проблемой»[123].

То, что произошло, имеет только одно определение — вероломство. Но что ещё можно было ожидать от той части высшего руководства СССР во главе с Горбачёвым, которая встала на путь предательства и своих союзников, и собственного народа? А ведь не только для политика — для любого человека, причастного к афганским событиям, было ясно: как только прекратится наша поддержка правительству Наджибуллы, Афганистан превратится в кровавую баню не только для тех, кто поддерживает кабульский режим, но и для многих тысяч ни в чём не повинных афганцев.

Началом открытого и позорного отступничества от всех обязательств, которые советская сторона несла не только перед афганским руководством, но и перед сотнями тысяч советских людей, самоотверженно выполнявших в годы войны свой интернациональный долг, явились женевские соглашения по урегулированию положения вокруг Афганистана, подписанные в апреле 1988 года. Их гарантом стали СССР и…США. Не хочется ещё раз говорить о той неблаговидной роли, которую сыграли американцы в эскалации войны в Афганистане. Отметим только, что в угоду американцам наша дипломатия в Женеве (переговоры длились несколько лет) в полном соответствии с «новым мышлением» пресловутых «архитекторов перестройки», которое во внешней политике рьяно демонстрировал министр иностранных дел СССР Э. А. Шеварднадзе[124], делала одну необоснованную уступку за другой. Крючков прямо говорит, что в Женеве «с нашей стороны шла прямая сдача союзника по всем направлениям».

Находившийся на переговорах в Женеве министр иностранных дел Афганистана Вакиль, поражённый резкой сменой курса советской стороны, в знак протеста даже объявлял голодовку.

Крючков во всех вопросах, связанных с женевскими переговорами, был отнюдь не сторонним наблюдателем. Безусловно, он поддерживал идею переговоров и политического разрешения острых вопросов, в частности, в январе 1988 года вылетал в Кабул вместе с Шеварднадзе и уговорил Наджибуллу возобновить участие в переговорном процессе, от которого афганская сторона отказалась, поняв, что Советский Союз готов её бросить на произвол судьбы.

В то же время Владимир Александрович считал, что жертвы, принесённые Советским Союзом в ходе военного конфликта в Афганистане, давали нам право полноценного, весомого голоса в урегулировании афганской проблемы, в достижении такого мира, который соответствовал бы и нашим внешнеполитическим интересам, и интересам нашего южного соседа.

Крючков оставался верен этой точке зрения и отстаивал её позднее, когда стал председателем КГБ и был избран членом Политбюро ЦК КПСС. Не будем голословны. Генерал-лейтенант ФСБ, доктор юридических наук В. С. Христофоров (в 1985–1989 годах он работал в представительстве КГБ СССР при Службе государственной информации Афганистана) в статье «Долгий путь из Афганистана» пишет:

«Политбюро ЦК КПСС, оценивая успешное завершение женевского дипломатического процесса, отмечало, что по своим международным последствиям оно не уступало Договору о ликвидации советских и американских ракет средней и меньшей дальности. Председатель КГБ Владимир Крючков этого оптимизма не разделял, считая, что женевские соглашения, обязывавшие вывести советские войска к 15 февраля 1989 года и прекратить военные поставки из Советского Союза, Пакистана и других стран (имеются в виду и страны, поддерживавшие моджахедов. — А. Ж.), представляли собой лишь видимость решения проблемы. Советская сторона выполняла условия женевских соглашений, а американская лишь ждала скорейшего вывода советских войск. После этого, считал глава КГБ, США оставалось лишь свергнуть режим Наджибуллы и привести в Кабул правителей, соответствовавших американским интересам.

Вскоре стало ясно, что в Пакистане[125] не стремились к соблюдению женевских соглашений. Вмешательство в афганские дела к 15 мая 1988 года — к началу вывода советских войск — не только не прекратилось, но и даже возросло. Пакистанские правительственные организации позволяли беспрепятственно перебрасывать через границу с Афганистаном отряды вооружённой афганской оппозиции и переправлять караваны с оружием через многочисленные горные перевалы и проходы»[126].

Тем временем в СССР стремительно происходила трансформация процесса перестройки. Всё зримее становились антинародные цели её «архитекторов» и многочисленных «прорабов», которых уже не устраивал горбачёвский «социализм с человеческим лицом». Шаг за шагом осуществлялся демонтаж социалистической системы, откровенно поддерживались и поощрялись сепаратистские настроения местных «элит» и удельных князьков, которым кружила голову мечта о превращении республик и регионов в собственные вотчины, с неограниченной властью и возможностями личного обогащения.

Проблемы, связанные с Афганистаном, поднявшая голову «пятая колонна» использовала только с одной целью — дискредитировать наиболее честную, здоровую и патриотически настроенную часть руководства страны и КПСС, нанести удар по силовым структурам государства, прежде всего по армии и КГБ[127], по Госплану[128] и другим ведущим государственным ведомствам. Ложь — главное оружие либерал-демократов эпохи перестройки, другого — не было. Они договаривались порой до абсурда, и ведь находилось немало людей, веривших в грязные мифы и сладкие обещания. Так, академик А. Д. Сахаров под одобрительно-возмущённый гул зала заявил на Съезде народных депутатов СССР, что наши вертолётчики якобы расстреливали наших же десантников, чтобы те не могли сдаться в плен моджахедам. Подобная чушь, свидетельствовавшая о беззастенчивости и цинизме «обличителей» «пороков» советской системы, массовыми тиражами распространялась через либеральные СМИ, отравляла сознание населения.

Сейчас мало кто вспоминает об этом, но травля вооружённых сил достигла таких чудовищных масштабов, что в начале 1990-х годов офицеры ездили на службу в свои части в гражданских костюмах с чемоданчиками, в которых прятали воинскую форму, — не дай бог, нарвёшься на самосуд.

Не избежали унижений и вернувшиеся домой «афганцы». Многих из них, нуждавшихся после ранений в лечении и реабилитации, встречали в военкоматах одной и той же, модной среди «перестройщиков», фразой: «Мы вас туда не посылали!» Более того, от тех, кто защищал интересы родины с оружием в руках, наиболее активные либералы стали требовать покаяния.

Кто-то из участников боевых действий действительно уверовал в то, что их миссия в Афганистане носила неправедный характер, и не смог понять, что обманывали их как раз те, кто призывал к раскаянию, кто, пытаясь сохранить свои удобные кресла в военкоматах, променял честь советского офицера на сытую чиновничью жизнь.

Автору приходилось в годы Афганской войны не раз бывать в действующих частях 40-й армии, много общаться с бойцами и офицерами и в период вывода наших войск посещать госпитали (и в Афганистане, и на советской территории), где находились на излечении наши «афганцы», прошедшие сквозь самые суровые испытания. Конечно, были среди них люди разных взглядов и убеждений, иногда встречались и упавшие духом — война есть война, не каждый человек способен выдержать то, с чем сталкивается на войне. Но чаще всего приходилось слышать слова, отражавшие атмосферу, в которой жили и воевали бойцы: «Мы ни о чём не жалеем! Мы честно выполняем (выполнили) свой долг!»

Так называемый «афганский синдром» нам навязали те, кто, предав и продав союзников и друзей СССР в конце 1980-х годов, бросился в объятия Запада. Кто в 1990-е годы отдал страну под внешнее управление США и на пару с американцами беззастенчиво грабил российский народ. Кто посадил великую страну на нефтяную иглу и превратил её в сырьевой придаток западной экономики…

Сотни, тысячи примеров подтверждают высокий моральный дух и настрой, характерный для частей и подразделений 40-й армии. Автору запал в память случай, свидетелем которого он стал в афганской провинции Бадахшан летом 1982 года. Ему довелось тогда присутствовать на комсомольском собрании 860-го омсп — отдельного мотострелкового Псковского краснознамённого полка. Как и на других подобных собраниях воюющих частей и подразделений, не было на нём ни призывов, ни лозунгов. В основном бойцы высказывали конкретные предложения и просьбы к командованию полка. С одной такой просьбой выступил секретарь комсомольской организации роты разведчиков старший сержант Сулейман Хачукаев[129]. Её суть заключалась в следующем: длительное время командование оберегает роту разведчиков от участия в боевых операциях, а её бойцам стьщно глядеть в глаза ребятам из других подразделений. Просьба к командованию полка — не делать для разведчиков поблажек и исключений.

В наших «афганских» частях среди бойцов считалось позором отсиживаться в нарядах или отлёживаться в медсанбатах в то время, когда воюют твои друзья. Так, в канун боевых рейдов и операций даже больные и легко раненные старались всеми правдами и неправдами вернуться в строй. Наверное, это кому-то сегодня может показаться странным — иные жизненные ценности сейчас в почёте, а немалая часть молодёжи продолжает косяками «косить» от службы в армии.

А ведь тогда, в Афганистане, их сверстники, те же разведчики 860-го полка, хорошо понимали, что любой бой может оказаться для них последним. Через две недели после собрания, о котором мы рассказали, рота разведчиков, обеспечивая боевое охранение колонны на марше Файзабад — Талукан, попала в засаду и понесла тяжёлые потери.

Эти строчки из авторской песни командира подразделения отряда «Каскад» ПГУ КГБ Игоря Морозова посвящены как раз той трассе, на которой приняли тяжёлый бой разведчики. Кстати, отметим, что из трёх авторов наиболее популярных песен и стихов, с которыми жил и воевал советский контингент в Афганистане, — Ю. Кирсанова, И. Морозова, В. Верстакова, — двое (Кирсанов и Морозов) были офицерами госбезопасности, а поэт — полковник Виктор Верстаков прошёл дорогами Афганистана как военный корреспондент газеты «Правда» (ныне — член правления Союза писателей России, лауреат целого ряда литературных премий). Но тогда, в годы войны, мало кто знал настоящих авторов любимых «афганских» песен, тем более не имел представления о том, какую миссию они выполняли в Афганистане.

В подавляющем большинстве песен и стихов, посвящённых афганским событиям, слились воедино две главные темы — тема родины, преданности своей стране, верности воинскому долгу и тема преемственности воинских традиций советских вооружённых сил: воевавшие в Афганистане ощущали себя наследниками ратных подвигов своих отцов и дедов, участников Великой Отечественной войны.

Деструктивные силы, действовавшие в стране, после вывода из Афганистана воинского контингента продолжали наращивать свои усилия по разрушению Советской армии, ликвидация которой завершилась вместе с прекращением существования Советского Союза. Вооружённые силы поделили между бывшими союзными республиками, а в мае 1992 года Ельцин объявил себя Верховным главнокомандующим той их части, которая досталась при дележе России. Была уничтожена и символика великой и непобедимой армии. На смену Красной Звезде и Красному Знамени, под которым в 1945-м наши вооружённые силы добили фашистского зверя в его логове, пришли иные символы. Но преданность советскому оружию до конца жизни осталась в крови у настоящих офицеров, присягавших Советскому Союзу. Их настроения отразились в стихах Виктора Верстакова:

Среди тех, кто до конца своих дней защищал честь и достоинство участников афганских событий, был и Крючков. Владимир Александрович решительно выступал против утверждения, что мы якобы «проиграли войну в Афганистане». Говорить так, считал он, — это не просто грешить против истины. «Такая позиция оскорбляет память павших, всех тех, кто честно прошёл через ратный труд в этой войне. Поражение потерпели другие — авторы преступной и предательской политики, в результате которой Афганистан был брошен на произвол судьбы».

Благодаря подвигу советского солдата в Афганистане оказались призрачными надежды американцев, мечтавших перекинуть военные действия на территорию СССР. Нам памятны события в Таджикистане, где в 1992 году развернулась кровопролитная гражданская война. Но не все знают или помнят о том, что обострению возникшего внутреннего конфликта после приобретения Таджикистаном самостоятельности в результате распада Советского Союза, в немалой степени способствовали моджахеды-таджики, воевавшие в Афганистане в составе бандформирований Ахмад Шаха Масуда. Именно они при поддержке узбекских формирований Абдул-Рашида Дустума свергли весной 1992 года режим Наджибуллы, которого агентство «Рейтер» (Reuters) метко окрестило «последней жертвой перестройки в СССР».

Афганские таджики из бандформирований Ахмад Шаха, одержавшие победу в Кабуле, действовали под лозунгом объединения всех таджиков по обе стороны старой советско-афганской границы. Они установили тесные контакты со своими единомышленниками в бывшем советском Таджикистане и стали оказывать им действенную помощь в вооружённой борьбе против сторонников законного руководства республики. Благодаря такой поддержке братоубийственная война в Таджикистане растянулась на несколько лет. Её результат: почти 60 тысяч погибших, примерно такое же число перебравшихся в Афганистан, около 200 тысяч бежавших в страны СНГ, главным образом в Узбекистан и Россию, около 1 миллиона внутренних переселенцев, которых война согнала с родных мест.

Многие специалисты, в том числе большинство ветеранов КГБ, с которыми встречался автор, убеждены: если бы мы не вошли в Афганистан в 1979 году, то получили бы «свой Таджикистан» на 15 лет раньше. И не только Таджикистан. Приверженцы исламского фундаментализма в Афганистане считали (и поныне считают), что так же, как и таджики, афганские узбеки и туркмены имеют историческое право на воссоединение с этническими родственными группами населения, проживающими в Средней Азии, причём на основе присоединения последних к Афганистану.

«В случае если подобным планам было бы суждено сбыться, — писал Крючков, — нетрудно представить себе, какие лишения и горе, неисчислимые жертвы выпали бы на долю бывших советских людей — туркменов, таджиков, узбеков, не говоря уже о представителях других национальностей. Речь пошла бы о их жизни и смерти, поскольку семь десятков лет советской власти сделали их, или, по крайней мере, значительную часть их, совершенно «непригодными» для образа жизни исламских фундаменталистов».

А ведь такие планы фундаменталисты строили отнюдь не на пустом месте, они опирались на настроения, бытовавшие к северу от афганской границы. И опасения Политбюро ЦК КПСС в декабре 1979 года, что события в Афганистане и вокруг него без решительного вмешательства Советского Союза могут пойти по непредсказуемому сценарию, были небезосновательными. Ещё в 1984 году, работая в Афганистане, автор стал свидетелем одного любопытного случая. Один наш учёный-обществовед (узбек по национальности), приехавший в Афганистан в командировку, подготовил советскому послу в этой стране записку с обоснованием необходимости… предоставления афганским узбекам широкой автономии. Не будем говорить, насколько нелепы были такие кабинетные изыски в обстановке войны, в то время, когда осуществлялись меры по укреплению централизованной власти в стране. Представим лишь, куда бы привели подобные шаги, вполне соответствующие сепаратистским «чаяниям» фундаменталистов. И ведь этот учёный нашёл в Афганистане сторонников среди работавших там советских узбеков…

Благодаря советскому солдату американцам не удалось устроить для Советского Союза ни «своего Таджикистана», ни «второго Вьетнама». Вывод наших частей из Афганистана начал осуществляться только тогда, когда стала очевидной готовность и способность руководства этой страны осуществлять самостоятельно тот политический курс, который был выработан при нашей поддержке, при участии наших советников и специалистов, многие из которых погибли при выполнении своего интернационального долга.

Благодаря мужеству советских людей нашей стране удалось разрушить планы реакционных сил Запада по размещению в Афганистане ракетного оружия, нацеленного на СССР, в течение многих лет контролировать крупнейший стратегический плацдарм и осуществлять мощное влияние в этом действительно жизненно важном для нас регионе мира.

По своим целям и задачам миссия всех советских людей, воевавших и работавших в Афганистане, носила благородный характер. Великий интернациональный смысл помощи Советского Союза заключался в том, что интересы двух народов — советского и афганского — совпадали и не имели каких-либо коренных или неразрешимых противоречий.

Любая война неизбежно оборачивается многочисленными жертвами. Светлую память о погибших советских воинах чтят и хранят в народе. Нужно только ясно представлять, что сложили они голову не напрасно. Благодаря их подвигу Советскому Союзу удалось предотвратить трагическое развитие событий, назревавших в конце 1970-х годов у южных рубежей нашей родины.

Воины-«афганцы» заслуженно занимают ратный пьедестал рядом с теми, кто одержал историческую победу в Великой Отечественной войне. Ведь один из главных итогов Афганской войны заключается в том, что Советская армия в Афганистане подтвердила свою высокую боеспособность, а её офицеры и солдаты — умение воевать, стойкость и преданность родине. О военной подготовке и высоком моральном духе советского солдата среди простых афганцев ходили легенды. Автору приходилось много раз слышать, с каким уважением говорили они об этих качествах советских воинов, вселявших страх в моджахедов. И то, что бандформирования уже после первых месяцев военных действий, с самого начала 1980-х годов, поменяли тактику, резко поубавили свою агрессивность и стали избегать открытых боестолкновений, стало следствием именно этого страха. Но разве могли моджахеды рассчитывать на успех, используя выстрелы из-за угла, засады, полагаясь на «минную войну», в которой чаще всего гибли мирные жители?

Не случайно последние советские части и подразделения выходили из Афганистана с развёрнутыми боевыми знамёнами — с достоинством и сознанием выполненного долга.

Отметим, что в организованный вывод советских войск из Афганистана внесла свою весомую лепту и разведка КГБ, благодаря эффективной работе которой было сохранено немало человеческих жизней. Накануне вывода наших войск из Афганистана Комитет госбезопасности, который к этому времени возглавил Крючков, сумел организовать при посредничестве Ясира Арафата[130] негласную встречу наших представителей с Ахмад Шахом Масудом, которая состоялась на территории нейтрального государства — в Тунисе. От КГБ в этой встрече участвовал уже знакомый нам А. Т. Голубев, от МИДа — чрезвычайный и полномочный посол А. С. Чернышёв. Им предстояло договориться с главарями душманских группировок, которых представлял Ахмад Шах Масуд, о том, чтобы завершающий этап вывода войск прошёл в спокойной обстановке, без боестолкновений, ненужных потерь с обеих сторон и жертв среди мирного населения. Ахмад Шах, контролировавший в то время значительные территории, прилегающие к трассе Кабул — Хайратон, по которой выходили из Афганистана наши основные силы, заявил, что ни одного выстрела со стороны его группировок не будет.

Сразу скажем, что Ахмад Шах своё слово сдержал. Но сразу же и оговоримся: этот факт, как и его последующие действия на протяжении целого ряда лет, вплоть до гибели в 2001 году, — отнюдь не основание для идеализации и героизации Ахмад Шаха как «общенационального» лидера, что мы часто видим во многих российских публикациях последних лет. На его совести — тысячи жизней советских военнослужащих, погибших на главной транспортной артерии Афганистана, соединявшей Кабул с советским Термезом, в Пандшерском ущелье и других северных и северо-восточных районах страны. Ахмад Шах всегда был непримиримым противником политики национального примирения, а женевские соглашения по Афганистану воспринимал как выпавший ему дополнительный шанс для создания самостоятельного «исламского государства таджиков», включавшего контролируемые его бандформированиями территории. И не случайно, что правительство Наджибуллы было свергнуто именно отрядами моджахедов Ахмад Шаха Масуда.

Провозгласив себя сторонником «централизованного афганского государства», Ахмад Шах полагал, что власть в стране будут осуществлять руководители так называемого Северного альянса — временного и зыбкого союза наиболее влиятельных полевых командиров вооружённой оппозиции северной части Афганистана, состоявшей в основном из таджиков, узбеков, а также хазарейцев и некоторых других национальных меньшинств. Есть все основания считать, что, постоянно ставя во главу угла национальные интересы таджиков, он не имел какого-либо представления о всей сложности разрешения национального вопроса в Афганистане, если, конечно, это вообще его беспокоило.

В 1980-е годы советская сторона считала Ахмад Шаха Масуда одним из наиболее гибких полевых командиров, с которым иногда можно было договариваться. Но эта гибкость отнюдь не свидетельствовала о его дальновидности. Она была следствием реальной оценки Ахмад Шахом неодолимой силы советского воинского контингента и понимания того, что население подконтрольных ему районов устало от войны и, в общем-то, довольно благосклонно относилось к шурави — советским людям.

В январе — феврале 1989 года Ахмад Шах своё слово сдержал. Сдержал, несмотря на то, что 23 января против его бандформирований началась крупномасштабная операция «Тайфун» с применением мощных бомбово-штурмовых и артиллерийских ударов. Инициатором этой нелепой затеи, повлёкшей гибель множества мирных жителей, стал министр иностранных дел Шеварднадзе, который встречался накануне с Наджибуллой, якобы просившим его «нанести по Ахмад Шаху решающий удар». Несмотря на резкие возражения командования 40-й армии и военных специалистов, находившихся в Афганистане и владевших обстановкой, такой приказ войскам был отдан.

Просьбу Наджибуллы, которого мы оставляли один на один со свирепым врагом, ещё как-то можно понять. Но чем можно объяснить и оправдать действия наших партийных лидеров, принявших такое решение?

«Конечно, министру иностранных дел СССР, — пишет известный и авторитетный историк Афганской войны А. А. Ляховский, — трудно было понять настроения генералов, офицеров и солдат, которые не хотели воевать, уходя из Афганистана. Никому не хотелось убивать и погибать напоследок. Но советские партийные функционеры придерживались иного мнения… Никакие возражения, доводы и аргументы командования 40-й армии о нецелесообразности подобных действий в расчёт не принимались»[131].

Какими бы мотивами ни руководствовались в Москве, операция «Тайфун» вылилась в крупнейшую военную и политическую провокацию. Под занавес боевых действий она дала афганской вооружённой оппозиции и значительной части населения Афганистана веские основания говорить о том, что русские, оставившие на прощание «чёрную метку», способны на вероломство.

Операция «Тайфун» нанесла необратимый урон политике национального примирения в Афганистане, которая за два с лишним года кропотливой, тяжелейшей работы наших дипломатов, советников и специалистов обрела реальные черты и стала приносить первые ощутимые результаты. Во всяком случае, альтернативы этой политике не было, что подтвердил и ход дальнейших событий в Афганистане, который вот уже почти 40 лет находится в состоянии непрерывной и кровопролитной войны.

Ничем не оправданные боевые действия накануне завершения вывода советских войск вполне вписываются в контекст той политики горбачёвского руководства СССР, которая проводилась после заключения женевских соглашений по Афганистану. Как писал Крючков, «советская сторона послушно выполняла и даже старательно перевыполняла условия женевских соглашений… Надо вещи называть своими именами: Москва предала своих афганских друзей…».

После завершения вывода войск, в феврале 1989 года, для обсуждения с руководством страны дальнейших перспектив развития в новых условиях в Афганистан выезжала группа во главе с Шеварднадзе. Её прогнозы были крайне пессимистичны: месяц, от силы два — и режим Наджибуллы падёт.

«Я был в полном одиночестве, — пишет Крючков, — когда говорил, что новый Афганистан может выстоять.

Прошёл месяц, второй, а Кабул стоял и, более того, положение вокруг столицы даже укрепилось. Спустя полгода стали свободными для транспорта дороги на Кандагар (юг страны) и на Герат (запад). Практически без перерывов функционировала автострада на Джелалабад — город на востоке страны, недалеко от границы с Пакистаном. Попытки отдельных оппозиционных сил организовать наступление на некоторых участках довольно быстро и эффективно пресекались. Для многих такое положение явилось полной неожиданностью.

У Наджибуллы, всего руководства поднялось настроение, возросла уверенность в победе»[132].

Автор готов подтвердить оптимизм Крючкова личными наблюдениями и впечатлениями. Дело в том, что ему довелось находиться в Афганистане и в период вывода из страны 40-й армии, и спустя несколько месяцев после того, как последние наши части уже вернулись домой. Поначалу, в январе — феврале 1989 года, в настроении и поведении афганцев, за их решимостью и готовностью следовать избранным курсом угадывались тревога и подавленность. Да это и понятно: ведь мы покидали людей, которые поверили в нас, пошли за нами, до последнего верили, что мы их не оставим посреди пути.

Далеко не все из тех, кто помогал афганцам налаживать новую жизнь, в те дни испытывали, казалось бы, вполне естественную радость в преддверии скорого возвращения домой. На многих давило чувство вины. Когда вспоминаешь годы совместной работы с афганцами, на память приходят стихи поэта и художника, одного из наших военных советников в Афганистане, генерала В. П. Куценко:

Читая воспоминания Крючкова, посвящённые афганской эпопее, видно, что и он испытывал подобные переживания…

Прошло буквально два-три месяца после вывода советских войск, и настроение афганцев резко изменилось — они воспрянули духом, поверили в собственные силы. Пришли первые крупные победы, одержанные над моджахедами в стратегически важных районах страны. Автор, который в те дни принимал участие в торжествах по случаю 11-й годовщины Апрельской революции, всё это видел своими глазами. Позволю себе процитировать выдержку из моего кабульского репортажа, который в те дни был опубликован в «Комсомольской правде»:

«Не сбылись надежды тех, кто предсказывал неминуемый крах законного афганского правительства после вывода ограниченного контингента советских войск, и развеяли их в первую очередь защитники Джелалабада. Среди участников состоявшегося военного парада — только что вернувшийся из провинции Нангархар майор Расул Аб-дулрасул. Расулу едва минуло тридцать, но за плечами у него уже боевой путь в целых десять лет, отмеченный орденом Красного Знамени, Звёздами второй и третьей степеней, медалями «За отвагу». Со знанием дела разбирает он причины успехов народной армии в последние месяцы. Сыграли свою роль воспринятый от советских товарищей по оружию военный опыт, современная техника. Но главное — резко изменился моральный климат в афганских подразделениях. Исчезли иждивенческие настроения, когда они оказались лицом к лицу с коварным врагом, попирающим голос разума и совести, национальные интересы Афганистана.

Эти же мысли высказал 23-летний офицер национальной гвардии Ханиф Атмар. Три недели назад в бою он лишился ноги, получил тяжёлые осколочные ранения. На прощание, волнуясь, с трудом приподняв голову, он попросил меня через газету передать искренний привет бывшим воинам-интернационалистам.

Может быть, и рано ещё предсказывать окончательные итоги боевых действий в Нангархаре, Кандагаре, Хосте. Но уже вполне очевидно: народ поверил в силу своих защитников…»[133]

В этой статье автор попытался передать атмосферу, царившую тогда в афганской столице. Она в полной мере отражала и оптимистические настроения, твёрдую решимость руководства страны отстоять демократические завоевания, достигнутые с помощью Советского Союза. В памяти осталась обстоятельная беседа с одним из ближайших сподвижников Наджибуллы, секретарём и членом Политбюро ЦК НДПА Фаридом Маздаком, с которым автор в течение нескольких лет находился в дружеских отношениях. Отмечу, что наш с ним разговор проходил в неформальной обстановке, у него дома, и вёлся начистоту. Итог той памятной встречи передают слова Фарида, высказанные тогда на прощание:

— Трудно, но выстоим!

И всё же…

Находившемуся фактически в полной изоляции правительству Наджибуллы удалось продержаться у власти ещё около трёх лет. Но оно было обречено. Сразу после августовских событий 1991 года в СССР наша помощь Афганистану стала резко сворачиваться. Ни для кого не секрет, что государство не может обеспечить своё действенное влияние в тех или иных регионах мира, сохранить или упрочить свои внешнеполитические позиции без существенных материальных затрат. А ведь те затраты, которые по обязательствам перед Афганистаном несла наша страна после прекращения военной поддержки законного правительства этой страны в феврале 1989 года, были нам по плечу — даже в условиях политического и экономического кризиса. Во всяком случае, они выглядели просто ничтожными в сравнении с тем невиданным грабежом национальных богатств, который развернулся в нашей стране с середины 1988 года, с принятием Закона «О кооперации в СССР», после чего жульнические кооперативы словно клопы присосались к кровеносным артериям советской экономики, и принял астрономический размах в эпоху ельцинского правления.

Но о какой поддержке могла идти речь, если министр иностранных дел РСФСР Андрей Козырев считал, что урегулированию ситуации в Афганистане «мешает только советская поддержка экстремистов (?!) во главе с Наджибуллой»? С 1 января 1992 года Россия прекратила поставки всех вооружений, боеприпасов и других видов помощи правительству Афганистана, и ситуация в стране стала резко ухудшаться. Особенно тяжело на положении армии и населения сказалась нехватка топлива и продовольствия. На этом фоне оппозиционные силы развернули против правительства Наджибуллы агитационную и подрывную деятельность, которая, что неудивительно в таких условиях, давала свои результаты. В деморализованной партийно-государственной верхушке вновь вспыхнули распри, обострились былые противоречия. Контроль над ситуацией в стране был полностью утрачен. В апреле 1992 года голодный и промёрзший за зиму Кабул пал — его практически без боя заняли моджахеды. А в 1996 году войска Ахмад Шаха Масуда (к тому времени — министра обороны Афганистана) оказались бессильны перед талибами, установившими в столице и на большей части территории страны режим средневекового мракобесия — так называемый Исламский Эмират Афганистан.

Напомним, что наиболее честные и ответственные представители советского руководства ко времени принятия позорного и предательского решения о прекращении помощи Афганистану были уже не у дел, а некоторые, и в их числе Крючков, даже находились в тюрьме.

Осмысливая итоги афганской эпопеи, анализируя допущенные просчёты, Крючков не раз подчёркивал, что «формы оказания советской помощи Афганистану могли быть иными». Но нельзя не учитывать суть афганской проблемы, заключавшейся в необходимости учёта интересов Советского государства, что в эпоху тогдашнего противостояния в мире делало этот фактор исключительно весомым аргументом при принятии решений. «Если некоторые полагают, что с противостоянием покончено раз и навсегда, то они глубоко ошибаются. Свидетельство этому — многочисленные военные конфликты… Прежде чем человечество избавится от войн, больших или малых военных конфликтов, от междоусобиц, от жёсткой борьбы на мировых рынках, от политического противоборства, от силового давления, пройдёт ещё немало времени, и будет ли это время исчисляться десятками или сотнями лет, никто сейчас с точностью ответить не сможет».

Дальнейшая судьба Афганистана, ставшего крупнейшим в мире производителем и поставщиком героина и других наркотиков, превратившегося в крупнейшую базу мирового терроризма, читателю хорошо известна. Подтвердилась и мудрость народной пословицы: «Свято место пусто не бывает». В 2001 году Соединённые Штаты Америки при участии партнёров по НАТО начали проводить в Афганистане крупномасштабную операцию под пафосным названием «Несокрушимая свобода». Официально военное вторжение было объявлено ответом на террористические акты, совершённые в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года. Однако обещанное виновникам страшной трагедии возмездие обернулось фарсом, поскольку основными объектами военных действий стали террористические организации и их главари, вскормленные и выпестованные во время войны с Советским Союзом самими американцами.

Но главное, трагедия афганского народа продолжается, и ей не видно конца. А в последнее время военно-политическая обстановка в Афганистане резко ухудшилась, о чём, в частности, рассказал автору ответственный секретарь группы Совета Федерации РФ по сотрудничеству с Национальной ассамблеей Афганистана, ветеран афганских событий В. М. Некрасов. Вячеслав Михайлович — человек компетентный, знает Афганистан не понаслышке. Достаточно сказать, что только в послевоенный период он был в этой стране около шестидесяти раз, причём посещал не только крупные города, но и афганскую глубинку, а в мае 2015 года с группой ветеранов Афганистана в Пандшере, на перевале Саланг, развернул легендарное Знамя Победы.

По свидетельству Некрасова, за 14 лет пребывания в Афганистане так называемые Международные силы содействия безопасности во главе с США обеспечили в стране такую «стабильность», что в некогда достаточно безопасные северные провинции теперь и самолётом не долетишь. Боевики-исламисты контролируют большую часть Бадахшана, захватили почти всю провинцию Кундуз — обширные территории, прилегающие к границе с Таджикистаном, откуда рукой подать до Узбекистана и Туркменистана.

Кстати, как сообщали западные СМИ в декабре 2015 года (в частности, британская The Times), до 1,6 тысячи боевиков расколовшегося движения Талибан, присягнувших на верность ИГИЛ, подчинили себе значительную часть четырёх провинций, расположенных к югу от Джелалабада. Они действуют там с той же жестокостью, которая свойственна террористам группировок в Сирии и Ираке, применяя пытки и казни. Десятки тысяч афганских семей вынуждены были покинуть свои дома, а попытки афганской армии противостоять действиям джихадистов не привели к успехам. Ежемесячно потери афганской армии составляют до пятисот человек.

После многих лет «подготовки» зарубежными инструкторами афганских военных вдруг оказалось, что национальной армии не хватает самого элементарного — стрелкового оружия и боеприпасов. О танках, артиллерии, вертолётах и речь не идёт — американцы попросту боятся передавать их афганской армии, опасаясь, что они могут быть повёрнуты против них.

Главная причина нынешней запутанной и противоречивой военно-политической обстановки в Афганистане — политика, проводимая Соединёнными Штатами. На словах они якобы стремятся стабилизировать обстановку, развивать демократические институты, а на деле только усиливают напряжение в странах Центральной Азии и из кожи вон лезут, чтобы ослабить влияние России в регионе. С этой целью в труднодоступные районы северной и северо-восточной части Афганистана были передислоцированы боевики Талибана, Исламского движения Узбекистана, появились крупные отряды «Исламского государства»[134]. Там же организовано несколько лагерей по подготовке стрелков, подрывников, связистов, операторов противотанковых средств. В них проходят обучение выходцы из Узбекистана, Таджикистана, Кыргызстана, России, Китая (в основном уйгуры). Часть из них после обучения воюет против правительственных войск в Афганистане, часть отправляется в Сирию, часть возвращается по домам и переходит до поры до времени в «спящий режим».

После ухода из страны большинства подразделений международной коалиции значительная часть населения потеряла работу и, соответственно, средства к существованию. Среди молодёжи в возрасте от двадцати до тридцати лет, то есть основной части жителей Афганистана, безработица составляет 70 процентов. Стоит ли удивляться размаху наркопроизводства, объёмы которого за 14 лет выросли в 40 раз, и тому, что основным «орудием труда» афганца стал автомат? Какой выбор стоит перед человеком, лишённым средств к существованию, если оплата боевиков ИГИЛ практически вдвое превышает денежное довольствие военнослужащего регулярной армии, нетрудно догадаться.

На фоне резкого неприятия деятельности западной коалиции в стране растёт исламизация. Но одновременно всё ощутимее даёт себя знать и другой процесс: простые афганцы снова обращают свой взор на Россию!

Всё познаётся в сравнении. По наблюдениям Некрасова, сейчас большинство жителей Афганистана по-иному оценивают события 1980-х годов и сожалеют о том, что многие из них, не разобравшись в происходившем, поддавшись на всевозможные пропагандистские уловки и денежные подачки, были втянуты в бессмысленные боевые действия против советских войск. Один лишь пример из нынешней жизни страны: улицы многих городов и кишлаков Афганистана (особенно его центральной и северной частей), не оккупированных формированиями талибов и ИГИЛ, сегодня украшены портретами… Мухаммеда Наджибуллы.

В этом видится серьёзный урок, который особенно важен для современных политиков. На каком-то историческом этапе народ можно ввести в заблуждение, но его нельзя обмануть — рано или поздно, но правда всё равно пробьёт себе дорогу к жизни.

Сегодня в связи с военной операцией против ИГИЛ в Сирии часто можно услышать «нравоучительные» назидания в адрес России со стороны западных политиков и российских либералов, суть которых сводится к тому, что, дескать, не нужно забывать уроков Афганской войны, которая якобы стала одной из главных причин крушения Советского Союза. За этими снисходительными поучениями видится самодовольство людей, уверенных в том, что им удалось за 25 лет вбить в сознание россиян пропагандистский миф о том, что Афганистан был для нашей страны роковой ошибкой, такой же, например, как Вьетнам для Соединённых Штатов Америки.

Понятно, что главные виновники развала СССР стремятся свалить всё с больной головы на здоровую. Не было бы грубого вмешательства Запада во внутренние дела Советского Союза и предательства окопавшейся в стране «пятой колонны» национальных интересов СССР, кризис 1980-х годов мы смогли бы преодолеть. Сейчас, на фоне куда более глубокого системного кризиса капитализма, в результате которого в России уже свыше 20 миллионов человек живут за чертой бедности, а большая часть населения едва сводит концы с концами и потеряла уверенность в завтрашнем дне, всё больше людей осознают суть и масштабы трагедии, постигшей нашу страну на исходе второго тысячелетия.

Одно из следствий этой трагедии — утрата наших позиций на Ближнем и Среднем Востоке. Время покажет, сможет ли Россия достойно ответить на вызовы, перед которыми поставила её политика западных держав в этом взрывоопасном регионе мира. Ведь приходится начинать всё сначала, поскольку, как считал и Крючков, мы здесь потеряли всё, чего добились за долгие годы не проигранной нами Афганской войны[135].

Отдельная тема — наши нынешние отношения с Афганистаном, который мы бросили в начале 1990-х на произвол судьбы. У вероломства и предательства есть одна особенность — они ничем не искупаются и навечно остаются тёмным пятном в истории страны…