Глава пятая ПОЖАР



История с Машкиным похищением наделала много шуму. Директор написал заявление в милицию, обратился в прокуратуру, требуя серьезного расследования и поимки виновных, а для своей семьи завел охрану. Наняли охрану для себя и семей и его зам, и главный инженер комбината. Теперь, когда мы с Машкой встречались во время «собачьих» прогулок, в некотором отдалении от нее маячили два мордоворота, и оба держали свои правые руки как бы слегка спрятанными за пазухи — готовы были в любой момент вы хватить пистолеты.

Машка рассказала мне, что у ее отца был долгий разговор с Ковачем, но о чем, она не знает. Кажется, отец благодарил Ковача как мог. а Ковач хмуро отнекивался что, мол, он все-таки недоглядел не вмешался заранее, чтобы вообще никаких историй не было.

— Интересно, что он имел в виду? — сказала Машка.

Я только пожал плечами, хотя я-то знал. Я навестил Ковача на следующий день, и он еще раз строго повторил мне, чтобы я держал язык за зубами.

— А если будут проблемы, — сказал он, — ищи меня в цехе. Я в основном буду теперь там. Но лучше не вертись около меня. Любой человек, с которым я слишком часто буду общаться, может сейчас попасть на заметку. Не хватало мне еще и тебя отбивать у бандитов.

Я понял, и в те дни с Ковачем мы виделись очень мало. К тому же в школе пошла такая запарка, что бегать в цех к отцу я почти не мог.

Яков Никодимович ходил по школе хмурый и задумчивый.

Иногда он рассеянно кивал мне — мол, ищу и стараюсь, но что ему удается отыскивать, я не знал. Наверное, особых успехов у него пока не было.

Еще Машка рассказала, что следователи долго беседовали с ней, показали ей кучу фотографий, но она сказала, что никого не узнает, хотя лица ее похитителей, погибших в джипе, и мелькнули среди фотографий.

Связь с разбившимся джипом все-таки установили, но объяснили ее по-своему. Вот статейка из местной газеты, которую я вырезал и сохранил — одна из многих статей, появившихся на эту тему:

«… Джип „форд эксплоер“ врезался в дорожное заграждение, а потом слетел с откоса с такой силой, что казалось, будто его разрубили пополам. Погибшие были опознаны как Владимир Чохин, Леонид Беспалов и Николай Мытный, криминальные „авторитеты“, известные под кличками соответственно Кореец, Гильза и Бегемот. По имеющимся в картотеке фотографиям их опознал сталевар Александр Ковач, незадолго до автокатастрофы отбивший у них дочку генерального директора металлургического комбината Машу Сапакову, которую они пытались похитить. У людей, не знающих Ковача, может возникнуть вопрос, как он сумел в одиночку справиться с тремя матерыми бандитами. Однако те, кто его знает, этому не удивляются. Проработав на металлургическом комбинате совсем недолго, он успел стать легендой из-за фантастической силы и ловкости. Однажды на виду у многих свидетелей он поднял стальную болванку весом в полторы сотни килограммов и пронес ее несколько шагов. Словом, это тот случай, когда даже нескольким вооруженным людям лучше не попадаться на пути у разъяренного силача.

Милиция считает, что картина произошедшего вполне ясна. Увидев, что похищение не удалось, и боясь, что сейчас поступит сигнал в милицию и за ними начнется погоня, похитители помчались прочь из города. В темноте и на скользкой дороге они не справились с управлением, их сперва развернуло, а потом выбросило через заградительный рельс. Произошло это сразу после эстакады, где откос дорожной насыпи очень высок, и шансов выжить у них практически не было. Машину, как уже отмечено, разорвало на куски.

В этом деле остаются неясности. Кому нужно было похищать дочь генерального директора? Чего добивались бандиты? Сам Сапаков отмалчивается. Однако он намекнул, что, скорее всего, это была попытка либо мести, либо шантажа, и связано это с борьбой за металлургический комбинат, которая сейчас уже принимает угрожающие размеры. Одно то, что теперь все руководство комбината и члены их семей живут под круглосуточной охраной, говорит о многом.

Есть также интересные показания самого Ковача. Он утверждает, что неподалеку от того места, где попытались схватить Машу Сапакову, стоял еще один автомобиль, и было впечатление, будто люди, находящиеся в нем, наблюдают за похищением. Ковач не берется утверждать этого наверняка, потому что люди во втором автомобиле ни во что не вмешивались и никак не про являли своего отношения к происходящему, однако говорит, что хорошо запомнил их лица и при случае сумеет их опознать.

В связи с этим милиция обращается к жителям города: если кто-то в момент похищения находился рядом в машине и не решился вмешаться из страха перед вооруженными бандитами, просьба связаться со следователем Александровной Ольгой Павловной по телефону 31-51-64 или сообщите о себе дежурному по телефону городского РУБОП 31-87-25. Наказания не последует, вам будет гарантирована полная анонимность, а ваши показания могут оказаться очень важными.

По нашей просьбе происшествие откомментировал заместитель начальника городского РУБОП подполковник САВЕЛЬЕВ ОЛЕГ АРХИПОВИЧ. Он сказал:

— То, что Чохин, Беспалов и Мытный выполняли чей-то заказ, — вне всяких сомнений. Хотя они и считаются „авторитетами“ и имеют определенный вес в нашей области, у них нет ни каких оснований претендовать на огромный металлургический комбинат. А конечная цель этого неудавшегося похищения напугать генерального директора Сапакова похищением его дочери, чтобы он принял условия банкротства либо акционирования комбината, которые ему сейчас навязывают.

Конечно, нельзя исключать версию, что Марию Сапакову пытались похитить ради выкупа, но тогда остается вопрос, почему это похищение совпало по времени с пиком борьбы за обладание комбинатом.

Еще месяц назад судьба комбината представлялась более или менее определенной. Все шло к тому, что и госзаказ, за который комбинат ухватился как за последнюю соломинку, его не спасет. А это значило, что кредиторы добьются объявления комбината банкротом и введения внешнего управления, чтобы потом, когда комбинат выставят на торги, приобрести его по бросовой цене. Солидные люди отлично понимают, что комбинат, даже в нынешнем его состоянии, это колоссальные возможности и колоссальные доходы. На самом деле нужно приложить совсем немного усилий, что бы комбинат вновь стал прибыльным предприятием и его продукция продавалась не только внутри страны, но и за рубежом. Нынешнее отчаянное положение комбината — это скорее видимость, положение, искусственно созданное, чем по-настоящему безнадежное.

Однако после удачного выполнения госзаказа и получения нового госзаказа, еще более масштабного и перспективного, ситуация изменилась. Комбинат начал расплачиваться с внешними долгами, гасить долги по зарплате, и теперь его вряд ли признают банкротом. Может возникнуть долгая, на несколько лет, судебная тяжба, весьма выгодная для комбината, так как за это время предприятие окончательно встанет на ноги. Но в то же время стало ясно, какой лакомый кусок представляет собой комбинат, и, конечно, у еще большего числа „олигархов“ должно появиться желание его заполучить. В ситуации, когда через суды вряд ли чего-то можно добиться (во всяком случае, в обозримые сроки), они вполне могли решиться на запугивание и бандитские „наезды“, чтобы разрубить узел одним махом. Да, „олигархи“ наверняка обратились к помощи организованной преступности, а это уже наша компетенция, и мы будем заниматься расследованием всех обстоятельств этого дела.

Вы спрашиваете, кто конкретно может стоять за неудавшимся покушением? Ответить на этот вопрос я не могу. Напоминаю только, что большинство прошлых долгов комбината было приобретено по дешевке, и, как утверждает его руководство, приобретено мошенническим способом компанией „МЭЛКС“, которая и выступает с основными претензиями. Это одна из компаний Варравина. Вы знаете, что Варравин уже завладел целым рядом прибыльных предприятий по всей России, и не исключено, что он хочет стать владельцем металлургического комбината. Сапаков и другие руководители комбината утверждают, что часть этих так называемых долгов вообще не долги, а обязательства по взаиморасчетам и по бартеру, которые гасились и гасятся в положенном порядке. Руководство также утверждает, что представители и подставные лица Варравина тормозят и срывают одобренную правительством схему акционирования комбината, при которой доход будут иметь все его работники и лица, действительно вложившиеся в производство. А всяким „жучкам“, которые, пользуясь положением акционеров и совладельцев, станут расплачиваться с комбинатом за сталь по смешным ценам, продавая ее на экспорт в десять раз дороже и кладя разницу себе в карман места не будет. Должен заметить, что из интереса Варравина к комбинату делать выводы о том, что он готов и к криминальным методам борьбы за него, нельзя. Повторяю, прорабатываются абсолютно все версии. Добавлю: вполне вероятно, что Александр Ковач видел машину представителей „заказчика“, наблюдавших, как Чохин, Беспалов и Мытный справятся с похищением. Больше я ничего сказать не могу.

Ситуацию вокруг комбината прокомментировал также известный специалист, доктор экономических наук ГОРЧАКОВ ВЛАДИМИР ВЛАДИЛЕНОВИЧ…»


Однако эти комментарии я приводить не буду, потому что в них сплошные термины: «баланс», «дебет», «кредит», «вексельное право» и так далее. По-моему, уже хватит и того, что сказал подполковник Савельев. Суть объяснений Горчакова, насколько я мог разобраться, тоже сводилась к тому, что вокруг нашего комбината затеяна настоящая интрига, что сейчас, когда возобновились государственные заказы, комбинат резко подскочил в цене, и что ради такого лакомого куска многие пойдут на любые крайности.

Много чего еще писали, и по местному телевидению шумели, и даже упомянули пару раз про это по центральному.

— Получается, только начало войны, — хмуро сказал мой отец дяде Коле Мезецкому, заглянувшему к нам в гости.

— Войны не будет, — ответил тот. — Все уладится.

— Твоими бы устами да мед пить… — пробормотал отец. — И еще я Ковача не пойму. Такое впечатление, что он, всюду твердя, что запомнил лица людей из второй машины, превращает себя в живца. Если он по тайной договоренности с РУБОП хочет выманить их на себя, чтобы их сцапали, — это одно. А если он полагается на свои силы… — Отец покачал головой. Много на себя берет, как бы не обломался.

— За Ковача не беспокойся, — усмехнулся дядя Коля Мезецкий. — Тем более, сам знаешь, у него сейчас другие заботы.

— Да, знаю, — кивнул отец.

И я знал. Ковач последнее время дневал и ночевал в мартеновском цехе, практически не возвращаясь домой. Новый заказ был очень мощным — сталь требовалась для космической промышленности, и Ковач следил за всеми этапами ее варки и отливки по формам. Дошло до того, что без его совета никто ничего не делал.

Говорили, что сталь выходит такого качества, какого никогда не бывало. А Машкин отец, окрыленный успехом, вовсю договаривался о новых заказах. Стало известно, что нам почти наверняка достанется и заказ на рельсы для суперсовременой скоростной магистрали нового типа. Сталь этих рельсов должна отличаться особыми, улучшенными характеристика ми, потому что прежние рельсы могут попросту не выдержать нагрузки, которую будут создавать сверхскоростные поезда. А еще комбинат выиграл конкурс на сталь для нового моста через одну из самых больших российских рек. Мост должен был состоять из ажурных стальных конструкций и растяжек. Такие мосты кажутся хрупкими и невесомыми, а на самом деле могут простоять хоть тысячу лет, ежедневно пропуская сотни тонн груза. Сами понимаете, сталь для таких мостов должна быть высшего класса, требования к ней еще те. Может, и по ниже космических, но ненамного.

А за Ковача мне все-таки стало боязно. Конечно, я видел, на что он способен. И я до сих пор не знал, привиделось мне, что налетевший на него танкоподобный джип рассекся об него пополам, или это случилось на самом деле. С одной стороны, такого быть не могло. А с другой — обломки автомобиля на месте катастрофы это подтверждали.

Естественно, я никому ничего не рассказывал, даже Машке.

Если бы я это сделал, мне бы не поверили и в психи записали бы точно, а кому охота ходить в психах? А если бы поверили, то за Ковачем стали бы ходить толпой, и ему никакой жизни не было бы…

И все-таки мне думалось, что я видел эту невероятную сцену на самом деле.

Словом, в способности Ковача постоять за себя, да и за других тоже, сомневаться не приходилось. Но неужели он считает, что может один справиться с целой мафией?

И я решил завтра же навестить Ковача. Может, это взрослые не могут его убедить, что ему стоит быть поосторожней, а меня он послушает.

На следующий день я после школы отправился на комбинат и пошел в мартеновский цех, где работал Ковач.

Сталь как раз готовились разливать по формам. Ковач стоял на рабочей площадке мартена и следил за огненной массой.

— Есть! — крикнул он. — Давай!

Задвигался разливочный ковш, огненный поток устремился по формам.

— Ступайте! — крикнул он. — Обедайте! Я пока сам справлюсь!

Сталевары начали расходиться, а я потихоньку подобрался поближе.

Ковач спустился к формам, наклонился над ними… Меня и издали-то обдавало жаром, и я представить себе не мог, как можно стоять так близко к жидкому металлу. Но то, что я увидел, меня глубоко потрясло.

Я как раз собирался выйти из закутка и заговорить с Ковачем, когда он опустил палец в расплавленную сталь! Совсем как мы опускаем палец в воду, чтобы проверить, горячая она или холодная.

Я замер, а Ковач вынул палец, подул на него, немного скривясь, — видно, ему все-таки было больно — и, разглядывая его, удовлетворенно хмыкнул.

Мне стало страшно. Я не знал, куда деваться. А вдруг я увидел то, чего никто никогда не должен видеть? Вдруг Ковач разозлится на меня и… что последует за этим «и», я и подумать боялся.

Но главное, мои ноги словно приросли к полу. Может, я и убежал бы, но даже не мог шелохнуться.

В чувство меня привел негромкий голос, прозвучавший совсем близко, — голос дяди Коли Мезецкого.

— Ай-я-яй!..

Я вздрогнул, и меня прошиб холодный пот. Я решил, это Мезецкий обращается ко мне, и сейчас мне влетит по первое число за то, что я подглядывал. В том, что между Мезецким и Ковачем существует таинственная связь (или сговор, как хотите), я давно убедился.

Но Мезецкий меня не заметил. Его «ай-я-яй!» относилось к самому Ковачу.

— Ай-я-яй! — повторил он, подходя совсем близко к невозмутимому гиганту. — Этого еще не хватало! А если бы кто нибудь увидел? Совсем шальные слухи бы пошли. Ты и без того успел дел наворотить, только держись!

— Лучший способ проверить качество стали, — невозмутимо ответил Ковач.

— Понимаю, что для тебя лучший. Но ты все-таки поосторожней. Не приведи Господь…

— А чего бояться? — возразил Ковач. — Вся наша бригада знает, кто я такой, да и другие сталевары тоже. Постороннему никто и словечком не обмолвится.

— Смотря сколько они предложат, эти «посторонние», сказал дядя Коля. — И журналисты, стоит им что-нибудь про нюхать, отвалят за сенсацию любые деньги. А главное, Варравин никаких средств не пожалеет, чтобы узнать, что же у него за враг такой, срывающий все его планы.

Ковач слегка качнул головой.

— А если даже и выяснит что-то? Обожжется так же, как и остальные обжигались. Ни сталь, ни людей стали я в обиду не дам, тебе это лучше всех известно. Да и не проболтается никто ни за какие деньги. Моя тайна — тайна всех сталеваров, и ни один сталевар за все золото мира ее не продаст… Ты лучше погляди, какая сталь пошла. Плотная, духовитая! Ее, как горный мед, ложками можно есть.

И когда он это сказал, я тоже обратил внимание, что остывающая сталь очень похожа на мед, густой и сочный. Позже я, вспомнив эти слова Ковача, поразился, что он, всегда говоривший очень коротко и по делу, выдал такое красивое сравнение. До тех пор мне ни разу не приходилось слышать (и, сразу отмечу, после тоже ни разу не пришлось), чтобы Ковач выражался поэтически.

— Не забывай, что и у тебя есть слабое место, — сказал дядя Коля.

— Я не забываю, — ответил Ковач. — Но на то есть Артур. От тех сил он меня всегда со спины прикроет. — Впервые в его ровном голосе почувствовалась какая-то интонация — когда он особо выделил слово «тех». — Артур и во многом другом помощник. Видел бы ты, как он лобовое стекло джипа закрыл, чтобы они затормозили и я успел вовремя…

Я догадался, что Артур — это черный ворон, о котором рас сказывала Машка.

— А бросить вас, отдать на заклание всяким спекулянтам, я не могу, — продолжал Ковач. — Если бы бросил, то на что бы я вообще был нужен? Ничего, недолго осталось…

Дядя Коля вздохнул.

— Ладно, я знаю, вмешиваться мне не след. Так, к слову пришлось… я вот с чем шел-то. Ты ступай домой, как все с обеда вернутся. Надо обозначить, что ты тоже устаешь и иногда должен отсыпаться.

— Так ли уж надо? — спросил Ковач.

— Надо, — твердо сказал Мезецкий. — Поверь мне. Иначе волну ненужных слухов мы не загасим.

— Хорошо, — согласился Ковач. — Сколько мне дома пробыть?

— Да хоть несколько часов. А еще лучше — до завтрашнего утра.

— Уйду через час. Завтра к семи утра вернусь, — решил Ковач. Он окинул взглядом цех. — До завтрашнего утра никаких проблем не будет.

— Вот и славненько! — И дядя Коля Мезецкий ушел.

Я подождал, пока он скроется, а Ковач отвернется, и бочком, бочком, на цыпочках выскользнул из цеха.

Только на улице я смог перевести дух. И задумался, что же мне делать.

После подслушанного разговора стало ясно, что с моей стороны будет глупо и смешно предупреждать Ковача об опасности, с которой он может не справиться, и просить его быть поосторожней. Он знает, что делает, и если уж Мезецкий с ним соглашается… в то же время мое желание предупредить Ковача об опасности — удобный повод его навестить и, завязав с ним разговор, попробовать выудить хоть частичку его тайны. Он сказал, что уйдет к себе, в «инженерный дом», через час. Вот и отлично! Часа через два-три я и отправлюсь к нему в гости, а пока пойду пообедаю.

В итоге я пошел к Ковачу не через три часа, а намного поз же, я пообедал, сделал все уроки, и с Лохмачом погулял, да и по дому работа нашлась. Было около девяти вечера, когда я оделся и тихо выскользнул за дверь.

Я шел по нашим тихим улицам и обдумывал, с чего мне лучше начать разговор с таинственным сталеваром. И опять был чудесный морозный вечер — зима в этом году баловала нас ровной и приятной погодой, без оттепельной слякоти и жутких буранов и вьюг, когда на улицу носа не высунешь. Морозы стояли крепкие, здоровые, «румяные морозы», как называла их бабушка. Солнце светило в чистом небе каждый день, снег на солнце искрился, а ночью посверкивал от звезд и фонарей, и оставался таким же чистым, как небо, всю зиму.

Так и не придумав, как начать разговор, я решил: как получится, а там посмотрим.

Я подошел к «инженерному дому». На первом этаже, в квартире Ковача, горел свет. Поднявшись по трем ступенькам крыльца, отремонтированным как раз нашими досками, я вошел в подъезд, где теперь горела лампочка, и уже собрался было постучать в дверь квартиры, как она открылась от одного моего прикосновения. Оказывается, дверь была не заперта. Мне даже показалось, что я ее и не касался, она сама распахнулась передо мной, приглашая войти.

И я вошел, притворив дверь, невольно ступая тихо-тихо, на цыпочках. Подойдя к чуть приоткрытой двери комнаты, я заглянул в щелку.

Ковач сидел за столом совершенно неподвижно, вытянув на столе руки. Его можно было принять за выключенного робота, какими их изображают в фантастических боевиках.

Я застыл на месте. Мне стало боязно открыть дверь и войти. Ковач шевельнулся. Я уже хотел толкнуть дверь и сказать ему, что я здесь, но он сделал такое, что я опять застыл на месте.

Не поворачивая головы, он протянул правую руку и взял с подоконника старые дверные петли, лежавшие там с того дня, когда квартиру отремонтировали, заменив их на новые. Взвесив эти три петли в ладонях, Ковач начал лепить из них совсем как мы лепим снежок.

Через несколько мгновений на столе оказался стальной шар, весь сверкающий, как будто отполированный его ладонями. У шара были три ножки, по нему струились какие-то узоры, и я не сразу разглядел, что они складываются в очертания континентов, и что сам шар — это маленький красивый глобус.

Хотите верьте, хотите нет, но мне стало неловко. Получалось, что я все время подглядываю и подслушиваю за Ковачем, и хотя моей вины в этом, если честно, не было, просто так складывались обстоятельства, но я все равно почувствовал себя подлым шпионом. И мне очень не хотелось, чтобы и сейчас вышло так, будто я что-то тайком подглядел.

Вообще-то, если бы это был человек, который мне не нравился, то я следил бы за ним безо всяких угрызений совести. Мне стало не по себе от мысли, что я вечно слежу за другом, слежу так, будто подозреваю его в чем-то.

И я кашлянул, чтобы Ковач услышал, что я здесь, и понял заодно, что я все видел. Когда он повернул голову, я сказал:

— Здорово!

Он совершенно спокойно пригласил:

— Заходи.

Я зашел, сел напротив него и стал рассматривать глобус.

Вблизи я заметил, что в глобусе сверху есть щель для монет значит, он пустотелый, это копилка.

— А как же его открывать, когда монетки накопятся? — спросил я.

— Он сам откроется, — сказал Ковач.

— Да ну?

Ковач кивнул и, ничего больше не объясняя, протянул мне глобус-копилку.

— Это тебе.

— Спасибо, — поблагодарил я.

Уже потом я разобрался, в чем там было дело. Когда монетки доходили почти до верха, очередная опущенная монетка надавливала на пружинный запор, расположенный на самом верху, почти у прорези, и глобус распахивался. Монетки нужно было выгрести и снова закрыть глобус. Однако снаружи открыть его было уже нельзя, приходилось ждать, пока вновь не наберется достаточно монеток, чтобы надавить на запорчик. Никакого волшебства, хитроумная конструкция. Ковач мог бы сразу объяснить мне, в чем там дело, но он же не любил ни чего объяснять, из него каждое слово надо было вытаскивать чуть ли не клещами.

Я еще думал потом: может, мне померещилось, что Ковач слепил глобус-копилку из старых дверных петель? Может, на Подоконнике лежали не петли, а почти готовый глобус, и Ковач взял его, чтобы кое-что доделать… А может, он заметил меня — и подшутил надо мной. Зная, что я за ним наблюдаю, он взял петли и, сделав вид, будто разминает их и лепит из них что-то, незаметно подменил их глобусом.

Да, вполне могло быть… Но такой розыгрыш, мне кажется, был не в характере Ковача. И потом, с металлом он действительно мог сделать все, и чудеса творил, сами уже знаете, еще похлеще, чем лепить из стали, как из пластилина. И я не сомневаюсь, что этот глобус — одно из его чудес, причем не самых крупных.

— Я действительно очень рад, — сказал я. — Копилка просто замечательная, но главное, что это подарок от тебя.

Мне показалось, в лице Ковача что-то дрогнуло.

— Но я и о другом поговорить хотел… — сказал я.

Он молча на меня посмотрел.

— Понимаешь… — я искал нужные слова. — Вот ты запретил мне упоминать о том, что я был на шоссе, когда ты спасал Машку. И вообще говорить, что мне что-то известно, чтобы бандиты мной не заинтересовались. А сам ты — будто напоказ твердишь, что готов опознать и тех, кто был во второй машине, и что, вообще, ты очень многое успел увидеть и запомнить. Я понимаю, ты хочешь самых главных из норы выманить, но… — я совсем сбился.

— Ты за меня боишься? — спросил Ковач.

— Немножко боюсь, — сказал я. — Я понимаю, ты с ними справишься, но как подумаю, что ты самого Варравина взялся разозлить — а ведь за ним и миллиарды долларов, и тысячи людей, и что угодно к его услугам, он даже атомную бомбу может купить, чтобы сбросить ее на тебя… Ты же хочешь драться с асфальтовым катком величиной с пятиэтажный дом. Разве нет?

— Нет, — спокойно ответил Ковач.

— Но как же… — начал я.

Ковач поднял руку, останавливая меня, и поглядел на окно.

Я тоже повернул голову. На окне с внешней стороны сидел огромный черный ворон.

— Ой!.. Это твой ручной ворон? — спросил я. Ковач чуточку подумал, прежде чем ответить: — Почти ручной.

— А как его зовут?

— Артур, — ответил Ковач.

Ворон расправил крылья, изогнул шею и, балансируя на обледенелом краю оконной рамы, что-то хрипло крикнул сквозь двойные зимние стекла.

Ковач резко встал.

— Уходи! — сказал он. — Уходи немедленно!

— Но я…

Он сунул мне в руки глобус.

— Беги отсюда! То, что здесь будет, тебя не касается!

Я увидел выражение его лица и испугался. Мне стало ясно: сейчас произойдет нечто такое, при чем я присутствовать не должен.

— Все равно я с тобой! — сказал я. — Если что, можешь на меня положиться! И спасибо за подарок!

Ковач кивнул:

— Беги!

И я побежал. Опрометью выскочив из дома, я отбежал от него метров на сто. Потом остановился отдышаться, и страх начал проходить. Меня одолело любопытство. Я тихо-тихо, держась в тени забора, вернулся назад и спрятался за ветхим сарайчиком напротив «инженерного дома».

И почти сразу услышал, как где-то неподалеку тормозят два или три автомобиля.

Я ждал.

Минут через десять вокруг «инженерного дома» почти бесшумно задвигались тени.

— Давайте! — донесся до меня через еще какое-то время голос. — Давайте, живее!..

— А он там? — спросил другой голос.

— Там, там, в окно его видно, как он за столом сидит…

— Окно-то прикрыли?

— Разумеется.

Внутри у меня все похолодело. Я ждал, что сейчас начнется стрельба, но никакой стрельбы не было. Зато возле входной двери послышался стук, похожий на стук молотков, а затем что-то увесистое бухнулось на ступеньки крыльца.

«Что же они делают?» — гадал я.

Может, я и понял бы, но вдруг ощутил резкий толчок в спину — будто воздух сгустился и пытался выпихнуть меня из-за сарая.

Я ухватился за доски и оглянулся…

Говорят, «волосы встали дыбом». Вот у меня, наверное, так и произошло. Во всяком случае, я почувствовал, как они шевелятся.

Надо мной нависал огромный чернобородый мужик, в старинном кафтане, с саблей у пояса.

— Давай, давай, беги к ним! — гудел он.

Мужик не произносил эти слова так, как обычно произносим мы. Его губы оставались неподвижны, а слова словно рождались в воздухе, но я слышал их абсолютно четко.

Я стиснул зубы, чтоб не закричать. Не хватало еще, чтобы я выдал себя перед теми, кто суетится вокруг дома.

— Беги к ним, сынок, беги! — задребезжал другой голос, надтреснутый и мерзкий.

Рядом с чернобородым мужиком возник другой, небольшой и скрюченный. За ухом у него торчало гусиное перо, а лицо, и без того уродливое, казалось еще страшнее: его нос был зверски изуродован, и вместо ноздрей виднелись две огромные дыры.

— Беги к ним, кому говорят! — повторил он.

На меня опять что-то надавило с жуткой силой. Вроде бы мужики почти не шевелились, они колыхались в воздухе, а сам воздух меня толкал, как толкает в спину ураганный ветер. Я еле цеплялся за доски и чувствовал, что долго не продержусь.

А рядом с первыми двумя возникали все новые и новые фигуры и рожи, одна другой страшнее, и все — в старинных одеждах…

— Беги к ним! — громыхал чернобородый.

— Нажмите на него крепче! — дребезжал скрюченный.

Они все вместе стали наваливаться на меня, и я понял, что мне конец…

Неожиданно огромная черная тень будто рухнула с неба. Это был ворон Ковача. И стоило ему появиться среди призраков, как они сразу рассеялись.

Я с облегчением перевел дух. Ворон, сделав свое дело, взмыл в ночное небо и исчез. Я осторожно выглянул из-за сарая.

Пока я воевал с призраками, тени закончили свою работу.

— Давай! И отбегай! — скомандовала одна из теней. Заплясали язычки пламени, тени побежали прочь от дома, а потом ночь будто взорвалась — так полыхнуло со всех сторон пламя, охватывая «инженерный дом» от фундамента до крыши и в пламени этом не было ни единого просвета!

Где-то вдали, на одной из соседних улиц, отчаянно закричал какой-то мужчина, потом послышался женский визг.

Я смотрел, оцепенев. Теперь я понял, что делали эти тени.

Они со всех сторон обливали дом бензином или керосином, а может, и подкладывали еще что-то… По тому, с какой яростью пламя бушевало под каждым окном, охватывая оконные проемы, было похоже, что под окнами и на окнах было что-то такое, что мешало выбраться из дома.

Я не знал, что делать. Пытаться загасить пожар нечего было и думать, но даже взломать заколоченную (теперь я понимал, что она заколочена) дверь или освободить одно из полыхающих окон, чтобы через это окно можно было вылезти, у меня бы не получилось.

Все больше слышалось криков и воплей с соседних улиц, и у дома стала собираться толпа, люди боялись близко подходить к огню, а потом весь шум перекрыли сирены пожарных машин.

Машины резко тормозили у дома, пожарники выскакивали, разматывали шланги, готовили свои ломики, топорики и лестницы. Не успели они направить шланги на горящий дом, как крыша затрещала и начала проседать. Сквозь нее прорвался столб дыма и искр, пламя устремилось к небу, и весь дом превратился в огромный факел.

Пожарники кричали, чтобы народ отошел подальше. На конец заработали шланги, но толку от них было мало. Правда, пламя на окнах они кое-где сбили, но все уже выгорело до та кой степени, что огонь начинал угасать сам по себе.

Опять послышался треск. Это пылала стена фасада. Разлеталась деревянная обшивка, обнажались скрытые ею старые бревна, тоже охваченные пламенем. И вдруг бревна затрещали как-то иначе — в их треске появился другой звук, что ли, если можно так выразиться. Потом они разошлись, будто разбитые могучим ударом, в стене образовалась брешь, словно пробитая тараном, во все стороны полетели крупные щепки, и на фоне пламени возникла мощная фигура…

Толпа ахнула и отпрянула назад. Пожарники оцепенели. Ковач спокойно вышел из бреши, которую он сам себе и пробил своими стальными кулаками, прошел метров десять, остановился и оглянулся на полыхающий дом.

Дом, словно под его взглядом, вздрогнул и совсем обрушился.

Я больше не выдержал.

— Жив! — закричал я, выскакивая из своего укрытия и кидаясь к Ковачу. — Жив!

— Жив, — подтвердил Ковач.

Он наклонился, взял пригоршню чистого снега и стал снегом стирать следы копоти с лица и рук.

Мы услышали звук затормозившей машины. Это на своей директорской «вольво» подъехал Машкин отец.

— Слава богу, уцелел! — кинулся он к Ковачу. — как только мне позвонили, я сразу помчался!.. Но как же они… как же ты…

— Все хорошо, — сказал Ковач, выпрямляясь. И мне показалось, что в его взгляде промелькнуло нечто, похожее на лукавство. — Но теперь, я думаю, вы согласитесь, что мне безопаснее жить на заводе и ночевать прямо в цехе…

— Да, конечно, конечно, — забормотал Сапаков. Кто-то положил руку мне на плечо. Я оглянулся.

Это был мой отец. И рядом с ним — дядя Коля Мезецкий. — Ты что здесь делаешь? Тебе давно спать пора!

— Он молодец, — сказал Ковач и поглядел на меня. — Но все равно ступай спать.

Я пошел домой, и состояние у меня было — сами можете себе представить, какое. Я был и возбужден, и потрясен, и напуган, и обрадован, и думал, что я всю ночь не смогу уснуть.

Но я заснул. И заснул очень быстро. Заснул, поставив на полочку возле самой кровати стальной глобус-копилку.

Загрузка...