Власть и Крах

— Что ты знаешь о ней?

Томан снова встал и налил им арака, плеснув в него воды, прежде чем предложил Макраму. Он выпил его, хотя на вкус он был слишком крепким и, казалось, это только усиливало беспокойство.

— Что она способная. Но она сталкивается с такой же борьбой в Верховном Совете Тхамара, с которой Кинус сталкивается здесь… разделение.

— Предполагаю, поскольку она проделала весь этот путь, она выступает за союз. А её отец, Султан?

— И он тоже, — сказал Макрам.

Деталей было слишком много и слишком запутанно, чтобы пока раскрывать их Томану.

— Было… движение, пока тебя не было.

— Какого рода движение?

Колесо, как же он устал. Каждый раз, когда он пытался отдышаться, возникало какое-нибудь новое препятствие или катастрофа. Он почувствовал облегчение от всего этого только в палатке с Наиме, или, скорее, она отвлекла его от других дел.

Макрам провёл рукой по лицу, чтобы скрыть выражение, затем по косичкам в волосах. Солдатские косы. Он не был создан для интриг.

— Твой брат не очень хорошо воспринял известие о твоём дальновидном мышлении, мой друг. Те, кто громко выступал в твою поддержку, были помещены под охрану в своих домах. Некоторые из их слуг во дворце были заключены в тюрьму.

— Что?

Тяжесть навалилась на него. Он поставил стакан на столик рядом со своим креслом. У Кинуса было так мало преданных ему людей, что он воспринял неповиновение Макрама, как предательство.

Он упёрся локтями в колени и закрыл лицо руками.

— Я поговорю с Кинусом утром. Он может выместить злость на мне, а не на всех остальных. Как только я ему всё объясню, мы придём к компромиссу.

— Уверен? — спросил Томан, хмуро глядя в свой пустой стакан, а затем отставил его в сторону.

— Зачем ты попросил меня прийти сюда, Томан?

— Ты сильно рисковал, отправляясь в Тхамар. Стоило ли это того? Можешь ли ты сделать из них союзника?

Томан наклонился вперёд, его лицо светилось от возбуждения.

— С одобрения Кинуса Тхамар станет могущественным союзником. Их Султана хочет снова уравновесить Колесо. Она хочет встать в Круг Чара.

Выражение лица Томана изменилось, и он сжал руки на подлокотниках кресла, в котором сидел. Макрам не мог догадаться, что означала эта реакция. Он знал, что Макрам был Чара. Возможно, он боялся, что Макрам оставит Саркум, чтобы встать в Круг.

— Что, если твой брат откажется? Что тогда?

— Я смогу его убедить. Думаю, как только он услышит, что хочет сказать Султана, он подумает об этом.

— Ты так сильно веришь в Султану? У которой собственный Совет разделён?

— Ты увидишь, когда услышишь, как она говорит.

Томан наблюдал за Макрамом, а Макрам изучал книжную полку в другом конце комнаты, боясь показать Томану свою слабость. Он уже знал, что глупо чувствовать то, что он чувствовал, хотеть того, что он делал. Если бы кто-то другой отчитал его за это, это не имело бы никакого смысла.

— Я должен спросить ещё раз, что ты будешь делать, если твой брат откажется? Ты привёл эту женщину сюда, к его двору, против его воли. Он был достаточно расстроен твоим уходом, перешёл к нападкам на Старейшин. Что он сделает с ней, если сочтёт её присутствие нежелательным?

— Я не позволю ему причинить ей вред, если это то, о чём ты беспокоишься.

— Меня это не беспокоит. Я прошу тебя подумать. Ты более чем способен думать на несколько шагов вперёд в бою, но редко делаешь это вне его. Сделай это сейчас. Подумай обо всех путях, которыми эта ситуация может пойти, и спланируй их.

— Чего ты хочешь от меня? — беспокойство Макрама переросло в панику.

Наиме не была в опасности. Кинус не причинит ей вреда… не смог бы.

— Ты знаешь, чего я хочу, чего хотят люди, которых твой брат запер вдали от дворца.

— И я сказал тебе, что не пойду против своего брата.

— Что, если он пойдёт против тебя?

— Он не станет.

Выражение лица Томана ожесточилось от нетерпения, и он откинулся на спинку кресла, слишком сильно сжимая подлокотники.

— Твоя преданность и вера в него достойны восхищения, и думаю, он знает, что если потеряет это, то, скорее всего, потеряет и свой трон.

— Ну, он не потеряет. И эта дискуссия окончена. Если ты пригласил меня сюда для того, чтобы говорить о предательстве, я ухожу.

Макрам встал и направился к двери библиотеки.

— Не будь вспыльчивым дураком. Оставайся, пока буря не пройдёт. Ты можешь уехать утром, — Томан встал и положил руку на плечо Макрама. — Поешь с нами. Попроси Мата и Айзель рассказать тебе, какие события при дворе ты пропустил. Мы больше не будем говорить об этом.

— Прекрасно, — сказал Макрам.

— Мы сообщим тебе, когда ужин будет готов.

Макрам отошёл от него и подошел к одному из высоких узких окон. Томан закрыл за собой дверь, и Макрам прижался лбом к холодному стеклу. Завывал ветер, и холод просачивался через окно в пространство вокруг него. Казалось, между ним и Кинусом бесновалась зловещая, горькая, ослепляющая буря. Между Тхамаром и Саркумом. Между ним и Наиме.

Он знал, что только угроза его власти решила многие проблемы для Кинуса ещё до того, как они действительно начались. Мало кто пойдёт против его брата, на стороне которого был самый могущественный маг в Саркуме. Макрам гордился тем фактом, что он был полезен. И всё же, конечно, он не был единственным препятствием между его братом и гражданской войной?

Или же он был настолько ослеплён?

Как только он уехал, Кинус заключил в тюрьму тех, кто мыслил и верил как Макрам. Разве Макрам не был проницательным знатоком характеров? Возможно, труднее всего было оценить его брата. Он снова подумал о Кадире, и его мысли омрачились ещё больше.

Макрам закрыл глаза, пытаясь мысленно вызвать Наиме, как её магия подавила его во дворе. Её запах, который, казалось, был идеально создан для того, чтобы успокоить острые углы внутри него. Он надеялся, что мысль о ней поможет усмирить растущий внутри него разлад, но это лишь заставило его волноваться. Было безрассудно возвращаться в шторм, но ему не нравилась мысль о том, что она будет во дворце без него. Особенно в свете действий его брата.

Вопросы Томана достигли своей цели. Посеяли сомнение.

Макрам достал письмо из кармана пальто. Оттиск той же самой печати — три пламени, соединенные основаниями так, что они образовывали пустое солнце, — вместо подписи. Как только он начал читать, он всё понял, необходимость узнавать имя автора отпала.

Мы, Высший Совет Тхамара, Султана Омара Сабри Шестого, представляем на ваше рассмотрение прилагаемые условия переговоров о заключении союза.

Кадир заранее выслал условия. Скорее всего, подделал их. И он сделал бы это только в том случае, если бы изменил их на условия, на которые Наиме не согласилась бы.

Кадир бурно отреагировал на заявление Наиме о том, что она отправится в Саркум, потому что боялся, что она оспорит любые условия, которые он выдвинул заранее. В этом письме они не были подробно описаны. Должно быть, они были отправлены вместе с другими документами, которые Айзель была вынуждена оставить на столе.

Макрам выругался и, свернув письмо, спрятал его в карман пальто.

Будь проклят шторм. Он не мог остаться.

ГЛАВА 27

— Что тебя беспокоит?

Самира стояла на коленях в изножье кровати, отряхивая запекшуюся грязь с кафтана, который Наиме надевала в дорогу. Его нужно было хорошенько почистить, но вряд ли это удастся сделать, пока они не вернутся в Нарфур. И даже тогда Наиме сомневалась, что кровь можно будет удалить.

Кровать была единственным местом, где Самира могла работать. Комната была уютной, если можно так выразиться. Из холла можно было попасть в узкую, компактную комнату, которая служила прихожей и спальным местом для слуги. К нему примыкала спальня, чуть больше прихожей, чтобы разместить кровать такой высоты, что Наиме подумала, что ей может понадобиться табурет, чтобы забраться на неё. Крошечный туалетный столик и небольшой платяной шкаф стояли у одной стены. Оба выкрашенные в ярко-красный геометрический узор и инкрустированные обсидианом и мрамором.

— Мы сидим в логове спящих львов, — заявила Наиме, глядя в окно на продолжающийся шторм.

Они поужинали. Сопровождающие и стражники были размещены в одинаковых комнатах, раненые находились под присмотром врача. Все и вся были в безопасности внутри дворца, вдали от шторма. Кроме Макрама. Конечно, он останется в стороне и не попытается вернуться сегодня вечером?

— Тебе это сказал Тарек?

Самира постучала щёткой по раковине и возобновила свои короткие, быстрые движения по ткани.

— Он предупредил меня.

Наиме прислонилась головой к оконному стеклу, обхватив себя руками.

— Это всё, что тебя беспокоит?

Самира расправила ещё одну часть кафтана. Наиме убрала голову от окна и посмотрела на свою подругу, которая взглянула на неё, а затем вернулась к своей работе.

— Нет, — ответила Наиме.

— Ты любишь его?

— Тарека? — спросила Наиме.

Самира подняла бровь, снова постукивая щеткой. Пыль поднималась с щетинок. Наиме закрыла глаза и снова прислонилась головой к окну.

— Я думаю, что влюбилась бы, будь у меня время.

Или, быть может, ей вообще не нужно было время. Она подумала, что, возможно, это начало проникать в трещины вокруг её логических рассуждений, вокруг её мысленных напоминаний о том, что она никогда больше его не увидит.

— Что ты будешь делать?

Самира села на корточки и положила щетку на колени.

— С Макрамом? — спросила Наиме и, прежде чем Самира успела ответить, добавила: — Ничего. Расстояние будет сражаться за меня в этой битве.

— Это не помогает. Расстояние. Время. Правила, которые говорят тебе «нет». Вся та ложь, которую ты говоришь себе. Ничто из этого не помогает.

— Ты маг огня. Я другая, я воздух. Пройдёт.

Наиме будет говорить себе это до тех пор, пока это не станет правдой.

— Нет. Любовь не принадлежит Первому Дому, это не та часть, которая вписывается в ваши пазлы. Ты не можешь ею командовать. И я видела, как он смотрит на тебя. Для него это тоже не пройдёт.

— Тогда почему ты высказала ему такие ужасные вещи, когда мы приехали?

— Когда я влюбилась в Джемиля, каждая минута, проведённая с ним, заставляла меня любить его всё больше. Каждый разговор, каждое прикосновение, каждый взгляд. И теперь я проклинаю их все, потому что каждое из них — кровоточащая рана. Я хотела избавить тебя от этого, от тысячи порезов, которые, в конце концов, лишат тебя души.

— Я не могу избавить тебя от Джемиля, как и ты не можешь избавить меня от этого. Но, по крайней мере, мы с тобой вместе, и я не собираюсь позволять чему-либо это менять.

Они обе были бы влюбленными призраками, бродящими по залам султанского дворца.

Наиме отошла от окна, опустилась на колени рядом с Самирой и взяла щётку из её рук.

Самира присела на корточки, а Наиме взялась за работу.

— А о чём ещё предупреждал тебя Тарек? Что ты будешь делать?

— Обо всём. Что должна, если вдруг что случится, вытащить нас отсюда и благополучно вернуться в Тхамар. Если я смогу спасти союз, я это сделаю, но не за счёт всего остального, — Наиме слегка встряхнула ткань, проверяя её на наличие новых пятен. — Мне может понадобиться твой огонь до того, как всё закончится.

Кто-то постучал в дверь, и Самира замерла. Она взглянула на Наиме, затем встала. В прихожей было недостаточно места, чтобы два человека могли стоять бок о бок, поэтому Самире пришлось повернуться и отступить назад, чтобы открыть дверь в холл.

Макрам стоял, вцепившись в дверной косяк с обеих сторон, с него капала вода, и исходило раздражение. Облегчение Наиме от того, что он был вне опасности, исчезло, когда она поняла, что он проехал сквозь бурю в темноте, чтобы предстать перед ними.

— Вы могли бы сначала вытереться, — сказала Самира.

Он выпрямился, не обращая на неё внимания, и полез в карман. Он вытащил свёрнутый лист испачканной водой бумаги.

— У нас проблема.

Самира взяла бумагу, а Наиме встала. Когда Самира протянула ей письмо, она сразу узнала почерк Кадира, несмотря на те места, где чернила потекли от воды. Она перевернула его и прочитала оборотную сторону. Её сердце пустилось в галоп.

— Этого письма не было с теми условиями, что мы принесли.

— Нет.

Макрам вытер растаявший снег с лица. Его волосы были мокрыми, капли стекали по шее, и его одежда была в таком же состоянии.

— Кое-кто, преданный мне, выкрал его. Оно прибыло раньше нас.

— Вот же змей, — выплюнула Наиме, бросая письмо на кровать. — Ты ничего не знаешь о том, какие условия он прислал?

— Думаю, могу догадаться, — сказал он.

Она прижала пальцы ко лбу. Он бы не предложил её в качестве залога, не так ли? Если она выйдет замуж за Мирзу, это вычеркнет её из Тхамара, но на его пути всё также будет стоять Ихсан, и к трону можно будет взойти только силой. Наиме закрыла глаза, пытаясь сдвинуть кусочки, чтобы увидеть путь, по которому собирался пойти Кадир.

— Вы проехали сквозь эту бурю только для того, чтобы принести это? — спросила Самира.

Макрам ответил ворчанием. Самира издала тихий вздох веселья и раздражения.

— Иди, вымойся и согрейся. Я ничего не могу с этим поделать сегодня вечером, и ты тоже, — сказала Наиме, открывая глаза. — И это никому не поможет, если ты будешь ослаблен болезнью, потому что ты никогда не думаешь, прежде чем действуешь.

— Это не единственная причина, по которой я поехал верхом. Ты, наверное, помнишь, что я прожил здесь всю свою жизнь. Я могу определить риск, связанный с бурей и без твоих нотаций.

— Тогда по каким ещё причинам? — спросила Наиме.

Самира пробормотала что-то о полотенцах и, обойдя Макрама, вышла в холл. Наиме чуть не крикнула ей вслед, чтобы она не уходила. Всё её тело охватило осознание. Нет, она не могла остаться с ним наедине. Ни на мгновение. Она прижалась к стене, сцепив руки перед кафтаном и призвав свою силу, чтобы защитить себя.

— Мой брат не… — Макрам прислонился к двери прихожей, заглядывая в спальню, — приходил повидаться с тобой? Не посылал кого-то? Тебя никто не беспокоил?

— Я не прячу его в шкафу, если ты это имеешь в виду.

Он слегка рассмеялся, хотя прозвучало отвлечённо, и откинулся назад, осматривая помещение.

— Я не видела никого, кроме Тарека и дворцовых слуг, которые помогли нам добраться до наших комнат. Тебя что-то беспокоит?

Он перевёл взгляд с холла обратно на неё и ничего не сказал, но плотно сжал челюсти.

— Ты должен знать, что Тарек сегодня отвел меня в сторону, — сказала Наиме.

Макрам сделал шаг в прихожую и закрыл дверь настолько, чтобы он мог прислониться к стене за ней и быть защищенным от взглядов любого, кто мог бы пройти по холлу. В горле у неё пересохло, а пульс был слишком ощутимым. Он шумно вздрогнул.

— Зачем?

— Макрам, пожалуйста, иди согрейся. Думаешь, я не вижу, как ты дрожишь?

— Мне не нужно, чтобы ты была моей матерью, — закипел он.

Самира распахнула дверь из холла, ударив его ручкой в живот. Он наклонился вперёд, отрывисто воскликнув от удивления и боли, и Самира уронила полотенца, которые несла.

— Простите меня, Агасси, я…

Она в отчаянии посмотрела на Наиме, которая обошла кровать и подняла полотенца, которые рассыпались между ней и Макрамом.

— Просто зайди внутрь и отойди от двери, — приказала Наиме, отодвигаясь в сторону, чтобы он мог пройти, и жестом велела Самире закрыть дверь в коридор. — С тобой всё в порядке? Дверь задела твои раны?

— Это не имеет значения. Я позабочусь об этом.

Он прижимал левую руку к животу, и его лицо немного побледнело.

Они оба стояли у изножья кровати, слишком близко. Она могла преодолеть это расстояние за два коротких шага. Его пристальный взгляд прошёлся по её лицу, и его челюсть снова сжалась.

Он развернулся, как она подозревала, чтобы уйти, но Самира преградила ему путь. Кто-то постучал в дверь из коридора. Макрам закрыл глаза и устало вздохнул. Самира приложила палец к губам, закрывая дверь спальни, и только потом открыла дверь в холл.

Наиме не нужно было заклинание, чтобы услышать разговор. Это был Тарек, интересующийся, не видели ли они Макрама.

— Ты даже не сказал Тареку, что вернулся? — упрекнула Наиме.

Макрам шагнул к ней, прижав правую руку к двери спальни, чтобы она не открылась, и поцеловал её. Наиме отпрянула, у неё перехватило дыхание, она пыталась найти в себе достаточно сил, чтобы полностью отступить. Вместо этого она схватила его мокрую одежду в охапку и притянула его к себе.

— Я просто хотел увидеть тебя, — прошептал он в ответ. — Это убьёт меня.

Она прижалась губами к его, и он на мгновение мягко сжал её нижнюю губу своими губами и повторил это, когда она поцеловала его ещё дважды, задержавшись на последнем поцелуе.

— Мне жаль.

Он обхватил ладонью её затылок и прижал к своей груди. Он убрал руку с двери, когда Самира закрыла дверь в коридор. Наиме осторожно высвободилась из его хватки, и он открыл дверь в прихожую, придерживая её приоткрытой. Самира перевела взгляд с него на неё. Её пристальный взгляд задержался на Наиме в безмолвном вопросе.

— Он сказал, что если я увижу вас, я должна передать, что Мирза запланировал встречу с вами обоими на завтрашнем Совете Старейшин, — она слегка поклонилась. — Полагаю, капитан подозревал, что вы находитесь здесь.

— Я бы не стал держать его рядом, если бы он был идиотом, — сказал Макрам. — Я должен идти.

Самира отступила в сторону, и Макрам обернулся. Наиме протянула руку и ущипнула его за рукав. Он остановился, сжав рукой дверной косяк, его плечи ссутулились. Это было самое глупое решение, которое она когда-либо принимала. И всё же она не могла, как и предупреждала Самира, помешать себе сделать это. Если они собирались встретиться с Мирзой на следующий день, независимо от того, хорошо всё пройдёт или плохо, это был, по всей вероятности, последний раз, когда у неё будет возможность остаться с ним наедине.

— Останься, — сказала она так тихо, что не была уверена, услышал ли он.

Он наклонил голову, его брови нахмурились над встревоженными глазами.

— Пожалуйста.

Он повернулся к ней, отпуская дверь, а Самира протянула руку и поймала ручку двери. При этом она уловила взгляд Наиме и одарила её дрожащей улыбкой и быстрым кивком, прежде чем закрыла дверь. Наиме не была уверена, было ли это разрешением или осуждением, но у неё было бы всё время в мире, чтобы поговорить с Самирой.

Наиме подняла своё лицо к его лицу, тепло покалывало её кожу, а сердце билось в неровном ритме. Он вдруг показался ей слишком большим и подавляюще мужским, а ожидающая тяжесть в воздухе — угнетающей.

— Мне не нравится этот взгляд, — сказал он, понизив голос, чтобы успокоить её. — Ты не боишься меня?

— Нет, — выпалила она, — конечно, нет. Я действовала, не подумав, и теперь я не совсем уверена, что с тобой делать.

Он тихо рассмеялся и с сожалением улыбнулся ей.

— Я плохо повлиял на тебя.

— Нет, — она попыталась улыбнуться, — но ты забыл продемонстрировать, что человек делает после того, как он действует, не подумав.

— Ах, — сказал он и закатил глаза к потолку. — Ты продолжаешь двигаться вперёд.

Наиме скользнула по его обнаженной шее пристальным взглядом и поняла, чего она хочет. Она потянулась к туалетному столику, где были сложены полотенца, и взяла одно. Он опустил подбородок, когда она шагнула к нему. Она накинула полотенце ему на шею, зарылась в него пальцами в полотенце и провела им по его лицу, затем отпустила и потянулась, чтобы заставить его опустить голову. Он склонил голову ей на плечо, и Наиме, расстегнув металлическую ленту, удерживающую его волосы, бросила её на кровать. Затем она использовала полотенце, чтобы выжать влагу из его волос и насухо промокнуть шею. Он остался на месте, когда она потянулась к пряжке его пояса с мечом. Кожа была влажной и неподатливой, и ей потребовалось некоторое время, чтобы расстегнуть его.

Макрам двинулся, как будто хотел помочь ей, но Наиме оттолкнула его руки и прикоснулась губами к его уху.

— Я хочу, — она поцеловала изгиб его уха. — Я хочу снова посмотреть на тебя.

Посмотреть на него и прикоснуться к нему. Она и представить себе не могла, что у неё когда-нибудь будет ещё один шанс.

Он прерывисто вздохнул и кивнул, прикоснувшись губами к её шее и подняв руки к её волосам. Он пальцами зарылся в свернутые косы, выискивая и вынимая шпильки. Пока он работал, она делала то же самое, распутывая влажный тугой узел на ткани, обтягивавшей его талию.

Когда он вытащил шпильки из её волос и косы рассыпались по спине, он поднял голову и наклонился, чтобы положить шпильки на стол. Она размотала кусок чёрной ткани с его талии и бросила его рядом со шкафом. Он мокрой кучей упал на ковёр. Макрам снял ботинки и пнул их в направлении ткани. Наиме расстегнула застежки его угольно-серого фераса, ставшего чёрным от растаявшего снега, и вместе они стащили его с него.

— Есть более быстрый способ, — сказал он грубым голосом, который выдавал желание.

Наиме оторвала взгляд от пуговиц его энтари. Дым, как гонимые ветром облака, струился под его кожей, чернота застилала глаза, как пролитые чернила. Её пальцы дрогнули в своей работе.

— Они всё равно испорчены.

— Ты имеешь в виду свою магию, — она обдумала это. Но раздевать его было приятно, и внутри неё зародился устойчивый трепет предвкушения. — Только энтари. Я хочу всё остальное.

Он издал тихий звук, который она не смогла истолковать, и наклонил голову к ней для поцелуя. Если он и хотел, чтобы это был нежный поцелуй, то забыл об этом, потому что он быстро накалился. Поцелуи, которые он дарил ей в палатке, были медленными и терпеливыми. Теперь он завладел её ртом зубами и языком, его хватка поддерживала её, но не ограничивала. Тихий звук вырвался у неё, и она изогнулась к нему, её пальцы всё ещё были на одной из застежек его энтари.

Его магия двигалась, как он приказывал, и застежка в её пальцах рассыпалась. Наиме открыла глаза, неохотно отстраняясь от его поцелуя. Нити и пыль осыпались на пол у его ног. Она потёрла пальцами кусочки плетёной застежки, которую держала в руках.

— Замечательно, — объявила Наиме, и Макрам ухмыльнулся, часть тумана покинула его выражение.

— Это первый раз, когда я слышу такое о своей магии.

— Надеюсь, это не твой обычный способ раздевания? Как дорого это, должно быть, обходится.

Она улыбнулась. Он покачал головой, нежно проведя пальцем по её подбородку.

Когда она взялась за подол его кафтана, он помог ей, схватив его, и вместе они подняли его через голову. Наиме сорвала полотенце с его шеи, прежде чем он сбросил его, и он перебросил кафтан через плечо. Она не забыла, что он был ранен. Но на доказательства этого было трудно смотреть. Одна зашитая рана пересекала его левый бок, от пупка и вверх по рёбрам. Другая почти повторяла его на другой стороне, хотя и была более прямой, от бедра до подмышки. Их покрывали волдыри от тепловых ударов Джемиля. Синяки обрамляли обе раны: сердито-фиолетовые и красные внутри, переходящие в зелёные и желтые по краям. Его магия танцевала и кружилась, дым поднимался от бёдер к плечам, оставляя пятна под кожей.

— Я ненавижу это.

Наиме прикоснулась к нему, следуя линии более прямой раны. Его желудок сжался, и у него перехватило дыхание. Его глаза были полузакрыты, когда она посмотрела ему в лицо.

— Я надеюсь, ты имеешь в виду раны, — проворчал он.

Наиме прищёлкнула языком и, подняв полотенце, провела им по его груди и плечам, а затем более нежно похлопала по животу и бокам. Она всё время боялась, что может зацепиться за швы, но, если и зацепилась, он не подал виду.

— Я имею в виду раны, тщеславное создание, — она обхватила его руками и протянула полотенце по его спине. — Хочешь знать, что я об этом думаю?

Она скользнула рукой вниз по широкой равнине его спины, по выступающим мышцам и бороздчатому каналу позвоночника.

— Да.

— Я не могу выкинуть тебя из головы. Я едва могла говорить с тобой в тот день в конюшне. Я так сильно хотела прикоснуться к тебе.

— Сделай это, — приказал он, хватая её за пояс и притягивая к себе. — Прикоснись ко мне.

— Где?

Ей нравилось, что он был немного жадным, нравилось давать ему некоторую меру контроля, потому что он брал только часть, а не всё.

— Где угодно. Как ты захочешь, — он наклонился к её шее, всё ещё держа её за пояс, и поцеловал ниже уха. — Своими руками, ртом, языком, зубами. Я твой.

Его слова послали копья острого, пугающего жара от её груди к сердцевине и притупили её мысли до медленной, неграмотной путаницы. Макрам вздрогнул, и она поняла, что его кожа под её руками холодная и покрыта гусиной кожей.

— Я думаю, — она провела ладонями по всей длине его рук, пальцы скользнули по мышцам, её большие пальцы изогнулись во впадинах его локтей, — тебе холодно.

— Я действительно старался изо всех сил, чтобы замерзнуть там до смерти, — признал он, его взгляд опустился на её живот. — Ты, с другой стороны, кажешься слишком горячей. Ты могла бы согреть меня.

Его пальцы быстро справились с её поясом, и он бросил его ей за спину, затем снял другую драпировку из ткани, и сделал то же самое.

— Макрам, — сказала Наиме, когда он начал расстёгивать плетёные золотые пуговицы её энтари. — Прежде чем…

Он сбросил энтари с её плеч, и оно упало к её ногам. Это было скорее украшение, чем щит или покрывало, и на ней был тяжёлый кафтан, а также более лёгкий кафтан, сорочка и всё ещё её сальвар. Но потеря энтари заставила её почувствовать себя гораздо ближе к обнажённой, чем она была на самом деле.

Она схватила его за руки, нежно коснувшись забинтованной.

— Есть риск, на который я не могу пойти с тобой, — быстро сказала она.

Во дворце в Нарфуре у неё был доступ к чаям и травам, которые предотвратили бы осложнения, но здесь она не могла воспользоваться этим шансом.

Распространяющаяся ночь в его глазах отступила, когда он моргнул, как и магия под его кожей. Он кивнул.

— Я знаю, красавица.

Наиме никогда не слышала, чтобы это слово превращало благоговение в состояние бытия, в самое тёплое, истинное выражение чувств. Это никогда ничего не значило. Ты прекрасна. Говорили они. Какая прекрасная принцесса. Как удачно, что она красива. Слово, которое ничего не описывало о том, кем она была или чего хотела, как она работала, чтобы быть такой, какой ей нужно быть. Но в его голосе, сформированном ночью и покоем, прозвучало всё, что, как она знала, он видел в ней. Глаза Наиме горели, и ей пришлось проглотить вздох, подозрительно похожий на всхлип.

— Позволь мне прикоснуться к тебе и обнять тебя, — сказал он. — Дай мне увидеть, как ты сияешь. Я не буду просить ни о чём другом.

Он поднял руки к её волосам и начал пальцами расплетать её косы.

— Несмотря на твоё сравнение, — Наиме пришлось сказать что-то резкое, чтобы укрепить те части себя, которые разваливались на части, — я не магический шар, которому можно приказать светиться в удобное для тебя время.

— Я никогда не отступаю перед вызовом, — сказал он, — и ты уже знаешь это.

Раздался тихий стук в дверь.

— У меня есть сухая одежда, — сказала Самира с другой стороны.

Макрам отступил назад, так что дверь закрыла его от посторонних глаз. Наиме открыла дверь и Самира бросила быстрый взгляд на её отсутствующее энтари и распущенные волосы и протянула ей одежду.

— С тобой всё в порядке? — спросила Наиме.

Самира указала на спальный тюфяк, который лежал напротив двери в холл.

— В сто раз комфортнее и теплее, чем на равнинах, — сказала она. Затем она улыбнулась и накрыла ладонью тыльную сторону ладони Наиме. — Когда ты счастлива, со мной всё в порядке.

Наиме поцеловала её в щеку, затем закрыла дверь и разложила одежду на кровати.

— Я сплю голым, — сказал Макрам, прижимаясь к её спине, обхватывая её руками.

Он прижал её руки к бокам, когда она занялась раскладыванием кафтана и сальвара, которые принесла Самира.

— Даже в дикой местности?

Наиме повернулась и посмотрела на него поверх плеча. Ей нравилось, как его объятия заставляли её чувствовать себя в коконе, как они заставляли её сердце подпрыгивать к горлу и биться сильнее. Он рассмеялся.

— Нет. Это что, дикая местность?

— Это очень похоже на ситуацию, в которой спать голым может быть опасно.

— Я не уверен, как ты себе это представляешь, — сказал он. — Это не так, как если бы части человека просто действовали по собственной воле.

Настала очередь Наиме рассмеяться, и он развернул её так, чтобы она оказалась лицом к нему.

— Я надену сальвар, если это сделает тебя счастливой. Но больше ничего. Я презираю, когда меня связывают и путают в простынях и одежде, пока я сплю.

— Очень хорошо.

Наиме вцепилась пальцами в верхнюю часть сальвара, который он всё ещё не снял. Сальвар был мокрым и прилип к его коже, несмотря на то, как долго Макрам стоял в нём. Снова его тело отреагировало, его живот напрягся, и он придвинул бёдра ближе, а руками сжал её локти. Наиме подняла руки от сальвара и провела пальцами вниз по плоскому пространству его живота, между его ранами. В центре его тела было едва заметное углубление, начинающееся от горла, ведущее к пупку, где оно заканчивалось. Наиме провела по нему вверх и расправила ладони, чтобы провести ими по более широким мышцам его груди и плеч. Она была загипнотизирована им, различиями их тел, каждым его изгибом и выпуклостью. Одной ночи никогда не будет достаточно, чтобы запомнить его.

Она подняла к нему лицо, и он поймал её губы в поцелуе. Наиме скользнула руками по его плечам и вокруг шеи, обхватив её руками, и приподнялась на цыпочки, чтобы встретиться с ним взглядом. Он укротил её своими поцелуями, находя губами и языком каждое нежное, чувствительное местечко на её шее, пока его пальцы расстёгивали крошечные пуговицы её кафтана. Как только верхний кафтан оказался на полу, он стянул нижний лёгкий кафтан с неё через голову, и она осталась только в сорочке и сальваре.

Он провёл ладонями по её обнажённым рукам, и её кожу стало покалывать. Она подалась ближе к нему. Его руки сжали её предплечья. Между ними было так много слоёв одежды, а теперь осталась только сорочка. Тонкая, мягкая и совершенно не подходящая для задачи создания барьера любого рода.

Наиме опустила руки с его шеи на талию, к лёгким бугоркам мышц над каждым бедром. Его кожа была холодной и шершавой под её пальцами. Она не могла смотреть на него сейчас, не тогда, когда могла чувствовать даже малейшее движение сквозь ткань своей сорочки, твёрдую гладкую грудь, прижатую к её изысканно чувствительным грудям. Его живот прижимался к её животу, и внезапно каждая частичка её кожи взмолилась о прикосновении, о грубой ласке его рук.

— С тобой всё в порядке? — спросил он, левой рукой поглаживая её по спине.

Наиме кивнула.

— Скажи мне «нет», — сказал он, когда его пальцы вцепились в её сорочку и потянули её вверх, — на что угодно, и мы остановимся.

— Прекрати болтать, — она улыбнулась ему, чтобы подразнить.

Он ухмыльнулся и, наклонив голову, прикусил её ухо, затем поцеловал местечко под мочкой, обеими руками поднимая её сорочку до бёдер, чтобы развязать узел ткани, который удерживал её сальвар на бёдрах. Наиме сделала то же самое с его оставшейся одеждой. Занятие чем-то помогло ей отвлечься от неизбежной нервозности, связанной с тем, что мужчина впервые снимает с неё одежду. Макрам быстро справился с этим, его пальцы развязали ткань и спустили сальвар с её бедер. Они образовали лужицу вокруг её лодыжек. Наиме вышла из ткани, продолжая свою менее ловкую попытку снять его сальвар.

— Я считаю до пяти, — сказал он, позволяя её сорочке снова опуститься на её тело. — Потом она пойдёт тем же путем, что и мой энтари.

Наиме нетерпеливо вздохнула.

— Я сказала, что хочу это сделать сама.

Узел, наконец, развязался, и она откинула два конца ткани в сторону, затем засунула пальцы спереди.

— Один, — промурлыкал Макрам.

Должна ли она давить спереди или с боков? Сзади? Наиме задумалась. Если она надавит на переднюю часть, то может непреднамеренно коснуться тех частей, которые она не была уверена, что должна касаться в данный момент. И сзади таилась та же опасность.

— Два, — Макрам тихо рассмеялся, и она подняла на него взгляд. — Три.

Наиме провела большими пальцами по верхней части сальвара, по плавному изгибу низа живота между выступающими тазовыми костями. Она провела пальцем по линии чёрных как смоль волос от его пупка до верхней части сальвара. Она могла раствориться только в этой его части, в хитросплетении мышц, венчающих его бёдра, в мускулистой, покрытой шрамами талии, в том, как его кожа дрожала и покалывала от её прикосновений.

— Четыре, — прохрипел он. — Пять.

Наиме скользнула руками по его бёдрам и опустила сальвар вниз в тот же момент, когда тёмный дым окутал его кожу, когда он ослабил хватку, чтобы произнести заклинание. Макрам схватил её за талию и швырнул на кровать, как будто она ровно ничего не весила. Она смотрела на него снизу вверх, пока он полз к ней на четвереньках, приподнимаясь на локтях.

— Ты тёплая, — пророкотал он, опускаясь на неё всем весом и прижимаясь поцелуем к её ключицам, обнажённым низким вырезом сорочки.

Дышать под его весом было непросто, а эфемерный материал её сорочки и его нагота сочетались в порочном тандеме, делая жёсткое давление его возбуждения на её бедра совершенно очевидным, так что она вообще не дышала.

Наиме была невинна только в самом акте. Её мать была преподавателем в университете, она была склонна к прямоте и любила возможность поучать. На любую тему. Точно так же она учила Наиме убеждению, что вещи, которые не являются тайной, гораздо менее привлекательны для подростка. Тем не менее, это было достаточно загадочно, что у неё возникло искушение оттолкнуть его, чтобы она могла увидеть его, поскольку он не позволил ей даже мельком взглянуть.

Он поцеловал её, заставляя лечь на спину, его язык скользнул по её языку с таким наглядным намёком, что огонь расцвел в её животе и между ног, пульсируя. Она выгнулась под ним, обхватив руками его спину и бездумно проводя ногтями вверх и вниз по его коже. Макрам пошевелился и застонал. Его стон вибрировал в его груди и в её. Он приподнял колено к её бедру, чтобы снять с неё часть своего веса. Наиме оторвалась от поцелуя и сделала полный, глубокий вдох, опустив одну руку со спины на бедро.

Жёсткие волосы сминались под её ладонью, а мышцы на его ноге двигались и сгибались, когда он сместился, напряжённый под её хваткой. Плоская поверхность его колена, обрамлённая мышцами и сухожилиями, привлекла её внимание. Она очертила на нём круг кончиками пальцев.

— Мне потребовалась бы целая жизнь, чтобы познать каждую твою частичку, — слова казались колючими, когда она их произносила, наполненные смыслом, который она не хотела вкладывать, но и ложью они не были.

— Уже препарируешь меня, дочь Первого Дома? — криво усмехнулся он.

— Немного, — сказала она.

Он опёрся на руку, предоставив ей возможность двигаться, и наблюдал за ней с ошеломлённым выражением лица, которое говорило о том, что в этот момент его тело управляло больше, чем разум.

— Но только потому, что я хочу гораздо больше времени, чем у нас есть.

Отстранённость покинула его глаза, сменившись лёгкой грустью.

— Да.

Он наклонил голову и провёл переносицей по её подбородку.

— Я бы хотела увидеть тебя.

Наиме провела руками вверх по его бедру и обратно.

— И погубить тебя для любого, кто будет после меня? Это будет жестоко, — вымолвил он во впадинку её горла.

Наиме ущипнула его за бедро в знак упрёка, и он вздрогнул, тихо рассмеявшись ей в кожу.

— Думаю, возможно, ты уже это сделал.

Она подняла голову и поцеловала его в плечо. Он замер.

— Я не могу решить, будут ли это твои сладкие прикосновения или твои невыносимые слова, которые положат мне конец.

Он пошевелился, перекатываясь на бок и увлекая её за собой.

— Мне не следует их произносить?

— Нет, — сказал Макрам. — Скажи их все, чтобы они были у меня, когда я не смогу вспомнить, как ощущаются твои прикосновения.

Она закрыла глаза, желая сдержать слёзы. Она просунула одну руку ему под шею, а другую накрыла ею, прижимая его к себе. Левой рукой он обхватил её и прижал к себе, когда перекатился с боку на спину. Наиме не отпустила и не ослабила хватку, прижавшись головой к его голове и пытаясь сдержать свои эмоции.

— Я говорил тебе, что между тобой и мной не место контролировать себя, и я также сказал тебе, что чувствую твоё горе, — сказал он в её волосы, которые рассыпались по плечам и вокруг них.

— Если я отпущу, — Наиме судорожно втянула воздух, — мы потратим это время на то, чтобы собрать все мои осколки.

— Я хочу их, — сказал Макрам. — Я могу помочь тебе нести их.

Его руки крепче обхватили её. Воображаемая трещина вскрылась в её груди, боль от этого была достаточно реальной.

— Поистине ужасающий маг смерти, — она коснулась его губ, — который может разбить сердце своей нежностью.

Он обхватил ладонями её лицо, отрывая её голову от себя, затем собрал её волосы в кулак и отвёл их от её лица, целуя её. Он поднял голову с кровати, преследуя её, когда она села ему на ноги. Он заявлял на неё права всё полнее с каждым медленным, резким движением своих губ по её губам.

— Я должен остановить нас сейчас, — простонал он, когда прервал последний поцелуй, — прежде чем я больше не смогу заставить себя.

Говоря это, он поднял её со своих колен. Наиме опустилась на колени на одеяла, не в силах ответить такими же разумными словами, как у него, и смотрела, как он встаёт с кровати.

Он повернулся к ней лицом, натягивая сухой сальвар. Она не могла не наблюдать за ним, хотя и пыталась выбрать место, на котором можно было бы сосредоточиться. Сначала мускулистый изгиб его спины, когда он наклонился, чтобы вставить ноги в штанины сальвара. Затем изгиб его рук, когда он потянул их вверх.

Она никогда не видела полностью обнажённого мужчину. Её мать рассказывала ей, как выглядит пенис, но сам орган не совсем соответствовал тому образу, который она представляла с тех пор. Это было чуждо, завораживающе и эротично, и ей так сильно захотелось прикоснуться к нему, что она сжала руки в кулаки и впилась ногтями в ладони. Он остановился, когда понял, что она смотрит на него, сальвар на три четверти поднялся по его ногам, рисуя линию ткани, которая только подчеркивала то, от чего она уже не могла отвести глаз.

— Иди сюда, — сказал он с теплотой и юмором.

Наиме на коленях подвинулась к краю кровати.

— Знаешь ли ты, что иногда ты смотришь на меня так, как будто я самая очаровательная вещь, которую ты когда-либо видела?

— Так и есть, — сказала она.

Его брови сошлись вместе, и, отпустив сальвар, он схватил её за плечи и притянул к себе.

— Я сказал тебе прикасаться ко мне, — он провёл ладонями по её рукам, взяв её запястья и сведя их вместе, — как ты хочешь.

— Но ты сказал, что мы должны остановиться, иначе ты больше не сможешь.

— Небольшое преувеличение. Я не безмозглое животное. И я хочу, чтобы ты это сделала, — сказал он. — Мне нравится, как ты смотришь на меня. Я хочу… — его дыхание участилось. — Я хотел бы быть тем, кто покажет тебе всё.

Наиме поцеловала его, вырывая свои руки из его хватки. Он держал её правую руку в своей левой и направил её ладонь по своему возбуждению. Она сомкнула пальцы вокруг него, и он скользнул рукой к её запястью, когда оторвался от её поцелуя и потёрся лбом о её лоб. Его эрекция была тяжёлой в её руке и, казалось, двигалась по собственной воле, пульсируя, когда она сжимала её. Кожа была мягкой и горячей, ствол шокирующе твёрдым. Макрам сделал ещё один осторожный вдох, его пальцы на её запястье сгибались и разжимались. Когда она провела рукой от основания к кончику, он всем телом подался к ней, откинул голову назад и застонал. Звук отличался от любого другого, который он издавал, наполняя её жадным желанием заставить его сделать это снова. Но она отпустила его, думая, что, если он только один раз прикоснётся к ней там, где её потребность была наибольшей, это может быть больше похоже на пытку, чем на удовольствие.

Макрам вздохнул, натянул сальвар и завязал его вокруг бёдер. Его длина означала, что, когда он прижимал свою эрекцию к животу, головка показывалась над поясом. Наиме обвела пальцами выступающий кончик. Позволит ли он ей прикоснуться к нему губами? Кожа была мягкой, она не могла отделаться от мысли, что поцелуи лучше подходят к ней, чем другие прикосновения. Но тогда, как она вообще могла спросить о таком? Вместо этого она спросила что-то ещё.

— Это не больно, сдавливать его вот так?

Он засмеялся и покачал головой, сжимая её пальцы и поднося их к своим губам.

— Может, притворимся, что спим?

Он улыбнулся ей, но улыбка была натянутой и мимолетной, а не той лёгкой, которую он обычно предлагал. Это было не то, чего она хотела. Не то, чего хотело её тело. Но в тёмном уголке своего рационального сознания она знала, что всё остальное было риском, на который она не могла пойти.

Наиме соскользнула с кровати и обошла кровать, чтобы откинуть одеяло. Макрам стоял позади неё, когда она наклонилась, чтобы дотянуться до дальней стороны, и потянула за одеяло. Он прижался своими бёдрами к её, притягивая её за бедра к своей твёрдой длине. Наиме развернулась, и он наклонился, чтобы подхватить её под зад и поднять на кровать. Он раздвинул её колени руками и проник между её ног. Она напомнила себе, что они играют в игру с огнём. Но её тело говорило ей, что это именно то место, где она хотела его видеть. Между её ног. Наполняя её и заставляя пустую боль внутри неё прекратиться.

— Сияй для меня, — сказал он.

Наиме поджала губы.

— Я хочу знать, что ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя, — сказал он, заставляя её снова лечь на спину, когда он наклонился над ней. — Сияй для меня.

Наиме откинулась назад и забралась под одеяло, а Макрам забрался на кровать и прижался к ней всем телом, склонившись над ней. Его взгляд блуждал по её лицу, её шее. Он задержался на её груди, которую едва прикрывала сорочка, и положил руку между ними. Наиме прижала руку к его сердцу и закрыла глаза. Она осторожно расплела свою магию, освободив её достаточно, чтобы дать ему то, что он хотел, пустив её свет по всей комнате. Она открыла глаза.

Его магия отвечала её магии тенью на её свет. Дым под его кожей, затененные языки пламени, вьющиеся сквозь и вокруг резкого, яркого света её силы. Они были вихревой, постоянно меняющейся гармонией. Его покой для её бури, его беспокойство для её спокойствия, его безрассудство для её планирования, её независимость для его верности. Ночь и день, сумерки и рассвет, конец и начало.

— Я уравновешена, потому что сломлена, — декламировала Наиме, полная печали и радости.

Знал ли он стихотворение Колеса? Оно было старо, как магия.

— Части, которые составляют целое, — пробормотал он, убирая волосы с её лица.

— Каждый знак радости и печали, заплаченный за то, чтобы сформировать мою душу.

Было ли знакомство с ним и его потеря платой за спокойствие в её жизни? Слёзы навернулись ей на глаза, и он поцеловал уголки, где они собрались.

— Ибо я — ничто, а ты — всё, — выдохнул он ей в щёку, изменив слова стихотворения в соответствии с собой, так что они стали разглашением и откровением.

Он прикоснулся губами к её губам.

В это было нечто большее, но вместо этого она ответила на его поцелуй, вдыхая его тёмный, тёплый запах. Он перекатился на спину и притянул её к себе.

Наиме прислушивалась к сильному, ровному биению его сердца, а он гладил пальцами её волосы, и больше ни один из них не произнёс ни слова. В конце концов, его дыхание выровнялось, а его пальцы замерли на ней. В темноте и тишине она прислушивалась к метели снаружи, к ветру, бьющемуся в окно. К буре, которая не прошла.

ГЛАВА 28

Макраму пришлось выползти из сна, такого же абсолютного, как пустота. Такой сон не пугал, а успокаивал. Это было тёплое и безопасное место. Но он всё же нашёл выход из него, потому что где-то ближе к сознанию, он мог чувствовать тёплую, мягкую фигуру рядом со своей, и он хотел этого.

В какой-то момент она соскользнула с него, хотя сомневался, что за всю ночь не пошевелил ни единым мускулом. Вместо того чтобы лежать на нём сверху, как это было, когда он заснул, она свернулась калачиком, прижавшись к его боку, устроившись между его вытянутыми рукой и ногой. Макрам потёр пальцами глаза и поднял голову, чтобы видеть её. Она лежала, подтянув колени к груди, закинув на них одну руку, другую подложив под голову, её ладонь лежала на его запястье. Он перекатился на бок и поморщился, когда острая боль пронзила рёбра, напомнив ему, что он ещё не совсем здоров. Наиме издала мягкое, сонное ворчание, когда он притянул её к изгибу своего тела.

За окном продолжал падать снег. В комнате было прохладно, но под одеялом, свернувшись калачиком, им было тепло. Макрам зарылся лицом в спутанные шелковистые волосы. Может быть, буря никогда не пройдёт, и он сможет удержать её. Может быть, они могли бы остаться такими, какими были, в комнате, где остального мира не существовало. Ему не придётся противостоять своему брату или отдавать её Кинусу или кому-либо ещё. Ему не придётся бояться за неё, когда она столкнётся с Кадиром после неудавшейся ловушки. Они могли бы закончить то, что начали накануне вечером. Он мог так глубоко погрузиться в неё, что они больше не были бы двумя людьми, начинаясь и заканчиваясь в одном существе.

Последняя мысль воспламенила его кровь и единственное едва дремлющее желание этой ночи. Он напрягся, прижавшись к её спине, и подумал, что ему следует отвернуться, но он не хотел её будить.

— Ты не любишь раннее утро, — пробормотала она, её голос был хриплым со сна, — но эта часть тебя, очевидно, любит.

— У меня такое чувство, что вы двое очень хорошо поладили бы, — сказал Макрам ей в затылок.

Её затяжные взгляды и слишком короткие прикосновения прошлой ночью привели его в неистовство от желания. Она затряслась от беззвучного смеха и повернулась к нему лицом, вытянув свои ноги вдоль его ног. Они были обнажены, сорочка задралась вокруг её бёдер, и Макрам прижал колено между её бёдер, закрыв глаза от ощущения шелковистости её кожи.

— Не хочешь сказать ему доброе утро? — спросил он.

Она снова рассмеялась, откинув голову назад, чтобы встретиться с ним взглядом, приподняв одну бровь.

— Это он?

— Я не знаю, кем ещё он мог бы быть.

Он протянул руку под одеяло и погладил её по бедру.

— Ну, я не думала, что это отдельное от тебя существо, — она улыбнулась в замешательстве. — Ты дал ему имя?

Он держал её за бедро, подтягивая его к своему бедру и перекатываясь на неё сверху.

— Не говори глупостей, — он прильнул бёдрами к её бёдрам, прижимая предмет их разговора к её тазу. — Это твоя работа.

Короткий, веселый смех вырвался из неё.

— Я не буду называть твой…

Её щёки вспыхнули, а взгляд скосился.

— Скажи, — он ухмыльнулся. — Есть множество слов, ты можешь выбрать сама.

— Я не буду, — она фыркнула, её глаза метнулись к нему и снова ушли в сторону, — давать имя твоему члену.

Это слово, грубое и жесткое, сорвавшееся с её нежных губ, вызвало острые уколы желания, покалывающие его тело. Колесо, он хотел её.

— Где такой вежливый и утончённый человек, как ты, выучил такое слово? — пробормотал он, желая скрыть неприкрытую потребность в своём голосе.

Она поджала губы и щёки, пытаясь сдержать улыбку.

— Ты же знаешь, я не всю свою жизнь жила взаперти в комнате.

— Ты выучила его не в словаре? — поддразнил он.

Этот вопрос заставил его вспомнить, что, торопясь попасть внутрь, он оставил книгу, которую принёс с собой, в седельных сумках.

— Чёрт бы меня побрал.

Он рефлекторно перекатился на бок, думая о том, чтобы забрать её.

— Макрам?

— Я принёс тебе подарок.

Нет, он не мог пойти за книгой прямо сейчас. Было бы невероятно глупо отказаться даже от мгновения того времени, которое он провёл с Наимой только для того, чтобы вернуть книгу. Он был бы сумасшедшим, если бы оставил её одну в тёплой постели и отправился в поход по снегу. Макрам снова расслабился рядом с ней.

— Подарок? — она сморщила лицо, как будто он сказал что-то отвратительное.

— Куча изумрудов, — сказал он.

Она закатила глаза, и тогда Макрам разразился настоящим смехом. Он никогда бы не подумал, что увидит, как хладнокровная Султана Сабри закатит глаза.

— Что я могу предложить тебе такого, чего у тебя ещё нет?

Он приподнялся на локте и посмотрел на неё сверху вниз. Она подвинулась и оказалась скорее на спине, чем на боку.

— Всех твоих янычар и сипахов, — сказала она с особым оттенком пустого выражения, которое скрывало её внутренний юмор.

Он хотел перевернуться и снова накрыть её, задрать её сорочку и покончить с желанием, которое болезненно пульсировало в его паху. Она хотела его, он мог это видеть. Но она была права, это не стоило риска.

— В обмен на?..

— Я думала, это подарок.

Она два раза медленно моргнула. Поддразнивая его в ответ. Он прижался кончиком своего носа к кончику её носа, и меланхоличное обожание наполнило его сердце и живот до предела.

Она прикоснулась обеими губами к его верхней губе. Макрам подавил желание привлечь её к новым поцелуям. Он не мог оставаться здесь дольше, и будет ещё труднее оторваться, если он начнёт целовать её. Вместо этого он положил свободную руку на её талию и провёл большим пальцем по изгибу нижнего ребра.

— Тебе придётся попросить этот подарок у моего брата. Я всего лишь второй принц, и всё, что я могу тебе предложить это книга.

Удивление испортило спокойствие на её лице. Она уставилась на него, словно ожидая, что он возьмёт свои слова обратно. Обнадеживающе.

Он рассмеялся, увидев алчность в её тёплых карих глазах.

— Что за книга?

— Книга Эмер Сабан. Его имя было в твоих записях, в твоей библиотеке. Они были в синей книге.

— Книга о Чара, — назвала её Наиме, и её взгляд прошёлся по его лицу. — Ты прочитал все мои заметки? — она говорила осторожным, настороженным тоном.

— Ты хочешь восстановить Круг, — сказал он.

Она кивнула в подушку, не сводя с него взгляда. Макрам сглотнул, молясь, чтобы она не задала вопрос, который он видел в её глазах.

— Знаешь ли ты, что в любой момент времени существует только один Чара каждого Дома?

Она пальцами убрала его волосы с подбородка, затем провела ими вниз по склону шеи. Мягкое прикосновение наполнило его кожу ощущениями, но он не мог наслаждаться этим.

— Знаю.

— Я думаю, что без Круга у нас не хватит сил победить Республику, когда они придут за нами.

Она провела пальцами по его ключице, и это прикосновение лишь немного ослабило его растущее напряжение.

— Нельзя восстановить Круг без Чары каждого Дома. Третьего Дома не существует. Я не слышал ни об одном Чара за многие поколения, кроме себя.

— Ты не единственный Чара, — она мягко произнесла это откровение. — И я должна верить, что Колесо не бросит своих детей в трудную минуту. Я должна верить, что если у меня есть желание, энергия, чтобы сделать это, то Колесо повернулось, чтобы сделать это так, чтобы это стало возможным.

— Наиме, — сказал он, — я не могу оставить своего брата. Я всегда был предан ему.

— Я не могу сделать это без тебя, — сказала она, выражение её лица было неосторожным.

Она не умоляла. Вместо этого на её лице отразилось то, что он мог бы назвать отчаянием.

— Возвращайся в Тхамар. У меня есть основания полагать, что твой брат не так предан тебе, как ты ему.

Холодный гнев пронзил его тело, стирая все остальные чувства, и он сел.

— Тарек — причина, по которой ты в это веришь? Это то, что он сказал тебе, когда ты встретилась с ним?

Она не кивнула и не заговорила, но её глаза говорили достаточно правды. Макрам сбросил одеяло и встал.

Почему она послушала Тарека, а не его? Она даже никогда не встречалась с Кинусом. Она медленно села, наблюдая, как он обходит кровать.

— Он не имел права вкладывать идеи в твою голову. Он не имел права говорить с тобой ни о чем из этого.

Он схватил сухой кафтан и натянул его. Наиме выскользнула из кровати и направилась к нему, но остановилась у столбика кровати, давая ему пространство.

— Я считаю, что он сделал это в интересах твоего благополучия и моего тоже. Не для того, чтобы предать тебя.

— Предательство исходит от тех, кто думает, что знает лучше, не так ли? Если ты прислушиваешься к его сплетням, значит, ты не так мудра, как я думал.

Где его чёртовы ботинки?

— Так ты хочешь оставить всё между нами? С гневом и оскорблениями? — её голос прозвучал каменно и холодно.

Макрам выпрямился, повернулся к ней спиной и со вздохом откинул голову.

— Я вынесу своё собственное суждение, когда сегодня встречусь с твоим братом. Наверное, ты достаточно доверяешь мне, чтобы позволить мне самой сделать это? Хотя твоя бурная реакция на эту идею говорит мне больше, чем даже слова Тарека.

— Так ли это?

Макрам повернулся к ней. Её магия, холодная, как зима, и самообладание полностью и до бешенства захватили её. На ней была только сорочка, что мало чем отличалось от того, чтобы стоять перед ним обнажённой. Его телу, казалось, было всё равно, что он сердится или что она проявляет все эмоции мраморной колонны.

— О чём тебе говорит моя реакция?

Она окинула его взглядом с головы до ног. Он вздрогнул, промерзший до костей от её проницательного осмотра.

— Мы изо всех сил защищаем ту ложь, которая защищает наши недостатки. А твой брат — это твой брат, не так ли?

— Он мой брат. Моя кровь. Вместе мы сильнее.

— С тобой он сильнее. А ты сильнее с ним, Чара из Шестого Дома? Агасси всех сил Саркума?

Она отпустила столбик кровати и шагнула к нему.

— Становишься ли ты сильнее, когда тебя игнорируют и не доверяют, обижаются на то, кем тебя сделало Колесо? Ты сильнее, потому что служишь кому-то, кому тебе приходится лгать, чтобы поступить правильно?

— Ты думаешь, что в Тхамаре всё будет иначе? На земле убийц магов? — он усмехнулся.

Она нетерпеливо выдохнула и скрестила руки на груди.

— Делай, что должен, — мягко сказала она, — и я сделаю то же самое.

Он остановился, наклонившись за ботинком. Кануло. Всё исчезло. Нежность, сладость, желание. Всего несколько минут назад она смотрела на него так, словно он был ей небезразличен, но теперь, когда он не дал ей того, чего она хотела, она смотрела на него так же, как на любого из своих Визирей. Как на препятствие.

— Тебе всё равно, не так ли? — сказал он. — На нас, — он указал между ними, — просто всё дело в твоих планах. В твоём круге. Альянсе.

— Если эта мысль дарует тебе покой, тогда можешь оставить её при себе, — она подняла с пола свой энтари и надела его. — Тебя не волнует моя реакция? Как я должна действовать? Должна ли я в слезах выбежать из комнаты и рассказать о нашей неосмотрительности всем за дверьми? — она провела пальцами по волосам и собрала их в узел на затылке. — Должна ли я горько плакать на плече моей слуги из-за того, что ты отказал мне, и показать свою слабость любому, кто мог бы слушать?

— Всегда планируешь, — сказал он, заметив свой второй ботинок, наполовину спрятанный под кроватью, — никогда не думаешь о том, что ты чувствуешь, лишь о том, как тебя видят все.

Она отшатнулась, в её глазах вспыхнула боль.

— Я должна быть в состоянии думать дальше текущего момента. Потерять себя и свою дисциплину… это не та роскошь, которая у меня когда-либо была.

Она повернулась к окну спиной и обхватила себя руками. Макрам схватил ботинок и натянул его.

— Самира, — позвала она.

Дверь приоткрылась.

— Пожалуйста, убедись, что Агасси полностью одет, прежде чем он выйдет, и что он не оставит здесь ничего из своих вещей.

— Да, Эфендим.

Самира поклонилась в знак согласия.

— Не беспокойся. Я сам справлюсь, — сказал Макрам.

Самира отошла в сторону, выпуская его из комнаты.

ГЛАВА 29

День только начал налаживаться, когда Макрам вышел из комнаты Наиме. Его брат отказался встретиться с ним до того, как Наиме должна была предстать перед Старейшинами. Он надеялся на шанс помириться с Кинусом до того, как они окажутся в присутствии Старейшин, когда Кинус будет слишком хорошо осознавать, что выглядит слабым. Он также надеялся убедить своего брата, что условия, которые он получил от Кадира, не были истинными. Возможно, был бы шанс выдать это за ошибку, если бы он поговорил с Кинусом наедине, но в присутствии Старейшин его только убедили бы в том, что это было какое-то целенаправленное оскорбление.

Тарек нашёл его утром и сообщил, что раненый охранник Наиме чувствует себя лучше, но недостаточно стабилен, чтобы путешествовать. Старейшина Аттия прибыл на встречу со Старейшинами, но Кинус изолировал их всех в тронном зале, поэтому Макрам не смог поговорить с ним. И в качестве последнего, смертельного удара, стало то, что кто-то украл из его кабинета настоящие условия альянса, которые они принесли с собой.

Макрам остановился, прежде чем дойти до арки, ведущей в тронный зал его брата, и повернулся лицом к Тареку. Он ещё не говорил с ним о том, что тот сказал Наиме. Поскольку Кинус действовал столь неразумно, придавая истину любым представлениям, которые Тарек вложил в голову Наиме, было трудно отчитать своего друга за вмешательство. Он просто хотел, чтобы они поняли Кинуса так же, как понимал он. Когда он повернулся к нему, Тарек сцепил руки за спиной и тоже остановился.

— Ты переступил черту.

— У меня не было выбора.

— Лошадиное дерьмо.

— Это зловоние исходит не от меня, — сказал Тарек, прищурив глаза. — Я только хочу позволить тебе лгать самому себе. Как только это начнёт влиять на других, как только это начнёт угрожать Саркуму, я придержу коня для тебя, если это потребуется.

— Чего ты надеялся достичь, делая это?

Макрам не мог понять, почему Тарек вбивает клин между ними.

— Я надеялся, что твоя любовь к ней откроет твои чёртовы глаза.

— Я не люблю её, — сказал Макрам.

Тарек поднял взгляд и фыркнул.

— Колесо сохрани меня, ложь, которую ты сам себе скармливаешь, — он посмотрел в сторону арки, затем наклонился вперёд и, понизив голос, продолжил: — Я предупредил её, что твой брат неуравновешен, потому что ты не можешь вытащить голову из своей задницы, чтобы сделать это. Я сделал это, чтобы защитить единственного правителя, который, по моему мнению, заботится об интересах народа. Единственного, кто видит вещи ясно. Я хочу верить, что ты видишь это, но ты по-прежнему ослеплён своей преданностью к брату. Возможно, когда-то он был тебе другом, но больше им не является.

— Не говори таких вещей, — упрекнул Макрам, бросив взгляд на двери.

Если Кинус услышит его, он окажется в тюрьме. Холодные тиски сжали его сердце. Тарек стоял, как был, с каменным лицом и молча, наблюдая, как осознание захватило Макрама и вцепилось в него мёртвой хваткой.

Наиме даже не вынесла бы приговор без суда человеку, о виновности которого знала. Кинус посадил бы в тюрьму лояльного человека даже за то, что он осмелился произнести слова, предполагающие, что он несправедлив. Макрам прижал ладони к глазам.

— Иди, проводи Султану, — сказал он.

Тарек поклонился и зашагал прочь.

Макрам прислонился спиной к стене, прислушиваясь к гулу низких голосов, доносившихся из тронного зала Кинуса. Он воспользуется несколькими минутами, которые у него были до её прихода, и попытается воззвать к Кинусу. Он оттолкнулся от стены и прошёл остаток пути до тронного зала. На нём был самый официальный кафтан и энтари, оба из чёрной парчи, расшитые угольными маками, и он оставил свой меч в своих покоях. Оба действия были жестами уважения, которые, как он надеялся, помогут успокоить его брата.

Он остановился в арке и упал на колени, когда секретарь объявил о нём. И только когда Кинус издал звук признания, он встал и вошёл в зал. Старейшины стояли по обе стороны прохода, стоя в том, что Макрам в шутку называл их загонами. Коробки, отделанные позолоченными геометрическими решетчатыми панелями высотой до бёдер. Некоторые приветственно улыбались Макраму и кивали, не осмеливаясь поклониться ему в присутствии Кинуса. Томан стоял в дальнем конце ложи справа от Макрама и кивнул ему в знак солидарности, когда тот проходил мимо. Почему они вели себя так, как будто он направлялся на виселицу?

Стражники выстроились вдоль стены позади Кинуса. В тронном зале никогда раньше не было ничего подобного. Они всегда стояли за дверями. Ещё больше вооруженных людей выстроились вдоль стен позади Старейшин. Тяжёлая мантия страха накрыла его, когда он снова опустился на колени у помоста. Он наклонился вперёд и пал ниц.

Кинус сидел на обитом бархатом, украшенном резьбой стуле с высокой спинкой. Его супруга, леди Амаль, сидела рядом с ним, но не на стуле, а на маленькой, короткой скамеечке, так что её голова и плечи были ниже его. Королева сидела бы на одном уровне с ним. Но Кинус не нашёл женщину, которую считал подходящей в качестве королевы, хотя это не помешало ему выбирать супруг для своего гарема. Макрам не мог не попытаться представить Наиме рядом со своим братом, и это вызвало такую волну страданий, что ему пришлось немедленно подавить этот образ, иначе он рисковал развязать свою магию.

— Приветствую тебя, Мирза, — сказал он.

В зале воцарилась тишина, которая длилась так долго, что Макрам рискнул поднять голову. Кинус уставился на него, мышцы его шеи и челюсти напряглись, взгляд пылал. Макрам медленно выдохнул. Напряжение скрутило его желудок, и он почувствовал, как съёжился, превратившись в мальчика, который всё ещё жил внутри него. Мальчик, который всё ещё искал одобрения, всё ещё думал, что его магия была его ошибкой, чем-то, что он сделал неправильно. Мальчик, который мог отвлечь внимание от своей проклятой силы, направив её в другое место с помощью дерзких решений и безрассудного поведения.

— Объяснись, — Кинус не закричал, хотя Макрам видел, что он был недалёк от этого.

— Как ты и сказал, Мирза. Тхамар, казалось, пребывал в состоянии отчаянии. Я хотел выяснить, достойно ли вашего интереса то, что они намеревались предложить в качестве союза.

Макрам-мужчина, знал, что был прав, знал, что риск был оправдан. Мальчик-Макрам съёжился, уткнувшись подбородком в колени, ожидая наказания, ожидая отрицания.

— Не лги мне!

Кинус вскочил на ноги. Амаль протянула руку, как будто хотела дотронуться до него, но затем заколебалась и положила руки на колени. Она слегка, отчаянно покачала головой Макраму, но он не знал точно, чего она хотела, чтобы он не делал.

— Ты отправился туда, чтобы заключить союз за моей спиной. Ты отправился туда, чтобы попытаться отнять у меня трон с помощью Тхамара.

Макрам молча уставился на него. Он казался не совсем вменяемым. Его глаза были дикими, дыхание явным и учащённым, а руки сжимали подлокотники трона. Что произошло в его отсутствие, что вызвало такое выражение в его глазах? Ничего, понял он. Кинус всегда был таким. Изменился не Кинус.

Макрам глубоко вздохнул, с его сознания спала завеса; фильтр, через который он видел, как Кинус исчез. Что послужило причиной этого?

Из-за спины Макрама донёсся шорох, сопровождаемый задумчивым шёпотом Старейшин. Взгляд Кинуса переместился с Макрама на дверь позади него, как и взгляд Амаль. Её губы сжались, взгляд метнулся к Макраму и снова на дверь. Кинус откинулся на спинку своего трона, упёршись на него локтем и приложив пальцы ко рту. Нельзя было ошибиться во внезапном созерцательном удивлении, и Макрам понял, что прибыла Наиме. Уродливое, ревнивое чувство собственника вспыхнуло в его груди.

Её мягкие шаги зазвучали по кафелю, когда она приблизилась к спине Макрама. Запах зимы и роз наполнил его ноздри. Макрам сделал свободный вдох и упивался ясным и острым умом.

— Приветствую, Мирза Рахаль, я Принцесса-султан Наиме Сабри иль Нарфур, делегат султана Омара Сабри Шестого из Тхамара, — сказала Наиме, подойдя к Макраму и опустившись на колени рядом с ним.

Затем она наклонилась вперёд и также распростёрлась ниц. Она была одета во всё белое. Её наряд переливался, как жемчуг, меняясь при движении, с белыми вышитыми пальметтами и золотой тесьмой на рукавах, подоле и горле кафтана. На его фоне её волосы казались чёрными, заплетенные в косу на висках и свободно ниспадающие на спину. На ней была диадема попроще, чем те, в которых Макрам видел её раньше, на этот раз это была единственная лента из плетеного серебра толщиной с его мизинец, с маленьким сапфиром, который свисал с её лба.

Она была безмятежной и красивой, и, когда она была рядом, он чувствовал себя выкованным из адаманта. Макрам снова взглянул на Амаль, которая смерила Наиме острым взглядом, и черты её обычно улыбающегося лица стали суровыми.

— Тебя не приглашали, Султана, — сказал Кинус.

Старейшины посмотрели друг на друга. Даже те, кто поддерживал Кинуса, были удивлены его грубостью. Пульс Макрама ускорился, ударяя в уши ровным, жёстким гулом. Она не знала, что у Кинуса не было настоящих условий её отца. Он должен был немедленно пойти к ней и предупредить, что их украли. Но его проклятая гордость…

— Я знаю, Мирза Рахаль, и я должна просить у вас прощения, — сказала Наиме ровно и спокойно. — Я давно надеялась, что Саркум и Тхамар смогут объединиться и уравновесить Колесо. Когда Агасси сообщил мне, что вы отклонили предложение моего отца о союзе, я умоляла его привести меня к вам, чтобы лично могла попытаться убедить вас.

Она почтительно опустила глаза, но её голос был сухим, когда она добавила:

— Я надеюсь, вы сочтёте нужным простить мою импульсивность.

Макрам внутренне содрогнулся.

— Ты красива и, очевидно, разделяешь склонность моего брата к принятию поспешных решений. Я понимаю, почему он удовлетворил твою просьбу, — голос Кинуса звучал снисходительно, но Макрам понял, что это ловушка.

— Ваши слова слишком добры, Мирза Эфендим. Наш дворец был более чем рад принять Агасси. Он оказал вам большую честь своими словами и действиями.

Кинус осмотрел Наиме взглядом, который, как обнаружил Макрам, ему совсем не понравился. Жадность.

— Я ознакомился с условиями, присланными мне совсем недавно.

— Должны ли мы повторить их, Мирза? — сказала Наиме, складывая руки на коленях и поднимая взгляд.

— Саркум должен предоставить свои военные ресурсы для сохранения целостности старых границ Султаната против Республики. Мы согласны подчинить себе всех магов Шестого Дома. Регент будет править Тхамаром от моего имени, а взамен Тхамар предложил тебе выйти за меня замуж.

Несмотря на то, что он подозревал, какими будут условия, гнев и забвение нахлынули на Макрама, кровь прилила к шее. Он сжал кулаки на коленях, усилив контроль над своей силой. Когда их глаза встретились, его брат одарил его однобокой ухмылкой.

— Это условия, предложенные Верховным Советом моего отца, — сказала Наиме, — но я чувствую, что они оскорбительны для вас.

— А для тебя? — Кинуса, казалось, это позабавило.

— Я не могу утверждать, что стою жизней стольких магов разрушения, включая собственного брата Мирзы. Мне сказали, что вы человек разумный. Конечно, мы можем прийти к соглашению, более достойному вашей репутации.

«Хотя бы она могла мыслить здраво», — упрекнул себя Макрам. Она не теряла самообладания. А вот он должен был сдерживать себя.

— Если у тебя есть альтернативные условия, предложи их сейчас, моё терпение иссякает, — сказал Кинус скучающим тоном.

Наиме встретилась взглядом с Макрамом в безмолвном вопросе. Он резко покачал головой, показывая, что у него нет письменных условий. Её единственное медленное моргание было единственной реакцией, которую она продемонстрировала, прежде чем снова посмотреть на Кинуса.

— Тхамар предлагает своих магов для защиты границ Саркума от вторжения, для изучения и искоренения болезней, поражающих ваши посевы, университет и свои ресурсы для обучения магов Саркума в обмен на военную мощь ваших янычар и сипахов.

— Никакого брака? — спросил он, зевая.

Наиме медлила с ответом, и Макрам попытался поймать её взгляд. Но она проигнорировала его, вместо этого пристально посмотрела на Кинуса.

— Если вы этого хотите, Мирза, — сказала Наиме с покорной усталостью в голосе. — Но только в обмен на то, что ваш брат встанет в Круг Чара.

Холодный гнев взорвался в груди Макрама, создав кружевные трещины в его контроле, из которых сквозь него полилась его магия. Она не была создана для того, чтобы быть безмолвным украшением во дворце. Её интеллект и проницательность были растрачены впустую. Она была королевой, в каждом вздохе она была не меньше, и он не позволит ей унизить себя, присоединившись к гарему Кинуса, независимо от последствий.

— Нет, — сказал Макрам, его магия наполнила его голос разрушением и пустотой.

Каменная плитка под его коленом треснула, эхом отозвавшись в зале. Амаль ахнула, затем зажала рот рукой. Кинус скривил губы, как будто Макрам был дворняжкой, впущенной в его тронный зал.

Справа от него старейшина Аттия подался вперёд, словно готовясь перепрыгнуть через короткий решетчатый барьер, отделявший старейшин от прохода. Позади Томана стражники потянулись к своим мечам. Макрам стиснул зубы, опустив взгляд в пол и заставляя свою магию вернуться под контроль.

— Моя судьба, и твоя, не во власти наших решений, — тихо сказала Наиме. — Ты Король или разменная монета.

Он не поднял взгляда, только наклонил голову и встретился с ней взглядом. Наиме подняла бровь. Дыхание покинуло его, и что-то горячее и возбуждающее пробежало по позвоночнику. Он уже давно не был потерянным маленьким мальчиком, находящимся во власти привязанности своего брата, но это был первый раз, когда он осознал это.

— Ты прекрасно знаешь, что лучше не выставлять напоказ свою силу здесь, — сказал Кинус, и отвращение в его голосе помогло Макраму снова обрести контроль.

Улыбка Наиме стала натянутой, когда она снова посмотрела на Кинуса.

Макрам наклонился вперёд.

— Прости меня, Мирза. Я только имел в виду, что не хочу покидать тебя.

— Думаю, мне совершенно ясно, что ты имел в виду.

Макрам встретился взглядом с ним, затем с Амалией, и на лицах обоих отразилось отвращение. Томан отчитал его, нахмурившись, затем наклонился к Старейшине рядом с ним, который что-то сказал с возмущенным выражением лица. Слева от Макрама пятеро Старейшин, наиболее решительно поддерживающих Кинуса, оживленно жестикулировали друг с другом.

Магия — это чувство. И он только что открыл себя всем. Раскрыл те самые чувства, в которых отказывался признаться Тареку, и этим предал и её, и себя.

— Прикажи, и я уйду, если я тебя расстроил.

Макрам не хотел бросать Наиме, но если он не мог контролировать себя, то мало чем мог ей помочь.

— Ты можешь уйти после того, как я определю наказание за твоё непослушание, — Кинус переключил внимание с Макрама на Наиме. — Ничто из того, что ты можешь предложить, не принесёт нам пользы, Султана. Я не заинтересован в союзе, который усиливает магию. Посмотри на моего брата, у которого так много власти, и он едва может справиться с собой при малейшей провокации.

— Мирза, — начала Наиме.

Кинус поднял руку в её адрес и обратился к Макраму:

— По-твоему, ты знаешь лучше меня, ты всегда так думал. Ты думаешь, что заслуживаешь этого места больше, чем я, просто из-за несчастного случая с твоим рождением. Я самый старший. Я — правитель, — Кинус хлопнул себя по груди. — Ты — ничто, Макрам, всего лишь случайная ошибка и позор для семьи. Я устал убирать за тобой беспорядок.

— Мирза… — сказал Макрам, хотя у него едва хватало дыхания, чтобы говорить.

Как мог Кинус говорить такие вещи? Как он мог верить в такие вещи? Они были братьями.

Магия Наиме коснулась его магии. Не успокаивающее прикосновение, а пульс разгневанного мага. Томан схватился за деревянную решётку, двигаясь так, как будто хотел встать, а Старейшины слева и справа от него удерживали его на месте. Старейшины, напротив, плевались насмешками в адрес тех, кто окружал Томана, которые все были союзниками в своём желании иметь другого правителя. Они могли разразиться спорами в любой момент, подстрекаемые Кинусом и его провокационными словами.

— Когда Колесо было сбалансировано, твой вид убил тысячи людей по прихоти правителя, который был правителем только потому, что он был более могущественным магом, чем его враги. Ты хочешь помочь этой женщине укрепить магические родословные, чтобы все рождённые маги были слишком чересчур сильны, чтобы ты мог подчинить остальных. Я этого не допущу. Магия не приносит ничего, кроме страданий и оскорблений. Пришло время положить этому конец. Саркум присоединится к Республике и найдёт наш путь в будущее, а не в прошлое.

Воздух вырвался из его лёгких, как будто кто-то ударил его молотом в живот. Он не мог вздохнуть, не говоря уже о том, чтобы что-то сказать в свою защиту. В глазах его брата стояла ненависть. Это не было новым выражением. Ничего нового, никакого удивительного откровения. Ненависть всегда была здесь. Но Макраму нужно было, чтобы это было что-то другое, поэтому и пошёл на этот риск. Ложь исчезла, и он почувствовал себя одновременно несчастным из-за потери и освобождённым, как будто с него сняли тяжёлые цепи.

— Мирза Эфендим, — голос Наиме пронёсся, как ветер, в мыслях Макрама, возвращая его обратно в тело, — Агасси — верный брат вам и одарённый воин и маг. Вы оказываете себе медвежью услугу, не доверяя ему.

— Кто ты такая, чтобы читать мне нотации? Дочь мнимого Султана? Ты ничем не лучше его.

Кинус снова поднялся, подошёл к краю помоста и указал на неё.

— Думаешь, что ты знаешь, что лучше просто потому, что Колесо тебе благоволило? Ты именно там, где тебе и место, на коленях и в мольбе, как и положено всему Тхамару. Ты и твои люди сломали Колесо, которое ты хочешь починить, и всё же ты являешься сюда, как будто это моё бремя.

— Республика хочет уничтожить всех магов. Ваша супруга — маг. Ваш Совет Старейшин — маги. Ваш брат — маг, — Наиме подняла руку, указывая на него. — Вы маг, не так ли?

— Не издевайся надо мной, — огрызнулся Кинус.

Наиме выпрямила спину, но не встала. Магия Макрама бушевала внутри него, подпитываемая его темпераментом.

— Я констатирую факт, Мирза. Факт, который вы извратили в соответствии со своими желаниями. Многие торговые корабли Тхамара пропадают без вести, проходя через воды Республики, а участки Дороги Специй, которые даже отдалённо приближаются к землям Республики, усеяны крестами и петлями с изломанными телами торговцев Тхамара, которые пытались пройти через них. Если вы думаете, что это не то, что они намереваются сделать и с Саркумом, и со всеми детьми Колеса, то вы поистине неуравновешенный.

Несколько Старейшин ахнули, а затем разразились восклицаниями. Разноголосица их протестов и одобрения наполнила зал ощущением неминуемого хаоса. Томан был единственным Старейшиной, которого Макрам заметил хранящим молчание, на его задумчивом лице было написано восхищение. Лицо Кинуса вспыхнуло, и он спустился по ступенькам помоста к Наиме. Макрам вскочил на ноги, выставив и прижав руку к груди брата, когда тот подошёл к ним. Наиме осталась стоять на коленях, её энтари собралось вокруг неё. Её руки были сложены одна над другой на коленях.

— Я не давал тебе разрешения подняться! — взорвался Кинус. — Почему ты бросаешь мне вызов на каждом шагу?

— Я не могу позволить тебе причинить ей вред, Мирза. Она наследница Султана Тхамара, и плохое обращение с ней может привести к войне, к которой мы не готовы.

Нити его силы снова ослабли, подорванные чувством предательства и защитным гневом, борющимся внутри.

— Ты позволишь мне делать всё, что я пожелаю, потому что твой правитель я, а не Султан Тхамара. Ты покинул Саркум без разрешения, вступил в сговор с этой женщиной и привёл её сюда, чтобы попытаться настроить мой Совет против меня.

Кинус оттолкнул руку Макрама.

— Нет. Он не составлял заговора против вас и не приводил меня сюда, чтобы я выступила против вас. Однако, — голос Наиме оставался холодным и сдержанным, что резко контрастировало с характером, с которым его брат, казалось, не мог совладать, — если он не представляет для вас никакой ценности, тогда я готова выкупить его услуги у вас, чтобы поставить его Шестым в Круге.

Макрам уставился на неё, опустив руку. Возмущение Старейшин было так велико, что они умолкли. Выражение лица Кинуса сменилось с гнева на недоверие и обратно. А на её лице не было ничего, ни единой опознаваемой эмоции. Она просто сидела, опустившись на колени, как будто и не предлагала только что купить принца, как если бы он был рабом или лошадью. Она была слишком осторожным планировщиком, чтобы сделать такое по прихоти, и, конечно же, она понимала последствия этого поступка.

— Ты с ума сошла? — спросил Макрам.

— Я не та, кто не понимает ценности подданного, который достаточно лоялен ко мне и моему народу, чтобы бросить мне вызов, когда я веду себя как дура, — её обвиняющий взгляд скользнул с Макрама на Кинуса.

— Как ты смеешь, — сказала Амаль, вставая.

Наиме проигнорировала её.

— Султана права! — рявкнул один из Старейшин.

Некоторые закричали в знак согласия, в то время как другие заорали в знак протеста. Два ряда мужчин повернулись друг к другу, бросившись спорить.

— Молчать! — взревел Кинус.

Старейшины погрузились в тревожную тишину, всё ещё мечущиеся в своих ложах, как взволнованные пони.

— Ты этого хочешь, брат? Она уже сеет смуту. Она поработит тебя, запряжёт в ярмо, как быка на мельнице.

Наиме нетерпеливо прищёлкнула языком и отвела взгляд от Кинуса.

— Мирза, — сказал Макрам, — я полагаю, что она всего лишь хотела предложить тебе альтернативный союз. Она не хотела обидеть ни тебя, ни меня.

— Не защищай её! Не забывай, кому ты принадлежишь и в чём заключается твоя верность. Вообще-то я дам тебе выбор. Ты заберёшь её, — он ткнул пальцем в сторону Наиме, — и посадишь в камеру, чтобы я мог вернуть её отцу за выкуп. Затем ты вернёшься ко мне и подготовишься к поездке в качестве моего представителя к посланнику Республики в Эанней. Сделай это, и я с радостью приму тебя, если ты вернешься ко мне. Поступи иначе, и тебя назовут преступником, нежеланным гостем на земле Саркума.

Макраму захотелось рассмеяться. Это казалось единственным разумным ответом на безумие его брата.

Кинус поднял руку в сторону стражников. Они отошли от стены и окружили Старейшин. Два Старейшины, ближайшие к дверям, начали придвигаться ближе. Один потянулся, чтобы отцепить защёлку, которая удерживала калитку их ложи закрытой. Стражник указал на него мечом, и Старейшина отступил на шаг. К охраннику присоединился ещё один, и они закрыли двери в зал. Томан держал за руку мужчину рядом с собой, что-то шепча и резко жестикулируя свободной рукой.

Стражники окружили Старейшин, и Макрам схватился за пояс за мечом, которого там не было. Его магия вырвалась из-под контроля, тени заползли под кожу, закружились по шее и рукам. Охранники заколебались, когда он направил на них предупреждающий взгляд, и сила его магии испещрила чернотой его кожу.

— Я хотела бы предложить третий вариант, — мягко сказала Наиме.

Все остановились, вынужденные сделать из-за холодной властности её голоса.

— Вы отзовёте своих людей и позволите мне покинуть ваш дворец и Саркум с миром, в качестве жеста доброй воли.

— Доброй воли? Я тебе ничего не должен, — сказал Кинус, глядя на неё сверху вниз со зловещим весельем.

Его ответ вызвал раздражение у Макрама, и он изо всех сил постарался не дать своей магии вырваться из-под кожи.

— Я заметила, что ваш брат исключительно приятный и с мягкими манерами для Чара. Возможно, из-за этого вы забыли, на что похож гнев мага высшего порядка.

Наиме встала и, воспользовавшись моментом, тщательно отряхнуть юбки и привела в порядок кафтан. Когда она снова подняла взгляд, свет, подобный бледному зимнему солнцу, осветил её глаза, стирая следы радужной оболочки и зрачка. Она сделала вдох и выпустила свою мощь.

Её магия выплеснулась наружу, и Макрам отшатнулся в сторону, а Кинус — попятился назад от мощи её дара. Сила закружилась вокруг неё вихрями и порывами. Порывы ветра, похожие на переливающиеся кусочки шёлка, захваченные вихрем магии, глазом которого она была. Она сияла, изливая свет, как маяк разума и надежды, которым она была. Хотя теперь всё, что Макрам мог чувствовать, была ярость. Старейшины отреагировали тем, что отодвинулись от неё подальше, к двери, к стенам.

— Вы освободите меня, — её голос был полон силы, возвышенный, чтобы наполнить зал звуком её гнева, — или Саркум окажется лишённым правителя.

— Убить её, — приказал Кинус с пренебрежительным смехом.

Охранники двинулись с места. Макрам встал перед ней, а она подняла руку к Кинусу ладонью вверх и согнула пальцы внутрь ладони.

Кинус захрипел и начал давиться, как будто не мог вдохнуть. Макрам поймал его, когда он упал на колени. Амаль закричала и продолжила кричать, стоя и указывая на Кинуса, когда тот схватился за грудь. Наиме протянула другую руку к охранникам, поглаживая пальцами воздух, когда они потянулись к своему оружию. Между одним мгновением и следующим они тоже стояли на коленях, хватая ртом воздух, который покинул их лёгкие. Старейшины в панике бросились к двери, толкаясь и спотыкаясь друг о друга.

— Макрам! — Томан закричал, но был отброшен волной своих товарищей.

Наиме развернулась и, порыв ветра, отлетев от неё, распахнул двери в зал. Она снова повернулась лицом к Макраму и Кинусу.

— Отпусти его, — потребовал Макрам.

— Как пожелаешь.

Наиме взмахнула рукой, и Кинус внезапно набрал в грудь воздуха, как будто вынырнул на поверхность после того, как чуть не утонул. Он дрожал в хватке Макрама, продолжая судорожно дышать.

— Прекрати орать или я заставлю тебя, — приказала Наиме Амаль, чей рот был плотно сжат, а выражение её лица всё ещё отражало панику.

— Оставайтесь здесь в своём невежестве и будьте растоптаны Республикой. Возможно, вы послужите достаточным камнем преткновения, чтобы довести их до изнеможения, чем они доберутся до Тхамара. Но меня здесь не будет, чтобы увидеть это.

Она резко развернулась и направилась к дверям.

— Я сказал, убить её!

Кинус вырвался из рук Макрама и, шатаясь, поднялся на ноги. Макрам схватил брата за плечо и дёрнул его назад. Стражники встали между Наиме и дверью, образовав полумесяц вокруг тронного зала.

— Стоять.

Разрушение полилось из Макрама, подпитываемое гневом и предательством, тень истекала кровью с его кожи на пол вокруг него. Мраморные плитки под ним прогнулись, когда он шагнул вперёд. Он не хотел никого убивать, но и не позволит Кинусу причинить вред Наиме. Он направил свою магию на мечи стражников.

— Не смей бросать мне вызов, — взвизгнул Кинус, его глаза были дикими, сухожилия на шее вздулись от гнева. — Арестуйте его и убейте её!

Но Макрам уже отдал приказ своей магии, соткал заклинание мыслью и словом, и мечи, которые стражники держали перед Наиме, заржавели. Рукояти звякнули о плитку, когда охранники подняли руки, отступая от неё. Стражники остались между Наиме и дверью, удерживая её и немногих оставшихся Старейшин, жавшихся по углам зала.

— Вы хотите начать войну с Тхамаром? Если вы не уберёте своих солдат и не позволите мне покинуть это проклятое Колесом место, то именно войну вы и получите, — объявила Наиме.

— Ты пойдёшь войной против армии с Чарой во главе? — Кинус усмехнулся, указывая на Макрама.

Никогда. Никогда он не встанет во главе армии, направленной на Наиме.

— Хватит, — рявкнул Макрам. — Хватит этого безумия, — Макрам приказал стражникам. — Пропустите её.

— Нет, — отрезал Кинус.

Наиме встретилась взглядом с Макрамом, и сожаление разрушило то, что осталось от её самообладания, выражение её лица наполнилось им. Он сделал шаг к ней, и его охватила паника. Она прошептала слово, и в его груди что-то сжалось, а затем навалилась тяжесть, сдавливающая лёгкие. Он не мог вздохнуть, не мог думать. Всё, что он знал это паническая потребность в воздухе. Он попытался дотянуться до неё, но не смог и упал на колени, его магия вырвалась из него одеялом тени и разрушения.

Края его зрения потемнели, и его тело стало неподвластным, пока он наблюдал, как она шагает к дверям. Все в комнате метались и хватали ртом воздух.

Чернота окутала его и засосала под себя.

* * *

Макрам очнулся на спине в тюремной камере. Каменный пол под ним был сырым и холодным, а снаружи, сквозь прутья узкого высокого окна над ним, дул снег. Он лежал у задней стены камеры. Он помнил, как был в полусне, когда охранники Кинуса потащили его вниз, в тюрьму, под крики и насмешки других заключенных. Они раздавались повсюду вокруг него, особенно после того, как он пошевелился, чтобы отодвинуть камень, который колол его в поясницу. Они знали, что он проснулся, и им было что сказать по этому поводу.

— Принц, — позвал человек из соседней камеры, — они дадут тебе кое-что получше лепешек и чечевицы. Дай мне немного, и я не буду мочиться в твою камеру.

— Такая красивая одежда.

— Что ты сделал? Схватился не за ту задницу?

Макрам молча уставился в потолок. Всё, что ему сейчас было нужно это кролик, набитый соломой, и аналогия Тарека с окороком была бы полной.

В тюрьме так сильно воняло немытыми телами и фекалиями, что у него защипало ноздри. Ирония судьбы заключалась в том, что в тот день, когда брат посадил его в тюрьму, на нём была лучшая из его одежд. Макрам поднял руку, чтобы прикрыть рукавом рот и нос, и с отвращением обнаружил, что он мокрый. Он сел, надеясь, что это растаявший снег за окном, а не что-то более мерзкое, как предположил его сосед.

«Вот и всё», — подумал он. Как можно дальше простирать свою преданность Кинусу? Это должно было быть более внезапным, более кульминационным, возможно, даже разрушительным. Но вместо этого он просто почувствовал, что занавес был отдёрнут в сторону, чтобы показать то, что, как он уже знал, было там. Это были суровые, уродливые истины, и пока он смотрел на неровный каменный потолок, а заключенные кричали и глумились над ним, он изучал их.

То, что он прекращает защищать Кинуса, было далеко зашедшим выводом. Что он собирался с этим делать, вот вопрос, который он задал себе.

Будет ли он притворяться, что тюрьма может удержать его?

Он не хотел быть правителем. Он не хотел идти на войну со своим братом. Кинус был большим фанатиком, чем он когда-либо позволял себе верить, но он не хотел разрывать последнюю связь, которая у него была со своей семьёй. Он не был узурпатором. Макрам закрыл глаза. Брат, который был другом, исчез, если он вообще когда-либо существовал на самом деле. Макрам ничего не мог сделать, чтобы вернуть его, никакой услуги никогда не будет достаточно.

Пришло время служить чему-то другому, и у него был прекрасный пример, из которого можно было черпать вдохновение. Она служила своему народу каждым своим вздохом, каждым принятым решением, каждой битвой, в которой участвовала. Готовая пожертвовать собой, своими свободами, своим выбором, потому что чувствовала себя обязанной делать то, что было правильным для многих. Как он мог утверждать, что испытывает к ней какие-то чувства, если он даже не мог отстаивать что-то столь благородное, как она? Если он даже не мог постоять за свой собственный народ?

Насмешки превратились в улюлюканье и свист, крики, возвещающие о чьём-то прибытии. Макрам открыл глаза.

— Ну, что, достаточно низко пал? — раздался голос Томана из-под ног Макрама, которые были ближе всего к двери камеры.

— Думаю, что да, — сказал Макрам.

— Тогда я предлагаю тебе встать, — с отвращением сказал пожилой мужчина.

Макрам поднялся на ноги. Томан хмуро посмотрел на него. Его лицо освещал мигающий, колеблющийся свет факела. Повсюду вокруг него, из других камер, заключенные кричали и махали руками сквозь прутья, готовые схватить его, испортить его наряд в качестве небольшого возмездия. Томан, который всю свою юность прослужил солдатом, был невозмутим.

— Я буду с тобой, если ты решишь выступить против своего брата. Большинство сипахов и янычар поддержат тебя. Но твой брат не будет одинок в своих притязаниях. По крайней мере, половина Старейшин и их владения поддерживают его. Если ты выйдешь отсюда со мной, ты будешь воевать с ним.

Макрам крепче сжал руками прутья решетки.

— Я знаю.

Он уходил, чтобы укрепить Саркум, а не высечь искру, которая могла бы разжечь гражданскую войну.

— У меня есть контингент, ожидающий в восточном вади. Это было самое близкое, что я осмелился им сказать. Дворец сейчас похож на осиное гнездо, и твой брат готов арестовать любого, кто, по его мнению, поддерживает тебя или союз с Тхамаром. Тарек взял два десятка человек, чтобы отвести Султану и её людей к воротам, но кто-то поджёг конюшни.

Макрам почти улыбнулся. И, правда, свирепый страж. Самира, единственный полезный маг огня, которого он встретил в Тхамаре.

— Мы можем выбраться через гарем, — сказал Макрам.

Там были туннели, пути отступления для жён и детей, которых до сих пор не было у Кинуса. Туннели приведут его в направлении, противоположном главному дворцу. Он пошлёт Айзель найти фальшивые условия, и, если ему повезёт, то и письмо, которое Кадир отправил вместе с ними.

— И что потом? — спросил Томан, наклонившись поближе, чтобы говорить тише, хотя было невозможно говорить тише и быть услышанным из-за шума заключенных. — Мне потребуется время, чтобы консолидировать твою поддержку, если я захочу сделать это без упреждающей атаки Кинуса. Как ты думаешь, Тхамар поддержит тебя в гражданской войне? В интересах альянса?

Макрам пребывал в нерешительности.

— Они это сделают, но цена будет высока.

Она бы так и сделала. Он знал, что она пойдёт на это.

— Насколько высока? — спросил Томан с подозрением в голосе.

— Сначала давай уберёмся отсюда.

Макрам мог сообщить новость Томану, когда они не будут окружены заключёнными и охранниками, верными его брату. Томан хотел видеть его правителем. Она хотела, чтобы он был Чарой. Он не понимал, как он мог бы быть и тем, и другим, и он не допустит, чтобы она проглотила Саркум под знаменами Тхамара, чтобы достичь своих целей.

Томан отступил назад, когда магия Макрама вырвалась на свободу, и вся передняя часть камеры, прутья и дверь рассыпались вокруг него. На мгновение воцарилась тишина, но как только Макрам вышел на свободу, всё ещё оставляя за собой кровоточащие чёрные руины, вся тюрьма разразилась какофонией, призывающей его освободить их.

Томан протянул его меч и пояс. Макрам застегнул его.

— После вас, мой принц, — сказал Томан и поклонился.

ГЛАВА 30

Наиме помогла отцу сесть на скамейку в саду рядом с его комнатой. Погода дала им передышку от дождя, и она подумала, что ему было бы полезно подышать свежим воздухом, несмотря на холод.

Она была так благодарна, что выбралась из снегопадов. Снежные бури преследовали их всю дорогу от Аль-Нимаса и не прекращались до тех пор, пока они не начали спускаться по западному склону гор. Если бы не Тарек и его люди, которые довели их почти до Калспайра, она была уверена, что все они заблудились бы и погибли в снегу. Усталость от путешествия в сочетании с почти исчерпанными запасами энергии для подпитки заклинания, скрывающего их побег, истощили её. Наиме провела почти целый день в магическом сне после их прибытия во дворец.

Она не знала, нажила ли врага в виде Макрама. Насильственное использование её магии было крайней мерой. Поддерживал ли он по-прежнему идею об альянсе или нет, больше не имело значения, встал ли он на сторону Кинуса или выступил против него, Саркум не будет жизнеспособным союзником, пока их внутренний раскол не будет устранён.

Потеря его как Чары была опустошительной. Без него не будет никакого Круга. Она могла бы попытаться найти другого Чару, она уже знала, что Чара Второго Дома проживала в Нарфуре. Возможно, к тому времени, когда она найдёт остальных, появится шанс уговорить Макрама. Если его брат не заключил его в тюрьму или не приказал убить.

Тюрьма не смогла бы удержать его, если бы он не хотел, чтобы его удерживали. Возможно ли было осуществить самое мощное проявление смерти, которое когда-либо существовало? Страх перед такой возможностью не давал ей спать все ночи их путешествия. Каким чудовищем она была, чтобы бросить его в такой ситуации, просто оставить его там, как ненужного?

Иногда она побеждала своё отчаяние, напоминая себе о своих обязательствах перед Тхамаром, перед её народом. Перед своей собственной семьёй. Он бы не поехал с ней, даже если бы у него был выбор. Эти истины не унимали боль в её груди, возникающую всякий раз, когда она думала о нём. Каждый раз, когда она скучала по нему, каждый раз, когда она вспоминала звук его голоса или то, как он иногда смотрел на неё, как будто она была самой великолепной вещью, которую он когда-либо видел.

Наиме заставила себя сосредоточиться на своём отце.

— Тебе удобно, Баба? — спросила Наиме, плотнее натягивая воротник отцовского пальто, подбитого мехом, на его шею.

Он улыбнулся ей, выражение его лица было растерянным.

— Ты такая хорошенькая. Я тебя знаю?

Он взял её руки в свои. Она боролась со слезами и загоняла свои чувства поглубже, хороня их.

— Да, Баба. Мы знаем друг друга. Ты Султан Омар Сабри Шестой. Я твоя дочь, Наиме, — её предательский голос сорвался на этих словах.

— Наиме, — сказал он рассеянно, отворачиваясь от неё и смотря в сад. — У меня есть дочь? — он задумался, отпустив её руки и положив свои на колени.

Наиме выпрямилась, втягивая воздух и быстро моргая от рези в глазах. Боль, которая обожгла и пронзила её до костей, едва не поставила её на колени.

Ихсан вышел из комнаты Султана через застеклённую дверь, которую она оставила открытой. За ним следовал его молодой стюард Кухзи с подносом, на котором стояли кофе и выпечка. Один из приближённых Султана последовал за ним, неся небольшой столик, который он поставил рядом с Наиме и её отцом. Они поставили на него поднос и разлили кофе по чашкам, затем поклонились и, отступив, встали у двери.

Проходя мимо, Ихсан коснулся руки Наиме, взял чашку кофе и предложил её отцу.

— Султан, кофе? — голос Ихсана мог быть успокаивающим, когда он этого хотел.

Маги воды были миром Колеса, хотя мир никогда не был его уделом. Но теперь он придал своим словам ту же интонацию и покой, что и плещущиеся морские волны, и Султан улыбнулся, взяв чашу из его рук и отпив из неё.

Наиме чувствовала себя такой же хрупкой, как изящная фарфоровая чашка, которую она протягивала своему кузену, и с такой же вероятностью могла разбиться при следующем ударе. И всё же, когда кроваво-красная вспышка в дальнем конце сада возвестила о прибытии Кадира, она не смогла ощутить никаких эмоций, кроме усталости. Ихсан напрягся ещё до того, как увидел этого мужчину. Гнёт магии Великого Визиря заставило его напрячься. Кадир пересёк сад и подошёл к ним, улыбаясь, как будто приветствовал друзей.

— Султана. Я слышал, что вы вернулись домой, пока я был в своем поместье. Приношу извинения за запоздалое приветствие.

Он решил подойти к ним по крытой дорожке через сад, пытаясь скрыть свою хромоту, но не смог сделать это полностью. Единственным светлым пятном за четыре дня, прошедшие с момента её приезда домой, было отсутствие Кадира. Подойдя к ним, он первым делом поклонился Султану. Её отец прищурился на Кадира, словно пытаясь вспомнить кого-то, едва знакомого ему. Кадир поклонился Наиме.

Наиме молча уставилась на него. Она не могла найти ни единого слова, чтобы сказать ему, или энергии, чтобы защититься от него.

— Шехзаде, — сказал Кадир и отвесил короткий поклон Ихсану, который лишь слегка поклонился в ответ, прежде чем развернулся и отошёл в сторону.

Он не мог вынести ощущения магии огня, особенно магии Кадира. Наиме всегда была уверена, что Кадир высвобождал её достаточно, чтобы Ихсан чувствовал её всякий раз, когда он был достаточно близко. Было невежливо ходить и проецировать свою магию на всех подряд, но в случае с Ихсаном это было жестоко. Обычно Наиме бесило, когда Кадир так поступал, но сегодня она не чувствовала ничего, кроме какого-то слишком полного оцепенения.

— Я планирую завтра выступить перед Верховным Советом, Великий визирь. Я ценю, что вы приложили усилия, чтобы навестить меня, но я надеялась провести некоторое время со своим отцом.

— Конечно, Султана. Простите моё вторжение. Я лишь хотел поинтересоваться состоянием Саркума, — он улыбнулся.

Они сцепились взглядами. Письмо, написанное его рукой, доказательство его предательства, находилось в Саркуме, оставленное там из-за обстоятельств их быстрого расставания. Тарек хорошо поработал, вывозя их из города, но у него, конечно, не было времени забрать их вещи или письмо. Они спасались бегством, спасая свои жизни.

— Я отвечу на все ваши вопросы завтра, на заседании Верховного Совета. Но вы должны знать, — она вздохнула, собираясь с духом, — что даже если я не сяду на место Султана, Ихсан займёт его. Больше никто.

Выражение лица Кадира исказилось, и он начал что-то говорить, но её отец взял её руку в свою, его лоб наморщился от беспокойства. То же чувство страха, которое давило на неё во время разговора с Тареком перед встречей с братом Макрама, сковало её и теперь. Она накрыла его руку своей в запретном жесте, но было слишком поздно.

Султан высказал своё беспокойство.

— Нет, нет. Мы уже говорили об этом. Ихсан не может сидеть на троне. Он бастард. Помнишь?

Султан поставил свою чашу на скамью рядом с собой, но та упала и разбилась о камни. Он, казалось, ничего не заметил.

Холод, подобный горькому прикосновению магии Ихсана, разлился по её венам. За этим последовало головокружение. Нет.

Наиме никогда до сих пор не чувствовала такой сокрушительной, удушающей тяжести полного и бесповоротного поражения. Всегда что-то находилось: выход, оборот речи, спасающий её, хитроумное неверное направление. Сейчас ничего этого не было. Раскрылись самые сокровенные тайны. Именно знание того, что Ихсан разделяет её политические цели, защищало её от самых порочных маневров Совета. Они могли бы вытеснить одного, но не обоих.

Кадир издал звук, который мог быть выдохом или тихим смехом, но когда он встретился с ней взглядом, в его глазах не было ничего, кроме злобной, голодной победы. Его взгляд переместился на спину Ихсана. Теперь у него было всё, что ему было нужно, чтобы забрать всё у Ихсана и оставить Наиме уязвимой.

— Полагаю, — голос Кадира, шипящий и потрескивающий, был пропитан огнём, — вы предпочли бы обратиться к Совету с этим… новым знанием.

Она не потрудилась ответить ему, только уставилась на него, даже не пытаясь скрыть своего отвращения.

— Тогда завтра.

Его улыбка стала шире как раз перед тем, как он поклонился. Он захромал обратно тем же путём, которым пришёл.

— О, — сказал Султан, — я разбил свою чашку.

ГЛАВА 31

Ихсан шёл слева от неё. Тёмные грани его дома проявлялись в буре в его глазах. Ни один из них не знал, что планировал Кадир, и у Наиме почти ничего не осталось, что она могла бы использовать в качестве инструмента для переговоров или для отвода глаз. И это будет первый раз, когда она присутствует на полном Совете без своего отца.

Самира шла позади неё и Ихсана, молодой сенешаль Ихсана Кухзи, шёл рядом с ней, сопровождаемый горсткой слуг. Она не могла винить Ихсана за то, что он выглядел так, словно шёл на виселицу. Они могли отнять у него всё. Его дом в районе Воды, который он купил после того, как сгорело поместье его отца. Сад, который он посадил и за которым ухаживал сам в течение десяти лет с тех пор, единственный оазис, который приносил ему покой. Ихсан обладал способностью видеть истинную Наиме, когда хотел. Она была его единственной семьей. И сейчас Совет может забрать всё это.

Солнце садилось, и они могли видеть угасающие лучи сквозь арки, мимо которых они проходили. Вечерний холод впитывался в камень дворца и врывался с резким бризом. Двое слуг направились к дверям палаты, когда Наиме и Ихсан остановились перед ними. Наиме коротко кивнула им, и они распахнули их. Не было никакого смысла тянуть время. Она взяла Ихсана под руку, и они вместе вошли в зал.

Наиме не удивилась, увидев всех присутствующих Визирей. Слух распространился, как чернила по мокрой бумаге, и новость о том, что Шехзаде незаконнорожденный, была почти столь же важна, как и то, ради чего изначально собирался Совет — назвать имя её мужа.

Визири разговаривали между собой и не сразу заметили, когда она вошла. Ихсан молча кипел от злости рядом с ней, пока она ждала их внимания. Когда Самира двинулась, как будто собираясь объявить о ней, Наиме подняла руку. Первым заметил её Визирь Явуз и поклонился, вскоре это сделали и остальные, пока последним не остался Кадир, который стоял на своём обычном месте слева от помоста.

Наиме встретила его взгляд и выдержала его. Это было совсем не то испытание, каким было выдержать взгляд Макрама. Даже когда его магия была сдержана, она требовала от неё собственной магии в том исполнении, что поддерживать зрительный контакт было почти больно.

Кадир, наконец, поклонился, достаточно низко, чтобы успокоить её, и они с Ихсаном пошли по проходу.

Наиме заняла своё место на скамье справа от помоста и посмотрела на пустое место отца. Отсутствие его присутствия внезапно поразило её в самую душу, и она вцепилась руками в ткань на коленях. Ушёл. Больше не в состоянии поддерживать или помогать ей. Больше не в состоянии отразить худшее из того, чем мог бы быть Совет. Она была одна, впервые по-настоящему одна.

— Мы приветствуем вас дома, Султана Эфендим, — сказал Кадир, выпрямляясь. — Должны ли мы дождаться прибытия Султана, прежде чем начнём?

Остальные Визири заняли свои места на скамьях, почти не слышно было их обычных приглушённых разговоров, которые среди них выдавались за тишину. Это было достаточным доказательством того, что все они знали о секрете Ихсана и её неудаче в Саркуме.

— Мой отец не будет присутствовать на Совете в обозримом будущем, Великий Визирь. Я думаю, вы можете понять почему.

— Конечно, Султана. Мы надеемся, что баланс в пользу его здоровья очень скоро восстановится, — он нахмурился, его брови приподнялись. — В его отсутствие, полагаю, от меня потребуется вынести окончательное решение по вопросам Совета.

Складывалось ощущение, что зал вокруг неё сжимался. В ушах у неё зазвенело. Вот он — последний удар по всему, ради чего она работала. Если Кадир останется регентом, ничего из того, чего она хотела для Тхамара, не воплотится в жизнь. Её дыхание замерло. Не было никаких планов подготовки к этому, никаких тонких манёвров, которые могли бы его остановить. Это был момент для Макрама, которому не нужны были планы, чтобы сделать шаг, который просто прокладывал себе путь вперёд. Он бы действовал.

Стены зала раздвинулись в её восприятии, звон в ушах прекратился, и она вздохнула.

— Нет, Великий Визирь.

Наиме поднялась со скамьи. Она никогда не думала о том, чтобы сделать то, что собиралась, потому что её отец всё ещё обладал некоторыми из своих способностей, и она знала, что Совет будет возмущен столь дерзким стремлением к власти с её стороны. Поддерживать их в её пользу, насколько это возможно, всегда казалось более устойчивым путём к достижению её целей.

Теперь, когда её планы разлетелись вдребезги, её отец был не более чем помехой, ей больше нечего было терять, проводя жестокую политику. Она поднялась на помост и, остановившись перед троном, повернулась лицом к залу. Выражение лица Явуза-паши сменилось с обеспокоенного на удивлённое, и он взглянул на Кадира. Через проход Эсбер-паша стучал большим пальцем по подбородку, склонившись к своему соседу и обмениваясь несколькими тихими словами.

— С этого момента и впредь я буду исполнять обязанности Регента, — Наиме села на место своего отца.

Не веря своим глазам, Ихсан уставился на неё, а Зал Совета тем временем наполнился шумом громких голосов Визирей. Она сложила руки на коленях и ждала. Всепроникающее оцепенение, начавшееся накануне, осталось. Она всё ещё была расстроена, она всё ещё оплакивала потерю своих шансов добиться того, чего хотела, но теперь её желания были далеки, погребены под безнадежностью, которая, казалось, могла и её втянуть в себя. Всё, что она могла сделать, это двигаться вперёд. Именно так, как сказал Макрам.

Наиме отогнала мысли о нём, которые можно было рассматривать и лелеять, когда она была одна, но не сейчас, когда её нельзя было отвлекать.

— Султана, — Кадир шагнул вперёд и несколько раз стукнул посохом по каменному полу, чтобы успокоить своих товарищей. — Хотя вас очень уважают, вы не замужем и не имеете права занимать место своего отца.

— Старший ребенок имеет полное право выступать в качестве регента при Султане, если он немощен, что, как вы видели вчера, относится и к моему отцу, — сказала Наиме.

— Султана…

— Видели вы вчера или не видели, что Султан больше не владеет всеми своими способностями? — спросила Наиме твёрдо, но не позволяя никаким эмоциям, кроме приказа, влиять на её голос.

Кадир замешкался. Он не мог этого отрицать, иначе ему придётся отрицать, что он слышал о незаконнорожденности Ихсана, но он чувствовал, что она заманивает его в ловушку.

— Да, Султана, я был свидетелем, но…

— Когда это в истории Тхамара Великий Визирь выступал за недееспособного Султана, когда у этого Султана был наследник?

— Никогда.

— Я очень рада, что вы так хорошо разбираетесь в истории и законах Тхамара, Великий Визирь, вы делаете честь своей должности.

Если бы это не принесло ему мгновенный смертный приговор, Наиме была уверена, что он бы сжег её прямо там, где она сидела. Пламя в его взгляде говорило ей об этом, и тишина, окутавшая комнату, подчеркивала это.

И когда они встретились лицом к лицу, осознание этого, как холодная зима, коснулось её кожи льдом. Когда её отец стал недееспособным, а Ихсан выбыл из линии наследования, Кадир был спущен с цепи. Там, где раньше он представлял собой только политическую опасность, теперь он стал ещё и физической.

— Эти законы относятся к принцам, Султана. Принцесса никогда не занимала пост Регента.

— Это неправда, Великий Визирь, — сказал Явуз-паша. — Старшая дочь Султана Хайтам Сабри была Регентом, когда он заболел белой чумой.

Облегчение согрело онемение в её груди. Союзник.

— Только потому, что её брат, следующий Султан, был на границе и сражался в стычках с Саркумом, — сказал Кадир, затем сделал паузу, собравшись с мыслями и глубоко вдохнув.

— Скоро вы можете обнаружить, что мы также ведём стычки с Саркумом, учитывая положение дел там, — ответила Наиме. — Если таково требование для меня, чтобы занять пост Регента, то оно было выполнено. Пока болезнь моего отца не утихнет, я буду занимать его место.

— Ты издеваешься над Верховным Советом, Султана Эфендим? — Кадир зарычал.

— Я бы никогда не посмела, Великий Визирь. Это не предложение. Это приказ, — Наиме подождала, пока стихнут удивлённые голоса. — Если вы не желаете следовать ему, тогда я назначу нового Великого Визиря вместо вас.

Явуз-паша вздрогнул, а один из Визирей северных провинций наклонился вперёд со скамьи позади него и что-то сказал ему на ухо.

— Вы никак не можете думать, что этот Совет поддержит это?

— Это не мой выбор, Великий Визирь, а ваш.

Пульс Наиме был слишком учащенным, её руки вспотели, и она боялась, что если поднимет их, они будут дрожать. Но она заставила своё лицо оставаться бесстрастным, а голос — спокойным, и даже не пошевелилась на своём месте.

Выражение его лица стало каменным.

— Не хотите ли перейти к теме Саркума? — предложила она.

Взгляд Кадира скользнул по Залу Совета.

— Это было бы мудро, — сказал Явуз-паша, указывая через проход на Эсбера, который кивнул в знак согласия.

Кадир огляделся в поисках кого-нибудь, кто поддержал бы его, но Явуз-паша встал.

— Мы слышали, что переговоры в Аль-Нимасе прошли не так, как вы планировали, — сказал он.

Наиме была благодарна ему за помощь увести разговор в сторону, прежде чем Кадир смог придумать другую точку опоры, чтобы оспорить её заявление.

— К сожалению, нет. У Мирзы сложилось ошибочное впечатление, что брачный союз был частью условий переговоров. Когда мы не смогли прийти к соглашению, он попытался взять меня в заложники.

Визири отреагировали в шоке, и Эсбер-паша вскочил на ноги.

— Варвары! — воскликнул он, и другие затопали ногами в знак согласия.

В то время как у многих из них могли быть планы по укреплению своей власти или положения, она могла думать только об одном, кто действительно мог желать ей зла или кому было бы выгодно, чтобы она была заперта в Саркуме.

Наиме посмотрела на Кадира.

— Агасси сделал всё возможное, чтобы помочь мне сбежать, но боюсь, что это выставило его предателем в глазах Мирзы. Весьма вероятно, что Саркум скоро окажется в эпицентре гражданской войны.

— Что стало бы идеальным предлогом для Республики напасть на них, — задумчиво сказал Явуз-паша.

— Да, — согласилась Наиме, — что ещё больше приближает Тхамар к грани войны.

— Вы намерены принять чью-либо сторону в их войне? — Кадир тщательно выговаривал каждое слово.

— Не без веской причины, Великий Визирь. Моим приоритетом всегда будет защита Тхамара.

Эсбер-паша сел, кивая в знак согласия, и мужчины вокруг него тоже одобрительно закивали. Это были два союзника, по крайней мере, в некой степени. Она задавалась вопросом, останутся ли они союзниками после того, как она объявит о своём намерении возродить Круг Чара. Если она всё ещё сможет.

— Если союз с Саркумом больше не является проблемой, — сказал Кадир, — то, боюсь, это подводит нас к следующему вопросу.

Его взгляд остановился на Ихсане, который решительно смотрел на двери Зала Совета.

— Позвольте мне сначала извиниться перед Советом, в мои намерения не входило держать от них такой секрет, — Наиме не часто лгала прямо, но это касалось жизни Ихсана, и поэтому она сочла это необходимым. — Мой отец только недавно узнал, что старший Шехзаде Сабри был неверен в своём браке.