Вместе с Россией

5. Петербург, январь 1914 года

Улица 7-й роты, где уже около года квартировал Василий, была пролетарская, шумная. Маленькие ампирные домики, каменные и деревянные, в два и в три этажа — обиталища старых бар — перемежались пятиэтажными кирпичными громадами, так называемыми «доходными» домами. Здесь почти ничего не осталось от тех времен, когда в районе казарм Измайловского полка, по имени которого получил свое название проспект, селились целыми ротами отставные солдаты.

Совсем рядом пролегал Забалканский проспект. Он являл собой одну из самых безобразных и угрюмых улиц российской столицы. Проспект был не Санкт-Петербургом, а настоящим Питером, который денно и нощно грохотал от ломовиков, чернел унылыми заборами и пустырями. Осенью и весной Забалканский проспект разливался морем грязи, а летом поднимал тучи пыли и мух от многочисленных извозчичьих дворов и трактиров.

В холодном воздухе даже сюда, на тихую, заваленную сугробами 7-ю роту, распространялся шум проспекта. Толстые дворники уже расчистили тротуары и теперь возвышались в своих тулупах недвижными фигурами у ворот, соперничая белизной фартуков со свежевыпавшим снежком. Настя знала от друзей, что почти все петербургские дворники были осведомителями полиции, и шла мимо них с подчеркнуто независимым видом.

Василий жил в подвале большого каменного дома, очень удобном для конспирации. Из двора можно было усадьбами пройти к Измайловскому проспекту или выйти на 6-ю роту. Через дыру в заборе было легко проскользнуть в узкий Тарасов переулок, а от него — через 1-ю роту и проходной двор собственного дома Тарасова добраться до Фонтанки, где летом работал яличный перевоз, а зимой была проложена тропка к Институту путей сообщения и Юсуповскому саду. Одним словом, опытный человек, выйдя от Василия, мог немедленно исчезнуть с глаз вольного или невольного наблюдателя.

Анастасия уже два раза получала здесь нелегальную партийную литературу и потому хорошо знала все дороги вокруг дома. Она шла к нему кратчайшим путем, осторожно наблюдая, не ведет ли за собой «хвост», не затаился ли где-нибудь господин из «наружки» в типичном гороховом пальто.

Девушка нырнула под арку ворот и через черный ход спустилась в подвал. Дверь пронзительно заскрипела. Вместе с клубами морозного пара Настя очутилась в сводчатом коридоре, освещенном тусклой сальной свечой в железном фонаре. Влажное тепло, тяжелый запах кислых щей, мокрых валенок и непросушенных тряпок охватили девушку. Она подошла к знакомой двери и постучала. Василий, одетый в синюю косоворотку и полосатые брюки, умытый и причесанный, ждал гостью.

Настя облегченно вздохнула — в комнате не было этого страшного запаха. Она сбросила беличью шубку, развязала шаль и присела к столу.

Василий перед ее приходом завтракал. На гладко выструганном деревянном столе лежал кусок ситного хлеба, стояли блюдечко с мелко наколотым сахаром, пузатый фарфоровый чайник и стакан чая в мельхиоровом подстаканнике.

— Хотите чаю, Анастасия Петровна? Хорошо с мороза! — предложил Василий.

— Спасибо, да! — ответила Настя. Она избегала называть Василия по имени, поскольку он по новому паспорту числился теперь Антоном, и девушка боялась оговориться.

Василий налил гостье чаю, поставил стакан на стеклянное блюдечко и спросил:

— Вам внакладку или вприкуску?

— Спасибо, вприкуску! — опять односложно ответила Настя.

Горячий чай с синеватым твердым сахаром был действительно очень хорош с мороза. В комнате Василия было чисто и просто: железная кровать, аккуратно застланная синим покрывалом, дешевый двустворчатый шкаф, который служил хранилищем платья и нехитрых съестных припасов, два венских стула, на которых сидели хозяин и гостья, да пара деревянных лавок, так же хорошо обструганных, как и стол, составляли все убранство этого жилища. Неяркий зимний свет струился из узенького оконца, расположенного высоко под потолком.

От Василия веяло спокойствием и уверенностью. Он предложил Насте хлеба, но девушка отказалась. Хозяин не затевал беседу, а отламывал кусок за куском ситного, запивая его чаем без сахара. Черноволосый и голубоглазый Василий отрастил пышные усы, которые были почему-то чуть светлее его шевелюры. Он улыбался Насте, и девушке сделалось очень спокойно от этой добродушной улыбки человека, который сознает свою большую физическую и духовную силу. Она вдруг почувствовала желание выложить ему все сомнения насчет своего замужества.

— А можно мне с вами посоветоваться? — начала она робко.

— Выкладывайте, Настасья, что у вас за беспокойство! — подбодрил ее Василий.

Девушка решила начать издалека.

— Вы помните полковника Соколова, который ходил на «четверги» к Шумаковым? — осторожно спросила Анастасия.

— Ну конечно! С чего это я должен забывать его, ведь такие офицеры, как он, не каждый день попадаются! — удивился Василий.

— А как вы к нему относитесь? — продолжала спрашивать Анастасия. Она никак не могла найти нужные и точные слова и от этого все время краснела.

— Очень хорошо отношусь! — подтвердил Василий. — А в чем, собственно, дело? У тебя появились какие-нибудь подозрения относительно его? Он что, связан с охранкой? Или что?

— Что вы! Что вы! — испугалась Настя. — Он просто сделал мне предложение!..

— Какое предложение? Сотрудничать с полицией? — продолжал недоумевать Василий.

— Да нет же! Как вы могли такое подумать о нем! Совсем не с полицией, а выйти за него замуж! — выпалила она.

— Ах вот в чем дело! — развеселился Василий. — Извините, Настенька! — смущенно улыбнулся он. — Я совсем не подумал об этом, но желаю вам счастья!

— А я все мучаюсь, выходить мне замуж за него или нет! — простодушно призналась Анастасия и опять густо покраснела. — Ведь он полковник, представитель той самой машины насилия, которая подавляет революцию… Что будут говорить все наши товарищи?..

— Ну а как к человеку у вас какое отношение к Алексею Алексеевичу? — хитро прищурился Василий. — Сами-то вы его любите или нет?

— Очень люблю! — смущенно прошептала Настя.

— Так за чем же дело стало? — изумился Василий. — Сыграйте свадьбу да живите себе дружно!..

— А революция?! Не предам ли я ее таким образом? — изливала свои сомнения девушка. — Ведь это значит погрузиться в мир семьи… А потом… Солдаты 9 января стреляли в народ по приказам офицеров! Он тоже офицер!.. А вдруг ему придется выполнять приказ и идти против народа?.. Василий, что мне делать?! — вырвалось у Насти.

Мастеровой слегка опешил от потока сбивчивых слов и молчал, собираясь с мыслями. Настя тоже замолчала, ее руки бессильно легли поверх стола.

— Во-первых, он не производит впечатление грубого и тупого служаки, бессловесного слуги царя… — принялся размышлять вслух Василий. — Я бы сказал, что Соколов очень умен и какой-то открытый, доброжелательный человек… Он веселый и незлой, вызывает симпатию…

— Да, он очень добрый! Он справедливый и очень жалеет народ! Я знаю, я видела!.. — горячо вступилась Настя.

— Ну что ж, Настенька! Придет такое время, когда все умные и честные люди будут на нашей стороне! И очень скоро! В армии тоже есть порядочные люди, революция 1905 года хорошо показала нам, что мы должны завоевывать симпатии солдат, привлекать к борьбе с самодержавием офицеров.

— Я ему показала один раз рабочие казармы, как живут там люди!.. — призналась Настя. — Так Алексей был просто потрясен. Он совсем не знал этой стороны Петербурга. Он возмущается и тем, что некоторые офицеры раздают зуботычины своим солдатам, не заботятся о них, воруют из солдатских рационов… Он мне рассказывал… Он справедливый человек!.. — горячо защищала Анастасия Соколова.

— Ну и хорошо! — басил Василий. — Вы ему как-нибудь брошюру нелегальную дайте почитать… Как он на нее отреагирует?

— Обязательно! — воодушевилась Настя. — Но все разно я хочу быть его женой!

— Не волнуйтесь, Настенька! — успокоил ее Василий. — Товарищи правильно все поймут, если вы выйдете замуж за Соколова! Мы желаем вам счастья!..

— Ой, как я засиделась! — вспомнила о цели своего прихода девушка. — Вы уже приготовили то, что обещали?

— Да, да! — откликнулся Василий. Он сразу сделался серьезен и, поднявшись со стула, встал на лавку у окна. Из глубокой ниши за подоконником вынул обычную корзинку, с какой кухарки отправляются на рынок за провизией. Корзинка была заполнена доверху. Сверху, на чистой тряпице, прикрывавшей содержимое, лежали мороженые антоновские яблоки. Все было банально и не вызывало никаких подозрений.

— Как я люблю мороженую антоновку! — не удержалась Настя. — Можно, попробую?

— На здоровье! — улыбнулся ее непосредственности Василий. — А будете передавать — сверху картофель положите, чтобы технологам, которые заберут у вас эту корзинку, было хорошее жарево!..

Анастасия аккуратно повязала вокруг шеи тонкую шаль, оберегая от простуды свое горло будущей певицы. Василий помог ей надеть шубку, и девушка, несмотря на свою хрупкость, легко подняла тяжелую корзинку.

— Студент, который придет к вам за ней в воскресенье на «мясопустой неделе», ровно в полдень, скажет пароль: «Не даете ли вы уроки игры на скрипке?» Вы должны ответить ему: «Нет, я могу только учить пению». После этого на всякий случай выгляните на лестницу и в окно, посмотрите, нет ли полиции. Если все спокойно, то отдавайте корзинку. Это потому, — пояснил Василий, — что в технологическом институте было несколько провалов и комитет опасается, что там действует провокатор. Если Костя-технолог окажется агентом охранки и приведет с собой полицию, то вы отдайте ему из корзинки десяток книжек, которые лежат сверху, отдельно — это вполне безобидные издания речей думских ораторов-меньшевиков… Если нагрянет вслед наряд полиции, который может караулить около дома, чтобы поймать на противоправительственном деянии, то они могут сразу не разобраться, приведут с «нелегальщиной» в участок, а там вынуждены будут отпустить… — пояснил он тактику действий.

Желаю успеха! — ласково пробасил на прощание Василий и пошел провожать гостью до выхода из подвала. Он выглянул во двор, убедился, что там не маячат никакие фигуры, и пропустил девушку. Под сапожками Насти заскрипел снег, она завернула за угол и гордо пошла мимо дворника, почтительно уступившего милой барышне дорогу.