Спать они улеглись в полночь, в старой, еще девичьей спальне Синди. Последняя ночь в доме матери. Маленький старомодный ночник, стоявший на тумбочке, отбрасывал на простыни слабый свет. Типично девичья лампа, с абажуром в розово-белую полоску. Интересно, подумал Джек, что творилось в голове у Синди, когда она ребенком ложилась спать в этой комнате? И какие ей снились сны?.. Уж определенно, они не были похожи на те кошмары, что приходят теперь, с болью подумал он. Возможно, Эвелин права: причиной новых тревог Синди стал он сам.
— Ты на меня не сердишься? — тихо спросил он.
Синди лежала на боку, повернувшись к нему спиной. Джек рассказал ей все: и о завещании, и о ребенке, которого Джесси отдала на усыновление. Она выслушала его молча, не прерывая, даже будто не реагируя вовсе.
Она вздохнула и ответила:
— Возможно, я просто отупела. Стала равнодушна. И ничего больше не удивляет и не расстраивает меня.
— Знаю, наверное, лучше было не говорить, но это важно. Все, что произошло между мной и Джесси, было давно, еще до того, как мы с тобой познакомились.
— Понимаю.
— Я боюсь, что ты меня разлюбишь.
Джек был рядом, но видел лишь затылок жены. Она так ни разу на него и не взглянула.
— Что думаешь делать с этим мальчиком? — спросила после паузы она.
— Не знаю.
— Собираешься найти его?
— Наверное, должен.
— Ты этого хочешь?
— Не знаю. Все так запуталось. Не думаю, что смогу ответить на этот вопрос, пока не уляжется пыль.
Оба они долго молчали. Синди потянулась к выключателю, потом вдруг остановилась.
— А когда Джесси написала это завещание?
Джек не понимал, к чему она клонит.
— Примерно год тому назад.
— Так это прежде, чем она пришла к тебе и попросила выступить ее адвокатом?
— Да. Наверное, она написала завещание, узнав, что больна.
— Зачем она так сделала, как думаешь?
— Что сделала?
— Написала завещание именно тогда.
— Ну, вероятно, это было частью ее плана. Чтобы все поверили: она смертельно больна, ей пришлось оставить завещание.
— Так ты считаешь, она и вправду думала, что умрет?
Джек призадумался, потом ответил:
— Нет. Она же сама сказала мне, что это был обман.
— А она, случайно, не говорила тебе, чья это была затея? Ее или доктора Марша?
— Разве это важно? Мне кажется, они действовали вместе.
— Если вместе, то почему именно твое имя возникло в этом счете?
— Потому, что действовали они очень умно. Только круглые дураки сообщники поставили бы свои имена в общем банковском счете.
В комнате снова воцарилось молчание. Через несколько секунд Синди опять потянулась к выключателю и снова остановилась.
— Скажи, только честно. Ты веришь в то, что Джесси была убита из-за того, что обманула инвесторов?
— Думаю, да. Или они убили ее, или она покончила с собой из страха перед ними.
— Кстати. Не дай Бог, конечно, но если тебе придется рассказывать перед жюри присяжных о том, что Джесси решилась на обман, как ты это докажешь?
— Я видел, как они с доктором Маршем держались за руки в лифте. Позже она сама мне призналась.
— Все — слова. Лишь голословные утверждения, будто ты видел, как они держались за руки в лифте и что потом она тебе призналась. Где доказательства?
В животе у него заныло. С таким сложным перекрестным допросом он еще не сталкивался.
— Да, сам понимаю, — тихо ответил он, не сводя глаз с затылка жены.
— Это меня и беспокоит.
— Тебе не о чем беспокоиться.
— Зато тебе есть о чем.
— Возможно.
И вот наконец она перевернулась на другой бок, посмотрела ему прямо в глаза, нежно прикоснулась к руке.
— Никакого романа у вас с Джесси никогда не было. О ребенке ты ничего не знал. Как не знал и о совместном банковском счете на Багамах. Ты не знал, что она оставила тебе деньги по завещанию. И потом вдруг она оказывается у нас в ванной, лежит там мертвая, голая, вся в крови. И единственным доказательством, что ее убил кто-то другой, являются твои показания. Ты будешь говорить присяжным о том, что она призналась тебе в мошенничестве, что ты, как ее адвокат, ничего не знал об этом до конца процесса. Я никогда не давала советов ни тебе, ни Розе, но достаточно узнала за годы нашей совместной жизни, чтобы понять — избежать предъявления обвинения тебе будет очень и очень трудно.
— Ты права, Синди.
— Я не для того говорю все это, чтобы ты раздражался. Просто хочу, чтобы ты понял. Тебе поверят только в том случае, если жюри присяжных будет состоять из двенадцати Синди Свайтек. Только в этом случае они поверят тебе. Только если захотят поверить!
Он нежно погладил ее по щеке, но она не откликнулась на ласку.
— Мне жаль, — пробормотал Джек.
— Мне тоже. — Она перевернулась на другой бок и выключила лампу.
Они лежали рядом в темноте. Джеку не хотелось заканчивать разговор на этой ноте, но никак не удавалось подобрать нужных слов.
— Джек? — тихо окликнула его Синди.
— Да?
— А что чувствует человек, когда убивает другого?
Он решил, что она говорит об Эстебане, не о Джесси. И ему очень не хотелось говорить на эту тему.
— Наверное, это просто ужасное, жуткое ощущение.
— Говорят, что стоит убить раз — и дальше убивать уже проще. Думаешь, это правда?
— Нет.
— Честно?
— Ну, если ты нормальное человеческое существо, если у тебя есть совесть, то отнимать жизнь у другого человека при любых обстоятельствах нелегко.
— Я не спрашиваю, легко или нет. Меня интересует, легче ли.
— Не думаю. Ну разве что в целях самообороны.
Она промолчала. Видно, оценивала его ответ. А возможно, оценивала его самого. Потом потянулась к выключателю, и спальня вновь озарилась мягким светом.
— Спокойной ночи, Джек.
— Спокойной ночи, — ответил он, удивился, но не стал спрашивать жену о причине, побудившей включить свет.
В комнате воцарилась тишина.