Вне подозрений

ГЛАВА XI

В Лос-Анджелесе их встретила удушливая жара, под сорок градусов. И хотя отель «Беверли Террас» был меньше мотеля в Сан-Франциско, у него имелось одно важное преимущество: бассейн во внутреннем дворе. Они условились повидаться с детективами из лос-анджелесского отделения полиции в два тридцать дня, и у них осталось время распаковать вещи, принять душ и даже передохнуть. Анна решила поплавать и отправилась в бассейн.

Она успела десять раз проплыть по водной дорожке, прежде чем рядом появился Лангтон. Анна приблизилась к краю бассейна.

— Я вам нужна? — спросила она.

— Заканчивайте, но не торопитесь.

— Нет, все нормально, и я уже наплавалась.

Она стряхнула с волос капли воды.

— Дело в том, что в отделении я должен получить е-мейл. Мы так договорились, — пояснил он. — Понимаете, я послал им запрос и жду новой информации.

Анна, тяжело ступая, вскарабкалась по лестнице бассейна. Мокрый купальник сидел на ней в обтяжку. Он взял ее за локоть и поддержал, когда она сделала шаг от лестницы к каменной плите.

— Баролли поручил лондонской кинокомпании уточнить расписание Дэниэлса. Необходимо выяснить, был ли у него хоть какой-то перерыв перед 7 февраля, когда он мог за несколько часов добраться из Корнуолла в Лондон.

Анна повернулась к шезлонгу, и Лангтон протянул ей полотенце.

— Спасибо. А есть ли новости о стоматологе, который протезировал ему здесь зубы?

— Я собираюсь с ним связаться. Наша лаборатория отправит ему е-мейл со всеми подробностями. И потом мы наконец проедем в графство Орандж — туда, где нашли вторую американскую жертву. Заодно установим контакт с местным отделением полиции.

— Правильно.

— Думаю, мне нужно последовать вашему примеру и окунуться, — сказал он, но при этом не сдвинулся с места.

— А вы захватили с собой плавки? — спросила Анна.

— Нет, но у меня есть жокейские шорты, и с ними все в полном порядке.

Лангтон встал и побрел в раздевалку. Она собрала свои вещи и продолжала вытираться, ожидая, когда он вернется в бассейн. И подумала, что там, в раздевалке, останутся его пиджак и бумажник.

Лангтон появился с полотенцем на плечах и связанной в узелок одеждой.

— Знаете, а у вас очень спортивная и подтянутая фигура, — отметила Анна, досуха вытирая волосы. — Особенно если учесть…

— Что учесть?

— Ну, вы же слишком много курите и пьете. Неужели вы занимаетесь спортом? Как-то не верится.

— Занимаюсь ли я спортом? — насмешливо переспросил он.

— Да.

— Я пробовал несколько лет назад.

— Неужели? — притворно удивилась она. А когда спросила, играл ли он хоть раз в теннис, Лангтон покачал головой.

— Я участвовал в велогонках. Вы никогда не ездили по дорожке неподалеку от моего дома? Иногда я катаюсь там по вечерам, перетаскиваю велосипед через забор и гоняю по кругу в темноте. Очень полезно, очищает голову от разной мути. Но давно уже не ездил.

— Значит, вам удалось очистить голову, — пошутила она. Он искоса взглянул на нее.

— Вам бы только меня поддеть, Трэвис. Что же, голова у меня сейчас чистая, а когда я поплаваю, станет еще чище.

Он положил свою одежду на шезлонг в солярии.

— Когда вы будете готовы, отнесите, пожалуйста, мои вещи к себе в номер. Вас это не затруднит? Я забыл свою кредитную карточку, а бумажник у меня в кармане пиджака.

Он бросил полотенце и, не слишком умело нырнув, поплыл медленным кролем. Она понаблюдала, как он дважды преодолел водную дорожку, затем собрала его вещи и отправилась назад, в отель.

Анна только кончила мыть шампунем голову, когда он постучал в ее дверь.

— Есть какие-то новости из отделения? — поинтересовалась она и отдала ему одежду.

— Никаких. Увидимся чуть позднее. Через двадцать минут, в холле. — С этими словами он удалился.

Гардероб Лангтона не переставал ее изумлять. Появившись в холле, Анна застала его в накрахмаленной белой рубашке и легком костюме. Он надел темные очки.

Они побывали в массивном здании центрального отделения полиции Лос-Анджелеса и пятнадцать минут спустя вернулись в машину, выехав в графство Орандж, где, как им сообщили, в местной полиции можно было узнать больше подробностей о второй жертве.

Ее звали Марлой Кортни, и ей было двадцать девять лет, так что изначальные сведения, полученные в Лондоне, подтвердились. Марла давно фигурировала в полицейских отчетах о проституции в Лос-Анджелесе и употребляла наркотики, о чем им также было известно. От убийств предпоследней и последней английских жертв ее гибель отделял примерно равный временной промежуток. А значит, как и в случае с Трикси, дело Марлы уже успело «остыть».

Последней Марлу видела вечером официантка из клуба «Блюз» на Сансет, и, судя по ее показаниям, проститутка покинула клуб вдребезги пьяной и едва держалась на ногах. Никаких свидетелей, встречавшихся с Марлой после ее ухода из клуба, не нашлось или они побоялись заявить в полицию. Лангтону дали номер телефона официантки, и он ей позвонил, но услышал лишь запись автоответчика.

Труп Марлы обнаружили в глухом уголке графства Орандж, где обычно собирались наркоманы. Подобно всем другим жертвам, она лежала лицом вниз со связанными руками, удушенная своими колготками. Остаток утра Лангтон и Анна провели в поездке, а когда добрались до отделения полиции графства Орандж, у них ушло еще несколько часов на знакомство с досье и просмотр фотографий убитой женщины. Они покинули отделение лишь в четыре часа дня. И на обратном пути специально проехали по Сансет, мимо клуба «Блюз», остановившись у комплекса телестудии Си-Би-Эс в Сенчури сити.

Чернокожая регистраторша набрала номер внутреннего телефона остро заточенным карандашом. Анна обратила внимание на ее длиннющие накладные ногти, таких она еще ни разу в жизни не видела, они даже загибались, словно уголки игральных карт. А ее волосы были заплетены во множество косичек с разноцветными бусами, которые соприкасались и позвякивали всякий раз, как она поднимала голову.

— Да-да, я сейчас передам детективу Джеймсу Лангтону и Анне Трэвис. Они здесь, в регистрационной. — Девушка выслушала, что ей сказали, и обратилась к ним: — Вам нужно подняться на четырнадцатый этаж. Вас там кто-то ждет.

— Спасибо, — поблагодарила Анна.

Они сели в лифт и вышли на четырнадцатом этаже, сразу оказавшись в просторном холле. К ним приблизился худенький молодой человек с лицом, усеянным прыщами, и в круглых очках. Он подал руку Анне и осведомился:

— Вы детектив Лангтон?

— Нет.

— Это детектив-сержант Трэвис, — язвительно пояснил Лангтон. — А я главный инспектор Лангтон.

Они проследовали за молодым человеком по узким коридорам между рядами столов и наконец добрались до служебных кабинетов. Из них доносились телефонные звонки и актерские голоса с экранов видеомагнитофонов, создававшие впечатление мощной звуковой волны.

Прыщавый молодой человек остановился у двери последнего кабинета и, заикаясь, назвал их имена. Человек, находившийся в кабинете, с кем-то беседовал по телефону, и им пришлось подождать, невольно подслушав обрывок разговора.

— И сколько она хочет? За что? Ты, должно быть, шутишь. Мы никак не можем себе позволить, разве только если поохотимся в Румынии и сумеем отстреляться. Я уверен, что это она, но собираюсь к тебе вернуться. Да-да, я знаю, она только что усыновила мальчика. Мы договоримся, и нянька у нее будет, пусть поселит ее в своем гребаном доме и поможет вести хозяйство, если ей так хочется, но цена нас не устраивает. Мы с нею не согласны. Да, ты права, ты права.

Они заметили, как говоривший взмахнул рукой и пригласил их в кабинет. Когда Лангтон с Анной шагнули из коридора к двери, Майк Маллинс попрощался со своей собеседницей:

— И я тоже тебя люблю, беби. Возвращайся ко мне. Отлично, благодарю.

Он повесил трубку и встал из-за стола.

В комнате от пола до потолка громоздились ряды видеопленок и сценариев, а на большом дубовом столе стояла колоссальная декоративная орхидея — единственное украшение кабинета. Невысокий, с выгоревшими на солнце, спутанными волосами и сверкающими белоснежными зубами, Майк Маллинс был одет с артистической небрежностью — в цветастую рубашку, завязанную узлом на животе, и светло-голубые джинсы.

— Хорошо. Что вы предпочитаете: воду, сок или еще что-нибудь?

— Спасибо, нам ничего не надо, — вежливо отказался Лангтон.

— Садитесь, пожалуйста.

Они уселись на мягкую коричневую кожаную тахту. Маллинс отдал сценарий подоспевшему помощнику.

— Мне нужны четыре копии, и только на белой чистой бумаге.

Затем Маллинс стремительно обогнул стол.

— Простите, я не могу припомнить, по какому делу вы сюда явились?

— В прошлом году вы снимали телефильм. Он назывался «Вне системы», — ответил Лангтон.

— О господи, да. И что же?

— В нем участвовал актер Алан Дэниэлс. Восходящая звезда. Он играл главную роль.

— Неужели? — переспросил Маллинс, крепко сжав руки. — Честно признаться, не припоминаю. Совсем вылетело из головы. — Он наморщил лоб. — Да, он, кажется, снимался. Если я не ошибаюсь, он англичанин.

— Да, это он.

Маллинс повернулся к компьютеру, включил его и щелкнул «мышью», продолжая бормотать что-то себе под нос. Затем пододвинулся поближе и уставился на монитор.

— Ну конечно, я знаю, о ком идет речь. Да, Алан Дэниэлс. Но роль у него была отнюдь не главная. Да-да, я его вспомнил. К сожалению, сейчас я не смог занять его в новом фильме.

— У вас сохранились документы о натурных съемках с его участием?

Маллинс поджал губы и опять защелкал «мышью».

— Вот он, весь бюджет фильма.

— А есть ли у вас расписание съемок Дэниэлса?

Маллинс в очередной раз пощелкал «мышью» и покачал головой.

— Мне известно общее расписание съемок, потому что оно заложено в бюджет. Но конкретно, по каждому артисту, мы их не составляли. Фильм снимался шесть недель — работа началась 20 сентября и завершилась в первых числах ноября. Мы никуда не уезжали из Лос-Анджелеса, так что никакого перечня натурных съемок у нас нет.

Он нахмурился и отвернулся от монитора.

— Надеюсь, он не намерен со мной судиться?

— Нет. Скажите, он мог находиться в Лос-Анджелесе все эти шесть недель безвыездно?

— Да-да, я так думаю. И сейчас отыщу для вас список съемочной группы.

Они подождали, пока он обшаривал компьютерный стол. Наконец Маллинс нашел распечатку и пристально поглядел на нее.

— Алан Дэниэлс снимал номер в отеле «Шато Мармонт», прямо за Сансет. Но список я вам отдать не могу, там домашние адреса и тому подобное.

Лангтон выпрямился.

— Спасибо. Мы и так отняли у вас немало времени.

— Вы не собираетесь разъяснить, с чем это связано?

— Мне жаль, но в настоящий момент ведется следствие.

— По какому поводу?

Лангтон пожал ему руку.

— Обычное рутинное следствие. Еще раз благодарю.

Разочарованный Маллинс проводил их до двери. Когда он распахнул ее, его запуганный, заикающийся ассистент выскочил из-за стола.

— Я вспомнил. Он играл там сыщика. Блондин, очень привлекательный. Так это он?

Анна поблагодарила его за внимание, а Лангтон тем временем уже скрылся в узком коридоре.

Отель «Шато Мармонт» и правда находился прямо за Сансет на Мармонт драйв. Они подъехали к нему почти в шесть часов вечера и отдали ключи от машины дежурному на автостоянке. Анна оробела от размеров отеля, и ее особенно поразили персональные бунгало вместо номеров. Она начала гадать, не встретят ли они в холле кого-нибудь из кинозвезд.

Заместитель главного менеджера принял их не сразу. Он держался весьма дипломатично и уклончиво, заявив, что не вправе разглашать подробности пребывания в отеле их многочисленных гостей — ни тех, кто остановился здесь только что, ни прежних обитателей. «Это противоречит нашим правилам и всей процедуре обслуживания», — пояснил он.

Лангтон вспыхнул и показал ему удостоверение Ай-Ди.

— Я понимаю, что вы должны охранять покой и частную жизнь ваших гостей, но, поскольку дело связано с полицейским расследованием, я искренне советую оказать нам содействие и поделиться информацией. Мне не хотелось бы возвращаться сюда с сотрудниками ЛАПД и полицейскими в патрульных машинах.

Они вышли из отеля через четверть часа, узнав, что Алан Дэниэлс действительно проживал в отеле, в одном из самых уединенных бунгало. Он провел здесь пять недель, и этот период включал в себя время убийства Марлы. Дэниэлс пользовался наемной машиной, и в его распоряжении был «Мерседес-Бенц».

Когда они выехали и спустились по Сансет, снова миновав клуб «Блюз», расположенный поблизости от «Шато», Лангтон приподнял брови:

— Очень удобно.

У него зазвонил мобильный телефон, и он полез за ним в карман.

— Это не из Лондона, там сейчас полночь. — Лангтон взял в руки мобильник. — Алло. Алло!

— Кто это? — спросил женский голос. — Вы звонили мне по телефону, но не оставили сообщения. Я просто решила набрать ваш номер и выяснить…

— А, да, вы же… — Он прикрыл мобильник ладонью и подтолкнул локтем Анну. — Как зовут эту чертову свидетельницу по делу Марлы? Он же назвал мне ее имя, вы не помните?

— Энджи Даттон, — подсказала Анна.

Лангтон снова поднес мобильник к уху.

— Это Энджи? — не слишком внятно осведомился он.

— Да, а кто вы?

Анна выслушала их короткий разговор. Лангтон постарался обойтись минимумом информации и лишь поинтересовался, не сможет ли Энджи уделить ему десять минут. После разных недомолвок и уточнений они условились встретиться в десять вечера. Он выключил мобильник и усмехнулся.

— Что же, у Энджи очень сексуальный голос, и, возможно, она сообщит мне нечто важное. Она работает в клубе, и в десять ей удастся оттуда ненадолго вырваться.

— А можем мы сначала немного перекусить?

— Мы-то можем. Но вас я на эту встречу не возьму. Тут я и сам управлюсь, так будет лучше.

Анна окинула Лангтона выразительным взглядом, однако Лангтон не уловил его.

— Знаете, кажется, мне должно повезти.

Он решил, что им нужно вернуться в отель и освежиться. Когда Анна выбирала наиболее удобный путь, размышляя, куда бы им повернуть, Лангтон внезапно рассмеялся.

— Что такое?

— Я подумал, любопытно, что все в Лос-Анджелесе работают в здешних местах. — Он положил руку на спинку сиденья, чуть не прикоснувшись пальцами к ее шее. — Как вам понравились этот прыщавый мальчишка и его кудлатый шеф Маллинс?

Анна печально улыбнулась. Ее утомили долгое путешествие из Сан-Франциско и разъезды по Лос-Анджелесу. Он почувствовал ее настроение.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего, просто я немного устала.

— А не прокатиться ли нам в Санта-Монику и там как следует пообедать? Нет, если хорошенько прикинуть, у нас не хватит времени.

— Я что-нибудь съем у себя в номере.

— Черт побери, нет. Я вам не позволю. Нам нужно заказать обед в каком-то знаменитом ресторане. Вы ведь не каждый день бываете в Лос-Анджелесе.

— Но у меня нет подходящего костюма, хотя…

— О’кей, тогда останемся в отеле.

Вернувшись в номер, Анна опять приняла душ. После плавания в бассейне и частого мытья под душем ее волосы с трудом поддавались контролю и торчали в разные стороны. Она спустилась в холл сразу после восьми вечера и с удивлением обнаружила, что Лангтон переоделся не в очередной официальный костюм, а в легкий свитер и джинсы.

— Ручаюсь, что ничего хорошего в их меню нет. Обычные сандвичи. Я поговорил с менеджером, и он посоветовал нам проехать в один ресторан. Я уже заказал там столик. Он мне его очень хвалил. Не беспокойтесь, Трэвис, и пейте, что вам угодно. Вести машину буду я.

Шофером он оказался из рук вон скверным и чуть не угробил себя и Анну, выехав с автостоянки не на ту сторону шоссе. Он раза два пытался подрезать другие автомобили и «пролететь» над центральной линией. А потом умерил свой пыл, и они медленно потащились по дороге, оглядываясь то направо, то налево в поисках нужного адреса. Однако в ресторане Лангтон моментально преобразился и повел себя как настоящий джентльмен. Он взял Анну за локоть и проводил к столу. Похоже, его переполняли радостные предчувствия. «Неужели звонок женщины с сексуальным голосом способен так подействовать на мужчину?» — задумалась она.

— По-моему, вам здесь нравится, не так ли? — улыбнулся он и осмотрелся вокруг, когда они заказали блюда.

— А из отделения никаких новостей не поступало? — спросила она.

— Давайте хоть на полчаса забудем о работе.

Она удивленно приподняла бокал вина:

— Ваше здоровье!

Вино оказалось столь прохладным и тонким на вкус, что после нескольких глотков у нее тоже поднялось настроение.

— А вы хорошо уживались со старым Джеком? — внезапно поинтересовался он.

— Да-да, он был замечательным отцом. Конечно, он частенько отсутствовал, но, когда бывал дома, уделял мне и маме все внимание. И обожал придумывать для нас развлечения, знаете, пикники, походы в театр и прочее. Он всегда следил за моими спортивными успехами. А я была ими просто одержима. Занималась верховой ездой и мечтала о собственном пони, но, разумеется, мы не могли позволить себе такую покупку. Ведь за ним нужно ухаживать, держать его в конюшне, в стойле. Хотя я до сих пор езжу верхом каждую субботу.

— А вы выигрывали призы? — задал он вопрос, осушив бокал.

— Да, случалось. Однажды папа с головы до ног украсил меня лентами и заснял. У меня сохранилась эта фотография: первая, вторая и третья полоски лент, и все разного цвета, — засмеялась она.

— Моя дочь Китти хочет научиться верховой езде. Но я понял, что́ вы имели в виду. Это дорогое удовольствие. И потом, нужно будет приобрести шпоры, седло и прочие необходимые вещи.

— Там, где дают уроки — в конюшнях, — обычно берут напрокат подержанное снаряжение. — Анна сделала паузу. — А ваша жена умеет ездить верхом?

— Нет. — Он тоже помедлил, и признание далось ему с трудом: — Китти было восемнадцать месяцев, когда мы поженились, и я ее удочерил. Стоит мне подумать, что я толком не был женат, и я тут же вспоминаю Китти. Она — важная часть моей жизни.

Анна попробовала закуску, решив, что он уже завершил эту краткую исповедь, и с изумлением услышала, как он продолжил обсуждать с нею свои личные дела:

— Когда вы внезапно теряете любимого человека, то не можете избавиться от мучительной боли. Горе поглощает вас, и если оно не проходит, вы начинаете искать кого-то или что-то, способное облегчить эту боль. В какой-то мере второй брак стал для меня подобным лекарством, особенно благодаря Китти, но… — Он вздохнул. — Простите меня, Трэвис. Вы слишком молоды и еще ничего не знаете. Моя первая жена умерла от опухоли мозга. Как-то вечером она легла спать с головной болью. Утром голова у нее по-прежнему болела, но она поехала на работу. Там ей стало плохо, она ослабела, потеряла сознание. А потом — мгновенный конец, она умерла через два часа.

— Мне очень жаль, — соболезнующе проговорила Анна.

Он через силу улыбнулся:

— Мне тоже.

Когда им подали первое горячее блюдо, разговор завершился. Анне еще не попадался человек, способный в считаные минуты поглотить целую порцию. Когда она прожевала несколько кусков, Лангтон уже опустошил тарелку.

— Вы что, спешите на поезд? — поддразнила его она.

Лангтон озадаченно посмотрел на нее и наполнил их бокалы.

— Моя мама часто говорила, что я очень быстро ем, — пояснила Анна.

— О, извините. — Он усмехнулся. — Расскажите мне о вашей матери. — Отломив половинку ломтя хлеба, он намазал его маслом. — Ее звали Изабель, не правда ли?

— Да.

— И она хорошо готовила?

Анна засмеялась.

— Она хорошо справлялась с другими делами, но кулинаркой бы ее никто не назвал.

Лангтон обернулся и попросил официанта унести их тарелки.

— Кто же у вас готовил?

— Отец. Ему это блестяще удавалось.

— В самом деле? — Лангтон, кажется, не поверил ей.

— Да, правда, очень хорошо. Мы пекли дома хлеб и пироги…

Она осеклась, когда ей подали семгу, а ему рыбу по-монастырски.

На этот раз он ел медленнее, смакуя вкус. А затем вновь набрал свой обычный темп, словно быстроходный катер. Когда Анна разделалась с рыбой, его руки все еще взлетали над столом, и в корзинке не осталось ни одного ломтя хлеба. Он несколько раз наливал вино в их бокалы. Но как только к столику подвезли тележку с десертом и Анна с любопытством взглянула на нее, Лангтон посмотрел на часы.

— Нам пора. Вставайте. Мы и так здесь засиделись.

Они прибыли в отель без четверти десять. Если бы за рулем сидел Лангтон, им понадобились бы лишние полчаса. Анна вышла из машины, и он проскользнул на ее место.

— Вы в состоянии ее вести? — забеспокоилась она.

— Нет, Трэвис. Я же паралитик, — огрызнулся он. — Ложитесь спать. Увидимся утром, в восемь часов. В холле, у стойки регистратора.

Она пронаблюдала, как он отъехал, надеясь, что не наскучила ему за вечер. Пожалуй, разговор о конном спорте не в меру затянулся. Но ей так нравилось быть с ним рядом, хотя Анна сомневалась, что Лангтон испытывал в ее обществе сходные эмоции. Она вошла в номер и тут же услыхала телефонный звонок. Это был зубной врач Дэниэлса, ждавший ее внизу.

Анна поспешно спустилась в холл.

Маленький и загорелый Артур Клейн даже вечером не расставался с темными очками. Он улыбнулся, когда она пожала ему руку и поблагодарила за приход. Клейн принес объемистый коричневый пакет и был явно сконфужен.

— Я условился встретиться… э… э… с детективом Лангтоном здесь, в отеле, ранним утром, но не смог. В семь утра мне нужно срочно принять пациентку.

— Вы назначаете прием на семь часов утра? — недоуменно переспросила Анна.

— Это особый случай. Дама разгрызала орех и сломала передний мост. Могу добавить, что обычно я отказываюсь, но когда имеешь дело с зубами кинозвезд, время суток ничего не значит.

От него словно веяло богатством и благополучием: тщательно выглаженные брюки, кашемировый пиджак и дорогие часы «Ролекс», на которые он постоянно поглядывал. Она припомнила, что стоимость новых зубов Дэниэлса превышала годовой заработок каждого из сыщиков.

— Мы можем где-нибудь поговорить? В моем распоряжении лишь десять минут.

В маленькой нише отеля тесными рядами стояли кактусы, а кресла, несомненно, знавали лучшие времена, но там было пусто. Клейн отказался что-либо пить и сел, аккуратно расправив брюки. Он брезгливо оглядел запятнанные сиденья кресел и постучал пакетом по бедру.

— Никогда не был в этом отеле.

По выражению его лица Анна поняла, что больше он сюда и не вернется, ну разве если его вынудят какие-то обстоятельства.

— Полагаю, вы сознаете, что никаких рентгеновских снимков Дэниэлса у меня нет. Равно как и слепков зубов, которые я сделал для оценки общей стоимости.

— Да, мой начальник это объяснил.

— Работа оказалась весьма дорогой: три протеза и мост, плюс каждый зуб виден, как я называю, «в улыбке». — Для иллюстрации он провел пальцем по своему переднему зубу в нижнем ряду. — И теперь должен вам сказать, что эти рентгеновские снимки меня смутили. — Клейн достал из кармана фотокопии рентгеновских снимков, которые они изъяли из квартиры Дэниэлса в Куиннз Гейт.

— Смутили? Почему?

— Если это и правда зубы мистера Дэниэлса, в чем я сомневаюсь, то на них остались бы следы предыдущей работы, а рентген их не отразил. Я сейчас говорю не точно, а по памяти, потому что настоящих рентгеновских снимков зубов мистера Дэниэлса у меня больше нет. Знаете, я поставил мосты и слева, и справа, а тут они не показаны, но когда я впервые обследовал мистера Дэниэлса, он мне продемонстрировал свои нижние коренные зубы, а вернее, две золотые коронки. И даже если допустить, что это его рентгеновские снимки, то они не могли быть новыми.

Анна наклонилась к нему поближе.

— Значит, вы не исключаете, что это могли быть старые рентгеновские снимки зубов Дэниэлса?

— Нет, исключаю. И сейчас вам четко сформулирую: это снимки зубов не мистера Дэниэлса. Таких у него никогда не было. У человека с этими зубами ярко выраженный скрещенный прикус.

— Огромное вам спасибо.

Клейн кивнул и отдал ей конверт.

— Меня не удивляет, что у него нелады с законом. Он вел себя крайне грубо и пытался меня обмануть. Отказался мне платить, когда я закончил работу. Все это было очень неприятно.

— Но вы получили назначенную сумму?

— Только после того, как пригрозил подать на него в суд. Да и то при условии, что я отправлю ему документы, рентгеновские снимки и слепки зубов.

Он проверил часы.

— Мне нужно идти. Простите, что не смог вам как следует помочь. — Клейн встал. — Вероятно, если бы Дэниэлс не спешил…

— Извините, что вы сейчас сказали?

— Он спешил. Из-за него мне пришлось сдвинуть расписание и отменить ряд вызовов. Он говорил, что операция необходима для съемок. Мне порекомендовал его весьма влиятельный агент, присылавший прежде множество клиентов, и лишь поэтому я счел своим долгом согласиться.

Анна проводила Клейна до автостоянки, и когда он приблизился к своему «Бентли» с откидным верхом, в машине сработала сигнализация.

— Когда Дэниэлс обратился к вам и когда вы с ним впервые встретились?

Клейн открыл переднюю дверцу и занял водительское сиденье.

— Все началось в середине сентября, и курс лечения был долгим. В последний раз он появился у меня пару месяцев назад.

— Как по-вашему, Дэниэлс действительно нуждался в услугах стоматолога, в протезировании? Или это была сугубо косметическая операция?

Он пристегнулся ремнем и откинулся на кожаную спинку.

— Что ж, нижние зубы у него были неважные, их форма оставляла желать лучшего, и он утверждал, что сточил их. Но передние показались мне неплохими.

— Значит, никакая «улыбка» ему не требовалась?

Клейн надел кожаные водительские перчатки и взялся за руль.

— С протезами он хорошо смотрелся. Но, по правде говоря, вполне мог отбелить и свои собственные.

Словно желая показать наглядно, Клейн обнажил свои ярко-белые зубы в прощальной улыбке.

Анна проследила, как он выехал с автостоянки. Он был таким маленьким, что казался сгорбленным за массивным рулем.

Анна встала перед зеркалом и начала исследовать свои зубы. Наверное, ей тоже стоит пользоваться отбеливающей зубной пастой. Она улеглась в кровать. Если Дэниэлс решился на тяжелую хирургическую операцию, значит, его волновало, что он где-то оставил следы своих зубов. Можно ли быть таким расчетливым? Таким скрытным и вероломным?

Ей вспомнился один эпизод из раннего детства. Отец сидел в темном углу комнаты, попивал бренди и задумчиво смотрел на огни в камине. А она устроилась у него на коленях, пытаясь сдвинуть его с места и оттащить поближе к свету. Ее пугал этот угол, в который он иногда забирался. Отец грустно улыбнулся ей, когда Анна спросила, в чем дело, и откинула с его лица прядь волос.

Она была убеждена — с ее отцом творилось что-то неладное.

— Ты себя плохо чувствуешь? — встревожилась она.

Он на секунду прижался головой к ее плечу.

— Со мной все в порядке, дорогая. Просто твоему папе приходится порой иметь дело с изолгавшимися, порочными, вероломными душами. А потом их грехи пристают к нему, точно дурной запах.

— А что значит «вероломный»?

Он отпил глоток бренди.

— Человек говорит тебе, что он этого не делал, но ты-то знаешь, он тебе солгал и сумел замести следы. Добился, что все ему поверили, убедил людей и радуется, что сумел обвести их вокруг пальца. Вот что такое «вероломный».

— И кто-то был с тобой вероломным? — задала она вопрос.

— Да.

Отец объяснил ей: один человек поклялся ему, что не обижал маленькую девочку и не причинял ей боли. Они ему поверили и отпустили, а он больно обидел другую маленькую девочку.

Спустя много лет Анна узнала от матери, что он говорил о маньяке-детоубийце, вел следствие по его делу и был глубоко этим травмирован. С тех пор слово «вероломный» вызывало у нее бередящие душу ассоциации, и сейчас она впервые применила его к Алану Дэниэлсу.

В дверь постучали с такой силой, что Анна едва не слетела с кровати. Она спала обнаженной и, схватив большое купальное полотенце, прикрылась им по пути к двери.

— Кто это? — спросила она.

— Я, — откликнулся Лангтон.

Анна отперла дверь. Она по-прежнему придерживала полотенце, плотно закрученное на груди. Он пьяно пошатнулся и оперся о косяк, размахивая запиской, которую она просунула под его дверь.

— Так, значит, этот Клейн явился с козырными картами. А наш ублюдок нарочно припрятал снимки зубов у себя в квартире, верно?

Анна отпрянула назад.

— Я бы сказала, что это вполне возможно.

— Блестяще! Блестяще, черт побери!

— Могу ли я налить вам кофе?

— Нет. Ложитесь и хорошенько выспитесь. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Он нетвердым шагом двинулся по коридору. Она высунулась в дверь и пронаблюдала, как он вложил в прорезь карточку, пытаясь открыть свой номер. Три раза ударил по ее ребру, чертыхнулся, что-то пробормотал, но наконец там зажегся зеленый свет, и он скрылся внутри.

Анна захлопнула дверь и вздохнула: даже будь она совершенно голой, когда он появился в ее номере, Лангтон, наверное, этого бы не заметил.

Она заказала кофе, апельсиновый сок и оладьи с черникой. Однако ей подали грейпфрутовый сок, кофе и нечто похожее на оладьи с бананами. Она не стала жаловаться на плохое обслуживание и съела завтрак.

Анна сидела в холле, ожидая, когда Лангтон расплатится по счету. Выглядел он ужасно: небритый, с помятым лицом и кругами под глазами.

— Надеюсь, вы неплохо выспались? — ласково осведомилась она.

Он скорчил гримасу, очевидно, не желая откровенничать.

Анна догадалась, что вопрос о «важной информации» прозвучит неуместно. Вряд ли он сумел ее получить.

Когда они прибыли в аэропорт, она покорно засеменила за ним, боясь что-либо советовать. Впрочем, совет был бы уместен, поскольку Лангтон тут же заблудился и встал в кассу не той авиакомпании. Он громко выругался, когда им пришлось вернуться в зал с кассами внутренних американских рейсов. Ко времени объявления полета они успели обойти весь аэропорт. Лангтон и впрямь плохо ориентировался, и она заметила, что он то и дело проверял наличие паспорта и билетов.

Наконец они поднялись по трапу в самолет. Места у них были в разных рядах, и Анна не смогла выяснить, как прошла его встреча с Энджи вчера вечером.

Полет продлился недолго: через два часа они приземлились в Чикаго. Лангтон решил не нанимать машину на сутки, и они воспользовались такси. Недорогой, если не сказать дешевый, отель, к счастью, оказался совсем неплох.

Они договорились увидеться в два часа в холле.

Когда Анна появилась там, Лангтон нетерпеливо расхаживал взад-вперед. Он побрился и сменил костюм, надев белую рубашку и свой обычный темно-синий «морской» галстук.

— Где это вы пропадали? Идемте, нас ждет такси! — выпалил он.

Она двинулась вслед за ним и посмотрела на часы. Ни о каком опоздании не было и речи. Она пришла на пять минут раньше срока.

По дороге в отделение полиции Чикаго он попросил ее повторить разговор с Клейном. Лангтон сидел с закрытыми глазами и слушал. Закончив рассказ, она все-таки не удержалась и спросила его о свидании с Энджи. Он пожал плечами.

— Хорошо. Все было хорошо.

— Я в этом уверена. Но вы получили информацию?

— А что вы подразумеваете? — Похоже, он обиделся сильнее прежнего.

— Только то, что ваша встреча затянулась. Вы хоть помните, как разбудили меня?

— Естественно. — Он окинул Анну пристальным взглядом. — Итак, Трэвис… вы всегда спите обнаженной?

Она смутилась и начала обдумывать, как бы ей уклониться от ответа. Но в эту минуту они подъехали к отделению полиции Чикаго. Он расплатился с таксистом и вышел первым.

— Детектив Лангтон? — громко произнес полицейский со стриженными ежиком волосами, направившись им навстречу по мраморному полу приемной.

Лангтон остановился, и они обменялись рукопожатием.

Полицейский дружески улыбнулся ей:

— Привет! Вы, должно быть, Анна. А я капитан Джефф О’Рейли. — Он пожал ей руку, крепко стиснув ее пальцы.

«Еще один американец с потрясающими зубами», — подумала она.

— Рад вас видеть. Давайте сначала пройдем в архив. А потом, если захотите прокатиться по городу, к вашим услугам патрульная машина.

Они поднялись наверх, миновав два этажа. О’Рейли провел Лангтона и Анну по комнате, похожей на пещеру и заваленной сотнями и тысячами досье, пока они наконец не остановились у буквы З. О’Рейли достал нужное досье, расписался за него и проводил их по коридору в другую, маленькую комнату, где стояли только стол и стулья.

Он держал в руках фотографию белокурой женщины с широко расставленными карими глазами.

— Это Сади Задин. Вот такой она была.

Затем он вынул второй снимок жертвы, на месте преступления. Она лежала лицом вниз, и ее руки были связаны на спине тесемками красного кружевного лифчика, а шея туго обмотана колготками телесного цвета. Опять одни и те же признаки преступления. И опять ни подозреваемых, ни свидетелей. Впрочем, Трэвис обратила внимание еще на одно сходство.

— Вы нашли сумочку Сади?

О’Рейли изумленно приподнял брови.

— О чем вы говорите?

— По-моему, вы называете их косметичками. А мы в Англии зовем сумочками.

— А, я вас понял, — отозвался О’Рейли. — Нет, никакой сумочки при ней не было.

Анна и Лангтон внимательно прочли копии свидетельских показаний. Сади в последний раз видели наклонившейся над машиной. Она весело болтала с молодым, приятным на вид водителем, а потом быстро проскользнула на пассажирское сиденье, и машина тронулась в путь. Кое-кто из проституток утверждал, что это был «Линкольн» темно-зеленого цвета, однако ни одна из них не запомнила номера автомобиля либо иных примет, которые помогли бы опознать водителя.

Им требовалось подтверждение того, что Алан Дэниэлс снимался в то время в Чикаго. О’Рейли пригласил их в свой кабинет, где они могли свериться со списками кинокомпаний. Они сумели связаться с двумя местными студиями и единодушно заключили, что для любого значительного фильма, сделанного в Чикаго, скорее всего, отбирали менеджера по натурным съемкам из числа горожан.

О’Рейли поинтересовался, есть ли у них подозреваемый, а Лангтон объяснил, что один такой, возможно, имеется. И он актер.

О’Рейли предложил им позвонить на чикагскую телестудию и уступил свой стол. По меньшей мере минут двадцать их направляли в разные отделы — от бухгалтерии и костюмерной до ремонтных мастерских. Но вот наконец они угодили точно в цель. Теледиктор посоветовал им проверить «Программу призов и поощрений». После суматошной череды новых телефонных звонков они установили контакт с ведущими популярного шоу, бравшими интервью у приезжих писателей и киноактеров. Сади убили в июле 1998 года, а это означало, что у них могли и не сохраниться списки интервьюируемых за тот месяц, однако наверняка уцелели пленки.

О’Рейли уже собирался уходить. Он сказал Лангтону, что если они хотят задержаться в Чикаго еще на одну ночь, то он с удовольствием поможет им в поисках прямо с завтрашнего утра.

— Спасибо, но мы здесь не останемся. Нам пора возвращаться в Лондон, — ответил Лангтон.

— Но, может быть, вы скажете мне, кто ваш подозреваемый?

Лангтон заколебался, но затем рассказал ему все о Дэниэлсе.

О’Рейли покачал головой.

— Алан Дэниэлс? Никогда о нем не слышал. Я не хожу в кино, да и на телевизор у меня времени не хватает. Знаете, я и без того сыт по горло настоящими преступлениями. К чему мне смотреть на придуманные страсти-мордасти и на всяких десятилетних девчонок, бегающих под ружейными дулами? Не обижайтесь, Анна. Но я предпочитаю спортивный канал.

Они пожали друг другу руки, и О’Рейли пожелал им спокойной ночи.

— Знаете, что касается поимки убийцы Сади, у меня такое мнение, — поделился он с ними напоследок. — Мы постарались выстрелить, но промахнулись. Собрали команду, и она искала его две недели. Подобных типов голыми руками не ухватишь, они нигде подолгу не задерживаются — сегодня здесь, завтра там. Понимаете, о чем я? В городе полно разных коммивояжеров и бизнесменов, прилетают, улетают, ну как за всеми уследить? Просто она оказалась не в то время не в том месте. Но если вы поймаете вашего парня, я бы сказал ему за десять минут немало теплых слов. — О’Рейли печально усмехнулся и удалился.

Выяснилось, что продюсер фильма «Добрый день, Чикаго» находилась в декретном отпуске, и они обратились к ее помощнице, готовившей шоу к следующему утру. Она сказала, что до семи часов не сможет ничего проверить. Однако, если ей назовут имя интервьюируемого и нужные даты, ее курьер сейчас же займется разборкой досье. Лангтон нехотя упомянул об Алане Дэниэлсе.

Они вернулись в отель после семи часов вечера. Первый утренний самолет вылетал из Чикаго в Хитроу завтра в девять. Настроение Лангтона ощутимо испортилось: он устал, проголодался и не скрывал своей подавленности. Он отправился к себе в номер, предупредив Анну, что ознакомится с меню и закажет обед, а пока будет ждать звонка с телестудии.

Через два часа в дверь ее номера так громко постучали, что она перепугалась. Анна смотрела 58-й канал, по которому шел сериал «Копы».

Лангтон радовался, как ребенок в канун Рождества. От волнения он даже путал слова, и она попросила его повторить.

— Они проверили и уже выслали с курьером эту гребаную пленку. Все совпало: он был здесь, в проклятом Чикаго, как раз в нужное нам время. У него взяли интервью 7 июля 1998 года.

— Боже мой! — Анна попятилась, и Лангтон прошел к ней в номер, закрыв за собой дверь. Он понизил голос:

— Я не стал говорить, почему нам понадобилась их пленка. И лишь сообщил, что мы ведем расследование.

— Когда нам ее принесут?

— Курьер должен подойти с минуты на минуту. Я тут же позвоню вам, как только получу ее.

Она уже была готова захлопнуть за ним дверь, когда Лангтон опять пронырнул к ней и поинтересовался, успела ли она перекусить. Его возбуждение действовало поистине заразительно.

— Я съела гамбургер, — улыбнулась Анна.

— Ну и как, вкусный?

— Отличный.

— Ладно. Я тоже попробую.

Она закрыла дверь, и ее сердце забилось вдвое сильнее обычного. Что бы ни заявляли скептики, но не слишком ли много случайностей? Во время трех этих убийств Алан Дэниэлс был во всех трех городах США. В номере зазвонил телефон, и она сразу схватила трубку. Это оказался Баролли. Анна подсчитала время и решила, что в Лондоне перевалило за полночь.

— Он с вами? — спросил Баролли.

— Нет. А в чем дело?

— У нас очередное убийство.

— Что?

— Не могу с вами разговаривать. Я должен ему позвонить.

— Он в номере 436.

— О’кей. Спокойной ночи.

Анна повесила трубку и присела на край кровати.

— О боже мой, — прошептала она.