Спустя три дня Эдвард нарушил данное самому себе обещание. Он не мог ждать, пока Джейми сделает первый шаг. Он должен был позвонить ей. Закрыв дверь своего кабинета и попросив секретаршу отвечать на все звонки, он снял трубку. С минуту он обдумывал, что сказать, подыскивал слова. Существовали же какие-то слова, способные убедить Джейми, достучаться до нее, слова, которые могли тронуть ее. Ему только надо их найти.
Но он их не находил. Ни одной мысли, ни одной стоящей идеи. И так было все время с тех пор, как он видел ее в последний раз. Он чувствовал себя отрезанным от всего мира, брошенным на произвол судьбы, потерянным. Но сейчас его заставила действовать необходимость: ему предстояло лететь в Амстердам, чтобы закончить переговоры, и он не собирался, черт побери, уехать из страны, не повидав ее или, по крайней мере, не поговорив с ней.
Злость придала ему сил. Он набрал номер, прижал трубку к уху и стал считать гудки. Под мышками расплылись мокрые круги, рубашка прилипла к спине. Легче было бы одолеть вершину горы, чем это. Или заарканить лошадь. Провернуть многомиллионную сделку. Все что угодно!
На девятом гудке, как раз в ту минуту, как он уже хотел сдаться, Джейми сняла трубку.
— Алло?
Эдвард потер заболевшую переносицу.
— Привет, Джейми. Это я. Я знаю, ты не хотела, чтобы я звонил, хотела, чтобы у тебя было время подумать…
— Ничего. Как ты?
Он старался определить по ее голосу, было ей действительно интересно? Или нет? В какой степени? Он до боли хотел это знать, но заставил себя говорить тихо, спокойно и бесстрастно.
— Я в полном порядке. А ты?
— Прекрасно. — Пауза. Молчание, за которым неизвестно, что скрывалось. Потом снова ее голос, милый, но холодный и отстраненный. — Я целыми днями рисовала. Пытаюсь сделать кое-что новое. Натюрморт. Вообще-то ты застал меня в разгар работы…
— Извини. Я собирался подождать, пока ты мне не позвонишь…
— Мне казалось, что мы именно так и договорились.
— Да. Я знаю, но мне надо уезжать. Я должен лететь в командировку в Амстердам. На неделю или даже больше… Я… — Он покачал головой, прижав пальцы к вискам. Закрыв глаза, он продолжал: — Я не хотел уезжать, не увидев тебя. Нам необходимо поговорить.
— Когда ты летишь?
Его сердце подпрыгнуло.
— Не раньше чем завтра утром. Мой рейс в девять.
— О. — Он ждал, скрестив пальцы, но она быстро разрушила его призрачную надежду. — Так случилось, что я сегодня должна навестить подругу в Мэриленде и вернусь только завтра вечером… Очень сожалею.
Проклятье! Она все осложняла.
— Какую еще подругу? — требовательно спросил он. — Я не знал, что у тебя есть подруга в Мэриленде. А где именно в Мэриленде?
— В Оулни. — Она мягко засмеялась, но даже этот короткий звук быстро оборвался. — Эдвард, существует много такого, чего ты еще обо мне не знаешь. В действительности ты вообще плохо меня знаешь.
— Я люблю тебя, — сорвалось у него с языка прежде, чем он остановился. — И я хорошо знаю тебя. Я знаю, что ты напугана, чувствуешь себя несчастной и решила не давать волю эмоциям. Я знаю это. И понимаю. И если бы я распоряжался временем, я бы позволил тебе такую роскошь, как говорить «нет» так долго, как ты хочешь, пока ты в конце концов не поймешь, что ты тоже любишь меня, черт возьми, и единственное, что ты хочешь мне на самом деле сказать, — это «да». «Да, я люблю тебя». Вот, что ты хочешь мне сказать! Но вместо этого мы должны пройти через все это, черт побери…
— Эдвард, ты кричишь на меня, я не желаю этого слышать.
— Я еду к тебе. Прямо сейчас. Подожди меня.
— Я уже собиралась уходить…
— Ты сказала, что рисовала. Так что подожди меня. Дай мне десять минут, пять минут, чтобы поговорить с тобой…
— Не могу. Я опоздаю на поезд. Мне пора идти…
— Джейми, подожди!
Он швырнул трубку, схватил пиджак и бросился к двери.
— Мистер Рокфорд, у вас заказан разговор на три часа, и вас ждут.
— Позаботьтесь обо всем. Я приду позже.
Он остановил такси, сел и, подавшись вперед, неотрывно глядя в окно, с нетерпением подгоняя машину каждым своим мускулом, каждой клеточкой, пересек город. Не успела машина остановиться, как он уже распахнул дверцу.
— Спасибо. Сдачи не надо.
Перепрыгивая через две ступеньки, он помчался вверх по лестнице, марш за маршем.
Он достиг площадки шестого этажа как раз в тот момент, когда Джейми выходила из студии со спортивной сумкой в руке.
Преградив ей путь, он встал столбом на верхней ступеньке, кипя от злости и отчаяния.
— Ты даже не собиралась подождать меня?
— Я… я сказала тебе… я должна успеть на поезд.
— В Оулни.
— Да, — резко ответила она, бросив сумку и скрестив на груди руки.
— Джейми, не делай этого. Я знаю, что ты напугана. Я понимаю.
— Отлично. Прекрасно, Эдвард. Я очень рада. Потому что ты мне нравишься и я хочу, чтобы мы были друзьями…
— Друзьями? Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Нет, не перебивай и не уходи. Я люблю тебя, Джейми Пейтон, и знаю, что и ты любишь меня! Я знаю это, чувствую здесь… — Он хлопнул себя по груди ладонью. — Все равно мы справимся с этим. Справимся с печалью, страхом, всеми теми тяжелыми чувствами, о которых ты не хочешь или не можешь говорить. Мы…
— Кем ты себя воображаешь? Ты что, волшебник? Один взмах твоей волшебной палочки — и все прекрасно?
Глаза его сузились, но он не отрывал взгляда от ее лица, размышляя в недоуменье.
— Почему ты так злишься на меня, когда все, что я тебе предлагаю — это счастье?
— Из-за твоего высокомерия! Из-за твоей проклятой самонадеянности!
— Моего? Моей? — застонал он, широко раскинув руки. — Джейми, меньше всего меня можно обвинить в самоуверенности. Впервые за все десять лет я чувствую себя так, словно балансирую на туго натянутой проволоке на чудовищной высоте, а подо мной даже нет сетки.
Она заморгала, но тут же отвела взгляд в сторону.
— Но ты выглядишь высокомерным, ты ведешь себя… — Она замолчала, пожав плечами с безнадежной покорностью.
— Как? — спросил он, разводя руками. — Как? Как твой отец?
— Вот именно! — Она посмотрела снова ему в лицо. — Ты ведешь себя так, как будто знаешь ответы на все вопросы. Что мне надлежит делать, а что нет…
— Так вот оно что! О, мне следовало догадаться. Знаешь, я тебе скажу кое-что, Джейми. Я совершенно не похож на твоего отца. Ни малейшего сходства. Мне он не симпатичен. И я очень сожалею, что мы его встретили и он каким-то дурацким образом дал тебе понять, что я ему нравлюсь. Это не так. Он меня даже не знает. И… — Эдвард наклонился к ней. Его глаза горели неистово и страстно. — Что касается ответов на все вопросы, у меня их нет. Я в таком же замешательстве, как и ты, с той разницей… — тяжело дыша, он перешел на шепот, — что я знаю, что мы любим друг друга и так или иначе, но будем счастливы!
Джейми покачала головой, у нее подрагивали губы.
— Ты не понял. Мне не надо такого счастья, потому что я не могу переносить, когда я несчастлива. Не могу. Не могу больше. Мне нужно, чтобы все было просто, обыкновенно, поддавалось контролю, как это было раньше.
Наклонившись, она подняла свою сумку и прижала ее к груди.
— Эдвард, завтра ты улетаешь. Я… я думаю, что это к лучшему. У нас обоих будет время, чтобы подумать, сориентироваться. Ты можешь целиком посвятить себя бизнесу, а я рисованию. Это будет хорошо для нас обоих.
— Только не для меня.
Его глаза были влажными, мученическими.
Джейми смотрела в сторону.
— Да, это будет хорошо. И мы поговорим, когда ты вернешься. Ты увидишь… — Поднырнув под его руку, она начала спускаться по лестнице. — Увидишь, так лучше, — донесся ее голос с площадки пятого этажа.
Подождав в кафе на углу, пока Эдвард выйдет из подъезда и уйдет, Джейми отодвинула нетронутую чашку кофе, вернулась в студию и сняла телефон со стены.
Она сидела неподвижно, держа телефон на коленях и глядя в стену. Тысячи мыслей крутились у нее в голове, разбитый калейдоскоп, фокус которого невозможно было настроить. Ей хотелось одного — спать. Это было единственное, чем она занималась три прошедших дня.
На мольберте стояло полотно с контуром натюрморта… а вокруг, заполняя каждую клеточку пространства, были выполненные в карандаше наброски мужского лица, смуглого, красивого, знакомого лица.
Вскрикнув, Джейми запустила в картину туфлей, и все сооружение рухнуло на пол. Тогда она бросилась на постель и укрылась с головой одеялом.