Во власти чар

8

— Можно я включу радио? — спросила Джейми после пятнадцатиминутной тишины в машине, которая действовала на нервы.

— Конечно. В бардачке компакт-диски. Можешь поставить, что хочешь.

Эдвард снова погрузился в каменное молчание.

«Это ошибка», — подумала Джейми, разглядывая пластмассовые коробочки. Она не могла сосредоточиться на названиях, все ее внимание было обращено на мужчину, сидящего рядом. Он был зол. Он сожалел о том, что согласился взять ее с собой. Это было видно по его поднятому подбородку, по тому, как потемнело его красивое лицо.

Откровенно говоря, ей тоже не особенно хотелось ехать туда. Это казалось естественным там, в ее студии, но сейчас выглядело глупым. Что она собиралась доказать? Чего собиралась достичь этим?

Эдвард услышал, как заиграла музыка, но эти звуки были приглушены шумом, который звучал в его голове. Кровь стучала у него в висках. В мозгу молоточками стучали голоса: «Идет заседание… Мне нужно пять минут… Эту проблему можешь решить только ты… Какими словами ты хочешь это выразить?.. Ты должен быть там!.. Эдвард… Эдвард… Эдвард…»

Потом его собственный голос, строгий, осуждающий: «Что, черт побери, ты делаешь, пригласив ее туда? Ты поплатишься за это, Рокфорд… поплатишься».

Проклятье!

Они обменялись настороженными взглядами, за которыми последовали напряженные вымученные улыбки, когда их машина вылетела на автостраду, оставив город позади.

Опустились сумерки. Они ехали с включенными фарами. В сознание врывались картинки окружающей сельской жизни и тут же исчезали. Джейми опустила свое стекло до половины, чтобы вдохнуть вечерний воздух, в надежде, что это охладит ее пылающую кожу. Она понимала, что следует что-то сказать. Это мучило ее, не давало покоя, но гордость не позволяла ей сделать это. Она молчала. Это его машина, пусть он и говорит!

А Эдвард боялся открыть рот, боялся того, что мог сказать. Никогда еще он не терял над собой контроль в такой степени. Внутри него, как крыса в клетке, металось раздражение, разрывая когтями все внутри. Это была его собственная вина, черт возьми. Только его вина, никого другого. И уж, конечно, не этой женщины.

Он бросил взгляд в темноту, и у него перехватило дыхание. Ничего удивительного в том, что он растерялся! Только посмотрите на нее! Ветер треплет ее волосы, откидывая их назад, открывая маленькое овальное лицо. Ее прекрасный профиль чеканно вырисовывается на темном фоне проплывающего мимо пейзажа.

Пейзаж! Вот ключ ко всей проблеме. Проклятье! Если бы не эта картина, они бы не были сегодня здесь. Не направлялись бы в это убежище в горах. Ничего этого бы не случилось!

Если бы не эта картина…

Эдвард чувствовал себя так, будто кто-то раздирал когтями его позвоночник. На его руках появилась гусиная кожа, дыхание стало учащенным.

Он больше не мог выдержать этого молчания и сказал первое, что пришло ему в голову.

— Ты знаешь, то, как ты сидишь и смотришь в окно, напомнило мне о моем отце. Ему нравилось водить машину, — Эдвард хмыкнул. — Вернее, ему нравилось, когда его возили. Он научил меня водить машину, когда мне было двенадцать лет, а летать, когда мне исполнилось шестнадцать.

Джейми поняла, что ей протягивают оливковую ветвь мира. С облегчением вздохнув, она заправила прядь волос за ухо.

— Правда? А это разрешается законом? — спросила она.

— Мы жили в северной Миннесоте, он и я. Там некого было особенно спрашивать, законно это или нет. Мой отец вообще был индивидуалистом.

— А чем он занимался?

— Пилотировал самолеты пожарной авиации, принадлежавшие одной независимой компании. Национальная Служба охраны лесов обращалась к нам, когда не могла справиться с пожаром.

— Это, наверное, страшно опасно.

— Он был так уверен в себе, что я никогда не думал об опасности. Он никогда не говорил о ней.

— Он сейчас жив?

— Нет. Когда он не занимался тушением пожаров, он опылял посевы. Девять лет назад он умер от эмфиземы легких.

— О, мне очень жаль.

— Да, мне тоже. Нам было хорошо вместе. Мы выезжали рано утром. Я вел машину, а он просто смотрел в окно, впитывая все, как губка: леса, озера, маленькие городки. Он знал, как каждый из них называется, мог сказать, были ли здоровы деревья, есть ли рыба в этих озерах. Я подшучивал над ним, спрашивал, что люди готовят на обед. — Снова засмеявшись, он взглянул на Джейми. — А ты? Вы были близки с твоим отцом, когда ты была ребенком?

Джейми почувствовала, как по коже пробегает холодок. Она откинулась на своем сиденье.

— Не особенно.

Эдвард посмотрел на нее, но вместо того, чтобы быстро сменить тему разговора или заполнить неловкую паузу, терпеливо ждал. Когда она ничего не ответила, он спросил:

— Почему?

Джейми пожала плечами.

— Мне кажется, я обманула его надежды.

Она почувствовала, как на нее накатываются старые чувства, как начинает пощипывать веки, как разливается холодное пламя гнева. Ей хотелось сказать: «Это не твое дело. Оставь меня в покое!» Но, как ни странно, на этот раз, когда она начала говорить, все обернулось по-другому.

Ее охватила печать.

Голос ее, чуть севший, звучал глухо.

— Мы тоже ездили вместе далеко. Жили на Манхеттене, а по выходным ездили отдыхать в Коннектикут. Обычно мы уезжали вечером в пятницу, когда он возвращался с работы. Он сажал меня спереди, рядом с собой. Мама любила сидеть сзади. Она брала свою атласную подушку и спала, чтобы быть в форме к вечеринкам, которые там устраивались поздним вечером. Так что я сидела рядом с ним, и он расспрашивал меня о том, как прошла моя неделя в школе. С кем я дружу, в какие комитеты меня выбрали, чему хочу учиться. И все это время за окном автомобиля мелькали холмы, становясь все темнее и загадочнее; деревья, почти черные, высокие и толстые. Я знала, что там водились медведи, волки, быстроногие пятнистые олени. Мне хотелось туда, к ним. Я мечтала выпрыгнуть из машины и убежать в лес… Но как только он замечал мой взгляд, он говорил: «Будь внимательной!» — или: «Что ты делаешь? Опять дуешься?» Он терпеть этого не мог, ненавидя любое проявление чувств, свидетельствующее о слабости.

— Какой негодяй! Я бы оторвал ему голову и засунул в глотку!

Джейми открыла рот от изумления, а потом начала хохотать. Она закрыла лицо руками. Плечи ее тряслись. Когда она отняла руки от лица, ей пришлось вытереть его тыльной стороной ладони.

Эдвард сжал рукой ее колено.

— Ты смеешься, Джейми, или плачешь?

— Сама не знаю, — прошептала она. — Правда, не знаю. Все прошедшие после этого годы у меня не хватало духу даже думать так, не то что произнести такое вслух.

— Но это правда.

— Возможно. Но такие вещи не принято говорить мистеру или о мистере Джеймсе Си Пейтоне младшем.

Эдвард внимательно посмотрел на нее.

— Джей Си Пейтон младший? «Инеткон Инкорпорейтед»? Это твой отец?

Джейми кивнула.

— Но по твоему тону, по тому, как ты о нем говорила, я думал, что он умер.

— Именно так я и чувствую. Все, что у меня осталось, кажется, это призрак его голоса в моем мозгу. Мерзкий призрак.

Он дотронулся до ее щеки.

— Настало время разделаться с призраками для нас обоих, я думаю.

Джейми отвернулась в темноту. Но в такой маленькой машине, в маленьком пространстве он хорошо слышал то, что она ответила.

— Ты мужественнее меня, Эдвард. Сильнее. А я, я научилась жить с этим.

— Но ты не должна…

— Не должна? Отлично. Только этого мне не хватало. Другого мужчины, который будет говорить мне, что я должна или не должна делать, что должна или не должна чувствовать!

— Ох! — прошептал он, опустив в раскаянии голову. — Кажется, опять я сказал не то. Извини.

— Забудь об этом.

— Нет. Я действительно раскаиваюсь, Джейми. Я не предполагал, что это прозвучит с диктаторским или шовинистическим оттенком, совсем не собирался говорить как твой отец.

— Но вышло именно так.

Линия ее рта была решительной, но подбородок дрожал.

— Извини. Я только собирался сказать, что ты тоже решительная и смелая и…

— Я? Ты, очевидно, спутал меня с кем-то еще.

— Нет, вовсе нет. Ты отважная, страстная, мужественная. Нет, не спорь со мной. Это так. Вот тебе пример. Ты ведь рисуешь? — Он дал ей достаточно времени, чтобы она прошептала «да», перед тем как продолжил. — А разве твой отец хотел, чтобы ты рисовала?

— Ты что, смеешься? Он запрещал мне это. Он говорил, что это ерунда, напрасная трата времени. Он смеялся надо мной.

— Так что твоей матери приходилось вставать на твою защиту.

— Моя мать была на верху счастья, когда забывала о моем существовании.

— Но ты рисуешь. — Он смотрел на нее, и по его лицу медленно разливалась улыбка. — Ты же рисуешь, правда, Джейми Пейтон?

Джейми поджала губы, но не могла спрятать улыбки, притаившейся в уголках губ.

— Да, рисую, Эдвард Рокфорд.

— Ну вот. Я доказал. И вот что я тебе посоветую. Когда он в следующий раз будет тебе докучать, скажи ему, чтобы он заткнулся.

— Непременно.

— Попробуй. Это может принести тебе облегчение.

— Ох, Эдвард, тебе кажется, это так просто. А это вовсе не так.

— Конечно, не так, ненаглядная моя. Если бы это было просто, это не продолжалось бы постоянно, терзая тебя все эти годы.

Его нежность обезоружила Джейми. Ее глаза увлажнились.

— Я справлюсь. Чаще всего я гоню от себя тяжелые мысли, печаль, но время от времени они переполняют мое сознание, мое сердце. Это… это трудно, всегда владеть собой.

— Я знаю, Джейми, — сказал он. — Я знаю. Но я знаю также, что ты заслуживаешь лучшего. Ты заслуживаешь того, чтобы тебя любили, боготворили, восхищались тобой… чтобы тебя не настигали тени прошлого. Расскажи мне о них, о том, что мучает тебя.

Она слушала его, подавшись к нему, тронутая его теплыми словами, но тут вдруг отпрянула и тряхнула головой.

Взглянув на нее, он увидел ее мрачное непреклонное лицо.

— Джейми?

Она не ответила, даже не прореагировала.

Он удивленно поднял бровь. Ему тоже было не занимать упрямства.

— Джейми? На что ты рассердилась?

— Я не рассердилась.

Он резко засмеялся.

— Ну конечно. Это так же верно, как и то, что океанская вода не соленая. Ты рассердилась, хорошо…

— Я не люблю, когда на меня давят и лезут мне в душу.

— Даже я?

— А кто ты, собственно, такой?

— Человек, который тебя любит.

Наступила мертвая тишина. Эти слова ошеломили их обоих, и они сидели теперь плечом к плечу, пытаясь понять, что же делать дальше.

Эдвард пожал плечами и запустил руку в свою шевелюру.

— Кажется, мы оба удивлены.

Джейми кивнула. Ее глаза были огромными, как блюдца. Она осторожно посмотрела на него, разглядывая его подбородок, линию его рта, сведенные брови.

— Я… я не знаю, что сказать.

Из его груди вырвался полустон, полусмех.

— Это уже о многом говорит само по себе.

— Нет, дело в том, что я… просто я не ожидала от тебя этих слов.

— А я и не собирался этого говорить. Это произошло само собой. Как твоя картина, Джейми. — Снова дразнящий смешок откуда-то из глубины. — Но, мне кажется, что это было и так очевидно.

— О!

— Да, «О!». Если бы это было не так, я бы не пригласил тебя сюда, — добавил он. — Я говорил тебе, что значит для меня это место. Я никогда никого не привозил сюда… до сегодняшнего дня.

Джейми начала бить дрожь. Ее дыхание стало слишком частым, слишком поверхностным. Она знала, что это — признак надвигающейся абсурдной паники, с которой ей никогда не удавалось справиться. Стараясь скрыть это от Эдварда, она заложила руку за голову, откинулась назад и закрыла глаза.

Его голос был теплым, как прикосновение, а прикосновение таким нежным, что на глазах у нее выступили непрошеные слезы.

— Давай, Джейми, поспи немножко. Я разбужу тебя, когда мы приедем.

Джейми, считавшая себя трусом, как трус, крепко сомкнула веки, призывая сон.

Увидев дом, который ждал его, притаившись среди сосен, Эдвард почувствовал прилив сомнений. «Что я делаю? — подумал он. — Я сошел с ума? Это же мое убежище, единственное безопасное место в целом мире. Как я мог пойти на это?» Какое-то мгновение он боролся с искушением повернуть назад и положить конец всей этой глупости. Но та сумасшедшая картина и эта красивая женщина были слишком неотразимы. Это был неподвластный ему поворот судьбы.

Он тихонько покачал головой и пробормотал: «Придется тебе посмотреть, что из этого получится, Рокфорд. У тебя нет выбора».

Протянув руку, он нежно тронул Джейми за плечо.

— Джейми… проснись. Мы приехали.

— Ч-что? — испуганно произнесла она, все еще находясь во власти сна. — Что случилось?

— Ничего не случилось, моя спящая красавица. Мы приехали. Давай я помогу тебе.

Прежде чем она успела возразить, он поднял ее на руки и понес по дорожке к дому.

Она подняла голову и, открыв глаза, увидела, что светит луна. Она как будто уснула в реальном мире, а проснулась в волшебной сказке. Эдвард нес ее мимо живой изгороди из ежевики, а впереди их ждал заколдованный замок.

Это было волшебство.

Потому что она знала этот дом, он был в глубине ее сердца, ее души. То, что видели ее глаза, подтверждала ее душа. Этот дом, этот прекрасный дом! Она видела его в мечтах. Она нарисовала его волшебными красками. Увидев старинную каменную кладку, любовно уложенные старые камни, крепкую каменную трубу, она представила, как уютно горит в камине огонь. Она воспринимала его тепло как выражение дружеского расположения.

Однако Джейми по инерции съежилась и застыла в его руках. Может быть, они слишком спешат? Может быть, она слишком многого ждет?

— Джейми? В чем дело? — спросил он, почувствовав, как она неожиданно напряглась.

— Ничего, — прошептала она ему в грудь. — Все в порядке, ты можешь опустить меня.

Ее нервозность придала ему храбрости.

— А я, может быть, не хочу опускать тебя, — поддразнил он, прижавшись своей щекой к ее щеке. — Может быть, я отнесу тебя на мою лужайку и буду держать тебя там всю ночь. Ложем твоим будет клевер, а крышей — звезды.

— Может быть, ты просто, как и я, боишься войти в этот дом.

Она понимающе взглянула на него. Светлые брови поднялись над огромными серыми глазами.

Он поставил ее на ноги. На его губах играла слабая улыбка.

— Ну тогда нам остается только одно, правда? Идем!

Взяв ее за руку, он повел ее по деревянным широким ступенькам крыльца вверх, остановился у двери и вынул ключ.

Джейми скользнула взглядом по фасаду.

— О, Эдвард, какой он красивый, даже красивей, чем я помнила.

— Помнила? — переспросил он и похолодел.

— Воображала! — поспешно поправилась она. — Мечтала. Не знаю. Но он прекрасен.

Она повернулась и дотронулась ладонью до массивной двери. Деревянная поверхность была гладкой, как шелк. Она казалась теплой и живой. Джейми потрогала дверной молоточек, вырезанный из дерева в форме птицы. Она подняла его и отпустила, прислушиваясь к эху звука, который, она знала, отражался в комнатах, рисовавшихся ее воображению.

— Ты можешь входить, Джейми, — прошептал Эдвард, распахивая дверь.

Но, как и всегда, Джейми удивила его. Она протянула ему руку.

— Давай войдем вместе, Эдвард. Мы должны войти в дом вместе.

Он глубоко дышал, не показав и вида, что почувствовал, как боль, будто стрела, пронзила ему сердце. Все вокруг, каждое слово, каждый жест, звезда на небе, казалось, было исполнено странной и прекрасной значимости. Он сделал глубокий вдох и взял ее за руку.

Он входил в эту дверь сотни раз, но никогда так, как сегодня.

В камине потрескивал огонь, который по просьбе Эдварда разжег присматривающий за домом сторож. Сегодня этот огонь казался сказочным, а язычки пламени — танцующими духами.

Очень высокий потолок пересекали деревянные балки. Когда-то они были деревьями, растущими вокруг. Казалось, что лес шагнул в дом, принеся с собой всю свою мрачную загадочность.

Это был его дом, и в то же время не его. Это был его дом. Это была ее картина.

Они вошли в дом вместе, и воздух вокруг них пришел в странное легкое движение. Кажется, далеко внизу еле уловимо перемещалась земля, там, где ступали их ноги. Все было как всегда, и все было по-другому.

— Тебе нравится? — прошептал Эдвард.

— Мне очень нравится! — засмеялась она. Смех ее прозвучал так легко и спонтанно, что казалось, она оставила все свои сомнения на крыльце. — Здесь чудесно, Эдвард. Просто чудесно! И так много твоего! Не могу поверить, что не заметила сразу, как этот дом похож на тебя. — Дурачась, она поджала губы, напрягла подбородок, распрямила плечи и продолжила, жестикулируя: — Взгляните, как все крупно и рельефно! Какие четкие и строгие линии! Непревзойденная планировка! Чуть суровая, но красивая, величественная. И несколько таких уютных местечек…

Взяв его под руку, она прижалась лицом к его плечу и улыбнулась.

У него замерло сердце. Это было то, о чем он всегда мечтал, чего так страстно желал. Но…

Не обращая внимания на его смятение, Джейми обняла его и, танцуя, увлекла дальше.

— Взгляни на этот огонь! Я знала, что здесь будет огонь. И мне нравится эта тахта. Смотри, здесь четыре… нет, пять подушек. Я знала, что здесь есть подушки. А это окно, видишь? — Она подошла к окну и, не раздумывая, отодвинула занавеску и выглянула в темноту за окном. — Видишь? Это я. В окне. Видишь?

Снова содрогнулась земля, отозвавшись дрожью в его душе. Эдвард позавидовал ее неожиданной уверенности. Глубоко в сердце он чувствовал страх и замешательство. Что здесь происходит? Что происходит с ними обоими? Реалист в нем требовал ответа. Должен же быть какой-то ответ.

— Иди сюда, — шепнула Джейми с другого конца комнаты. Но, прежде чем он успел ответить, она медленно подошла к камину. — Иди сюда, Эдвард, к огню.

Он облизал сухие губы. Его сердце застучало. Это был не тот ответ, которого он ждал, но он был неопровержимым.

Джейми улыбнулась ему.

— Иди сюда, Эдвард. Иди, посмотри на огонь вместе со мной. Смотри, какой радостный танец. Смотри, как огонь вспыхивает голубым и оранжевым. Смотри, как извиваются языки пламени. Иди сюда… не бойся.

— О, я не боюсь. — Голос его прозвучал хрипло. — Но лучше я все-таки останусь здесь.

— Нет, иди сюда. Я должна тебе что-то сказать.

У него закипала кровь. Дыхание стало тяжелым и частым, и он снова вынужден был облизать сухие губы. Он чувствовал себя так, словно услышал песню сирены. Неожиданно силы оставили его, воля ослабла.

— Я и здесь услышу то, что ты скажешь.

— Но я не смогу показать тебе. Подойди сюда, я тебе покажу.

Взглянув на нее из-под полуопущенных век, Эдвард начал улыбаться. Его губы дрогнули, но уголки рта были опущены.

Джейми усмотрела скрытую сексуальность в этой подавляемой улыбке, что дало импульс ее нетерпеливому возбуждению. Джейми страстно захотелось прикоснуться к нему, поцеловать его.

— Иди сюда, ко мне, — шепнула она в последний раз, зная, что ей не понадобится еще раз повторять это.

Когда он почти вплотную приблизился к ней, когда наклонил голову и поцеловал ее в губы, когда обнял ее, Джейми почувствовала желание ответить. До этого момента она и не предполагала, что сможет. Сейчас. Здесь. Так было предопределено.

Обняв его за шею, она ответила на его поцелуй, приоткрыв губы, вкусив его пыл, его страсть. Прижавшись лицом к его щеке, она ощутила теплый, слегка пряный запах его кожи. Это было восхитительно, аппетитно. Она прижалась губами к его шее и почувствовала, как по его телу пробежала дрожь. Стон, вырвавшийся из его груди, усилил ее чувства.

Волна страстного желания захлестнула ее, вытеснив все мысли. Она сильнее обхватила его за шею. Ее губы медленно прокладывали себе путь через его подбородок, к его сладким выжидающим губам.

Реакция Эдварда была бурной и пылкой. Продолжая обнимать ее, снова и снова шепча ее имя, он опустился на колени на коврик у камина. Согретая теплом горящего камина шерсть коврика была густой и мягкой, как мех.

Не задумываясь, Джейми отклонилась назад, потянув Эдварда на себя, и обхватила ногами его стройное сильное тело. К черту приличия! Для нее сейчас не существовало ничего, кроме этого мужчины, обнимающего ее, этого единственного мужчины… мужчины, которого она любила. Вот оно! Слово сказано! Хватит прятаться и притворяться. Огромный камень свалился у нее с души.

Она неожиданно оказалась во власти пламенного неодолимого желания и свободы от запретов. Запустив свои пальцы в густую черную шевелюру Эдварда, она прижалась губами к его губам. Ее язык скользнул по ним, чувствуя их сладость, и тут, когда он снова застонал, как она и ожидала, она позволила своему языку скользнуть в его открытые губы. Дерзко! Безумно! Чудесно!

Она никогда не делала ничего подобного. Никогда. Только в мечтах. И вот она положила начало этому… чему? Обольщению! От этой мысли кожа ее покрылась мурашками. О, как это было приятно! У нее кружилась голова от возбуждения, а еще от того, что Эдвард делал то, о чем она только мечтала. Она чувствовала повсюду прикосновение его губ, прикосновение его языка к своей коже. Его руки прокладывали путь огню. Своей широкой грудью он придавил ее к полу. Она была в добровольном плену, но все же в плену.

И вдруг он остановился. Поцеловав ее в губы страстным волнующим поцелуем, он приподнялся на руках, склонился над ней и заглянул ей в глаза.

Джейми испугалась, что он собирается что-то сказать, спросить о причинах, потребовать разумного ответа.

— О Эдвард! — выдохнула она, дрожа и чуть не плача.

Но он теперь знал все, что хотел знать. Он улыбнулся широкой ликующей улыбкой. Его тело было охвачено неудержимым страстным желанием. Отстранившись, он начал расстегивать свою рубашку. Это тут же вызвало ответную улыбку Джейми. Она почувствовала себя необузданной, беззаботной и свободной.

— Подожди, — прошептала она. — Позволь мне.

Она медленно расстегнула его рубашку, неспешно потянула ее край из брюк и распахнула, открыв темные волосы в вырезе белоснежной майки. Она поцеловала его грудь, потом, медленно двигаясь губами вверх по V-образному вырезу, обнаженную кожу на шее. Джейми почувствовала биение его пульса под своими губами. Его кожа была теплой. Скоро она покроется испариной, и темные волосы закудрявятся на его бронзовой коже. Его соски станут твердыми, грудь начнет вздыматься, затрудненное дыхание будет распирать грудную клетку.

Сердце сильно забьется.

Она знала это. Знала так, как будто уже чувствовала, знала, как и он, что ее тело станет влажным и отзовется болью, пульсацией, томлением. Она все это уже знала, хотя ничего еще не произошло… но все произойдет. Скоро, скоро! Ожидание было почти столь же прекрасным, как и реальность. Одно усиливало другое. У нее уже взмокли ладони, покалывало грудь. Она ощущала глубоко внутри боль и пульсацию.

С усмешкой Чеширского Кота, вся превратившись теперь в ожидание и желание, Джейми стащила рубашку с его плеч, с его рук и отбросила ее в сторону. Потом, схватив край рубашки, потянула ее, но не сняла до конца, оставив Эдварда в плену, пока целовала его грудь: сначала середину, потом над сердцем, потом… один твердый сосок, другой, слегка их покусывая.

Эдвард застонал и сдернул майку, снова став свободным, необузданным и опасным. Засмеявшись грудным резким смехом, сверкая глазами, он без слов схватился за край ее блузки и одним ловким движением, как фокусник, сдернул ее.

Она почувствовала, как его волосы щекочут ей грудь, потом прикосновение оставлявших влажный след губ. Отыскав губами ее груди, он начал целовать их через ткань лифчика, сначала нежно, потом все сильней. Ее соски стали твердыми, в них появилось ощущение покалывания и боли. Его рот, горячий и влажный, возбуждал их. Шелковый лифчик намок и прилип к груди. Тогда он просунул руки ей за спину, в первый раз коснувшись ее голой кожи, и расстегнул его. Лифчик упал на пол. За ним последовали шорты, а потом и трусики. Джейми дрожала с головы до пят. На какое-то мгновенье она по привычке почувствовала себя уязвимой, незащищенной, испуганной и несовершенной. Недостаточно хороша, недостаточно…

— Ты так красива, так красива, — прошептал Эдвард.

В его голосе звучало восхищение.

И она действительно почувствовала себя вдруг прекрасной, богиней! Такого никогда с ней не было раньше… но сейчас… да!

— Да! — шепотом ответила она, улыбаясь, хотя в уголках ее глаз засверкали слезы. — Ты тоже. Красивый, замечательный, потрясающий…

Он засмеялся гортанным чувственным смехом.

— Ты еще ничего не видела!

— И правда! — засмеявшись, ответила она, протянула руку, расстегнула его брюки и стала стягивать их с его бедер. Но не могла… не решалась… сделать то же самое с его трусами. О, это были необыкновенные трусы: шелковые, цвета бургундского вина, с нарисованной на них форелью. Джейми слегка, одними кончиками пальцев коснулась рыбки. Форель зашевелилась, устремившись вверх по течению. Джейми усмехнулась, прищурилась и закусила нижнюю губу. «О Боже! Я это сделала!» Ее словно ударило током, кончики пальцев как будто обожгло!

— Продолжай! — простонал он, смеясь.

Она покачала головой.

— Не могу!

— Нет, можешь, — засмеялся он и приподнялся на локтях. Его голова запрокинулась назад, глаза закрылись. Она видела, как на шее у него пульсирует вена. Его кожа покрылась капельками пота. — Продолжай! — выдохнул он.

Он был так красив! Бронзовый и золотой в свете лампы. Твердые мускулы, отливающие умброй темные волосы, четкая линия подбородка, ключиц, бедер. Рельефная линия мышц на плечах, крепкие мышцы брюшного пресса, движение мышц, все еще скрытое, там, где достаточно легкого прикосновения…

Тяжело дыша, он процедил сквозь сжатые зубы:

— О Господи, Джейми!.. Ты убиваешь меня. Продолжай…

Так она и сделала.

Теперь он, как и она, был обнажен, как и она, раним… так же полон страстного желания, так же дерзок. Они прикасались друг к другу, осыпали друг друга поцелуями, барахтались на ковре, как щенки, познавая силу и слабость своих тел и секреты друг друга, учась доставлять друг другу наслаждение.

— Да… да, здесь, — шептала она, извиваясь от его прикосновения.

— О, да… о, Джейми! — стонал он, склонившись над ней и лаская ее. — О, Джейми! О, дорогая! Сладкая! Сладкая, как мед. Слаще, чем…

— О, Эдвард, да! Еще! Мне очень мало…

— Что еще? Что ты хочешь, чтобы я сделал, Джейми?

— Ты знаешь! О, Эдвард, пожалуйста…

— Что? Что ты хочешь, Джейми? Скажи мне. Пожалуйста. Скажи немедленно…

— Я… Я не могу. Но ты знаешь…

— Скажи мне, любовь моя. Скажи мне…

— Давай займемся любовью, Эдвард. Сейчас. Сейчас!

Оперевшись на локоть, он потянулся за брюками и порылся в кармане.

Джейми услышала, как зашуршала фольга, и приподнялась, чтобы поцеловать его грудь.

— Мой герой, — прошептала она.

— Им я и хочу стать, — ответил он шепотом, накрывая ее своим горячим сильным телом.

— Ты уже им стал! — сказала она, приняв его в свое лоно.

Они занимались любовью на коврике, в темноте, и когда все кончилось, она почувствовала то, чего никогда не чувствовала раньше, о чем и не мечтала никогда. Испытав взрыв чувств одновременно с ней, он огласил своим криком тишину темного дома. Посмеиваясь, Джейми уткнулась в его плечо, потерлась, щекой об его кожу. Он громко смеялся, целовал ее ухо и что-то шептал, заглушая сам себя своим громким смехом.

— Что? — пробормотала она, уже погружаясь в сладкую истому.

— Я люблю тебя, — прошептал он снова и поцеловал ее волосы.

Продолжая крепко обнимать ее, он тут же уснул с улыбкой на губах.