Утром по дороге на работу Шивон не могла думать ни о чем, кроме своего послания Сфинксу. Он так и не перезвонил на ее мобильник, и Шивон решила отправить ему другое письмо. Ему или ей… Она знала, что предвзятость в суждениях может только повредить делу, но продолжала считать Сфинкса мужчиной. Слова «констриктор» и «чертовстул» были вполне в мужском духе, да и сама эта ублюдочная идея игры через компьютер… На ее послание («У меня проблемы. Нужно поговорить. Флипси») Сфинкс не клюнул. Поэтому Шивон решила, что надо отбросить притворство. Сегодня она напишет Сфинксу от своего имени, расскажет об исчезновении Филиппы и попросит еще раз связаться с ней по тому же номеру.
Ночью Шивон почти не спала. Она боялась пропустить звонок и поэтому просыпалась чуть не каждый час, чтобы взглянуть на экран мобильника. Но никто так и не позвонил. Уже светало, когда Шивон оделась и отправилась на прогулку, надеясь таким способом избавиться от нервного напряжения. Ее квартира располагалась неподалеку от Броутон-стрит — в районе, где быстрыми темпами шло «облагораживание». Правда, по уровню цен он еще не сравнялся с соседним Нью-Тауном, однако уже догонял старый центр. Чуть не половина улицы была заставлена контейнерами для сбора строительного мусора, и Шивон знала, что уже ко времени второго завтрака фургоны строительных фирм с трудом найдут место для парковки.
Прежде чем повернуть назад, Шивон остановилась позавтракать в открытом кафе. Она взяла тосты с жареной фасолью и чашку такого крепкого чая, что у нее сделался спазм в пищеводе. На обратном пути Шивон ненадолго остановилась на вершине Колтонского холма, чтобы понаблюдать за тем, как город готовится вступить в новый день. Далеко в заливе стоял на рейде контейнеровоз. Пентландские холмы на юге были укрыты низкими облаками, похожими на уютное пуховое одеяло. По пустынной Принсес-стрит проехал автобус и промчалось несколько такси. Этот еще не до конца проснувшийся, еще не суетливый город Шивон любила больше всего.
Потом взгляд Шивон упал на отель «Балморал», и мысли ее невольно обратились к вечеринке, которую устроила Джилл Темплер. Она хорошо помнила слова Джилл — «…у меня хватает проблем». Интересно, что она имела в виду — дело Филиппы Бальфур или свое новое назначение? Беда в том, что в нагрузку к начальственному креслу Джилл получила Джона Ребуса. Из проблемы Фермера Уотсона он превратился в проблему Джилл. В участке шептались, что Ребус уже успел отличиться: мистер Бальфур застал его пьяным в квартире своей дочери. Несколько раз Шивон предупреждали, что она сама становится похожа на своего наставника, не только перенимая его достоинства, но и усваивая недостатки, но Шивон только смеялась в ответ. Она знала, что это не так.
И даже совсем не так.
Спустившись с холма, Шивон вышла на Ватерлоо-плейс. Свернув направо, она через пять минут оказалась бы дома. Налево — за десять минут дошагала бы до участка. Шивон повернула налево и двинулась по мосту Норт-бридж.
В участке в этот ранний час царила тишина. В рабочем зале отдела уголовного розыска воздух был спертый: слишком много людей сидело здесь в тесноте по многу часов подряд. Шивон открыла окна, сварила чашку слабенького кофе и села за свой стол. В компьютере Флип новых писем не было. Шивон начала писать письмо, но не успела она натюкать и двух строк, как система известила ее о входящем послании. Оно было от Сфинкса и содержало всего два слова:
«Доброе утро».
Шивон щелкнула на значок «ответить» и быстро набрала на клавиатуре:
«Как ты узнал, что я здесь?»
Ответ последовал незамедлительно.
«Флипси никогда бы не задала такого вопроса. Кто ты?»
Шивон так торопилась, что даже не исправляла опечаток.
«Я сотрудник полиции Эдинбурга, расследую исчезновение Филиппы Бальфур».
Прошла целая минута, прежде чем пришел ответ.
«Чье-чье?»
«Флипси», — напечатала Шивон.
«Она не называла мне своего настоящего имени. Это одно из правил».
«Правил игры?» — уточнила Шивон.
«Да. Она тоже жила в Эдинбурге?»
«Она училась здесь в университете. Мне нужно с тобой поговорить. Позвони мне по номеру, который я дала».
Ответ пришел не сразу, и пауза показалась Шивон бесконечной. Наконец она увидела:
«Предпочитаю общаться через комп».
«О'кей, — напечатала Шивон. — Расскажи мне, что такое Чертовстул?»
«Чтобы узнать это, тебе придется принять участие в игре. Назови свое имя — мне нужно знать, как тебя называть».
«Меня зовут Шивон Кларк, я констебль полиции графства Лотиан и Пограничного края».
«У меня такое чувство, Шивон, что это твое настоящее имя. Ты нарушила одно из самых главных правил: никаких имен».
Шивон почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо.
«Это не игра, Сфинкс», — отстучала она.
«Это именно игра, Шивон».
«Хорошо. Пусть так».
Последовала еще одна, довольно продолжительная пауза. Шивон уже собиралась повторить свое послание, когда пришел ответ.
«Чертовстул — это один из уровней игры».
«Флипси играла в компьютерную игру?»
«Да. Следующий уровень — Констриктор».
«Что это за игра? Могла она из-за нее попасть в беду?»
«Пока нет».
Шивон тупо уставилась на экран.
«Что ты имеешь в виду?»
«Пока не скажу».
«Но мне нужна твоя помощь».
«Тогда тебе придется научиться терпению. Я могу отключиться прямо сейчас, и ты никогда меня не найдешь. Надеюсь, это понятно?»
«Да». — Шивон готова была треснуть по экрану кулаком.
«Пока».
«Пока», — напечатала Шивон.
И все. Больше никаких писем. Сфинкс либо отключился, либо замолчал и больше не ответит. Единственное, что оставалось, это ждать. Или не единственное?… Шивон быстро вошла в интернет и перебрала все поисковые системы, ища ссылки на Сфинкса и сайт PaganOmerta. Сфинксов она обнаружила несколько десятков, но была почти уверена, что ни один не имеет никакого отношения к человеку, с которым она только что разговаривала. Ссылок на PaganOmerta вообще не оказалось, зато на Pagan[10] нашелся, наверное, целый миллион. Сайт PaganOmerta.com оказался пустым — это был даже не сайт, а просто домашняя страничка.
Шивон снова подошла к кофеварке, чтобы приготовить еще кофе. Зал постепенно наполнялся — дневная смена занимала рабочие места. С ней кто-то поздоровался, но Шивон лишь рассеянно кивнула в ответ. У нее появилась еще одна идея. Вернувшись к столу, она вооружилась городским телефонным справочником и «Желтыми страницами», придвинула к себе блокнот и взяла в руку карандаш.
Шивон начала с компьютерных салонов и обзванивала их до тех пор, пока в одном месте ей не порекомендовали обратиться в магазин комиксов на Саут-бридж. Шивон привыкла считать, что все комиксы похожи на «Бино» и «Данди»[11], хотя когда-то она встречалась с парнем, чье увлечение «Космическая одиссея» послужило одной из причин их разрыва. Магазин на Саут-бридж стал для нее откровением. Здесь продавались тысячи комиксов, научно-фантастические романы, майки с изображением инопланетян и прочая красотища. Помощник продавца — худой, долговязый подросток за прилавком — горячо обсуждал с двумя школьниками некоего Джона Константайна. Шивон понятия не имела, кто такой этот Джон Константайн — герой комикса, художник или писатель. Наконец мальчишки заметили стоявшую за ними Шивон и стушевались. Их возбуждение улеглось, они перестали вопить и размахивать руками, снова превратившись в нескладных, угловатых двенадцатилеток. Возможно, они не привыкли видеть здесь взрослых женщин. Шивон полагала, что они вообще не привыкли общаться с женщинами.
— Я случайно слышала ваш разговор… — начала она. — Не могли бы вы мне помочь?…
Все трое молчали, вопросительно глядя на нее. Долговязый помощник продавца почесал прыщавую щеку и переступил с ноги на ногу.
— Вы играете в игры по интернету?
— Вы имеете в виду «Дримкаст»? — спросил подросток и, заметив недоумение на лице Шивон, пояснил: — Это популярная сонькина игрушка…
— Я имею в виду игру, в которой один человек — ведущий — присылает другим по электронной почте разные вопросы.
— А-а, это ролевые игры… — Один из школьников кивнул и сразу посмотрел на товарища, ища подтверждения своим словам.
— Ты играл когда-нибудь в такую игру? — спросила Шивон.
— Не-а, — признался мальчишка. Его товарищи тоже оказались не в курсе.
— Примерно на середине Лит-уок есть игровой магазин, — подсказал помощник продавца. — Правда, они там специализируются на «Эм-Эм», но, возможно, кто-нибудь сумеет вам помочь.
Он снова принялся ковырять свои прыщи, и Шивон захотелось дать ему по рукам.
— Что такое «Эм-Эм»? — спросила она.
— Фэнтези. Меч и Магия…
— А как называется этот магазин? — уточнила Шивон.
— «У Гэндальфа», — хором ответили мальчишки.
Магазин «У Гэндальфа», зажатый между салоном татуировок и лавочкой, торгующей горячими сосисками, выглядел снаружи весьма непрезентабельно; железная решетка, закрывающая запыленную витрину, была заперта на висячий замок. Но когда Шивон толкнула дверь, та отворилась, приведя в действие «музыкальную подвеску» из металлических трубок и колокольчиков. Под их мелодичный перезвон Шивон вступила в торговый зал.
Когда-то магазин «У Гэндальфа», несомненно, торговал чем-то другим, вероятнее всего — подержанными книгами, однако смена специализации не повлекла за собой никакой реконструкции или переоборудования. На полках пылились разнообразные настольные игры с фигурками, отдаленно напоминавшими некрашеных игрушечных солдатиков. Стены были увешаны плакатами с мультяшными изображениями Армагеддона. Уголки страниц в многочисленных «Правилах игры» были замусолены. В центре зала стоял раскладной стол и четыре стула; на столе была разложена какая-то игра. Ни прилавка, ни кассы в магазине не оказалось.
Пока Шивон оглядывалась, в дальней стене со скрипом отворилась небольшая дверца и из нее появился мужчина лет пятидесяти с седой бородкой и длинными волосами, собранными на затылке в «конский хвост». Черная майка с логотипом «Грейтфул Дэд» обтягивала выпирающий животик.
— Вы откуда? — хмуро осведомился он. — Не из департамента торговли?
— Отдел уголовного розыска. — Шивон показала свое удостоверение.
— Мы задолжали арендную плату всего за восемь недель, — проворчал мужчина, подходя к столу в центре зала. При этом он громко шаркал ногами, и Шивон увидела, что он обут в открытые кожаные сандалии. Как и их владелец, сандалии выглядели сильно потрепанными.
Остановившись у стола, мужчина опустил голову и несколько секунд задумчиво изучал расставленные на доске фишки.
— Вы тут ничего не трогали? — спросил он.
— Нет, — ответила Шивон.
— Уверены?
— Абсолютно.
Бородач неожиданно улыбнулся.
— Тогда Джорджу шмандец, простите за выражение. — Он посмотрел на часы. — Они будут здесь примерно через полчаса.
— Кто это — они?
— Игроки. Геймеры. Вчера они не успели закончить — я должен был закрыть лавочку на ночь. Джордж, бедняга, видать, ужасно волновался — так ему не терпелось прикончить Уилла.
Шивон тоже посмотрела на доску, но не увидела в расположении фишек ничего угрожающего. Бородач постучал кончиком пальца по разложенным рядом с доской карточкам.
— В них все дело, — сказал он несколько сварливым тоном.
— Боюсь, я не знаю этой игры, — сказала Шивон.
— И не должны знать!..
— Что это значит?
— Ничего. Абсолютно ничего, мэм.
Но Шивон прекрасно его поняла. Лавочка «У Гэндальфа» была не просто магазином — это был своего рода закрытый клуб, мужской клуб — такой же недоступный, как и прочие твердыни мужского шовинизма.
— Боюсь, вы не сможете мне помочь, — сказала Шивон и еще раз огляделась по сторонам, с трудом подавив желание почесаться. — Меня интересуют более современные игры.
— Что вы имеете в виду? — тотчас ощетинился бородач.
— Я имею в виду ролевые игры, в которые играют на компьютерах.
— Интерактивные?… — Он прищурился.
Шивон кивнула, и мужчина снова посмотрел на часы, потом прошаркал мимо нее к входной двери и задвинул засов. Шивон непроизвольно напряглась, готовясь отразить нападение, но мужчина не спеша прошаркал в обратном направлении и остановился у двери, из которой появился несколько минут назад.
— Идите за мной, — буркнул он через плечо, и Шивон, чувствуя себя почти как Алиса перед кроличьей норой, неохотно подчинилась.
Спустившись по короткой лесенке из пяти ступенек, она очутилась в полутемном, влажном помещении без окон. У стен громоздились друг на друга картонные ящики и коробки, как догадалась Шивон — с играми и прочими прибамбасами; в углу на тумбочке стоял чайник и несколько грязных стаканов, в раковине мерно капала из крана вода. Обстановка была самая убогая, но на столе в другом углу Шивон увидела суперсовременный, мощный компьютер с тонким, как у ноутбука, большим монитором.
— Как вас зовут? — спросила Шивон бородача.
— Гэндальф, — ответил он и ухмыльнулся.
— Я имела в виду ваше настоящее имя, — рассердилась Шивон.
— Я знаю. Но здесь, — он особо выделил голосом последнее слово, — это и есть мое настоящее имя.
Гэндальф подсел к компьютеру и, не переставая разговаривать, стал быстро двигать и щелкать «мышью». Как заметила Шивон, «мышь» была беспроводная.
— В Сети полно разных игр, — говорил Гэндальф. — По желанию можно присоединиться к группе геймеров, играющих либо против программы, либо против другой команды. Существуют различные объединения игроков… — Он показал на экран. — Вот, например, объединение «думеров». Вы знаете, что такое «Дум»?
— Компьютерная игра, — сказала Шивон.
Гэндальф кивнул:
— Точно. Но одно дело играть одному, и совсем другое — сражаться со своей командой против общего врага.
Шивон пробежала глазами список игроков команды.
— Насколько это конфиденциально? — спросила она.
— В каком смысле? — не понял Гэндальф.
— Знает ли игрок членов своей или противоположной команды по именам?
Гэндальф погладил бороду.
— Большинство имеет свой nom de guerre[12].
Шивон подумала о Филиппе и ее подпольном нике. Флипси…
— И у каждого может быть несколько псевдонимов, не так ли?
— О да!.. — ответил Гэндальф. — Хоть дюжина! Человек, с которым ты сотни раз разговаривал по Сети, вдруг захочет назваться по-другому, и ты ни за что не догадаешься, что давно его знаешь.
— Значит, каждый может наврать про себя с три короба?
— Называйте как хотите. Сеть — это виртуальный мир; в нем нет ничего реального. Поэтому люди имеют право выдумать собственную виртуальную жизнь.
— Я сейчас расследую один случай… В деле фигурирует компьютерная игра.
— Какая именно?
— Названия я не знаю, но там есть уровни, которые называются «Чертовстул» и «Констриктор». В этой игре есть ведущий — «Сфинкс».
Гэндальф опять погладил бороду. Сев за компьютер, он нацепил на нос очки в тонкой металлической оправе; светящийся мягким светом экран отражался в стеклах, и Шивон не видела его глаз.
— В первый раз слышу, — проговорил он наконец.
— Но… Скажите по крайней мере, быть может, вам это что-то напоминает?
— Это напоминает мне ПРС — простой ролевой сценарий. Ведущий — Сфинкс — задает вопросы или раздает задания. Игроков в такой игре может быть от одного до нескольких десятков.
— Объединенных в команды?
Он пожал плечами.
— Трудно сказать. На каком сайте сидит этот ваш Сфинкс?
— Я не знаю.
Гэндальф пристально посмотрел на Шивон.
— Вы ничего не знаете, как я погляжу…
— Да, — признала Шивон.
Он вздохнул.
— Что это за случай, который вы расследуете?
— Исчезла молодая женщина. Она играла со Сфинксом.
— Вы уверены, что одно связано с другим?
— Нет.
Гэндальф положил ладони на свой выпирающий животик.
— Я поспрашиваю ребят, — сказал он. — Быть может, мы сумеем разыскать для вас этого Сфинкса.
— Если бы я только знала, в чем смысл игры!..
Он кивнул, и Шивон вспомнила, как спрашивала Сфинкса, что такое «Чертовстул». Как он ей ответил? Тебе придется самой сыграть в игру…
Шивон знала, что получить казенный ноутбук будет нелегко. Да и с подключением к Сети возникнут проблемы. Поэтому на обратном пути в участок она зашла в компьютерный салон.
— Самый дешевый ноутбук стоит у нас около девятисот фунтов, — сообщила ей женщина-продавец.
Шивон не удержалась и поморщилась.
— И сколько времени пройдет, прежде чем я смогу работать на нем в интернете?
Женщина пожала плечами.
— Зависит от вашего провайдера.
Шивон не оставалось ничего другого, кроме как поблагодарить и уйти. Она знала, что всегда может использовать компьютер Филиппы Бальфур, но ей этого не хотелось — по многим причинам. Потом ее осенило, и она взялась за мобильник.
— Грант? Это Шивон. Я хочу попросить тебя об одном одолжении…
Констебль Грант Худ купил портативный компьютер по той же причине, по какой он несколько ранее приобрел DVD-проигрыватель, CD-плеер и цифровой фотоаппарат. Это были вещи, а вещи нужны для того, чтобы производить впечатление на окружающих. Действительно, каждый раз, когда Худ появлялся в Сент-Леонарде с очередным приобретением, он, а точнее — его новая вещь на пять — десять минут становилась центром общего внимания. Шивон, впрочем, давно заметила, что он не жмот и всегда готов одолжить то или иное сложное устройство каждому, кто об этом попросит. Сам Худ своими дорогостоящими игрушками почти не пользовался, а если пользовался, то вскоре они ему надоедали. Шивон подозревала, что в некоторых случаях Худ не продвинулся дальше инструкции пользователя… Да и то сказать — документация к цифровому фотоаппарату весила едва ли не больше самой камеры.
Как Шивон и рассчитывала, Худ с радостью откликнулся на ее просьбу и, съездив домой, привез свой ноутбук. Она заранее объяснила — компьютер нужен ей для того, чтобы получать и отправлять электронные сообщения.
— Все готово, можешь работать, — сказал он, вручая ей сумку с компьютером.
— Мне нужно знать твой электронный адрес и пароль, — сказала Шивон.
— Но ведь в таком случае ты сможешь читать мою почту! — сообразил Худ.
— Скажи честно, сколько электронных писем ты получаешь в неделю? — спросила Шивон.
— Ну… я не считал, — сказал он. — Несколько.
— Не беспокойся, я их для тебя сохраню… и не буду в них заглядывать, — пообещала Шивон.
— Ладно. Только учти, с тебя причитается.
Шивон воззрилась на него.
— Причитается?
— Да. Мы еще это обсудим. — Худ ухмыльнулся. Шивон сложила руки на груди.
— Ну и чего ты хочешь?
— Пока не знаю, — сообщил он. — Мне нужно подумать…
Наконец Шивон вернулась к своему столу. Соединительный шнур, чтобы подключить к ноутбуку мобильник, у нее был, но прежде она проверила компьютер Филиппы. Никаких писем от Сфинкса на нем не оказалось. На то, чтобы войти в сеть с компьютера Гранта, Шивон потребовалось всего несколько минут. И она тут же послала Сфинксу письмо, сообщая электронный адрес Гранта.
«Пожалуй, я сыграю. Решай. Шивон».
Отправив мейл, она осталась на линии. Шивон прекрасно знала, что это обойдется ей в целое состояние, однако отогнала от себя эту мысль. Игра была единственной ниточкой к Сфинксу. Играть с ним Шивон не хотелось, но она была полна решимости узнать как можно больше о нем и о его игре.
В дальнем конце зала Шивон заметила Гранта и еще двух детективов, которые о чем-то шептались, время от времени поглядывая в ее сторону.
«Пусть», — решила она.
В участке на Гэйфилд-сквер ничего не происходило. Было много суеты, беготни и нахмуренных, озабоченных лиц, но за всем этим Ребус замечал своим цепким взглядом растущее чувство безнадежности и беспомощности. Незадолго до этого участок почтил своим присутствием заместитель начальника полиции. Он вызвал на ковер Билли Прайда и Джилл Темплер и, выслушав доклад о ходе расследования, недвусмысленно дал им понять, что от них требуется «как можно скорее закрыть дело». Ребус при этом, разумеется, не присутствовал, но в том, что заместитель начальника сформулировал свое пожелание именно так, он не сомневался: устраивая разгон своим подчиненным, Джилл и Прайд, независимо друг от друга, повторили именно эти слова.
— Инспектор Ребус?… — обратился к нему один из секретарей. — Босс просит вас на два слова.
Когда Ребус вошел в кабинет, Джилл велела ему поплотнее закрыть дверь. Против обыкновения, в комнате было грязно и пахло потом: в рабочем зале не хватало мест, и Джилл приходилось делить кабинет еще с двумя детективами, работавшими в ночную и вечернюю смены.
— Похоже, скоро нам придется сажать наших людей в тюремных камерах, — мрачно посетовала она, когда, собрав со стола пустые кружки, не нашла, куда их можно убрать. — На моей памяти такого еще не было!
— Не трудись, — сказал Ребус. — Я ненадолго.
— Это верно… — В конце концов Джилл поставила кружки на пол и тотчас опрокинула одну из них ногой. Не обращая внимания на растекшиеся по полу остатки кофе, она села. Ребус остался стоять, поскольку стульев в комнате все равно не было.
— Как дела в Фоллзе? — спросила Джилл.
— Нормально. Я пришел к выводу…
— К какому же? — Она метнула на него быстрый взгляд исподлобья.
— Что вся эта история с куклой будет прекрасно смотреться на первых полосах бульварных газет.
Джилл кивнула:
— Кажется, вчера вечером в одной газетке уже мелькнул какой-то материал…
— Женщина, которая якобы нашла куклу, разговаривала с журналистами при мне.
— Якобы?…
В ответ Ребус только плечами пожал.
— Ты считаешь, она могла это подстроить?
Ребус засунул руки в карманы.
— Кто знает?…
— Кто-то, вероятно, знает. Например, одна моя подруга, Джин Берчилл, утверждает, что может нам помочь. Я хочу, чтобы ты с ней поговорил.
— Кто она такая?
— Она работает хранителем в Музее истории Шотландии.
— И она знает, что это за кукла?
— Не исключено. — Джилл немного помолчала. — Джин говорит, что похожие куклы ей уже встречались.
Разговаривая с Джин Берчилл, Ребус признался, что никогда не был в новом музее.
— Только в старом, — сказал он. — Я водил туда дочь, когда она была маленькой.
Джин укоризненно покачала головой.
— Но ведь это совсем другое, инспектор. Наверху собраны прелюбопытнейшие экспонаты, которые способны поведать нам о том, кто мы такие; рассказать о нашей истории и культуре!..
— И никаких чучел животных?
Она улыбнулась.
— Насколько я знаю, нет.
Разговаривая таким образом, они преодолели огромный выбеленный вестибюль и теперь медленно шли по залам первого этажа. Добравшись до маленького служебного лифта, Джин Берчилл остановилась и внимательно оглядела Ребуса с ног до головы.
— Джилл мне о вас рассказывала, — проговорила она.
Дверцы лифта открылись, и Ребус вошел следом за ней в кабину.
— Надеюсь, только хорошее, — сказал он и добавил: — Как о покойнике, знаете?…
Ребус изо всех сил старался взять шутливый тон, но Джин только загадочно улыбнулась. Несмотря на возраст, она напоминала Ребусу школьницу, застенчивую и вместе с тем умненькую, примерную и одновременно по-детски любопытную.
— Нам нужно подняться на четвертый этаж, — сказала она.
Потом двери лифта вновь отворились, и они вышли в узкую галерею, в которой, казалось, витали тени и царили изображения смерти во всех видах.
— Этот отдел посвящен различным верованиям, — почти шепотом проговорила Джин. — Колдовство, осквернение могил, похоронные ритуалы…
Ребус огляделся. Перед ним стояла карета-катафалк викторианской эпохи, покрытая блестящим черным лаком. Казалось, она в любую минуту готова тронуться с места, чтобы доставить на кладбище очередной груз.
Рядом стоял большой металлический гроб, и Ребус не удержался, чтобы его не потрогать.
— Это так называемый «сейф», — сказала Джин и, заметив недоумение на лице Ребуса, пояснила: — В такой железный ящик с замком запирали гроб с усопшим примерно на полгода, чтобы уберечь его от похитителей трупов.
Ребус не очень хорошо знал историю, но о похитителях трупов он слышал не раз.
— Таких, как Бёрк и Хейр, которые выкапывали из могил свежие трупы и продавали их университету?… — решил он похвастаться своей эрудицией.
Джин посмотрела на него как учительница на упрямого ученика.
— Бёрк и Хейр не грабили могилы, — строго сказала она. — Они убивали людей и продавали трупы исследователям-анатомам.
— Да, верно!.. — спохватился Ребус.
Они прошли мимо траурных одеяний, мимо фотографий мертвых младенцев и остановились у самой дальней стеклянной витрины.
— Вот мы и пришли, — сказала Джин Берчилл. — Взгляните, инспектор… Наши гробы с Артурова Трона.
Ребус взглянул. В витрине лежало восемь небольших гробиков длиной примерно пять или шесть дюймов каждый. Сделаны они были очень искусно и — вплоть до забитых в крышку крошечных гвоздиков — представляли собой точную копию настоящих, больших гробов. В гробах лежали маленькие деревянные куклы, некоторые были в саванах. Ребус воззрился на бело-зеленую клетку.
— Веселенький нарядец, — пробормотал Ребус.
— Раньше они все были одеты, но ткань истлела, и ее не удалось сохранить. — Джин показала на лежавшую рядом с гробами фотографию. — В тысяча восемьсот тридцать шестом году дети, игравшие на одном из склонов Трона Артура, наткнулись на полуобвалившийся вход в какую-то пещеру. В пещере лежало семнадцать маленьких гробиков. До настоящего времени сохранилось только восемь…
— Ну и напугались же они, должно быть, — пробормотал Ребус, глядя на фотографию и пытаясь угадать, на каком из склонов холма находилась пещера.
— Анализ показал, что гробы и куклы были сделаны примерно в тридцатых годах девятнадцатого века.
Ребус кивнул. Все, что она рассказывала, было напечатано на прикрепленных к витрине табличках. Старые газеты, писавшие о странной находке, предполагали, что куклы использовались ведьмами, чтобы призывать смерть на головы неугодных. Согласно другой версии, куколок сделали и спрятали моряки, отправлявшиеся в дальнее плавание. Деревянные куклы должны были служить им своего рода талисманом.
— Моряки на Троне Артура, это надо же!.. — подумал вслух Ребус. — Такое действительно не каждый день увидишь.
— Вы что-то имеете против моряков, инспектор?
— Просто скала находится слишком далеко от порта, только и всего.
Джин внимательно посмотрела на него, но ничего не смогла прочесть по его лицу. Ребус снова склонился над гробиками. Он готов был побиться об заклад, что между ними и гробиком, найденным мисс Доддс возле водопада, существует связь. Человек, который сделал этот последний гроб, несомненно знал о выставленных в музее экспонатах и решил скопировать один из них.
Выпрямившись, Ребус оглядел выставленные в том же зале мрачные предметы, напоминавшие о бренности всего сущего, и, не удержавшись, покачал головой.
— И вы все это собрали? — спросил он.
Джин кивнула.
— По крайней мере вашим подругам есть о чем поболтать с вами на вечеринках.
— Вы не поверите, инспектор, — спокойно ответила Джин, — но когда речь заходит о смерти… В конце концов, разве нас не интригует то, чего мы больше всего боимся?…
Внизу, в старом музее, они сели на скамью, которой резчик придал подобие скелета кита. В бассейне рядом плавали какие-то рыбы, и пришедшие на экскурсию дети тянулись к ним, но в последний момент отдергивали руки, хихикая и визжа, демонстрируя ту же смешанность чувств (теперь любопытства со страхом), о которой в связи с Джин подумал Ребус. У дальней стены зала стояли высокие часы, представлявшие собой нагромождение всяческих химер. Обнаженная фигурка женщины была вся опутана чем-то вроде колючей проволоки, Ребус был уверен, что там наверняка есть и другие сцены пыток — просто он их не видит.
— Наши «Часы Тысячелетия», — объяснила Джин Берчилл, перехватив его взгляд, и посмотрела на свои наручные часики. — Через десять минут они начнут бить.
— Интересная конструкция, — заметил Ребус. — Часы, полные страданий…
Она внимательно посмотрела на него.
— Не все это замечают. Во всяком случае, не сразу.
Ребус только пожал плечами.
— Она кивнула:
— Возможно, они устраивали своим жертвам ложные погребения. По нашим оценкам, Бёрк и Хейр продали врачам не меньше семнадцати тел. Это было ужасное преступление… Видите ли, согласно христианскому вероучению, мертвец, подвергшийся вскрытию, не может восстать в день Страшного суда.
— Да, без внутренностей не очень-то восстанешь, — согласился Ребус, но Джин пропустила его замечание мимо ушей.
— Бёрка и Хейра задержали и судили. Хейр дал показания против своего подельщика, поэтому на виселицу отправился один Бёрк. Попробуйте угадать, что стало с его телом после казни?…
Ответить на этот вопрос было легко.
— Оно попало в анатомический театр? — сказал Ребус.
Джин Берчилл снова кивнула.
— Его тело отвезли в Олд-Колледж, — туда же, куда несколько ранее попали все или почти все его жертвы, — и использовали на занятиях по анатомии. Это произошло в январе тысяча восемьсот двадцать девятого года.
— А гробы датируются началом тридцатых… — Ребус задумался. Кажется, кто-то когда-то хвастался ему, будто владеет какой-то вещицей, сделанной из кожи Бёрка.
— Ну а потом? — спросил он. — Что стало с телом Бёрка потом?
Джин Берчилл посмотрела на него.
— В музее Хирургического общества хранится записная книжка…
— Переплетенная в его кожу?
— Да. — Джин опустила голову. — Честно говоря, иногда мне становится его жаль. Бёрк был почти гениален. В Шотландию он приехал в поисках лучшей жизни. Бедность и стечение обстоятельств толкнули его на кривую дорожку. Однажды его дальний знакомый, который к тому же должен был Бёрку некую сумму, скоропостижно скончался прямо у него дома. Бёрк знал, что медицинский факультет Эдинбургского университета остро нуждается в трупах для анатомирования. Так все и началось…
— Скажите, в те времена люди жили дольше, чем сейчас?
— Вовсе нет. Скорее наоборот, но… Как я уже говорила, человек, чье тело подверглось вскрытию, не может войти в рай. Люди крепко верили в эту догму, поэтому тогдашним студентам и исследователям приходилось довольствоваться телами казненных преступников. Закон о вскрытии, принятый в тысяча восемьсот тридцать втором году, решил эту проблему, и нужда в ограблении могил отпала.
Ее голос звучал все тише и тише. Казалось, Джин настолько ушла в кровавую историю Эдинбурга, что на несколько минут совершенно забыла о том, что ее окружало. И Ребус ее понимал. Гробокопатели и кошельки из человеческой кожи, повешения и колдовство… На том же четвертом этаже, рядом с гробиками, он видел орудия чародейского ремесла: пожелтевшие от времени кости и высушенные сердца животных, ощетинившиеся булавками и гвоздями.
— Да, не самое приятное место… — проговорил Ребус. Он имел в виду Эдинбург, но Джин решила: Ребус говорит о музее.
— С самого детства, — сказала она, — я чувствую себя здесь спокойнее, чем в любом другом месте города. Возможно, мое занятие кажется вам жутковатым, инспектор, но ваша работа — вообще для твердокаменных.
— Не спорю, — согласился Ребус.
— Гробы с Трона Артура интересуют меня потому, что представляют собой загадку, тайну. Главными принципами существования каждого музея являются идентификация и классификация. Время создания и происхождение предмета могут оставаться спорными, зато мы почти всегда знаем, с чем мы имеем дело: гроб — это гроб, ключ — это ключ, римское погребение — римское погребение. Но…
— Но в случае с этими игрушечными гробами вы не знаете… Не знаете, что они такое и что означают.
Джин Берчилл улыбнулась.
— Совершенно верно. Поэтому они не могут не сидеть занозой в голове хранителя музея, который за них отвечает.
— Мне знакомо это чувство, — кивнул Ребус. — У меня тоже так бывает, когда приходится работать над делом. Покуда оно не раскрыто, я думаю о нем днем и ночью и не могу остановиться.
— Вы поворачиваете его то так, то эдак, анализируете, пока у вас не появляется новая версия…
— Или новый подозреваемый…
Они переглянулись.
— Возможно, между нами гораздо больше общего, чем мне казалось, — промолвила наконец Джин Берчилл.
— Возможно, — согласился Ребус.
Часы в дальнем конце зала начали бить, хотя Длинная стрелка еще не дошла до двенадцати. Экскурсоводы и смотрители приглашали посетителей взглянуть на это чудо. При виде оживающих механических фигурок дети широко открывали рты. Звякнул колокольчик, и мощно вступил орган; раскачивающийся из стороны в сторону маятник блестел как зеркало, гипнотизировал… Поглядев на него, Ребус заметил в нем свое отражение, за которым просматривался весь зал, с каждой его деталью.
— Эти часы стоят того, чтобы взглянуть на них поближе, — сказала Джин. Ребус кивнул в ответ, и, поднявшись, они присоединились к собравшейся перед часами толпе. Среди мельтешащих фигурок он разглядел две, орудовавшие двуручной пилой с кривыми зубьями и уловил в них сходство с Гитлером и Сталиным.
— Еще одна вещь, инспектор, — сказала Джин Берчилл. — Где-то существуют и другие куклы, и найдены они были в других местах…
— Что?! — Ребус с трудом оторвал взгляд от часов.
— Пожалуй, я лучше пришлю вам материалы, которые мне удалось собрать.
Остаток пятницы Ребус провел в ожидании конца рабочей смены. На стене в их рабочем уголке, дополняя бессмысленную мозаику из клочков бумаги со случайными, разрозненными сведениями, появились фотографии спортивной машины Дэвида Костелло. Его «эм-джи» оказался темно-синим кабриолетом с мягким откидным верхом. Парни из отдела судебных экспертиз не получили разрешения взять соскобы краски с кузова и резины с покрышек, но это не помешало им осмотреть машину со всей возможной тщательностью. Судя по всему, в последний раз автомобиль мыли довольно давно. Если бы он оказался чистым, тогда, возможно, у них бы появился повод спросить Костелло, почему он решил вымыть свою машину. Детективам, работавшим в университете, удалось собрать еще несколько фотографий друзей и знакомых Филиппы. Фотографии дали посмотреть профессору Девлину, причем в пачку подложили несколько снимков Костелло, однако старый патологоанатом сразу заметил подвох и довольно нелестно отозвался об «идиотских трюках», к которым прибегло следствие.
Между тем с вечера воскресенья, когда исчезла Филиппа Бальфур, прошло уже почти пять дней. По любым меркам это был достаточно большой срок, но чем дольше Ребус вглядывался в пеструю мозаику на стене, тем меньше видел. Снова и снова он возвращался в мыслях к «Часам Тысячелетия», на которые, напротив, чем дольше глядишь, тем больше подмечаешь. Когда он смотрел на них в музее, ему казалось, что его зрение само выхватывает из движущегося целого отдельные фигурки. Теперь Часы представлялись ему памятником утраченному или забытому. В каком-то смысле помещенные на стене фотографии, факсы, ксерокопии, рисунки и размноженные на ротапринте листовки тоже являлись памятником, но куда менее монументальным. Хотя бы потому, мрачно подумал Ребус, что рано или поздно, — смотря по тому, сколько продлится расследование, — коллаж на стене будет разобран, убран в картонные коробки и отправлен в какое-нибудь пыльное хранилище в подвале.
Все это Ребус уже проходил в другие времена, расследуя другие случаи (далеко не всегда удачно). Не принимай близко к сердцу, сохраняй холодную голову — вот что твердят на всех семинарах по повышению квалификации, но говорить-то легко. Фермер Уотсон до сих пор помнил десятилетнего мальчугана, убившего младшую сестру. У Ребуса тоже были свои, не менее мучительные воспоминания, которые нередко заставляли его торопиться после работы домой. Там он принимал душ, переодевался и садился в свое излюбленное кресло, а компанию ему составляли стакан доброго виски и любимый альбом «Роллингов».
Сегодня, однако, Ребус не ограничился одним стаканом. Слева и справа от него громоздились скрученные в рулоны ковры из прихожей и спален, матрасы, шкафы, деревянные комоды… ну прямо лавка старьевщика. Однако от двери к креслу и от кресла к стереосистеме были оставлены свободные проходы. И по большому счету Ребус ни в чем более не нуждался.
«Роллинги» отыграли, а виски в стакане еще не кончилось, поэтому он включил альбом «Желание» Боба Дилана. В этом альбоме Ребусу больше всего нравилась вещь, которая называлась «Ураган» — грустная повесть о несправедливости и ложном обвинении. Ребус хорошо знал, что в жизни это иногда случается — по злой воле или по недоразумению, но случается. Он сам несколько раз сталкивался с делами, в которых все улики недвусмысленно и прямо указывали на одного человека, но в последний момент на сцене возникал с чистосердечным признанием на устах истинный преступник. А в прошлом, — далеком прошлом, — полиция специально «подставила» одного или двух правонарушителей просто для того, чтобы убрать их с улиц и успокоить общественное мнение, жаждавшее приговора — именно приговора, а отнюдь не правосудия. Случалось и наоборот: личность преступника была достоверно известна, но доказать его вину не представлялось возможным. Пару раз на его памяти без вины виноватыми оказались полицейские.
Ребус выпил за них; потом, заметив свое отражение в зеркале, поднял тост и за себя тоже. Вскоре после этого он обнаружил, что у него закончилось виски, и, сняв трубку телефона, вызвал такси.
Когда диспетчер спросила его, куда он собирается ехать, Ребус ответил:
— В паб!
В баре «Оксфорд», разговорившись с одним из завсегдатаев, Ребус ненароком упомянул о своей поездке в Фоллз.
— Никогда раньше не слышал об этой дыре! — доверительно сообщил он. — И вдруг — нате вам!..
— А-а, Фоллз!.. — проговорил его собеседник. — Я знаю это место. Кажется, Малыш Билли оттуда родом.
Малыш Билли был еще одним постоянным посетителем «Оксфорда», но оказалось, он еще не пришел. Билли появился в баре только минут двадцать спустя, одетый в белую поварскую униформу с эмблемой ближайшего ресторана. Вытирая пот со лба, Билли протиснулся к стойке.
— Что, Билли, на сегодня закончил? — спросил его кто-то.
— Какое, к черту, закончил? У меня перерыв, — отозвался Билли, бросая взгляд на часы. — Пинту лагера, Маргарет, — сказал он, обращаясь к барменше.
Пока Маргарет наливала пиво, Ребус тоже попросил повторить и добавил, что платит за обе порции.
— Твое здоровье, Джон, — сказал Билли, не привыкший к такой щедрости. — Как делишки?
— Я вчера побывал в Фоллзе. Говорят, ты там вырос?
— Ага, верно. Правда, я не был там уже чертову уйму лет, но…
— Значит, ты не знаешь Бальфуров?
Билли покачал головой:
— Нет. Они поселились там уже после меня. Когда Бальфуры купили усадьбу, я уже учился в колледже… Спасибо, Маргарет, лапонька… — Он взял пиво. — Твое здоровье, Джон, — повторил Билли.
Ребус расплатился и, приподняв свой стакан в дружеском салюте, повернулся к Билли. Тот уже успел ополовинить свой стакан, сделав два или три жадных глотка.
— Господи, что за благодать!..
— Тяжелая выдалась смена? — посочувствовал Ребус.
— Да нет, не очень. А ты, значит, расследуешь исчезновение девчонки Бальфур?
— Да. Вместе со всей полицией города.
— Ну и как тебе Фоллз?
— Его трудно назвать мегаполисом.
Билли улыбнулся и полез в карман за папиросной бумагой и табаком.
— Думаю, с тех пор как я там жил, он малость переменился.
— Ты рос в Прилужье?
— Как ты узнал? — Билли скрутил папиросу и с наслаждением закурил.
— Догадался. — Ребус пожал плечами.
— Да, я шахтерский сын. Мой дед сутками не вылезал из шахты. Отец начинал так же, но потом попал под сокращение.
— Я сам вырос в шахтерском поселке, — сказал Ребус.
— Тогда ты знаешь, что бывает, когда шахта закрывается. Пока этого не произошло, в Прилужье вполне можно было жить. — Очевидно вспомнив юность, Билли мечтательно уставился на зеркальный шар.
— Прилужье никуда не делось, — сказал Ребус.
— Да, но там все уже не то, того уже быть не может, — махнул рукой Билли. — Я помню, как наши матери выскабливали ступеньки так, что они становились белее белого, а отцы в это время стригли газоны или ходили из дома в дом, чтобы поболтать или позаимствовать какой-нибудь инструмент… — Он ненадолго прервался, чтобы попросить Маргарет снова наполнить их стаканы. — Теперь, я слышал, поселок заполонили проклятые яппи; все стало слишком дорого, местные могут купить дом разве что в Прилужье — все остальное им не по карману. Дети вырастают и уезжают — как я в свое время. Ты что-нибудь слышал о каменоломнях?
Ребус только покачал головой — он слушал, и говорить ему не хотелось.
— Года два или три назад пошли слухи, что неподалеку от поселка собираются копать карьер — добывать строительный камень. Для местных это были рабочие места — много рабочих мест. И вдруг появляется это долбаное обращение, которое никто из прилужских не подписывал и даже в глаза не видел, пропади оно. И что же ты думаешь?! Затея с карьером так и заглохла.
— Думаешь, это яппи подстроили?
— Они, конечно, чтоб им пусто было! Ведь у этих сукиных детей везде блат, везде связи… Может, и Бальфуры сюда руку приложили, не знаю. Фоллз… — Билли сокрушенно покачал головой. — Теперь он уже не тот, что раньше, Джон… — Он докурил свою самокрутку, раздавил в пепельнице и собрался уходить, но вдруг остановился. — Слушай, Джон, ты ведь любишь музыку?
— Смотря какую, — осторожно ответил Ребус.
— Как тебе Лу Рид? На днях он будет выступать в «Плейхаусе», а у меня два билета пропадают.
— Я подумаю, Билли. Может, еще по стаканчику?… — Ребус кивнул в сторону пустого стакана, который Билли держал в руке.
Повар снова посмотрел на часы.
— Ей-богу, не могу, Джон, пора бежать. Давай в следующий раз, а?
— В следующий раз так в следующий раз, — согласился Ребус.
— Да, и позвони мне насчет билетов, о'кей?…
Ребус кивнул, глядя, как Малыш Билли протискивается к выходу и исчезает за дверью. Лу Рид — это было имя из прошлого. Особенно любил Ребус его «Прогулку по Дикой Земле», где на басу играл парень, написавший «Прадедушку» — знаменитый хит, который прославил актера, исполнявшего роль капрала Джоунза в сериале «Армия отцов». Все это он откуда-то знал и сейчас подумал, что иногда избыток информации только мешает.
— Еще одну, Джон? — спросила Маргарет.
Но Ребус отрицательно покачал головой.
— Я слышу зов Дикой Земли, — слезая с табурета, сказал он и нетвердой походкой направился к двери.