Воительница и Сфинкс

Глава 5

— Ты добилась, чего хотела, — превратила дело в пикник! — желчно воскликнула Аталанта. Зена резко махнула рукой, обрывая охотницу, и бросила на нее предупреждающий взгляд. Габриэль, в эту ночь особенно чуткая, нервно вздрогнула. Продолжая говорить, она обращалась только к подруге.

— Арго полностью в твоем распоряжении. Э-э, ничего личного, лошадка, но ступай-ка к своей хозяйке. О, боги, я, наверно, не смогу даже стоять! Ты в курсе, что человек не приспособлен так широко расставлять ноги? — девушка оглянулась и с беспокойством посмотрела на своего спутника: — Гомер, ты выживешь?

— Я уже умер, — простонал он.

Габриэль ободряюще улыбнулась и похлопала его по плечу:

— Немного еды, немного тепла, дружеская беседа, и ты будешь как новенький! Хорошо бы еще поспать, — она встретилась глазами с воительницей; и та заметила тревогу. Девушка сняла с седла кожаную сумку, потом котелок и бурдюк, бросила припасы к костру. — Не сомневайтесь, о самом главном я позаботилась. Смесь мокнет с тех пор, как мы подъехали к подножию холма, так что теперь ее нужно только разогреть.

Зена забрала у нее поводья и, ведя Арго мимо костра, наклонилась к Аталанте и зашептала ей:

— Только глупец станет злить певца. Поэты мстят по-своему: история, которая вызывает истерический хохот, легко запоминается и вовсе не льстит главному герою, — охотница послала ей испепеляющий взгляд, потом опять уставилась в огонь. — Что ж, поступай, как знаешь. Я тебя предупредила. Здесь два певца. Если ты в своем уме, притворись обворожительной, и получишь две прекрасных легенды по цене одной. Люди будут слушать о Непревзойденной Аталанте и восхищаться ею.

Непревзойденная Аталанта бросила в сторону воительницы очередной мрачный взгляд, но к тому времени, как Габриэль и Гомер добрались к костру, приняла дружелюбный вид и даже изобразила застенчивую улыбку. Пряча глаза, она наклонилась к костру, чтобы подложить веток.

Габриэль осторожно уселась у огня и поморщилась, ощутив холод жесткой земли. Закоптелый котелок над огнем уже начал нагреваться.

— Вот так. Ждать придется недолго, — она улыбнулась Аталанте, но та была поглощена созерцанием пламени. Рядом уселся Гомер. — А, это ты… Ты точно в порядке? Боюсь, что не вполне.

Единственное, что смог выдавить измученный юноша, не привыкший к походным условиям, было протяжное: «М-м-м». Помолчав, он собрался с духом:

— Прости, Габриэль, я… — Гомер зарделся, или это был просто отсвет костра? — Знаешь, мой отец… я сейчас тебе кое-что расскажу. Он очень хотел, чтобы я стал певцом, и никогда… Я никогда раньше не ездил верхом.

Габриэль в изумлении воззрилась на него, даже Аталанта не смогла скрыть удивления и приподняла голову, но тут же снова уткнулась в колени.

— Ты шутишь! — воскликнула Габриэль.

Гомер пожал плечами и неловко отвел глаза:

— Вовсе нет. Мой отец — хороший плотник, его уважают все, но для меня он хотел лучшей судьбы. С тех самых пор, как я сочинил свою первую легенду, он решил сделать из меня поэта.

— Тогда тебе, было, пять лет. Видишь, я все помню.

— Именно пять, — тихо подтвердил Гомер. — Я… пожалуйста, пойми меня, я тоже хотел только этого. Моя жизнь резко изменилась, из меня сделали «особенного» мальчика. Отец желал мне добра, я уверен.

— Гомер, я знаю твоего отца, — Габриэль поймала юношу за подбородок и заставила поднять глаза. — Полониус в тебе души не чает, и, конечно, он хотел тебе только добра и делал все, чтобы сбылась ваша мечта. Тебя оторвали от ватаги деревенских мальчишек, верно?

— Да, сразу же, — ответил юноша, накрыл ее руку своей, и по губам его скользнула улыбка. — Мне запретилиходить в поле, собирать урожай, участвовать в праздничных забегах: вдруг большая нагрузка повредит моему голосу. Мне не позволяли садиться верхом даже на осла — вдруг упаду и сломаю шею.

— Наверное, это тяжело для мальчишки, — посочувствовала Габриэль. — Да это любому трудно вынести! Ты находил утешение в легендах?

Гомер улыбнулся:

— О да. Легенды стали моей жизнью. Отец приходил поздно вечером, мы ужинали, потом он что-нибудь вырезал, а я пел для него: порой это были старинные сказания, а порой те, Которые я сочинил днем. Иногда мне было одиноко, но далеко не всегда. Летом, в жаркие дни, ребята собиралась в тени, и я был с ними. Мы прекрасно ладили.

Аталанта украдкой посматривала на них во время всего разговора, но, когда Габриэль пошевелилась, охотница встала и отошла в темноту. Девушка проводила ее быстрым взглядом; кусавший губы и нервно потиравший руки Гомер ничего не заметил. Повисло молчание, которое, как всегда, прервала Габриэль:

— Знаешь, что я тебе скажу? Это был смелый поступок — сесть на Арго и отправиться с нами. Я бы на твоем месте не решилась.

— Я растерялся, — признался поэт. — Иначе меня бы здесь не было, — Гомер поднял глаза на подругу, коротко улыбнулся и снова принялся потирать руки. — Так что это не смелость, а… случайность.

— Называй, как знаешь: мое мнение ты не изменишь, — Габриэль осторожно потрогала котелок. — Горячий, но еще не кипит. В общем-то, эту штуку можно считать готовой, потому что ждать надоело, — объявила она.

Суп умяли в мгновение ока. Габриэль протерла дно котла пучком жесткой травы, отставила его в сторону и со стоном растянулась на земле.

— Утро будет ужасным, — пробормотала она и закрыла глаза.

— Несколько минут на ногах, и ты придешь в себя, — успокоила ее Зена, и это были первые ее слова за все предыдущие часы. Аталанта облизала пальцы и бросила на воительницу недобрый взгляд исподлобья. — Итак, Габриэль, расскажи мне, что ты узнала в Афинах.

— Ну, боюсь, что новостей немного, — девушка энергично подала плечами. — Все как обычно: трагедия произошла слишком быстро, и никто не успел ничего заметить. А если и видели, то каждый по-своему. Как одна история, спетая разными певцами. Очень мало общего. Похоже, это бандиты с большой дороги, типа Каламоса или даже хлеще. Кроме мерзких злодеяний вроде похищения детей, им мало, что по силам, — в голосе ее сквозило негодование.

— Успокойся, Габриэль, — тихо вставила Зена. — Злостью никому не поможешь. Что еще?

— Повозки, кони и прочее стоят очень дорого, все было новенькое, чистое. Я бы сказала, украдено у аристократа, — охотница вздрогнула, и девушка посмотрела на нее. Аталанта покачала головой и принялась сосать палец, словно успела обжечься.

— Хорошая мысль, — похвалила подругу воительница. — Если понадобится, мы вернемся в Афины и выясним, у кого пропало имущество: колесницы, лошади, упрячь. А так же не было ли у жертвы причин самому нанять бандитов и провернуть темное дельце, — Зена хмуро посмотрела на свои руки, потом на Габриэль. — Погоди, тут что-то не сходится! Простые разбойники не справились бы с колесницами: для этого нужен опыт имастерство.

— Прямо в точку! — с воодушевлением воскликнула девушка. — Надо было мне самой догадаться: Как-никак, однажды я пыталась.

Зена усмехнулась:

— Помню-помню.

— Значит, кто бы ни похитил бедных девочек, он знаток своего дела. Нет, на колесницах сидели настоящие возницы.

— Думаю, да. Еще что-нибудь?

— Еще… м-м-м, — Габриэль сморщила лоб, припоминая. — Осталось немного: одна женщина сказала, что онизакрыли свои лица.

Девушка углубилась в свои мысли: ей вспомнилась мать Эгесты. Где сейчас ее несчастная доченька, плачет ли она, спит, дрожит от страха или убита? «Наверное, я видела Эгесту на песчаных дорожках, но как отличить ее от других азартных бегуний, пытавшихся подражать своему кумиру? Она просто одна из тех, чей идеал Аталанта». Непревзойденная Охотница тем временем сидела неподвижно, будто каменное изваяние, глядела в огонь и рассеянно потирала руки. Странновато.

— Понятно, — мрачно изрекла Зена, и ее тон отразил перемену к худшему в ее настроении. — Раз они не хотели показывать лица, значит, на рынке их могли узнать.

Габриэль поежилась:

— Верно. И все-таки: зачем похищать девочек?

— Это мы выясним завтра, не правда ли?

— Будем надеяться. Хорошо бы уложиться в один день: бедные матери и отцы! А девочки!

Воительница серьезно посмотрела на подругу:

— Успокойся! Нам нужно не причитать, а действовать. Почему бы не поговорить о другом?

«О другом! Да разве что-нибудь еще придет мне в голову?» — подумалось Габриэль. Гомер ободряюще похлопал ее по плечу, потом осторожно повернулся к Аталанте и одарил ее чудесной улыбкой:

— Глаз не могу отвести от твоего плаща, — начал он, нарочно меняя тему. — Превосходная выделка!

«Надо быть жестче, чем Аталанта, чтобы устоять перед атакой его обаяния», — про себя усмехнулась Зена иоказалась права. Мгновение спустя охотница улыбнулась в ответ и подала плечами, все своим видом стараясь показать, что разговор зашел о сущем пустяке:

— Шкура вепря. Я подстрелила его в Калидонии, — сказала она, а у Гомера рот открылся от изумления и глаза стали абсолютно круглыми, азарт певца овладел им.

— Того самого вепря?! На той охоте? — выдохнул он. Аталанта кивнула. — Я слышал об этом, ведь слухиразносятся быстро, но я никогда… Разумеется, мне известно, что у тебя есть собственный певец, и наверняка он уже сложил об этом легенду. У меня и в мыслях не было соперничать с ним, использовать его сюжеты…

Гомер снова замялся, опустил глаза в землю, потом поднял их на охотницу. К его удивлению и к изумлению воительницы, Аталанта вдруг расхохоталась, и это был обычный смех юной польщенной девушки, он стер замкнутость и заносчивость с ее лица. Знаменитая охотница захлопала в ладоши:

— Ты очень мил, — застенчиво призналась она. — Как тебя зовут, юноша?

— Э-э… М-м-м… Гомер, — тот смутился от предвкушения удачи. Кончик его носа порозовел.

— Гомер. Хорошо, Гомер, я расскажу тебе эту историю. Мой Эндимион — весьма посредственный певец, и ему нет дела до моих свершений. Его интересуют только великие подвиги во имя любви, вроде путешествия Орфея в Аид за своей Эвридикой. О насилии он петь не хочет, а история Калидонской охоты отнюдь не про любовь. Аталанта подвинула поближе к себе полено, уселась на него и обхватила руками колени; взгляд ее замер, как будто сквозь огонь она видела прошлое. — Вепрь был могуч — в четыре раза больше и в сотню раз яростней любого кабана. Он убивал людей и скот, разорял поля и…

— Говорят, — вставил певец, — что царь Калидонии Ойней не уважил Артемиду дарами. За это богиня разгневалась и решила напомнить смертному царю о своем могуществе. Артемида поселила в его лесах могучего вепря. Несправедливое наказание: почему должана страдать вся округа?

Охотница развела руками:

— Не знаю, как насчет наказания. Наверное, это выдумка поэтов. Лично я считаю, что дикий кабан просто спустился с гор, ибо в то время, два года назад, случились страшные снегопады. Как бы то ни было, вепрь разорял Калидонию и держал в страхе ее жителей. Царь впал в отчаяние: никто не мог сладить со зверем, и тогда он предложил созвать великую охоту. Слух разнесся по всей Элладе быстрее ветра, — взгляд Аталанты упал на воительницу, она съязвила: — Странно, что ты не явилась.

Зена качнула головой и сжала губы:

— До меня дошел призыв Ойнея, но дела задержали меня — на севере, в одной деревеньке. Кроме того, я не охотница и не героиня, — она отвернулась и подбросила веток в огонь.

— Нас собралось много, — продолжала Аталанта, помолчав. Глаза ее потеплели, голос смягчился и стал едва лине мечтательным. — Самые отважные и самые прекрасные воины Греции, мускулистые, с отличным оружием, многие все еще в тех летах, когда солнце ласково касается кожи, оставляя на ней легкий угар, а борода не портит гладких щек. Среди нас были братья Кастор и Полидевк, еще молодой Пирифой со своим другом Тезеем…

— Ты знакома с самим царем? — воскликнула Габриэль, широко распахнув глаза.

— Ну… — Аталанта слабо улыбнулась и пожала плечами, — я с ним охотилась, правда, он держался на расстоянии… Странно, ведь потом Тезей женился на амазонке, а значит, присутствие женщины средигероев не могло его возмутить или сбить с толку. Не то, что других!

— Ты была единственной женщиной на великой охоте? — мягко спросил Гомер. — Даже представить себе не могу…

— Да, были некоторые неудобства, но не те, о которых ты думаешь, — ответила знаменитость. — Конечно, у меня уже была репутация неплохой охотницы, иначе я не посмела бы явиться во дворец. Но в Греции новое приживается с трудом, многие придерживаются консервативных взглядов и считают, что девушка должна расти в отчем доме, под присмотром нянек, а потом уехать с мужем и провести остаток дней в четырех стенах и заботах о нем, бесценном, — визгливо добавила она. — Менелай и его прихвостни первыми начали, а за ними и все остальные стали смотреть на меня как на глупую девчонку. «Отправляйся-ка домой играть в куклы», — так и говорили их глаза.

— Какая несправедливость! Как же ты справилась? — Гомер был благодарным слушателем.

Габриэль уселась рядом с ним и качнула головой:

— Ух, как бы страшно я разозлилась! И всем показала бы, чего я стою!

Аталанта остановила на ней задумчивый взгляд:

— А ты неглупа! Именно так я и поступила: я так разозлилась, что добилась встречи с Ойнеем и отстояла свое право участвовать в охоте. В конце концов, в воззвании не говорилось, что приглашаются только мужчины. Однако царь оказался форменным слабаком, всю жизнь под пятой у жены. — Глаза охотницы потемнели, когда она вспомнила те унижения. — Алфея вертела мужем, как хотела, и Мелеагра, своего сына, пыталась заставить плясать под свою дудку. Но он был упрям. Она заявила… впрочем, неважно, что она заявила, но мне пришлось спорить с царем больше часа. Кастор и Полидеву заступились за меня и зауричали, что нужно предоставить мне шанс, раз уж я здесь. Наверное, надеялись увидеть мой позор. Остальные орали, что из-за моего нытья потерян целый день, что они могли бы уже жарить вепря на царском дворе. А царица Алфея все нашептывала на ухо царю, что пора отправить меня назад к мамочке, которая так беспокоится.

Аталанта задыхалась от ярости:

— Отправить меня домой, да еще с запиской, чтоб одели меня в приличную юбку! К матери, которая выбросила меня из дому в день моего рождения! А когда Кастор… нет, Полидевк… О, боги, я так и не научилась их различать! В общем, один из них попытался заговорить с царем, Алфея чуть не прогнала его. Вдруг вошел царевич Мелеагр, в тот же миг что-то произошло, все замерло во мне и вокруг, — Аталанта исейчас замерла. — Он встал на мою сторону. Мелеагр попросил царя и воинов разрешить мне остаться ипопробовать свои силы. Алфея не возразила ни слова. Царица попалась в ловушку: ненаглядный, бесценный, единственный сыночек должен непременно получать все, что хочет, а хотелось ему меня, ну, пусть поиграет. Но она не увидела главного — это была не игра. И для меня, и для него…

Так я осталась при своем. Мелеагру нужно было мое присутствие совсем для других целей, и это выводило меня из себя. Я должна была доказать, победить!.. В мыслях я уже выслеживала зверя в лесной чаще, готова была пристрелить его и заткнуть всех за пояс. В первый вечер Мелеагр не оставлял меня ни на секунду: мозолил мне глаза на пиру, надоедал после, а наутро оказался подле меня, едва мы собрались на охоту. Неужели не видел, что его… м-м, предложения меня ничуть не интересовали?! — неожиданно охотница густо покраснела и отрывисто повторила: — Да, не интересовали! И уж конечно, он меня не любил, по крайней мере, так я считала тогда. Он казался мне ребячливым и к тому же был лунатиком, — Аталанта начисто позабыла о слушателях и говорила сама с собой. Габриэль бросила взгляд на воительницу, та закатила глаза.

Вздрогнув, рассказчица вернулась к реальности и, взглянув на Гомера, зарделась еще больше. Но все же продолжила:

— Мне не было дела до Мелеагра, его матери и прочих героев, пока они не мешали мне участвовать в охоте. Только победа имела для меня значение, остального я просто не замечала. Как только над горизонтом взошло солнце, мы тронулись в путь. Следы ужасного вепря были повсюду, даже под стенами дворца. Поля в округе были затоптаны, изгороди сломаны. Разрушения, которые он оставлял за собой, могло нанести только целое стадо кабанов. Следы мы находили везде, но сам зверь исчез. Везде пировала смерть; везде мы находилирастерзанных овец и коров, их было слишком много, чтобы пастухи могли сжечь останки, да и боялись бедные люди выходить в поля, — Аталанта очнулась и бросила Гомеру улыбку. — Поэтому мой Эндимион не хочет слагать песни о Калидонской охоте. Никакой поэзии!

— Можно опустить некоторые подробности, — ответил поэт, но тут же извинился: — Это неважно. Прости, что перебил, и продолжай, пожалуйста!

— Так мы бродили по окрестностям до вечера, рассыпаясь на группы, чтобы прочесать весь лес, и под конец со мной остался только Мелеагр и еще один юноша. Я так и не узнала его имени. Мы стояли на топкой земле, к вечеру воздух стал влажным, ветра не было, и повсюду кишели насекомые. Помню, я подумала, что запах болотной тины и диких цветущих трав просто невыносим. Мои ноги ужасно болели, а на руках не осталось живого места, все покрывали укусы. Мне стало обидно, что досадные мелочи, когда их много, заставляют забыть о подвиге.

— Как я тебя понимаю! — выпалила Габриэль, и, взглянув на нее, Аталанта кивнула.

— Пожалуй, понимаешь, — признала она, и ее задумчивые глаза надолго остановились на девушке. Наконец она поежилась и снова устремила взгляд на пламя. — На чем я остановилась? Ах да, я шла по свежему следу ивдруг услышала, как юноша закричал, а потом завизжал от ужаса. Он вылетел из-за кустов, а по пятам за ним несся чудовищный кабан. Это был он — вепрь Артемиды! Под копытами гигантского пятнистого зверя дрожала земля. Крик юноши оборвался… — Аталанту передернуло, она закрыла и вновь открыла глаза. — Вепрь замер в десяти шагах от нас, и я готова поспорить, что сам Цербер не так ужасен! Он был выше любого из нас, широк в груди, словно вол, но очень быстр и проворен. Щетина в локоть длиной торчала из его морды, а глаза были, — Аталанта зажмурилась и задрожала, — были красны, как кипящая кровь. Воплощение зла. Я смотрела в эти глаза и видела там свою смерть, видела, какой она будет. Взгляд его приковал меня к месту. Но, похоже, чудовище не могло решить, кого растерзать первым, и это дало мне единственный шанс. Вепрь остановил взгляд на Мелеагре и шагнул вперед. Я выхватила стрелу, натянула тетиву, кое-как задержала дыхание, чтоб прицелиться, и выстрелила. Стрела впилась зверю в холку, нанеся глубокую, но не смертельную рану. Вепрь испустил оглушительный рев, развернулся и ринулся напролом сквозь кусты. Разумеется, мы кинулись вдогонку.

— Вдогонку? — выдохнул Гомер, — Вы побежали за гигантским раненым кабаном? Кинулись в кусты, где ничего не видно в двух шагах?!

Охотница кивнула и облизала губы:

— Мы не могли его упустить. Он был смертельно опасен. Если б он ринулся в поля, вымещая свою ярость, убивая всех на своем пути, это было бы на моей совести, ибо я ранила вепря, а не сразила его. Я бежала изо всех сил, как только появлялась возможность бежать по этой неверной, болотистой земле, и, сами понимаете, позади мчался Мелеагр. Он отстал не так уж сильно, — прибавила Аталанта, и линия ее губ смягчилась. — Когда мы выскочили на поляну, вепрь был уже там, и дюжина охотников окружала его. Четыре копья и множество стрел торчали в могучем загривке. Он истекал кровью, но все еще был опасен. Кастор, — кажется, это был он — поймал голову чудовища и запрокинул ее назад, навалившись всем телом. Мелеагр бросился вперед и могучим ударом перерезал вепрю горло. Мы потеряли двух прекрасных охотников. Как споют когда-нибудь: только двух, — и одолели чудовище.

Она опять напряглась:

— На праздничном пиру герои собрались чествовать Мелеагра, хотели вручить ему шкуру вепря как заслуженный трофей, ибо смертельный удар нанес он. Царевич отказался от награды и убедил всех, что шкура принадлежит мне, поскольку я нанесла первый удар и спасла ему жизнь. Алфея… она никогда не простит мне этого… — Аталанта качнула головой и попыталась изобразить улыбку. — Что ж, вы хотели историю, вы ее получили. Жаль, что я не лучший рассказчик, — она резко поднялась и ушла прочь от костра.

Гомер посмотрел ей вслед.

— Мелеагр… знакомое имечко, — сказал он задумчиво. Габриэль похлопала его по руке:

— Он умер, — тихо произнесла она. — В ту самую ночь. Я слышала пять или шесть разных версий, но все онисходились в одном: он погиб, потому что уступил ей шкуру. Царская семья и все участники охоты пришли в бешенство, — девушка повернулась и бросила взгляд туда, где скрылась охотница. — Бедняга! Наверное, ужасно любить человека, о котором у тебя остались только воспоминания… да еще такие.

Зена была настроена скептически:

— Может, она и не любила его, Габриэль. Не у всех такое чуткое сердце, как у тебя. Скорее всего, она чувствует себя виноватой, потому что не принимала Мелеагра всерьез. Если вообще что-нибудь чувствует, — добавила она сквозь зубы. Габриэль смущенно посмотрела на подругу. — Не обращай внимания, забудь. Пойду посмотрю, как там Арго, и лягу спать. Советую последовать моему примеру: завтра день не из легких. Мы тронемся перед рассветом — она ушла в сторону, противоположную той, куда отправилась охотница. Габриэль вздохнула:

— Видел ее глаза? Аталанты? Мне все-таки кажется, что она была влюблена и, вероятно, сама не понимала этого, пока не стало слишком поздно. Похоже, она не из тех, кто прямо скажет: «Я тебя люблю», — девушка искоса посмотрела на Гомера, — как твой отец. Некоторые люди держат чувства в себе, потому что не знают, как их выразить, или боятся, что их не поймут. Думаю, Аталанта как раз такая.

— Да, — мягко отозвался Гомер. — Грустно, не правда ли?

Он взял руку Габриэль, нежно удержал в своей ладони, потом продекламировал:

Девушка изумленно посмотрела в его глаза:

— Я… Ах, так это загадка! Кстати, неплохая, — добавила она через мгновение. Высвободив руку, она внимательно изучила ее и задумалась. — Тайны немые вверяю… Есть! — она бросила на юношу дерзкий взгляд. — Разумеется, свиток пергамента!

Гомер был потрясен:

— «Разумеется»… Ты меня убиваешь! Я ее сам придумал, создал настроение, которое сбивает с толку, все думают, что это — любовь. Рассказал в Академии, и только один Доцениос нашел ответ, — он пожал плечами. — Да и то лишь потому, что нес охапку свитков в руках. Он у нас очень серьезный, про любовь ему думать некогда.

Вдалеке от костра Зена потрепала Арго по холке и посмотрела в сторону их маленького лагеря. «Милая история», — пробормотала она себе под нос. Возможно, что-нибудь в этом духе действительно случилось. Калидонская охота, в самом деле, имела место, но описания ее были расплывчаты и противоречивы. Кто знает, Аталанта действительно заслужила шкуру или просто купила у скорняка.

Никто и никогда не упрекал охотницу в глупости, к тому же за легендами о себе она следила весьма пристально. Запросто может случиться, что ее ручной мальчик-певец сам выдумал большую часть душераздирающей истории. Или, поняв, что отделаться от незваных спутников не удастся, Аталанта решила воспользоваться случаем и сыграть на мягкосердечии Габриэль и Гомера.

Охотница играет людьми, и ее не трогает, что кому-то она причинила боль. Главное, чтобы ее репутация героини осталась незапятнанной. Пусть строит планы, Зену ей не провести. Воительница не забыла прошлую встречу, и этого достаточно, чтобы не доверять Аталанте.

С другой стороны, надо иметь недюжинный актерский талант, чтобы так сыграть волнение и смертельный ужас, который сейчас искажал лицо Аталанты.

Арго лизнул руки хозяйки.

— Прости, дружище, — прошептала воительница. — Тебе не хватает внимания, да? Пойми, мне очень нужно выяснить, что на уме у Аталанты. И так слишком много неясного в этом деле.

Когда Зена вернулась к костру, у огня лежал, растянувшись, Гомер, и глаза его были закрыты. Габриэль свернулась калачиком подле него: они укрывались коротеньким шерстяным плащом юноши. Увидев подошедшую Зену, девушка осторожно выскользнула из-под плаща и, скрестив ноги, уселась рядом с подругой:

— Мы отыщем их, правда?

«Не надо ее волновать», — подумалось воительнице, начинавшей сомневаться в успехе предприятия. Еще неизвестно, что они найдут, догнав похитителей. Однако не стоит делиться с Габриэль своимиопасениями.

— Конечно, отыщем, Габриэль. Очень скоро.

— Надеюсь. Я… я помню, что ты советовала мне не волноваться, но я не в состоянии думать ни о чем другом. А еще я не могу понять, зачем кому-то вытворять такое… А ты понимаешь? В общем, отец Навсикаи богат, в конце концов, он царь феаков, его островные владения процветают. Саранча не уничтожает посевы, рыба валом валит в сети, спелые фрукты падают с деревьев и даже не получают вмятин. Это я к тому, что царь заплатит щедрый выкуп за дочурку. Однако, насколько я поняла из рассказов, злодеи схватили первых девчонок, которые подвернулись под руку. Должна сказать, их мамы кажутся отнюдь небогатыми, — Габриэль закусила губу. — В общем-то, я знаю, что есть еще одна причина, по которой похищают девушек, но таких маленьких… Это чудовищно!

Воительница покачала головой:

— Не выдумывай на ночь кошмаров, подруга. Тебе надо отдохнуть и набраться сил, завтра будет тяжелый день. Своими мучениями ты не поможешь детям. Не пытайся жить их судьбой, живи своей.

— Не пытайся что? Где ты это взяла? — Габриэль намерена была потребовать ответ, но Зена лишь улыбнулась в извинение:

— Научилась за последние годы. Завтра нагоним бандитов, освободим пленниц, а потом уже разберемся, кто и зачем устроил это безобразие.

— Я… Да нет, все верно. Спасибо, — улыбнулась Габриэль, а воительница погладила ее по волосам.

— Всегда, пожалуйста. А теперь спи.

Отойдя подальше от костра, закутавшись в плащ и ночную тьму, неподвижно стояла Аталанта. «Так и знала! Что бы я ни сделала, Зена подозревает неладное. А эта ее болтушка, похоже, совсем неглупа, — она нервно запустила руку в волосы. — Но пока все под контролем. Я справлюсь».

Она отвернулась, чтобы не видеть огня, и принялась ходить взад-вперед. Все шло своим чередом, пока не вмешалась воительница. И почему же ей приспичило ехать на состязания? «Ну конечно, из-за настырной девчонки! Видела я ее лицо, когда она впервые взглянула на меня. Ох, уж мне эти поклонники! Неужелинельзя догадаться, что от такого обожания мне делается не по себе?! Попробовал бы кто-нибудь из них всегда вызывать восхищение!» — охотница тихо вздохнула, поплотней запахнула плащ и мрачно уставилась на брошенные повозки. «Хватит, — приказала себе Аталанта. — Переживем! Пока все прекрасно, так оно и пойдет. Зена недоверчива, но такой уж у нее характер. Она всегда так на меня смотрела: что бы я ни сделала, что бы ни сказала, что бы ни предложила. Обстоятельства не имеют значения, ну и пусть! Я тоже к ней теплых чувств не питаю. Особенно после нашей предыдущей встречи».

Наверное, лучшим решением сейчас будет вернуться и вздремнуть. Аталанта была абсолютно разбита, после марафона по холмам и равнинам ноги у нее невыносимо болели. «Соперничать с Зеной не просто. Чтобы быть первой, самой обнаружить улики, надо выложиться полностью. Пора отправляться спать». Аталанта посмотрела на лагерь, воительница сидела на прежнем месте и подбрасывала в огонь тонкие прутья, а место неугомонной болтушки занял молоденький поэт с чистым личиком. Как он много жестикулирует! Куда больше Эндимиона. «Пожалуй… не такой хорошенький, — подумала охотница, — да и постарше… на год, наверное. Подрастая, юноши теряют свою прелесть». Она решила пождать еще немного: не хотелось ей повторять недавний опыт и подвергаться расспросам. Гомеру почти удалось проникнуть к ней в душу, он разбудил чувства, о которых она предпочла бы забыть. Не стоит пока подходить — пусть он сначала заснет.

Гомер бросил очередной взгляд на сидящую подле него девушку в тяжелых воинских доспехах.

— Надеюсь, ты не сочтешь меня навязчивым, но Габриэль так много говорила о тебе…

— Не сомневаюсь, — Зена бросила взгляд на подругу, калачиком свернувшуюся на своей половине плаща, иулыбнулась. — О тебе она тоже рассказывала.

Воцарилось дружеское молчание, и слышно было, как ветер шелестит в верхушках деревьев, как потрескивает огонь. Наконец юноша произнес:

— Знаешь, ведь Габриэль победила меня в поэтических состязаниях, когда мы поступали в Академию. Ее история оказалась лучше моей. Легенда была просто чудесна.

— Она говорила мне. Ты заслужил свое место, Гомер.

— Я… Спасибо. Пока она спит, я хотел бы извиниться. Прости, если я путаюсь под ногами. Я делаю все, что могу, чтобы не мешать вам, — Гомер неловко повел плечами и задумался, глядя в землю. Зена молча ждала, когда он снова заговорит. — Я сказал Габриэль, что никогда раньше не видел, как свершается подвиг. Должно быть, это звучит эгоистично: маленькие дети в беде, а я сижу и предвкушаю, какую захватывающую песню смогу сочинить.

Зена успокоила его:

— Ты не путаешься под ногами, иначе я бы сразу возразила, — она улыбнулась и взглянула на спящую Габриэль. — Когда-то она решила, что пригодится мне. И оказалась права. Мне потребовалось долгое время, чтобы понять это. Сегодня я вижу гораздо больше, чем раньше. Проблемы не решаются одной только силой или доблестью, или меткими словами. Лишь все вместе может привести к успеху, — она остановилась ипожала плечами. — А разговоры и уговоры не мое призвание. К тому же один в поле не воин.

— Верно, — после затянувшегося молчания тихо произнес юноша. — Спасибо еще раз. Мне кажется, я тебя понимаю.

— Ну и хорошо, — протянула Зена, прикрывая рот ладонью и пряча широкий зевок. — Я, пожалуй, воспользуюсь собственным советом и пойду спать. Будь умницей и тоже ложись.

— Постараюсь уснуть, — согласился Гомер и прибавил совсем другим, подкупающе обаятельным тоном: — Сначала отгадай загадку.

Он посмотрел Зене в глаза, быстро отвел взгляд. Воительница покачала головой:

— Я не занимаюсь загадками. Расскажи ее Габриэль, она оценит. Конечно, это — жизнь.

К ее удивлению, Гомер вздрогнул, а потом беззвучно рассмеялся;

— Кажется, я сейчас скажу то, что не следует говорить так прямо, — выдавил он, наконец. — Ты гораздо умнее, чем думаешь, Зена. Не надо себя недооценивать.

Зена чуть заметно улыбнулась:

— Моя самооценка в порядке. Мне просто повезло.

— Габриэль много говорила о вас, о вашей дружбе. Как все начиналось, и чем стало теперь.

Повисло молчание, которое Зена предпочитала не нарушать. Она задумалась и ушла в себя. Чтобы не обижать Гомера, воительница ответила неопределенным: «М-м». Тот кивнул:

— Знаешь, мне так странно сидеть с тобой у костра и говорить по душам. Ты воин, а я, даже разозлившись, никого не могу ударить. Я вырос в сонной деревушке, где не знали ни войн, ни напастей. А ты…

— У меня тоже было мирное детство. Я росла в селении, где жизнь веками шла своим чередом, по одному кругу. Но все переменилось в один миг, когда на нас напали пираты. В деревне не было оружия, и у жителей не оказалось ни единого шанса на спасение. Я видела, как моего брата убили. Никто и не думал сопротивляться. Я понимаю, почему люди не хотели сражаться. Кто-то просто боялся, остальные сдерживались, чтобы не подливать масла в огонь, или просто не верили в успех. Но я твердо знала, что, если ничего не предпринять, мы все равно погибнем, и меня приводило в бешенство, когда люди, которым я доверяла раньше, говорили: «Наберись терпения, Зена, царь пришлет нам подмогу, боги спасут нас». До царского дворца добираться два дня, а у богов, похоже, не нашлось минутой для маленькой деревни.

Глаза воительницы потемнели от пережитой боли; у костра надолго повисла тишина, потом Зена встряхнулась.

— В общем, настали мрачные времена, и кто-то должен был начать действовать. «Кем-то» оказалась я, — она едва заметно улыбнулась Гомеру. — Это решение заставило меня… Как любое решение, оно изменило мое будущее.

Снова наступило молчание, теплое, дружеское. Воительница прибавила:

— Если хочешь, возьми эту историю.

— Спасибо! — Гомер во весь рот зевнул. Зене ужасно захотелось зевнуть тоже, и она отвернулась, скрывая это. — О боги, надо отправляться спать. Я помню… помню, что завтрашний денек не подарок. Спокойной ночи.

— Устраивайся поудобней. На заре будет сильный ветер.

Гомер посмотрел на воительницу, потом на спящую Габриэль:

— Надеюсь, ты не возражаешь, если мы… Между нами… — он застеснялся и не сумел договорить, а Зена мягко улыбнулась.

— Я знаю, что между вами ничего нет. А если б и было, это не мое дело. Грейте друг друга: лучше отоспитесь — утром будете бодрее, — улыбка стала еще шире: — Но ненамного.

— Утром… — без энтузиазма протянул юноша. Габриэль спала, улегшись на живот, уютно подоткнув под себя плащ. Он прилег рядом, осторожно, чтобы не разбудить ее, и прикрылся дорожным мешком.

Зена бегло оглядела дорогу, склон холма, чащу и блестевшую вдалеке серебряную полосу моря. Аталанта, должно быть, где-то поблизости, но, чтобы отыскать ее, потребуется немало усилий. «Не стоит она того, — подумалось воительнице. — Наверное, дожидается, пока мы заснем». Воительница положила в огонь толстое дубовое полено, потом поднялась и достала из седельной сумки плащ. Надо сказать, использовался он очень редко: в это время года Зена обычно обходилась без одеял, но на холмах у моря перед рассветом случались туманы и дули пронизывающие ветры.