Глава 10


Была поздняя ночь, когда наши мужчины, наконец, погрузились в пьяный сон, а гости вернулись в свой лагерь или к той семье, которая их приютила. Ярлы и конунг Гудмунд перешли из зала в личные покои деда, где начали тихо беседовать.

Большинство дам ушли раньше, включая маму и Асту, но я не могла заснуть с беспокойным сердцем. Хотя я и была рада возвращению Лейфа, от моего внимания не ускользнуло, что Эгил и Эйлиф снова исчезли посреди ночи.

Дедушка, по-видимому, оставил дело о покушении на убийство позади и двинулся дальше. Возможно, он просто смирился с тем, что некоторые из его людей ненавидят его.

Но я не готова была просто забыть.

Как я и ожидала, Эйдис и Лейф оставили меня одну. Хофунд присоединился к своему отцу в переговорах с дедушкой. Как обычно, мне некуда было идти, нечего было делать, и никто меня не искал.

Я накинула плащ и направилась в ночь. Выйдя из зала, посмотрела на луну, вдыхая искрящий морозом воздух. И чувствовала, что боги становятся всё ближе к нам. Завтра мы будем молиться им, будем просить у них благословения.

Выйдя из зала, я направилась из деревни в поле. У раскинувшихся шатров и палаток играла музыка, горели костры, люди играли в кости и другие игры или разговаривали до поздней ночи. Но в лесу, где священники готовились к блоту, ярко светили факелы.

Лунный свет падал на лес. Краем глаза я могла различить высокие ветви кроны Ока Гримнира. Поговаривали, что семя Иггдрасиля попало в глаз, который Один принес в жертву Мимиру у источника у подножия великого древа. И из этого семени выросло дерево, которое мы назвали Оком Гримнира.

Я уставилась на горизонт. Рядом с Оком Гримнира виднелись голые ветви спящих дубов и ясеней. Их тонкие конечности казались черными силуэтами на фоне серебристой луны. Словно костлявые пальцы, они тянулись к небу.

Хрустя замерзшей грязью под ногами, я направилась к фигуре Одина, сидящего у входа в лес. Ледяной ветер, дувший с холмов, порывами забирался под мое голубое платье, заставляя дрожать.

С тех пор, как мы с Эйдис ушли отсюда днём, к божеству принесли много даров.

Из леса я услышала барабанный бой и звуки песнопений.

Хервёр.

Хервёр.

Сделав глубокий вдох, я вошла в лес.

Темнота окутала меня толстым покрывалом. Я оглянулась на раскинувшееся за моей спиной поле для фестиваля. Радостный смех и музыка наполняли воздух. Но впереди, в темноте, чувствовалось чье-то тяжелое присутствие.

Следуя по освещенной факелами тропинке, я добралась до Ока Гримнира.

Жрецы в черных одеждах, сидевшие с барабанами, чьи лица были разрисованы рунами, подняли на меня глаза. В их зрачках клубился туман, а мысли витали где-то далеко.

Я была в священном месте. Завтра мы все придем поговорить с богами. Но эта ночь принадлежала тем, кто посвятил свою жизнь богам. Сегодня вечером они разговаривали с Одином, Тором, Бальдером или с любым другим богом, который им нравился.

Что — или кто — заставило меня отправиться в лес, я не знала. Возможно, Локи взял на себя смелость вмешаться в мои дела, поскольку Эйдис была занята с Лейфом. Но когда я шла по лесу, то чувствовала присутствие божественного повсюду.

Око Гримнира располагалось на высоком холме на опушке леса. Под деревом находилась глубокая заводь, питаемая естественным источником, который извивался к фьорду. Вдоль всего источника были зажжены факелы. С видом на воду, на высоких каменных пьедесталах, стояло еще больше резных изображений богов, включая изображение Одина.

У кромки воды жрецы гортанными, глубокими голосами взывали к богам.

Неподалеку горел костер, отбрасывая оранжевые и черные всполохи на тотемные столбы.

Я взглянула на Одина, склонив голову набок. Хотя почитала всех богов, Один всегда был близок моему сердцу и моим снам. Отец, которого у меня никогда не было. Я чувствовала, что он наблюдает за мной. По крайней мере, так я себе представляла.

Моё внимание привлёк тихий звук.

Я обернулась и увидела девятерых мужчин, подвешенных за ноги на виселице неподалеку. Мужчины были жестоко избиты и раздеты догола. Среди висевших я заметила Горма, хотя сейчас из-за отёков и запёкшейся крови его было сложно узнать. Присмотревшись, осознала, что остальные восемь мужчин тоже были из заговорщиков.

Тело Горма было испещрено следами ударов плетью. Вид его наготы вызвал у меня сострадание. Горм пришел, чтобы убить меня, но завтра он будет принесен в жертву богам. И я не могла забыть, что тогда он дал мне выбор, дал шанс жить. Это я сама решила от него отказаться.

Неподалеку горел костер. Рядом с ним я заметила ведро с водой и черпак для питья. Я схватила ведро и подошла к мужчине.

Звуки барабанной дроби и горлового пения наполнили ночной воздух. Сильный, холодный ветер пронесся по лесу, заставляя подвешенных покачиваться. Я подошла к Горму.

— Горм, — прошептала я.

Он не ответил.

Я опустилась на колени.

— Горм, — снова тихо позвала я.

Спустя несколько долгих секунд он приоткрыл глаза.

— Сиф… Златовласая Сиф…, - прошептал он.

Похоже, жрецы дали ему зелье, чтобы расслабить разум и подготовить к загробной жизни. Я сделала глубокий, прерывистый вдох.

— Это Хервёр. Я принесла воды. Сейчас помогу тебе приподнять голову…

— Спасибо, — прошептал он.

Поставив ведро на землю, я осторожно поддержала плечи мужчины, наклоняя его так, чтобы он мог пить. Тело его было тяжёлым, а угол для питья неудобным, но я сделала все возможное, чтобы влить воду ему в рот.

Он выпил все, что смог, и слегка закашлялся. Я насухо вытерла его лицо рукавом своего платья.

— Хервёр, — прошептал он. — Мои жена и дети…

Я покачала головой.

— Не знаю. Ярл послал Торстена захватить твою ферму.

— Ты присмотришь за ними? Вступишься за них?

— Я попытаюсь.

— Хервёр… Ты в опасности.

— Кто послал тебя убить нас?

Горм рассмеялся.

— Видишь эти следы от плети? И сотня ударов не смогла бы заставить меня сказать. Неужели ты думаешь, что сможешь меня разговорить? Но среди твоей семьи ты единственная невинная душа. Потому что незаконорождённая. Уходи отсюда. Уходи!

— Кто здесь? — окликнул меня чей-то голос.

Я повернулась и увидела Фрейю — одну из жриц, проводивших священные обряды. В прошлом я много раз сталкивалась с ней. Когда я была ещё ребёнком, мама познакомила меня с ней. Я никогда не забывала тот момент. Мать представила Фрейю как свою хорошую знакомую, но через мгновение забыла ее.

С тех пор я стала замечать жрицу поблизости. У меня всегда создавалось впечатление, что она присматривает за мной, но я не знала почему.

Я уставилась на нее. Она была одета в черный балахон, а ее лицо было разрисовано рунами. На шее у жрицы висел амулет, сделанный из костей и перьев.

— Хервёр, ты должна уйти. Сейчас же. Он должен забыть этот мир, чтобы быть готовым войти в Вальхаллу. Если Один, конечно, захочет его забрать.

Глаза Горма снова закрылись.

Я осторожно отпустила его плечи, и тело мужчины вновь начало раскачиваться взад-вперед. Он что-то заворчал, но больше ничего не сказал.

Я вернула ведро обратно к костру, чувствуя спиной тяжёлый взгляд жрицы.

— Роща — священное место в часы перед блотом, — сказала она мне.

— Боги привели меня сюда, я лишь слушала их наставления.

— И почему ты решила, что это были боги?

— Один назвал меня по имени.

— И часто Всеотец говорит с тобой?

Я не ответила.

— Идём, — сказала женщина, жестом приглашая меня следовать за ней в темноту.

Роща, хоть и располагалась недалеко от деревни, была священным местом, куда мы редко заходили.

Ещё будучи детьми, мы с Лейфом подзадоривали друг друга сбегать наперегонки в лес и приносить оттуда лист Ока Гримнира. Лейф всегда утверждал, что он самый быстрый, возвращаясь с листком сомнительного происхождения.

Я же, в отличие от Лейфа, не могла солгать и всегда бегала вглубь рощи.

Листья, с которыми я возвращалась, даже если это оказывалось медленнее, всегда были с Ока Гримнира. Единственный раз, когда я ходила сюда без Лейфа, — когда моя мать брала меня с собой на поле, расположенное по другую сторону леса. Мы часто ходили туда, когда я была девочкой, но прошли годы с тех пор, как мы в последний раз совершали с ней столь долгие прогулки.

Роща была священным местом. Люди приходили сюда, чтобы почтить богов, вступить в брак или принести жертвы. Но присутствие жрецов всегда заставляло меня чувствовать себя неуютно. Они были похожи на призраков, появляющихся и исчезающих в тени. Ярл призывал их, когда это было необходимо, а затем они исчезали обратно туда, откуда пришли.

Фрейя уводила меня подальше от Ока Гримнира, вглубь леса. Вскоре огни, освещавшие рощу, спрятались за кронами. Фрейя держала факел, освещавший нам дорогу через лес. Мы отошли недалеко, когда я разглядела здание, стоящее на утесе. Остроконечные балки крыши, вырезанные в форме драконов, мерцали в лунном свете.

Вместо того, чтобы отвести меня к зданию, Фрейя повела меня вниз по течению реки. Там я заметила большой камень, выступавший из воды. На камне горел костер.

— Идём, — сказала она, жестом приглашая меня присоединиться к ней, и присела на камень у костра.

— Что это за место? — поинтересовалась я.

— Это очень старый камень, на котором когда-то приносились великие жертвы; во времена, когда Око Гримнира было всего лишь молодым деревцем, — сказала она, проводя пальцами по рунам и символам, вырезанным на камне.

Я уже видела этот камень раньше и чувствовала в нем что-то особенное, но пока не понимала, что именно. Ощущение магии, витающее в воздухе, порождало внутри меня беспокойство. Рядом с костром гидья уже разложила всё для обряда. Очевидно, она работала здесь до того, как нашла меня.

Как же тогда она меня нашла? Воистину, здесь поработали боги.


Фрейя наполнила чашу водой, которая нагревалась у ее маленького костра. Затем она сняла мешочек, висевший у нее на поясе, и высыпала травы в воду. Взболтав смесь, протянула ее мне.

— Пей.

— Что это?

— Ты утверждаешь, что с тобой говорит Всеотец. Это поможет тебе его услышать.

Я хмуро посмотрела на нее.

— Я не собираюсь пить всё, что мне дают. Ты ведь, наверно, слышала? Недавно кто-то пытался убить меня.

— Я слышала. Слышала, как они кричали, — сказала она, указывая в сторону виселицы. — В Далре мало людей, которым ты можешь доверять. Я знаю это. И хотя ты меня не знаешь, я знаю тебя. Пей, Хервёр, и мы прочтем твои руны. Боги привели тебя сюда. Пусть они скажут то, что должны сказать.

Нахмурившись, я посмотрела на напиток. На поверхности черной жидкости плавали засохшие кусочки, а из самой чашки исходил острый, пряный аромат трав. Все мои инстинкты кричали: «Пей!»

Я подняла чашу с настоем и проглотила, ощущая вкус грибов, кореньев и незнакомых трав. Вкус был землистым и горьким. Что ж, дело сделано.

— Отлично — сказала Фрейя. — А теперь посмотрим. Не своди глаз с огня. Посмотри, что боги хотят тебе показать.

— Но я не вёльва…

— Не вёльва, но ты человек, на судьбе которого ещё можно писать, как на чистом листе. Боги любят вписывать свои имена в пустые строки.

— Пустые строки?

— Отец без имени. Мать без памяти. Ты никому не принадлежишь, а это значит, что ты принадлежишь асам. Они жаждут, чтобы души, подобные твоей, были отмечены, как их собственные.

Я уставилась на пламя. Возможно, она была права. Эйдис тоже была таким «чистым листом». Она ничего не помнила о своем доме, кроме краткого воспоминания о снеге, санях и лошадях. И хотя я не знала, насколько правдивы были ее видения, я была уверена, что ей, как и мне, не хватало частичек мозаики. Частичек самой себя.

Я не сводила взгляда с костра, и мои веки начали потихоньку тяжелеть, а пламя стало приобретать смутные очертания.

Я видела ферму у моря, густо укрытую снежным покрывалом. Огонь перекинулся из центрального длинного дома на соседние. В море я увидела лодки ярла Ньяла с голубыми парусами. Воины ярла неслись по ферме. Они сражались с черноволосыми мужчинами, которые были одеты в меховые шубы и странные остроконечные шапки. Красная кровь пятнала девственно белый снег. Женщин связали, словно они были рабынями.

И в разгар битвы я увидела маленькую девочку с темными волосами. Она смотрела, стоя совершенно молча, наблюдая за разворачивающимся вокруг нее хаосом. Кровь и огонь окружили ее. В руках она держала маленькую куклу, сделанную из соломы и одетую в рваный кусок красной ткани. Она уронила куклу в снег, когда огромный плечистый мужчина поднял её и понёс прочь.

И только тогда она закричала. Ее темно-карие глаза с золотистыми крапинками были широко раскрыты от ужаса. Я бы узнала эти глаза где угодно.

— Эйдис! — позвала я, вздрогнув всем телом.

Моргнув и вернувшись в реальный мир, я посмотрела через костер на Фрейю, которая не сводила с меня глаз.

— Эта история не для тебя, — просто сказала Фрейя. — Поищи в пламени свою собственную историю.

— Я ничего не искала. Видение само пришло…

— Локи любит пошутить. Он показал тебе свою любимицу, чтобы ты любила её так же, как любит он.

— Я люблю её так, как она того заслуживает, — широко улыбнулась я.

— Для бога коварства этого должно быть достаточно.

Фрейя подвинулась, чтобы сесть рядом со мной, и вытащила из кармана мешочек. Она подержала его в руках, пошепталась над ним, а затем бросила передо мной.

На камень высыпались руны.

Я смотрела на них, и голова начала кружиться, словно руны плясали и двигались.

Фрейя провела руками над рунами.

— У Всеотца есть планы на Хервёр.

— Что ты видишь?

— Ты покинешь это место.

— И куда я отправлюсь? Далеко?

Фрейя нахмурилась.

— Я вижу остров. Вижу мужчину с янтарной кожей, — прошептала она, качая головой. — Дюжина мертвецов станцует для тебя.

— О чём ты говоришь?

— Мертвые будут танцевать, и прошлое заговорит, — сказала Фрейя, и ее голос зазвучал словно издалека. — Твоя судьба лежит далеко за пределами Далра. В пустых строках твоей жизни раскроется твое величие, — сказала она, склонившись над рунами и почти касаясь земли укрытой капюшоном головой.

— Что ты видишь? Кого ты видишь? — прошептала я.

— Ложь. Вмешательство богов. Гордость.

— Ты видишь моего отца? Кто он? Что случилось с моей матерью?

Гидья что-то пробормотала, ее слова были тихими и напевными. Хотя я не могла понять, что она говорит, я расслышала имена своей матери, Лейфа и, к моему удивлению, Хофунда.

— Фрейя, — позвала я.

Она не реагировала и продолжала бормотать.

— Фрейя, — нетерпеливо затрясла я женщину за плечо.

Но стоило ей повернуться и посмотреть на меня снизу вверх, вместо ее лица я увидела лицо Одина. Дыра, где должен был быть его глаз, зияла, и ее чернота грозила затянуть меня.

Но другой его глаз источал яркий свет. Всеотец протянул руку и положил ее мне на плечо.

Хервёр.

Моя валькирия.

Правда сама тебя найдёт.




Загрузка...