Воительница: Под полной Луной

Глава 17

Мы направились из дома через деревню к роще. Ярл Бьяртмар и Гудрун шли впереди, Кальдер и Аста следовали за ними. Лейф шёл за родителями, а мы с мамой и Эйдис замыкали шествие.

Мой двоюродный брат оглянулся на меня. У него был такой же отсутствующий взгляд, как и у остальных. Что бы ни дали нам жрецы, это пробудило внутри нас самые глубинные силы. Лейф потянулся к Эйдис и жестом попросил вёльву взять его за руку. Сначала она заколебалась, но затем решила подойти ближе.

Мы направились к роще.

Путь освещали высокие факелы. Толпа притихла, когда мы проходили мимо. Единственными звуками, которые можно было услышать, были барабанный бой и пение жрецов. Мы направились к фигуре Одина у входа в рощу. Там нас уже ждали конунг Гудмунд, Хофунд, ярл Туве, ярл Ньял и их семьи, включая Эгила и Эйлифа. У конунга и его сына на лбу были нарисованы руны. Конунг Гудмунд склонил голову перед дедушкой.

Я отыскала глазами Хофунда.

Мы не сводили друг с друга взгляд.

В моей груди шевельнулось чувство, в котором я не хотела признаваться даже себе самой.

Дедушка поднял руки и повернулся лицом к толпе. Воцарилась полная тишина.

— Мы начнем обряд с того, что поблагодарим Одина за его многочисленные благословения. Всеотец, продолжай присматривать за Далром. Сегодня вечером мы приготовили для тебя много жертв. И ещё мы возносим хвалу Тору. Благослови наши набеги этой весной!

Ярд Бьяртмар махнул рукой, и жрец, державший в руках металлический щит, громко ударил по нему молотом.

По полю разнесся громкий звон. Он был громче, глубже и резче, чем звон колокола. Я ощутила отклик глубоко в своей груди. Снова и снова мужчина бил молотом, пытаясь приковать к нам взор Тора.

— Хвала Одину! Хвала Тору! Здесь, у ног Всеотца, конунг Гудмунд принесет сегодня вечером первую жертву, — крикнул дедушка.

Конунг выступил вперёд, подав знак своим слугам.

Дом Гудмунда, по-видимому, был тесно связан с богом грома. Как и Хофунд, конунг носил на шее большой амулет в форме Мьёльнира.

Козел заблеял, когда его вывели вперед. Один из жрецов держал животное за рога, а другой подставлял под животное миску. Конунг сделал шаг вперед. Достав из-за пояса нож, он перерезал животному горло, и крики создания заглушило кровавое бульканье. Кровь собрали в чашу, которую жрец вручил конунгу вместе с веткой Ока Гримнира.

Окунув листья в кровь, он обошел собравшихся, окропив всех священной кровью. Я закрыла глаза и прислушалась к биению своего сердца.

Один. Всеотец. Ты слышишь меня? Направь моё будущее подальше от этого места. Забери меня отсюда. Тор, ударь своим молотом и призови меня на битву.

Жрец бил своим молотом по металлическому щиту снова и снова, и резкий звук разносился по полю и достигал ушей богов.

Я почувствовала, как капли крови брызнули на мое тело и лицо, стоило конунгу подойти ближе. Я открыла глаза, но мое зрение затуманилось, пламя и люди вокруг меня то появлялись, то исчезали.

Завершив окропление собравшихся, конунг вернулся к статуе Одина и облил резную фигуру оставшейся кровью.

Один из жрецов кивнул дедушке, и мы направились к роще и Оку Гримнира; остальные ярлы и их семьи двинулись за нами. Я взглянула на Эйдис, которая держалась поближе к Лейфу. У нее было странное выражение лица, ее зрачки расширились и взгляд остекленел, стоило ей ступить в рощу. Видение. Но о чём?

Пока мы пробирались к Оку Гримнира, я слышала блеяние коз и тихое ржание лошадей, которых привели для принесения в жертву. Но стоило мне взглянуть на Око Гримнира, меня пробрала дрожь.

Людей переместили. Горм и остальные заговорщики были подвешены к веткам дерева за ноги. Я молилась, чтобы у старой Оды хватило здравого смысла оставить маленькую Хильду — Хилли — сегодня вечером на кухне.

Обернувшись, я уставилась на Эгила и Эйлифа. Они смотрели на мужчин, которые вскоре станут даром богам, но выражения их лиц ничего не выдавали.

Шествие остановилось. Жрецы громко били в барабаны и пели. Их голоса эхом разносились по лесу. Я закрыла глаза. Несмотря на порывы морозного зимнего воздуха, мне стало жарко. Желудок скрутило, к горлу подкатил ком, и я пошатнулась.

К моему вящему удивлению, поддержал меня не Лейф, к которому я неосознанно протянула руку.

Хофунд.

Обхватив меня рукой за талию, он придвинулся ближе, защищая и помогая.

И на этот раз я не отстранилась.

Дедушка подошел к пруду перед древом. Окружающие воду статуи отбрасывали длинные тени в свете костра. Казалось, что сами боги стояли среди нас и наблюдали.

— В этот день, когда луна поднимается высоко в небе, мы просим богов благословить все наши начинания. В мире и в битвах пусть Один дарует нам мудрость. Пусть Бальдер прольет на нас свой славный свет. Пусть Фрейр благословит земли, которые мы будем засевать этим летом. И пусть Тор дарует нам славу в набегах и сражениях. Сегодня вечером мы совершим эти подношения вам, ваны и асы, чтобы вы могли благословлять нас в грядущие годы. Берегите наши земли. Присмотрите за нашими семьями. И воздайте нам славу, чтобы мы могли воссесть рядом с вами в Вальхалле, где мы поведаем о наших деяниях. Придите же, позвольте нам принести наши подношения!

После этого жрецы начали подводить животных к водоёму и одному за другим перерезать им горло; кровь ручьём стекала в воду. Я наблюдала, как чернильная жидкость растекалась по поверхности заводи и разносилась по водам фьорда, меняя цвет в свете пламени и луны.

После этого жрецы подошли к мужчинам, подвешенным на ветвях тиса. Один из раскрашенных готи сделал знак дедушке присоединиться.

Я обернулась и обвела глазами толпу, вглядываясь в лица стоявших рядом со мной. Семья Горма была мертва. Но что насчёт остальных? Что будет с теми, кто станет наблюдать, как их любимых приносят в жертву богам? Обрадуются ли они, узнав, что кровь тех, кого они любили, будет пролита в честь Одина, Бальдера и Тора, или они будут кипеть от ярости?

Я знала, что чувствовала бы я. Я бы почтила память тех, кого потеряла, но после этого все мои мысли занимала бы лишь месть тем, кто отнял у меня близких.

Мой взгляд остановился, когда я заметила в толпе лицо Хамнера Одноухого. Он наблюдал за происходящим с выражением подавленной ярости на лице. Если бы я была одним из тех, кто наблюдал, как приносят в жертву дорогого мне человека, я бы выглядела точно так же.

Все взгляды были прикованы к висящим мужчинам, и все ждали, затаив дыхание.

Я посмотрела на Хофунда, на лице которого смешались разные эмоции. В его взгляде я увидела и жалость, и уважение. Его лицо, словно зеркало, отражало волнения моего сердца.

— Один Всеотец, эти люди выступили против своего ярла, попытались свергнуть лидера, который любил их как отец — как я люблю всех в Далре. Как отец, я обязан защищать всех вас. Когда растут сорняки, их нужно выкорчевывать. Там, где появляется болезнь, она должна быть уничтожена. Сегодня вечером мы освободим этих людей от позора, который они навлекли на свои семьи, на своего ярла и на богов. Этой ночью эти люди принесут свои жизни в жертву богам. И благодаря их жертве пусть Один смилостивиться и примет их в Вальхалле. А если нет, то пусть они обретут покой. Всё в руках Всеотца. Но, как милосердный отец, я предлагаю этим людям шанс на загробную жизнь, наполненную славой, тогда как по праву я мог бы скормить этих вероломных перебежчиков своим собакам. Пусть Один примет их жертву! — воззвал дедушка.

Дедушка взял Горма за волосы. Мужчина открыл глаза, но не произнёс ни звука. Дедушка что-то тихо сказал ему, а мгновение спустя провел лезвием по горлу мужчины.

— Пусть его кровь напитает Око Гримнира, семя Иггдрасиля, и пусть боги примут эту жертву. Ликуйте, ибо обрели они загробную жизнь! — призвал дедушка.

И толпа возликовала.

Я огляделась вокруг. На краю поляны, прислонившись к высокому дубу, стояла Ирса. Ее руки были скрещены на груди, и она наблюдала за происходящим со смешанным выражением презрения и почтения на лице.

Одному за другим дедушка перерезал горло повешенным. Всего их было девять, и кровь их пропитала землю, когда они покидали этот мир в качестве жертвы богам.

Когда всё закончилось, дедушка громко провозгласил:

— Люди Далра, приносите богам жертвы, какие пожелаете. Пируйте и пейте. Ваш ярл и боги позаботились обо всех.

Люди зааплодировали. Теперь, после завершения обряда, начинался настоящий праздник. На кострах в поле уже жарилось мясо. Легкий ветерок доносил запах дыма. По приказу ярла на вертелах томились олени, коровы и свиньи — достаточно, чтобы накормить целое поселение.

Это был грандиозный пир. Но от запаха готовящегося мяса, смешанного с запахом мокрой земли, трав, сожженных жрецами, снега и крови, у меня скрутило живот и закружилась голова.

— Хервёр, — прошептал Хофунд. — Идём со мной.

Взяв меня за руку, сын конунга повел меня к заводи, где остальные уже бросали в воду подношения богам. Я видела, как люди опускали в воду ценные безделушки из слоновой кости и серебра, монеты и многое другое.

Хофунд снял амулет Мьёльнир со своей шеи, прошептал что-то себе под нос и, поцеловав молот, бросил его в заводь, не спуская с меня глаз.

Рядом с нами к пруду подошли Кальдер с Астой, дедушка и семья ярла Туве.

Я глубоко вдохнула, затем медленно выдохнула и покачнулась, глядя в воду, но Хофунд меня поддержал.

Я вытащила маленький нож, который прятала в ботинке и, схватив косу, переброшенную через левое плечо, отрезала прядь волос. Я подняла ее перед лицом и посмотрела на фигуру Одина, стоящую возле бассейна.

Всеотец. Направь меня к участи, которую ты мне обещал. Направь меня к моей судьбе.

Перед глазами всё поплыло.

На мгновение деревянный идол сменился человеком. Он держал высокий посох, на каждом плече у него было по ворону, а на голове — кривая остроконечная шляпа.

Хервёр.

Дочь моя.

Правда сама тебя найдёт.

Я моргнула.

Человек превратился обратно в кусок дерева.

Я бросила косу в воду и повернулась к Хофунду, протянувшему мне руку. Я вложила свою ладонь в его, и он повел меня прочь от пруда обратно к полям, где собирались остальные.

Оглянувшись, я увидела, как мать опустилась на колени и бросила в воду камень, на котором до этого начертила несколько рун. Она коснулась рукой поверхности окрашенной кровью воды, затем приложила кончики пальцев ко лбу. Позади нее терпеливо ждали Лейф и Эйдис. Эйдис встретилась со мной взглядом и кивнула, словно говоря, что я могу идти, и она сама присмотрит за мамой. Я еще раз оглядела толпу в поисках Ирсы, но её уже нигде не было.

Когда мы повернулись, чтобы уйти, по лесу пронесся холодный ветер. И в этом дуновении я услышала знакомый шепот:

Хервёр.

Дочь моя.

Правда сама тебя найдёт.